Слово во вторую неделю Великого поста

Что сей тако глаголет хулы; кто может оставляти грехи, токмо един Бог? Мк. 2:7

Странные, необыкновенные и вовсе неожиданные суждения открыло нам чтенное ныне евангелие в книжниках о лице Господа Спасителя! Суждения их странны, по несообразности с тем делом, в котором они нашли хулу на Бога, и которое прямо относилось к славе Его. Необыкновенны, по величию лица, против которого они возымели такие мысли. Неожиданны, по самому их званию книжников, т. е. таких людей, которые отличались перед прочими знанием закона Моисеева и писаний пророческих, и долг которых состоял в том, чтобы руководить других в делах веры и благочестия.

Суждения их странны, необыкновенны и неожиданны, но потому-то они и обращают на себя особенное наше внимание. И не без намерения выставлены они на вид святым евангелием. Они открыты нам с тем, чтобы каждый из нас, уразумев внутреннее расположение сердец книжников, вошел в живое познание своего собственного сердца и своих отношений к Господу Спасителю. Следовательно, в них прикровенно предлагается нам наставление и предостережение. Наставление, каков по духу должен быть христианин, спасаемый Богом и соблюдаемый Им в жизнь вечную. Предостережение, от чего по преимуществу мы должны охранять себя, чтобы не принадлежать к сонму людей, которых ожидает будущий суд и вечное отвержение от лица Божия?

С этой целью займемся разбором мыслей, допущенных книжниками в свой ум о лице Господа Спасителя, и отмеченных в св. евангелии для того, чтобы вместе с истинами спасения возвеститься в мире и им на суд всего верующего мира!

Что сей тако глаголет хулы?

Какую дать оценку этим воззрениям иудейских ученых на лице Спасителя мира? В каком значении принять их, в значении ли неведения, недоразумения и погрешительности мысли, свойственной каждому человеку, или в значении чистого сознания, ясного ума, прямого знания? Прежде всего хотелось бы принять их в значении первом. Но обстоятельство описанное святым евангелистом, при котором замечены эти воззрения, отнимают всякое основание принимать их в этом значении. Повествование св. евангелия ведет нас не к тому. Как было дело? Господь Иисус приходит в Капернаум – в один из городов галилейских. Там находился некто расслабленный человек. По дошедшему до него слуху об учении и чудесных действиях Господа, он возымел живую веру в Его чудодейственную силу. Не имея возможности придти к Господу сам, он обращается к сострадательности других. Нашлись люди, которые приняли участие в положении несчастного, и движимые тою же верой, принесли его с одром туда, где находился Господь. Встретилось препятствие. За множеством народа, окружавшего не только Господа, но и самый дом, который благоволил посетить Он, невозможно было приблизиться к Нему с этой неудобной ношей. Что оставалось делать? Ждать в отдалении, пока разойдется народ, или когда Сам Господь оставит этот дом, чтобы на пути приступить к Нему и получить желаемое? Можно было сделать и так! Но вера внушает им иную мысль. Они восходят на верх этого дома, поднимают крышу и опускают страждущего к Господу Спасителю. Зрелище было жалкое и трогательное! Видел Господь веру их, умилосердился над бедным страдальцем, и сказал ему истинно божественное слово: дерзай чадо; отпущаются Teбe греси твои! Можно представить радость, которую должна была ощутить душа этого человека, при сих словах Господа. Он уже исцелел внутренно; он уже почувствовал сложенную с него тяжесть грехов и ожидал, самого разрешения от телесного недуга. Здесь достойно нашего примечания то, что Господь не прежде врачует, тело, как преподав исцеление душе. Это сделано не без цели и не без особенного намерения. Почему так расположил Господь свои действия над расслабленным? Нельзя, конечно, не видеть здесь преимущественного попечения Господа о душе человека, как высшей и превосходнейшей части его существа, которой потому первее подается и помощь; можно, без сомнения, прозревать здесь и связь между недугами души, как причинами, и недугами тела, как следствиями; почему вначале отнимаются причины, а потом уничтожаются самые их последствия. Но ничто не мешает допустить и ту мысль, что так поступил Господь для того, чтобы отнять всякий повод к сомнениям и недоразумениям, точно ли Он имеет власть разрешать грехи, когда может исцелять болезни? Ибо отпущение грехов, как дело невидимое и таинственное, по исцелении телесном, требовало бы какого-нибудь нового доказательства и иного со стороны Его чуда. Теперь же, когда вначале отпущен грех, а потом отнят недуг, ибо эти действия расположились так, что одно из них служило неопровержимым доказательством другому, следовательно, отстранился всякий повод к недоразумениям и сомнениям, если бы кто мог прийти к ним. Так и вышло! Когда Господь сказал: чадо, отпущаются тебе греси твои, возникли неверные помыслы в душах некоторых, слышавших это слово, – это были книжники. Они думали, что в словах Господа не истина, а обман и ложь, и притом хула на Бога! Что сей тако глаголет хулы; кто может отпущать грехи, токмо един Бог? Не утаились эти неверные помыслы от взоров Господа. Он прозрел в глубину сердец книжников, и предлагает им свое слово: что сия помышляете в сердцах ваших? Что есть yдoбее рещи: отпущаются тебе греси; или рещи: востани и ходи? Два, конечно, неравных по своей важности дела, но, без всякого сомнения, одинаково невозможных для ограниченности сил простого человека, соединяются Господом вместе, и таким образом рассеваются неправые помыслы относительно Его власти отпускать грехи. Ничего не упоминает нам евангелие, какое впечатление произвел на мысли книжников расслабленный, когда Он, по слову Господа, поднялся с одра своего и пошел в дом свой, при общем удивлении народа, при общей всех радости и славословии Бога. Молчит об этом святое сказание, но и самым этим молчанием дает разуметь, что книжники остались, при своих прежних помыслах: что сей тако хулит Бога; кто может отпущати грехи, как только един Бог?

Если же эти помыслы остались при них и после такого чуда, то в этих помыслах нельзя уже видеть обыкновенного недоразумения и простой погрешительности мысли, свойственной всякому человеку, когда предмет представляется неясно и без достаточных отныне доказательств. Следовательно в этих помышлениях их выражается уже самая глубина души, самое расположение их сердца к Господу, и дух, которым они были наполнены. В таком случае взгляд наш на книжников изменяется, и сокровенные суды их о Господе подлежать уже другой оценке. Будем же разбирать их дух и расположение сердец в том размере и значении, как они сами дают разуметь себя!

Что сей тако глаголет хулы?

Подумаешь, что эти люди в самом деле заняты ревностью о славе Божией, проникнуты духом благочестия, когда разбирают действия Господа. Но если они ревнуют о славе Божией и думают о благочестии, то почему молчат? Что мешает им проявить свою ревность о Боге и благочестии? Может быть, они делают это по скромности и нежеланию уничижить Господа Иисуса, против Которого допустили невыгодные мнения? Но если бы Господь Иисус в самом деле являлся оскорбителем величия Божия, то всякая скромность была бы тогда неуместна со стороны их, ибо слава Божия должна быть выше всего для ревнителей её. Книжники и не думали о соблюдении правил скромности, когда таили в себе свои помышления против Господа. Они не высказывали их из опасения быть посрамленными от Него пред народом. Они видели, что слова Господа: чадо, отпущаются тебе греси твои, были только начальным действием к тому, чтобы воздвигнуть расслабленного с одра его. Следовательно, дело Господа было только в половине своего совершения в отношении к недугующему. Книжникам надлежало ожидать конца его, и тогда уже возыметь мысль о Том, Кем оно было совершено? Но они не ожидают сего конца, спешат составлять свои суждения, составляют и молчат, лукавнуют и таятся, страшась своего посрамления. Здесь они запутываются внутри своего сердца! Видит Господь жалкое состояние их сердца, но дает им руку помощи, когда выводит наружу то, чего они сами не смеют открыть. Следовательно, опять свидетельствует им о том, что Он Бог, знающий их сердечные глубины. Можно понять, как должно было подействовать на них это новое доказательство божественного достоинства Того, Кого они втайне уничижают, когда то, что они хотели скрыть, внезапно делается явным, когда вместе с этим обнаруживается самая их робость и малодушие, по которым они не смеют высказывать того, что держат в своем уме. Но эти внутренние ощущения души Господь предоставляет действию их совести, а Сам предлагает им вопрос, вопрос такой, который очень легко было бы разрешить человеку недоумевающему и ищущему истины. Но книжникам совсем нужна была не истина и только уловление и посрамление Господа. Потому им ничего не оставалось, при вопросе Его, как только молчать к собственному своему стыду и явному посрамлению перед всеми! Совершается наконец самое чудо исцеления болящего. Разрешается всякое недоумение, в ком оно могло еще оставаться! Для всех стало очевидно, что Тот, Кто именовал Себя сыном человеческим, действительно имеет власть отпускать грехи людей, следовательно Он Бог. Сами противники сознавали, что отпускать грехи есть дело, принадлежащее одному Богу; сами они были согласны, когда молчали, что для простого человека одинаково невозможно отпускать грехи другим и подавать исцеление одним словом, в одно мгновение. Теперь больной встал по слову Господа, и власть Его отпускать грехи доказана очевидно. Следовательно, Он и есть Сам Бог. Книжники сознают все это и не сознаются, не сомневаются во всем этом и не убеждаются, молчат, не имея, что говорить в защиту своих неправых помыслов, но и не отстают от них, чувствуют свое унижение, но притворяются ревнителями славы Божией, как будто она была оскорблена! В чем видят они оскорбленной славу Божию, за которую хотят ревновать? В том, что имеющий власть отпускать грехи, отпустил их! В чем же они хотели бы видеть славу Божию? Заключение остается одно: они для славы Божией желали бы совсем не видеть, чтобы был отпускаем грех, и чтобы страждущий ближний их оставался в том несчастном состоянии, до которого доведен грехом! Где же разум писания, знанием которого они величались, как книжники, и в котором говорится: милости хощу, а не жертвы, и уведения Божия, нежели всесожжения ¹⁴⁹. Вот пред ним ближний их несчастный, который обрадован милостью Божией, а они негодуют за оказанную ему милость! Вот пред ними Сам Бог, а они не хотят узнать Его! Можно ли дойти до больших противоречий человеку, одаренному разумом, чтобы не понять своей погрешности против истины? Что же довело их до таких противоречий, и что держит в них? Здесь действует тайна их сердца и сокровенных желаний души. Чего желали эти люди? Они хотели бы сами быть для народа тем, чем явил себя Господь Иисус! Не было бы по желанию их сердца, никакого оскорбления величию Божию, если бы Владыка Господь или стал на ряду с ними в глазах народа, или чрез них совершалось бы то, что делалось Им. С кем же они внутренне вступили в спор и борьбу? Против кого открыли духовную брань? И потому кто выходит хулителем на Бога, Христос ли, или они сами? До чего может забываться тварь? До каких пределов может простираться возношение человеческого сердца?

Таково было внутреннее настроение сердец книжников! Таков их дух! Этот дух уже не есть выражение какого-нибудь одного греха или одной отдельной страсти, но представляет собой какое-то обширное слияние зла, целый легион грехов – и грехов, направленных против Того, Кто имеет власть отпускать грехи. Какого зла, какого греха нет в этом духе? Тут забвение своего долга и своих обязанностей. Ибо книжники, как временные деятели, поставленные в винограднике Господа своего, должны были исполнять обязанности свои по долгу учения; когда же посетил свой виноград Сам Господь, то они должны были воздать Ему плоды своего делания, т. е. представить Ему народ с верой в Него и чистыми о Нем понятиями, но они замышляют отнять у Самого Господа достояние Его, чтобы завладеть им ¹⁵⁰. Тут пренебрежение любви к ближним, когда они усиливаются отторгнуть народ от веры в Господа, чтобы удержать его за собой, и следовательно отвести его от наследия небесного царствия. Тут является притворство, лицемерие и ложь, потому что выставляются вещи не в своем виде. Выдают себя за ревнителей славы Божией, тогда как заняты единственно своим любочестием. Тут видна клевета, переносящая свое собственное зло на личность другого, ибо хулителем Бога представляют Господа Спасителя, когда это принадлежит им самим. Тут высказывается зависть, не терпящая совершенств других, чтобы в виду всех блистать самой какой-то красотой! Тут председательствует гордость, выступающая из своих пределов, и желающая стоять на вершине первенствующего достоинства. Тут скрывается и злоба, волнующая сердце тайным гневом, и приводящая в кипение дух, когда он обличается и посрамляется. Тут гнездятся все козни и злоумышления, чтобы достигнуть своего желания, когда оно не удается. Тут противление благодати, когда она обличает неправоту, и самым обличением зовет на покаяние и к исправлению. Тут попрание законов ума и совести, когда нет уважения к их очевидным требованиям. Тут наконец полное отступление от Бога, хотя эти люди, движимые таким духом, еще произносят языком Его имя! После сего удивительно ли, что этот дух выходит из области милосердия Божия, и подлежит осуждению вечному?

Изображение свойств других должно вести нас к лучшему уразумению себя самих. Каковы же мы по внутреннему расположению своих сердец, и в каком отношении находимся к Господу Спасителю? Каков наш дух, которому следуем в жизни, и каково направление путей наших? При разрешении этих вопросов, мы должны обратить свое внимание на то, насколько далеки мы от тех страстей и грехов, которые заметили в духе книжников? Затем, в какой мере и силе одушевляемся любовью к Господу Спасителю и приближаемся к святой добродетели?

Поскольку любовь к Господу открывается в нашем сердце по мере чистоты ума, созерцающего лице Господа в свете евангельских истин, и возрастает по мере углубления нашего сознания в эти истины, то поэтому для верного определения своего внутреннего состояния и своих тайных отношений к Господу, первее всего должна быть сделана проверка нашему уму, какими занят он убеждениями и какого держится образа мыслей? Не находится ли он в заблуждении и погрешительности своих понятий? Но как мы можем сделать эту проверку? Можем, если только будем, желать знать истину!

Нет сомнения, что мы можем погрешать в своих понятиях и убеждениях. Но наши убеждения не могут не встречаться с убеждениями других. При этой встрече неизбежно должно произойти сравнение одних мыслей с другими. Если мы не всегда можем составлять верные и истинные понятия сами, то всегда можем между различными понятиями избирать вернейшие и наилучшие! При этом должно только отбросить нам ту хитрость, по которой иногда уклоняемся от того, что могло бы доставить нам познание истинное. Эта хитрость часто кроется в сердцах людей, и едва ли не на ней держатся все заблуждения человеческие? Так иной, составив свой образ мыслей, или восприняв его от других сам не полагается на прочность того, в чем заключил свое познание, и наперед ненавидит и преследует те образы мыслей, которые могли бы послужить ему к исправлению и вразумлению. Что имеют в виду те, которые поступают по этому правилу хитрости? То, что они, держась своих понятий, считают себя действующими по убеждению. Если же эти понятия их ложны, то они надеются быть невинными пред судом Божиим, как люди, находящиеся в неведении! Напрасные расчеты! Неведение, соединенное с желанием сего неведения и с отвержением явных средств к ведению, есть преступление не меньшее намеренного и сознательного восстания против истины!

Потому-то первое и священное для всех правило есть то, чтобы не убегать знания и всегда поверять свой образ мыслей убеждениями других. При этой поверке каждый будь искренен пред самим собою. Защищая свою мысль, смотри, почему защищаешь ее? Потому ли, что этого требует истина, или, может быть, единственно потому, что находишь ее выгодной в каком-нибудь отношении для себя и что ты так хочешь думать, несмотря на все доказательства подрывающие её верность? Не оставим здесь без замечания еще и того, что мы поддерживаем иногда свои образы мыслей потому только, что стыдимся сознаться пред истиной, считая за унижение себе уступить истине и признать над собой её право. Да сохранит нас Бог от этого стыда! Истина должна быть для нас священна, и в ком бы она ни проявлялась – в старце или младенце, образованном, или непросвещенном, великом, или малом, мы должны почтить ее и покориться ей. Не покоришься истине, пойдешь против Самого Христа – Царя и истины и встретишься с Ним, как враг и противник! Страшно идти против Христа, ибо участь всех противников Его известна, конец их есть низложение и положение под ноги Тому, против Кого восстали они! Подобает бо Ему царствовати, дóндеже положит вся враги под ногама своима ¹⁵¹. Итак, каждый будь истинолюбив! Никто не иди путем, противным истине, и ничего не ожидай на нем для себя доброго!

Другое, что никогда не должны выпускать мы из виду, при оценке самих себя, есть смирение нашего сердца. Пока живешь, христианин, держись смирения, как самого лучшего руководителя па пути твоей жизни, и как самого надежного якоря, на котором утверждается пловец среди бурных волн кипящего моря! Снимешься с якоря, не избежишь своего подводного камня и потопления. И сами книжники не впали бы в ту бездну, в которую низринулись, восставши на Христа, если бы держались смирения! Спросишь, как могу знать, что я смирен и имею эту добродетель? Дадим краткий ответ и на это! Смирен тот, кто никогда не хочет выставлять себя выше себя, кто, оставаясь в своем круге, никогда не устремляется обидно на других, чтобы с стеснением их расширить свое собственное значение. Смирен тот, кто, оставаясь в своем круге, смотрит на предоставленные ему блага и почести, как на Божий дар не по заслугам и достоинству, и пользуется ими с самоосуждением. Смирен, наконец, тот, кто готов уступить все свое другим для их блага и чести. Если мы далеки от сей последней степени смирения, то займем хотя средину этой добродетели. Если не достигли и средины, то станем по крайней мере на первую, станем не для того, чтобы, стоять на ней неподвижно, но чтобы простираться далее и далее по этому боголюбезному и спасительному пути, ведущему прямо и верно к истинному нашему возвышению и прославлению пред Богом. Ибо всяк, возносяйся, смирится: смиряяй же себе, вознесется ¹⁵²!

Возьмем, наконец, из содержания нынешнего евангелия правило, как узнавать других людей и в каком отношении держать себя к ним, чтобы избежать тех зол и несчастий, какие могут произойти для нас от нашей простоты и искреннего обращения с людьми, по своему духу лукавыми и скрытными. Хотите ли знать человека, чтобы с первого раза определить свое отношениe к нему? Смотрите на то, с какой искренностью и прямотой относится он к истине! Если кому приходится иметь дело с человеком, который, при рассуждении о деле, не высказывает вам дела, дает на него неясные, двусмысленные, уклончивые и вовсе неожиданные по существу вещи ответы: то знайте, что это лукавый и притворный человек, имеющий в душе своей затаенную, не прямую мысль, которая мешает ему высказать истину и которая вооружаете его против истины в то время, когда он, по-видимому, представляется жарким её ревнителем. Образец таких людей мы видим в лицемерных книжниках и фарисеях, которые строго разбирали все дела и слова Господа Спасителя, представлялись самыми беспристрастными судьями того, что Он говорил и делал, но в тайне своего сердца кипели злобой против Него и, под личиной законной правды, всячески старались превратить значение Его учения и тех благодеяний, какие совершал Он для спасения несчастных грешников. Эта предзанятость их против божественного величия Господа Спасителя была главной причиной того, что они, при оценке Его слов и дел, всегда выпускали из виду главное и существенное закона, т. е. его дух и силу; а то, что в нем было второстепенное и неважное, выставляли на первое место. Такие превратные суждения о действиях и событиях, совершающихся в кругу общежитейском и виду нашем, встретите вы на каждом шагу, при сближении с разного рода личностями. Эти суждения всегда основываются на законных требованиях, подводятся под них и из них выводятся. Вы удивляетесь, когда слышите их, и не знаете, что подумать о самих рассуждающих таким образом? Знайте, что такие судьи расходятся с вами по своему духу и правилам жизни! Берегитесь их и удаляйтесь от сближения с ними! Не верьте злоречию, которому они предают кого во имя правды, не полагайтесь и на их похвалы, расточаемые ими пред нами о ком-либо. В устах этих людей все имеет превратный и неискренний смысл. Нет у них истины и кроме лицемерия, притворства и вероломства, ожидать нечего от них человеку с открытой и прямой душой. Решительный разрыв с ними неизбежен и необходим для вас рано, или поздно, – и чем скорее вы поняли подобные личности, тем для вас спасительнее и лучше!