Точки пересечения двух книг

Как мы говорили, описывая образ двух Книг, запечатленный в произведениях древних святых Отцов и родоначальников современной науки Ф. Бэкона, Галилея, Ломоносова, между Книгами не только не должно быть противоречий, но и предметы их не должны пересекаться. Причина такой изоляции состоит в том, что первая – Книга природы – содержит лишь то, что человек может узнать о Боге через исследование окружающего мира, а вторая – Книга Божественного Откровения – содержит то, что человек не может узнать о Боге сам. Однако в истории развития науки и богословия несколько точек пересечения образовалось, и по их поводу идет ожесточенная полемика.

Как мы видим, эти точки образовались не совсем законно – в связи с попытками науки зайти на чужую территорию. Но насколько легко эти попытки могли бы быть пресечены в начале, настолько сложной является ситуация сегодня.

В качестве первой из этих точек рассмотрим столкновение библейской и светской истории Ближнего Востока.

Вообще говоря, история – это попытка раскрыть наше прошлое на основе человеческих свидетельств. Дополнительным источником являются дошедшие до наших дней материальные остатки жизни предков. Ограничением является недостаточность и сомнительная надежность свидетельств.

При нормальном развитии науки, естественно, она будет принимать, как главное свидетельство, свидетельство Библии, ибо эти свидетельства, данные Самим Богом, абсолютно надежны. Понятно, что и свидетельства людей святой жизни должны иметь перевес перед свидетельством мирских историков, ибо люди святой жизни не перед людьми, но перед очами Божиими страшатся любой неправды и значительно менее мирских историков вносят в свидетельства плоды своих страстей и групповых интересов. Более того, исторические Священные книги являются единственным источником и учебником историософии – понимания смысла исторических событий. Поскольку Господь есть Ткач истории и Ему одному достоверно известно промыслительное значение сотканных узоров, то раскрыть нам это может лишь Он Сам, что и делает через откровение святых Пророков и Единородного Сына Своего.

Что есть исторические книги Библии? Это есть абсолютно точно изложенная история израильского народа с прилагаемым объяснением Промысла Божия в тех или иных извивах исторического пути. По этим книгам, с помощью учения Божиего, христиане могут и своим человеческим, но просвещенным Светом Христовым умом научиться постигать смысл простейших исторических событий.

Как мы уже писали, в эпоху Возрождения возникает светская историография, что, как видно из вышесказанного, уже само по себе нонсенс. Эта беспомощная кичливая научка рассматривает Священное Писание и Священные книги, как самый ненадежный источник информации, из которых правду можно извлечь, лишь читая между строк. Вспомним пункт № 4 современного научного мировоззрения, о том, что наука есть высший и самый достоверный источник истины. Более того, слова «наука доказала» могут обсуждаться в отношении тех или иных фактов только в кругу специалистов, а мы – профаны – должны воспринимать все факты под грифом «наукой доказано», как «Отче наш». Если сомневаетесь, попробуйте поинтересоваться у врача, когда он вам скажет, что медицина установила то или то, как она это установила, какие были теории, какие были поставлены опыты? Думается, что повторять этот смелый эксперимент вам не захочется.

Когда такие претензии на знание истины высказывают точные науки – математика и физика, или полуточные – биология, химия и др., то их заносчивость, по крайней мере, можно понять. Но ведь с таким же апломбом на знание истины претендуют науки, у которых ситуация на дворе меняется чуть ли не каждый день и методики которых по выявлению истины слабы до грани возможного. К ним относится и история. Никто ведь не удивится, если завтра вдруг найдутся документы, что соратник Петра I Меньшиков был немецкий шпион или что Дмитрий Самозванец был действительно спасенным царевичем Дмитрием.

Оценка же светской историей каких-либо излагаемых библейской историей фактов часто формулируется так: «Науке такие факты не известны». Заметьте, даже не то, что история доказала, что таких событий в это время и в этом месте не могло быть, а просто «доказала»: не было, потому что мы об этом не знаем.

Особенно такое отношение расцвело у историков после расшифровки древневосточных языков Египта, Древней Персии, Вавилона, Ассирии, Шумера, Аккада и развития так называемой критической школы (вторая половина XIX века). Сторонники критической школы утверждали, что старая история, основанная на человеческих свидетельствах, совершенно ненадежна в силу пристрастности свидетелей. Упор они делали на более глубокий научный анализ материальных следов изучаемой эпохи. Библия воспринималась, как малоценные записки религиозных деятелей, стремящихся, как всегда, «дурить народ», и написанные к тому же в глубокой провинции вдалеке от всех главных центров, где завязывалась интрига истории Древнего Востока.

Удивительно, что такие мнения развивались, несмотря на то, что Священное Писание содержит само в себе свидетельства своей истинности и как исторического документа, и как толкователя тайного смысла происходящих исторических событий. Мы имеем в виду библейские пророчества, в которых часто до мельчайших подробностей предсказываются некоторые будущие периоды истории. Светскими историками решался этот вопрос самым простым образом: авторы библейских книг под видом пророчеств писали не о будущем, а о прошедшем. Скажем, если в одном из Евангелий не упоминается о разрушении Иерусалима, то можно считать, что оно написано до 70 года (год разрушения), если же разрушение упоминается, то, следовательно, после. Еще хуже обстоит дело с Книгой пророка Даниила, которая описывает Рождество Христово, долженствующее наступить через 500 лет. А это значит, что автор Книги Даниила писал свое «пророчество» не в Вавилоне при царе Кире, а через 500 лет, уже при римском владычестве. Такие номера проделывать уже сложней. Книга Даниила широко известна, упоминания о ней встречаются и до Рождества Христова. Ну, тут приходится говорить о позднейших вставках христианских переписчиков… То есть своими чудесами Господь вообще лишил Священные книги всякого доверия.

Последний гвоздь в гроб этих гнилых теорий был забит открытием Кумранских рукописей. Эти рукописи принадлежали секте ессеев, задолго до Рождества Христова отделившихся от всех остальных иудеев. Свои Священные книги они переписывали сами. Им не было никакой нужды вставлять слова о Христе в Даниловы или Исаиевы пророчества. Но вот в их архивах, открытых в Кумранских пещерах, мы находим и пророчество Исайи о рождении Христа от Девы, и пророчество Даниила о рождении Христа через семьдесят седмин.

Книга пророка Даниила, содержащая в очень ясной форме множество подробнейших пророчеств о судьбах Ближнего Востока после крушения Персидской державы, подверглась особенно пристальному критическому анализу со стороны светских историков с попытками доказать ее недостоверность. Так, у пророка описан пир во дворце защищающего Вавилон от персов царя Валтасара, закончившийся его смертью и завоеванием города персами. Не библейские же источники называют последним царем Вавилона Набонида. Они добавляют, что Набонид не был в Вавилоне во время его захвата персами, но был взят в плен и долгое время жил в плену, где с ним хорошо обращались. На этом основании библейский источник обвиняли во лжи. Однако знаменитый ассириолог Роулинсон нашел цилиндр с надписью, где сообщается, что в Вавилоне на последнем этапе его существования было два царя. Сам Даниил, как мы помним, за свое толкование царского сна был сделан третьим властелином в царстве, что хорошо согласуется с наличием двух царей. Среди многочисленных глиняных табличек, собранных в Британском музее, упоминаются вместе Валтасар и Набонид и говорится, что Валтасар был сыном царя. Кроме того, в Книге Даниила настолько точно описаны подробности хозяйственной и общественной жизни города Вавилона, что говорить о том, что ее писал самозванец через 500 лет после падения Вавилона не приходится. И светская история признала Книгу Даниила достоверной (про пророчества, правда, светские историки молчат).

Вообще, вновь открываемые документы – надписи на камне, глиняные таблички – во всех случаях, когда мнения библейской и светской истории расходятся, подтверждают библейскую версию и, следовательно, значимость Библии как точного исторического источника.

Во второй половине XIX века для того, чтобы отвечать «историческим» критикам Библии, в Палестину двинулись верующие археологи из многих стран. Они строили планы своих раскопок, черпая указания из Библии и пытаясь археологически идентифицировать библейскую географию и найти археологические свидетельства всем описанным в Новом Завете событиям.

Успех библейской археологии привел к тому, что многие скептики и критики Библии отвергли свои прежние воззрения и даже стали верующими людьми. Некоторые археологи «узрели Бога» непосредственно в течение археологических работ, поражаясь точности библейского описания, подтверждаемого археологически.

Параллельно работа над текстами показала удивительную неподвижность текстов книг Нового и Ветхого Заветов, переписанных в разных местах и в разное время. Эта неподвижность снимает всякое подозрение о наличии вставок, купюр или вообще каких-либо изменений, вносимых христианскими переводчиками. В настоящее время можно сказать, что противостояние светской истории библейским данным снято, хотя кое-какие частные вопросы остаются.

В заключение приведем высказывания некоторых ведущих археологов о достижениях библейской археологии.

Видный археолог В.Ф.Олбрайт, профессор университета Джона Хопкинса, пишет: «Нет никаких сомнений в том, что археология в значительной мере подтвердила историчность книг Ветхого Завета». Сэр Фредерик Кеньон, в прошлом директор Британского музея, считает, что свидетельства археологической науки помогают восстановить веру в подлинность книг Ветхого и Нового Заветов и что от расширения и углубления наших знаний Священное Писание только выигрывает. Американский археолог Нельсон Глюк говорит: «Необходимо со всей определенностью заявить, что ни одна из археологических находок не противоречит ни одному из сообщений Священного Писания. Абсолютно все, что найдено, прямо или косвенно подтверждает историчность описанных в Библии событий, и возникающее с помощью этих самых находок должное уважение к библейскому тексту подчас приводило к поразительным открытиям». И наконец, еще несколько мыслей сэра Кеньона: «Задача все расширяющего свои границы знания состоит в том, чтобы упрочить авторитет книг Ветхого Завета, разъясняя в то же время их смысл. Критика, прежде столь разрушительная, перешла теперь скорее на оборонительные позиции, и любой может теперь изучать Священное Писание, будучи уверенным в том, что, что бы ни намеревалась еще сказать современная наука, слово Божие пребудет с нами вовеки».

Следующая точка – это попытка неверующих ученых описать человеческую душу, как чисто материальный объект, управляемый теми же самыми законами физики и химии, что и тело. Назовем этот раздел материализацией души.

Священное Писание однозначно говорит нам, что душа человеческая имеет образ и подобие Божие, и потому недоступна в своей сути человеческой науке, с одной стороны, а с другой стороны, всякая попытка описать какие-либо действия души человеческими методами должна опираться на христианскую антропологию – учение о человеке, почерпнутое в Божественном Откровении.

Этот факт подтверждается многолетней неспособностью человека построить науки, описывающие процессы, связанные с деятельностью человеческой души. Несмотря на то, что у нас имеется множество «логий» и «софий» – психология, социология, историософия, политология и т.п., уровень положительных знаний во всех этих «логиях» и «софиях» недалеко ушел от нуля и напоминает ситуацию в философии, где любой ученый может отстаивать любую точку зрения. Во многих случаях прилепление «логий» и «софий» объясняется попыткой покрыть данную галиматью авторитетом естественных наук.

Несмотря на все это, некоторые дерзновенные ученые XX века пытаются доказать материальность души с трех сторон. Первое – это утверждение представителей информатики и кибернетики, которые говорят: «Мы построим машину, полностью имитирующую человеческую душу». Второе – это попытки ученых-эволюционистов доказать, что душа человека – просто небольшое усложнение души животных. И третье – это попытки нейрофизиков доказать, что вся деятельность души сводится к физиологическому действию нервных клеток (нейронов).

Рассмотрим попытки кибернетиков построить хотя бы не всю душу, но искусственный интеллект. Наиболее впечатляющим успехом на этом поприще являются шахматные программы, которые способны обыграть чемпиона мира. Однако посмотрим, как устроена эта программа. Она включает в себя: первое – критерии оценки позиций, выработанные шахматистами на протяжении шахматной истории, а второе – недоступный человеку, но доступный машине быстрый метод расчета вариантов. Значит, машина не имитирует главное свойство выдающегося шахматиста – его интуицию, а заменяет ее быстрым просчетом вариантов. Вот эта кардинальная разница между мозгом и компьютером бросается в глаза с самого начала.

По быстроте счета, а в сущности, скорости произведения логических операций, машина неизмеримо превосходит мозг, и с развитием компьютерной техники этот разрыв все более увеличивается. Однако есть ряд задач, в которых человек неизмеримо превосходит компьютер. Наиболее распространенная из них – это распознавание образов. Как узнать букву «А» независимо от того, сложена ли она из палочек для ослика Иа-Иа или написана на бумаге, причем неважно каким почерком. Иногда математикам удается сформулировать на математическом языке, что есть буква «А» или вообще данный образ. Тогда путем довольно сложных расчетов машину можно научить его распознавать, но и тогда ясно, что человек за время распознавания образа (например, буквы «А») не успеет сделать и тысячной доли тех расчетов, которые нужны машине для распознавания, и, следовательно, распознавание человеком образа происходит совсем другим путем. В некоторых случаях человек легко распознает образы, которые понимает интуитивно, но не способен им дать строгое математическое определение. В этом случае машина бессильна.

Конечно, компьютерщики добились многих впечатляющих успехов в машинном распознавании образов. Машина научилась распознавать человеческую речь, независимо от громкости, тембра, особенностей выговора, машина научилась отвечать голосом, но весь этот прогресс связан либо с тем, что математики придумали, как машине распознать данный образ, или усовершенствовали прежде существующие методы, или, что новое поколение машин стало считать так быстро, что способно выполнить расчеты, требующиеся для распознавания образа, за реальное время. Однако ни в одном случае не удалось с помощью машины разобраться, как же делает это человек.

Разобравшись с тем, как работают нейроны, физиологи стали думать, как с помощью нейронов воспроизвести действие человеческой души. Еще в начале века примитивнейшую теорию на этот счет предложил верующий академик Павлов. За это большевики простили ему и веру, и ее открытое исповедание, и то, что в своих лекциях он сравнивал советскую власть с самыми неприглядными физиологическими процессами.

Более серьезную попытку предприняли физиологи и математики Пите и Мак-Каллок. Они показали, что на клетках, проводящих электрические импульсы так, как это делают нейроны (с релаксацией, пороговым возбуждением и т.д.), можно построить компьютер. Известный английский логик Клини доказал, что из таких элементов, названных «формальными нейронами», можно построить любой компьютер. Труды Питса и Мак-Каллока не пропали даром. «Формальные нейроны», но уже, конечно, с обычным компьютерным hard wear, сейчас очень популярны для построения различных компьютерных сетей. Биологии же эта идея не дала ничего. Как говорит наш знаменитый математик и физиолог Гельфанд, эта теория не дала даже подсказок для правильных направлений исследований.

За это время в нейрофизиологию пришли работать многие гении молекулярной биологии, полагая, что здесь они нанесут Богу последний удар. Но в этой области они не сумели добиться даже никаких научных успехов. Взамен этого они стали писать популярные биолого-философские книги, в которых развивали мысль, что душа, есть система нейронов. Одну книгу под названием «Ошеломляющая гипотеза» написал уже знакомый нам Фрэнсис Крик и, когда его спросили, какое самое большое разочарование в его научной жизни, он ответил, что это – малый интерес к его книге и что люди продолжают верить в бессмертную душу.

На самом деле ужасает, что столько блестящих ученых разделяют эту точку зрения и увлекают за собой какое-то количество интеллигенции. Ведь точка зрения Ф. Крика и его единомышленников крайне цинична. Она заключается в том, что вся деятельность организма, участвующего в естественном отборе, направлена на то, чтобы оставить как можно больше плодовитого потомства. Это, без сомнения, относится и к деятельности мозга, а, следовательно, все, что продуцирует наша высшая нервная деятельность, не имеющее прямого отношения к борьбе за существование, есть случайный шум, с необходимостью сопровождающий работу мотора. К нему относятся мораль, эстетика, культура, любовь и прочее.

Вот высказывания некоторых представителей этой школы.

У. Б. Провайн, историк науки из весьма уважаемого в Америке Корнельского университета: «Для человеческого общества не существует ни нравственных или этических законов, ни абсолютных принципов. Мы безразличны для Вселенной, и у нас нет конечного смысла в жизни… Не существует богов или каких-то других созидающих сил, которые можно обнаружить с помощью рациональных методов».

Аласдэр Палмер, сотрудник отдела науки «Санди телеграф» – крупнейшей газеты США; «Не только религиозные представления о мире находятся в противоречии с научными объяснениями происхождения человека. В противоречии с наукой находится и большинство наших этических ценностей, поскольку большинство их восходит к религии. В научном объяснении человека больше нет места ни свободной воле, ни равным способностям всех индивидов быть добрыми и совершать справедливые поступки, ни душе».

Фрэнсис Крик (лауреат Нобелевской премии): «Развитие биологии в какой-то степени уничтожит традиционные основания наших этических убеждений… Наука в целом и естественный отбор в частности должны стать основанием, на котором нам следует строить новую культуру…» Для тех, кто решил, что наука является ценностно-нейтральной, Крик добавляет: «Завтра наука вышибет у них из-под ног привычную для них культурную почву».

На чем основаны все эти ужасные представления? Первое – на теории Дарвина, которая, как мы увидим позже, вовсе не является доказанной и широко принимается лишь потому, что помогает обходиться без Бога, то есть, если довести логику до конца, выглядеть она будет так: поскольку Бога нет, то верен Дарвин, а поскольку верен Дарвин, то нашей душе не может быть свойственно ни религиозное чувство, ни вообще какие-либо высшие чувства: истинного и ложного, красивого или некрасивого, правильного или неправильного.

Второе – это то, что душа отождествляется с мозгом. Какие в пользу этого есть свидетельства, мы рассмотрим позднее, а пока отметим, что все же главное свидетельство – это твердая вера в отсутствие Бога, так как ясно, что высшая нервная деятельность человека опосредуется мозгом. Раз нет Бога и, следовательно, нет души, то мозг становится главным по этой части, и все те функции, которые мы ранее по невежеству приписывали душе, мы теперь должны приписывать мозгу.

Третье – это никем и ничем не подтвержденное предположение, что клетки мозга работают только как элементы ЭВМ, а не являются, например, вместилищем души.

И вот ради этих шатких положений человеку предлагается совершить над собой духовное самоубийство: разрушить все, чем человек жил на протяжении всей своей истории. Даже авторы вышеприведенных цитат не сумели так задушить себя. Они оперируют понятиями: «нам надо…», «мы должны…», «человечество должно…», «необходимо…» и т.д. А кому должно? Почему необходимо? Ведь, согласно их взглядам, мы слышим побочный «шум» нейронного аппарата, который работает на наше размножение. Один вид шума и другой вид шума нельзя связать отношениями: надо – не надо, красиво – не красиво. Я не могу понять, как живет Р. Докинз – большой и тонкий ценитель искусств? Как отнесется он к тому; что сторонники попсового искусства, пользуясь своим численным превосходством, заменят все высокое искусство на попсовое?

В результате после долгих научных изысканий мы возвращаемся к словам апостола Павла, что если Бога нет для нас, или нас нет для Него, то… «станем есть и пить, ибо завтра умрем» (1Кор. 15:32). Если б человеческое общество так и жило, то мы видели бы в нем не старания найти истину, не старания найти правду и смысл жизни, но в лучшем случае устанавливающийся на время блатной закон, вновь сменяющийся периодами беспредела.

Здесь нам надо провести важную для дальнейшего классификацию человеческих желаний. Основой ее будут служить христианская антропология и наш собственный опыт.

Мы видим в себе несколько видов желаний. Первый – очень непосредственный, требующий немедленного исполнения и как бы тянущий нас за рукав: «хочу это съесть…», «хочу это купить…», «хочу туда-то попасть…», «хочу стать первым в предстоящем состязании…» (неважно, в формальном или неформальном), «хочу отомстить обидчику…» и т.д.

Второй вид желаний никогда не бывает столь пылок, хотя бывает гораздо более длительным и последовательным. Он включает в себя желание познать истину, желание прочесть какую-нибудь серьезную книгу или вникнуть в какое-нибудь серьезное произведение искусства, желание проводить какие-то свои идеи, гипотезы… Этот вид желаний часто вступает в столкновение с первым – с желанием отдохнуть, посмотреть телик, выпить пивка… По силе своей желания первого вида часто побеждают. Но человек чувствует, что здесь что-то неправильно, что правильнее последовать желанию второго вида, и ради этой правильности желание первого вида, несмотря на свою горячность, будет отброшено, и мы испытываем от этой победы большую радость.

Желания третьего вида имеют для нас часто характер долга: нужно пойти в больницу и навестить больного товарища, нужно помочь тому-то, нужно подниматься на общественные труды, даже на ратный труд, грозящие нашему благополучию, здоровью, а иногда и жизни. Сюда же относятся наши обязанности перед Богом. Удивительно, что человека никто не обязывает выполнять эти его долги, а он старается их выполнять, даже если он не верит в Бога. И величайшее удовлетворение от своей жизни и от жизни других людей человечество видит, когда происходит эта победа долга над более низшими желаниями.

Ну, теперь осталось только сказать, что желания первого рода – это желания тела и низшей части души, желания второго рода принадлежат душе, ее областям, граничащим с духом, и, наконец, желания третьего рода – это духовные желания.

А позволяет нам почувствовать их иерархию и следовать более важному, вопреки более горячо влекущему, совесть – особо данное Богом чувство. Она будет нас удручать, если мы не послушаемся ее голоса, сначала сильнее, потом слабее, то есть ее голос будет глохнуть. Но и когда, казалось бы, ее голос совсем заглох, она вдруг может заговорить вновь со всей силой.

Вернемся теперь к вопросу: а кто же сказал нам, что деятельность души как-то вообще связана с мозгом?

Такой вывод сделали еще святые Отцы из простых наблюдений: напьешься, пьян – «ударяет по мозгам», но и душу затрагивает. С тех пор ассортимент веществ, которые подобно C₂H₅OH «ударяют по мозгам» и в то же время действуют на душу, значительно расширился. Святоотеческое объяснение этого явления таково: тело и душа человека есть два сожителя под одной оболочкой, они соединены тесной связью и не могут жить на земле одно без другого. Некоей аналогией такого соединения является сосуществование в одном Лице Божеского и человеческого естества Господа Иисуса Христа со взаимопроникновением свойств. Вообще же, святые Отцы полагали, что мозг есть средство коммуникации между душой и телом, и, следовательно, внешним миром,– этакий гигантский телефонный узел. Про умалишенных они говорили, что это для нас он умалишенный, потому что пораженный мозг представляет душу больных в таком виде, а кто он пред Богом – нам неведомо.

Здесь много можно было бы проводить интересных рассуждений, но, к сожалению, в единую систему их пока свести не удается. Обсудим лишь одну из самых серьезных попыток заменить душу мозгом. Это опыты Сперри. Американский хирург Сперри и его сотрудники в надежде на терапевтический эффект рассекали единственную субстанцию, связывающую два полушария мозга – нервный тяж, именуемый «мозолистое тело». Исследуя поведение больных после операции, ученые обнаружили, что больные ведут себя во многих ситуациях как два плохо связанных человека. Самый острый пример: больной левой рукой пытается что-то делать, а правой пытается схватить левую, чтобы это действие остановить. Вывод Сперри был прост: разрезали мозг – получили хотя и ущербных, но две души.

Отметим сначала, что такое расщепление сознания бывает и в других случаях без всяких видимых нарушений целостности мозга. Отметим также, что у некоторых больных с рассеченным мозолистым телом происходит вдруг воссоединение сознания, что никак не согласуется с теорией «два полушария – две души». Кажущееся же раздвоение можно объяснить весьма просто, например: сигнал от плоти пошел через правое полушарие, которое управляет левой стороной, сигнал от души, его запрещающий, был послан через левое, но не смог остановить его нормальным образом – через нервы мозолистого тела, поскольку они перерезаны, и так как левое полушарие не имеет прямых нейронных связей с левой рукой, то может блокировать действие только через подвластную ему правую руку.

Нам осталось еще рассмотреть попытки ученых-эволюционистов доказать, что как тело обезьяны постепенно переходит в тело человека, так и душа обезьяны путем эволюции превращается в душу человека. Для начала один ученый в Америке написал работу «Голая обезьяна», в которой пытался доказать, что человек по своему поведению мало отличается от обезьяны без шерсти. Науки в этом произведении было крайне мало (остается удивляться, что по этой книге или снятым по ней фильмам пытаются учить студентов на нашей кафедре религиоведения), зато много желания поэпатировать публику. В этом последнем автор преуспел. Ему пришлось переехать жить на о. Мальту, чтобы его, с одной стороны, не линчевали протестанты-фундаменталисты, а с другой стороны, не разорвали на сувениры визжащие поклонницы (к ним, видимо, относится и та дама, которая ведет уроки по этой книге). Более серьезным подходом являются попытки вывести мораль и нравственность человека, в частности альтруизм, как требование борьбы за существование. Сторонники этих взглядов утверждают, что у стайных животных альтруизм способствует выживанию стаи. Действительно, у ряда стайных животных, а совсем не только у обезьян, мы видим альтруистические инстинкты: матери жертвуют собой, чтобы сохранить детей, в стаях птиц, крыс, мышей и других животных мы видим многие сложные инстинкты взаимопомощи.

Отметим, однако, что их можно назвать сходными так же, как сходны горки в песочнице и вершины Гималаев. То и другое мы называем горами (горками), но…

В то же время пространства для маневра у нас не так и много: примерно 99,9 процента генного материала идентичны у человека и шимпанзе, а количество генов и у шимпанзе, и у человека колеблется по разным оценкам от 20 до 30 тысяч. Далее, до сегодняшнего дня, а исследования эти продолжаются уже не менее 30 лет, не удалось построить сколько-нибудь складной теории возможной победы альтруизма в естественном отборе. Ведь естественный отбор не думает о том, что будет с видом в будущем, а ограничивается тем фактом, что в каждой генерации эгоисту легче выжить, чем альтруисту.

Добавим сюда, что поколение ученых, меняющих веру на гуманизм (в чем-то сродный гуманизму Возрождения), окончило воспроизводиться где-то в 40-х годах XX века, а, следовательно, сегодня и научный авторитет их померк, да и мало их осталось по сравнению с теми, для кого философские понятия «совесть», «доброта», «милосердие» имеют какую-либо ценность.

Третьей точкой пересечения и столкновения двух Книг является вопрос о происхождении мира.

В принципе, этот вопрос в полной мере недоступен науке, потому что следы прошлого, которые оставил Создатель настоящему, малы и фрагментарны. В силу этого ни индуктивный, ни дедуктивный методы научного познания не могут работать эффективно. Метод, которым работают науки, изучающие прошлое или что-то очень далекое в пространстве, именуется абдукцией. Он сходен с методом работы следователя, который пытается восстановить факты по тем следам, часто скудным, которые остались ему для анализа. Удачно, если следы достаточно обильны или ум следователя достаточно остер, так что он сумеет найти объективных свидетелей, которые уже и осветят картину преступления целиком. В противном случае, как это, к сожалению, часто и бывает, следователю приходится опустить руки. В науке картина такая же, только там у ученого нет надежды найти свидетеля. Что же завело науку на путь этих сомнительных исследований?

Это, во-первых, постулат № 7 современного научного мировоззрения – «наука не должна стоять на месте». Если появился какой-то хвостик из прошлого, за него надо тянуть, потому что наука не может стоять на месте; если этот хвостик оборвался, то все равно надо за что-нибудь тянуть, потому что не может же наука стоять на месте…

Перед следователем у ученого есть одно большое преимущество: даже самый злобный следователь вряд ли дерзнет осудить невиновного. Ученый же никого не засуживает, а только обвиняет во лжи Бога, что ему в большинстве случаев сделать приятно. Это есть вторая причина, по которой множество людей устремились в эти области изысканий. В этих областях стоят особняком проблемы саморазвития и самозарождения живого и проблемы самоорганизации неживого. Хотя хронологически первыми стали строиться предположения о неживом – происхождение звезд, происхождение Земли (теория Канта-Лапласа), но все затмил успех дарвиновской теории саморазвития живого, с которой мы и начнем.

Мы уже писали кратко о возникновении и распространении этой теории. Теперь перейдем прямо к ее содержанию.

Суть теории Дарвина очень проста. Любой организм производит потомство. При любом способе размножения – половом или бесполом – потомков получается больше, чем родителей. Если численность вида постоянна, то, следовательно, часть потомков должна вымирать. С большей вероятностью вымирают менее приспособленные к жизни потомки, а выживают более приспособленные. Если различия эти ненаследуемые, то на последующей жизни вида это не скажется. Если же снижение жизнеспособности было вызвано случайным изменением какого-либо из генов – мутацией, то из вида будет удален «вредный» ген. Если же, напротив, мутация обусловила повышение жизнеспособности, то произойдет повышение в выжившем потомстве концентрации этого «полезного» гена. Таким образом, «плохие» гены будут удаляться из вида, а «хорошие» накапливаться. В результате жизнеспособность вида повышается.

Дарвин и его последователи ясно видели два пути повышения жизнеспособности. Первая – это, не повышая принципиально сложности организма, лучше приспосабливаться к возможностям, обусловленным средой, начиная использовать ее незадействованные ранее ресурсы. Так, Дарвин описал на Галапагосских островах группу вьюрков с разными формами клювов, приспособленных к использованию разных видов пищи, добываемых из разных мест. Дарвин предположил, что из одного широко распространенного, в том числе и на материке, вида, питающегося надтреснутыми семенами, появились живущие на островах виды, способные есть насекомых и щелкать семена, виды, с особой формой клюва, питающиеся личинками насекомых, виды, выковыривающие колючкой кактуса насекомых из коры деревьев, виды, пьющие нектар из цветов кактусов, виды, употребляющие в пищу фрукты и почки, и т.д.

Другой путь – это увеличение сложности организма с принципиальным расширением его возможностей: переход из водной среды обитания на сушу и наоборот, приобретение способности к полету и т.д.

Таким образом, по мнению Дарвина, из одной или нескольких примитивных форм первым или вторым путем развилось за счет мутаций и естественного отбора все множество разнообразных видов, приспособленных к обитанию в разных условиях и во много раз превышающих по уровню сложности предковые формы.

Обратим теперь внимание, как «наука не стоит на месте». Гипотезу Дарвина, не подтвержденную ни в одном случае (то есть никто, никогда не видел улучшения какого-либо вида), назвали теорией. Догадку о происхождении галапагосских вьюрков – фактом и т.д. Вот так мы неудержимо снижаем уровень строгости. Если б у нас его было с избытком, еще куда ни шло. А то ведь и в биологии, которая занимается тем, что здесь и сейчас, и имеет столь широкие возможности для экспериментальной проверки своих предположений и много нового поступающего материала, проливающего свет на изучаемые явления, все же немало бывает заблуждений. В науках же типа дарвинизма строгость проверки заменяет время: за 10 лет гипотеза становится устоявшейся, теория развитой и общепринятой, а факты незыблемыми, хотя никаких новых открытий не произошло.

Подведем теперь итоги по вопросу, который мы не раз уже затрагивали в этом курсе: что такое эволюционное учение Дарвина – философия или наука? На основании всего вышесказанного заключаем, что быстрый успех и повсеместное распространение теории Дарвина в XIX-XX веках связаны не с научными, а с философскими запросами общества. Теория оказалась востребованной не как необходимая часть биологической науки, но как необходимая часть последовательного атеистического мировоззрения. Сегодня атеистический пыл в обществе немного угас, хотя атеизм таких ведущих биологов, как Крик, Уотсон, Жакоб, Моно, Медавар, Левонтин, Докинз, не уступает атеизму «цепных псов» Дарвина XIX века – Гексли, Геккеля, братьев Ковалевских.

Большинство современных ученых вполне готовы допустить Бога в области морали, философии, эстетики, но никак не в области естественных наук (современное научное мировоззрение, пункт №5). В то же время с накоплением новых фактов научная слабость теории Дарвина становится все более и более очевидной, и все большее и большее число ученых говорят, что мы принимаем Дарвина, как бы он ни был плох, только лишь потому, что иначе придется пустить Бога в биологию.

Подкрепим это двумя цитатами: нобелевского лауреата, открывателя двойной спирали Джеймса Уотсона и ведущего генетика-эволюциониста Р. Левонтина.

«Теория Дарвина принимается не потому, что ее можно наблюдать или доказать с помощью логически непротиворечивых данных, а потому, что ее единственная альтернатива (творение. – Авт.) является очевидно неправдоподобной» (Дж. Уотсон).

«…дело не в том, что методы и институты науки каким-то образом вынуждают нас принять материальное объяснение мира явлений. Совсем наоборот. Наша приверженность материальным причинам заставляет нас создавать аппарат исследования и разрабатывать систему понятий, которые приводят к материалистическим объяснениям, независимо от того, насколько противоречащими интуиции или таинственными они кажутся непосвященным. Более того, наш материализм абсолютен, поскольку мы не можем пустить Божественное даже на порог» (Р. Левонтин).

Вы заметили, какая неудобная позиция для полемики с Дарвином нам предлагается? Во-первых, вы можете научно критиковать Дарвина сколько угодно (мы и сами умеем это делать не хуже вас), но вы хотите допустить в биологию Творца, а это невозможно, потому что все знают, что: а) Бога нет и б) не велено Его пускать в биологию ни под каким видом. Во-вторых, в норме критика теории происходит так: критикуемый приходит к критикующему, и второй говорит: «Излагайте, юноша, свою теорию, а я буду указывать в ней слабые места и пробелы». Здесь же ситуация иная: мы приходим, а нам говорят: «Вот, пожалуйста, опровергайте нас», то есть новая теория сразу стала госпожой, а не гостьей в доме науки.

К тому же дарвиновская теория до сих пор не имеет твердых теоретических установок. Мы можем доказать, что галапагосские вьюрки произошли не из материковой формы, которая ест надтреснутые семена, а от изощренной островной, которая пьет нектар кактуса. Нам ответят: «Суть теории же не в том, кто из кого произошел, а в том, что одни виды медленно происходят из других, что вы нам и доказали только что на примере галапагосских вьюрков, спасибо!»

Попробуем все же повоевать в этих неравноправных условиях. Начнем с начала. В виде появляются особи с положительными и отрицательными наследуемыми изменениями. Действительно, во всех видах появляются мутации – особи с измененным генетическим составом, а вследствие этого с измененным организмом и/или поведением. Но никто никогда еще не видел мутации, которая бы в нормальных условиях превосходила бы исходную форму. Мутаций сейчас изучено, особенно на бактериях, видимо-невидимо. В ненормальных условиях мы можем найти мутацию, которая позволяет виду выжить значительно лучше. Классический пример – индустриальный меланизм английской береговой пяденицы Biston betularia. В дикой природе эта бабочка, ведущая ночной образ жизни, днем отдыхает на стволах хвойных, причем ее специальным образом устроенная окраска – белое с черным – позволяет ей удачно «косить» под колонии лишайников на коре. Развитие промышленности ведет к кислотным дождям, колонии лишайников исчезают, и умные птицы быстро раскумекивают, кто лишайник, а кто – вкусная бабочка. Тогда среди бабочек начинает распространяться присутствующая прежде в очень малых количествах мутантная форма с черной окраской. Там, где есть лишайники, эта форма прячется хуже, чем нормальная бабочка, и птицы постепенно сводят ее на нет. Там, где прятаться приходится на голой темной коре, ей легче, и эта форма начинает доминировать. Если английская промышленность еще наддаст, то может произойти предсказанное Дарвином изменение вида, но это будет деградация. Такие явления мы можем увидеть и в больших масштабах. Возьмем какой-нибудь заповедник и сделаем его на 20 лет открытым для свободного посещения. В конце этого периода нас встретит «радостная» природа: поля желтеющих одуванчиков, по которым прыгают воробьи да вороны. Вместо сложных форм, требующих сложных взаимоотношений со средой (например, «маскарадный костюм» пяденицы), выживают в естественном отборе самые выносливые, пусть и примитивные, формы.

Таким образом, мы не видим ни прогрессивных мутаций, ни прогрессивной эволюции к виду, более сложному. Мы вообще за все время существования человечества не видим образования ни одного нового вида, а ведь человечество с доисторических времен занимается селекцией, то есть искусственным отбором, во много раз более эффективным, чем естественный, растений, животных, птиц с заданными свойствами. Мы получили множество пород, которые по внешности трудно даже отнести к одному виду, но стоит лишь отменить специальные условия скрещивания, как очень быстро все смешается в единый вид, например, дикая собака динго – это помесь разных пород одичавших домашних собак, завезенных колонистами.

Вспомним слова Библии: «И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее…» (Быт. 1:24). Как мы видим, выйти за рамки определения Божия и заставить живое произвести потомков не «по роду своему» очень трудно. Оппоненты будут возражать, что у человека было очень мало времени. Давайте посмотрим. Ведь в данном случае время определяется не часами и минутами, а числом прошедших поколений. Возьмем бактерии, которые в хороших условиях размножаются раз в полчаса. Человечество плотно занимается ими: получает мутации, отбирает их, скрещивает уже лет 200, что соответствует примерно 4 миллионам лет, а за это время, по утверждению дарвинистов, обезьяна превратилась в человека, однако ни одного нового вида бактерий не получено.

Мы указали ряд ключевых вещей, которые мы должны были бы видеть, если б теория Дарвина была верной, но не видим.

Взглянем теперь на саму теорию. В ней остался ряд сложных математических вопросов, нерешенных несмотря на все усилия таких сильных математиков, как Р. Фишер, Дж. Холдейн, С. Райт. Многие великие математики полагали, что теория Дарвина математически некорректна, а среди них Джон фон Нейман, Альберт Эйнштейн, Герман Вейль, Фред Хойл и другие.

В юности я много сил потратил на решение задачи (не помню, решил я ее или нет) – сделать из мухи слона. По условиям задачи разрешалось менять одну букву за один шаг так, чтобы слово сохраняло осмысленность. Например, муха-мука-рука-река и т.д. Можно ли таким образом получить слона? Ответ неоднозначный. Может быть, можно, а может, и нет. Тем более если сблизить эту детскую задачу с задачей эволюции, где при каждом шаге должно получаться не просто осмысленное слово, но слово, более благозвучное, чем предыдущее.

Усилим теперь нашу задачу тем, что мы можем не только заменять, но прибавлять или убавлять буквы, и попробовать, начав с какой-нибудь несчастной амебы, получить всё: муху, слона, фламинго, дракона с острова Комодо и, наконец, человека. Ответ, возможно это или невозможно, неизвестен никому, так как не видно даже математических подходов к решению этой задачи. Что же до интуитивного ощущения, то повозитесь немного с мухой и слоном, и вы скажете: «Вряд ли».

Итак, за дарвинистами должок: они должны нам сначала доказать, что эта задача решаема, а потом уже что-либо говорить о своих теориях.

Рассмотрим еще ряд теоретических проблем дарвинизма. Согласно Дарвину, должны отбираться и сохраняться в видах только признаки, полезные для выживших особей. Однако мы видим в природе множество признаков, мало полезных, бесполезных и даже вредных для выживания. Например, слишком большие и ветвистые рога некоторых видов оленей, великолепный хвост павлина…

Вот слова виднейшего популяционного генетика С.С. Четверикова: «Наука знает тысячи примеров, где виды различаются не адаптивными (приспособительными. – Авт.), а безразличными в биологическом смысле признаками, и стараться подыскать им всем адаптивное значение – работа столь же мало производительная, сколь и неблагодарная, где подчас не знаешь, чему больше удивляться: бесконечному ли остроумию самих авторов или их вере в неограниченную наивность читателей».

Наличие таких неадаптивных признаков объясняется дарвинистами случайной сцепленностью с признаками полезными, типа: у кого зубы острые, у того и волосы рыжие. Есть и случайный захват неадаптивных признаков в ходе изменения численности вида (генный дрейф). Однако во многих случаях мы видим, что признак явно полезен, но не обязателен для выживания, он просто, как говорят теперь медики, «повышает качество жизни» (взять хотя бы брови над глазами). Смысл этого Божиего дара, на наш взгляд, состоит в том, чтобы жизнь даже в условиях борьбы за существование была в радость.

Но есть и совсем сногсшибательные случаи, к каким относится размножение угря европейского. Угорь живет в речках Европы, но в период размножения начинает мигрировать, ведомый загадочным инстинктом к океану, переползая часто большие участки по суше. Во всех огромных пространствах мирового океана угри выбирают маленькую точку – Саргассово море. Там родители спариваются, мечут икру, выращивают мальков и погибают. А мальки, ведомые все тем же непонятным инстинктом, плывут через океан к Европе и расселяются по европейским речкам(!!!). Если угри попадают в колодец или замкнутый пруд с хорошими условиями жизни, то они живут там несколько десятков лет, зреют, толстеют, но потомства не оставляют. Объясните-ка эту загадку природы, господин Дарвин!

Особый интерес вызывает и вопрос: почему живое бывает так красиво и почему, если эта красота бесполезна и даже вредна (рыжая шубка лисицы, ярко мелькающая на снегу), она не уничтожается естественным отбором? Дарвин для объяснения этой проблемы ввел половой отбор: что больше нравится самкам или самцам, то и будет с преимуществом воспроизведено в следующем поколении. Если самкам нравятся курящие самцы, то вредное пристрастие к курению будет доминировать в виде.

Итак, по Дарвину получается, что павлиний хвост поддерживается в павлиньем виде не потому, что он красив, а потому, что он понравился ихним дурам-самкам.

Здесь, однако, не все понятно. Понятно, почему самки или самцы выбирают более яркое, более громкое, более броское, но в основном это наблюдается только у человеческих «самцов и самок», и, если бы выщипывание бровей, крашение волос и ногтей передавалось по наследству, во что бы превратилось человечество?

В остальной же природе эстетически не смыслящие животные выбирают высоко эстетические с точки зрения самого изысканного человеческого вкуса образцы. Логичнее предположить, что не красота особи формируется вкусами самцов и самок, а что Господь создал их красивыми и вложил инстинкт, с помощью полового отбора поддерживающий эту красоту.

Следующая проблема касается систем с ненулевой начальной сложностью. Как теоретически такие системы могли бы возникнуть с помощью естественного отбора? Рассмотрим в качестве примера телегу на колесах, которую нам надо с помощью естественного отбора превратить в самодвижущийся автомобиль. Пусть произошла на нашей телеге невероятная мутация, и на ней появился прекрасный мерседесовский, соединенный системой передач с колесами двигатель в сборе. Будет ли иметь такая штука преимущество при отборе? Ответ – нет: двигатель только утяжеляет телегу и затрудняет ее движение. Предположим, что случай еще более к нам благосклонен: вместе с двигателем в результате мутации появляется еще и бензобак с бензином. Результат будет тот же. Как я понимаю, случай должен дойти до того, что вместе с двигателем и бензобаком одновременно должны появиться еще и бензопровод, и заводное устройство. Тогда, возможно, новая «мерсотелега» превзойдет по ходовым качествам старую.

Мы видим, что создание машины путем случайных полезных мутаций с последующим отбором становится нереальным, потому что при нашем самом примитивном анализе оказалось, что для того, чтобы машина ездила, необходимо одновременное создание нескольких сложных, соответствующих друг другу частей.

Если мы рассмотрим эту систему более внимательно, то количество частей еще увеличится. Дарвину говорили: «Как твои ящерицы начнут летать, ведь та первая культяпка не принесет никакой пользы, ибо не позволит взлететь ни на миллиметр». Дарвин смело ответствовал, что культяпкой мы будем отгонять мух, а когда культяпка в этом занятии преуспеет, тогда, возможно, она поможет и немножко летать.

С развитием биологии, и с пониманием молекулярного механизма действия отдельных, самых простых биологических реакций стало ясно, что громадное большинство процессов в биологии обладает ненулевым порядком сложности. Главный же процесс, требующий колоссального начального запаса сложности, это образование единицы жизни – клетки. Дарвин этот процесс вообще не рассматривал, но поскольку, по словам Р. Левонтина, Бога нельзя пустить даже на порог, то, если Дарвин будет начинаться с того, что Бог создал клетку, а дальше пошел естественный отбор, то он, Дарвин, никому будет не нужен.

За моделирование этого процесса – создания клетки из неживого – взялся советский академик Опарин. Фантазируя, какие могли быть в это время органические вещества и какой они образовывали на Земле «бульон», Опарин представлял, как отдельные части «бульона» отгораживаются от внешней среды мембраной и какая у них начинается жизнь.

На радость Опарину, в двух лабораториях показали, что в тех условиях, которые, может быть, были тогда на Земле, электрический разряд мог самопроизвольно образовать некоторые аминокислоты и некоторые нуклеотиды. Бульон стало, чем наполнить! Однако Опарин был очень старый академик. Пока он с увлечением мыслил о своем бульоне, мимо него проехала вся проблема хранения, использования и передачи информации в живых системах. А это значит: что ни будь с бульонами – стухнут они или, наоборот, будут вкусно пахнуть, – важно то, сумеет ли в них образоваться система удвоения ДНК, система считывания инфРНК, рибосомы, система тРНК и ферментов, вешающих на них нужные аминокислоты, причем все это должно появиться одновременно.

Кроме того, не будем объяснять почему, одновременно с ними должен появиться аппарат по сжиганию глюкозы или какого-то другого соединения и передачи освобожденной энергии на работающие белки. Напомним, что самый сложный компонент – рибосома с тРНК и обслуживающими их ферментами – это подарочек пламенного дарвиниста и атеиста Фрэнсиса Крика.

В последние годы вопрос стал еще более напряженным из-за начавшихся абсолютных датировок. Поскольку, несмотря на бодрые крики некоторых математиков «Не боись, прорвемся!», каждый человек понимает, что на превращение путем естественного отбора морского ежа в человека может потребоваться очень много времени, поэтому, чем более ранние датировки (о них мы поговорим позднее) появлялись в руках ученых, тем громче они хлопали в ладоши. Когда же дошли до того, что самым ранним клеточным остаткам до 3 миллиардов лет, а Земля, по представлениям сегодняшней космологии (теория Большого взрыва, вишь, просто так не тронешь), не старше 5 миллиардов лет, то хлопать в ладоши перестали. Вместо этого все дружно плюнули на, к счастью, уже покойного Опарина и примкнули к уже описанной нами теории панспермии, которая, повторимся, есть не что иное, как заметание трудностей под ковер.

А что же делает дарвиновский естественный отбор в мире и делает ли что-нибудь вообще?

Конечно, делает. В своем нормальном виде он поддерживает сложнейшую систему биогеологического сообщества, покрывающую чудным ковром нашу планету.

Отклонения от этой системы в ее рамках ведут к тому, что индивид теряет преимущества в борьбе за существование и погибает. Предусмотрены Богом и сильные возмущения существующих экологических систем: пожар, наводнение, засуха. В этом случае включается Божий план спасения, в котором естественный отбор выводит на авансцену то одни виды, то другие, так что в результате опять создается устойчивая экосистема.

Вообще, в функционировании экосистем существуют разные хитрые механизмы, и некоторые из них никак не вяжутся с теорией Дарвина. Например, естественно, что численность группы животных регулируется ее вымиранием: животных стало больше – пищи меньше, все большее и большее количество индивидов не могут добыть себе достаточно ресурсов для жизни и смертность повышается. Однако это может привести к тому, что животные съедят всю до основания пищевую базу, вымрут, а потом эту базу будет очень сложно восстановить. Мы видим, что не всегда этот способ регулирования численности хорош для экосистемы. Но наряду с ним существует и другой способ – снижение численности через снижение рождаемости, вызываемое повышенной плотностью населения. Так, рождаемость снижается из-за слишком маленькой территории, которую сумели пометить родители, или слишком громкого пения соседствующих с родительской парой птиц, или из-за других признаков перенаселения.

Заметим, что, по Дарвину, такие признаки не могут отбираться, так как они вредны – снижают численность популяции.

Где же еще мы видим действие дарвиновского отбора? В биологии наиболее яркий пример – это раковые заболевания, которые от начала и до конца есть дарвинизм в действии. Чтобы большой многоклеточный организм правильно функционировал, клетки должны быть в системе строжайшего послушания. В размножении же их ситуация сходна с ситуацией в Китае. Китайская женщина, в принципе, может родить, как мы все хорошо знаем, много детей, но в нынешнее время ей надо добыть сто справок, чтобы получить желанный талон на деторождение. Так же и клетки в организме. Они могут прекрасно делиться там, где есть много пищи и ресурсов, но клетке, как китаянке, надо собрать сто приказов, чтобы начать деление. Вот одна клетка смутировала, так что теперь приказ № 100 для деления ей не нужен, блок на этом месте сломался. Такие клетки делятся чаще, чем их собратья, и их становится все больше и больше в данной ткани. Вот еще мутация – сломался блок по делению № 3, большинство клеток в ткани замещается двойными мутантами, так что рост ткани еще усиливается. Поначалу все это выглядит достаточно безобидно, но вот ломается блок на приказ не выходить при делении за пределы одного слоя. Образуется бугорок, который уже может неприятно давить на окружающие ткани. Далее ломается блок на размножение на чужой подложке (обычно клетки сосудов размножаются только на стенке сосудов, клетки кишечника – только на стенке кишечника), и вот уже клетки-мутанты начинают размножаться в соседних органах. Потом ломается зависимость от прикрепленности вообще к какой-либо подложке, и клетка-мутант кровотоком или лимфотоком переносится на любое место, где она может осесть и начать новый очаг роста опухоли – метастаз. Если взглянуть в микроскоп на клетку нормальную и на клетку, далеко зашедшую в опухолевой прогрессии, то ярко вспоминается фильм «Гусарская баллада», как под радостное «лене-не, бум, бум…» входит блестящий строй великолепно обмундированных солдат и офицеров, а в конце под тот же, но ставший очень печальным напев уходят кучки мародеров-оборванцев с повышенной выживаемостью в тяжелых условиях. Оказалось, что помимо биологии дарвиновская модель или нечто похожее работает и в коммерческой жизни: там та же борьба за существование, выживаемость наиболее приспособленных и своеобразная наследственность – удачные методы добычи денег усваиваются и распространяются, а неудачные – отбрасываются. Адам Смит, подводя итог описанию наблюдаемой им рыночной экономики, закончил словами, что все действующие лица действуют в своих интересах, но есть некая невидимая рука, которая так уравновешивает эти интересы, что в результате рынок работает в пользу общества. Наши перестроечники понадеялись на дарвиновский механизм, который, если поставить экономику в стихию рынка, сам выстроит желаемую «невидимую руку» Адама Смита. За это время мы имели возможность наблюдать множество рук, вполне видимых и очень волосатых, но не приведших к желаемому результату. Можно сослаться на любимый аргумент дарвинистов: «Мало времени прошло», ну что ж, можно и еще подождать, но можно подумать и по-другому: дарвиновский механизм способен поддержать уже Кем-то построенную сложную конструкцию, но не способен ее создать.

Вернемся еще раз к биологическим примерам и посмотрим, что бывает, когда человеческое вмешательство возмущает экосистему сильнее, чем это было предусмотрено Богом. Вообще, борьба за существование, пронизывающая жизнь биологических сообществ, скрыта от глаз наблюдателя, чтобы, взирая на природу, он преисполнялся чувством мира и благодати. Западные фильмы стараются «разоблачить» Бога и рассказать нам всю правду. В них специально подобранными кадрами, снятыми с удивительным искусством и использованием специальной техники, показывается, как в природе все друг друга жестоко едят и убивают, чтобы ты, простофиля-зритель, не подумал, что ты тут у Христа за пазухой.

В экосистемах, выведенных из равновесия человеком, наоборот, эта борьба не только не скрыта, но выведена на первый план. Возьмем известный всем пример: колорадский жук, пришедший из Америки и не имеющий в Европе естественных врагов, поражает посевы пасленовых, так что видны обглоданные палки и на них отвратительные оранжево-розовые личинки жука. Третий участник этой, с позволения сказать, экосистемы – человек с изобретаемыми ядохимикатами, обильно поливающий ими жуко-пасленовую бойню из распылителя. Мы видим, что дарвиновские механизмы никак не могут восстановить красивую природную систему, а, в крайнем случае, поддерживают какое-то равновесие в системе человек – картошка – жук. Сейчас, кажется, человек стал брать верх, но система восстановится уже в упрощенном виде: человек – картошка (жук исчезнет), то есть мы видим, что дарвиновский отбор поддерживает существование, но не может ничего создать.

Не перестаешь даваться диву, как Господь многочисленными взаимосвязями поддерживает в устойчивости сложнейшие биогеоценозы, тогда как у нас, у людей, при всех технических достижениях аквариум в доме то зарастет, то завоняет, то рыба в нем сдохнет.

Представим, читатель, на некоторое время, что мы победили и Дарвина со всеми его соображениями выгнали за ворота. Что тогда омрачит нашу радость? Радость нашу омрачит большая коллекция ископаемых животных, стоящая в палеонтологических музеях. За это время на идеях Уильяма Смита и Жоржа Кювье родилась наука стратиграфия. Вот основные постулаты этой науки. В толще земной поверхности мы находим обычно четко выраженные слои осадочных пород, содержащие остатки животных и растений. То, что ты раскапываешь сейчас в глубине, находя остатки живых организмов, было когда-то поверхностным ландшафтом – сушей или морем. Вследствие катастроф и/или медленно текущих процессов ландшафт погребается под новыми и новыми слоями, которые на какое-то время сами становятся ландшафтами, то есть в нормальной ситуации, чем глубже залегает слой, тем большее время назад он был ландшафтом-поверхностью. Ландшафты, найденные на разных участках земной поверхности, но заселенные одними и теми же организмами, относятся к одному времени. Классифицируя бывшие ландшафты по заселявшей их флоре и фауне, удается создать шкалу с указанием относительной хронологической последовательности ландшафтов – стратиграфическую колонку. Отметим, что построение колонки – задача непростая и неоднозначная. Катастрофы, глобальные и локальные, и вмешательство человека могут изменять исходную последовательность слоев: переворачивать, сдвигать, надвигать один на другой и т.д. Все же хочется верить, что скрупулезнейшая обработка и сравнительный анализ большого палеонтологического материала по всей Земле позволили построить в общем и целом правильную колонку, на которой то, что глубже, действительно раньше, а то, что выше, действительно позже.

И вот теперь нам надо дать научное объяснение этой колонке.

Первый вопрос, на который хотелось бы знать ответ: сколько этой колонке времени? Лайель, исходя из своей теории, находя в глубине слой песка, рассчитывал, сколько песка выпадает на поверхность сегодня, и на эту малую величину делил всю толщу песчаного слоя, и таким образом оценивал, сколько времени откладывался песок. Метод Лайеля, во-первых, опирался на никем не проверенные предпосылки, а во-вторых, оказался несостоятельным сам по себе. Примерный возраст Земли, рассчитанный по методикам Лайеля на основе множества примеров вымывания целых пород и отдельных химических элементов из материков в реки, дает вариацию от 500 миллионов до одной тысячи лет. Последняя незадача произошла при проектировании лунохода. Исходя из того, сколько космической пыли выпадает ежедневно на единицу поверхности Земли, рассчитали, сколько этой пыли накопилось на единице поверхности Луны (так как на Луне нет атмосферы и ветров, убирать пыль некому). В результате были сконструированы специальные ласты, которые не должны были бы дать утонуть луноходу в пыли. На самом деле луноход замарал свои изящные ласты только по щиколотки: слой пыли оказался всего лишь несколько сантиметров против ожидаемых многих метров.

Есть ли какие-либо более надежные методы? Ученые затрубили о создании новых методов абсолютного определения возраста пород по изотопному составу. Вот основа метода. В мире имеется ряд нестабильных радиоактивных элементов с очень большим периодом полураспада (их происхождение относится ко временам Большого взрыва). Особо стоит радиоуглерод с коротким периодом полураспада (tS=5730 лет). Этот элемент постоянно образуется в атмосфере из азота под воздействием космических лучей, а затем вновь превращается в азот. Изобретатели изотопных методов всячески подчеркивают, что период полураспада не зависит ни от температуры, ни от метеоусловий, ни вообще ни от чего, происходящего вокруг, кроме ядерных процессов. Например, уран 238 (²³⁸U) с периодом полураспада 4,5х10⁹ лет в условиях цепной реакции в атомной бомбе распадается мгновенно [Прим. – Отсюда следует, что изменение фона космического радиационного излучения по каким-либо причинам или прохождение рядом с каким-либо радиоактивным телом может значительно исказить данные изотопного измерения]. Поэтому, говорят они, если вы знаете, сколько было радиоактивного калия в образце, который вы клали в коробочку, и померяете его теперь, вы сможете точно сказать, сколько времени образец пролежал в коробочке.

Обычно реклама метода бывает еще более настойчивой: вы посмотрите, какая точность хода изотопных часов, на нее никак нельзя повлиять, она остается неизменной в течение миллиардов лет, лучшего хронометра вы не найдете. Вы говорите: «Я беру хронометр, но только объясните точнее, как по нему определять время». И тут с напыщенных рекламодателей быстро слетает понт, они пунцово краснеют и говорят: «Ну… для того чтобы определить время, надо взять количество изотопа, которое было в образце, когда он образовывался, и вычесть то количество, которое осталось там сейчас. Затем по простой формуле определить время, за которое распалось это количество изотопа. Вот и ответ на ваш вопрос». Вы робко спрашиваете: «А как узнать, какое количество изотопа было в образце, когда он образовывался?» Тут пунцовость продавцов достигает апогея, и они говорят, что, вообще-то, это точно узнать нельзя, но есть ряд очень правдоподобных предположений, которые позволяют догадываться об этом и надеяться на то, что вы рассчитаете время правильно… Но зато какая точность хода часов, какая стабильность и т.д.

Итак, за спиной у неспециалиста держится в тени тот факт, что у нас нет надежного метода определения начального количества изотопа в образце. Вот, например, метод, который применяется при использовании радиоактивного углерода. Считается, что во все времена скорость образования ¹⁴С (радиоактивный углерод) в атмосфере была такой же, как сейчас, хотя защитный слой от жесткого космического излучения над Землей мог тысячу раз меняться и сама интенсивность космического излучения могла меняться от взрывов всяческих новых и сверхновых и удаления или сближения с этими космическими объектами.

В калий-аргоновом методе изначальное количество радиоактивного калия и продукта его распада – аргона определялось другими методами, но сейчас этот популярнейший метод хотят выбрасывать из геологии из-за той ерунды, которую он намерил на свежих камчатских лавах.

В самой геологии ни один из радиоизотопных методов не получил статуса ведущего. Положение образца в стратиграфической колонке определяется по совокупности всех методов, в том числе изотопного, на равных правах. Напомним, однако, что все остальные методы дают лишь относительный результат: это было раньше того-то и позже того-то. И лишь изотопный метод дает возраст, выраженный во времени: столько-то лет, или тысяч лет, или миллионов лет.

В этих случаях, когда все методы дают согласную оценку относительного возраста, слою в колонке присваивают и абсолютный возраст – тот, который показал для него изотопный метод. Мы видим, однако, что ничего похожего на однозначное определение возраста в стратиграфии мы не имеем.

Что же, на наш первый вопрос мы получили ответ: возраст стратиграфической колонки неизвестен.

Следующий вопрос, который хочется задать, – это вопрос о смене ландшафтов. Как же они происходили: путем, как правило, катастроф или, как правило, путем постепенных изменений?

Интересная ситуация возникла в последние годы жизни Гексли (конец XIX века), называющего себя «цепным псом Дарвина». Он заявлял, что защита из каких-нибудь соображений библейского сказания о потопе есть защита пустых басен, противоречащих всем геологическим исследованиям. В это же время не менее солидный геолог, профессор Оксфорда, утверждал в студенческой аудитории, что, если бы о потопе не было бы слова в Библии, мы все узнали бы о нем из геологических изысканий.

Эти столь противоположные высказывания двух весьма образованных в своей области людей вообще показывают конечную цену всех высказываний в исторической геологии. Во-первых, доказательная база слаба и неоднозначна, а, во-вторых, даже то, что есть, сводится на нет крайней пристрастностью ученых. Тем не менее позиция катастрофистов выглядит не в пример сильнее.

В пользу катастрофизма говорят:

а) Само четкое разделение слоев.

б) Само сохранение остатков живых существ, погребенных в слое. Для того чтобы остатки закаменели, то есть превратились в точную каменную копию органического оригинала, или оставили четкие отпечатки в окружающей каменной породе, или заморозились, так что смогли сохраниться в органическом виде, требуется быстрое удаление их от воздуха и гнилостных бактерий. Это особенно затруднительно в случае динозавров, туши которых даже в лежачем положении достигают высоты в несколько метров. В эту ямку часто прячутся сами дарвинисты: когда их упрекают в отсутствии каких-либо остатков, которые должны были бы быть, они разводят руками и говорят: «Но вы же знаете, как трудно остатку сохраниться…»

в) Отсутствие пыльцы, которая как раз прекрасно сохраняется и широко рассеяна даже вдалеке от растений, но почему-то очень редко представлена в ископаемых остатках.

г) Конвульсивные предсмертные позы животных в остатках.

д) Наличие ядущих и рожающих особей в остатках, то есть застигнутых смертью врасплох.

Вот как могут менять ландшафт даже маленькие катастрофки, типа извержения вулкана Сент-Хеленс (штат Вашингтон, США): только за первый день мощность извержения составила 400 миллионов тонн тротила. Волна, поднявшаяся на близлежащем озере Спирит-лейк, вызвала обвал 500 кубических метров горной породы. В результате извержения образовался слой в 180 метров осадочных пород при скорости образования до 8 метров в сутки.

За несколько месяцев образовался торфяной пласт, который, как известно, при соответствующих температуре и давлении за часы превращается в каменный уголь. Из двух местных речушек образовалась протока, которая за один день промыла русло глубиной в 43 метра в еще не затвердевшей селевой массе (это всего лишь в 40 раз меньше, чем глубина Большого каньона).

В пользу постепенной смены ландшафтов говорит лишь незыблемая вера, всосанная с молоком Лайеля, что все должно идти медленно. Эту веру зачем-то впитывают и неокатастрофисты. Один из них говорит, что история земной поверхности похожа на жизнь солдата на войне: долгие периоды скуки сменяются краткими периодами ужаса. Неизвестно откуда взявшиеся долгие периоды скуки – это и есть жертва «олимпийцам»: Лайелю, Дарвину, Гексли и другим.

Наконец, третий, самый главный, вопрос. Если жизнь развивалась путем плавного перехода от одних форм к другим (теория эволюции, неважно – дарвиновской или какой другой), то должно быть обнаружено множество переходных форм от одних видов животных к другим. В массовом масштабе мы этого не наблюдаем. Как правило, вид появляется в палеонтологической летописи «готовеньким» и таким же «готовеньким» без всяких признаков вырождения он исчезает. Если мы для сравнения возьмем историю с появляющимися в ней странами, городами, союзами, движениями, партиями, то мы везде увидим множество переходных форм расцвета, заката и вообще промежуточных вариантов между исходной формой и конечной.

Сам Дарвин плакался на неполноту палеонтологической летописи, но все же сумел с помощью своих способных сотрудников надергать несколько примеров. В настоящее время, когда палеонтологическая летопись распухла до необыкновенных размеров, новых примеров практически не появилось, но зато пали многие надежные старые кони. Вот, например, кистеперые рыбы, служившие маркером девона (вне этого периода остатки этих рыб не встречались): костные остатки боковых плавников этих рыб имеют организацию, сходную с организацией пятипалой конечности, – чем не промежуточная форма от рыб к земноводным. Однако несколько кистеперых рыб удалось поймать живыми в глубоких водах возле берегов Южной Африки. То, что рыбы, считавшиеся вымершими, дожили до наших дней неудивительно (вспомним роман Конан Дойля «Затерянный мир»). Удивительно то, что у этих «переходных форм» не было и капли перехода к земноводным по каким-либо другим системам организма, кроме плавников. Да и глубоководное обитание не показывает наличия у них стремления вырваться на сушу.

Второй форпост переходных форм – это лошадиная серия. Раскопки на территории Америки, в основном Южной, выявили ряд форм, составляющих некий постепенно изменяющийся ряд – от маленького животного (типа современного дамана) высотой 40 см, обитавшего на мягких почвах в речных поймах, до лошади с деградировавшими пальцами ног, кроме среднего, превратившегося в копыто, и с изменившимися утолщенными зубами, приспособившимися к пережевыванию травы. К построению этой картинки, иллюстрирующей эволюционное происхождение лошади, приложил руку наш отечественный ученый с трагической судьбой – Владимир Ковалевский (в конце жизни он вынужден был заняться коммерцией, был обвинен в жульничестве и покончил с собой).

Складность этой картинки нарушается тем, что представители этой серии жили в разных местах, при этом часто в одно и то же время. Особенно удивительно, что последний этап – лошадь – в Америке и вовсе не жила, а впервые появилась в палеонтологической летописи в Центральной Азии. Кроме того, исчезли в палеонтологической летописи Америки с какого-то периода все члены этой серии. Может быть, так изменилась природа Америки, что жить там лошадям и лошадиноподобным предкам стало невозможно? Нет, когда в XV веке туда пришли испанцы с лошадьми, то им (лошадям) так понравились бескрайние американские просторы, что они одичали и прекрасно живут там в виде одичавшей формы – мустанга. Имеющиеся данные не показывают нам вытянувшуюся в струну эволюционную линию от дамана до лошади, а показывают группу видов с разной склонностью к «лошадизму» и обитанию на открытых прериях, большинство из которых вымерло.

Если же мы попытаемся поставить ископаемых животных в стройную линию от дамана к лошади, то нам придется объяснять сложные колебания числа ребер: сначала 18-ти, потом 15-ти, затем 19-ти, наконец, снова 18-ти, и такие же сложные колебания числа безреберных позвонков.

Третий форпост – это знаменитая птица-ящер, археоптерикс. Отпечатки этого животного на камне нашел замечательный английский палеонтолог Ричард Оуэн. Животное обладало многими особенностями скелета летающей ящерицы: длинный хвост, нередуцированный пятый палец в пясти крыла. У археоптерикса не было ярко выраженной килевой кости для прикрепления мышц крыла (как у птиц), но крыло археоптерикса формировалось не натянутой между костями пясти кожной перепонкой, а перьевым покровом. Отметим, что перо археоптерикса – высшего качества по всем птичьим нормам: маховую поверхность пера образуют ворсинки, сцепленные друг с другом по типу застежки-молнии.

Можно ли назвать археоптерикса переходной формой? В строгом смысле нельзя. Это форма мозаичная, она сочетает в себе признаки разных животных в уже совершенном виде. Так, если бы мы встретили мифического кентавра, мы не назвали бы его переходной формой от лошади к человеку или наоборот. Есть и другие виды переходных форм в природе, например, летающие рыбы, или летающие ящеры (вымершие), или зубастые птицы (вымершие). Но самой яркой формой является, конечно, утконос: по виду явное млекопитающее, носящее меховую шкурку, с утиным носом, с моче и каловыводящими путями, слитыми в клоаку, как у птиц и пресмыкающихся, несет яйца, как птицы и пресмыкающиеся, но зародыши пьют молоко прямо через стенку яйца, отыскивая беспорядочно разбросанные по груди самки молочные железы (один придурочный герой известного фильма «Жизнь прекрасна» не может найти ему другой роли, как быть родоначальником евреев).

Мы можем прекратить разговор об археоптериксе, потому что наши выводы сегодня никого не заинтересуют, так как сейчас обнаружены более птицеподобные животные в слоях более древних, чем те, где найден археоптерикс.

Вот и весь небогатый улов переходных форм, который есть в запасе у дарвинистов. Есть и некоторые другие формы, но они еще менее похожи на переходные, чем вышеперечисленные. Беда в том, что и с этим-то небольшим набором переходных форм ладу не дашь: как ни пытаются палеонтологи построить на них мысленные переходы от одних форм животных к другим, все время получаются полифилитические образования. Объясним, что это такое.

Казалось бы, что все, например, млекопитающие должны возникнуть из одной группы пресмыкающихся, так как у разных групп млекопитающих так много общих признаков, что невозможно представить идущие под водительством случайных мутаций пути развития в столь схожих направлениях из разных групп пресмыкающихся. Однако, как ни крути, выходит, что млекопитающие развились из трех-четырех групп пресмыкающихся, те, в свою очередь, из трех-четырех групп земноводных и т.д. Да что там мыслить такими большими картинками! Один вид паршивого хомячка в Испании и Франции выводится эволюционистами из разных групп. Бедные эволюционисты!

Такая же сложная ситуация получается и при поразительных примерах конвергенции, когда в совершенно разных местах совершенно разные виды или отдельные системы органов эволюционируют почти до неотличимости. Наиболее известный всем пример – глаза осьминогов и высших позвоночных, организованные по принципу, не встречающемуся ни у каких других, в том числе и у систематически очень близких, групп животных.

Другой пример. Аргентинский палеонтолог находит скелет лошади и с понятной гордостью говорит, что Аргентина – родина лошадей. Потом оказывается, что эта найденная лошадь была сумчатым животным, ближайшими родственниками которого являются опоссум, кенгуру и другие. Вообще, множество сумчатых имеют множество животных-двойников среди не сумчатых млекопитающих: крот и сумчатый крот, мышь и сумчатая мышь, кролик и сумчатый кролик, сумчатая белка и белка-летяга, тасманийский волк (сумчатый) и гиена и другие.

Поскольку в окаменелостях остаются в основном скелетные части, то мы часто и не знаем, к сумчатым или к настоящим млекопитающим надо отнести найденный скелет. Так ждет своей разгадки южноамериканский кентавр, составленный не из человека и коня, а из саблезубого тигра и тасманийского волка.

Итак, мы убедились, что дарвинисты дарвиновского толка, то есть базирующиеся на случайных мутациях, плохо могут нам объяснить стратиграфическую колонку.

Как же еще можно ее объяснить? Имеющиеся на этот счет теории можно разбить на три группы.

Первая группа – это такие простые ребята (называющие себя сложным словом «креационисты»), которые говорят: «Мы – робята простые: что читаем, то и понимаем. Ежели написано, что сотворен мир за 7 дней, значит, так и есть, за неделю. Ежели написано, что был потоп, который затопил всю землю и все живущее на ней, кроме тех, кто остался в ковчеге Ноя, то так оно и было. А то, что там ваши научники во главе с диаволом зломудрого накрутили, так мы по-простому, по-печному посидим-покумекаем и это дело по косточкам разложим». Преданность этих людей Священному Писанию похвальна. Но считать ученых, пусть и диаволом водимых, такими дураками – ошибочно. Так что разложить все по косточкам у креационистов не получается, так что если вы видите книгу креациониста, баптиста или даже родного православного, где все «разложено по косточкам», то знайте, что это вранье. Вторая группа – интеллигентные бородатые люди в очках, именующие себя теистическими эволюционистами. Они говорят, что Библия не есть учебник по физике, химии, биологии и геологии, и поэтому она не стремилась к точному и однозначному изложению научного смысла событий. Язык Библии с большим числом образов и иносказаний, которые тонкий человек должен понимать, а грубый и читать-то не должен во избежание соблазна, излагает нам духовную суть событий. И к этой-то духовной сути событий мы должны приставить все те достижения науки, которые она сегодня именует «истиной в последней инстанции» (наука передумает, и мы за ней – надо же идти в ногу со временем. – Авт.).

Третью группу составляют агностики-скептики, которые считают, что этот вопрос либо непознаваем, либо еще очень и очень далек от разрешения.

Первое столкновение между креационистами и теистическими эволюционистами происходит на поле богословия: являются ли дни творения действительно днями, а потоп действительно всемирным, или же дни творения имеют особую временную шкалу, а потоп был локальным. Теистические эволюционисты говорят, что в еврейском оригинале Библии употреблено слово «иом», что может означать как день, так и неопределенный промежуток времени. В случае обычного живого языка было бы достаточно заглянуть в словарь, но в данном случае словарь должны бы были нам оставить современники Моисея. Так как таких словарей не сохранилось, то остается единственный способ – посмотреть по текстам Библии, не используется ли где-нибудь слово «иом» с явным по контексту значением периода неопределенной длины. Теистические эволюционисты находят более десятка таких примеров, однако креационисты при критических их рассмотрениях видят либо употребление множественной формы – «иомим» – дни, что во всех языках имеет смысл периода неопределенной длины, но не в однозначном контексте. Желающим предлагаю познакомиться самим с этими местами и убедиться в справедливости критики креационистов.

Кроме того, приравнивание длины дня творения к астрономическому дню наблюдается у многих святых Отцов, хотя они подчеркивают, что абсолютная длина этого дня не имеет принципиального значения. Там же, где святые Отцы толкуют седьмой, например, и восьмой дни творения как периоды, то речь явно идет об аллегорическом толковании, которое не отменяет буквального: на Фаворе Петр символизировал веру, Иоанн – любовь, а Иаков – надежду, но тем не менее они были там телесно.

Представим, однако, на минутку, что теистические эволюционисты правы, тем более что окончательного решения этого вопроса, то есть соборного мнения Церкви, мы не имеем. «Тогда, – говорят они, – Бог, чтобы не поднимать скандала и не противоречить ученым, своей волей превращал одни виды в другие, одни умерщвлял, другие разнообразил, создавая современную картину живого мира». Научно здесь все в порядке, хотя и приходится признать, что названия животных, употребляемые в Библии, более чем наполовину изменились к моменту перевода их на греческий.

Ни креационистов, ни агностиков богословски эта картина не устраивает. Ведь по всеобщему толкованию Библии семь дней творения – это уготовление Церкви, куда в конце шестого дня вводится царь – человек. В картине же теистических эволюционистов Господу отводится, прости Господи, роль бестолкового дворецкого, сначала наколотившего массу посуды, типа динозавров, а потом все же подготовившего царство. Кроме того, царство это до грехопадения не должно было знать смерти, а как же тогда множество погибших в борьбе за существование существ, в том числе и предков человека?

Послушаем теперь креационистов. «Бог сотворил мир за семь днев, – говорят они, – сотворил всех животных, и тех, которые вымрут потом, и тех, которые останутся. А потом Господь наслал на землю потоп. До потопа земля была покрыта водно-паровым экраном, который в момент потопа сконцентрировался и выпал на землю в виде гигантского ливня. В то же время треснула в ряде мест земная кора, и снизу стало поступать большое количество геотермальных вод. Никто из ненаходившихся в ковчеге не мог спастись от разъяренной стихии, но одни держались дольше, а другие меньше. Придонные обитатели морей – трилобиты – были сразу убиты геотермальными водами, поэтому их так много встречается в самом низу стратиграфической колонки, на дне кембрийского периода».

Вообще, в кембрии количество останков живых существ очень нарастает, что креационисты и объясняют началом потопа. Далее начинают тонуть рыбы на разных глубинах. Далее водоплавающие, даже наземные, затем часть птиц. А затем и премудрый человек, нашедший наверняка хитрые приспособы оттянуть кончину. Таким образом, креационисты грубо объясняют последовательность останков в стратиграфической колонке. Конечно, при таком механизме должны быть неточности. Вот человек утонул, плавая в лодке за несколько дней до потопа, и отправился прямо к трилобитам. Следовательно, он должен был быть найден в кембрии. Какая-нибудь лихая рыба со страху понеслась наверх и залетела в какую-нибудь лагуну в коралловом атолле. Она должна быть датирована позже, чем большинство останков ее собратий. Таких случаев можно придумать множество, и самое интересное, что они встречаются. Конечно, часть из них есть подделки шутников. Например, не умолкает до сих пор спор о долине реки Пеллюски, в которой находятся пересекающиеся следы людей и динозавров. Креационисты кричат, что это – истая правда, а классические ученые отвечают, что это подделка. То же касается и следа раздавленного человеческой пяткой трилобита.

В запасе у креационистов еще много шуток: вмурованный в ордовикский песчаник остаток железного кайла, вмурованное в статуарный мрамор (мрамор – это однозначно меловой период) тело женщины, металлический шар с орнаментом, найденный в кембрии среди трилобитов (ну наверняка незадачливый рыбачок уронил в море незадолго до потопа), изображения динозавров в примитивной керамической скульптуре и в наскальных рисунках древних людей и т.п.

Непредвзятый ум все же не может принять объяснение креационистов, ведь стратиграфическая колонка состоит из множества первичных слоев, объединенных в четыре эры, 17 периодов и еще более мелкие группы. Для каждого из них существуют руководящие ископаемые, встречающиеся в этой и только этой группе слоев. Невозможно представить себе, чтобы попавшие в потоп животные и растения вымирали в таком армейском порядке. Таким образом, просто так посидеть и по полочкам разложить у креационистов не получилось. Надо бы еще посидеть-покумекать…

Что же могут сказать агностики и скептики? Они говорят вслед за митрополитом Филаретом, что там, где нет явных указаний на аллегорию или притчу, Священному Писанию надо доверять буквально. И, когда святителю стали говорить, что по биологическим причинам кит не мог проглотить Иону – китовый ус мешает, святитель ответил, что если бы в Писании было написано, что Иона проглотил кита, то и в это он бы поверил. (Биологическое же возражение, как всегда, является ерундой. Ясно, что Библия понимает под китом любое морское чудище, и уж тем более не различает китов усатых и китов зубатых. Кит же зубатый, типа кашалота, может проглотить не только Иону, но и 18-метрового кальмара.)

Господь писал книгу Бытия для всех и не имел в виду ставить читателя дураком так, что ему сначала нужно было бы выучить богословие, как диакону Андрею Кураеву, а потом уже читать: «В начале сотворил Бог небо и землю…» (Быт. 1:1) [Прим. – В первом стихе Быт. 1:1 «небо» означает мир небесный/ангельский, а «земля» – мир материальный/земной. О небе в значении воздушной оболочки земли – атмосферы и ее плотных слоев в отличие от разреженного космического пространства – говорится далее в Быт. 1:7–8: «И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом»]. Ясно отсюда нам, агностикам и скептикам (хотя, напомню, соборного решения по этому вопросу Церковь не выносила), что Священное Писание надо понимать так, как написано: день за день, неделю за неделю, всемирный потоп за всемирный. Как при этом объяснить отложившиеся в почве в определенном порядке остатки диковинных животных и растений, не отходя от библейского слова, что все творение совершилось за 7 дней? Отметим сразу, что к теории Дарвина этот вопрос отношения не имеет. Дарвинизм, как мы писали выше, не способен в отсутствие Бога с помощью одних случайных мутаций объяснить существование стратиграфической колонки.

После блестящего успеха книги Дарвина в головах ученых зародилась мысль, а нельзя ли так же воссоздать строительство всего мира – «камень на камень, кирпич на кирпич…». Первое научное продвижение возникло, когда ученые начали раздумывать над уравнениями общей теории относительности, приложенными ко всей Вселенной. Оказалось, что эти уравнения сами по себе не имеют стационарного решения, то есть решения, при котором все стояло бы на своих местах и не двигалось. Сам Эйнштейн, чтобы избавиться от этой неприятной ситуации, ввел в уравнение некую небольшую добавку, чтобы стационарное решение появилось. Эту добавку он назвал «космологическим» членом, а ее происхождение относилось к каким-то космологическим силам, которые может быть когда-нибудь откроют. Русский математик Александр Фридман решил не прикрываться таким постыдным «фиговым листочком», а взглянуть правде в глаза. Он установил, что без космологического члена решения могут быть трех видов: расширяющиеся, когда Вселенная как бы равномерно «раздувается» из некоей точки, сжимающиеся, когда она сжимается в какую-либо точку, и пульсирующие, когда она сжимается до точки, а потом опять начинает расширяться. Мэтр сначала слегка обиделся, что его поправляет какой-то Фридман, а потом публично признал его правоту, Фридмана, конечно, заинтересовала расширяющаяся Вселенная, но как построить из этого астрономическую теорию, он не знал. Вот последние слова одной из его статей: «Пока этот метод (анализ уравнений Эйнштейна. – Авт.) немного может дать нам, ибо математический анализ складывает свое оружие перед трудностями вопроса, и астрономические исследования не дают еще достаточно надежной базы для изучения нашей Вселенной, но в этих обстоятельствах нельзя не видеть лишь затруднений временных. Наши потомки, без сомнения, узнают характер Вселенной, в которой мы обречены жить… И все же думается, что:

Измерить океан глубокий,

сочесть пески, лучи планет,

хотя и мог бы ум высокий –

Тебе числа и меры нет!»

Несколькими годами позже модель расширяющейся Вселенной стали развивать голландский астроном Деситтер и бельгийский священник-астроном Жорж Леметр. Будучи богословом, Леметр мыслил, что первосгусток, из которого расширяется Вселенная, – как первоатом, или, взяв более точное биологическое сравнение, как первое яйцо, в котором уже заложена судьба его развития и судьба всех, кто из него «вылупится».

Экспериментальное подтверждение расширяющейся Вселенной пришло с работами талантливейшего американского астронома Хаббла. Сам он происходил из глубоко верующей семьи, но в отличие от Эддингтона унаследовал не пацифизм, а крайне агрессивное отношение ко злу. Поэтому он, начав с личных юношеских боев с правонарушителями, отвлекался от астрономии на войны с немцами. В качестве морского пехотинца в Первую и в качестве военного инженера во Вторую. В перерывах между войнами он изучал лучевые скорости смещения от нас различных космических тел. Определение это делалось по эффекту Доплера в какой-либо из известных спектральных полос звезды точно так же, как инспектор ГАИ, наведя на нас лазерный луч, по эффекту Доплера измеряет нашу скорость. Чем с большей скоростью удаляется предмет, тем более в красную сторону будет смещаться его излучение, чем с большей скоростью он приближается к нам, тем в более синюю сторону будет смещаться излучение.

Чтобы это хорошо запомнилось, приведем расхожий анекдот. Гаишник спрашивает нарушителя: «Почему вы как угорелый пронеслись на красный свет?» Нарушитель отвечает: «Я так быстро приближался, что свет, в согласии с эффектом Доплера, показался мне зеленым!»

Далее Хаббл стал измерять расстояния между нами и удаляющимся от нас объектом. В результате на графике «расстояние до нас – скорость смещения» появилась группа точек, которые хорошо укладываются в прямую с коэффициентом пропорциональности Н, который назван постоянной Хаббла. По измерениям Хаббла он равен 500 км/(с*Мпс) (мпс – миллипарсек).

Вырвавшись из этого малопонятного текста, подытожим, что, в полном согласии с теорией расширяющейся Вселенной, объекты Вселенной разбегаются друг от друга, причем скорость их разбегания пропорциональна их расстоянию друг от друга.

В этот момент начинает раздаваться ворчание креационистов (которые после окончания дискуссии по Дарвину не разошлись, а остались послушать, не будет ли еще чего-нибудь интересненького): «А вы спросите того-то Хаббла, как он расстояние между звездами меряет?» Вопрос, надо признать, не в бровь, а в глаз. Расстояние до самых ближних звезд еще можно померить по величине годового параллакса, но это – ничтожное по космическим масштабам расстояние с ничтожной скоростью смещения. Как же мерить другие звезды? Вот один способ, судите сами, насколько он хорош. Существуют переменные звезды – цефеиды, блеск которых меняется с определенным периодом. Делается предположение, что цефеиды, мерцающие с одинаковым периодом, есть совершенно одинаковые звезды. Тогда определить расстояние до цефеиды не представляет никакого труда: цефеида с данным периодом, где бы она ни находилась, выделяет, согласно нашему предположению, совершенно одинаковое количество энергии в мировое пространство. Таким образом, когда мы видим цефеиды с равным периодом мерцания, мы видим как бы одинаковой мощности фонарь на разном расстоянии от нас: нам те, что дальше, кажутся тусклее, а те, что ближе, ярче. По этой разности и рассчитывается расстояние до «фонаря».

Вы видите, весь метод держится на ни на чем не основанном предположении, что цефеиды с равным периодом мерцания есть тождественные звезды. Есть и другие способы определения расстояний, но все они такого же скверного качества. Снова слышится ехидный голос одного из креационистов: «А вы загляните в учебник-то, какая там, на сегодняшний день, H (постоянная Хаббла. – Авт.)» Заглядываем. Действительно, неудобно получается. Сегодняшнее значение H=75 км/(с*Мпс). И никаких комментариев: то ли Хаббл ошибся, то ли методы у него были не совсем правильные, то ли зависимость наша скорости от расстояния не прямая, а какая-то сложная… Пойди разберись!

Однако астрономы, поплевывая на ворчание креационистов, едут дальше – не останавливаться же, право слово, на таком интересном месте из-за того, что эти проклятые звезды так далеко, что и расстояние между ними нельзя померить.

Новый шаг последовал, когда бежавший из России одесский физик Гамов рассмотрел первые секунды и минуты существования Вселенной с точки зрения квантовой механики. Он сообразил, что Вселенная должна была бы при таком ходе событий быть горячей и постепенно остывать. Начиная от работ Гамова, теория эта получила название Большого взрыва, или теории горячей Вселенной. По предсказанию Гамова, вначале каждый 1 см³ пространства содержал около 500 фотонов, в то время как на такой же объем приходилось 10^–6 частиц бариона – подобной протону и нейтрону тяжелой частицы. Но с расширением Вселенная остывает, и энергия фотона падает из-за красного смещения. Примерно через 1 миллион лет после взрыва Вселенная приходит в такое состояние, когда начинается объединение электронов с протонами и нейтронами, то есть образование атомов водорода и гелия. После того как все свободные элементарные частицы вошли в состав атомов, свет стал мало взаимодействовать с веществом, а то количество света, которое тогда было во Вселенной, должно, как в музее, сохраниться вплоть до наших дней. Это предсказание теории Гамова блестяще подтвердилось. Американские радиоастрономы Пензиас и Уилсон открыли излучение, не имеющее источника, то есть практически равномерно излучающееся из всех точек Вселенной. Максимум излучения приходится на длины волн порядка 1 мм. Температура этого излучения, названного реликтовым, оказалась 2,73° кельвина, хотя Гамов просил немножко больше – 6° Кельвина. В этой связи вспомним о великом остроумце Вольтере, который прямо-таки потешался над идиотизмом библейского рассказа, где Солнце возникает на четвертый день сотворения, а свет в первый.

Дальше пошли теории конденсации вещества: равномерно рассеянная пыль должна была за счет случайных колебаний создавать чуть более и чуть менее густые участки. В обычных ситуациях такого рода – флуктуациях – все приходит на свои места: например, случайное уплотнение или разжижение воздуха в комнате не приводит ни к ветрам, ни к каким другим изменениям в метеорологии комнаты. Однако в данном случае дело обстоит не так. Более плотные области за счет большей массы начинают перетягивать к себе частицы из менее плотных областей, неравномерности усиливаются, где-то начинают образовывать очень плотные конгломераты. Такой механизм появления новых звезд предсказывал еще Ньютон, а известный музыкант и еще более известный директор Королевской английской обсерватории в Гринвиче Уильям Гершель спал и видел образование звезды из облака. Бодливой корове Господь рогов, правда, не дал – ничего такого он не увидел. И не увидели ничего такого и до сих пор, но нашли облака межзвездной пыли, которые якобы годятся для образования звезд. Обнаружили и звезды, которые по каким-то гипотетическим соображениям стали считать новообразовавшимися, тогда как строго истинный возраст их неизвестен.

Когда конденсация становится очень большой, силы тяжести начинают разогревать образующуюся звезду, и в ней начинают идти ядерные реакции с большим выделением энергии. Ядра водорода превращаются в гелий, что практически является «медленным взрывом» водородной бомбы. Гелий и другие элементы продолжают объединяться в более крупные ядра вплоть до элементов группы железа. Гигантская температура, возникающая в это время в звездах, создает силы, противовесные гравитационному сжатию: это, во-первых, давление света, а во-вторых, давление вещества, которое, несмотря на высокую плотность (в 100 раз выше плотности воды), можно рассматривать как идеальный газ из-за того, что вещество находится в состоянии плазмы – все электроны оторваны от ядер – и ядра могут сближаться, не взаимодействуя друг с другом, на очень близкие расстояния. В конце концов ядерное горючее в звезде выгорает: все ядра объединяются до размеров ядер железа, и дальнейшее увеличение ядер уже требует энергетических затрат. Звезда гаснет, хотя еще долго сохраняет набранное гравитационное тепло. Вещество такой звезды-карлика сжимается до невиданных плотностей: 1000 т/м³, при этом размером карлик может быть не более планеты Земля. Если масса карлика чуть меньше массы Солнца, то он имеет шанс застыть и замереть. Если же она превышает критическую массу – 1,4 массы Солнца, – звезда продолжает сжиматься. В результате получается нейтронная звезда: поскольку из вещества этой звезды «выдавлены» протоны, то оставшиеся нейтроны могут сближаться, не отталкиваясь, на очень близкие расстояния, так что плотность такой звезды может достигать 10¹¹ т/м³.

В таком виде при малых массах звезда может успокоиться на этой стадии, но если масса превышает предел Оппенгеймера-Волкова (порядка трех масс Солнца), такая звезда сжимается дальше и образует черную дыру. Такое название произошло оттого, что черная дыра настолько тяжелая, что сама к себе притягивает весь свет, который сама излучает. Таким образом, эту звезду не видно, но ее можно найти по другим звездам, искажающим свое движение в страшном поле ее тяготения.

Кроме звезд гаснущих, есть в небе и звезды взрывающиеся – новые и сверхновые. Это явление возникает, когда в системе тесно сблизившихся двойных звезд материал с одной звезды начинает перетекать на другую: со звезды типа Солнца на белый карлик или нейтронную звезду – взрыв новой звезды, с одного белого карлика на другой – взрыв сверхновой первого типа. В случае сверхновых второго типа составы пар еще до конца не определены, однако одним из компонентов пары является ядерно-выгоревшая звезда с большим количеством элементов типа железа (Fe, Ni, Mb). Взрывы сверхновых играют очень большую роль в теории самообразования Вселенной, ведь элементы легче железа образуются сами при слиянии более мелких ядер с выделением энергии. Для образования более тяжелых ядер нужно уже добавление энергии. Каким же образом появился пригодный для нашей жизни мир, требующий меди, йода, цинка и других микроэлементов, тяжелее железа? За счет выброса этих элементов из взрывающихся сверхновых, в которых они образуются, используя гигантскую энергию взрыва.

Дальше наступают тяжелые для теоретиков минуты, когда надо объяснять образование планет. Мы хорошо знаем свойства нашей Солнечной системы и видим в них несколько Божиих меток, которые сложно объяснить слепым действием сил природы. Известно, что все планеты вращаются примерно в одной плоскости и в одном направлении, что хорошо согласуется с происхождением их из единого вращающегося диска. Однако момент количества движения планет (сохраняющаяся без посторонних вмешательств величина, характеризующая вращение системы) оказывается слишком велик, и напрямую такая гипотеза не проходит. Вращение планет вокруг своей оси происходит в том же направлении, что и вращение вокруг Солнца. Но здесь уже есть исключения: Венера и Уран почему-то вращаются в обратном направлении. Оси вращения планет вокруг себя, как правило, направлены более-менее параллельно к оси вращения вокруг Солнца. Исключение составляет Уран – его ось лежит почти в плоскости вращения. Расстояние планет от Солнца возрастает примерно в геометрической прогрессии по формуле Тициуса-Боде, однако Меркурий, Нептун и Плутон не вписываются в данную последовательность. Современные теорийки об образовании планет вместе с солнечным диском даже не имеют дерзновения отвечать на все эти сложные особенности устроения Солнечной системы.

Вернемся теперь к «великому», невинно загубленному ученому провидцу Джордано Бруно. Он провидел, что каждая звезда – это новый мир типа Солнечной системы, что ей сопутствует своя семья планет и что эти планеты обитаемы. Что касается первого утверждения, оно действительно относится к разряду пророчеств, поскольку никаких научных свидетельств в пользу него Джордано не приводил, да, по своему невежеству, и не мог привести. Второе утверждение относится к разряду провидений, и истинность его очень трудно проверить. Последние данные, полученные для 120 обследованных близлежащих звезд, обнаружили три звезды, каждая из которых имеет по одной планете в диапазоне от 0,6 до 8,1 масс Юпитера. Естественно, что никакой жизни на такой планете не ожидается. Общий статистический анализ выявляет очень низкую вероятность существования звезды типа Солнца с планетой типа Земля с возможным для жизни расстоянием от звезды.

Что же касается обитаемости других миров, то это – любимая магическая идея, вкравшаяся вместе с магией в «подкорку» науки. Пораженные этой магической болячкой ученые составили дорогостоящие проекты и долгие десятилетия пронизывали Вселенную радиопосланиями братьям по разуму. Сейчас финансисты этих программ при напоминаниях, что пора продолжать, опускают головы и говорят, что при всем понимании важности проблемы денег больше нет.

Итак, пока ничто не мешает нам считать, что единственное место обитания человека – это наша уникальная Земля и во Вселенной нам, к счастью, некем заниматься, кроме самих себя.

Зато есть Кому заниматься нами.

Рассмотрим, например, нашу планету Земля. Когда астрономам открылся значительный кусок Вселенной, все увидели, какой редкостью является пригодная для обитания планета. Это и расстояние от Солнца, и период обращения вокруг своей оси, чтобы день не превращал планету в Сахару, а ночь – в Антарктиду, это и наклон оси собственного вращения к оси орбиты – чтобы на Земле была нужная мягкая смена климатов, это и набор элементов, которые включаются в эту планету, ведь даже на наших ближайших соседях – Марсе и Венере нет ничего похожего. Условия там таковы, что можно говорить о возможности жизни каких-нибудь специализированных бактерий, но и тех там не могут найти.

Астрофизик Росс выбрал 33 параметра, необходимых для существования жизни, которые должны отступать не более чем на 10%, от своего среднего значения. Осторожный подсчет дает вероятность случайного попадания совокупности этих параметров в область, разрешающую жизнь, примерно 10^–30.

Вселенная состоит не из равномерно разбросанных планет. Как флуктуации плотности пыли вызывали образования звезд, так же и флуктуации звезд создают скопления звезд – галактики, а скопления галактик – метагалактики. Рассмотрев положение Солнца среди этих крупноячеистых структур, мы видим, что и здесь выбран оптимальный для жизни вариант.

Рассмотрим теперь законы, управляющие физическим миром. Когда в математике появились идеи о многомерных пространствах, кто-то задал вопрос: «А почему наше пространство трехмерно?» Ответ быстро нашли физики Пауль и Татьяна Эренфест. Они показали, что только в трехмерном пространстве гравитационные силы убывают как квадрат расстояния между телами. А если это не так, не существует гравитационно устойчивых структур.

Наконец, ученые обратили внимание на этот каскад совпадений, и двое, атеисты по мировоззрению, Б. Кар и М. Рис в 1979 году опубликовали сенсационную статью в Нэйчур (Nature), где ввели антропный принцип устройства Вселенной. Этот принцип целевой, а не действенный, и поэтому звучал ужасным диссонансом в ушах ученых XX века: «Вселенная должна образовываться и формироваться таким образом, чтоб в результате в ней смог жить человек». Как ни странен был сам принцип, но оснований в его пользу было так много, что он был принят и верующими, и неверующими.

Неверующие только предложили свою «неверующую» интерпретацию «множественности миров»: во Вселенной реализованы все возможные миры со всеми возможными условиями бытия, но только тот мир знает о себе, в котором образуется человек или какое-то другое разумное существо. Эта гипотеза, вероятно, интересна для любителей научной фантастики, а мы с вами тронемся дальше.

В астрономической жизни Вселенной есть несколько тонких моментов. Один из них – это возможность равновесия между гравитационной силой, сжимающей звезду, и силой давления плазменного газа и излучения внутри звезды в условиях термоядерного синтеза. Поддержание такого равновесия требует строгого соответствия между константами электрического и гравитационного взаимоотношений в макромире и константами слабых и сильных взаимодействий в микромире.

Пойдем дальше. Если мы примем вместе с теорией Большого взрыва, что мир начался с аннигиляции больших масс вещества и антивещества, в результате которой образовалось множество фотонов и небольшой остаток вещества, то размер этого остатка, из которого будет сформирована потом вся Вселенная, определяется жесткими соотношениями между константами слабого и гравитационного взаимодействий и массами протона и электрона.

Вторая важная вещь – это малость разницы масс протона и нейтрона (она лишь немногим превосходит массу электрона). Это соотношение определяет остановку реакции объединения протонов и нейтронов в водород и взаимопревращения протонов и нейтронов, сохраняя для дальнейшего синтеза элементов 10% нейтронов от всех тяжелых элементарных частиц. Сильное и электрическое взаимодействия приводят к образованию из нейтронов, протонов и электронов атомов гелия, а из них уже – остальных химических элементов. Если константу сильного взаимодействия слегка изменить (всего лишь на 5%), то эта термоядерная реакция прекратилась бы, и звезды бы не горели.

Осуществление дальнейшей химии, то есть синтез других химических элементов в том виде, в котором они есть, также требует тончайших соотношений между массами элементарных частиц и константами взаимодействий.

Для того чтобы могли существовать звезды размером и светимостью типа Солнца, должно выполняться определенное соотношение между константами гравитационного и электромагнитного взаимодействий и массами электрона и протона, причем это соотношение должно выполняться с точностью 10^–40.

Эти примеры можно еще умножать и умножать.

Но рассмотрим теперь сам момент взрыва. Дальнейший сценарий определяется только плотностью взорвавшегося вещества. Существует критическая плотность, соответствующая примерно 20 атомам водорода в 1 м³ пространства. Если эта плотность превышена, то вещество вновь стянется гравитационными силами в исходную точку. Если же плотность вещества ниже критической, то расширение вещества будет бесконечным. Если мы оценим время, за которое могло произойти все то, что произошло с момента Большого взрыва: аннигиляция, образование атомов водорода, собирание конгломератов вещества в точках флуктуации, образование звезд и галактик, выгорание некоторых звезд до белых карликов, нейтронных звезд и черных дыр, взрыв сверхновых, то окажется, что за это время Вселенная должна была бы уже сжаться в исходную точку или разлететься до очень низкой плотности.

Единственный выход состоит в том, что плотность вещества в начале взрыва была очень близка к критической. Это равенство должно выполняться с точностью не меньше чем 10^–60.

Чтобы прояснить этот вопрос, астрономы судорожно пытаются сейчас «подбить бабки» и посчитать имеющуюся массу во Вселенной, но пока им раз в десять не хватает.

«Подобьем бабки» и мы и посмотрим, к чему пришли теории самообразования Вселенной и как относятся к ним наши высокоуважаемые креационисты, теистические эволюционисты и скептики-агностики. Отметим сначала, что хотя авторы антропного принципа устройства Вселенной жестко связывают его с теорией Большого взрыва, но связи тут нет. Как ни сотвори Господь горящую звезду, она должна гореть и поддерживать равновесие между гравитационным сжатием и давлением раскаленных света и вещества. Как ни образуйся атомы водорода, гелия и другие, время их существования, стабильность и свойства также зависят от взаимоотношений между константами, о которых мы писали выше. То же самое относится и к параметрам Земли, и к ее положению вместе с Солнцем в галактике и метагалактике.

Продолжим. Креационисты, конечно, скажут нам, что никакого Большого взрыва не было, так как Земле 7 тысяч лет от роду. А ученые на всю историю после Большого взрыва просят 15 миллиардов лет, а и доказательств у них никаких нет. Расстояния между звездами надежно мерить не умеют, постоянная Хаббла у них скачет (более чем в 10 раз), да и вообще, все их данные о звездах исключительно косвенные, в которые запросто могла вползти ошибка.

Дальше скажут они: «А как же второе начало термодинамики? Бог дал этот закон, чтоб все знали: без Бога ни до порога, – в замкнутой системе упорядоченность всегда падает. В открытой же системе, в которую можно вносить чистые продукты и выбрасывать из нее кучу мусора, человек может поддерживать порядок настолько, насколько у него хватит сил». Что же у нас получается с Дарвином? Знаменитый бельгийский физик Илья Пригожий выделяет три вида систем: система, где термодинамические параметры в равновесии (сюда входят замкнутые, но и не только замкнутые системы), системы с постоянным, но слабым отклонением от равновесия (там, где ситуация еще описывается линейными законами) и системы с сильным отклонением от равновесия. В системах первого и второго вида эволюция типа Дарвина, увеличивая сложность и упорядоченность, действовать не может. В системах третьего вида такое, в принципе, возможно. Действительно, в этих системах встречаются странные вещи. Советский физик Белоусов изучал окисление ионов брома малоновой кислотой. В результате получил реакцию, в которой реакционная смесь периодически меняла цвет, переходя из одного состояния реакции в другое и обратно. Редактор журнала, куда Белоусов послал статью, посоветовал ему еще раз прочитать второе начало термодинамики. Гордый Белоусов поставил свою пробирку на полку и перестал бороться с журналами. Один из гостей, увидев мерцающее чудо, уговорил его написать статью еще раз, но результат был тем же. В конце концов удалось привлечь в помощь Белоусову теоретическую группу, которая теоретически разобрала механизм реакции и установила, что никакого противоречия со вторым законом термодинамики нет.

Нас – скептиков-агностиков – этот пример и подобные ему, однако, не убеждают. Здесь мы видим случайное появление небольших островков порядка среди хаоса, а в настоящей теории Дарвина было бы систематическое упорядочение органической материи. Скорее кажется, что в сильно неравновесных термодинамических системах длительное и стабильное поддержание порядка возможно с помощью разума – или человеческого, или вносимого Божией инструкцией, как в живой материи.

«А что же Большой взрыв, – скажут креационисты, – там система замкнутая, энтропия должна однозначно возрастать, а у вас из хаоса образуется конфетка. Некоторые почему-то напирают на то, что хаос был горячий, но разве из горячего хаоса легче сделать конфетку?»

Тут в разговор вступят теистические эволюционисты во главе с аббатом Леметром: «Если рассматривать взрывающийся первосгусток материи действительно как «яйцо» зарождающегося мира, то нетрудно представить, что весь порядок будущего мира уже заключен в этом «яйце». С такими примерами мы сталкивались на самых разных уровнях организации живой материи. И действительно, когда из примитивного на вид яйца развивается прекрасный лебедь или рибосома, разобранная на отдельные белки, сама собирается вновь в функционирующую машинку, когда белки сворачиваются сами в определенную трехмерную структуру, создавая станочек, производящий с высокой скоростью химические операции (если такой белок развернуть, он в большинстве случаев, предоставленный сам себе, вновь свернется в работающую структуру), мы видим, что премудрость целого спрятана в его частях. Где же спрятана премудрость целого в первосгустке взрывающейся материи? Определенно ответить мы не можем, но скорее всего, по крайней мере отчасти, в этих удивительных соотношениях, которые Господь накладывает на физические законы, то есть в антропном принципе устройства Вселенной».

Что же заключают агностики-скептики? «Хотя Церковь и не запрещает прямо такой трактовки, – говорят они, – нам кажется невозможным заменить 7 дней библейского рассказа на 15 миллиардов лет научного. А как происходило на самом деле, мы не знаем. Заглянуть назад нельзя, «поговорить» вплотную со звездами, что-то непосредственно померив на них без предварительных предположений, тоже нельзя – больно далеко, а пустое любопытство нас не очень волнует. Видим, что Господь сотворил, веруем, что за 7 дней, и исповедуем, что «все, что сотворил… хорошо весьма» (Быт. 1:31). Разберется в этом наука – хорошо, не разберется – ну и ладно…»