^ 2010
23 декабря 2009
Ночь, возвращаюсь с радио. Подвозит мужчина… В темноте блестят влажные глаза и белые зубы:
– Я ведь, это, на спецтрансе работаю. Зимой чистим улицы от снега, летом поливаем водой.
– Что, – говорю, – самое неприятное в вашей работе?
Думает…
– Это когда ты убрал район, все вылизано, а тут мусорщики едут, и у них из машины все летит: банки, бутылки, объедки… Они же сами, что упало, должны убирать. А они не убирают. А тебя начальник ругает: почему грязь. И перед людьми неудобно… А вообще наша работа хорошая…
– А за что любите работу?
– Разнообразная, и город красивый. Еду и радуюсь.
– Слушайте, – говорю, – скажите честно, вот когда вы едете в поливальной машине, вы специально людей не пытаетесь облить?
– Да не. Ну, только если просят, или это … кочевряжатся.
Январь 2010
Прочитал замечательное биографическое исследование немецких историков о Г. Геринге. Совершенно загадочные личности, эти фашистские лидеры. Хотелось проследить за этапами душевного формирования человека, чтобы понять, как он стал таким, каким стал. Нежная любовь к дочери – великолепный отец, трогательнейший муж, ценитель искусства, и параллельно с этим – инженер планов по истреблению евреев и превращению России в сырьевой лагерь для Германии, а русских людей в рабов.
На Нюрнбергском процессе один из дней был посвящен просмотру хроники о зверствах и опытах нацистов в концентрационных лагерях. Некоторым из присутствующих в зале стало плохо. Интересна реакция на просмотр этих лент тех, кто находился на скамье подсудимых. Одни закрывали лицо руками и отказывались это смотреть. Другие плакали. Третьи смотрели холодно и равнодушно. Геринг пытался сохранить достоинство и самообладание, лицо его ничего не выражало. Когда заключенных после просмотра вели по камерам, Геринг сказал остальным: «Такой был хороший день, пока они не показали этот фильм… А потом они прокрутили этот ужасный фильм, который все испортил».
…Из книг маленьким открытием для меня стал дневник Корнея Чуковского. Его детские книжки (то, что, собственно, кормило его семью) известны каждому. Известны воспоминания о Репине, Горьком и других выдающихся его современниках и друзьях, также известны публикации о Некрасове. Менее известны критические статьи о литературе, и совсем мало известен «Дневник». В советское время он не издавался и стал доступен читателю вот только в последние два десятилетия.
Дневник велся всю жизнь, почти 70 лет. И какой ощутимой становится история, люди, эпоха в кратких записках Чуковского, замечательного мастера слова. А главное, какая тяжелая и скорбная жизнь, жизнь, читая о которой в «Дневнике», не раз приходилось прослезиться.
Чуковский не был верующим. В этом его боль, он сам это признает и от этого страдает.
«Вчера черт меня дернул к Белицким. Там я познакомился с черноволосой и тощей Спесивцевой, балериной, – нынешней женой Каплуна. Был Борис Каплун – в желтых сапогах, – очень милый. Он бренчал на пьянино, скучал и жаждал развлечений. – Не поехать ли в крематорий? – сказал он, как прежде говорили: «Не поехать ли к «Кюба» или в «Виллу Родэ»»? – А покойники есть? – спросил кто-то. – Сейчас узнаю. – Созвонились с крематорием, и оказалось, что, на наше счастье, есть девять покойников. – Едем! – крикнул Каплун. Поехал один я да Спесивцева, остальные отказались. Я предложил поехать за Колей в Дом Искусств. Поехали. Коля – в жару, он бегал на лыжах в Удельную, простудился – и лежит. Я взял Лиду, она надела два пальто, и мы двинулись. Мотор чудесный. Прохожие так и шарахались. Правил Борис Каплун. Через 20 минут мы были в бывших банях, преобразованных по мановению Каплуна в крематорий. Опять архитектор, взятый из арестантских рот, задавивший какого-то старика и воздвигший для Каплуна крематорий, почтительно показывает здание; здание недоделанное, но претензии видны колоссальные. Нужно оголтелое здание преобразовать в изящное и грациозное. Баня кое-где облицована мрамором, но тем убийственнее торчат кирпичи. Для того чтобы сделать потолки сводчатыми, устроены арки – из… из… дерева, которое затянуто лучиной. Стоит перегореть проводам – и весь крематорий в пламени. Каплун ехал туда как в театр и с аппетитом стал водить нас по этим исковерканным залам, имеющим довольно сифилитический вид. И все кругом вообще сифилитическое: мрачные, каторжные лица с выражением застарелой зубной боли мрачно цепенеют у стен. К досаде пикникующего комиссара, печь оказалась не в порядке: соскочила какая-то гайка. Послали за спецом Виноградовым, но он оказался в кинематографе. В печи отверстие, затянутое слюдой, – там видно беловатое пламя – вернее, пары напускаемого в печь газа. Мы смеемся, никакого пиетета. Торжественности ни малейшей. Все голо и откровенно. Ни религия, ни поэзия, ни даже простая учтивость не скрашивает места сожжения. Революция отняла прежние обряды и декорумы и не дала своих. Все в шапках, курят, говорят о трупах, как о псах. Я пошел со Спесивцевой в мертвецкую. Мы открыли один гроб (всех гробов было 9). Там лежал – пятками к нам – какой-то оранжевого цвета мужчина, совершенно голый, без малейшей тряпочки, только на ноге его белела записка «Попов, умер тогда-то».
– Странно, что записка! – говорил впоследствии Каплун. – Обыкновенно делают проще: плюнут на пятку и пишут чернильным карандашом фамилию.
В самом деле: что за церемонии! У меня все время было чувство, что церемоний вообще никаких не осталось, всё начистоту, откровенно. Кому какое дело, как зовут ту ненужную падаль, которую сейчас сунут в печь. Сгорела бы поскорее – вот и всё. Но падаль, как назло, не горела. Печь была советская, инженеры были советские, покойники были советские – всё в разладе, кое-как, еле-еле. Печь была холодная, комиссар торопился уехать. – Скоро ли? Поскорее, пожалуйста. – Еще 20 минут! – повторял каждый час комиссар. Печь остыла совсем. Сифилитики двигались как полумертвые.
Но для развлечения гроб приволокли раньше времени. В гробу лежал коричневый, как индус, хорошенький юноша красноармеец, с обнаженными зубами, как будто смеющийся, с распоротым животом, по фамилии Грачев. (Перед этим мы смотрели на какую-то умершую старушку – прикрытую кисеей – синюю, как синие чернила.) Долго и канительно возились сифилитики с газом. Наконец молодой строитель печи крикнул: – Накладывай! – похоронщики в белых балахонах схватились за огромные железные щипцы, висящие с потолка на цепи, и, неуклюже ворочая ими и чуть не съездив по физиономиям всех присутствующих, возложили на них вихляющийся гроб и сунули в печь, разобрав предварительно кирпичи у заслонки. Смеющийся Грачев очутился в огне. Сквозь отверстие было видно, как горит его гроб – медленно (печь совсем холодная), как весело и гостеприимно встретило его пламя. Пустили газу – и дело пошло еще веселее. Комиссар был вполне доволен: особенно понравилось всем, что из гроба вдруг высунулась рука мертвеца и поднялась вверх – «Рука! рука! смотрите, рука!» – потом сжигаемый весь почернел, из индуса сделался негром, и из его глаз поднялись хорошенькие голубые огоньки. «Горит мозг!» – сказал архитектор. Рабочие толпились вокруг. Мы по очереди заглядывали в щелочку и с аппетитом говорили друг другу: «раскололся череп», «загорелись легкие», вежливо уступая дамам первое место. Гуляя по окрестным комнатам, я со Спесивцевой незадолго до того нашел в углу… свалку человеческих костей. «Летом мы устроим удобрение!» – потирал инженер руки.
Инженер рассказывал, что его дети играют в крематорий. Стул – это печь, девочка – покойник. А мальчик подлетит к печи и бу-бу-бу! – Это – Каплун, который мчится на автомобиле.
Вчера Мура впервые – по своей воле – произносила па-па: научилась настолько следить за своей речью и управлять ею. Все эти оранжевые голые трупы тоже были когда-то Мурочками и тоже говорили когда-то впервые – па-па! Даже синяя старушка – была Мурочкой».
(3 января 1921).
Эта выписка из дневника Чуковского хорошо показывает, какое чудовищное изменение сознания произошло в людях, отвергшихся веры. Большевики формировали новый тип человека: циничного, безбожного, и это им удавалось. Под обаяние циничного отношения к жизни попадали даже самые светлые души.
Как дорог мне Корней Иванович (на самом деле он Николай, а отчества у него не было – внебрачный сын). Но какая тяжелая и трагичная судьба. Сколько унижений, травли, мук он перенес после революции. Его книги запрещали, его мучили безденежьем, голод в семье был постоянный. И все это продолжалось с самого 1917 года по… – сейчас читаю про 1932-й и эта травля и мучения продолжаются.
Но вернусь немного назад:
«Утро – т.е. ночь. Читаю – «Сокровище смиренных» Метерлинка, о звездах, судьбах, ангелах, тайнах – и невольно думаю: а все же Метерлинк был сыт. Теперь мне нельзя читать ни о чем, я всегда думаю о пище; вчера читал Чехова «Учитель словесности», и меня ужасно поразило то место, где говорится, что они посетили молочницу, спросили молока, но не пили. Не пили молока!!! Я сказал детям, и оказывается, они все запомнили это место и удивлялись ему, как я. Завтра я еду вместе с Добужинским в Псковскую губернию, в имение Дома Искусств Холомки, спасать свою семью и себя – от голода, который надвигается все злее». (14 февраля 1921)
Все эти знакомые с детства сказки («Тараканище», «Муха цокотуха», «Крокодил» и др.) объявлялись советскими органами враждебными, чуждыми, «буржуазной мутью» (Н. Крупская). Детские сказки – верхушка айсберга. Дело жизни Чуковского – исследование Некрасова, критические статьи – все это запрещалось советской цензурой и шло под нож.
Отдельная тема – религиозность Чуковского.
Чуковский не был верующим. Это была его боль, он хотел верить. Но он был религиозным человеком. Вот его запись из Дневника: «23 февраля 1920: Сегодня какой-то праздник, но я тем не менее читаю лекцию в Балтфлоте… Пайка никакого не дали мне до сих пор. Из Балтфлота по сказочно прекрасной Дворцовой площади… Месяц пронзительный, весенний, небо зеленое, сладострастное, лужи – силуэты Зимнего дворца, Адмиралтейства, деревьев – и звезды, очень редкие – и как будто впервые понимаешь, что такое жизнь, музыка, Бог…»
То, что Чуковский не был церковным человеком, беда не его, а беда многих русских интеллигентов. С обостренным нравственным чувством, эти порядочные и умные люди сложно принимали традиционную религиозность: полуграмотных батюшек, обряды, которые от этих людей заслоняли живое чувство инобытия. «13 мая 1925: Был вчера на панихиде – душно и странно. Прежде на панихидах интеллигенция не крестилась – из протеста. Теперь она крестится – тоже из протеста. Когда же вы жить-то будете для себя – а не для протестов?» Сам Чуковский целен. Он не лицемерит, даже когда это все делают вокруг, как он признается, не может, даже когда надо!
Через неделю после моего ночного разговора с шофером на город обрушились снегопады. Снег шел несколько дней, практически не переставая. Затем пришли морозы. И началось сражение горожан со снегом и льдом.
В эти удивительные, снежные, угрожающие сосульками и заполненные снежными завалами дни я в городе, в беготне по делам. Клубы дыма, из печных труб, от машин, от людей; от этого морозного пара и дыма над петербургскими крышами проявилась луна.
Возвращаюсь к «Дневнику» Чуковского. Самые пронзительные страницы – о младшей дочери и любимице Мурочке. В детских книгах Чуковского Мурочка присутствует во многих стихотворениях.
«…Я бегу домой: не родилось бы без меня то долгожданное чадо, которое – черт его знает зачем – захотело родиться в 1920 году, в эпоху Горохра и тифа.
Вчера дети на кухне рассматривали телефонную книжку, находили такие фамилии, как Жаба, Бобр, Жук, Мышь, Окунь, и хохотали до колик. Особенно Боба – изумительный мастер смеяться! Сегодня вечером я загляделся на месяц, и мне показалось, что Маша непременно должна сегодня родить: что-то такое в природе. Мы сейчас с ней обо всем переговорили – и вот она позвала меня в свою комнату – дрожит от озноба: «Тебе, К.И., придется ехать (?) за ней» (за акушеркой). Женя топит в ее комнате печку. Я сижу в своей комнате и смотрю в окно на пронзительный месяц. Буду читать былины. У Жени прелестное, вдохновенное, торжественное лицо. На днях обнаружилось, что у Жени есть альбом, куда ее братья и сестры писали ей корявые стишки. Нужно будет и мне сочинить ей какие-нб. стишки. Боба сегодня весь день возился с лопатой – расчищал снег, проделывал ручейки, – неужели о моем будущем сыне (Гржебин клянется, что это будет дочь), неужели о нем будущие историки будут писать: род. 23 февр. 1920 г. в 2 часа ночи, скончался 9 ноября 1985 года. Как дико: я, я не доживу ни за что до 1985 года, а ему в эту пору будет всего лишь 65 лет. Он будет не старше Сологуба. Кстати: сегодня в Доме Литераторов «Вечер Сологуба». На всех заборах афиши. Ах, какой сегодня ветер – диккенсовский. С далеких снежных полей – идешь из-за угла, а тебя гонит назад, и ты скользишь по обледенелому тротуару задом, задом, задом. Близится торжественный миг: иду за говорливой акушеркой. Хорошо, что в доме все есть: и хлеб, и чай, и сахар, и сухари, и картошка, и дрова – акушерки любят попить и поесть. Бегу за Мартой Фердинандовной.
Вот я и вернулся. Руки еще дрожат: нес тяжелые чемоданы Марты Фердинандовны: она впереди, махая руками, вправо-влево, вправо-влево! Проходя мимо белого дома: «Здесь меня тоже ждут – не сегодня завтра… Нарышкины!»
Теперь около 2-х ч. ночи. Марья Борис., в белой косынке, сидит на диванчике. Боба спит у меня. Всюду свет. Топится плита. Из-за двери слышен Машкин смех. Что, если это ложная тревога? Теперь 4-й час. Пишу примечания к гржебинскому изданию Некрасова. Акушерке готовят кофей. 6 1/2 ч. «Я клубышком каталася, я червышком свивалася» – схватки ежесекундные – меня разбудили через пол часа после того, как я заснул: бегу за проф. Якобцевым. 8 1/2 часов, только что вернувшись с проф. Якобцевым – я переменил мокрый сапог на валенок – и стою на кухне – вдруг хрюкающий вопль – и плач-мяуканье: мяу – голос доктора: дочка! Коля входит на кухню: девочка! У меня никаких чувств: слушаю плач – и ничего. (23 февраля 1920)
Но вот проходит 10 лет, лет, наполненных беспросветной бедностью, беганьем по инстанциям, заседаниями (за которые давали по 2 селедки), оправдыванием перед советскими начальниками различных рангов… но и возней и смехом детей, что все оправдывало, и Мура заболевает.
1931 год
20/IV. Вчера у Муры. У нее ужас: заболела и вторая нога: колено. Температура поднялась. Она теряет в весе. Ветер на площадке бешеный. Все улетает в пространство. Дети вечно кричат: «ловите, ловите! у меня улетело!» У них улетают даже книги.
7 сентября. Ужас охватывает меня порывами. Это не сплошная полоса, а припадки. Еще третьего дня я мог говорить на посторонние темы – вспоминать – и вдруг рука за сердце. Может быть, потому, что я пропитал ее всю литературой, поэзией, Жуковским, Пушкиным, Алексеем Толстым, – она мне такая родная – всепонимающий друг мой. Может быть, потому, что у нее столько юмора, смеха – она ведь и вчера смеялась – над стихами о генерале и армянине Жуковского… Ну вот, были родители, детей которых суды приговаривали к смертной казни. Но они узнавали об этом за несколько дней, потрясение было сильное, но мгновенное, – краткое. А нам выпало присутствовать при ее четвертовании: выкололи глаз, отрезали ногу, другую – дали передышку, и снова за нож: почки, легкие, желудок. Вот уже год, как она здесь… Сегодня ночью я услышал ее стон, кинулся к ней:
Она: Ничего, ничего, иди спи.
Был вчера Леонид Николаевич – сказал, что в легких процесс прогрессирует, и сообщил, что считает ее безнадежной.
8.IX. Читает мою «Солнечную» и улыбается.
– Я когда была маленькая, думала, что запретили «Крокодила» так: он идет будто бы во все места по проволоке – и вдруг стоп, дальше нельзя. А когда разрешили, он идет по проволоке дальше.
Ночь на 11 ноября. 2,5 часа тому назад ровно в 11 часов умерла Мурочка. Вчера ночью я дежурил у ее постели, и она сказала:
– Лег бы… ведь ты устал… ездил в Ялту…
Сегодня она улыбнулась – странно было видеть ее улыбку на таком измученном лице; сегодня я отдал детям ее голубей, и дети принесли ей лягушку – она смотрела на нее любовно, лягушка была одноглазая – и Мура прыгала на постели, радовалась, а потом оравнодушела.
Так и не докончила Мура рассказывать мне свой сон. Лежит ровненькая, серьезная и очень чужая. Но руки изящные, благородные, одухотворенные. Никогда ни у кого я не видел таких.
Федор Ильич Будников, столяр из Цустраха, сделал из кипарисного сундука Ольги Николаевны Овсянниковой (того, на котором Мура однажды лежала) гроб. И сейчас я, услав М.Б. на кладбище сговориться с могильщиками, вместе с Александрой Николаевной положил Мурочку в этот гробик. Своими руками. Легонькая.
13/XI. Я наведывался к могиле. Глубокая, в каменистой почве. Место сестрорецкое – какое она любила бы, – и вот некому забить ее гробик. И я беру молоток и вбиваю гвоздь над ее головой. Вбиваю криво и вожусь бестолково. Л.Н. вбил второй гвоздь. Мы берем этот ящик и деловито несем его с лестницы, с одной, с другой, мимо тех колоколов, под которыми Мура лежала (и так радовалась хавронье), – по кипарисной алее – к яме. М.Б. шла за гробом даже не впереди всех и говорила о постороннем, шокируя старух. Она из гордости решила тешить зевак своими воплями. Придя, мы сейчас же опустили гробик в могилу, и застучала земля. Тут М.Б. крикнула – раз и замолкла. Погребение кончилось. Все разошлись молчаливо, засыпав могилу цветами. Мы постояли и понемногу поняли: делать нам здесь нечего, что никакое – даже самое крошечное общение с Мурой уже невозможно, – и пошли к Гаспре по чудесной дороге – очутились где-то у водопада, присели, стали читать, разговаривать, ощутив всем своим существом, что похороны были не самое страшное: гораздо мучительнее было двухлетнее ее умирание. Видеть, как капля за каплей уходит вся кровь из талантливой, жизнерадостной, любящей».
Ночью же, прочитав эти записи, погоревав, послужил панихиду о Мурочке (Марии) и бедных ее и добрых родителях. Какая радость для христианина иметь возможность молиться о дорогих нам людях, молитва – это канал общения. Пусть безмолвного с той стороны, но для меня от этого не менее настоящего и даже в какой-то степени ощутимого.
Но главное, как покойные наши в этом нуждаются! Как часто являются во сне и просят о молитве. А потом и благодарят. Только за последний год у меня было несколько подобных личных откровений, для меня очень значимых.
В этой связи вспоминается пример из книги митрополита Вениамина (Федченкова):
«Расскажу о чуде, слышанном мною от архимандрита (после – архиепископа) Т-на, в 1923 г. в Берлине. Теперь он умер. Но да будет он свидетелем, что я точно передаю рассказ его! Буду вести беседу от его имени – для живости.
– Меня, – начал он, – пригласили в г. Н. отслужить заупокойную литургию по давно уже умершей бабушке М. А. Мне отвели комнату.
И я ночью хорошо спал. Во сне слышу почти детский голос:
– Батюшка! Помолитесь и о мне!
– Я приехал сюда, чтобы молиться об умершей М. А.
– Я это знаю. Но вы помолитесь и о мне.
– Но кто же вы такая?
И тогда передо мной появляется голая до локтя детская ручка и чертит в воздухе большую букву «Е». И тут я проснулся. Вижу, что я не в постели, а стою на полу. Этого никогда не было в моей жизни, чтобы я слез с постели – не просыпаясь. Сон был настолько живой, что я будто только сейчас видел и детскую ручку и букву «Е».
Кто же такая «Е»? И в уме промелькнуло два имени: «Елизавета» и «Екатерина». Спросить ночью было некого: завтра спрошу!
Служу проскомидию и из просфоры за усопших вынимаю, между прочим, частицу за рабу Божию «Елизавету-Екатерину». После обедни пригласили меня пообедать. А нужно сказать, что до обедни я спросил старого слугу: не жил ли здесь кто-нибудь с именем «Елизавета – Екатерина»; он ответил, что такой здесь не было.
За обедом мне предложено было место против хозяйки; а рядом со мною сидела подруга ее. Я ей вполголоса рассказал о видении. Когда дошел до буквы «Е», она остановила меня:
– После. – Но хозяйка заметила перерыв.
После обеда она сказала мне:
– Да ведь это дочь хозяйки, Елизавета. – И рассказала, как она за обедом, видимо, чем-то заразилась и через часа два – скончалась.
В это время подошла и хозяйка к нам с вопросом:
– Чего это вы секретничаете?
Пришлось и ей рассказать все. Она – в слезы:
– Она (т. е. Елизавета) и мне не давала спать, как следует, всю ночь: Мама! Ты больше молишься за бабушку, а не за меня!
Меня, говорит она, это удивило: почему так? Оказалось, дочь ее родилась еще тогда, когда она и первый муж ее были протестантами.
А в Церкви такой обычай, что за инославных не полагается в храме, да еще на литургии, молиться. Следовательно, и Елизавета была протестанткой; а матерь потом вышла замуж за К. В., православного, и сама приняла православие. Бабушка М. А. была православной, но вышла замуж за протестанта, оставаясь православной. О ней каждый год, в день ее смерти, и совершали поминание. А дочка была протестанткой; и, однако же, просила молитв и поминовения у православного священника».
…В эти дни Петербург опасен (сосульки – их сегодня называют уважительно «сосули», снежные завалы)…
…но и прекрасен. Так получилось, что по делам оказался на кладбище Александро-Невской Лавры.
А потом – на службу в собор.
Информационное Агентство Новостей сообщает:
«12 января 2010 года. Исаакиевский собор Петербурга стал белым.
Исаакиевский собор Петербурга и другие архитектурные достопримечательности города во вторник из-за капризов погоды окрасились в белый цвет. Как передал корреспондент «Интерфакса», знаменитая колоннада храма покрылась инеем. В такой же матово-белый оттенок окрасились портик, верхняя балюстрада и фигуры ангелов, украшающие собор.
Издалека создается впечатление, что собор сменил привычные темные тона на полностью белый окрас. Подобные метаморфозы сегодня произошли и с другими архитектурными достопримечательностями Петербурга…»
Иду на службу я мимо великолепного Исаакиевского собора. Он и в самом деле матово-белый. Таким его на памяти людей никто никогда не видел.
14 марта 2010
Как нынче пусто было в церкви,
В вечернем храме – ни души,
И только сторож, я и Бог
Дышали в сумрачной глуши.
Сверхумное с безумным съединяя,
На позвоночник тоненькой свечи
Молилась я, а сторож уж, зевая,
Перебирал звенящие ключи.
Пора идти – хотя иная служба
Как раз начнется в этот миг,
Как только дверь замкнет стальную,
Замешкавшись, старик.
Уж ангелы слеталися под купол
И робко пробовали голоса,
И, помня просьбы денные, – святые
На грубых досках вознесли глаза.
Тогда и жутко телом оплотняясь,
Намоленная тишина
Обрушилась, кругами опускаясь,
Звеня у алтаря, одна.
(1996)
Сегодня отпевал в соборе Елену Шварц, замечательную петербургскую поэтессу, верующего и любящего Бога человека, нашу не совсем прилежную прихожанку.
Стихотворение, приведенное выше, Елена Шварц написала, будучи некрещенным человеком. Она не могла, будучи человеком честным, назвать себя православной христианской, потому что для нее это означало полное и безоговорочное принятие русского православия. А оно вызывало критику с ее стороны.
Прочитав, осенью 1996 года ее сборник, из которого вышеприведенное и нижеприведенные стихотворения, я захотел познакомиться с Еленой Андреевной (у нас были общие знакомые). Мы встретились с ней в ее прокуренной маленькой квартирке, находящейся недалеко от нашего собора, беседовали до глубокой ночи. Чуть позже я познакомил ее со своим другом, отцом Вадимом (про него в Дневниковых записях: лето 2003, лето 2004 гг.). Встреча за встречей Е.А. разъясняла для себя мучительные вопросы, которые были препятствием на пути к вере. Разве так не бывает, что умный и интеллигентный человек, не может назвать себя православным, потому что его сознание засорено штампами и стереотипами в отношении веры. Елена Шварц боялась, что Церковь лишит ее свободы творческого самовыражения, что сузит ее мысль, что заставит одеваться в черную юбку и платок и елейно подбегать под благословение батюшки… Она боялась каких-то рамок, решеток, оков для своего чувствования Бога. Но общаясь с нами, молодыми священниками, открыла для себя тот православный мир, который совсем не был похож на ею придуманный.
Кажется, в 1999 году она крестилась. У себя дома, склонив голову над эмалированным тазом. (Крестил ее отец Вадим.)
А потом Елена Шварц стала приходить в наш храм и причащаться. Как светились ее глаза в дни церковных праздников, когда стояла она среди людей, как низко опускала она глаза, подходя к исповеди. Будучи честным и ответственным человеком, она не могла временами приступать к Чаше, страдая извечным российским недугом. «Вот, я так готовилась, так готовилась – и сорвалась…» Не ходила в эти периоды и в храм. Только звонила и просила молитв о ней.
Когда в 2006 году наш собор горел и утром мы готовились к совершению Божественной литургии под открытым небом, на службу прибежала Е.А.: «Я стояла у окна, смотрела, как горит собор, и плакала от бессилья. А ночью сложились эти строки». И она протянула машинописную страницу – стихотворение, по которому пером была сделана правка. Этот единственный экземпляр ее стихотворения на пожар Троицкого Измайловского собора хранится где-то в моих вещах, в соборе, может быть, вложен в книгу, при попытке наскоро найти я его не нашел. Помню только, что сильней и трагичней, но вместе с тем и прорицательно-оптимистично так о пожаре, случившемся в нашем соборе, еще никто не писал и не говорил.
Она была глубоко верующим человеком, но все-таки придерживалась мыслей, которые нельзя назвать православными; так, она верила в перевоплощение души после смерти.
В последние годы Елена Андреевна болела раком. Она угасала, приводила в порядок свои дела, но все откладывала время последней исповеди и причастия: «Я еще поживу». Она, смелый и вдохновенный поэт, боялась, как неграмотная старушка, что причастие будет ее отходной, будет точкой в ее жизни. Когда, наконец, она внутренне согласилась с тем, что пора подводить итог, оказалось уже поздно. Я не успел ее причастить…
САМУРАЙ И БЕСЫ
На берегу реки
Спит самурай,
Рядом лежит меч,
Сел на острие комар —
Ногу отбрило.
Облако вдруг пробежало
От острия к рукоятке,
Вздрогнул во сне самурай.
От лезвия к лезвию
Тень промелькнула,
Вспрыгнул тогда самурай,
Ударил воздух мечом,
Марево дня задрожало,
Черная брызнула кровь.
Вскрикнул бес полудённый,
Выпадая из бренного мира:
Ты, охотник на духов,
Темных, бессмертных,
Скоро погибнешь сам.
***
В это время на другом конце света,
На ключице земного мира
Младенец кричит в колыбели,
И ему говорит бес полночный:
Плачь со мною, дитя,
Только что на острове дальнем
Брата моего убили. (1996)
***
Там, где, печалью отравившись,
Завоет путник: Ханаан,
Там, где Рахиль пекла оладьи
На придорожном плоском камне,
Где небо ангелами каплет,
Как ночью поврежденный кран, —
Не для меня сребро оливы,
Я не была бы здесь счастливой,
Не здесь мой дом.
Где ангелы летят дождем
В булыжник тертый, камень битый,
Надо всем стоит Исакий,
Тусклым золотом облитый.
Где ангелов метет метель,
Метель метет – туда, туда,
Где демоны, как воробьи,
Сидят на проводах.
Где истончились дух и плоть,
Где всё пещера и провал,
Где стоит палец уколоть —
И сонмы духов с острия
Влетят под кожу и галдят.
И где толпа полупустотна
Не замечает облак плотный,
Ведущий под уздцы трамвай
В Коломну, наш вонючий рай,
Не видит, видя, столп.
Зато с рожденья знает всякий,
Что он – пещера, камень битый,
Как молчаливый наш Исакий,
Мутным золотом облитый.
(Январь 1991)
ТРОЕРУЧИЦА В НИКОЛЬСКОМ СОБОРЕ
Синий футляр пресвятой Троеручицы,
Этот лазурный ковчег,
В мокрую вату вёртко закручивал
Быстро темнеющий снег.
Все ж я Тебя полюбила невольно,
Это небесный был приворот,
Съежилось сердце, дернулось больно
И совершило, скрипя, поворот.
Если чего виноваты мы, грешные,
Ты уж прости,
Три своих рученьки темные нежные
В темя мое опусти.
(Май 1996)
20 марта 2010
Частица мощей блаженной Матроны в нашем храме. Идут и идут к этой частице люди. Радостно от проявлений искренней веры и любви к Богу, но вот смотришь на людей – и думается: а от подлинной ли это веры? С каким настроением приходят люди? С верой ли в Бога и с желанием вести христианскую жизнь?
Но вот стоят люди, которые правильно перекреститься не могут, у многих злые лица – вот, еще стоять приходится ( «как в магазине» – бормочут некоторые недовольные очередью к мощам). Это не прихожане, не благочестивые паломники. Люди эти пришли, чтобы что-то выпросить у святой. А хотят ли они как-то меняться? По всему видно, что не собираются.
Итак, святыни и мощи – это хорошо. Но как близко тут пролегает и другая, неверная дорога. И если не объяснять, если настойчиво не акцентировать ту мысль, что почитание мощей неотделимо от церковной жизни, эти стояния и поклонения могут оказаться бесплодными, а то и вредными.
Об этой проблеме – как раз два письма, полученные мной от добрых христианок:
«Дорогой отец Константин.
Не могу не поделиться с Вами о том необыкновенном чуде, что случилось со мной 3-его марта 2010 года, в мой день рождения, после посещения храма Владимирской иконы Божьей Матери и прикладывания к иконе и мощам святой Матронушки. Накануне этого события я пребывала в таком угнетенном состоянии духа из-за многочисленных проблем, что словами не передать. В четверг я соборовалась, а в день рождения решила сходить на исповедь и причастие, а затем съездила в Богоявленскую церковь к иконе святой Нины. Спина моя к этому времени так болела, что я еле передвигала ноги, домой ехать не хотелось, решила побывать у Матроны, т.к. сходить к ней планы были раньше. За несколько дней до этого события ездила по делам на Владимирскую площадь и случайно узнала, что привезли мощи и икону святой Матронушки (вот так Божий промысел). Несколько дней назад была передача по телевизору про нее, посещали мысли даже съездить в Москву. Сотовый телефон у меня разрядился, домашний был отключен из-за неисправности накануне, а сотовые номера близких по памяти не помнила. Отстояв чуть ли не со слезами в очереди 5 часов (с 2-х до 7-ми вечера), порядком замерзнув, я приложилась к иконе святой Матронушки, рассказала ей о своих бедах, а о больной спине даже и не думала, т.к. с этим я свыклась за 20 лет, посещая всякие мастерские здоровья, центры остеопатии, массажистов, иглоукалывания и ставя пиявки. Результата не было никакого. Когда вышла из храма, ноги еле переставляла, с трудом поднялась в троллейбус, наклониться, чтобы сесть, не было никаких сил. За несколько шагов до дома почувствовала, что как будто «крылья вырастают», появилась легкость необыкновенная и такой прилив сил и бодрости… Когда поднялась домой, поняла, что спина перестала болеть совсем, я просто расплакалась от счастья. Дома меня ждали цветы, подарки и поздравления от близких и знакомых, все, оказывается, так за меня переживали, столько теплых слов услышала. В общем, не описать словами пережитые мною чувства. Я стала демонстрировать всем различные гимнастические па: приседания, наклоны, повороты; боли в спине не было. И вот уже 16 марта, а спина не болит совсем. Слава тебе, Матронушка! Благодарю ее каждый день. Рассказываю о произошедшем со мной чуде всем родным и знакомым. Понимаю, что все может вернуться, но говорю себе: На все воля Божья. Знаю, что теперь приму все спокойно, без ропота, так как это чудо еще больше укрепило мою веру в Бога, наших святых заступников. Спасибо тебе, святая Матрона! Моли Бога о нас, блаженная Матронушка! Прости нас за грехи наши и дерзость. Не оставляй нас без помощи, Матронушка.
Раба Божья Нина.
P.S. С великой радостью узнала, что икона и мощи Матронушки теперь будут выставлены до самой Пасхи в Свято-Троицком Измайловском соборе, прихожанкой которого я являюсь. Какая радость, какая благодать! Как хочется сказать: люди, приходите, просите, верьте, надейтесь и вам все будет по вашей вере, т.к. мне далось даже то, о чем я и не просила. Матронушке виднее, что нам нужно в этом мире.
А вот второе письмо:
«14 марта в Свято-Троицком Измайловском соборе отпевали рабу Божию Елену, известную поэтессу, преставившуюся, как принято говорить, «после тяжелой и продолжительной болезни». Проститься с почившей пришло много людей, «цвет питерской интеллигенции». Все шло своим печальным чередом, и уже запели «Вечная память», как вдруг тихое пение хора перекрыл резкий женский крик: «Мужчина! Я последняя! Вы за мной будете!»
По странной, так и хочется сказать: «иронии судьбы», в этот же самый день в храм привезли икону с мощами блаженной Матроны Московской. Истошный этот крик раздался из очереди, выстроившейся к святыне с восьми часов утра…
Два мира, а вернее будет сказать – «антимира», сошлись во времени и пространстве…
Один мир – соратники Елены по поэтическому андеграунду, одним из неформальных лидеров которого она была в свое время; кто-то из них прибился к Церкви, кто-то так до сих пор и остается за церковной оградой, так все и решая свои вопросы к Церкви и Богу, да и легко ли «детям подземелья», искалеченным фальшью Системы, их решить… Но так или иначе они пришли проститься с почившей именно сюда, в храм, и теперь стояли обочь гроба, перед отверстыми Царскими вратами, в скорбном и строгом молчании.
Другой же мир, увы, и это видно было по характерной озабоченности лиц, по преимуществу состоял из тех, кто приходит в храм два раза в год – набрать крещенской воды (за что их метко окрестили «водяными») да освятить «куличики и яички». Но вот в последние годы стали приходить еще и «за чудом». Пришел в храм – поставь свечку – приложись к чудотворной иконе либо к чудотворным мощам – получи чудо.
Я думаю, Матронушка обо всех, пришедших на это отпевание, о батюшке и обо всех, иже с ним его совершали, и о самой усопшей, помолилась.
А женщина, исторгшая этот истошный крик: «Мужчина!..», в упор не видя и не слыша чужой тихой скорби, стояла в своей очереди «мощевиков» (а как иначе назвать эту новую для Церкви категорию?..) зря. С чем пришла – с тем и ушла (и это в лучшем случае).
Лично я в последний раз поклонялась мощам года, кажется, уже четыре назад, когда привозили десницу Предтечи Господня. Достоялась. Приложилась. А потом подумала: «Вот лежит в этом же храме достойнейший (в ряду других святых, не в ранге св. Иоанна Крестителя, разумеется) святой: благоверный князь Александр Невский. Тихо, достойно и скромно – как был тих, достоин и скромен при земной жизни. Многие ли из стоявших к Крестителю об этом знают? Многие ли приходят к нему, воздать дань любви и благодарной памяти?..» А не чудотворный князь! Хороший, но не чудотворный, жаль!
Ну, а пронесись в одно прекрасное утро слух, что крышка его гробницы замироточила? Вмиг выстроятся все те же очереди. Но не к князю благоверному – все за тем же ЧУДОМ. Пришел – поставил свечку – положил денежку на подносик – приложился – получи чудо.
Вот две знакомые знакомых стояли на днях 6 часов, чтобы приложиться к мощам блаж. Матроны.
Спроси их – что они о ней знают? Ну, то, что написано в буклетике, знают. А о том, что надо не самой Матронушке молиться, а, через нее, Господу, знают? Нет.
И приходящие на Смоленское – к Богу ли приходят? Нет. Опять же, к Ксеньюшке, как-то помимо Него. Тоже стоят по три-четыре-пять часов.
А скажи им: «Вы бы сначала в храм Смоленской иконы Божией Матери, который, кстати, та же Ксеньюшка помогала строить, кирпичики по ночам таскала, сходили, помолились Господу и Пресвятой Богородице, исповедались, причастились…» – «Ой, да ведь службы такие долгие, трудно выстоять, особенно если ничего не понимаешь!» (Это не придумано, быль…)
Печально это – то, что люди приходят к святыням в надежде получить чудо, не приложив никакого труда душевного. «Да нет, это все равно хорошо, – слышу я встречные аргументы, – что люди приходят в храм, хоть так, как-то все равно благодать на них изливается…» На кого-то изольется, что-то услышит, увидит, «уканет» что-то в сердце. А кто-то, не получив ожидаемого, больше в храм не придет («Зря только простояла! Дурят только нас, дураков!»)
Но печально еще и другое, то, о чем я только думаю про себя, а вслух сказать не решаюсь: хорошо ли это – торговать благодатью? Ради каких бы то ни было действительно благородных целей – сбора денег на позолоту купола, восстановления Богом забытого монастырька, ремонт храма и т.д.? Иначе трудно понять, почему Церковь не объясняет людям, достаточно широко и вразумительно, Кто такие Господь Бог, Божья Матерь и все святые – и как соотносится с поклонением и работой Им («работайте Господу со страхом и радуйтеся Ему с трепетом») поклонение мощам тех или иных святых, которые к нам «прибывают». И как этим святым мощам ПРАВИЛЬНО, с благоговением, верой и толком поклоняться. Неужели же потому не объясняют, что приток «мощепоклонников» (а значит, и приток в церковные кружки) от этого резко уменьшится?
Нет, в это верить все-таки не хочется…»
Вот такие письма… Радость от соприкосновения со святыней в первом – и сигнал тревоги, предупреждение, что, если подходить к святыне магически, утилитарно – не только не получим пользы, но и нанесем своей душе вред.
…И вдогонку, о мощах св. Матроны. Какие светлые и… излишне доверчивые многие христиане… Женщина, пришедшая к блаж. Матроне помолиться:
– У меня все плохо – нет работы, нет жилья, а у людей-то как, батюшка, еще хуже… В прошлый раз я была у Матронушки, когда мощи были во Владимирском соборе. Стояла в очереди. Подошел мужчина и сказал, что мать при смерти, нужны деньги, я все ему и отдала.
А сегодня стояла в нашем соборе в очереди и подходит этот же мужчина, я его сразу узнала, и просит денег. Говорит – жена умирает, нужны деньги на операцию. А я как раз последние деньги с карточки сняла… Думаю, Сам Бог велит помочь – и все ему отдала. Бедный, сколько горя, мать, а теперь еще и жена…
Спрашиваю:
– А вы не подумали, что это просто обманщик?..
– Батюшка, что вы, разве такое возможно? Он же в церкви просил…
…У мощей, как мухи, крутятся обманщики и аферисты, рассчитывая на доверчивость людей.
3 апреля 2010. Великая Суббота
Воздух в храме кажется сладким. Он напоен запахом душистого ладана, запахом цветов, которыми убрана плащаница, ароматом куличей и творожных пасок. В этот день мы, священники, с утра и до позднего вечера освящаем пасхальные яства верующих. И хоть сейчас еще Великая суббота и Христос во гробе, ощущение Пасхи разлито в воздухе.
«Почему батюшки мало занимаются делами милосердия»? – слышу я постоянно. И я спрашиваю в ответ: «При чем тут батюшки? А как конкретно занимаетесь этой работой?..»
Мы часто забываем, что дела христианской любви, служения и помощи ближнему – это нечто такое, чего нужно требовать не от других, а прежде всего – от самого себя. Более того, нужно учиться «зрячести», учиться видеть, кто нуждается в нашем действии, где можно приложить наши усилия.
Как радостно видеть активную христианскую позицию у некоторых людей! Думаю об этом в нынешний светоносный день.
Вчера, после выноса Плащаницы ко мне подошла женщина с сыном. «Мы из Уфы, в вашем городе лечим мальчика».
Разговорились. Женщина спрашивает: «Батюшка, а можно завтра, когда будет освящение куличей и яиц, набрать сумку для детей из больницы, в которой мы лечимся. А то дети малые лежат, страдают в одиночестве… Так хочется, чтобы Пасха и к ним пришла».
Говорю: «Договоритесь с администрацией больницы, а подарки мы организуем.
И вот сегодня женщина приходит: «Я договорилась обо всем, они будут благодарны».
Обращаюсь к собравшимся со словом приветствия, рассказываю об истории освящения пасхальных яств. Заканчиваю: «Сейчас мы с вами имеем уникальную возможность с минимальными затратами труда и времени тем не менее сделать доброе дело. Все ваши пожертвования будут направлены детям в больницу…»
Из пожертвований прихожан (куличи, яйца, пасхи) собираем несколько сумок.
И все это переправляется в больницу. «Дети были так счастливы, храни Вас Бог» – получаю SMS-ку.
Устроить праздник детям (или старикам, или калекам, или детдомовцам и проч.) так просто, почему об этом додумалась только женщина из Уфы, а не тысячи и тысячи верующих петербуржцев? Резануло еще то, что многие, нехотя отдавая свои куличи и яйца, делали это с напряженными и подозрительными лицами – не хитрят ли попы? Заметил это сам, и об этом же покачал головой отец диакон: «А вы, о.К., видели их лица?..» Видел, и оттого еще грустнее.
22 мая 2010
Десять лет со дня моей священнической хиротонии. В последние дни постоянно мысленно возвращаюсь в то время, когда я только стал священником. Что волновало тогда, о чем думалось? Какие удачи, какие неудачи были на пути?.. Подвести итоги, осмыслить, еще раз вспомнить…
Как сегодня, помню этот теплый майский день 2000-го года. День святителя Николая Чудотворца.
Конечно, тогда я был другим человеком…
Написал, а потом подумал: другим, но и тем же. Был другим в том отношении, что были иллюзии, максимализм, может быть, больше… доверия людям, или очарования людьми. Жизнь оказалась жестче, люди – менее добры и менее гибки.
Был – тем же, что значит, что, как тогда, так и теперь я всю свою жизнь стремился посвятить служению делу Божию. Я молился: Господи, помоги мне быть стрелой, пущенной Твоей Рукой в нужном Тебе направлении. Помоги мне максимально плодотворно и динамично исполнять Твое послушание.
О чем думал я в первые месяцы после рукоположения?
Конечно, огромная ответственность. Как новобрачный какое-то время смотрит на свое кольцо, надетое на палец, и все время ощущает прилив душевных сил от осознания, что ты – женат, так и священник постоянно вспоминает об этом и преисполняется радости и ответственности.
Далее, я думал о том, какое это сокровище – пастырское служение, открывающее возможность помочь людям, воздействовать на них, достучаться… И до рукоположения я много общался с людьми и старался помочь им обрести веру, наставить на истинный путь жизни. На этом уровне деятельности священство открыло новые горизонты.
Возможность духовничества, исповеди тысяч людей, прикосновения к душе человеческой позволила увидеть и понять очень многое в жизни. В жизни других людей – и своей.
Еще один момент, который я тоже ощутил. Недаром с апостольского времени священнослужителя не просто выбирали и назначали на это служение (как и сегодня в протестантских общинах), а посвящали, рукополагали, молились о снисхождении на посвящаемого благодати Духа Святого. Поистине священник – это человек, который через посвящение получает особую благодатную силу совершать свое служение. Об этом пишет Ап. Павел своему ученику Тимофею: Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства (1 Тим. 4, 14). По сей причине напоминаю тебе возгревать дар Божий, который в тебе через мое рукоположение (2 Тим. 1, 6 и др.).
Обратим внимание на выражения пребывающее в тебе дарование, дар Божий. И все это нужно возгревать, взращивать, развивать. И тогда дар этот проявит себя во всей силе и великолепии.
Благодать священства – не некая сила, отделяющая одного человека от других и возвышающая над ними, а сила, сообщающая человеку дарования совершать пастырское, проповедническое и литургическое служения. И как эти способности могут развиваться, так же они могут затухать и становиться практически невидимы – все зависит от самого священнослужителя. Сила и власть священства – это благодатный дар. Но останется ли этот дар лишь правом служить Литургию и совершать Таинства, – или разовьется, превратится в харизматическую способность быть истинным служителем Божиим, Его делегатом и посланцем в этом мире?
И еще одно: меня всегда коробит вопрос: когда вы на этой неделе работаете?
Служение священника – не работа, а образ жизни. Священник остается «на посту» постоянно. Постоянно священник должен быть готов утешить, поддержать, наставить. Нередко приходится делать это ночью, а порой – даже рисковать жизнью.
Когда я был семинаристом, мы обсуждали новость, прочитанную в одном католическом журнале. Там сообщалось, что некий семинарист-католик тяжело заболел и уже практически был при смерти. Но этот семинарист очень мечтал принять священный сан. И вот епископ совершил над ним чин рукоположения. Новорукоположенный умер счастливым.
Мы, семинаристы, тогда обсуждали это сообщение. Возможно ли рукоположение как утешение для болящего, как жест любви от епископа? Или это своего рода профанация Таинства? Профанация православного отношения к рукоположению, которое понимает рукоположение не как как награду, не как честь, но как поставление на служение людям? И если этого служения людям, как очевидно, не будет, то зачем совершать поставление?
После рукоположения в сан диакона я год служил диаконом в Казанском кафедральном соборе. Но в диаконстве мне было тесно. Все одно: ектении, поклоны. Нет возможности общения с людьми, проповеди. Конечно, эту тесноту я испытывал из-за моей немолитвенности. Глубоко молящийся человек не привыкнет к служению, он будет каждый раз заново открывать для себя сокровища духовного опыта даже в привычной службе.
Но все же меня влекло не это, влекло духовное общение с людьми и тяготила невозможность этого общения, пока я не был священником. Я алкал выхода на просторы пастырского служения.
Это совершилось майским днем 2000 года.
И какая разительная перемена произошла в отношении ко мне людей, перемена, которую я отчетливо почувствовал тотчас же. Уже когда я давал целовать крест после Литургии, просят совета, внимают, ловят слова. Это слова уже священника. Да иным ли я стал? Другое ли говорю? Нет, тот же и то же, но отношение людей совершенно иное. Это один из, в общем-то, печальных стереотипов мышления прихожан: все, что батюшка ни скажет, – мудрость высшей пробы, небесные глаголы, а слова простого человека (хоть бы он был профессором Духовной Академии и мудрецом) – лишь обычное мнение.
На следующий день – первая Литургия в Казанском соборе.
Сижу в прохладном алтаре, жду диакона и чтецов. Хмурый чтец, который не знал о моем рукоположении и думал, что я по-прежнему диакон, здоровается. Садится рядом. Потом смотрит на часы и вскакивает: «Где вообще поп? Скоро службу начинать!»
Говорю робко: «Вообще-то, поп – это я…»
Я, естественно, нервничаю – как это самому в первый раз служить Литургию. А тут еще не приходит священник, который должен меня наставлять, подсказывать. Звонит и сонным голосом: «Ну, ты, отец Константин, сам не глупый, сообразишь…» Предупреждаю хористов, чтобы пели помедленнее: «Пока я буду соображать».
Через несколько дней, 3 июня, состоялось первое богослужение в новом храме, в который я был назначен настоятелем. Храм св. Константина и Елены в поселке Ленинское, под Репино. После Литургии – знакомство с администрацией поселка, обед в местном Доме культуры. Все, как в классическом фильме на эту тему. На столах в вазах гвоздички. Салат оливье, селедка под шубой, водка… Тосты за Президента, Патриарха, поселковый совет и проч., подозрительные взгляды чиновников, председателя местного развалившегося совхоза… Вроде контакт налажен – захмелевшие местные жители поют патриотические и советские эстрадные песни. Председатель сельсовета шепчет благочинному: «Все хорошо, только чёй-то вы такого молодого нам батюшку прислали».
Началось мое служение на новом месте.
Специфика служения в этом храме была в том, что Ленинское – дачный поселок.
Это значит, что летом там много отдыхающих, много детей. Храм был полон. Осенью дачи пустеют и остаются лишь местные жители.
А последние не отличаются благочестием. Мужики спиваются, женщины возятся в огородах или сидят у телевизора. Кроме того, против нашего храма у местных было предубеждение. Потом мне объяснили, в чем причина: храм построен на живописной горке. С нее открывается вид на озеро. Раньше на месте храма стоял клуб. И вот, клуб сгорел.
И через какое-то время эту землю покупает один человек и строит вместо клуба храм. Потом обносит храм двухметровым глухим забором, который закрывает для местных жителей вид на озеро.
Можно представить себе озлобление старожилов, чей совхоз развалился, работы и денег нет, а тут идет дорогостоящее строительство на месте их любимого клуба.
Для того чтобы сгладить это негативное отношение к храму, я попросил у строителя храма – благочестивого богатого человека, денег на покупку большого телевизора и видеомагнитофона и стал в домике при храме по вечерам показывать хорошие художественные фильмы. В определенные дни это были мультфильмы и фильмы для детей, в другие дни – фильмы для взрослых.
Эти кинопоказы сопровождались чаепитием, для чего мы закупали огромные коробки печенья, пряников. Старушки несли варенье. Жители поселка потянулись в домик при храме. Отношение к храму начало меняться. (Правда, параллельно в епархии стали сплетничать о молодом священнике, который первым делом, придя на приход, попросил себе купить телевизор и видеомагнитофон. По поводу этого телевизора мне пришлось много объясняться с церковным начальством.)
В первые же месяцы у нас очень хорошо стала складываться работа с детьми. Дети, местные, но преимущественно городские, приехавшие на дачу на летние каникулы, стали приходить в храм и играть на нашей территории. Мы организовали эту игру: устраивали вечерние костры (пекли картошку, на палочках поджаривали сардельки), просмотр мультфильмов или детских фильмов, затевали подвижные игры.
Раз в две недели мы проводили детские вечера с конкурсами, для чего покупали сувениры. Еще за месяц мы стали готовиться к грандиозному прощальному костру перед началом нового учебного года. Он открылся молебном в храме о благословении на учебу, а потом праздником. Из Петербурга специально для этого приехали наши друзья, работающие с молодежью.
Как вчера, помню, как плакали дети, когда их увозили с дачи в Петербург.
Многих детей в то лето я крестил.
Крещения происходили в «открытом режиме», то есть, на крещении могли присутствовать все желающие. И приходил десяток-другой друзей.
Сначала мама привела креститься кого-то из детей. Те похвастались перед товарищами, и потом приходили многие, с просьбой покрестить и их. Приходили сами, без родителей. Единственным условием для детей до 10 лет я все же ставил согласие родителей. Родители должны были прийти и подтвердить, что не против крещения их чада, а потом их присутствие было необязательным (многие родители попросту были неверующими).
Какое-то время мы перестали ходить в магазины, потому что у нашего дома постоянно дежурили несколько мальчиков на велосипедах. Стоило выйти на порог, как они умоляли именно их попросить куда-то «сгонять».
Эти впечатления для меня очень значительны, потому, что они показывают, что в любом загородном приходе мы имеем потенциальную паству в виде детей. За месяц-два нам удалось завоевать их сердца.
Последние годы я приезжаю в Ленинское не чаще, чем раз в год. Но удивительное и трогательное впечатление, то, что не купишь ни за какие деньги: практически все молодые люди, которых я здесь встречаю, подходят и здороваются, говорят самые добрые слова. Тогда им было по 10, сегодня уже 20. Я спрашиваю, ходят ли в храм. Отвечают по-разному. В одном уверен: эти ребята не будут рушить храмы и убивать священников.
Одним из самых запомнившихся моментов моего служения было Рождество 2001 года.
К этой службе мы готовились далеко загодя. Был собран хороший хор, заготовлены подарки (несколько больших коробок). Спонсор храма скрепя сердце выполнил еще один пункт нашей программы – оплатил фейерверки и салют, который мы заказали знакомому, работающему с пиротехникой.
Одна прихожанка обещала – и в самом деле исполнила свое обещание – подарить нам к рождественскому обеду целого теленка.
Мы готовили обед на 300 человек (храм вмещал лишь 100), то есть на всех, кто придет на службу.
В довершение нашу Рождественскую службу и праздник снимали журналисты одного из петербургских телеканалов.
Задолго до праздника поселок гудел пересудами. Было объявлено, что все пришедшие на беседу вечером дети получат подарки, что в 22 будет салют, что к полуночи приглашаются все желающие на праздничное богослужение, которое под утро окончится обедом для пришедших. На улице, в продуктовой лавке, на остановке автобуса подходили местные жители и искренне интересовались: «Батя, а можно на службу не ходить, а к обеду подойти?»
Около 6 вечера началась наша программа.
Народ стекался ото всех сторон. Это были верующие, неверующие, мусульмане и т.д. – почти все спрашивали: когда можно будет получить подарок и нельзя ли получить два за отсутствующего родственника.
Мы дрогнули.
Мы собирались провести беседу, а потом вручить подарки, мы готовились принять 50 детей, а их были сотни. Многие приехали из соседних поселков.
И все шли на второй этаж приходского дома. Я поднялся туда – и испугался. Весь второй этаж был заполнен детьми и взрослыми с младенцами. Было не меньше двухсот-трехсот человек.
А они все шли и шли. Дом подозрительно скрипел.
Мы прекратили впускать людей, испугавшись, что второй этаж не выдержит и провалится. От скопления людей было невозможно дышать, в помещении стоял туман. Мы открыли окна.
Я пытался говорить, но гул был такой, что мой голос казался писком. Вдобавок плакало десятка два младенцев на руках мам, пришедших получить подарок на своего грудничка.
Я распорядился, чтобы им выдали подарки досрочно и их проводили.
Беседа получилась скомканной. Приходилось подавлять конфликты, возникавшие то тут, то там ввиду невероятно большого скопления народа. Было плохо слышно, пугающе скрипел дом.
После рассказа об истории и смысле Рождества Христова я с облегчением отпустил детей. При выходе, на первом этаже, им вручили подарки.
А мы стали готовиться к фейерверку. К моменту, когда он был устроен, собралась вся деревня. Над храмом, над избами, под визг детей, взмыли в темное зимнее небо разноцветные огни. Все кричали УРА!
А после до службы оставалось совсем мало времени. У храма стояли, смеялись, разговаривали группы людей. И сейчас, как вчера, вспоминаю эти часы и слышу звучащее в душе обилие разноцветных огней, приподнятое праздничное настроение.
Чтобы собраться с мыслями, я пошел по деревне. По зимним темным улицам. Над головой огромное звездное небо, за спиной, вдалеке, гомон и всполохи света у храма… Вышел в холодное белоснежное, пустое поле. Деревня осталась позади. Ветер доносил оттуда смех и крики детей.
И вот я в храме. Приняты гости… Я начинаю службу. И эта служба – тоже в числе тех воспоминаний, которые так же живы, как и вчера. Помню, что хор начал петь знаменным распевом – разучивали, милые, хотели сделать всем сюрприз, но люди этого сюрприза в час ночи не поняли. Жена заглядывает в алтарь и шепчет: «Люди засыпают, сделай что-нибудь!»
Прошу передать регенту, что хочу его видеть. Говорю регенту: «Вы разве не понимаете, что это НЕ РОЖДЕСТВЕНСКОЕ НАСТРОЕНИЕ?.. Пойте что угодно, но не это».
После трех ночи – праздничный стол. И шум, и люди, от которых кружится голова. Калейдоскоп лиц.
…Почему-то некоторые думают, что священник, как механизм, должен быть всегда включен и настроен на волну общения. Как-то уже в Троицком соборе после напряженнейшей Страстной седмицы, после Великой субботы с ее непрерывным освящением куличей и пасох, после Пасхальной службы, хотя и наполняющей благодатью и радостью, но обессиливающей до звона в ушах, я вышел в храм.
Служба уже давно закончилась, все подались в трапезную, я оставался убрать в алтаре.
Я вышел из алтаря в храм, и навстречу из угла метнулась прихожанка: «Батюшка, вы сейчас свободны, можно сейчас пообщаться?..»
…Вот и тогда так. Помню, что сидел за столом, что-то говорил, но как в полусне.
Но зато хорошо помню смешную ситуацию, в которую я попал по собственной глупости.
Я отдал распоряжение женщинам, помогавшим при обеде, усаживать всех на свободные места. Никаких элитных мест для священнослужителей оставлено не было. И когда я покинул храм, потребив Дары, прибравшись в алтаре, места за праздничным столом мне не нашлось.
Сдвигаться было невозможно – все и так сидели впритык. Но все же кое-как подвинулись и дали мне место, вернее, половину. А тарелку пришлось держать на коленях…
Подобные вещи я никак не запишу себе в заслугу – мол, «смирение настоятеля», это обычная глупость. Дело ведь не в том, чтобы посидеть за столом и поесть, а в том, что этот стол задумывался как праздничная рождественская церемония.
Председательствовать за столом должен был настоятель. Необходимо было произносить тосты и воодушевлять людей, но не из угла, а с царского места. Праздничная трапеза – это не пир для желудка, а пир для души.
В настоящем же случае мое место оказалось позади всех. Но ничего, главное – сделать выводы и в следующий раз быть мудрее.
В начале февраля я получил недельный отпуск и уехал к родителям в Пермь. По возвращении в Петербург в почтовом ящике меня ждала телеграмма: «Указом Высокопреосвященнейшего митрополита Владимира Вы переводитесь в другой храм…»
Я приехал попрощаться на свой первый приход. Храм был полон. Служил Литургию. Был спокоен и торжественен, а потом, как всегда, вышел на проповедь. «Сегодня я с вами здесь молился в последний раз…» И больше ничего не смог сказать…
…Несколько дней назад в одной из книг, которую я не раскрывал с 2001 года, нашел листочек. Стихотворение моего прихожанина тех лет (одного из самых первых моих духовных чад, если не самого первого), Владимира Ивановича Рудыко.
Инженер-конструктор. Вся его жизнь была связана с Байконуром. Участвовал в запуске первых космических ракет. Принимал участие в подготовке полета Ю. Гагарина… После выхода на пенсию жил в Ленинграде. Дом завален книгами, у окна телескоп. Каждую весну этот телескоп перевозился в Ленинское на дачу.
Сначала Владимир Иванович в храм не ходил: был неверующий. Но как умный и интересующийся человек пришел посмотреть на молодого священника, познакомиться с православным богослужением
Потом встречи, наши разговоры на лавочке, и вот через полгода он в первый раз пришел на исповедь и Причастие.
Все лето звал меня смотреть в телескоп на луну и на звезды: «Все интеллигентные люди села ко мне приходили, что ж вы, батюшка, не дойдете… Попьем чаю с земляникой, кагору и… всю ночь со звездами».
Когда меня в январе 2001-го перевели в Троицкий собор, он стал ходить в собор. Прихожане восхищались интеллигентным пожилым мужчиной, который, как свечка, стоял каждое воскресенье на своем месте.
Осенью 2001 года Владимир Иванович внезапно умер. Когда мы его хоронили, стояла промозглая погода. У могилы тарахтел трактор. Он тарахтел и кашлял солярным дымом все отпевание, и мы вынуждены были петь, перекрикивая его. Нам на головы падали капли дождя и золотые листья. Мы провожали Владимира Ивановича к его горячо любимой дочери, которая погибла в 20 лет, еще в 80-е.
То тут, то там на протяжении ряда лет нахожу «приветы» от Владимира Ивановича. Книга о космосе, которую он дал перед смертью и просил ее не задерживать, она ему «очень, очень нужна», фотография ландшафта Луны, сделанная им в телескоп, которой он очень гордился. А вот на днях из книги, которую я не раскрывал много лет, вдруг выпал листочек с его стихотворением. На листочке дата: 11.02.2001. В этот день я получил назначение о переводе меня в Троицкий Измайловский собор.
Отцу Константину, вдохнувшему жизнь в эти камни и в наши души:
Не камни согревали души,
Не в позолоте скрывшись, образа,
А тот кусочек благодатной ниши,
Что раскрывал и души, и глаза.
Что, появившись в океане жизни,
Как островок среди людских страстей,
Давал покой, уверенность до тризны
Не только мне, но множеству людей.
(Под тризной Вл. Ив. разумел древнюю поминальную трапезу, которая рано или поздно будет совершена над каждым, но в вере ожидается трезво и спокойно…)
В один из дней Владимир Иванович попросил сфотографироваться с ним.
Какие выводы из моего короткого настоятельства и первого года священства я вынес?
Несомненно, что священник на деревенском приходе является самой обсуждаемой и пререкаемой персоной деревни. Он как на ладони. Все его ошибки, поступки сразу становятся известны всей деревне. В такой «всенародной известности» есть как положительные, так и отрицательные стороны.
Положительные – в том, что в дом батюшки приходят люди. Каждый знает, где найти священника, он, как маяк, всегда светит жителям деревни, в какой бы беспросветный мрак и безысходность они ни были погружены. Сколько раз ко мне приходили в пьяном угаре с желанием вот с этого момента начать новую жизнь или прибегали в горе. С просьбой вымолить для моряков подводной лодки «Курск» (она как раз тогда затонула) спасение ко мне пришли женщины на рассвете, кажется, еще не было 7 часов.
Если священник любит людей, если он энергичный, открытый, начнется медленный, но необратимый процесс духовного и нравственного исцеления деревни. Даже если деревня страдала неверием и пороками, постепенно такой священник заслужит доверие и любовь односельчан. К нему будут приходить за советом даже неверующие, люди будут тянуться к храму и в радости, и в горести, как к недвижимой скале посреди бушующих волн житейского океана.
Но если священник жадный, глупый, недобрый, он станет посмешищем для всего села и отвратит от Бога многих людей.
Отрицательные же моменты этой «всенародной известности» в том, что священник, оказывается, лишен права на приватную жизнь. Он всегда на виду. Местные жители обсуждают его покупки в сельмаге, о которых добродушно сплетничает с соседками продавщица. Также священник подвергается всевозможным опасностям от людей. Кто-то, пропив жизнь, придет к священнику, считая, что Бог виноват во всех его бедах и священник должен за это ответить; наркоманы будут все время пытаться поживиться чем-то в храме или в доме священника; неверующие подростки ради ухарства могут напасть или что-то кинуть в окно.
…Иногда храм, в котором я пробыл настоятелем меньше года, мне снится. Причем снится один и тот же момент: я служу в алтаре Божественную литургию, а за моей спиной – прихожане, много людей. И я ощущаю свою ответственность за всех.
Май 2010
Две с половиной недели в Италии. Неделю с группой прихожан, потом со своей семьей. Новые, колоссальные впечатления, переживания, мысли и чувства. Изобилие святынь и полная душевная «перезагрузка», которая позволяет по-новому осмыслить жизнь, ценности, приоритеты.
Мысли свои еще привожу в порядок, просматриваю фотографии, вновь и вновь возвращаюсь в этот прекрасный мир, который очень близок мне своим уважением к древности, лелеемым христианством, природой…
Конечно, Италия поражает всякого неравнодушного к духовной и исторической культуре человечества. Это невероятная концентрация памятников и святынь и заботливое сохранение всего созданного прежними поколениями. С одной стороны, сохранение, с другой – вписанность древних вещей в пространство нынешней, современной жизни. Древности здесь не музеефицированы, не «засушены», кажется, они продолжают жить, как жили сто или тысячу лет назад. Древние мосты подновляются и функционируют, в тысячелетних домах живут и вывешивают сушиться белье. Античные статуи выставлены в городских парках и садах, везде вписанные в городской ландшафт остатки древних сооружений. Интересный момент: остатки древней цивилизации постоянно встречаются в Турции, бывшей территории Византии. Но какое равнодушие и наплевательство у жителей Турции к этим осколкам Византийской империи (берегут только для того, чтобы на них зарабатывать деньги)! И какое бережное, любовное отношение к этим камням и развалинам у настоящих наследников римской культуры – итальянцев. (Кстати, акты вандализма – отбить нос у статуи, оторвать на память палец, – совершаются в Италии нередко, но всегда приезжими туристами, а не итальянцами.)
Наша встреча с Италией и знакомство с Римом начались с поклонения мощам св. Апостолов Петра и Павла. Их головы замурованы в колоннах Латеранского собора, этой «матери всех церквей мира», как называют собор католики.
Поклонившись честным главам святых Апостолов Петра и Павла, мы совершили коленопреклоненное восшествие по лестнице Пилата. Это, по преданию, та самая лестница, по которой наш Господь восходил на суд к Понтию Пилату.
…Опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем (Ин 18, 38).
Храм Святой Лестницы мы посетили на второй неделе после Пасхи. В сердце еще звучали песнопения Страстной и Пасхальных недель. Вновь и вновь думаешь над евангельскими рассказами, в частности, над большой темой Суда над Христом.
Пилат, к которому привели Христа, не был негодяем. Это был просто чиновник. Чиновник, презиравший шумных евреев и не желавший вникать в их религиозные склоки. Он искренне хочет отпустить Иисуса. Он даже пытается вникнуть в Его философию.
Пилат отвечал: …Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал? Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда… Пилат не понимает, как может Иисус пребывать в каких-то далеких сферах, в каких-то фантазиях: Он на пороге смерти, а говорит о каком-то абстрактном царстве. Разве не понятно, что нужно как-то защищаться, оправдываться?..
Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Что ж это такое? Опять вместо конкретных слов, вместо линии защиты абстрактные рассуждения. Что это за мечтатель, что за простодушный философ?..
Пилат сказал Ему: что есть истина? Иисус молчал. И это молчание Пилату красноречивей всяких слов показало, что Иисус в настоящей философии ничего не смыслит. На вопрос, на который великие философы древности давали развернутые и мудрые ответы, Иисус ответить не может…
Этот рассказ показывает, что Пилат ровным счетом ничего не понимает в миссии и богословии Иисуса. Учение Христа – полная противоположность логике земной, всему тому, что знает Пилат, всем земным проектам и амбициям.
Пилат, несомненно, хотел отпустить Иисуса – зачем убивать этого бродячего философа, Он совершенно безопасен. Но он не сделал этого лишь из-за того, что иудейские старейшины начали его шантажировать: Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю. Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище… Карьера оказалась важнее порядочности и честности. Слишком долго Пилат шел к этому месту, чину, чтобы рисковать все это потерять. Пилат даже не стал бороться за жизнь наивного философа, а ведь мог посадить в темницу, тянуть время, объявить расследование… А там, как говорится, все спустить на тормозах.
Фигура Пилата – пример человека, перед которым стоит выбор: проявить честность и тем самым сохранить невинную жизнь – или отстраниться, махнуть на все рукой и тем самым избежать личных проблем. Пилат свой выбор сделал.
Ситуация с Пилатом – это еще и большой вопрос к каждому из нас. А как мы поступили бы в такой ситуации? А как мы вообще поступаем, когда нужно кого–то защитить, рискнув при этом карьерой, положением, мнением окружающих? А ведь жизнь устраивает нам такие проверки.
Да что рискнуть своей жизнью, чтобы кого–то защитить? Может, такого случая за всю жизнь и не представится, а вот то, с чем мы сталкиваемся ежедневно, – неравнодушный подход к тому, с кем мы встречаемся по жизни. Неравнодушия ко Христу в Пилате было на 10%. Ровно столько, сколько Христос был интересен Пилату как собеседник и как тот, за кого просила его, Пилатова, жена. Больше ко Христу как к личности, как к человеку Пилат внимания не проявил. Тут типичная философия чиновника, которая удачно описывается современным выражением: «не напрягаться», не делать душевного усилия.
Как много к нам по нашей работе, служению обращается людей. И как часто мы от людей устаем. А устав или просто привыкнув видеть вместо живых людей «граждан», как легко начать относиться к ним небрежно, формально… Не против ли такого бездушного и невнимательного подхода выступает Сам Христос Спаситель, Который учит к каждому человеку относиться с такой мерой внимательности и ответственности, как будто он принимает Самого Христа: Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из… братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25, 40).
Любое наше служение подразумевает честность и тщательность в работе. И если мы «работаем» с людьми, то небрежности, невнимательности, усталости от людей не должно быть. Всякий раз, встречаясь с человеком, по работе ли, по жизни, давайте постараемся видеть в нем Самого Христа, Который ждет нашей любви, участия, внимания к Его судьбе.
Церковь Святого Креста на Иерусалиме>>
В первый же день пребывания в Риме мы посетили и Баптистерий, то есть Крещальню, св. Константина Великого. Для меня посещение Баптистерия было особенной радостью. Моей первой книгой, почти 10 лет назад, была книга-исследование о Таинстве Крещения. Я придаю исключительно большое значение подготовке к Крещению и совершению самого Таинства Крещения. Крещение – это не просто рядовой обряд, каким он стал, к сожалению, сегодня в большинстве наших храмов, а событие духовного рождения. Крещение – это праздник, это ликование, совершающееся на земле и одновременно на небе. Крещение – это Таинство усыновления Господу, это то, что должно перевернуть жизнь и сделать другой. И это прекрасно понималось древними христианами. Вот почему крестили не в закутке, не когда разойдутся верующие, а в роскошном баптистерии, в присутствии множества гостей, в самом центре города – возле кафедрального собора. А если добавить, что в этом самом первом в христианском мире баптистерии хранятся мощи св. Иустины, в честь которой названа моя младшая дочь, то мое волнение будет еще более понятным.
Переступил порог Баптистерия я, переполненный чувствами…
После Баптистерия мы поклонились мощам св. Климента Римского, в храме его имени. Храм этот находится в пяти минутах от Латеранского собора и Баптистерия.
Наверное, каждый православный человек слышал, что сила священства заключается не в достоинствах того или иного человека, а в чуде апостольского преемства всякого священника. Эта идея настолько очевидна, что никто не задается вопросом: а, собственно, кто впервые четко обосновал это? У Апостола Павла это намечено, а обосновал это именно святой Климент, по преданию, рукоположенный в епископы Рима самим Апостолом Петром.
От св. Климента до нас дошли замечательные сочинения, обличающие еретиков разных типов. Особое место в сочинениях святителя Климента уделено теме порядка в Церкви. В духе Ап. Павла св. Климент сравнивает Церковь с единым организмом, в котором каждый занимает свое место и один без остальных ничто, но каждый нужен и полезен в едином теле Церкви. Св. Климент повторяет образ Ап. Павла, сравнивая Церковь с телом человека. Но ту же мысль он иллюстрирует и другим сравнением. В Церкви, как в воинском подразделении, каждый нужен на своем месте. А ведь мы – воинство Христово. И как земное войско, чтобы быть боеспособным, должно находиться в строгой дисциплине, точно так же необходим порядок и дисциплина в Христовом войске. Но нет дисциплины без иерархии, без начальников и подчиненных. «Итак, братья! Будем всеми силами воинствовать под святыми Его повелениями. Представим себе воинствующих под начальством вождей наших; как стройно, как усердно, как покорно исполняют они приказания. Не все …тысяченачальники, или стоначальники или пятидесятиначальники и так далее, но каждый в своем чине исполняет приказания царя и полководцев. Ни великие без малых, ни малые без великих не могут существовать. Все они как бы связаны вместе, и это доставляет пользу». Таким образом св. Климент напоминает слушателям, что иерархия в Церкви – необходимое и богоустановленное явление. Церковная иерархия – не человеческое установление, она установлена Самим Христом: Он, Спаситель, избрал апостолов, те поставили епископов и диаконов. «Апостолы были посланы проповедывать Евангелие нам от Господа Иисуса Христа, Иисус Христос от Бога. Христос был послан от Бога, а апостолы от Христа». По справедливому убеждению св. Климента, именно благодаря принципу строгой преемственности можно говорить, что чин священнослужения в Церкви установлен Богом. И далее Апостолы, «проповедуя по различным странам и городам, первенцев из верующих по духовном испытании поставляли в епископы и дьяконы для будущих верующих».
В Послании св. Климента мы находим очень интересные и важные факты, касающиеся самого акта поставления на церковное служение. Он пишет, что Апостолы, предвидя распри о священстве, установили порядок рукоположения для следующих поколений. Этот порядок заключался в том, что законным епископом может считаться тот, кто принял рукоположение от Апостолов или ими поставленных служителей. «Апостолы наши знали чрез Господа нашего Иисуса Христа, что будет раздор о епископском достоинстве. По этой самой причине они, получивши совершенное предведение, поставили вышеозначенных служителей и потом присовокупили закон, чтобы, когда они почиют, другие испытанные мужи принимали на себя их служение». И вот дальше св. Климент как раз и говорит, что законное поставление на священнослужение включает в себя два момента: первый – соблюдение принципа апостольской преемственности при поставлении, а второй – это непременное одобрение Церкви, то есть всего народа Божия, который является активным участником рукоположения. Если одобрения нет, рукоположение не может состояться, но если оно было, то лишение такого человека его служения незаконно. «Итак, почитаем несправедливым лишить служения тех, которые поставлены самими апостолами или после них другими достоуважаемыми мужами, с согласия Церкви, и служили стаду Христову неукоризненно, со смирением, кротко и безпорочно, и притом в течение долгого времени от всех получили одобрение».
Апостольское преемство и одобрение народа Божьего – Церкви – вот что делает священнослужителя носителем высокого сана. Ни произвол чиновников, ни желание императора, ни какие-то иные внешние причины не могут лишить священника его сана.
Этот святой отец, погибший примерно в 101 году нашей эры соединяет две христианские эры: эру апостольскую и эру послеапостольскую. Он был рукоположен Апостолом Петром, он богословствует в духе Апостолов, тем не менее, он задает тон для дерзновенного и самостоятельного последующего осмысления веры, чем и занялись христиане второго и последующих веков. Уже много лет зная и любя этого святого отца, много раз прочитав его сочинения буквально с карандашом в руке, я трепетал, вступая на территорию храма Св. Климента, кстати, построенного на месте его дома.
Наконец, Колизей. Место, обагренное кровью мучеников, место жестоких забав древних людей, желавших в жизни минимума: утоления голода – хлеба и представлений – зрелищ. Между прочим, множество людей нынешнего времени руководствуется точно такими же запросами: хлеба и зрелищ. А то, что сегодня для того, чтобы получить зрелища, не обязательно толкаться в очереди в античный цирк (Колизей был именно таким колоссальным цирком), а достаточно включить телевизор, ничего, по сути, не меняет.
В Риме, как и в других местах мира, где находятся святыни, много туристов. Это расстраивает людей, желающих побыть наедине со своими чувствами, мыслями. Как сосредоточиться, если перед тобой толпа курящих, смеющихся, болтающих людей?.. Появляется даже некая досада и разочарование. Но на миг подумаем, что все эти люди – любимые дети Божии и что Господь желает уловить их сетями Своей любви и вовлечь в процесс спасения и преображения. Я пришел зажечь огонь на земле, и желал бы, чтобы он уже возгорелся! (Лк. 12, 49). Христос здесь имел в виду огонь благодати, огонь Духа Святого.
Как Отец Небесный был бы рад, если бы в душе человека, посетившего святыню, прикоснувшегося к реликвии нашей веры, что-то в душе тронулось! Как можем мы помочь этому? Может быть, хотя бы молитвой об этих людях. Молитвенным вздохом, обращенным к их Ангелам, святым, чтобы те размягчили душу этих людей, сделали душу удобренной, плодоносной землей, которая в ответ на прикосновение к святыне что-то произрастит доброе.
Вера итальянцев
Итальянцы религиозны. Какой-то процент атеистов и равнодушных к религии людей остается, но подавляющее большинство – религиозны. Все венчаются, крестят детей, всех проводят через церемонию церковных похорон. Но тут кроются и подводные камни. Воспринимая религию как нечто родное, итальянец не привык воспринимать веру как систему, требующую от него подвига, ответственности, отказа от чего-то. Мне показалось, что католичество итальянцами не воспринимается как система, преображающая и изменяющая жизнь. Мы помним древнюю поговорку, как-то упомянутую Иисусом: «нет пророка в своем отечестве». И в жизни нашей знаем, как родственники наши и близкие реагируют на то, что мы их поучаем, назидаем. Семейные узы устанавливают особый уровень отношений; сложно воспринять как наставника человека, которого знаешь с пеленок. Вот так же и в Италии. Вера здесь – не выстраданное и обретенное (как сегодня в России), а родное с детства. Все эти ритуалы, обряды… В Германии, других протестантских странах вера дидактична, поскольку основывается на изучении Писания. Протестант подчиняется вере и ее требованиям. Протестант в этом отношении более дисциплинирован и в каком-то смысле нравственен, этичен.
В католичестве, где доминируют Таинства, красивые поэтичные обряды, вера не учит, а пребывает. Она всегда рядом, она радует, она такая родная. Разве могут сосуществовать вместе праздник жизни и подчинение? Разве может эта фееричная вера обкрадывать тебя в радостях жизни?
Получается парадоксальная ситуация: итальянец-католик может быть «честным» мафиозо и ходить в храм, или изменять супружеской верности и опять же ходить в храм (в отношении супружеских измен Италия – чуть ли не самая лидирующая страна в мире). Я уже не говорю про принуждение себя к дисциплине в таких вещах, как алкоголь, курение, пост… И православный человек может обманывать и грешить, но у него все время будет болеть душа от неправды, которую он творит. Католик-итальянец, кажется, делает это свободней.
Туристические путеводители в отношении юга Италии предупреждают: не оставляйте без присмотра вещи, не ходите в сумерках одни по улице, пересчитывайте сдачу… В Бари, где хранится величайшая святыня христианского мира – мощи святителя Николая Чудотворца, где на каждом доме – маленькая каплица (часовенка), обмануть туриста или что-то стянуть считается нормой.
Конечно, это нельзя распространять на всех. Сознательно относящий к вере человек, то есть тот, кто изучает веру, знает ее требования, всегда будет относиться к христианству как к доктрине, подчиняющей жизнь определенному нравственному ритму. Но всегда больше тех, кто к религии относится малосознательно, принимает ее как неотменимый элемент национальной культуры, как нечто само собой разумеющееся, над чем и рассуждать не стоит. И вот в отношении их мы видим, что плодов веры мало.
В один из дней нашего пребывания в Италии мы посетили великолепную Венецию. Этот город слишком растиражирован фотографиями, его виды, гондолы, дома, уходящие стенами в воду, знакомы с детства. Но в реальности встреча с этим городом и его святынями произвела огромное впечатление. Не верьте расхожему мнению тех, кто там не бывал: «Э, да мы все это уже на открытках видели!» Венецию нужно открыть для себя лично, если есть возможность, здесь нужно побывать, побродить. Это удивительный город…
Сердцем Венеции является собор, в котором хранятся мощи св. Апостола и Евангелиста Марка. Встреча с этим собором тем более волнующа, что он построен по образцу константинопольского храма Св. Апостолов. Византийский собор не сохранился, он был разрушен турками, и ныне на его месте мечеть. Венецианский же собор – в прекрасном состоянии, и, войдя в него, ты словно попадаешь в столицу Византийской империи в период ее расцвета. Знакомство с собором св. Марка явилось для нас прикосновением к византийскому православию, с той красотой, которая зачаровала русских послов в Константинополе. «Мы не знали, где мы находились – на небе или на земле», – так рассказывали они о своем впечатлении князю Владимиру.
Мощи Святого Апостола и Евангелиста Марка>>
Один из любимейших моих уголков Рима – район Трастевере (в переводе – «За Тибром»). Жаркое, уже почти летнее солнце, заливающее золотым светом глянцевые булыжники мостовой, удивительные средневековые улочки, ароматы блюд, гомон туристов. И множество прекрасных храмов, вдруг возникающих прямо перед тобой, когда поворачиваешь за угол.
Сердце района Трастевере – древняя базилика, посвященная Божией Матери. Нынешний храм построен в 11-м веке, но покоится он на месте одного из первых римских храмов в честь Богородицы. Ha месте церкви стоял в языческие времена и даже в первые века христианства дом для воинов-инвалидов. В царствование императора Августа, в 38 году до Рождества Христова, в этом инвалидном доме забил фонтан непонятной маслянистой жидкости, которую приняли за елей (масло). Этот маслянистый поток целый день стекал в Тибр. Современные историки считают, что это был фонтан нефти. Первые христиане, воспоминая это чудесное событие, почитали его небесным предвозвестием о явлении на землю Спасителя; поэтому, когда инвалидный дом был закрыт, они приобрели это здание и соорудили в нем церковь во имя Божией Матери. Первоначальный храм был сооружен в 220-е годы от Рождества Христова, то есть за сто лет до легализации христианства, в период гонений на веру. Впоследствии храм перестраивался, но фрагменты древнейших построек, плиты с раннехристианскими символами и надписями – все это собрано в нынешнем храме.
После шумных жарких улиц, мы попали в мир гармонии, тишины и тонкого запаха кадильных благовоний… Большой духовной радостью для нас стали фрески 12-го века, которыми украшен собор, и древняя икона Богоматери. Это самая большая из древних икон Богоматери в мире. Тщательное исследование ученых позволило датировать Икону Богоматери, восседающей на троне, концом 6-го – первой половиной 7-го века. Эта икона создана за четыреста лет до Крещения Руси, за шестьсот лет до самой ранней из известных сохранившихся чудотворных икон Древней Руси – Владимирской иконы Богоматери. Эта икона создана до иконоборческих споров и уцелела лишь потому, что была на Западе, на Востоке иконы этого времени были уничтожены.
Здесь же, на Трастевере, находится утопающий в розах храм св. мученицы Цецилии. Память мученицы 3-го века св. Цецилии (в русском варианте часто используется другая форма: Кикилия) отмечается 22 ноября. Нетленное тело св. Цецилии было обретено в катакомбах в 1599 г. и перенесено в церковь ее имени за Тибром, где оно и почивает под главным престолом.
Ее храм утопает в цветах и, кажется, источает благоухание. Под алтарем – гробница с мощами нежной и тихой покровительницы музыки, святой Цецилии, которая, как гласит легенда, слышала звуки такой небесной красоты, что для того, чтобы выразить их, придумала орган. Она была богатой патрицианкой, имела дом как раз там, где сейчас находится церковь ее имени. По преданию, святая была мучима в горячей бане, чей фундамент до сих пор сохранился. Цецилию заперли в комнате, наполненной горячим паром, а утром ее нашли живой и невредимой, молящейся, преклонив колени. Тогда велели обезглавить ее, но палач не смог отсечь ей голову, а лишь ранил девушку. Через несколько дней она умерла и была похоронена в семейном склепе в катакомбах.
Более пятисот лет спустя, в 817 году, папа Пасхалий I велел организовать поиски тела Цецилии в катакомбах, но его так и не нашли. Однажды ранним утром, после богослужения, папа уснул в соборе Святого Петра, и святая Цецилия явилась ему во сне и сказала, что во время своих поисков он был так близко от ее гробницы, что она могла бы заговорить с ним. Он снова стал искать и нашел гробницу. Открыв гроб кипарисового дерева, увидели не тронутое тлением тело святой. Она лежала так, как будто уснула.
В 1599 году гроб снова открывают, и потрясенный увиденным кардинал Сфондрати записывает: «Святая лежит в гробу не на спине, как положено похороненной, а на правом боку, как девственница в своей постели, со стыдливо сомкнутыми ногами, как будто спит».
Известному скульптору Стефану Мадерне заказали сделать точную копию тела в мраморе, что тот и исполнил.
Мощи святой Цецилии перенесли в храм ее имени и опустили под пол, а над мощами поставили скульптуру Мадерны. Эта работа и теперь в церкви св. Цецилии, а копия статуи помещена в катакомбы, на то место, где святая покоилась прежде.
Преклоним «колена сердца» перед этим дивным изваянием как будто уснувшей молодой девушки. На ее шее – следы меча, пальцы сложены для осенения крестным знамением.
Скульптор сопроводил свою работу следующими словами: «Вот тело благочестивейшей Девы Цецилии, которую я сам видел не тронутой тлением в ее гробнице. В мраморе я воссоздал вам образ этой святой, она лежит в той позе, в которой я ее увидел».
Удар по верующему генофонду
Несомненная крайность, а сегодня, в эпоху глобального оскудения веры и борьбы за веру, уже непростительная ошибка – безбрачие католического духовенства.
Православная Церковь допускает, в согласии с древней церковной традицией, три состояния для священнослужителя:
брак (но вступить в брак можно лишь один раз);
безбрачие (целибат);
монашество.
Каждый человек, желающий принять священный сан, имеет право выбора и в согласии со своим желанием принимает решение. Кто хочет – женится, кто хочет – навсегда остается в состоянии безбрачия. Но католичество предписывает для священников только безбрачие.
Вот и получается, что самые лучшие, самые горячие из людей, которые хотят всю жизнь свою связать с верой и служением Богу и поэтому становятся священниками, – не имеют права жениться…
На римских улицах продаются календари с фотографиями молодых симпатичных священникови – «Привет из Рима», но грустно оттого, что у этих молодых людей никогда не будет семьи, детей, которым они могли бы передать эстафету горения в вере и служения Богу и людям.
Католическая Церковь напрягает все силы, чтобы люди не утеряли веры, – и самые лучшие, самые активные люди на этом поприще, священники, не смогут иметь детей… Более чем 400 тысяч священников (по статистике на 2010 год) навсегда останутся безбрачными.
То, что священник может иметь семью, прекрасно понимали и святые Апостолы, от Самого Господа принявшие благословение на устроение Церкви. Апостол Павел заповедует Апостолу Тимофею: Епископ (в то время под словом «епископ» часто понимался просто священник, в нашем современном понимании. – прот. К. П.) должен быть непорочен, одной жены муж… хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо, кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией? (1 Тим. 3, 2-5).
Пусть безбрачен епископ – их не много, пусть человек имеет возможность выбрать путь всецелого отречения от мира – монашество. Но должна быть и альтернатива. Человек, желающий стать священником, должен иметь право создать семью. Родить и воспитывать детей в вере и благочестии, передать им свое горение и любовь к Богу.
…В душную августовскую ночь 352 года папе Либерию I и богатому римлянину Джованни Патрицио явилась во сне Богородица и повелела построить на том месте, где назавтра выпадет снег, церковь. Это казалось невозможным¸ но на следующее утро на Эсквилинском холме лежал снег. Это было чудом, которое вошло в анналы истории и подвигло благочестивых римских энтузиастов на строительство храма в честь Божией Матери. Церковь сменила базилика, построенная в 440-х годах папой Сикстом III и посвященная Богоматери.
Затем – перестройки и, наконец, нынешний храм.
Входим под прохладные своды Санта Мария Маджоре, этого удивительного храма. Идет месса. Пожилой кардинал сидит в кресле, а над ним – чудесная икона Богоматери, прозванная «Спасение римского народа». Эта икона была написана в Византии в 6-м веке, и вот уже полторы тысячи лет она хранится в Риме как великая святыня.
Спускаемся в углубление пола и оказываемся перед другой святыней: дощечками яслей Христовых, доставленными в Рим крестоносцами.
Всего несколько часов во Флоренции, сказочном городе, где хранится удивительная святыня – глава св. Иоанна Златоуста. Нетрудно догадаться, о чем молились мы, священники паломнической группы, лобзая эту главу, – о даре слова, о даре рассуждения и богословствования.
Каждый посетитель Рима, конечно, взбирался по высокой и узкой лестнице с истертыми тысячелетними ступенями на Капитолий. Здесь фотографируются молодожены, перекусывают и дремлют студенты, конечно, много туристов. Но, несмотря на суету сегодняшнего Капитолия, невозможно не вспомнить, что именно здесь, в сердце языческой империи, Бог, еще за полвека до рождения Спасителя мира, предупредил об этом людей. И не простых смертных, а сильных мира сего. А было это так:
Во многих религиях, культурах было ожидание примирения с Богом и ожидание избавления от греха и смерти.
Рим в своем историческом предании также зафиксировал множество удивительных пророчеств и прозрений, которые свидетельствуют о высоком градусе мессианских ожиданий. Но особняком стоит совершенно удивительное, точное, практически ветхозаветного уровня, пророчество языческих прорицательниц Сивилл.
Прославляемый за гражданский мир, благоустройство Римской империи и прочие добродетели, император Август обращается к пророчице Сивилле с вопросом: имеет ли он право на титул «божественный», который ему хотят присвоить сенат и народ Рима. «Ты желаешь знать, есть ли на земле кто-нибудь, стоящий выше тебя? – спросила Сивилла и указала на солнце. – Смотри! Видишь Жертвенник Небесный?!» Император поднял глаза и увидел «в златовидном сиянии» Деву с Младенцем на руках. А Сивилла продолжала: «С неба сходит Царь веков, Сия Дева зачнет и родит Спасителя мира, и это Дитя выше тебя! Поклонись Ему!». Император преклонил колена пред Младенцем и отказался принять титул «божественного». Было это 25 декабря на Капитолийском холме в Риме в тот самый день, в который впоследствии будет установлено празднование Рождества Христова.
Можно сколь угодно говорить об исторической достоверности и точности этого предания, однако несомненно известно, что восходит это предание к дохристианским временам. И что еще до Рождества Христова Август воздвиг Алтарь Неба (Ara Coeli) с надписью: «Жертвенник перворожденному от Бога» (Ara Primogeniti Dei). Современника Августа, поэта Вергилия, это предвестие Рождества вдохновило на знаменитые строки о Деве, имеющей родить Младенца, с которым век железный кончится и всему миру явится век золотой:
Вот и последний истек из веков предреченных Сивиллой;
Снова пришла череда величия полных столетий:
Дева спускается в мир, близится царство Сатурна;
Время с высоких небес новым придти поколеньям.
Ты же рожденью Младенца, что с веком железным покончит,
И возвестит всему миру века приход золотого,
Радуйся…
(Буколики. Эклога IV— перевод А. Шерина)
В первые века христианской эры на развалинах языческого Алтаря Неба был устроен монастырь в честь Богородицы, явившей миру Божественного Младенца. Затем монастырь был упразднен и на его месте построена просторная церковь, названная Санта-Мария-ин-Арачели. Сюда поместили чудотворную икону Богородицы византийского письма, известную в Риме как «Мать Небесная» или «Алтарь Неба». Образ этот был прислан в Рим в VIII веке святителем Германом, патриархом Константинопольским, спасшим от еретиков-иконоборцев многие христианские святыни. Считается, что в эту церковь чудотворный образ Богородицы попал около 1100 года, то есть находится в этих стенах уже более девятисот лет.
Почитание пребывающей в ней чудотворной иконы особенно усилилось после того, как она помогла избавлению Рима от ужасной эпидемии чумы 1348 года, прекратившейся, когда икону начали носить в Крестных ходах по улицам Рима. В знак благодарности Богородице за избавление от чумы была построена крутая мраморная лестница из 124 ступеней, ведущая к главному входу в церковь.
И всякий раз, когда наступало время очередной беды, на чудотворной иконе в церкви Санта-Мария-ин-Арачели появлялись слезы. Известно, что в XV веке этот образ хранился за особой завесой, под замком, и только в ночь накануне праздника Успения Богородицы икону торжественно проносили по городу.
С левой стороны от главного алтаря в саркофаге хранятся мощи св. Равноапостольной императирицы Елены, матери св. Константина Великого. Трепетно молились мы у мощей святой Елены, благодаря которой было обретено столько святынь в 4-м столетии, и в первую очередь – святыни в Святой Земле. За ее подвиги и духовные заслуги Господь удостоил св. Елену чести быть похороненной на том самом месте, на котором император Август сподобился небесного пророческого видения. Напоминает об этом надпись на латинском языке, которая пущена по куполу, накрывающему гробницу св. Елены: «Жертвенник этот, именуемый Небесным, сооружен, по преданию, на том самом месте, на котором император Август удостоился видеть Пресвятую Деву Марию, Матерь Божию, на небесах, в златовидном сиянии, держащую на пречистых руках Своих Предвечного Младенца».
Поддельные святыни
Несколько десятилетий назад католики произвели «инвентаризацию» святынь. Какая-то часть святынь была признана поддельной, другие – получили «сертификат подлинности». Может быть, в 1950-е – 1960-е, время технических инноваций, Католическая Церковь думала, что выявление подлинных святынь будет своего рода успешной «рационализаторской идеей», которая сделает деятельность Католической Церкви более эффективной. Эти темы вызывали интерес и разговоры…
Сегодня это не очень всех интересует. Электрические лампочки в храмах перед иконами, введенные по последней моде в 1950-е, опять заменили на свечи. Сертификат подлинности святынь тоже никто не проверяет. Люди молятся и получают по своей молитве. Получают вне зависимости от подлинности святыни.
В Лорето существует «домик Божией Матери», некогда принесенный крестоносцами из Палестины во время Крестового похода. Насколько он подлинный? Строили ли из кирпича в бедном селенье Назарете? откуда спустя тысячу лет крестоносцам стало известно, что это именно тот самый дом Богородицы? как он вообще мог простоять тысячу лет от первого века до крестоносцев? У ученых есть большие сомнения в том, что это дом Божией Матери, но независимо от того, подлинная ли это святыня, или просто средневековая реликвия, по молитвам паломников перед домиком происходят чудеса. Чудес так много, что при храме издается журнал, в котором фиксируются случаи чудесной помощи Богоматери в Лорето.
Есть святыни, про которые можно достоверно утверждать, что это подлинные останки святых. Но есть святыни, происхождение которых точно неизвестно. Но удивительно, что чудеса происходят и при молитве к этим святыням.
Паломнику важно помнить: Бог не связан историчностью каких-то материальных вещей. Господь подает благодать не в зависимости от подлинности святыни, а в зависимости от открытости сердца верующего, его готовности принять благодать, встретиться с Богом.
Представим, что нам дают вещь, про которую говорят, будто бы она принадлежала нашему близкому, любимому человеку. И мы эту вещицу окружаем любовью, осыпаем поцелуями, бережно храним. Какая разница – подлинная ли это вещь, или нас ненароком, а то даже и злоумысленно, ввели в заблуждение? Согласитесь, для нашей любви в этом нет никакой проблемы. Вот так же и в отношении святынь. Господь принимает нашу любовь и чувства, лишь бы это было искренне, от сердца. И подает нам помощь и благодать.
Посетить Рим и не посетить собор св. Петра, кажется, невозможно. Самый большой в мире христианский храм. Внутри – целый мир. Кто-то склонился в молитве перед древней статуей Ап. Петра, кто-то застыл у входа в крипту, где хранятся его мощи, другие туристы разглядывают знаменитую «Пьету» Микельанжело.
С одной стороны, этот собор из-за грандиозных размеров как-то не ощущается как храм, здесь трудно молиться. С другой же стороны, ощущаешь, что грандиозность эта вдохновлена любовью к Богу. Это сегодня за амбициозными проектами стоит желание горделивого человека показать свою мощь, власть, амбиции (сталинские высотки, современные небоскребы и проч.). Но когда в древности закладывалось здание, которое должно строиться 100 или 200 лет, в основе все же лежали не амбиции (кто вспомнит о папе, который придумал построить это здание 200 лет назад, скорее, будут прославлять того, при ком здание достроили, освятили), а любовь к Богу.
В последнее столетие люди открыли для себя… мир витражей. Для рассматривания витражей стали использовать бинокли (их выдают напрокат в лавках при соборах), подъемные аппараты, фотографии уникальных витражных стекол. Ученые задумались и были поражены. А ведь авторы витражей, которые делали свои стекла 500-800 лет назад, не могли рассчитывать на то, что их работу увидят вблизи. Витражи будут помещены на десятки метров вверх, в окна готических соборов. Из людей их никто больше и не увидит. Из людей – да, но Господь, святые, Ангелы – увидят.
Вот и работал древний мастер в прямом смысле не за страх, а за совесть, иногда до нескольких лет своей жизни тратя на один витраж. Даже рассматривая вблизи эти витражи (многие вынуты со своих мест и экспонируются в европейских музеях), поражаешься, насколько тщательной, филигранной была эта работа.
Вот так же, как и в случае с витражами, в прежние века на строительство грандиозных храмов людей вдохновляла любовь к Богу и стремление сделать что-то такое, что оправдает твою жизнь перед Богом, что спасет твою душу.
Не только римские папы и кардиналы, зодчие и меценаты руководствовались этим принципом, но и простые рабочие. Они также делали свою работу ответственно и качественно, потому что от этого зависело самое главное – спасение их души.
Во всем – тщательность, роскошь, вкус…
Ну и, конечно, невозможно не поклониться в Риме мощам св. Апостола Павла.
Посещение этого собора во время пребывания в Риме нашей группы паломников не обошлось без некоторого казуса.
Оставался последний час нашего пребывания в Риме. Мы, то есть несколько десятков паломников, – в автобусе. Экскурсовод говорит: «Осталось очень мало времени, поэтому мы должны сделать выбор, куда мы едем: или в русский храм святой Екатерины, или в собор Ап. Павла, где его мощи». Паломники задумались.
Микрофон попросила одна из наших паломниц. Она написала книгу о вилле Абамелек, на территории которой был построен несколько лет назад храм св. Екатерины, и вот теперь она решила взять ситуацию под контроль:
– Кусочек Родины, частица матушки России в Риме, храм нашей любимой святой Екатерины с ее мощами…»
Паломники загудели: едем в храм святой Екатерины…
– Дайте, – говорю, – микрофон батюшке (запрещенный клерикальный прием – пользоваться преимуществами сана:-). Братья и сестры! При чем тут частица матушки России? Да мы завтра будем в России. Вы что, никогда не видели современного православного храма? А тут собор Ап. Павла, Павла, послания которого мы читаем каждый день на Литургии, великого Павла, который формировал наше богословие, который полмира обошел и ко Христу обратил. Кстати, про мощи св. Екатерины спекулировать не будем. Ее мощи – в Египте, в монастыре у горы Синай. А здесь – частица! А частицы мощей св. Екатерины есть и в Петербурге.
Народ загудел: едем в собор Ап. Павла.
Микрофон снова взяла наша спутница – автор книги:
– Братья и сестры, просто загляните в свои православные сердца. Едем мы в католическую церковь – или в нашу родную, православную, частичку нашей любимой Русской Православной Церкви?..
– В русскую, едем в русскую, православную! – зашумели паломники.
– При чем тут православная и католическая? – остановил я споры. – Апостол Павел жил в первом столетии, когда Церковь была едина. Он не просто один из святых, учение Ап. Павла является основанием, фундаментом нашей веры…
– Батюшки приняли решение!» – хлопнула в ладоши экскурсовод. – Едем к Ап. Павлу.
Автобус развернулся и поехал в сторону собора Ап. Павла. Наша писательница перешла из середины автобуса и села рядом с экскурсоводом. Они начали шептаться. Я положился на волю Божию и отказался от каких бы то ни было дальнейших выступлений.
Экскурсовод объявила:
– По просьбе наших паломников мы все же едем в храм св. Екатерины».
Отец Сергий, сидевший рядом со мной, крякнул и стукнул ладонью по колену:
– Католичество погубило папство, а православие погубит бабство!
На ближайшем светофоре наш автобус развернули: шла подготовка к празднику юбилея Рима, и часть города была перекрыта.
Экскурсовод:
– Таким образом, мы вынуждены ехать в собор Ап. Павла, извините.
Бари
Огромной радостью для нас явилась и встреча со святителем Николаем Чудотворцем и Литургия, в которой мы приняли участие.
Перед тем, как приехать в Бари, нам пришлось сделать остановку на ночь в Мол ди Бари, городке, находящемся в 20 километрах от самого Бари. Это портовый город, печально славящийся неблагополучной криминальной обстановкой. С другой стороны, даже несколько часов пребывания в городе познакомили нас с «другой» Италией, провинциальной, непарадной.
Рано утром мы выехали в Бари, в город, в котором вот уже тысячу лет почивают мощи святителя Николая. Прохладный воздух и карканье ворон, антенны, соперничающие с крестами, и радость от прикосновения к святыне. Написал «радость», а потом перечитал и подумал: нет, тут не просто радость, тут ощутимое переживание токов благодати. Если благодать может быть концентрированной, ощутимой, зримой, то тут как раз такое место и переживание.
От многих мощей святых подвижников истекает миро – иногда маслянистая, иногда подобная воде жидкость. Гробницы, в которых покоятся мощи, периодически вскрывают и вычерпывают миро. Его разбавляют водой или маслом и дарят на память паломникам или продают в церковных лавках.
Иногда мира немного (мощи святителя Николая сегодня источают около 200 граммов мира в год), иногда значительно больше. Гробницу с мощами св. Апостола Андрея Первозванного открывают 6 раз в году, чтобы вычерпать миро, так много его появляется.
Что это, спрашивали меня паломники неоднократно по ходу нашего путешествия? В самом деле, почему Господь установил такое явление? Почему подвижники по милости Божией получили от Бога благословение источать миро? Подумалось вот что: а ведь это зримый знак, своего рода символ любви Бога и святых к нам. Невозможно любовь пощупать, измерить, подержать в руке… Но человеку, состоящему из души и тела, так хочется видеть и ощущать зримое воплощение этой любви. И вот тогда происходит чудо, феномен истечения мира. Каждый из нас видит, осязает, наносит на лицо, благоговейно кладет на язык каплю воплощенной, из иного мира, с Небес явленной любви. Это нам «послание», «письмо» Оттуда, с Божьих Небес.
В лавке при храме святителя Николая продаются флакончики со святым миром от мощей (разбавленным святой водой). В музее, или правильнее сказать – реликварии (там хранятся реликвии, по-нашему – святыни), при храме собрана большая коллекция бутылочек для чудесного мира разного времени.
Известны были флаконы с миром от мощей св. Николая и на Руси. В начале XVII века между Россией и Тосканским герцогством велись переговоры об установлении торговых связей, и в июне 1602 года царь Борис направил с московским посольством грамоту – разрешение на торговлю, а также «мягкую рухлядь» (соболей).
12 мая 1603 года, в качестве ответного дара, тосканский герцог Фердинанд I послал русскому царю «святую воду», «которая чудодейственно исходит из тела св. Николая» и является чудодейственным средством от всякой болезни.
Это было в начале XVII века, а в конце того же столетия «манну» от мироточивых мощей получили и члены посольства графа Б.П. Шереметьева, побывавшие в храме св. Николая. «Сказывали оныя церкви патры (отцы), что де того мира от мощей его чудотворных истекает из всех членов премножество, которого мира всем дают неоскудно великие сосуды; и боярину и братьям его, и при нем бывшим онаго святаго мира наполнили многие сосуды».
Сегодня флакончики со святым миром продаются в церковной лавке. Есть бутылочки, украшенные искусной росписью, есть совсем простые и недорогие стеклянные флакончики с вытесненным барельефом святителя. Так же было и с давних времен. Интересно, что в старину была и еще одна «услуга». Можно было купить флакончик, кому какой нравится и какой подойдет по средствам, и обратиться с просьбой наполнить его святым миром. Наполнялись миром скляницы бесплатно.
Русский паломник В.Г. Барский, посетивший Бари в 1724 году, так описывает этот процесс: «Суть тамо близу церкви комори четири (четыре каморки, лавки. – прот. К.П.), продающие сосуди шклянние, различнаго вида и образа, имущие на себе икону святителя Христова Николая изображенную; суть же неции зело малии сосуди, неции зело хитростне и лепотне созданы, яко дивитися в истинну. Сосуди же они великии продаются праздни (пустые. – прот. К.П.), ради взятия мира святаго Николая, от мощей его истекающего, которое от церкви его раздавается всем требующим. Неции же сосуди, иже зело малы, наполнении з миром, продаются и запечатани крепко, от них же аз купих неколико сосудец наполненних и два праздних и идох и наполних их в церкви».
Сегодня, получив святое миро, мы наносим его на лоб, на больные части тела. Есть свидетельства того, что его принимали и вовнутрь, как великую животворную святыню. Вот что сообщает русский паломник, посетивший мощи святителя Николая в 1886 году: «Месса идет часа два, после чего по желанию поминают усопших, прикладываются к раке, в глубине которой покоятся самые мощи; часть их едва видна. В крышке гробницы сделано овальное в 6 кв. вершков отверстие; здесь укрепляется пастором свеча, лишь немного освещающая внутренность гробницы. Почти на аршин ниже видно древнее потемнелое облачение святителя. Затем пастор по желанию достает св. миро, т.е. воду, для сего берет жезл с губкой и влагает в отверстие, где св. мощи, и, вынув обратно, выжимает уже из губки на приготовленное блюдечко миро. Затем дают пить, сливают остальное в особые стклянки и позволяют увозить с собою».
Мы молились и причащались, а потом гуляли по Бари. Хлопают парусами пеленки с бельевых веревок, из окон несется гул футбольного матча, из таверн – головокружительные ароматы… Покидали мы этот удивительный Бари переполненные эмоциями.
Вся наша поездка была насыщена святынями, вся прекрасна, все в ней как будто происходило на пересечении земных и Небесных путей. В один из дней нашего путешествия мы отправились в город Салерно, в город, в котором почивают мощи св. Апостола и Евангелиста Матфея.
Маленький южный городок, в котором любимым местом прогулок является набережная. Перекореженные оливы, пыльные пальмы, местные жители, с сигаретой сидящие на пластиковых стульях у своих подъездов… По кривой улочке пробираемся к древнему собору Ап. Матфея – сердцу Салерно. По пути лавка, с потолка которой свисают окорока и такой запах, что некоторые из наших пилигримов отстают и ныряют туда.
Наконец мы у собора. Воркуют голуби, у храма и в самом прохладном храме никого нет. Здесь покоится тело св. Апостола и Евангелиста Матфея…
В этот же день мы отправились в горы, в городок Амальфи, к мощам св. Апостола Андрея Первозванного.
Впечатление от Амальфи – солнечное настроение и лимонный запах. Этот городок находится на побережье Неаполитанского залива. Здесь выращиваются, наверное, самые большие лимоны в мире, величиной с небольшую дыню. В каждом саду лимоны, по бокам дороги выставлены корзины с лимонами, и от этого окрестности благоухают лимонным ароматом. И из этих лимонов уже многие столетия делают лимонную настойку – лимончелло. Сочетание душистой лимонной настойки, удивительной природы, головокружительных пейзажей, теплого и доброго моря (все-таки не открытое море, а залив) делало эти места привлекательным местом отдыха для людей во все времена. Сегодня там дорогие отели, но отдыхать сюда приезжали люди и тысячелетия назад. И не всегда с достойными и чистыми намерениями. На это намекают фрески на домах, построенных по пути в Амальфи.
19-й и 20-й века – время, когда люди стали отпадать от веры. Причин тому много. Это и научно-технический прогресс, который облегчил и продлил жизнь человека и позволил не выживать, а жить, причем жить в свое удовольствие. И научные открытия, которые, казалось, доказали, что мир – это бездушный механизм. И многое другое. В бурном 20-м веке, с его научно-техническим прогрессом, со стиранием границ для общения и обменом информацией, что привело к переосмыслению отношений между культурами и религиями, с колоссальным желанием людей жить в будущем, «в завтра», строить дома и разбивать огороды на других планетах, с чем, например, обязательному языку католического богослужения – латинскому – было явно не по пути, католичество стало резко отставать от жизни. И тогда Католическая Церковь идет на большой шаг – созыв поистине революционного собора, который получил именование Второго Ватиканского. Он происходил в 1960-е годы.
Многие резолюции собора так и не были воплощены в жизнь, многое оказалось перегибом, но собор свое дело сделал. Он приблизил Католическую Церковь к современному миру. Месса была сокращена, было предписано служить ее на национальных языках, а не на латыни, многие службы были вообще убраны из списка обязательных. Собор сформулировал более открытую позицию Католической Церкви к иным конфессиям и верам, в жизни Церкви миряне стали принимать более активное участие, были наведены мосты между католичеством и современной наукой.
Модернизм в богословии и церковном обряде сыграл свою роль в том, что Католическая Церковь оказалась интересна молодежи 60-х – 80-х. Но время, начавшееся со второй половины 80-х, – это время отказа от «подростковых» протестных настроений. Это время возвращения к традиционным культурным формам. Из католических храмов исчезают модернистские картины, скульптуры, какие-то андеграундные предметы культа.
Сегодня лишь изредка можно увидеть в храмах вместо настоящих свечей – электрические (бросил монетку – загорелась на несколько минут – ноу-хау 1950-х годов), нечасто встречаешь авангардное распятие или икону в стиле кубизма. Да и священники носят обычную прическу, а не в панк-стиле, как бывало в 70-е – 80-е.
Сегодня редко что говорит о модернистских волнениях 60-х годов, в храмах благоговейно и чинно. Совершим небольшое путешествие по ним.
Последний день пребывания в Риме был связан с посещением удивительного античного городка Остии, некогда заброшенного и погребенного под илом и землей, а в последние десятилетия раскопанного.
Было странно бродить по мертвым горячим плитам города, где некогда бурлила жизнь. Мостовые прекрасно сохранились до наших дней, от домов сохранились стены. То тут, то там находки, которые для нас оказались подлинным сюрпризом. Вот древняя таверна. Здесь сохранилась барная стойка, за стойкой – каменные полки, на которых можно представить себе кувшины с горячительными напитками на выбор, а также образцы блюд. На стене, на фреске – древнее меню. Тут же печь, на которой готовят заказанные блюда. Проходишь в глубь таверны и попадаешь в дворик с каменными скамьями. Столы (видимо, деревянные) не сохранились, но ты прекрасно представляешь себе, как посетитель садился на каменную скамью и угощался под журчание фонтана (он в середине дворика) глиняной кружкой вина, пока на кухне жарили рыбу. Остия – морской городок, и бесчисленные мозаики на полах изображают рыбацкие сети, наполненные рыбой, осьминогами, креветками, омарами. Удивительно, но в глубине кухни есть чуланчик с дверью – туалет для посетителей. Над темной выгребной ямой устроено каменное седалище с отверстием. В общем, это древнее кафе не сильно отличается от нынешних.
Вот мы стоим перед языческим храмом, а повернувшись, на противоположной стороне улицы видим развалины древнехристианской базилики 4-го века. Это не экуменизм, ибо экуменизм подразумевает общение и стремление к единству, а у христиан с язычниками никакого единства быть не может. Но разве это и не явное свидетельство терпимости древних христиан к людям, еще не познавшим Истину? И как можно было относиться к ним, заблуждающимся язычникам, если они, возможно, члены твоей семьи, родственники, соседи… А значит, и метод обращения язычников в христианство – не репрессии, не давление, но только личный пример. Если христианство, которое горит в тебе, есть свет, то на этот свет слетятся отовсюду.
Прохожу в алтарь храма первохристианских времен. Молча молюсь, вдыхая запах полевых цветов и травы, которая пол древнехристианского храма превратила в мягкий ковер.
Рим – удивительный город: древности здесь согреты теплом продолжающейся жизни. Люди пьют из фонтанов, установленных при Юлии Цезаре, гуляют по тротуарам, выложенным до нашей эры. Остались древние здания, но нет тех людей, исчезла та одежда, те украшения, та посуда, все то, что сопутствует человеку в определенную эпоху. Благодаря археологическим раскопкам что-то обнаруживается и в прямом смысле извлекается из земли на Божий свет.
Меня всегда интересует человек в многообразии его проявлений: действований, мыслей, чувств… Тем более драгоценным было прикосновение к элементам культуры, жизни и веры древних людей. На витрине музея – простенькая глиняная лампада, но легко представить, как ее брали в руки, зажигали, как при ее свете ужинала семья бедного ремесленника… Мы смотрим на чашу для причастия 4-го века и можем мысленно перенестись в римскую базилику и услышать «Аллилуиа» древнеримских христиан. В большом количестве в раскопках находят глиняные и стеклянные фляжки для святой воды. Легко представить, как из родников, бьющих в святых местах (на месте явления Христа или Богородицы, на месте мученического подвига и проч.), римляне набирали воду и пили ее во освящение души и тела. Чтобы всякая скверна покинула их, чтобы бесы, которые, подобно бактериям, наполняют воздух, не имели к ним доступа.
Конечно, посетив Рим, невозможно не посетить прекрасный Ватиканский музей.
Читаю книгу одного из моих любимейших богословов, современного английского богослова Николаса Томаса Райта: «Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве».
Не могу удержаться, чтобы не сделать выписку: «Зачем нам дадут новые тела? Как думали первые христиане, новые тела нам понадобятся для того, чтобы мудро управлять новым Божьим миром. Можно забыть привычные образы о праздных людях, перебирающих струны арф. Там будет работа, которую надо делать, и она должна нам понравиться. Все умения и таланты, которые мы поставили на службу Богу в этой жизни, – а может быть, также и те интересы и склонности, от которых нам пришлось отказаться, потому что они мешали нашему призванию, – возвратятся к нам в облагороженном и обогащенном виде, чтобы мы использовали их для его славы. Это, быть может, самый таинственный и меньше всего продуманный аспект жизни по воскресении. Однако Новый Завет несколько раз говорит о «царствовании» Божия народа, и мы не вправе думать, что это просто пустые слова. Если Библия утверждает, что Бог замыслил обновление всей вселенной, то нам предстоит огромная работа и ответственность за новые проекты. Если воспользоваться образами первоначального творения из Книги Бытия 1 и 2, то сад надо будет поливать, а животным дать новые имена. Конечно, все это только образы, но, как любые слова о будущем, они служат лишь указателями для великой реальности – о которой большинство христиан почти или совсем не задумывается».
Или еще одну: «Похоже, небо и земля не были созданы для того, чтобы навеки разлучиться, когда дети небес будут спасены от этого порочного мира. В то же время, это не просто два разных взгляда на вещи, как думают некоторые пантеисты. Нет: они различны, эти отличия радикальны; но в то же время они созданы друг для друга, так же, как созданы друг для друга (эту мысль передает Апокалипсис) мужчина и женщина. И когда они, наконец, соединяются, это повод для радости, подобной радости свадьбы. Брак указывает на предназначение всего творения: что противоположности были созданы Богом для воссоединения, а не для соревнования; что последнее слово остается за любовью, а не за ненавистью; что Бог хочет видеть не стерильное творение, но творение, приносящее плоды».
Эту книгу надо читать и думать над ней. Большая часть книги посвящена осмыслению важнейшего пункта нашей веры, учению о воскресении мертвых.
Почему, когда я говорю об этом людям (например, в проповеди после отпевания), их лица становятся скучными? Не верят! Еще в жизнь души после смерти можно поверить, но что мы воскреснем?.. А между тем это важное утверждение нашей веры. После смерти человек лишь временно пребывает без тела. В будущем мы будем воскрешены из мертвых и обретем новые тела.
Подробно пишет об этом и Николас Томас Райт: «Первые христиане верили не просто в некую форму жизни после смерти; они практически никогда не говорили о том, что «мы умрем и попадем на небо» …если же они и говорили о посмертном пребывании на небе, они видели в такой небесной жизни временную стадию, предшествующую окончательному воскресению тела. Когда Иисус говорит разбойнику, что тот ныне же будет с ним в раю, этот рай не является местом их окончательного предназначения, как это ясно показывает следующая глава Луки. Скорее рай – это прекрасный сад, где верный может отдохнуть до воскресения. Когда Иисус говорит, что в доме Его Отца много обителей, он использует слово mone, которое указывает на временное пристанище. Когда Павел говорит, что он желал бы уйти и быть со Христом, ибо это гораздо лучше, он и в самом деле думает о блаженной жизни с Господом сразу после смерти, но это только прелюдия к воскресению. …Нужно сказать, что первые христиане строго придерживались идеи двухэтапной будущей жизни: сначала смерть и то, что начинается непосредственно после нее; потом же новое телесное существование в заново воссозданном мире».
…Мы гуляем по Вечному городу, и в один из дней, ранним утром, я отправился на метро, автобусе к знаменитым Римским катакомбам. Прикоснуться к подземным гробницам древних христиан, вдохнуть воздух этих казематов, в которых в эпоху гонений совершались по ночам богослужения и где погребали мучеников.
Петербург встретил хорошей погодой и… вечным российским сюрреализмом. При въезде в город нашу машину останавливает сотрудник ДПС. Руку к козырьку: «Капитан А.! О, это отец К.! Вы мою дочку крестили. Это, благословите». Снимает фуражку и складывает руки лодочкой. Благословляю из окна. «Счастливой поездки!»
При входе в парадную лежит растоптанный противогаз. Чистые стеклянные окуляры противогаза отражают облака в небе. Что здесь происходило в наше отсутствие? Какие такие учения, мобилизация.
И первая СМС-ка на российской земле: «Отец К., простите, что беспокою, но скажите, когда вы в Троицком будете? И если Вас плачущие девушки не раздражают, я бы пришла… Извините, Л.»
Попадаю в наш родной мир. Мир, который часто не понимаю, но люблю и приемлю.
30 мая 2010
Читаю интервью архиепископа Иоанна Шаховского, данное им незадолго до смерти. Как точно, совершенно так же думаю и чувствую и я!
«Кого из светских писателей больше всего Вы любите? Кто Вам еще «нужен»? Или уже «литература» Вам органически не нужна?
Самый вопрос этот раздвигает занавес, за которым скрыто общее отношение верующих к литературе духовной и светской (художественной, научной). Покаюсь вам, я лишь условно и «инструментально» делю литературу на «религиозную» и «светскую». Все, что мы, люди, в этом мире пишем, все это (хотим мы того или не хотим) имеет отношение к богословию нашей веры. Даже антирелигиозники тоже собрание «богословов». Ведь сказать, что «Бога нет», это, конечно, тоже форма богословия и слова о Боге. Мир богословствует, даже когда молчит о Боге и изгоняет Божию святыню из человечества. Я склонен считать и светскую литературу (в которую я с детским «вдохновением» входил в 20-е годы, как читатель и писатель) родом богословия жизни и культуры. Сейчас, в дни моей старости, я понимаю лучше, что так можно думать. Суд Последний Божий, это, в сущности, Суд именно над богословием каждого человека в отдельности, и над нашей общей поэзией и прозой жизни. Нельзя никому от этого уйти! Человек несет себя чрез всякое слово свое. И чрез свое молчание. Человек (по самой природе своей и человечности), от рождения своего и, может быть, с зачатия своего, «пойман богословием», и ему дан лишь выбор между богословием верным, благодатным, и ложным, изгоняющим его от Лица Божия».
Заканчивается это интервью, данное в 1982 году, во время глухого советского безбожия, провидческим:
«Какой будет Ваш общий совет-завет русской молодежи в России?
Весной 1918 года, 15-летним мальчиком, я прибыл из Тулы в Москву для хлопот о моей матери, сидевшей в Бутырской тюрьме. В эти дни Москву облетел слух о некоем событии, случившемся у Никольских Ворот. Я тоже пошел к этим Воротам. Я увидел там толпы людей. Большая икона святителя Николая Чудотворца висела над Воротами. Она была занавешена красной материей. Материя была прибита гвоздями к краям иконы и закрывала ее всю. И вот, в этот тихий солнечный день москвичи увидели, что эта красная материя, закрывавшая икону, во-первых, разорвалась сверху донизу; и далее, полоски материи стали, как ленточки, отрываться от иконы сверху вниз и падать на землю… Я стоял среди благоговейной и сосредоточенной толпы. Икона, на глазах у всех, очистилась совершенно от красной материи, ее закрывавшей. И вдруг, я услышал позади себя выстрелы, один, другой, третий. Я оглянулся и увидел парня в солдатской одежде. Он стрелял из ружья, метя в икону. Лицо его было типично русское, крестьянское, круглое, с напряжением, но без всякого выражения. Очевидно, он, исполняя чье-то распоряжение, стрелял в икону Святителя. Метки от пуль его оставались на иконе, уже ничем не закрытой. Оставались только маленькие кусочки красной материи по краям иконы, где были гвозди.
Я видел, как в своей одержимости грешная Русь расстреливала свои святыни, а Русь святая молитвенно созерцала чудесное знамение Божией силы над миром.
Дело не в подробностях этого и других явлений, а в том, что все, что мы видим в мире, есть откровение двух сторон жизни. И, я думаю, все люди, старые и молодые, призваны выбрать ту или иную сторону пред Небом, где начинается вечность. Третьего пути нет».
И не могу не привести случайно попавшееся на глаза стихотворение Алексея Степановича Хомякова, русского мыслителя первой половины 19-го века. Написано о России и как будто о сегодняшней, стоящей на перепутье:
В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена;
Бездушной лести, лжи тлетворной
И лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна.
О! Недостойная избранья,
Ты избрана. Скорей омой
Себя водою покаянья,
Да гром двойного наказанья
Не грянет над твоей главой…
5 июня 2010
Поздняя ночь, разбираю письма, поступившие по почте: обычной и электронной. Столько боли и горя у людей, как хотелось бы обнять всех, утешить, сказать и сделать такое, чтобы человек обрел дыхание.
И мысль: почему мы такие злые? Жестокие, глупые и злые?.. «…Мне было 5 лет, мама с папой выясняли отношения в комнате, мы с братом убежали в коридор и сели на стулья, потому что слушать крики и смотреть, как они дерутся, было невозможно. Через какое-то время папа вышел, взял нас очень грубо в охапку, принес в ту комнату и бросил на пол. Они снова начали ругаться, а потом драться, мы снова убежали, он снова вернулся, и так много раз. После этого он нас посадил на кровать к маме и ушел, мама сказала, что он за топором пошел, чтобы нас убить. Это было жутко, я до сих пор на топор спокойно смотреть не могу. Эта ночь очень сильно отпечаталась в памяти, примерно до класса 9-10-го я не могла вспомнить о ней и не зареветь, заново все проживая. Папе я больше не доверяла и не чувствовала его своим отцом. Я перестала играть с детьми, в детском саду сидела весь день на стуле и смотрела, как играют другие. Не знаю, как объяснить, я знала, что кто-то может меня обидеть во «внешнем» мире и была готова защищаться, но то, что насилие мог совершить кто-то из «тыла», из самых близких мне людей, которым я безоговорочно доверяла и любила я не могла пережить и понять, а потом простить. Я уже не жила, я смотрела на жизнь со стороны. В школе друзей у меня не было, и сейчас нет. От мамы я слышала постоянную критику всех моих поступков, действий, высказываний, ее раздражало, даже мое присутствие, я все всегда делала не так. Постоянно ругалась на меня за то, что я ничего не делаю и не умею, но на мои попытки предложить что-то сделать она опять говорила, что я все медленно и плохо делаю, что я порчу все, к чему прикасаюсь, что лучше для нее, чтобы я ничего не делала, чем за мной потом исправлять, что я ей всегда мешаю, что она все для меня делает, а я неблагодарная сволочь, такая же, как мой «папаша»…»
Прости, дорогая N, за то, что без спроса привел кусочек твоего письма. Но как сделать, чтобы люди опомнились? Перестали сеять в семьях боль и страдание? А ведь если бы каждый начал с себя, боли и страдания было бы меньше.
Кто-то, слава Богу, это понимает. Из письма другой моей знакомой:
Ах, как много любви,
Ах, как много любви.
Она в наших детишках
И в нашей крови.
Она в кошкином сне,
Она в каплях дождя,
Она ждет и зовет,
За рукав теребя.
Ею воздух наполнен,
Жилье и зверье,
Только мы как-то мимо
И все про свое.
Сторонимся объятий,
И слез, и бесед,
А она, хоть и тенью,
Идет нам вослед.
«Мое бремя легко, приходите ко Мне…»
Ах, как много любви,
Только мы, как во сне…
10 июня 2010
Простая женщина из молдавской деревушки: «Я раньше не могла поверить в Бога. Как это, нас столько, а Он – Один. Мы как муравьи, как же Он может про всех все знать, это невозможно. И знаете, когда поверила? Когда появились мобильники. У каждого телефон и в телефоне столько всего разного. И интернет, и игры, и связь. А в небе летает и всем управляет железная штука, спутник. Так разве, подумала я, Бог не сильнее, чем эта железяка, которая одна держит связь с миллионами людей?..»
Поистине, простые люди отвечают на вопросы, о которые спотыкаются мудрецы.
11 июня 2010
Когда я говорю с молодыми людьми о морали, нередко слышу: «Да сейчас все так живут…» «Не все, не все!» – отвечаю я Полчаса назад разговаривал с девушкой, зашедшей в храм помолиться перед поездкой к бабушке на юг. Четырнадцать лет, Василиса. Удивительная светлая душа. Поет в храме у бабушки в деревне, помогает на приходе с детьми и стариками. Душевных сил хватает и на то, чтобы поддерживать маму, находящуюся в депрессии (отец бросил), и на то, чтобы быть примером для сверстников. Беседуя с ней – держится просто и кротко, – залюбовался. Спрашивает:
– Простите, пожалуйста, батюшка, не будет с моей стороны дерзостью еще у вас что-то спросить?
– Слушаю.
– Мне приснился странный сон и стоит перед глазами уже долгое время. Очень яркий сон. Я знаю, что Церковь учит снам не верить, и я не верю, но я хочу понять, этот сон от Бога или от лукавого.
Снится мне распятый наш Господь Иисус Христос. Голова Его склонилась. Я стою рядом и вижу на лбу у Господа капли пота. Я беру платок и вытираю пот. И тут Он поднимает глаза на меня, а они светятся, и в них такая любовь…
Говорю:
–Уверен, что этот сон от Бога. Ты, Василиса, стараешься идти по жизни путем Божиим. Господу так больно, что мало кто следует этому пути, ты ведь слышала, что было открыто подвижникам веры: наши грехи причиняют Господу боль, мы своими грехами как бы вторично Его распинаем. Но ты как раз утешаешь Христа, вытираешь Ему пот. Конечно, Господь благодарен тебе за то, что ты с Ним.
14 июня 2010
Прихожанин:
– Мне, знаете, батюшка, тут на Литургии, когда я стоял в очередь на причастие, так отчетливо показалось, что мы похожи на птенцов. Подходим к Святой Чаше и рты раскрываем и тянемся к причастию… Так птенцы в гнезде клювики раскрывают и тянутся к еде, которую им мать или отец принесли.
18 июня 2010
Отпевал старушку. Покойная накрыта красивым белым покрывалом, украшенным куполами, крестами. И вязью пущена по краям надпись: «Вечная память в наших сердцах».
Первые слова этой фразы, несомненно, взяты из чина отпевания или панихиды: «…И сотвори ему вечную память». И поем трижды: «Вечная память». Все эти слова слышали, вот и истолковали это дизайнеры фирмы, выпускающей подобные покрывала, в том смысле, что мы желаем человеку вечной памяти в наших сердцах.
А ведь в церковной молитве речь идет о другом! Мы желаем не человеческой памяти покойному, а того, чтобы Бог о нем всегда помнил, Бог его не забыл. Что человеческая память? Что человеку даже бюсты или памятники ему, если душа его пропала, отлучена от Бога, в аду… Да даже и человеческая память весьма зыбка. Ну, пройдет 100, 300 лет – и точно человек будет забыт, даже родственниками. (Говорят как об установленном социологами факте, что через 6 поколений память о человеке стирается у его потомков-родственников абсолютно, может помниться имя, но реальный человек становится абстрактным предком)
Имеет значение и цену лишь память Божия. Вот, согласно древней традиции, мы и просим Бога не забывать этого человека[1] .
Все это верующим людям известно, но вот что в этой связи вспомнилось. Часто в СМИ, враждебно настроенных против Русской Православной Церкви, говорят, что церковники в свое время (в послесталинские годы) активно молились за Сталина и возглашали ему «вечную память». Вот какие лизоблюды…
И на самом деле молились и… активно возвещали вечную память. Но именно подразумевая библейский смысл этого выражения. Как иронично один батюшка тех лет выразился: «Вечной памяти у Бога Ленину-Сталину. Чтобы Господь не забыл ни о каких злодеяниях этих негодяев и губителей России».
Мы должны помнить о зле, чтобы выработать к нему отвращение и в будущем избежать. Вот поэтому о ленинском-сталинском терроре нельзя забывать. Вечная память.
1 июля 2010
Спрашиваю прихожанку, дотоле благочестивую и прилежную:
– Почему вас так давно не было видно?
– Ой, батюшка, у меня был такой период… Я какое-то время вообще в церковь не ходила.
– Почему? – спрашиваю.
– Да я фильм посмотрела, где доказывали, что Иисус Христос был женат на Марии Магдалине, что Он не умер на кресте, а уснул летаргическим сном…
Перебиваю:
– Ну, это известный набор апокрифов и чуши, и что дальше?..
– А дальше я пошла к соседке и спросила: Где истина? что мне делать, во что верить?.. И соседка сказала: Истина в том, что у тебя есть муж и ребенок. В них и верь.
Прихожанка потупила глаза:
– Только через полгода я опять решила пойти в храм…
Этот случай – просто хрестоматийное доказательство слов Христа: Сказал также им притчу: может ли слепой водить слепого? не оба ли упадут в яму? (Лк. 6, 39). Разве не очевидно, что мир, окружающий нас, дезориентирован в отношении кумиров и ценностей. Куда идти? Кому верить? Некомпетентность в духовных вопросах, в которой горделивый современный человек не признается, маскируется самоуверенными безумными утверждениями. Незазорно признаться, что ты незнаком с астрономией, высшей физикой, но никто из журналистов и обывателей не скажет, что он ничего не понимает в духовных вопросах. Что только у Церкви можно получить внятный ответ на вопросы жизни и веры.
Говорю прихожанке:
– Ладно, вы поверили глупостям из телевизора, хотя Господь нам для того разум и дал, чтобы мы размышляли, относились к информации разумно. Но я не понимаю, почему вы экспертом по духовным вопросам посчитали соседку?.. Почему не пришли в храм, к священнику, а обратились к женщине, у которой у самой в голове каша?..
Эта зарисовка вновь и вновь нам показывает, как критичны мы должны быть к тому, что нам говорит мир и окружающие нас люди. Один уникальный документ первохристианских времен сохранил такой совет Христа ученикам: «Будьте искусными менялами». В Евангелия эти слова Христа не попали, но, как еще несколько других фраз, считаются учеными подлинными речениями Иисуса.
Иерусалимские менялы принимали монеты разных стран, монеты разного номинала и сделанные из разного материала. Нужна была внимательность и сноровка, чтобы тебя не обманули. Вот и Апостолы получают от Христа заповедь внимательно относиться к тому, что происходит вокруг, к той информации, которая поступает. «Испытывайте», «рассуждайте» – вот слова, которые очень часто адресуют христианам и Апостолы.
Если возникло сомнение, если соблазнились передачей, информацией, прочитанной в газете, – идите к священнику, идите к человеку, который разбирается в этих вопросах наверняка лучше, чем вы…
2 июля 2010
Несколько дней назад подходит прихожанка:
– Батюшка, я замечательную книгу купила. Современный молитвослов. Можно, я молитвы из него буду добавлять к своему молитвенному правилу?
– Покажите, – говорю.
Достает из сумочки и протягивает.
На обложке изображена горящая свеча и название книги: «Сборник покаяний и молитв для нового времени». Раскрываю: «…Я прошу прощения у всех людей, которых я ограничивал в проявлении своей сексуальности. Я прошу прощения у самого себя за то, что не мог, вследствие закомплексованности, раскрыть свою сексуальность и потенцию в партнерше. Я отменяю сексуальные блоки и сексуальные запреты, наложенные на меня родителями, записанные на уровне генетической информации, навязанные мне обществом и воспитанием…» Переворачиваю страницу, читаю другую «молитву»: «Я учусь любить и быть любимым. Мне нравится сексуальность и самостоятельность в женщинах. Я учусь наслаждаться и нести наслаждение женщине. Я учусь подчеркивать свою сексуальность. Я учусь видеть и развивать сексуальность в своей избраннице. Я учусь (без ложного стеснения) выражать свои чувства. Я учусь тактично предлагать интимную близость. Я учусь выражать свои интимные желания. Я разрешаю себе быть сексуальным».
Все очевидно. Этот молитвослов составлен руководителем какой-нибудь секты и составлен с умыслом. Эти молитвы, развращая человека, превращают его в легкую добычу для похотливого наставника секты. Нечто подобное было и в случае с руководителем Евангелической Русской Церкви пастором Евгением Недзельским, в 1990-х популярной в С.-Петербурге. Сначала он долго и методично внушал членам своей церкви, что вечных мук нет, что это просто красочное выражение и что любовь Бога покроет любой грех. А потом в блуд стали вовлекаться девушки и молодые женщины этой конфессии.
Этот «молитвослов» абсолютно из этой же серии. Но удивляет другое: что прихожанка, с многолетним стажем христианской жизни, сама этого не поняла.
Сегодня память Апостола Иуды (конечно, это не Иуда Искариотский, а другой, у Христа было два ученика с именем Иуда). Перечитываю его послание, и, удивительное дело, в нем говорится как раз о том же извращении веры, о том, что некоторые пользуются верой для прикрытия своих греховных замыслов. Ибо вкрались некоторые люди, издревле предназначенные к сему осуждению, нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в повод к распутству… Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, – так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть…. Говорил проповедь на эту тему. «А чтобы мы не думали, что слова Ап. Иуды относятся только к тем древним людям, что нас эти проблемы не касаются, что сегодня такого не может быть в принципе, приведу выдержки из современной книги, рекламируемой как «Молитвослов для нашего времени»», – говорю я. И зачитываю несколько фрагментов из молитвослова.
После проповеди даю приложиться ко кресту. И немолодая женщина, поцеловав крест, прищурившись от каких-то своих мыслей: «Батюшка, а где продается такой молитвословчик?..»
Поистине, людей одурачить и увлечь в ересь и разврат проще простого. И тогда и… теперь. Времена меняются, люди остаются такими же. Одни хитрыми, другие – наивными.
6 июля 2010
Одинокая семидесятилетняя женщина, наша прихожанка, собралась замуж. Замуж ее зовет сосед по даче, у которого месяц назад умерла жена. Объясняю, что элементарные законы этики требуют хотя бы один год ему провести в трауре по жене и в одиночестве. А потом можно разговаривать о браке:
– Раз вы так настаиваете…
– Целый год? – ужасается прихожанка.
– Да, – отвечаю, – год.
– Так я, старая и больная, может, через год умру…
– А зачем вам, старой и больной вообще идти замуж? Может, в таком возрасте лучше готовиться к миру иному?
Качает головой, не согласна ждать год.
– А если мы с ним жить начнем, вы меня до причастия не допустите?
– Нет, отлучу, и надолго…
12 июля 2010
Кстати, эта история имела и неприятное продолжение.
Эта прихожанка привела соседа, и они вдвоем стали меня уговаривать их повенчать.
Говорю:
– Я не запрещаю вам общаться, ходить друг к другу в гости, но элементарная христианская порядочность требует не вступать в брак, хранить верность почившей, не иметь близких отношений хотя бы минимум год.
Поняв, что просить меня бесполезно, прихожанка говорит мужчине:
– Раз так, поженимся через год. А пока я тебе разрешаю блудничать…
Я говорю прихожанке:
– Вы вообще не понимаете что вы говорите… Как вы себя называете после этого христианской?
– А что, батюшка? Он молодой сильный мужчина, ему нужна женщина. Вы-то имеете жену, а ему что: год без женщины?..
Тут комментарии излишни.
14 июля 2010
Женщина просит отслужить благодарственный молебен:
– Бог чудом сына в машине спас. Машина вдребезги, а на сыне ни царапины», и протягивает записку. Разворачиваю: «О здравии отрока Владислава.
Говорю:
– Подождите, а сын с кем-то ехал?
– Почему с кем-то? Сам, на своей машине.
– Так вы пишете «отрока»… Сколько ему?
– Двадцать восемь.
– Знаете, это уже не отрок…
– Умоляю батюшка, он по отношению к жизни даже не отрок, а младенец…
18 июля 2010
У детского писателя Н. Носова есть история про то, как двое мальчиков хвастаются своими выдумками. Так и называется: «Фантазеры». Но тут к ним приходит третий мальчик и рассказывает, как он однажды придумал: украл и съел варенье, а губы измазал маленькой сестренке. Пришла мама и ее ругала, а ему ничего. Двое фантазеров Носова испытали легкий шок…
Похожее случилось в одной компании, состоявшей из десятка молодых и не очень молодых христиан. Мы были за столом, шутили и делились приключениями, которые с нами произошли в разных уголках планеты. Голос возвысил отец диакон: «А вот у меня какой был случай! Я был в поездке в горах. И там, находясь на ночевке в лагере, на пути к вершине, я вдруг заметил компактную дюралевую лестницу. Это было советское время, тогда у нас таких не было. Я ее… – глаза присутствующих устремлены на отца диакона, – распилил и спрятал в рюкзак. До сих пор на даче ей пользуюсь.
За столом повисло молчание. Потом кто-то деликатно перевел тему.
Август 2010
Лето на даче, в поселке Орлино.
Полтора часа на электричке, в которой можно молиться, читать, думать…
Сумерки. Идем мимо магазина. Магазин на замке.
Говорим:
– О, уже магазин закрыт.
Устина, испуганно:
– С лю́дями, что ли?
Я собираюсь по делам и одеваюсь. Устина:
– Папа, ты идешь в храм?
– Нет, – говорю.
Она, упавшим голосом:
– На площадку?..
(Она очень любит ходить на площадку – качаться на качелях, кататься с горки. Как ей грустно представить, что папа без нее будет крутиться на карусели, кататься с горок…)
Спрашиваю Устину заведомо непонятную для нее вещь, просто интересно, как она ответит: – Как ты думаешь, вот мама и я носим очки. Зачем они нужны? Зачем мы их носим?
Устина морщит лобик и думает. Потом:
– Чтобы глазкам тепло было?..
10 августа 2010
Сегодня отпевал Л.
Молодая еще (50 лет), красивая женщина. Смерть неожиданная и быстрая. Еще 2 недели назад Л. стояла на Божественной литургии.
Нецерковные родственники, которые стоят еще только на пороге храма, в отчаянии. Почему? За что?
Ответа, конечно, нет. Господь иногда актом чуда и может изменить законы природы, течение болезней, но делает это редко. Мир живет по естественным законам, вложенным Богом при Творении, мир живет под знаком законов, поврежденных в результате грехопадения первых людей. Словом, мир, хоть и открыт для действия Бога, но все же живет по определенным физическим, биологическим и прочим законам, и часто это злые законы, совсем не те, которые должны были бы быть. Господь Иисус Христос и для Себя не сделал исключения, когда Его схватили, мучили, влачили на Голгофу, наконец, убили.
Вот и Л. умерла по естественным причинам и хоть мы молились о ее здоровье, соборовали, Господь чуда не сотворил, не поднял ее с одра болезни. (Хотя, интересно, после соборования ей стало заметно легче – это отметили даже неверующие врачи.)
Но я хочу сказать о другом. Размышляю о поразительной любви Божией к Л., проявившейся вот в каком отношении. Всеведущий Господь знал, что смерть внезапно похитит ее. И привел ее 2,5 года назад в Церковь. Не пришел к вере муж, не пришел сын, а пришли к вере Л. и ее дочь. И за эти два с половиной года ее душой был пройден громадный путь. Л. примирилась и нашла формы общения с матерью, деспотичной женщиной, с которой у нее были проблемы. Наладились отношения с мужем и детьми, с другими людьми.
В одну из наших встреч (около месяца назад) мы говорили с Л., что, в общем, проблемы и многолетние конфликты, с помощью Божией, были исцелены. Она стала другой, и это невероятно радовало и воодушевляло и ее саму, и ее близких: «Да, я действительно стала другой». Тогда она и не помышляла о смерти, но Господь все знал и вел ее дорогой изменения. И вот, когда душа оказалась готовой к встрече с Богом, Он ее призвал.
Вспоминаю жизни и смерти людей, которых я знал. И вижу, что всегда Господь прилагает большие усилия, чтобы помочь людям исправиться. Если человек не совершенно озлоблен и закрыт для благодати, то благодать, как теплое солнце, помогает его душе отогреться и дать плод. И умирает человек не внезапно, но когда выполнит данное ему Богом «домашнее задание», когда душа его будет готова к вечности.
Другое дело – катастрофы или иные случаи внезапной смерти, в которых гибнет большое количество людей. Но тут христианское предание доносит до нас удивительную вещь: скоропостижная и внезапная смерть (по-славянски – наглая) вменяется человеку в прощение многих грехов. Святые отцы говорили, что, раз человек не успел покаяться, был лишен возможности исправиться, то Господь более милостиво к нему отнесется.
Я сказал, что есть люди, сердце которых совершенно закрыто для благодати. Сколько Господь ни стучится, даже ломится – они Ему не отворяют. У одной прихожанки была деспотичная неверующая мать. Когда дочь стала ходить в храм, мать стала делать ей гадости и все время хулила веру. Шли годы, матери было за восемьдесят, но она была еще крепкой женщиной. Дочь за нее молилась. В ответ все время ругань и злоба.
Однажды дочь пригласила священника освятить квартиру. Мать сказала, что не потерпит этого. Но священник пришел и стал кропить квартиру. Мать сдержала слово. Старушка, изрыгая проклятия, выскочила на лестничную площадку и стала колотить палкой в двери чужих квартир с криком: «Убивают, помогите!»
Дочь все терпела.
Как-то я спускался на эскалаторе в метро, и у меня зазвонил телефон. Я взял трубку. Это плакала прихожанка. «Я не знаю, что делать, – кричала она, плача, – у меня нет терпения, мама так себя ведет…» Но в это время связь оборвалась, потому, что я был глубоко под землей.
Когда я вышел из метро, я набрал телефон прихожанки, но он оказался недоступен. На следующее утро эта прихожанка позвонила: мама умерла.
Оказалось, что несколько дней подряд мать совершенно терроризировала дочь. Все время хулила веру и злобствовала. Еду выплевывала. Дожидалась, терпела, пока дочь будет менять памперс, чтобы сходить в туалет на постель. В последний день, когда дочь звонила мне и плакала, мать хохотала (отметим, совершенно не сумасшедшая, нормальная женщина). Дочь говорит: «Я понимала, что продолжаться так больше не может, что-то должно случиться. Ночью все легли спать. А утром мама не проснулась».
Сколько Господь не пытался эту старушку вразумить, привести к покаянию… было бесполезно.
Господь любит каждого, даже тех, кто Его ненавидит. И каждого пытается исправить, вразумить, наставить на путь истинный. И только тогда, когда человек готов, призывает к Себе, в мир иной. Но если человек совершенно бесперспективен, закрыт для изменения, тогда Господь оставляет человека в покое, предоставляет самому себе. Пусть сам как-то поживет, может, и придет к чему-то доброму. Но тут же начинается обратный отсчет. И если человек не вразумляется – Его призывают в мир иной к ответу.
12 августа 2010
Лесные пожары по России. Святейший Патриарх призывает молиться о дожде, а настоятель и братия одного монастыря придумали тушить пожары… святой водой. Когда это предложение облетело Интернет, священноначалие епархии отреагировало и запретило эту инициативу. Но вопрос в том, как целый монастырь, где много священников, адекватных людей, мог такое допустить? Где здравый смысл и хотя бы минимум богословского соображения?..
16 августа 2010
Десять дней с семьей на теплоходе. Вновь прекрасная Волга, маленькие русские городки, прикосновение к древностям, святыням, радость и грусть от увиденного. Грусть от того, как мало от прежней Руси осталось после большевистского лихолетья. Радость, что не вся Русь погибла, не все уничтожено. И трогательны до слез – восстанавливающиеся постройки. Пять лет назад, когда я проплывал мимо, эти же храмы стояли обнаженные ветру и дождю. Сегодня почти у всех видны строительные леса, крыши покрыты. Лишь изредка, в совершенно разрушенных деревнях и разоренных погостах, встречаются храмы, окончательно брошенные.
17 августа 2010, город Калязин
С этим городком я мечтал познакомиться много лет. Колокольня, встающая из воды, этот калязинский сюжет, увиденный впервые еще в начале перестройки, во время моих первых шагов в Церкви, всегда вызывал щемящее чувство. Вот и сегодня я испытывал трепет. В прошлое наше путешествие теплоход прошел Калязин глубокой ночью. В этот раз маршрут был проложен иной, и сегодня, если Бог позволит, мне предстояла долгожданная встреча.
И вот она, эта чудо-колокольня, встающая из сверкающей на солнце серебром воды.
Парадоксально, но несколько десятилетий тому назад в Калязине был построен гигантский радар, с диаметром антенны-тарелки в 64 метра. С Волги, а именно так колокольню видят тысячи людей: россиян и иностранцев с борта теплоходовах, антенна кажется стоящей рядом с колокольней. Сложно не отметить символическую параллель. Эта космическая антенна связывает нас с космосом, с его таинственной жизнью: пульсарами, солнечными всплесками, биением сердца Вселенной. Но великая в своей униженности колокольня говорит нам, что и должна быть, и есть, несмотря ни на что, связь и с духовными Небесами.
Более чем 70-метровая колокольня осталась после затопления исторической части города во время пуска Угличской ГЭС. Колокольня стояла в центре города, на площади, у собора. Собор взорвали, город затопили. Колокольню оставили как маяк для кораблей и как тренажер для парашютистов, которые с нее десантировались на воду. А главная улица старого города спускается к воде и уходит под воду. Эта улица все так же ведет к колокольне, только уже под водой.
Вечером жена говорит:
– А все-таки полузатопленная колокольня служит делу Божьему лучше, чем незатопленная.
– ?
– «Кровь мучеников – семя христианства!» – напомнила мне она слова Тертуллиана.
Действительно. Не случись этой трагедии в тридцатые, стояла бы колокольня на городской площади, как одна из сотен подобных. И никто не обращал бы особого внимания на нее, отмечая лишь легко запоминающуюся дату постройки – 1800 год. Но теперь эта колокольня стала символом уничтожаемой, но не уничтоженной, не утопленной Святой Руси. Приняв мученический венец, стала памятником Китеж-града, пущенного под воду, под топор, под пулю большевистским режимом.
Сейчас колокольня служит большому делу отрезвления русских людей от прошлого безумия.
Спускаемся к колокольне. Экскурсовод бойко вещает: «Существует поверье. Если вы загадаете желание и прикоснетесь ладонями к стенам колокольни – желание исполнится». Наши туристы дружно стали прикладывать ладони к колокольне. Что это? Придуманная экскурсоводами в безбожные времена форма молитвы для советского обывателя? Почему сегодня не сказать прямым текстом: «Обратитесь к Богу, помолитесь мысленно, попросите – и Господь откликнется».
Но подумалось и другое. Очень часто приходится слышать, что во времена перестройки, Церкви были даны многие возможности. Люди приходили в храмы толпами, Церковь могла свободно говорить и проповедовать… И она не справилась с задачами. Люди, разочаровавшись, ушли из Церкви. Она ничего не смогла им дать.
Отнюдь не идеализируя Церковь и духовенство, не соглашусь с этими популярными в интеллигентской среде заявлениями.
Правильно говорить: народ, хлынувший в Церковь, ушел оттуда не потому, что разочаровался в Церкви, а потому, что разочаровался в своих представлениях о Церкви.
Церковь вместо быстрорастворимой душевной терапии позвала к работе над собой, к подвигу, к ежедневному труду над душой. А этого ли ждали от Церкви люди? Они ждали исполнения их желаний, комфортной религии, а им сказали, что надо поститься, молиться, исправляться.
Куда как проще было бы Церкви воспользоваться известными и несложными приемами манипуляций над личностью, какими пользуются все секты. Окружить человека любовью, приторной заботой, контролировать круг его увлечений, знакомств, подстроить обряд и богослужение под его невысокие обывательские запросы. Опять же, активно пользоваться арсеналом старой проверенной магии: «Если вы загадаете желание и прикоснетесь ладонями к стенам колокольни – желание исполнится».
Но, естественно, Церковь от такого пути отказалась.
В километре-двух от полузатопленной колокольни, там, где сейчас течет Волга и удят рыбаки, был огромный монастырь. Он затоплен. Местные ребята ныряют в том месте и достают старинные изразцы. И продают туристам по 300 рублей. «Там таких много. Мы ныряем и достаем», – кивает в сторону колокольни маленький предприниматель. А еще он рассказывает, что под водой сохранилось кладбище с крестами и можно даже прочитать надписи на надгробиях.
Под плеск волн, поминутно бросая взгляд на берега, которые мы проплываем, храмы, деревни, заливные луга, читаю книги о духовной культуре и истории народов, населявших волжские берега тысячелетия и столетия назад. Период владычества финно-угорских племен, которые около IX-X веков нашей эры были вытеснены, или ассимилированы славянами, пришедшими из Новгородских земель. Удивительная эпоха язычества, сначала чуди (общее название финно-угорских народов), потом славян. Эпоха, когда свет христианства, подобно заре, разгорался все ярче, освещал и просвещал все большие земли.
Где гонения христиан на язычников, о которых так много говорят атеистические авторы? Археологические раскопки показывают, что на одной улице могли сосуществовать православный храм и языческое капище. Это не значит, что христианство мирилось с язычеством, но это значит, что христианство не мыслило свою деятельность как путь репрессий и гонений на прежнюю веру. Религиозное разделение проходило по семьям. В раскопах одного дома находят языческие атрибуты, принадлежащие, по-видимому, кому-то из членов семьи, и христианские кресты и иконки, принадлежавшие другому члену семьи. Мы не знаем, были ли скандалы на религиозной почве, но то, что люди с совершенно разными религиозными представлениями жили под одной крышей, не вызывает сомнений.
Более того, многие русские люди оставались двоеверами. В их душе уживались христианские идеи и языческие, прежние. И этих людей Церковь учила, назидала, воспитывала, но никогда не накладывала на них проклятия и не считала отщепенцами от веры. Христианство способом и методом своей деятельности избрало проповедь, богослужебную жизнь – эту теургию единения с Единым Истинным Богом, христианскую нравственность (в противовес языческим бесчиниям), пример ангелов во плоти – монахов, этих икон людей, живых светильников веры.
Грешный человек всегда находится перед соблазном: довериться Богу и принять любую Его волю, даже самую грустную для нас, или войти в контакт с иными, небожескими, силами и выпросить то, что хочется. Читая книги историков Древней Руси (например, академика Б. Рыбакова), видишь, как светские ученые представляют себе психологию древнего человека. Вот, насаждается христианство. Бедные славяне вынуждены его принимать. Но на самом деле в душе они остаются язычниками и тайком посещают свои языческие церемонии.
Уверен, что все было иначе.
Уверен, что все было иначе.
Древние славяне прекрасно понимали, что православие есть истинная вера. [2] Православие – обращается к Истинному Богу, тогда как их языческие обряды, радения, жертвоприношения – попытка задобрить злых духов, попытка заслужить расположение иных, бесовских сил. Древнерусский обыватель от слабости своей идет в православный храм и на подгибающихся от слабости и страха ногах бежит, чтобы задобрить бесов, в языческое капище.
И сегодня прихожане постоянно каются со стыдом и слезами в своей слабости, в том, что воспользовались услугами колдуньи, ворожеи, экстрасенса. Спрашиваю, почему. «Очень чего-то хотелось, но не было сил довериться Богу, вдруг на то нет Его воли».
На моей книжной полке стоит фолиант – монография о исповеди в Древней Руси. Автор исследовал сотни дошедших до нас древнерусских рукописей – сборников грехов, то есть те списки грехов, по которым пастыри спрашивали прихожан. Большое количество вопросов посвящено теме язычества: не гадал ли? не волхвовал? не ходил к чародею? И приведены вопросы о популярных языческих обрядах. Век за веком этих вопросов становилось меньше, потому что язычество изживалось, но все же эта тема не исчезла и поныне. Но обращает на себя внимание другое: прихожане искренне каялись в своей слабости: совершали обряды, которые должны способствовать урожаю, от страха приносили в жертву идолам и заколали своих младенцев, от страха же бросали девушек таинственным чудищам, водившимся, по слухам, в реках и озерах Древней Руси. Получали епитимью (кстати, почти всегда щадящую, потому что пастыри понимали слабость своей паствы), выполняли ее, а потом опять бегали к чародеям, И все это – лишь по слабости и маловерию, но не по язычеству.
18 августа 2010, города Тутаев, Ярославль
Тутаев – по прежнему названию Романов-Борисоглебск, город с великим древним прошлым, но ныне переживающий не лучшие времена. Лишь восстанавливающиеся силами Церкви храмы еще говорят о жизни, все остальное представляет собой печальное зрелище.
Местные старожилы борются за город, пытаются затормозить процесс его умирания. Но старинные дома разваливаются, обезлюдевают улицы…
Несколько лет назад, пытаясь приманить иностранных туристов, тутаевцы открыли парк СССР, в который свезли скульптуры советской эпохи. Здесь есть пионеры, девушки с веслом, даже Лев Толстой, но нет Ленина… Гуляя по залам местного краеведческого музея, я выглянул в окно. Вот он, Ленин, стоящий за гаражами во дворе. Добрые тутаевцы, по-видимому, решили не обострять политическую обстановку, не сталкивать коммунистов и антикоммунистов. Ленина убрали с глаз долой, а куда поместить, еще не придумали.
Через несколько часов наш теплоход швартовался у пристани Ярославля. Везде строительные работы – город готовится праздновать тысячелетие. Гуляя по городу, вспоминаю историю его основания. Прежде здесь жили языческие финно-угорские племена, которые контролировали здешний изгиб Волги и промышляли пиратством. Корабли купцов, путешественников захватывались, а сами они были вынуждены откупаться или пропадали в темных водах реки. Тогда и причалил к здешним берегам, к селению, называвшемуся «Медвежий угол», князь Ярослав Мудрый. Местные жители попробовали было сражаться, но отступили и просили мира. Ярослав предложил им креститься, но они отказались.
Вскоре князь вернулся в Медвежий угол вместе с епископом и священниками, а также с мастерами и воинами. Но когда Ярослав входил в селение, на него выпустили из клетки «некоего люта зверя и псов». Предание сообщает, что этим лютым зверем был огромный медведь. Князь зарубил медведя, а псы на него даже не напали
Видя это, язычники ужаснулись и пали ниц перед князем. Ярослав поставил на том месте крест и заложил храм пророка Ильи, а затем повелел народу рубить лес и расчищать место для постройки города.
Напоминанием об этом служит и герб города. Медведь, держащий в лапах секиру – свой приговор, орудие своей смерти.
19 августа 2010, города Кинешма, Юрьевец
Церкви возвращаются ее святыни, идет активное их восстановление. Еще там, где в прошлое наше путешествие по Волге, пять лет назад, были руины храмов, видна работа.
Вспоминаю Калязин, в котором были позавчера. Стоим на живописном берегу у храма. На нем табличка: «Калязинский краеведческий музей». Экскурсовод вздыхает: «Скоро мы переедем из храма в другое помещение. Вы, наверное, слышали, что Церковь отбирает бывшие свои помещения…»
Процесс возвращения церковных святынь, полгода назад провозглашенный Патриархом, набирает обороты. Храмы, часовни, использовавшиеся как музеи, концертные залы передаются Церкви. Нужно ли это? Подумалось: а ведь в этом есть большая историческая правда. Все, что было духовнообразующим фактором Святой Руси, все, что звало человека к Небу, что было создано для Бога и, по канонам, только и может использоваться для Бога, – должно быть возвращено Церкви и использоваться по назначению. Церковь – не робкая просительница о возвращении ей того или иного «культового здания» для совершения «культовых действий для населения». Церковь – нравственная и воспитывающая сила России, преемница России прежней, мученической. Церковь не просит, а требует вернуть ей украденное. Восстановление России как совести современной общемировой цивилизации возможно только на условии восстановления в России исторической правды и справедливости.
Кинешма, небольшой, но милый городок. Некоторые улицы сохранили очарование старины. Правда, все завешано ядовито-яркой рекламой, но она, как ни странно, не портит впечатления. Может быть потому, что все в этом городке как-то неагрессивно и беззащитно.
В книжной лавке спросил книги местного издания. Продавщица долго думала, потом выудила толстую книгу: А. Потехин. Прозаические произведения.
Потехин – известный драматург, в 1880-х годах заведовавший репертуаром С.-Петербургских театров, автор множества пьес и романов. В настоящий том вошли самые известные его пьесы и очерки о жизни… Кинешмы. Этот городок был родиной А. Потехина, и он воспел его на страницах многих своих сочинений.
Гуляем по главной площади Кинешмы, базарной, прославленной картинами Кустодиева. Когда-то базарную площадь окружали храмы, сегодня на продуваемой ветром площади стоит унылая стеклянная коробка 60-х годов – Дом быта, ветер рвет полиэтилен палаток. Старушки предлагают семечки, сушеную волжскую рыбку. Развернув книгу Потехина, переношусь на эту же площадь на полтора столетия назад.
«Вы смотрите из своего окна на город и ждёте впечатлений… На середине площади вы замечаете несколько крестьянских телег, которые съехались сюда ещё до зари и привезли сюда разные продукты деревенской промышленности и сельского хозяйства. С каждой минутой количество этих телег увеличивается вновь приезжающими. Лениво здороваются между собой знакомые мужички, ещё ленивее чешут свои затылки и только одним киванием головы перебрасывают свои шляпы с одного уха на другое. Русский люд не разговорчив, когда бывает занят каким-нибудь делом или приготовляется к нему. Город ещё не проснулся, и мужички, только-что приехавшие, отпрягают своих лошадей или, развязавши только супонь их хомутов, дают им по охапке сена, и потом, разложивши и приготовивши к продаже свой товар, усаживаются или на своей телеге, или на колесе её, или просто на земле и начинают жевать привезённый из дому ячный колоб или конец ржаного пирога с луком, лишь только изредка перекидываясь какими-нибудь отрывочными фразами. Но вот раздался удар колокола к заутрени, повторился в другой церкви и во всех остальных. Мужички перекрестились. В городе оказалось движение. Вот медленно поплелась в церковь старушка; вот, громко хлопнувши калиткой, выбежала хлопотливая мещанка и мелкою рысцой пустилась на базар, чтобы пораньше захватить всё нужное; вот что-то стала она торговать у мужичка, и нескончаемым источником полилась её бойкая, визгливая речь, в которой слова, казалось, гнались одно за другим и старались опередить друг друга; вот с шумом распахнулись обе половинки ворот господского дома, неподвижно остановилась среди их заспанная, неумытая физиономия кучера, апатично посмотрела во все стороны, почесала затылок, зевнула, перекрестилась на одну из церквей и ленивым шагом скрылась из глаз внутри двора, а через несколько минут снова явилась, стоя на роспусках сзади пустой бочки, которая страшно грохотала, подпрыгивая по мостовой: неистово подёргивал возжами заспанный кучер и без жалости погонял бедную, находившуюся в его распоряжении животину, а потому и скоро скрылся из ваших глаз. Но вот на место его через площадь, по направлению к лавкам, потянулось несколько, очевидно, купеческих жирных лошадей, запряжённых в роспуски с сидящими на них молодцами, которые, вероятно, должны будут перевозить из лавок на мельницу кули не смолотого ещё хлеба. Вот пробежала калачница с корзинкой, полной калачей особенной формы, напоминающих турка, сидящего с поджатыми под себя ногами. Потом из всех улиц, по направлению к площади, потянулись весьма разнообразные фигуры: то в виде старого красного салопа, то в виде какого-то капота или душегрейки, то в виде шинели, чуйки, длинного или более короткого сюртука. Всё это спешило покупать, всё это начинало торговаться, кричать, перебивать друг у друга покупку, так что спокойная недавно площадь превратилась в какое-то шумное побоище.
Шумная деятельность рынка около полудня начинает мало по малу ослабевать, потому что в это время почти все жители города успели закупить всё для себя нужное, и кумушки-мещанки, главные виновницы базарного шума, возвращаются домой с своими покупками, которые иногда стоят не более 5 коп. все, но отняли у них несколько часов времени. Эти кумушки теперь разве где-нибудь на перекрестке ещё остановятся потолковать друг с другом, потужить о своих горях, посудачить своих знакомых и весь люд городской. По заведенному порядку, в права покупателей на базаре с 12 часов вступают городские торговцы, которые скупают всё, что осталось у мужичков не распроданного, для того, чтобы после в дни небазарные перепродать с барышем непредусмотрительным хозяевам, прогулявшим дешёвые цены на базаре. Около двух часов мужички собираются по домам, но в это время их физиономии совершенно изменились: из угрюмых они сделались светлыми и улыбающимися, из молчаливых – крайне разговорчивыми, из враждебных или по крайней мере равнодушных – необыкновенно нежными. Это значит, что мужички успели уже побывать в гостеприимном домике, который рано по утру так приветливо подмигивал им своим полуоткрытым окном. В нём давно уже и шумно и весело, и дикие нескладные звуки распеваемой в нём песни доходят даже до вашего слуха».
Закрываю книгу и переношусь в реальную жизнь. Несколько баров и рюмочных, похоже, находящихся на тех самых местах, на которых были раньше трактиры, призывно распахнули двери. Зазывая посетителей, вывески мигают разноцветными лампочками. Учитывая пронизывающий ветер и моросящий дождь, их призывы выглядят заманчиво.
Мы продолжаем путь по Волге. Сидя на палубе и прихлебывая горячий чай, читаю в книге А. Потехина очерк «Путь по Волге в 1851 году». Замечательные зарисовки о бурлаках, волжских барках, пейзажах.
Вот, пишет он, наступает ночь и все умолкает.
«…Но откуда вдруг поднимается какой-то смутный глухой шум, который всё приближается и всё больше растёт? Вдали вы замечаете на воде огненный сноп, движущийся вместе с тёмною огромною массой; эта масса ближе к вам, и вы уже различаете какое-то чудовище, у которого, как рассказывает русская сказка, из ушей дым столбом, из ноздрей пламя пышет и которое с неимоверною силой бьёт по волнам своими мощными лапами и несётся прямо на вас. Это гений Волги, это пароход – будущая сила и могущество нашей огромной реки; но посторонись перед ним наша утлая ладья… С громом и треском, взметая волны, мгновенно пролетело мимо вас чудовище, извергая тучи дыма и тучи искр. «Эка, парень!» – говорит, проснувшийся от шума и протирая глаза, бурлак. – Что и говорить, машина машина и есть, ишь ты!» – Откудова это и чья такая?» – Да, знать, рыбинская!» – И снова наши возницы закутываются в свои тулупы, и снова кругом вас всё спит!
Ночная тишина и безмолвие объемлет вашу душу каким-то сладким, восторженным чувством. Но между тем холодные испарения поднимаются от воды и наполняют воздух; дрожь пробегает по вашим членам, и вы завертываетесь в тёплую одежду, но не хотите расстаться с очаровательным зрелищем; сон бежит от ваших глаз. Вам холодно, и, несмотря на начинающийся рассвет, туман скрывает окружающие предметы как бы за густыми складками покрывающего их флёра, и вы невольно обращаете взор свой к востоку, ожидая оттуда и света, и теплоты.
Яркая розовая полоса зари обняла весь горизонт; она растёт и в длину, и в ширину, она всё ярче и ярче, и предметы всё определеннее обрисовываются пред вами, выходя из мрака. Заря отражается в Волге, зарумянивая её воду, туман поднимается.
Но вот первые лучи солнца блеснули из-за горизонта, яркие, светлые, блестящие. Быстро взбежали они на небо и быстро окунулись в Волгу, мгновенно зажёгши её яркой огненной полосой по всему видимому пространству. И что за чудная жизнь вдруг воскресла и закипела вокруг вас!..»
Интересны эти впечатления людей того времени, когда только появились пароходы…
А вот не менее интересные зарисовки о ледоходе на Волге. Сейчас, говорят местные жители, льды не такие, как прежде. Да и взрывают их, ломают ледоколами. Прежний ледоход был опасен и суров:
«Глухой шум и, по временам, страшный треск доходит до вашего слуха, лишь только вы приблизились к берегу реки. Сначала вы видите, как лёд двигается, как бы огромною сплошною массой; потом эта ледяная движущаяся масса разбивается на огромные куски: они как бы борются между собою, сталкиваются, с шумом и треском расшибаются на мелкие части; последние скучиваются, растут целыми горами, надвигаясь одна на другую, но вот новая огромная масса врезывается в эту гору, разрушает её, разбрасывает её с необычайною силой, или, срезывая её вершину, несёт её на своём хребте, и тогда вам кажется, что какое-нибудь чудовище, выставив из воды лишь одну свою громадную спину, как перышко подняло на ней целую гору льда и тешится своею силой. Но смотрите: вдруг огромные массы льда стеснились в берегах, лёд спёрся – образовался затор. Движущаяся масса льда разорвалась надвое: верхняя остановилась, как бы по мановению волшебного жезла; нижняя, увлекаемая неудержимою силой, скрылась из глаз и, освободив поверхность реки, дала ей снова увидеть Божий свет, которого она не видала целых шесть месяцев. Но не надолго. В верхней части движение продолжается: массы льда напирают сзади; большие или топят меньшие в пучине, или взбрасывают их одну на другую, образуя как бы высокую насыпь или мост поперёк всей Волги. Но вот наконец этот барьер не в силах более удерживать напора задних льдин: с шумом прорывается он и с неистовством, с неимоверною быстротой несутся снова ледяные массы, и снова закрывают свет от взоров Волги. А вот, взгляните – печальная, грустная картина: неосторожный хозяин не успел поставить в безопасное место свою барку или расшиву; лёд сорвал её с каната и затянул в свою средину. Колеблясь, робко, как будто со страхом, движется она среди мелких кусков льда, облепивших её со всех сторон: и напрасно надеется хозяин спасти её от погибели, напрасно отчаянным голосом молит о спасении неосторожный, бывший на барке в то время, как её увлекло силой льда – нет доступа, и никакая человеческая сила ничего не может теперь сделать. Есть одна надежда на спасение, но и она не верна: соскочить на лёд и перепрыгивать со льдины на льдину, рискуя каждую минуту оборваться, оступиться, быть сшибену и потом раздавлену, изувечену… о, страшное предприятие! и только близость смерти неизбежной, ужасной, может дать твёрдость броситься на другую смерть, по крайней мере, несколько более отдалённую. И вот несчастный решился: он соскочил на льдину, он колеблется, теряет равновесие… Вы – весь внимание, чрез вашу душу проходят все ощущения несчастного, у вас захватило дыхание, вы молитесь за него, вы протягиваете к нему руку, забывая, что сотни таких рук не выручат его, вы кричите, зовёте, ободряете его, забывая, что вокруг несчастного такой шум, что он не мог бы услышать и тысячи голосов… Увы, он скрылся от ваших глаз, он потонул, всё кончено!.. Но нет – это огромная льдина прошла невдалеке от несчастного и заслонила его собою. Вот он опять вам виден, он уже ближе к берегу, и снова ужас борется в вашей душе с надеждою. Ещё несколько минут страха, сомнения… и вы отдыхаете. Он спасён, говорите вы своему соседу. Вы радуетесь этому, как будто спасённый был ваш родной брат; и тогда только вы понимаете, как люди близки между собою… А между тем барка давно сокрушилась: большие массы льда крепко сжали её, и она рассыпалась, как будто была построена из тростника и щепок. Кстати, посмотрите на противоположный берег. Видите ли вы там, на самом верху горы, прямо против города, небольшую деревеньку?.. Она называется Олекино. Мужички её так привыкли к воде, или, лучше сказать, к Волге, что решатся перевезти вас чрез неё и осенью, когда слабые холода покрыли реку самою хрупкою корой, которая трещит и даже проламывается при каждом шаге, и весною, когда двинулся лед. Они переправят вас или пешком, или в экипаже, или на лодке, смотря по времени года и возможности; они отваживаются на такой подвиг даже тогда, когда, по-видимому, не представляется к тому никакой возможности. А между тем олекинцы, если берутся, всегда успевают в своём предприятии, и несчастий или неудач в этом деле почти никогда не случается. Перевезти же чрез Волгу во время затора на лодке или перейти чрез неё в это время по льду – дело самое обыкновенное, и на него пускаются даже и не олекинцы. Впрочем, как не вспомнить слова Гоголя: «Эх, русский человек не любит умирать своею смертию!» Эффект движения льда не менее поразителен и на реке Кинешемке. Так как речки, впадающие в Волгу, вскрываются прежде, нежели последняя, и большею частью довольно быстро и неожиданно, поэтому и не всегда успевают принять к этому времени надлежащие предосторожности. Вследствие этого лёд в своём движении почти всегда разрушает мельничные плотины, и часто поднимает лодки и барки, которые хранятся в устье речки, или на её берегу. Но лёд Волги ещё не тронулся и твёрдою стеной встречает ледяные массы Кинешемки. С силой напирают последние на эту стену, но сила их немощна; они разрушают в дребезги всё, что увлекают с собою, они нарастают громадными, безобразными кучами, среди которых вы замечаете обломки и развалины того, что они увлекли в своём стремлении».
Берега теряются в молочной дымке. И вдруг мерцает золотая искра купола. Храм! Значит, там деревня, там жизнь.
Подумалось, что золотые купола по берегам Волги, кроме всего прочего, имели и вот какой важный смысл. С практической точки зрения, они служили маяками, помогали ориентироваться на реке, изобилующей мелями, внезапными поворотами, валунами, на которые могло налететь судно. (Капитан нашего корабля подтвердил мне, что храм – это лучший ориентир на реке.) Но с духовной стороны храм с его золотым куполом был духовным маяком человеческой души. Напоминая, Кто есть Истинный Свет, взбадривая душу (душе моя, восстани, что спиши…) и лаская взор, храм, внезапно увиденный на берегу, приносит радость в сердце.
Даже неверующие пассажиры нашего судна теплели лицами и хватались за фотоаппараты (чтобы привезти домой хоть чуточку святыни, хоть ее снимок), завидев храм или часовню.
В этот же день, несколько часов спустя, прибыли в город Юрьевец.
На Волге было волнение, вызывавшее головокружение и морскую болезнь у многих пассажиров. Моросил дождь, дул пронзительный ветер.
Около часа борясь со стихией, команда теплохода справилась с кораблем, и нам удалось пристать к берегу. Краткая экскурсия по набережной и мы на главной площади городка. Статуя Ленина и старинный собор, над всем – огромная колокольня. «Спецпредложение для смелых: вы можете за пятьдесят рублей подняться на колокольню».
Естественно, часть наших путешественников ринулась на колокольню, но все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось. Лестницы оказались в аварийном состоянии, да и вообще не предусмотренными для комфортного лазания: «А вы молитесь Богу, и все будет хорошо», – посоветовала свечница, продававшая билетики на колокольню.
Огромные, практически вертикальные пролеты лестниц, метров по пятнадцать, с ветхими, рассыпающимися ступенями. Кто-то «сломался» на пути туда и вернулся. Путь обратно, с колокольни, превратился в настоящую эвакуацию женщин, которые повизгивали и их приходилось держать, чтобы они от страха не упали вниз. Словом, настоящая колокольня настоящего русского городка, где все по-настоящему, без туристического апгрейда. Особенно это должно понравиться иностранным туристам.
Под завывание ветра спешим к домику, в котором прошло детство Андрея Арсеньевича Тарковского.
В этот дом приезжают артисты, крупные и почетные гости и специально для них домик отреставрировали, сад прибрали. Самое смешное в другом. Дорогу у домика Тарковского замостили красноватой плиткой, поставили фонари и ажурные урны. Эта красота продолжается метров 10 и обрывается. Ни плитки, ни урн, ни фонарей. Грунтовка с огромными лужами, грязь непролазная, мусор и темень. Подразумевается, что гости приедут в домик, потопчутся рядом, на плиточке, и уедут. А местным и так сойдет.
Мастерство творца (писателя, поэта, музыканта, художника, кинорежиссера и проч.). От Бога оно – Безусловно. Художник – это тот, кто в силу Богом данных способностей видит и чувствует больше, нежели другие. Тот, кто в творчестве касается надмирных сфер, кто в творениях своих может выразить отблеск божественной, абсолютной гармонии и красоты.
Откуда это приходит? От кого? Для нас очевидно – от Бога. Настоящие мастера это понимали всегда:
Я – ничего я не могу;
Один лишь может, Кто, могучий,
Воздвиг прозрачную дугу
И живоносные шлет тучи.
(А. Фет);
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
(А. Пушкин)
Библеисты говорят, что поэтическое дарование родственно такому явлению, как пророческий дар. Человеку открывается нечто из иных сфер, что-то, что гораздо больше, выше, значительней его…
Иногда в своем творческом порыве художник фиксирует какие-то знаки, дуновения мира иного. Так, известно, что у художников, погибших внезапно и скоропостижно, намеки на это были в их картинах, те же «пророчества», предсказания о будущем находим в стихотворениях великих поэтов.
Андрей Тарковский – безусловно, великий режиссёр. Экскурсовод рассказывала нам о целом ряде пророческих мотивов в его творчестве. Один из них:
В фильме «Сталкер» есть такая картина: течет ручей, на дне которого лежат разные предметы. Андрей Арсеньевич все время этой картинкой был недоволен. Чего-то там не хватало. Он думал, думал – и вдруг его осенило. Он взял отрывной календарь, вырвал оттуда страницу и погрузил ее в воду. Теперь все элементы сложились в единое целое и сюжет был снят.
Листок, наугад вырванный из календаря: 28 декабря, оказался пророческим. Этот день спустя 7 лет оказался для Тарковского последним, 29 декабря 1986 года он умер. (Кстати, листок с этим числом тоже промелькивает на долю секунды под водой в этом же фильме в сцене «Сухой тоннель»).
Кстати сказать, великолепное описание великого творчества, в котором открывается нечто Вечное, Небесное, Божье, оставил Алексей Константинович Толстой. Я очень люблю это стихотворение и не могу его не напомнить:
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!
Вечно носились они над землею, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса!
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Ласковый, царственный взор из-под мрака бровей громоносных?
Нет, то не Гете великого Фауста создал, который,
В древнегерманской одежде, но в правде глубокой, вселенской,
С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,
Брал из себя этот ряд раздирающих сердце аккордов,
Плач неутешной души над погибшей великою мыслью,
Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса?
Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве,
Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.
Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,
Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света,
Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать,
Кто, уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь слово,
Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный.
О, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,
Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен,
Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье,
И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строки
Вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою картины,
Выйдут из мрака все ярче цвета, осязательней формы
Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье…
Ты ж в этот миг и внимай, и гляди, притаивши дыханье,
И, созидая потом, мимолетное помни виденье!
(Октябрь 1856 г.)
Еще час до отправления теплохода, под ливневым дождем без зонтов идем по вымершему городку, скользим по раскисшей земле. Температура + 8, ветер. Ульяна стучит зубами: «Папа, я заболею, я замерзла…» Человеколюбие побеждает стремление к новым открытиям, и мы поворачиваем на корабль. Пришлось в баре греться коньяком, а детей поить горячим чаем.
20 августа 2010, город Нижний Новгород
Туман, пронизывающий ветер и постоянный дождь. Таким запомнился Нижний Новгород в нынешний приезд.
Совсем, было, отчаявшись погулять по городу и посетить святыни – Устина только что приходила в себя после ангины и охлаждать ее мы боялись, – мы договорились с таксистом, и он провез нас по новгородским храмам и достопримечательностям. За 50 минут до отправления теплохода наша машина притормозила у дверей Городского художественного музея. Оплатив съемку в музее, я делал фотографии, внимательно рассмотреть которые мы смогли уже лишь на теплоходе. Когда до отправления теплохода оставалось двадцать минут, мы выскочили из музея. Пробок, слава Богу, не было, и через 10 минут мы были на борту. Вечером дети вновь «посетили» художественный музей, но уже виртуально, под плеск волн и гудки теплохода, пробиравшегося туманной ночью по Волге.
21 августа 2010, город Казань
Но где туман и дождь вчерашнего дня? Казань нас встречала холодным воздухом и чистым небом. Традиционное посещение Кремля, замечательные храмы, но главная радость – посещение мест, исторически связанных с обретением величайшей русской святыни – иконы Божией Матери Казанской.
Часовня, которую мы видим в центре фотографии, стоит на месте обретения чудотворной иконы Божией Матери Казанской.
Хотя сегодня эти места осквернены, царит разруха, здесь чувствуешь аккумуляцию благодатных божественных энергий, намоленность места. Не сомневаюсь, что жители коммунальных квартир, расселенные в монастырских постройках, испытывали на себе святость места, возможно, с ними происходили какие-то знамения, но этого нам уже не узнать…
…Читаю книгу «Альберт Эйнштейн как человек», составленную из его писем, записок, реальных историй. Интересно его отношение к религии. Эйнштейн не был религиозным человеком в нашем понимании. Любая официальная религия ему претила (хотя по национальности он был еврей и за месяц до смерти написал одному мыслителю, познакомившему его с идеями сионизма: «Благодарю Вас в мой поздний час за то, что Вы помогли мне осознать мою еврейскую душу»).
Эйнштейн был уверен в том, что Вселенная и природа подчиняются мощнейшим и разумнейшим законам, пусть некоторые из них нами еще и не открыты. Но тут же Эйнштейн признавался, что есть некий дух, некая разумная сила, стоящая за всем этим:
«Я не могу представить себе персонифицированного Бога, прямо влияющего на поступки людей и осуждающего тех, кого сам сотворил. Не могу сделать этого, несмотря на то, что современная наука ставит под сомнение – в известных пределах – механистическую причинность.
Моя религиозность состоит в смиренном восхищении безмерно величественным духом, который приоткрывается нам в том немногом, что мы, с нашей слабой и скоропреходящей способностью понимания, постигаем в окружающей действительности».
Одна девочка написала физику письмо с вопросом: «Молятся ли ученые? И если молятся, то о чем?»
Эйнштейн ответил: «…Научные исследования исходят из того, что все на свете подчиняется законам природы; это относится и к действиям людей. Поэтому ученый-исследователь не склонен верить, что на события может повлиять молитва, то есть пожелание, обращенное к сверхъестественному Существу.
…С другой стороны, каждый, кто серьезно занимался наукой, приходит к убеждению, что в законах природы проявляется дух, значительно превосходящий наш человеческий. Перед лицом этого высшего духа мы, с нашими скромными силами, должны ощущать смирение. Так занятия наукой приводят к благоговейному чувству особого рода, которое в корне отличается от наивной религиозности».
Эйнштейн был сторонником физики, описывающей природу как набор четких и незыблемых законов природы, и когда появилась квантовая физика, открывающая для науки области, к которым научные методы познания не совсем применимы, когда оказалось, что мир сложнее, нежели его описывала Эйнштейновская физика, ученый признался в своем непонимании этих тем. 21 марта 1942 года он писал другу: «Из известных мне людей только Ваше отношение к физике совпадает с моим: вера в постижение действительности с помощью чего-то фундаментально простого и единого… Нелегко заглянуть в карты, которые Бог держит в руках. Но я не могу ни на минуту поверить в то, что Бог играет в кости и использует «телепатические» методы (именно этого требует от него современная квантовая теория)».
Кстати сказать, современная концепция квантовой физики позволяет ученым говорить о границах нашего познания Вселенной и о допущении иных миров, живущих по иным законам. После появления квантовой физики нельзя говорить, что вера – ненаучна.
22 августа 2010, Булгарское городище
Подъезжая к городу Болгар (хотя сегодня этот городок похож на село), мы были поражены открывшимся видом: православный храм соседствовал с мечетью. Знакомство с этим удивительным местом подтвердило: христиане и мусульмане жили здесь в мире.
В 10-м веке язычники принимают ислам. Чуть позже приходит сюда и христианство. В раскопках найдены соседствующие мусульманские и христианские символы.
Три часа, данные нам на знакомство с древними Булгарами, – слишком маленький срок для знакомства с этой древней и интересной культурой, с миром древних жителей, трагически прекративших свое существование в результате татаро-монгольского завоевания Булгарии и последующего ее разрушения в 14-м веке.
А я на секунду вернусь снова к Эйнштейну. Когда собирались материалы к биографии Альберта Эйнштейна, известный тележурналист поделился таким воспоминанием: В 1950 году снималась телевизионная программа под названием «Как бы я провел последние две минуты». Каждый участник программы должен был вообразить, что следующие две минуты будут последними в его жизни. Предполагалось привлечь таких известных людей, как Альберт Швейцер, Элеонора Рузвельт и др. Автор передачи послал приглашение Эйнштейну. И вот какой ответ получили от физика: «Я не могу принять участие в планируемой телевизионной передаче «Последние две минуты». Мне представляется не столь уж важным, как человек проведет последние две минуты перед кончиной».
Рассказав эту историю, журналист и автор передачи «Последние две минуты» добавил: «Нечего и говорить, что это существенно повлияло на мою жизнь».
Какой урок нам, даже христианам, в словах, в общем-то, почти неверующего физика! Разве не стоит жить так, чтобы быть готовым предстать перед Богом в любой момент?.. Что решают последние 2 минуты? Мы, верующие, сразу думаем, что представится возможность покаяться. А не жалко ли это и не мелко ли – жить недостойно, надеясь словами, слезой заслужить прощенье Бога? Жил безобразно, а теперь лукаво и трусливо думаешь избежать наказания…
23 августа 2010
Уезжаем из Чебоксар…
Прекрасный город, который любят и берегут жители. На улицах чистота необычайная, здания отреставрированы. И отовсюду видны купола храмов.
За те 4 часа, что теплоход здесь стоит, мы решили обойти старые улицы, зайти в храмы, купола которых видны с набережной. В первом же храме – невысокий полный священник. Знакомимся. Он, узнав, что гости – из Петербурга, обнимает, увлекает в свою машину и устраивает мобильное паломничество по храмам. Оказалось – настоятель одного из храмов и ректор Чебоксарского духовного училища, протоиерей Михаил Иванов.
В машине ставит диск с записями: «Моя дочь поет. Она регент храма, лучшая ученица была в Московском регентском. А сын мой – настоятель нового храма… Всего деток четверо Бог дал».
Светлый, добрейший человек, которого любят студенты. Устроил церковно-археологический музей. «Экспонаты – все мое, все из своего дома принес. Вот старинные богослужебные сосуды, вот дароносица 18-го века, иконы, кресты из раскопок, Библия на чувашском языке». Показывает облачение в стеклянной витрине. «А это я подобрал, когда выбросили. Настоятель новое облачение купил, а это, столетнее, – на сожжение. Чудом спас. Говорю: ему же цены нет. Вот я взял, матушка моя подлатала, и я в нем 30 лет служил. А теперь уж в музей отдал».
Показывает библиотеку Духовного училища: «Восемь тысяч томов у нас. Да, и кожаные переплеты, обратите, о.К., внимание».
Заходим в классы. Показывает: «Видите, обои отстают. Надо делать, а денег нет. Я тут поехал к нашему одному богатому. Так у него два парня вышли, такие же лысые, как и я. Говорят: дед, если мы тебя еще раз здесь увидим, наваляем. И мне так обидно стало, ведь не для себя, для ребят…»
Показывает трапезную. В огромных алюминиевых кастрюлях, в эмалированных тазах – горы яблок: «Вот яблоками запасся, компот будем ребятам делать».
Сидим за столом. Из рассказов отца Михаила:
– Приходит юноша поступать.
– Я, говорит, хоть и не учился, но много читал и все знаю. Примите меня не на первый курс, а сразу на второй.
Я спрашиваю:
– Тогда скажи: сколько Литургий существует?
– Две.
Ну, думаю, точно все знает. Спрашиваю:
– А какие?
А тот:
– Ну как, ранняя и поздняя…
(Для тех, кто не понял, напомню, что две существующие в Православной Церкви Литургии – это Литургия св. Иоанна Златоустого и Литургия св. Василия Великого. – прот. К.П.)
Рассказывают про местную достопримечательность, протодиакона Н.
– В одном храме был престольный праздник. Ну, старушки устроили стол. Пока ждут батюшек, пришел отец протодиакон. Видит икру. О! Наливает рюмку, берет икру и ест. Старушка:
– Батюшка, это икра…
– Угу, я вижу.
И ест дальше. Старушки нервничают:
– Батюшка, это красная икра…
– Ага, чувствую.
Взмолилась:
– Батюшка, я триста грамм всего купила…
– Да ничего, матушка, спасибо, мне хватит».
Старенький священник наливает рюмку водки и спрашивает ее дребезжащим голосом: «Откуда будешь?» Отвечает за водку: «С под Ростова».
«Паспорт есть?» – «Нема». – «Вот и будет тебе за это тюрьма». Довольный, выпивает. Наливает следующую…
Прошу поделиться какими-то еще зарисовками из приходской жизни. Шумно обсуждают. Отец Михаил говорит:
– А вот еще история, про о. Г. Был у нас один батюшка грузин. Ну, он купил себе автомобиль и пригласил обмыть. Мы сидим, а потом кто-то говорит:
– Машину-то посмотреть можно?
– Он внизу стоит. Сирэневого цвета.
Кто-то выходит на балкон, смотрит и не видит такого автомобиля.
– Да нет здесь такой».
– Да как нэт, есть.
Другой вышел, третий. Никто не видит.
Отец Михаил продолжает:
– Ну, решил я посмотреть. Выхожу. Что такое – нет такого. Говорю:
– Отец Г., точно нет твоей машины.
– Да что такое с вами, – говорит.
Выходит и показывает рукой:
– А это что?
Гости:
– Так… ты сказал сиреневая, а это белая.
Отец Г., удивленный тупостью гостей:
– Так сирэнь тоже белий бывает.
Теплоход покидает Чебоксары. Храмы, новостройки, богиня-мать – языческий памятник, который странным образом контрастирует с куполами и крестами православных храмов.
Храни Бог этот замечательный город!..
25 августа 2010, город Кострома
Кострома, город, который я полюбил еще в первый свой приезд сюда, в 2005-м.
Вновь стоим на месте древнего кремля, где сегодня пустыня безликого парка. Мы у подножия памятника Ленину, стоящего на постаменте, предназначенном для царей рода Романовых. На каждой ступени должен был стоять один из императоров за прошедшие триста лет, но памятник этот открыть не успели. Помешала Первая мировая война. Отлитые изваяния царей и цариц лежали в деревянных ящиках вокруг памятника, когда грянула большевистская революция. Ящики гнили, рассыпались. Мальчишки залезали в эти ящики и играли на поверженных бронзовых гигантах. Потом царей пустили в переплавку, а постамент «прихватизировал» – по словам экскурсовода – Ильич. «Меня часто спрашивают иностранцы (для русских людей это и так очевидно): куда показывает рукой Ленин?» – говорит экскурсовод. – Я отвечаю, что символически – в светлое будущее. Но добавляю, что в действительности бронзовый Ленин указывает в направлении костромской городской тюрьмы».
На главной городской площади идет восстановление памятника народному герою Ивану Сусанину, спасшему первого из Романовых, юного царевича Михаила, от поляков в 1613 году.
Мы помним историю подвига Сусанина. Боярыня Марфа Ивановна, малолетнего сына которой скоро выберут на трон московских царей, скрывалась в своем имении под Костромой, в селе Домнино. Сюда и отправился отряд поляков, желая молодого претендента на трон пленить или убить. Гибель отрока была бы для поляков важным козырем, чтобы посадить на трон своего царя. Но при входе в деревню поляки встречают старосту села, Ивана Сусанина. Он говорит, что знает, где скрываются боярыня с царевичем, и обещает показать это место. На самом же деле Сусанин заводит поляков в костромские болота.
Куда ты завел нас? – лях старый вскричал.
Туда, куда нужно! – Сусанин сказал.
Убейте, замучьте! – моя здесь могила!
Но знайте и рвитесь: я спас Михаила!
Предателя, мнили, во мне вы нашли:
Их нет и не будет на русской земли!
В ней каждый Отчизну с младенчества любит
И душу изменой свою не погубит.
(К.Ф.Рылеев. Иван Сусанин)
Иван Сусанин погибает от рук поляков, но гибнут и они сами. Юный царевич спасен.
Памятник восстанавливается по дореволюционному макету В.И. Демут-Малиновского и будет возведен через два года, но лично мне памятник не понравился. Сусанин – карликовый человечек в пальто, под пьедесталом, на котором водружен бюст царя, отрока Михаила.
Не мудрее было бы в памятнике выразить подлинный смысл события? Сильный крестьянин держит на руках ребенка – юного царевича. Это было бы тем более значимо, что подчеркнуло бы подлинную суть отношения русских людей к монархии. Русские люди держали монарха на руках, лелеяли его и доверяли ему как помазаннику Божьему. По-моему, такой памятник более глубоко раскрыл бы сущность российской монархии и отношения к ней народа. Я уже не говорю о том, что такой памятник был бы более правдив с исторической точки зрения.
По берегам Волги – золотые точки куполов церквей, черные крыши изб. Какая она, эта провинциальная изба 21-го века? Китайский телевизор, тарахтящий в сенях холодильник «Бирюса», на стенах – плакаты и календари с артистами или кошечками-собачками, сервант семидесятых годов из ДСП, стол, покрытый клеенкой… Книга А. Потехина позволяет нам перенестись в эту же самую деревушку, в эту же избу, в 1851 год:
«Видали ли вы вблизи крестьянскую избу небогатой приволжской деревни Костромской губернии? Вглядитесь в неё. Нехитра и небогата её наружность: сложенная из толстых брёвен, покрытая соломой, иногда с чёрною печью, она только тремя маленькими окошечками, в которые с трудом пролезет курица, смотрит на мир Божий. С одной стороны, обыкновенно левой, примыкает к ней крытый соломою двор, с другой – незатейливое, почти совсем открытое крылечко, которое зимой заносит снегом. Но не думайте, чтобы за этими стенами скрывалась совершенная нищета, напротив: большею частью вы встретите там мирное довольство и спокойную жизнь. Причина вся тут в том, что наш крестьянин не любит выходить из быта, в котором жил его отец и дед, и часто в подобной избушке живёт такой мужичок, у которого по Волге ходит одна или две расшивы.
Постучитесь в окно ближайшей избы.
– Ась! Кто тута? – спрашивает вас женский голос сквозь отодвинутую половину окна.
Вы просите ночлега. Вам отвечают односложным «ну!», и вслед за тем окошечко тотчас затворяется. В этом односложном звуке у наших крестьян заключается много смыслов, смотря по тому, как оно сказано. Это «ну!» выражает иногда ласку, привет, участие, в другой раз – совершенное равнодушие, иногда даже презрение, негодование. Но на этот раз оно так сказано, что вы смело можете войти в избу. По шаткой лестнице крылечка вы входите в сени, оттуда налево низкая дверь в избу, а если мужичок зажиточен, то направо должна быть такая же низкая дверь в чулан или комнатку, где стоят кросна или стан с основой полотна или миткаля и другие хозяйственные принадлежности и где вам, вероятно, как гостю укажут летом ночлег прохладный, но полный мух и им подобных неприятных насекомых. Эта комнатка называется сенником.
Вы должны как можно ниже наклоняться, чтобы пройти в дверь избы и потом ещё несколько шагов идти, не разгибая спины, потому что иначе ударитесь головой в полати, которые находятся на аршин или на три четверти от потолка и тянутся над самым входом от печи до противоположной стены. Нехитро и внутреннее убранство, и устройство крестьянской избушки. По всем четырём стенам её тянутся широкие лавки. Параллельно с ними и в таком же расстоянии от потолка, как полати, расположены широкие же полки. На этих полках помещается почти весь домашний скарб крестьянина, на них же в котором-нибудь из передних углов поставлен вверх ногами единственный стол, снимаемый оттуда только в случае действительной в нём необходимости, как, например, для обеда, ужина, – и то не всегда. Направо от входа, как вы уже заметили, помещается печка и занимает более четверти всей избы. С наружной стороны печи, рядом с лесенкой на неё, прислонена маленькая деревянная пристройка с дверцами, голубец, который служит чем-то вроде подвала или погреба. Недалеко от печки под рукой у стряпающей хозяйки маленький шкапчик, где и хранится вся несложная и немногочисленная кухонная посуда: две деревянных чашки, десяток ложек и два или три ножа. Против печки, направо же, в уровень с полками, делаются ещё одни маленькие палатки, на которых помещаются остальные принадлежности деревенского хозяйства: горшки, чугуны, плошки, в которых пекут хлебы, и т. п. В левом, главном, углу, как водится, прибито тябло с тремя образами без киотов и окладов, но пред ними теплится теперь, ради грозы, маленькая, жёлтого воску, свеча, и каждый день, может быть, льётся самая усердная, самая горячая молитва. Вот деревенская небогатая изба Костромской губернии со всеми её атрибутами. Конечно, в ней нет ничего похожего на те хорошенькие, почти городские и часто каменные дома, которые вы видели, проезжая по Волге, в некоторых богатых селах, хоть бы, например, в Овсяниках, Ярославской губернии: там вы найдёте несколько чистых, обитых обоями комнат, с окнами довольно большого размера и с модными во всю раму стеклами; там вам подадут чистый большой самовар и сносный для села чайный прибор, там, пожалуй, сделают вам несколько блюд, конечно, не очень гастрономических, но зато там вы должны будете за всё это заплатить втридорога и, может быть, встретите неучтивость, а здесь вас накормят и напоят всем, что есть, что Бог послал, приласкают, приголубят, как умеют, и, может быть, даже обидятся, если вы станете платить. Что же лучше?… Всякому свое!..
Если бы вы вошли в эту бедную избушку в ясный летний день поутру или в полдень, или, одним словом, пока ещё светло, вы никого бы в ней не нашли, кроме разве одной дряхлой старухи, которая, не сходя с печи, доживает остаток мирной жизни своей; все остальные члены семьи в поле на работе или где-нибудь подальше. Как только смеркнется и работать сделается неудобно, вся семья возвращается домой и, поужинав вареными грибами, особенно в урожайный на них год, ложится спать, не зажигая огня, чтобы завтра встать на работу ещё до зари. Зимою совсем иначе: тогда вся семья почти не выходит из избы, зажигает огонь ещё в третьем часу по полудни и усаживается за работу: старик ковырять лапоть, а молодые парни и бабы прясть пряжу. Эта вечерняя работа большей частью происходит тихо, безмолвно, так что в избе только и слышно, что треск горящей лучины, воткнутой в железный светец, да визг быстро крутящегося веретена, да разве плач ребёнка в люльке, качаемой ногою одной из прях. Впрочем, иногда это молчание или эта вялая беседа оживляется песней или даже превращается в нескончаемую болтовню и смех, если в избу забегут на посиделки две-три чужие девки или забредёт какой-нибудь разговорливый гуляка-парень.
В настоящее время, хоть и лето, но по случаю непогоды в избе картина почти зимнего времени. Принужденный дождём и бурей рано кончить свою полевую работу мужичок поневоле зажёг лучину и принялся починять сети, а бабы хлопотать по своему домашнему хозяйству. При вашем входе оказалась жизнь и движение на полатях: оттуда свесилось несколько маленьких головок, которые лукаво переглядываются, кивая на вас.
– Здравствуйте, православные!
– Здорово, голубчик! – и вам уступают безмолвно передний угол, и если вы неразговорчивы или не расположены говорить, то так же безмолвно или самыми короткими фразами предложат вам ужин, уложат вас спать и назавтра простятся, не спросивши даже, кто вы и как к ним попали. Но если, напротив, вы разговорчивы, любезны, если лицо ваше доброе, речь простая и вообще вы располагаете к откровенной беседе, то мужичок с вами охотно станет калякать, хоть целый вечер. И вы, конечно, воспользуетесь этим.
– Эка погода! Спасибо, что пустили, добрые люди.
– Ну! нешто мы жиды, что ли? Ведь крещёные, чай, А уж не говори: эка воля Божья! Кажись, экой давно не бывало!
– Да, а вот мне на Волге было привелось ночевать в этакую-то бурю.
– Что ты, родимый, уж какое теперь дело на Волге! Теперь бурлаченкам-голубчикам, так и тем, чай, туго пришлось, – отозвалась старуха хозяйка.
– Не хошь ли, родной, поись чего?
– Нет, тётушка, а вот нельзя ли бы как самоварчик промыслить: промок весь!
– Нету, батюшка, какой у нас самовар! На селе, вон, есть у попа, да далеко идти-то в эку власть Божию! А вот, родимый, яишенки не хошь ли спеку, или молочка твоей милости?
Вы изъявляете согласие, и старуха быстро приводит в исполнение ваше желание, распоряжаясь двумя молодыми женщинами, вероятно, своими невестками. Между тем вы обращаетесь к старику.
– Что, любезный, видно, рыболовством промышляете?
– Нет, кормилец! Не то, чтобы промышляю, а так, знашь, по своей охоте, иной раз по праздникам подуришь маленько!
– А много у вас рыбы?
– Какое, батюшка, много! С кажинным годом всё меньше, плох нынече становится лов.
– Что же, разве прежде лучше был?
– Как же не лучше, кормилец! Как припомнишь, лет десятка за полтора или за два: стерляди-то, бывало, ни во что. По полтине продавали в городе полуаршинных. А лещей, судаков, щук и говорить нечего: такие выпадали, что ну! А ныне что? Совсем стерлядей нет; в город иной раз поедешь, по двугривенному да по четвертаку четвертных продают, а полуаршинных и по два целковых, и по три!
Да что: нынче уж и ярославские рыбаки индо до Юрьевца ездят скупать рыбу–то. Да и вся рыба стала дороже, всякой рыбы стало меньше!
– Отчего же это, старичок?
– Отчего? Кто знает власть – волю Господню? Разве можно человеку её произойти? Сам ты знаешь, кормилец. А вестимо, и то
сказать: не мудрено и перевестися рыбе!..
– Почему же это, дружок?
Вы замечаете, что мужичок скрывает какую-то заднюю мысль, которую не решается высказать.
– Как почему? Если рассудить по глупому человеческому разуму, хоть бы эти машины… нечистое дело… бусурманское!…
– Что же такое?
– Как что? Вот ты ехал по Волге, так, чай, видел её, ну, что идёт? Будто путно идет? Ни людей, ни вёсел, ни паруса не видно, а бежит! Словно нечистый, прости Господи, сидит внутри: дым вальмя валит, искры так и сыплются, какия-то колеса вертятся, точно по земле едет, тут хоть уши затыкай. Не мудрено рыбе разбежаться!…
– Да ведь ты говоришь, старик, что рыбы стало меньше десятка полтора лет назад.
– Да, батюшка. Вестимо, прежде больше было!
– А ведь машины-то всего лет шесть стали ходить?..
– Ну, да уж оно всё так к умаленью шло! Видно, власть Божья такая! А вы, батюшка, из посадских, что ли?
Этот вопрос – начало вашего сближения, и вы должны отвечать определённо.
– А это, старик, невестки твои, что ли?
– Вестимо, кормилец!
– Где же сыновья-то?
– А один в Питер по весне ушёл, разнощичает там, а другой в бурлаках ходит.
– Что же выгоднее?
– Ну, известно, батюшка, в Питере другое дело совсем! Такое ли дело в Питере, как на Волге? Совсем не то положение: ныне и
бурлацкое дело последнее.
– Отчего же ты обоих их не посылаешь в Питер?
– Да уж так, батюшка, как-то по привычке, что ли, малому-те? Сыздавна уж привычку такую взял.
– Ну, а зимой-то что же делаете? Промысла нет в вашей стороне никакого?
– Как, родной, не быть! Зимой прядём, бабы полотна ткут, миткали. А вон верст пять-десять подальше, там лесная сторона, так там горшки жгут, посуду деревянную делают, – ну, берденщики есть, кто дёготь гонит. Ты говори: тоже ведь всякой пить, ись хочет:
надо копейку зашибить, а где её возьмёшь, сложа-то руки?
Но в это время разговор ваш прерывается приготовленным для вас ужином, а потом разостланная на полатях шуба предлагает вам себя вместо мягкого ложа, и ваша усталость не пренебрегает ею: вы ложитесь, под вой ветра, запутавшегося в трубе печки, под шум дождя, глухо стучащего в соломенную кровлю, скоро и крепко засыпаете, изредка только инстинктивно вздрагивая при сильном ударе грома.
Крепок ваш сон, но непродолжителен. Тысячи мелких, презренных, но тем не менее самых неуступчивых врагов разбудят вас вместе с первыми лучами солнца. Быстро слезаете вы с полатей вниз и никого не находите в избе. Удивляясь доверчивости крестьян, вы спешите взглянуть в маленькое окошечко и видите, к своему особенному удовольствию, что погода совершенно прояснилась и ваша лодка ещё не отчалила. Выходя из избы, вы внимательно осматриваетесь, надеясь встретить кого-нибудь из хозяев, чтобы сказать им спасибо, за их радушие, но видите только одного мальчишку, который голыми своими ножонками бродит в луже, образованной вчерашним дождём.
– Мальчик, ты не из этой ли избы?
– Да. А тебе на што? – спрашивает он вас, полуотворачиваясь и прикрываясь спущенным рукавом своей рубашки.
– А где твой тятя или мама?
– Все на поле. А тебе на што?
– На, вот отдай им эту деньгу: они тебе купят пряник.
Мальчик нерешительно смотрит на вас, утирая рукавом нос.
– Что же не берёшь: возьми, дурачок.
Мальчишка с весёлой улыбкой, но всё ещё нерешительно любуется на блестящую монету, потом быстро вырывает её из ваших рук и, забрызгавши вас грязью, с громким смехом, выскакивает из лужи и бежит к другому мальчишке, также единственному хозяину соседнего дома, показывать подарок.
26 августа 2010, город Углич
Углич встретил прохладой и чистым ясным небом. На обрывистых берегах вставали игрушечные отреставрированные храмы.
Много иностранцев, бесчисленное количество сувенирных лавок. Среди праздно гуляющих встречаются спешащие люди… из прошлого.
Углич встретил прохладой и чистым ясным небом. На обрывистых берегах вставали игрушечные отреставрированные храмы.
Много иностранцев, бесчисленное количество сувенирных лавок. Среди праздно гуляющих встречаются спешащие люди… из прошлого.
В этом городе вообще удивительно переплелись прошлое с настоящим. И тем более грустно было узнать, что многие храмы отреставрированы лишь снаружи. Внутри они являют мерзость запустения. Гуляя по городу, мы увидели, как экскаваторы ломают старые дома. Из домов были вынесены и свалены в кучу ненужные вещи – поломанные игрушки, сломанная мебель, дырявые кастрюли, какие-то тряпки. Но что-то рука не поднялась бросить в кучу мусора старые зеркала и репродукцию картины Леонардо да Винчи «Мадонна Бенуа». Они были прислонены к березе… Моя маленькая дочка подбежала посмотреть поближе, я последовал за ней. И, о чудо, в зеркалах отражались купола Угличских храмов.
О чем говорит нам эта увиденная зарисовка жизни? О том, что прекрасное неуничтожимо? Что божественное отражается даже там, где идет разрушение и отречение от прошлого?
После Угличской красоты наш теплоход отчалил в сторону Москвы. Завтра мы будем там и в этот же день отбудем в Петербург. К храму, людям, моему служению и многочисленным иным обязанностям.
6 сентября 2010
Мои первые лекции в качестве преподавателя в Духовной Семинарии.
Когда я был на теплоходе, раздался звонок из Петербурга: «Владыка ректор хотел бы пригласить вас преподавать в Семинарию». Согласился, потому что из всех дел своего служения считаю приоритетнейшим делом поделиться опытом личного пастырства с будущими священниками.
И вот эта встреча с только что поступившими. Ребята, несомненно, начитанней нас, семинаристов двадцатилетней давности. Следят за публикациями в Интернете, за дискуссиями по острым вопросам. Естественно, хотят послужить Церкви всей жизнью, всеми силами. Похоже, из них могут получиться хорошие священники.
Мой предмет: Катехизис.
В мое время это был самый тоскливый предмет. Мы читали и заучивали (по-славянски!) Катехизис святителя Филарета (Дроздова). Все, что мне пригодилось от этих уроков впоследствии, это ошарашить слушателя длинной цитатой на славянском языке. Такая, своего рода шоковая терапия. Потом, чтобы он понял, о чем я говорю, я уже, как мог,переводил заученную цитату на русский язык.
Но на самом деле Катехизис может стать очень интересным и полезным предметом. Изначально, с древности, Катехизис был курсом, который прослушивал человек, желающий креститься. Это был курс основ веры, сжатая программа нашей веры.
Вот так я и решил преподавать этот предмет моим семинаристам. Дать им курс, который введет и их в мир православной веры и даст им полезную систему для катехизации людей.
Объясняю: записывайте, дробите на пункты, формируйте у себя в голове курс введения в православное богословие. Это пригодится на всю вашу дальнейшую пастырскую жизнь.
8 сентября 2010
Почему Церковь отрицательно относится к толкованию снов? Не только потому, что эти толкования очень произвольны и чаще всего мы приписываем какой-то высокий смысл сну, навеянному попросту пищеварительными процессами. Доверие снам опасно и с той точки зрения, что через сон с нами в общение могут вступать злые бесовские силы. Стоит человеку поверить в сны, начать ими глубоко интересоваться, тут как тут бесовщина.
Вот и сегодня рассказывает женщина. У нее повесился в лесу брат. Искали 9 дней и лишь по запаху нашли: «Представляете, батюшка, жара какая стояла… Когда нашли, это был фильм ужасов». Родственники плачут. Похоронили не отпевая.
И вот сестре снится сон. Брат в черном, с искаженным лицом. Смотрит и молчит. В глазах – страдание.
Они к местному батюшке: отпойте, просим… Батюшка строг: даже имя его в церкви не вспоминайте и свечки не ставьте.
Они: что же нам делать? Батюшка смилостивился: дома молитесь.
Стали молиться дома, читать Акафист по единоумершему, молитвы о упокоении. Через два дня снится брат со светлым лицом: «Спасибо вам…»
Они воодушевились и продолжают молиться. Еще через две ночи снится брат с искаженным злобой лицом, страшный и кричит: «Не молитесь обо мне! Я погиб, меня все равно не спасти. Слышите, не молитесь!»
И вот тогда эти сестры совершенно запутались, и одну из них послали не к деревенскому батюшке, «а посерьезней, к городскому».
Вот мы и беседуем с ней обо всем этом.
Несомненно, что последнее явление было от лукавого, что и не брат это их был, а бес, принявший такой вид. А задача беса – остановить и прекратить молитву о почившем.
Кстати, о важности молитв за умерших. На днях беседую с молодой заплаканной женщиной. Похоронила любимого мужа. Наркоман. Последние годы боролся, но иногда срывался и вот скоропостижно умер от сердечного приступа. Она все это время боролась за него, помогала.
После смерти каждую ночь он стал ей сниться. Темный, грустный. Ничего не говорит, просто стоит и на нее смотрит.
Пришла в храм, где и состоялось наше с ней знакомство. Послужили панихиду, научил молиться о нем.
Женщина ушла, а сегодня звонит: «Я хочу вас поблагодарить. Муж сегодня приснился мне светлый-светлый, улыбающийся. И говорит: Моя девочка, ты все правильно делаешь».
Кстати, еще и о другом. После смерти дорогих нам людей, когда мы молимся о них, с теплом вспоминаем, они вдруг во сне являются нехорошим образом. Как-то пугают, нападают, говорят странные вещи, выглядят жутко. Нужно помнить, что это традиционные, типичные проделки лукавого. Не родной нам человек явился, а нечисть в его обличьи. Задача лукавого: напугать нас, отвратить от молитвы, посеять в сердце смущение и неприязнь к почившему. Как пастырь встречаюсь с такими рассказами людей ежедневно. Но что нам делать? Прямо во сне начать молиться – и нечисть сгинет.
А проснувшись молиться об усопшем еще усерднее.
Помню, как очень близкий мне человек снился несколько ночей подряд, все хуже и хуже. Первое время я испытывал смятение, а потом предложил вместе помолиться. Мой родственник-покойник замялся, а когда я стал читать молитву вслух, помолчал, потом попятился и исчез. Больше нехороших видений, связанных с этим человеком, не было.
24 сентября 2010
Сегодня отпевали и провожали в последний земной путь Александра Миронова.
С А. Мироновым я познакомился лет 7 назад. Он в то время находился на лечении в психиатрической больнице и был выпущен на поруки знакомых. Состоялась первая исповедь Александра, а потом началось наше общение.
Природа делает поэтом
Когда в душе у вас кристалл
Поэт красив неясным светом
И по-младенчески устал
Он пишет день одним размером
Другим размером пишет ночь
Кусает грудь его химера
И некому ему помочь
Один лишь Бог взирает где-то
На бесконечные снега
Но он плюется на поэта
Который жарче утюга
Поэт в отчаяньи трепещет
Ему соблазном – колбаса
Ему химера – дева блещет
Распоясав пояса.
И жуток крик его полночный
Как будто стонут петухи
Но уж теперь-то он воочью
Напишет пальцами стихи
(1973)
Сколько праздников!
Сколько естественной радости, радужной пыли,
эйфории и мяса
на пике крутого поста!
Неужели и вправду мы кончили,
в самом конце – победили
с патриаршей подмогой,
с землицей в расцветших устах?
Как в цветном эпилоге
после той мелкотни хроникальной,
где лишь грохот и вой,
свист да крик, человек и снаряд, —
все роится, все плещется,
все цветет чепухой зазеркальной —
разберись, где известный,
а где – неизвестный солдат!
Фарш волшебный из виршей и маршей,
из визга и пенья,
равноправные дети-застрельщики,
дети-стрелки…
Круговое терпенье, цыплячье сцепленье,
цветенье! —
Возлагают венки.
Возлагают венки…
(Май 1982)
Александр много грустил, что всю жизнь позволял себе безответственные заявления, словесные и нравственные эксперименты. «Скольких соблазнил…» Жил так, как будто писал черновик, как будто можно было потом, во всю мощь зрелого взрослого человека, сказать о другом и этим голосом перекрыть сказанное в молодости. Но судьба сыграла злую шутку. Как раз когда созрел говорить иначе и о другом – заболел. И голос пропал…
Холодно. Руки сложу крестом,
Чаю с медом напьюсь,
Сам не знаю, о ком,
Не помолясь помолюсь.
Сам не знаю – Кому?
Новой Жизни, Весне?
Страшно в моем дому
Жить и не только мне,
А и крысе подвальной, подпольной…
Где ей жить? Не пойму.
Слышен звон колокольный
Из церкви в моем дому…
(12 февраля 2004)
Это из нашего собора был слышен звон колокольный, именно в это время Александр начинает активно воцерковляться.
Что же случилось с Тобой
И со всеми нами?
Даже чайники на меня смотрят
Твоими глазами,
Даже из носу каплет
То кровь, то слеза…
Полно. Так и писать нельзя,
И говорить…
(Май 2004)
О, если бы Бог дал здоровье, силы, слова сказать и о другом… И верил, что Бог даст. И за неделю до своей смерти, когда я последний раз причащал Александра, он хотел встретиться и поговорить о своих стихах, о их философии. Переосмыслить, оставить молодежи завещание. Но сил и времени уже не оставалось.
Как трудно душу протянуть
к Невидимой Отчизне
и, умирая, не сболтнуть
чего-нибудь о жизни.
Как трудно, нагрешив сперва
и обезумев вдосталь,
заквасить смыслами слова:
комедиант, апостол.
Эон, затерянный в веках,
как выстрел, телу чуждый…
Как трудно жить наверняка
и умереть без нужды.
(Сентябрь 1975)
В молодом возрасте Александр написал стихотворение, которое оказалось пророческим. Думаю, что исполню невысказанную, но желанную его волю, если за него скажу те слова, которые он не успел:
Наши слова и поступки должны быть такими, чтобы нам не было стыдно вот сейчас предстать с ними перед Богом. Нужно бережней относиться к окружающим, которые могут соблазниться увиденным, услышанным от нас… а времени исправить у нас уже не будет. Жизнь – это всегда чистовик.
И больше любви к людям, с которыми жизнь столкнула.
[1] Эта традиция уходит корнями в Ветхий Завет, когда считалось, что, пока Бог помнит человека, его душа живет активной в потустороннем мире, осмысленной жизнью. А если Бог забывает человека, душа угасает, как искорка, и влачит бессознательное, призрачное существование. Но все это продолжается до времени всеобщего Воскресения. Тогда все пробудятся от смертного сна и восстанут к новой жизни. Но, пока люди не воскресли, пока душа разлучена с телом, пока она как призрак, она нуждается в памяти Божией.
[2] Кстати, греческое слово ортодоксия, переведенное у нас как православие, правильнее перевести как правомыслие. Но то, что древнеславянские переводчики именно так поняли и перевели это слово, не означает ли, что в их сознании именно православно-христианская религия принесла истинное, правильное, подлинное почитание и славление Бога, взамен прежним языческим их церемониям?..