Краткий эскиз-очерк аскетики

„Неотъемлемый характер жизни Истинно христианской есть трудничество, подвижничество.. христианин по назначению своему есть истинный философ».

Св. Феофан. Начертание. 329, 474 стр.

„Человек, усердно читающий Библию, сам собою делается философом и так или иначе обсуждает все явления жизни с точки зрения Божественного Промысла».

Архиепископ Антоний Волынский

Собр. лекций 40стр, 1909 г.

Аскетика – наука о подвижничестве, необходимая для всякого человека, ибо каждый из людей в жизни несет какой-либо подвиг, именуемый в христианстве крестом или последованием Христу Богу Спасителю всего человечества. Преподобные и богоносные святые отцы науку о монашестве и науку о подвижничестве называли наукою всех наук. Посему Аскетика есть наука всех наук, так как без нее в жизни никто не обходится и каждый имеет нужду стремиться к лучшему бытию, т. е. подвизаться во всяком добре, как бы это благо и добро не понимаемо было, различно не толковалось бы. Христианская Аскетика есть Евангельское Любомудрие или истинная философия, руководящая к вечному бытию и бессмертию, к вечному блаженству небесному и райскому, а равно и к земному упорядочению житейского препровождения и устроению жизни общественной. Аскетизм весьма раннего и Библейского происхождения; каждый народ и всякая религия имеет своих подвижников и подвижниц от начала бытия своего. Христианское же подвижничество отличается от всех прочих многочисленных аскетических проявлений тем, что оно заключает в себе полностью все истинные их достоинства, кроме недостатков. Отсюда следует универсальность и всеобщность христианского аскетизма, универсальность науки христианской – Аскетики благодатной.

Источники:

1) Библия Ветхого Завета и Нового Завета, т. е. Священное Писание.

2) Творения преподобных и богоносных святых отцов и учителей Церкви Христовой.

3) Сочинения писателей: богословов, философов, историков, литераторов и вообще светская письменность, так или иначе затрагивающая и трактующая об аскетизме.

Книги Священного Писания Ветхого Завета раскрывают нам подвиги св. мужей и подвиги св. жен, праведно „ходивших перед Богом“, повествуя также и о борьбе добрых склонностей со злыми, в них обретавшихся. Самая характерная борьба грешного и праведного человека весьма детально и подробно и совсем полно изображена в Псалтири св. царя Давида песнопевца. В Псалтири Аскетика и подвижничество так рельефно и увлекательно изображены, что под влиянием ее вдохновения многие из подвизавшихся никогда не расставались с нею до самой смерти, нося ее всегда с собой.

Книги же Священного Писания Нового Завета дают грешному человечеству руководство верное относительно того, как плодотворно подвизаться, чтобы всегда быть с Богом, живописуя в то же время и самые подвиги самого Великого Подвигоположника Христа Иисуса Господа, подвиги Его Апостолов и подвиги всей Его возлюбленной паствы духовной.

Патристическая литература, т. е. отеческая письменность, творения преподобных и богоносных св. отец и учителей Церкви Христовой древних и новых времен, и вообще духовная литература трактует о разнообразных методах и проявлениях благодатного подвижничества, как истинного и подлинного жития Христова, провождаемого в нелицемерном и непрестанном покаянии, которое и дарует всякому грешнику спасение вечное и блаженство бессмертное в постоянном единении и созерцании Господа Славы. Богословские, философские, исторические произведения умов образованных, произведения как духовного, так и светского содержания, излагают преимущественно критику, т. е. оценку подвижничества, рассматриваемого с положительной и отрицательной точки зрения. Замечательно и важно то, что даже и романисты и писатели всех наций в своих сочинениях почти каждый из них говорит о подвижничестве или описывает подвижничество. Это явствует и свидетельствует о той глубочайшей и неоспоримой правде аскетизма, что подвижничество неотъемлемо ни от кого, как от нравственного, так и от безнравственного существа, а присуще всем без различия вероисповедания, нации и умственного состояния, образованности и необразованности, культурности и некультурности человека. Тоска, раздвоенность и томленье духа, неудовлетворенность в романах и повестях, таким образом, заставляет искать лучшего удовлетворения, именно, в аскетизме и подвижничестве. Просмотрите тщательно и вдумчиво, проанализируйте сочинения В. Белинского, Ф. М. Достоевского, Н. В. Гоголя, Жуковского, Добролюбова, Михайловского, Шеллера-Михайлова, В. С. Соловьева, Гете, Шекспира, Гарнака, Булгакова, В. Немировича-Данченко, Мережковского, Минского, Меньшикова, Розанова и вообще современных литераторов и вы убедитесь, что и они были в поисках истинного аскетизма благодатного и жаждут обновления, оживотворения лжеименного разума кичливого… Герои и героини этих писателей всегда заканчивали жизнь свою каким-либо подвижничеством или подвигом добродетелей (удалялись, шли в монастырь, пустынь), или же подвигом злодеяний, подвигом всяческого распутства во всем…

Наилучшими пособиями и руководствами при изучении аскетизма должны служить все многочисленные творения Святителя Божия Феофана, подвижника Вышенской пустыни. Главное из них „Путь ко спасению» (Краткий очерк аскетики) может быть употребляемо как лучшее учебное руководство и в школах и в обыденных домашних занятиях изучения благодатного аскетизма. Вообще аскетические творения епископа Феофана незаменимы и драгоценнее во всех отношениях всех прочих церковных писателей, ибо они являются острозрительнейшим и вернейшим компасом при обозрении и усвоении всей древней и современной литературы аскетизма. Главное их качество – полнота, обстоятельность совершенная, зоркость, проницательность в самую глубь, суть, сущности того или иного изложения предмета, того или иного вопроса христианской жизни. У святителя Феофана все есть, всем и каждому, верующему и неверующему, ученому и неученому, книжному и не книжному. Творения его – самый обширный, самый разнообразный и самый неистощимый магазин духовный, в котором обретается для всех все потребное, необходимое и нужное в жизни девственной, брачной, семейной, духовной и гражданской, частной и государственной, личной и общественной. Святитель Феофан дорог для всех искренно подвизающихся христиан, как и сам по себе (по святости жизни), так и по своему словесному сокровищу – книгам, трудам литературным. Незаменимый, искуснейший руководитель и учитель духовной жизни путем совершенного самоотречения, строгого постоянного аскетизма, приобретя великий духовный опыт, Преосвященный Феофан щедро рассыпал и сеял всем, кто имел в том нужду, сокровищами этого своего духовного опыта. Никому из обращавшихся к нему письменно он не отказывал в смиренном, кротком и строгом, но мудром совете. Но несоизмеримо шире и больше круг его подвижнической деятельности и влиятельности увеличивался и увеличивается книгами. Громадная опытность и житейская, великая, пламеннейшая сила любви, жаждавшая спасения всех ближних, мудрость ученого и общественного кормчего при самом целостном стремлении в священную даль и высоту небесную, все это запечатлено „благодатью животворящего и вседействующего Св. Духа“, „печатью Дара Духа Святаго“, придавая творениям его бесконечную цену и смысл неизъяснимый, таинственный. О том, как жить благочестно и по-христиански, праведно, как среди омута современных, самых изощренных искушений и бед, бедствий и падений, соблазнов, грузов и тяжестей своих греховных склонностей и злых привычек и слабостей не впадать в отчаяние и уныние чрезмерное, как пожелать себе и другим спасения и начать дело и делание преуспеяния своего нравственного облика и духовного совершенствования, как самоотверженно отвоевать, бодро, смело, исповеднически, на этом земном, многотрудном пути шаг за шагом доброе и святое, вперед и вперед, все глубже и глубже входить внутрь во святая святых Царства Божия: вот о чем говорят, благовествуют книги Святителя Феофана. Преосвященный аскет, кажется, все решительно объял своим благодатным умозрением и проницательностью просвещенного разума. Ни одна подробность духовной жизни не ускользнула от его зоркого внимания и тщательного, добросовестного исследования. Все он так внятно и понятно объяснил и изъяснил, осветил таким ясным светом душу человеческую во всех ее изгибах, показал ее во всех, самых интимных, неуловимых для обыкновенного человека движениях, что по прочтении, душа, ум и разум, воля и сердце и совесть, молча говорят человеку: “да, это так верно, справедливо, истинно, будь согласен со Святителем и ему единому следуй и спасешься сам и других спасешь”. Строгий, точный до ясновидения, выдержанный, глубокомысленный ум епископа Феофана придает особое, из ряда вон выходящее, провиденциальное значение его книгам. Он ведет незримо и увлекательно за собою человека сразу или последовательно, постепенно, выше и выше, со ступени на ступень горнего восхождения, и в своих требованиях, посылках и предпосылках, мыслительной работы созидательной согласуется с нравственным положением, духовною зрелостью и незрелостью человека в данные минуты воспитательного руководства. Он никого не принуждает, а убеждает советом, увлекает свободою и тем, что не взваливает на плечи такого духовного груза и ига, которого человек неопытный не сможет снести, уразуметь и уяснить. Как современный воспитатель и руководитель духовного обновления и возрождения из дебрей неверия и омута нечестия, святитель Феофан незаменим, так как до него и после него никто так не говорил писательски по вопросам церковным и государственным, как возблаговестил этот мудрейшей из нынешних сынов Божьих. Он говорил понятно, так обстоятельно, полно и убедительно о таких вещах, о которых до него говорили или очень мало или же не так вразумительно. Почти всякая фраза Святителя производит в душе, уме и сердце человеческом осязательный теплый след благодатного воздействия; чувствуется полнота мудрости и сильнейшего, неотразимого влияния и впечатления отраднейшего…

Затем, настольной книгой при исследовании аскетизма должны быть весьма ценные сочинения¹ Сергея Михайловича Зарина, под названием: „Аскетизм по православно-христианскому учению“. Эта учёная и научная магистерская диссертация представляет собой единственное крупнейшее и изумительнейшее по собранному колоссальнейшему письменному материалу явление среди современных произведений. Достоинства этой религиозно-философской диссертации следующие: тщательный, серьезнейший, глубокий анализ и синтез аскетической письменности, как древних святых отцов, так и новых, как духовных писателей, так и светских, всех вероисповеданий. Изумительна поразительная и удивительная осведомленность, трудоспособность и проницательность автора в самую сущность критикуемых и излагаемых им творений и сочинений по данному добросовестному и многостороннему исследованию. Таких капитальных сочинений и у нас и заграницей до сих пор не было. Это – первое и незаменимое, как современная хрестоматия литературы о подвижничестве. – Недостатки: нет точного и полного определения христианского аскетизма и христианской аскетики, встречаются нередко ложные и невероятные, неправдоподобные воззрения, не принадлежащие св. отцам или же искажения и неусвоение их глубочайших духовных мыслей. Вообще дух и смысл писаний святоотеческих С. М. Зариным далеко не совсем поняты и исследованы, хотя тексты и выражения их довольно достаточно им разъяснены и уяснены…

Заслуживают также внимания и исследования сочинения епископа Петра; но, конечно, его труды не имеют того значения, какое имеют, например, творения епископа Игнатия…

Аскетика слово греческое, оно в переводе на русский язык означает – подвижничество. Что такое подвижничество и прочее... смотри мою печатную Аскетику за 1906 год². Обычно аскетом почему-то принято называть и называют (по ошибке), как люди светские, так и простые, такой тип и образец человеческой жизни, когда христианин питается исключительно водою, хлебом, сухариками и ведет крайне скудный, небрежный во всем, грязный образ повседневной жизни, одеваясь в лохмотья или же в весьма бедную, потрепанную, неопрятную, рваную рухлядь. Такое понятие о христианском аскете ложное и извращенное, так как оно только относительное; хотя нам известно довольно значительно примеров святых аскетов, проводивших именно такое жестокое житие – претрудное для плоти. Но, ведь, каждому человеку христианину Богом дается приличествуемый только ему талант; следовательно, узаконить частное и индивидуальное качество в общее нельзя – это несправедливо: что было полезно и спасительно одному подвижнику, то же самое было неполезно и неспасительно и даже пагубно другому, третьему и прочим. Правильное, истинное и евангельское понятие аскета христианского следующее. Всяк и каждый аскет, кто питается умеренно во всем, как то заповедует св. Евангелие, кушая все разрешенное, дозволенное Христом Богом Спасителем со всяким воздержанием; всяк и каждый аскет, кто живет умеренно и воздержно во всем, принося пользу и ближним. Примером для всех – Сам Христос-Богочеловек Спаситель мира, как Подвигоположник. Он вкушал все предлагаемое и богатое и сладкое и скудное. Он питался рыбою, пил вино, вкушал агнца, ел мед, – словом и роскошную и сладкую трапезу на вечерях богатых благословлял. Отсюда следует ложность и самообольщенность утверждения тех фанатиков и невежд, которые говорят: христианский аскет непременно только тот человек, который питается редькой да квасом, горохом, рисом, картошкой, одевается в рубища и тому подобное. Суть или сущность всего подвижничества заключается не в горохе или капусте и не в картошке, рисе, воде и черном хлебе, а исключительно в умеренности, в благоразумии всего употребляемого. Точно также относительно одежды и всего прочего в жизни – во всем должны царствовать умеренность и воздержание, чем доказывается разумность всех добродетелей. Примером тому для всех – св. Апостол Павел, подвизавшийся добрым подвигом, а равно и все Апостолы, отцы и учители и св. жены подвижницы Церкви Христовой. Вот, что говорить о себе Апостол Павел: „Я умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии, научился всему и во всем: быть в сытости и терпеть голод, быть и в изобилии и в недостатке”[Флп.4:12]

Итак, аскет христианский не тот, кто питается капустой, хреном и вообще грубой пищей, а тот, кто вкушает всякую дозволенную пищу умеренно, воздержно, строго следя, чтобы духовное бытие господствовало над телесным бытием, чтобы чувственное всегда подчинялось духовному. Разве святитель Феофан епископ не аскет?! Аскет и даже великий Авва и лучезарное и пресветлое солнце аскетов. А ведь он кушал и сладкое и даже кроме молочной пищи ел и мясо³ будучи идеальным, образцовым, примерным монахом; одевался и в шелковое, хотя и редко, жил не в гнилой затхлой пещере и не в землянке, а в обширных хоромах и покоях (я был в них), и не в одной келье, а занимал несколько довольно вместительных комнат, необходимых для его литературного подвижничества. Точно также и его ученик – незабвенный праведник батюшка о. Иоанн Кронштадтский разве не аскет?! Аскет – среди суеты, толкотни и гвалта мирского, исповеднически подвизавшийся; хотя он вкушал и роскошные трапезы боголюбцев и одевался (по просьбе ближних) довольно-таки богато и шикарно, и можно сказать, даже пышно, за что многие его зазирали и презирали, и тем многих соблазнял и даже отстранял… и давал поводы к жестоким и злобным на себя нареканиям, осуждениям и клеветам. Категори или различные стадии и степени подвижничества христианского весьма и весьма разнообразны по своим индивидуальным качествам, проявлениям и свойствам: одни из аскетов спасались и в царских палатах среди роскоши, другие спасались в подземельях грязных и сырых, природных лачужках и землянках, третьи – блистали и сияли добродетелями среди шума и гама, житейского базара суеты, на высоких общественных, государственных и церковных должностях, четвертые – руководили из уединения народными стремлениями и умами правителей стран, привлекая к себе в свою затворническую монашескую келью и царей, пятые же – совсем скрывались от глаз людских, принося существеннейшую и необходимейшую пользу плодотворную ближним, своими мудрыми и богодухновенными писаниями и творениями в руководительстве вечного спасения.

Подвижничество, аскетика излагалась духовными и светскими писателями различно. Святые отцы и вообще церковные авторы излагали их в проповедях рассуждениями, поэтическими вдохновенными гимнами и песнями или же просто афоризмами – краткими изречениями и правилами. Примеры у каждого святого отца и у всякого церковного учителя. Светские же писатели большею частью излагали Аскетику критически, то есть или подвергали ее сомнению, отрицанию или же сами убеждались в превосходстве и достоинстве этой науки, воспевая ее добродетель восторженными куплетами, например, читайте „Сонеты“ Шекспира – это прямо почти что та же Псалтирь для светских людей…

Отличие Аскетики от всех прочих наук и ее преимущества.

Каждая и всякая наука обычно излагается, в данной и определенной какой-либо, но строгой системе. Тогда как Аскетика бессистемна, в этом ее единственная оригинальность и своеобразная изолированность, великое достоинство и несравнимое превосходство, ибо она уподобляется и подобна Евангелию и прочим Библейским богодухновенных книгам Священного Писания, которым писались и излагались без системы, писались как Господь умудрял и вдохновлял, по наитию Святого Духа. Писание гласит, что „Дух Божий дышит, идеже хощет“; так и дух человеческий отображается в свободе: свободу же нельзя связать или стеснять системой. И если где внедрена система, там уже и нет свободы… Слова Христовы – как учение духовное не укладываются в систему, ибо они вне и выше всякой системы. А что касается до способов действования слова Христова на человека или до тех путей, какими оно проникает в нашу душу и покоряет нас себе, то эти пути и способы навсегда останутся для нас тайною. „Когда, – говорить возлюбленнейший любимец Филарета митрополита московского, святитель Амвросий архиепископ Харьковский, – где и как из нашей грешной жизни Господь позовет нас к Себе, с чего Он начнет убеждать, или лучше, побеждать нас, когда и чем Он даст нам почувствовать силу Своего слова, – всего этого не узнать, ни изучить, ни привести в систему мы не можем”. Это Господь дал нам понять в беседе о возрождении с ученым и любознательным Никодимом: „Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа“[Ин.3:8]. Что это учение о таинственных действиях благодати возрождения относится не только к христианским таинствам, но и к слову или учению Христову, мы находим этому подтверждение в знамениях, явлениях при сошествии Святого Духа на Апостолов: на каждого из них снизошли „огненные языки́» – знак слова, и „при шуме с неба, как бы от несущегося сильного ветра» – знак силы; затем мы видим оправдание того и другого указания в последовавшем затем обращении проповедью Апостола Петра многих тысяч людей к вере во Христа[Деян.2]. Побеждаемые благодатью Христовой, мы подчиняемся Его руководству, а подчинившись, начинаем познавать и Его Божественное учение в качестве истин, просвещающих ум до приобретения целого образа здравых словес [2Тим.1:13] или цельного христианского миросозерцания. Отсюда становится ясным, что просвещение учением Христовым совершается не так, как просвещение наукой человеческой, а в обратном порядке. В науке мы сначала изучаем, познаем и потом вследствие познания убеждаемся в истине, а в просвещении евангельскою истиною сначала убеждаемся в силе Христовой, покоряемся Ему и веруем в Него, как Сына Божия, как в свет, просвещающий всякого человека, грядущего в мир[Ин.1:9], а потом уже в этом свете познаем всю совокупность открытых нам тайн Божественной премудрости в деле спасения людей. И только этот путь ведет к истинному христианскому Богопознанию. Кто относится к Евангелию сначала умом вопрошающим, пытливым, сомневающимся, тот встречает всюду затруднения и не дойдет до убеждения в Христовой истине, а кто начинает смиренным, послушливым приятием всеми силами своего духа благодатных впечатлений Евангелия, ощущая на себе благотворность его Божественного света, тот сердцем верует в правду[Pим.10:10] и умом дойдет до сознательного убеждения в превосходстве христианского учения пред всеми учениями человеческими. И только при этом условии могут быть ясны, отчетливы и крепки христианские убеждения. Кто, по слову Спасителя, стал причастным силы Его, тот „не можешь вскоре злословить Его“[Мк.9:39]. Итак, если есть ныне в миpe христианском люди, уничижающие и хулящие имя Его, – это ясный знак, что они не так подошли к Нему, не познали Его сердцем и не ощутили в себе духа и жизни Его слова, или же по слову Апостола, и „вкусивши благого Божия глагола“, в долгом блуждании на ложных путях знания, растеряли святую теплоту сердца, сознание духовного союза с Ним и „отпали от Него“[Eвр. 6:5–6].

Призыванием в царствие Божие определяется понятие о направлении слова Христова. Оно не есть учение, питающее только любознательность ума человеческого, а созидающее новую духовную жизнь в человечестве, через проведение в его сознание истинного идеала человеческого совершенства и через указание способов приближения к нему. Сам Господь указывает на опыты благотворности Своего учения в применении его к жизни, как на лучшее средство убеждения в его истине: „кто хочет творить волю Отца небесного,– говорит Он,– тот узнает о сем учении, от Бога ли оно“[Ин.7:17]. Оторванное от жизни учение Христово представляет для ума человеческого непримиримые противоречия, – напротив, направляемое к жизни, оно становится для нас в каждом частном случае руководящим светом. Однажды Апостолы, оскорбленные тем, что жители одного селения самарянского не приняли их Учителя, возревновали о чести Его и просили, чтобы Он позволил им, по примеру пророка Илии, низвести огонь с неба и истребить их, но Господь сказал им: „не знаете, какого вы духа: ибо Сын Человеческий пришел не погублять души человеческие, а спасать“[Лк.9:52–56] Как цельность в исповедании учения веры, так и цельность во взглядах на жизнь, установленных словом и примером Спасителя нашего, у Апостола Павла равно называются духом Христовым: „кто духа Христова не имеет, тот и не Его“[Рим.8:9]. Поэтому и весь характер учения христианского так определяет тот же Апостол: „слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы“ [1Кор.2:4]. Сделаем вывод высказанных нами оснований, применительно к духовным потребностям нашего времени.

Если мы хотим быть, а не называться только христианами, – Библия в целом своем составе постоянно должна быть предметом нашего изучения. Оба Завета, Ветхий и Новый, взаимно проясняют друг друга и только из совокупности всего их содержания нам становится ясным все домостроительство нашего спасения, и во всем свете выступает перед нами главный предмет всего Писания – Божественное Лицо нашего Искупителя. Здесь мы находим разрешение недоумений, примирение противоречий; здесь из дышащего всюду духа Христова мы почерпаем дух веры и убеждения в Божественном происхождении нашей религии. Разрушение целости библейского текста есть разрушение христианства; уважение по выбору к одним книгам Священного Писания с отрицанием достоинства других есть первое проявление произвола в обращении с делом рук Божьих и первый шаг к неверию. Чтение Священного Писания частое, если можно ежедневное, есть практическое питание, возбуждение и охранение нашей веры, но только тогда, когда разумение его не уклоняется от разумения Церкви Христовой. Слово Божие есть основание Церкви, Церковь есть осуществление слова Божия в жизни. Там и тут неотлучно пребывает Христос по данному Им обетованию [Мф.28:20], там и тут мы у Него Самого учимся, от Него почерпаем жизнь, под Его руководством воспитываемся для царства Божия“.⁴

И разница духовной философии от мирской философии состоит в том, что духовная философия открывает небесный горизонт на все ведение и познание самой сущности вещей и смысла миропорядка земного, тогда как мирская философия только фантазирует, строит планы, мечтает, парит умом, скользит по поверхности вещей, субстанция же вещей от нее далека, не ведается ею, далеко не вся познается. Вот пример. В пустыню к отшельникам из-за любопытства пришли философы и сели, как ученые, разглядывая вещи и людей. „Случилось проходить мимо них (философов) старцу-монаху, мужу великому, из простолюдинов. Они (философы) сказали ему: ты монах, злой старец, поди сюда. Он подбежал к ним. Они ударили его по щеке, он подставил другую щеку. Тотчас философы встали, поклонились ему и сказали: ты – истинный монах. Они посадили его среди себя и сказали: что делаете вы более нас в этой пустыне? Вы поститесь, и мы постимся; вы обуздываете тело ваше подвигами, и мы обуздываем; что ни делаете вы, мы все то делаем; следовательно, что делаете вы, живя в пустыне, лишнего в сравнении с нами? Старец отвечал: мы пребываем в уповании на благость Божию и храним наш ум. Они сказали: мы этого не можем. И отпустили его, назданные его словом”⁵. Таким образом, разница людей – типа духовной философии от людей – типа мирской философии – это ясность и осмысленность первой и блуждающее и недомыслие второй. Философы первой – ценным благом ставят „хранение ума в Боге и с Богом“ и цельность натуры и стоят твердо в истине, а философы второй – теряют ум рассеянностью своей натуры и потому ускользают от Истины, явившейся спасти заблудшие и блуждающие по стихиям мира.

В Библейских книгах и в Аскетике, как подлинной отобразительнице их, мы, верующие, истинные христиане, обретаем свободу евангельскую истинную и не находим той системы, которая выпукло выставляется и непременно требуется в обычных науках. Читайте Аскетику древних – творения св. Григория Богослова, Блаж. Августина и прочих отцов, особенно классических, а также читайте Аскетику и новых– творения св. Тихона Задонского, Епископа Феофана, Епископа Игнатия, Георгия Затворника, Иоанна Кронштадтского, – и вы убедитесь в высказанной бесспорной истине. Вообще систематизация противна подвижничеству и искажает слова и учение Христа Бога Спасителя. Вот что констатирует по этому поводу мудрейший и ученейший богослов-философ Амвросий, Архиепископ Харьковский: „Великое несчастие нового христианского мира состоит в том, что он дозволил себе“, – говорит Святитель,– „извлекать из слова Христова одно ученье в качестве голых мыслей, составлять из них системы, по человеческой логике и довольствоваться этими системами, как изложением сущности христианства. Никто не отрицает достоинства научного изложения христианского учения, но не ему принадлежит первое место в нашем духовном просвещении, а непосредственному слову Божию. Мыслями из составляемых нами систем питается ум, но духом Христовым из слова Божия питаются преимущественно сердце и совесть – самые источные начала нашей жизни. Ум может быть наполнен благими мыслями, но они без воспитания сердца и совести, по притче Спасителя, корене не имут[Лк.8:13] и не дают плода христианской жизни. Мысли, не углубленные в почву сердца, надмевают ум, плодят споры, возбуждают сомнения, допускают смешение учения веры с учителями человеческими и из христиан делают воспитанников школы, а не Церкви. В странах глубокого севера бывают и теплые дни, и дожди, и свет солнца, но не растут высокие деревья и не зреют благородные плоды потому, что там вечный лед в подпочве: таково состояние нашего духа с образованным умом, но с несогретым духом Христовым и невозделанным сердцем“.⁶

Когда книга изложена без системы, то мирская ученость говорить, что это ненаучно и не имеет научного достоинства. Вот почему, между прочим, современные академии не признали в Богопросвещеннейших и многочисленных творениях отца Иоанна Кронштадтского научности, как написанных без системы, то есть по произволению духа и его личного бытия духовного, и не дали, не преподнесли ему ученого диплома магистра, доктора богословия. Тогда как этот ревностнейший муж науки потрудился и, именно для науки, для науки истинной больше и продуктивнее, чем пресловутые официальные ее представители – титулованные профессора и знаменитые учители мертвой морали. Творения отца Иоанна Кронштадтского есть источник не только духовного, но и всякого просвещения, озарившего миллионы людей, начиная с Царя и кончая последними простолюдином, начиная с русских и кончая даже иностранцами; труды же и книги официальных современных ученых, служат только шкафам да полкам – как украшения, и нередко бывают достоянием крыс и мышей, как хлам бумажный, народу же он недоступный и по цене и по мыслям.

Аскетика бессистемна, – отсюда ученые века сего не признавали и не признают ее наукой, а за притязания на науку они полагают аскетику глупостью, бредом сумасшедших и ненормальных и недальновидных людей или как известный критик В. Белинский обозвал Добротолюбие „ноздревою книгою», „ноздревым дыханием“. Такое недоразумение и непонимание, конечно, является жалким плодом людей невежественного, дикого и одичалого состояния, косности в духовной жизни. Для сынов и детей диавола–людей века сего духовная жизнь terra incognita, т.е. область неисследованная и трудно уяснимая, ибо в отыскании проблем и истины духовного жития они руководствуются исключительно своим лжеименном ограниченным разумом.

Духовная жизнь есть, прежде всего, животворная и возрождающая наука, – наука жизни, так как эта сторона бытия человеческого самая главная и драгоценная для сознательного и разумного, культурного, богоподобного существа. „Надобно заметить, что аскетика и мистика в чистом своем виде суть науки высокого достоинства“.⁷ И это сказал образованнейший человек, авторитет учености даже энциклопедической – Иннокентий, Архиепископ Херсонский – доктор богословия. Отсюда следует, что Аскетика есть наука, и наука высокого достоинства, по утверждению талантливого и гениального, академического ученого. И если исследование физического бытия человека имеет науку – анатомию, исследование психического бытия имеет науку – психологию, то почему же за пневматическим, духовным бытием не признать цельную науку – Аскетику, как философию духа?! Тело и душа имеют свои специальные науки, почему же дух человеческий лишен в наших школах специального исследования и изучения?! Это объясняется забвением духовной жизни и кощунственным невежественным небрежением ею, а равно и поглощением материализмом. Люди потеряли даже и вкус духовного бытия и духовного провождения времени, так как „оплотянели», исключительно зарылись в материальное, плотское и чувственное и подобно свиньям под дубом в желудях, без зазрения сожженной совести, не видят то красивое, коренастое сильное и могучее дерево (подвижничество), которое так сладко и сытно питает плодами их неблагодарных. Современные научники, профессиональные ученые „в желудях и шелухе” всяких наук не примечают и не видят главной науки, основной и коренной науки всех наук – Аскетики, ибо они духовно ослепли и одичали нравственно, осуетились в умствованиях, омертвели в учениях, измышлениях человеческих словес, человеческого мудрования, обезумели в лукавой изворотливости напыщенного, слепо-бунтующего вольнодумства по стихиям миpa.

Весьма нередко слово „монашество», как выпуклое и главное отражение подвижничества, в письменности употребляется однозначно слову „подвижничество”. Вот что говорит относительно необходимости изучения подвижничества святитель Божий Феофан – ученый критик. „Круг предметов, которыми занимается монашество (подвижничество) и с которыми соприкасается, есть особый круг, достойный изучения – и не паче ли, чем все другие предметы. Изучаются сии предметы опытно, но усваиваются умом, который обнимает их потом теоретически“.⁸

Наши, так называемые, духовные академии относятся к подвижничеству небрежительно, посему в них нет субстанциональности и совсем игнорируется ими духовная подпочва жизни свободной. Профессора упражняются только в вулканических потоках словоизвержений, да „в версиях” заняты только доказыванием и изложением „версий» на многочисленные вопросы и темы, своего же определенного и точного объяснения боятся сказать (мотивируя это своим философским мышлением что-де философски образованный человек истину высказывает прикровенно и туманно), и нагружают голову молодых юношей хламом разнообразных сведений, и, в конце концов, окончательно утверждают, что по данному вопросу и на данную тему „ученые разногласят“. Посему и удивляться нечему, что душа-тο академических юношей так и остается неудовлетворенной и пустой, полная диссонанса душевной голодовки; ну, а ум? Уму же и научности свойственно бесконечно парить и вздыматься, и расшибаться по всем вопросам, отчего и получается жизнь разбитая, разногласная, вопросительная и вопрошающая, в каковую и погружаются молодые ученые, блистая только значками (которые зачастую пугают и запугивают неученых людей) и мундирными украшениями, а не талантами или трудоспособностью и т. п. благовоспитанными качествами.

Святоотеческая литература, а особенно аскетическая письменность – эта золотая руда, скрытая злонамеренно под спудом книжных складов, в сознании современных академических умствователей и в сознании современного грамотного общества христианского бросается глазам как заржавленный и даже заплесневелый слиток пыльных или же чистеньких шкафов библиотечных, впрочем, иногда с золотыми тиснениями ради тщеславия и украшения комнаты или кабинета, однако без главного – ключа истинного понимания классических святых произведений, кроме приложения таковых к жизни, и проведения их в самые жизненные основы человеческих отношений, т.е. к душе-тο они не вопиют, ибо не читаются, не изучаются, не разрезаются даже и после изящного переплета. А о специальной школе или институте и училище для изучения творений отеческих, власть и капитал имущие подавляют и мысли борющегося ума, и не дают полностью высказаться. Отражая такое невежество тем, что такая затея и не прибыльна, да и невыгодна, – несбыточна, и изобличительна. Правда, едва и едва брезжащие и незаметные проблески алкания и жаждания духовного проявляет Московская „Религиозно-философская библиотека“ своими изданиями, однако это говорит только лишь о благородном стремлении и о благородной душе единственного издателя М. А. Новоселова, работающего на ниве духовной больше, чем те, кому по обязанности (пастырям и монахам), следовало бы об этом заботиться.

Итак, христианская Аскетика не имеет системы, в этом ее достоинство несравнимое, ибо она свободна, а все прочие науки не свободны, так как в них преобладает элемент определенной необходимости и принудительности или непременно и обязательная форма распределения данного материала в изложении, именно, по известной только конструкции предписанию или шаблону. Обратим серьезное внимание и на самое слово “система” это слово „система” как и слово „право“, ныне слишком уж в ходу и в разговорах и в писательстве, ибо ими весьма легко, благовидно покрываются всякие неправды; но главное то, что люди, запутавшиеся во всевозможных абсурдных понятиях, слишком уже бестолково, глупо и бессмысленно злоупотребляют этими словами в произведении какого-либо важного дела, какой-либо мысли, или целого сочинения. „Система“ слово греческое и означает: вообще порядок, постановка, группировка, распределение по известным данным и именно в определенной последовательности. Духовная жизнь – вне системы и выше системы, она без системы и ее никак нельзя систематизировать, так сказать, подогнать или уложить в известные, определенные рамки, рубрики и параграфы, ибо она свободна. И в ней есть своеобразный порядок и строй и последовательность, но не необходимая и необязательная. Всякая попытка к систематизации есть уже коварное и злодейское посягательство на свободу этой жизни благодатной. Поэтому-то система или систематизация по известному определенному шаблону и рубрикам в изложении духовной жизни или Аскетики всегда гнетет насилует, коверкает, коробит, искажает, давит, душит и совсем заставляет глохнуть как и богоподобное существо, так портит и самое литературное произведение письменности. Такой недостаток при незаменимых достоинствах в изложении Аскетики видится даже у Святителя Феофана, особенно это заметно отразилось в книгах „Начертание христианского нравоучения“ и „Путь ко спасению“ (Краткий очерк Аскетики). При благоразумной, беспристрастной критике замечательнейших творений богомудрого св. Феофана, необходимо сказать следующее. Творения его бесценны, однако же, при несравнимых достоинствах находятся и недостатки, как обычно у всех писателей. Ведь же и он праведный, был сыном своего века, сыном школ, в которых вбивалась и втолковывалась зубрежкой всякая схоластика и известные модные в то время слова и приемы ученого писательства. Впрочем, сам святитель Феофан в предисловии к „Начертанию христианского нравоучения” делает осмысленную оговорку, и оговорку, оправдывающую его, которая раскрывает нам, что он вынужден был в угоду современным ему требованиям научным, а также и в угоду программам школ изложить бессистемную Аскетику в системе „как уже принято”, „в обычной форме систематических писаний“, хотя однако же „в системе особого рода“, лишь бы только исполнилось его заветное священнейшее желание, – чтобы Аскетика преподавалась питомцам – юношеству так же, как и прочие науки. И этим снисхождением, конечно, и нарушил и умалил вдохновенное и священное достоинство этих двух драгоценных трудов, что он и сам сознал, когда говорил в письмах своих: сочинения о. Иоанна (Кронштадтского) хороши и лучше его произведений, разумея здесь, именно, отсутствие в них систематизации. И это сущая правда: творения о. Иоанна Кронштадтского в некоторых местах и тирадах восприимчивее, да и вообще они проще и доступнее, читать их и усваивать легче, так как они изложены в поэтических элегиях – чувствах вдохновения и озарения духовного, например, „Моя жизнь во Христе”, „Христианская философия“ и особенно ценно „Созерцательное подвижничество”. Тогда как творения святителя Феофана сравнительно с творениями Иоанна Кронштадтского не так-то легко усвояемы, ибо они более серьезны, углубленнее, скорее и основательнее дают распознать истинное христианство от ложного христианства, они более сосредоточены, более премудры и неизмеримо таинственно-возвышенны благодатным тайнозрением и философским умозрением. И эта разница этих двух праведников в письменности, а равно и в характере подвижничества хорошо видна в том, если мы дозволяем себе так сказать, что святитель Феофан был колосс, гигант мысли, могикан-великан, а о. Иоанн Кронштадтский – его ученик (по академии) только „пигмей”, „соломинка легкая, чистая, белая и преукрашенная добродетелями”, или лучше библейским языком выразить это так: первый был „муж совершенный” и по жизни и по писаниям, а второй – только „дитя Божие”. Убедитесь в правде этих слов тогда, когда прочитаете и наследуете в полноте творения этих святых человеков Божиих…

Кстати уже, вкратце,– о разности творений епископа Феофана и епископа Игнатия, так как существует некоторый антагонизм и борьба, и полемика между почитателями первого и второго. Оба они были современниками и даже обменивались суждениями и мнениями в письмах и некоторых разностях литературного мышления. Творения епископа Игнатия удовлетворяют более монахов-простецов, и вообще людей не обучавшихся в средних и высших школах, они изложены проще – без системы. Творения же епископа Феофана – удовлетворяют всех у него все потребное для каждого и ученого и неученого; главное же их достоинство это – ясность и непоколебимость сознания христианского убеждения. Однако же епископа Феофана „некоторые” зазирают за слишком „большую ученость“ и „научность” и более значительные погрешности. Именно, непонятная для „малых сих“ ученость и научность по их скромным воззрениям заключается в книгах: „Начертание христианского нравоучения“ и „Путь ко спасению” т.е., что эти книги изложены в системе; почему для них многое невразумительно. И действительно система препятствует простецам понимать все полностью и только. Погрешности же указывают обычно в том, что будто бы епископ Феофан попортил Добротолюбие, изложив его русским (с греческого и славянского) языком с дополнениями и мудрыми сокращениями вещей непонятных и сомнительных. Должно сказать, что в этом благоразумном исправлении Добротолюбия истинно-духовный человек найдет не погрешность, а великую мудрость и достоинство и дальновидную опытность и зоркость подвижника, незабвенного, руководителя духовной, истинной жизни во Христе – Аввы Феофана.

Творения епископа Игнатия страдают тем недостатком, что в них довольно нередко встречаются слова и термины, неравнозначные смыслу и понятиям, а также и фразы спутанные и противоречивые. Это объясняется тем, что святитель Игнатий не получил специального богословского образования, а также еще и потому, что корректором его сочинений был его родной брат – бывший губернатором, человек светского образования.

Однако же, несмотря на все выше реченное, Епископ Феофан и епископ Игнатий, эти авторитетные писатели церковные – два святых мужа, великие Аввы русского монашества, как руководители, изъяснители святоотеческого опыта и мудрости духовной и общежитейской, незаменимы современными наставниками. Кто алчет нелицемерной истины, и кто жаждет правды небесной, тот найдет, обрящет ее у философов монашества христианского. Напрасны и тщетны другие, авторитеты и миросозерцания людей пустой, надутой философии, обманной, лукавой мудрости и науки земной. Небесная правда жила и живет только в людях правды благодатной, а не человеческой, в людях небесных.

В современных, низших, средних и высших школах, изучают, исследуют все, доступное для человека, все науки, кроме главной – Аскетики. Эта наука всех наук нигде официально не преподается⁹ и не читается в школах (только святитель Феофан ее излагал студентам петербургской академии, да в старину наши книжные монастыри были главными очагами, проводниками и маяками – подлинными академиями этой науки для всего народа), почему, конечно, у нас в школах и нет воспитания христианского, а даются и втолковываются исключительно знания голые и суемудрые знания, лжеименного разума, и преподносится дрессировка лукавства умственного, теоретического и практического. Профессиональные науки отсюда, конечно, и не всем и не для всех под силу; тогда как Аскетика – подвижничество христианское всем доступное, и всякий – большой и малый, взрослый и юный, образованный и необразованный, способен к занятиям и слушанию – к усвоению науки подвижничества. Современные школы набивают, заполняют голову учащихся исключительно знаниями, как грузом, хламом и мишурой всяческих познаний без главного содержимого, т.е. без истины; тогда как Аскетика сообщает ведение т.е. уясняет и вкладывает истину. Ведь знания, как бы они громадны, обширны и разносторонни ни были – не обладают истиной, a ведениe – обладает. Знание – это только материал, а ведение же уже есть сама истина. И если в глазах миpa ценно и любознательно для человека изучить и использовать пресловутые науки – философию, философию религий, психологию, химию, зоологию, физику, высшую математику, геологию и палеонтологию, технологию, патологию, астрономию, ботанику, медицину, юриспруденцию и прочие социальные и общественные науки, то несравнимо ценнее и любопытнее познать универсальную и всеобщую науку всех наук – Аскетику. Ибо те служат преимущественно для использования временных, суетных, тленных и преходящих благ, а подвижничество христианское – Аскетика упорядочивает людей не только в земных благах, но и пользуется вечными небесными, бессмертными и сладостнейшими райскими благами, т.е. научает спасению, дает понятие, как удостоиться царства Божия, дает опытно уразуметь, что душа и духовное бытие человека гораздо важнее и ценнее тела, чувственного и материального его бытия, и что цель и смысл истинной жизни человеческой есть духовное бытие, как реальный действительный, живой и действенный отблеск Абсолютного Божества – в праведном хождеши перед Богом и людьми, как ближайшем соприкосновении и единении тварного образа с Первообразом Творцом. Конечно, интересно знать строение организма человеческого и вообще строение всех организмов материального миpa, весьма интересно также знать душу всего этого организма, но интереснее знать высшую инстанцию – основу человеческого бытия – духовную жизнь человека, дух, духовное бытие, как типичное отображение Вечной Жизни – Духа Божия – образа и подобия Божия. Об этом по преимуществу трактует христианская Аскетика – наука, как философия духа и духовной жизни благодатной. Эта наука будет преподаваться понятным изложением речи, как духовным, так и светским, взрослым и учащимся, мужчинам и женщинам, людям книжным и не книжным и простым. Учащиеся же в школах всегда найдут свободное время заняться и заинтересоваться серьезно этой немудреной и бесхитростной наукой всех наук – Аскетикой, как главной путеводительницей мудрости дольней и земной, мудрости горней и небесной, приводящей всех к вечному спасению – блаженству в созерцании Божества и всего святого и священного. – Аскетика – подвижничество во Христе Боге Спасителе – есть духовное возрождение для падшего общества и религиозное обновление народов, погрязших во тьме и нечестии. Аскетика–это наука духовная. Вот что констатирует относительно состояния духовной науки наш философ – аскет В. С. Соловьев: „Несмотря, – говорить он, – на личные таланты и ученость многих иерархов, несмотря на многие полезные ученые труды нашего духовенства, самостоятельной духовной науки не существует в России, русское богословие ничего существенного не добавило к сокровищам духовного знания, завещанным ей Востоком, и доселе держится исключительно на определениях и формулах VII и VIII века, как будто с тех времен последних великих учителей Востока, св. Максима Исповедника и Иоанна Дамаскина, ум человеческий не поднимал новых вопросов и сомнений и как будто, наконец, новая европейская философия и наука не представляют для современных православных богословов такой же умственной пищи, какую находили в древнегреческой философии великие богословы прежних веков”¹⁰.

Проще сказать, глядя на громкие имена и пышные титулы наших сегодняшних иерархов, якобы ученых только потому, что они окончили высшее учебное заведение, ученых лишь только потому, что они украшаются с велелепием пустотою – надутостью, всякими вещественными знаками и значками, однако духовной науки de facto нет, как науки самостоятельной, хотя Св. Феофан Затворник все дал для разработки сей науки. В так называемых духовных академиях о духовной науке не распространяются и совсем мало ею интересуются, (ибо диплом интереснее науки) монастырской же, духовной жизни наши apxиереи (большинство) не знают, даже и не понимают, ведая лишь кружку денежную, которая дает им возможность блистать и славиться благотворителями чуть не во всех мирских учреждениях. Конечно, как духовная наука –Аскетика нужна больше других всех прочих наук. Особенно в наше распутное время Аскетика существенно необходима, так как истинный авторитет духовного руководства индифферентно отождествляется все более с материальным политическим укладом и могуществом, и Божия, внутренняя правда кощунственно и цинично превратилась в узкие и жестокие формы всякого насилия, так называемого внешнеюридического закона или правового, антихристианского строя жизни. Воспитание и духовное совершенствование целых народностей подчинено тем же непреложным заповедям Христовым, каким подчинен и духовный рост отдельных лиц, с тем лишь различием, что, если в индивидуальной и единичной душе царство Божие может совершенствоваться и осуществляться в полноте своего внутреннего значения (Святые Божии), то в совершенствовании народов, в их духовном росте оно определяется словами Господа: „подобно есть царствие Божие квасу или закваске”, т.е. тем дрожжам, которыми заквашено тесто „дондеже вскиснет“; подобно зерну горчичному, которое, произрастая медленно и постепенно, должно, в конце концов, осенить ветвями всю землю. Этими словами указывается тихий, но строго определенный процесс созидания царства Божия в человечестве, еще здесь на этой грешной земле. Обычно люди мудрые, люди острозрительного духовного опыта указывают нам три неизбежных фазиса, три степени духовного возрастания и преуспеяния. Это: отрешение от слепого самолюбивого пристрастия – привязанности к внешнему, соблазнительному миру; затем – самособранность, самоуглубление для восстановление внутреннего равновесия, творческой целостности, ясности сознания и гармонии всего духа, и, наконец, – самоотверженный и бескорыстный подвиг на благо ближних и спасенья своего.

„А чтобы собранный в свою целость дух проникся горячим желанием деятельности – говорит Святитель Амвросий, – и неустанным стремлением к всестороннему совершенству, нужно, чтобы внутри его жило и возрастало радующее и возвышающее его чувство мира, счастья, довольства, независимо от внешних условий жизни, нужно, чтобы труд питал это чувство, борьба укрепляла, преодоление препятствий сопровождалось внутренним торжеством, превышающим всякую внешнюю награду и приобретение, чтобы в сознание его всходила заря вечной жизни, где добро делается беспрепятственно, где счастье ничем не возмущается. Всего этого не дает человеческая наука; это даст наука внутренней подвижнической жизни, столь ныне презираемой и порицаемой мудрецами нашего времени“.¹¹

„История всех веков свидетельствует, что главный деятель в жизни человечества есть дух человеческий, и затем – ум человека с бесконечным разнообразием дарований, знаний и любимых мыслей, его совесть, с неуловимыми видоизменениями понятий о праве и правде, о чести и добродетели,– его свобода, со всеми уклонениями под влиянием его убеждений, привычек, пороков и страстей”¹².

Дух и сила, – вот великие двигатели человеческого усовершенствования, а не ученая только мысль и красноречивое слово. Осмотритесь вокруг себя и поищите этих великих свойств в людях современного образования на всех поприщах общественной деятельности: много ли их найдется? – Кабинетная усидчивость ученых? Дело почтенное, но оно не идет далее книги учительской кафедры. Неутомимость в изучении природы, в опытах и открытиях? Дело полезное, но оно ограничивается материальными и житейскими интересами. Гигантские работы в усовершенствовании общежития? Но они все пропитаны духом временной выгоды и корысти. Неустанные труды писателей, юристов, общественных деятелей? Но, увы! Мы все уже убедились, что здесь больше слов, нежели дела. Удивительная энергия и настойчивость деятелей политических, руководимых новыми учениями? Но весь свет видит, что их усилия и подвиги начинают уже граничить с выходками сумасшедших. Дайте нам мужей духа и силы, на которых бы миллионы людей, не знающее науки, смотрели с благоговением, как на людей, по Апостолу, уготованных на всякое дело благое [2Тим.11:21], как на образцы безукоризненной нравственности и чистоты душевной, неподкупной честности, искренней благожелательности, несокрушимой твердости; дайте нам героев с неутомимостью в борьбе со злом и неправдою, с терпением лишений, с духом самопожертвования.¹³ Такие люди являются плодом духовной науки, плодом – жизненной философии.