Седмица 24-я по Пятидесятнице
Понедельник. О любви, чуде и знамении
Однажды приступили к Господу Иисусу Христу «фарисеи и саддукеи, и, искушая Его, просили показать знамение с неба» (Мф.16:1). Но Господь ответил: «род сей лукав; он ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка».
Все, что делал Господь, это, во-первых, любовь и милосердие. Во-вторых, это всегда чудо, то есть свободное и независимое распоряжение всем, что в мире. И в-третьих, это еще и «знамение», то есть указание на Его высочайшее достоинство. Господь делает, а в результате получается и одно, и другое, и третье. Он и обличает тех, кто пытается оторвать одно от двух других. Любовь без чуда, это не любовь, а бессилие. Чудо без любви – всего лишь фокус. А просто знамение, это всего лишь – самореклама. И в том, что фарисеи в поисках знамения ухитряются не увидеть неотрывной от знамения всемогущей любви, Господь видит их безнадежное пребывание во тьме.
Чтобы рассеять эту тьму, Он приводит два как бы примера. «Как бы» – потому что всякий пример, это, во-первых, чей-то свободный выбор. Во-вторых, это – конкретное событие. А в-третьих, это еще и суд над тем, кто в подобной ситуации поступил не так. «Пример», это – как свеча, поставленная «на подсвечнике, чтобы входящие» не просто услышали о свете, но реально бы «видели свет», и спохватились бы, что их тайное вдруг стало явным.
Потому-то «царица Южная восстанет на суд с людьми рода сего и осудит их». «Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его». И как же не осудит их царица Южная! Она, женщина, оставляет надолго свое царство, и «от пределов земли», за тысячу верст, и не в кресле самолета, а на верблюде, по аравийской пустыне отправляется только затем, чтобы «послушать мудрости Соломона»! А «здесь», совсем рядом, Тот, Кто неизмеримо «больше Соломона».
И как же не осудят их Ниневитяне! Они поверили пророку Ионе, «и объявили пост, и оделись во вретища», «и крепко вопияли к Богу», и «каждый обратился от злого пути своего и от насилия рук своих» (Иона 3,5–8). А «здесь» – Тот, Кто «больше Ионы», терпеливо зовет покаяться.
А что касается собственно «знамения», если так хотите его видеть, то – пожалуйста: «Как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи». Ибо самое великое, что совершил Господь, это – Его жертвенная тридневная смерть, и воскресение. В этом, во-первых, высшее откровение Его любви; во-вторых, совершенная победа над косностью вещества, то есть, над смертью. И кто увидит в этом всего лишь «знамение», тот сам себя осудит последним, страшным судом.
Вторник. О очищении ока
Господь сказал: «Светильник для тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло; а если око твое будет худо, то и тело твое будет темно. Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма»?
Значит, око освещает не столько внешний мир, сколько – собственное тело! И вполне зрячее око может быть причиной того, что все «тело твое будет темно».
Преподобный Дорофей приводит пример. Стоит человек на улице. Проходит некто мимо, и думает: «вот, ждет, кого бы ограбить». Тут же проходит другой, и думает: «вот раб Божий ждет друга, чтобы вместе пойти помолиться». Потому что у одного око темное, а у другого – светлое. Или – еще пример. Один епископ увидел проходящую мимо известную в городе блудницу, и… заплакал. «Посмотрите, – сказал он своим собратьям, – с каким тщанием эта женщина украшает себя, чтобы угодить поклонникам. С таким ли усердием мы украшаем себя добродетелями, чтобы угодить Небесному Жениху»? Даже при взгляде на источник греха и соблазна, все тело святого человека просветилось, и его воля еще более окрепла, чтобы трудиться для Царства Небесного. Что же он скажет, глядя на тех, кто преуспевает в добре? Конечно же, вместе с Апостолом воскликнет: «Какую благодарность можем мы воздать Богу за вас, за всю радость, которою радуемся о вас пред Богом»!
А человек с темным оком от всего оскверняется. На что бы он ни взглянул, – в нем оживают и копошится темные страсти: то гнев, то вожделение, то зависть. Фарисеи осквернились даже взглянув на Господа Иисуса, осудив Его за то, что не совершил ритуального омовения рук перед едой. Сами они всегда тщательно мыли руки, потому что для них все вокруг было скверным и нечистым, – настолько темно было их око, настолько «внутренность» их была «исполнена хищения и лукавства»!
Господь обличил их в этом, и открыл, какой помысел должен быть в сердце, чтобы светлым оком смотреть вокруг: «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть; тогда все будет у вас чисто». Как только научишься видеть во всем повод для творения милостыни, сразу все темные чары рассеются, мир преобразится, и все внутри и вокруг «будет светло» «так, как бы светильник освещал тебя сиянием».
Так и в приведенном в начале примере. Второй прохожий поистине желал творить милостыню «из всего, что у него есть». Едва увидев человека на улице, он первым делом подал ему милостыню хотя бы добрым помышлением о нем.
Среда. О десятине и о милостыне
Обличая фарисеев, Господь сказал: «Горе вам, фарисеям, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей». А вчера мы слышали: «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть».
Закон о десятине был установлен в ветхозаветные времена. Бог через Моисея повелел, чтобы одиннадцать колен Израилевых, между которыми была разделена земля обетованная, давали бы «десятину из всего» – двенадцатому колену, колену Левия, «за то, что они исправляют службы в скинии собрания» (Чис.18:21).
Но Господь не противопоставляет милостыню десятине. Понятие милостыни и шире, и глубже, как и все, чему учил Господь, по сравнению с Ветхим заветом. Вот на упорный вопрос: «что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную»? – Господь не десятину предлагает платить: «если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах» (Мф.19:16,21). Вот Закхей мытарь восклицает: «Господи! половину имения я отдам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (Лк.19:8)! Или вот – бедная вдова тайно кладет в сокровищницу две лепты, и пред Богом оказалось, что она положила «больше всех» (Мк.12:43–44). Да и стакан воды, поданный ради Христа, тоже Ему дорог.
Милостыня – все то, что в духе свободы и любви. И десятина может быть как милостыня, если она по свободному произволению, от чистого сердца. Авраам сам, по своей воле, дал Мелхиседеку, «священнику Бога Всевышнего», «десятую часть из всего» (Быт.14:18–20). Иаков обещал на пути в Месопотамию: «Из всего, что Ты, Боже, даруешь мне, я дам Тебе десятую часть» (Быт.28:22). Не за то укорял Господь фарисеев, что давали десятину, но за то, что при этом нерадели «о суде и о любви Божией».
Все, что в духе свободы, – трудно. Проще – когда назначили цену, и – отдал. Тут, кстати, и погордиться можно, и одновременно пороптать. А когда о цене молчат, начинается борьба помыслов: мало дать – стыдно, много – жалко. Вот и думай, и решай.
Наша церковь сохранила дух Христовой свободы. И хотя мы видим, что в свечном ящике на все установлены определенные цены, но мы понимаем, что так быть не должно. Ревнующие о благочестии священники постепенно стараются вводить в своих храмах свободное пожертвование за все, даже за свечи. Но и везде, в любом храме: если не можешь заплатить установленную цену за что-либо, скажи об этом, и никто тебе не откажет. Апостол заповедует, чтобы мы «ни в чем не поступали с братом своим противозаконно и корыстолюбиво».
Но как недопустимо говорить дающему: «мало», столь же недопустимо говорить: «много». Один Бог знает, что для кого много, а что мало. Главное, чтобы давать смиренно, понимая, что ничем не сможешь оплатить благодати Святого Духа. Но и не давать, или давать мало, – тоже надо смиренно, и не смотреть при этом завистливым оком на плоды чужой щедрой милостыни.
Четверг. О «мире и безопасности»
Господь сказал: «Горе вам, что строите гробницы пророкам, которых избили отцы ваши. Сим вы свидетельствуете о делах отцов ваших и соглашаетесь с ними; ибо они избили пророков, а вы строите им гробницы».
Очевидно, убивать Божьих людей, а потом строить им памятники, – дела одного рода. Не выполнив Божью волю, строим памятник тому, кто эту волю возвещал! Что будет, если пришествие Господне в сонме всех воскресших праведников застанет нас за этим занятием? А «день Господень так придет, как тать ночью», неожиданно, когда перестают ждать, когда особенно крепок сон, «когда будут говорить: «мир и безопасность». Именно тогда, «внезапно постигнет их пагуба».
По-видимому, будет такое время, когда человечество, после всех столкновений «народ на народ и царство на царство», на время успокоится, объединится под одной рукой в одну всемирную империю. И все религии объединятся, потому что каждая пожертвует своей исключительностью. При этом весь мир будет уставлен памятниками и гробницами тем, кто за единственность своей истины когда-то положил душу. Библиотеки будут уставлены их книгами, прекрасно изданными. По этим книгам будут писать научные работы, изыскивая то, что является общим для всех религий. Всякое отличие и своеобразие будет считаться предрассудком своего времени, и поэтому – случайным и лишним. Тогда же, очевидно, будет ставиться на чело и на руку единая имперская печать с числом зверя, позволяющая покупать и продавать. Ставиться она будет только в обмен на обещание не лезть со своей истиной и не смущать мирно пасущиеся народы.
Но мир, принявший в себя семя лжи, неизбежно, по закону природы, выносит его. Семя зла, чтобы принести сторичный плод, тоже должно, по всеобщему закону, на время как бы умереть. Все получившие печать уснут, успокоенные, примиренные и накормленные. И если у организаторов нового порядка хватит коварства, то они и тех, кто не примет печать, не будут беспокоить гонениями, чтобы и они тоже постепенно заснули. Но семя прорастет, и все вспыхнет с новой, страшной силой, и в новом, невиданном качестве.
Подобно, как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут».
«Но вы, братия», – обращается Апостол к тем, кто никогда и ни за что не продаст своего первородства, – «вы, братия, не во тьме, – чтобы день застал вас, как тать. Ибо все вы – сыны света и сыны дня: мы – не сыны ночи, ни тьмы». Чем спокойнее для нас время, тем беспокойнее должно быть на сердце. «Итак, не будем спать, как прочие, но будем бодрствовать и трезвиться» и от вина, и от объедения, и от обольщения тишиной и миром, и от смущения войнами и военными слухами.
Ну а помыслить, что убитому за истину праведнику нужен и приятен величественный монумент, разве это не значит – вторично убить его?
Пятница. О тайном и явном
Господь предостерегал от «закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк.12:1), когда одно внутри, втайне, а другое – наружу, перед всеми. А Господь говорит, что вообще «нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях». Это – закон. И каждый, наверное, мог бы привести немало примеров действия этого закона. Причем, особенно – на хороших людях. Иному куча подлостей проходит безнаказанно, а иному и одна, самая маленькая, оборачивается позором. Поэтому всякое зло, не только сказанное или сделанное, но и сокрытое в сердце, – должно быть как уголь в руках, как меч над головой.
Но бывает и другое тайное, то, что хотят сделать с нами враги: оклеветать, заточить, уничтожить. Бывает сокрытым то, что могло бы мгновенно оправдать от всех обвинений. И тут уже те же слова Господни звучат утешением. И это тайное будет открыто. Если надо, Господь и в этой жизни оправдает, как, например, Сусанну от клеветы развратных стариков (Дан.13), или как Пресвятую Деву от подозрений Иосифа (Мф.1:19–20). Если же все-таки придется пострадать за правду, то истина откроется в вечной жизни, к величайшей славе невинного страдальца. Господь Сам перед всеми оправдает, и Сам введет в круг Ангелов Небесных.
Но это – еще и при условии, если мы сделаем явной нашу тайную, если она такова до сих пор, – веру в Иисуса Христа. Господь сказал, что «исповедает пред Ангелами Божиими» лишь того, «кто исповедает» Его «пред человеками». Того, кому мешает обычная трусость, Господь побуждает не бояться «убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать». Он напоминает, что ни одна даже из малых птиц «не забыта у Бога».
Но некоторые не исповедают Господа Иисуса пред людьми совсем по другой причине: они боятся вызвать хулу на Него, и стать невольной причиной гибели богохульника. Кажется, именно таковых Господь успокаивает обещанием, что «всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет». Не бойтесь, не постигнет мгновенная кара того, кто в ответ на ваши слова скажет – по неразумию, по страсти, по горячности – какую-нибудь хулу. Господь не спешит казнить, но терпеливо ждет обращения грешника.
Главное, чтобы вера не была лицемерной, когда одно «в душе», а другое перед людьми. А что не так – Бог поправит, ведь Он «определил нас не на гнев, но к получению спасения через Господа нашего Иисуса Христа, умершего за нас, чтобы мы, бодрствуем ли или спим, жили вместе с Ним».
Суббота. О «другом Иисусе»
Апостол Павел писал в послании к коринфянам: «если бы кто, придя, начал проповедовать другого Иисуса, которого мы не проповедовали, или если бы вы получили иного Духа, которого не получили, или иное благовестие, которого не принимали, то вы были бы очень снисходительны к тому».
Да, так бывает. Проповедуют вроде бы Иисуса, и говорят вроде бы правильно и складно, но чувствуется, что это именно какой-то другой Иисус. И предлагают Духа, и вроде бы демонстрируют действие этого духа, но сердце говорит, что это тоже какой-то иной дух, а не Тот, Который в Пятидесятницу сошел на верных учеников. В чем тут дело?
Вспомним, как еще до Своих страданий Господь послал Апостолов на проповедь, дав «им силу и власть над всеми бесами, и врачевать от болезней». Они «проходили по селениям, благовествуя и исцеляя повсюду». Это – целое движение, целый поток посланцев Христовых: сначала двенадцать, потом еще семьдесят. И Сам Господь прожил на земле тридцать три года, из которых последние три непрерывно проповедовал… А каждое из четырех Евангелий – тоненькая книжечка, содержащая в основном параллельные тексты.
Ничто, сказанное Богом, не могло исчезнуть. Но все вошло не в книгу, а – в самую плоть и кровь первой церкви, первых последователей Христовых. Люди, не видевшие Иисуса, видели Апостолов, видели их непрестанные труды, участвовали с ними в общих молитвах, от которых колебалась земля под ногами (Деян.4:31). Судившие первомученика Стефана «видели лице его, как лице Ангела» (6,15).
В самом устроении общины, в таинствах, в обилии даров Святого Духа, – во всем этом жил Сам Христос. Читая жития святых, мы видим, как раскрывалась в Церкви та или иная сторона жизни Господа Иисуса. В мучениках – Его жертвенная любовь к Отцу. В преподобных – Его молитвенный труд. В святых епископах и пресвитерах – Его пастырское служение, Его радость и об одной обратившейся овце. В богословии церкви постепенно проявлялась совершенная точность Его учительных слов. Только Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь приняла в себя истинного Иисуса. И когда встретишь одного-единственного истинного сына Церкви, это мгновенно разрешает все вопросы, устраняет все сомнения и смущения, и самому хочется стать причастником этой тихой, неземной красоты.
А тот, кто опирается только на Евангелие, на эти несколько десятков страниц, тот как раз и приносит нам другого Иисуса, которого не знала первая Церковь. Но если бы они действительно опирались только на Евангелие! Если бы они молча, без единого слова, просто раздавали эту книгу! А то ведь у них и свое «богословие», и свои «жития». Только все это уже совсем от другого корня. А мы-то бываем «очень снисходительны» к таковым, потому что у них – проще, удобнее, «по-человечески»…
Но никакого «другого Иисуса» нет. «Другой», это уже не Иисус. «Я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою», – говорит Апостол о Единственном Иисусе.
А «другой», это – тот, который уже однажды «хитростию своею прельстил Еву», и теперь, маскируясь под Иисуса, хочет и нас увести от Того, Кто пришел, чтобы освободить нас от этого прельщения.
Воскресение. О «национальности» Иисуса Христа
Неделя 24-я
В послании к Ефесянам Апостол Павел пишет о Господе Иисусе Христе, что «Он есть мир наш, соделавший из обоих одно, и разрушивший стоявшую посреди преграду». Он упразднил «вражду Плотию Своею, а законы заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем».
Два мира, иудейский и языческий, обретают примирение в Иисусе, и именно на Его кресте. И – до такой степени, что уже говорится даже не о двух, живущих в мире, но – об «одном новом человеке».
А если Христос смог «из двух создать в Себе Самом одного», то возможен ли вообще вопрос: а кто Сам Он «по национальности»? Никто, конечно, не будет отрицать, что Его человеческое родословие – от Авраама, через Иуду и Давида. Но Авраам-то кто был «по национальности», если Апостол именует его и «отцом всех верующих в необрезании» (Рим.4:11), и «отцом обрезанных»? Разумеется, только тех «обрезанных», которые ходят «по следам веры» его (Рим.4:12). И когда кто-то начинает гордо напоминать: «Иисус был иудей, как и мы», то начинаешь сочувствовать тем, кто столь же упорно доказывает, что не иудей Он вовсе, а галилеянин, а Галилея, это почти Галиция…
По Своей милости, «не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал» (Рим.11:2). Но и другие народы имеют полное право называть Иисуса Христа своим Царем, своим Господом и Богом. И одновременно – своим братом. И есть глубокая правда в том, что у разных народов икона Иисуса Христа имеет свои национальные черты. У японцев Он похож на японца, у чернокожих – чернокожий. Тем самым каждый говорит: Бог стал человеком именно ради меня, и поэтому уподобился именно мне.
Но уподобился Он мне только для того, чтобы меня уподобить Себе и взять на небо. А не для того, чтобы дать мне на земле преимущество перед другими. И если какой-либо принявший Христа народ продолжает считать себя избранником Божиим, или – начинает считать себя новым избранником, значит, пришел с гордостью собою и своими заслугами. Значит, надеешься еще на что-то, кроме креста Христова. А если так, то не произойдет чуда, не упразднится вражда, и не получится «один новый человек».
Вспомним, как пришла к Иисусу больная кровоточивая женщина. Едва прикоснулась она сзади к Его ризам, как сразу почувствовала, что вошла в нее исцеляющая сила, и сокрушила болезнь. Но не смогла бы эта женщина с такой верой прикоснуться к Нему, если бы прежде совершенно не разуверилась во всех земных врачах, на которых, издержав «все имение, ни одним не могла быть вылечена».