Седмица 6-я по Пятидесятнице

Желающие получить какой-либо плод от того, что прочитывается (в Священном Писании), не должны оставлять без внимания ни одного слова; поэтому-то и заповедано нам исследовать Писание, что многое, что с первого взгляда представляется простым, заключает в себе глубокий смысл (39,371).

Источник света – слово Божие; будучи исполнено света и источая свет, оно просвещает и озаряет души верных (39,68).

Чтение Священного Писания почитай напутствием к спасению, как питающее достойными уважения примерами и добротолюбием, и мужеством внимающих ему со тщанием (47,337).

Постоянно упражняй себя в размышлении, читая Божественное Писание с точным его разумением ума твоего, чтобы не осквернялось зрение твое чужими непотребными помыслами (53,19).

Молитву почитай ключом к истинному смыслу сказанного в Божественных Писаниях (52,400).

Читаемое в Писании настоящим образом познается, когда делом исполняется (58,308).

Когда занимаешься чтением слова Божия, представляй, что под каждым словом сокровенно присущ Бог и принимай их, как бы исходящими из Его Божественных уст (59,95).

Создавший нас Бог, зная немощь ума нашего и злокозненность сопротивника, даровал нам Божественное Писание как оружейную храмину и сокровище исцелений (24,82).

Всегда моли Бога, чтобы просветил ум твой и открыл тебе силу слов Своих, потому что многие, понадеявшись на разумение свое, подверглись заблуждению, не уразумев написанного, впали в хулу и погибли (24,99).

Если кто по Божию человеколюбию, освободившись от греха, прилежно изучает словеса Божий, но при таком занятии не преуспевает в добродетели, то надобно бояться, что этот человек снова будет пленен грехом (24,405).

Как только кто касается Евангелия, то тотчас благоустрояет ум свой… Если же и присоединяется внимательное чтение, то душа, как бы вступая в таинственное святилище, очищается и делается лучшею, так как с нею беседует Бог чрез Писание (32,812).

Как глухим посредством знаков и движений рук означаем, что должно делать, не потому, что не имеем собственного голоса, когда это делаем, но потому что для неслышащих совершенно бесполезно изъяснение посредством слов; так, поскольку человеческое естество некоторым образом глухо и не слышит ничего горнего, то благодать Божия… многочастне и многообразие глаголавшая во пророцех (Евр. 1, 1), руководит нас к разумению горнего, сообразуя речения святых пророков с тем, что нам ясно и привычно, а не предлагает научения собственного собственному величию (ибо как в малом вместилось бы великое?), но снисходит к скудости нашей силы (19,362).

Кто, не очистив себя от страстей, занимается вопросами: почему то или то говорится в Писании – тот работает страсти любопытства (31,48).

Желающий понимать Священное Писание должен заниматься не столько чтением толкователей, сколько очищением сердца от плотских пороков. Если эти пороки будут истреблены, то по снятии покрывала страстей, душевные очи будут созерцать тайны Священного Писания. Ибо оно не с тем открыто от Святого Духа, чтобы мы его не знали, темно же оно от того, что душевные очи наши закрываются покровом пороков, а если им возвращено будет естественное их здравие, то и одного чтения Священного Писания достаточно будет для уразумения истинного смысла его, и не будет нужды в пособии толковников, подобно тому как телесные глаза не нуждаются ни в какой науке для видения, если только они чисты и нет темноты. От того-то и у самих толкователей произошло столько разностей и погрешностей, что, приступая к толкованию Священного Писания, не заботятся об очищении духа; по причине нечистоты сердечной они не только не видят света истины, но еще придумывают много противного вере (50,69).

Когда заметишь в себе, что скучно для тебя чтение Божественного Писания и неохотно слушаешь духовные наставления, тогда знай, что душа твоя впала в тяжкую болезнь. Ибо – это начало зломудрия, которым болевшие пожали плод смерти (22,522).

Для уразумения Священного Писания нужна не человеческая мудрость, но откровение Духа, дабы мы, узнав истинный смысл написанного, могли получить оттуда великую пользу (35,188).

Из всех недугов, обременяющих человеческую природу, нет ни одного ни душевного, ни телесного, который не мог бы получить врачевства из Писания (35,296).

Как не жаждущему и не алчущему невозможно с удовольствием наслаждаться пищею, так невозможно найти удовольствие и в слове истины тому, кто не жаждет учения Святого Духа (37,700).

Если желаем безопасно пройти предлежащий путь жизни, представить Христу и душу, и тело, свободное от постыдных язв, и получить венцы победные, то должны мы обращать всюду бодрственные душевные очи, на все приятное смотреть подозрительно, без замедления пробегать мимо и ни к чему не прилепляться мыслию, хотя бы казалось, что золото лежит рассыпано кучами и готово перейти в руки желающим… хотя бы земля произращала наслаждения всякого рода и предлагала многоценные кровы (4,277).

Жизнь человеческая – непостоянное море, зыбкий воздух, неуловимое сновидение, утекающий поток, исчезающий дым, бегущая тень, собрание вод, колеблемое волнами. И хотя буря страшна, плавание опасно, однако же мы – пловцы спим беспечно. Страшно и свирепо море жизни, суетны надежды, надмевающие подобно бурям. Скорби ревут, как волны; злоумышления скрываются, как подводные камни; враги лают, как псы; похитители окружают, как морские разбойники; приходит старость, как зима; наступает смерть, как кораблекрушение. Видишь бурю, правь искуснее; смотри, как плывешь, не затопи ладьи своей, нагрузив ее или богатством, приобретаемым неправдою, или бременем страстей (4,344).

Настоящая жизнь вся представлена трудам и подвигам, а будущая – венцам и наградам (5,380).

Единственная польза от здешней жизни – самым смятением видимого и обуреваемого руководиться к постоянному и незыблемому (8,261).

Какое это принуждение! Вступил я в жизнь. Прекрасно! Но для чего же обуреваюсь треволнением? Скажу слово, оно смело, однако же скажу его. Если бы не Твой был я, Христе, мне стало бы это обидой. Мы родимся на свет, утомляемся, спим, бодрствуем, ходим, бываем и больны, и здравы; есть у нас удовольствия и труды. Но временами года и солнцем наслаждаемся, и всем, что есть на земле! А умирают и согнивают телом и скоты, которые правды ради презренны, но не подлежат ответственности. В чем же мое преимущество? Ни в чем, кроме Бога, и если бы не Твой был я, Христе, мне стало бы это обидой (12,13).

Душа, взирай горе, а земное все забудь, чтобы тело не покорило тебя греху! Коротка жизнь сия; счастливец наслаждается как бы во сне. Всякому выпадает разная судьба. Одна чистая жизнь всегда постоянна и многолепна, всего лучше жить такою жизнью. Иные уважают или золото, или серебро, или продолжительную трапезу – эти детские забавы в настоящей жизни, а другим дороги или прекрасные шелковые ткани, или поля, засеянные пшеницею, или стада четвероногих. Но для меня великое богатство – Христос. О, если бы мне когда-нибудь увидеть Его чистым неприкосновенным умом! Прочим же пусть владеет мир (12,19).

Со Христом желает человек царствовать бесконечные веки, неужели не решится с усердием, в продолжение жизни сей до самой смерти, терпеть борения, труды и искушения (30,45).

Кто всю надежду возлагает на мир сей, тот слеп (31,71).

Не возлюби века сего, потому что делает запинание любящим его и на час услаждает, в тот же час отпускает обнаженным (22,59).

Горе тебе, душа, что пребываешь бесчувственною в настоящей жизни, каждый день предаваясь роскоши, смеху, рассеянности и живя распутно, в будущий век будешь плакать, подобно богачу, мучимая в пламени вечного огня (23,597).

Предусматривай будущее как человек разумный; наблюдай настоящее как человек смертный (23,630).

Приготовь дела свои к исшествию, приведи все в порядок на поле своем, а поле есть сама жизнь сия; возьми заступ добрый – Новый Завет; огради владение свое терниями – постом и молитвою и учением. Если такая будет у тебя ограда, то не взойдет зверь, то есть диавол (24,90).

Среди соблазнов и сетей ходим мы, возлюбленные, и должны молиться, чтобы не впасть в них. Сети смертные исполнены сладости, да не обольстит нас своею приятностью сладость сетей смертных: разумею попечение о земных вещах, об имении, о лукавых помыслах и делах. Не услаждайся, брат, сетью смертною, не расслабевай и не истаивай, занимаясь лукавыми помыслами (24,373).

Гонись вслед за добром, чтобы жизнь твоя, хотя и течет, как вода, собралась опять в Бога. К Богу направляй малый поток жизни своей, чтобы, когда исчезнет здесь, сделалась там морем жизни. Не велик у тебя ручей жизни в этом преходящем мире; направь его к Богу, чтобы сделался бездной жизни. День за днем струится и утекает жизнь твоя; излей ее в Бога, чтобы обрести ее для себя в том мире (25,363).

Ты здесь странник и пришелец, пресмыкающийся по чужой тебе земле. Отсюда восставит тебя Бог в отечество твое. Подвиги твои не долговременны, а награда выше труда (12,84).

Рассказывал некто из отшельников братии. «Нашел я однажды пещеру в пустыне и встретил там старца, покрытого собственными волосами. Увидев меня, он встал на молитву, после Аминь уверившись, что я человек, он взял меня в пещеру и рассказал, что был он в киновии Фиваидской ткачом, но потом ушел в город, впал в грех с девицей, опомнившись же, убежал в пустыню. Нашел пещеру и источник воды, а рядом финиковое дерево, на котором плодоносило 12 ветвей, на каждый месяц созревала одна ветвь, и тем он питался. Сначала он весьма страдал печенью. Однажды он лежал от боли и взывал ко Господу. Вдруг вошел некто и, спросив, что болит, рассек пальцами тело старца, вынул печень, соскоблил пораженные участки и, положив печень на место, сказал: «Вот, ты здоров. Работай Владыке Христу как следует"». С тех пор стал отшельник здоров и проводил жизнь в трудах и молитвах, искушаемый нечистыми духами, и, как истинный странник, направлял свои стопы к небесному отечеству, непрестанно славя Бога (67,455).

Кто желает в Царстве Небесном удостоиться большей славы, тот должен любить здесь смирение и унижение пред другими (3,349)…

Если хочешь восхитить Царствие Божие, употреби принуждение, подклони выю свою под иго служения Христова, стяжи ярем на вые своей, пусть гнетет он твою выю; источай ее трудом добродетелей в постах и бдениях, в послушании, в безмолвии, в псалмопении, в молитвах, в слезах, в рукоделии, в перенесении всякой скорби, наносимой тебе демонами и людьми (5,51).

Путь, возводящий человеческое естество на небо, не иное что есть, как отступление и бегство от земных зол, а средством к избежанию зол не иное что служит, как уподобление Богу, и уподобиться Богу значит сделаться праведным, святым, благим и всем сему подобным. Если кто сколько возможно ясно напечатлевает в себе черты сих совершенств, то как бы по естественному порядку, без труда, из земной жизни переселяется в страну небесную, потому что не местное какое расстояние у Божества с человечеством, так что была бы нам потребность в каком-нибудь орудии или промышлении, чтобы эту тяжелую обремененную и земную плоть ввести в образ жизни не телесной, а духовной. Но по разумном отлучении добродетели от порока, от единого человеческого произволения зависит – быть человеку тем, куда преклонен пожеланием (14,410).

Царствие Божие есть истребление всякого греха (31,114).

Если возвышенным взглядом ума будем рассматривать то состояние, в котором живут небесные горние силы, которые истинно пребывают в Царстве Небесном, то должны будем признать, что это состояние не иное какое, как вечная и непрестанная радость, ибо что столь свойственно и пристойно истинному блаженству, как не спокойствие постоянное и радость вечная? (50,176).

Если бы можно было получить Царство без скорбей, без искушений, без терпеливого подвига в прочих добродетелях, то для чего попускал Бог святым терпеть столько опасностей и искушений и тесноты, а не дозволил всем жить в своеволии и роскоши? Если так рассуждаем и иные из неверных увидят, что таких держатся мыслей, то скажут: «Значит, что Бог прогневан был на святых». Ибо, если можно царствовать на небе без скорбей и искушений (в земной жизни), то для чего оставлял их в бедствиях, в теснотах, в опасностях и в многообразных искушениях? Какое великое бесстрашие! Какая великая небрежность! Какая великая изнеженность! Какое ожесточение! Плакать нам должно об ожесточении сердец наших и о том, что так далеки мы от упования и терпения святых. А мы, напротив того, осуждаем еще право живущих за великую скромность их и смиренномудрие, нестяжательность и прочие добродетели, и такое мужество в терпении называем часто уклонением от порядка и слабостью духа и обвиняем оное в лености (24,275).

поскольку всякому желательно, не трудясь, достигнуть блага и овладеть им, то пусть знают, что на пути к благу предлежит великое поприще к борьбе и что из многих достигали оного немногие. Посему только победившие выходили в сретение Царю мирному и кроткому, охотно благодеющему человекам. Ибо таковые отныне будут наследовать землю обетования и войдут в пристань упокоения, и во Град Святой, и в покой праведников. Как есть это видимое небо, называемое твердью, так превыше его есть другое светозарное небо, где полки Ангелов. Но оно не видно телесными очами и есть нерукотворенная скиния, в которой совершают службу святые Ангелы. Ибо сие есть Божественно, неизреченно и светоносно, потому что духовно и самостоятельно принадлежит не сему веку, но иному миру, где нет ни ночи, ни браней, ни геенны, ни лукавых духов. Поскольку не всякому, кто ни был бы, позволяется внутренним оком видеть небесное, то для сего, подобно некоей завесе, поставлена твердь, чтобы и им можно было не просто всех созерцать, но только тех, которые чисты сердцем и освящены в уме и одних сограждан и сотаинников святым. А когда завеса будет отнята, тогда открыто будет праведным, что ожидает избранных (24,317).

Желаешь ли стать небесным? Не ищи того, что на земле, но пренебрегай сим и подвизайся, как совершенный, и как, совершенный, возлюби Царство Небесное. Не рассуждай, говоря так: «Долго и тяжко время подвига, а я малодушен и немощен и не в силах подвизаться». Приими во внимание слова прекрасного и доброго совета; уразумей, что скажу тебе, христолюбивый брат. Если намереваешься идти в другую дальнюю сторону, то не в один час можно тебе будет перейти весь путь, но пойдешь ежедневно, высчитывая оставшуюся длину пути, и с продолжением времени после немалого труда достигнешь страны, в которую идешь или чаешь придти. Таково и Царство Небесное и райские утехи: постом, воздержанием, бдением и любовью достигает туда каждый; это пути, ведущие на небо. Не убойся положить начало доброго пути, вводящего в жизнь, пожелай только идти этим путем, и, если окажешься готовым, тотчас благоустроится пред тобою путь, и, шествуя радостно, будешь давать себе роздыхи и проводить их с приятностью, потому что стопы души твоей будут укрепляться после каждого роздыха. Господь ради тебя Сам стал Путем жизни для желающих с радостью идти к Отцу Света (24,375).

Не море ли жизнь наша и дела человеческие? И в ней много соленого и непостоянного. А ветры – это не постигающие ли нас искушения и всякая неожиданность? Сие-то… примечая, досточудный Давид говорит: «Спаси мя, Боже, яко внидоша воды до души моея… приидох во глубины морских, и буря потопи мя (Пс. 68, 2–3). Что же касается до искушаемых, то одни, рассуждая, как самые легкие бездушные тела, увлекаются и нимало не противостоят напастям, потому что не имеют в себе твердости и веса, доставляемых разумом целомудренным и готовым бороться с встретившимися обстоятельствами; а другие, как камень, достойны того Камня, на Котором мы утверждены и Которому служим. Таковы все, которые, руководясь умом любомудрым и стоя выше низкой черни, все переносят твердо и непоколебимо и посмеиваются колеблющимся или жалеют о них: посмеиваются по любомудрию, жалеют по человеколюбию. Сами же для себя вменяют в стыд отдаленные бедствия не почитать бедствиями, но уступать победу над собою настоящим, как будто они постоянны, оказывать любомудрие безвременно, а в случае нужды оказаться нелюбомудрыми, что подобно тому, как если кто стал почитать себя отличнейшим борцом, кто никогда не выходил на поприще, или искусным кормчим, кто высоко думает о своем искусстве в тихую погоду, а в бурю бросает из рук кормило (9,300).

Тот, кто ныне обольщает нас и мирскими приманками всемерно старается произвести в нас забвение о Благодетеле к погибели душ наших, ругается и посмеивается над нами, тогда пренебрежение наше обратит в укоризну Господу и будет хвалиться нашею непокорностью и нашим отступничеством, что он не сотворил нас, не умер за нас, однако же имел нас своими последователями в непокорности и нерадении о заповедях Божиих. Эта похвала врага и эта укоризна Господу для меня кажутся тяжелее геенских мучений: врагу Христову послужить предметом похвальбы и поводом превозношения пред Тем, Кто за нас умер и воскрес… (5,87).

Беги от моего сердца, злокозненный! Беги скорее, беги, от моих членов, беги от моей жизни, тать, змей, огонь, велиар, грех, смерть, пучина, дракон, зверь, ночь, засада, бешенство, смешение, завистник, человекоубийца! Ты и прародителям моим на пагубу послал вкушение греха и смерти. Христос – Царь – повелевает тебе бежать в широту морскую, или на утесы, или в стадо свиней, как прежде негодному легиону. Удались же, или низложу тебя Крестом, пред которым все трепещет. Я ношу Крест в моих членах. Крест в моем шествии, Крест в моем сердце, Крест моя слава. Ужели не перестанешь, злотворный, строить мне козни?… Не оскверняй же меня ты, нечистота, чтоб мне чистому сретить чистые небесные светы, когда озарения их падут на мою жизнь. К вам простираю руки, приимите меня! Прощай, мир, прощай, многотрудный, и пощади тех, которые будут после меня! (12,27).

Всякая долговременность настоящей жизни кажется ничтожностью, когда посмотришь на продолжительность будущей славы, и все скорби от созерцания безмерного блаженства удаляются, как дым, истощившись до ничтожества, исчезнут и никогда не явятся, как угасшая искра (50,149).

Если нет жизни будущей, то мы гораздо ничтожнее (тварей), созданных для нас. Ведь небо и земля, и море, и реки, и даже некоторые животные дольше нас пользуются настоящею жизнью. Наша жизнь коротка и многотрудна, а их – продолжительна и более чужда попечений скорбей. Что же, скажи мне, неужели Бог сотворил рабов лучше их владык? Нет, увещевают, человек, не думай так, не скудоумничаи и не сомневайся в могуществе Бога, твоего Владыки: Бог благоволил сотворить тебя вначале бессмертным, но ты не захотел быть таким (41,167).

Огненное море приводит меня в смущение и ужас, и трепещу по причине злых дел, какие совершены мною. Да послужит для меня мостом чрез оное Крест Твой, Сын Бога Живого; да отступит со стыдом геенна пред Телом Твоим и Кровью Твоею и да буду спасен щедротами Твоими (25,205).

Злые возведут очи свои к добрым и усугубится их горечь при воззрении на великую славу совершенных, какую приобрели они себе в наследие кратковременною борьбою, тогда как злые, гоняясь за ничтожным, стали наследниками мучения (25,241).

Когда грешник будет изгнан от лица Божия, тогда его вопля и плача не вынесут основания вселенной (24,412)…

Вечная Жизнь ожидает только тех, которые прияли залог, и при конце, в день явления великого Царя, изыдут в сретение Ему; таковым возвещены блаженства нескончаемые (25,511).

Если настоящая жизнь так вожделенна, то что сказать о той, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания? Там уже не надобно бояться ни смерти, ни опасаться потери тамошних благ (39,262)…

Веку будущему предоставлено то, чтобы слава была наивеличайшая, с великим преизбытком превосходила и слово, и разум, и настоящее состояние (48,453).

Ужели ты не знаешь, что если бы взял вселенную в десять раз и сто раз, и в тысячу, и вдвойне столько, то все же она не сравнится и с малою частью небесных благ (43,854).

Есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысле должно назвать блаженным, и это есть Бог… подлинно блаженно сие неточное Добро, к Которому все обращено, Которого все желают, сие неизменяемое Естество, сие владычественное Достоинство, сия безмятежная Жизнь, сие беспечальное Состояние, в Котором нет перемен, Которого не касаются превратности; сей Приснотекущий Источник, чья не оскудеваема Благодать, сие не истощимое Сокровище (1,159)…

Истинное благо удобопостижимо разумом только через веру (ибо оно отделено от нас), и око не видело его, и ухо о нем не слыхало (1,165)…

Обладания (благами истинными) достигнуть нам невозможно, если неразвлекаемая и сильная любовь не ведет к исканию оных и не облегчает нужного ради них труда (5,103).

Блажен, кто вместо всех стяжаний приобрел Христа, у кого одно стяжание – Крест, который несет он высоко (11,273).

Первое из всех стяжаний – стяжание всегда Бога и чрез приближение и восхождение к Нему делаться Его стяжателем (15,301).

Кто примыслит для блаженства чего-либо большее сего – видеть Бога? Но и это, как составляет конец достигнутого прежде, так делается началом надежды высших благ… начинается взаимное перехождение одного в другого; и Бог бывает в душе, и душа также переселяется в Бога (16,155).

Когда при взгляде на истинные блага все земное бывает презренно, тогда в недеятельности остается телесное око, потому что душа, став совершеннее, не привлекается тем, что оно показывает, взирая умом на одно то, что выше видимого. Так и слух делается каким-то мертвым и недеятельным, потому что душа бывает занята тем, что выше разума (16,270).

Благо Божие нераздельно от нашего естества и недалеко где-нибудь отстоит от тех, которые желают искать оное, но есть в каждом неведомое и сокрытое, когда бывает заглушено заботами жизни, и опять обретаемое, коль скоро обратим к Нему свой разум (20,345).

Блага духовные да будут предметом наших особенных забот. Потому что, когда есть блага духовные, не бывает никакого вреда от неимения благ телесных (39,287).

Если бы объял кто словом и собрал все в совокупности блаженство людей, со времени их происхождения на земле, то не нашел бы оного равным и десятитысячной доле будущих благ. Даже в сравнении с самым малым из них настоящие блага в большей мере уступают в достоинстве, нежели в какой день и сновидение далеко от действительности. Лучше же сказать (употреблю более приличное подобие) – сколько душа предпочтительнее тела, столько же будущие блага выше настоящих (49,185).

Будем же воспламенять в себе любовь к будущим благам, потому что великая слава ожидает праведников, такая слава, какой невозможно изобразить словом: они, восприяв нетленные тела по Воскресении, прославятся и будут царствовать вместе со Христом (37,584).

Если же те, которые хотят похитить житейские вещи, не спят во всю ночь и остаются вооруженными, то как же мы, желая приобрести блага, достойные гораздо большего попечения, блага духовные, спим беспечно даже днем и остаемся всегда обнаженными и безоружными? (42,835).

Хотя бы мы каждый день предавали себя на смерть, чего, впрочем, природа не приемлет, все же и тогда наши страдания не равнялись бы тем благам, которые нас ожидают, и той славе, которая в нас откроется (35,254).

Блага вечные, как я уверен, верую и говорю, суть Отец, Сын и Дух Святой – Троица Святая. Это Источник благ, это жизнь существующего, это утеха и упокоение, это одеяние и слава, это – радость неизъяснимая и спасение всех приобщившихся Его неизреченного сияния и чувствующих, что имеют общение с Ним… (56,77).

Если желаем достигнуть того, что возлюбила душа наша, то есть благодатных от Бога благ, и, будучи человеками, соделаться земными Ангелами, подлежит нам возлюбить также прискорбность и тесноту телесную, поднимать всякое злострадание и с радостью переносить искушения в уверенности, что они принесут нам всякое добро (57,177).

Нет ничего несообразного с разумом верить, что (в великий день Воскресения) произойдет снова отрешение воскресших тел от общего к своему собственному, и особенно (если, кто тщательно исследует естество наше) потому, что составляющее нас не всецело есть, нечто текущее и превращающееся, да и совершенно было бы непонятно, если бы по природе не было в нас ничего постоянного. Напротив того, по точнейшему исследованию, из того, что в нас, одно есть что-то постоянное, а другое подлежит изменению. Тело возрастанием и умалением изменяется, подобно каким одеждам, переодеваемым с каждым возрастом. Остается же при всякой перемене непреложным в самом себе отличительный вид, не утрачивающий однажды и навсегда приложенных на нем знаков, но при всех переменах в теле оказывающий в себе собственные свои признаки. Исключить же из сего закона должно изменение, производимое страстью, простирающееся на отличительный вид, потому что, подобно какой-то чуждой личине, закрывает сей вид болезненное безобразие, по снятии которого разумом, как у Неемана Сириянина или у описываемых в Евангелии прокаженных, сокрытый под страстью вид снова, по причине выздоровления, является с собственными своими признаками. Посему в том, что душа Богоподобна, нет изменяемо текущего и прилагаемого, но естественно ему то, что в составе нашем постоянно и всегда одинаково. И поскольку известные видоизменения в срастворении образуют разности в отличительном виде, а срастворение не иное что есть, как смешение стихий (стихиями же называем основные начала в устроении вселенной, из которых составлено человеческое тело), то, так как отличительный вид, подобно оттиску печати, остается в душе, она необходимо знает изобразившее печатью эти черты, да и во время обновления опять приемлет на себя это, как сообразное с чертами отличительного вида; сообразно же, конечно, все то, что первоначально было отпечатлено в отличительном виде, посему нет ничего несообразного с разумом частному из общего снова возвратиться в свое место… Ртуть, пролитая из сосуда на каком-нибудь покатом и наполненном пылью месте, разлившись на мелкие шарики, рассыпается по земле, не смешиваясь ни с чем ей встретившимся; если же кто по многим местам рассеянную ртуть соберет опять в одно место, то она сама собой сливается с однородным, ничего постороннего не заключая в свою смесь. Подобное нечто надлежит представлять себе и о человеческом составе, что если только последует Божие повеление соответственным частям самим собою присоединиться к тем, которые им свои, то Обновляющему естество не будет в этом никакого затруднения. И в произрастающем из земли видим, что возьмем ли пшеницу, или зерно из смоквы, или другое какое из хлебных или овощных семян, природе нет никакого труда превратить их в солому и колос. Ибо без принуждения, сама собою, соответственная пища переходит из общего в особое свойство каждого из семян. Посему, если из общей всем произрастаниям прилегающей влаги каждое из питающихся ею растений извлекает способствующее к его возрастанию, то есть ли что необычайное в учении о Воскресении, по которому каждый из воскрешаемых, подобно тому, что бывает с семенами, привлекает свойственное ему?.. Проповедь о Воскресении не содержит в себе ничего такого, что не было бы известно из опыта, хотя умолчали мы о том, что всего известнее в нас: разумею самое первое начало нашего составления. Ибо кто не знает этого чудного действия природы? Что принимает в себя матерняя утроба и что производит из сего? Не видишь ли, что всеваемое в утробу, как начало телесного состава, некоторым образом просто и состоит из подобных частей? Какое же слово изобразит разнообразие уготовляемого состава? Кто, не научаемый подобному общею природою, признал бы возможным совершающееся, а именно: что это малое и само по себе незначительное служит началом столь великого дела? Называю же великим не только взирая на образование тела, но и на то, что более достойно удивления: разумею самую душу и все в ней усматриваемое (14,188).

Причина болезни – грех, собственная своя воля, а не какая-либо необходимость (26,76).

Не одно расслабление телесное есть болезнь, но и грех: и последний еще более, так как душа больше тела (38,146).

Проливай слезы о грехе, это душевный недуг, это смерть души бессмертной (4,73).

Человек сотворен по образу и по подобию Божию, а грех, увлекая душу в страстные пожелания, исказил красоту образа (5,56).

Болезнями смертными и бедами (Пс. 114, 3) назвав грехи, (пророк) указывает и предел, к которому окончательно приводит свойство греха и который есть не что иное, как скорбь и болезни (15,52)…

Один Бог может отъять от нас грех; крепче нас те, которые пленили нас и держат в царстве своем, но Бог дал обетование избавить нас от рабства его (35,15).

Ни один член души и тела не свободен и не может не страдать от живущего в нас греха (30,16).

Бороться с грехом, противиться и принимать язвы – в твоих это силах, а искоренить – Божие дело. (30,20).

Кто мужественно противоборствует грехам, тот видит и замечает их отраву (31,87).

Как от инея и снега вянет трава, так грех иссушает сердце в делающих грех (22,193).

Грех ограждает ум и запирает дверь ведения (22,270).

Растление греховное служит к пагубе, потому что, проникая скрыто в глубину, производит в природе неисцельную гнилость, которая кажется малою, но делается необъятною, потому что распространяет действие свое, подобно закваске, с ног до головы (24,257).

Кто грехами своими воспламенил огонь, тот, если будет молиться, угасит его своими слезами. Итак, умоляй о щедротах и угаси пламень мучения (25,188).

Кто обременен грехами и желает от них освободиться, тому нужно только приобрести смирение. Оно приблизит его к Богу, от Которого получит оставление грехов – залог новой жизни (25,216).

Стена грехов моих разоряется слезами и сокрушением (25,224).

Светом Твоим, Господи, изгнаны будут грехи – эти убийцы, как разбойники, водворившиеся во внутренности мои (25,232).

Видел я, братия мои, что ладьи душ непредвиденно утопали в мире сем, как в море. Потонувшим в море есть надежда, что пробудит их глас Воскресения, но кто потонул в грехах, тому Воскресение в геенне (25,238).

Приступи, грешник, проси щедрот у Бога, прощающего грехи; не отлагай покаяния, ибо не знаешь, когда настигнет тебя ангел смерти и возьмет у тебя жизнь (25,310).

Перетряхиваешь дорогие одежды, какие у тебя есть, чтобы предохранить от моли, а грех – эту моль, которая точит душу, – никогда не отрясаешь (25,351).

Грех разлучает человека с Богом, и сожалеет Благость Божия о том, что гибнет ее образ, исполненный Божественной красоты (26,48).

Равнодушие ко грехам малым пролагает путь грехам тягчайшим (45,206).

Если хочешь быть выше всякого греха, то не старайся дознавать чужие дела, и в тебе много того же, в чем подозреваешь других (45,243).

Грех справедливо может быть назван железом, рассекающим, убивающим душу (45,359).

Многовидно и многообразно к жизни человеческой примешивается грех. Причиною же сему то, что люди не пользуются Божиим содействием в трудах рук своих (46,356).

Грех есть злой и свирепый зверь, не только выказывающий (свирепость) к служебным ему существам, но изливающий яд злобы и на славу Господню (Рим. 2,24) (32,488).

Грех сам есть величайшее наказание, хотя бы мы и не были наказаны (33,94).

Как огонь, упав в терние, легко истребляет его всецело, так и благодать Духа истребляет грехи людей (33,510).

Грех – это рана, покаяние – лекарство. Во грехе – стыд, во грехе – позор; в покаянии – дерзновение, в покаянии – свобода, в покаянии – очищение от греха (43,807).