1826 г.

Между тем, мне, наконец, куплена была азбука и с ней я отдан был соседу нашему, дьячку Михаилу Васильевичу Белоцветову, в книжное научение. Дело было так. 1 декабря 1826 года, в день св. пророка Наума, матушка повела меня в церковь к обедне и после обедни, поставив довольно большую свечу, помнится в пятиалтынный, перед иконописными святцами, просила священника отслужить молебен пророку Науму, чтобы он наставил меня на ум – на разум, а дьячку Михаилу Васильевичу сказала, чтобы он не снимал с подсвечника свечи, пока она вся не сгорит перед образом⁵. Вслед за тем она отвела меня в дом учителя, или, как говорили у нас тогда, мастера, и с этого благословенного дня начался курс моего учения.

Когда привели меня к Михаилу Васильевичу учиться, у него были уже три ученика из крестьянских мальчиков, сверстников или немного старших меня по летам. Один из них, помню, был Ефим Широков, другой Кузьма Бурсиков – оба богатых отцов дети; третий, или вместе со мною, или несколько позднее поступивший, был Михаил Чайкин, сын помянутой выше благодетельной крестьянки Феодоры Михайловны; впрочем, у него был жив отец, добрый и честный крестьянин Иван Никитин.

Ученье наше шло таким образом. Книжки наши лежали не на столе, а на лавке; мы же сами сидели перед лавкой на низеньких стуликах. Между нами сидел на таком же стулике и сам мастер, занимаясь сапожным мастерством. Мы все читаем вслух, а он, бывало, не пропустит ни одной ошибки не только в словах, но и в ударениях и даже в знаках препинания, без должного исправления и замечания. Вообще, Михаил Васильич был великий мастер своего дела. Он был человек с некоторым даже образованием; учился в семинарии и простирался до поэзии; любил на досуге читать книги и входил даже, по праздничным дням, в словопрения с раскольниками, которых в соседнем селе Дунилове было много, и притом разных сект.