Источник

Страстная Седмица

Понедельник. О том, чтобы ничем не прельститься

Мф.21:18–43

Мф.24:3–35

Однажды, покидая, как обычно, на ночь Иерусалим, Господь остановился с учениками на горе Елеонской. Открылся величественный вид на Иерусалимский храм, и ученики невольно воскликнули: «Учитель! Посмотри, какие камни, и какие здания» (Мк. 13, 1)! Господь же вдруг сказал: «Видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено» (Мф.24, 2). Подавленные ученики спросили: «Скажи нам, когда это будет, и какой признак Твоего пришествия и кончины века»? И Господь начал говорить о тех временах, когда нынешний мир начнет «сворачиваться», «яко риза».

И самое первое, а значит, самое главное, что Он сказал, это – «берегитесь, чтобы кто не прельстил вас». Самое страшное, это – принять ложь за истину. А как мы, в своей самоуверенности, к этому склонны! Мы ведь все знаем: где есть благодать, а где – нет; кто святой, а кто – нет; кто в раю а кто в аду. Мы осуждаем человека по первому навету, верим любой клевете. Мы трепещем, что нас хотят «сосчитать», «внести в компьютер», присвоить налоговый номер. И в то же время – готовы идти за каждым, кто сам себя хвалит и обещает золотые горы! И это уже сейчас.

А что будет, когда коварство, обман, жестокость достигнут своей вершины? Тогда, как говорит Господь, «многие придут под именем Моим, и будут говорить: «я Христос». И придут они не с пустыми руками, но «дадут великие знамения и чудеса», какие нам и не снились, – «чтобы прельстить, если возможно, и избранных». А уж как мы падки на чудеса! Чуть прослышим что-то где-то, – летим туда, забыв, что весь мир – чудо, которое всегда перед нами.

Господь говорит, что даже «если кто скажет вам: „вот, здесь Христос“, или „там“, – не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки», и будут манить в пустыни, в потаенные комнаты, в подвалы, в секты, в общины «чистых», «истинных» христиан. А любовь, может быть, до того «охладеет», и до того «во многих», что даже двое или трое не смогут собраться действительно во имя Христа, чтобы Христос был посреди. Все будет получаться или трудовой коллектив, или социальная ниша для одиноких людей, или ревнивая толпа почитателей замечательного батюшки.

А для тех, кто ничем не прельстится, кто сохранит жажду истины, жажду Христа, – вдруг, «как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого». И тут уж – не оглядывайся ни назад, ни друг на друга. Ни за что не цепляйся: «кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои».

А уж когда это будет – не наша забота. У Господа один день, как тысяча лет. Вспомним Симеона Богоприимца, как он нес крест своего одиночества сквозь поколения, был чужд всему на земле, и жил одним только чаянием: когда-то, все равно когда, – увидеть Его.

Вторник. О свойствах прельстителей

Мф.22:15–23:39

Мф.24:36–26:2

В Своей беседе о последних временах – первое, от чего предостерегает Господь, это: «берегитесь, чтобы кто не прельстил вас» (Мф.24, 4). Прельстители будут всегда, и в каждое время у них будут свои особенности. Но есть для всех и нечто общее, в чем Господь только что обличал современных Ему прельстителей, которые самозвано уселись «на Моисеевом седалище».

Во-первых, всегда надо отличать слова от дел, и дела от слов, и оценивать то и другое в отдельности. Иначе говоря, «все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте». Совершенных людей нет, и надо беречься соблазна – отвергнуть учение, лукаво ссылаясь на то, что сам проповедник плохо его соблюдает. От неприятного человека тоже можно услышать мудрое слово.

Но всегда должно настораживать, – когда на нас пытаются взвалить «бремена тяжелые и неудобоносимые», когда не хотят видеть наших сил и возможностей. Прочитаешь иную книгу, и в отчаянии скажешь: «если все так, то спастись невозможно»! Но разве, прочитав Евангелие, так скажешь? В Евангелии – дух живой любви. Господь хочет милости, «а не жертвы» (Мф.9, 13); милостыни, а не десятины; а для начала – хотя бы чаши холодной воды (Мф.10, 42). Так что все прочитанное и услышанное надо сличать с евангельским духом.

Должно настораживать и благочестие, когда оно слишком уж режет глаза. Господь неоднократно говорил, что истинное благочестие всегда в тайне, всегда только для Небесного Отца. Если же все подчеркнуто на виду, то за этим обязательно скрывается какая-либо корысть. За всем внешне очень уж привлекательным могут, как за раскрашенными гробами, скрываться «мертвые кости и всякая нечистота».

Не должна обольщать и повышенная миссионерская активность, когда обходят «море и сушу, дабы обратить хотя одного». На самом деле это может вести лишь к тому, чтобы сделать новообращенного «сыном геенны, вдвое худшим», чем сам миссионер. Сектанты не сидят на месте, они ходят по домам, пристают на улице. Для всякого ложного учения, которое не может дать истинного блага своим последователям, свойственно устремляться во все стороны, чтобы привлекать новых и новых членов в свою западню.

Господь предостерегает и от тех, которые любят величаться высокими словами: «Учитель»! «Наставник»! «Отец»! Например, кто спешит объявить себя твоим «духовным отцом». А ты не спеши никого так называть. Порой проходит очень много времени, прежде, чем откроется, кто поистине твой духовный отец в Иисусе Христе, в нашем единственном Отце Небесном.

«Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас», – говорит Господь. А прельстители не только себя могут выдавать за кого-то великого. Они могут и в нас пробуждать самоуверенность и тщеславие. Так, желая спровоцировать Иисуса Христа на поспешное суждение, давать или не давать подать кесарю, фарисеи сначала польстили Ему: «Учитель! Мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо». Как легко после этих слов поспешно сказать что-нибудь необдуманное, к своей же погибели!

Внезапное «пришествие Сына Человеческого» все обнажит, все поставит на свои места. Так магнит выхватывает из земли крупицы железа: «будут двое в поле: один берется, а другой оставляется. Две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется». И, конечно же, будут двое молящихся; двое проповедующих; двое учащих; двое называемых «отцами». Листва пышная, а плодов нет. «Иду, государь», а сам не пошел.

И снова – Господни слова, позволяющие распознавать истинное величие, и избежать как прельщения, так и самопрельщения: «Больший из вас да будет вам слуга. Ибо, кто возвышает сам себя, тот унижен будет; а кто унижает себя, тот возвысится».

Среда. О Иуде Искариоте

Ин.12:17–50

Мф.26:6–16

В среду Господь сказал ученикам: «Вы знаете, что чрез два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие» (Мф.26, 2).

Этими словами были развязаны силы зла. Тут же «собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить» (Мф.26, 3–4). Тут же и предатель, Иуда Искариот, наконец, решился: «пошел к первосвященникам и сказал: «что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников; и с того времени он искал удобного случая предать Его».

О поступке Иуды есть разные суждения. Некоторые даже считают, что он был самым верным учеником. Чтобы совершилось дело нашего спасения, кто-то должен был предать. Иуда, мол, сознательно взял на себя эту черную, но необходимую работу. Но все гораздо проще. Священное писание прямо говорит о Иуде, что он был обыкновенный «вор». Богослужебное предание тоже воспринимает Иуду как одержимого страстью сребролюбия: «Егда славные ученицы на умовении вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый, сребролюбием недуговав, омрачашеся, и беззаконным судиям Тебе, праведнаго судию, предает».

Эта страсть Иуды испытала особенное потрясение, когда на вечери в доме Симона прокаженного к Иисусу подошла Мария с «сосудом мира драгоценного, и возливала Ему, возлежащему, на голову». Иуда от всего сердца возмутился: «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим»?! А Иоанн Богослов тут-то и объясняет нам истинные причины этого «благородного возмущения»: «Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик», и ему, очевидно, не давало покоя то, «что туда опускали» (Ин.12, 6).

Наверное, воображение Иуды настолько было захвачено этими, столь близкими и ускользнувшими деньгами, что он теперь любой ценой хотел вернуть их. А тут еще и Сам Иисус говорит, что Ему надлежит быть предану и убиту, и даже – что Он уже приготовлен к погребению! Вот возможность сделать сразу два полезных дела: и – ускорить исторический процесс, и – заработать на этом. Некоторые философы так и учат: «падающего – подтолкни»!

Но для чего же Господь приблизил к Себе Иуду? Конечно же, чтобы исцелить его. Исцелить всем тем, что сделал для него, что дал ему увидеть и услышать. Но свободную волю, упорно направленную к злу, даже Бог не может преодолеть. Если человек стал рабом страсти, то она постепенно выжигает в нем все остатки добра. Увидев казнь Учителя, Иуда испытывает раскаяние (Мф. 27, 3–6). Он хочет расторгнуть сделку и тем самым снять с себя вину. Он протягивает деньги и говорит: «Согрешил я, предав кровь невинную». Но старейшины отказываются брать: «Что нам до того? Смотри сам». Ну что же, вот и повод. И раскаялся, и деньги возвращать не надо. Но голос совести продолжает говорить: «Брось эти кровавые деньги». Тогда Иуда бросает «сребреники в храме». Но вот этого он уже не выдержал. Нельзя, как говорится, наступать на горло собственной песне. Именно после этого, невыносимого для него деяния, он «пошел и удавился». Есть поговорка: он, дескать, и за копейку удавится, такой человек!

Иные же считают, что Иуда по-настоящему раскаялся, но, в отличие от Петра, впал в отчаяние, решив, что ему не будет прощения. Это предположение возвышает образ Иуды, потому что отчаяние не столь презренная страсть, как сребролюбие. Отчаяние все же говорит о глубине осознания своего падения, что не может не вызвать сочувствия. Но, во-первых, имеем ли мы право искать оправдания или смягчения вины, если Сам всемилостивый Господь уже произнес приговор? Какое, например, мы имеем право защищать человеческий род, который Бог погубил всемирным потопом? Или – те народы, Которые Он потом повелевал уничтожать до одного человека (Втор.7, 2)? Так и о грехе Иуды Господь сказал: «Сын Человеческий идет, как писано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф.26, 24). И Святая Церковь из года в год в эти страстные дни, с ужасом указывая на Иуду, повторяет и повторяет всем, прилепившимся к земному: «Виждь, имений рачителю, сих ради удавление употребивша»! Смотри, все силы кладущий на приобретение, умножение и украшение имений: вот, из-за всего этого человек удавился. Вот куда ведет и твоя ненасытность. Но ты «бежи несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия. Иже о всех благий, Господи, слава Тебе!»

Четверг. О Тайной вечери

Лк.22:1–39

1Кор.11:23–32

Мф.26:1–20

Ин.13:3–17

Мф.26:21–39

Лк.22:43–45

Мф.26:40–27:2

Сегодня – день, когда Господь во время празднования Ветхозаветной пасхи установил таинство Пасхи Новозаветной, таинство Евхаристии, таинство его Тела и Крови. Незадолго до этого над Господом, еще живым, был совершен, словно над уже усопшим, обряд приготовления к погребению. Это сделала Мария, сестра Марфы, возлив на Него миро. Это было настолько важно, что Господь сказал, и все четыре Евангелиста приводят его слова: «Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала».

А на самой пасхальной вечери Господь, первым делом «взяв полотенце, препоясался; потом влил воды в умывальницу, и» стал делать нечто немыслимое и невозможное в любом сообществе, где есть учитель и ученики. Он «начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан». Очевидно, сначала Он подошел к Петру. Петр был готов на все для Учителя. Он с радостью сам бы омыл Ему ноги. Но когда Сам Иисус для этого приступил к нему, он ужаснулся: «Господи! Тебе ли умывать мои ноги»? «Не умоешь ног моих вовек»! И тут Господь и Петру, и вообще всем желающим быть с Ним поставил одно непременное условие: «Если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Если не примешь Моего рабского служения тебе, ты Мне чужой!

Петр из этого понял только одно: не иметь части с любимым Господом и Учителем – погибель. И если уж таково условие, то – «Господи! не только ноги мои, но и руки и голову».

А дальше пришло время вспомнить и другие, еще ранее сказанные Господом, еще более непонятные и страшные слова: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» (Ин.6, 53–54). И вот теперь Господь, «взяв хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов». А поскольку это сказал Тот же, Кто единым словом вызвал из небытия весь мир, то – можем ли мы сомневаться, что хлеб и вино тут же сделались Его истинными Телом и Кровью? А чтобы это продолжалось вовек, Господь постановил: «сие творите в Мое воспоминание».

Вот оно – главное таинство церкви: мы все вместе, Христос посреди нас и питает нас Своими Телом и Кровью! И это еще страшнее, чем принять умовение ног.

Когда мы приступаем к этому таинству, – что здесь: неслыханная дерзость или сверхъестественное смирение? Чтобы было второе, а не первое, Апостол предостерегает: «Кто будет есть Хлеб сей или пить Чашу сию Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от Хлеба сего и пьет из Чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем».

Но при всем этом не отгоняет нас Апостол от Чаши, не говорит «не приступайте», мол, все равно нет у вас сверхъестественного смирения, а значит, – будет неслыханная дерзость. Приступайте. Но только будьте готовы ко всему: и к исцелению, и к усилению болезни, и к радости, и к скорби. И к самой смерти. И к тому, что будут укорять: вот, часто причащается, святой нашелся!

А приступив, нельзя оглядываться назад, мол, а вдруг я причастился недостойно? Смотреть надо все время вперед. И приступая, молимся: «да не в суд или во осуждение будет мне причащение пречистых Твоих таин» (Молитва перед причащением). И приступив, тоже – вперед: «и сподоби мя до последнего издыхания, неосужденно приимати пречистых Таин освящение» (Благодарственная молитва). И если вдруг за недостоинство все же постигнет нас нечто, то ведь для того мы только и «наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром».

Пятница. О Разбойнике и о Петре

В этот день, когда Господь Иисус Христос был распят, и на утрени, и на царских часах, и на вечерне, – читаются в разном порядке Евангелия о Его Страстях. Все время перед нами крест и люди вокруг креста. Когда-то Симеон Богоприимец взял на руки младенца Иисуса и сказал: «се, лежит сей на падение и на восстание многих в Израиле» (Лк.2, 34). А из чего вообще состоит жизнь, как не из падений и восстаний? А перед Крестом – особенно. Ученики, уже делившие главные места в Царствии, в страхе бегут, оставив схваченного Царя. Палачи делят Его одежды. А те, кто были до сих пор в тени, «страха ради иудейска», вдруг разгибаются, сбрасывая страх, и дерзают идти к Пилату просить для погребения тело казненного. Сотник, который, может быть, сам вбивал гвозди в руки и ноги Иисуса, вдруг увидел, как Иисус на кресте «возгласив, испустил дух». Это так его поразило, что он «сказал: истинно Человек сей был Сын Божий».

Вот, рядом с Единым Безгрешным два разбойника, распятые за свои преступления. Все трое в смертных муках. Но сердце одного от этого еще более окаменевает. Ему еще тяжелее оттого, что рядом бредит этот сумасшедший, со своими претензиями на царское достоинство. И он присоединяется к злобной толпе, стоящей перед крестом: «Если Ты Христос, спаси себя и нас»! А сердце другого, наоборот, – как бы отогревается. Только что единодушный со своим собратом (Мф.27, 44), он вдруг осознает и справедливость своей казни, и глубочайшую несправедливость казни Иисуса, и даже начинает увещевать своего товарища: «Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал». И – сквозь предсмертные страдания он находит силы сказать Иисусу: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» Что это? Истинное прозрение? Или – сострадательное утешение «ненормального», который возомнил себя царем, а сам и с креста сойти не может? Но и в том, и в другом случае он достоин услышать: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».

Рассказывают, что однажды один священник в Великую пятницу во время выноса Плащаницы сказал такую короткую и исчерпывающую проповедь: «Братия! Будем плакать»! Но – как плакать? Конечно, не так, как иерусалимские женщины, которые просто сочувствовали страданиям молодого красивого человека. Не можем мы уподобиться и Апостолам, «плачущим и рыдающим». Потому что мы не можем даже представить себе того горя, в котором они пребывали до самого воскресения Христова.

Но все мы и можем, и должны плакать, как плакал будущий Апостол Петр. Он обещал Иисусу верность до смерти (Мф.26, 35), и вдруг – троекратно с клятвой отрекся! Он даже не сразу понял, что сделал. Лишь когда пропел петух, он пришел в себя, «и вышед вон, плакал горько». Или как пишет Марк: «и начал плакать». Начал. А когда перестал? Говорят, всю жизнь плакал, слыша пение петуха.

И мы, спустя две тысячи лет, плачем. И сколько приходится выслушивать историй, подобных Петровой! Одна женщина рассказывала, как во времена, не столь отдаленные, на собрании, ее спросили: «Ну разве может нормальный человек верить в Бога»? – Она поспешно согласилась. А потом пришла домой, и стала читать очередное Евангелие, по календарю. И как раз попалось ей отречение Петра. И как раз, – а она совсем забыла об этом, – была страстная пятница. И как же она «начала плакать»! Поистине, как тогда на Петра, «Господь, обратившись, взглянул» и на нее.

Об отречении Петра пишут все четыре Евангелиста. И конечно, каждый из них плакал, выводя эти слова. Потому что хотя и не случилось самим вот так отречься, но каждый чувствовал, что и с ним могло случиться подобное. Наверняка плакал и сам Иоанн Богослов, хотя он один из всех был и во дворе, и потом – у самого креста. «Ну и что же, – наверное, думал он, – просто я „был знаком первосвященнику“, а никакой тут заслуги моей нет».

О тех, кто твердо стоит и не падает, одно можно с уверенностью сказать: сколько же в них должно быть смирения и сочувствия к падшим! Ведь давно уже замечено, что «погибели предшествует гордость, а падению – надменность» (Притч.16, 18), и что «пред падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе» (Притч.18, 13).

Особенно перед Крестом.

Суббота. О самом длинном вечере

Мф.28:1–20

Рим.6:3–11

Великая суббота – самый длинный, самый удивительный, самый насыщенный день церковного года. На утрени Великой субботы совершается чин погребения Спасителя. Мы обносим вокруг храма тело нашего Господа, полагаем его, как во гробе, в середине храма. Тут же мы вспоминаем последнее деяние врагов Христовых. Они пришли к Пилату и сказали: «Господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: „после трех дней воскресну“. Итак, прикажи охранять гроб до третьего дня». Пилат повелел. «Они пошли, и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать».

На этом все кончается. Начинается Вечерня Великой субботы. Особенность этой службы – пятнадцать паремий, то есть избранных чтений из ветхозаветной истории. Медленно проходят картины сотворения мира, примеры Божьего промысла о человечестве, установление Ветхозаветной Пасхи, пророчества о грядущем Спасителе, примеры воскрешения мертвых пророками.

Вообще – удивительная вещь наше Богослужение. Перед нами – вся история мира. С нами здесь, реально присутствуют, как с Господом на Фаворе, – и чающие пришествия Христова пророки, и потерявшие Его Апостолы; здесь же и мы, уже знающие о Его воскресении. Все – «здесь», все – «ныне».

В древней церкви в Великую субботу крестили оглашенных, тех, кто весь пост готовился не только к празднику Воскресения Христова, но и к своему собственному воскресению во Христе. И вот, представим себе: кончаются паремии, звучит торжественное пение «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся», и входят только что крестившиеся. Они входят в белых одеждах. Что переживали остальные верные, когда Христос умер, и вдруг входят эти воскресшие? Как остро вспоминается здесь Евангелие от Матфея: «И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф.27, 51–53).

И вся церковь слушает крещальный Апостол, который напоминает нам, насколько в святом крещении нити жизней христиан сплетаются в единый жгут и с жизнью Господа Иисуса Христа, и друг с другом: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения».

После Апостола звучит прокимен: «Воскресни, Боже, суди земли, яко ты наследиши во всех языцех». Он звучит несколько раз, к нему поются четыре стиха, и в это время и священнослужители, и все в алтаре переоблачается из черных, постовых, – в белые одеяния. Это – переломный момент службы, и он совершается как бы в тайне. Еще продолжается пост. Мироносицы только отправились на гроб, чтобы с плачем помазать миром тело погребенного Иисуса. А между тем, в темноте ночи, невидимо ни для кого, «сделалось великое землетрясение; ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем». Уже охранявшие гроб воины от ужаса «стали как мертвые», но мироносицы только еще идут туда. В храме уже звучит воскресное Евангелие, по Матфею, в том числе и слова Христовы, что дана Ему «всякая власть на небе и на земле». Но это еще только «Ангели поют на небеси» воскресение Христово. А мы вместе с мироносицами все еще идем ко гробу, и пост еще продолжается.

Великая суббота, это – удивительное время, когда уже совершилось, но еще не открылось. Вечерня и должна бы совершаться вечером, за несколько часов до утрени Светлого Христова воскресения. Но у нас, в силу традиции, она совершается или ранним утром в субботу, или даже в ночь с пятницы на субботу. Весь этот день люди идут в храмы освящать пасхальную трапезу. Вся суббота как бы превращается в один долгий вечер. Солнце этой субботы, словно останавливается, как во времена Иисуса Навина, но не посреди неба, а перед восходом, и всходит уже только в день Воскресения. И весь этот день как бы озарен тихим предрассветным светом все никак не могущего взойти солнца. И все это время «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси»… Мироносицы все идут, и идут ко святому Гробу. У нас же в сердцах не смолкает: «…и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити»! Аминь.


Источник: Полный круг проповедей на ежедневные Апостольские и Евангельские чтения / Протоиерей Вячеслав Резников. – Изд. 2-е испр. - Москва : Изд. Держава XXI век, 2011. - 606 с.

Комментарии для сайта Cackle