Июнь. Книга 1

IV

Остановимся еще на одном существенном пункте нашего вероучения, соблазнительном для Л.Н. Толстого, – на догмате о Св. Троице. Многое из сказанного нами выше уясняет и этот догмат.

Первое наше объяснение и здесь: «Он сказал». Слово и откровение Господа Иисуса – вот наша основа. Учение о Троице, как хорошо известно Льву Н-чу, скорее соблазняет «внешних» и удаляет от Церкви, чем приближает к ней; поэтому подлога в Евангелии по поводу этого учения нельзя искать. Нельзя предполагать и ошибки, так как это учение тесно и гармонически связано со всем мировоззрением и богословием Евангелия. Учение Иисуса Христа об Отце, о Себе Самом, как превечном Сыне Его, единосущном и единородном, и об Утешителе-Духе, о крещении во имя Отца и Сына и Святого Духа, – всё это каждый может видеть в Евангелии, как основу и сущность всего его догматического учения.

«Человек – сын бесконечного начала», скажем словами Льва Н-ча, но сам – существо вчерашнее и ограниченное. Ни все возможности бытия мирового, ни все потенции и понятия духа не могут считаться его совершенным достоянием во всей полноте. В жизни мира и особенно в этом «бесконечном Начале» для него много совершенно новых, не сводимых на его наличные понятия, потенций. Мой разум – всплеск мирового Разума; этот Разум бесконечно выше меня, он неисчерпаем для меня и вечно нов. Он открылся нам, возможно ясно и определенно, в терминах наших понятий; но углубиться далеко внутрь Его откровений, перейти в мир Его потенций и понятий, – а их так же нельзя исчерпать, как ложкою море, – это для нас пока преждевременно. Для простой веры словам Божиим и такого сознания достаточно; для высшей же есть путь (конца которого, правда, мы еще не видим) к более полному и ясному разумению Божиих откровений, так как Бог Сам ведет человека к полноте Своего света и совершенства, Сам этого хочет для него.

Как изъяснялось выше, учение о едином личном Начале бытия, Боге, – необходимо рациональное требование религии, нашего духа и совести. В учении Евангелия это Начало раскрывается как единство по существу трех Божественных Лиц. Иисус Христос есть Бог истинный (Ин.20:28, 29; 1Ин.5:20); но Он отличает Себя от Отца, говоря, что Он – Сын, но что Он, однако, едино с Отцом, Отец – в Нём, видевший Его видел Отца. В служении и любви Сына Божия нам явился Отец, открыв нам чрез Него Свою искупляющую и восстановляющую падшего любовь. Затем, в сошествии, дарах и действиях Духа Святого Он явил нам Свою духовную животворящую силу, как жизнь равномощного и равнобожественного Ему Лица.

Вся жизнь Иисуса Христа по Евангелиям, все Его слова, дела и чудеса, весь смысл Его учения и жизни привели и приводят «чистых сердцем» к тому результату, какой мы видим в исповедании Его учеников: «Господь мой и Бог мой» (Ин.20:28; 1Ин.5:20; Мф.16:16; Ин.6:69)! Евангелие было бы совершенно непонятным, самопротиворечивым и немыслимым фактом, если бы можно было не признать божественности Христа. Без совершенной очевидности того, «что Иисус есть Христос, Сын Божий» (Ин.20:31), не было бы ни проповеди Апостольской, ни Евангелия, ни Церкви. За буквальную подлинность Евангелия, как говорилось раньше, ручается вся почти двухтысячелетняя история Церкви, её безусловное благоговение даже к малейшей йоте или черте Евангелия и многие непререкаемые исторические памятники и свидетельства. Но и без тщательных исторических исследований самый тон, дух и смысл Евангелия слишком необыкновенны и, без малейшего сомнения, делают очевидною для читателя (если только в нём самом нет болезненных неблагоприятных условий) совершенную психологическую и фактическую невозможность человеческого творчества или подсочинительства в этой книге. Уяснявшийся выше, подлинно евангельский необъятный и необходимый (истинно Божественный) религиозный смысл дела и жизни Иисуса Христа, абсолютно-безгрешный мировой характер Его учений и заповедей, их не-человеческая сила и власть, – всё это в связи с чудесами и воскресением, с ясной и простой необходимостью уверило и уверяет Его последователей в Божестве Его и в безусловной правде Его свидетельства об Отце, о Себе и о Духе.

Непосредственное прикосновение Божества ощутительно сказалось в первые века нашей эры: дары языков, чудес, мученичества, пророчества, веры, разумения и др., – вот силы и действия Духа Святого в сердцах верующих; это – дары жизни духовной, необходимые нашему часто до отчаяния косному и инертному существу, – дары, согласные с нашим понятием о Боге, имя Которому – Любовь. Этот факт раньше был истолкован Христом, как «утешение», как личное действие «Утешителя». Конечно, могли бы быть заблуждения в учении об этой вдохновляющей Силе (модализм), если бы не было точного и определенного учения Христа. Он говорил Своим Апостолам, что вместо Него придет «другой Утешитель», другой Посланник от Отца для научения и спасения людей (Ин.14:16, 17, 26, 15:26, 16:7, 8, 13, 14) и повелел им крестить спасаемых «во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф.28:19)», поставивши имя Святого Духа рядом и в одном смысле с именем Отца и Своим.

По учению Иисуса Христа, Бог – един (Мк.12:29); однако имя Его есть «имя Отца и Сына и Святого Духа». Господь хранил учение об едином Божестве от умаления и искажения его неверующими в Него (Лк.18:19); однако ублажал тех, которые, не осязая и не видя Его, поверят, что Он – Господь их и Бог их (Ин.20:28, 29). Отец, Сын и Святой Дух раздельны лично, различаются по именам и отношениям, но Они – одного существа; что имеет Отец, то принадлежит Сыну, то дает и Дух Святой (Ин.10:30, 14:10, 15:26, 16:13–15). Сын и Святой Дух отдельные от Отца Лица, однако они нераздельны с Его существом: Сын рожден от Отца и Дух Святой исходит от Него; Они, как и Отец, суть самостоятельные личные безусловные выражения единой Божеской жизни, единого Божеского существа, по которому Они – нераздельное единство.

Таким образом, мы имеем пред собой, как непогрешимое слово и заповедь Христа, как подлинное учение Евангелия, – исповедание Бога Единого в трех Лицах.

В этом учении Льву Н-чу непонятно наше единобожие: единство Божественности, равенство и единосущие трех Лиц Божества. То, что не одна личность в Боге, а три, на это мы можем только сказать: так нам открыто, – Бог – Триедин. В этом учении подлежит, конечно, уяснению не слово или цифра три, а единство Трех. Учение, открытое Богом, остается таковым, много-ли, мало-ли мы его уясняем для себя. Совершенного конкретного его разумения мы пока не имеем: оно совершенно примитивно, внеопытно; Божественное Триединство не имеет почти никаких аналогий в нашем земном мире. Однако, так как мы «чада Божии» и «причастники Божеского естества», участники Божией жизни, то для нас должны быть и действительно существуют пути к постепенному, всё более и более совершенному, конкретному и полному уяснению его.

Из всего ранее нами сказанного можно видеть, что сущность христианского учения состоит в том, что «любовь Божия» (Рим.5:5; Еф.3:19), или жизнь Отца (1Ин.1:2), т. е. нравственное содержание существа Божия (раскрывшееся в деле и любви Иисуса Христа) делается достоянием человеческого сердца и полагается в основу его жизни, как Божественный всеобщий жизнесозидательный принцип. В развитии всех высших сил и способностей нашего духа мы наблюдаем частное многостороннее раскрытие этого единого принципа. Человек истинно может жить только по Творческим законам бытия, по разуму Божию, по идеалам Божественного совершенства. Ум у нас такой, а не иной, потому, что такова его природа и таким развивают его факты и впечатления мира; а в этой созидающей и воспитывающей наш ум среде выразился Разум Творца. Кто шире имеет опыт в познании природы мира и духа, кто дальше в неё проникает и кто объективнее мыслит, тот и стоит ближе к идеалу познания. Полнота этого идеала есть совершенное согласие и единство ума с разумным Началом мира, – усвоение разума Творческого во всей его полноте. И этот Разум – один. Одна истина. Несовершенных субъективных мнений много, но объективная безусловная истина одна: на ней стоит один мир, утверждается одна мировая гармония и один порядок. Иначе нельзя: не было бы жизни, а было бы уничтожение: по двум идеям устроить одного предмета невозможно. То же самое должно сказать об основных принципах нравственности (добро), искусства (красота), и счастья (совершенство). О какой бы стороне в развитии нашего духа мы ни говорили, мы непременно убедимся, что основа в её развитии одна и что корень и полнота её – в Боге. Хотите познания – вас удовлетворит только безусловное совершенное ведение и всеведение; идете к добру – вас мучит и тень зла; ищете прекрасного – по ступеням условной красоты вы взойдете до жажды безусловной и вечной красоты, зрелище которой дало бы высшую ценность вашей жизни, очищая её и отражаясь в ней. Так и во всём: чем выше и нормальнее человек по духовному развитию, тем больше он жаждет благости, всемогущества, всемирного торжества идеалов своей совести, самого близкого и плодотворного участия в каждой жизни, полноты всеобщей радости и т. д. Всё это – свойства Божественной жизни, единственной, доступной человеку только при возможном для твари единении с Богом. Полная мера развития и удовлетворенности духа есть, таким образом, усвоение единого Божественного существа, так или иначе посредственно открытого или доступного непосредственно. В этом усвоении – бесчисленное количество ступеней невольных и вольных, настоящих и будущих, но в общем – смысл мирового процесса в царстве людей (духов) не может быть представлен иначе. Начинаясь с усвоения малейших посредственных выражений Творческого ума и воли, подлинное развитие духа человеческого может завершиться только при непосредственном, существенном и реальном единении с одной подлинной основой и началом всего существующего, с Богом – во всей полноте славы и жизни Его существа. Тогда мы «будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1Ин.3:2; ср. 2Кор.3:18), и «будет Бог всё во всём» (1Кор.15:28)!

Итак, непреходящая основа и вечное содержание нашего подлинного и полного существования есть единая жизнь Божия, содержание единого Божественного Существа; – единого, потому что оно – единый Разум, единая истина, единое созидающее Начало мировой жизни. Следовательно, живя и развиваясь истинно, объединяясь с этим подлинным единым началом нашей вечной жизни, мы все приходим к единству. В конце своего развития все личности живут единым существом Божиим; сущностью, ценою и смыслом их бытия становится сущность и слава бытия Божия.

Это и есть идеал, поставленный Иисусом Христом, как цель для человечества, созидаемого постепенно по образу Создавшего его. «Да будут все едино (молился Он): как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино… И славу, которую Ты дал Мне («славу Единородного»), Я дал им: да будут едино, как Мы едино». Сущность этой славы и путь к единству – любовь Божия: «Ты возлюбил их, как возлюбил Меня; и Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет и Я в них» (Ин.17:21, 22, 23, 26).

Этим высочайшим идеалом человек призывается к существенному участию в глубочайшей сокровенной жизни Божией. Однако это – не уничтожение личностей, не слияние их в какое-либо иное бытие, а подлинное их утверждение и расцвет. Единственно, где личность имеет полную свою цену и целость, так это именно в Боге; всё частное, индивидуальное имеет полную свою цену в подлинной жизни человека, всё истинное служит его цели, всё доброе имеет своё прочное место в разнообразном и многосложном выражении любви и воли Божией, всё от Бога и для Бога; а на личные жизни Он наложил вечные черты Свои – самобытность и самостоятельность. Драгоценно не какое-либо общее безразличное единство, а именно единство личностей, единство при резко выраженной каждой индивидуальности. Истинное развитие именно личностей ведет к подлинному предначертанному нам расцвету нашего существа до единосущия³²⁷ его с Божественными Личностями и в Боге – со всеми прочими тварными.

Теперь, думается, нам несколько понятнее, что такое – единосущие личностей. Это – подлинная всесовершенная жизнь личного духа; единоличная жизнь не может быть жизнью любви, это было бы умалением (регрессом) личной жизни. В учении о Св. Троице нам открыта внутренняя жизнь Божия, и из этого откровения нам отчасти понятны её совершенство и полнота. Существо Божие едино, но оно есть нераздельная жизнь трех Божественных Лиц. Три Божественных Лица, но – Они едино по существу: едина их истина, любовь, святыня, нераздельна их сила и власть жизни – единое разумное и благое начало всякого бытия.

Имена Отца, Сына и Св. Духа, с учением о «рождении» и «исхождении», указывают на различие Личностей в Боге и на их ближайшие, в единосущной жизни, отношения, и при том – для людей, человекообразно; так что здесь нет указания на временное будто бы начало бытия Сына и Св. Духа: Отец, Сын и Св. Дух – единое, нераздельное, вечное и безначальное бытие, Отец никогда не существовал без Сына и Св. Духа, рождение и исхождение, это – образные человекопонятные, хотя и наиболее близкие к существу предмета, обозначения, полный их реальный смысл – тайна бытия и существа Божия.

У нас есть надежда на полное успокоение ума от всех, мучительно его волнующих, вопросов, недоумений и непониманий. Мы поймем во всей полноте жизнь Божию, когда «будем подобны Ему», когда «увидим Его, как Он есть». Слова Господа Иисуса уверяют нас, что движение подлинного высшего развития человеческого духа направляется к участию в Божественной единосущной жизни Св. Троицы. Только мы пока не можем представить себе с совершенной ясностью тожества или конкретного единства существа личностей в царстве Отца. Нам представляется пока какое-то общее, отвлеченное, нравственное единство; тогда как в Боге оно мыслится, как метафизическое конкретное единство существа Божественных Лиц, подобно тому, как если бы силы души нашей, ум, чувство и воля, имели отдельные личные сознания и все-таки составляли бы одно существо нашего духа. Но не загадка ли для нас и наша природа? известны ли нам подлинные вечные связи и взаимовлияние душ наших? Не к одному только нравственному единству мы восходим: каждый момент нашей подлинной вечной жизни должен быть поставлен в связь и под влияние единой Божественной жизни и силы. Не придем ли мы все к совершенному единству по всем сторонам нашего бытия: не заменится ли разделяющая и сковывающая нас наша многосложная природа единством и свободой Божественного существа, к которому привьются вечно самостоятельные личности? Почему отъединенная личность замирает? почему мы развиваемся при единении с другой личностью? почему тяготеем к личности иного, чем мы, склада ума, воззрений, чувств и характера, не теряя, а усиливая свой склад и характер? Как будто у каждого есть своя заветная идея и мысль, составляющая необходимый момент в единой мировой Идее и Мысли, необходимый аккорд в общей вечной гармонии любви; в силу чего каждая личность дорога и незаменима для всех и все для каждой… Не известно еще, что будет! А когда будет известно, будем подобны Создавшему нас, потому что увидим Его, как Он есть (1Ин.3:2).

Личные жизни стремятся к единству, к полноте любви. Что разделяет их? Их несовершенная, неразвитая или уродливо искаженная природа. Исправление и развитие этой природы или существа их совершается по единому идеалу (объективному, безусловному). Развиваясь и ища любви, мы стремимся прийти к полному согласию и единству в самом дорогом и основном содержании нашего существа в истине, в разумении, в чувстве, в добре, в поклонении Высшему. Условные моменты этих сторон бытия – разнообразны и противоречивы; совершенные их полнота и истинность представляют безусловное единство и высочайшую гармонию. Развиваясь, мы приходим, поэтому, к единству того, чем живем, к единству существа. Полнота и истина наша, т. е. безусловное совершенство тех сторон нашей природы, какими мы подлинно живы и в каких ищем всеобщего согласия и единства, – в существе и жизни Бога; в Нём, значит, – наше единство. Безусловно-полное и совершенное отражение Его есть, таким образом, принцип единства личностей по существу. – Личности объединятся при полном развитии (по образу Божию) своего существа, но и при совершенном развитии личного сознания. Замечательно, что, чем выше наше развитие по общечеловеческому идеалу; тем развитее и крепче в нас наше личное сознание, чувство своей самостоятельности, самоответственности и свободы. При полном совершенстве нашего существа в Боге, безусловность и самостоятельность нашего личного сознания также всецело усовершатся. В этом завершении бытия – личности каждая по своему выражают единое подлинное бытие – Божие. Это Бытие – едино, разделение в нём – только личные разнообразные его выражения. Если бы оно не было единым, то не было бы удовлетворения и покоя личным жизням, ибо смысл их бытия в полноте любви и единства. Если бы не было различия личностей и их отношений на лоне «единого», – в этом едином не было бы жизни (в её высшем нравственном смысле). – Такое единство личностей на лоне существа Божия, очевидно, должно мыслиться не в общих и отвлеченных чертах, а со всею строгою и конкретною определенностью. Вполне живы и совершенны не моменты нашего размышления о жизни, не представления и внутреннее переживание её на основании этих представлений, а непосредственное конкретное восприятие её. Поэтому наше совершенство в Боге есть конкретное восприятие Божественной жизни. Жизнь Божия будет в то же время жизнью и всех связанных и объединенных в Боге личностей: в царстве Отца мы будем жить – Его мыслями, чувствами, хотением и делами, которые будут достоянием высшего развития нашего личного разума и нашей личной свободы. Это и есть то, что разумел Апостол, говоря, что «будет Бог всё во всём». Во всех личных жизнях Бог будет всем, чем они живы, – их существом и все они с Ним и в Нём будут «едино».

Это – высшее, ближайшее и опытное проникновение в тайну единосущия Божественных Лиц. Тогда откроются нам эти тайны и нашей, неведомой нам в целом, жизни и божественной. Начало этих откровений мы имеем и теперь, ибо и теперь «мы им, Богом, живем и движемся и существуем» (Деян.17:28).

Полное единство с Божественной жизнью это – перспектива нашего бесконечного развития. Но, конечно, и целая вечность не наполнит беспредельного расстояния между Творцом и тварью. Одно дело – единство тварных, изменчивых, условных и ограниченных существ и личностей, и совсем другое – безначальное и совершенное вечное единство по существу Творческих безусловных Личностей. Поэтому нужно сказать следующее: для Бога всё возможно, всё – в деснице Его, нет предела Его снисхождению и любви, всё Он может нам дать, но если бы что и осталось для нас вечной тайной в Его существе и жизни, даже в нашей собственной природе, то неужели бы мы соблазнились этим, неужели стали бы требовать у Него отчета?!

Для некоторых соблазнительна самая эта недозримая высота предначертанного нам идеала, так как в некоторые моменты, а иногда и во многие моменты своего существования, человек представляется ужасающим ничтожеством. Но, во-первых, он представляется таковым только с высот, на которых мы, значит, иногда стоим; почему низины не – наши падения? и почему высоты не – наша подлинная жизнь? Во-вторых, в том-то, между прочим, и состоит особенное, истинно только Богу свойственное, величие Божией любви и снисхождения, что Он зовет нас к славе Своей жизни из такого ничтожества. Многие из высших духов, призванные к этому, возгордились и пали. Теперь уничижением и кровью креста Сына Своего зовет Отец к участию в Своей жизни нас, зачатых из пепла и праха, рожденных во грехе, униженных падениями, отягченных страшной немощью своей плоти, но сознающих в себе проблески божественных черт, ощущающих прикасающуюся к нам благую и родную Силу, пред которой ничтожен весь мир, и горячим сердцем, живыми вечными корнями души приросших к Отцу своему, в Котором для нас – всё и без Которого все – ничто. Конечно, идеал слишком высокий, мы не осмелились бы сами и мечтать о нём, если бы Бог не создал нас по образу Своему, если бы не заповедал уподобляться Первообразу нашему и не ободрил бы сердца нашего высоким доверием, высказавши, что оно способно вместить любовь Сына Божия к роду человеческому, любовь Отца к Сыну и вечное причастие Духа Святого (Ин.15:12, 17:26, 14:16). С тою целью и изумил нас Отец снисхождением и уничижением Своего Единородного, чтобы мы не трепетали рабски от своего возвышения и приближения к Божеству. Тот, Кто внушил нам высочайший идеал жизни, дал нам и силу искать его и указал к нему путь.

Итак, в таинстве Св. Троицы нам уясняются сокровенные глубины жизни Божией и вечные перспективы нашей. Здесь уясняется для нас, почему Бог – любовь, почему образ и подобие Его и принцип жизни мира – «единство в любви». Здесь понятна нам любовь Бога не только как милующая и благодеющая, но и как любовь к предмету самодовлеющему для неё, к идеалу, к Богу (Ин.20:17), как любовь всеблаженная. Это – завершение системы христианского религиозного миропонимания; это – единственное освещение сущности, мирового значения и самоценности любви. Здесь мы видим корень и начало всякого единства, любви, добра и жизни на земле и всюду.

И если Сам Бог открыл нам это и повелел так проповедать, и если мы понимаем, что совершенное единосущие Божественных Лиц есть единое подлинное самоценное вечное бытие, к которому мы так рвемся, – единая основа всякого бытия и жизни, всякой любви и единства, то неужели мы будем шарлатанами, если не послушаемся Льва Николаевича и будем учить и крестить по заповеди Христа – во имя Отца и Сына и Святого Духа, убеждая людей соблюдать всё, что Он завещал нам?…

Вы – художник, Лев Николаевич. Даже по этим беглым штрихам и эскизам, какие мы пытались набросать в рассуждении, вы, думается, могли бы вообразить всю необъятную и дивно-гармоническую систему жизни и мысли, как её представляет христианское религиозное учение. Вы не найдете еще её подробного и полного научного изображения, это – неисполненное пока дело богословов, требующее всестороннего изучения всей жизни мира, всех откровений и дел Божиих и всех состояний и оттенков человеческого духа. Впрочем, это можно сказать о всех науках: пред каждой из них лежат необъятные перспективы. Набросать несколькими штрихами картину природы легче, чем подробно и научно описывать её. И как всё в природе неисчерпаемо, то тем более неисчерпаема природная действительность нашего духа и жизни Божественной. Важно установить основные пункты, с которых можно бы было обозреть всю картину жизни в её действительности, и с этим непосредственным созерцанием жизни не сравнится ни одно подробное художественное или научное её изображение.

Представивши нашу христианскую систему мировоззрения, вы может быть, убедились бы, что иначе понять жизнь мира мы не можем, что это всё объемлющая и всё объясняющая система, всему дающая свет и смысл, и что в основе её – Творческий ум.

Но кажется, что даже и по представленным нами беглым эскизам можно уже понять хотя бы то, что христианское церковное учение не на воздухе висит, не за копейку придумано, не эгоизмом обскурантов вдохновляется; что, исповедуя это учение, мы искренно веруем и знаем, во что веруем. Если так, то будьте и для нас братом и честным писателем, относитесь к нам, если уж так угодно вам истину за ложь почитать, как заблуждающимся, к несчастным, увлеченным, а не старайтесь причинить нам боль неправдою и грубостью своих речей.

Один Разум создал вселенную, и всё – в Нём имеет основание, объяснение и гармонию. Чем гармоничнее миропонимание и чем более широкую область обнимает оно, тем ближе оно к этому единому миродержавному Разуму. В этом отношении христианское мировоззрение единственно и незаменимо. Как истина Божия, коротко и ясно оно, и однако все необъятные системы мудрецов человеческих исчезают в нём. Вся жизнь мира озарена в нём, своим полным смыслом. Всё, начиная с мельчайшей пылинки, с бедного полевого цветка и до ближайших пламенеющих служителей престола Вседержителя, озарено для нас одной мыслью, одной любовью и властью, всё движется и живет по одному мановению, всё служит Единому. Нет такого порыва и чаяния духа нашего, нет такой радости и любви сердца, нет такого горя, падения или подавляющего испытания, которые не находили бы для себя во Христе, в Евангельском миропонимании, удовлетворения или надежды, объяснения или исправления, обличения или исцеления: всё здесь поставляется под единственно истинное и живоносное освещение. Это и созидает в христианине гармонию духа, тот «мир Божий», мир Христова Евангелия, «который превыше всякого ума и который соблюдает сердца наши и помышления наши во Христе Иисусе» (Флп.4:7). Этот мир и завещал нам Христос: «мир оставляю вам, мир Мой даю вам… Да имеете в себе радость Мою совершенную» (Ин.14:27, 17:13, 16:22).

Чему в мире дана свобода и путь самостоятельного развития, то или ищет «пути Божия», или живет по разным внушениям, рабствуя, вопреки своей природе, стихиям мира, или увлекается своим произволом; отчего или созидается гармония жизни, или производится нестерпимый диссонанс. Жить тем, что лежит в основе всей жизни мира, это значит стоять на единственном пути к правде, свободе и миру. Единое начало и основа жизни – «воля Отца», сущность и внутренняя жизнь святыни Его – «любовь Божия». Эта любовь, при непосредственном отношении к жизни Божией (новый «завет»), должна сделаться достоянием сердца человеческого, чтобы жизнь человека была истинною, полною силы, мира и правды, совершенного согласия с разумом и волею Бога. Жизнь Божия, открытая в учении веры нашей, отражается в наших душах, преображая их по образу Создателя, делая праведными, питая Его чувствами и волей. Так «оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа»; в этом для нас полнота вечных надежд, созидательной силой и залогом исполнения которых служит данная нам благодатная Божия сила, «потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим.5:1, 2, 5). Эта любовь источник той вечной радости, «которой никто не отнимет у нас (Ин.16:22), ибо мы уверены, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.8:38, 39).

Да, не по разуму мудрецов земных, не по любви благодетелей человеческих устроена жизнь мира и человека, а по разуму и любви Бога. Во имя своей мудрости и любви вы, мудрецы земные, не дали бы нам права постоянно звать Отца нашего и дерзновенно молиться Ему, вы отказали бы нашему ничтожеству в снисхождении Единородного от Отца, вы разочаровали бы всю радость жизни учением о торжестве вечной смерти.³²⁸ Только Божия любовь дала нам такие благодеяния, от которых доселе еще мы вполне не опомнились, от которых еще так сильно трепещет сердце наше и иногда готово чуть не противиться чрезмерной их благостыне! Но странное что-то происходит на нашей земле: Кто пришел во имя Отца Своего, во имя Его любви и воли, Того не принимают; а кто приходит во имя своё, во имя своего разумения и чувства, того принимают (Ин.5:43).

Нам хотелось бы, Лев Николаевич, внушить вам понимание этой оживляющей любви Божией, крестоносного призыва Сына Божия, в замену или живой расцвет вашей любви – то холодной и суровой, то ищущей себе покоя и тепла.

Почему эта благовествуемая нами любовь не переродила всей Церкви и мира? – спросите вы. В этом мы и вас согласны бы были послушать. В этом вы помогли бы нам, если бы доброжелательно и братски указывали, в чем грехи наши и мира, что делает нас глухими и слепыми к призывам Божией любви, в чем мы противоречим исповедуемому нами упованию? Разве мы говорили когда, что всё в жизни Церкви безусловно совершенно, всё от Бога, всё неизменно? Разве не вверена истина Божия и благодать человеческим силам и средствам, их свободе и вечному развитию? Неужели так трудно различить в жизни Церкви Божию силу и нашу немощь? Бичуйте нас за нашу несогласованность с волей и Духом Отца, но не пытайтесь унизить дела Божия, которым только и живо человечество. Чрез ваши мысли прошли многие служители веры и однако утвердились в ней. Соблазны и нетвердость первых шагов исчезают при дальнейшем более полном и жизненном восприятии учений веры, при дальнейшем неуклонном следовании по пути подлинной любви.

Вы не отклонились бы от единой истины, если бы не начали с отрицания личности. Все ваши понятия из мира нравственного стали двусмысленны, неточны, темны, имена великие отвлеченные и личные в ваших речах уже не могли иметь своей подлинной силы. Признав, что жизнь ваша – личная, вы на всю жизнь взглянули бы иначе. Вы с логической необходимостью признали бы личное разумное Начало жизни духа и мира и безусловную необходимость личного нравственного отношения к Нему человека. Вам представилось бы хулой на Бога, на Его любовь, если бы вам сказали, что Он не открылся, не подал руку помощи в деле очищения и вдохновения падшего, исстрадавшегося, ищущего и зовущего Его, человечества.

Вместо уяснения полной системы жизни вы остановились на некоторых, правда, весьма существенных, нравственных явлениях человеческого духа. Об этих явлениях вы сказали много живых слов, заслуживающих самой глубокой признательности. Но в целом и в своих отрицаниях ваше мировоззрение полно мучительных диссонансов, туманностей, мрака и неправды. Почти всё оно построено на основании того, что когда-то (не в минуту гениального озарения, конечно) вам показалось, что вы – безличное существо. Вы значительно пассивно усвоили некоторые фантастические положения материалистической науки, потому вам и показалось это. Но какое же это худое и малое основание для миропонимания!

Отрицая личную жизнь теоретически, вы в рассуждениях о нравственности чуть не на каждой строке говорите о ней, и без понятия о ней совсем ничего не осталось бы от вашей этики. Это – больной разлад мысли. Но почему он вас не беспокоит?

Вы свидетельствуете, что вы вполне успокоены своим мировоззрением. Но ведь вы почувствовали и поняли только то, что основа нашего счастья – самоотреченная любовь, имеющая сама в себе и для себя вечный смысл и цену. Это – превосходно; но что же вы сделали с остальными требованиями ума и духа человеческого? Разве вы ответили на все свои вопросы: зачем, почему, откуда? что такое мир, что такое я? Разве можно назвать ответами на них ваши туманные и условные объяснения, отрицающие самую законность вопросов? Вы успокоились на одной светлой точке; а что всё вокруг неё покрыто мраком, вас будто бы не беспокоит: то всё, будто бы, ненужное и пустое. Но неужели вся масса запросов человеческого разума сгинет от того, что вы не будете говорить о них? Вы нашли какое-то средство забыть их, отделаться от них без ответа. Но между тем это пренебрежение убийственно для той же самой вашей любви. Вы покойны, предположим, но это – покой уставшего ума, покой за который он боится и силится зачеркнуть беспокойные вопросы.

Пред фактом смерти ваше личное сознание мучилось от представления безучастной силы, которая разбивает всё, что вам особенно дорого. Вы искали признания и защиты своего «я» в законах и строе мировой жизни. Вне этого не было утешения для вас, как личности (Левин). Как же вы утешили эти стонущие порывы личного сознания? Коротко и не верно: «нет личности – ни во мне, ни в мире, ни выше его». Вечное духовное существо ваше требовало, чтобы развязали ему руки признанием его вечности и законности его непреходящих стремлений; без вечности жизнь сознавалась им, как бессмыслица. Удовлетворением будто бы этого требования было: «нет для тебя вечной жизни, смерть торжествует и должна торжествовать в индивидах, и только род бессмертен». У вас, кроме плотских, были главнейшие «духовные потребности»; их нужно было выяснить и удовлетворить для себя и для других. Как же вы разрешили эту задачу? «Труд физический для себя есть удовлетворение плотских потребностей, труд физический для других – удовлетворение духовных потребностей», решили вы; т. е. духа нет, всё – в плоти? Правда, по вашему – жизнь духа в любви; но цель, смысл и завершение этой любви есть плотский рай смертных существ на временной земле. А потом? вечный и безусловный нуль? В этом ли вдохновляющий смысл и разумная цель мирской жизни и любви? Впрочем, нужно жить настоящим, будущее нас не должно касаться, говорите вы; хотя, по законам нашего разума, мы не можем разуметь явления, если не знаем его следствий, конца, цели. И однако у вас есть будто бы «разумение жизни», даже такое, какое стало для вас «вместо Бога». По вашему учению – вечно и счастливо что-то общее, отвлеченное, а все отдельные особи – прах, тление, «для личности блага жизни недоступны». Но тогда что за смысл в осуществлении каких-то общих идей и состояний, которыми в частности никто не воспользуется? Правда, любовь – удовлетворяющее чувство, но зачем скрываться в него и находить в нём покой каждый раз, когда возникает пред сознанием тот или другой мучительный неразрешимый вопрос? Вам хорошо в рассуждениях о любви и больно размышлять над другими вопросами жизни, потому что ваше сердце и «разумное сознание» влекут вас к тому, что вы усиливаетесь всеми софизмами «плотского» ума отрицать.

Источник страданий, по-вашему, в личном сознании, в требованиях личной жизни, коим нет удовлетворения. Вы говорите: долой личность, нет её, и не чему будет страдать. Тогда и голодному нужно сказать: нет у тебя тела, – и будто бы он успокоится? Не думаем, поэтому, чтобы вы успокоились от своего отрицания. Сказать своему духу, своей, жаждущей жизни, личности, что их нет, не значит насытить их: они стонут в вас, что бы вы ни говорили, как бы ни уверяли в противном себя и других. Смерть остается пред вами бессмыслицей, и вам всё равно тяжело и противно убеждение, что из пыла вашей любящей души, из вашей философии и личной деятельности в конце концов вырастет только – лопух. Долго ли будут вас помнить, и больше ли добра, чем зла, останется в мире от вашей жизни, вы не можете поручиться. А если бы и поручились, всё равно это не искупило бы великого преступления мировой силы, которая убивает навеки живую, чувствующую, любящую и любимую личность, положим – Льва Николаевича. Пусть он сам отрекается от своей личности, но он не перестает быть личностью; его отречение болезненно-вынужденное, полное сильнейшего страдания и глухого, подавляемого сильной волей, страстного протеста, жажды жизни и любви. Если бы мы вместе с вами веровали в эту силу, темную, издевающуюся над законами любви, – силу, которая создала живую разумную личность, дала ей возможность сознать и оценить благо личного существования, всеми могущественнейшими средствами раздула в ней сильнейший огонь любви, теснейшую связь с подобными ей личными жизнями и нестерпимую жажду вечного бытия, и всё это затем, чтобы убить её беспощадно, на веки, при страшных корчах и криках её и связанных с ней других лиц, отрываемых от неё для отдельного уничтожения, – если бы мы веровали в такую силу, то все величайшие и чистые блага жизни сразу превратились бы в орудия ужасной пытки и насмешки над жизнью. Если бы мы так понимали мировую злую силу, деятельность которой сводится к топтанию наших сердец, то разве можно было бы говорить о какой-либо любви и разумной жизни: вся жизнь превратилась бы в зло отчаяния, бессильных слез, страстного протеста против этой «пустой, глупой» и слишком жестокой «шутки», кем-то разыгрываемой над человеком. Сила вашей любви, при ощущении этого мирового преступления, заставляет вас искать утешения; но иллюзорны утешения ваши. Будто бы будет благоденствовать человечество от вашей любви и вообще от дела и служения всеобщей любви, – это вас утешает. Да, Лев Николаевич, есть любящее, мирное, вечное и блаженное человечество, но нет счастливых людей: каждый пьет горькую чашу зла и страданий, чаша сладости дается как будто для того, чтобы потом, еще при жизни или при смерти, больнее чувствовать её лишение, над каждым висит меч ужасной, безобразной, всеуничтожающей смерти, каждый пройдет чрез муки уничтожения и из остатков каждого вырастет лопух. Да, если забыть людей, страждущих, не находящих смысла в жизни, убиваемых навеки и поруганных в чувствах и чаяниях своего сердца, то можно лелеять миф о каком-то «счастливом и вечном человечестве». Но неужели это утешительно?

В том, несомненно, – глубокий трагизм вашего положения, что сердце ваше жаждет огненной мирообнимающей любви, а вы, между тем, делаетесь гонителем любви Божией, единой чистой, вечно горящей, святой, оживляющей всякую душу. Вы – как заблудившийся сын, который страстно ищет отца, а когда отец приходит, он уже, впавши в болезнь, не узнает его. У вас душа христианская, а вы – в числе гонителей имени Христова, как некогда Павел, горящий и жаждущий духом, гнал Церковь Того Христа, за Которого он потом положил душу свою. И вам, Лев Николаевич, трудно идти против рожна. Ведь больно вам? Чем же объяснить ваше смятенное и тяжелое настроение духа, так ясно почти для всех заметное?

Единое оживляющее стремление вашего сердца – жить по воле Отца, Бога любви. И это вами разбито: «это – фантазия, Бог – во мне, Он – моё разумение». Ваши положительные чувства и любовь к Отцу жизни являются у вас как бы для того, чтобы усилить горечь ваших отрицаний… Единый был Безгрешный на земле, «прекраснейший более всех сынов человеческих», Сын и Посланник Отца, и Он назван соблазном, Он отвергнут. Одна была книга жизни, запечатленная Духом истины, и она объявлена злонамеренной подделкой и в целом – ложью, а ложь на неё – истиной. Кто берег каждую черту её – названы сочинителями и обманщиками, а кто расчеркал и растасовал её по своему – восстановителем подлинного её содержания и смысла… Лев Николаевич, да скиньте же повязку; ах, как вы были бы недовольны собой!…

Ясны и просты приемы вашего ума, горячего и напоенного чувством, жаждущего полных и ярких объяснений, – и туманна, противоречива, суха и холодна ваша безжизненная пантеистически-материалистическая метафизика. Так возвышенно вы говорите о духе, и все ваши стремления… сводятся к идеалу счастливой плоти. Так отрадны для сердца ваши речи о любви, и нет у вас мира. Больше, чем кто-либо, вы жаждете бессмертия, понимаете цену его и чувствуете его, как непреходящий смысл своего бытия, и однако – с редким ожесточением отрицаете его и при этом говорите: «я бессмертен, меня не забудут, дела мои не прейдут», и знаете, что это не бессмертие, а воспоминание о несуществующем и возрождение подобных вашим дел в других характерах, и однако успокаиваете себя: «это – бессмертие»… Разве это не крушение духа, не боль? Разве можно подменить непреходящие предметы живого чувства – фантазиями отвлеченных представлений?

Все ваши мысли, слова, произведения, чувства и дела представляются отдельными и разрозненными отрывками какого-то одного великого произведения; и во всех них чувствуется тяжелое томление, неразрешенные диссонансы; все они как будто мучительно рвутся, стремясь достигнуть «единой идеи», которая осветила бы высшим светом каждую их частность и слила бы их в одно гармоническое живое целое, от которого отпало бы всё чуждое, ложное, смертоносное, детонирующее.

Иногда музыкант наигрывает отрывочные аккорды и мелодии; в отдельности они хороши, а как целое немыслимы, производя невозможные диссонансы и противоречивые чувства. Но вот он догадывается, из какого произведения эти мелодии и звуки, какую должны выразить идею, по которой и нужно их расположить, откинувши чуждое и восстановивши всё подлинное; и вдруг сливаются эти разбитые звуки в мощную, ясную, полную огня и мысли гармонию. Так и разбитые силы, порывы и чаяния души стонут и рвутся, стремятся и падают, пока не взойдет над ними «солнце бессмертного Разума», единый Идеал жизни духа, который соберет, объединит и оживит все, до малейших, подлинные элементы и звуки души в единую, вечную, ясную и торжественную гармонию.

В каждой жизни дано много непогрешимых природных оснований, Творческих предначертаний, в которых человек не властен. Наша нравственная задача – вырасти из этих корней в зрелый плод духа, в законченное произведение, в целую гармонию. Возьмем ли мы готовую, заповеданную нам Отцом идею или тему жизни и, идя на неё, как на путеводный огонек, поднимаясь к ней, как цветок к солнцу, возрастем и исполнимся мира, или, неотступно созидая подлинную жизнь и мир души, найдем её как вывод из жизни, как идею, заложенную в нашу природу и раскрывшуюся в её развитии, которым она тайно руководила, это одинаково драгоценно; эти процессы живоносны каждый в отдельности, но еще более могущественны в своём стройном органическом взаимодействии.

Для вашего мира, Лев Николаевич, нужно вам признать, что Бог – больше, чем ваше «разумение», что не по вашему развивающемуся разуму, не по разуму мировому, поскольку он сознается и понимается вами, созидается жизнь мира, а по мысли Божией, по тому вседержащему Разуму, отдельные только лучи которого попадают в наше, всегда почти индивидуальное и одностороннее, сознание. Признав это, вы не стали бы так исключительно искать торжества своей идеи, дисгармонируя жизнь в себе и вокруг, а сделались бы более доступными восприятию единой Творческой идеи и воли, созидающей стройный порядок мировой жизни. Понявши мир не с точки зрения своего разумения и своей любви, а с точки зрения Разума и любви Божией, вы отнеслись бы к жизни мира с милосердием Отца, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных», вы не отнеслись бы презрительно ни к одной жизни и не вычеркнули бы равнодушно ни одного из упований живых; лелея каждое дыхание и радость жизни в стране испытаний и скорби, вы исправляли бы зло, как милосерднейший брат и врач, как посланник Бога любви и не отказали бы человечеству в тех великих надеждах, какие дал ему Бог и какие зажгли лучшие из сердец человеческих огнем вечной любви Божией.

Человеческое «разумение» действительно должно совпасть с Богом, но в том приблизительно смысле, как совпадает с солнцем капля воды, отражая его, или цветок, питаясь и украшаясь светом его. Смысл жизни человека в единстве с Богом; но Бог и человек это – два слишком удаленные друг от друга полюса; чтобы они были едино, слишком много нужно Богу открыться, а человеку преобразиться по образу Его. Осуществляя вечную тему религии – личное единство по существу с живым и личным Богом, вы по необходимости пришли бы к тому убеждению, что установить единство и гармонию между Божией жизнью и человеческой невозможно без единого Примирителя и Ходатая «вечного завета», Сына Божия и Сына Человеческого – Иисуса Христа. В Его только жизни и служении открылась нам глубина сердца Божия, любовью которого увлеклись сердца наши до всецелого поклонения, до вечной безраздельной преданности Богу, как единого средства свободно и лично усвоить содержание Его жизни и существа, чтобы быть с Ним – «едино».

Поймите любовь Божию, определяющий дух Его необычайных дел, и вы поймете идею искупления и примирения Христова, поймете ту миссию Христа, которая никем, кроме Его, не могла быть исполнена, ощутите мир евангелия и радость благовестия Его, и Сам Он станет между вами и нами – миром!

«Благодать и мир вам да умножится в познании Бога и Христа Иисуса, Господа нашего; ибо от Божественной силы Его даровано нам всё потребное для жизни и благочестия, чрез познание Призвавшего нас славою и благостью, которыми дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы мы чрез них соделались причастниками Божеского естества» (2Пет.1:2–4)!

Вот какими убеждениями, желаниями и чувствами вдохновляются наши речи к вам. Нам хотелось бы поделиться с вами тем, что дано нам от благости Бога, и соутешиться с вами этими «драгоценными обетованиями». Сердца наши болят за вас; но за истину нам не страшно!

Если есть у вас какие-либо предсмертные утешения, то избави Бог, чтобы мы хотели поколебать их в вас; нет, нам, наоборот, страшно и больно, что доселе ваша душа не имеет мира и искупления. Мы направляем свои усилия к тому и надеемся на то, что, склоняясь к западу, не окинете ли вы мира прощальным взором под иным углом зрения, не представится ли он вам в ином освещении под осенением любви Божией, и не сойдет ли мир Божий в вашу жаждущую душу, чтобы вы могли с непоколебимым упованием сказать: «ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, с миром, ибо увидали очи мои спасение, которое уготовал Ты для всех людей Твоих!»

Священник Димитрий Силин

<…>³²⁹

бы свящ. Гр. Петров такой сборник любым местом пасхального богослужения… «Богослужение Пасхальное запечатлено таким неземным величием и дышит таким святым энтузиазмом, что Церковь Христова в это время представляется скорее торжествующею на небесах, нежели еще воинствующею на земле. Это богослужение являет верующему всё, что в христианстве есть таинственного, высокого и спасительного для души; светлого, отрадного и утешительного для сердца. Вся судьба мира горнего и дольнего, неба и земли, – всё изображается здесь в чертах величественных, дивно прекрасных, способных растрогать и умилять даже грубое и чувственное сердце, потрясти холодную ожесточенную душу, если только в ней осталась хоть капля добра, хоть искра веры в Бога, хоть что-нибудь доступное свету истины Христовой и благодати Божией»…³³⁰

Если же ни с чего церковно-богослужебного, самого приличного заглавию книги, не хотел начать «Пасхальный Сборник» священ. Гр. Петров, то все-таки под таким заглавием, какое он дал этой книге – «Христос Воскресе!» – следовало быть прежде всего рассказу, хотя бы собственными красноречивыми словами свящ. Гр. Петрова, о жизненности, спасительности и радостности Христова Воскресения. «С ранних детских лет для христианина Пасха, когда в особенности напоминается, что «Христос Воскресе!» – есть время самое дорогое, заветно любимое, и едва-ли не с Пасхою именно для каждого из нас больше всего связаны самые благодатные и обаятельно прекрасные воспоминания своей жизненной весны, золотой юности. Под впечатлением пасхального торжества тогда невинное сердце билось так свободно и усиленно, детский восторг был так незабвенно чист, светел и очарователен.

<…>

уж вероятно и башни?…!), иными становились обычаи, а эти часы одинаково точно указывали время.

Хорошо были сделаны часы: по ним рабочие шли на работу и возвращались домой, доктор навешал больных, правитель города судил и разбирал дела, дети ходили в школу, хозяйки закупали пищу и готовили обед для семьи, путники отправлялись на лошадях и кораблях в урочное время в дорогу, – и никогда никто ни разу не сказал, что часы обманули его. Вся жизнь города текла по этим часам; все по ним налаживали своё время, и каждый знал, что, доверяя часам на башне, он никогда не ошибется ни на минуту».

Таков самый рассказ в 38 строк крупного хорошего шрифта.

Логические противоречия, фальшь и ложь этого первого же рассказа не могут не броситься в глаза, не могут не вводить в недоумения даже доверчивых детей. Ведь часы для детей вещь не незнакомая. И даже малые дети любят иметь игрушками часы с ключиком, чтобы заводить часы, чтобы двигать ключиком стрелки часов. Дети знают, что их часики показывают разное время и стрелки двигаются только от завода детьми часов или от двиганья ими ключиком стрелок. А священник Гр. Петров, вопреки хорошо детям известных условий движения, хода часов, зависящих от людей, рассказывает будто какие-то небывалые часы «несколько сот лет всегда» шли и одинаково точно, всегда безошибочно указывали время, не смотря на то, что бывало неоднократно, что люди погибали в том городе от чумы и войны до того, что «город подолгу безмолвствовал, пустел», – следовательно некому было «подолгу» и заводить те небывалые часы на башне… И потому очевидно, что не могли они всегда идти и иметь те свойства, какие приписывает им рассказчик в явное противоречие обстоятельствам его же рассказа. И такой свой первый для детей неправдоподобный, лживый рассказ свящ. Гр. Петров сопровождает следующею страничкою поучения, весьма характерного:

«Эти старые часы на башне служат уроком для людей. Каждый из нас, как часы согласно времени, так и мы согласно правде Божьей должны отмечать все минуты, часы и дни своей

<…>

добными старыми часами рассказчик, но уже очевидно и несомненно, что часы самого священ. Гр. Петрова ходят неверно, он поступает не так, как следует священнику Церкви Воскресшего Христа, и он вносит большую путаницу среди людей Церкви Христовой своими недосказанными лукавыми, бесцерковными поучениями и писаниями…

Каково начало этого Сборника рассказов священ. Гр. Петрова таково и продолжение, таково содержание его и до конца. Вот, например, рассказ в 13 строк его книги – «Тепло и холод»:

«В громадном доме, в большом зале собрано множество детей. Кто пишет, кто читает, кто занят играми, поет, рисует, каждый при своём деле. Злые люди раскрыли двери, отворили окна, напустили холода, настудили комнату, заморозили детей. Дети зябнут, кашляют, болеют горлом, умирают от простуды. Пришел добрый человек, затопил печь, развел яркий огонь, нагрел помещение. Тепло стало детям. повеселели все, оправились от простуды».

Это весь рассказ.

И в этом рассказе опять только набор красных слов и обстоятельств совсем не соответствующих действительности жизни. Кто же поверит священ. Гр. Петрову, что громадный дом с большим залом, в котором собрано множество детей играющих, поющих, читающих, может быть оставлен без всякого присмотра, без всякого попечения на полный произвол всяких злых людей!… Да из самих-то играющих и поющих множества детей, если бы они стали мерзнуть от раскрытых окон и дверей, непременно нашлись бы такие, которые закрыли бы, мешающие их занятиям, раскрытые окна и двери. Они не стали бы продолжать своих забав, до тех пор, пока захворают смертельно и пока случайный добрый человек придет затопить у них печь и нагреет им помещение…

Поучения детям после этого фальшивого, неправдоподобного рассказа священ. Гр. Петров не пишет. А следовало предупредить детей, чтобы они никогда не собирались в такой громадный дом и большой зал, который оставляется без присмотра на полный произвол всяких злых людей… Священ. же Гр. Петров

<…>

камней, которые горят и сверкают тысячами переливных огней: один блистает, как снег на горной вершине (может быть финляндцы?); другой горит, как пурпур зари (вероятно греки, татары, киргизы, армяне); – этот отливает лазурью моря (немцы что ли?!); другие камни короны светятся яркими звездами – это вероятно «сотни других племен»!… – И откуда это священ. Гр. Петров набрал несколько сотен племен инородцев русских!?!

Дальше этого идти, казалось бы, уже и нельзя. Но нового пути священники идут и дальше. И вот в Сборнике «Христос Воскресе» священ. Гр. Петров пишет рассказ – «Солнышко».

«Солнышко село за гору; спустились сумерки, а потом и темная ночь. В лесу по веткам пробежал свежий ветерок, с реки повеяло сыростью, над болотом подымается густой белый туман. Птички притаились по своим гнездам, только хищные совы да филины рыскают за добычей. Становится сырее и холоднее. Цветки опустили свои лепестки, поблекли, поникли головкой».

«Нет солнышка; тоскливо, хмуро, неприветливо кругом. Скоро-ли оно появится, ясное? Скоро-ли взойдет над лесом, светлое? А вот и оно. Заалела полоска на краю неба; все пуще горит, разгорается восток. Брызнули, наконец, во все стороны золотые лучи; встрепенулся мир, пробудились пташки в лесу; рыба заиграла на глади реки, попряталась вся нечисть лесная. Совы и филины скрылись в дуплах. А солнце всё выше и выше идет по небу: подобрало туман с лугов, проникло под корни деревьев, обогрело захиревший цветок, заглянуло в комнату к больному ребенку, улыбнулось ему теплым лучом и тем вызвало улыбку на его бледном лице. Всюду, куда оно ни проникало, оно приносило с собою свет, радость жизнь и тепло».

Рассказ этот красноречив, картина яркая, привлекательная, а к чему она применена священ. Гр. Петровым? – Ведь в дни пасхального символического возгласа «Христос Воскресе», коим озаглавил он этот свой Сборник, Церковь христианская – «солнцем» – величает Самого Воскресшего Христа. А священ. Гр. Петров убеждает быть живительным Солнцем – деток! – детки дорогие, будьте солнышком… «Вносите всюду радость, счастье, теплоту любви. Великое дело делает солнышко на земле; великая награда человеку, если люди признают его сол-

<…>

ник жизнерадостным христианским возгласом «Христос Воскресе», свящ. Г. Петров не рассказывает соответственно этому заглавию ни о воскресении Христовом, ни о том, как воистину воскресил, оживотворил весь земной мир Христос воскресением Своим, а вместо того набрасывает мрачные картинки, фальшивые сценки из обыденной жизни и твердит о злобе, о неправде, о лукавстве, о зависти, о гордости, об угнетении и тому подобном зле, чем вызывает настроение антивоскресное, грустное, тягостное и прививает доверчивым читателям односторонний мрачный взгляд на жизнь… Выросши и распространяясь уже вторым изданием под светоносною сениею заглавия церковного «Христос Воскресе» – этот бесцерковный Сборник священ. Г. Петрова, как «занесенное не на своё место дурное растение, жжет, как крапива, колет, как репейник, туманит голову, как дурман», – применяя к нему последние заключительные слова самого этого Сборника священ. Г. Петрова.

Слова «Христос Воскресе» заключают в себе и выражают сущность христианского вероучения и делать их заглавием рассказов и бесед не о воскресении не должен никто. Поэтому и священ. Г. Петров, если не ради Христова воскресения, то хотя ради полученного им священства и явно носимого им церковного сана, которым он кормится, пусть удалит из заглавия своего бесцерковного поддельного Сборника священные христианские символические слова воскресения: «Христос Воскресе»!… Этим священник Г. Петров перестанет вводить в обман простодушных покупателей (эта книга его ценится только в 15 коп.), и доверчивых читателей; он перестанет тогда оскорблять и святые чувства массы тех православных христиан, для которых возмутительна, оскорбительна спекуляция иерея Церкви священным христианским возгласом: «Христос Воскресе»!…

Вот, властные, авторитетные для всех и священников, краткие мысли поучения великого святителя Церкви Христовой, незабвенного митрополита Филарета, о том, для чего следует пользоваться церковным символом «Христос воскресе»:³³¹

«Надобно-ли основать веру, сотворить надежду, воспламенить любовь, просветить мудрость, воскрилить молитву, низвести благодать, уничтожить бедствие, смерть, зло, дать жизненность жизни, сделать, чтобы блаженство было не мечта, но существенность, слава – не призрак, но вечная молния вечного света, всё озаряющая и никого не поражающая? – На всё сие найдется довольно силы в одном чудодейственном слове: Христос воскресе»!…

…«Воскресение Христово есть для нас источник размышления, созерцания, удивления, радости, благодарности, надежды, всегда полный, сколь ни давно, сколь ни часто из него почерпаем; оно есть вечная новость… Слово о воскресении Христовом, подобно манне, как изображает её Премудрый, хлеб, имеющий всякую приятность по вкусу каждого (Прем.16:20). Изнурен-ли ты грехом, и алчешь правды? Приди, насыщайся: Христос воскрес, Который предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего (Рим.4:25). Утомлен-ли ты безотрадным игом закона, и желаешь прейти от сего рабства в благодатную свободу? Приступи, вкуси пасху тобою желаемую: ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас (1Кор.5:7); и свободу даровал нам Христос (Гал.5:1). Недугуешь-ли ты страхом смерти? Прими врачевство против сей болезни: Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших (1Кор.15:20). Изнемогаешь ли во брани противу врагов твоего спасения? Вкуси доброго глагола воскресения, и в нём победоносной силы грядущего века; воскреснет Бог и расточатся враги Его! Видишь, христианин, какое обилие, какое разнообразие духовной пищи представляет нам Пасха наша, воскресший Христос!… Да возрадуется душа твоя о Господе (Пс.34:9). Радость о воскресении Господа нашего да введет во всех нас и силу воскресения Его живоносную и спасительную»!

Эти глубокие, красноречивые мысли служат непререкаемым архипастырским поучением и священнику Гр. Петрову, который, повинен в том, что озаглавив свою книгу всесодержательным церковным символом «Христос Воскресе», под таким заглавием не написал ни слова ни о воскресении Христа Спасителя, ни об обильных благах воскресения.

Ев. Воронец

Старообрядец: Но, ведь, канонисты и богословы вашей церкви, обстоятельно изучившие рассматриваемый нами вопрос, подтверждают правильность нашего понимания смысла слов «по возложении на них рук». – Так, в «Догматическом Богословии» епископа Сильвестра, после указания многочисленных свидетельств относительно таинства миропомазания, изложено следующее: «таковое свидетельствование столь многих отдельных пастырей и целых соборов об образе совершения рассматриваемого нами таинства чрез помазание миром, ясно показывает, что такой именно, а не иной образ его совершения признавался в этот период (вселенских соборов) вполне согласным с чином и обычаем древней и вселенской церкви, и потому единственно законным и правильным. – Если поэтому в некоторых случаях отцами и учителями сего периода для обозначения таинства миропомазания употреблялось иногда наименование руковозложения, как, например, в восьмом правиле первого вселенского собора, или у блаж. Иеронима и Геннадия Массальского, то должно думать, что это (по крайней мере на Востоке) допускалось не по какой-либо иной, а по той причине, что миропомазание, по своему существу и силе, познавалось за одно с руковозложением Апостольским, а также – что оно совершалось не иначе, как при участии крестовидного действа иераршеских рук, напоминавшего собою Апостольское рукоположение». (Опыт прав. Догмат. Богосл. т. 4, § 137, стр. 448).

Так в книге «О правилах и чинопоследованиях Православ. Церкви» читаем: «Блаж. Иероним в объяснении выражения: по возложении на них рук, говорит, что здесь разумеется миропо-

<…>

второго всел. соб. 7-е, шестого всел. собора 95-е, Василия Велик. 1-е (т. 1, стр. 302, прим. 353). В Пращице, изданной вашею церковью, читаем следующее: «Первого вселенского собора святии отцы правилом 8 повелеша наватиан, рекше чистых, мазать святым миром. Подобне и шестого вселенского собора, о наватианех и прочих равное и единое повеление: правилом 95 ариан, македониан и наватиан, рекше чистых, повелеша святым миром мазати, егда обратится к Святей соборней Церкви» (ответ 221).

Православный: Я просил вас указать: где в правилах вселенских, поместных соборов, или у кого из св. отцов есть правило, повеление, еретиков второго чина, по миропомазании, оставлять в сущем сане? Во всю беседу вы не указали ни одного соборного правила, ни одного по сему вопросу свидетельства от св. отец, – а только сослались на одного Аристина, неправильное толкование которого мы уже достаточно показали. Толкование Аристина и своё неправое понимание слов – «да по возложении на них рук, пусть пребывают в клире» – вы тщитесь теперь оправдаться книгой «Пращицей» и другими свидетельствами новейших писателей. Приведу вам на память слова отцов 5 всел. собора: «Нисколько не служит на пользу для поступающих нечестиво, если некоторым, или по незнанию, или по предубеждению, или также по некоторому благоразумию, довелось написать нечто за них. Так св. Василий написал нечто об Аполинарии, но чрез это не освободил его от осуждения» (Деян. Всел. Соб. т. 5-й, стр. 97 по изд. 1889 г.). Так и вам нет пользы от того, что если некоторые по неведению что и написали, по-видимому, в вашу пользу. Надо руководиться не «Пращицей», не мнением епископа Сильвестра и издателя «Синтагмы» Матфея Властаря г. Никольского, – а словом Божиим, писаниями св. отцов и правилами соборов. Всякое исследование, писание, нужно проверять: согласно-ли оно с законами церковными, с учением св. отцов или несогласно? Вот Василий Великий, поверяя писания Григория Чудотворца и Дионисия Александрийского, писал: «должно Писаниями поверять то, что говорят учителя и согласное с Писанием принимать, а несогласное отвергать» (Подвиж. соч. о вере). Писатель книги «Пращицы» несомненно ошибся, когда сказал, что «Отцы первого

<…>

должно принимать наватиан, чтобы вы воочию увидали, что писатель примечания ошибся, ибо ни о каком миропомазании и возложении рук Властарь не говорит, а говорит, что, при обращении чистых к прав. Церкви, собор повелел требовать от них только письменного отречения от своих заблуждений и обещания во всём последовать учению и правилам прав. Церкви. Вот и всё.

Так и в книге «Опыт курса церковного законоведения» в примечании 8 правило истолковано неверно; неверно и сделано сопоставление 8 прав. 1 собора с 7 прав. 2 собора и 95 прав. 6 всел. собора. Неверно истолковано потому, что в сущем правиле (8-м) нет и речи о миропомазании, а говорится про «возложение рук», которое Блажен. Иероним, св. папа Сильвестр и др., о чём мы уже сказали, понимали про обычное руковозложение, которое бывает при покаянии и приеме еретиков в прав. Церковь. В толковании правила сам же Иоанн Смоленский говорит, что «собор Никейский дает о них (наватианах) весьма снисходительное правило». Какое-же? «При обращении их к прав. Церкви он повелел требовать от них только письменного отречения от своих мнений и обещания во всём последовать учению и правилам Церкви» (т. I, стр. 302). Таким образом выходит противоречие: то снисходительный чиноприем, чрез одно отречение, т. е. 3-й чин, то уж очень строго, якобы, вторым чином. Очевидное недоразумение и противоречие святым отцам: Блаж. Иерониму, Сильвестру, св. Тарасию и др. Припомните, что Василий Великий писал, что «только согласное с Писанием принимать, а несогласное отвергать надо».

А Кирилл Иерусалимский говорит: «и мне не верь, когда говорю тебе просто, когда не будешь иметь доказательств на слова мои из Писания, ибо твердость нашей веры зависит не от слов отборных, а от доказательств из Писания» (Огласит. поуч. 4-е, о Св. Духе § 16).

Вы-же только и приводили одного Аристина и некоторых новейших толковников, а ни одного довода от Писания, от св. отец. Мы-же вам приводили доводы от Писания и от св. отец. Повторять их не будем, а в дальнейшей речи укажем и еще.

Дальше. В «Опыте правосл. Догматич. Богословия» епископа

<…>

Обратимся теперь к книге епископа Сергия «О правилах и чинопоследованиях принятия неправославных христиан в прав. Церковь», откуда вы привели довод, что, якобы, под «возложением рук» в 8 правиле нужно разуметь миропомазание, – что так де понимали блаж. Иероним и Аристин. Но мы видели, что у блаж. Иеронима совсем не говорится этого, а, наоборот, он пишет, что принимали чрез покаяние, а не чрез миропомазание; значит, ссылка неправая. Об Аристине мы уже говорили и разобрали. Меня удивляет, почему это г. Усов в своей книге не выписал из книги епископа Сергия полно, – а сделал пропуски и тем немало соблазнил, искажая сказанное в книге. Добросовестно-ли так? Судите сами. На странице 43-й сказанной книги находим следующие свидетельства в пользу нашего понимания 8 прав., именно, что «по свидетельству папы Иннокентия первого, а это тот Иннокентий, с которым имел постоянное общение св. Златоуст, и Сириция (а Сириций был папою с декабря 384 г. См. у Барония и у Арсения в летописи), видно, что западная Церковь видела в сем (т. е. 8-м 1-го всел. соб.) правиле постановление – принимать кафаров чрез одно покаяние с возложением рук в знак отпущения грехов». Сказав об Иерониме и Аристине, что мы неоднократно разбирали, епископ Сергий продолжал: «Св. Тарасий председатель 7-го вселен. собора, в выражении «осфе-хиротефуменос автус» разумел простое возложение руки в благословении (без сомнения, после покаяния обращающихся).

Вальсамон и Зонара также объясняют сие выражение, говоря, что навациане «принимаются в общение по принесении покаяния и отречения от своих заблуждений». Первое (Западной церкви) и последнее (т. е. Тарасия) понимание рассматриваемого выражения представляется вернейшим: «потому, что собор, отличая наватиан от Павликиан и определяя принимать клириков их в прежних степенях священства (по тому же 8 правилу), очевидно, признавал действительность таинств, совершаемых наватианами, – следовательно и действительность миропомазания»… (43–44 стр.). Да так оно и должно быть, ибо те клирики, которых от ереси принимали чрез миропомазание, не могли сохра-

<…>

ном, а не вторым, почему и хиротония их не отвергалась. Ужели вы, после этого, будете верить хитросплетениям Усова?

Знайте, что хиротония еретиков, принимаемых в Церкви чрез миропомазание, не принималась, как о том свидетельствует книга Кормчая, что, по миропомазании, клирики еретики (Наватиане, Ариане, Македониане и др.), «И потом потшаливии мирстии человецы поставляются в сан, в нем-же беша, или презвитеры, или диакони, или ино что» (Кормчая гл. 37-я, л. 293 об.).

Старообрядец: Хорошо, согласен с вами; но как же это вышло, что Аристин написал несогласно с отцами?

Православный: Канонисты объясняют это так: «Толкование это (т. е. на 8-е прав.) написано Аристином, можно сказать, только по поводу осмого правила Никейского, а не в объяснение его. Он имеет в виду другие, позднейшие правила о наватианах, и есть сокращение толкования того-же Аристина на 95 правило Трульского собора. Но к тому, что сказано у него о наватианах в последнем толковании, здесь в первом прибавлена подробность, заимствованная из правила Никейского, что клирики остаются в своих степенях. Таким образом и вышло у Аристина в общей сложности, будто наватианские клирики принимаются посредством миропомазания и тем не менее сохраняют после этого свои степени. Это явная несообразность, проистекающая от механического сопоставления и взаимного пополнения двух правил разновременного происхождения и различного содержания, без внимания к их внутреннему смыслу, красноречиво говорит о себе, но не в пользу её автора. И во всяком случае, – толкование не правило, не имеет с ним необходимой связи, не может заменить его или навязать ему смысл, которого не содержится в его тексте» (См. статью профессора Бердникова «Правосл. Собеседн.» 1888 г. месяц март 418 стр.).

V

Старообрядец: Но соборы: поместный Лаодикийский (прав. 7), вселенский (правило 7-е) и шестой (правило 95-е) прямо и решительно говорят, что наватиан, коих первый вселенский

<…>

Православный: Но, ведь, это вы от своего разума, со слов Усова, ложно толкуете так правила, а не так, как уяснили их св. отцы, посему то и гибнете вы в душепагубном расколе. Св. отцы, свидетельства которых мы привели выше, 8-е правило понимали не так, как Усов, посему не следуя св. отцам, а толкуя ложно правила соборов, вы подпадаете под клятву св. отец и св. соборов: «Кто не повинуется, ни послушает преданием сим написанным от Св. Апостол и Богоносных Отец наших, и инако начнет мудрствовати (как Усов)… кроме сих написанных правил анафема» (Зонар с Богом, гл. 3-я).

Привели вы 2-е прав. 6-го вселен. собора – в доказательство того, что следует соблюдать и 8-е прав. первого собора и 7-е Лаодикийского, 7-е второго и 95-е шестого собора. – Что следует соблюдать правила собора первого вселенского и других соборов, против этого никто и не спорил, – но соблюдать только те правила, которые соборами не были заменены, попросту сказать; соблюдать действующие правила, а не те, кои иными постановлениями соборов были, так сказать, умерщвлены. – Во 2-м прав. 6-го вселен. собора мы читаем, что следует соблюдать правила не только указанных выше соборов, но и других, как-то: правила Св. Апостол, соборов: поместных – Анкирского, Неокесарийского, Гангрского, Антиохийского, Сардикийского, Карфагенского, вселенских: третьего, четвертого, правила св. отец: Феофила, Дионисия, Афанасия, Петра, Василия Великого, и др. (См. 2-е прав. 6-го вселен. собора по полн. переводу). – Апостольское 68-е правило повелевает: «Аще кто епископ, или пресвитер, или диакон, приемлет от кого-либо второе рукоположение: да будет извержен от священного чина, и он и рукоположивый: разве достоверно известно будет, что от еретиков имеет рукоположение. Ибо крещенным, или рукоположенным от таковых, ни верными, ни служителями Церкви быти невозможно». Зонара говорит: «ни крещение еретиков не может никого сделать христианином, ни рукоположение их не сделает клириком»; Вальсамон добавляет: ибо бывшее у них почитается за небывшее (См. полн. Кормчую). Из этого Апостольского закона ясно видно, что хиротония еретиков вменяется как не бывшая, почему и не

<…>

уже раньше их определил первый вселенский собор. – Но это разве отвержение их рукоположения? разве это противоречие соборов между собою, а не пополнение друг друга? Если эти соборы прямо противоречат один другому, то какой-нибудь из них да заблуждается. Но возможно-ли допустить такие мысли? Не грешно-ли проповедовать такое учение? «Соблюдай канонические постановления, говорит Вальсамон, где-бы и как бы они ни были изречены, и не говори, что между ними есть противоречие, ибо во всех (их) глаголал Св. Дух» (толкован. его на 90 прав. 6-го вселен. собора) «потому что отцы везде между собою согласны и противоречия между ними нет никакого, а противятся им одни непонимающие мудрых целей их» (Деян. вселен. соборов, т. 7-й, деян. 2, стр. 121), и далее на стр. 26–27 опять софизм, опять одно и тоже: «Противоречия у 8 прав. первого вселен. собора с 7-м Лаодикийского и 7-м второго вселен. соборов нет никакого. Должно присоединяемых от ереси клириков принимать чрез миропомазание и оставлять в своих санах. Так согласуются эти правила: их все должно исполнять, так как они лишь поясняют и пополняют друг друга. Тем более должно их исполнять, что шестой вселенский собор утвердил их безусловно к руководству и исполнению. Если бы он какое-либо из них отменил, то сделал бы об этом оговорку, как сделал оговорку о Климентовых постановлениях». Так говорит Усов.

Не обидьтесь – пожалуйста! Замечательное тут у Усова пустословие, которым он и тщится защитить ложь.

Приходится и это разбирать.

Усов говорит: «Где-же вы нашли, что второй вселен. собор и Лаодикийский отвергли хиротонию наватиан»? А мы спросим самого Усова: где он-то нашел, что соборы – Лаодикийский и второй вселенский, по миропомазании, велели принимать клириков еретиков в сущем сане? Нигде этого нет; да и сам Усов должен был сказать, что соборы эти «не упомянули, что их нужно оставлять в их санах, – но не потому они не упомянули о сем, что, как говорит Усов, «это уже раньше их определил первый вселенский собор», а потому, что они знали, что раз еретиков известных нужно принимать чрез миропомазание, то клирики их не могли сохранить прежних степеней клира при обращении к Церкви, так как миропомазание, совершаемое над еретиками при обращении в православие, есть восполнение крещения, совершенного в отделении от Церкви. – По учению Симеона Солунского «от помазания св. миром, мы христианами зовемся».

«Без сея тайны, учит Больш. Катехизис, никто-же совершен христианин может быти». Таким образом, по учению Церкви, не миропомазанный есть христианин несовершенный и, как не получивший печати даров Св. Духа, непричастен остается звания христианина. – Вот поэтому-то соборы эти и не говорят уже, что наватианские клирики, по миропомазании, удерживают свои саны. – Хиротонию только тех еретиков Церковь принимала, крещение коих и миропомазание она признавала; а раз – крещение не признавала полным, а навершала его чрез миропомазание, то и хиротонию не принимала, как от неполных христиан, непричастных еще благодати Свят. Духа. Соборы не противоречат друг другу, ибо первый всел. собор отнесся снисходительно к наватианам, потому и положил принимать их третьим чином. – «Собор Никейский пытался исцелить этот раскол, читаем в истории Церкви у Робертсона, примирительными мерами, но наватиане всё еще считали слабость церковной дисциплины препятствием для воссоединения с нею, хотя и вошли в более дружественные отношения с православными вследствие общей опасности во время развития арианства» (Т. 1-й, стр. 111–112). – Лаодикийский-же собор и 2-й Вселенский отнеслись к наватианам строже и, именно, потому, что «наватиане соединились с остатками монтанистов» (Робертсон T. 1, стр. 112). – А Василий Великий в 47 прав. свидетельствует, что в его время ересь наватиан была уже «отраслью ереси маркионитов; они, подобно Маркиону и прочим еретикам, представляют Бога Творцом зла». – Поэтому-то соборы и узаконоположили принимать их не чрез возложение рук, а чрез миропомазание, отсюда и речи нет об оставлении их паки в своих чинах. – Усов говорит, что правила «все должно исполнять, так как они лишь поясняют и пополняют друг друга, тем более должно их исполнять, что они утверждены 6-м вселенским собором и не отменны, ибо-де нет о сем никакой оговорки». – Что правила соборов нужно исполнять, это мы уже сказали, добавив, что должны исполнять действующие правила, а не мертвые, упраздненные другими законами, иначе впадем в нелепости, так как по 47 правилу Василия Великого должны наватиан крестить. Так ужели и после «крещения» должны принимать хиротонию их?!

Анкирский собор 10 прав. разрешает дьяконам, по рукоположении в сан, «Аще при самом постановлении засвидетельствовали, что они имеют нужду, оженитися, и не могут без того пребывати», вступать в брак и пребывать в своём служении. – Правила Анкирского собора 6-й вселенский собор утвердил также и нигде не отменил 10-е Анкирского, – а издал только другой закон, которым воспретил диакону и иподиакону, после рукоположения, вступать в брак (пр. 6). Само собою разумеется, что мы должны следовать шестому собору, а не Анкирскому, хотя о 10 правиле собор шестой ни слова не сказал; иначе впадем в противоречие. – Так и в данном случае, – при чиноприеме еретиков, мы должны следовать правилам последующих соборов, а соборы эти уже не говорят, что наватиан, по миропомазании, следует принимать в сущем сане. Да вы и не по правилу 1 Вселенского побора принимали, а по толкованию на оное Аристина. – Толкование же не закон. – Далее. – Между 8 Правилом первого собора и последующими, указаниями вами, общего нет ничего. – Так в 8 правил. сказано: «да по возложении на них рук», по-гречески «ὥστε χειροθετουμένους αὐτούς» (Осте хирофетуменус автус), а в 7 Лаодикийского, 7 прав. 2-го вселенского собора и 95 прав. 6-го всел. собора – сказано: «да будут помазани Св. миром» – «Χρισθέντας τε τῷ ἁγίῳ χρίσματι» – (хрисфентас те то агио хрисмати), «помазуя Св. миром» – «χρισμένους πρῶτον τῷ ἁγίῳ μύρῳ» (хриоменус протон то агио миро). – Последними словами означалось обыкновенно миропомазание, а первым – простое возложение руки в благословение после покаяния обращающихся, как и истолковал Святейший Тарасий, с которым согласился и весь седьмой собор.

Давно пора-бы бросить – уже приводить вам 8 правило 1 Всел. собора и покаяться в своих заблуждениях.

(Окончание следует).

Мисс. свящ. Д. Александров

<…>

ное объявление и исповедание грешника», сознавшего и осудившего свой грех и всю свою надежду возложившего на смерть и воскресение Иис. Христа, чтобы ходить с Ним в обновлении жизни. Со стороны Бога – крещение есть «торжественное объявление и заверение» крещающемуся в том, что грехи его омыты и что он возлюбленное дитя Божие. «Крещение должно возбуждать в крещающемся еще определеннее и сильнее чувство его спасения и блаженства, но сие бывает только там, где Бог чрез Духа Своего прежде произвел истинную спасительную веру в Сына Божия» (там же, чл. 8). Спрашивается, – для чего нужно это «торжественное объявление и исповедание» – с одной стороны, и «торжественное объявление и заверение» – с другой? Ответ, что в крещающемся чрез это «заверение еще сильнее и определеннее возбуждается чувство его спасения и блаженства», нельзя признать вполне достаточным и удовлетворительным. На самом деле! Согласно этому ответу выходит, что это крещение не дает крещаемому ничего нового, ничего такого, чего бы он не имел и до крещения. Значение последнего только – нравственно-психологическое, а не таинственное. Оно усиливает только чувство спасения и блаженства в крещающемся, яснее: производит действие, подобное тому внутреннему довольству, какое является в душе человека результатом исполненной заповеди или долга. Потому-то штундо-баптисты на вопрос: «для чего нужно крещение?» – обыкновенно отвечают прямее и проще: «дабы исполнить всяку правду», «дабы исполнить волю Божию» и т. п.

Итак, штундо-баптисты оторвали крещение от всех тех благодатных действий, какие приписываются ему в слове Божием, отнесши эти действия к моменту предваряющему крещение; этим они лишили последнее всякого благодатного или таинственного значения, низведши его на степень простого обряда (знака), совершаемого только во имя исполнения воли Божией, но не имеющего существенного значения по отношению к духовно-нравственному строю самого человека. На эту-то слабую сторону штундо-баптистского учения о крещении и нападает, главным образом, М И. Калмыков в своих письмах к Д.И. Мазаеву. Он требует от последнего «ясного и отчетливого» указания: есть ли у них (в крещении) какое духовное содержание

<…>

действия или состояния – иногда прямо противоположные (умирание, воскресение), однако, не смотря на эту кажущуюся противоположность действий, он не находит нужным какое-либо из них исключить из акта крещения, а напротив, соединяет и мыслит их в одном акте. Сочетание внешнего с внутренним, вещественного с духовным, видимого с невидимым, постижимого с непостижимым – проходит чрез всю историю домостроительства нашего спасения, ибо и совершается последнее для человека – духовно-телесного существа. Отвергать какую-либо из этих сторон, значило бы отвергать все дело нашего спасения. Разительный пример сказанному дает самая «главизна нашего спасения» или, по апостолу, «велия благочестия тайна: Бог явися во плоти» (1Тим.3:16). Это с одной стороны. С другой, – почему слово Божие одному и тому же акту крещения усвояет столь многие и столь различные наименования? Очевидно потому, что все действия или состояния, означаемые различными названиями, совершаются в этом акте. Чем же или чрез что? Крещением или чрез крещение. Но если это так, то само крещение не есть ни возрождение, ни умирание, ни воскресение и т. д. Не есть оно ни каждое из этих действий или состояний – в отдельности, ни все взятые вместе, иначе были бы только действия без деятеля или орудия, производящего эти действия. Правда, с молоканской точки зрения, Максим Ив. может здесь возразить, что различные действия, означаемые одним словом крещения, производятся в человеке словом Божиим. Но такое толкование будет уже молоканским произволом. В св. Писании, если молокане и найдут для себя что-либо подходящее в данном случае, так это только то, что слову Божию усвояется здесь нравственно-возрождающее значение, – поскольку под влиянием его возбуждается в душе человека отвращение ко греху и желание идти по пути истины, добра, спасения (Иак.1:18; 1Пет.1:23; 1Кор.4:15). Но «рождение свыше», очищение от греха, смерть греху, воскресение для праведности и самое спасение – всё это ясно и решительно приписывается в св. Писании именно – крещению. Не знаем, случайно или намеренно сделал так Максим Ив., но только он, возражая Дию И. Мазаеву и приведя свидетельства из св. Писания, пропустил такие места, которые особенно сильно говорят против штундо-баптистского учения о крещении, а вместе и против молоканского. Это именно

<…>

ководства, разделяя каждое особо, с обозначением на лицо – наружную, обрядовую сторону, на лицо – и внутреннюю, следовательно, и ваши доказательства и опровержения должны быть также отчетливы и ясны.

Например так. Что есть внешнее? вот что – укажите пряно, что есть внешнее, – укажите то-то и то-то, и объясните, есть ли духовное содержание под внешним; если есть, то необходимо скажите – есть, и что такое, – упомянуть хоть вкратце то, что разумеется упомянуть и то, под которым разумеется. Подробности необходимы. Но вы, вероятно, с преднамеренною, с предвзятою целью, желая этою неясностью спутать своего собеседника!… А потому этот математический расчет был употреблен в дело единственно по логике тумана, – набросать красных слов, задач и вопросов для своего друга: пусть, мол, возится с ними, отгадывает и сам решает, что отгадать ему – вечно не удастся, и что бы собеседник ни сказал, вы всё где скажете – «не то»! Вот ваши слова! Передаю подлинно. «Вы видите в моём письме массу доказательств, хотя не писанных. (Это главное – «неписанных»), а переведенных (приведенных) из соображения одностороннего разума. – Я писал о крещении водой и духом, о преломлении хлеба, о воспоминании, об омовении ног, о помазании, о чаше, о вине; и вам представляется всё это неписанным в священ. Писаниях, всё это неправильным и никуда негодным, приведенным из одного соображения одностороннего, блуждающего разума». Потом еще ниже говорите так: «жалею, что не могу радоваться твоим доказательствам, так как они, по моему крайнему убеждению, давно отжили по отношению к нам, баптистам, свой срок, и потеряли свою силу и значение». Слово это – «отжили и потеряли свою силу и значение» – прямо относится ко всем тем обрядам и выше подробно упомянутым внешним правилам. Этот ваш благосклонный ответ должен удивить всякого, но не всякий решится ему поверить. В довершение этого говорите еще, «что вас об этом спрашивать не следует, а вы на него не должны отвечать». И еще: что вы в продолжение двадцати лет не духовному молоканству духовную сторону разъясняете, «а что? – вы об этом не сказали ни слова! Еще дальше, еще ниже, в вашем письме говорится так: «не было примера и случая, где бы мы заслоняли внутренний процесс, внутреннюю работу Духа Божия в человеке внешним делом, т. е. – обрядовою стороною». Да, – вы не заслоняете рабам и рабыням Божиим вашими внешними, обрядовыми правилами! Так неужели все ваши обряды: крещение, преломление, помазание, омовение, чаша, вино, музыкальное орудие – вы хотите признать не наружными и внешними обрядами, а духовными и внутренними? Неужели для вас есть надежда и возможность убедить, – судя уж по вашему, – этого не духовного молоканина в этом? Жестоко заблуждаетесь, Дей Иванович! У вас, друг, целая масса противоречий! Когда вы, хотите устоять на буквальном целесообразии, – в это время ускользает из ваших рук и головы весь тот внутренний смысл; вы, спохватившись, прекрасно цепляетесь своим целесообразием за внутренний смысл внутреннего образа действия и не в состоянии приметить, что в это время внешний образ окончательно остается совершенно без действия и положительно излишним, мешающим внутреннему целесообразию. И как раз с вами случается, как с тем человеком, который нечаянно забрел в тину, и когда вытащит одну ногу, то другая в это время успеет завязнуть. Вы что выше сказали? Что обрядовая сторона в отношении к вам отжила свой срок и потеряла свою силу, – это 1-е; второе – то, что вы проповедуете молоканам не за обрядовую сторону, а духовную, и третье – то, что вы внешним делом ни теперь, ни прежде не заслоняли духовную сторону; в конце концов, подтверждаете, что вы ведете человека туда – к Иордану, где много воды. Подтверждаете и другое – то, что вы в действительности исполняете одну формалистику, и желая оправдаться в этой одной формалистике, вы указываете на апостольскую практику. Право, я не могу понять, – что это за логика? С одной стороны, положительно отрицается от внешних обрядов, как это выше пояснено; с другой, как ниже сказано, положительно строится на этой развалине, и без отдыха переходит от внутреннего содержания смысла ко внешнему, а от внешнего ко внутреннему. Вероятно, это потому, что у баптистов действительного, т. е. реального нет, а есть воображаемое. Оно самое и мешает ему укрепить себя на одном крепком фундаменте. Баптист давно так живет, а потому у него никак не добьетесь толку. Его спрашиваешь, – в чём заключается: крещение, преломление, помазание, омовение, – он что вам отвечает? Отвечает, что всего по два, – по внешнему и по внутреннему, но разве это добросовестный ответ?! Он говорит: я держусь практики, я держусь формалистики, держусь – держусь, а потом – потом… положительно съезжает на внутренний смысл, а со внутреннего точно также держусь, держусь, – а наконец съезжает или переплывает на наружный! Да скажите, пожалуйста, хоть раз по совести! – Где же ваше крещение, где же ваше преломление, омовение? Не мучьте нас на вашем театральном зрелище! Это представление ваше нам надоело, – мы ваши воображения не можем принимать за действительность! Скажите откровенно, что вы почитаете за действительное, – внешний образ действия или внутренний? Если вы верите, что крещение должно быть одно, то вы и остановитесь на одном содержании – или внешнем, или духовном, т. е. внутреннем. Технология наносит на каргу все фабричное производство, существующие фабрики. Вас спрашивают, – укажите ту фабрику! Вы, показывая картину, уверяете, что это самая та фабрика, о которой я вас спрашивал. Вам и говорят, – если это та фабрика, то не ищите другой! – Приведенный пример означает то. что если вы разумеете под крещением: рождение, умирание, обновление, соединение, воскресение, то и держитесь одного этого; если же под крещением не разумеете всего этого, то стойте на том, что крещение без воды не совершается: нет воды, нет крещения; при таком обстоятельстве дела вас гораздо лучше поймут, что у вас самая картина служит за действительную фабрику, так как в ней глазам плотским всё видно: видно, как здание стоит, видно, как станки ходят; видно, как колеса вертятся; видно, как изделие готовится; видно, как народ делает. Но основывающийся на этой картине, он подвержен галлюцинации. Ну, право, так и хочется сказать, что это какой-то абсурд! Охота отпадает, недостает сил! Будь это не серьезное дело, то стоило бы бросить, но во имя любви необходимо сражаться до крови. Вы, баптисты, разумеющие крещение водой, состоящим в отдельности от внешнего (внутреннего), при этом должны разуметь следующее: Что внешнее крещение без внутреннего, без рождения, без умирания, без погребения, без соединения, без обновления, без обещания, словом – выходя из воды и еще будучи сырым, мокрым, он остается некрещенным и вся эта ваша процессия является одним звуком колокола, нецеломудренным купанием и бессмысленною работой. Но по вашему это всецело составляет крещение и христианству печать, а по нашему – всё это необходимо снова начать, не внутреннее содержание и сила крещения совершается во внешнем обрядовом торжестве, а наоборот, внешний образ действия крещения совершается во внутреннем. Нет внутреннего, нет и крещения; он был погружен в воду, но крещения нет. Погружайте 2 раза, 4 раза, 8 раз, 16 раз, 32 раза, 74 раза и хотя 148 раз и тогда он остается некрещенным и не крещен! Кто это говорит? Вот кто: не бич из веревок, а духовный молот выбивает этот внешний, этот деревянный клин! Мы его мочили-мочили, и на внутренний смысл вскочили, и поняли, что духовное разумение исключает буквальное. Нельзя не заметить, что из двух необходимо одно исключить. Скажите, пожалуйста, как это может быть непонятным, когда Христос говорит, кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто это не совершит, тот осужден станет? Есть-ли тут – в этих выражениях – хоть малейший намек на один внешний, буквальный образ действия крещения, – того крещения без внутреннего содержания и его смысла? Разумно-ли под этими словами понимать и утверждать одну практику или формальность, без того внутреннего смысла, на который ссылаются наши баптисты? Крещение Иоанна было водою, – разумно ли под этим крещением разуметь одну форму, единую практику простую? Не следует ли, не должно ли углубляться в глубину содержания этого наружного крещения и поискать, нет ли там чего? Разумно ли не обращать внимания на следующие слова Иоанна, когда он кричит: я вас крещу водою, но идущий за мною, тот будет крестить вас духом, но не водою.³³³ Есть ли тут хоть малейшее внушение, что крещение водою не сменяется крещением духа? Разумно ли держаться на буквальном смысле о крещении, когда апостол Павел говорит: встань, крестись, омой грехи твои, и еще он же³³⁴ повторяет, что крещение наше есть омытие, только не плотское? Разумно ли после стольких подкреплений внутреннего смысла крещения оставаться на буквальном? И еще апостол подтверждает: кто крестился, тот во Христа облекся. Но справедливо ли апостол определяет под крещением смерть и погребение там, где совершалось крещение? Не ясно ли, что каждое выражение, каждое слово толкает нас на духовный смысл? Как и сказано: все различные обряды, относящиеся до плоти, были установлены только до времени, и бич из веревки должен существовать исключительно только для этой внешности; Христос изгонял наружное служение, этот софизм. Фарисеи, не желая одуматься, родиться, умереть и совершить погребение, рассчитывали: если они от Иоанна искупаются, то это значит – совершат крещение. Не назвал-ли их Иоанн иезуитами?! Представьте себе человека, который пользуется пузырями, – выучился плавать, и не смотря на то, что давно уже может без помощи пузырей держаться на воде, не знает этой способности, – по той причине, что приписывает её не себе, а действию пузырей, с которыми он ни разу не решился расставаться. Спрашивается, что нужно сделать для этого, чтобы убедить такого мнительного пловца в его самостоятельном умении держаться на воде? Бесспорно признать запрещение – пользоваться пузырями!³³⁵ Будьте здоровы! почтение вам и Пав. и деткам вашим. Аминь.

Максим Ив. Калмыков

Дорогой и многоуважаемый друг Максим Иванович!

Письмо твоё я вчера получил и хочу еще раз по затронутому тобой вопросу сказать несколько слов.

Ты ведешь жаркую войну, хочешь стереть ненавистный тебе баптизм

<…>

ния огромную службу.³³⁶ Но как бы эта злая услуга Ирода, – полуязыческого еврейского царька, – велика и ценна не была, она все-таки оказалась лишь временной, и радость «слепых вождей» была мгновенна: не успели фарисеи еще успокоиться, как слышат, что Петр ходил в Кесарию и там в доме Корнилия сотника во всеуслышание говорил, что креститься водою необходимо, и что запрещать этого никто не может. Опять горе! Опять надо прибегать к помощи Ирода! Ирод,³³⁷ особенно примкнувший к фарисейской стороне в старавшийся делать лишь то, что «приятно иудеям», на этот раз сам протянул им свою окровавленную руку, – хотя безуспешно: он взял Петра и, задержав его, посадил, как Иоанна Крестителя, в темницу и приказал четырем четверицам воинов стеречь Его; но Господь, послав Ангела Своего, избавил Его от руки Ирода и от всего, чего ждал народ иудейский. Но если бы Господь и не вступился за Своего служителя и если бы Петру, – подобно Иоанну, пришлось сложить под ударами Ирода свою голову, то крещение уже и вовсе не могло быть уничтожено, так как Петр был не единственным проповедником крещения, а был одним из многих; и стоит только спокойно и пристально всмотреться в книгу Апостольских Деяний, как вы сейчас же увидите едущего в колеснице Филиппа, который, доехав до воды, останавливает колесницу, сходит в воду и – как бы на ваших глазах – собственноручно крестит казнохранителя Эфиопской царицы… Все эти события доказывают жизненную силу крещения, как воли Божией, вносят в богословие наших предков огромную путаницу и ложатся на молоканской дороге большим и несокрушимым камнем преткновения, о который они, не покоряясь слову, продолжают претыкаться уже целую сотню лет.

Мало этого, – когда вы видите, что круг «очевидцев и служителей Слова» начинает заметно, чрез смерть одних и ссылку других, – редеть, то на смену им для продолжения дела Господня являются новые личности. Так, недавний враг Христа, вчерашний хулитель, гонитель и обидчик, покидает свой прежний лагерь и начинает с редким успехом и необычайной ревностью проповедовать ту веру, которую он еще так недавно силился истребить. Перестав быть «извергом» и сделав-

<…>

таки Один только Тот, Кто сказал: «Примите, ядите и – сие творите»… Вся вина апостола Павла в этом деле состоит в том, что он как от Самого Господа принял, так, – нисколько не извращая и не перетолковывая духовно, – целиком и в точности передал коринфской церкви, и в том еще, что, он, ясно изложив порядок совершения вечери перед коринфскими христианами,³³⁸ тем самым нанес вечное осуждение молоканскому богословию, на все лады извращающему это ясное установление Христа Иисуса. И только!…

«Ты обвиняешь нас в противоречии, что мы, якобы, говорим одно, а делаем другое, что мы, вместо действительной фабрики, предлагаем лишь картину и проч., и проч. Я постарался пред тобою изложить всё, что апостолы делали и чему учили и в заключение представляю практику нашего Господа, из которой ты увидишь, что весь этот разлад и кажущаяся двойственность внесены им: Он говорит о духовном возрождении и очищении человека чрез Слово и вместе с тем Он же крестит, и все идут к Нему; Он говорит о духовном вкушении хлеба, пришедшего с небес, – о вкушении Его плоти и крови, – и Он же Своими руками подаст ученикам хлеб и чашу и проч. Нас много, и ты всех нас не переговоришь! Господь Иисус Христос – один и главный виновник – и должен, следовательно, – быть первым ответственным лицом. Если всех твоих улик достаточно, то ты и можешь начать твои обвинения прямо с Него и, когда так твоё дело увенчается успехом, то тогда твоя роль сыграна и цель достигнута, и все введенные Им в ошибку рассыплются сами собой.

В этом приеме я не вижу ничего неестественного, ибо если твоя рука свободно поднимается на учеников, то она не дрогнет и поднимется и на Учителя, тем более, что виноват-то именно Он. Он же, если после твоего суда прибавится еще одна лишняя колючка в Его терновом венце, надеюсь, перенесет и это, как перенес гораздо больше. Вся беда, друг мой, в том, что ты стремишься скорей в Дамаск и обратился спиной к Иерусалиму и не видишь столь ясных истин! Я верю, что когда ты, вместо осуждения, вооружишься молитвою о нас и о себе, то ты увидишь, что у Господа противоречий нет, и что Он так мудро сочетал Своё духовное учение с Его же внешнею практикой, что они только взаимно друг друга восполняют и взаимно одно другое уясняют. И тогда, я уверен, твой острый язык не повернется для укоризны на установления нашего Господа, и для какого бы то ни было осуждения нас, – Его смиренных учеников. Аминь. Желаю вам познания истины, исполнения и распространения её в мире.

Твой любящий тебя друг Д.И. Мазаев

С подлинным верно. Ф.П. Балихин

Заключение

Итак, Дий Иванович и во втором – заключительном своём письме не отвечает на ясно и определенно поставленные ему Максимом Ивановичем вопросы о внутреннем знаменовании содержимых штундо-баптистами «средств спасения» – крещении и вечери. Он старается только констатировать факт Божественного установления и совершения крещения и вечери в апостольское время, тщательно избегая рассуждения о том, какой смысл и значение придавались тогда этим Божественным установлениям. И это понятно – почему! Начни Дий Иванович рассуждать о внутреннем знаменовании крещения и вечери и рассуждать так, как того требуют слово Божие и практика времен апостольских, – он поневоле должен был бы осудить штундо-баптистское учение об этих важнейших «средствах» спасения и согласиться с Максимом Ивановичем, что у баптистов не самые эти средства, а только картина их. Но с другой стороны, констатируя факт Божественного установления и совершения вечери и крещения в апостольское время, Дий Иванович тем самым показывает, что у молокан нет и картины того, что должно было быть по заповеди Спасителя и, действительно, было в век апостольский.

Н. Чиннов

В 2-й и 3-й книжках «Мисс. Обозр.» напечатана интересная статья г. Золотухина: «Откровенное слово светского человека по поводу послания Антония, епископа Волынского». В ней автор, соглашаясь с мнением преосвященного, что нравственная связь между народом и его духовными пастырями ослабла, вполне правильно замечает, что «корень этого зла» заключается в «денежных отношениях священников к пастве». По его словам, «разобщение духовенства с народом возникает и поддерживается главным образом на точке столкновения материальных интересов». При существующем первобытном способе обеспечения духовенства, это вполне понятно. Как же не быть разобщению, если членам причта всегда приходится жить на счет прихожан? Представим себе, – какой хаос, какая неурядица была бы во взаимных отношениях судей с тяжущимися, полиции с обывателями, войска с местным населением и т. д., если бы первые не получали достаточного обеспечения от казны, а жили на счет вторых! А, ведь, было время, когда воеводы посылались в провинции «на кормление».

Да, недоразумения между прихожанами и их духовными руководителями чаще всего происходят от материальной необеспеченности нашего духовенства. И они, думается мне, будут всё чаще и чаще повторяться, потому что жизнь дорожает, потребности растут у всех и у пастырей, и у пасомых. Самому непритязательному священнику с течением времени немыслимо будет удовлетворяться тою платою, какую он теперь получает. А крестьяне, которым собственно и обременительно оплачивать труд священнослужителей, всё более и более беднеют.

<…>

хотя незавидный; и прихожане уже несколько лет собирались расширить храм. Всем этим он воспользовался умело. Прихожан, хотя и с большими усилиями, он убедил строить новую церковь, потому что старая была слишком мала для населения станицы, почему не было смысла её расширять; учителя и певчих поощрил к более усердным занятиям пением; диакона приблизил к себе, прихожан расположил в свою пользу приветливостью, любовью и радушием. И дело пошло на славу. Несмотря на скудость пожертвований (менее 500 руб.), он – посевом хлеба на церковь – в три года приобрел более 18,000 руб. Без всяких раскладок устроен был прекрасный, светлый и просторный храм. Народ, как говорится, повалил в церковь. Прежде маленькая церковь была почти пуста, а теперь большая стала переполняться. Религиозно-нравственное состояние прихода начало быстро улучшаться. В 1894 году исповедовавшихся и причастившихся было 290 человек муж. пола, а к 1898 году, постепенно увеличиваясь, число их возросло до 900 человек. Молодой пастырь был того же убеждения, как и г. Золотухин, т. е. прихожане позаботятся об нём, когда увидят его благожелательность к ним и любовь, поэтому всячески избегал ряды за требы. На вопрос казака: «Батюшка, сколько возьмете за брак?» обыкновенно спрашивал: «А сколько ты, милый, можешь дать?» А так как до его поступления казаки привыкли платить за браки от 8 до 15 руб., то предлагали ему 8 руб., как меньшую плату. Он благодарил за это и дело обходилось без ряды. Узнавши такую податливость нового священника, прихожане стали предлагать все меньше и меньше. Он венчал и за 7, 6, 5 и 4 руб. Пасомым это, очевидно, понравилось. Летом 1899 года они собрались на сход и, чтобы покончить с такою неопределенностью таксы, единогласно решили, что они за брак могут платить только 3 руб., за крещение и отпетие младенца 10 коп., за отпетие взрослого 30 коп. и т. д. Не подумайте, что это было в голодный год. Голода не было. И имейте в виду, это сделали не малоземельные бедняки крестьяне, а казаки, у которых надел в длину на 53 версты и в ширину на 26 верст, которые в урожайные годы не успевали выкашивать своих лугов, которые при умелом ведении хозяйства и трудолюбии могли бы быть все богачами, и которые в своей среде имели «тузов», обладавших

<…>

ково же душевное состояние священника, слышащего об этом везде и всюду, читающего об этом же в литературе и прекрасно знающего, что оценивается труд всякого человека кроме его. Другие получают за труд много больше его, они не жадны, у них нет жажды к наживе. Возьмем для примера хоть адвокатов или докторов. Священник получит 5 коп. за приобщение больного, или 20–30 к. за крещение младенца. И готовы кричать: «Это возмутительная торговля таинствами! Какая поразительная жадность у священников». И сколько у него советников. Одни говорят за совершение таинств нельзя брать платы, другие – не советуют собирать новину, иные утверждают, что священники ходить по домам с молебнами и со святой водой должны безвозмездно, а заниматься в школах по Закону Божию они обязаны по долгу своей службы, не надеясь ни на какое вознаграждение и т. д. Чиновник получает более или менее приличное содержание и, при всяком исполнении возлагаемых на него поручений, вознаграждается суточными и прогонными. Так, конечно, и должно быть. Но почему же священник-то ни за что не должен получать? А как только вздумает попросить за труд, так его назовут жадным. Ужасно обидно. Не даром же у нас так все избегают этого великого служения!

Г. Золотухин рассказывает про жадность священников уж слишком невероятные факты: будто бы «в некоторых приходах крестьяне оставляют детей без крещения 6–7 и 8 месяцев: и часто живут вне брака, ибо не в силах заплатить 15, 20–25 руб. священнику за совершение таинства». Поистине ужасные случаи! Но я отказываюсь давать им малейшее вероятие. Я сам служу священником, и у меня несколько ближайших родственников служат священниками же. Ничего сколько-нибудь похожего на это я никогда не слыхал. А знаю прекрасно, что младенцев крестят через день, два и много три после рождения. И никогда нигде не слыхал и не встречал, чтобы жили вне брака потому, что священник требовал 15, 20–25 р. за венчание. Это что-нибудь не так. А если так, то нужно как можно скорее принять меры к обеспечению духовенства казенным жалованием, обязав его после этого совершать таинства и необходимые обряды бесплатно.

Поистине ужасно душевное состояние тех из пастырей, ко-

<…>

ства очень много вреда для дела происходить еще от того, что у нас в приходы, зараженные расколом и сектантством, назначают худших священнослужителей. Такое печальное явление происходит от того, что зараженные селения обыкновенно дают меньше дохода. Нельзя же исправных служащих посылать на меньшее содержание? Между тем туда-то и нужно было бы направлять самых сведущих и энергичных священников. При настоящем же положении духовенства, это невозможно, потому что подобное назначение будет не поощрением, чего вправе ожидать каждый полезный служащий, а очень чувствительным наказанием.

По назначении казенного жалования священнослужителям, не будет им упрека в торговле таинствами. Не будет бесчисленных, крайне вредных, для дела, столкновений между пастырями и пасомыми из-за платы за труд. Принятия сана не будут избегать ни семинаристы, ни светские лица. Не будет нравственной пытки от необходимости жить на счет прихожан. Не будет зависимости священника от местных богачей, иногда далеко не нравственных. Не будет перехода с одного места на другое в поисках за большим доходом. Духовенство не будет отвлекаться от своих обязанностей заботами об обеспечении семейства. Посещения прихожан на дому с молебнами и св. водой не будут способом получения с них дохода и будут иметь громадное воспитательное значение для народа. Тогда не было бы так много ошибок с посвящением лиц нравственно недостойных носить священный сан.

До этого же времени никакие реформы, никакие улучшения не вызовут должного, доверчивого отношения прихожан к священнику. Как бы ни был он благороден, как бы ни старался он служить, деятельность его всегда в весьма значительной мере будет парализоваться несчастной платой за требы.

Но г. Золотухин про назначение жалования говорит, что не легко обеспечить жалованием несколько десятков тысяч лиц духовного звания. Но всякое хорошее дело совершается с усилиями. Нужно только серьезно приняться за этот вопрос. Находят же возможным платить сидельцам в винных лавках по 600 рублей. Находят средства увеличивать содержание другим служащим, почему же не найти их для духовенства. «Го-

<…>

<…>

шает со спокойной совестью брак по своему обряду зная вперед, что его никто, никогда, ни к какой ответственности привлекать не будет за несоблюдение закона. Видите как не много требуется от раскольника, чтобы состоялся его брак. После этого он, когда угодно, если пожелает, может занести этот брак, для признания его законным, в метрические книги при волости или полиции, где также немного больше обращают внимания на года вступивших в брак. Но большинство раскольников обходится даже и без этой записи.

Так-ли теперь совершаются православные браки? Далеко – не так! Вздумал жениться православный, он прежде всего должен запастись документами, несомненно свидетельствующими о его совершеннолетии; если он выходец из другой губернии, то должен, кроме того, представить удостоверение, что он действительно холост, а если вдов, то два метрических свидетельства – 1-е о браке, а 2-е о смерти жены. Нужно еще удостоверение о бытии у исповеди и св. причастия. Такие же документы требуются и со стороны невесты. Итак, прежде всякого сватанья с обеих сторон должно быть понесено много хлопот и расходов. Если-же не сделать всего этого вперед сватанья, то могут быть такие случаи со стороны жениха или невесты, как недостача нескольких недель до совершеннолетия, или не присылка ко времени брачных документов, без которых также причт не будет венчать брака, хотя-бы он был во всем правилен! Между тем у сосватавшихся всё уже готово и расходы произведены. Вот многое тут-то приходится переиспытать и перечувствовать священнику, особенно – когда задержка в венчании происходит из-за неполучения во время документов. Родственники брачующихся начинают всеми силами уверять, что года жениху и невесте вышли и никаких препятствий нет. Священник, при всем желании помочь прихожанам, не может удовлетворить их просьбе, а прихожане не верят и не хотят понять, что священнику нельзя повенчать и приписывают это просто его придирчивости. При решительном отказе повенчать брак, священнику приходится много выслушать напрасного ропота от своих прихожан, которые, в таком случае показывая на раскольников, говорят обыкновенно: «вот он не хочет повенчать, когда не выслали ко времени документа или не достает нескольких недель до совершеннолетия, а раскольники своих детей сводят совсем без документов, когда недостает иногда и целых годов, а разве закон не одинаковый для всех»? Бывает и так, что родители, видя неуступчивость священника и жалея затраченных расходов, допускают иногда детей сходиться без венчания. Спрашивается, кто виноват в этом грехе? – Прихожане во всём винят священника, не согласившегося рисковать своею должностью. Священник, хотя не виноват в этом, но ему винить некого. Он только с сокрушением смотрит на то, что закон один и тот-же, а исполняется различно. За неисполнение его с одних взыскивается строго, с других ничего. Какой от этого происходит непоправимый вред православию можно видеть из следующего случая, бывшего в приходе одного священника, хотя подобные случаи замечаются и во многих других приходах с раскольническим населением (но только не так заметно, как этот рассказываемый случай).

Одна бедная вдова, присоединившаяся к православию из австрийской секты, задумала женить сына, не справляясь по старой привычке о его годах. Сосватавши невесту, она обратилась к приходскому священнику с просьбой повенчать её сына. Священник, справившись о летах её сына, которому, как оказалось, не доставало около года, отказал ей в просьбе. Не будь в приходе раскольников, – ничего бы не было, и женщина дождалась бы законного времени. Но раскольники были и с присущей им хитростью сумели из затруднительного положения вдовы извлечь для себя пользу.

Узнав о случае со вдовою, один из руководителей секты явился к бедной женщине якобы разделить её горе.

Он начинает вкрадчиво выспрашивать старушку, – как ей живется в новой вере? Успокоилась-ли она в деле спасения? и т. п. Незаметно переходить на больной брачный вопрос. Что, бабушка, правда-ли я слышал, будто ваш священник-то не венчает твоего сына?

– Правда, кормилец, правда! – начала слезливо старуха.

– А от чего же он, бабушка, не венчает?

– Да говорит, кормилец, лета не выходят!

– Эх, бабушка, жаль тебя, да помочь нельзя!… Вот если б ты не переменила веру-то, ничего бы у тебя этого и не было. Батюшка-то наш повенчал-бы, не говоря ни слова! Ведь сыну, небось, выходит 16-ть то лет?

– Как же, кормилец, выходит! – торопливо отвечает старуха.

Вот то-то и есть!… В Кормчей разрешается 16-ти лет венчать, а ваш священник не венчает не потому, что ему венчать нельзя по правилу святых отец, а просто не охота уважить бедную старуху, -– вот он и придирается к летам!

– Что ты, родимый, говоришь-то – у него, поди, и в мыслях-то нет обидеть меня! – испуганно возражает старуха.

– Эх, бабушка!… А ты их узнай-ка хорошенько! Они только из-за денег и дело-то делают. Вот другое дело, если б ты была побогаче, да сунула ему побольше, – вот он и повенчал-бы! – а то видит, что с тебя взять-то нечего, – ему и разговаривать-то, поди, с тобой не хочется, не только что помочь тебе.

Как ни подозрительно смотрела старуха на своего гостя, однако такие слова возбудили в ней сильное сомнение в правильности отказа священника и, не вытерпев, она тут же заметила как-бы сама себе.

– Так я еще пойду просить своего батюшку: может и вправду нельзя-ли повенчать! За деньгами и я не постою, – последнее отдам, лишь бы повенчать!

Раскольнический депутат, видя, что поколебал доверие старухи к священнику, тут-же начал её учить, как и говорить ей со священником.

– Ты вот что, бабушка! – как придешь к священнику, спроси его: правда-ли, что по правилам святых отец можно венчать жениха 16-ти лет? Когда он скажет – «правда», ты еще спроси его: а почему же вы, батюшка, не венчаете моего сына-то? Он, конечно, не сознается, что только даром проводит время, а будет ссылаться на гражданский закон, а ты его опять спроси: а который выше закон, – гражданский или св. отец? Вот тут-то ты и увидишь, кто поступает по правилам святых отец?!…

Старуха пошла к священнику справляться, верно-ли то, что говорил раскольник, и, к её удивлению, священник подтвердил слова раскольника, что действительно по правилам св. отец разрешается венчать жениха 16-ти лет. Старуха, как-бы не веря себе, тут-же проговорила: так, стало быть, австрийские-то не грешат против правил святых отец, когда венчают жениха 16-ти лет, а вот вы не хотите поступать по правилам-то!

Тут священник начал ей говорить о том, что их браки не считаются законными. Старуха этого не могла понять, как это раскольнические браки не считаются законными, и кто их не считает законными? Она всё время на том только настаивала, что если повенчать её сына, то не погрешишь против правил св. отец. – Вот вы, батюшка, говорите, что браки австрийцев не признаются законными, а как же у них вон и дети родятся и они считаются и пишутся везде ихними детьми? Вот вы знаете, батюшка, что я была раньше замужем за раскольником, начала про себя рассказывать старуха, от которого у меня и родился сын. Его-то я вот и хочу женить, так он, чай, не пишется незаконным? Или вон за Иваном Сычевым – жена-то чья пишется, его или нет?

– До поры до времени, отвечал священник, они считаются и пишутся детьми и женами, а если бы кто вздумал тяжбу из-за наследства завести с твоим сыном, то он мог бы по суду доказать, что у тебя сын не от законного брака и ему наследство не принадлежит.

– Так, батюшка, кто так бы сделал, то он по Божьи-ли бы поступил? – перебивает старуха.

– Да мы, бабушка, не об этом говорим – по Божии или нет, а вот по закону он мог бы это сделать. И у Ивана Сычева, если уйдет жена и присоединится к православию, да пожелает выйти замуж за православного, то с православным её свободно можно повенчать и ничего ей Иван Сычев сделать не может.

– Да по Божии-ли это, батюшка, будет? – снова перебивает старуха.

Священник, видя, что этим путем её не убедишь, начинает говорить о том, что у раскольников всё делается не по закону и не по Божьи. У австрийцев вон и священство-то не от Христа и Апостолов, а от беглого незаконного митрополита Амвросия, но они на это не обращают внимания, так что-же с ними сделаешь?!… Но старуха на этот счет не слишком обращала внимания, а твердила своё, чтобы батюшка поступил по Божьи и по правилам св. отец – повенчал-бы её сына, а там пусть, кто хочет, считает их брак незаконным, – им до людей дела нет, лишь-бы они жили да поступали по Божьи.

– Да ведь я, бабушка, уж не раз говорил, что мне нельзя венчать, – с меня за это строго взыщут!…

– Может быть ты, батюшка, думаешь, что я не заплачу тебе за это, что следует. Ты проси сколько надо, я хоть и бедна, а за этим не постою.

Горько тут сделалось на душе священника.

– Что ты, Бог с тобой, бабушка! – отвечал он. Разве я из-за денег не хочу венчать твоего сына?!… Если-б только можно было, я с радостью бы давно даром повенчал. Вот дождемся времени, и я слова тебе не скажу о деньгах! А этим ты меня обижаешь, что думаешь так, и не веришь моим священническим словам.

– Дивлюсь я, батюшка, как это так выходит, снова возражает старуха, тебе нельзя, а австрийским можно?!…

Священник снова стал говорить, что они делают всё это не по закону. Но старушка, наученная раскольниками, ничего этого не хотела понять и только одно твердила, что они поступают не по Божьи. Тут священник понял, что эти мысли ей не сами собой пришли, а внушены раскольниками. Долго еще он старался внушить старухе, что раскольники поступают неправильно, не по закону и ничуть не по Божьи.

Но в старухе личные интересы заглушили всякое понятие и, сколько ни старался разъяснять священник, она ничего не поняла и осталась при своём убеждении, что православные поступают не по Божьи, а по какому-то притеснительному закону, раскольники-же по Божьи, за это их и притесняют во всём.

После описанного случая старушка прямо начала говорить, что она поторопилась и напрасно перешла в православие. Хотела было опять идти в раскол, но от этого её остановило не убеждение священника, а невестина родня, не согласившаяся отдать дочь за раскольника.

Что происходило в это время в душе священника, – когда он видел, что его труды в беседах с раскольниками пропали даром – потому только, что раскольники так беззаконно поступают в отношении браков и законным отказом священника повенчать малолетний брак воспользовались, как средством показать народу превосходство своей секты, – предоставляем судить читателю. Грустно видеть, что из-за такого во всех отношениях вредного самоуправства раскольников столько зла приносится православию.

Свящ. Александр Волгин

<…>

были перейти в поморство, перестали, наприм., крестить своих детей, в виду якобы моления православных при крещении духу лукавому. Тяжкое обвинение на Церковь Черчимцев хотел было предъявить и во время описываемых бесед.

Всех бесед было пять: с 9 декабря по 13-ое. Беседы начинались в 2–3 ч. дня и оканчивались 10–11 ч. ночи. В средине бывал часовой промежуток для отдыха. Внимание к беседам было громадное. Приехали из-за 150–200 верст при 30–40° мороза. Громадный зало народной читальни вмещал лишь билетных слушателей. Окружное духовенство во главе со своим благочинным, свящ. Смоленским, устроившим наши беседы, присутствовало на прениях в полном своём составе. Интересовалась спорами и местная многочисленная интеллигенция.

Предметом бесед был вопрос об последнем антихристе, о существе его, о печати и царстве Христова противника.

Черчимцевым была выработана такая для бесед программа: беседовать по минутам, в духе кротости, за порицания от Писания не винить.

Первая беседа

Лицо последнего антихриста. Кто он будет?

Вступительная беседа началась с разбора неудобств программы, составленной Черчимцевым.

Миссионер. Арт. П. желает беседовать в духе кротости. Это похвально, но только не понятно второе его требование: За употребление порицаний от Писания не привлекать к суду. Коль скоро беседа будет в духе кротости, то к чему эти порицания, хотя бы и от Писания. Еретики своё учение проповедовал тоже на основании Писания. Писание одно, но толкование бывает разное. Нет, мы не будем употреблять порицания, тем более, что сам собеседник выразил желание беседовать в духе любви. Ценя последнее его намерение, мы не принимаем вызова к порицаниям.

Черчимцев.³³⁹ О. Симеон должно быть боится наших порицаний и потому не хочет их слушать. Но от Писания обли-

<…>

давно существуют, но сам он еще не явился. Если бы он явился, то мы могли-бы видеть его: он будет такой, что не заметить его будет нельзя. На моей очереди сейчас вопрос и в моей власти открыть те три книги, из которых мы согласились беседовать. Я открываю их, это, во 1, Беседы И. Злат. на 14 посл. ап. Павла., 2, толкование на Апокалипсис св. Андрея Кесарийского; 3, книга о Вере. Из них я прошу моего собеседника отвечать на вопрос: «кто будет последний антихрист: определенное лицо, или же собрание только ересей в людях»?

Черчимцев. О. Симеон боится Писания, не велит читать других книг, кроме указанных. Но это притеснение.

Миссионер. Арт. П. сам же согласился на три книги и отказываться ему от них не годно. Ограничиваю свою беседу пока тремя книгами не потому, что я бегаю Писания, но потому, чтобы избежать многословия, весьма утомительного для слушателей. В осень Арт. Петр. начитал здесь так много книг, что и разобрать их стало трудно. Я слышал от здешнего о. благочинного, что смущение вышло от того, что народ совершенно был сбит вашим безостановочным, соединенным с порицаниями чтением. На будущей беседе вы будете открывать книги, какие вам нужно. А сейчас я открыл указанные книги и прошу отвечать на поставленный мной вопрос: кто будет последний антихрист: одно определенное лицо, или это собирательное имя, обозначающее вообще ереси в людях? Писания я не бегаю, по милости Божией, вот сколько собрано книг: до сотни книг лежит на нашем столе.

Черчимцев. Св. Иоанн Богослов в 4-й главе своего первого послания завещал: «всяк дух, иже не исповедует И. Христа в плоть пришедша, от Бога несть и сей есть антихристов, его-же слышите, ясно грядет и ныне в мире есть уже». Миссионеры обыкновенно говорят: Антихрист еще не пришел, но из слов апостола видится, что он уже есть. Он пришел еще во время Богослова. Мы держимся не иного учения, как только апостольского. Антихрист, как видно в Беседах Златоуста, есть отступление. К нам в Россию оно пришло в 1666 году. Об этом можно вычитать из кн. о Вере, которую открыл и о. Симеон. На 274-м листе её говорится о возвращении дьявола на прежнее место и о пришествии сына погибели Пришествие антихриста по кн. о Вере будет в виде отступления, не для всех, впрочем, заметного. Миссионер от себя говорит, что антихрист будет всем известен. Нет, неимущим разум он не будет известен. Произойдут, по-видимому, в церквах небольшие перемены, но в изменениях имущим разум разумно будет явление антихриста. Я ответил миссионеру на его вопрос так: Антихрист пришел к нам в Россию в 1666 году.

Миссионер. Арт. П-чу мы не советовали брать пока более трех книг. Он не послушался, хотя и дал слово в этом слушаться. Взял новый завет писания св. Иоанна: вы читал оттуда отрывочно со своим произвольным толкованием 4-ю главу 1-го послания о духе антихриста. Между тем речь у нас не об антихристах, не о духе антихриста, а о нём самом о его существе, лице. Кн. о Вере, рассуждая о последнем антихристе, привела на этот вычитанный и неправо понятый текст из апостола. Она приводит в 30 главе об антихристе то место из послания Иоанна, где говорится: «Дети, последняя година есть, и яко же слышасте, яко антихрист грядет и ныне антихристы мнози». Здесь антихрист и антихристы различаются. Про первого говорится, что он грядет, а про вторых замечено, что они и ныне существуют. Действительно, еретики были в большом количестве и во время Иоанна Богослова: Симон волхв, Керинф и др. При наличности еретиков-антихристов, самого антихриста в это время еще не было. Как христов-помазанников было много, так и антихристов являлось и будет являться немало. Христос в собственном смысле был один, так и антихрист в собственном смысле этого слова будет один. Он явится при конце мира. «Обаче собственным и изъятым образом, говорит Иоанн Дамаскин, антихрист глаголется, иже при кончине века приити имать» (гл. 26).

Различать антихриста от его предтеч, называемых тоже антихристами, велит и кн. о Вере. По её словам (269 л.), мы должны найти свидетельства от Писания не только о слугах антихриста, но и о самом господине при слугах его, т. е. о последнем антихристе. Самое полное изображение последнего антихриста, по словам той-же книги о Вере, находится в послании ап. Павла к Солунянам.

Возьмем 275-е зачало апостола с толкованием на него св. Иоанна Златоуста в его беседах на 14 посл. ап. Павла. На слова св. Павла: «Да никто же вас прельстит ни по единому образу, яко аще не приидет отступление прежде и откроется человек греха». Св. Иоанн Златоуст написал такое послание. «О антихристе здесь беседует… Кто же есть сей? Убо сатана ли никакоже. Но человек некий, всякое его во приемляй действо»! Т. о., св. Иоанн Златоуст решает вопрос об антихристе не так, как Арт. П. Св. Златоуст антихристом называет не собрание ересей в людях, а особого человека, который, по дальнейшим его словам, будет требовать себе божеского почтения, будет покушаться чрез совершение некоторых чудес приобрести себе имя Бога. Такого человека мы еще не видим. Не видели его, согласно истории, и в 1666 году. Значит, Арт. П. напрасно утверждает, что антихрист пришел в 1666 г., напрасно также видит его в тех переменах, какие были утверждены в это время в Великороссийской Церкви. По Златоусту, антихрист определенный человек, стремящийся выдать себя за Бога. Ничего подобного не было при книжном исправлении. Напрасны страхи и боязнь. Они преждевременны. Видеть антихриста там, где его нет, грешно. Грешно Артемию Петр. смешивать последнего антихриста с его предотечами-еретиками.

Черчимцев. Тщетно миссионер приводил свидетельство из бесед св. Златоуста. Эта книга говорит против него же самого. Понимание антихриста, как известной личности, Златоуст в предисловии ко 2-му посланию Солунянам называет детскими баснями и бабскими блядиями.

Вот это место. «Рече же негде и об антихристе, егда глаголаше, Аз приидох о имени Отца Моего, и не приясте Мя; аще ин приидет о имени своем, онаго приимете. И часты же и неизглаголанныя беды, знамение быти глаголаше; и яко Илии подобает приити. Недоумехуся убо тогда Солуняне о сих, нам же полезно бысть онех недоумение, не оным точию, но и нам сия суть полезныя: да басней детинных и блядий бабских свободимся». Народ Солунский «глаголаше», что беды и знамения будут при приходе антихриста.

Так «глаголаше» и о. Симеон. Но св. Златоуст пишет, что нам нужно уклоняться таких басней. Такие мысли, что антихрист будет определенное лицо и сотворит велия знамения, по дальнейшим словам вселенского учителя, навевает нам дьявол. Вот он и навевал о. Симеону говорить подобно

<…>

тоуст, что последний противник Христа не сатана, а некоторый человек, стремящийся выдать себя за Бога и для сего творящий велия чудеса.

В приведенном вами месте учение Апостола и Златоуста тоже сходно с изложенным. Вы если не намеренно, то ошибочно понимаете прочитанные вами слова из предисловия к Солунянам. Слово «глаголаше» относите к Солунскому народу. Но кто так другой читает, как вы – не знаю. Про Солунян речь дальше. Вы ни во что ставите точку. В данном месте слово «глаголание» относится ко Христу. Христос глаголаше – «Аз приидох о имени Отца Моего и не приясте Мя; аще ин приидет о имени своем, онаго приимете. И частыя же и неизглаголанныя беды и знамения быти глаголаше: (Христос говорил, а не Солуняне) и яко Илии подобает приити». Всё, что приведено до сих пор, – это слова Христа, а не Солунян. Про них еще речи нет. Христос, а не Солуняне, говорил, что до прихода антихриста явится Илия.

Про Солунян вот где речь. «Недоумевахуся убо тогда Солуняне о сих». Солуняне недоумевали по поводу вышеприведенных слов Христа. «Но нам такое недоумение, замечается в Беседах, полезно». По случаю его мы от апостола Павла получили такие ясные указания об антихристе, что можно избежать тех басней и бабьих бредней, какие ходили среди Солунян. Выходит, басни и бредни не слова об антихристе, его чудесах и проповеди Илии, а что-то другое. Не первое, а последнее имея в виду, Апостол написал: «Да никтоже вас прельстит, ни по единому образу, яко аще не приидет отступление прежде и открыется человек греха, сын погибели, противник и превозносяйся над всякаго глаголемаго Бога или чтилища»… Имея в виду разные среди Солунян толкования о конце мира, Апостол языков указывает такие ясные признаки 2-го пришествия Христова, что им ничего не оставалось делать, как лишь, приняв их, оставить прежние ложные. Пред пришествием Господа, по Апостолу, должен был еще прийти его противник – антихрист, определенный человек, которого Христос убиет духом уст Своих и упразднит явлением пришествия Своего.

Вам беспоповцам тоже ничего не остается делать, как оставить свои ложные мнения о конечных судьбах мира и принять истинные, проповеданные Христом и св. Апостолом. Вы – поморцы

<…>

Вот какой последний антихрист! Приложим ли его образ к виновнику книжного исправления, а по вашему, отступления, к патр. Никону или нет? Нисколько. П. Никон родился не от девицы скверной, жидовки сущей. Чудес он, хотя бы и привидением, не творил. Пред пришествием его не являлись пророки – св. мужи с проповедью на устах – ни Енох о законе естественном, ни Илия Фесвитянин, про которого и вы поете в тропаре: «Пророком степень, второй предотеча пришествия Христова Илия Славный»… и т. д.

Антихрист, как мы слышали из кн. о Вере, будет царствовать не столько, сколько вы полагаете, начиная с 1666 г. и до нынешнего времени.

Не оправдавшись на п. Никоне, существенные признаки последнего антихриста не приложимы и к другим представителям Великороссийской Православной Церкви. Но коль скоро антихрист в назначаемые вами годы пришел, то он должен был бы обнаружиться в них, если не в этом, то в другом? Всё писание говорит, что последний антихрист будет определенный человек.

Мнение, что последний антихрист пришел в 1666 году, мнение, как уже было сказано, ложное. Оно вот, действительно, заслуживает того названия, какое вычитано было у Златоуста касательно Солунян. Что же касается учения, что антихрист не пришел в 1666 г., ибо тогда существенные, относящиеся к его лицу признаки, были бы приложимы к какому-либо человеку, то это учение не дьяволом навеянное, как выразился мой собеседник, но Христом заповеданное, апостолом повторенное, Златоустом разъясненное и кн. о Вере пространно изложенное. Арт. П., будь осторожнее в словах и отвечай на мой вопрос: кто будет последний антихрист: определенный человек или же просто собрание ересей? Разрешением этого вопроса мы уясним и твой: когда пришел антихрист или не пришел еще?

Черчимцев. О. Симеон предлагает мне говорить о существе последнего антихриста. В вопросе о времени его пришествия мы скорее столкуемся. В пользу своей мысли, что антихрист пришел, я вычитаю из той же книги о Вере, которую читал и о. миссионер. Я приведу из неё слова преп. Ефрема Сирина: «Убоимся и мы любимицы, говорит он, да не и мы в сия впадем; писанныя бо вся совершишася и несть ино ничтоже

<…>

пришествии антихриста в 1666 г. Читая его, он, должно быть, позабыл своё толкование слов св. Андрея касательно 1000 лет. Помня последнее, он не стал бы читать первого. Что пользы от вычитанного им пророчества, когда его можно растолковать так же, как и пророчество Апокалипсиса. Мы применим, следуя примеру Арт. П., к пророчеству кн. о Вере те же рассуждения, какие он допустил по поводу апокалипсической 1000 лет. Книга о Вере потому понимала 1666 г. годом антихристова прихода, что автор её жил до этих лет. По миновании же их ход событий заставляет отсрочить приход последнего антихриста на неопределенное время. В 1666 году не действовал тот человек, который родился бы от девицы нечистой жидовки сущей, творил бы чудеса, старался бы выдавать себя за Бога и т. п.

Арт. П. растолковал апокалипсическую 1000 лет в определенном смысле потому еще, что и св. Андрей не особенно настаивал на неопределенном её понимании. Книга о Вере тоже не настаивает, Арт. П., на непременном приходе последнего антихриста в 1666 г.! Здесь ведь прямо сказано: «Кто весть, аще в сих летех 1666-х явственных предотечев его, или того самого не укажет?» Кто знает? Сочинитель кн. о Вере не знает достоверно: сам ли антихрист придет в 1666 г. или его предотечи. Только Арт. П. так уже положительно утверждает, что «сам» пришел. Последнее однако для нас не обязательно. Арт. П. не пророк и не автор кн. о Вере, которую мы слушаем. Напрасно он читал её. Прямо бы сослался на свой авторитет и только. Кн. о Вере все-таки на половину оправдала себя: если не сам антихрист пришел, то предотечи его явились, такие еретики, которые не имеют ни престолов, ни жертвенников.

Нельзя этого сказать про Артемия Петр. Он и вполовину себя не оправдаЛ.Не указал ни одного слова из Писания, что антихрист пришел, притом, как он утверждает, в 1666 г. Правда, он читал еще 271 л. кн. о Вере. Но и здесь, ведь, не говорится прямо, что в 1666 г. непременно придет антихрист. Это опять лишь предположения самого Арт. П. Здесь говорится только о том, как-бы нам русским, подобно латинянам и малороссам, не пострадать от тех же вин, от коих пострадали и первые, именно от злобы дьявола, развязанного по 1000 годе. Русские, действительно, пострадали. Явились хулители

<…>

доводя, отрицающие пришествие антихриста в 1666 г., я не думаю услышать противные им. Их нет. Христос не родился, наприм., в 4595 г. и буквы Писания о том, что он в этом году родился, нет. Точно также и здесь. Антихрист не пришел ведь в 1666 г., зачем они будут писать об этом. Это нелепо. А что антихрист последний, не слуги, а сам он не пришел в 1666 году – это я показал, кроме буквы Писания еще и рассуждениями о лице его. Последние показывают нам, что антихрист будет человек, подобного коему не было не только в 1666 г., но и в ближайшее к нам время. Если бы он в 1666 г. на самом деле пришел, как утверждает Арт. Петр. тогда и нас с вами бы теперь не было. Явление антихриста один из ближайших признаков второго Христова пришествия, Господь, убивающий антихриста, есть в тоже время Судия, грядущий судить живых и мертвых.

Ясность признаков последнего антихриста, его лица, его существа, показанных ап. Павлом в послании к Солунянам, с очевидностью убеждает, что положение Арт. П. о приходе Христова врага в 1666 г. – ложно. Раздельность, с какой черты антихристова лица разобраны у Златоуста, у св. Андрея и в кн. о Вере, заставила даже моего собеседника уклониться от вопроса о существе последнего врага Христова.

Отложим беседу до завтра. Может быть Арт. Петр. и скажет что-либо по вопросу, оставленному им ныне без внимания и ответа.

(Продолжение следует).

Свящ. С. Шлеев

<…>

собрание духовных песен и псалмов для пения, для употребления при общественном и домашнем богослужении христиан баптистского исповедания».

С этого времени «Голос веры», сыграв большую роль в деле развития культа штунды, все реже и реже появляется в руках сектантов и, наконец, становится библиографическою редкостью.

Между тем потребность в готовых молитвах у русских штундистов с каждым годом возрастала, тем более что и изданные первоначально «Обществ. распростр. дух.-нравств. просв.»: «Радостные песни Сиона» и «Любимые стихи» также были воспрещены к обращению. Тогда проливающий в г. Новороссийске сектант Д.Я. Аврахов издал в 1892 г., с разрешения Московской евангелическо-лютеранской консистории и С.-Петербургской светской цензуры, «сборник духовных стихотворений для христиан евангелическо-лютеранского вероисповедания».³⁴⁰ Этот сборник быстро распространился среди русских штундистов. По расследовании содержания этого сборника, оказалось, что он представляет собою уже запрещенный к обращению и перепечатанию «Голос веры», только пополненный некоторыми произведениями русских поэтов и переводными стихотворениями. На этом основании означенный сборник в 1896 году также был воспрещен к обращению и, несмотря на старания «Беседы» распространять его среди русских сектантов, он становится у них редкостью.

Были и еще со стороны русских штундистов попытки к изданию сектантских стихотворений, как, наприм., в Москве, с разрешения общей цензуры, было издано «собрание стихотворений» (100 песен), представляющее собою извлечения из «Голоса веры», «Радостных песен Сиона», «Любимых стихов» и др. сборников. Но все такие издания скоро воспрещались к обращению.

Казалось, что неоднократные ошибки светской цензуры, при разрешении к изданию сборников духовных стихотворений и вообще подобного рода произведений на русском языке, на обложке облыжно предназначаемых для инославных исповеданий, а на самом деле направляемых для оснащения культа русских сектантов, должны научить цензуру осмотрительности. Однако такого рода издания продолжают появляться: так, с дозволения С.-Петербургской цензуры, от 11 Января 1902 года, появилась в продаже и в богослужебном употреблении книга, под заглавием:

<…>³⁴¹

с тех-же источников, откуда черпали своё содержание и запрещенные к обращению: «Голос веры», «Любимые стихи» и др. сборники³⁴² и в) более 180 стихов, подписанных инициалами сектантских представителей,³⁴³ которые, за весьма небольшими исключениями, перевели эти стихи с немецких сектантских изданий, откуда брали своё содержание и сборники Воронина, Аврахова и др. – Словом, весь материал «Гуслей», за исключением двадцати с небольшим стихов, уже давно запрещен к перепечатанию и обращению в русском народе, как предназначенный для укрепления и развития русской штунды. Посему «Гусли» едва-ли могли быть разрешены цензурой к печатанию и обращению.

Но при этом считаем не лишним заметить, что подобного рода ошибки со стороны светской цензуры будут повторяться до тех пор, пока вопрос о переводе на русский язык с немецкого и других языков духовных стихотворений и прочих произведений, не исключая и нотных, с явно протестантским или сектантским направлением не будет решен принципиально, т. е. допустимы-ли такие переводы или нет? Конечно, при решении этого вопроса необходимо принять во внимание, что все подобного рода переводы нужны не для немцев-протестантов и не для немцев-сектантов, живущих в России, которые терпеть не могут русской речи и никогда не станут употреблять русского языка в деле удовлетворения своих религиозных

<…>

<…>

к интеллигентным слоям общества гораздо ближе, чем в предшествующее время. В рассуждении хороших внешних манер интеллигентные лица гораздо более требовательны и взыскательны, чем низшие сословия. Отсутствие хороших приемов в обращении или какой-либо недостаток во внешних манерах часто производит размолвку между священником и интеллигентными слоями общества, а это в свою очередь может печально отозваться на церковно-просветительной миссии священника среди интеллигенции.

Наконец, в жизни священнослужителя выпадают и такие моменты, когда приходится беседовать с сильными мира сего… Далеко стоящие от большинства людей сильные мира часто стараются составить понятие о незнакомом им человеке на основании такого мимолетного и неустойчивого признака, каким являются внешние манеры в обращении; вот тут-то и возникают «искушения»; иногда целая судьба человека складывается соответственно качеству его внешних манер… Бывают случаи, когда ничтожное упущение или какая-либо неровность во внешних манерах оказывается губительною искрою, пожигающею всю житницу многолетних, самоотверженных и добросовестных трудов того или иного лица; из-за минутной мелочи теряется благополучие жизни, приобретенное годами!

От таких несчастий не все застрахованы, в том числе, конечно, и наши священнослужители…

Отсюда, нашим священнослужителям необходимо заблаговременно запастись советами почтенных и более опытных своих духовных собратий по части благоприличных манер. Такую важную услугу и оказывает им небольшая по объему, но очень дельная по содержанию, книжка известного духовного писателя, почтенного о. протоиерея А. Ковальницкого: «Мелочи в обыденной жизни священника». Содержание книги очень разнообразно и обнимает, можно сказать, все те моменты пастырской деятельности, в которых внешние манеры имеют довольно важное значение. Почтенный о. протоиерей подробно излагает правила внешнего благоприличия в богослужебной деятельности священника (14–19 стр.), заботы священника о своём теле (19–30 стр.), приличные манеры и приемы в обращении с другими людьми и, особенно, высокопоставленными лицами (30–38 стр.), далее идет речь о «держании себя на улице» и в местах общественного собрания, о встречать с людьми и визитных карточках (38–47), о поведении гостя-священника за столом (47–58 стр.), относительно письмоводства священника, его духовно-пастырских и официальных писем, а также канцелярских бумаг (58–67 стр.), о развлечениях, доступных священнику

<…>

<…>

ная смерть и духовное воскресение, так как на этом прерывается его роман» (стр. 14).

По учению церковному, причиной духовной смерти является, прежде всего, неверие и, затем, эгоизм, напротив, вера во Христа и любовь к братьям (1Ин.4:15, 12) воскрешают человека (1Ин.3:14). Путь к воскресению и новой жизни лежит в покаяние и обращении к слову Божию. Последний момент подметил и Толстой. Воскресение кн. Нехлюдова началось с обращения его к Евангелию. «Говорят, там разрешение всего, – подумал он в трудные минуты своей жизни, – и, открыв Евангелие, начал читать там, где открылось, – Мф. 28 гл.» – «Замечательно, – пишет свящ. Ромашков, – что XVIII глава от Матфея, которая случайно будто бы раскрылась, при чтении Евангелия кн. Нехлюдовым, вся эта глава, можно сказать, имеет ближайшее и непосредственное отношение к самому автору романа «Воскресение», т. е. гр. Толстому. Вся она подходит целиком к современному душевному его состоянию. Из ней ясно мы можем видеть духовную смерть Толстого, а равно и утешаться надеждой на его духовное воскресение» (24 стр.). Эти мысли и раскрываются далее автором. Выясняя для соблазняющихся факт отлучения гр. Толстого, как засвидетельствование Церковью духовной смерти последнего, свящ. Ромашков приводит выдержки из прекрасного слова почившего витии, архиепископа Амвросия Харьковского о церковной анафеме. «Вы не веруете, говорил проповедник, обращаясь к непокорным членам Церкви, – не веруете, как Господь повелел нам веровать, пренебрегаете Его святыми заповедями… вы глумитесь над церковными чиноположениями, обрядами, обычаями; для вас ничто в Церкви не свято, ничто не дорого, ничего вам не нужно, – «оставьте нас!» (48 стр.).

Но это отлучение не безусловное. В нём кроется надежда на духовное воскресение человека, отлученного от Церкви. «и мы веруем, – пишет автор, – что гр. Толстой, подобно многим другим мертвецам, может ожить своим духом. Мы веруем, что он, подобно, напр., Савлу, будущему апостолу языков Павлу, может испытать на себе во всей силе слова Христовы: «что ты гонишь Меня?… Я – Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна» (Деян.9:4–5), (50 стр.).

Какими же средствами и путями должно совершаться такое воскресение? Первое и главное средство для этого есть смирение, отложение гордости ума человеческого и вступление на путь веры Христовой (ibid.). Итак, «смирись гордый человек» – с такими словами одного истинно-великого писателя земли русской, возглашавшего вслух целой России ко всем филантропам, искавшим разгадки своей неспособности делать добро, –

<…>

<…>

Известно, что русские штундисты, после издания ограничительного против них закона 4-го июля 1894 года, признавшего секту штундистов особо вредной с воспрещением общественных молитвенных собраний штунды, стали присвоить себе имя баптистов, именуя себя во всех официальных делах и частных случаях, и перед властями, и перед народом баптистами, чтобы воспользоваться правами, предоставленными баптистам по закону 1879 г. С целью приобрести официальные удостоверения в том, что они баптисты, русские штундисты во время всероссийской народной переписи 1897 года называли себя счетчикам не иначе, как баптистами, и тотчас после этой переписи стали поспешно и всюду менять свои паспорта или брать удостоверения в своей личности, говоря, что те и другие им нужны для отправления в другие губернии на работу, каковые удостоверения им за 2–3 рубля и выдавали волостные правления, мещанские управы, канцелярии приставов и полицейских управлений. Вследствие предъявления штундистами в судах свидетельств и паспортов, в которых они совершенно произвольно были названы баптистами, земские начальники, их съезды, окружные суды, мало или совсем незнакомые с вопросами сектоведения, по местам стали оправдывать сектантов в несомненных нарушениях ими циркуляра 1894 года, смотря на сектантов не как на штундистов, а как на баптистов, на которых этот циркуляр не может быть распространен. В прошлом году донские штундисты, чтобы присвоить себе название баптистов, так сказать, легальным путем, пытались добиться у местного вой-

<…>

основании прав, дарованных законом 3-го мая 1883 г., собираемся в воскресные дни для молитвы и чтения слова Божия, но местные власти и православные люди, возбуждаемые духовенством, производят над нами такое насилие и издевательство, что просто хоть уходи из своих родных деревень, куда хочешь. Например, когда мы однажды собрались для чтения слова Божия, то к дому нашего собрания собралась большая толпа под начальством самого г. старшины Павловской волости и ими решено было сжечь нас живыми, для чего заперли двери и около окон стоял народ с кольем дабы кто не ушел, но, по милости Божией, это гнусное преступление не состоялось, а разломали крышу, проломали потолок и весь мусор с тяжеловесными предметами обрушили нам на головы, насильственно гоняли в православную церковь, заставляя поклоняться иконам, и били со всею яростью диких людей, секли публично розгами даже до полусмерти, – и одна женщина, поболев, от побоев умерла. Сажали нас в холодную, для какой цели не достаточно местных заключений, но посылают в г. Таганрог, отстоящий от нашей деревни около 200 верст, и всё это делается с явной целью разорять нас. Иногда арестовывают нас в дорогое для рабочего человека время. Обращались мы за защитою и к начальникам, но нет там никакой защиты, потому что главное начальство подводит нас под какую-то вредную секту «штунды», а мы знаем из закона 4-го июля 1894 г. и разъясняющего его циркуляра Министерства Внутренних Дел Губернаторам от 3-го сентября 1894 г., что штунда есть секта, отвергающая все церковные обряды и таинства, не только не признающая властей и восстающая против присяги и военной службы, уподобляя верных защитников Престола и Отечества разбойникам, но и проповедующая социалистические принципы, поэтому мы протестуем против произвольного навязывания нам несуществующих в нас убеждений, ибо в действительности мы есть баптисты, которым собираться для молитвы не запрещается. При выдаче паспортов нам прописывают вероисповедание штундистов, и благодаря такой отметке нас нигде не хотят нанимать на работы, хотя мы и желательные работники, но во избежание неприятностей со стороны духовенства и полиции нам от работы отказывают. Трудно нам, людям малограмотным, и высказать Вашему Высокопревосходительству всё, что нам здесь делают. Поэтому мы просим Ваше Высокопревосходительство оградить нас от произвола, – это всё в Вашей власти. За что же нам понапрасну страдать?

Мы, бедные труженики, если и виноваты в чём, так только в том, что хочем жить, как учит Бог, других же проступков у нас нет, и даже те, которые нас преследуют, не могут их указать, потому что мы во всем аккуратны и нет в нас никакого лицемерия. 1902 г. 11 августа. Крестьяне: Петр Душенко, Федор Архипов Борисенко, Петр 2-й Осипович Душенко,

<…>

гласно циркулярному разъяснению Министерства от 17-го мая 1900 года за № 3, признаны штундистами, коим, на основании Высочайше утвержденного 4-го июля 1894 г. Положения Комитета Министров, воспрещаются общественные молитвенные собрания»; во-2-х, признано, что, «по доставленным в Министерство сведениям, ни духовенство, ни полиция никаких насильственных действий по отношению к жалобщикам не проявляли». Следовательно, всё изложенное штундистами в их прошении злонамеренная ложь.

* * *

27 апреля текущего года произведен был в Нижнем Новгороде во «епископа» раскольников известный расколоучитель Иван Григорьев Усов, в иночестве Иннокентий, принадлежащий к окружническому толку. Обстоятельства, предшествовавшие поставлению в «епископа» этого расколоучителя, весьма любопытны, и мы считаем полезным познакомить с ними читателей «Миссионерского Обозрения».

Усову, как видному защитнику поповщинского раскола, было желательно, чтобы производство его во «епископа» совершено было в Москве. С этою целью он, совместно со «владыкою» Арсением Швецовым, в первой половине апреля прибыл в Белокаменную; однако-же, не смотря на обилие в Москве раскольнических «церквей», хозяевами и попечителями сих «церквей» ни в одной из них не было позволено совершить поставление во «епископа» сказанного расколоучителя. Недопущение московскими раскольниками поставления Усова во «епископа» в своих «церквах» было мотивировано ими «опасностью» ответственности за такое дело пред начальством; на самом же деле, истинная причина этого недопущения была совершенно другая и состояла в следующем. Дело в том, что несмотря на «извещение» «освященного собора старообрядческих епископов» о состоявшемся в июле прошлого года примирении Швецова с Картушиным и Механиковым по вопросу о содержимых и проповедуемых «владыкою» Арсением еретических мнениях, несмотря на то, что в сказанном «извещении» объявлялось, будто «старообрядческая церковь» не приемлет и отвергает еретические мнения Швецова и будто даже сам Швецов согласился с нею и изъявил полное «повиновение освя-

<…>³⁴⁴

однако-же, скрывающийся в глубине совести раскольников незримый судия, доселе не перестает громко возвещать всем последователям Белокриницкой лже-иерархии, что они состоят в религиозном общении с явно и упорно еретичествующим «епископом». А так как и Усов держится по сказанному вопросу одинакового образа мыслей со Швецовым, то попечители московских раскольнических «церквей» поняли, что допустить в своих церквах совершение «хиротонии» явному еретику и над явным же еретиком значило бы самим приобщиться теснейшим образом «скверне еретичества», содержимой Швецовым и Усовым. Поэтому собственно они и не допустили совершения сказанной «хиротонии» в московских раскольнических «церквах», измыслив для того означенный выше предлог «опасения» получить от начальства неприятность за это допущение.

Само собою понятно, что истинная причина, нами сейчас раскрытая, по которой не состоялось поставление Усова во «епископа» в Москве, ясно сознавалась и чувствовалась и Швецовым и Усовым, как сознавалась она и руководителями московского раскола; однако же, чтобы вновь не возбудить столь тревожного для последователей Белокриницкой лже-иерархии вопроса о еретичествах Швецова, на время искусственно закрытого, те и другие стараются поддерживать между собою наружный мир. Для скрепления, между прочим, этого искусственного мира, попечителями московского раскола было устроено в Москве, в половине апреля, «собрание», при участии Швецова и Усова. На этом «собрании» было решено, что якобы столь «опасное» для московских раскольников дело, каким трактовалось поставление Усова во «епископа», вполне удобно и безопасно совершить в Нижнем Новгороде, под крылом «почтеннейшего Дмитрия Васильевича», сиречь г. Сироткина, имеющего в С.-Петербурге «большой вес и значение», как выражаются раскольники. Согласно этому решению Швецов с Усовым прибыли для сказанного дела в Н. Новгород около 20 апреля. На производство в «епископы» Усова, получено было Швецовым «благословение» и от Картушина. С прибытием в Н. Новгород названных двух раскольнических «светил еретиков», закипела у местных раскол-

<…>

ное собрание, трактуя на этом «собрании» об учреждении новых раскольнических «епископий», об открытии своих собственных «школ», об организации кружков для целей пропаганды раскола и т. п., то это занятие раскольников показалось тогда не совсем невинным и безобидным даже для юдофильствующей местной газеты Нижегородского Листка, которая и сочла поэтому нужным напечатать тогда заметку о сказанном «собрании». Заметка эта, конечно, попалась на глаза и местному начальству. Последнее сочло нужным, на основании заметки, полюбопытствовать, – что такое, и о чём собственно «судят» и «рассуждают» собравшиеся не в обычном количестве представители «древнего благочестия»? Любопытству этому удовлетворил, конечно, «почтеннейший Дмитрий Васильевич», сообщив любопытствующим, что старообрядцы рассуждают на «собрании» о своих «частных» делах. Само собою понятно, что после этого «доклада» г-на Сироткина, кому следует, противозаконное раскольническое «собрание» продолжалось обычным порядком. «Продолжайте заниматься делами, я принимаю на себя всю ответственность», – торжественно заявил г. Сироткин «собранию», возвратившись после «доклада». Или вот еще другой случай: в селе Елховке, Васильского уезда, раскольники австрийского толка задумали прошлою зимою возвести на своей местной «церкви» небольшие главы, потому что стоять кресту на обыкновенной крыше, по их понятию, было не особенно красивым. От думы они приступили к делу. Местное начальство, руководясь законом, сделало попытку не допустить совершиться раскольнической затее. Тогда елховские раскольники обратились в Н. Новгород телеграммою за разрешением произвести «ремонт» своей церкви. Просимое разрешение, конечно, было дано, и притом, должно быть для ускорения дела, телеграммою же. На основании этого разрешения раскольники и произвели «ремонт», сиречь возвели на своей раскольнической «церкви» нужные им главы. Мы не будем говорить уже о том, что после объявления, в феврале, Высочайшего манифеста, ложно истолковываемого со слов либеральной прессы раскольниками, в Нижегородской губернии стали быстро поставляться австрийцами блестящие металлические кресты и на всех прочих их молитвенных зданиях, существующих в большинстве случаев без надлежащего разре-

<…>

в нём «церковью», а потому он и имеет постоянное жительство уже в «своей» епархии, изредка лишь посещая Безводное. Итак, наши корифеи раскола, о которых идет речь, отправились из Нижнего «вниз по матушке по Волге» – в Безводное, решив совершить там поставление нового лже-владыки. Но, говорят, несчастье никогда не приходит одно, – за неудачей непременно следует другая неудача; то же случилось и с нашими еретичествующими расколоучителями. Нашлось и в Безводном «препятствие», не позволявшее Усову поставиться в раскольнические «епископы», но препятствие это совершенно особого рода, нежели предшествовавшие, о котором также следует упомянуть. Оно состояло в следующем. Накануне приезда «владыки» Иоасафа с «гостями» в Безводное, «попечитель» безводненского раскольнического скита, С. В. Кренделев, получил повестку явиться в Окружный суд. В Окружном суде должно было разбираться дело Кренделева по обвинению его в оскорбительном и бранном отзыве, в публичном месте, о Высочайшей Его Императорского Величества Особе. «Подвиг» этот учинен был Кренделевым прошлою зимою в местном почтово-телеграфном отделении, о чём начальник почтового отделения тогда же и сообщил по начальству, которое и привлекало теперь Кренделева за сказанное дело к суду.³⁴⁵ Узнав об этом, раскольничьи «епископы» пришли в раздумье: удобно ли и прилично ли будет поставлять Усова во «епископы» в такой «церкви», попечителем которой состоит столь сильно «скомпрометировавшийся» в «патриотических чувствах» деятель поповщинского раскола, какими чувствами обыкновенно так любят хвалиться, где нужно, раскольники? Обсудив этот весьма важный вопрос, раскольничьи «епископы» решили, что поставлять Усова в «архиереи» в Безводном не следует, так как это, по их понятию, могло быть истолковано в невыгодном смысле и относительно «патриотичности» самих раскольнических «архиереев», стекающихся для поставления новых кандидатов на эту должность в подлежащий «попечению» столь «неблагонадежной» в сказанном отношении личности. Такое решение поста-

<…>

кие губы, густо заросшие черными волосами, проговорили: «Благословляю, но пока еще только благословением смиренного священноинока, а не благословением святителя». «Как? почему? или еще какое препятствие нашлось»? – посыпались из уст г. Сироткина эти и подобные этим вопросы. Изумленному Сироткину подробно было рассказано о причине, по которой раскольничьи «епископы» не нашли возможным поставлять Усова в Безводном. Сообщение об «истории» Кренделева произвело на г. Сироткина какое-то странное, неуловимое впечатление. Выслушав, он спросил: «Где же, в таком случае, вы намерены совершать своё дело»? «Владыка» Арсений ответил, что он решил еще раз обратиться к г-же Карповой за дозволением совершить поставление в её «Курбатовской церкви»; а в случае вторичного отказа он, как числящийся еще временно «владыкою» нижегородским, накажет г-жу Карпову отлучением. Г. Сироткин не советовал «владыке» Арсению решаться на столь крайнюю меру, потому что г-жа Карпова все-таки полезна для нижегородского раскола. Он предложил, не изволят-ли раскольнические «владыки» совершить производство в «епископа» Усова в его собственном молитвенном доме. «Моленная у меня обставлена прилично, можно сказать, даже красиво, – говорил г. Сироткин; поставил в ней полотняную походную «церковь», которая у меня также имеется, – вот вы, преосвященнейшие владыки, преспокойно и зажгете в ней новый светильник для ревнителей древнего благочестия». Это предложение г. Сироткина охотно было принято, и постановление Усова в раскольничьего «епископа», с наименованием его «нижегородским и костромским», действительно совершено было Арсением Швецовым и Иоасафом Казанским в домашней моленной г. Сироткина, при постановке в ней парусинной «церкви».

Поставление, как мы сказали, состоялось 27 апреля. За богослужение во время этого поставления допущены были только избранные, очень немногие из раскольников. Говорят, был приглашаем на «торжество» поставления Н.А. Бугров; но последний будто бы отклонил от себя такую незаслуженную честь. По окончании богослужения, новопоставленный «владыка» наградил всех присутствовавших при его «рукоположении» новой гектографированной брошюркой своего сочинения, носящею заглавие: «По поводу статьи миссионера Родионцева: «случайный

<…>

На другой день, после поставления, новопоставленный «владыка» Иннокентий поручил некоторым из своих «сотрудников» написать опровержение на некоторые миссионерские сочинения, изобличающие ложность Белокриницкой иерархии, которые по написании, для просмотра и окончательной отделки, должны будут представить самому «владыке» Иннокентию. Затем, новопоставленный «владыка» отправился, совместно с Арсением Швецовым, по раскольническим «приходам» Нижегородской губернии для личной сдачи этим последним своей паствы новопоставленному «владыке». Совершив это путешествие, оба названные раскольнические «владыки» отправились в Костромскую епархию для той же сдачи одним, и для принятия другим, управления раскольническою паствою. В Нижегородской губернии всех раскольнических приходов, подведомственных теперь Ивану Усову, числится с небольшим 40, а в Костромской – около 20-ти. Это значит, в Нижегородской губернии попов австрийского производства более сорока, а в Костромской достигает двух десятков.

У Швецова и Усова ведутся в настоящее время оживленные переговоры с петербургскими раскольниками о подчинении на время петербургской раскольнической епархии Усову, т. е. до поставления на петербургскую епархию самостоятельного лже-епископа. Вопрос этот возбужден вследствие того, что Иоанн Картушин, под ведением которого числится теперь петербургская епархия, не соглашается ездить в Петербург для отправления там «архиерейских» богослужений, а «владыка» Иннокентий обещает петербургским раскольникам, что он, по временам, и в Петербурге будет совершать «архиерейские» богослужения. В скором времени этот вопрос будет разрешен, как надеется «владыка» Иннокентий, в положительном смысле, но постоянную резиденцию Усов будет иметь в Н. Новгороде.

Федор Мельников отправился из Нижнего в одну из местностей Сибири для производства там с православными миссионерами бесед, захватив с собою порядочное количество раскольнических сочинений. В Сибири, по словам раскольников, будто бы уже ожидает его для собеседования синодальные миссионер – о. протоиерей Крючков. На ярмарочных беседах в Н. Новгороде Федор Мельников обещает выступить в нынешнем году в качестве совопросника совместно со своим

<…>

На просьбу эту Арс. Швецов ответил следующим письмом; (Подлинное письмо теперь в оренбург. миссионерском противораскольническом комитете; вот копия с письма).

«Г. И. X. С. Б. П. Н. Милостивый Государь Семеон Дмитриевич! Письмо ваше получил, благодарю вас за предостережение от Ивана Мажирина; враг нашел себе орудие, чтобы и в вашем месте было ему возможно неистовствовать противу святыя Церкви. Но уповаю на Бога, что он не может никого соблазнить из истинных сынов святой древне-православной Церкви. А разве только подобных ему лицемерных христиан. Вы еще просите дозволение о. Ипатию³⁴⁶ осмотреть мощи во освященном у вас антиминсе, но эта просьба ваша нами, верующими в таинства церковная, допустима быть не может. У нас хотя и переносные алтари, но напрестольная доска с антиминсом освящена с тем, чтобы неподвижима была во век, то есть, чтобы не была расшиваема и развязуема, и если кто как-либо разошьет его, то без нового освящения на нём будет служить невозможно. А потому мы и не можем расшивать её для неверующих. Да их этим и не уверишь, ибо какое дает заключение неверующий, если и усмотрит сокрытую в воскомастике малую часть косточки? он, глумясь, скажет: да разве мало костей умерших людей или даже животных; и мы тогда что должны ему возразить? А потому неверствующего этим не уверим. Но мы веруем преданию церковному, если нам верующие предки сказали, что такая-то косточка есть святого мученика Христова, мы так и почитаем её и поклоняемся ей и даже облобызаем её, и за это нередко получаем благодать во исцеление много различных болезней своих, у верующих наших христиан и доныне немало имеется святых мощей во святых иконах врезанных, а иногда и в ковчежцах сохраняемых, в особенности в Москве. Почти в редком именитом доме этого не встретишь. Покойному архиепископу Антонию неоднократно даже и в мою бытность доставляли из Греции и Палестины по несколько частей святых мощей. Да кроме того ему доставлено четыре нетленных тела из пещеры обретенных в Терской области, которые в частях целых глав и целых ручек и ножек сохраняются в почести в наших заграничных монастырях и для верующих чудодействуют и доныне. А внутренние части

<…>

Из с. Поима, Пензенской губ. (Доморощенный апологет раскола). (От собствен. корреспондента)

В селе Поиме, с преобладающим раскольническим населением разных толков, проживает некто Лев Пичугин, крестьянин раскольник «поморского согласия», человек в свящ. Писании начитанный и в то же время обладающий хорошим даром слова, смелостью и привычкой говорить публично. Пичугин – человек пожилой, тщеславный и владеет хорошим состоянием. Как защитник раскола на миссионерских беседах, он отличается хитрыми и лживыми изворотами, умением истину затемнить и внушить своим одноверцам всякие порицания, ругательства, кощунственные глумления и хулу на православную Церковь и её таинства. Своею хитростью и показною до отвращения слащавою набожностью он до того мог обаять своих единоверцев, что они его чтут «яко боговдохновенного пророка».

Понятно, что такой пропагандист весьма вреден для православно-христианского общества, а в особенности людей темных. По своим поморским убеждениям он проповедует, что в православной Церкви царствует антихрист, – и что все таинства православной Церкви не таинства; и он поносить их иногда такими хульными именами и так кощунственно об них отзывается и порицает, что остается только удивляться милосердию Божию, как это такого хулителя Церкви и его последователей не поглотит земля живыми, как некогда Дафана, Корея и Авирона; православному и искренно верующему человеку, чтущему свято таинства св. Церкви, нельзя без страха и ужаса выслушивать извергаемые поморцами злохуления. Пичугин не удовлетворяется пропагандой в одном только селе Поиме, но ездит и по другим местностям России. Ездит он тайно и скрывает свои поездки от синодального миссионера, о. протоиерея Крючкова, боясь как бы последний не обличил на месте несостоятельность его проповеди.

В августе месяце прошлого года ездил он на Нижегородскую ярмарку и там публично вел беседу, под наблюдением профессора Казанской академии г. Ивановского,³⁴⁷ с одним тоже раскольническим начетчиком «спасова согласия» слепцом – Коноваловым. Беседа была о таинстве св. крещения.

(«Спасовцы» приходящих к ним от православия не перекрещивают,

<…>

глубоко, глубоко оскорбили их религиозное чувство и вызвали со стороны их негодование и скорбь, а со стороны «поморцев» слышался смех и глумление нат таинством св. крещения православной Церкви. Синодальный миссионер о. Крючков остановил прение и сказал Пичугину, чтобы он не оскорблял религиозного чувства других без всякого к тому повода, и, чтобы успокоить православных, предложил Пичугину на следующий же день произвести с ним собеседование и доказать от св. Писания: «где крещение названо печатью антихриста?» Собеседование состоялось 8 сего апреля; Пичугин отказался во время собеседования отвечать на предложенный вопрос о св. крещении и, в продолжении всего собеседования, говорил только из пророчества Даниила о четырех зверях, десяти рогах и одиннадцатом маленьком роге, – совершенно не идущее к данному вопросу; причем называл о. Крючкова «невеждою», «незнающим Писания», насмехался над его саном, себя же выставлял человеком глубоко понимающим и т. под. Бывшего российского патриарха Никона Пичугин называл «антихристом». Вновь оскорбленные глумлением Пичугина православные, на другой день, т. е. 9 апреля, обратились к о. Крючкову и просили его, чтоб он категорически потребовал от Пичугина доказать: «где в св. Писании святое крещение названо печатью антихриста?». Но Пичугин совершенно отказался отвечать на этот вопрос и, подстрекнув своих одноверцев тем, что миссионер не дает говорить ему из пророчества Даниила о зверях и рогах, в которых он видит указание на антихриста, произвел шум и, сложив свои книги, ушел с собеседования.

Таким образом, Пичугин, не доказавши на основании св. Писания и не отказавшись публично от своих слов, что св. крещение есть печать антихриста, не принес извинения пред религиозным чувством православных и тем самым дал возможность «поморцам» продолжать издеваться публично над таинством св. крещения и публично кощунствовать над св. православною Церковью. Кощунства раскольников выражались и после 9 апреля – в порицании и хулении Св. Таин (о чём составлен уже г. приставом акт). Некоторые из единоверцев, по заявлению единоверческого священника о. Мокеева, пред Пасхою совратились из православия и обратно ушли в поморскую секту…

Оскорбленное в своих религиозных чувствах поимское православное общество и доселе находится в тревожном состоянии…

Православный

<…>

успех бесед, которым посвящена эта беглая заметка, не оставляет сомнения в том, что народ хочет и умеет слушать такое слово.

Миссионерские беседы на паровозостроительном заводе в настоящее время, на летние месяцы, временно прекращены и будут возобновлены с осени.

В. Л.

Еще о духоборах. Известия из Америки

В № 8 «Мисс. Обозр.» сообщалось, что Веригин совершенно не успел в своей миссии, и разлад в среде духоборов всё усиливается. Целая половина их не принимает земли, и многие, сначала было согласившиеся, теперь опять отказались. Канадские власти, по-видимому, решили устранить действие закона «suspend the laws» относительно духоборов, и действовать силою.

А вот еще новые известия американских газет из Виннипега:

«Планы нового крестового похода духоборов были сегодня после обеда расстроены быстрым вмешательством иммиграционного комитета. Три агитатора духоборов из Иорктаунской колонии пробыли последние 20 дней в Кэпгендете и Лайельсе. Они привели с собою сюда 60 приверженцев и сегодня в четыре часа утра совершили религиозные службы, во время которых четверо мужчин и четыре женщины танцевали без одежд.

Окончив свою работу, духоборы выстроились в ряд и двинулись в поход с криками, пением и завываниями. Иммиграционный комитет и Горная полиция остановили шествие после обеда и препроводили духоборов обратно в селения, из которых они вышли».

Миссионерская вакансия

Совет православного Костромского Федоровско-Сергиевского Братства, согласно журнального своего постановления, утвержденного резолюцией Его Преосвященства, Преосвященнейшего Виссариона, Епископа Костромского, просит редакцию «Миссионерского Обозрения» напечатать, что в Костромской епархии вакантна должность епархиального миссионера. Годовой оклад жалования, отпускаемого из средств Святейшего Синода, 1500 рублей. Желающие занять эту должность должны прошение подавать на имя Преосвященного Виссариона, Епископа Костромского.

Отклонение ходатайства

По словам «Владимирск. Газ.», Владимирской губернской управой получено официальное уведомление о том, что митрополит петербургский Антоний не нашел возможным допустить к участию на общеобразовательных курсах во Владимире в качестве лектора по Закону Божию священника Михайловской артиллерийской академия о. Григория Петрова.

<…>

явно укорительно. И Фома устыдился приложить к делу свой экспериментальный метод к уверованию. Руки своей в ребра воскресшего Спасителя он не вложил. А «сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!» «Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие, но уверовавшие». Фома «увидел» и «поверил»; но такая вера не ублажена Спасителем. Христос ублажает веру «не видевших»… «таковых есть Царствие Божие… Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Мк.10:14–15). «Верою, по апостолу, разумеваем», а не разумением веруем. Рационалистическое отношение к христианской догме есть крушение веры. История рационалистического протестантства – красноречивая тому свидетельница.

Не к лучшему вело и ведет вне Церкви и мистическое начало. Достаточно вспомнить о мистических сектах за границей и у нас, чтобы убедиться в этом: чувство слишком субъективно и изменчиво, чтобы давать устой религиозному упованию; и «испытать духи, аще от Бога суть», оно не может. Ищущих религиозной истины история предостерегает и от такого начала.

Итак, что же теперь остается предпринять новейшим «ищущим», истаскавшимся уже, так сказать, в своём религиозном блуждании? Пред ними две дороги. Одна ведет в дом отчий, который неоскудно пребывает полной чашей. Это – Св. Церковь, неиссякаемая сокровищница духовных благ, имеющая «вся божественные силы» к тому, чтобы «совершен был всяк Божий человек». Истина дана всецело и для всех в св. Церкви (Св. Ириней). И нечего бы «искать света в светлом полудни»! Другая дорога пред «ищущими» дорога, «новая», но в ту же старую пустыню жаждущую; и эта дорога предпочтена ими первой.

Почитая св. церковную веру в её наличной данности чем-то в роде religio rustica, ищущие снисходительно «убеждают церковь и стыдят» (ст. Минского «Новый путь» янв. «о свободе религиозной совести»), предлагают ей свою реформу с урезанием или пополнением «новыми откровениями» её догматического содержания, с полнейшим равнодушием ко всякой лжи и её пропаганде (т. наз. «свобода рел. совести») и низведением чаяний человека если не всецело, то большею частью, с неба на землю («правда о земле»); при всём этом «ищущие» скептически относятся даже к богочеловечеству Христа. Не может быть, разумеется, после этого и речи о том, что св. Церковь на компромиссы с такими «ищущими» не пойдет и особого клада для себя в таких загнивших удах не вознамерится видеть. Они идут не к ней, а против неё; не мира они ищут, а войны. Знаменем таковой войны и является журнал «Новый путь».

«Новый путь»… У всякого, сознательно прочитавшего заманчивое название нового декадентского журнала, невольно рождаются вопросы: в чём же новизна этого пути и куда он ведет? На первый вопрос ответил г. Минский в апр. книжке «Нового пути» в статье – «новый путь» и «путь сатанинский». Думается, г. Минский по существу не ошибся бы, если бы в заглавии своей статьи поставил вместо союза и знак равенства или тире. Рассуждая по поводу известного нашим читателям отзыва о «Новом пути» о. Иоанна Кронштадтского, г. Минский говорит: «мы избрали путь мистического познания, путь, ведущий к примирению свободомыслия и религиозности… мы старым путем называем путь позитивизма… И этому старому пути противополагаем новый путь религиозной глубины и внутреннего откровения… нам поневоле приходится доверять компасу философского и мистического разума» (стр. 198).

Кому, хоть мало-мальски сведущему в богословии, не ясно, что такой «путь» ничего общего с церковным не имеет и не может иметь. «Мы избрали, – пишет г. Минский, путь»… А св. Церковь указывает нам путь, путь заповеданный Христом и апостолами и дает нам при этом в путеводителей св. отцов и учителей Церкви. «Новопутейцы», далее, хотят «примирить свободомыслие и религиозность». О какой религиозности речь – неизвестно. Если г. Минский мыслит под религиозностью не субъективное настроение человека, а нечто объективное – христианскую веру, то хотение «новопутейцев» похоже на желание жареного льду. Догмы христианства, данные в писании, раскрытые и формулированные на соборах святыми отцами, – это непогрешимое сознание вселенской Церкви, научаемой Духом Святым. Неприкосновенность их ограждена анафемой. Как же и в какой мере приложимо тут свободомыслие? Как трактовать его по отношению к высочайшему авторитету? Военачальник, примерно, приказывает солдату стрелять в известном направлении. А солдат отвечает подожди, я свободно подумаю, может быть, стрельну и в другом. Не конец-ли тут службы и верности! И свободомыслие в предметах веры Христовой, не доверяющее авторитету вселенской Церкви, есть потеря этой веры; оно есть уж гибельном требование блудного сына – отделиться от отчего дома, чтобы уйти «во страну далече». Может быть, там свободомыслящим и «откроются» какие-либо «глубины религиозные», но только уж не истинно-христианские. Допустим, что г. Минский, по свободомыслию, не верит в воскресение Христа (о чём откровенно поведал «рел.-фил. собранию» Мережковский), то каких бы «внутренних откровений и религиозных глубин» он ни сподобился, вера его будет пустой. «Если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна, пишет ап. Павел, и если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1Кор.15:17–19). Словом, истинное христианство и вольнодумство, так же непримиримы, как Христос и антихрист, кстати «вольнодум», как высчитал один досужий остряк, и заключает в себе звериное число 666 (в=2 + о=70 + л=30 + н=50 + л=70 + д=4 + у=100 + м=40 = 666 – число имени антихриста). Г. Минскому кстати остановиться на этом числе своим «мистическим разумом», которому он «по неволе верит», отвергая церковный авторитет?

Как видится, «Новый путь», как определяет его новизну г. Минский, новым манером отводит от истины, а не приводит к ней.

Да и с чисто религиозно-философской, с позволения сказать, стороны этот путь страдает какою-то неопределенностью и непонятным двуединством. «Новый путь», видимо, чуждается в чистой форме и рационализма и мистицизма, поскольку плоды того и другого начала не безызвестны и ему, – и вот он удумал составить микстуру из того и другого и надеется, смешав уксус с желчью, получить «воду жизни». Впечатление такого, именно, смешения и производят слова г. Минского «мистическое познание, философский и мистический разум». Что за «мистический разум и мистическое познание» у «новопутейцев», пока не выяснилось. Какое участие примет разум в мистике, как области чувства, и чувство в области разума,

<…>

роде прокуроров – обвиняющих св. Церковь. Представители духовенства и некоторые светские богословы – защитники. Сочувствующие декадентами – свидетели. Картина умилительная… Не лучше – суда над Христом у Каиафы и Пилата. «Ищущие» дерзостно вопрошают Церковь о её винах. За отсутствием подсудимой, отвечают защитники. И Боже мой, в чём тут только не винят грешные святую: и в плотененавистничестве, и в узурпациях, и непонимании учения Христова, и в жестокости и небрежении к своим чадам, и в сделках с государством и т. п. Лжесвидетелей здесь – всегда больше, чем было на Христа. В некоторых случаях извиняющим обстоятельством для обвинителей было то, что под Церковью они понимали, как и невежды расколо-сектантского захолустья, священников и монахов. В других случаях обвинения адресовались точно святой Церкви, или, по выражению декадентов «историческому христианству». Таковы, напр. обвинения в отрицательном отношении Церкви к плоти и «свободе религиозной совести».

«Ищущие» возжелали знать христианскую правду о земле. И много было водолейства со стороны декадентских богословов касательно того, что «историческое христианство», т. е. Церковь отрицательно относится к плоти (в вопросе, напр., о браке) и культуре (в самом широком смысле этого слова). Казалось бы, по этому вопросу и разглагольствовать нечего. Если «плоть» и «культуру» разуметь an sich, как выражаются немецкие философы, трактовать их, как самоцель, то христианская Церковь их не знает. Она готовит нас «к горнему иерусалиму» и к блаженству «в обновленной плоти». И «взыскующие грядущего не имеют зде пребывающего града». Классический мир времени Христа и апостолов представлял собой культуру плоти с апофеозом её страстей, с идоническим началом жизни – «да ямы и пиемы, утре бо умрем» – «cape diem», и с отчаянными эпитафиями: «что съел и выпил, то со мной, что оставил, то потерял», «читатель, наслаждайся жизнью, после смерти нет ни смеха, ни игры, ни сладострастия», «друзья, поверьте мне, наполните кубок вина и пейте его, увенчав главу цветами, – после смерти всё пожирается огнем и землею». Таковой мир, кажется, и есть чаяние декадентов с их «святым сладострастием». Но что говорит слово Божие об этом мире?

<…>

днев» Вас. Вел.), хотя и верует, что «небеса с шумом прейдут, стихии же разгоревшись разрушатся, земля и все дела на ней сгорят» (2Пет.3:10) и «ожидает нового неба и новой земли» (2Пет.3:1–13). А эстетика? Великие произведения богоодаренных натур, поэтов, художников, композиторов, раз они поистине велики, возвышенно настраивают дух человека и, отвечая его идеальному стремлению к красоте, доставляют ему духовное наслаждение. И никогда Церковь к таковым произведениям и светского содержания не обнаруживала ригоризма Саванароллы и эстетического наслаждения не считала грехом. Само собой понятно, и, надеемся, для декадентов не покажется странным, что Церковь не может же благословлять «кан-кана», Декамерона Боккачио, шансонетных мотивов и порнографических сюжетов парижских художников и ваятелей. Она в снедь благословляет здоровую пищу, а не гниль или отраву. Розанов здесь по обычаю возразил бы: если эстетическое наслаждение не грех, то почему бы в церквах не поставить статуй Венеры и Аполлона Бельведерского и за литургией не пропеть несколько арий из «Фауста», «Демона» или «Кармена» и т. п. И мы здесь не утрируем нисколько – у него все такие возражения. Ведь предложил же он епископу Иннокентию вопрос: «если в венчании чистосердечно благословляется чадородие и весь руг его моментов, то отчего исполнение благословленного не допускается или не может быть допущено в этом же храме, где оно благословлено»?³⁴⁸ Заслуживают-ли сколько-нибудь серьезного разбора такие возражения, для благоразумного ясно.

Решение вопроса, почему св. Церковь, ведущая нас к горнему Иерусалиму, благословляет и культуру, служащую удобствам и украшению земной жизни человека, находим с одной стороны в апостольских словах: Господь «не желает», чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию» (2Пет.3:9) и возросли «в мужа совершенна». «Для меня жизнь – Христос, писал ап. Павел, и смерть приобретение. Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать… Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас. И я верно знаю, что останусь и пребуду со всеми вами для вашего успеха и радости в вере… только живите достойно благовествования Христова» (Флп.1:21–27). С другой стороны – в том обстоятельстве, что истинное познавание видимой твари, наука, ведет к богопознанию (Рим.1:19–21), как и истинная эстетика, раз она удовлетворяет здоровым вкусам и идеальным порывам человеческого духа к красоте и блаженствованию, ибо как этот дух есть образ Божий (Быт.1:27, 2:7 и др.), так и «приятное» (Быт.2:9) и «веселящее» от Господа. И мир, если он при кончине своей, и не окажется на должной нравственной высоте, уже не будет иметь «вины о грехе»

Как понятно из сказанного, плоть человека и культуру св. Церковь не отрицает и не может отрицать, если они не «обладают» всем человеком. «Вся ми леть суть, но не аз буду обладан от чего», пишет ап. Павел (1Кор.6:12). При этом условии, на плоти и культуре благословение Церкви. Церковь благословляет брак, Церковь освящает всякие школы науки и искусства с испрашиванием благословения и помощи Божией учащимся, Церковь освящает телеграфные и железнодорожные станции и пр. под.

Sapienti sat. Но для декадентов такое решение вопроса – уксус с желчью. – «Да разве это решение вопроса, восклицает с пафосом один из них – наиболее удобовоспламеняемый, это проповедь, которой нам не нужно. Да и какая проповедь? проповедник как будто нашел уже абсолютную истину и успокоился; и физиономия-то у него какая-то благополучная и довольная, – у нас всё, мол, обстоит хорошо; мы терзаемся, нам больно от вопроса: да что же такое плоть и культура вне их этического смысла и загробных чаяний человека? а нам отвечают: если тото, то тото, а если вот это, то этакое. Интеллигенция и весь мир от нас ждут решения мучительных вопросов, а тут вместо решения вопросов, только увеличивают их. Повешенный на веревке задыхается, умирает, а ему, для облегчения страданий, говорят – отрицай закон тяготения. Церковь, нам говорят, не отрицает плоти и культуры. Да, не отрицает, а только терпит, значит, и поэтому на деле сторонится их, изолируется от них? Но я верю, будет некогда день, придет время, и они и Церковь будут едино. Ей, гряди Господи»! – Поведав собранию своё «внутреннее откровение» «религиозной глубины», этот архидекадент – бледный и взволнованный садится на место и, чтобы хоть малость успокоиться, старается смотреть на страждущие физиономии «ищущих» истины, а не на «благополучные» обретших её.

Вся скорбь декадентов, как кажется, в том, что в Церкви они не находят культа плоти. Им, видите-ли, любезны праздники плоти, самой плоти, с жизнерадостными оргиями под веселящим влиянием приснопамятного Вакха. В Церкви их одолевает грусть: тут всё напоминает о смерти, подвижничестве, посте, молитве, смирении, покаянии, непрочности земного, стремлении к небесному и т. п. Тут они не находят побуждений к жизнерадостности, к героизму и т. п. (Розанов). Такой Церкви им не нужно и такого культа, как якобы мрачного и пессимистического, они боятся. В декадентской церкви, пришествие которой так пророчественно предсказывает Мережковский, плоть и дух сойдутся в нераздельное единство в «религиозных глубинах» и на равных правах, и не будет тогда ни печали, ни воздыхания… И будет «на земле мир». Само собой понятно, что и культ этой церкви будет «чистосердечно» соответствовать её догме. И декадентская литургия будет состоять, примерно, из следующих частей. Но прежде два слова еще о декадентском молитвенном храме. Можно полагать, что архитектура его будет повеселей и поприземистей, к небесам тянуться не зачем… Храм должен быть украшен совне эмблемами плоти… образцы можно позаимствовать хотя бы в откопанной Помпее. Крест, как символ страдания за грехи и потому принижающий чувство жизнерадостности, на храме не ставить и вообще изъять («столкнуть») из религиозного обихода. Вместо креста поставить статую Венеры. Окрасить храм в цвет обложки «Нового пути». На входной двери вывесить в стихах объявление:

«Пред всезрящими очами Господа»

Одежда – «грех Анании и Сапфиры»:

Скрывать от Бога святое тело «не чистосердечно»,

В храме тепло, -– скидайте всё и все одежды.

(в стихах декадентские и ритм, и рифма соблюдены).

Внутренность храма. Стены расписаны сюжетами из зеленных лавок, древнеримской истории (герои) и вакханалий. На

<…>

<…>

столицы ласково взглянуло само небо, послав на все три дня юбилейного праздника 16–19 мая чудную, ясную, теплую погоду.

Самые благолепные и умилительные моменты торжества, как и подобает, выпали на церковную часть празднества: величественную трогательную картину представляли крестные ходы из домика Петра Великого по Неве на пароходе с иконою Спасителя и от Исаакия к памятнику Петра, а также церковные богослужения, торжественно отправленные во всех соборах и храмах столицы.

В Исаакиевском соборе совершал литургию со всегдашним благолепием первоприсутствующий член Св. Синода, митрополит Антоний, со всеми членами Синода, а по окончании литургии «зело мног освященный собор» крестным ходом прошел из собора к подножию «Медного Всадника», куда к тому времени прибыли их Величества и Великие Князья и Княгини, только что присутствовавшие пред этим на молитвенном торжестве освящения нового Троицкого моста.

Священнодействие это здесь совершал новый викарий С.-Петербургской митрополии еп. Антонин, с причтом Казанского собора.

Величавость богослужения, совершенного здесь еп. Антонином, при особой эффектной обстановке, вызывало умиление и восторг не только у иногородних гостей, но и у иностранцев.

По окончании молебна у памятника Петра, высокопреосвященный митрополит Антоний от лица Церкви принес Их Величествам поздравление с юбилейным праздником и соответственные пожелания. На этом собственно и окончилось участие Церкви в юбилее столицы. Духовного представительства более уже не видно было ни на одном из последующих актов юбилейного торжества, как, напр., на торжественном заседании думы, где приносились поздравления местными и прибывшими из разных мест России и из-за границы депутациями. Духовное ведомство на этом «акте городской культуры» представляли лишь гласный столичной думы, протоиерей Орнатский, и гласный Каменец-Подольской думы, прот. Шманкевич. Замечено было отсутствие приветствия и со стороны местной духовной академии.

– Видно, сердятся ваши духовные на Петра и не ценят его реформы церковного управления, поясняет один из публицистов вопрошавшему, – почему это никого и ничего нет на торжественном заседании от Церкви и епархии… – А я объясняю это гораздо проще, – ответил вопрошавший, – наверное городское управление, «забравшее в свои руки юбилей», забыло пригласить к участию в торжестве представителей епархии, духовенства и богословской науки, как оно, напр., забыло взыскать своим вниманием и местное дворянство, которое также блистает своим отсутствием… Лелянов-то ведь – не тот русский купец, сердцу которого дорога Церковь и близко духовенство, а скорее – интеллигент…

– Его превосходительство, – генерала сегодня получил, поправил первый.

Слушая эту беседу, мы подумали, да и всем-то здесь собравшимся, кажется, мало дела до Церкви, – в содержании адресов – как сговорились все – ни слова неслышно было о душе, духе, о христианстве, о Церкви, о вечных устоях, а всё о культуре, удобствах, прогрессе… Чтение адресов шло от 8 ч. – 12 ч. ночи, в результате томление духа, мертвечина, и… шампанское. В составе депутаций чувствовалась удивительная пестрота и неполнота. Министерства морское и военное прислали депутации и адреса, а министерство просвещения отсутствовало, хотя город ведь служит делу просвещения усердно, и сам Петр – главный виновник и источник светской науки и просвещения на Руси. Из университетов – только местный и Юрьевский прислали депутации, отсутствовало представительство печати, а отечественная литература представила себя в депутации от «англо-русского столичного общества». Это своего рода – memento для нашей столицы, чтобы она не была полурусской, полуиностранкой… иноверные и инославные исповедания представлены были в одном лишь «Караимском архиерее». А инославным-то церквам столицы, казалось бы, надо было почтить праздник и поздравить городское управление, которое во все два века было к ним слишком любезно, пожалуй, гораздо внимательнее к их духовным нуждам, чем к нуждам своей православной Церкви.

Даже сам Ганото, бывший министр Франции, удивился любезности столицы, увидав на Невском столько иностранных церквей. Между тем как наша православная церковь в Париже едва нашла себе пристанище на окраине города в rue Deru… И еще недавно г. Лелянов не пожалел было отдать под новый католический собор прекрасный сквер на Михайловской ул. против манежа.

Из иностранцев первенство было почему-то предоставлено везде мэру Берлина, а не мэру Парижа, за то последнему сделаны были шумные и искренние овации. Дальнейший ход и тон юбилейных торжеств носил на себе характер буржуазно-купеческий: всё больше занимались гостеприимством и угощениями, ели и пили по русскому обычаю, хотя и мало речей говорили, главным образом в силу физич. невозможности говорить, когда за юбилейным обедом сидело, напр., две тысячи персон. Из высокопоставленных лиц, бывших на обеде, отметим товарища министра, Фон-Валя, и градоначальника – Клейгельса. Ознаменовано юбилейное событие городским управлением слабо – только постройкой школьного дома. Прекрасный проект гласного о. Орнатского о постройке Петропавловского собора – не встретил поддержки в интеллигентной столичной думе…

Мы слышали, что у некоторых раскольничьих интеллигентов – (да, и в расколе теперь стали заводиться интеллигенты и декаденты, – а разве Иван-Иннокентий Усов, о поставлении которого в лже-епископа сообщаются у нас выше любопытные подробности, не таков, или Ф. Е. Мельников, или сам Арсений Швецов с его еретическими новшествами?) была мысль заявить о себе присылкой депутации на юбилей. Но истовые столпы раскола вовремя вспомнили, что ведь Петр был и сам бродобрей, и раскольничьи кафтан и бороды обложил особой пошлиной, а предки их серьезно думали, что Петр – сам антихрист.

* * *

Кстати о раскольниках. Австрийцы затевают у себя большое дело – учреждение патриаршества. С Дону нам сообщают: «Донские раскольничьи попы австрийского окружнического толка получили предложение (от кого, от Арсения Швецова или Картушина?) – высказаться на счет кандидатуры «патриарха всероссийского», состоялись по сему делу благочиннические съезды, – сколько за и против (кого?) высказалось, – пока неизвестно».

Вопрос этот поднят у раскольников еще в позапрошлом году. Распри Швецова с Картушиным затянули решение его. Теперь, очевидно, вопрос этот выдвигается снова.

Раскольники в последние годы действуют открыто и не скрывают, что конечною целью вождей современного раскола является настойчивое и хороню организованное стремление упрочить свою, обособленную от господствующей Церкви и независимую от правительственной власти, свободную старообрядческую народную церковь. Церковь эта, как и сам раскол, не только будет враждебною господствующей Церкви, но противоборствующею православию, кичащеюся над нашей православной Церковью, как якобы потерявшей благочестие и как казенной, т. е. с верховной властью нераздельной, между тем раскольники необинуясь на беседах отрицают необходимость единения царской и церковной власти, непререкаемого участия монарха в делах церковного управления, считая существующее ныне status quo в отношениях русской Церкви и государства одним из главных препятствий к воссоединению с господствующею Церковью, хотя бы на правах Единоверия. Новою смутой и соблазном грозит раскол и Церкви и государству своей затеей учреждения лже-патриарха. Если темная масса православного населения не может отличать австрийских лже-попов от православных священников и подходит к первым за благословением, то патриарх раскольничий будет уму и сердцу народной массы говорить больше, чем лже-архереи. Если лже-архиепископ Картушин налагает ныне епитимьи на родителей за посещение церковных школ и ему повинуются, то патриарх раскольничий может объявить войну всей нашей государственности и культуре, и его епитимья будет для массы раскольничьей выше всяких велений закона и власти.

Австрийская иерархия в последние годы слишком широко и дерзающе развивает свою пропагаторскую энергию и от неё можно ожидать всяких авантюр и эксцессов, до лже-патриарха включительно.

Нельзя закрывать глаз на то, что самое существование этой лже-иерархии противно точному разуму закона 3 мая 1883 г. § 10 сего закона не признает за уставщиками, наставниками и др. лицами, исполняющими духовные требы у раскольников, духовного сана или звания, и причисляет их к тем сословиям, в которых они состоят. Сильвестр лже-епископ Балтский ежегодно вызывался волостным правлением пасти череду. Не взирая на столь ясный смысл закона, явно исключающего самое понятие о раскольничьей иерархии, австрийская секта умножает ежегодно число своих лже-иерархов, поставляя в них юрких и фанатичных пропагандистов раскола, как Швецов и Усов. Всё это производит немалый соблазн и смуту в умах как раскольников, так и православных. Таившийся ранее, раскол ныне вызывающе противопоставляет законным святителям отечественной Церкви, получающим благодать архиерейства по апостольскому преемству, и призываемых к архиерейскому служению, по избранию Святейшего Синода, Державною волею Государя – угодных богатым вожакам раскола фанатиков, самочинно избираемых в лже-епископы и архиепископы. При этом раскольники так дорожат титулами своей иерархии, что покойный Савватий, присвоивший себе титул «архиепископа Московского и всей Руси» был свергнут ими за то, что дал подписку московской администрации этим титулом не именоваться. Преемник его, казак Картушин, также ни за что не пожелал отказаться от этого титула и предпочел из-за этого выехать из Москвы в Тулу. В «Мисс. Обозр.» подробно сообщалось, какую Картушин проявляет заботу об упрочении своей австрийской иерархии. В течение последних лет открыто им несколько новых лже-архиерейских кафедр и поставлены новые лже-архиереи в Смоленск. Ярославль, Екатеринбург, а ныне назначен раскольничий архиерей уже и в столицу – Петербург. Лже-попам раздаются наименования протоиереев, благочинных, камилавки, кресты. Дисциплина церковная упрочивается, издаются инструкции, рассылаются лже-попам циркуляры, а раскольничьей массе архипастырские послания с возбуждением ненависти к православной Церкви, к противлению обычаям и порядкам нашей общественности и государственности.

Лже-архиереи, открыто, в присутствии православного населения, совершают торжественные соборные богослужения в селах, городах и даже в столицах, свободно разъезжают по обозрению своих епархий, где осматривают моленные, собирают толпы народа, говорят речи в порицание православных «щепотников» (троеперстия). Лже-попы в свою очередь везде появляются свободно в священническом одеянии, а иногда и в облачении, с крестом, благословляя и своих раскольников и наших православных.

Учреждены особые миссионеры, которые ведут публичные беседы и прения среди беглопоповцев и беспоповцев, объезжая лишенные пастырского надзора захолустные поселки; открываются раскольничьи миссионерские братства, издаются во множестве брошюры и трактаты.

Словом, незаконная «раскольничья независимая» церковь не только существует, но и процветает, у неё есть всё, кроме самозваного патриарха. Но, наверное, и он будет. Поживем – увидим.

* * *

Как знают уже наши читатели, о. Иоанн Кронштадтский, тотчас под впечатлением первых полученных газетных известий о страшном деле кишиневских громил, совершивших варварский погром и жестокие насилия над кишиневскими евреями, отозвался горячим и грозным словом укоризны, по адресу учинивших погром христиан. Слово это напечатано было у нас в 8 кн. «М. О.» под заглавием: «Мысли о. Иоанна».

Но специальное расследование С.-Петербургского сановника (директора департамента полиции) показало, что газетные вести были односторонни, что в кишиневском кровавом деле не одни христиане виновны, а и евреи. Первый, напр., выстрел шел со стороны евреев (какой-то доктор с балкона выстрелил и первою жертвою смерти был неповинный в разбое христианин Остапчук). Огненное слово о. Иоанна, согласное с чувством всех истинно-русских людей, было направлено против насилия, насильников и подобных безобразий и ужасов, но никак не в защиту еврейства вообще и не в посрамление русских христиан и христианства. Кто не знает, что и среди избранных учеников Самого Господа оказался злочестивый Иуда, – не могут позорить ни один народ, ни одну Церковь, ни одно сословие и даже семью выходящие из их недр выродки и негодяи. При чем тут в кишиневских беспорядках русский народ вообще, христиане в частности, когда начали это вопиющее дело какие-то громилы, а докончила стихийная сила взаимно озлобленной толпы русской и еврейской. Да и много ли в молдаванском и цыганском Кишиневе и Бессарабии русских? Окажись евреи сильнее, сугубо потерпевшею стороною было бы христианское население, теперь же оказалось еврейское.

Однако нашлись русские люди, как, напр. генерал Киреев, г. Неплюев, которые печатно извинялись за русский народ, по поводу кишиневских злодеяний, как будто неизвестно из истории, что русский народ самый добросердечный, смиренный и терпеливый народ-христоносец. А еврейские публицисты сейчас-же обратили слово великого русского пастыря в свою пользу и зачислили о. Иоанна в лагерь защитников еврейства.

Но о. Иоанн слишком велик и дорог для сердца русского народа, чтобы мог мириться с эксплуатацией своего священного для России имени во вред христианства и русского знамени. Досточтимый пастырь обратился ныне к кишиневским христианам с покаянным письмом, в котором явил великий пример христианского смирения. Вот этот, скажем прямо, знаменательный для людей нашего времени акт:

«Возлюбленным братьям кишиневским христианам»:

Из последующих (за первыми) газетных известий о кишиневском погроме я достоверно убедился, что евреи сами были причиною того буйства, увечий и убийств, которые ознаменовали 6-е и 7-е числа апреля. Уверился я, что христиане в конце концов остались обиженными, а евреи за нанесенные убытки и увечья сугубо награжденными от своих и чужих собратий. Это я знаю из частных писем, писанных мне самыми искренними, давно живущими в Кишиневе и основательно знающими дело людьми. А потому взываю к христианам кишиневским: простите исключительно только к вам обращенную мною укоризну в совершившихся безобразиях. Теперь я убежден из писем очевидцев, что нельзя обвинять одних христиан, вызванных на беспорядки евреями, и что в погроме виноваты преимущественно сами евреи. Кронштадтский протоиерей Иоанн Сергиев. 23-го мая 1903 г. Кронштадт».

Не преминули еврейские публицисты и политиканы, во главе со своими раввинами, держащими темную массу в вековых цепях человеконенавистнического талмуда, эксплуатировать в свою пользу также и проповедь гуманного, просвещенного Волынского архипастыря, епископа Антония (Храповицкого).

Очевидно также, как и сердобольный о. Иоанн, милосердствуя о потерпевших кишиневских евреях, под первым впечатлением газетных известий (но не забудем, что у нас ⅔ газетных писателей и агентов – евреи) произнес в соборе, по поводу кишиневского погрома, пламенное слово, полное жестоких укоризн по адресу христиан. Как добрый пастырь, желая умерить страсти антисемитского возбуждения народа в городе, переполненном евреями, владыка характеризовал, пред взором слушателей, евреев в библейско-возвышенном тоне, как народа возлюбленного Богом и избранного, доказывая при этом, что «еврейское племя дорого Св. Духу», что «евреев-талмудистов и евреев-караимов надо уважать за их преданность своему закону», что «евреи-нигилисты переняли это зло от христиан русских и европейских», что «кишиневские христиане пролили кровь родственную Богочеловеку, Пресвятой Богородице, апостолам и пророкам», «убили будущих христиан, в недрах нынешних евреев находящихся», так как Израиль, по словам ап. Павла, спасется. В самом коснении евреев и отвержении ими Христа преосвященный оратор видит условие и залог спасения принявших Христа народов, как равно и наших «поганых» предков, ибо, по ненависти к евреям, не приняли бы Христа другие народы и т. д.

Иначе говоря, преосвященный Антоний, всегда оригинальный и талантливый в своих речах и произведениях, и на этот раз отступил от обычной этической и социально-экономической почвы при решении больного еврейского вопроса и перенес его на догматическую, как наиболее понятную и убедительную для массы, – и, что для оратора в момент обострения страстей важно, трактовал вопрос в академическом освящении. А цепкий еврей и здесь нашел для себя свой гешефт и выгодную эксплуатацию, зачислив архипастыря православной Церкви в число защитников еврейства.

* * *

Когда мы заканчивали писать последние эти строки нам подали газ. «Свет», в которой прочитали мы следующие леденящие душу строки.

«В ночь на 29 мая предательски убит король сербский Александр I, его супруга, королева Драга, их родные и близкие.

Королем Сербии провозглашен Петр Карагеоргиевнч. Министры частью убиты, частью арестованы».

Событие, подобное сербскому дворцовому перевороту, встречалось в истории, но во времена оны и не в той возмутительно дикой форме.

Но когда это было: во времена царей Израильских, во времена войн Алой и Белой Розы в Англии и в растленной, умирающей Византии… Но в XX веке!

Ужасом и отвращением исполняется сердце при чтении подробностей страшной ночи.

Что сказать об убийцах? Какие бы ни были их соображения, – офицеры, убивающие своего верховного вождя, – не офицеры христианской армии, а янычары, преторианцы, изменники.

Офицер, варварски убивающий женщину и притом свою королеву, – не православный славянский воин, а глухонемой из стародавнего Сераля, несущий веревку на шею того, кого прикажут удавить, палач и трус, мелкий злодей и большой разбойник!!

Стыдно читать все эти подробности. Бога забыли убийцы, христиане, уподобились диким варварам!

Страшное дело совершилось. История обогатилась кровавой страницей. Потомство великого Милоша, королевский дом Обреновичей перестали существовать.

Да, ужасные события совершились в Сербии!

Ни о чём не хочется думать… ни о чём не хочется говорить… так велик, так гнетущ встающий в воображении призрак небывалого, по своему зверству, злодеяния.

Убит молодой король, горячо любивший свою отчизну!

Убита его верная и любящая подруга, дочь родной ему страны, которую она горячо любила и о благе которой она заботилась всею силою своего любящего сердца!

Убиты братья королевы, безвинно приговоренные к смерти только близостью своею к ней!… Убиты её ближайшие родственники… Убиты верноподданные, пытавшиеся грудью защитить короля, которому они присягали… Убита стража, пытавшаяся заградить убийцам путь к монарху, которому они изменили!…

Залит кровью конак… Обагрены кровью ступени трона!… Попрано всё, что возможно было попрать, в зверском увлечении призрачной свободой…

И весь этот ряд злодеяний совершен не профессиональными разбойниками, а людьми, носящими военный мундир… принимавшими священную присягу!

Стыдно и грустно за современное христианское человечество, стыдно и горько за единоверную Сербию, которую не для того по первому призыву шла так преданно и геройски спасать наша добровольная русская рать, чтобы народ, освобожденный ею от диких зверств, сам превратился в дикого кровожадного зверя!

Гибли коронованные особы на эшафотах. Падали на плахе венчанные женские головы. Кровавой тенью встают мучительные призраки Марии Стюарт в Англии, Марии Антуанеты во Франции, но они шли на плаху по приговору все-таки суда, хотя бы и пристрастного.

Их судили, их выслушивали, им публично прочитывали их приговор! К этому еще надо добавить, что изменнически пролитая кровь громко вопиет на небо и жив Бог, сказавший: «Мне отмщение, Аз воздам». Помолимся же об упокоении душ этих мученически скончавшихся братьев во Христе!

В. Скворцов

Quousque tandem

Совершенно неожиданно узнали мы о смерти Костромского епарх. миссионера, свящ. о. И. Иванова. По-видимому, случилось то, что должно было случиться: один человек «приложился к отцам своим». И мы умрем…

Так. Но разные обстоятельства сопровождают человеческую жизнь и смерть. Один живет в довольстве; честно, самоотверженно делает своё дело. Умирает он, всеми прославляемый. Благопопечительное начальство наделяет семьи таких доблестных людей приличными пенсиями…

Другие трудятся всю жизнь без отдыха, при самой тягостной обстановке, и умирают, покидая семьи ничем не обеспеченными.

О таком именно «событии» рассказывает нам прочитанный некролог. В Костроме трудился из всех сил епарх. мисс. священник Иванов. По сообщению некролога, он с образцовой добросовестностью проходил своё служение: вел частые и длинные беседы с расколо-сектантами; неутомимо разъезжал по епархии и пал, как вол на борозде, «сраженный болезнью горла».

По поводу прочитанного известия так и хочется крикнуть братьям миссионерам: mementote mori!… Быть может, не одному из нас придется умереть под тяжестью креста своего; не мало уже миссионеров страдают болезнью горла, расстройством нервов и другими недугами.

Что же? Миссионеры, как «рабы неключимые», смиренно совершают своё «делание». Они надеются, что и начальство, наконец, взыщет их своей милостью…

А пока о чём говорят нам миссионерские некрологи?

Вот что написано о смерти о. Иванова: «осиротелая семья его осталась без пенсии и средств к существованию. Хотя почивший прослужил в иерейском сане 24 года и 4 месяца, но часть этого времени был, к несчастью, миссионером, – именно, к сожалению, ибо за миссионерскую службу бесприходным священникам пенсии не полагается»…

Так повествует составитель некролога. Смотря на положение вещей с точки зрения осиротелой семьи, службу о. Иванова в миссионерах он называет несчастьем. И эта точка зрения не новая, не оригинальная, не исключительно ad hoc придуманная в Костроме. Так справедливо на службу миссионерскую смотрят «люди семейные» во всей России.

Quousque tandem… До коих же пор будет продолжаться этот горестный порядок вещей? Неужели миссионерам никогда не суждено стать «служилыми государевыми людьми», которым полагается приличная пенсия за беспорочную и усердную службу?…

Необходимо, пора дело привести в ясность. Необходимо, наконец миссионерам добиться определенного ответа на вопрос: могут-ли они рассчитывать на соответствующую пенсию за свою тяжелую службу, или нет?

Если нет, то нечего жаловаться нам на бегство миссионеров со своей службы. – Скажем сильнее: тогда самую Епархиальную миссию нужно объявить, вопреки запросам времени, праздной и ненужной забавой…

Д. Боголюбов