Глава IV. Подготовка процесса над Патриархом Тихоном

10 октября 1922 г. был освобождён Яков Полозов⁹⁸⁰. 30 октября коллегия ГПУ передала дело митрополита Агафангела (Преображенского) в комиссию по административным высылкам. 29 ноября ему было объявлено решение комиссии о высылке в Нарымскй край на три года. Несмотря на тяжёлые болезни, значительную часть пути его гнали по этапу – на этом настаивал Е. А. Тучков⁹⁸¹.

31 октября 1922 г. АРК поручила Тучкову доложить на следующем заседании, «в каком положении сейчас дело Тихона, какой материал имеется, нужно ли ставить процесс его и как с ним поступить в противном случае»⁹⁸².

На заседании 14 ноября 1922 г. АРК было принято решение: «Поручить ГПУ закончить дело ТИХОНА в месячный срок»⁹⁸³. При этом члены комиссии признали необходимым организовать процесс над Патриархом Тихоном до обновленческого собора. Также были сформулированы основные пункты обвинения в отношении Патриарха: «1) борьба с декретом об отделении церкви от государства, 2) борьба со вскрытием мощей, 3) противодействие изъятию церковных ценностей, 4) систематическая контр-революц[ионная] деятельность»⁹⁸⁴.

16 ноября Коллегия ГПУ приняла решение выйти с ходатайством в Президиум ВЦИК о продлении срока содержания под стражей Патриарха до окончания следствия⁹⁸⁵. Уже 20 ноября ВЦИК удовлетворил просьбу ГПУ⁹⁸⁶. С этого момента работа по подготовке процесса значительно активизировалась. В отчётном докладе АРК Политбюро от 28 ноября указывалось, что епископов и священников, ближайших помощников Патриарха, «решено предать суду с бывшим патриархом»⁹⁸⁷. Ведение дела в срочном порядке поручалось следователю по особо важным делам при СО ГПУ Я. С. Агранову⁹⁸⁸.

Новый этап активной подготовки процесса над Патриархом начался 15 декабря 1922 г. В этот день особоуполномоченный ГПУ Я. С. Агранов подписал постановление, в котором говорилось: «...приступить к производству дознания по обвинению гр. Беллавина и Феноменова, запросить из судебных учреждений Республики на предмет осмотра – заслушанные дела по обвинению церковников, согла[с]но директивному посланию гр. Беллавина от 28 февраля 1922 г. оказывавших противодействие Соввласти на местах по изъятию церковных ценностей»⁹⁸⁹. Основанием для этого явился приговор Московского трибунала от 5 мая 1922 г., где Патриарх Тихон и архиепископ Никандр именуются «зачинщиками и организаторами кампании по противодействию мероприятиям Соввласти...»⁹⁹⁰.

В Москву перевезли из Владимирской тюрьмы и поместили во внутреннюю тюрьму ГПУ митрополита Никандра (Феноменова). На этом этапе произошло объединение в единое производство дел Патриарха Тихона (№ 16295) и митрополита Никандра (Феноменова) (№ 14088). Ожидался суд над Патриархом. Наблюдатели из АРА писали: «В числе 115-ти не было архиепископа Московского Никандра. Очевидно, его предполагают судить вместе с Патриархом. Летом архиепископ Никандр был отправлен во Владимир, где и находился в тюрьме. Теперь его перевезли в Москву и поместили во «внутренней» тюрьме Чрезвычайной комиссии на Лубянке. Патриарха стали посещать для допроса чаще обыкновенного и новые лица»⁹⁹¹.

На самом деле допросы Патриарха проходили на Лубянке. М. А. Вешнева в том месте своих воспоминаний, которые относятся к концу декабря 1922 г., пишет: «Последнее время Алёша⁹⁹² каждый день⁹⁹³ возит патриарха на Лубянку. Поэтому он ездит в роскошном шоколадном «лимузине», внутри отделанном белой лайкой»². Возможно, ежедневные «беседы» Патриарха с Аграновым оформлялись в протокол по итогам нескольких дней. Ежедневные изнуряющие допросы очень утомляли Святейшего. М. А. Вешнева вспоминала: «С Лубянки патриарх возвращается всегда очень утомлённым. А когда отдышится – пройдётся по всем комнатам, остановится в дверях дежурки и на меня посмотрит. Он ничего не говорит, только глаза у него улыбаются»⁹⁹⁴.

«Собеседник» Патриарха Яков Саулович Агранов – примечательная фигура в ГПУ. Современник говорил об этом человеке так: «...я очень часто видел Агранова. Вспоминались всегда строки Лермонтова о Басманове «с девичьей улыбкой, со змеиной душой...», вспоминались потому, что тонкие губы Якова Сауловича всегда змеились не то насмешливой, не то вопрошающей улыбкой. Умный был человек...»⁹⁹⁵. Агранов умел находить общий язык не только с сотрудниками, но и с жертвами ведомства. Он обладал интеллигентными манерами и не был хамом в отличие от многих других сотрудников ГПУ. Агранов – выдвиженец Г. Г. Ягоды, стремительно набиравшего силу в ГПУ. Самсонов, глава Секретного отдела, при котором числился Агранов, вступил с Ягодой в конфликт. Поняв, что не сможет работать с Ягодой, он уже 23 января 1923 г. подал в Коллегию ГПУ рапорт об уходе. Коллегия решила: «Заявление Самсонова об уходе – отклонить»⁹⁹⁶.

Основной особенностью этого и других протоколов допросов Патриарха Аграновым является то, что в них фиксировались суммарно, конспективно в отредактированном виде только ответы Патриарха, а заданные вопросы не указывались. В любом случае эти протоколы не позволяют составить объективную картину того, как проходили допросы и что в действительности говорил Патриарх. Допросы оформлялись на бланках рукой самого Агранова и подписывались Патриархом. Стиль изложения ответов не свойственен Патриарху, что говорит о том, что запись производилась Аграновым не буквально, а в той форме, в какой он считал нужным, и давалась на подпись допрашиваемому.

При изучении таких источников, как протоколы допросов, особенно важно учитывать специальные условия и задачи создания этой документации. Из истории ВЧК–ГПУ–НКВД известно, что к подследственным применялись различные методы воздействия – от угроз до страшных пыток. Хотя в документах 6-го отделения СО ГПУ подробно не раскрывается, как проводились допросы Патриарха, очевидно, что он находился под жесточайшим давлением. Н. А. Кривова по этому поводу отмечает: «...форма изложения ответов допрашиваемого патриарха отличается от его посланий, воззваний. Допросы фиксировались следователем ГПУ конспективно... поэтому говорить о дословности записи ответов патриарха не приходится. Даже в тех случаях, когда ответы написаны собственноручно патриархом, их стилистика соответствует скорее передовицам и агиткам, нежели речи первосвятителя. Поэтому при разборе ответов допрашиваемого необходимо учитывать оказываемое на них влияние условий и обстоятельств допроса»⁹⁹⁷.

Н. А. Кривова ошибочно принимает протоколы, написанные рукой следователя, за написанные лично Патриархом. В частности, в своей монографии она приводит фотокопию протокола допроса Патриарха от 13 марта 1923 г. с неверным указанием, что ответы написаны рукой Патриарха⁹⁹⁸. В следственном деле Патриарха присутствует большое количество документов, написанных самим Патриархом, что позволяет делать определённые выводы об особенностях его почерка, отличавшегося неровностью. Сравнение почерка Патриарха с почерком, которым написаны протоколы допросов, позволяет утверждать, что Патриарх собственноручно писал ответы на допросе 31 августа 1922 г. (допрос проводил Е. А. Тучков)⁹⁹⁹.

Первый протокол допроса Патриарха Я. С. Аграновым датирован 26 декабря 1922 г. Темой допроса было послание Патриарха от 28 февраля 1922 г. Патриарх Тихон подписал показания, где говорилось, что он не считает послание от 28 февраля 1922 г. контрреволюционным, «хотя оно и носит антисоветский характер»¹⁰⁰⁰.

29 декабря, на следующем допросе, Агранов пытался инкриминировать Патриарху создание антисоветского формирования, которое он усматривал в группе верующих, добровольно охранявших Патриарха в 1918–1919 гг.¹⁰⁰¹ Патриарх признал себя нравственно ответственным «за все выступления и столкновения верующих с властью» после его послания от 28 февраля 1922 г.¹⁰⁰² На этом, как и на некоторых других протоколах допросов Патриарха, в левом верхнем углу стоит запись: «Срочно в 3-х экз[емплярах]», сделанная первым заместителем председателя ГПУ И. С. Уншлихтом, которому протоколы подавались для просмотра. Дополнительные экземпляры, по-видимому, были необходимы для представления более высокому руководству.

1 января Патриарх, не отмечавший Новый год по новому стилю, поздравил с этим праздником своих надзирателей. М. А. Вешнева писала: «А когда наступил Новый год и мы по благовесту поняли, что начали поздравлять, раздались тихие шаги. Удивлённые, мы обернулись (патриарх никогда не приходил ночью), увидели его. В шёлковой рясе, с большим золотым крестом на груди, с тщательно расчёсанными серебряными волосами. Он держал деревянный поднос, полный пряников, пастилы, орехов и яблок. Поставил на стол, низко поклонился и поздравил нас с Новым годом. Мы встали и тоже поздравили его, пожелав здоровья и удачи. А потом вскипятили чай, вызвали часового и великолепно втроём отметили Новый год»¹⁰⁰³.

2 января 1923 г. Патриарх признал себя виновным в том, что «составил... послание, в котором признал факт изъятия ценностей из церквей святотатством с указанием на те кары, которым должны подвергнуться миряне и священнослужители при выдаче церковных ценностей»¹⁰⁰⁴.

Во время очередного допроса 11 января 1923 г. Патриарх подписал протокол, где признавал, что изъятие церковных ценностей не является святотатством¹⁰⁰⁵.

Патриарх указал, что его охрана, организованная верующими в 1918 г., была безоружна и фактически сводилась к почётной охране¹⁰⁰⁶. Этим ведал Совет объединённых приходов Москвы. Патриарх Тихон отверг обвинение в том, что он якобы благословлял «на распространение инструкций Совета объединённых приходов, где давались указания об отпоре соввласти»¹⁰⁰⁷. Патриарх указывал, что депутации только информировали его о своих планах, никаких совместных решений не принималось¹⁰⁰⁸. Однако ГПУ добилось от бывшего члена антисоветского Национального центра С. М. Леонтьева показаний, в которых он говорил: «В конце беседы Патриарх нас благословил и пожелал успеха нашей, в то время, чисто идеологической работе»¹⁰⁰⁹.

18 января 1923 г. Патриарх подтвердил приём делегации антисоветских организаций в составе С. М. Леонтьева, С. Д. Урусова, С. А. Котляревского и А. В. Карташева и сказал, что благословил их¹⁰¹⁰. Однако это обычное пастырское благословение следствием толковалось как благословение антисоветской деятельности этих организаций. Агранов также выдвинул обвинение в связи Патриарха с Русской Православной Церковью Заграницей. Во время допроса 18 января Патриарх сказал, что политические заявления Карловацкого Собора считает антинародными и неправомерными, так как церковный Собор не должен был обсуждать политические вопросы, а своё благословение на открытие Собора Патриарх признал ошибочным¹⁰¹¹.

На допросе 25 января Патриарх ещё раз подтвердил, что «никакой практической поддержки белым армиям, генералу Деникину и Колчаку не оказывал»¹⁰¹². Патриарх отрицал также и то, что благословлял лидеров Белого движения.

О том, что «компромат» на Патриарха собирался весьма тщательно, говорит тот факт, что Е. А. Тучков разослал во все региональные отделы ГПУ телеграммы с просьбой выслать все материалы по Патриарху. 23 января астраханский отдел ГПУ сообщил, что у них имеются копии воззвания от 28 февраля 1922 г.¹⁰¹³ Также в январе Я. С. Агранов направил письмо в Верховный суд с просьбой выдать следственные дела об изъятии церковных ценностей для приобщения к делу Патриарха Тихона.

Определённую роль в формировании политики властей в процессе над Патриархом сыграла смена главы АРК. Вопрос о председателе АРК был решён Политбюро 25 января 1923 г. постановлением «о пополнении состава Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б)». Согласно инициированной Сталиным просьбе Оргбюро (Секретариата) от 18 января 1923 г., рассмотревшего предложение А. С. Бубнова, члены Политбюро: Каменев, Троцкий, Томский, Сталин, Рыков – и кандидаты в члены: Калинин, Молотов, Бухарин – назначили председателем комиссии члена ЦК Е. М. Ярославского, оставив Н. Н. Попова заместителем председателя¹⁰¹⁴.

30 января 1923 г. АРК рассмотрела вопрос «О деле Тихона». Было решено «ограничить до минимума число обвиняемых и свидетелей», а «процесс по делу закончить до 25 марта»¹⁰¹⁵.

6 февраля 1923 г. Е. А. Тучков подписал положение о 6-м отделении СО ГПУ¹⁰¹⁶. АРК был разработан проект постановления Политбюро ЦК РКП(б) о процессе над Патриархом Тихоном: «...Предложить антирелигиозной комиссии принять меры к окончанию следствия в ближайший срок с тем, чтобы можно было поставить дело к слушанию в последних числах марта.

...Ограничить до минимума количество обвиняемых и свидетелей, чтобы процесс тянулся не более 6-и дней»¹⁰¹⁷. 8 февраля Политбюро одобрило предложения Е. М. Ярославского: «Принять предложение антирелигиозной комиссии о постановке в марте месяце процесса Тихона. Персональную ответственность за ведение этого процесса возложить на т.т. Рыкова, Крыленко и Калинина»¹⁰¹⁸. Сотрудники АРА писали в феврале 1923 г.: «...в 9-м номере газеты «Безбожник» от 11 февраля впервые появляется известие о суде над Патриархом. Передовая статья газеты начинается словами: «В ближайшее время предстоит процесс главы контрреволюционной организации, под покровом Церкви вершившей дело борьбы с раскрепощением народа. Пред судом предстанет князь-папа, князь-патриарх Тихон». В этом же номере есть сообщение о созыве Собора на 15 апреля. Начнётся ли процесс Патриарха действительно в ближайшем будущем или будет отложен до Собора, пока для ответа на этот вопрос нет никаких данных. Но из вполне достоверных источников известно, что следствие над Патриархом будет закончено на текущей неделе (от 18-го до 24 февраля [1923 года])»¹⁰¹⁹.

На допросе 16 февраля 1923 г. Патриарху пришлось объяснять причины написания посланий в 1918–1919 гг., определивших отношение Церкви к советской власти, прежде всего к СНК в первую годовщину советской власти. Послания, по словам Патриарха, были составлены в духе настроений и решений Поместного Собора 1917–1918 гг., т. е. в духе непримиримой и активной борьбы против советской власти. Наконец в этот день Агранову удалось вынудить Патриарха подписать протокол допроса, где говорилось: «Я признаю свою вину перед Советской властью в том, что в 1918 г. по осень 1919 г. издал ряд посланий контрреволюционного характера, направленных против Советской власти и использованных (обращение моё в Совет Народных Комиссаров от 13/26 Октября 1918 г. – последнее без моего ведома) ген[ералом] Деникиным и другими Белыми организациями в их борьбе с Советской властью... Я признаю, что моё послание от 19/I–1918 г. заключало в себе анафематствование Советской власти и призывало верующих сплотиться и организоваться в духовные союзы для отпора всяким покушениям на церковь и политике Советской власти в отношении церкви»¹⁰²⁰.

Особое место занимало обвинение Патриарха в связи с Белым движением в годы Гражданской войны. Патриарха обвиняли в том, что он в 1919 г. вёл переговоры с депутацией ряда антисоветских организаций: «Советом общественных деятелей» (Котляревским), «Тактическим центром» (Карташовым) и другими – о будущих взаимоотношениях Церкви и государства, церковной реформе после свержения советской власти.

Согласно заключению 6-го отделения СО ГПУ от 17 февраля 1923 г., дело № 16295–14088–14263–14219 было передано в Верховный суд РСФСР для дальнейшего производства¹⁰²¹. Это решение было подтверждено в протоколе заседания Коллегии ГПУ от 6 марта 1923 г., согласно которому передавались дела № 16295 (в отношении Беллавина В. И. – Патриарха Тихона), № 14088 (в отношении Феноменова Н. Г. – митрополита Никандра), № 14263 (в отношении Гурьева П. В.), № 14219 (в отношении Александрова Д. А. – архиепископа Серафима)¹⁰²². В Верховном суде эти материалы составили 1-й том дела № 60 «по обвинению гр. Беллавина (Патриарха Тихона), Феноменова (архиепископа Никандра) и других в контрреволюционной деятельности»¹⁰²³.

На допросе 24 февраля 1923 г. встал также вопрос об указе («доверительном циркуляре») Патриарха Тихона епархиальным архиереям об устранении поводов к глумлению и соблазну в отношении мощей святых от 17 февраля 1919 г. Речь шла о распоряжении Патриарха устранить приспособления и оправы, придававшие мощам подобие человеческого тела, нахождение которых в раках могло дать повод комиссиям к «разоблачениям» и смущению верующих¹⁰²⁴. Патриарх говорил на допросе, что циркулярные письма архиереям он «писал в доверительном секретном порядке, чтобы это обращение не стало известно широким массам... для того, чтобы в случае вскрытия мощей не было повода к смущению верующих»¹⁰²⁵. Одним из пунктов обвинения было также то, что Патриарх являлся почётным членом «Союза русского народа», что он признал на допросе 5 марта 1923 г.¹⁰²⁶

Вопрос о деле Патриарха Тихона обсуждался Антирелигиозной комиссией 27 февраля 1923 г., когда был выслушан доклад Агранова о ходе следствия¹⁰²⁷. Я. С. Агранов добивался от Патриарха признания антисоветского характера и неканоничности его послания об изъятии церковных ценностей от 28 февраля 1922 г.

2 марта 1923 г. Я. С. Агранов провёл допрос Патриарха уже в качестве следователя Верховного суда.

25 декабря 1922 г. в Москве состоялся Всероссийский съезд уполномоченных ВЦУ и членов Московского Епархиального Управления, на котором было принято решение о созыве обновленческого «Поместного собора». Главной задачей собора провозглашалось преобразование Российской Православной Церкви в соответствии с новыми условиями жизни в России. Основной вопрос, волновавший АРК и ГПУ, был связан с подготовкой к проведению Поместного собора и планировавшимся на нем окончательным разгромом «тихоновщины». Задача проведения собора «на предмет избрания нового синода и патриарха» была поставлена в ГПУ ещё в марте 1922 г.¹⁰²⁸ 28 ноября 1922 г. АРК озаботилась изысканием средств «для проведения ВЦУ предсоборной работы»¹⁰²⁹.

Общее направление антицерковной деятельности было сформулировано Тучковым ещё 5 февраля 1923 г. следующим образом:

«1.) По церковникам провести предсоборную кампанию[,] дабы на собор не попало большинство церковников черносотенного Тихоновского толка.

2.) Очистить от черносотенных элементов церковно-приходские советы, заменив их лицами[,] лояльно относящимися к Советской власти.

3.) Пользуясь обновленческим элементом[,] дискредитировать Тихоновскую церковь, выявить её черносотенную физиономию и тем самым всенародно показать, что церковь является оплотом монархии и капиталистов. Для этого использовать предстоящий церковный собор.

4.) Углубить раскол церковных групп[,] создать среди них полную непримиримость в каноническом и догматическом отношении, дабы новая церковь не представляла из себя единую сплоченную организацию.

5.) Разбросать по разным частям Республики наиболее видные сплоченные элементы, лишив их возможности активного влияния на церковь. Наряду с задачей по расколу церковников совместно с партийными органами вести антирелигиозную пропаганду, используя при этом церковную неразбериху»¹⁰³⁰.

АРК одобрила эту линию на заседании 27 февраля 1922 г. Было принято решение «предложить ГПУ на время предсоборной работы принять самые решительные меры по отношению попов и мирян, состоящих в приходских советах и активно противодействующих проведению предсоборной работы»¹⁰³¹. Как было показано выше, эта работа активно проводилась в ряде епархий и органами ГПУ, и самими обновленцами. Повестка дня будущего «Поместного собора» была выработана на заседаниях АРК в течение февраля – марта 1923 г.

1 марта Е. А. Тучков написал памятную записку на имя Е. М. Ярославского, которая была разослана членам Политбюро.

Тучков считал, что «для проведения декрета собором данный момент является весьма удобным, ибо попы-заправилы находятся в наших руках»¹⁰³². Таким образом, центральный орган управления обновленчеством (Е. А. Тучков называет его «бюро») и его местные органы планировалось сохранить, хотя это и противоречило декрету 1918 г. об отделении Церкви от государства. Но сам декрет должен был быть принят собором. Тучков не предлагал выбирать между упразднением ВЦУ и его сохранением, как считает С. Г. Петров¹⁰³³. Его предложение сводилось к компромиссному варианту: ВЦУ сохранить в новом формате (в виде «бюро»).

2 марта 1923 г. протоиерей А. Введенский написал на имя Тучкова записку «К вопросу об организации Управления русской церкви». В ней он высказал точку зрения, отражавшую новые установки ГПУ. В записке сквозит глубокая озабоченность за судьбы обновленчества после упразднения ВЦУ. Введенский призывал сохранить ВЦУ, так как без ВЦУ ГПУ не сможет сохранить «правильный контроль за контр-революционными церковными массами»¹⁰³⁴. Сохранить ВЦУ, по его мнению, было необходимо также для того, чтобы «агитировать, перевоспитывать массы в смысле создания в них лояльной государственной психологии»¹⁰³⁵. Введенский также видел в ВЦУ «штаб лояльных, в противовес штабам прочих религиозн[ых] контр-рев[олюционных] организаций»; он указывал: «Отказ от ВЦУ будет громадной стратегической ошибкой. Ведь те организации от своих штабов не откажутся, и будут вести на раздробленную массу, психологический[,] уже к[онтр]-р[еволюционный] победоносный поход»¹⁰³⁶. Введенский предлагал сохранить ВЦУ «по крайней мере на 1 год до след[ующего] собора»¹⁰³⁷.

Предстоящий собор не должен был «привести к разрыву между 3 обновленческими группами. <...> Нужно временно сохранить формальное единство...» – писал А. Введенский¹⁰³⁸. Это письмо было продиктовано реальным положением вещей в деле насаждения раскола, как отмечалось в предыдущем параграфе. Определённые успехи обновленчества стали возможны только после создания объединённого ВЦУ в октябре 1922 г., после чего уполномоченные ВЦУ начали осуществление обновленческих переворотов на местах.

Доводы Введенского возымели действие на АРК. 6 марта комиссия приняла решение «признать необходимым сохранение ВЦУ и существующих церковных обновленческих групп и после Всероссийского поместного собора»¹⁰³⁹. 8 марта 1923 г. этот вопрос был рассмотрен на заседании Политбюро и принято решение «признать необходимым дальнейшее существование ВЦУ», права которого должны быть «в достаточно эластичной форме» сохранены на предстоящем «Поместном соборе»¹⁰⁴⁰. Такая формулировка соответствовала предложению Е. А. Тучкова, согласно которому ВЦУ должно было изменить свою организацию, с тем чтобы соответствовать Декрету 1918 г. В отчётном докладе в Политбюро от 22 марта 1923 г. Н. Н. Попов указывал, что переизбранное на «Поместном соборе» ВЦУ может быть зарегистрировано властями в соответствии с принятым АРК порядком регистрации религиозных обществ «при сохранении за ним принудительно-карательных прав по отношению к низшим церковным органам» и будет представлять собой для власти «могучее средство воздействия на церковную политику»¹⁰⁴¹. 27 марта 1923 г. АРК приняла решение о составе нового ВЦУ: «Состав ВЦУ оставить коалиционным, т. е. состоящим из разных церковных группировок... Собором председателя ВЦУ не избирать, избрать ВЦУ, которое после Собора изберёт из себя председателя»¹⁰⁴². В качестве председателя собора был намечен Красницкий.

Подготовка обновленческого собора по замыслу властей была связана с предстоящим судом над Патриархом Тихоном. На заседании АРК 14 ноября 1922 г. было признано необходимым организовать процесс над Патриархом Тихоном до обновленческого собора¹⁰⁴³. По планам АРК обновленческий собор должен был открыться после того, как суд вынесет суровый приговор Патриарху Тихону¹⁰⁴⁴.

6 марта 1923 г. на заседании Антирелигиозной комиссии было принято решение: «Дело Тихона назначить к слушанию 25 марта и закончить 30 марта», а также «просить Политбюро ЦК РКП дать точные директивы суду о мере наказания, приняв во внимание международную обстановку»¹⁰⁴⁵.

6 марта заместитель наркома юстиции Н. В. Крыленко¹⁰⁴⁶ поручил наблюдение за производством дознания и предварительного следствия по делу Патриарха помощнику прокурора Судебной коллегии Верховного суда В. С. Яковлеву¹⁰⁴⁷. В тот же день состоялось заседание Коллегии ГПУ, на котором было решено передать дела Патриарха Тихона, архиепископа Никандра (Феноменова), П. В. Гурьева, архиепископа Серафима (Александрова) в Верховный суд¹⁰⁴⁸.

13 марта 1923 г. Патриарху Тихону было предъявлено обвинение по статьям 59, 69, 119 и 120 Уголовного кодекса РСФСР. В этот же день Агранов подписал постановление о заключении Патриарха под домашний арест с назначением стражи¹⁰⁴⁹. Закончился период пребывания Патриарха под наблюдением Вешневой и её напарницы.

Вернувшись из здания ГПУ, Патриарх простился с Марией Вешневой. В воспоминаниях она так описала их разговор: «Как только Надя ушла, передав мне дежурство, вошёл патриарх. Он преобразился. Бодрый, помолодевший. В ладонях перед собой на папиросной бумаге он держал салфетку. Беленькая, с тонкой вышивкой, она казалась живой – вспорхнёт и улетит. Патриарх сказал:

– Мария Александровна, вам известно, что сегодня вы последний раз у меня?

Я, улыбаясь, поздравила – арест снят.

Протягивая мне салфетку, он сказал:

– За заботу и внимание.

Я вспыхнула, поблагодарила и отказалась. Подарок от заключённого? Не положено.

А он, как бы прочтя мои мысли и покачивая салфетку, сказал:

– Это же не предмет. Материальной ценности он не имеет. Это символ, память о днях в Донском.

Разве против этого я могла устоять? Я завернула её в папиросную бумагу и спрятала в сумку»¹⁰⁵⁰.

Готовясь к суду и, возможно, ожидая расстрельного приговора, Патриарх передал на волю, очевидно, через форточку ряд документов. По сведениям исследователя А. В. Руфимского, 17 марта 1923 г. Патриарх передал документ о том, что он утвердил тайно рукоположенного епископа Николая (Парфенова) епископом Аткарским, викарием Саратовской епархии¹⁰⁵¹.

20–23 марта 1923 г. обвинения были предъявлены архиепископу Никандру (Феноменову), митрополиту Арсению (Стадницкому) и П. В. Гурьеву. 20 марта состоялось заседание АРК, на котором было решено: «Ввиду того, что процесс Тихона должен быть окончен до Собора, то открытие последнего должно состояться не ранее 30 апреля»¹⁰⁵².

21 марта начался процесс католического духовенства во главе с архиепископом Яном Цепляком. 26 марта архиепископ Цепляк и прелат Буткевич были приговорены к расстрелу; остальные проходившие по делу католики получили разные сроки заключения.

27 марта вопрос «О деле Тихона» вновь обсуждался на заседании АРК. Было решено пригласить на следующее заседание для доклада о деле старшего помощника прокурора РСФСР Н. В. Крыленко. Также АРК решила направить своих представителей – Красикова, Ярославского и Попова – в специальную «комиссию по делу Тихона»¹⁰⁵³, возглавляемую А. И. Рыковым.

28 марта 1923 г. Патриарх Тихон обратился в Верховный суд РСФСР с просьбой разрешить ему совершать богослужения «хотя бы в последние дни Страстной [седмицы] и в первые Св[ятой] Пасхи»¹⁰⁵⁴. Но сотрудник Верховного суда, на усмотрение которого была отдана эта просьба, бывший священник М. В. Галкин отклонил просьбу Патриарха. Как отмечалось выше, Патриарх Тихон с 14 мая 1922 г. был лишён права совершать богослужения, и это, конечно, его очень тяготило. 31 марта, в ночь на католическую Пасху, был расстрелян прелат Буткевич.

3 апреля АРК решила привлечь к процессу над Патриархом Тихоном в качестве свидетелей, а возможно, и обвиняемых митрополитов Сергия (Страгородского) и Михаила (Ермакова): «Не предрешая сейчас вопроса о числе обвиняемых, поручить т. АГРАНОВУ допросить Владимирского Митрополита Сергея и митрополита Киевского Михаила, как активных деятелей синода и Собора [19]17 г. После чего т. КРЫЛЕНКО должен решить вопрос, следует ли их привлекать в качестве обвиняемых по делу»¹⁰⁵⁵. Е. А. Тучков и Е. М. Ярославский по поручению АРК должны были распространить билеты на процесс. Есть сведения, что митрополит Сергий в этот период снова был заключен в тюрьму. В письме игумена Павлина из Валаамского монастыря от 9 апреля 1923 г. говорилось о нахождении митрополита в тюрьме: «Владыка-Митрополит Сергий томится в тюрьме»¹⁰⁵⁶.

4 апреля, в Великий четверг, Патриарх просит о допуске к нему священника со Святыми Дарами: «Имея желание и потребность причаститься Св[ятых] Тайн в великие праздники Благовещения и Св[ятой] Пасхи, прошу допустить ко мне для сего священника в субботу и воскресенье 7 и 8 апр[еля] после ранней Литургии»¹⁰⁵⁷.

6 апреля в «Известиях» было опубликовано сообщение о том, что начало судебного процесса над Патриархом Тихоном состоится 11 апреля 1923 г.

7 апреля состоялось заседание вновь созданной «Комиссии по руководству процессом над Патриархом Тихоном» в следующем составе: А. И. Рыков (председатель), М. И. Калинин, Е. М. Ярославский, Н. В. Крыленко¹⁰⁵⁸. Комиссия решила отложить процесс до 17 апреля и с 12 апреля подвергнуть Патриарха тюремному заключению. Кроме того, комиссия наметила П. А. Красикова в качестве общественного обвинителя на процессе, но одновременно рассматривалась и кандидатура Скворцова-Степанова на тот случай, если Красиков не сможет участвовать в процессе по состоянию здоровья¹⁰⁵⁹. Яркую характеристику Красикову дал А. М. Горький в письме А. И. Рыкову от 23 июля 1923 г.: «Нет, Алексей Иванович, мне не хочется ехать в Россию. Кроме сказанного, есть и более солидные причины, объясняющие моё настроение. Например, скандал – и позорный! – с бездарно поставленной антирелигиозной пропагандой, ныне, кажется, отменённой? Лучше бы не начинать это дело руками безграмотного и пьяного Красикова...»¹⁰⁶⁰. Затем выяснилось, что Красиков по болезни не сможет участвовать в процессе, а Скворцов-Степанов, как писал в записке членам Комиссии по руководству процессом её председатель А. И. Рыков, «от участия в процессе отказывается, так как все его выступления в печати были посвящены борьбе с богом (так в тексте. – Авт.), с церковью же он совершенно не знаком»¹⁰⁶¹. В связи с этим Рыков предложил вторым обвинителем назначить С. К. Минина¹⁰⁶².

10 апреля АРК решила: «Перевод Тихона из Донского монастыря во Внутреннюю тюрьму ГПУ произвести после вручения ему обвинительного акта, а до перевода усилить в монастыре охрану»¹⁰⁶³. Кроме того, было решено начать процесс по окончании партийного съезда и заменить уже распределённые билеты на процесс новыми. Заключение Патриарха во внутреннюю тюрьму ГПУ означало, что подготовка к процессу вступила в завершающую стадию.

Получив решение АРК о помещении Патриарха в тюрьму, 11 апреля начальник СО ГПУ Т. П. Самсонов пишет служебную записку Е. А. Тучкову: «1) Тихона поместить в хорошую камеру, 2) привезти его утром, чтобы никого не было, 3) Тихон должен быть здоров»¹⁰⁶⁴. Кроме того, он отдаёт распоряжение об организации охраны процесса, а также о том, чтобы агенты ГПУ фиксировали разговоры среди различных слоёв населения до и после процесса. Видимо, руководство ГПУ всерьёз опасалось, что процесс и возможная казнь Патриарха могут вызвать возмущение среди населения, поэтому необходимо было знать, кто и что говорит о предстоящем процессе.

К 10 апреля 1923 г. предварительное следствие было закончено и дело полностью сформировано. На этом этапе обвинительное заключение по делу Патриарха было выработано и приобщено к делу Н-1780 (тома № 25 и 26). Верховный суд приступил к подготовке процесса. Было сформировано несколько томов следственного дела, причём это происходило параллельно в разных властных структурах. В Верховном суде в этот период было заведено дело, материалы которого находятся в томе № 3 следственного дела. Материалы дела Верховного суда – выписки из протоколов заседаний Судебной коллегии по уголовным делам, заявления Патриарха в Верховный суд и другие документы – отражают ход подготовки процесса над Патриархом.

10 апреля 1923 г. в Политбюро ЦК РКП(б) Сталину поступила записка наркома иностранных дел Г. В. Чичерина. В ней содержалось предложение Народного комиссариата по иностранным делам (НКИД) «заранее принять решение о невынесении смертного приговора Тихону», так как смертный приговор Патриарху «ещё гораздо больше ухудшит наше международное положение во всех отношениях»¹⁰⁶⁵. Г. В. Чичерин напоминал также о резонансе, произведённом на общественное мнение западных стран казнью Буткевича¹⁰⁶⁶.

12 апреля 1923 г. Политбюро ЦК в составе Г. Е. Зиновьева¹⁰⁶⁷, Л. Б. Каменева, А. И. Рыкова, И. В. Сталина, Л. Д. Троцкого, кандидатов в члены Политбюро В. М. Молотова и М. И. Калинина при участии члена ЦК Е. М. Ярославского приняло решение: «Поручить Секретариату ЦК дать директиву Верховному трибуналу вести дело Тихона со всею строгостью, соответствующей объёму колоссальной вины, совершенной Тихоном»¹⁰⁶⁸. Фактически это означало указание суду на необходимость вынесения смертного приговора. Аргументы Чичерина не подействовали. Это решение было оформлено с особой секретностью. Единственный экземпляр постановления с пометой «Только для т. Сталина» написан от руки помощником секретаря Сталина А. М. Назаретяном. В такой сверхсекретности не было бы необходимости, если бы это была обычная установка трибуналу. Как отмечает Н. А. Кривова, секретность этого документа обусловлена стремлением Политбюро вынести своё решение негласно. Вслед за этим такие постановления «оформлялись» решениями ВЦИК, Верховного суда, Ревтрибунала¹⁰⁶⁹.

14 апреля 1923 г. в газете «Известия» была опубликована статья «К предстоящему процессу Тихона», в которой подчёркивалась «человеконенавистническая контрреволюционная роль православной церкви, сгруппировавшейся вокруг Патриарха Тихона»¹⁰⁷⁰. Патриарх Тихон обвинялся в том, что он и его «черносотенные князья церкви» «решились уморить голодом население пострадавших от неурожая губерний, когда по их приказу в стране прошёл ряд сопротивлений агентам Советской власти, приступившим к изъятию церковных ценностей». Патриарх также обвинялся в призывах к «восстановлению царизма».

Помимо этого в статье утверждалось, что «на свете не существует таких дураков, которые верили бы тому, что Тихон является жертвой гонений Советской власти на религию. Враги народа, великие князья церкви, буржуазные магнаты и купленные ими газетчики распространяют такие вздорные слухи». В статье говорилось, что после поражения в Гражданской войне белогвардейцы все надежды возложили на Патриарха Тихона, являющегося главным «застрельщиком контрреволюции», и что сразу после своего избрания Патриархом «скопищем князей, графов, помещиков, капиталистов и попов-изуверов» он начал борьбу с советской властью, опубликовав 19 января 1918 г. послание, где «обливал советскую власть слюной бешеной собаки». Подобные статьи не раз появлялись в советской печати во время подготовки процесса над Патриархом. Известен был своими публикациями на эту тему упоминавшийся выше сотрудник 8-го отдела НКЮ бывший священник, отрёкшийся от веры, М. В. Галкин. Публиковался он под псевдонимом «Мих. Горев».

14 апреля 6-е отделение Московского городского отдела ГПУ с помощью осведомителей начинает составлять «сводки о настроениях» населения в связи с предстоящим «процессом над патриархом Тихоном»¹⁰⁷¹. Эти сводки, а их имеется более десятка, касаются настроений и разговоров среди различных групп населения Москвы. Одновременно с этим в 6-м отделении готовятся сводки о разговорах и настроениях в Донском монастыре, где до заключения во внутреннюю тюрьму находился Патриарх. Эти сводки составлял начальник отделения М. М. Шмелев и направлял Е. А. Тучкову, использовавшему их при написании сводок для своего руководства. Сводки перепечатывались в пяти экземплярах и рассылались Дзержинскому, Уншлихту, Менжинскому, Самсонову; один экземпляр подшивался в дело. Экземпляры сводок, согласно указанию Уншлихта, были разосланы Рыкову, Троцкому и Сталину¹⁰⁷².

В сводке № 1 сообщалось, что «как среди нэпманов, так и в других кругах бывшей – «сиятельной аристократии» главной темой всех разговоров за последнее время служит процесс ТИХОНА. Напр[имер], ходят толки, что процесс отложен в связи с тревожным настроением в Москве и боязнью погромов; что Тихон будет приговорён к расстрелу, но благодаря шумихе, которая началась на Западе, и дипломатическим вмешательствам «заграницы» расстрел будет отменен; что весь процесс инсценирован, создан искусственно. Ходят также слухи о возможности беспорядков и демонстраций во время процесса при участии рабочих некоторых фабрик»¹⁰⁷³. В сводке отмечалось: «Говорят... что собор созывается для суда над Тихоном, чтобы убить патриарха, а потом сказать, что исполнили волю народа»¹⁰⁷⁴. Это очень важное свидетельство того, что несмотря на усилия ГПУ, направленные на поддержку обновленцев, верующие относились к ним с неприязнью и они не получили сколь-либо существенной поддержки в народе.

15 апреля в «Правде» появилась статья К. Радека «Лекция истории для архиепископа Кентерберийского». Радек писал: «...английское духовенство, во главе с Фомой Девизеном, архиепископом Кентерберийским, выпустило воззвание «против гонений на религию в России». Доказательством существования этих гонений являлся для духовной английской братии процесс католического архиепископа Цепляка, предстоящий процесс православного патриарха Тихона...»¹⁰⁷⁵. Насколько большое значение придавалось сводкам о настроениях населения, составлять которые 6-му отделению было приказано 11 апреля, можно судить по гневной записке Самсонова Тучкову от 15 апреля 1923 г.: «Я просил и при том в категоричной форме о том, чтобы аккуратно предоставлять сводки о слухах в связи с процессом Тихона. Это не делается благодаря расхлябанности вашего отделения. Подтянитесь, при том быстро»¹⁰⁷⁶.

В сводке № 2 от 17 апреля 1923 г. говорилось: «Во всех публичных местах, базарах, трактирах, церквах упорно распространяются слухи о возможности беспорядков и погромном настроении рабочих»¹⁰⁷⁷. Отмечались следующие слухи: «О предстоящем процессе ТИХОНА особенно интересуется обывательская часть Московского населения – нэпманы, торговцы, мелкая интеллигенция и проч. Вся эта публика сочувственно относится к ТИХОНУ и ждёт активного вмешательства в его дело «заграницы«»¹⁰⁷⁸. В следственном деле Патриарха Тихона сохранился документ, датированный 16 апреля 1923 г. Это напечатанный в ГПУ машинописный текст, передающий содержание записки наблюдателя: «Никому ещё не известно, что процесс Патриарха Тихона начнётся на днях. Поэтому толки о процессе в связи с тем, что он был отложен[,] немного как бы стихли. С началом процесса Тихона безусловно усилятся. Вообще же в течение пасхальной недели о процессе Тихона говорили следующее:

I.

У Касьяновых, Андроновых и прочих «сиятельных»[:] 1) процесс отложен в связи с тревожным настроением в Москве и боязнью погромов; 2) Тихон будет приговорён к расстрелу, но благодаря той шумихе, которая уже началась на Западе[,] и дипломатическим вмешательством расстрел будет отменен[...] 4) Весь процесс инсценирован, создан искусственно.

II.

В нэпмановских кругах мнение о [причинах] отсрочки процесса двоякое: одни говорят, что процесс отложен в связи с волнениями среди рабочих[,] другие говорят, что его отложили потому[,] что и собор отложен, так как с первого (так в тексте. – Авт.) собор должен лишить патриарха сана, а потом уже будут его судить. Здесь говорят также об усиленных мерах охраны[,] к[ак]ие принимаются на время процесса[,] и о возможности беспорядков и вмешательства рабочих за патриарха.

III.

Вообще среди населения Москвы, посещающего церкви[,] замечается очень большой интерес к процессу Тихона и его судьбе. Большинство относится сочувственно к Тихону. Что-же касается собора, то им совершенно никто не интересуется и о нем не говорят»¹⁰⁷⁹.

В сводке № 3 за 17 апреля 1923 г. говорилось, что некоторые «уверены в том, что Тихона расстреляют, причём некоторые говорят, что это к лучшему, так как расстрел Тихона переполнит чашу терпения русского народа и ускорит падение большевиков»¹⁰⁸⁰. Сообщалось также, что «часть рабочих Николаевского вокзала настроены сочувственно по отношению к Тихону и отрицательно к Соввласти»¹⁰⁸¹. Ходили слухи, что процесс отложен по настоянию Америки и архиепископа Кентерберийского¹⁰⁸².

17 апреля 1923 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР приняла решение утвердить обвинительное заключение по делу¹⁰⁸³. Одновременно было принято решение: слушание дела отложить и назначить на 12 часов дня 24 апреля¹⁰⁸⁴. Как отмечалось выше, ранее АРК на своём заседании назначила суд на 17 апреля. По-видимому, главной причиной очередного переноса начала суда было то, что в Москве ещё не закончил работу ХII съезд партии, который проходил с 17 по 25 апреля 1923 г.¹⁰⁸⁵

18 апреля «Председатель по Делу Быв[шего] Патриарха Тихона» А. В. Галкин дал распоряжение коменданту Верховного суда взять Святейшего под стражу. В сводке № 4 за 18 апреля сообщалось о слухах, что обновленческий собор отложен ввиду суда над Патриархом, чтобы собор не вмешался в судебный процесс. «Все духовенство идёт за Патриархом, но каждый боится ареста», – говорили в Москве¹⁰⁸⁶.

В сводке «Донской монастырь» за 18 апреля сообщалось, что Патриарх Тихон благословляет верующих с балкона, настоятель монастыря архимандрит Алексий (Трапицын) смещён ВЦУ и передал власть Владимиру Колобовникову, староста Барков собирает подписи за освобождение Патриарха¹⁰⁸⁷.

В сводке № 5 за 19 апреля сообщалось: «Почти везде среди светской публики царит уверенность, что процесс Тихона отложен на неопределённое время. В связи с этим всевозможные толки как будто стихают. Все уверены, что Тихона приговорят к расстрелу, но ВЦИК расстрел отменит»¹⁰⁸⁸.

Согласно имеющемуся в деле акту, 19 апреля секретарь Судебной коллегии Верховного суда С. С. Быков вручил обвинительное заключение обвиняемым Патриарху Тихону, митрополиту Арсению (Стадницкому), архиепископу Никандру (Феноменову) и П. В. Гурьеву и объявил, что обвинителями на процессе выступят Крыленко и Скворцов-Степанов, защитниками будут адвокаты Бобрищев-Пушкин и Тихомиров, в качестве свидетелей обвинения выступят А. Введенский и В. Красницкий¹⁰⁸⁹.

Патриарх Тихон был взят под стражу и препровождён во внутреннюю тюрьму ГПУ 19 апреля 1923 г. в 16 часов 30 минут¹⁰⁹⁰.

Заключение тяжело сказалось на здоровье узников. В частности, П. В. Гурьев, находившийся во внутренней тюрьме с 11 апреля 1922 г., обратился в Верховный суд с просьбой освободить его из-под стражи ввиду того, что от длительного пребывания в заключении его здоровье значительно ухудшилось: «...стали случаться частые головокружения, появилась одышка и обнаружилась болезнь глаз»¹⁰⁹¹. Несомненно, что пребывание в заключении пагубно отразилось и на слабом здоровье Патриарха. Условия внутренней тюрьмы ГПУ были направлены на «переработку человеческого материала в пыль, прах и пепел»¹⁰⁹². Как отметил протоиерей В. Воробьёв, «мы не можем сейчас установить все способы воздействия, которые тогда применялись»¹⁰⁹³. Однако нужно учитывать тот факт, что готовился показательный процесс и чекисты следили за тем, чтобы «меры воздействия» не отражались на внешнем виде Патриарха.

В Инструкции по управлению внутренней тюрьмой Управления делами Особого отдела ВЧК, утверждённой 29 марта 1920 г., говорилось: «Внутренняя (секретная) тюрьма имеет назначением содержание под стражей наиболее важных контрреволюционеров и шпионов на то время[,] пока ведётся по их делам следствие или тогда, когда в силу известных причин необходимо арестованного совершенно отрезать от внешнего мира, скрыть его местопребывание, абсолютно лишить его возможности каким-либо образом сноситься с волей, бежать и т. п.»¹⁰⁹⁴.

Тюрьма была расположена во внутреннем дворе дома № 2 на Лубянской площади. Отсюда и название – внутренняя. Заключённые могли гулять только на крыше в специальных прогулочных дворах. Режим тюрьмы существенно отличался от условий обычных тюрем. Не допускались получение информации с воли или передача каких-либо сведений из тюрьмы. Подследственным не разрешалось вести переписку, читать свежие газеты и журналы. За исключением особых случаев запрещалось пользование письменными принадлежностями. Коллегия ВЧК 11 ноября 1921 г. разрешила получасовые прогулки для заключённых во внутреннем дворе здания на Лубянке¹⁰⁹⁵. Исследователь истории спецслужб А. Г. Тепляков пишет: «С момента возникновения ВЧК её работники полагали, что всякий, кто попадает в их учреждение – враг государства, обязанный признаться в своей преступной деятельности. Изначально в «органах» сложилась традиция долгих ночных допросов с единственной целью – изматывать арестованных отсутствием сна. Недаром бывший начальник КРО ОГПУ А. X. Артузов¹⁰⁹⁶ на закате своей карьеры вспоминал, что целые годы провёл «за ночными допросами». Эффективным способом добычи признаний служил обычный обман, поскольку арестованный (по крайней мере впервые) не знал заповеди: «Не верь следователю!» – и был очень далёк от мысли, что арестован с конкретной целью[:] добиться признаний в несуществующих преступлениях»¹⁰⁹⁷.

Уже позже, в 1930-х гг., в этой тюрьме оказались и те, кто отправил сюда Патриарха Тихона: А. И. Рыков, Я. С. Агранов, Н. В. Крыленко. Но они в отличие от Патриарха из этих стен отправились в свой последний путь.

Нет оснований полагать, что Патриарх Тихон был сломлен и пошёл на то, что было противно его совести. Как справедливо отмечает М. И. Вострышев, «собственная судьба владыку Тихона не волновала, в темнице, в терновом венце мученика, умереть было легко и радостно. Тяжелее было выбирать жизнь и терпеливо нести свой крест ради спасения Церкви от гонений и внутреннего раздора»¹⁰⁹⁸. Тем, кто упрекал Патриарха в соглашательстве с советской властью, он отвечал: «Пусть погибнет имя моё в истории, только бы Церкви была бы польза». Патриарх также говорил, что с радостью принял бы мученическую смерть, но судьба остающейся Православной Церкви лежит на его ответственности¹⁰⁹⁹.

Сводки о настроении населения в связи с процессом Тихона показывают, как внимательно относилось руководство ГПУ к реакции общества. Власти имели основания опасаться народных волнений и усиления антисемитских настроений в обществе в связи с осуждением Патриарха. Поэтому, как отмечалось выше, в Политбюро были направлены только две первые сводки. Последующие же сводки, наиболее чётко отражавшие настроения населения, выступающего против гонений на Патриарха, а также распространение антисемитских настроений, в Политбюро не направлялись.

По-видимому, Дзержинский полагал, что усиление подобных настроений будет воспринято в Политбюро как результат неудовлетворительной работы ГПУ.

В сводке № 6 за 20 апреля, составленной Тучковым на основании агентурных донесений и в тот же день направленной Дзержинскому, говорилось: «В толпе замечается сильный подъем религиозного чувства, храмы переполнены как никогда. Тихона уже считают мучеником»¹¹⁰⁰. Сообщалось, что в Петрограде во время лекции А. Введенскому было подано шесть записок, где его называли «убийцей Тихона». «Публика вполне сочувствует Тихону», – констатировал осведомитель¹¹⁰¹.

В исторической литературе иногда можно встретить мнение, что решающую роль в отмене процесса сыграло международное давление¹¹⁰². Однако источники не подтверждают этого. Все основные документы, поступившие в Политбюро и свидетельствующие о позиции Запада, были получены после 21 апреля. Исключением является упоминавшееся выше обращение Г. В. Чичерина, в котором он просил Политбюро принять решение об отказе от вынесения смертного приговора Патриарху Тихону, обосновывая это тем, что «вынесение смертного приговора в деле Тихона ещё гораздо больше ухудшит наше международное положение во всех отношениях»¹¹⁰³. О расстреле Буткевича Чичерин писал: «...во всех отношениях наше положение крайне ухудшилось в результате этого дела. Между тем в деле Буткевича имеется возможность ссылаться на польский шпионаж и на связь с агрессивным польским шовинизмом. В деле Тихона и этого нет. Все другие страны не усмотрят в таком приговоре ничего, кроме голого религиозного преследования. <...> Выносить же смертный приговор и потом отменять его как будто под давлением других государств для нас крайне невыгодно и создаёт в высшей степени тяжёлое впечатление»¹¹⁰⁴. Но, как уже отмечалось, это обращение Чичерина было отклонено на заседании Политбюро 12 апреля.

В период с 12 по 21 апреля никаких документов, способных повлиять на радикальное изменение позиции Политбюро, получено не было. Ряд документов, свидетельствующих о позиции Запада, стали известны после 21 апреля. Это письмо Ф. Нансена¹¹⁰⁵ Л. Д. Троцкому от 24 апреля с просьбой не расстреливать Патриарха¹¹⁰⁶.

21 апреля глава ГПУ Ф. Э. Дзержинский принял решение отложить суд над Патриархом. Он написал записку в Политбюро: «Полагаю, что необходимо отложить процесс Тихона в связи с разгаром агитации за границей (дело Буткевича) и необходимостью более тщательно подготовить процесс»¹¹⁰⁷. Интересно отметить, что записка Дзержинского в Политбюро от 21 апреля – это единственный известный с 1922 г. документ, где Дзержинский касается церковных вопросов, которыми специально он не занимался. По предложению Дзержинского был спешно проведён опрос членов Политбюро. С мнением Дзержинского согласились Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, М. П. Томский, Л. Б. Троцкий, И. В. Сталин, М. И. Калинин, против высказался только А. И. Рыков. Результаты опроса были оформлены как постановление Политбюро¹¹⁰⁸. Дзержинский ещё 16 марта 1923 г. высказался вообще против применения смертной казни в настоящее время¹¹⁰⁹.

Члены Политбюро понимали, что в отношении Патриарха Дзержинский был настроен решительно и беспощадно и лишь крайняя необходимость могла заставить его обратиться с предложением отсрочить процесс, что фактически означало отказ от курса на расстрел Патриарха. Изучение сводок о настроениях населения позволяет дать ответ на вопрос, до последнего времени остававшийся открытым: «...что явилось главной причиной этого перелома во взглядах, какие пути убеждения смог найти руководитель самого осведомлённого ведомства страны»¹¹¹⁰.

Это постановление означало, что Политбюро отказалось не только от вынесения смертного приговора Патриарху, но и, откладывая на неопределённый срок сам процесс, фактически отменяло его и предрешало освобождение Патриарха Тихона.

Одной из причин изменения позиции Политбюро по отношению к процессу над Патриархом также могло быть изменение соотношения сил в самом Политбюро. Как уже отмечалось, последний раз Ленин высказывался по вопросам о Церкви в начале декабря 1922 г. После 10 марта 1923 г. Ленин был уже полностью недееспособен. Он неоднократно обращался к Сталину с просьбой дать ему цианистого калия. Историк Д. А. Волкогонов пишет: «Идея самоубийства была в мыслях Ленина устойчивой, даже навязчивой»¹¹¹¹. В партии постепенно усиливалась роль Сталина, особенно после того, как 3 апреля 1922 г. он был избран на пост Генерального секретаря. А уже 4 января 1923 г. Ленин в «Письме к съезду» писал о необходимости смещения Сталина с этой должности. В марте 1923 г. Сталин, продолжая исполнять обязанности генсека, предпринял ряд мер по упрочению своего положения. Политический авторитет Сталина стал медленно, но неуклонно расти, что прежде всего выразилось в усилении влияния генсека в Политбюро, чего он добился путём постепенной изоляции Троцкого с помощью союза с Каменевым и Зиновьевым¹¹¹².

Как уже отмечалось, с января 1923 г. Л. Д. Троцкого на посту председателя АРК заменил Е. М. Ярославский. Уже в октябре 1923 г. Троцкого осудил объединённый Пленум Центрального Комитета и Центральной контрольной комиссии (ЦКК) РКП(б). Таким образом, Троцкий, отвечавший в Политбюро за работу по уничтожению Церкви, был оттеснён Сталиным. С лета 1923 г. Троцкого на этом направлении работы сменил Л. Б. Каменев, настроенный не столь беспощадно. В целом начиная с этого времени можно говорить о наметившейся тенденции к некоторой корректировке линии Политбюро в отношении Церкви. Как отмечает Н. Н. Покровский, «переход от тактики Троцкого уничтожения церкви одним махом к более затяжной борьбе с несколько меньшим применением насилия был связан и с изменением внутрипартийной обстановки: «штурм» 1922 года возглавляли Троцкий, Ленин и Сталин, а манёвр 1923-го – Каменев и Сталин»¹¹¹³.

В сводке за 21 апреля сообщалось о хождении слухов о том, что Патриарх Тихон – «американский подданный» и Америка объявит войну. Приезд восточных Патриархов на обновленческий собор казался верующим невероятным¹¹¹⁴.

На заседании Судебной коллегии 23 апреля было решено: «Дело направить на доследование и слушанием отложить до окончания следственных действий»¹¹¹⁵.

К процессу активно готовились, в частности была проведена большая работа по подготовке общественного мнения к вынесению Патриарху смертного приговора. Выпущено несколько брошюр, в том числе обновленца А. И. Введенского, «разоблачающая Тихона с точки зрения «истинного христианства"», а также брошюра «о контрреволюционной работе церкви во время гражданской войны»¹¹¹⁶. Центральным газетам было поручено публиковать разоблачительные материалы против Патриарха. Особенно старалась газета «Известия», где были опубликованы интервью Антонина (Грановского) и Введенского.

23 апреля 1923 г. появилась статья «Белогвардейская печать и процесс Тихона», где говорилось: «Массовые резолюции духовенства, осуждающие Патриарха Тихона ещё до суда и как предателя церкви, и как контрреволюционного преступника, служат лучшим ответом белогвардейским шавкам, которые давно, конечно, замолкли бы, если бы у них были другие средства борьбы против Советской власти»¹¹¹⁷. Газеты, где упоминалось о Патриархе Тихоне (как советские, так и эмигрантские), и вырезки из них тщательно собирались сотрудниками 6-го отделения СО ГПУ. Они составили отдельный том в следственном деле Патриарха Тихона¹¹¹⁸.

Формальным поводом для откладывания процесса в Верховном суде стало приобщение к делу Патриарха дела викария Московской епархии, епископа Коломенского Феодосия (Ганицкого) из Московского губсуда. 23 апреля было оформлено решение о приобщении к делу Патриарха Тихона, архиепископа Никандра (Феноменова), митрополита Арсения (Стадницкого) и П. В. Гурьева дела епископа Коломенского Феодосия (Ганицкого). Прокурор Московской губернии вынес соответствующее постановление¹¹¹⁹. В тот же день Судебная коллегия по уголовным делам рассмотрела это заявление прокурора. Дело епископа Феодосия было решено приобщить к имеющемуся делу: «Все дело направить на доследование, слушанием отложить до окончания следственных действий по соединении нового обвиняемого. Пропуска, выданные защитникам на право свидания с заключёнными[,] аннулировать»¹¹²⁰. Таким образом, Патриарх так и не увидел своего адвоката Бобрищева-Пушкина, о чём просил ранее. За обоими защитниками Патриарха – Бобрищевым-Пушкиным и Тихомировым – ГПУ установило наблюдение. Заявления обвиняемых о свиданиях с адвокатами попали в Верховный суд «только 26 апреля»¹¹²¹, уже после отмены возможности свидания, о чём говорится в письме председателя по делу Патриарха А. В. Галкина прокурору при ГПУ Р. П. Катаняну от 26 апреля¹¹²².

24 апреля все подследственные во внутренней тюрьме ознакомились с выпиской из протокола заседания Судебной коллегии¹¹²³. Патриарх также расписался в том, что ознакомлен с этой выпиской¹¹²⁴.

В этот же день глава АРК ЦК Е. М. Ярославский направил записку членам Политбюро и Ф. Э. Дзержинскому по поводу процесса над Патриархом Тихоном. Он писал: «Антирелигиозная комиссия ЦК обсудила постановление членов Политбюро ЦК, вынесенное уже во время Съезда[,] по поводу отсрочки процесса Тихона.

Комиссия соглашается с некоторыми доводами об отсрочке процесса Тихона, но решительно высказывается против отсрочки церковного Собора. <...> Кроме того, Комиссия считает крайне нежелательным решение подобных вопросов без участия кого-либо из Комиссии, что было признано в своё время и Политбюро ЦК.

Комиссия доводит до сведения членов Политбюро, что она считает вредным очень долгое затягивание дела, так как это даёт возможность врагам играть на этой оттяжке и развивать бешеную кампанию»¹¹²⁵. Таким образом, АРК была по-прежнему настроена по отношению к Патриарху бескомпромиссно и настаивала на проведении процесса, но позднее: «Процесс Тихона начать примерно в середине или во второй половине мая. Остающееся время употребить на возможно более широкое осведомление заграничной печати материалами о контрреволюционной деятельности Тихона и отношении к нему рядового духовенства и Церковного Собора»¹¹²⁶.

Характерно, что Ярославский даже намекает на то, что решение Политбюро неправомочно, потому что было принято во время партийного съезда, который является высшим партийным органом. Согласно партийному уставу, Политбюро слагает перед съездом свои полномочия и съезд избирает новый состав Политбюро, а это избрание состоялось только 26 апреля. Недовольство Ярославского было вызвано также тем, что он не был информирован о подготовке такого решения. Следует отметить, что не существует протоколов, зафиксировавших обсуждение этого вопроса в АРК, так как заседание АРК проводилось 10 апреля и следующее – только 4 мая 1923 г. Видимо, Ярославский обсудил этот вопрос с членами комиссии вне рамок официальных заседаний или же выразил своё мнение без обсуждения его в комиссии.

24 апреля Синод и Совет Константинопольской Православной Церкви под председательством Патриарха Мелетия решили не посылать на суд над Патриархом Тихоном, который готовился на предстоящем обновленческом соборе, своего представителя, «ибо всё православие смотрит на Патриарха Московского как на Исповедника »¹¹²⁷.

25 апреля в сводке о настроениях населения сообщалось: «Среди обывателей циркулируют слухи, что процесс Тихона откладывается в связи с предстоящим поместным собором, который должен будет прежде осудить политику Тихона и низвергнуть его из сана, чтобы потом гражданский суд мог его судить уже как простого гражданина. Большинство Московского консервативного духовенства поместного собора признать не хочет: считает его плодом работы ГПУ. К Тихону относятся сочувственно. Некоторые из них высказывают опасения, что в связи с предстоящим судом над Тихоном, со стороны верующих беспорядков, которые, по их мнению, должны окончиться, как и в Варшаве, в связи с процессом Цепляка и Буткевича, – еврейскими погромами»¹¹²⁸. Последнее обстоятельство не могло не беспокоить членов Политбюро и АРК, среди которых было много евреев. Однако не все были довольны таким решением Политбюро.

После решения об отсрочке процесса 6-е отделение СО ГПУ продолжало составлять сводки о настроениях населения. В сводке за 24 апреля отмечалось: «Тяжёлое впечатление произвело интервью с Антонином, Красницким и Введенским, напечатанное в известиях ВЦИК, их очень ругают. Собор считают делом рук ГПУ»¹¹²⁹. Кроме того, сообщалось, что прихожане намерены активно вмешаться в дело Тихона, если он будет осуждён¹¹³⁰.

27 апреля полпред в Праге К. К. Юренев сообщил, что ряд западных держав намерены выступить по делу Патриарха Тихона¹¹³¹.

В сводке за 28 апреля сообщалось, что «рабочие разбирают билеты на процесс»¹¹³². Также сообщалось: «У места заключения Тихона собираются иногда группы в 10–15 человек, состоящие преимущественно из пожилых женщин»¹¹³³. Однако непонятно, о каком месте заключения идёт речь. У здания ГПУ женщины собираться вряд ли могли; в Донском монастыре, судя по доступным документам дела, Патриарха не было, так как просьбу о допуске к Патриарху обновленцев А. В. Галкин 7 мая направил коменданту внутренней тюрьмы ГПУ¹¹³⁴. Кроме того, в сводке говорилось: «По полученным из Политнадзора сведениям, на заводе Густав-Лист собираются на предмет погрома списки ответственных работников-евреев»⁸.

«Поместный Собор Российской Православной Церкви» начал свою работу в храме Христа Спасителя 29 апреля 1923 г. По данным Е. А. Тучкова, на собор приехало около 500 делегатов, из них 67 архиереев, «из которых почти половина была старого тихоновского посвящения»¹¹³⁵. А. Левитин-Краснов и В. Шавров сообщают о 476 делегатах и приводят список из 66 архиереев¹¹³⁶. Составители сборника «Следственное дело Патриарха Тихона» полагают, что в деятельности собора приняли участие 73 епископа, 20 из которых имели старое посвящение¹¹³⁷. Список из 66 архиереев был опубликован в «Деяниях» собора¹¹³⁸; список из 67 епископов (включая Александра Введенского), выполненный от руки, приложен также в издании бюллетеней собора¹¹³⁹.

Руководящая роль на соборе была отведена чекистами лидеру сибирских обновленцев «митрополиту» Петру Блинову. Как отмечалось выше, именно Сибирь стала оплотом обновленчества ввиду насаждения там женатого епископата, сменившего репрессированный старый епископат. Непредсказуемый Красницкий стал для Е. А. Тучкова неудобной фигурой. Сподвижник Красницкого В. Н. Львов в письме заместителю председателя ВЦИК П. Г. Смидовичу от 1 мая 1923 г. указывал, что в условиях, когда митрополит Антонин (Грановский) поднимает вопрос о запрещении сибирских женатых епископов, нужно предоставить руководство собором Владимиру Красницкому, «как опытному незаменимому кормчему»¹¹⁴⁰. Пётр Блинов «по необузданности характера своего, малоавторитетности в широких обновленческих кругах и неопытности в делах» не мог, по мнению В. Н. Львова, возглавлять собор. Е. А. Тучков признавал, что «собор мог бы быть сорван, если бы не было нашего негласного вмешательства, так как группы были настроены между собой абсолютно непримиримо[,] в особенности группа КРАСНИЦКОГО...»¹¹⁴¹. Но для Тучкова не составляло труда дать понять Красницкому, кто должен решать вопрос о руководстве в обновленческом движении. Лидер «Живой церкви» вскоре «почувствовал, что его сторонники по каким[-]то непонятным ему причинам начинают ему изменять и стоять за коалицию. Причины же эти заключались в том, что, как писал Е. А. Тучков, «мы[,] имея на соборе до 50% своего осведомления[,] и могли повернуть собор в любую сторону»¹¹⁴². Поэтому председателем собора был избран «митрополит Сибирский» Пётр Блинов при почётном председателе митрополите Антонине (Грановском). Красницкий был явно недоволен этим решением, и ситуация могла закончиться открытым разрывом.

4 мая 1923 г. эту проблему обсудила АРК. Единственным рассматриваемым вопросом стал доклад Е. А. Тучкова «о ходе работы собора». Решение комиссии гласило: «Ввиду того, что Красницкий вследствие упадка его авторитета среди большей части собора может попытаться устроить на соборе скандал, дабы дискредитировать председателя собора Блинова, поручить т. Тучкову принять меры к устранению этого явления и вовлечь Красницкого в активную согласованную работу Собора»¹¹⁴³.

Как умело Тучков с помощью своих осведомителей и секретных сотрудников манипулировал собором, показывает решение о рукоположении протоиерея Александра Введенского архиепископом Крутицким.

Председатель собора Пётр Блинов без предварительного обсуждения поставил вопрос о Введенском на голосование, после чего сразу закрыл заседание¹¹⁴⁴. В. Н. Львов направил по этому поводу письмо с протестом председателю ВЦИК М. И. Калинину. Столь же безапелляционно вёл себя Пётр Блинов и в других случаях: когда епископ Волынский Леонтий (Матусевич) попытался возразить против введения женатого епископата, Блинов лишил его слова. С точки зрения власти главным решением собора было объявление Патриарха Тихона «лишённым сана и монашества и возвращённым в первобытное мирское положение»¹¹⁴⁵. При этом собор принял обращение в ГПУ с просьбой допустить к Патриарху Тихону делегацию для того, чтобы объявить решение о лишении его сана¹¹⁴⁶. 7 мая председательствующий по делу Патриарха А. В. Галкин обратился к коменданту внутренней тюрьмы ГПУ с просьбой допустить делегацию собора к Патриарху¹¹⁴⁷.

Обновленческий собор узаконил женатый епископат, второбрачие духовенства, уничтожение святых мощей. Собор также объявил о переходе на григорианский календарь. Этот вопрос был решён на заседании АРК ещё 6 марта 1923 г.: «Отмену старого стиля и замену его новым провести на поместном соборе»¹¹⁴⁸.

Как справедливо отмечает С. Г. Петров, «...Поместный собор 1923 г., его созыв и проведение находились под неусыпным бдительным контролем АРК и ГПУ, высоких партийных и чекистских руководителей»¹¹⁴⁹. Все решения собора были предварительно одобрены властями. О том, что собор – марионетка в руках ГПУ, хорошо знали в достаточно широких общественных кругах. Собор получил резко негативную оценку большинства верующих. Верующие г. Липецка писали Патриарху Тихону, что собор «...провёл решительную грань в сознании верующих между истиною и ложью, утвердил нас, давно не сочувствующих провозглашённому ею церковно-обновленческому движению, резнул по сердцу и заставил отшатнуться от него тех, которые относились к этому движению безразлично и, под давлением, легкомысленно делались живцами»¹¹⁵⁰.

В «Записке о церковно-обновленческом движении в связи с освобождением Святейшего Патриарха Тихона...», датированной 28 июня 1923 г., собор оценивается следующим образом: «Созыв церковного собора 1923 г. происходил пристрастно, под давлением. На предсъездных совещаниях, на собраниях благочинных официально заявлялось, что депутатами собраний и членами собора могут быть только лица, сочувствующие обновленческому движению и записавшиеся в члены той или другой из обновленческих групп. Меры воздействия принимались всевозможные. <...> Созванный таким порядком собор 1923 г. не может считаться поместным собором Православной Церкви»¹¹⁵¹.

По оценке сотрудников ГПУ, собор имел положительное значение для развития обновленческого движения. Одной из задач проведения собора являлась демонстрация мировому сообществу, озабоченному судьбой Патриарха Тихона, «свободы» деятельности Церкви в России. После окончания собора 12 мая 1923 г. от имени ВЦУ было направлено послание архиепископу Кентерберийскому, в котором говорилось: «Религиозная жизнь в России в настоящее время пользуется совершенной свободой, которой она никогда не имела ни при одном из прежних правительств»¹¹⁵².

7 мая председательствующий по делу Патриарха А. В. Галкин обратился к коменданту внутренней тюрьмы ГПУ с просьбой допустить делегацию обновленческого собора к Патриарху. Делегация включала: «1) Митрополита Петра БЛИНОВА, 2) Архиепископа Виталия, 3) Архиепископа Леонида, 4) Архиепископа Петра СЕРГЕЕВА¹¹⁵³, 5) Протоиерея В. НИКОЛЬСКОГО, 6) Протодьякона С. ДОБРОВА, 7) П. Н. ЗАХАРЖЕВСКОГО, 8) А. И. НОВИКОВА¹¹⁵⁴ для вручения постановления Поместного Собора и составления делегацией соответствующего акта»¹¹⁵⁵.

Однако делегация собора была допущена к Патриарху не в тюрьму, а в Донской монастырь, о чём свидетельствует рапорт секретаря Судебной коллегии Верховного суда РСФСР С. С. Быкова. В рапорте говорилось: «Настоящим доношу, что согласно Вашего предложения я вместе с тов. Тучковым и гр-ном Беллавиным из ГПУ прибыл в Донской Монастырь, где в помещение ранее занимаемым был водворён гр-н Беллавин»¹¹⁵⁶. 8 мая 1923 г. Патриарх был временно возвращён из внутренней тюрьмы на Лубянке в Донской монастырь, куда к нему в 2 часа 40 минут явилась делегация во главе с женатым обновленческим «митрополитом», который председательствовал на лжесоборе, Петром Блиновым¹¹⁵⁷. Обновленцы зачитали решение собора о лишении Патриарха сана и монашества и потребовали от него подписаться в том, что он ознакомлен с данным решением. Патриарх указал на его неканоничность, так как он был осуждён заочно. Обновленцы требовали от Патриарха снять монашеские одежды, на что получили категорический отказ¹¹⁵⁸. Верующие москвичи описывали этот эпизод так: «Принесли штатскую одежду, но он сказал, что она мне не годится, и кто дал мне сан патриарха, тот пусть и снимает, а вас я не признаю и на акте написал: «самодержавный Патриарх всея России Тихон"»¹¹⁵⁹. Далее в рапорте говорится: «После удаления делегации я и тов. Тучков оставили помещение, занимаемое гр-ном Беллавиным»¹¹⁶⁰.

Таким образом, Патриарх 8 мая 1923 г. был перемещён из внутренней тюрьмы ГПУ в ранее занимаемое им помещение в Донском монастыре, где продолжал находиться под стражей. Пребывание Патриарха в Донском монастыре в период с 8 мая по 8 июня, когда он был увезён из монастыря, как считали москвичи, в больницу, подтверждается материалами постоянного наблюдения за Патриархом сотрудников ГПУ, рапорты которых сохранились в следственном деле.

8 мая 1923 г. советскому правительству был предъявлен ультиматум Керзона, где было жёстко заявлено о религиозных преследованиях в России, говорилось о казни Буткевича и митрополита Вениамина (Казанского), о деле Цепляка и предстоящем суде над Патриархом Тихоном: «Эти преследования и казни являются частью сознательной кампании, предпринятой Советским правительством с определённой целью уничтожения всякой религии в России и замене её безбожием. Как таковые, эти деяния вызвали глубокий ужас и негодующие протесты во всем цивилизованном мире»¹¹⁶¹.

В мае 1923 г., несмотря на отказ от проведения жёсткой линии в отношении Патриарха, ГПУ продолжало собирать сведения о настроении населения в связи с предстоящим процессом. В сводках сообщалось, что обновленческий собор всеми осуждается. Так, в сводке № 13 за 10 и 11 мая 1923 г. говорилось: «Все резко осуждают обновленцев за решение снять с него (Патриарха Тихона. – Авт.) сан»¹¹⁶².

Как сообщал в ГПУ 15 мая 1923 г. один из видных иерархов, живший в это время Москве, «ещё за несколько дней до английской ноты ходили слухи, что Англия готовит ультиматум, касающийся главным образом судьбы попумарха (Патриарха; в тексте опечатка. – Авт.) Тихона и что будто бы в день, когда будет расстрелян Тихон[,] заговорят английские пушки. Сейчас все «сиятельные» с нетерпением ожидают войны»¹¹⁶³. Сообщение имело под собой основание. Англичане были настроены решительно, поэтому советскому полпреду в Лондоне Л. Б. Красину было дано указание начать переговоры с лордом Керзоном.

Данные о настроениях «сиятельной» аристократии были включены и в сводку №15 за 15 и 16 мая. «Бывшие» с нетерпением ожидали войны, получаемые ими из-за границы письма «определённо указывают на неизбежность войны и падение советской власти»¹¹⁶⁴. Это была последняя сводка, составленная Тучковым для руководства, что свидетельствует о том, что к этому времени ГПУ и Политбюро окончательно отказались от планов проведения судебного процесса над Патриархом.

17 мая состоялась встреча Л. Б. Красина с лордом Керзоном. Красин добился десятидневной отсрочки для предоставления Москвой более удовлетворительного ответа на ультиматум¹¹⁶⁵.

В ответ на требование Запада было решено показать Патриарха, снятого на киноплёнку. 22 мая 1923 г. решено было предложить членам АРК обсудить вопрос о «скинематографировании Тихона» в Донском монастыре. Однако в результате обсуждения на заседании АРК постановила отклонить подобное предложение¹¹⁶⁶.

Патриарх в это время оставался в Донском монастыре и даже имел возможность тайно общаться с приходившими к месту его заточения людьми. Епископ Андрей (Ухтомский) описывал свой разговор с Патриархом, который состоялся утром 15 мая 1923 г. в Донском монастыре, куда он пришёл. Он писал верующим Уфимской епархии:

«Войдя в северные ворота Донского монастыря, я совершенно случайно увидел 3–4 женщин, через форточку берущих благословение у Патриарха. Я немедленно поклонился ему до земли, после чего из форточки послышался вопрос святейшего отца: «Владыко, Вы откуда взялись?» «Так уж Богу угодно, – ответил я. – Скажите, Святейший Владыко, как Вы меня считаете, Томским или Уфимским?» Твёрдый ответ: «Томским». – «Святейший Владыко, я посвятил в Уфе 4 епископов, благословите их». – «Бог благословит, хорошо сделали». – «Но если я Томский, благословите и для Томска посвятить епископов?» – «Непременно, там много нужно архиереев». Форточка после этого быстро затворилась. Через 3–4 мин[уты] я подошёл к тому же месту с одной казанской старушкой, форточка отворилась, Патриарх показался в форточке, подозвал меня пальцем к себе и быстро сказал: «Только посвящайте людей надёжных, чтобы не были изменниками Св[ятой] Церкви». После этого Патриарх махнул на меня рукой и быстро скрылся. Этому разговору в первом случае свидетелем были 4 челов[ека], а во втором – одна эта старушка, и вместе с нею этот разговор я передал монаху Донского монастыря Филарету»¹¹⁶⁷.

Епископ Сергий (Дружинин) рассказывал об этой встрече Патриарха и архиепископа Андрея: «...патриарх Тихон... с террасы своей кельи в Донском монастыре кричал епископу Андрею (Ухтомскому): «Владыко, посвящай больше архиереев!» Впоследствии всем епископам, приходящим к нему, он говорил: «Большевики хотят всех архиереев, священников перестрелять. Чтобы церковь не осталась без епископата, без архиереев, необходимо посвящать в священство и постригать в монашество как можно больше"»¹¹⁶⁸. Существуют достоверные свидетельства, что Патриарх Тихон через форточку преподавал благословение женщинам, которые дежурили у помещения, где он находился: «Нередко Святейший, видя из окна своей келии некоторых из этих бескорыстных благотворительниц, в любую погоду дежуривших внизу под деревьями, открывал форточку своего окна и, высунув руку, благословлял их. Они кланялись руке, осенявшей их крестным знамением, и слезы при этом лились из их глаз»¹¹⁶⁹.

В помещении, где содержался Патриарх, была только одна форточка – в туалете, находившемся ниже второго этажа, где размещались комнаты Патриарха, которым пользовалась и охрана. М. А. Вешнева описывала это помещение: «Нужник освещается крохотной форточкой под потолком. Сооружение деревенское, мы сказали: «Как в XVI веке». И если кто из нас исчезает, знаем, что отправился «в XVI век"»¹¹⁷⁰.

Возможно, именно из-за наличия форточки, согласно инструкциям для охраны, Патриарх не мог пользоваться туалетом, а должен был использовать ведро, но часто за этим не следили. Та же М. А. Вешнева описала такой эпизод, который вызвал гнев сотрудника Оперативного отдела ГПУ А. Рыбкина: «Вчера вместе с Надей приехал Алёша. Он сразу прошёл к патриарху. Потом выскочил с перекошенным лицом:

– Где старик?

Часовой спокойно отвечает:

– Заседает «в XVI-м веке».

Алёша выкатил глаза.

– Что-о?

Я объяснила. Он хохотнул. А потом начался разнос. Оказывается, патриарху «в XVI век» ходить не положено. А положено пользоваться ведром. Красноармейцы оправдывались. Говорили, что они за этим очень следят. Что всегда всё содержат в чистоте. А Старец предпочитает прогуливаться «в XVI век». Алёша не слушал и орал»¹¹⁷¹.

Вероятно, Патриарх пользовался форточкой для преподания благословения и передачи записок. Однако, поскольку форточка находилась под потолком, Патриарху приходилось вставать на что-нибудь, чтобы высунуть в неё руку; вероятно, выглянуть из неё было очень сложно. Возможно, приходившие к месту его заточения доверенные лица могли забросить в форточку документы. М. А. Вешнева замечала, что Патриарх часто что-то сжигал в печи: «Патриарх любит тепло. Иногда, поздно вечером, просит затопить у себя. Сидит на маленькой скамеечке с кочергой и смотрит на пылающие дрова. Ребята говорят – мечтает, а я уверена, что что-то сжигает, но об этом Рыбкину я не докладываю»¹¹⁷². Не исключено, что через форточку Патриарх мог также передавать на волю документы.

О свидании с Первосвятителем епископ Андрей 16 мая написал своим сторонникам в Уфу, приложив к письму воззвание к пастве «Об Антониновской Господствующей иерархии», датированное «3/16 мая»¹¹⁷³. Вскоре епископ Андрей был выслан в Ташкент, куда прибыл 24 мая 1923 г.¹¹⁷⁴ Поскольку письмо епископа Андрея оказалось в следственном деле в Уфе, можно сделать вывод, что оно было перехвачено ГПУ.

Последнее свидетельство о том, что власть продолжала готовить процесс над Патриархом, – это рапорт Е. А. Тучкова, посвящённый предполагаемому защитнику Патриарха А. В. Бобрищеву-Пушкину, за которым велось наблюдение и телефон которого прослушивался¹¹⁷⁵. Известный до революции адвокат лишь в 1923 г. вернулся в Россию, в начале 1930-х стал жертвой сталинских репрессий¹¹⁷⁶.

А. Левитин-Краснов пишет о переводе Патриарха 23 мая во внутреннюю тюрьму¹¹⁷⁷. Эта дата, как было сказано выше, не подтверждается материалами следственного дела. Сообщения этого автора, полученные через многих лиц, часто искажают реальные события. Суд над Патриархом уже не планировался. 23 мая Л. Б. Красин передал ответ советского правительства на ультиматум Керзона. В ответе содержался ряд уступок, в том числе по делу Патриарха, но были обойдены требования о прекращении пропаганды в Азии. Англичане признали ответ удовлетворительным.

25 мая 1923 г. был снят с должности и переведён из ОГПУ на другую работу начальник Секретного отдела ГПУ Т. П. Самсонов, его место занял ставленник Г. Г. Ягоды Т. Д. Дерибас¹¹⁷⁸. Сам Самсонов впоследствии объяснял свой уход из ГПУ тем, что он не смог сработаться с Г. Г. Ягодой. Новый начальник СО ГПУ отличался жестокостью и аморальным поведением. Известный перебежчик Георгий Агабеков писал о нем как о человеке, беспробудно пьянствующем¹¹⁷⁹.

Государственной власти было необходимо признание своей легитимности со стороны Патриарха. От него требовалась некая «декларация» о лояльности, сделавшая бы новую власть законной в глазах верующих, для которых Патриарх был самой авторитетной и уважаемой фигурой. По причине того, что Патриарха не удалось осудить, выпускать его на свободу без принятия подобного документа было бы для власти признанием полного поражения. Было очевидно, что провести процесс над Патриархом уже не получится, но и просто отпустить его было невыгодно власти. Встала задача добиться от Патриарха согласия на «покаяние» перед властью.

В докладной записке Е. А. Тучкова заместителю председателя ОГПУ В. Р. Менжинскому от 27 февраля 1924 г. о работе 6-го антицерковного отдела за 1923 г. после сообщения об обновленческом соборе говорится: «Но здесь остаётся «мучеником» Тихон, который находится под стражей в Донском монастыре и про которого вся белая эмиграция и вообще весь черносотенный мир пишет и говорит как о едином человеке, который[-]де никогда не примирится с извергами рода человеческого – большевиками, а стоит крепко за веру христову – терпя всякие мучения и так далее. Тогда перед нами встала задача обработать¹¹⁸⁰ Тихона, так чтобы он не только извинился перед Советской властью, но и покаялся в своих преступлениях и тем самым поставил бы в глупое положение монархистов. Правда, надо сказать, что здесь с Тихоном работы было чрезвычайно много, он прекрасно понимал, что одним раскаянием дело не ограничится, а что и после придётся слушаться и действовать по указке ГПУ, что его более всего тяготило, но благодаря созданной для Тихона обстановки и условий, где он содержался под стражей, а также правильно сделанного к нему подхода, Тихона удалось убедить и он собственноручно написал раскаяние, которое[,] конечно, не могло не поразить его друзей[,] считавших его три дня тому назад стойким и неустрашимым человеком»¹¹⁸¹.

Далее начальник 6-го отделения продолжает: «Я здесь совершенно сознательно упустил подробности приёмов нашей работы... имея ввиду, что таковые во[-]первых Вам известны, а во[-]вторых[,] они настолько разнообразны, что если их описать, то потребовалось бы написание целой книги»¹¹⁸². Слова Тучкова прямо свидетельствуют о мерах определённого психофизического воздействия, применяемых к Патриарху по крайней мере в виде создания определённой обстановки и условий его содержания под стражей. В отчётном докладе 6-го отделения СО ГПУ говорилось о достижении «раскаяния Тихона»: «Эта задача была проделана Отделением весьма не легко, но результат получился желательный»¹¹⁸³. Эта фраза была впоследствии зачёркнута Тучковым, но сама по себе говорит о многом.

Однако никаких письменных следов «обработки» Патриарха в деле не имеется. Эти «беседы» не записывались сознательно, так как имели незаконный характер. «Методы» своей работы Тучков не раскрывает даже в сверхсекретном докладе заместителю председателя ОГПУ В. Р. Менжинскому. Ясно одно: на Патриарха оказывалось колоссальное, беспрецедентное давление. Факт отсутствия в деле материалов, характеризующих методы «работы» с Патриархом, говорит о том, что даже при всей своей объёмности следственное дело далеко не в полной мере отражает обстоятельства следствия.

Тучков не скрывает, что «обрабатывал» Патриарха, т. е. жёстко давил на него, возможно, применялись также и физические методы воздействия, поскольку 8 июня Патриарха увезли в больницу, о чём будет сказано ниже. Чекистам не оставалось ничего более, как «выбивать» из Патриарха «покаяние»: по Москве ходили разговоры о том, что из-за ультиматума Керзона судить Патриарха не будут.

Даже критики Патриарха не обвиняли его в малодушии. А. Д. Самарин писал: «Я не сомневаюсь, что им не руководит малодушный страх за свою личную безопасность, но ему постоянно ставят в вину бесчисленные аресты, ссылки и расстрелы духовенства, и он невольно останавливается перед новыми жертвами, так как во всех случаях сопротивления Синода намерениям ГПУ месть поражает не Патриарха, а кого-нибудь из его ближайших сотрудников, обвиняемого в противосоветском влиянии на ход церковных дел»¹¹⁸⁴.

«Обработка» Патриарха продолжалась до начала июня 1923 г. О том, что Патриарх готов подписать «покаянные документы», Е. А. Тучков доложил на заседании АРК через две недели после начала «обработки» Патриарха. 5 июня АРК постановила: «Не возражать против написания Тихоном ряда статей, относительно его отношения к Соввласти в настоящее время и об «условиях в которых он содержится под стражей["]. Всю корреспонденцию поручить просмотреть тов. Попову»¹¹⁸⁵. Что происходило с ним в застенках ГПУ, Патриарх, по словам протопресвитера В. Виноградова, никому не рассказывал: «По каким психологическим мотивам и в каких условиях подписал патриарх ТИХОН это заявление, он, насколько я знаю, никогда и никому об этом ничего не говорил (а спрашивать его об этом было бы крайне неделикатно), но никогда он и не отрицал, что действительно подписал его, но только не раз разъяснял буквально следующее: «Я написал там, что я отныне – не враг Советской власти, но я не писал, что я [–] друг Советской власти»...»¹¹⁸⁶.

Незадолго до 11 июня глава Антирелигиозной комиссии Е. М. Ярославский подробно изложил в записке то, что, по его мнению, при дальнейшем «нажиме» можно было бы выбить из Патриарха: «...необходим какой-нибудь шаг, который оправдывал бы наше откладывание дела Тихона, иначе получается впечатление, что мы испугались угроз белогвардейщины»¹¹⁸⁷.

Ярославский сообщает о беседах с Патриархом, которые проводились в заключении: «Из разговоров с Тихоном выяснилось, что при некотором нажиме и некоторых обещаниях он пойдёт на эти предложения»¹¹⁸⁸.

Глава АРК продолжал: «...в случае его согласия, также заявления с его стороны будут иметь огромное политическое значение: они спутают совершенно карты всей эмигрантщины; они явятся ударом по всем тем организациям, которые ориентировались на Тихона; Тихон явится гарантией против усиления влияния ВЦУ; его личное влияние будет скомпрометировано связью с ГПУ и его признаниями; выступления Тихона против еп[ископа] Кентерб[ерийского], Мелетия, Антония, папы будет пощёчиной прежде всего английскому правительству и лишит в глазах европейских кругов всякого значения выступления Англии в защиту Тихона; наконец, согласие его хотя бы с какой-нибудь реформой (он согласен на признание нов[ого] григор[ианского] календаря) делает его «еретиком» – новатором в глазах истинно православных.

ВЦУ при этом сохранит прежнее положение при значительном уменьшении влияния»¹¹⁸⁹.

План Ярославского и ГПУ столкнуть Патриарха и «непримиримых» стал реализовываться. Из тюрем освободили многих «даниловских» архиереев. 8 июня был освобождён епископ Феодор (Поздеевский), вскоре после него – епископ Гурий (Степанов)¹¹⁹⁰ и другие.

8 июня, в пятницу, Патриарха перевезли в больницу. В рапорте сотрудника «засады» в Донском монастыре от 13 июня 1923 г. говорилось: «Довожу до Вашего сведения, что б[ывший] Патриарх Тихон увезён 8/VI из Донского монастыря ввиду его болезни. Ходят слухи, что он, Тихон, заболел от какой-то рыбы, принесённой ему посетителями. Другие слухи, что женщина, приготовляющая ему пищу, вложила какого-то яду умышленно, и он от этого заболел и по представлении его в лечебницу скончался. Панихид никаких не было»¹¹⁹¹. В другом рапорте, от 14 июня 1923 г., сообщалось, что циркулируют следующие слухи: «Дней пять тому назад будто бы Патриарх Тихон был увезён из Донского монастыря якобы для отправления его заграницу. Кроме того, якобы во время передачи один из коммунистов передал отравленную пищу и Тихон[,] отравленный[,] отправлен неизвестно куда, где и скончался, а посему производятся панихиды. Панихиды служились в Донском монастыре и ц[еркви] [в] Кадашах свящ[енником] Александром¹¹⁹², прожив[ающим] с епископом Тихоном¹¹⁹³, к которому на днях приезжали представители епископа Агафангела¹¹⁹⁴»¹¹⁹⁵.

Митрополит Агафангел являлся Местоблюстителем Патриаршего престола, поэтому он послал своих людей удостовериться в смерти Патриарха. Насельники Донского монастыря имели возможность получать информацию о Патриархе, и если даже они начали служить по нему панихиды, это значит, что когда Патриарха увозили, его состояние внушало серьёзные опасения. 19 и 20 июня по Москве усиленно циркулировали слухи о том, что Патриарх отравился рыбой и умер (по другим сведениям, умер от голода в тюрьме)¹¹⁹⁶. Патриарх, как указано выше, питался продуктами, принесёнными жертвователями.

Здоровье Патриарха, подорванное тюремным заключением и чекистскими способами «обработки», ухудшилось. Очевидно, произошёл один из первых обмороков, вызванных интоксикацией. Такие обмороки затем будут происходить регулярно. Верующие москвичи в июле 1923 г. говорили, что Патриарха в тюрьме «морили голодом»¹¹⁹⁷. Одна из современниц этих событий вспоминала: «В Кремль его поместили под предлогом необходимости леченья от болезни почек, которой он захворал в конце своего заточенья. В Кремле, говорили они, лучшие московские врачи и образцовая больница. Продержали его там около двух недель, стараясь вымучить у него признание над Церковью советской власти, вырвать подпись на заранее заготовленное ими «Патриаршее Послание». Но не знали они, что в борении с их злой волей его, «Тихона», как сказал он однажды, «поставленного Богом Патриархом всея России для того, чтобы вести её не к смерти, а к жизни» – подкрепляли сила и воля Божии. Не добившись его подписи, они продолжали, вплоть до его кончины, упорно добиваться от него всё того же признания главенства над Церковью советской власти, и до конца, как известно, не преуспели...»¹¹⁹⁸.

Пребывание Патриарха в одной из государственных клиник в течение двух недель представляется весьма вероятным. Было необходимо провести обследование его здоровья, чтобы определить, чем вызваны приступы, нет ли опасности внезапной смерти. Кончина Патриарха в условиях заключения породила бы слухи о внесудебной расправе, что неблагоприятно сказалось бы для советской России в её отношениях с западными странами.

Диагноз Патриарха, установленный в начале 1924 г. лучшими врачами того времени, сообщает А. Д. Самарин в письме митрополиту Антонию (Храповицкому), которое было опубликовано недавно: «В течение года у него трижды повторялся глубокий обморок, длившийся минут 20–30. Сначала думали, что это лёгкие удары, но консилиум лучших врачей, созванный после последнего обморока, открыл у него нефрит, не слишком сильный, но неизлечимый: белка выделяется довольно много, но цилиндров нет, нет и отёков, обмороки происходят от всасывания мочевины. Сам по себе нефрит в такой степени развития не представляет такой опасности для жизни, но всасывание мочевины в больших количествах может повести к неожиданной катастрофе»¹¹⁹⁹.

Речь идёт о том, что при всасывании в кровь мочевины, когда её концентрация достигает 33–50 ммоль/л, наступает сильная интоксикация организма, что выражается в повышенной утомляемости, головной боли, нарушениях сна. Если существуют сопутствующие заболевания печени, то интоксикация проявляется симптомами угнетения центральной нервной системы, а в тяжёлых случаях может развиться кома¹²⁰⁰. В свою очередь повышение концентрации мочевины в сыворотке крови происходит «вследствие уменьшения суточного объёма мочи при шоке, сердечной недостаточности, обезвоживании организма... стрессе»¹²⁰¹. У Патриарха были проблемы с сердцем. Он страдал ишемической болезнью сердца, или, как тогда говорили, грудной жабой. Стрессов и эмоциональных шоков Патриарх в 1922 г. пережил много: его постоянно шантажировали расстрелом близких людей и православного духовенства, а условия заключения окончательно подорвали здоровье Святителя.

Накануне заседания Политбюро 11 июня Ярославский внёс проект постановления Политбюро, в котором предлагал: «...следствие по делу Тихона вести без ограничения срока»¹²⁰². Этим власти сохранили бы возможность постоянного давления на Патриарха. Ярославский предлагал сообщить Патриарху, что в отношении его «может быть изменена мера пресечения, если а) он сделает особое заявление, что раскаивается в совершенных против Советской власти... преступлениях и выразит своё теперешнее лояльное отношение к Советской власти; б) что признает справедливым состоявшееся привлечение его к суду за преступления; в) отмежуется открыто и в резкой форме от всех контрреволюционных организаций... г) выразит резко отрицательное отношение к новому Карловицкому Собору и его участникам; д) заявит о своём отрицательном отношении к проискам... католического духовенства... е) выразит согласие с некоторыми реформами в церковной области (например, новый стиль)»¹²⁰³. Это предложение было принято 12 июня на заседании АРК, а 14 июня – на заседании Политбюро¹²⁰⁴.

16 июня последовало заявление Патриарха в Верховный суд РСФСР. В нем Патриарх выполнял первые три пункта ультиматума, который был ему предъявлен, т.е. признавал правильность решения суда о привлечении его к ответственности, приносил раскаяние в действиях, направленных против советской власти, отмежёвывался «как от зарубежной, так и внутренней монархической белогвардейской контрреволюций»¹²⁰⁵. Кроме того, Патриарх просил освободить его из-под стражи и писал: «...я отныне Советской Власти не враг». В деле имеется автограф этого послания, написанный рукой Патриарха, но это был один из тех случаев, о которых Н. Н. Покровский пишет как о «случае принудительного авторства»¹²⁰⁶. Однако из шести пунктов ультиматума Патриарх выполнил только три: он отказался осудить зарубежное православное и католическое духовенство и ничего не писал о принятии нового стиля.

В следственном деле имеется сообщение о том, что «председатель тихоновского Епархиального управления профессор Виноградов, при посещении Коломны, рассказывал «служителям культа»: «Редакция отречения Патриарха от всех своих контрреволюционных деяний вырабатывалась три раза: первая редакция, с которой Тихон не согласился – выработана ВЦИК. Вторая – с которой ВЦИК не согласился – выработана Тихоном. Наконец третья – принятая обеими сторонами – обеими же и составлялась"»¹²⁰⁷. Следы редактирования, сделанного в ГПУ, носят и другие послания Патриарха. В другом сообщении говорится: «Председатель Тихоновского МЕУ – Виноградов (профессор) при своей поездке в г. Коломну рассказывал о том, что раскаяние Тихона есть результат соглашения с ВЦИК, последовавшего лишь после длительных колебаний»¹²⁰⁸.

Главное, о чём думал Патриарх, когда частично принял ультиматум властей, – это благо Церкви, находившейся под угрозой полного захвата обновленцами. Англиканскому епископу Бюри, просившему разъяснить появление «Заявления в Верховный Суд РСФСР», Патриарх напомнил слова апостола Павла: «...имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп.1:23–24). И добавил, что лично с радостью принял бы мученическую смерть, но судьба Православной Церкви – на его ответственности.

Признание советской власти, выраженное в «Заявлении» от 16 июня 1923 г., означало, что Патриарх Тихон принимал эту власть как попущение Божие и что он придерживался принципа лояльности власти. Этот принцип был положен в основу политики церковного руководства Русской Православной Церкви и в дальнейшем. «Заявление» позволило Патриарху сохранить Православную Церковь от развала, нанести решительный удар по обновленческому расколу, спасти от смерти священнослужителей, которые вслед за Патриархом были выпущены из тюрем и лагерей.

Безусловно, не условия заключения и «правильно сделанные подходы» ГПУ, а именно тревога за судьбу Церкви обусловила написание этого заявления, вернее, частичное принятие ультиматума властей. Патриарху была важна не личная свобода, как таковая, а возможность деятельно управлять Церковью, т. е. предотвратить её полный захват обновленцами. Патриарх ставил вопросы церковные выше вопросов политических, таких как признание или непризнание советской власти. Речь шла о существовании или уничтожении Православной Церкви в России, и ради её сохранения Патриарх пошёл на уступки, вызванные жестокой необходимостью и не противоречащие канонам Церкви. Это заявление не означало союза с государственной властью, а было всего лишь её признанием и отказом от борьбы с ней.

Выражая лояльность власти, Патриарх следовал древней христианской парадигме, согласно которой необходимо с уважением относиться к любой государственной власти. Непосредственный ученик святых апостолов святитель Поликарп, епископ Смирнский, так поучал христиан: «Молитесь также за царей, за власти и за князей, даже за преследующих и ненавидящих вас и за врагов креста, чтобы плод вашей веры был явен для всех, и сами вы были совершенны»¹²⁰⁹. Этот же святитель, представ пред своим мучителем, так отвечал на его слова: «Тебе ответствую как властителю, ибо мы должны уважать всякую власть, поставленную от Бога»¹²¹⁰. О повиновении гражданской власти и молитве за неё древних христиан свидетельствуют многие христианские апологеты. Так, Тертуллиан в обосновании необходимости молитвы христиан за гражданские власти ссылается на заповедь святых апостолов. О молитве Древней Церкви за римских императоров, жестоко мучивших христиан, свидетельствуют и другие христианские апологеты. Святой мученик Иустин Философ писал: «...хотя поклоняемся единому Богу, но в других отношениях и вам охотно служим, признавая вас царями и правителями людей и молясь о том, чтобы вы, при царской власти, были одарены и здравым суждением»¹²¹¹.

М. Е. Губонин упоминает о том, что Патриарху в 1923 г. со стороны властей было сделано предложение о выезде на постоянное место жительства за границу, на что Патриарх ответил: «...никуда я не поеду, буду страдать здесь вместе со своим народом и исполнять свой долг до положенного Богом предела...»¹²¹². Это предложение вполне могло иметь место: выше цитировалась сводка ГПУ, в которой говорится, что в Москве циркулировали слухи на эту тему. Святейший Патриарх Тихон до конца нёс крест тяжелейшего служения, возложенного на него. Одним из рычагов давления на Патриарха было обновленческое движение. Патриарх был лишён возможности получать информацию извне и, по всей видимости, Тучков преувеличивал в разговорах с Патриархом успехи обновленцев в захвате Церкви. Об этом говорят слова Патриарха, сказанные им после освобождения: «Если бы я знал [находясь в изоляции. – Сост.], что обновленцы сделали так мало успехов, – я вообще остался бы в заключении»¹²¹³.

Вероятно, одновременно с заявлением в Верховный суд Патриарх по требованию властей написал и послание к верующим, оригинал которого в следственном деле отсутствует. На заседании АРК 19 июня 1923 г. заявление и послание рассматривались вместе. При этом было принято следующее решение: «1) Заявление Тихона, адресованное в Верх[овный] Суд[,] размножить и срочно разослать всем членам П[олитбюро] для ознакомления.

2) В воз[з]вании к верующим внести некоторые поправки.

3) Независимо от этих 2-х обращений Тихон должен написать 3-е обращение к верующим, в котором не касаясь «обновленцев» высказать следующее:

а) Признание своего преступления против Соввласти и Трудящихся России.

б) осуждение действий Антония Храповицкого и др.

в) О том, что Мелетий¹²¹⁴ [–] ставленник Англии и т. д.

г) Резко высказат[ь]ся против Польского правительства, русских и иностранных белогвардейцев, которые якобы его толкнули на преступления против Соввласти и

д) о введении в церковном мире новой орфографии.

4) Все это поручить провести тов. Тучкову в пятидневный срок и доложить на следующем заседании комиссии.

5) Изменение меры пресечения Тихону комиссия считает возм[о]жным»¹²¹⁵.

Согласно признанию Е. А. Тучкова, освобождение Патриарха было невыгодно ГПУ: «Неожидан[ное] прекращение дела Тихона внесло в нашу работу по церковникам некоторые затруднения, так как Тихон[,] состоя под судом[,] всецело находился под нашим влиянием, а также и обновленческое течение имело главным аргументом своей агитации, что Тихон не свободный[,] а подсудимый человек. Амнистированный Тихон стал значительно смелее[,] и наши советы для него стали необязательны, а также и обновленческое течение значительно упало духом[,] имея в лице Тихона весьма сильного и освобождённого от суда противника... »¹²¹⁶.

В первоначальный текст послания сотрудники ГПУ, по-видимому, внесли значительные изменения. О том, какие это были изменения, можно только догадываться ввиду того, что в следственном деле, а также в известных нам архивных фондах подлинника этого послания не имеется. Но одно то, что послание было написано по прямому указанию и отредактировано ГПУ, позволяет говорить о Патриархе как о его авторе лишь условно.

В рапорте от 20 июня 1923 г. говорилось: «Доношу, что по установленным мною сведениям верующие прихожане церквей Благовещения, находящ[ейся] в Петровском парке, Митрофания находящ[ейся] около станц[ии] Зыковская платформа и Всех святых, наход[ящейся] в селе Всехсвятском[,] 17 июня с/г. отправились в Донской монастырь для получения сведений о состоянии здоровья б[ывшего] Патриарха Тихона, где им неизвестный священнослужитель ответил следующее: «Патриарх Тихон съел немного рыбы, отчего заболел и отправился в больницу», вышеуказанным ответом верующие вполне удостоверились»¹²¹⁷. То, что верующие направились за разъяснениями в Донской монастырь, говорит о том, что им было известно местонахождение Патриарха. Косвенно пребывание Патриарха в этот период в монастыре подтверждается и тем, что на заседании АРК от 22 мая 1923 г. обсуждался вопрос «о скинематографировании Тихона»¹²¹⁸, хотя предложение и было отклонено, но вряд ли предлагавший хотел провести «скинематографирование» в больничной палате.

21 июня 1923 г. высший партийный орган – Политбюро – принял предложение АРК об изменении меры пресечения Патриарху и одновременно решение: «Процесса пока не ставить»¹²¹⁹. Интересно отметить, что на следующий день Архангельский облотдел ГПУ принял постановление об освобождении из-под стражи епископа Илариона (Троицкого)¹²²⁰.

24 июня обновленческий «митрополит» Антонин (Грановский) в результате конфликта с членами ВЦС, прежде всего с Красницким, был освобождён от всех занимаемых постов и уволен на покой.

25 июня на заседании Судебной коллегии Верховного суда было принято постановление об освобождении Патриарха. А на следующий день АРК на своём заседании приняла решение освободить Патриарха 27 июня. Кроме того, ГПУ поручалось «производить постепенную ликвидацию дел, связанных с изъятием ценностей, воззваниями Тихона, освобождая от наказания тех тихоновцев, которые публично заявят о своём раскаянии», а также «в течение ближайших трёх месяцев пересмотреть все дела высланных церковников на предмет амнистирования наименее из них вредных»¹²²¹.

Начало 1920-х гг. стало временем закладывания принципов государственно-церковных отношений в СССР. Каждая из сторон этих отношений претерпела определённую эволюцию. В итоге в июне 1923 г. был достигнут компромисс. Власти поняли, что путём грубого давления, тюремного заключения, угрозы смерти от Патриарха Тихона нужных им уступок не добиться. Поэтому в своей церковной политике власти были вынуждены перейти от грубого давления и физических преследований к действиям более изощренным, но также направленным на раскол Церкви и подрыв авторитета Патриарха. Патриарх Тихон также изменил свою позицию, заявив о своей лояльности советской власти.

Таким образом, во внутренней тюрьме ГПУ Патриарх находился с 19 апреля по 8 мая; с 8 июня около двух недель – в больнице в условиях полной изоляции, а затем снова на Лубянке до освобождения 27 июня; в общей сложности получается 38 дней. Именно 38 дней указывается сроком пребывания в заключении Патриарха Тихона в опубликованном сразу же после его освобождения в «Известиях» интервью Патриарха: «Так же хорошо Тихон отзывается о своём пребывании в ГПУ, где он провёл 38 дней»¹²²². В Донском монастыре в условиях заточения Патриарх пробыл год – с 19 мая 1922 г. по 26 июня 1923 г., исключая 38 дней, о которых сказано выше. Необходимо учитывать, что все материалы на церковную тему должны были помещаться в газетах с разрешения Е. А. Тучкова, несомненно причастного и к этой публикации. А уж он точно знал, сколько дней провёл Патриарх Тихон в тюрьме.

Существуют серьёзные расхождения по вопросу о том, сколько времени Патриарх находился в тюрьме и когда был освобождён. Так, протопресвитер В. Виноградов указывал, что «освобождение патриарха состояло в том, что в его помещение явился начальник церковного отдела ГПУ Тучков, в ведении которого находился патриарх, снял стражу и объявил патриарху, что он теперь может куда угодно выходить и выезжать и кого угодно принимать»¹²²³. Это мнение протопресвитера В. Виноградова основано, видимо, на слухах и недостоверно. Неточность этих сведений подтверждает и указание, что в день своего освобождения Патриарх поехал на Лазаревское кладбище для участия в погребении о. Алексия Мечёва¹²²⁴, хотя Патриарх участвовал в погребении святого праведного Алексия на следующий день после освобождения – 28 июня, в четверг, что подтверждают сводки наблюдения за Патриархом¹²²⁵.

А. Левитин-Краснов и В. Шавров полагали, что Патриарх был арестован и препровождён в тюрьму только 23 мая 1923 г.¹²²⁶ Эта точка зрения, как было показано выше, не подтверждается материалами следственного дела. Авторы помещают детальный рассказ об освобождении Патриарха из здания внутренней тюрьмы на Лубянке: «...в 12 часов дня из одного из подъездов вышел высокий старик, в патриаршем куколе и шёлковой рясе. На груди у него сверкала драгоценная панагия. Однако на ногах были старые галоши без сапог. Он по-прежнему держался величаво и прямо, однако заметное дрожание обеих рук и восковая бледность лица говорили о том, что долгие месяцы заключения не прошли даром»¹²²⁷. Далее сообщается об отъезде Патриарха в Донской монастырь и о встрече его там толпой народа. Авторами сделано примечание: «Все обстоятельства освобождения Патриарха Тихона сообщены покойным Яковом Евгеньевичем Горожанкиным»¹²²⁸, который, по данным авторов, был тогда 15-летним мальчиком и был до ареста посошником Патриарха. Он вместе с извозчиком встречал Патриарха у ворот здания ОГПУ. Однако авторы книги допустили ряд неточностей. Так, они указывают, что Патриарх написал воззвание об отношении к советской власти «вечером, уединившись» в день освобождения, хотя оно было написано до его освобождения.

Современные авторы также не приводят достоверных сведений о времени заключения Патриарха. Так, Н. Н. Покровский считает, что Патриарх Тихон находился в тюрьме с 21 апреля по 27 июня 1923 г.¹²²⁹ Однако, как было показано выше, Патриарх был арестован 19 апреля¹²³⁰. Кроме того, Н. Н. Покровский не учитывает приведённых выше многочисленных свидетельств о пребывании Патриарха в Донском монастыре в период с 8 мая по 8 июня 1923 г. Н. А. Кривова полагает, что Патриарх находился в тюрьме в период с 19 апреля по 27 июня 1923 г.¹²³¹, опять же не учитывая данные указанных источников и того, что Патриарх пробыл в заключении 38 дней.

Авторы-составители сборника «Следственное дело Патриарха Тихона» считают: «С 19 марта по 8 мая 1923 г. св[ятой] Патриарх Тихон содержался во внутренней тюрьме ГПУ на Лубянке в связи с предполагаемым судебным процессом. 8 мая 1923 г. – возвращён в Донской монастырь, поскольку процесс по предложению Дзержинского был отложен. 23 мая 1923 г. – снова переведён во внутреннюю тюрьму ГПУ. 28 июня 1923 г. – освобождён, переехал на жительство в Донской монастырь...»¹²³². Дата ареста, предлагаемая авторами (19 марта 1923 г.), абсолютно противоречит публикуемым ими же документам: в сборнике помещён рапорт коменданта Верховного суда о взятии Патриарха под стражу 19 апреля¹²³³ и ряд документов, говорящих о том, что Патриарх в период с 19 марта по 19 апреля находился в Донском монастыре¹²³⁴. 23 мая – как дата повторного помещения Патриарха в тюрьму – не основана на материалах дела и, по-видимому, заимствована из книги Левитина-Краснова и Шаврова. И, наконец, 28 июня, как предлагаемая авторами дата освобождения Патриарха, также противоречит документам дела и других архивов¹²³⁵. Кроме того, ни один из предлагаемых названными авторами возможных сроков заключения Патриарха не укладывается в 38 дней.