Слово Владыки Василия в день его хиротонии во Епископа Вашингтонского

12.01.1980г. Свято-Николаевский Собор, Вашингтон (1 и 2 части)

I часть.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Ваше Блаженство! Ваши Преосвященства! Всечестные отцы, дорогие братья и сестры! Я прошу вашего снисхождения! Я стою сейчас на этом святом месте, и я чувствую, несмотря на это избрание, я чувствую себя и неготовым, и недостойным. Когда приглашение пришло ко мне, я ответил: «Я не могу сразу решить, я не могу сразу ответить, я прошу дать мне время для молитвы и для исповеди. И пусть будет так, как определит мой духовный отец». Он мне сказал: «Прими». И вот я здесь. Это он привёл меня сюда, в этот святой храм. И я глубоко скорблю, что он не смог быть с нами здесь, как он думал, потому что болезнь тяжкая не дала ему этой возможности. Это митрополит Антоний Сурожский. Он был врачом, прежде чем стал священником. Во время Второй мировой войны он участвовал в Движении Сопротивления и был врачом, личным врачом генерала де Голя в подполье. Он совершил около тысячи операций там, на поле брани. Он знает, как чистить раны.

Я не буду сейчас много говорить о том, о чём обычно говорят в этих речах – о своём трепете и недостоинстве – более подробно, потому что если бы я всё сказал, что у меня сейчас на душе, вам пришлось бы слушать меня до утра. Поэтому я только скажу очень коротко, что этот изумительный врач душ и телес использовал не скальпель, а, я бы сказал, духовный бульдозер, чтобы очистить душу и сердце для принятия благодати архиерейской. Но в этот момент передо мной стоят слова, Ваше Блаженство, сказанные моему предшественнику по хиротонии: многие начинали архиерейское служение хорошо, а кончали его плохо. И поэтому, конечно, в этот момент и в этот час я всецело полагаюсь на Ваши молитвы. Но меня обнадёживает, очень обнадёживает тот факт, что Промысел Божий привёл меня именно к Вам, Ваше Блаженство и Ваше Преосвященство.

Знаете, когда человек стареет, то почувствовать себя опять молодым очень хорошо. Я счастлив. Счастье привело меня в Американскую Православную Церковь, в Православную Церковь в Америке, самую молодую автокефальную Православную Церковь в мире. Ей ещё и десяти лет нет от роду, а в известном смысле она всё ещё в муках рождения. И когда я, Ваше Блаженство, вижу Ваше молодое стремление, Ваши молодые пути, Ваше неустанное по всей Америке – всюду – посещение, служение и успехи, то я говорю себе: «Да! Это великая честь быть Вашим викарием». И когда, Ваше Преосвященство, я посещал Свято-Тихоновский монастырь, монастырь, который был основан Святейшим Патриархом Тихоном, ещё когда он был Архиепископом Американским, то я не мог не пережить глубоко то, что я там видел и пережил и почувствовал, а именно традиционное, лучшее, что есть в Русском Православии, перенесенное на американскую почву и переданное людям, которые это сумели изложить и изобразить по-английски. Я понял и видел, какое огромное пасторство, какое огромное служение к этому привело.

И когда я вижу Вас, Ваше Блаженство, сегодня здесь, как представителя Сербской Православной Церкви, моей родной Церкви, которая меня взрастила, и будучи священником моей родной Церкви более сорока лет, я действительно рад и благодарен Богу, потому что вижу в этом то, что Сербская Православная Церковь не забыла меня здесь. И когда я недавно посетил Его Преосвященство, Сербского Патриарха Германа, который дал мне личное благословение на работу здесь, в Америке, я почувствовал, что это было нечто за пределами слов благодарности. И я услышал, Ваше Блаженство, о Вашем чудесном проповедовании в качестве священника так много лет, и сейчас в качестве епископа, которое наделено особым значением и радостью, провозглашающей мне, что Вы возложите свою святую десницу на мою грешную голову.

Что скажу сечас, в этот момент? Если я вообще здесь сейчас стою, если вообще во мне есть Православная вера, если хоть что-то доброго и хорошего есть во мне, то это всё мне дано моей матерью. (...) Моей матери сейчас девяносто шесть лет, но она всё понимает, и она это сделала не только сознательно, но с глубиной веры и благодати. Я мог бы сейчас говорить очень много обо всём этом, скажу только одно, что сейчас там, на Толстовской ферме, она под руководством опытных духовников зреет и созревает к Царству Божьему. Но если я говорю о моей родной матери, я не могу сейчас не упомянуть с чувством особой благодарности матушку. Матушку, без которой я не знаю, что бы я вообще делал. Сорок лет были мы вместе. И эта святая душа, я прямо скажу, всё делала для того, чтобы служить Богу, Церкви и семье, и всем людям вокруг. Вскоре после её похорон в Лондоне, которые вывелись поистине в торжество, которое наш Владыка Сербский сравнил с Пасхальной заутреней, по настроению и по количеству людей, там бывших (некоторые из здесь присутствующих там были), он мне сказал: «Не говорите «потеря» для вас и для Церкви, говорите «приобретение», потому что если она так помогала и вам, и Церкви на земле, то как же она поможет с неба». И когда я сказал: «Да, но для этого надо быть на небе», он мне ответил: «Если она не там, то кто же тогда может?» И я это почувствовал. Но здесь я останавливаюсь, потому что дальнейшее неизреченно.

Всё, что я хочу сказать, что со мной вот эти благословения.

Однажды, когда я был в тюрьме в Югославии более тридцати лет тому назад, за то, что моя деятельность не соответствовала тогдашнему закону в этой стране, я испытывал особенно трудный момент. Я уже об этом рассказывал, но я хочу повторить это для тех, кто этого не слышал. Это было страшно. И подробности я не буду описывать. Если кто читал «Один день Ивана Денисовича», то вот он будет знать, что много таких дней было у меня. Я скажу сейчас вам, как на исповеди. Было так трудно, что наступил момент, когда всё во мне высохло, когда вера исчезла, молитвы не было. Впервые, кажется, в моей жизни я бросился на солому, где мы все лежали рядом вот так, как скотина, и заснул, не помолившись. И вдруг я увидел во сне старца с белой бородой, приближающегося ко мне и улыбающегося, и говорящего мне: «Почему? Почему ты расстроен? Это хорошо для тебя! Это хорошо!» Потом он говорил некорое время – я забыл сейчас многое из того, что он говорил. Но это я помню, как если бы оно было вчера.

Он сказал мне: «Что ты так, что с тобой? Это хорошо для тебя». И много, что ещё он мне говорил, но я не запомнил всего, кроме того, что сейчас сказал, но это во мне стоит и сейчас в моей памяти. Я узнал его. Это был Преподобный Серафим Саровский.

Что происходило там, дома? Моя жена вдруг получила назад пакет, который она послала, без всякого объяснения и ничего не знала, потому что уже несколько месяцев не было возможности встреч. И, как она потом мне рассказывала, она в этом ужасном состоянии (потому что ей сказали, что очень часто возвращают пакет, если тот, кто заключен, умер... и больше ничего не сообщают... таково было тогда время там), она подошла к иконам и начала молиться Преподобному Серафиму Саровскому, потому что она выросла в Курске у Казанского собора, построенного родителями святого Серафима и очень его почитала, как своего родного, святого, к которому обращалась в трудную минуту. И она мне говорила, в эту минуту: «Всё абсолютно, всякая преграда между миром земным и миром иным рухнула. Я молилась так, как никогда в жизни». И вдруг она слышит, как преподобный Серафим говорит ей: «Не бойся! Я возьму его под свою защиту». Впервые в то утро нам дали формуляры, чтобы писать письма домой. Я не удержался, я написал в этом письме, кроме того, что можно было писать, я написал такую фразу: «Этой ночью пр. Серафим приходил ко мне и утешал меня». И когда она получила это письмо, она не верила своим глазам. Расплакалась, села и сказала: «Нет, это больше, чем я могу понести». Опять я здесь останавливаюсь, потому что было бы слишком долго рассказывать всё, что было.

Господь нас снова соединил и дал нам совместное новое служение. Радиопередачи по радио в Россию и Югославию, религиозные. В момент, когда шла передача о загробной жизни, в Родительскую субботу, случился с ней первый припадок, и рано утром в воскресенье она отошла ко Господу.

Я так много сейчас говорил об этом, потому что вы, вероятно, понимаете и чувствуете, что этот момент, здесь, сейчас, связан с ней и с её невидимым здесь присутствием.

Божественный промысел привёл меня в этот святой собор. Собор столицы Америки, которая обрела сейчас не только Православие, но и свою собственную Православную Церковь в Америке. И этот собор, который стоит на таком выигрышном месте в этом городе и пленяет всех своим красивым видом древнерусского Новгородского зодчества, этот собор посвящён, во-первых, Святителю Николаю Чудотворцу, образцу архиерейского служения, а с другой стороны, он является храмом-памятником, сооруженным в память всех тех, кто душу свою положил за други своя, начиная от царя-мученика и кончая последним неизвестным солдатом. Не нужно говорить много, чтобы не почувствовать, что такой храм, посвященный всем тем, кто отдал жизнь свою за други своя, не только на поле брани, потому что под это подходят многие и многие мученики, особенно современные мученики, теперешние мученики, мученики, которых гонит безбожная и жуткая власть... что эти мученики, имея этот храм, без всякой официальной канонизации уже признаны праведниками, которых Господь принял в Царство Свое по слову Своему, потому что Он сказал, что нет больше такой любви, чем любовь, которая отдаёт жизнь свою за други своя. И вот мне, грешному, привёл Господь быть на первых порах епископом здесь, среди этого сонма праведников.

Но я погрешу, если я не задержу вас ещё немного и не вспомню всех тех, кто направил меня на путь служения Церкви. И это, в первую очередь, моего незабвенного духовного отца моего детства и моего отрочества и юности там, в Югославии, поистине человека святой жизни Иоанна Максимовича. Никогда не забуду того момента, когда под его глубоким влиянием в двенадцатилетнем возрасте я дал обет, что я буду служить Церкви. И сейчас, в этот момент, я обращаюсь к нему с чувством и словом благодарности, а вместе с ним ко многим и многим пастырям и архипастырям, сербам и русским, которые в те годы находились в Югославии и которые направили меня на эти пути. Было бы слишком долго вспоминать каждого из них. Но ещё одно имя я хочу упомянуть. Это незабвенный для меня митрополит Антоний Храповицкий.

Переходя сейчас к самому служению архиерейскому, я не могу не отдавать себе отчёт, что момент, в который мне доводится стать епископом – лютый момент для всей Православной Церкви. Никогда ещё не было такого гонения не только на Православие, не только на христианство, но и на религию вообще, как в наши дни. И есть большая разница между современными гонителями и теми гонителями, которых мы знаем по истории со времён Римских. Потому что современные гонители, они знают христианство изнутри, в то время, как те тогда подходили ещё его не зная. Но как же, что же мы должны делать в этих условиях? Господь ждёт от нас самого главного – единства, единства у Чаши Христовой и сотрудничества. Сотрудничества, для которого огромное поле деятельности. Сотрудничества, прежде всего, в области помощи тем, которых сейчас преследуют. А во-вторых, сотрудничество в несении проповеди Христовой истины тем, кто её не имеет. Огромное поле деятельности. Из того, что мы уже видим, как много было здесь, в Америке, достигнуто, например, в такой области, как в образовании юношества через комиссию при постоянном совещании канонических епископов. Мы видим, как много ещё можно достигнуть в этой области. И в этом отношении я думаю, что у нас нет непроходимых расхождений, которые мы не могли бы превзойти для этого общего служения. И здесь я, прежде всего, хочу сказать ещё одно слово благодарности Его Преосвященству архиепископу Иакову. Я чрезвычайно благодарен владыке Иакову, который сказал мне такие трогательные слова, говоря, что завтра, на завтрашней Литургии в Бостоне будет специально молиться о том, что будет здесь происходить. Чем больше мы будем так расширять наши сердца, тем больше мы достигнем. И в этом отношении я тоже хочу сказать, это, может быть, опять будет очень лично, потому что я так был воспитан, но также всеми силами и от всей души хочу я протянуть руку любви и сотрудничества в направлении и Русской зарубежной Церкви. И особенно такому сотрудничеству, как в радиовещании и в других подобных вещах.

Я хочу в заключение сказать то, что мне представляется моим непосредственным служением. Мне представляется в виде восьмиконечного креста. Малая перекладина – это викарианство, оно всегда малое. Большая перекладина – это послушание викария своему владыке для выполнения тех заданий, которые он даёт за пределами, в данном случае, этого собора. И третье – косая линия, которая частично восходит вверх – это слово Божие. И в моём специальном случае это передачи по радио. Это крест. Все три перекладины – крест, потому что они не могут принести плода, если не будет вертикальной линии, которая несёт, возносит нас к Богу. Но точки пересечения – это всегда точки пересечения, это трудности, это клеветы, это преодоление тредностей, это собственные слабости, грехи. Но Христос Спаситель даёт силу. В чём же эта Божественная помощь и Божественная сила? В том, о чём я только что перед этим говорил – в Святой Божественной Евхаристии, которая есть не что иное, как осуществление на деле слов Христа Спасителя о любви: «Новую заповедь даю вам: да любите друг друга, как Я возлюбил вас». Христова любовь, любовь, которой Христос любит нас. Не как было раньше: да возлюбит ближнего, как сам себя, а новая заповедь Христова. А в чём её суть? Её суть в молитве Христа Спасителя в Гефсимании. Это любовь, которой Христос Спаситель молился и о которой говорил: «Да будут едины, как и мы. Я в Тебе и Ты во Мне. Так и они да будут в Нас едины». Часто эти слова употребляются для того, чтобы показать то или иное единство, но очень редко с подлинным пониманием. Но смысл очень ясен – средостение падает всецело и полностью между нами и миром иным, и между каждым из нас и каждым, с которым мы причащаемся. Будь то пастырь, архипастырь, мирянин или малый ребёнок. Вот за что нам надо бороться. И в этом видится мне служение архипастыря. Потому что епископ соединяет в себе всех – и пастырей, и верующих – евхаристически. И в то же самое время является живой связью со всеми каноническими епископами Православия по всему миру в Евхаристии. А как нам видеть и установить, где же это евхаристическое единство? В наш век мы можем видеть это очень легко.

Итак, не будем же грешить против Евхаристии ни в каком смысле, будем идти и всюду нести эту любовь и это преодоление всех средостений, начиная от Гроба Христова.