Пятая Заповедь Блаженства

Блажени милостивии, яко тии помилованы будут (Мф. 5, 7).

Покрытый ранами, поверженный во прах,

Лежал я при пути, в томленьи и слезах,

И думал про себя в тоске невыразимой:

«О, где моя родня? где близкий? где любимый?»

И много мимо шло... Но что ж? Никто из них

Не думал облегчить тяжелых ран моих...

Иной бы и желал, да вдаль его манила

Житейской суеты губительная сила.

Иных пугал вид ран и мой тяжелый стон.

Уж мной овладевал холодный смерти сон,

Уж на устах моих стенанья замирали,

В тускнеющих очах уж слезы застывали.

Но вот пришел один, склонился надо мной

И слезы мне отер спасительной рукой.

Он был неведом мне, но полн святой любовью,

Текущею из ран не погнушался кровью,

Он взял меня с собой и помогал мне сам,

И лил на раны мне целительный бальзам.

И голос мне сказал в душе неотразимый:

«Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!»

Ю. Жадовская

Много бед причинили Италии нашествия диких вандалов, много цветущих, здоровых юношей увели они в плен. Особенно тяжело для Италии было одно нашествие – вандалы дошли до города Нолы и увели несколько сот пленников.

Солнце близилось к закату. На крыльцо своего домика вышел местный епископ Павлин. Это был пожилой человек с кротким, добрым лицом. Перед епископом стояла женщина. По ее исхудавшему лицу, заплаканным глазам, темной одежде можно было догадаться, что она переживала горе.

– Помоги, отче, – твердила она, – сына моего увели вандалы, я совсем одна, я не переживу этого! Ты всем помогаешь, ни один странник не остается без приюта, дойдя до твоего дома, никто не выходит от тебя голодным, ты одеваешь бедных, нищих, выкупаешь пленников! Господь воздаст тебе сторицей за твои добрые дела... Сжалься и надо мной, отче, помоги!..

Две крупные слезы скатились по щекам старца... О, если бы он мог! Еще вчера было у него несколько сот золотых, но все до одного они были розданы тем, кто пришел раньше. Все знали епископа Павлина, каждый спешил к нему за помощью, и всех наделял любвеобильный старец. Вдова пришла слишком поздно.

– Как помочь ей, Господи, научи! – молился в душе епископ.

Вдруг лицо старца озарилось радостной улыбкой.

– Я спасу твоего сына, – вдохновенно молвил старец. – Слушай, я беден, у меня нет больше ничего, кроме самого себя. Поедем в Африку, к вандалам, обменяй меня на своего сына.

– О, господин мой! – в отчаянии вскричала вдова. – Сердце мое разрывается от тоски и горя, а ты смеешься надо мной!

– Бог – свидетель, – смиренно отвечал епископ, – я не смеюсь над тобой. Умоляю тебя, согласись на мое предложение, я с радостью исполню свой долг, ибо Господь повелел класть душу свою за ближних, а я отдаю лишь свободу, которая мне не нужна. Кому нужен я?.. А ты без сына, как сама говорила, не можешь жить. Успокой мою совесть, вечно буду я благодарить тебя за то, что ты указала мне способ прославить имя моего Господа и исполнить Его заповедь!

– О, господин мой! – рыдая, молила вдовица, – не искушай сердце матери, скажи мне скорей, что ты лишь испытуя говоришь это!

– Нет, – отвечал Павлин, – я говорю и повторяю, что решение мое твердо – отправимся в путь!

Долго умоляла вдова старца изменить свое решение, такой ценой она не хотела свободы сына, но Павлин оставался непреклонен. Всю ночь молился епископ.

– Боже праведный! – говорил он. – Как возблагодарить Тебя! Дай мне лишь сил довести начатое до конца!

Через несколько дней Павлин и вдова отправились в путь. Преодолев все трудности опасного путешествия, они прибыли в вандальское царство и разыскали сына вдовицы. Случилось, что владельцу его требовался виноградарь, и он с охотой променял юношу на Павлина. Счастливые возвратились мать и сын на родину.

Много лет прожил епископ Павлин в неволе. Кроткий, исполнительный, он приобрел всеобщую любовь и уважение. Много насадил он семян христианства в дикой стране. Царь, узнав о таком поступке святого, приблизил его к себе и полюбил. Желая отблагодарить Павлина за многие услуги, он даровал ему свободу и отпустил на родину всех его соотечественников.

Н. Смоленский

Нам жизнь дана, чтобы любить,

Любить без меры, без предела,

И всем страдальцам посвятить

Свой разум, кровь свою и тело.

Нам жизнь дана, чтоб утешать

Униженных и оскорбленных,

И согревать, и насыщать

Увечных, слабых и бездомных.

И. Посадов

Святая Иулиания Лазаревская (Осорьина) жила около Мурома 400 лет тому назад († 1604 г., 2 января). В каждом просящем она видела посланника Христа, приласкать нищего для нее было высшим счастьем. Порой у нее в доме не оставалось ни копейки, и она занимала у сыновей деньги, на которые шила зимнюю одежду для нищих, а сама, уже шестидесятилетняя, ходила всю зиму без шубы. «С Христом тепло», – говорила она.

Наступил 1601 год, страшный год годуновского голода. Люди умирали тысячами на улицах. У Осорьиных тоже ничего не уродилось. Иулиания, однако, не пала духом. Люди голодают – надо спасать. Продала она весь свой скарб, покупала хлеб и раздавала. Отказа никому не было. Наконец у нее не осталось ничего – ни зернышка. Тогда она собрала своих крепостных и сказала им: «Голод обдержит нас, видите сами. Если кто из вас хочет со мной терпеть, добро, а кто не хочет, пусть идет на свободу и не изнуряется ради меня». Некоторые обещали с ней терпеть, а другие ушли. И она с молитвой их отпустила, не держала на них гнева. Оставшимся крепостным велела собирать лебеду и древесную кору и из коры готовить хлебы, и тем сама питалась, детей и крепостных кормила. От того же хлеба и нищих питала и, не накормив, никого из дому не отпускала, а нищих было в то время бесчисленное множество. Соседи говорили нищим: «Что к Иулиании в дом ходите? Она и сама голодом умирает». Нищие отвечали: «Много сел мы обходим и чистые хлебы собираем, а так не наедаемся, так сладок хлеб у этой вдовы».

Была сильная перестрелка в укреплениях. Озлобленные турки, в отместку за ночную атаку, и днем продолжали бить по каждому, кто приподнимал голову над валом укрепления. За валом, сквозь трескотню огня, слышались громкие стоны... «Что это такое? Кто это стонет?» – спросила сестра милосердия Васильева, подошедшая к этому месту. «Турки, их вчера ранили, свои подобрать не успели... Ну и лежат там, в кустах по оврагам», – ответили ей. «Что с ними будет? До каких пор, – опять спросила она, – будут лежать, пока не умрут?» «Братцы, – обращается сестра милосердия к солдатикам, – неужели же раненым так умирать!..» Солдаты мялись... Кому охота на верную смерть?.. «Душа-то ведь есть в вас, православные, жаль ведь их!» – «Жаль-то жаль, сестрица, да и то – как выйдешь? Тут смертушка...» – «Помогите, милые! Разве не так, как и наших солдатиков, их, бедных, повели родину защищать? Пожалейте их, пожалейте! Поди, у них дома детишки малые, голодные... Помогите!..» И прежде чем мы успели одуматься, прежде чем мы успели удержать ее, Васильева была уже за валом. Так и остались в памяти: резко обрисовавшийся на свету ее стан; голова, закинутая к небесам; рука, творящая крестное знамение. Скрылась... Точно проскользнула в амбразуру, оставленную для орудия. «Что же это, братцы?! Неужели же покинуть? Негоже!» Старый унтер с Георгиевскими крестами и медалью за Хивинский поход перескочил за вал. Ад поднялся опять... Пули засвистели отовсюду, иные впивались в землю... Сестра не обращала внимания на смерть, наклонилась над кустарниками и отыскивала раненых турок... К чести турок, как только они заметили, зачем сошли наши, опустили ружья и, подняв головы над валом, следили... Видимо, они были изумлены – ни одного выстрела. Тишина воцарилась невозмутимая. «Мати скорбящих» – называли сестру солдаты. Рослый турок, раненный в спину навылет, как только его внесли на носилках на вал, схватил руку Васильевой, прижал ее к губам, а у самого слезы так и стоят в глазах. «Ишь, гололобый, разжалобился!..» – растроганно промолвил один солдатик.

Протоиерей Г. Дьяченко

Жили рядом два брата, оба женатые. У младшего было четверо детей, а у старшего детей не было. После отца они землю не делили, а сеяли сообща. Поспел хлеб, убрали и поделили поровну на каждого брата.

Пришла ночь. Лег старший брат, не спится ему, и думает: «Хорошо ли мы хлеб поделили? У брата семья больше, ему на детей хлеба больше надо. Пойду сейчас отсыплю ему из своего зерна так, чтобы он не знал». А младший брат проснулся ночью и тоже стал думать, верно ли хлеб поделили. И пришло ему на мысль: «Мы с женой оба молодые, здоровые, и дети на помощь растут, есть кому работать, а брат один, слабее меня: надо ему хлеба от себя прибавить». Встал он ночью и перенес хлеб в закром брата. Днем смотрят братья – обе части равны. Подивились братья, а ничего друг другу не сказали. На другую ночь опять то же сделали, только в разное время, и опять не повстречались. И снова обе части хлеба стали равны. И так несколько ночей братья хлеб друг другу носили, пока не встретились.

И поняли тут братья, отчего у них всегда хлеба поровну оставалось.

В первые века христианства в одной пустыне жил старец, о котором рассказывали следующее.

Когда этот старец жил еще в своей деревне, то поступал так: зная, например, что кто-то не может по бедности засеять свое поле, он отправлялся ночью на поле бедняка, захватив семена и рабочий скот, и засевал его.

Под старость он ушел в пустыню и имел такое же сострадание к ближним. Старец обыкновенно ходил на дорогу, ведущую от Иордана к Иерусалиму, брал с собой хлеб и воду. Если встречал путника, утомленного ношей, брал на себя его ношу и провожал его до горы Маслиной. Возвращаясь оттуда, он нес ношу других путников, которых встречал по дороге, и провожал их до Иерихона. Таким образом, всегда можно было видеть старца то обливающегося потом под тяжелой ношей, то несущего на плечах чье-либо дитя. Иногда, сидя на дороге, чинил обувь странникам, для чего имел всегда при себе все нужное; иных поил водой, которую носил с собой; другим подавал хлеб. Если видел нагого человека, снимал с себя платье и отдавал ему. Если находил мертвого на дороге, творил над ним молитвы и предавал погребению. Словом, целый день можно было видеть его в трудах и заботах ради ближнего.

Дети, любите друг друга!

Многих из вашего круга

Участь тяжелая ждет.

Но кто любим и кто любит,

Жизнь того не погубит

В омуте мелких забот.

Стойте за слабую братью

Дружною плотною ратью.

Родине в годы невзгод

Жертвуйте потом и кровью.

Только такою любовью

Жив человеческий род!

А. Плещеев

(Мф. 25, 36)

Однажды пришлось мне пробыть несколько месяцев в Якутске, где архиереем в то время был Преосвященный Иннокентий¹. На службе в соборе в Светлое Христово Воскресенье были губернатор, чиновники, купцы. Народу собралось видимо-невидимо. Служил сам Владыка.

После обедни он благословил всех нас, со всеми похристосовался.

– Ну, – говорит, – а теперь прошу за мной! Губернатор, чиновники и все мы недоумевали: куда он ведет нас? Смотрим, а он из церкви – прямо в острог. С каждым заключенным христосуется и каждого одаривает на праздник от скудных своих средств. И что за лицо у него было при этом: ясное, тихое, покойное! Невольно и мы полезли в карманы и выложили кто что мог. Набралось много денег, которые были подарены арестантам. Тогда только Владыка, еще раз благословив всех, отпустил нас по домам.

Салтыков

Старец Серапион был совершенный бессребреник. Из имущества единственно что у него было, так это очень дорогое Евангелие.

Однажды Серапиону пришлось идти в город Александрию. Время было холодное, а бедная одежда едва прикрывала изнуренное постом тело старца. На дороге святому встретился нищий. Старец остановил его, снял с себя одежду и отдал ее нищему. Оставшись нагим, он сел у дороги, держа в руках Евангелие. Скоро показался один путник, хорошо знавший святого. Увидев его нагим и думая, что его ограбили разбойники, он с сожалением спросил:

– Кто это так безжалостно раздел тебя?

– А это оно меня так раздело, – ответил святой Серапион, указывая на Евангелие.

Скоро случилось, что у старца не стало и Евангелия. Как-то Серапион встретил человека, которого заимодавцы вели в тюрьму за долг. Несчастный не платил денег не по своей вине, да и к тому же был обременен большой семьей.

Сердце святого милостивца не стерпело горя страдальца; он немедленно продал в уплату долга и свою одежду, и последнее Евангелие, а сам нагой пришел домой.

– Где же твоя одежда? – спросил его ученик.

– Я послал ее туда, – ответил святой, – где всем нам кроят и шьют.

– А Евангелие?

– И оно теперь там же.

Ученик изумился и выразил сожаление.

– А не Евангелие ли, – сказал старец, – всегда твердило мне: «Продай имение твое и раздай нищим»? Теперь я только прав перед Евангелием, что не пожалел и его.

Увидишь ли убогого

С сумою бедняка,

Просящего немногого –

Насущного куска,

Подай ты неимущему!

Ведь милостыню ту

Подашь ты вездесущему

Спасителю Христу.

Увидишь ли ты странника,

Уставшего в пути,

Как Божьего посланника

Его ты приюти.

1

В первые века христианства жил на Востоке богатый человек, по имени Герасим. У него были свои дома, сады, более тысячи рабов и очень много всяких драгоценностей. Однажды он заболел и едва не умер. Когда Герасим выздоровел, он сделался христианином и роздал все свое богатство бедным, а сам ушел в пустыню. Пустыня была дикая, где не жил ни один человек, а только рыскали звери да ползали змеи. Нашел Герасим большую нору под меловым камнем, натаскал туда тростника и стал жить.

Как-то идет Герасим на Иордан за водой, а навстречу ему – лев. Зверь издавал страшный рев от боли в лапе, в которую вонзилось острие тростника. Лапа распухла, и лев хромал.

Увидав старца, лев подошел к нему и поднял больную лапу, словно прося о помощи. Герасим не растерялся и начал вынимать из раны тростник.

Лев от боли трясся, страшно ревел и норовил схватить Герасима за руку, но Герасим его не испугался и вынул все занозы.

Потом он стал обмывать раны льва и подносить к его разинутой пасти воду в пригоршне. Лев лакал ее воспаленным языком с ладони, а Герасим удивлялся, как это ему не страшно?

Повторилось это на другой и третий день, а на четвертый, как пришел Герасим к реке, смотрит: поднялся лев и тоже плетется за ним.

2

При жилище Герасима был осел, и теперь старец, когда ему нужно было отлучиться куда-либо, поручал его льву. Однажды на пастбище осел ушел от льва на далекое расстояние и заблудился, а в это время из Аравии проходили погонщики верблюдов. Поймав осла, они скрылись, а лев вернулся угрюмым и пристыженным к Герасиму.

– Где осел? – спросил он льва. Лев стоял с опущенными глазами.

– Ты съел его?.. Ну, так отныне будешь исполнять его работу.

И стал лев с тех пор по повелению старца носить большой мех с водой. Прослышали про это люди, и пришли они к старцу Герасиму.

– Признайся нам, – сказали они, – ты или волшебник, или в тебе есть особая сила, какой нет в других людях.

– Я обыкновенный человек, – отвечал Герасим, – и сила во мне такая же, как у вас у всех. Если захотите, и вы все это можете сделать.

– А как же этого можно достигнуть?

– Поступайте со всеми милостиво, добивайтесь всего добром да лаской.

– Как же с лютым зверем быть ласковым – он погубит!

– Эко горе какое, а вы об этом не думайте и за себя не бойтесь.

– Как же можно за себя не бояться?

– А вот так же, как вы сидите теперь со мной и моего льва не боитесь...

Вскоре старец Герасим умер и его похоронили. Случилось, что льва в это время не было. Когда он вернулся, то стал искать старца, отказывался от пищи и, озираясь по сторонам, издавал жалобные стоны. И чем больше за ним ухаживали и утешали, тем больше становилась скорбь зверя. И голос, и морда, и глаза льва выражали глубокую тоску. Тогда привели его на могилу преподобного Герасима. С тех пор лев не уходил с могилы своего друга. Он то ревел, то бился головой о землю, пока не умер здесь же.

Святой Сампсон родился в Риме и юношей выучился врачебному искусству. По смерти своих родителей он переселился в Константинополь, где Патриарх рукоположил молодого врача во пресвитера.

Вскоре тяжело занемог греческий царь Юстиниан. Придворные врачи оказались бессильны помочь. Тогда император обратился к Богу и после усердной молитвы был извещен во сне, что только Сампсон может избавить его от болезни. И, действительно, благодатный врач поднял царя с постели. Благодарный монарх одарил Сампсона богатыми дарами, но святой ничего не принял от царя.

– Если благоволишь оказать мне милость, – сказал он, – то прошу тебя об одном: во славу Бога и для твоего спасения повели близ моей хижины построить гостиницу-приют, где бы я мог принимать больных и странников, успокаивать и лечить их, этим ты утешишь и мою старость.

Юстиниан исполнил просьбу святого и выстроил странноприимный дом, где до своей смерти святой страннолюбец лечил и покоил всех обращавшихся к нему. Так заслужил блаженство на Небе странноприимец Сампсон, выполнив заповедь Спасителя: «Блажени милостивии, яко тии помилованы будут» (Мф. 5, 7).

«Житие святого Сампсона»

Из святого Евангелия мы знаем, что тот, кто только прикасался к краю одежды Спасителя, уже исцелялся от своих недугов. Об Апостоле Петре повествуется, что люди клали своих больных на улицах, где он должен был проходить, чтобы тень Апостола в сумерках могла падать на них и исцелять их.

Этот пример следовало бы применить и в нашей жизни: мы должны быть настолько проникнуты Духом Господним, чтобы при встрече с людьми, нуждающимися в нравственной помощи, могли бы пойти им навстречу с полной готовностью исцелить их душевные раны и поддержать бодрость духа.

Каждому из нас приходилось встречать таких людей, которые благотворно влияли на расположение нашего духа и которые своими добрыми, разумными советами направляли наш ум на плодотворную деятельность.

Испытав на самих себе ободряющее влияние таких людей, мы должны и со своей стороны стремиться к тому, чтобы и наша жизнь служила источником добра, душевного мира и благодати, чтобы никто не уходил от нас, не почувствовав себя успокоенным и ободренным, благодаря нашему влиянию и любовной отзывчивости.

Одно из дел духовной милости состоит в том, чтобы отклонить грешника от греха. Дело это имеет великую цену в очах Божиих. Обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов (Иак. 5, 20). Но, имея великую цену в очах Божиих, святое дело это не легкое. Возьмем для примера хотя бы следующий случай. Вот перед вами человек, впавший в глубокий грех, близкий к отчаянию. Как вы станете спасать его? С чего начнете? Что будете говорить? Чем к Богу обращать?

Ответ на эти вопросы мы можем найти в Житии преподобного Иакова-постника. Однажды Иаков впал в тяжкий грех и после этого сказал самому себе: «Теперь все равно я погиб безвозвратно, а поэтому оставлю иночество и пойду в мир». С этими словами вышел он из пещеры и пошел, куда глаза глядят. На дороге встречает его один человек и по приветствии просит, чтобы Иаков посетил его келлию. Иаков долго не соглашался, но незнакомец умолил его. Когда они пришли в келлию, хозяин омыл ноги Иакову и предложил ему пищу. Иакову было не до еды. Он постоянно вздыхал и бил себя в грудь. Встретивший стал успокаивать его, пал ему в ноги и, наконец, убедил разделить с ним трапезу. По вкушении пищи хозяин келлии говорит Иакову: «Отче, скажи мне что-нибудь на пользу!» Тогда Иаков зарыдал и воскликнул: «Горе мне, в страшные грехи я впал!» И вкратце передал печальную историю своего падения. Тогда пригласивший припал к его груди, начал его успокаивать и сказал: «Умоляю тебя, не отчаивайся, покайся, и Господь простит тебя: милосердие Его неизреченно. Он простил и Давида, впавшего в тяжкие грехи; и Петра, отрекшегося от Него трижды; простит и тебя!» Потом, боясь, чтобы Иаков в отчаянии не сделал чего над собой, он пал ему в ноги и снова стал умолять, чтобы не уходил от него. Когда же Иаков на это не согласился, хозяин келлии снабдил его на дорогу пищей, пошел проводить его и всю дорогу не переставал умолять, чтобы он прибегнул к покаянию. Чем же это кончилось? Тем, что кроткое и благоразумное обращение с грешником принесло благие плоды. Иаков от отчаяния перешел к надежде на милосердие Божие, обратился к Богу с мольбой о помиловании и получил прощение.

Апостол Петр был заключен в темницу и закован в цепи. Все христиане, знавшие об этом, молились Богу о его избавлении. В ночь, когда царь Ирод хотел вывести Петра из темницы для того, чтобы учинить над ним свой неправый суд, Апостол спал перед дверями тюрьмы, его караулили два воина. У дверей также стояла стража. Избавление святого представлялось невозможным. Но горячая молитва верующих сделала чудо. В темнице вдруг предстал Ангел. Он разбудил Апостола, снял с него оковы и вывел на свободу.

Жил на свете один престарелый законоучитель, отец Матфей. Горячо любил он детей и всю жизнь свою посвятил школе. Без перерыва учил он детей добру и правде и наставлял их на путь христианской жизни, оберегая от дурных наклонностей и пороков.

– Дети мои, – говорил он непрестанно, – живите во славу Божию и на пользу ближним.

И много детей прошло его школу. Состарившись, батюшка стал прихварывать. Захотелось ему перед смертью повидаться хоть с некоторыми из своих бывших учеников, чтобы убедиться, какую пользу он принес своим питомцам. Отец Матфей напечатал объявление в газетах, приглашая их собраться... Ученики откликнулись. Одни приехали на встречу на своих лошадях, другие – в нанятых экипажах, а многие пришли пешком.

Обрадовался старый священник приезду своих питомцев и стал расспрашивать их, как и чем они живут, как устроили свою жизнь, что их печалит и что радует. Приехавшие в собственных экипажах стали хвалиться своим почетом и богатством. А пришедшие пешком жаловались на свои недостатки и тяжесть трудов. Скорбно, с тяжелым чувством слушал их старый учитель Закона Божия, всегда предпочитавший счастье ближних своему собственному счастью и благополучию...

– А ты как? – с тревогой спросил он своего бывшего любимца, скромно одетого мужчину, тихо сидевшего в уголке бедной учительской квартиры.

– Я... ничего... живу, слава Богу!.. – сказал тот, краснея.

– Что же ты таким грустным выглядишь? – спросил батюшка. – Или жизнь твоя незадачливо сложилась, или, может, несчастье какое, горе стряслось?..

– Нет, не то... Зарабатываю я порядочно. Люди меня любят... Но мне всегда жаль всех несчастных, голодных и обделенных судьбой... Увидишь иной раз такого бедняка – и сердце сожмется... Невольно отдашь весь свой заработок.

– Господи, благодарю Тебя! – воскликнул старый законоучитель. – Не зря я прожил свою жизнь.

Жил в Москве один благочестивый купец, который никому не отказывал ни в деньгах, ни в добром совете. Как-то в молодости приютил он калеку, который и пользовался всеми милостями своего благодетеля. Но вот купец умер, а наследники выгнали бедняка из дома. С горючими слезами пришел он на могилу покойного и, вдоволь наплакавшись, тут же уснул. Снится ему купец и так жалостливо велит ему: «Сходи к одному торговцу и скажи: «Ради тех красных яблок, о которых ты помнишь, окажи мне помощь», – и он тебе поможет. Ступай и молись Богу».

Проснулся калека, перекрестился и побрел туда, куда ему было сказано. Приходит в указанный магазин и застает там большую суету: кто отмеряет материю, кто считает деньги, кто записывает. Не без страха подошел он к хозяину, который сидел за большим прилавком.

Увидав калеку, купец поднялся и приветливо подал ему монету. Ободренный его добротой калека сказал, что видел сон: приснился ему покойный его благодетель и сказал вот что. Купец выслушал калеку со вниманием, потом положил на себе крестное знамение и сказал: «Если покойник велел дать тебе денег ради красных яблочков, я с удовольствием тебе дам!» И он велел приказчику тут же отсчитать три тысячи рублей. Никогда не видевший у себя столько денег, калека упал в ноги купцу: «Ни за что не возьму этих денег, пока вы мне не расскажете, что это за красные яблочки, ради которых вам не жаль такой суммы!»

Купец рассказал ему следующее: «В молодости я был очень беден и торговал яблоками на копейки. Покойный часто покупал у меня, чтобы только доставить мне пользу. Раз шел проливной дождь. Я промок до костей и очень озяб, продать за весь день не удалось ничего, так что вечером не на что было купить и хлеба. Иду по улице и кричу: «Яблоки красные, хорошие!» Покойный увидал меня в окно и позвал к себе. Вхожу во двор – полон дом гостей: это был день его свадьбы. Идти в палаты не смею, смотрю – он выходит сам. «Бедный, – говорит он, – что это ты в такой дождь не сидишь дома?» Я сказал, что еще не ел сегодня, ничего не удалось продать. Он взял у меня корзину с яблоками и говорит: «Мы тут пируем, братцы, гости любезные, а торговец этими яблоками еще не ел сегодня и просит купить у него этот товар». «А что вы заплатили за него?» – спрашивает один богач. – «100 рублей». «Это дешево, я даю 300», – говорит гость. «А я – 500! – говорит другой. – Надо помочь бедняку». Тогда хозяин сказал им: «Я уже раньше вас купил, – так не угодно ли у меня перекупить по 50 рублей за яблочко!» «Хорошо», – сказали гости, и золото посыпалось на стол. Было шестьдесят яблок, и покойный вынес мне за них 3000 рублей. Со слезами радости и целым кошельком червонцев пошел я прямо в церковь поблагодарить Бога. «Не попусти меня, Господи, загордиться, – так я молился, – подай мне, Господи, смысл и умение, как распорядиться этим добром честно, во славу Твою, на счастье себе и ближним моим!» Вот с чего разжился я по милости Божией, вот почему с радостью и даю тебе эти деньги».