Северно-русское приходское духовенство в конце XVII века

В 1682 году, главным образом в целях противодействия усиливавшемуся на севере расколу, была открыта холмогорская епархия. Первый холмогорский архиепископ Афанасий, ревностный борец против раскола, не ограничивался в борьбе с ним одними только внешними мерами, но заботился по мере возможности и о возвышении умственного и нравственного уровня своей паствы, чтобы сделать последнюю менее восприимчивой к проповеди раскола¹. При этом он обратил особенное внимание на приходское духовенство, в котором ему хотелось видеть учителей народных.

Но духовенство выходило из среды того же народа и мало чем от него отличалось. Оно было только грамотным, но почти так же невежественным в истинах христианской веры, как и простая народная масса. Между священниками встречались лица, не знавшие даже как надо совершать богослужение, не говоря уже о прочем. «А литургии Божии, – доносил преосвященному один десятский священник про своего подчиненного, – он, священник Иван, служить не умеет, младенцев крещает без мира и без масла, и в том, что ты, преосвященный архиепископ, укажешь»².

В нравственном отношении духовенство стояло тоже не выше своих прихожан. Пьянство, этот общераспространенный порок русской жизни, господствовало среди него в полной мере. «Ведомо тебе, Государю, буди, – писал архиерейскому казначею Авксентию тот же десятский священник, слова которого мы привели выше (Кеврольский Петр Игнатьев), – по указу преосвящ. архиепископа и по памяти велено мне... смотрить тоя-ж церкви (т. е. Кеврольской) над священником Васильем Антониевым, чтоб не пил и не бражничал и церковную службу хранил. И я нищей пособить ничего не могу; и естли ваша милость не накажет и не смирит, и он сам себе пособить не может, а мне выслать его невозможно ради свойства. Да нашего десятка... Воскресенской церкви священник Трофим Кирилов бражничает на кабаке по многия времена, и церковь Божия без пения бывает, а смирить мне без указу невозможно»³. Такую жизнь проводили священники. Конечно, не лучше их были и церковнослужители – дьячки и пономари. «Живет он... у церкви, – говорится в современном памятнике про одного дьячка, – и всегда пребывает в безвременном пьянстве, и проклятую табаку пьет-же...»⁴.

Среди вдового духовенства нередким явлением была также и нечистая жизнь. Так, напр., в 1700 г. было возбуждено дело о вдовом священнике Воскресенской церкви г. Архангельска Василе Евдокимове, жившем в незаконной связи с тещей своего сына⁵.

Преосвящ. Афанасий, конечно, не мог равнодушно выносить, чтобы духовенство находилось в таком низком состоянии, и употреблял к поднятию его различные меры.

Прежде всего, он старался подвергнуть жизнь и поведение духовенства строгому контролю. Лица, ежегодно посылавшиеся в епархию для сбора дани, были вместе с тем и ревизорами, обязанными следить за исполнением со стороны духовенства его обязанностей и за его поведением. Они должны были заставлять священников и дьяконов служить в своем присутствии литургию⁶ и другие службы; не умевших служить им велено было отдавать в научение другим священникам, более сведущим в церковной службе, или высылать на Холмогоры⁷.

Вместе с тем посланным архиерейским поручалось осведомляться о степени грамотности священников и об их жизни. «И которые священники, – говорится в наказе казначею иеромонаху Авксентию⁸ 1702 г. (26 февр.), – по свидетельству, явятца грамоты малоумеющи, таковых священников ему, казначею, наказывать с подтверждением, чтоб они читали Священнаго Писания книги и навыкали умению грамоты прилежно. А священников пьяниц наказывать, чтоб они от пьянства престали и жили б трезвенно и в священнической своей службе радетельно»⁹. При этом казначею велено было предупреждать священников, что если они не исправятся, то «взяты будут к преосвящ. архиепископу на Холмогоры и..., наказаны они будут правильно и внешним наказанием, без пощады»¹⁰.

Испытание грамотности священно и церковнослужителей производилось иногда непосредственно самим преосвящ. Архиепископом – на Холмогорах. Успешно выдержавшие испытание удостаивались иногда денежной награды¹¹.

Непосредственный надзор за духовенством был возложен на десятских священников. Непослушных и не желавших исправиться священнослужителей последние должны были высылать на Холмогоры – к архиепископу¹².

На Холмогорах провинившиеся, как замечено выше, были смиряемы «внешним наказанием без пощады»¹³. В некоторых случаях, для лучшего исправления, они ссылались еще в монастыри. Так, напр., в 1687 г. (24 октября) в Николаевский Корельский монастырь был отправлен архангельский соборный поп Стефан «за ево безмерное пианство». Там ему приказано было находиться «во всяких монастырских трудах с прочими монастырскими работники до... архиерейскаго указу неисходно..., а священная ничтоже... не действовать»¹⁴. В 1694 г. в тот же Николаевский Корельский монастырь был сослан дьякон Рождественской церкви г. Архангельска Иван, и тоже «за безмерное пьянство»¹⁵. Несколько ранее в Николаевский же монастырь был сослан (причина неизвестна) «с Мезени Кузнецовы слободки Нерукотвореннаго Спаса Христа священник Симеон» – «до архиерейскаго указу». В 1694 г. уже велено было его «из-под начала свободить»¹⁶.

Священнослужители, провинившиеся в особенно крупных проступках, предварительно расстригались и потом уже ссылались в монастырь. В монастыре на них налагалось особенно жестокое наказание. Так, напр., бывшего попа Паниловской волости Елисея, обвиненного в «прелюбодействе, душегубстве и иных правильных великих винах» и по расстрижении отправленного в Сийский монастырь скованным в кандалах, приказано было держать здесь «в трудах в хлебне и в поварне до конца живота его никуды неисходно и приводити его к церкви Божии ко всякому пению, а стоять ему в притворе церковном и каятца о своем согрешении, а между пением ему в тех службах в хлебне и в поварне работать всякая работа с протчими монахи тоя службы и за монастырь его ни для чего не выпущать и никакой ослабы не давать, и из кандал не росковывать»¹⁷.

Менее тяжкому наказанию был подвергнут в 1688 году священник Койдокурской волости Яков, лишенный священства «за его правильныя великия вины и смертные грехи» и сосланный в Николаевский Корельский монастырь. Ему приказано было только быть «в Николаевском монастыре в крылосе¹⁸ до архиерейского указу»... В наказе относительно его, посланном Николаевскому игумену и братии, было сказано: «И вы б... смотрили над ним накрепко, чтоб он священная отнюдь ничего не действовал и народов бы рукою не благословлял, понеже он за вышеупомянутыя ево вины чрез нас, преосвящ. архиепископа, священства отлучен, а буде он роспопе¹⁹ похочет постричься в монашеский чин, и вы б ево по челобитью ево постригли в монашеский чин по уставу церковному и по чину монастырьскому»²⁰.

Запрещение (навсегда) священнослужения и права благословлять рукою сосланным в монастырь священнослужителям не всегда соединялось с лишением сана. В 1696 г. Афанасий писал следующее в Николаевский Корельский монастырь относительно одного священника: «...И мы, преосвящ. архиепископ, слушав ево вдового священника Ивана челобитья, указали вам, игумену Василиску з братьею, ево вдового священника постричи у вас в Николаевском Корельском монастыре по чину святыя Церкве и отдать ево в научение монашеского житья старцу доброжительну и держать вам ево в монастырских брацких трудах неослабно под крепким началом, из монастыря неисходно, и смотрить над ним накрепко, чтоб он не пьянствовал, и к Архангельскому городу и в волости ево отнюдь не отпущать, для того что он к пьянству пристрастен, а буде он явится в пьянстве и ево смирять вам монастырским смирением по разсмотрению... А иерейского служения ничего действовать ему в монашестве, ниже рукою благословлять без нашего указу отнюдь не велеть, хотя он в мире был и священник. Писася во граде Холмогорах в дому нашем мироздания 7204-го года Апреля в 5 день». (Скрепа дьяка Данила Лебедева)²¹.

Такое наказание полагалось для священников и дьяконов. Низшие церковники – дьячки и пономари – подвергались не меньшему наказанию за проступки. За пьянство, наприм., они обыкновенно были лишаемы места. В записях новоявленных памятей, дававшихся низшим клирикам при назначении на место, довольно часто встречаются замечания: такой-то назначен «на место упьянчиваго дьячка», или: «а прежнему дьячку (или пономарю) за ево пьянство отказано»²². За более крупные и более выдающиеся из ряду обыкновенных преступления низшие церковники, как и священнослужители, подвергались, как видно, еще и тягчайшему наказанию.

Чтобы избежать тяжкого архиерейского наказания, провинившиеся священно- и церковнослужители предпочитали иногда явке на Холмогоры бегство. В 1689 г. крестьяне Вельского стана Троицкого прихода, выбиравшие себе нового священника, писали Афанасию:

«Государю преосвящ. Афанасию, архиеп. Колмогорскому и важескому, бьют челом великим Государем и твои святительские сироты Вельского стану Троицкого приходу церковный приказщик Сенька Федосиев, земской судейка Сенька Иванов, судейской целовальник²³ Гришка Крысанов и во всех крестьян вместо того Вельского стану Троицкого приходу. В нынешнем, Государь, во 197-м году по твоему, Государь, архиерейскому указу послана память за приписью дьяка Карпа Андреева Верховажского стану десятцкому Успенской церкви священнику Григорью Осипову, и велено по той памяти твоей архиерейской выслать на Колмогоры Вельского стану Троицкого попа Петра Савина скована за приставом в духовных правильных ево винах для исправления и на ево место выбрать во священники человека добра и грамоте умеюща и житием искусна, а не пьяницу, и тот поп Петр Савин збежал»²⁴...

В октябре 1684 года, в бытность Афанасия в Москве, был пойман там бежавший ранее дьячок Ухтостровской волости Дорошка Оманихин, обвинявшийся в каком-то «духовном деле». По архиерейскому указу он был доставлен на Новгородское подворье – место жительства архиерея – и посажен здесь на цепь. Но и с цепью он сбежал с Новгородского подворья и, пойманный, был представлен сначала в Стрелецкий, а потом – в Новгородский приказ, оттуда был отпущен на свободу. Сделано это было, как видно, против архиерейского желания²⁵.

Особенно зазорную жизнь вело вдовое духовенство, и по отношению к нему преосвящ. Афанасий принимал особые меры.

Лучшим исходом для овдовевших священнослужителей Афанасий считал пострижение в монашество. Эта практика исстари утвердилась в русской церкви. Так что в народном сознании мысль о вдовстве священника всегда соединялась с представлением о невозможности продолжать ему священнослужение. В крестьянских челобитных архиерею встречаются, напр., такие выражения: «Служил у нас такой-то священник, и судом Божиим у него жена преставилась, и ныне, Государь, у тое церкви священника нет...»²⁶.

Однако, требование, чтобы все вдовые священнослужители принимали монашество, в применении на практике очень часто встречало большие неудобства. На руках вдовца-священника очень часто оставалась многочисленная семья, имевшая в отце единственную поддержку²⁷. В этих случаях Афанасий не требовал немедленного пострижения и давал отсрочку – обыкновенно на год (иногда только на полгода), редко – на два года или больше. Священники-вдовцы получали в этих случаях от архиерея т. н. епитрахильную грамоту (диаконы – стихарную), дававшую им право на священнослужение²⁸.

В незначительное, назначенное им время Афанасий давал, так сказать, возможность вдовцу-священнослужителю размыслить, как пристроить свою семью, изыскать средства для её существования. По истечении назначенного срока он требовал уже немедленного пострижения, и в этом случае не помогали ни просьбы вдовца-священнослужителя и указания на беспомощность его положения²⁹, ни ходатайства за него со стороны других лиц и свидетельства о беспорочности его жизни³⁰. У вдового священнослужителя в этом случае обыкновенно спрашивали только (в архиерейском казенном приказе), в каком монастыре желает он постричься, и потом отправляли его туда – с архиерейским указом (из каз. приказа), предписывавшим принять присланное лицо, постричь его в монашеский чин и «отдать в научение монашескаго доброжительства монаху житием доброму и провести ево чином новоначальных монахов в монастырских трудах неотложно»³¹.

Доведенный до крайности священнослужитель пускался иногда на хитрости, чтобы хотя несколько отсрочить время пострижения в монашество и, таким образом, получить хотя бы некоторую возможность пристроить свою семью. Любопытна в этом отношении история пострижения вдового священника Ненокоцкого усолья Севастиана (1699–1700 г.). Священник этот в 1699 году овдовел и получил епитрахильную грамоту, дававшую ему право на священнослужение до 23 января следующего 1700 года. Но к концу 1699 года он имел неосторожность напомнить в архиерейском приказе, что еще в 1698 г. он подавал челобитную об уменьшении церковной дани. На этой повторительной челобитной была положена такая архиерейская резолюция: «208 г. Декабря в 12 д. преосвящ. архиепископ, слушав сей челобитной, указал сего челобитчика вдового священника Севастьяна допросить, в который монастырь в монашеский чин хочет он постритчись». Однако, Севастиану удалось упросить архиерея, чтобы ему было позволено священнослужение до назначенного прежде срока – «для того, как значится в деле, что он имеет у себя безприютных детей: сын только полуторых годов, да трое дочерей – первая на девятнадцатом, другая на четырнадцатом, третья на одиннадцатом годах, и чтоб ему во грядущее промежговейно ту большую дочерь, буде жених будет, отдать в супружество и ту б печаль ему излишную избыть, для того что де ему такую возрастную девку покинуть не на кого, свойственных людей в близости нет, а брат де родной у него в Солоской слободки священник и есть, да человек самой скудной, сам скитается меж двор христолюбцов». По истечении урочного времени Севастиану приказано было «быть на Холмогоры и явитца в казенном приказе». Однако, и после этого Севастиану удалось кое-как упросить архиерея еще позволить ему священнослужение до праздников св. ап. Петра и Павла. Пошлины за это на нем не велено было брать – «за убожество». Когда миновал положенный срок, Севастиан снова начал подавать челобитные архиерею, чтобы на время было отложено его пострижение. Но и на первой, и на второй его челобитной была положена резолюция: «постричь ево в монашеский чин неотложно». И, наконец, только после третьей челобитной ему было позволено (21 июня 1700 г.) отложить пострижение до Успеньева поста – «ради домашней ево нужды». «Преосвящ. архиепископ, говорится в деле, милосердуя о нем, указал ему, Севастиану, в постригании до того времени дать сроку, только ему Севастиану в то срочное время освященная ничего не дествовать и рукою людей и трапезы не благословлять и епитрахиля на себя отнюдь не накладывать. А как тот Успенской пост минетца, и ему Севастиану явитца с его архиерейском казенном приказе не мешкав». Немного спустя Севастиан еще попытался подать архиерею челобитную о позволении ему священнослужения на год. При этом оказалось, что у него, кроме маленького сына и дочерей, есть еще один сын – взрослый, состоявший дьячком в том же Ненокоцком усолье. Севастиан умалчивал об этом раньше, очевидно, боясь, что его сразу заставят принять монашество, а между тем в одно из ближайших «промежговений» он надеялся выдать замуж свою старшую дочь. Теперь ему, очевидно, уже нельзя было скрыть, что у него есть сын дьячек. Но, все-таки, он попытался еще раз подать челобитную архиерею, так как дочь его осталась непристроенной, да и сына ему хотелось женить. На челобитной этой была положена такая резолюция: «1700 г. июля в 4 д. Преосвященный архиепископ, слушав сей челобитной, указал ево Севастьяна за ослушание прежняго своего архиерейскаго о том указу держать в домовых трудах до указу». От «домовых трудов» Севастиан (по его челобитным) вскоре был освобожден. 1-го августа он был отправлен в избранный им самим Сийский монастырь, а 8-го августа уже и пострижен там с именем Сильвестра³².

Оставшаяся от священнослужителя, иногда многочисленная, семья находила себе приют прежде всего, конечно, у родственников, если они были. Иногда же между ушедшим в монастырь и порядившимся на его место священнослужителем заключался своего рода контракт, по которому последний обязывался прокормить несовершеннолетних детей первого до их возраста³³. Но все это делалось, как видно, совершенно самостоятельно, без какого бы ни было вмешательства со стороны архиерея.

Большинство вдовых священнослужителей должны были мириться со своим положением, т. е. должны были, хотя бы и против своей воли, принимать монашество. Чтобы только, не отделить себя окончательно от семьи, они обыкновенно, избирали для своего пострижения монастырь, находившийся поблизости от места их прежнего священнослужения. Но бывали случаи, что вдовец священник предпочитал подневольному пострижению даже «безвестное бегство». Об этом свидетельствует следующая характерная запись в книге пенных³⁴ пошлин за 1687 (195) г.: «Марта в 5 д. Кокшенской чети Спасской волости на Тимошке Васильеве довелось по поручной записи, что не поставил он на Благовещенскую ярмонку (где, очевидно, находился в это время архиерейский десятинник-ключарь³⁵ Алексей Венедиктов) тестя своего, вдового попа Василья, и тот поп из-за поруки ево бежал безвестно, взять пени 2 руб. 8 алт. 2 д., и в тех деньгах по челобитью ево дано ему сроку Апреля до 20 числа нынешняго 195 году ради скудости ево, а после того сроку велено те деньги на нем доправить десяцкому Ромашевской волости священнику Алексею и прислать те деньги на Колмогоры ключарю Алексею, взято»³⁶.

Постригавшиеся в монашество получали от архиерея раз навсегда иеромонашескую (или иеродиаконскую) грамоту, которая давала им право на священнослужение в том или другом монастыре³⁷. Ставленая грамота теперь у них отбиралась³⁸.

Служившие по епитрахильным грамотам священники в том случае, когда они были уличаемы в нечистой жизни, подвергались строгому наказанию. Напр., вышеупомянутый священник Воскресенской церкви г. Архангельска Василий Евдокимов, подавший после обнаружения его нечистой жизни челобитную о пострижении, был отправлен в Соловецкий монастырь со следующим наказом преосвященного Афанасия монастырскому начальству: «Провести его новоначальных монахов в жестоких трудах, в хлебне, в поварне, в мукоейне, в свитошной и в прочих тем подобных службах долговременно, и потом быть ему в монастырских трудах, в каких годитца, из монастыря безвыходно, без праздности, а священная ничего ему не действовати и рукою не благословлять до кончины жизни его»³⁹.

Для предупреждения безнравственной жизни церковников-дьячков и пономарей Афанасий требовал, чтобы они непременно были женатыми⁴⁰. Овдовевшие обыкновенно были лишаемы места⁴¹. Исключение из этого правила были очень редки. Они допускались только тогда, когда чистота жизни вдового церковника не подлежала никакому сомнению⁴². Оставленные при месте вдовые дьячки и пономари должны были снова получать новоявленные памяти⁴³.

Прилагая заботы о том, чтобы приходские священники поучали своих прихожан в истинах христианской веры и сами приобретали для этой цели необходимые религиозные познания, преосвященный Афанасий обратил особенное внимание на обучение детей священнослужителей. Архиерейскому казначею Авксентию в наказе 1702 года было поручено, между прочим, осведомляться у важских священников, «которой сколько детей своих роженых сыновей имеет; и как которых имены зовут, и сколько которой лет от рождения, и грамоты ученых, и сколько кто умеет; – и тех их сынов записать в... тетради под именами отцов их подлинно. И которые дети их грамоты мало учены и им, священникам, велеть грамоты и доброжительству учить прилежно, чтоб они во священнической церковной чин были годны без порока»⁴⁴.⁴⁵

⁴⁶Но МАЛООБРАЗОВАННЫЕ отцы немногому могли научить своих детей.

Поэтому, у преосвященного Афанасия, как кажется, возникала мысль об устроении на Холмогорах школы. С этой целью, вероятно, им было послано в Москву во вновь образовавшуюся школу Лихудов три молодых человека Петр, Алексей и Иоанн. В конце 1699 года архиерейскому стряпчему Тихону Лебедеву, отправленному по домовым делам в Москву, поручалось уже взять этих учеников из школы и доставить на Холмогоры. «Да тебе же стряпчему, сказано в наказе, данном ему, с волею Всесвятейшего Патриарха взять с собою из школы домовых трех учеников и привезть их с собою на Холмогоры, о том к нему, Всесвятейшему Патриарху, писано-ж. И просить ево патриарши милости чрез казначея старца Тихона, чтоб пожаловал указал дать книг греческих тем домовым ученикам, по которым они науку проходили, чтоб им тех наук не узабыть, а о тех книгах говорить Чюдова монастыря отцу Евфимию да печатного двора справщикам Николаю Семенову да Федору Поликарпову, о том к ним ко всем писано ж, и приняв те данныя книги заплатить за них цена кто примет и записать в книги»⁴⁷.

Стряпчий в начале 1700 года отвечал преосвященному: «По писанию твоему архиерейскому из школы домовых твоих архиерейских трех учеников: Петра, Алексея и Иоанна указал Всесвятейший Государь Патриарх к тебе, Государю Преосвященнейшему Архиепископу, отпустить, о том и грамота дана... И об отпуске трех учеников с Москвы на Холмогоры промысл чинить будем, чтоб их отпустить с добрыми попутчики.., а ныне они в школе учатца по-прежнему»⁴⁸.

Без сомнения, названные ученики, вероятно – еще в том же – 1700 году, возвратились на Холмогоры. К сожалению, о дальнейшей их судьбе ничего неизвестно. Но в 1701 г. Афанасий зачем-то выписывает из Москвы (через соловецкого строителя московской службы иеромонаха Матфея) десять букварей⁴⁹. Не служит ли это признаком, что Афанасий затевал устроить в Холмогорах школу? Учителями в ней могли быть, конечно, возвратившиеся из Москвы ученики Лихудов. Но намерению этому едва ли удалось осуществиться, потому что меньше, чем через год по выписке букварей, преосвященный Афанасий неожиданно скончался.

Употребляя различные меры к возвышению умственного и нравственного уровня в среде низшего духовенства, преосвященный Афанасий прилагал также старания и к улучшению его материального быта.

По его ходатайству, в 1685 г. (31 января) был дан царский указ на имя Двинского воеводы Стрешнева о назначении казенного жалованья холмогорскому соборному духовенству. Ежегодно приказано было выдавать последнему из двинских таможенных доходов по 66 руб. денег; кроме того, из царских житниц ежегодно же велено было давать 49 четвертей с осминою и с получетвериком ржи и такое же количество овса («без Московской волокиты»). Жалованье это так распределялось между членами соборного причта. Протопоп получал ежегодно по 12 руб. денег, по 7 четвертей ржи и по 7 же четвертей овса. Денежная доля ключаря равнялась 10 рублям; трех попов, каждого в отдельности, 8 руб.; протодьякона – 7 рублям. Хлебная доля каждого из этих лиц равнялась 5 четвертям с получетвериком ржи и такому же количеству овса. Два дьякона получали по 4 рубля с полтиною каждый, по 3 четверти с осминою без четверика ржи и столько же овса. Двум пономарям денег давалось по рублю каждому; 4-м человекам сторожей и звонарей – по полтине. Хлебное жалованье каждого из этих 6-ти лиц состояло в 2 четвертях без полуосмины ржи и в таком же количестве овса⁵⁰.

До назначения казенного жалованья соборному духовенству оно получало, кроме чисто церковных доходов, некоторое вознаграждение из архиерейского дома. Это объяснялось тем, что Спасская церковная земля, принадлежавшая раньше собору, после учреждения холмогорской епархии сделалась собственностью архиерейского дома. Вместо денежного вознаграждения, соборному причту отдавалась иногда во владение та или другая часть Спасской земли⁵¹.

Кроме того, соборное духовенство имело и свою землю, которая была ему отведена по архиерейскому распоряжению, напр., в Заостровском приходе⁵².

Впоследствии, в 1699 г., был издан особый царский указ, запрещавший давать казенные вспомоществования «всем ружникам, за которыми жилыя вотчины или пустыя земли, и рыбныя ловли, и перевозы, и мостовщины, и мельницы, и лавки, и иные какие прибыльные доходы или приходские дворы есть»⁵³. В виду этого преосвящ. Афанасий принял особые меры, чтобы духовенство холмогорского собора не было лишено данной ему «руги»⁵⁴. В письме своему стряпчему от 17 февраля 1700 года он писал: «А о руге соборяном нашим и о том, что в данных им земель крестьянца збрели в верховские городы безвестно; послали мы челобитную при сей нашей грамоте от лица соборян, и тебе та челобитная объявит Приказу Большой Казны подьячему Ивану Стефановичу и просит его совета и помощи по той челобитной о руге соборяном. О том к нему от нас ныне просительно писано ж»⁵⁵.

И действительно, отнятие руги у холмогорских соборян было отсрочено на время, хотя ненадолго. Вскоре после смерти преосвященного Афанасия, в 1705 г., им стали выдавать только половину казенного жалованья, а в 1707 году выдача хлебного жалованья и совсем прекратилась. Денежное жалованье (в половинном количестве) продолжало выдаваться до 1719 г.⁵⁶

Таким образом, духовенство холмогорского собора до некоторой степени было обеспечено, благодаря стараниям преосвящ. Афанасия.

Что же касается приходского духовенства, и особенно сельского, то оно находилось гораздо в худшем положении.

Казенное жалованье было среди него большой редкостью. Можно думать, что им пользовалось духовенство Кандалажского посада⁵⁷.

Некоторое вспомоществование от казны получало также духовенство («поп с причетники»⁵⁸) «ружной церкви Пресвятыя Богородицы Владимирския»⁵⁹. Где находилась эта церковь – сказать трудно.

О других церквах ничего неизвестно.

Причты некоторых церквей были обеспечены еще незначительными вотчинными владениями. Так, напр., в Ненокоцком посаде духовенство Троицкой и Климентовской церквей имело в своем распоряжении соляные варницы и сенные покосы, данные им, очевидно, прихожанами «в поминовение родителей»⁶⁰.

Обыкновенными же источниками содержания сельского духовенства была церковная земля⁶¹, руга, даваемая прихожанами, а также и плата за требоисправления⁶².

Средства, получаемые из этих источников, не были одинаковыми даже в одном и том же приходе. Священник, поступавший на приход, обыкновенно рядился с прихожанами о количестве назначавшегося ему дохода. Условия этого поряда иногда указывались в самом мирском выборе или «излюбе». В одном таком «излюбе» от 1689 г. говорится следующее: «Се аз Верховажского стану Верхотерменские пустыни церковной староста Петр Семенов да крестьяне Матвей Трифанов (перечень нескольких имен) и все крестьяне Верхотерменские пустыни порядили мы из Вологодцкого уезду дьячка Дмитрея Андреева сына Попова ставитце в попы к церкви Божией к Воскресению Христову, а ставитце ему Дмитрею в попы своими деньгами, а как его Дмитрия владыка благословит поставить в попы, и ему Дмитрею доходу с нас крестьян хлебные руги с мужа да з жены по четверику ржи и овса пополам, а руга платить с нынешняго 197 года и впредь платить по вся годы, да деревня церковная белая⁶³, а пахать ему попу собою и огороды городить собою же, а дань церковная и всякие архиерейские запросы окупать нам миром и двор и всякия хоромы поповския ставить нам миром, да овса сеяново десять четвериков, и тот овес ему попу и семяна вынять в казну, а сена луговые выкосить миром и отдать ему попу, да речных сен ему попу половина, а рыбная ловля и всякое угодье, чем прежние священники владели, и ему попу владеть також, а от церкви доходу хлебенных и молебенных денег половина, а другая крилошенам⁶⁴, от молитвы от родилницы по 2 д., младенца крестить по 4 д., от четыредесячные молитвы по деньги, от большего отпевания по 4 д., от младенческаго отпевания по 2 д., от венчания по 4 д., а быть ему попу к церкви Божии подвижну и к нам крестьяном в домы со святынею и со всякой потребою ходить, в том мы, староста и все крестьяне, и выбор дали, а выбор писал по старостину и всех крестьян веленью Ковчарские волости Николаевской поп Иван. Лета 7197 году июля в 4 д.»⁶⁵.

В тех случаях, когда церковная должность передавалась непосредственно от отца к сыну, количество вознаграждения за службу не изменялось. Но поряд при поступлении нового священнослужителя и тогда все-таки не устранялся. В выборах подобного рода иногда замечалось: «И владеть ему (новому священнослужителю) церковной деревней и сенными покосы и всякими угодьи, чем отец ево владел»⁶⁶...

Если средства содержания причта даже в одном и том же приходе до некоторой степени изменялись в разное время, то тем более, конечно, они не могли быть одинаковыми в различных приходах. С вышеприведенными условиями найма священника в Верхотерменской пустыне интересно сравнить то, что писали Афанасию в 1694 году крестьяне пяти деревень Пижемского стана (Усянских сох). Крестьяне эти, выделившиеся в указанном году в особый (от Ростовского) приход, давали такое обязательство: «...А при писце тое (причетническую) землю они обелят, да сверх того учнут они их церковников ружыть против Успенских церковников, к которому (?) они ныне приходят: о празднике Святыя Пасхи, как они церковники учнут к ним со святым крестом ходить, тогда станут они давать им по четыре хлеба печеных всем вообще з двора и того сто шестьдесят хлебов, да по четыре деньги з двора и того восмь гривен, да две субботы вселенския – на Троицкую да на Дмитриевскую, да на Николин день осенной будут давать по двадцати хлебов печеных с выти и того шесть сот хлебов з десяти вытей, от погребения усопшаго по шти денег: от молитвы родильницы по две деньги: от венчания брака...» (Дальше, к сожалению, не сохранилось)⁶⁷.

Таким образом, средства содержания священнослужителей, завися главным образом от поряда их с прихожанами, не могли быть в разных местах и в разное время одинаковыми. Можно сказать, только, что они не были сколько-нибудь значительными. Иногда поряжавшийся священнослужитель соглашался служить в известном приходе за одну только отводившуюся ему землю. Конечно, в этом случае он ничем не отличался не только в образе жизни, но и в сравнительном достатке от обыкновенного крестьянина. Интересно в этом отношении привести отрывок из одного дела о поряде священника в Вавчужской деревне 1690 года. «В ево Преосвящ. Архиепископа Казенном Приказе Колмогорец Курцовскаго посаду Иосиф Баженин сказал: В нынешнем де в 198-м году июля в 23 день отец ево Иосифов Андрей Баженин и он Иосиф и брат его Федор прирядили к себе в Вавчужскую деревню к церкви св. пророка Иоанна Предтечи во священники Ровдогорской волости Семена Иосифова сына Дьячкова на место прежняго священника Ермолая, которой отъехал от них по указу Преосвящ. Архиепископа в Курсскую волость к Сергиевской церкви, а поряжено де у них ему Семену в прокормление з женою и з детьми в той Вавчужской деревни прежняго поповскаго владенья пашенной земли на Осиновом городище в трех полях севу житного на шесть мер, да пашенной же земли на старых дворищах в трех же польцах, что словут ножки, житняго ж севу на полтретьи меры, а сеять ему, Семену, своими семянами и работными людьми, да ему ж рядили дать сенных покосов пожня в Бамареве ручью, да на вышепомянутом Осинове городище их же Андреева з детьми владенья в сенные покосы сколько тут на Осинове есть, а вместо денежной всякой руги ряжено церковная дань с той Вавчужской церкви платить им, Андрею з детьми, мимо ево священника Семена, а больше того ничего у них ему, Семену, давать не ряжено, а во дворе ему жить в готовом же. К сей сказки Оська Баженин руку приложил.

А ставленик ровдогорец Семен Осипов сказал против сей же вышеписанной Иосифовы скаски Баженина, а сверх де той сказки больше ничего ему не ряжено и той де вышеписанной севчей и сенокосной земли ему, Семену, в прокормление будет, и челобитья де Преосвящ. Архиепископу о прибавки земли впредь от него, попа, не будет, а для нагреванья де трапезы дрова привозит им, Андрею з детьми, мимо ево, а про себя ему, попу, дрова держать в дому своем своей добычи, а не их, Андреевы. Сенька Осипов руку приложил»⁶⁸.

В приморских приходах, где земля почти ничего не родила, а местное население кормилось рыбными промыслами, весь доход духовенства состоял иногда (напр., в Неноксе – в Климентовском приходе) в отдаче на оброк («кортом») находившихся в их распоряжении соляных варниц.

Средства содержания приходского духовенства были, таким образом, очень невелики. Кроме того, они отличались еще совершенно случайным характером. Сравнительное благосостояние духовенства, как и крестьян, зависело главным образом от земли. Если случался неурожай, у него не было не только своего хлеба, но и не получались ружные и денежные сборы с прихожан. Крестьяне в этих случаях «брели врознь», чтобы найти себе пропитание в другом месте; за ними следовало и духовенство. В 1687 г. верховажское духовенство писало преосвящ. Афанасию: «И от... хлебные скудости мы, сироты, и все церковные причетники и крестьяне все бредут врознь в иные городы и уезды для прокормления, а домы своя мечут пусты»⁶⁹.

Насколько духовенство было материально не обеспечено, можно судить из того, что оно должно было прибегать иногда к посторонним заработкам для поддержания своего существования. Один священник, напр., подряжался поставлять тесу и смолу в архиерейский дом⁷⁰. Другой занимался плетением корзин и их продажей⁷¹. При таком непостоянстве и незначительности средств содержания, сельское духовенство должно было еще нести на себе разнообразные архиерейские и отчасти государственные повинности.

В пользу архиерея с духовенства шли разнообразные сборы. Подробнее о них мы скажем после. Здесь же заметим только, что эти сборы были особенно тяжелы для духовенства вследствие своей многочисленности. Кроме окладных сборов, взимавшихся ежегодно в определенном количестве, были еще сборы неокладные, платившиеся за разные архиерейские грамоты и памяти. Из окладных – только один сбор взимался не из собственных доходов духовенства, а из церковной казны, именно: так называемые «милостинные деньги».

Архиерейская дань и раньше была отягчительна для духовенства. С образованием же особой Холмогорской епархии она, надо полагать, еще более возросла, как можно видеть из следующей челобитной, поданной в 1684 году на имя Афанасия:

«Государю Преосвященному и первопрестольному Афанасию, Архиепископу Колмогорскому и важескому, бьют челом богомольцы твои Непокоцкаго Усолья церкви Живоначальныя Троицы священник Логин Исакиев с причетники. В прошлых годах обложена, Государь, наша церковь святительскою данию, тяготно было, и в прошлых же годах били челом Преосвященному Корнилию, митрополиту Великаго Нова Града и Великих Лук о збавке с тое церкви дани, и указал с тое церкви дани платить по пяти рублев по двадцати по четыре алтына по четыре деньги, а преж того платили по осми рублев по четыре деньги. И ныне, Государь, в твою архиерейскую казну хотят взять по прежнему большему окладу с нас бедных по осми рублев по четыре деньги и с причетнических с осми дворов брали полоняничныя деньги⁷², а у нас, Государь, толке шесть дворов. Милостивый Государь, Преосвященный и первопрестольный Афанасий, Архиепископ Колмогорский и важеский, помилуй нас богомольцев своих, вели, Государь, нам платить в свою архиерейскую казну по прежнему преосвященного митрополита указу по меньшей статьи и полоняничныя деньги со шти дворов. Государь Преосвященный Архиепископ, смилуйся»⁷³.

Естественно, что духовенство нередко обращалось к архиерею с просьбами о сбавке церковной дани. В 1699 году один священник писал следующее архиеп. Афанасию: «Государю Преосвящ. Афанасию, Архиепископу Холмогорскому и важескому, бьет челом богомолец твой Непокоцкаго Усолья Климентовской церкви поп Савастиан Никифоров. В прошлом, Государь, 207-м году в ноябре месяце тебе Государю, Преосвящ. Архиепископу, бил челом я, богомолец твой, и подавал челобитную о льготе церковной дани большаго налогу и о тягле, потому что Государь у тое Климентовской церкви приходцких людей никаких нет и мелочнаго доходу никакого не приходит, тольке, Государь, питаемся церковными сугребами, а которые, Государь, сугребы сами сварим, и приходит из тех вареных сугребов соли по осмидесят пуд из сугреба, а тягла с тех вареных сугребов платим с посадцкими людьми по 8 алтын с сугреба, а в варничныя постройки и в кузнецкие наймы платим с сугреба по 8 ж алтын, а кольке, Государь, сугребов на год приходит, и тому. Государь, подана под прежнею челобитною роспись. И ныне, Государь, тех росолов посадцкие люди на кортом не емлют, потому что та соль одешевела. И по твоему, Государь, архиерейскому указу, в Казенном приказе из Новгородцких книг выписано и у посадцких людей в Ненокоцком Усолье распрошено, и та выписка и посацких людей сказки в твоем архиерейском Казенном приказе. Милостивый Государь, Преосвящ. Афанасий, пожалуй меня, богомольца своего, вели, Государь, то дело пред себя положить и свой милостивой и разсмотрительный указ учинить. Государь святитель, смилуйся»⁷⁴.

Другой священник в 1690 г. подавал Афанасию следующую челобитную: «Государю Преосвящ. Афанасию, Архиепископу Колмог. и важ., бьет челом нищей твой богомолец Важескаго уезда Кокшенской чети Заечерицкие волости новопосвященной священник Лука Семенов. В нынешнем, Государь, во 198-м году, июля в (проп.) день, по твоему, Государь, святительскому указу уплатил я нищей в Казенном твоем, Государь, приказе подграмотной пошлины рубль денег, а достальных денег той пошлины доплатить, Государь, за скудостию мне убогому нечем и взять, Государь, взаймы негде, а мирские люди тое волости прежние свои мирския деньги рядили на пошлину взять у прежняго ставленика у попова сына Аверкия мне два рубли денег, и он мне нищему к ходьбе не отдал. Милостивый Государь, Преосвящ. Афанасий, пожалуй меня, нищаго богомольца своего, вели, Государь, в той вышеписанной своей архиерейской пошлине в платежи мне нищему сроку дать до данного збору. Государь великий святитель, смилуйся».

На обороте помета: «198 г. июля в 24 д. Преосвящ. Архиепископ, слушав сей челобитной, пожаловал ево, священника Луку, указал ему в тех пошлинных деньгах дать сроку до данного збору 199-го года, в том взять на него письмо за рукою»⁷⁵.

Конечно, оба эти случая были более или менее исключительными: в первом случае челобитную подавал священник особенно бедного прихода, во втором – только что определившиеся на должность. Обыкновенно же духовенство кое-как все-таки справлялось с архиерейскими сборами (или выряжало, как мы видели выше, чтобы эти сборы платились за него крестьянами).

Но иногда, напр., в неурожайные годы, когда все средства содержания духовенства истощались, ему не было никакой возможности справиться с различными архиерейскими повинностями. По случаю, напр., недорода в 1687 году, верховажское духовенство обратилось к преосвящ. Афанасию с челобитной «дать отпуст» на этот год «хоть в половину...» святительских всяких церковных даней, «чтоб нам нищим, писало духовенство, до конца не разоритца и врознь не разбрестись и голодною смертию не помереть»⁷⁶.

Афанасий и сам сознавал затруднительное материальное положение духовенства. Но поступиться своими доходами, по поводу вышеуказанных просьб, он не мог. Это, конечно, и естественно: ведь главными источниками содержания архиерейского дома были именно эти сборы с духовенства. Поэтому, в неурожайные годы он приказывал иногда взимать архиерейскую дань из церковной казны. В одном наказе, данном казначею, отправлявшемуся для сбора дани на Вагу (неизвестного года) говорилось: «А буде в которых волостях священником или церковным причетником ради нынешняго нужного году платежу церковной дани и иных доходов исправить собою нечим, и на искупление тех платежей велеть им священником с причетники давать денег взаймы из церковной казны, в том имать на них в казну кабалы на сроки, чтоб для того их священнического с причетники недостатку збору церковной дани остановки не было»⁷⁷.

Повинности духовенства в пользу архиерея не ограничивались одними сборами. «Священники и церковные причетники», равно как игумены и строители монастырей, обязаны были еще представлять корм и подводы домовым архиерейским людям, отправляемым из Холмогор для разных надобностей или в епархию, или же за её пределы, в города: Вологду, Устюг, Москву⁷⁸. Низшие церковнослужители, кроме того, должны были исполнять иногда должность архиерейских рассыльных. «А сверх того (определеннаго) розсыльщика, говорилось в некоторых наказах, дававшихся десятинникам, буде доведетца куды послать, и ему казначею для разсылок имать церковных причетников, пономарей и трапезников где прилучитце»⁷⁹. Хотя за подводы полагалась определенная плата (именно – 6 денег за подводу – на 10 верст⁸⁰), но дело здесь не обходилось без злоупотребления, о чем свидетельствует следующий факт. В различное время – с 1683–1696-й годы на Вагу бежали разные домовые архиерейские и ссыльные люди, которые, выдавая себя за посланных «для домовых архиерейских дел», требовали себе у местного духовенства «корма и подвод» без прогонов⁸¹. Преосвященный принял против этого свои меры, постановив давать подводы непременно за плату и только тем лицам, у которых окажутся проезжие архиерейские грамоты⁸². Но, все-таки, «корм» посланным архиерейским духовенство должно было, очевидно, предоставлять бесплатно. Да и относительно подвод не было постоянного правила, чтобы непременно каждый раз платить за них прогоны. Отсылая в 1700 г. обратно в Холмогоры архиерейских «даточных людей», освобожденных от воинской повинности, домовый стряпчий Тихон Лебедев писал Афанасию: «А в Важеском и в Двинском уездах велели мы, рабы твои, ему Ивану (Кончакову – архиерейскому подьячему) присно с даточными три подводы имать до Холмогор у священников с причетники без прогонов, потому что, Государь, сверх вышеписанного дать ему Ивану денег на проезд нечего»⁸³.

Кроме того, сомнительно, чтобы и законно посланные архиерейские люди (особенно, напр., для сбора дани) не причиняли духовенству никаких насилий⁸⁴. Сами непосредственные начальники над сельским духовенством – десятские священники при сборе дани архиерею не обходились без злоупотреблений.

Напр., в 1688 году преосвященному сделалось известно, что десятские священники Важского уезда сбирают с подчиненного им духовенства в свою пользу бруснику и рыжики, выдавая этот сбор за архиерейскую повинность. Через посланных на Вагу своих «десятинников», дьяка (каз. прик.) Ивана Ростегаева «с товарищи», преосвященный запретил десятским священникам производить этот сбор, потому что посредством него сельскому духовенству «чинилась» «тщета и обида великая»⁸⁵.

В пользу государственной казны с духовенства шел особый сбор, называвшийся «полоняничными деньгами». Он производился обыкновенно вместе с архиерейскими сборами и чрез архиерейских же сборщиков дани. Величина его была – 8 денег с двора каждого священно- и церковнослужителя. Кроме того, Афанасий приказывал еще сбирать по 2 деньги с двора «на отвоз» этого сбора «к Москве»⁸⁶.

В некоторых сельских приходах духовенство наравне с крестьянами тянуло и общее мирское тягло. Тяглыми были преимущественно низшие члены клира – дьячки и пономари⁸⁷, но иногда от тягла не освобождались и священники с дьяконами. «А деревня у нас поповская тяглая, указывали крестьяне в одном излюбе 1690 г., и ему – священнику – пахать самому и Государевы подати оплачивать с тоя деревни»⁸⁸.

Мирское тягло заключалось, во-первых, в платеже государственных податей («стрелецких денег»)⁸⁹ и, во-вторых, в несении разных земских повинностей (напр., ямщины) и расходов⁹⁰. Все члены известной крестьянской общины (или, что то же, прихода) «тянули» это тягло по заранее составленной развытке или «розрубу». Тоже должны были делать и духовные лица, как члены приходской общины. Сбором государственных податей по «розрубу» заведовал выборный из крестьян «сотский»⁹¹. ⁹²

⁹³ Духовенство, принимая непосредственное участие в несении мирского тягла по розрубу, ничем не выделялось от обыкновенных крестьян и должно было даже стать в зависимость от них. Такое положение принижало духовенство, нехорошо сказывалось на нем в нравственном отношении; кроме того, оно невыгодно отзывалось и на материальном его благосостоянии.

Афанасий обратил внимание на это ненормальное положение сельского духовенства и принял меры к освобождению его от стеснительного влияния приходской общины. С другой стороны, и само духовенство, приобретши в архиерее непосредственного и близкого начальника, стало обращаться к нему с челобитными о снятии с него мирского тягла. Известен целый ряд распоряжений Афанасия, направленных к удовлетворению этого рода челобитных.

Тяжесть государственных повинностей, которую несло раньше духовенство, теперь должна была лечь всецело на крестьянские общества. Последние не хотели, однако, допустить этого без всякого вознаграждения для себя.

Поэтому, духовенство, освобождаясь от тягла, в некоторых случаях лишалось руги, раньше полагавшейся ему от прихожан⁹⁴.

Но по большей части Афанасий своею властью прямо освобождал духовенство, по его челобитным, от несения мирского тягла, без всякого вознаграждения для крестьян. Таких указов Афанасия в пошлинных книгах архиерейского дома 1686–1698 гг. записано до 6: все почти они были даны по челобитью дьячков и пономарей и только один – по челобитью священника (с дьячком) и один же – по челобитью диакона⁹⁵.

Родители освобождаемого от мирского тягла духовенства, если они были простыми крестьянами, должны были оставаться по-прежнему в тягле⁹⁶.

Разумеется, все эти распоряжения Афанасия об обелении причтовой земли не без затруднений приводились в исполнение. Случалось, что крестьяне даже отказывались исполнять подобного рода архиерейские указы. Афанасий должен был прибегать к сильным угрозам, чтобы вызвать у них подчинение. Интересно в этом отношении дело 1691–1692 г.г. об обелении пономарской земли в Шастозерской волости.

В 1691 году пономарь Шастозерской волости обратился с челобитной к преосвящ. Афанасию об обелении его земли, ссылаясь на то, что прежде пономари тягла со своей земли не платили, а также и ему при поряде было обещано, что пономарская земля будет обелена, а «розруб»⁹⁷ с неё крестьяне будут платить «миром», подобно тому, как, платили и за священническую землю.

Согласно с этой челобитной Афанасий дал указ об обелении пономарской земли в Шастозерской волости.

Между тем, мирской сотский уже и после этого архиерейского указа «со всего мирского веленья» взял «розрубныя деньги», следовавшие за пономарскую землю, с пономарева брата (который обыкновенно платил эти деньги), «для того, что мирские люди тех денег меж себя не разложили и той пономарской деревни не обелили».

Тогда пономарь (в следующем – 1692 г.) подал Афанасию новую челобитную, прося об обелении его земли.

Одновременно с тем, в архиерейский Казенный Приказ явились и мирские посыльщики – сотский прошлого 1691 года Федька Антропов (взявший с пономарева брата «разрубныя деньги») и мирской челобитчик Митька Онаньин – и представили челобитную – от имени церковного приказчика (Сеньки Капустина) и крестьян Шастозерской волости. В челобитной крестьяне указывали, что пономарь Авдейко Григорьев «оболгал» Преосвящ. Архиепископа, говоря, что прежние пономари не платили тягла со своей пономарской земли, что пономарская «деревня» «гораздо хлебородна и сеном доходна» и что, «за архиерейскую церковную дань идет, к нему пономарю от них крестьян хлебная и денежная руга». Вместе с тем, крестьяне просили, чтобы Преосвящ. Архиепископ, «пожаловал их – велел с той пономарской деревни ему пономарю с ними крестьяны тягло платить, чтоб им от того в обиде не быть».

При расспросе в казенном приказе показания противных сторон оказались неодинаковыми.

Мирской челобитчик показывал, что прежние пономари, равно как и сам Авдейко Григорьев, платили «розруб». А что будто бы при поряде Авдейка крестьяне обещали обелить пономарскую землю, то бывший сотский заявлял. что этого ни он, ни мирской челобитчик «не памятуют». Что же касается того, почему сотский взял на Пономарева брата «розруб» уже после архиерейского указа об обелении пономарской земли, то в оправдание такого поступка мирской челобитчик указывал, что сотский сделал это «со всего мирского веленья»; сам же сотский еще добавлял, что он и не знал архиерейского указа, так как находился долгое время вне своей волости – в Холмогорах «на земском дворе».

Между тем, пономарь Авдейко по-прежнему настаивал, что при его поряде крестьяне обещали обелить пономарскую землю, и что прежний пономарь Исачко платил «розруб» только два года, а после платили за него крестьяне.

Кроме того, Авдейко показывал, что хлеба на пономарской «деревне» родится «малое число» и что прежде «розрубу» с этой деревни он обыкновенно платил по 20 алтын или по 7 гривен ежегодно, а сотский Федька взыскал с его брата «14 алт. да убытков в мирской расход 33 алтына».

По рассмотрении этого дела, Афанасий дал такое распоряжение: «По прежнему своему архиерейскому указу церковную деревню, которою он пономарь владеет, обелить и тягла с той деревни на нем не имать, а велеть то тягло разложить той Шастозерской волости мирским людям на свои деревенские участки. А сей его архиерейский указ Шастозерской волости соцкому и мирским людем сказать с подтверждением. А буде они, мирские люди, сему его архиерейскому указу учинятца противны и будут на нем пономарь с той церковной деревни тягла спрашивать, и на них за ослушание его архиерейских указов доправлена будет пеня и взяты от них будут «священник и церковные причетники овсе».

Этот архиерейский указ и был сообщен в Шастозерскую волость через особую память из Казенного приказа – на имя местного священника и церковного приказчика. При этом в памяти делалось распоряжение положить ее в церковную казну «и в переписных книгах от приказщика за приказщика сей указ описывать имянно чтоб не утерялся»⁹⁸.

Свои распоряжения по обеспечению духовенства на счет прихожан преосв. Афанасий простирал и далее того, что выше сказано.

Во вновь образовавшихся приходах, он, как можно заключать⁹⁹, сам утверждал таксу назначавшейся крестьянами денежной и хлебной руги.

В старых же приходах увеличивали количество денежной и хлебной руги или даже назначали ее вновь по челобитьям духовенства. Так, напр., 22 января 1694 г., преосвящ. Афанасием была отправлена грамота земскому судейке и сборщикам Кемского городка, которою приказано было давать священникам и причетникам местной церкви, согласно их челобитью, по 6 денег «из мирского мешка»¹⁰⁰.

В 1698 году 2 апреля послана была память в Лудский посад (на имя сотского и крестьян) с приказанием «мирским людем обложить себя поголовно... ругою деньгами» в пользу священника и причетников этой местности¹⁰¹.

Памятью, отпущенной в 1688 году десятскому священнику волока Пенежского, велено было сделать распоряжение, чтобы крестьяне валдокурской волости выдавали своему священнику хлебной руги – «с тяглой верви по полу четверику»¹⁰².

Подобная же память была отпущена и в 1692 году (8 октября) на имя Верховажского десятского священника, по челобитью священника и причетников Спасской церкви (бывшей Боровинской пустыни). Прихожане означ. церкви обязывались давать своему духовенству, «ради его скудости и нищеты, руги сверх прежних 20 мер по 10 мер ржи на год»¹⁰³.

В 1694 г. преосвящ. Афанасий издал распоряжение о назначении руги священнику Борисоглебской лопарской церкви по взаимному соглашению последнего с прихожанами. Дело об этом предмете длилось до 1696 г. и интересно в разных отношениях. Оно указывает, во-первых, точное количество руги, получаемой в то время священником Борисоглебской церкви, и свидетельствует о непосредственном отношении к этому предмету преосвящ. Афанасия, а потом оно имеет значение также и для характеристики религиозно-церковного состояния лопарей¹⁰⁴ того времени. Поэтому мы приводим его буквально. «Лета 7204-го маия в 19 день, по указу преосвящ. Афанасия, Архиепископа Холмогорскаго и важескаго, память Кольскаго острога Печенскаго монастыря строителю монаху Павлу. В нынешнем в 204-м году маия в 2 д. Преосвящ. Архиепископу явился Кольскаго острога Борисоглебской церкви священник Симеон и подал того ж Кольского уезда, Печенскаго монастыря крестьян, а своих Борисоглебской церкви прихожан, крещеных лопарей запись за руками их и с той записи взят во ево архиерейский казенной приказ список за ево священниковою рукою, а в записи их написано: Печенскаго монастыря крестьяне крещеные лопари Мотовскаго да Печенскаго погостов мирские старосты Мишка Иванов да Якимко Лазарев и все тех погостов крещеные лопари, да Пазрецкого и Нявдецкаго погостов мирские ж старосты Тимошка Ефремов да Алешка Афонасьев, и всех тех погостов крещеные ж лопари, а Борисоглебской церкви прихожане. Печенскаго монастыря перед игуменом Иосифом з братьею обложили себя добровольно давать ему, священнику Симеону, руги со всякой души по шти денег, сверх того от исповеди по шти ж денег с человека, от крещения младенцев и от родилничныя и от четыредесятной молитвы всего по четыре алтына по две деньги, а от венчанья браков по два ефимка окроме архиерейских пошлин, а от погребения умерших и со младенческаго погребения по шти алтын по четыре деньги, да от молитвы, что к Рождеству Христову, с вежи по четыре деньги, да им же лопарям давать ему священнику Симеону со всех четырех погостов на всякой год сала тросковаго по пуду да по две кережи мяса и рыбы со всякаго погоста, а подводы ему священнику и дьячку и под кладь ево священникову их крестьянские все, а та поголовная руга и сало и рыба и мясо договорено сбирать им, мирским старостам, и относить ему, священнику Симеону, в Колу вдруг безпереводно, а дьячка при той церкви держать ему, священнику Симеону, своего на той же вышеписанной руги. И преосвященный Архиепископ, слушав тоя записи, указал ему, священнику Симеону, всякая руга с тех приходских ево лопарей сбирать, а им лопарям ту ругу ему давать как в той записи написано по вся годы неотложно, кроме того, что ему написано давать от исповеди по шти денег с человека, и тоя руги что от исповеди не давать ему, Преосвящ. Архиепископ не указал, для того что по правилам святым от исповеди и от святого причащения священником имать ничего не велено, и то есть под отлучением и под смертным грехом».

«И маия в 18 день бил челом Преосвящ. Архиепископу он же священник Симеон, а в челобитной ево написано. (Далее зачеркнуто, но мы выписываем и это, так как для дела зачеркнутое очень интересно). В прошлом де в 202-м году послан ево архиерейский указ того Печенскаго монастыря ко игумену Иосифу з братьею, велено ему игумену по тому ево архиерейскому указу той Борисоглебской церкви приходцким лопарем учинить ему священнику по любовному договору руга в год, чем бы ему при той церкви питатца, и по той записи они лопари писанную ругу ему священнику в прекормление исправляли, и в той же записи написано, буде которой из них лопарей в духовенстве ему священнику исповедаетца и от исповеди определили ему доходу давать по шти денег с человека, только он священник сказывал им, что от исповеди руга священником не водитца, и они лопари люди дикие, в том ево священника не послушали и сказали, хто де исповедаетца, тот де по шти денег ему и даст, а хто не исповедаетца, тот де тоя руги ему и не даст, и ныне де с тое записи по ево архиерейскому указу взять в казенной приказ список и впредь против той записи от исповеди по шти денег с человека ему священнику искать не велено»... (Далее идет не зачеркнутое). А изстарь де те вышеписанные лопари к той Борисоглебской церкви приходят, а родителей своих не поминают и общаго их синодика и особых поминаний в той церкви нет и доныне. И преосвящ. Архиепископ пожаловал бы ево, священника Симеона, велел ему учинить в той церкви синодик и вписать в тот синодик имена приходцких ево крещеных лопарей родителей и особые помянники родителем их им лопарям к нему священнику давать, а он де родителей их лопарских поминать будет, а за то поминание указал бы Преосвящ. Архиепископ сбирать ему священнику с тех лопарей ругу, что положена была давать ему от исповеди по шти денег с человека, для того, что де при той церкви живет он в самой скудости и о том дать ему ево архиерейской указ. И Преосвящ. Архиепископ, слушав того ево священникова Симеонова челобитья, указал у приходцких ево Мотовского, Печенского, Назрецкого и Гняжденского (?) погостов у крещеных лопарей взять родителем их умершим росписи и с тех росписей написать в приходцкую их Борисоглебскую церковь синодик чинно, а быть ему в той церкви неотъемлемо и поминать души преставльшихся родителей их вечно, се бо добро и приятно пред Спасителем нашим Богом, за се бо бывает живым человеком от Господа Бога велия польза, умерших же человеков души освобождаются от мук и сподобляютца живота вечнаго. А от поминовения родителей их велеть им лопарем давать ему священнику руги по шти ж денег з живого человека на год по вся годы неотложно, вместо бывшей руги, что положили они давать ему от исповеди, а больше тоя руги шти денег от помяновения родителей их ему священнику имать не велеть. А что они приходцкие тоя Борисоглебския церкви крещеные лопари учинилися ево архиерейскому указу послушны и доброю своею волею обложили себя давать ему священнику ругу как в записи их написано безспорно, и за то их ко святой церкви послушание и усердие Преосв. Архиепископ преподает им приходцким той церкви крещеным лопарем всем благословение. И как к тебе ся память придет, и ты б, строитель монах Павел, сей Преосвящ. Архиепископа указ вышеписанным приходцким Борисоглебской церкви лопарем объявил и прочел всем во услышание и велел им чинить как выше сего писано; а прочет сей указ, списав с него списки и закрепя своею рукою отдать им лопарем во всякой погост по списку, да и у себя оставил для ведома список же, а подлинной сей указ отдать священнику Симеону с роспискою, почему ему впредь с тех лопарей руга имать. К сей памяти ево архиерейского Казенного Приказу печать приложена»¹⁰⁵.

В некоторых случаях добавочную ругу приказывалось выдавать прямо из церковной казны, вместо сбора ея с прихожан. Так, напр., дьячку Карпогорской волости (памятью к местному священнику – от 25 января 1687 г.), велено было прибавить из церковной казны «меру ржи да меру ячменя»¹⁰⁶.

Вместо обычно получаемой с прихожан хлебной руги для духовенства было выгоднее иногда получать деньги, и оно обращалось к преосвященному с челобитьем сделать приказание крестьянам об этой замене. 1697 (205) г., 12 октября, была отпущена с таким приказанием память в Попопаволоцкую волость Верховожской четверти. Здесь было сказано, чтобы мирской староста и крестьяне платили своему священнику и причетникам «руги по вся годы за великоденные хлебы по гривне с обжы: да вместо Петровской руги яиц и масла и ячменя... по 10 денег с обжы»¹⁰⁷.

Афанасий наблюдал также и за тем, чтобы духовенство не только во вновь образовавшихся, но и в старых приходах, было оделено в достаточном количестве землею¹⁰⁸.

Для устранения злоупотреблений со стороны крестьян при наделе духовенства землею, Афанасий поручал иногда это дело десятским священникам¹⁰⁹. И вообще он наблюдал за тем, чтобы материальные интересы духовенства не пострадали¹¹⁰.

В некоторых случаях Афанасий освобождал священно- и церковнослужителей от тех обязательств, которые они давали крестьянам при своем поступлении на приход. Так, напр., в 1699 (207) г. 21 апреля Афанасий по челобитью пономаря (бывшего священника) Матигорской волости – Ивана Гаврилова – «указал от покупки уголья ево челобитчика освободить, а покупать в церковь уголье из церковной казны»¹¹¹.

Из других распоряжений преосвящ. Афанасия, направленных к улучшению материального быта сельского духовенства насчет прихожан, можно упомянуть еще о следующих. Он давал указы о постройке на мирской счет домов для священнослужителей (по челобитьям последних)¹¹², о взыскании полагавшейся им руги с прихожан, в случае её задержания¹¹³, о бесплатной выдаче духовенству в случае нужды денег и хлеба из церковной казны¹¹⁴, о выдаче хлеба из церковной казны в счет руги¹¹⁵, или вообще взаймы¹¹⁶ и т. п.

Ослушание своих указов Афанасий наказывал пенею¹¹⁷, а в случае попыток прихожан причинить какой-нибудь ущерб материальным доходам духовенства – прибегал даже к церковному отлучению. О последнем свидетельствует следующая запись в пошлинной книге 1691 года (отдел грам. и пам. по челоб. дел.); «Генваря в (проп.) числе отпущена память Шенкурского острога Благовещенского собора заказщику духовных дел протопопу Прокопию да старосте поповскому тоя ж церкве дьякону Иеву по челобитью важского уезда Тарненской волости Филки Клементьева да Трошки Никитина велено за приношение вин их соединить святей церкви и быть им во всем сообщным со христианы, а что они церковной белой деревни в прошлом во 198 году переорали и перекосили, и та земля велено им возвратить паки к церкви к поповской белой деревни, и ту поповскую белую деревню от их Рогачевской деревни жеребьев велено отмежевать по старожиловым сказкам с понятыми волостными людьми, чтоб впредь о том от них священнику обиды не было»¹¹⁸.

Во время архиепископа Афанасия не существовало, по-видимому, точного распределения доходов между членами причта. От этого могли, конечно, возникать взаимные неудовольствия и пререкания среди духовенства. Для устранения такого неудобства или само духовенство, или же за него приходские крестьяне обращались к архиепископу с просьбами назначить определенную норму, с которой следует сообразоваться в дележе церковных доходов. Указов относительно этого предмета, отпущенных в разные места епархии, в пошлинных книгах архиерейского дома записано до 7-ми. Там, где причт состоял из 3-х лиц – священника, дьячка и пономаря, согласно распоряжениям Преосв. Афанасия, священник должен был получать половину дохода; другая половина делилась поровну между остальными членами причта¹¹⁹. В приходах, где, кроме означенных 3-х лиц, был еще дьякон, священник получал из 7 гривен 10 алтын (=3 гривны), дьякон 2 гривны, дьячек и пономарь по гривне¹²⁰. Там, где было 2 священника, они получали из рубля (=10 гривен) по 10 алтын, дьякон (из рубля же) – 2 гривны, дьяк и пономарь по гривне¹²¹.

Иногда Афанасий делал распоряжение и о более правильном распределении церковной земли между членами причта.

Так, напр., в 1699 (7207) г., в апреле месяце к нему обратился с челобитной пономарь Матигорской волости, бывший священник, Иван Гаврилов, где, между прочим, писал следующее: «По... архиерейскому указу живет он при той церкви на Матигорах в пономарях, а церковной всякой доход делит он Иван той церкви з дьячком пополам, также церковную дань платит он с тем дьячком поровну ж, а севчей... земли у того дьячка мер на семь, а сенных покосов куч ста на три, а у него пономаря севчей земли на полчетверти меры, а сенных покосов куч на сто с небольшим прибавком, а у... священника Никиты и у другово священника Евдокима севчей и сенокосной земли есть з довольство и у священника Евдокима перед священником Никитою севчей земли в лишке есть сажен с пятнатцать. И Преосв. пожаловал б ево пономаря велел вышеписанную излишечную севчую землю от священника Евдокима, а из сенокосной земли от дьячка отвесть ему во владенье ради скудости ево».

Афанасий приказал расспросить (в Казенном приказе) священников и дьячка Матигорской волости о том, в каком размере они владеют церковной землей и как платят церковную дань.

По исследовании этого дела, Афанасий сделал такое распоряжение: «допросить пономаря, где ему прилично и по смежности у священника Евдокима пашенной... земли, а у священника Никиты сенокосной земли определить пристойно».

Когда пономарь сделал нужное показание, Афанасий приказал «послать на те земли подьячаго и велеть ему досмотрить тех земель».

В июле месяце от пономаря Ивана Гаврилова поступила новая челобитная к Афанасию, в которой он жаловался, что сенокосная земля, полученная им (от священника Евдокима), в одном месте оказалась совсем неудобной и просил преосвященного снова относительно разверстки земли «свой святительской милостивой разсмотрителной указ учинить».

На этой челобитной в архиерейском (казенном) приказе была сделана следующая помета:

«207 г. июля в 28 день Преосвящ. Архиепископ, слушав сей челобитной, указал домовому своему подьячему Иоанну Ступинцу той пожни со священником Евдокимом и с ним челобитчиком досмотрить и каковы на той пожни на котором конце сенокосы и которое место той пожни имеет смежность с ево челобитчиковою землею, тому учинить записка за руками и чертеж».

Вскоре (в августе месяце) был дан и соответствующий указ в Матигорскую волость (на имя священников Никиты и Евдокима и церковного приказщика Ивашка Короткого)¹²².

Указанный случай распределения земли между членами причта был, как видно, не единственный¹²³.

Таким образом, преосвящ. Афанасий принимал разнообразные меры к поднятию материального благосостояния сельского духовенства. Но все эти меры отличались односторонним характером, так как увеличение средств содержания духовенства производилось исключительно только за счет крестьянского народонаселения и ложилось на него новым бременем.

Между тем, архиерейские сборы, особенно тяжело отзывавшиеся на благосостоянии духовенства, нисколько не убавились, как увидим ниже. Напротив, они со временем даже все более возрастали. Вследствие этого, и материальный быт духовенства не мог быть поднят на надлежащую высоту. Положение священников было немногим лучше сравнительно с положением низших церковнослужителей – дьячков и пономарей. Поэтому они для увеличения средств жизни обращались иногда к таким занятиям, которые считались обыкновенно делом низших клириков, и выступали, таким образом, как бы соперниками последних. В пошлинных книгах архиерейского дома помещена, между прочим, такая довольно интересная запись, относящаяся к 1697 г., следовательно, уже к концу архиерейства Афанасия: «Генваря в 30 день отпущена память Сумского Острога к десяцкому священнику Кириллу по челобитью Шурецкой волости священника Федора Иванова, велено ему священнику в той шурецкой волости з дьячком и с пономарем вопче по умерших в помяновение наймоватца псалтирь читать невозбранно»¹²⁴.

Особенно трудно приходилось духовенству при поступлении на должность. Как мы видели выше, ему не всегда была под силу и уплата довольно значительной пошлины за получение ставленой грамоты.

Явка для поставления на Холмогоры из отдаленных и мало доступных мест епархии была соединена тоже со значительными издержками. Но еще хорошо, если приходилось попадать только на Холмогоры. Нередко, во время московских поездок архиерея, нужно было идти и в Москву и выжидать там поставления. Случалось, что ставленнику и отказывали, и ему из самой Москвы приходилось возвращаться ни с чем¹²⁵.

Если вообще нелегко жилось приходскому духовенству, то положение вдового духовенства было тяжелым по преимуществу. Мы уже видели, какие меры по отношению к нему применял архиепископ Афанасий. Не желавшие постричься в монашество и не получившие от архиерея епитрахильной грамоты лишались права на священнослужение и, таким образом, увеличивали собою число безместного духовенства, которого и без того было много, вследствие особых условий приходской жизни. Если бы вдовый священник вздумал остаться на прежнем месте и, не получив от архиерея епитрахильной грамоты, его строго приказано было высылать на Холмогоры¹²⁶, где было производимо ему, вероятно, соответствующее наказание.