№ 31. Июля 28-го

Мы имеем благочестивый обычай торжественно износить ныне крест Господень, сперва из алтаря на середину церкви для благоговейного поклонения и целования, а после литургии из церкви вместе со святыми иконами, – крестным ходом, на реку, где она есть, а то на источник или кладезь, для малого освящения воды, во здравие и спасение с верою пьющим ее, кропящимся и мажущимся ею. От этого-то изношения креста Господня, или исхождения с ним и называется настоящий праздник – по церковному – происхождением честных древ честного и животворящего креста Господня.

Этот праздник установлен в православной Церкви еще в 12 в. по Рождестве Христовом, по поводу двух побед над врагами, одновременно – 1-го августа – одержанных греческим царем Мануилом и нашим русским князем Андреем Георгиевичем Боголюбским. Эти благочестивые народоправители, твердо веруя, что не спасается царь многою силою и исполин... множеством крепости своея (Пс.32:16), но всеоружием Божиим, сильным на разрушение твердынь (2Кор.10:4), имели обычай в сражениях обносить по полкам животворящий крест Господень, и молиться пред ним о победе победителю всякого врага и супостата, после чего уже мужественно вступали в бой, из которого и выходили победителями В воспоминание, прославление и благодарение силы креста Господня, – этого оружия мира и непобедимой победы, – св. Церковь и установила настоящий праздник, присовокупив к нему водоосвящение, в память обычая греческой Церкви освящать воду в придворном константинопольском храме в первый день каждого месяца («Дни Богослуж.»).

Вот, слушайте, по каким побуждениям установлен настоящий праздник! Главное побуждение – это победа врагов видимых при помощи креста Господня. Заметим, что оружие креста Господня победоносно и могущественно не только в руках царей в властителей, но и в руках каждого христианина. Все мы можем побеждать крестом всех врагов наших видимых и невидимых, и чем опаснее для нас их вражеская злоба и сила, тем необходимее борьба и одоление их. А чем слабее наши силы, тем необходимее для них вседействующая сила креста Христова. Итак, поучимся побеждать врагов своих оружием крестным. Какие же главнейшие враги наши, и как нам победить их силою креста Господня? Первый и самый злейший и опаснейший враг и супостат наш есть диавол. Он человекоубийца был искони (Ин.8:14), и ныне как лев рыкающий ходит, ища кого погубить (Петр.5:8). Однако, как ни зол, он трепещет креста Христова. Нигде так не очевидно его бессилие, как при этом победном знамени. Вот что говорит св. Кирилл Иерусалимский: «когда мы изображаем на себе знамение креста, тогда диавол, помышляя в себе, что к нему пригвожден был Христос Господь для нашего спасения и для истребления демонской силы, не может более оставаться с нами и переносить силу креста, но бежит от нас и более не искушает, особливо потому, что мы в сем случае имеем обыкновение призывать имя Христово («Прав. Испов.», 4 член). Не только крест, не только знаменующийся им, даже вещи, знаменуемые крестом, недоступны для демонской силы («Прав. Испов.», 4 член). Потому-то св. Кирилл Иерусалимский опять говорит: «твори знамение честного креста, когда принимаешь пищу и питие, когда сидишь, стоишь, беседуешь, ходишь, и не начинай никакого дела, не ознаменовав себя честным крестом, ни в доме, ни на пути, ни днем, ни ночью и ни в каком месте» («Прав. Испов.», 4 член). Так точно и делали христиане первенствующей Церкви. Так и мы должны делать и врагу оскудеет оружие в конец.

У диавола есть еще два враждебные нам союзника – мир и плоть. Как их побеждать крестом Христовым? Мир, по слову Божию, весь во зле лежит (1Ин.5:19) и влечет к злу всех, живущих в нем. Что это за враг наш? Знаем ли мы его? Это развращенные и погибельные чада века сего, которые ратуют против нашего спасения ложными понятиями и учениями, порочными обычаями и нравами, соблазнительным образом жизни, худыми беседами, зловредными книгами, богатством и почестями и т. д. Этого-то врага мы и должны поражать оружием креста Христова, по слову и примеру св. апостола Павла, который говорит о себе: я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира (Гал.6:14). Как же распинать крестом мир и самим распинаться для мира? Вот как. Например, тебя склоняют из каких либо бесчестных видов и целей на бесчестный поступок, предлагая за то деньги, обещая дружбу, любовь, поддержку, чин, награду. Смотри, это подступил к тебе злой и лукавый мир с тем, чтобы уязвить тебя оружием любочестия и сребролюбия. Но ты не поддавайся ему, огради ум и сердце твое, как щитом, крестным знамением и, отринув с негодованием неправедную мзду и почесть, скажи врагу твоему: «я последователь Христа Спасителя, Который, будучи богат, обнищал меня ради, – чтобы я обогащался Его нищетою (2Кор.8:9), и Который всячески избегал славы мирской, наконец предпочел ей позорную смерть крестную, за что и превознесен был так высоко, что получил имя выше всякого имени (Флп.2:8, 9). К чему же мне тленное богатство и скоропреходящая слава твоя? Я считаю их за уметы – за безделицы. Я стремлюсь к почести вышняго звания Божия во Христе Иисусе (Флп.3:14), ищу сокровищ небесных, которых и глаз человеческий никогда не видал и ухо не слыхало (1Кор.2:8). Да будет же со мною крестная сила, и да сохранит она меня от всякия лести вражия». И вот враг твой остался пристыжен и посрамлен, и смотри, чтобы он, озлобленный неудачею и непригодностью оружия своего, не подступил к тебе с другой стороны и с другим оружием, – с оружием бед и скорбей. Вот например, на тебя поднимается, по его наущению, целое полчище злых людей, которые изощряют на тебя язык свой, как меч, грозят лишить тебя места и последнего куска хлеба, готовы стереть тебя с лица земли. Не убойся, ниже смутися всех нападении их, стой крепче на неблазненной стезе правды и спасения. Если и вся злоба вражеская обрушится на тебя, и тогда она не успеет противу оружия креста Христова. Вооружись только им, облекись в шлем упования спасения и возопий из глубины души: изми мя от враг моих, Боже, и от возстающих на мя избави мя; не отврати лица твоего от отрока твоего, яко скорблю, скоро услыши мя, вонми души моей и избави ю (Пс.5:1, 68:18). Молясь таким образом, помышляй, что не ты один терпишь такие скорби от врагов. Сам Спаситель наш только со креста после крестной смерти, вошел в славу Свою. И все последователи Его, – пророки, апостолы, святители, мученики, преподобные, – вошли в нее тем же скорбным путем. Такова уж в этом мире участь всех последователей Христовых. В мире скорбни будете, сказал Господь. Но дерзайте, яко Аз победих мир (Ин.16:33). Когда молитвенно размыслишь обо всем этом, ты и ободришься и воодушевишься новою силою к благодушному перенесению скорби твоей и еще обратишь ее себе во спасение, потому что скорбь, сказано, соделовает терпение, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим.5:3–5), спасет тебя (Рим.8:21).

Таковы же нападения и козни третьего врага нашего – греховной плоти, враждующей противу духа (Гал.5:17). Плоть – это домашний, самый близкий и постоянный враг наш. Но противу креста Христова и он устоять не может. Те, которые Христовы, распяли плоть со страстьми и похотьми (Гал.5:24), говорит св. апостол. Как же пользоваться оружием креста Христова, чтобы побеждать им плоть со страстьми и похотьми? Вот сегодня наступил у нас пост, по строгости воздержания, в честь Пресвятой Богородицы, ради памяти честного Ее успения, подобный Великому; ты должен будешь в продолжении его отказывать Своей плоти не только в скоромной пище и излишнем питии, но и в неумеренном употреблении постной, равно и во всех других удовольствиях, ограничиваясь удовлетворением только необходимых потребностей ее, чтобы таким образом усмирить и поработить плоть духу (1Кор.9:29). Но все это, по льстивому мудрованию плоти, противоестественно, – «тебе, внушает она, здоровее было бы употреблять скоромную пищу и питье во всякое время, во сне и в спокойствии не отказывать нисколько, ты сделался бы от того более крепким и способным к трудам, в эту пору особенно тяжким; не даром ныне многие не соблюдают постов, ведь и само слово Божие говорит, что не входящее во уста сквернит человека, но исходящее из уст его сквернит человека (Мф.15:11). Рассуждая таким образом, ты уже готов нарушить пост в угоду своей плоти и следовательно, уже поддался врагу своему. По пока еще не пал совершенно, вооружись крестом, воздержись от запрещенного плода, послушайся духовной матери своей Церкви святой, которая больше и лучше знает, что тебе вредно и полезно; припомни, что сам Иисус Христос в одно время постился сорок дней и ночей, да и во всю жизнь Свою на земле не видно, чтобы употреблял мясную пищу, кроме разве агнца пасхального; посмотри оком веры на Него, томимого на древе крестном смертельною жаждою. Чем ее тут утоляют? Оцтом, смешанным с желчью. Приведя все это на память и оградившись крестным знамением, воззови ко Господу молитвою Церкви: иже в девятой час нас ради плотию смерть вкусивый, умертви плоти нашея мудрование Христе Боже и спаси нас. И ты победишь страсть плотоугодия и сластолюбия. – Или, восстает на тебя другая плотская страсть, возмущают тебя помыслы нецеломудренные, пожелания и чувствования сладострастные, – не давай разгораться разжению восстания телесного. Оградив любострастные очи твои крестным знамением и уклонив их от предмета любострастия, открой и устреми духовные очи твои на иной предмет – на животворящий крест Господень. Какое ужасающее зрелище представляется смущенному взору твоему! Оно сразу образумило тебя и привело в стыд. Оно тотчас заслонило гнусную картину сладострастия, которой не стало уже тут места. Ты увидел пречистую плоть Христову, распростертую и пригвожденную ко древу крестному по рукам и по ногам; ты увидел ее висящею на одних гвоздях всею своею тяжестью без малейшего свободного и безболезненного движения; ты увидел эти кровавые расширяющиеся более и более гвоздинныя раны, из которых обильными струями льется дымящаяся кровь, чтобы угасить смрадный пламень твоего любострастия; ты увидел вообще Господа и Спасителя своего в самых жгучих страданиях, изможденного, обесславленного, поруганного, не имеющего вида ниже доброты, всего в язве, всего во озлоблении, дошедшего до последней степени истощения, умирающего, умершего... И все эти страдания Господа для кого и для чего? Для тебя, боримый любострастною похотью плоти, чтобы ты всегда мертвость Господа Иисуса носил в теле своем, да и живот Иисусов явится в тебе (2Кор.4:10); чтобы умертвить земные члены наши: блуд, нечистоту, страсть и похоть злую (Кол.3:5). Не стыдно ли же тебе и не преступно ли отнять члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы (1Кор.6:45)? И то надобно припомнить, что блудодействующий, хотя бы только умом и сердцем, во второй раз распинает (Евр.6:6) Иисуса Христа! Распни же лучше похотствующую плоть твою, – окаянную дщерь вавилоню, – и со всеми ее младенцами – со страстьми и похотьми, – и ты восторжествуешь над последним врагом своего спасения – над плотью.

Так то, братья, мы должны бороться со врагами нашего спасения: плотию, миром и диаволом; так то должны мы побеждать их оружием креста Христова! Злобны, сильны и коварны враги наши. Трудно бороться с ними, еще труднее побеждать их. Но не забывайте, что тут идет дело о жизни и смерти вечной, не забывайте, как пагубно быть побежденным ими, – страдать без конца в постыднейшем плену и рабстве у них. Зато, с другой стороны, как радостно быть их победителем! Ведь побеждающему дам сести со мною на престоле моем (Откр.3:21), сказал Господь. Как же нам не биться с врагами нашего спасения до последней капли крови, до конца жизни своей? Притом, враги наши в главных силах своих уже поражены и разбиты Началовождем нашим Иисусом Христом. Следовательно, нам остается только довершать поражение их и торжествовать славную победу. Но и это, скажете, трудно для нашей немощи? Трудно для безоружных, беззащитных, для не имеющих упования на помощь свыше. А мы не якоже неимущи упования; у нас есть кому помочь нам: есть Победитель ада и смерти Христос Господь, всегда готовый сделать и нас победителями (2Кор.2:14), есть охранительное воинство небесное, и целый сонм святых братий наших, уже торжествующих победу над врагами и нам помогающих в победе над ними. Да мы и сама не беззащитны и не безоружны; – у нас есть «и лук, и оружие, и меч, и сила непобедимая; есть и бесом отгонитель, и страстей умерщвление, и плоти пригвождение, и помыслов отгнание» (канон кресту) – это животворящий крест Господень. Только вооружайся, учись и умей владеть и действовать им, как свойственно доблестному воину Христову, – и враги наша постыдятся и смятутся. Станем же бороться с ними, дондеже покорим вся враги наша подножие ног наших! Ты же, пречестный и животворящий кресте Господень, помогай нам со Святою Госпожою Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.

Священник Феодор Богородский

Недавно был день посвящения моего в сан пастыря Церкви, – ныне я вступаю в должность проповедника евангелия, – строителя таин Божиих. С новым званием предлежит мне и новый подвиг. С сего часа я должен совершать новые для меня действия и принять новые заботы. Доселе я ограничивался только попечением о самом себе и собственной своей участи, а теперь я должен прилежно заботиться не о себе только самом и о своем благосостоянии, но и об участи вверенных мне ближних моих собратий, об их вечном спасении. С сего времени я должен указать им пути к царствию небесному, – насаждать в сердцах их семена веры и благочестия, приводить их в меру возраста исполнения Христова, – к полноте духовной жизни. Должен не только научать их святым правилам веры и деятельности Христовой, но и сам должен быть для них примером подражания. По истине новое и трудное поприще! Я принимал прежде пречистое тело и животворящую кровь Христа Спасителя, как все пасомые, из рук служителей Божиих, а теперь и сам должен приступать со слезами и умилением к небесному жертвеннику Христову; сам должен воздевать мои грешные руки к небу и творить молитву о ниспослании Святого Духа на предлежащие дары.

Высоко это достоинство, на которое я возведен архипастырскою рукою при содействии Святого Духа! С веселием и трепетом взираю я на свое священнослужение. Благоговейный восторг объемлет мою душу, когда я помышляю о том, что я сопричислен уже к сонму пастырей Христовых и проповедников Его учения. Сладостные чувствования наполняют мое сердце при одном вспоминании, что я должен вместе трудиться со Иисусом Христом на его благодатной ниве, и с Ним вместе приготовлять верующих для будущего блаженства. С таинственным самоуслаждением взираю я на предлежащий венец славы, коим украсит Господь в будущем веке верных споспешников Своих и соработников.

Но обращая внимание на слабость сил моих, на важность и трудность моего служения, на те преграды, кои будут противостоять мне, на строгость и правосудие Христовы к неверным служителям Своим, я исполняюсь совсем другими чувствованиями. Трепет объемлет мою душу, когда я помышляю о глубоком развращении волей человеческих и о немощи сил моих к их обузданию и исправлению. Сердце мое мятется во мне от ужаса при мысли о тех искушениях, кои должен я понести со стороны мира, плоти и диавола. Весь дух мой приходит в смущение, когда я представляю себе тщетность моего служения и страшное мздовоздаяние Христово.

Только одно отводит дух мой от страха и побуждает меня с ревностью начать дело моего служения. Это – содействие Святого Духа, в помощь и утверждение Архипастыря моего. Тот, Кто дал простым рыбарям уста и премудрость, возможет дать силу и действие моему слабому слову. Тот, Кто сохранял их среди бед и опасностей, Кто подавал им силы против искушений мира, плоти и диавола, силен и меня оградить от козней диавольских, и мне подать средства к побеждению злобы врагов Его. Уповаю также, что и Архипастырь наш подаст мне в потребных случаях помощь и утверждение на трудном поприще моего служения. Среди трудностей и бессилия к нему будет направлен постоянно взор мой. Среди разнообразной житейской жизни, он будет для меня путеводною звездою. При слабом пасении стада Христова, он будет возбуждать меня от усыпления и недеятельности; при ревностном же исполнении моей обязанности, он одобрением придаст мне бодрость неустанно трудиться на ниве Христовой.

С сею утешительною мыслию я ревностно приступаю к делу моего служения, и даю обет пред лицом святой Церкви хранить тщательно вверенный мне залог Святого Духа, и верно исполнять свою обязанность.

Протоиерей Димитрий Братановский

Кавказ. Село Кугульта

Второе послание к Тимофею.

1. Апостол Павел писал это послание, находясь в заключении. Что это были другие узы, а не те, которые окончились в 63-м году, явствует из совершенно различных обстоятельств, сопровождавших первое и второе заключение. Но если так просто объясняется, что второе послание к Тимофею соответствует вторым узам, зато трудно определить время этих уз и время самого написания этого послания. Полагают его в связи с Нероновым гонением; но это гонение было осенью 64-го года, когда Павел находился еще на востоке, как это видно из пастырских посланий. Когда же он возвратился в Рим, весною 65 года (ср. Тит.3:12), тогда гонение в Риме прекратилось, а если бы не прекратилось, то формальный процесс (2Тим.4:16) был бы поразительным явлением, так как он происходил очень шумно среди бури гонений. Таким образом, этих уз нельзя полагать раньше лета 65 года, но и не позже. Далее, апостол поручает принести его вещи, оставленные им в Троаде при возвращении с востока (осенью 64 года): едва ли они могли оставаться в Троаде в продолжении целого года. Потом, известия о разных лицах, сообщаемые в послании (2Тим.4:20), дают право предполагать, что между его возвращением с востока и временем написания сего послания прошло немного времени. Но важнее всего для определения времени написания этого послания могут служить слова, заключающиеся во 2Тим.4:17. Апостол здесь надеется, после второго допроса, получить свободу тем более, что он еще не выполнил своего апостольского призвания, т. е. проповедания евангелия всем народам. Таким образом, ему предстояло путешествие в Испанию. А что оно действительно совершено им, об этом свидетельствует достоверное предание римской церкви из первого века. Далее, время вторых уз должно падать на 65 год, потому что только в таком случае оставалась еще возможность путешествия в Испанию, так как апостол, по свидетельству Тертуллиана, при Нероне претерпел мученическую смерть, следовательно, не позже 67 года, по явному же свидетельству Евсевия, именно в 67 году. Таким образом можно отнести происхождение сего послания к 65 году.

2. Повод к написанию послания заключался сколько в положении Павла, столько же и в положении Тимофея. Павел находился в узах в Риме. При первом его допросе не последовало никакого решения; предстояло второе заседание, исход которого мог быть весьма опасным если бы апостолу не нашлось никакой поддержки, как в первый раз. Его обвиняли как преступника и нарушителя общественного спокойствия, и основывались более всего на происшествиях в Ефесе (Деян.19). Чтобы очистить себя от обвинений, необходимо было, чтобы христиане из Азии и его товарищи засвидетельствовали о нем. Но его оставили решительно все, даже Лука (2Тим.1:15, 4:9–11, 16, 18). Тогда он обращается к своему верному сотруднику Тимофею (2Тим.1:4), тем более, что он узнал, какое живейшее участие последний принимал в его судьбе; он надеется в своем одиноком положении найти поддержки в Тимофее. Таков ближайший повод со стороны Павла к написанию послания. Апостол желает укрепить этим посланием своего сотрудника, чтобы он, как добрый воин Христов, с радостью терпел страдания за евангелие, и пришел в Рим принять эти страдания вместе с узником. Следовательно, ближайшая цель послания состояла в том, чтобы вызвать в Тимофее мужество для путешествия в Рим. – Но и само положение Тимофея давало повод писать ему. Тимофей, может быть письменно жаловался апостолу на свою трудную обязанность в Ефесе. Вследствие затруднений, которые встретились для его учительской деятельности со стороны известных уже нам иудейских учителей, вследствие обстоятельств в самом христианском обществе, у Тимофея, казалось, исчезли охота и мужество к деятельности общественного учителя. Если и прежде он обнаруживал наклонность к тихому созерцанию и уединенным подвигам, то теперь еще более пробуждалась эта склонность, когда ревность к учительству охладела, мужество ослабло. Но именно теперь и нужно было, чтобы Тимофей с ревностью проповедывал здравое апостольское учение, когда под влиянием бесплодной религиозной учености стали зарождаться столь грубые заблуждения (2Тим.2:18), между тем как доселе эта ученость более вредила только тем, что препятствовала истинной набожности и благочестию. Поэтому апостол увещевает его – и это составляет вторую цель послания – вооружиться мужеством и, оставив мирное спокойствие, броситься в битву и не дать победить себя обстоятельствам, которые чем дальше, тем шли хуже, напротив, самому победить их силою Господа нашего.

3. На основании этой двоякой цели расположение послания является в следующем виде:

I. Введение. Двоякая заботливость апостола 2Тим.1:1–14.

После вводного приветствия (2Тим.1:1, 2), апостол говорит, что непрестанно вспоминает в своих молитвах о Тимофее и день и ночь желая видеть его подле себя, что он радуется, воспоминая его слезы, в которых выражается его нелицемерная вера, наследованная им от матери и от бабки своей (2Тим.1:3–5). Эта вера дает апостолу смелость внушать Тимофею: 1) чтобы он возгревал в себе (учительский) дар Божий (который как бы начал потухать в нем), и чтобы он духом любви, силы и целомудрия побеждал в себе дух слабости и страха (2тим.1:6–7). Тимофей должен овладеть мужеством к исповеданию евангелия. 2) Тимофей должен быть также признателен Павлу, который ради евангелия находится теперь в заключении, доказывая тем на деле свою благодарность за полученную не по заслугам благодать Божию (2Тим.1:8–10), – он должен знать всю великую важность призвания, ради которого Павел страдает, и на его примере видеть, как действует здравое учение, которое и ему преподано и в котором он должен более и более укрепляться (2Тим.1:11–14).

II. Увещание Тимофею к решимости пострадать вместе с Павлом ради евангелия 2Тим.1:15–2:13.

Апостол убеждает Тимофея, чтобы он не поступал так, как поступили «все асийские», которых он просил при первом допросе засвидетельствовать о событиях в Ефесе, и которые однако все оставили его (2Тим.1:15). Он должен взять пример с Онисифора, который добровольно пришел из Ефеса в Рим и посетил апостола в его бедственном положении (2Тим.1:16–18). Имея же пример в лице самого апостола, Тимофей не должен страшиться претерпеть страдания ради евангелия. Он должен заботиться о насаждении апостольского учения (следовательно не должен оставлять учительской обязанности вследствие тех нападений, которые он терпит) (2Тим.2:1, 2) и держать себя, как подобает воину Христову (2Тим.2:3), Для этого он должен устранять всякие препятствия к борьбе и помнить 1) похвалу, какая его ожидает (2Тим.2:6), 2) помощь, какую Господь подает (2Тим.2:7), 3) пример Иисуса Христа и его апостола, который, страдая со Христом за верующих, уверен, что вместе со Христом и прославлен будет (2Тим.2:8–12), 4) неизменную верность Господа в Своих обетованиях (2Тим.2:13).

III. Увещание Тимофею к усиленной ревности в прохождении обязанности евангелиста 2Тим.2:14–4:8.

1) Как Тимофей должен учить? 2Тим.2:11–26. Не должно вдаваться ни в какие словопрения и пустые разглагольствия, но предлагать правое учение, ясную и простую истину (2Тим.2:14–16); это тем более важно, что всякое словопрение ведет к нечестию, которое, как рак, въедается в здоровое тело (учения) (2Тим.2:16–17), как это мы видим на примере тех, которые дошли до отрицания телесного воскресения (2Тим.2:18). Но с другой стороны, Тимофей не должен ошибаться и заблуждаться в своих суждениях о Церкви, вследствие того что противникам удается поколебать веру некоторых. Ибо 1) хотя вера некоторых и поколеблется, но непоколебимо то основание, на котором должна созидаться Церковь Божия. Закон развития и созидания Церкви написан на краеугольном камне; Архитектор положил на нем свою печать, чтобы видели, с какою мыслью задуман план этого здания, – и вот две основные черты надписи на этой печати: «Господь узнает и сохраняет Своих» (среди массы отпадших) и: «нельзя принадлежать к Церкви, которую Он созидает, не оставив в тоже время нечестивой жизни, которая противоречит имени Божию» (2Тим.2:19). Но 2) в доме Божием могут быть различные сосуды; подобно как и во всяком доме. Поэтому, не следует заблуждаться относительно недостойных членов Церкви, которые могут служить только для нечистого употребления (2Тим.2:20). Из всего этого следует, что во-первых Тимофей не должен ошибаться в членах своей церкви а во-вторых – не должен тотчас же принимать всякого, пока он не очистится от всякой скверны и заблуждения и не сделается достойным и святым сосудом, годным на благородное употребление (2Тим.2:21). Тимофей не должен увлекаться юношескими движениями, т. е. не должен ни предаваться ложному унынию, ни крайней ревности, но избегать спорных вопросов, от которых рождаются ссоры; напротив, должен вести речь с божественною кротостью, чтобы привлечь тех, которые попали в сети диавола (2Тим.2:22–26).

2) Побуждение к такому образу действия 2Тим.3:1–17. Если и теперь уже нет недостатка в таких членах Церкви, образ жизни которых не соответствует требованиям христианства; то в последние времена нравственное состояние общества во всех отношениях будет не сообразно с нравственною сущностью христианства (2Тим.3:1–4). Люди будут иметь вид благочестия, потому что они все же будут членами Церкви, но это благочестие не будет, иметь никакой силы. Тимофей должен избегать общения с такими людьми, как неполноправными членами Церкви (2Тим.3:5). Особенно же это нужно иметь в виду по отношении к тем, которые вкрадываются в дома женщин и, утопающих в грехах, водимых различными похотями, постоянно жаждущих благочестивого знания, но никогда не могущих дойти до познания истины. Такие обольстители, подобно египетским волхвам, показывают только вид, что нечто сделали, именно совершили дело обращения, на самом же деле они рабы неправые и противники истинной правды. Но они, также как и египетские волхвы, будут посрамлены (2Тим.3:6–9). Напротив, всяк, кто служит здравому и истинному учению, не будет посрамлен хотя бы ему пришлось и несчастие претерпеть: он всегда останется победителем, между тем как обманщики наслаждаются видимым счастьем и обманывают сами себя (2Тим.3:10–13). Поэтому апостол увещевает Тимофея, чтобы он оставался при том учении, которое ему преподано Павлом, ибо должен знать, 1) что он наставлен от того, кто учит христианству, как благочестию, 2) что священное писание не бесплодно, подобно учению оных людей, до оно наставляет человека, как можно сделаться блаженным, святым и достойным своего призвания (2Тим.3:11–17). 3) Поэтому Тимофей с особенною ревностью должен исполнять свое призвание учителя, когда люди способны еще принимать правое учение; ибо настанут времена, когда люди отступят от истины и сами выберут себе учителей (2Тим.4:1–5) и когда, следовательно, это сделается уже невозможным. Все это тем более Тимофей должен иметь в виду, что сам апостол приближается к концу своей жизни (2Тим.3:6–8).

Заключение 2Тим.4:9–22.

Апостол просит Тимофея, чтобы он как можно скорее пришел к нему, потому что его почти все оставили; потом следуют различные поручения на пути в Рим (2Тим.4:9–15), потом сведения о ходе процесса (2Тим.4:16–18); наконец, приветствие и заключительное благожелание (2Тим.4:19–22).

Послание к Титу.

1) Тит, вероятно в Антиохии обращенный апостолом Павлом в христианство, со времени путешествия апостола на иерусалимский собор (в 51 г.), является постоянным его спутником. Апостол Павел не раз возлагал на него различные поручения, например, он послужил апостолу в деле исправления коринфских христиан (ср. 2Кор.7:6, 13, 14; 8:6, 16. 23; 12:18). Также во время уз апостола Тит находился в числе лиц, окружавших его. Когда апостол был освобожден от уз, Тит сопровождал его на восток. Он остался в Крите для совершения начатого здесь апостолом дела. По преданию, Тит, послужив апостолу до конца его жизни, оставивши его впрочем один раз во время вторых уз (2Тим.4:10), снова возвратился в Крит, и там, оставаясь епископом, окончил свою жизнь.

2) Поводом к написанию послания послужило поручение, данное Титу относительно острова Крита (Тит.1:5). Хотя апостол и не проповедывал там евангелия, но он, кажется, положил начало устроению Церкви из тех христиан, которых он уже нашел там, чрез поставление над ними пресвитеров. Но как он не мог сам довершить этого дела, потому что обстоятельства снова отзывали его на запад, то он оставил здесь Тита, чтобы он привел критскую церковь в порядок и позаботился о замещении пресвитерских должностей. Для этого Титу необходимо было дать апостольское наставление и некоторого рода уполномочие посредством апостольского к нему послания, в виду все более ухудшавшихся обстоятельств критской церкви. Наступили, казалось, времена, когда христианству угрожала опасность сделаться совершенно бесплодными. Свыкшись с евангелием, стали стараться о том, чтобы сделать его занимательным, а люди, холодные сердцем, но с учеными познаниями в Писании, следовательно, большею частью иудеи, злоупотребляли этою наклонностью общества для приобретения себе почета и уважения, а также и ради корысти Отсюда угрожала сильная опасность для единства церковной жизни и для нравственно-религиозного состояния христиан. Это зло заметил теперь сам апостол и видел своими глазами⁴⁴², когда снова посетил восток; и до какой степени это беспокоило его, об этом свидетельствуют два послания к Титу и первое к Тимофею. Притом, послание к Титу только и может быть понятно, если несомненно предположить такие обстоятельства.

3. Цель этого послания состоит в том, чтобы советом, наставлением и увещанием укрепить и поддержать Тита к исполнению возложенного на него дела в смысле и духе апостольском, чтобы он среди трудных обстоятельств, именно в виду предстоявшего усиления противодействия христианству, умел поставить себя, как наместника апостолу в учении и управлении.

4. Содержание послания следующее:

Надписание и приветствие Тит.1:1–4.

I. Наставления относительно замещения пастырских должностей Тит.1:5–16. Здесь, как и в первом послании к Тимофею, апостол требует от пресвитеров прежде всего нравственной безупречности, как в домашней, так и в общественной жизни и известной меры добродетелей, свидетельствующих о силе христианской жизни (Тит.1:5–8). К этому присоединяется еще здесь требование, чтобы пресвитер был чист в учении, потому что он должен наставлять верующих в здравом учении и побеждать противников (Тит.1:9). Последнее особенно относится в тем иудейским учителям, которые обольщают людей своим суемудрием, для приобретения себе приверженцев и получения корысти, что тем опаснее для критских христиан, что они по природе своей вообще склонны к лжеучению и порокам (Тит.1:10, 12). Поэтому, Тит должен строго наблюдать, чтобы критские христиане пребывали постоянно в здравом учении и не внимали иудейским басням и человеческим постановлениям (Тит.1:13, 14). Что касается последних (по которым эти иудейские лжеучители считают брак и некоторые яства нечистыми), то Тит должен стараться раскрывать внутренние причины такого лицемерного благочестия (Тит.1:15, 16).

II. Наставление Титу о том, как он сам должен учить Тит.2:1–3, 11.

Главное основание здесь то, что проповедь Тита должна соответствовать здравому учению (Тит.2:1). В этом смысле он должен наставлять как старцев, так и стариц (Тит.2:2–5); для юношей, так как он сам еще был юноша, должен был сам служить образцом (Тит.2:6–8), наконец, также здраво должен наставлять рабов (Тит.2:9, 10). Для всех их спасительно быть наказуемым благодатию Божиею, ибо она очищает нас от мирских похотей, посвящает Богу и приготовляет к будущему явлению Христа, Который для того и смерть претерпел, чтобы избавить нас от всякого беззакония и освятить Себе в народ избранный. Так должен Тит учить и наставлять (Тит.2:11–15). Кроме того, он должен внушать христианам и их внешние обязанности: – повиновение начальству, готовность на всякое доброе общественное дело, кротость и миролюбие со всеми людьми и воздержание от гнева (Тит.3:1, 2). Мы сами были когда-то несмысленни… и если теперь переменились, то это произошло единственно по благодати возрождения в нашем крещении (Тит.3:3–7). Таковы основания и способ, которым должен руководствоваться Тит для наставления в добрых делах и для избежания бесполезных религиозных состязаний (Тит.3:8–9). Равно он должен отрицаться нарушителей общественного согласия, если они после многократных увещаний не отстанут от заблуждений (Тит.3:10, 11).

Заключение. Личные поручения и приветствие (Тит.3:12–15).

Х. Орда

Доселе мы говорили о тех способностях и действиях души, посредством которых мы приобретаем знания о внешних предметах, или познаем их; отсюда и способности эти называются познавательными, или кратко умом. И в самом деле, тот человек считается умнее других, кто больше других знает и понимает все, что вокруг него делается, у кого следовательно познавательные способности более других развиты. Самым первым и основным проявлением познавательных способностей служат, как мы указали в третьей беседе, ощущения тех впечатлений, которые внешние предметы производят на наши органы чувств. Но ощущения не только доставляют нам сведения о тех предметах, которые произвели на нас впечатление; они еще возбуждают в нас приятное или неприятное чувство, сопровождаются удовольствием или неудовольствием. Например если мы неожиданно опустим руку в холодную воду, то но только получим сведение о том, что коснулись какого-то холодного и жидкого предмета, но еще получим неприятное чувство, вследствие которого снова быстро выдернем руку. В самое первое время жизни дитя, как мы говорили уже в третьей беседе, еще не в состоянии бывает отличить одно впечатление от другого, т. е. оно не может отличить, холодный или горячие предмет коснулся до него, колет его что-нибудь или жесткая одежда давит на его тело, и т. п.; оно даже не может отличить, на какую именно часть его тела действует неприятное впечатление; оно просто ощущает что-то неприятное, какую-то неловкость, – и это неопределенное, неприятное ощущение выражает криком и плачем. Равным образом, когда его кормят, ласкают, когда теплой водой смоют с его тела нечистоты и т. п., в нем возбуждается чувство удовольствия, которое выражается в улыбке, довольном и спокойном виде дитяти; но оно еще не в состоянии отличить, какое именно впечатление возбудило в нем чувство удовольствия. Только по прошествии некоторого времени, при многократном повторении одних и тех же, как приятных так и неприятных, впечатлений в дитяти образуется навык различать эти, часто повторявшиеся, впечатления, как между собою, так и от всех других, – и в этом состоит первый шаг к познаванию предметов внешнего мира. Таким образом, в духовной жизни человека чувство удовольствия и неудовольствия предшествует проявлению познавательных способностей, и есть первое по времени выражение духовной жизни.

То свойство нашей души, в силу которого одно ощущение становится для нас приятным, или возбуждает в нас чувство удовольствия, другое ощущение, напротив, становится для нас неприятным, или производит в нас чувство неудовольствия, называется способностью чувствования. Когда мы, например, встречаем нашего хорошего знакомого после долгой разлуки с ним, то не только узнаем его, как узнали бы всякого другого известного нам человека, которого давно не видали, но еще чувствуем удовольствие, и это приятное чувство выражаем объятиями, поцелуями и т. п. В этом случае проявляются два свойства нашей души: одно, в силу которого мы узнаем нашего доброго знакомого – это познавательная способность нашей души; другое, в силу которого мы чувствуем удовольствие при встрече с ним – это способность чувствования. Мы видели, что в первое время жизни дитяти духовная жизнь его проявляется только в двух коренных чувствах: чувстве удовольствия и чувстве неудовольствия. С дальнейшим духовным развитием человека в нем является множество частных чувств, возбуждаемых в его душе различными внешними предметами, разнообразными столкновениями с людьми и явлениями природы. Но все эти частные чувства подходят под те два коренные чувства, которые служат первым по времени проявлением духовной жизни дитяти, т. е. каждое частное чувство бывает или приятно или неприятно для нас, заключает в себе удовольствие или неудовольствие. Таким образом, в нашей душе существуют два великие отдела чувств. Перечислим, для примера, некоторые частные чувства, входящие в состав того и другого отдела. К чувству удовольствия относятся следующие частные чувства: дружба, любовь, сострадание и милосердие, уважение и почтение, чувство красоты, чувство радости, чувство здоровья и прочее. К чувству неудовольствия: вражда, ненависть, злоба и гнев, чувство лести, чувство презрения, печаль, страх и прочее. Если мы, например, чувствуем уважение к какому-нибудь человеку, что происходит при этом в нашей душе? – Нам приятно видеть этого человека, его общество доставляет нам удовольствие, и мы стараемся выразить ему наше уважение, заботимся не оскорбить его чем-нибудь, не оттолкнуть от себя, чтобы не лишиться того удовольствия, какое доставляет нам его общество, его внимание к нам. Совершенно обратное происходит в нашей душе, если мы, например, чувствуем к кому-нибудь презрение или ненависть: нам неприятен вид этого человека, его присутствие возбуждает в нас чувство неудовольствия, и мы стараемся выразить этому человеку наше презрение или нашу ненависть, чтобы чрез это скорее избавиться от того неприятного чувства, которое возбуждает в нас его присутствие. Точно также и во всех других частных чувствах само существенное, что происходит в нашей душе – это возбуждение чувства удовольствия или неудовольствия.

Посмотрим теперь, почему одно ощущение производит в нас чувство удовольствия, другое – чувство неудовольствия? Это зависит от того, соответствует ли известное ощущение предыдущему состоянию нашей души, находится ли оно в гармонии со всем строем нашей духовной жизни. Например, если какой-нибудь близкий нам, дорогой нашему сердцу человек болеет долгое время, постепенно ослабевает, приближается к смерти и, наконец, умирает, то смерть его хотя производят в нас тяжелое, неприятное чувство, но не возбуждает того отчаяния, той неутешной и безысходной скорби, какую возбудила бы в нас неожиданная и быстрая смерть этого человека. В первом случае мы, как говорится, были приготовлены к смерти дорогого для нас человека; т. е. еще за долго до его смерти, под влиянием его продолжительной болезни, в нашей душе образовалось печальное настроение, которое сделалось господствующим в ней, охватило собой всю нашу духовную жизнь, – а то тяжелое чувство, которое возбудила в нас смерть дорогого для нас человека, вполне согласовалось с господствовавшим в нашей душе печальным настроением, и потому не произвело сильного волнения в нашей душе, а только усилило уже бывшее в ней, уже сделавшееся как бы нормальным для нее, печальное настроение. Во втором случае то тяжелое чувство, которое возбудила в нас смерть дорогого нам человека, шло совершенно в разрез с господствовавшим дотоле в нашей душе спокойным и приятным настроением, и потому сильно взволновало и потрясло нашу душу. Точно так же и радость, смотря потому, подготовлены ли мы к ней предыдущими событиями или она застает нас врасплох – неожиданно, или только усиливает уже бывшее в нашей душе радостное настроение, или потрясает душу, производит переворот в нашей духовной жизни. Это потрясение, производимое в нашей душе неожиданной печалью или радостью, может быть до того сильно, что наша духовная жизнь совершенно перевернется, примет другое направление; тогда человек может сойти с ума от неожиданной радости или печали, равно как и от всякого другого неожиданного чувства. Потому-то добрые люди и стараются обыкновенно заранее мало-помалу подготовить того, кому предстоит неожиданная печаль или радость, т. е. заранее произвести в душе его такое настроение, которое соответствовало бы предстоящему событий. Точно таким же образом и всякое ощущение только тогда возбуждает в нас чувство удовольствия, когда оно соответствует предыдущему, уже установившемуся настроению нашей души; в противном же случае, если оно не соответствует, противоречит общему строю нашей духовной жизни, оно возбуждает в нас чувство неудовольствия, производит душевную боль и скорбь. А строй нашей духовной жизни образуется под влиянием тех внешних впечатлений, которые действовали на нас с малолетства, во все время нашей юности – время, в которое мы воспитываемся, т. е. в которое развиваются ваши духовные силы. Если человек с малолетства окружен был добрыми примерами, если родители обходились с нам кротко человеколюбиво, старались возбудить в нем добрые наклонности, заботились о правильном развитии его духовных способностей, то в нем с малолетства образуется приятное и доброе душевное настроение. В таком человеке все злое, бесчестное, вредное для людей возбуждает тяжелое и неприятное чувство потому, что оно не соответствует с малолетства образовавшемуся в нем и уже окрепшему доброму душевному настроению; напротив, все доброе, честное, направленное ко благу людей, возбуждает в нем приятное чувство, потому что соответствует всему строю его духовной жизни. Такой человек скорбит душей, если видит кого-нибудь в нужде, в бедствии, или если замечает в ком-нибудь злые наклонности, напротив, всякое сделанное им добро людям, всякая встреча с другим добрым человеком возбуждает в нем чувство удовольствия. Совсем другое мы видим в том случае, если человек в детстве видел вокруг себя дурные примеры и привык подражать им, если с ним обходились жестоко, не заботились о добром воспитании его: под влиянием всех этих неблагоприятных условий в нем образовалось злое, враждебное людям, настроение душевное. Такой человек огорчается, приходит в уныние, видя счастье и удачи других людей; напротив, всякое злое дело, всякое несчастье ближних возбуждает в нем чувство радости. Потому-то и случается иногда наблюдать весьма странное явление: преступник, задумавший какое-нибудь злое дело, например, убийство, скорбят душей, приходит в отчаяние, если ему не удалось исполнить задуманное им преступление, напротив, радуется, торжествует, если преступление удалось ему совершить, между тем как другие люди, правильным образом воспитанные, приходят в ужас от совершенного им преступления. В этом случае преступление именно соответствует уже издавна образовавшемуся в преступнике злому душевному настроению; потому-то совершение преступления возбуждает в нем чувство радости, а неудача печалит его. Отсюда видно, какое важное значение имеет доброе воспитание детей и правильное развитие их духовных способностей, и как искажает душу детей дурное и нерадивое воспитание.

Вернемся снова к самому первому времени детской жизни, когда только что еще начинает проявляться духовная жизнь детей. Самым первым ее проявлением служит, как мы уже говорили, общее чувство удовольствия или неудовольствия, которое возбуждается в дитяти действием различных внешних предметов, например холодной и теплой воды, жесткого и мягкого платья, пищи, света яркого и умеренного и т. п. Присматриваясь внимательнее к тому, что следует за этим общим чувством удовольствия или неудовольствия, мы замечаем, что коль скоро какой-нибудь внешний предмет, например жесткая одежда, холодная вода и прочее, возбудил в дитяти чувство неудовольствия, оно начинает кричать, т. е. криком своим выражает желание избавиться от неприятного чувства. Напротив, если какой-нибудь внешний предмет, например теплая и мягкая одежда, возбудил в дитяти чувство удовольствия, оно улыбается, лежит спокойно, весело играет; в этой улыбке, спокойствии, веселости выражается желание дитяти продлить возбужденное чувство удовольствия в нем. Затем, когда чувство удовольствия, возбужденное в дитяти каким-нибудь внешним предметом, например купанием в теплой воде, продолжается слишком долго, и наконец утомляет дитя, т. е начинает уже переходить в неприятное – тягостное чувство, тогда дитя снова начинает кричать, т е. снова выражает желание освободиться от утомительного, вследствие однообразия, чувства. В этих простых действиях дитяти: плаче и улыбке, спокойном лежании в беспокойных движениях проявляются первые признаки или зачатки воли. Волей называется собственно такое состояние человека, когда он приводит в исполнение желание, возбужденное в душе его каким-нибудь рядом чувств или мыслей, т. е. когда человек действует. В этом смысле воли еще нет у дитяти в первое время его жизни: дитя еще не может действовать; оно только желает освободиться от впечатления неприятного или продолжить впечатление приятное, но привести в исполнение свое желание еще не может. В последствии, когда тело дитяти окрепнет и дитя будет ходить и действовать своими членами, тогда оно и свои желания начнет приводить в исполнение.

В первое время жизни дитяти, когда обнаруживаются еще первые, самые простые зачатки воли, желания следуют прямо и тотчас за впечатлениями; т. е. как скоро на дитя подействовало какое-нибудь приятное или неприятное впечатление, в нем тотчас же возникает и желание или продолжить впечатление, или освободиться от него. Это первая ступень в развитии воли. Многие, впрочем, люди в течение всей своей жизни остаются на этой первой ступени, т. е. желания в них возникают под влиянием минутных впечатлений. Если например такому человеку покажется кто-нибудь другой почему-нибудь хорошим, то в нем тотчас возникает желание сблизится с этим человеком, и стремление чем-нибудь подслужиться ему; по если через минуту тот же самый человек сделает что-нибудь не нравящееся ему, в нем тотчас же возникает нелюбовь к нему и желание сделать ему зло. Такие люди называются бесхарактерными, непостоянными; они весьма часто обманываются, делают множество необдуманных поступков и ужиться с ними бывает весьма трудно. Но другие люди не увлекаются минутным впечатлением, а стараются обдумывать свои желания и потом уже приводить их в действие. Привычка обдумывать свои желания образуется в человеке следующим образом. Дитя например видит блестящее пламя свечки, которое приятно действует на его орган зрения – глаз; оно желает усилить это приятное впечатление, и для этого подносит руку к пламени, но при этом обжигается и чувствует боль; в нем естественно возникает желание избавиться от неприятного ощущения боли и оно быстро отдергивает руку назад от пламени. В обоих этих случаях желание и самое исполнение его следовали тотчас за минутным впечатлением. Но если такой опыт повторится несколько раз, то в душе дитяти представление о чувстве боли от ожога неразрывно соединится с представлением пламени, так что дитя при одном уже виде пламени знает, что оно жжется, прячет свои руки и вообще делает такие движения, чтоб избежать ожога. Во этом случае желание и действие следуют уже не за минутным впечатлением, а за воспоминанием прежних впечатлений, т е. здесь действию предшествует умственная работа, что указывает уже на высшую степень развития воли. Таким образом, мы постепенно привыкаем различные чувства удовольствия и неудовольствия соединять мысленно с различными внешними предметами и не только при виде, даже при одном названии этих предметов ожидать от них чувства удовольствия или неудовольствия а действовать сообразно с ожидаемым чувством.

Некоторые предметы, смотря по разным обстоятельствам, могут возбуждать в нас то чувство удовольствия, то чувство неудовольствия. Например зимой холод действует на нас неприятно, и мы спешим войти в теплую комнату. Но если в этой комнате воздух весьма нечист и тяжел, если например она устроена без трубы (курная) и наполнена дымом, если в ней скопилось слишком много народа, то мы снова спешим выйти из нее на двор, чтоб освежиться, т. е. в этом случае приятное ощущение, ожидаемое от свежего воздуха пересиливает неприятное ощущение, ожидаемое от холода. Когда таким образом в нас сталкиваются два противоположных желания, т. е. с одной стороны является желание получить удовольствие, с другой – желание избежать неудовольствия, тогда мы начинаем колебаться и взвешивать различные обстоятельства, которые могут сопровождать исполнение того и другого желания. Эго колебание соединенное с оценкою различных обстоятельств, могущих сопровождать исполнение различных желаний, и называется обдумыванием своих решений и действий. Например какой-нибудь знакомый нам бедный человек обратился к нам с просьбою о помощи. В первую минуту, под влиянием возникшего в нас чувства милосердия, мы готовы отдать ему последние наши деньги. Но мы не раз уже прежде испытали дурные последствия от поспешного решения и воспоминание об этом останавливает на этот раз наше действие. Мы начинаем расспрашивать обратившегося к нам за помощью, что довело его до бедности и что он теперь намерен делать для избавления себя от бедности. Расспросы ваши клонятся к тому, чтобы узнать, не легкомыслен ли этот человек, и не будет ли наше пособие истрачено напрасно, без всякой пользы для него. Оказывается, что он не легкомыслен, трудолюбив, честен и только по случайным обстоятельствам дошел до бедности; эти обстоятельства сильно побуждают нас оказать пособие. Но с другой стороны мы припоминаем, что и сами не богаты, обременены семейством и что пособие, которое мы намерены оказать другому. заставит нас самих с семейством терпеть лишения; эти соображения удерживают нас от пособия. Таким образом побуждения в пользу пособия и против него равносильны: в этом случае мы примем то или другое решение смотря по тому, господствует ли в нашей душе чувство человеколюбия или себялюбия, что зависит от воспитания. Если с малолетства мы привыкли быть сострадательными и милосердыми к людям и делать добро ближним даже с пожертвованием своих собственных выгод, то и в данном случае привычка эта, соединившись с побуждениями в пользу пособия, заставит нас оказать помощь просящему. Если же напротив с малолетства мы привыкли заботиться более о своих выгодах, чем о пользе ближних, то и в настоящем случае господствующее в нас чувство себялюбия, соединившись с побуждениями, говорящими против пособия, не допустить нас помочь ближнему. Но возможен и третий случай, когда чувство сострадания и милосердия к ближним в нашей душе равносильно чувству себялюбия; в этом случае, по зрелом обсуждении всех обстоятельств дела, мы окажем просящему небольшое пособие, которое бы не сделало значительного ущерба нашему собственному благосостоянию, но вместе с тем постараемся указать просящему какой-нибудь другой выход из его бедственного положения, например, отыщем ему у себя самих или у соседей какую-нибудь работу, которая бы дала ему возможность зарабатывать себе средства жизни. – Такое обдумывание наших желаний, взвешивание различных обстоятельств, клонящихся в пользу того или другого желания, составляет признак зрелой воли и даст нам возможность избегать ошибок в наших действиях. И в этом случае наши желания следуют за чувствами, но здравое размышление о всех обстоятельствах дела умеряет силу наших чувств, и потому здесь рассудок управляет волей, а не чувства, хотя они служат источником желаний. Но может быть и противоположный случай, т. е. страх плохих последствий от поспешного решения, может быть, слишком преувеличен и вследствие долгого колебания между различными желаниями и долгого обдумывания решения, может быть ощущена благоприятная минута для действия. Люди, долго колеблющиеся, называются нерешительными; они мало имеют успеха в практической жизни, потому что опускают благоприятную минуту ее деятельности, а другие люди, более решительные, пользуются этою минутою и предупреждают их в деле. Всего лучше, если человек умеет точно оценить то время, какое он может употребить для обдумывания известного действия и, обдумавши, тотчас приступает к делу.

Но самое высшее развитие воли, до которого достигают только немногие люди, состоит в управлении нашими мыслями и чувствами. Это бывает например в том случае, если человек, сильно рассерженный чем-нибудь, умеет силой своей воли сохранить наружное спокойствие; или если человек, занятый какой-нибудь одной мыслию, например обдумыванием какого-нибудь предстоящего ему дела, отстраняет от себя все посторонние мысли, случайно представляющиеся его уму, и из всего широкого потока мыслей останавливает свое внимание только на тех, которые имеют отношение к обдумываемому им делу. Способность управлять своими чувствами называется самообладанием и люди, владеющие этой способностью, обыкновенно занимают господствующее положение в обществе; от того-то и установилась поговорка, что кто хочет повелевать другими, тот должен наперед научиться повелевать самим собой. А люди, умеющие управлять своими мыслями, называются сосредоточенными, в противоположность рассеянным, которые, не будучи в силах овладеть течением своих мыслей, постоянно переходят от одной мысли к другой, третьей и т. д.