Русская Православная Церковь в годы большевистских гонений 1918-1926 годов

^ Введение

Последнее десятилетие ХХ века явилось тем историческим периодом, когда стало возможным попытаться осмыслить, что происходило в России после Октябрьского переворота во взаимоотношениях между Православной Церковью и Советским государством. Причиной этому стало ослабление государственного контроля за деятельностью церковных структур, а также возможность работы церковных историков с документальными источниками, до этого времени им недоступными. Рассуждая о причине кровавого конфликта между Церковью и государством один из исследователей справедливо замечает, что «резко отрицательное отношение идеологов новой власти к Русской Православной Церкви, её иерархии и духовенству, монашеству, как форме религиозной жизни, выразившееся в скрытых и явных гонениях, вместе с желанием этой власти также экспроприировать церковное имущество не могло не привести Советскую власть к жестокому конфликту с этими организациями и верующими. В ходе этого конфликта погибли тысячи людей, стоявших очень далеко от политической борьбы, были разрушены огромные материальные богатства нации в виде храмов, монастырских и других зданий, уничтожены создававшиеся веками художественные произведения, закрыты знаменитые учебные заведения, в которых учились граждане не только России, но и других стран мира».

У разных историков существуют различные оценки тех людских потерь, которые понесла Русская Православная Церковь в то смутное время. Одно можно констатировать достаточно объективно, речь должна идти о десятках тысяч человек. Имеются документальные подтверждения тому, что только в одном Петрограде было расстреляно 550 священнослужителей. Часто убийствам предшествовали пытки и издевательства и можно смело утверждать, что жестокость и непримиримость в борьбе с религиозным культом, не имеющая аналогов в новейшей истории, была почти полностью направлена в этот период против одной Русской Православной Церкви. Именно её «вождь мирового пролетариата» и его соратники, судя по их собственным словам и делам, ненавидели люто и бескомпромиссно.

Поместный Собор 1917 – 1918 годов проходивший в Москве не смог по объективным причинам довести свою работу до конца, однако успел сделать главное, а именно избрать патриарха и таким образом восстановить древний канонический принцип управления в Православной Церкви. Промыслом Божиим на патриаршию кафедру был избран человек, оказавшийся воистину Божиим Избранником в то нелёгкое для Церкви время. Патриарх Тихон (Василий Иванович Беллавин) в течении семи с лишним самых трудных для Церкви лет являлся тем светлым ориентиром, на который смотрели все здоровые силы, пытающиеся спасти Русскую Церковь от полного уничтожения. Непомерная тяжесть легла на плечи 52-х летнего патриарха после его избрания: лишение Церкви статуса юридического лица, закрытие монастырей, духовных учебных заведений, разграбление церковного имущества, вскрытие и осквернение мощей и других святынь – вот неполный перечень проблем с которыми ему пришлось столкнуться.

Одной из главных проблем вставших перед святителем Тихоном с первых дней его патриаршества, стало налаживание нормальных отношений между Церковью и Советским государством. Первые его послания заключают в себе обличение принципов, по которым пытался существовать новый строй, призывы прекратить насилия и произвол, чинимый властями, по отношению не только к Церкви, но и всему народу. Однако с начала 1919 года характер посланий патриарха резко меняется в сторону выражения лояльности к существующему строю. В первую очередь это было выражено в послании от 8 октября 1919 года с призывом к духовенству не участвовать в гражданской войне на стороне какой-либо противоборствующей силы. Но особенно чётко политика лояльности патриарха к государству проявилась после его выхода на свободу из заключения в 1923 году, когда перед Православной Церковью встала угроза не только уничтожения от внешних врагов, но и разложение её изнутри, вследствие так называемого обновленческого раскола. В данной работе предпринята попытка проследить, как на протяжении всего периода патриаршества святителя Тихона развивались взаимоотношения Церкви и государства, какие методы использовало последнее в борьбе с Церковью и как руководство Церкви, в лице патриарха пыталось найти разумные варианты этих взаимоотношений.

Имя святого патриарха Тихона вынесено в название работы не случайно, так как значительный период своего патриаршества святитель Тихон был вынужден управлять Церковью самостоятельно. Многие из соработников патриарха вследствие исторических событий покидали его и установленные на Поместном Соборе органы управления Церкви: Священный Синод и Высший Церковный Совет были значительно затруднены в своей работе.

Говоря о документальных источниках по данному вопросу, необходимо отметить, что «в течении длительного времени история этой национальной трагедии была известна лишь в общих чертах и большей частью в намеренно искажённом виде. Как теперь стало известно, существовала продуманная система дезинформации, как внутри страны, так и за её пределами, которая действовала очень эффективно, так что и собственные граждане, и иностранцы часто оказывались введёнными в заблуждение относительно причин и хода этого конфликта. Подлинные документы, возникавшие в ходе выполнения соответствующих инструкций, как и сами инструкции, носили гриф «совершенно секретно», иногда передавались в зашифрованном виде, и как во время самих гонений против Церкви и верующих, так и много позднее, хранились за семью печатями в секретных фондах и не были известны».

Из публикаций исторических документов на эту тему необходимо отметить в первую очередь впервые опубликованные в России в 1994 году «Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917 – 1943», составителем которых является М.Е. Губонин, сумевший в течении значительного периода времени собрать уникальный свод документов, большинство из которых являются бесценными свидетельствами истории Русской Православной Церкви ХХ столетия. Самым ценным в данном сборнике является наличие огромного количества документов связанных с жизнью и деятельностью святого патриарха Тихона. «Этому способствовала остроумная практика, применявшаяся святителем Тихоном и другими церковными иерархами, заключавшаяся в систематическом и обильном размножении если не всех, то хотя бы главных актов и официальной церковной документации по основным вопросам текущего церковного домостроительства и возможно широком распространении их среди православного населения в копиях, предварительно заверенных печатями и подписями. Это мероприятие, возникшее, может быть стихийно, немало помогло проникновению в широкие круги верующих основных церковных документов».

Из значительных публикаций источников вышедших в последнее время необходимо также отметить сборник документов по новейшей истории Церкви на русском языке немецких исследователей Штриккера Г. и Реслера Р. «Русская Православная Церковь в Советское время (1917 – 1997)» и аналогичный сборник изданный в 1996 году Библейско-Богословским институтом Святого Апостола Андрея «Русская Православная Церковь и коммунистическое государство 1917 – 1941». Несомненным достоинством последнего сборника является то, что все помещённые в нём документы разбиты на тематические разделы, что очень облегчает работу исследователя.

При написании данной работы автор использовал также обширный материал, который удалось обнаружить при работе в двух российских архивах, а именно в Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ, прежде ЦГАОР) и Российском Центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ, бывший Центральный партийный Архив при ЦК КПСС).

В ГАРФе наиболее интересными для исследования являются фонды: 3431 (Материалы работы Поместного Собора 1917 – 1918 гг.), 130 (Материалы комиссии по выработке декрета об отделении Церкви от государства), 5446 (Материалы работы комиссии по вскрытию мощей), 1065 и 1064 (Материалы ЦК ПОМГОЛА).

Фондами РЦХИДНИ, достойными быть отмеченными являются: 5 (секретариата Председателя Совнаркома), 17 (ЦК РКП (б) – ВКП (б) – КПСС), 89 (Е. Ярославского).

При написании работы были использованы также многочисленные монографии, затрагивающие в той или иной степени рассматриваемую тему.

В данной работе автор также использовал публикации советских газет и статьи ряда православных периодических изданий.

Автор надеется, что данная работа позволит более исторически объективно взглянуть на взаимоотношения Церкви и государства в описываемый период.

^ Глава I. Церковь и Революция

^ 1.1 Поместный Собор 1917-1918 гг. и избрание патриарха Тихона

В середине XVI века в русском обществе возникла мысль об установлении в России патриаршества, что было обусловлено переходом к Русской Православной Церкви от павшего под натиском мусульман Константинополя Вселенской миссии православия. 26 января 1589 года среди древних патриарших кафедр появилась новая – Московская, что стало доказательством духовного авторитета Русской Церкви и силы Русского государства. «Деяния первых патриархов совпали со Смутным временем, с попытками поляков уничтожить русскую государственность. Святитель Иов, не признавший Лжедимитрия, стал первым в череде русских патриархов-мучеников. Сторонниками самозванца он был схвачен в церкви во время молитвы, жестоко избит и заключён в Старицкий монастырь, где через два года умер. В то время патриарх Иов показал силу своей воли, непоколебимую твёрдость и великую любовь к Отечеству.

Продолживший борьбу с иноземцами патриарх Гермоген был заточён в темницу, где и скончался от голода и жажды, но перед смертью успев послать обличение многочисленным изменникам, а всем верным чадам «благословение и разрешение в этом веке и в будущим за то, что стоите за веру непоколебимо, а я должен за вас Бога молить».

С наступлением ХХ века, когда особенно остро стали чувствоваться растерянность и раздор в русском обществе, окончательная утраты силы традиции, и начало распада Русского государства. Председатель Кабинета министров граф С.Ю. Витте и другие государственные деятели активно высказывались за созыв Поместного Собора. Православная Церковь в лице таких выдающихся иерархов, как, Антоний (Вадковский), Антоний (Храповицкий), Сергий (Страгородский) и других епископов и священников, указывала на необходимость созыва подобного Собора. «Созыв Поместного Собора и восстановление патриаршества, – писал в Святейший Синод архиепископ Алеутский и Северо-Американский Тихон, – не только бы отвечало достоинству и величию Русской Церкви, но и управление её более приближало к строю, начертанному в канонах». Однако император Николай II так и не дозволил созвать Собор. И только после его отречения от престола, 15 августа 1917 года в Москве открылся первый за последние 250 лет Поместный Собор. 16 августа в храме Христа Спасителя слово приветствия от Московской кафедры произнёс митрополит Тихон:

«С великой радостью исполняю священный и вместе с тем приятный долг приветствовать чрезвычайный Собор от лица Московской Церкви. Москва издавна была носительницей и выразительницей церковных верований и религиозных упований. Не видя у себя свыше двухсот лет Церковного Собора, она не могла, не скорбеть. Лучшие сыны её – и архипастыри, и верующие миряне – жили мечтою о возобновлении соборной жизни Церкви, но по неисповедимым планам Божественного промышления им не суждено было дожить до настоящих счастливых дней… И мы уповаем, что созывом Церковного Собора обновится вся жизнь нашей Церкви, Собор вызовет прилив народной веры и религиозных чаяний.

Верующая Москва ожидает от Собора содействия и в устройстве государственной жизни. Всем ведомо, что Москва и её святыни в прошлые годы деятельно участвовали в созидании Русской державы. Ныне Родина наша находится в разрухе и опасности, почти на краю гибели. Как спасти её – этот вопрос составляет предмет крепких дум. Многомиллионное население Русской Земли уповает, что Церковный Собор не останется безучастным к тому тяжёлому положению, которое переживает наша Родина».

Председателем Собора был избран митрополит Московский Тихон. 5 ноября в храме Христа Спасителя произошло важнейшее событие – по жребию из трёх кандидатов, выбранных Собором, был избран Патриархом Московским и всея России митрополит Московский Тихон. 21 ноября состоялась его торжественная интронизация. Кроме того, Поместный Собор заложил также основы канонического устройства Русской Православной Церкви. Согласно общему положению о высшем церковном управлении, принятому 4 ноября, они заключались в следующем: высшая власть – законодательная, административная, судебная и контролирующая, принадлежит Поместному Собору, периодически созываемому в составе епископов, клириков и мирян; управление Церковью возглавляется Патриархом. При патриархе учреждались архиерейский Синод и Высший церковный совет из представителей белого духовенства и мирян. Эти два учреждения становились постоянными органами высшего церковного управления в период между созывами Поместных соборов. Патриарх вместе с указанными органами был подотчётен Собору. 25 января 1918 года было принято постановление, сыгравшее важнейшую роль в дальнейшей истории Русской Православной Церкви: патриарху предложили самому избрать нескольких блюстителей патриаршего престола на случай его болезни, смерти и т.д., этим обеспечивалось сохранение их имён в тайне. Наконец, впервые после синодального периода было восстановлено самобытное и самостоятельное достоинство каждого отдельного епископа: «Епархиальный архиерей, по преемству власти от святых Апостолов, есть предстоятель местной Церкви, управляющий епархией при соборном содействии клира и мирян… Архиерей пребывает на кафедре пожизненно и оставляет её только по церковному суду или по постановлению высшей церковной власти… в исключительных и чрезвычайных случаях, ради блага церковного.»

Многие члены Собора, неоднократно обращались к проблеме церковной собственности, подчёркивая, что в новых условиях она служит гарантом самостоятельности и независимости церкви от многих институтов власти в обществе.

Один из его участников В. Зеленцов предлагал

«1. Указать православному населению, что на нём лежит долг активно защищать святую веру, храмы и прочие святыни по мере сил, не щадя своей жизни.

2. Признать необходимым, чтобы епископы Всероссийского собора произвели… церковный суд над теми гонителями, пособниками гонения и попустителями гонения на Российскую церковь, вышедшими из недр самой Церкви».

По предложению архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого) Собор обратился к народу с воззванием о прекращении грабежей:

«Опомнитесь, православные христиане!.. Самое пожелание завистливое есть нарушение заповеди, а грабежи – тяжкое преступление, привлекающее гнев Божий на весь народ… Поспешите принести покаяние в наших грехах, в нашем нерадении, развращении и в тех позорных грабежах, которыми осквернена священная Земля Русская в настоящем году».

Подобные настроения Поместного собора резко критиковались большевиками, партийной печатью ещё до Октябрьского переворота. Ряд рабочих газет расценивал Собор как реакционный, промонархический, контрреволюционный. Собор не оставался в долгу. Несмотря на поддержку, некоторыми членами Собора ряда требований, например эсеровской партии, по земельному вопросу, смягчению особенно острых социальных противоречий и несправедливостей в деревне, основная часть делегатов обвиняла большевиков за «подстрекательство народа к бунту», «в неповиновении властям», «в желании внести хаос и смуту в души людей» и призывала народ остаться глухим к агитации «лукавых лжеучителей». Примерно за неделю перед вооружённым восстанием в Петрограде, а именно 19 октября 1917 года, на Соборе с призывом к большевикам совершить «покаянную молитву» выступил митрополит Тихон.

^ 1.2 Деяния Поместного собора во время Октябрьского переворота

События в стране развивались достаточно быстро. Воспользовавшись потерей контроля над страной со стороны Временного правительства большевики низложили его и власть перешла в руки Совета Народных Комиссаров. Сведения об этом были немедленно получены Собором. Многие из его участников упрекали большевиков в узурпации власти, заявляя, что только Учредительное собрание полномочно демократическим путём, выражая волю народа, сформировать законное правительство и передать ему всю полноту власти.

С подобными заявлениями о незаконности власти нового правительства, сформированного большевиками, выступили и многие священники в первые дни после Октябрьского восстания в Петрограде, затем и в Москве. Они были арестованы вооружёнными формированиями – отрядами рабочих и солдат, подобные высказывания в храмах были также запрещены. В Царском Селе пролилась кровь первого новомученика Российского протоиерея Иоанна Кочурова, который был зверски убит ворвавшимися в город бандами красногвардейцев лишь за то, что участвовал в крестном ходе и молился о прекращении братоубийственной брани. Этот случай вызвал активный протест духовенства. К новым властям обратился петроградский митрополит Вениамин. Протест выразил и Поместный собор. Настоятель храма Христа Спасителя протопресвитер, будущий священномученик А.А. Хотовицкий объявил отца Иоанна Кочурова «мучеником большевистского деспотизма».

Данные события ещё больше размежевали участников Собора и сторонников Октябрьского переворота. В Москве основные силы восставшие сосредоточили на взятии Кремля, который заняли юнкера и преданные Временному правительству войска. К концу дня 31 октября стало ясно, что осаждённым в Кремле юнкерам долго не продержаться. Учитывая создавшуюся обстановку, большинство членов Собора приняло решение обратиться к противоборствующим сторонам о прекращении огня. В 22 часа того же дня по инициативе архиепископа Таврического и Симферопольского Димитрия, епископа Камчатского Нестора и ряда других членов Собора в здании духовной семинарии состоялось экстренное совещание, на котором была сформирована миротворческая делегация для переговоров с Военно-революционным комитетом. Возглавил её митрополит Тифлисский Платон, в состав вошли архиепископ Димитрий, епископ Нестор, священники Э.И. Бекаревич и В.А. Чернявский, а также два мирянина. 2 ноября процессия уполномоченных Собора с флагами и хоругвями в сопровождении жителей столицы направились в ВРК, размещавшийся в здании нынешнего Моссовета. К переговорам с председателем ВРК были допущены лишь митрополит Платон и архиепископ Димитрий. Представители новой власти потребовали, чтобы Собор обратился к юнкерам с призывом сложить оружие.

В этот же день было составлено обращение Собора к Военно-Революционному Комитету, Московскому Комитету Общественной безопасности и Старшему военному начальнику обороны Кремля: «Во имя Божие Всероссийский Священный Собор призывает враждующихся между собою дорогих наших братьев и детей ныне воздержаться от дальнейшей ужасной кровопролитной брани. Священный Собор от лица всей нашей дорогой Православной России умоляет победителей не допускать никаких актов мести, жестокой расправы и во всех случаях щадить жизнь побеждённых. Во имя спасения Кремля и спасения, дорогих всей России наших в нём Святынь, разрушения и поругания которых русский народ никому и никогда не простит, Священный Собор умоляет не подвергать Кремль артиллерийскому обстрелу. Председатель Собора митрополит Тихон».

Юнкера, находившиеся в Кремле, сознавая безнадёжность своего положения, вняли голосу Собора и начали сдаваться. Однако, желая, видимо, как можно скорее покончить с контрреволюцией, отдельные отряды красногвардейцев, не дожидаясь разоружения юнкеров, всё же приступили к обстрелу Кремля.

Слухи о преследовании большевиками духовенства, разрушении «православных святынь Кремля» стали циркулировать не только в Москве, Петрограде, но и в других местах страны. На Собор от верующих стали приходить телеграммы с вопросами, требованиями и т.д. На Соборе было принято решение создать специальную комиссию во главе с патриархом Тихоном для осмотра разрушений Кремля.

После вышеописанных событий комиссия Собора под председательством патриарха Тихона выдвинула в Военно-Революционный Комитет несколько конкретных требований, а именно: освободить арестованных солдат и офицеров, разрешить торжественно похоронить убитых юнкеров, получить возможность обратиться к народу с осуждением действий новой власти, обеспечить регулярный выпуск религиозных изданий для информирования верующих о церковной жизни. Профессор С.Н. Булгаков на одном из заседаний огласил текст обращения «Ко всем чадам православной Российской Церкви». Это был первый официальный документ Собора, в котором осуждались действия революционных рабочих и солдатских масс, руководимых большевиками. В нём говорилось: «Великие бедствия постигли уже Родину нашу, но чаша гнева Божия всё ещё изливается на нас, и новыми грехами мы умножаем сей праведный гнев. Ко всем несчастиям присоединилась великая междоусобица, охватившая Русскую землю. Одна часть войска и народа, обольщённая обещаниями всяких земных благ и скорого мира восстала на другую часть, и земля наша обагрилась братской кровью… Но вождям междоусобицы оказалось мало и того. Было совершено кощунственное преступление перед православной верой, перед всем православным народом и его историей. В течение ряда дней русские пушки обстреливали величайшую святыню России – наш священный Московский Кремль с древними его соборами, хранящими святые чудотворные иконы, мощи святых угодников и древности российские…

Давно уже в русскую душу проникают севы антихристовы, и сердце народное отравляется учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого.

Открыто проповедуется борьба против веры Христовой, противление всякой святыне и самопревознесение против всего называемого Богом (2 Сол.2:4)…

Для тех, кто видит единственное основание своей власти в насилии одного сословия над всем народом, не существует родины и её святыни. Они становятся изменниками Родины, которые чинят неслыханное предательство России и верных союзников наших. Но к нашему несчастью, не родилось ещё власти воистину народной, достойной получить благословение Церкви Православной…» Православному духовенству предписано было огласить это воззвание среди верующих во время богослужений. Важно отметить, что в этот первый период развития взаимоотношений Церкви и Советского государства патриарх чувствовал за собой поддержку Поместного Собора и это во многом облегчило тот груз, который возложил на себя Святейший Тихон, встав у руля корабля церковного. В позднейшее время, после разгона Собора большевиками, этой поддержки он будет лишён и во всех своих поступках будет вынужден действовать на своё усмотрение.

 

^ 1.3. Первые конфликты новой государственной власти и Церкви

Переходя к систематическому изложению событий в жизни Церкви и государства, последовавших после приведённого послания, необходимо отметить, что люди, их возглавившие органы новой власти с первых же дней, следуя программным установкам своей партии, стремясь как можно скорее применить их в сложнейших условиях разрушенных старых государственных структур России, начали спешно осуществлять провозглашённые ими ранее принципы взаимоотношений пролетарского государства с церковью. Первым шагом стало опубликование 2 ноября 1917 года «Декларации прав народов России», которую подписали В.И. Ленин и И.В. Сталин, в ней церковь отторгалась из сфер гражданской жизни, отменялись все религиозные привилегии и ограничения. В области церковно-государственных отношений и прав, верующих этот документ не привносил ничего нового по сравнению с тем, что было декларировано ещё Временным правительством сначала 20 марта 1917 года в постановлении «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений», а затем 14 июля в законе «О свободе совести». Но, изданный на исходе первой недели полномочий органов новой власти, этот документ, сопровождаемый слухами о «расстреле большевиками кремлёвских храмов», был воспринят как дискриминация свобод Православной церкви .

11 декабря 1917 года появляется декрет о передаче всех церковных школ в Комиссариат просвещения, т.е. Церковь лишалась всех академий, семинарий и епархиальных училищ, а следовательно, и всего связанного с ним имущества. Уже через несколько месяцев это решение, дойдя до администрации духовных школ, вызвало у духовенства бурю возмущения. Так например, в июле 1918 года член Поместного собора протоиерей К. Агеев направил письмо управляющему делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичу, в котором жаловался, что, несмотря на данные ему как уполномоченному Собором устные обещания УД СНК от 12 марта 1918 года о сохранении православных семинарий в Москве, все их помещения спешно занимают воинские части. На том же заседании Совнарком также обсудил вопрос «О мерах по ускорению отделения церкви от государства», создав комиссию для выработки проекта декрета в составе П.И. Стучки – наркома юстиции, А.В. Луначарского – наркома просвещения, М.А. Рейснера – заведующего отделом Народного Комиссариата Юстиции (НКЮ), П.А. Красикова – члена следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией и петроградского священника М.В. Галкина, рекомендованного В.Д. Бонч-Бруевичем как «борца с церковным мракобесием», состоявшего в конфликте с руководством столичной епархии в лице митрополита Вениамина. (М.В. Галкин впоследствии снял с себя сан и активно подвизался на антирелигиозном поприще.) Судя по всему, конкретной основы будущего декрета у Совета Народных Комиссаров ещё не было, но сама постановка вопроса об ускорении выработки мер заставляет думать, что отделение церкви от государства мыслилось новым правительством как дело первейшей необходимости. Здесь необходимо подчеркнуть явную антицерковную направленность деятельности комиссии НКЮ, члены которой полагали, что достаточно энергичных усилий, решительных мер, чтобы в короткий срок разрушить влияние церкви на массы. Один из членов этой комиссии позднее писал В.Д. Бонч-Бруевичу: «Многие, не зная жизни и настроений в России, к борьбе с церковью относились легко и победу над ней рисуют в лёгких тонах. Здесь путь нашего расхождения, ибо я уверен, что борьба трудна, действия должны быть осторожны и методичны. Я указывал в комиссии, когда вырабатывался декрет, что будут по местам вспышки эксцессов, что будет кровь, но мои слова встречались с улыбкой. Жизнь показала справедливость моих слов».

18 декабря был издан декрет о гражданском браке и гражданской метрикации, в котором церковный брак объявлялся частным делом граждан. Церковь, таким образом, отстранялась от влияния и на эту сферу жизни: от регламентации поведения людей в браке, в деле рождения и воспитания новых поколений, регистрации рождений, смертей и т.д.

Несколько раньше, а именно 30 ноября, по предложению А.М. Коллонтай Совнарком под председательством В.И. Ленина рассмотрел вопрос об изъятии у Православной церкви монастырей и передачи их в ведение Наркомата призрения. И хотя обсуждение этого вопроса не привело тогда к принятию какого-либо конкретного решения – вопрос отложили, сама постановка его в правительстве осложнила положение церкви. Подобным изъятием у Русской церкви такой мощной материальной базы, как монастырское хозяйство, можно было удовлетворить немалые потребности в служебных и жилых помещениях, казармах, приютах, складах, строительных материалов (многие строения намечались под снос и разборку кирпича). И 4 января 1918 года А.М. Коллонтай добилась, наконец, принятия решения о реквизиции помещений Александро-Невской Лавры в Петрограде для нужд своего Наркомата. И, действительно, 13 января 1918 года комиссариат государственного Призрения издал распоряжение о реквизиции жилых помещений Лавры, в том числе покоев митрополита, для своих нужд под богадельни и приюты. В тот же день в Лавре появился вооружённый отряд, который произвёл детальный осмотр зданий, а на следующий день на имя настоятеля епископа Прокопия поступило официальное отношение с требованием сдать всё имущество вышеназванному Наркомату.

Митрополит Вениамин и два его викария на общем собрании духовенства и прихожан постановили «твёрдо заявить народным комиссарам, что православный русский народ не допустит отобрания имущества у монастырей и храмов… встанет на их защиту от поношения тех, кто, будучи не русскими и не православными, эти святыни не могут понимать и ценить».

«19 января в Лавре произошло трагическое столкновение, когда в сопровождении 17 красногвардейцев и матросов в монастырь прибыл с мандатом комиссар Иловайский и силой попытался добиться выполнения своих требований… После ареста настоятеля в лаврских церквах ударили в набат, сбежался народ, отряд частично был обезоружен. Но вскоре прибыли подкрепления с пулемётами. В неравной борьбе был смертельно ранен настоятель церкви Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радости Пётр Скипетров, обратившийся со словами увещевания к красногвардейцам. Чтобы испугать людей, стреляли в воздух, но люди всё прибывали, и красногвардейцы были вынуждены отступить. Лавру удалось отстоять, однако так начались первые «военные действия» между Церковью и государством».

20 января 1918 года Поместный собор возобновил свою работу. Тревожные события в Петрограде обсуждались на нём достаточно подробно. «На его первом собрании было оглашено послание настоятеля Александро-Невской Лавры. О занятии синодальной типографии сделал доклад протоиерей П.Н. Лахостский, наконец 24 января, на другом заседании сообщение о крестном ходе в Петрограде сделал протоиерей Ф.Н. Орнатский, призвавший выявить свою силу: «Пора сказать, что разбойники взяли власть и управляют нами. Мы терпели, но терпеть более невозможно, потому что затронуто Святое Святых русской души – Святая Церковь… На сознательное мученичество идти не следует, но, если нам нужно пострадать и даже умереть за правду, – это надо будет сделать».

Антицерковные акции не оставались без ответа патриарха. Они, а также становящаяся всё более кровавой гражданская война, явились причиной появления его воззвания от 19 января 1918 года.

«Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонения воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово…

Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чём не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все свои силы полагали на служение благу народному. И всё это совершается не только под покровом ночной темноты; но въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности – совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей Отчизны: и в столицах, и на отдалённых окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и др.)

Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы…

Властию, данною нам от Бога, запрещаем Вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы ещё носите имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.

Гонение жесточайшее воздвигнуто и на Святую Церковь Христову: Благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними; святые храмы подвергаются или разрушению из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московского), или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская Лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви Православной и подготовлявшие пастырей церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности. Имущество монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это – народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законную волею самого народа…» Как видим, большевики и советская власть в послании прямо не упоминаются, но оно было воспринято органами советской власти как явное выражение контрреволюционного настроения Предстоятеля Православной Церкви.

^ 1.4 Принятие декрета Совнаркома об отделении Церкви от государства и школы от Церкви

Вернёмся к событиям конца 1917 года. По указанию Совета Народных Комиссаров было принято решение ускорить работу по подготовке проекта декрета об отделении церкви от государства и комиссия Наркомюста стала форсированно готовить необходимые документы. Примерно через месяц проект документа для первого чтения в правительстве был готов. Параллельно с этим родилось предложение: не дожидаясь его принятия, провести ряд попутных мероприятий, например, упразднить придворное духовенство, реквизировать имущество и помещение придворных церквей. Отметим, что частично имущество этих храмов было разграблено ещё во время октябрьского переворота. Так, заведующий придворным духовенством протопресвитер Соборов Зимнего дворца и Московского Благовещенского Александр Дернов доносил в конце октября 1917 года Синоду следующее:

«Великая смута достигла своего апогея при разгроме в ночь на 26 октября Зимнего Дворца.

Грабившие Дворец солдаты и матросы сломали замки Малого храма Зимнего Дворца, проникли в этот храм и осквернили его, войдя в Царские врата в алтарь, где они кощунственно сорвали покрывало со святого престола и всё обшарили на престоле и жертвеннике, а штыками ружей под престолом и жертвенником, сорвали завесу с царских врат, содрали положенную на храмовой образ Сретения Господня звезду, раскидали образа и богослужебные книги». Теперь же дело решили довести до конца. 14 января 1918 года за подписью комиссара имуществ республики Ю. Флаксермана было принято постановление о реквизиции имущества и помещений придворных церквей. При этом в ведение этого учреждения были переданы не только культовые и храмовые сооружения, и имущество, имевшееся при бывшем царском дворце в Петрограде и его окрестностях, но и часть церквей Кремля в Москве. Это вызвало недовольство членов Поместного Собора, считавших Церковь единственно законной хозяйкой всего этого достояния. Эта акция стала ещё одним предметом конфликта духовенства с Советской властью. Так, общее собрание объединённых приходов Москвы и уездов губернии в очень острой форме протестовало против этих шагов правительства. В обращении собрания к властям говорилось о необходимости вернуть все церковные святыни верующим, как «источник утешения народа». Собрание потребовало вернуть право духовенству и верующим посещать кремлёвские соборы и храмы, проводить в них богослужения, передать церкви все отобранные иконы, мощи, хоругви и прочее.

Эти требования были полностью игнорированы. А вскоре СНК принял решение о предоставлении наркоматам права закрытия церквей и при государственных учреждениях. Это касалось тысяч церквей, существовавших для служащих государственных учреждений и жителей близлежащих домов. Как показывают архивные документы, тяжбы вокруг закрытия этих и так называемых домовых церквей длились не один год. Но главные события, связанные с этим периодом взаимоотношений церкви и государства были впереди.

Ещё 5 декабря 1917 года в газете «Раннее утро» был опубликован проект декрета об отделении Церкви от государства.

Было сообщено, что сущность этого проекта может быть сведена к следующим основным положениям:

« 1. Религия провозглашается частным делом совести каждого человека.

2. Религиозные и церковные общины объявляются частными союзами, совершенно свободно управляющие своими делами.

3. Преподавание Закона Божия в высшей, средней и низшей школе признаётся необязательным

Метрикация рождений, браков и смертей из ведения конфессиональных церквей передаётся особым органам государственной власти.

а) Провозглашается в пределах Российской республики особое вневероисповедное состояние.

б) Учреждается институт гражданских браков.

в) Управление кладбищ не имеет права чинить каких-либо препятствий так называемым «гражданским похоронам».

г) Допускается сожжение трупов.

5. Духовенство всех конфессий уравнивается в правах со всеми гражданами Российской республики.

6. Церковные земли конфискуются.

7. Все церкви на предмет секуляризации «небесных капиталов» обязываются предоставить точные данные о имеющихся церковных суммах.

8. Митрополиты, архиепископы, епископы и протоиереи должны предоставить золото, серебро и драгоценные камни своих митр, клобуков, посохов, крестов и панагий в государственную казну, опустевшую в годы великих потрясений.

9. Духовным лицам свои рясы рекомендуется носить лишь в церквах, в часы исполнения духовных обязанностей…

10. С 7 января 1918 года вводится григорианский календарь (новый стиль).»

Опубликованный 23 января в газетах окончательный проект декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от церкви», первоначально называвшийся «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» выглядел значительно серьёзнее, в нём уже не говорилось о золоте на митрах и клобуках и не отстаивалось право граждан на сжигание трупов, но именно он заложил основы будущего, почти бесправного положения Церкви, хотя и содержал целый ряд демократических положений, в том числе и о свободном исповедании любой религии. Однако в декрете были пункты, не связанные прямо с его основным смыслом: запрещение религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализация всего церковного имущества. Эти положения декрета шли в явном противоречии с принципом, что религия есть частное дело граждан, т.к. частные общества сохраняли свои права. Такое явление было вызвано в первую очередь идеологическими соображениями и по мысли авторов должны были приблизить полное отмирание религии в новом обществе. Декрет не предусматривал также переходного периода. «В распоряжении Церкви, таким образом, было очень мало времени на реорганизацию своих материальных средств на новых началах, да и очень мало возможностей стать на собственные ноги в материальном отношении, не имея никакого имущества и даже права владения им».

На своём заседании от 25 января Поместный Собор составил постановление, в котором говорилось:

«1.Изданный Советом Народных Комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения.

2.Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в последование 73 правилу святых апостол и 13 правилу VII Вселенского Собора).» Подобная деятельность Поместного собора значительно повлияла на обострение взаимоотношений Церкви и государства. Именно этот период отмечен значительным накалом непонимания в действиях двух сторон. Узнав о воззвании, В.И. Ленин дал поручение В.Д. Бонч-Бруевичу, возглавлявшему комитет по борьбе с погромами: «Сообщите ему (Тихону), что Советская власть не собирается надевать на его голову венец мученичества, но все те, кто буду распространять его произведения, будут арестовываться и предаваться суду…» В официальной прессе также появилось множество материалов направленных на дискредитацию священноначалия Русской Православной Церкви. Так, откровенное непонимание и нелояльность властей поставили Православную Церковь в тяжёлые правовые условия, ибо правительство смотрело на неё как на очаг контрреволюции.

Одновременно нарастало недовольство самой Церкви религиозной политикой новых властей не только в центре, но и в провинциях. Так, на состоявшемся в феврале 1918 года «местном церковном соборе» в Красноярске было заявлено о несогласии с основными положениями декрета Совнаркома от 23 января. Сильное возмущение православного духовенства вызвало заявление Наркомюста, что в соответствии с декретом об отделении Церкви от государства имущество всех монастырей переходит в ведение Совдепов и потому они должны быть закрыты до «особого» распоряжения.

Недовольство вызвало и постановление Наркомпроса от 18 февраля 1918 года за подписью А.В. Луначарского о запрещении преподавания в школе религии. А уж тем более духовенство считало незаконным решение властей о закрытии духовных семинарий. По этому вопросу в апреле 1918 года Поместный собор направил в Совнарком специальное письмо, в котором отмечал, что подготовка священников – внутреннее дело самой церкви. Ответа на это письмо не было, так же как и на другое, направленное в СНК позднее, в мае 1918 года, по поводу закрытия женских епархиальных училищ.

На Соборе в Москве были выдвинуты предложения приступить к выработке нового декрета, определяющего деятельность Церкви в обществе. В состав комиссии предлагалось обязательно включить представителей духовенства и верующих. Для того чтобы выразить эти пожелания правительству, в начале февраля 1918 года в Петроград прибыла специальная депутация Всероссийского церковного собора в составе личного представителя патриарха профессора Московской Духовной Академии Н.Д. Кузнецова, А.Д. Самарина, крестьян Малыгина и Юрьева. Проведя в Совнаркоме определённое время, они были вынуждены вернуться, их никто не принял. Однако в марте того же года очередную делегацию Собора приняли представители СНК Курский, Елизаров, Бонч-Бруевич. Они заверили её, что все остальные декреты Совнаркома, касающиеся вопросов Церкви, будут разрабатываться непременно с участием представителей религиозных организаций. Такие же обещания Совнарком дал уполномоченным и других церквей и конфессий, обратившимся по подобному вопросу. 8 апреля 1918 года СНК принял решение об образовании в Наркомюсте комиссии по выработке инструкции по проведению отделения церкви от государства. В неё предписывалось включить представителей всех заинтересованных организаций, ведомств, компетентных лиц, но ничего не было сказано о необходимости привлечения для работы над проектами документов духовных лиц и верующих.

^ 1.5 Образование соборной комиссии по вопросам гонений со стороны государства на Православную Церковь.

Параллельно с государственными мероприятиями законодательного характера по всей стране производились массовые, пока ещё стихийные репрессии против членов Церкви – епископов, священников, монахов и мирян. Мы уже упомянули об убийстве царскосельского протоиерея Иоанна Кочурова и настоятеля петроградского храма Петра Скипетрова. На этом дело не закончилось.

7 февраля 1918 года в Киеве от рук красногвардейцев принимает мученическую смерть почётный председатель Поместного Собора митрополит Владимир (Богоявленский).

8 февраля были расстреляны крестные ходы в Воронеже, Тамбове, Шацке и Самаре.

15 февраля был расстрелян крестный ход в Туле, где погибло 13 человек и ранен епископ Корнилий. В тот же день подобный прецедент произошёл в Харькове, где группа верующих протестовавших против декрета была рассеяна выстрелами в упор.

22 февраля была расстреляна толпа богомольцев, протестовавших против реквизиции имущества Белгородского подворья в Пермской епархии.

Уже 26 марта 1918 года Соборный совет, заслушав срочное заявление 51 члена Поместного собора с просьбой назначить внеочередное заседание для заслушивания списка всех известных Собору лиц убитых, раненных и заключённых в темницы за веру Христову, за Церковь Христову постановил:

«Образовать комиссию в составе членов Собора: архимандритов Вениамина и Матфея, протоиереев П.Н. Лахостского и П.А. Миртова, С.Н. Булгакова, И.И. Беликова и др. для выяснения истинных масштабов террора развязанного против членов Церкви».

А 29 марта комиссия в полном составе приступила к работе. Ею было решено немедленно напечатать список уже пострадавших от гонений. Каждый новый случай опубликовывать на Соборных заседаниях и за пределами Собора, а также образовать статистическую комиссию для собирания сведений о жертвах гонений. Кроме того, предполагалось выработать способ увековечения памяти убитых гонителями и способы помощи уцелевшим в живых жертвам гонений и родственникам убитых. Епархиальные архиереи были оповещены о необходимости присылать в комиссию сообщения обо всех пострадавших, всех выдающихся событиях насилия с особо составленными по этому случаю актами.

На втором заседании комиссии о гонениях на Православную Церковь было принято решение «обратиться к Святейшему патриарху с просьбой о том, чтобы Его Святейшество, в случае ареста гонимых за Церковь, относился об освобождении их и впредь непосредственно к Советской власти, по распоряжению которой проведены аресты».

Вот несколько выписок из материалов, собранных данной комиссией ко времени своего второго заседания.

«Слушали:

1.Рапорт Преосвященного Воронежского за №132 о насильственных действиях соседних с Николо-Тихвинским женским монастырём крестьян по отношению к настоятельнице игуменье Нине.

2.Рапорт Преосвященного Орловского за №3773 о нападении грабителей на Брянский Успенский монастырь.

3.Рапорт Преосвященного Тульского за №3434 о разгроме красноармейцами Богородице-Владимирской женской пустыни.

4.Рапорт Преосвященного Орловского за №3979 об убийстве священника Афанасьева.

5.Рапорт наместника Почаевской Лавры о произведённых солдатами в Лавре бесчинствах.

6.Донесение заведующего бывшим придворным духовенством за №1687 и 1716 о повреждении в бывших придворных соборах и церквах в Москве и разгроме придворной церкви в городе Гатчина.

7.Рапорт Преосвященного Волоколамского за №2 о реквизиции Советом рабочих депутатов помещения в Даниловском монастыре.

8.Две телеграммы из Екатеринбургской Духовной консистории о заключении в тюрьму священника Васнецова и об отобрании причтовых имуществ.

9.Рапорт Преосвященного Елизаветопольского за №1130 о разгроме двух церквей и убийстве священника Елизаветопольской губернии и т.д.» Всего же только на 29 марта комиссия насчитала 38 случаев насилия по отношению властей к членам Церкви.

В постановлении Поместного собора от 28 февраля 1918 года, которое было направлено на предотвращение грабежа церковного имущества указывалось:

«3. При всех приходских и бесприходных церквах надлежит организовать из прихожан и богомольцев союзы, которые должны защищать святыни и церковное достояние от посягательств…

5 .В крайних случаях союзы эти могут заявлять себя собственниками церковного имущества, чтобы спасти его от попадания его в руки неправославных и даже иноверцев…

13 .В случае покушения на захват священных сосудов, принадлежностей богослужения, церковных метрик и прочего имущества церковного, не следует добровольно отдавать их…

14. В случаях нападения грабителей и захватчиков на церковное достояние следует призывать православный народ на защиту Церкви, ударяя в набат, рассылая гонцов…

16. Все восстающие на Святую Церковь, причиняющие поругание святой Православной вере и захватывающие церковное достояние, подлежат, не взирая на лица, отлучению церковному…»

13 апреля в храме Московской Духовной Семинарии патриарх Тихон отслужил заупокойную литургию о упокоении рабов Божиих за веру и Церковь Православную убиенных. На данный момент патриарх помянул поимённо 18 мучеников.

А 18 апреля 1918 года было опубликовано постановление Собора «О мероприятиях, вызываемых происходящими гонениями на Православную Церковь». В нём говорилось о необходимости:

«1. Установить возношение в храмах за Богослужением особых прошений о гонимых ныне за Православную Веру и Церковь и скончавших жизнь свою исповедниках и мучениках.

2. Совершить торжественные моления: а) поминальное о упокоении со святыми усопших и б) благодарственное о спасении оставшихся в живых.

3. Установить в России ежегодное молитвенное поминовение в день 25-го января, или в следующий за сим воскресный день всех усопших в нынешнюю лютую годину гонений исповедников и мучеников.

4. Устроить в понедельник второй седмицы по Пасхе во всех приходах, где были скончавшие свою жизнь за Веру и Церковь исповедники и мученики, крестные ходы к местам их погребения, где совершить торжественные панихиды…

17. От имени Священного Собора оповестить особым постановлением, что Священный Собор Православной Российской Церкви, возглавляемый Святейшим патриархом и Преосвященными иерархами, состоящий из избранников всего православного народа, в том числе и крестьян, есть единственный законный высший распорядитель церковных дел, охранитель храмов Божиих, святых обителей и всего церковного имущества, которое веками составлялось главным образом из добровольных приношений верующих людей и является Божиим достоянием. Никто, кроме Священного Собора и уполномоченной им высшей церковной власти, не имеет права распоряжаться церковными делами и церковным имуществом, а тем более такого права не имеют люди, не исповедующие даже христианской веры или же открыто объявляющие себя неверующими в Бога».

После опубликования декрета об отделении Церкви от государства также имели место многочисленные вмешательства власти и в дела епархиального управления. Кроме открытого террора уполномоченные на местах пытались незаконным порядком заменить епархиальных архиереев на более лояльных. Так, на 6-м заседании комиссии о гонениях на Православную Церковь было заслушано краткое сообщение Тверского архиепископа Серафима о положении в Тверской епархии после удаления из неё епархиального архиерея, упразднения консистории и фактическом захвате власти вероисповедным Отделом Исполнительного Комитета местного совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и оглашены освещающие положения документы:

«1. а) Объявление комиссара по исповедным делам Тверской епархии о созыве епархиального съезда для выбора нового епархиального архиерея.

б) приказ того же комиссара от 12 января сего года о передаче тверского архиерейского дома в собственность государства.

в) телеграмму вышеупомянутого комиссара Святейшему патриарху от19 марта сего года, с предложением принять меры против архиепископа Серафима, ведущего из Москвы агитацию в Тверской епархии против Советской власти.

2. Копия запроса от 6 апреля за №759 о том, подчиняется ли он распоряжению Тверского Совета об удалении его от кафедры и отказывается ли он от вмешательства в дела епархии.»

В конце апреля 1918 года газета «Утро России» сообщала о проведении на местах Декрета об отделении Церкви от государства:

«На имя Всероссийского патриарха из различных мест поступают приветствия с выражением готовности оказать поддержку в том крестном подвиге, к которому призывает владыка-патриарх верных сынов церкви.

Сельский сход села Воронино, Клинского уезда, Московской губернии, приветствуя послание патриарха, сообщает о своём постановлении бороться за целостность и достоинство Церкви вплоть до готовности пожертвовать за неё свою жизнь.

В Твери состоялось общегородское собрание духовенства и мирян, вынесших приговор о том, что весь народ, идущий за ними, готов на крестный подвиг, провозглашённый патриархом.

В Костроме по поводу декрета об отделении Церкви от государства во всех приходах состоялись многолюдные собрания мирян. Прихожане выступали с резкой критикой декрета, истолковывали его, как открытое гонение на Православную Церковь». Таким образом, можно констатировать, что в области церковно-государственных отношений в связи с декретом СНК, к середине 1918 года наблюдалось дальнейшее разделение общества на два лагеря в обстановке крайней вражды и ненависти нагнетаемой новыми правителями России.

В марте 1918 года Советским правительством в городе Бресте был заключён мир с Германией на самых позорных и унизительных для России условиях. Это событие было воспринято в большинстве своём отрицательно не только в простом народе, среде верующих и духовенства, но и оппозиционными политическими партиями, а также непосредственно и самими правительственными кругами. Известно, что Совнарком принял это решение при минимальном перевесе голосов под непосредственным давлением своего председателя – В.И. Ленина. 18 марта 1918 года патриарх Тихон выпускает Послание, в котором даёт оценку данному действию Советского правительства:

«Благословен мир между народами, ибо все братья, всех призывает Господь мирно трудиться на земле… И Святая Церковь непрестанно возносит молитвы о мире всего мира, уповая, что восторжествует на земле правда Христова и соединит враждующих братьев в единое стадо под водительством Единого Пастыря. И несчастный русский народ, вовлечённый в братоубийственную кровавую войну, нестерпимо жаждал мира, как некогда народ Божий жаждал воды в палящей зноем пустыне. Но не было у нас Моисея,.. и не ко Господу, своему Благодетелю, воззвал народ о помощи – явились люди, отрекшееся от веры, гонители Церкви Божией, и они дали народу мир.

Но тот ли это мир, о котором молится Свята Церковь, которого жаждет народ?

Заключённый ныне мир, по которому отторгаются от нас целые области, населённые православным народом, и отдаются на волю чужого по вере врага, а десятки миллионов православных попадают в условия великого духовного соблазна для их веры, мир, по которому даже искони Православная Украйна отделяется от братской России, и стольный град Киев, мать городов русских, колыбель нашего крещения, хранилище святынь, перестаёт быть городом державы Российской, мир, отдающий наш народ и Русскую землю в тяжкую кабалу, такой мир не даст народу желанного отдыха и упокоения.

А между тем у нас продолжается всё та же распря, губящая наше Отечество. Внутренняя междоусобная война не только не прекратилась, а ожесточается с каждым днём. Голод усиливается, и, чтобы ослабить его, грозят даже изгонять из столиц мирных жителей, не знающих где им преклонить голову. Рабочим угрожают лишением заработка, возвращающиеся из полков воины не находят работы. Умножаются грабежи и убийства, и для борьбы с ними часто прибегают к ужасному самосуду.

Устранит ли объявленный мир эти вопиющие к небу нестроения? Не принесёт ли он ещё больших скорбей и несчастий? Увы, оправдываются слова пророка: «они говорят: мир, мир, а мира нет».

Святая Православная Церковь, искони помогавшая русскому народу собирать

и возвеличивать государство Русское, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разорения.

Мы призываемся совестию своею возвысить голос свой в эти ужасные дни и громко объявить перед всем миром, что Церковь не может благословить заключённый ныне от имени России позорный мир.»

Реакции правительственных кругов не последовало, однако это послание патриарху припомнят позднее, обвинив его в клевете на существующий строй и скрытый призыв к неповиновению властям.

^ 1.6 Посещение Петрограда патриархом Тихоном в 1918 году

С 23 мая по 3 июня состоялось историческое посещение Петрограда Святейшим патриархом Тихоном. Первосвятитель совершил несколько богослужений – в Иссакиевском и Казанском соборах, лавре, участвовал в крестном ходе, посетил Кронштадт. Это был настоящее торжество Православия в Северной столице. Один только список приветственных адресов поднесённых патриарху занимает два тома архивных единиц хранения. В своей речи в соборе Александро-Невской Лавры патриарх сказал: «…град сей давно мне известен. Я знал его, когда учился в здешней Академии, но я всегда привык видеть его несколько иным. И теперь при посещении этого града невольно вспомнились мне слова пророка Иеремии, когда он некогда оплакивал Иерусалим, называя его «вдовицей, видевшей лучшие дни, но испытывающей принижения». Нельзя не заметить увядание этого града. Вместе со всею матерью-родиной нашей большие терпит он скорби и поношения. Великая Россия, удивлявшая весь мир своими подвигами, теперь лежит беспомощной и терпит унижения… Но я взираю на вас с утешением, потому что вы знаете, в чём заключается наше спасение. Спасение в Церкви Божией, в вере нашей в Бога».

Вскоре после отъезда патриарха, 8 июня на заседании Совета комиссаров Петроградской трудовой коммуны был рассмотрен вопрос «О способах применения декрета об отделении церкви от государства к петроградскому духовенству». Значительно участились случаи закрытия и ликвидации храмов при государственных учреждениях, многие их которых функционировали уже как приходские.

В соответствии с новыми условиями существования Церкви Поместный собор, обсудил и принял «Положение об епархиальном управлении». Оно внесло существенные изменения в существующую практику. Власть епископа ограничивалась, ликвидировался его исполнительный орган – консистория. Высшим органом управления становилось епархиальное собрание, избираемое из клириков и мирян в равной пропорции. Постоянно действующим административно-исполнительным учреждением теперь являлся епархиальный совет из выборных клириков и мирян. Сам архиерей избирался большинством голосов, не менее чем двумя третями. А 20 апреля, в последний день второй сессии, Собор утвердил новый приходской устав, также привлекший к более активному сотрудничеству мирян. Согласно ему, основные дела решались на общих собраниях прихожан.

^ 1.7. Принятие правительственных постановлений содействующих проведению декрета об отделении Церкви от государства

После срыва переговоров, с мая – июня 1918 годя, мероприятия по реализации законов, касающихся религиозных организаций, резко активизировались. 8 мая при Наркомате юстиции был создан специальный VIII (позднее V) отдел по проведению в жизнь декрета об отделении Церкви от государства во главе с П.А. Красиковым. Такие органы учреждались и при губернских Советах, комиссариатах юстиции. Основные положения уже изданных законов вошли в Конституцию РСФСР, принятую 10 июля V Всероссийским съездом Советов. Созданная в период гражданской войны, она также предусматривала лишение избирательных прав потенциальных противников, и среди них представителей клира и монашества. В ответ на определения Поместного собора «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь», наметившее некоторые защитные действия, Совнарком 30 июля принял постановление «О набатном звоне!» Согласно которому, за участие в созыве населения набатом и тому подобными способами с «контрреволюционными целями» виновные предавались суду трибунала. А 30 августа был, наконец, принят документ, разъясняющий многие спорные аспекты положения Церкви в советском обществе. Но вопреки ожиданиям это был не новый декрет СНК, а инструкция Наркомата юстиции «О порядке проведения в жизнь декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», ещё более ужесточавшая требования властей.

Именно инструкция установила, что под действие декрета подпадают не только все церкви, но и частные религиозные общества, а так же организации, преследующие цели оказания помощи или поддержки какого-либо культа. Вопреки разъяснениям представителей Совнаркома на переговорах в марте – апреле о возможности прихода зарегистрироваться в гражданском порядке и, таким образом, получить права юридического лица, подобное не предусматривалось. Устранялась возможность получения права юридического лица различными братствами, попечительствами и т.д. Единственным видом церковного имущества признавался складчинный капитал, а единственным способом поддержания культовых учреждений – складчинное хозяйство, причём юридическим собственником его объявлялась не община, а отдельные её члены. Инструкция устанавливала и порядок национализации церковного имущества. Они переходили в непосредственное заведование местных Советов согласно описи, а те передавали их в бесплатное пользование местным жителям, числом «не менее 20 человек», по специальному соглашению. Всё небогослужебное имущество и капиталы предписывалось «немедленно отобрать», метрические книги передать в губернские отделы загсов. Крестные ходы допускались на улицах лишь с письменного разрешения местных органов советской власти, о чём извещалось не позднее чем за два дня. Существование специальных богословских учебных заведений не воспрещалось, местные Советы могли передавать этим заведениям их здания в аренду. На реализацию положений инструкции отводился двухмесячный срок.

Уже 3 сентября на Соборе было постановлено образовать особую комиссию для выработки мероприятий в виду текущих событий церковно-общественной жизни под председательством Кишинёвского архиепископа Анастасия. А на следующий день на первом своём заседании комиссия постановила: «Разработать проект протеста от лица Собора и патриарха против издания инструкции». Кроме того, представитель от Совета объединенных приходов города Москвы сделал доклад о решениях общего собрания Объединённых приходов в котором говорилось:

«Условия, в которых протекает жизнь православной Русской Церкви… всё более и более вызывает тревогу и скорбь в каждом верующем человеке.

Прошло почти 5 месяцев с тех пор, как нынешняя власть издала декрет.., глубоко возмутивший весь православный Русский народ… Участились аресты священнослужителей, начиная от епископов, заключаемых в тюрьмы, притеснение и разгон епархиальных собраний…

…Православные приходы Москвы не могут не возвысить своего голоса, когда видят, в какое тяжёлое положение поставлена Православная церковь, когда для них становится ясным, что при нынешнем взаимоотношении Церкви и гражданской власти вряд ли можно надеяться на перемены к лучшему; ведь среди православного верующего населения всё более и более крепнет мысль о том, не настало ли время для предъявления власти более решительного требования о прекращении гонения на Церковь, о пересмотре декрета с целью исключения из него всего, что умаляет права Церкви даже по сравнению со всяким частным обществом.»

На комиссии было констатировано, что время переговоров и компромиссов с Советской властью прошло и ответ должен иметь определённо решительный характер, отвергающий всякую попытку к соглашательству. Изданная инструкция это не разъяснение декрета, а новый закон по этому вопросу. Инструкция должна быть отменена».

После принятия инструкции НКЮ от 30 августа отношения государства и Церкви обострились до крайности. Это нашло отражение в отношении советских органов, контактировавших с советскими организациями и направлявшихся VIII отделом Наркомюста, к деятельности монастырей. В соответствии с установкой НКЮ власти, как в центре, так и на местах, повели линию на повсеместное их закрытие.

Скажем, несмотря на протесты члена Поместного собора Н.Д. Кузнецова, продолжалось выселение монахов из Вознесенского и Чудова монастырей в Кремле. В Олонецкой епархии произошло вооружённое столкновение в Александро-Свирском монастыре. В сопротивлении монахов разграблению и закрытию монастыря был усмотрен бунт против существующей власти. Настоятель монастыря архимандрит Евгений, казначей иеромонах Варсонофий, священник Перов и еще два человека были расстреляны. С протестом против действий Олонецкого Губисполкома и ЧК по отношению к монахам в Совнарком и ВЦИК сразу обратился патриарх Тихон, но положительного ответа получено не было. Имелись и другие подобные случаи.

7 сентября 1918 года патриарх Тихон и Собор направляют в Совет Народных Комиссаров заявление следующего содержания:

«Вот уже более полугода прошло с тех пор, как декретом от 23 января под заглавием: «о свободе совести», Русская Церковь поставлена в положение не только фактически, но и юридически гонимой. Особым постановлением, своевременно обнародованным во всеобщее сведение и сообщённым Советской власти, Священный собор определённо выявил это, скрытое в словах декрета, враждебное истинной свободе совести, существо его. «Приветствуя – гласит соборное постановление – всякое действительное расширение свободы совести, Собор в то же время указывает, что действием упомянутого декрета свобода Церкви Православной, а равно и всех религиозных «союзов и общин превращается в ничто». Им «узаконивается всякое открытое гонение, как против Церкви Православной, так и против всех обществ христианских и не христианских.» Раскрыв по частям смысл и намерение декрета Собор заключал, что он, представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения.» Далее в заявлении говорилось, что несмотря на заверение власти пересмотреть действующее религиозное законодательство с привлечением представителей всех конфессий этого сделано не было. Более того, с принятием декрета участились случаи преследования духовенства, аресты и казни. Приводились примеры убийства Пермского епископа Андроника, Тобольского епископа Гермогена, бывшего епископа Орловского Макария. В заявлении также было сказано, что незаконным являются постановления «об изнесении священных изображений из школьных зданий, вместе с полным запрещением преподавания Закона Божия, о закрытии всех учебных духовных заведений вместе с запрещением преподавания богословских наук даже в специальных пастырских училищах ранее 18-летнего возраста; о привлечении всех священнослужителей и монахов в тыловое ополчение на неопределённых условиях без всякого снисхождения; об упразднении всех церквей при государственных и общественных учреждениях.» Также были выражены протесты против национализации церковного имущества, запрета продавать и выпускать духовную литературу, произносить проповеди. В конце выражалось категорическое требование отменить действие инструкции от 30 августа и самого декрета во всём его объёме. Однако положительного ответа, как и прежде, патриархом Тихоном и Собором получено не было.

Осенью 1918 года правящие круги Советской России в ответ на убийство В. Володарского и М. Урицкого, покушений на В. Ленина и Г. Зиновьева начали проводить политику так называемого «красного террора». Десятки людей, например в Петрограде, затопили в баржах у Лисьего Носа только за то, что они участвовали в деятельности партий меньшевиков и правых эсеров. Самым непосредственным образом затронул террор и духовенство. В том же Петрограде были арестованы протоиерей Ф. Орнатский, священники Николаев, Силин, Ливанский, Успенский, Платонов, Дубровский и другие, а также несколько монахов. Все они были расстреляны. Основной причиной этих бессмысленных акций являлось засилье военно-коммунистических настроений в партийной и советской среде в надежде на скорую мировую революцию её рьяные приверженцы пытались побыстрее разрушить бастионы реакции в России, одним из которых считали религию. Этим элементам была присуща склонность к тоталитаризму, стремление к монополии на безграничную власть, на право господства во всех областях жизни общества, включая духовную сферу. Церковь виделась им непримиримым соперником, которого следовало безжалостно убрать со своего пути. Поэтому почти повсеместно при осуществлении и так достаточно жёстких директив о проведении антирелигиозной борьбы, дававшихся руководством ЦК РКП (б), допускались вульгарные упрощения, искажения, которые превращались по существу в «элементарную борьбу с религией, в разжигании столкновений с верующими и, в конечном счёте, способствовали разделению масс.»

^ 1.8. Послание патриарха Тихона Совету Народных Комиссаров в связи с годовщиной Октябрьского переворота

Жертвы «красного террора», побудили патриарха Тихона к решительным действиям. К годовщине Октябрьского переворота он выпускает грозное Послание, адресуя его непосредственно Совету Народных Комиссаров. Патриарх упрекал новую власть в пролитии рек крови «братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву… Отечество вы подменили бездушным интернационалом, – пишет он народным комиссарам, – хотя сами отлично знаете, что, когда дело касается защиты отечества, пролетарии всех стран являются верными его сынами, а не предателями.

Отказавшись защищать Родину от внешних врагов, вы, однако, беспрерывно набираете войска. Против кого вы их ведёте?

Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порождённой вами войны, так как вы стремитесь руками рабочих и крестьян поставить торжество призраку мировой революции.

Не России нужен был заключённый вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела… Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чём не виновных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределённой «контрреволюционности». Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего, предсмертного утешения – напутствия Святыми Тайнами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения.

Вы обещали свободу… Великая благо свобода, если она правильно понимается как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой свободы вы не дали… Все проявления как гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлено вами беспощадно… Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие церковные проповедники; голос общественного и государственного осуждения и обличения заглушён; печать, кроме общебольшевистской, задушена совершенно».

Далее в послании шла речь о жестоких нарушениях свободы в делах веры. Оно заканчивалось следующими словами: «Не наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога попущенная привлекла бы на себя наше благословение, если бы она воистину явилась «Божиим слугой» на благо подчинённых и была «страшна не для добрых дел, но для злых»(Рим.13:34). Ныне же к вам, употребляющих власть на преследование ближних, истребление невинных, простираем мы наше слово увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключённых, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная вами проливаемая (Лк.11:51), и от меча погибнете вы сами, взявшие меч (Мф.ХХVI, 52)» При всей резкости этого послания патриарх Тихон в нём явно не призывал к участию Русской Православной Церкви в какой-либо борьбе против Советской власти и предложил последней проявить элементарнейшие признаки гуманности в политике.

Таким образом, первый год пребывания у власти большевиков выявил следующие тенденции:

– Новые хозяева России соединили свою борьбу за власть и уничтожение старого строя с борьбой против Русской Православной Церкви, которая для поклонников диалектического и исторического материализма была идеологическим противником, которую нужно было разрушить и уничтожить в первую очередь, так как она и после революции, будучи потенциально оппозиционной в основах своего мировоззрения по их мнению защищала старый строй;

– Декрет о свободе совести и изданные вслед его постановления антицерковного характера, особенно инструкция Наркомата Юстиции от 30 августа 1918 года лишили Церковь статуса юридического лица и права владения собственностью, а также возможности обучения подрастающего поколения основам Православной веры, получения ищущим духовный сан богословского образования и проведения социальной деятельности;

– Новая власть показала, что в борьбе со своими идеологическими противниками она способна прибегать к любым мерам, вплоть до политически-криминальных;

– Все усилия патриарха Тихона и Собора наладить хоть какой-нибудь диалог с новой властью оказались безуспешными из-за полного неприятия идеи существования Церкви в Советском государстве.

^ Глава II. Церковь и гражданская война

^ 2.1. Начало гражданской войны

Февральская революция и последовавший вскоре за ней Октябрьский переворот подготовили инцидент для развязывания в России гражданской войны.

«Однако полномасштабная гражданская война развязана была после подписания капитулянтского и предательского Брест-Литовского мирного договора с Германией, когда верные Родине офицеры стали бежать на окраины страны, в казачьи области, чтобы оттуда начать борьбу за восстановление исторической России. Белые армии образовались на юге и в Сибири. Судьба России решалась огнём, железом и кровью, затопившей Русскую землю».

В ходе военных действий огромное количество людей оказались на территориях, контролируемых различными политическими группировками. К Православной церкви принадлежали воины, сражавшиеся друг против друга в братоубийственной войне и, Патриарх Тихон, верховный пастырь Русской Церкви, считаясь с этим обстоятельством, избегал всякой политической вовлечённости в происходящие события, но не мог оставаться и равнодушным зрителем совершающейся трагедии.

Стремление сохранить политический нейтралитет Церкви в гражданской войне нашло отражение и в повторных призывах Собора и патриарха ко всем враждовавшим сторонам, проявить милосердие, покончить с братоубийственной войной. Например, таково послание патриарха от 15 марта 1918 года с призывом к прекращению междоусобной брани. «…К ужасам жизни, полной бедствий, скорбей и лишений, когда голод, холод и страх за свою жизнь сковал помыслы всех одною заботой о нуждах земных, когда в междоусобной кровавой борьбе земля наша по слову Псалмопевца, «упоена кровми неповинных сынов и дщерей наших» (Пс.105, ст.37), прибавилось ныне ещё новое, тягчайшее для любящего Родину русского сердца горе: тот сильнейший враг, с которым уже более трёх лет вёл русский народ кровавую брань, в борьбе с которым погибли целые миллионы лучших сынов русской земли, ныне устремляясь с своей боевой силой в глубину нашей Родины, чтобы овладеть и «главою» и «сердцем» её, с неслыханной дерзостью шлёт нам свои требования и предписывает принять самые позорные условия мира. И позор совершился – условия приняты…

…Ведь гремят же орудия смерти во взаимной братоубийственной брани; ведь в жестоких кровавых боях, только не с врагами отчизны, а с братьями же вашими по крови и вере, проявляется и сила мышц ваших, и пламенная ревность вашего сердца… А с поля ратного, пред лицом врага иноземного, бежите вы с оружием в руках, чтобы этим же оружием расстреливать друг друга в междоусобной борьбе… Поистине «осквернися земля наша в делах ваших и заблудились вы в начинаниях своих» (Пс.105 ст.39).

…Исстрадавшиеся сыны Родины нашей готовы, даже малодушно кинуться в объятия врагов её, дабы искать среди них и под их властью успокоение жизни общественной, прекращения её ужасов. Горе той власти, которая довела русских людей до такого отчаяния! Но не здесь наше спасение, не от врагов наших надо ждать избавления; им только приятны все наши нестроения, они только и стремились к тому, чтобы посеять в нашей жизни семена вражды и междоусобий внутренних, дабы обессилить воинство наше и тем самым сокрушить могущество русской земли…» В это же время патриарх Тихон категорически отказал отъезжающему на юг России князю Г.И. Трубецкому в благословении белой борьбе и даже в тайном благословении «лично одного из видных участников белого движения». Патриарх отказался благословить братоубийство, от кого бы оно не исходило, разделять паству, которая была в рядах всех враждующих сторон.

Принцип аполитичности разделяли также авторитетные иерархи Русской Православной Церкви. Митрополит Вениамин, обращаясь летом 1918 года к петроградскому духовенству, писал: «Всякая политика, как реакционная, так и модная прогрессивная, должна быть чужда для вас. Пастыри не с аристократией, плутократией или демократией, не с буржуями или пролетариями, но со всеми и для всех верующих. На нём (учении Христовом – Р.Д.) нет и не должно быть никакой политической вывески, и под такой Он (Христос – Р.Д.) не может выступать. Царство Моё, как сказал Христос, не от мира сего, и никакой политический строй не может с ним совпадать».

^ 2.2. Решения VIII съезда РКП (б) по религиозному вопросу

Несмотря на подобные заявления наступивший 1919 год стал временем планомерного наступления на религию и Церковь со стороны партийных и государственных органов, в отличие от «кавалерийских атак» на них в 1917 – 1918 годах. Организующим началом этого наступления явились решения и установки VIII съезда РКП (б), состоявшегося в марте 1919 года. Религиозному вопросу съезд уделил немало внимания. Перед съездом в ряде печатных изданий появились публикации известных деятелей РКП(б) с критикой «примиренческих позиций органов партийной пропаганды по вопросу о контрреволюционной деятельности церкви». Критически была оценена деятельность партии по выполнению решения ЦК РКП (б) от 19 мая 1918 года об усилении агитационно-пропагандистской работы в ответ на «возросшую агитацию духовенства». Было выдвинуто решение о включении «религиозного вопроса» в повестку дня съезда. Однако руководство ЦК РКП (б) не дало втянуть партию в дискуссию по такой отнюдь не первостепенной для той ситуации теме.

Но тем не менее, вопрос этот затрагивался не единожды, что нашло отражение и в документах съезда. В программе РКП (б), принятой съездом, ему был посвящён специальный раздел «В области религиозных отношений».

Однако среди участников съезда РКП (б), да и в партии в целом, имелись разные точки зрения на отношения Церкви и государства. Часто высказывались полярно-противоположные мнения. Одни считали, что к Церкви надо относиться осторожно и сдержанно, другие утверждали, что с церковью необходимо покончить путём физической расправы. Эта противоречивость нашла своё отражение и в решениях съезда по религиозному вопросу. Так, в резолюции съезда «О политической пропаганде и культурно-просветительной работе в деревне» были зафиксированы и сформулированы принципы отношений Советского государства на прогрессивной для того времени правовой основе в соответствии с декретом СНК от 23 января 1918 года: «Конституция Советской России признаёт полную свободу вероисповедания за всеми гражданами, и съезд обращает внимание на совершенную недопустимость каких бы то ни было ограничений этого права и даже тени насилия в вопросах религии. Лица, посягающие на свободу веры и богослужения для граждан всех вероисповеданий, должны подвергаться строгому взысканию».

«Казалось, что это долгожданное закрепление справедливых правовых отношений Церкви и государства. Но в программу РКП (б) съезд включил и тезис, на практике истолкованный как основа для ревизии и пересмотра указанной уже партийной установки. В Программе было записано: «По отношению к религии РКП не удовлетворяется декретированным уже отделением Церкви от государства и школы от Церкви, т.е. мероприятиями, которые буржуазная демократия выставляет в своих программах, но нигде в мире не довела до конца, благодаря многообразным фактическим связям капитала с религиозной пропагандой». И далее в партийной программе по предложению Красикова была, по сути, поставлена задача по осуществлению на общегосударственном уровне мер, ведущих к полному «отмиранию Церкви»: «РКП, руководствуясь убеждением, что лишь осуществление планомерности и сознательности масс повлечёт за собой полное отмирание религиозных предрассудков. Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды (тогда ещё не запрещённой властями, как это произойдёт в 1929 году), содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду.» Этими противоречиями и разночтениями в документах VIII съезда воспользовались наиболее нетерпеливые борцы с религией. Данное явление позволило им ещё больше «ужесточить меры по пресечению действий сил, затемняющих сознание масс».

^ 2.3. Кампания Советского государства по вскрытию и ликвидации святых мощей

Действенным методом преодоления религиозных предрассудков людей, как тогда казалось, стали массовые «вскрытия святых мощей». Эта кампания, осуществлённая в ходе проведения в жизнь VIII отделом Народного Комиссариата юстиции РСФСР декрета от 23 января 1918 года, была одна из наиболее крупных за всю историю государственно-церковных отношений советского периода.

По учению Православной Церкви, «мощи – оставшиеся нетленными после смерти тела христианских святых», которые «должны чтиться так же, как и иконы, но не должно воздавать им честь, приличную одному Богу.» Однако нетленность тел «почивших святых людей» не является главным или даже обязательным атрибутом почитаемых мощей. В православном катехизисе содержится следующее разъяснение: «Тела некоторых усопших святых сохраняются в сравнительной или даже полной целостности. Но почитаются они отнюдь не за их, далеко не всегда бывшую, нетленность, а за то, что по причине святости почивших тела их и по смерти являются хранителями Божественной благодати, силою которой верующим подаются дары исцелений и другие духовные дарования». Это обстоятельство не учли организаторы антирелигиозной кампании, поскольку исходили из того, что осмотр содержимого рак выявит тленность останков святых и тем самым «разоблачит перед массами вековой обман церковниками трудового народа».

Официальным началом кампании по вскрытию святых мощей было известие, переданное советской и коммунистической печатью во все, даже отдалённые районы советской России о том, что 22 октября 1918 года при приёме на учёт богослужебного имущества Александро-Свирского монастыря Олонецкой губернии «в литой раке, весящей более 20 пудов серебра, вместо нетленных мощей Александра Свирского была обнаружена восковая кукла». Главное антирелигиозное издание того времени, журнал «Революция и Церковь» начал в больших количествах печатать на своих страницах обращения и письма граждан, а также резолюции трудовых коллективов с требованиями освидетельствовать мощи в других монастырях. Подлинная причина захлестнувшей волны разоблачительства в газетах и журналах заключается в том, что конец 1918 года ознаменовал новый, более планомерный подход в борьбе с Церковью со стороны государства. Выдвигалась задача не только разоблачить контрреволюционную сущность Православной Церкви, но и вызвать в народе недоверие к её сакральной жизни: показать верующим лживость и обман церковного учения, канонов и богослужебной практики, а самих священнослужителей представить как лжецов, ловкачей и шарлатанов. С этой целью в массовом порядке проводились вечера «разоблачения православных чудес», лекции о «церковниках – обманщиках». Центральное место среди подобного рода разоблачительных мероприятий заняли вскрытия мощей в православных церквах и монастырях.

Кампания по вскрытию мощей непосредственно возглавлялась руководителем VIII отдела Наркомюста П.А. Красиковым, считавшим, что её следует осуществить, не останавливаясь перед применением силы. С его подачи этой темой заинтересовался сам В.И. Ленин. 17 марта 1919 года по докладу руководителя VIII отдела НКЮ он написал записку народному комиссару юстиции Д.И. Курскому с предложением вскрыть при свидетелях мощи, хранившиеся в Чудовом монастыре Московского Кремля, что по его словам, «нанесёт сокрушительный удар по церковным мракобесам и откроет народу глаза на многовековой обман». 12 апреля 1919 года во время заседания Совнаркома, получив от П.А. Красикова сообщение о том, что при вскрытии мощей Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой лавре в присутствии представителей была снята кинолента, Ленин написал следующее поручение секретарю: «Надо проследить и проверить чтобы поскорее показали это кино по всей России». В.Д. Бонч-Бруевич, бывший в тот период управляющим делами Совнаркома, вспоминал о том, что В.И. Ленин неоднократно говорил: «Показать, какие именно были «святости» в этих богатых раках и к чему так много веков с благоговением относился народ, этого одного достаточно, чтобы оттолкнуть от религии сотни тысяч людей».

Кампания по вскрытию мощей преследовала не только пропагандистские цели. Лишение Церкви материальных доходов являлось особо важной задачей атеистической власти, исходившей из марксистского положения о религии как о надстройке над материальным базисом. В соответствии с этим убеждением, как отмечалось в предыдущей главе, и был составлен декрет от 23 января 1918 года, отнявший у Церкви не только всё имущество и банковские вклады, но и право приобретать имущество. Советским властям казалось, что только этого вполне достаточно, чтобы Церковь перестала существовать. Антирелигиозники и святые мощи рассматривали, как «средство извлечения монастырями и храмами огромных доходов» , поэтому «разоблачение монашеских проделок церковников с мощами», по замыслу организаторов кампании, должно было привести к дальнейшему подрыву материального положения Церкви, а значит и приблизить её полное уничтожение.

Проведение кампании по вскрытию мощей возлагалось на VIII отдел НКЮ, направлявший деятельность «местных расширенных комиссий по отделению Церкви от государства». В состав таких комиссий обязательно входил сотрудник ВЧК. По вопросам организации вскрытия мощей VIII издал ряд постановлений и «принципиальных разъяснений, большинство из которых было опубликовано в журнале «Революция и Церковь». «Идя навстречу почину и настойчивым требованиям трудящихся», 16 февраля 1919 года коллегия Народного комиссариата юстиции приняла первое постановление об организованном вскрытии мощей, которое предусматривало «порядок их инспекции и конфискации государственными органами».

Согласно постановлению НКЮ от 16 февраля 1919 года, само вскрытие, т.е. снятие с мощей церковных облачений и т.п., должны были производить сами священнослужители в обязательном присутствии представителей местных органов советской власти, ВЧК, медицинских экспертов. После оформления протокола вскрытия мощей, подписанного священнослужителями и медицинскими экспертами, к их осмотру рекомендовалось привлекать «самые широкие массы».

29 июля 1920 года Совнарком обсудил вопрос и утвердил решение «О результатах вскрытия мощей», в котором обобщил эту работу, проведённую в 1918 – первой половине 1920 года, и наметил активизировать её дальше. 20 июля СНК принял Постановление «О ликвидации мощей во всероссийском масштабе». В этом документе была сформулирована непосредственная пропагандистская цель данной эпопеи – «полностью ликвидировать варварский пережиток старины, каким является культ мёртвых тел», т.е. речь шла о уничтожении почитания святых мощей среди православного населения советской России. Выполнить такую задачу посредством лишь вскрытия мощей было невозможно. Эти меры были рассчитаны на сознание – область рационального, в то время как глубоко верующие люди ведут общение с Богом на совсем ином уровне. По мере развёртывания кампании в центральные органы власти – СНК и ВЦИК – нарастал поток многочисленных жалоб верующих на оскорбление их религиозных чувств, а на местах, в тех случаях когда вскрытые раки оставались в храмах и монастырях и доступ населения к ним был открыт, продолжалось почитание святых мощей: при большом стечении людей служились акафисты, молебны и т.п. Поэтому с лета 1919 года основное внимание в кампании центральная власть обращала на необходимость конфискации у Церкви вскрытых мощей. 25 августа комиссар юстиции Л.И. Курский подписал в связи с этим специальное постановление, в котором предлагал исполкомам местных советов «последовательно и планомерно проводить полную ликвидацию мощей, избегая при этом всякой нерешительности и половинчатости». «Ликвидация названного культа мёртвых тел, кукол и т.п., – указывалось в постановлении, – осуществляется путём передачи их в музеи. В случае затруднений, возникающих при передаче мощей, руководители комиссий должны поступать по своему усмотрению».

Необходимо отметить, что конфискация мощей у Церкви грозила затруднить её богослужебную деятельность. «Со времён I Карфагенского собора, определившего, что ни один храм не может строиться иначе, чем на мощах мучеников, и до сего дня каждый православный храм имеет частичку мощей какого-нибудь святого зашитую в антиминс, без которого нельзя совершать божественной литургии. Это обстоятельство необходимо учитывать, когда мы рассматриваем послание патриарха Тихона председателю ВЦИК М.И. Калинину от 9 августа 1920 года. В нём Святейший оценил кампанию по вскрытию мощей как неприкрытое вмешательство государства во внутренние дела Церкви». «…Как известно, почитание святых и Их останков (мощей) и приношение Богу жертвы путём возжигания восковой свечи являются древними обрядами Православной и Римо-Католической Церквей, непосредственно относящимися к области культа. Исходя из присущего будто бы всем мощам признака нетления, VIII Отдел Народного Комиссариата Юстиции, в лице бывшего священника Спас-Колтовской церкви Галкина и бывшего ходатая по брако-разводным делам Шпицберга, занялся ревизованием мощей Православной Русской Церкви, вскрывая раки и гробницы с останками признанных Церковью Святых, а когда нашёл наконец мощи Святых Виленских мучеников, удовлетворявшие выставленному ими признаку нетления, то в возбуждённом судебном процессе старался доказать неправильность церковной канонизации Виленских угодников.

Мощи, канонизация, восковые свечи – всё это предметы культа. И ныне ради попираемой идеи свободной совести, приходится взывать к власть имущим в РСФСР, как обратился когда-то Донат к Константину Великому со словами: «Какое дело государству (особенно атеистическому) до Церкви».

Постановлением VI Всероссийского съезда Советов от 8 ноября 1918 года (Собр. Узак. 1918 г. № 90, ст. 908), постановлением Совета Обороны от 8 декабря (Собр. Узак. 1918 г. № 93, ст.929)… под страхом строгой ответственности вменяется всем в обязанность точное соблюдение изданных советской властью законов РСФСР и изданных центральной властью постановлений и вместе указан порядок отступления от норм закона при наличии условий, требующих такого отклонения от закона.

Ныне утверждаю, что образ действия VIII отдела Народного Комиссариата Юстиции в лице Галкина и Шпицберга нарушает Конституцию РСФСР, декрет об отделении Церкви от государства, и при этом не может быт оправдан обычной ссылкой на переходный момент, так как сама Конституция, стремящаяся обеспечить действительную свободу совести, рассчитана по её собственным словам (ст. 9), «на настоящий переходный момент». На письме патриарха осталась короткая резолюция: «Оставить без последствий».

Более того, власти пошли на то, чтобы вскрыть мощи и закрыть обитель одного из самых почитаемых русских святых, «игумена земли Русской», преподобного Сергия Радонежского. Уже в конце ноября 1917 года член Поместного собора Православной Российской Церкви генерал Леонид Константинович Артамонов по поручению митрополита Московского, нареченного патриархом Московским и всея России заявлял в Военно-Революционный комитет: «…В течении последних дней в Троице-Сергиевой Лавре и посаде произошло несколько случаев грабежей произведённых вооружёнными людьми, а вчера 18/XI вооружённые люди, из которых некоторые были в солдатской форме, явились в помещение самого патриарха, и, назвав себя уполномоченными Военно-Революционного Комитета, произвели осмотр всего имущества, продолжая этот осмотр и сегодня (19/XI), причём объявили, что завтра они будут осматривать ризницу и древнехранилище Лавры.

Появление таких людей, и их действия в Лавре вызвали сильное беспокойство среди насельников и богомольцев». Теперь же в начале 1920 года было принято решение об изъятии мощей преподобного Сергия и закрытии его обители. Узнав об этом, патриарх Тихон 27 февраля 1920 обратился с письмом к председателю Совнаркома: «До моего сведения дошли тревожные вести ещё об одном готовящемся оскорблении религиозного чувства верующего русского народа- предполагаемом в ближайшие дни изъятии и вывозе из Сергиева священных останков преподобного Сергия.

Вслед за вскрытием останков других угодников Божиих, святых и потому всеми чтимых носителей религиозного духа народа, было совершено вскрытие и священных останков преподобного Сергия в марте прошлого года. А по заявлению печати, это было предпринято с желанием и ожиданием, что достаточно будет короткого времени (трёх дней) для разрушения и сокрушения в народе благоговейного отношения и обращения к преподобному Сергию.

Действительность показала, что нанесённое оскорбление религиозному чувству ещё усилило порыв веры в преподобного Сергия, как и в других угодников Божиих, вскрытых по велению властей…» На это послание, как и на послание от 10 мая 1920 года направленное непосредственно Ленину по поводу закрытия Троице-Сергиевой Лавры, малый Совнарком на своём заседании от 27 августа 1920 года, постановил: «Жалобу гр. Беллавина (патриарха Тихона) от 10 мая оставить без последствий… Закончить ликвидацию мощей Сергия Радонежского».

В провинции вскрытие мощей сопровождались также многочисленными случаями нарушений прав верующих. В городе Задонске Воронежской губернии, например, духовенство согласилось на вскрытие мощей Тихона Задонского лишь под сильным нажимом – «категорическим предложением председателя чрезвычайкома», а осмотр проводился 28 января 1919 года без предписанного центром медицинского освидетельствования. Часть духовенства, участвовавшего в осмотре мощей, была репрессирована. Так, архиепископ Воронежский Тихон (Никоноров), резко осуждавший государственные органы за вмешательство в сугубо внутренние дела Церкви, в её каноны и богослужебную практику, был повешен на царских вратах в одном из храмов Митрофаниевского монастыря. Хотя, как подчёркивалось в отчёте VIII отдела НКЮ Всероссийскому съезду Советов, «осмотр мощей по городам Советской России был произведён без каких-либо эксцессов и волнений на этой почве». Несмотря на это, государственные органы власти в связи с результатом осмотра мощей провели над духовенством несколько судебных процессов, носивших явно антицерковный пропагандистский характер.

Судебные органы использовали пункт 3 постановления Наркомюста от 25 августа 1920 года 2О мощах», гласивший о том, что «во всех случаях обнаружения шарлатанства, фокусничества, фальсификации и иных уголовных деяний, направленных к эксплуатации темноты… со стороны отдельных служителей культа.., отделы юстиции возбуждают судебное преследование против всех виновных лиц, причём ведение следствия поручается следователям по важнейшим делам при отделах юстиции…»

Тогда же было сфабриковано так называемое «дело новгородского духовенства по обвинению в обмане в связи с освидетельствованием в апреле 1919 года мощей в Софийском соборе» и «дело иеромонаха Московского Донского монастыря Досифея и других в связи со вскрытием мощей виленских угодников». Судебное расследование последнего из этих дел показало, что «мощи так называемых виленских угодников Иоанна, Антония и Евстафия, пересланные гражданином Беллавиным (в монашестве патриархом Тихоном) из Вильно в Москву при царизме, представляют собой мумифицированные трупы, в чём ныне может удостоверится всякий, осмотрев эти мумии в музее народного комиссариата здравоохранения». Таким образом, основное обвинение, предъявленное духовенству в этих процессах, заключалось «в использовании культа мумифицированных трупов в многовековом обмане церковными организациями и отдельными их представителями широких трудящихся масс». Иными словами, священнослужителей судили за хранение и почитание святых мощей.

Необходимо отметить, что проведение кампании по вскрытию мощей, имевшей целью вмешательство государственных органов во внутреннюю, сакраментальную жизнь Церкви, измышления и клевета на неё в антирелигиозной пропаганде и агитации, насилия над духовенством и сфабрикованные судебные процессы над его представителями – были широко использованы Советской властью позднее, в ходе грандиозной по размаху и последствиям антирелигиозной кампании по изъятию церковных ценностей в связи с голодом в Поволжье (см. следующую главу). Таким образом, вскрытие мощей в 1918 – 1920 годах можно рассматривать как своеобразный пролог антирелигиозной кампании 1922 – 1923 годов, имевшей целью, терроризировав Церковь, сломить в первую очередь её духовное сопротивление и, расколов её, подорвать влияние на народ. Данная широкомасштабная антицерковная акция осуществлялась в условиях первой планомерной волны террора Советской власти (в отличии от стихийных инцидентов 1918 года) против Церкви и верующих. Репрессии были вызваны, в первую очередь, сопротивлением верующих конфискациям церковного имущества – домов причта, земельных участков для содержания духовенства и т.д. По приблизительным подсчётам Д.В. Поспеловского, волна террора 1919 – 1920 годов выразилась в убийстве 28 архиереев, нескольких тысяч священников и монашествующих и 12 тысяч мирян, в основном из новообразованных союзов защиты Церкви и братств верующих.

^ 2.4. Репрессии властей по отношению к Церкви в провинциях

1920 год не внёс много перемен во взаимоотношения Церкви и государства. Положение молодой Советской России упрочилось, но гражданская война продолжалась. С этим связывалась необходимость суровых мер пресечения «всяческих поползновений на органы власти» и сложившийся порядок в стране. Несмотря на ряд политических установок VIII и IX съездов партии по поводу вредности административных атак на Церковь, духовенство по-прежнему рассматривалось, как чуждый элемент в государстве революционной диктатуры пролетариата. К нему применялись карательные меры воздействия: в большом числе случаев «превентивного» характера. В Кремль – Совнарком, ВЦИК продолжали поступать многочисленные жалобы и заявления, трудящихся о несправедливых нападках местных властей на священников, просьбы об их освобождении.

В.А. Алексеев приводит в своей работе телеграмму, направленную 17 августа 1920 года во ВЦИК М.И. Калинину из Гомельской губернии, в которой говорилось: «Граждане села Перероста… снова возбуждают ходатайство перед Вами об освобождении нашего пастыря Александра Калинова как незаменимого работника, находящегося в Тульском концентрационном лагере. Четыре месяца несёт наказание. Осуждён в первых числах мая на год. Просим его… срочно освободить. Председатель сельского Совета – Новиков, секретарь сельского Совета – Лузьков».

Вопреки настроениям местного населения сначала был арестован, а затем, не взирая на сан, зачислен в тыловое ополчение священник Лебедев из Медынского уезда Калужской области. Верующим дважды пришлось обращаться во ВЦИК, чтобы добиться возвращения своего пастыря в приход.

Только после активного вмешательства прихожан согласился вернуть в приход священника Вешнякова Старицкий уездный военком, и таких примеров удаления духовенства под разными предлогами было немало. Но далеко не всегда заявления об освобождении арестованных или мобилизованных священнослужителей рассматривались положительно.

Несмотря на протесты верующих, не прекращался на местах процесс закрытия монастырей и храмов. Власти, желая оградить население от «реакционного воздействия религиозных очагов», закрывали их, а возмущённые верующие жаловались на эти действия в Москву. Оттуда в исполкомы присылались бумаги с требованием отреагировать на «протесты населения». На местах однако на эти жалобы и предупреждения не обращали внимания, продолжая бороться с «рассадниками церковного мракобесия». А верующие вновь писали в Москву… Так, 1 февраля 1920 года в Совнаркоме была получена телеграмма от уполномоченного прихожан Костромской Крестовоздвиженской церкви – старосты общины Жижина с жалобой на незаконное решение горсовета о закрытии этого прихода. Совнарком поставил в известность об этой жалобе местные власти и потребовал разобраться в существе вопроса и вообще действовать в рамках законности. Однако спустя примерно месяц, 26 февраля, в Совнарком вновь поступила телеграмма из Костромы с новой коллективной жалобой на незаконные действия горсовета, распорядившегося закрыть явочным порядком уже пять городских православных церквей.

В Калужской губернии, где местные власти ещё в конце 1918 года приняли решение о закрытии всех 18 монастырей, действовавших на её территории, летом 1920 года пришли к выводу о необходимости приступить и к массовому закрытию церквей.

Практически весь 1920 год в Совнарком из Томска, Нижнего Новгорода, Солигалича, Екатеринбурга и других мест продолжали поступать телеграммы и письма с жалобами на незаконное закрытие храмов. По данным, находящимся в ГАРФе за указанный год только в Екатеринбургской губернии перестали действовать около 150 приходских храмов и часовен.

Следует отметить, что если отношение властей к православному духовенству, к самой Русской Православной Церкви было в высшей степени непримиримое, то по отношению к другим конфессиям оно было гораздо мягче. Так, несмотря на все осложнения, в отношениях властей с баптистами, сектантами присутствовали и конструктивизм позиций, и взаимные компромиссы. В подтверждение этому имеется немало примеров. Когда, например, после удовлетворения Советским правительством просьбы русских духоборов о предоставлении им средств для переселения из Канады в Россию они опять запросили из скудного бюджета Наркомзема в сентябре 1921 года 183 тысячи рублей для их нового перемещения из Закавказья на юго-восток страны, то эта просьба была удовлетворена решением Совнаркома.

^ 2.5. Патриарх Тихон и белое освободительное движение

Но самым главным поводом для продолжения гонений на Православную церковь в этот период было обвинение её священнослужителей в поддержке белого движения. Мы уже упоминали о том, что в начале 1919 года патриарх Тихон начал проводить политику лояльного отношения к существующему строю. Он также категорически отрицал какое-либо своё участие в контрреволюционных действиях и в антисоветских вооружённых выступлениях. Но никогда не отвергал своих контактов с духовенством, несшим пастырскую службу в приходах на территории страны, находившихся под контролем белогвардейцев. «Две силы, – говорил патриарх, – борются в стране, привлекая на свои стороны православный люд. Но церковь у них одна. И верховный пастыреначальник – по воле Господа Бога – Мы – у них тоже один. Поэтому мой долг и обязанность – окармливать духовно и тех, и других».

На данный момент достаточно трудно определить насколько тесными были контакты патриарха Тихона с епархиями находившимися под контролем белого движения. Большинство клириков и епископата несли пастырскую службу, находясь в пределах Советской республики, однако к 1919 году в православных епархиях, находившихся под контролем белых войск, оказалось около двух с половиной десятков православных иерархов, в том числе два действовавших митрополита: Киевский – Антоний (Храповицкий), пребывавший после первой сессии Поместного собора в Киево-Печерской Лавре, и Одесский – Платон (Рождественский).

С 1918 года на юг России, где формировались вооружённые силы белого движения во главе с генералом А.И. Деникиным, стали перебираться священнослужители, не согласные с Советской властью. Уже к началу 1919 года в армии Деникина и на территории находившейся под его контролем, имелось более 500 священников, бежавших из Советской республики на юг. Часть их участвовала в походах и боевых операциях в качестве армейских священников. Так, 19 ноября 1919 года командир 2-го Сводно-Кубанского полка казачьего войска подал начальнику отряда 1-го Кубанского казачьего корпуса следующий рапорт: «Священник вверенного мне полка Василий Авдеенко за короткое время заявил себя усердным исполнителем своего долга. Никогда не расставаясь с полком, принимал участие во всех боевых действиях полка и походах, честно и свято исполнял свой пастырский долг… Ценя заслуги о. Авдеенко перед полком и родной Кубанью как истинного пастыря и казака, я считаю долгом покорнейше просить Вас войти с ходатайством перед протопресвитером военного и морского духовенства о представлении священника о. Василия Авдеенко к наперсному кресту».

Среди духовенства, оказавшегося по своей воле на юге России, у весьма многих имелось осознанное желание принять участие в белом движении в качестве военных священников. Вот заявление, направленное осенью 1919 года протопресвитеру военного и морского духовенства деникинской армии Г. Шавельскому от священника Николаевской церкви села Кислова Астраханской Губернии Евлампия Макаровского: «Покорно прошу Вас, Ваше Высокопреподобие, дать мне место священника в одном из полков… Имею желание послужить делу освобождения России от её врагов». Вот другое – от священника Иосифа Куницкого из города Славянска Харьковской губернии: «Покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие предоставить мне место священника в какой-либо части Добровольческой армии».

Помимо военного духовенства на занятых белогвардейцами территориях продолжали нести службу многочисленные приходские священники, которые отнюдь не стремились настраивать верующие массы против белого движения. Напротив, в большинстве случаев они оказывали ему поддержку. Так, епископ уфимский Андрей приветствовал так называемый мятеж белочехов, начавшийся 25 мая 1918 года. Он возглавил молебен на центральной площади города и призвал население оказать всяческое содействие новой власти. «Они (белочехи) первые стали очищать нашу землю от всяких немецких проходимцев и разбойников. Они спасли и нашу Уфу, и Казань, и Симбирск… Но их мало! Им нужна помощь».

Однако тяжкая участь выпадала на долю тех архипастырей и пастырей, которые оставались на территории, переходившей в результате поражения белых войск под контроль Советов. Одна только лояльность духовенства белым властям рассматривались красными как контрреволюционное преступление; пение молебнов о победе белого оружия служило основанием для вынесения смертных приговоров или бессудных расправ.

14 января 1919 года в подвале Кредитного банка в г. Юрьеве был зверски убит епископ Ревельский Платон (Кульбуш) вместе с двумя протоиереями.

25 мая 1919 года в Астрахани, по указанию Кирова, были арестованы правящий архиепископ Митрофан (Краснопольский) и его викарий епископ Енотаевский Леонтий (барон Вимпфен). Попытки православных жителей города выручить своих архипастырей успехом не увенчалась. 23 июня оба иерарха были расстреляны во дворе тюрьмы.

В марте 1921 года был убит епископ Петропавловский Мефодий (Краснопёров). Ему нанесли несколько штыковых ран и в одну из них вонзили крест.

15 июня 1919 года епископ Тобольский Гермоген (Долганов) и священник Пётр Карелин были утоплены в Каме, недалеко от Тюмени.

20 июня 1919 года епископ Пермский Андроник (Никольский) был живьём закопан в землю в лесу, в предместье Перми.

На исходе гражданской войны, в 1921 году, в Севастополе был расстрелян бывший епископ Нижегородский Иоаким (Левицкий).

Из сонма пресвитеров и диаконов в лихолетье смуты убито было несколько тысяч человек. В одной только Харьковской епархии за 6 месяцев, с декабря 1918 по июнь1919 года, погибло 70 священников. В Воронежской епархии, после захвата её территории красными войсками в декабре 1919 года, расстреляли 160 священников. За короткое время в Кубанской епархии убили 43 священника; а в небольшой части Ставропольской епархии тогда же погибло 52 священника, 4 диакона, 3 псаломщика и один иподиакон.

Многих пастырей перед казнью подвергали изощрённым пыткам. В октябре 1918 года 72-летний заштатный священник Павел Калиновский, проживавший в Ставрополе, был запорот плетьми за то, что его внуки были офицерами. Священника Никодима Редикульцева из села Камень Томской епархии зарезали кухонным ножом. Священник из станицы Подольской был убит за то, что служил молебен для казаков перед боем. Перед убийством его долго водили по станице и глумились над ним, а потом зарубили за станицей на свалке. Прихожанин, пришедший за телом своего пастыря, был убит пьяными красноармейцами. Священнику села Соломенского Ставропольской епархии Георгию Дмитриевскому перед убийством шашками отрубили нос и уши. И подобных примеров было великое множество.

^ 2.6. Ставропольский церковный собор 1919 года

В сфере церковного управления также сложилась крайне сложная ситуация, отсутствовала связь между руководством Церкви в лице патриарха и высших иерархов, находившихся в Москве, и епархиями, расположенными в губерниях занятых белыми.

Среди руководителей белого движения прорабатывались варианты приезда патриарха на юг России, чтобы стать своего рода знаменем борьбы за «православную матушку – Россию». Эту опасность хорошо понимало советское руководство. Не случайно соответствующие компетентные органы не спускали с патриарха глаз, всячески ограничивая свободу его передвижения. Однако как было сказано выше патриарх категорически отказался от поддержки как белых, так и красных войск. Но даже эта позиция Первосвятителя некоторым деятелем Советского государства представлялась «контрреволюционной». Делалось всё чтобы сломать «старую церковную машину», разрушить её структуру. Уже в конце 1918 года практически была полностью нарушена связь между патриархом и епархиями, расположенными на территориях, контролируемых белыми.

В данной, непростой в каноническом смысле ситуации, большинство иерархов находившихся на юге России приняли решение организационно оформиться, обособившись от Высшего церковного управления в Москве. По их мнению необходимо было учредить орган управления Церковью, который мог бы на местах, в епархиях решать вопросы, которые по определению Собора 1917 – 1918 годов входили в компетенцию Собора и Священного Синода. В ноябре 1919 года по инициативе руководителя военного ведомства в армии Деникина протопресвитера Георгия Шавельского в Ставрополе был проведён церковный собор, на котором присутствовало 56 делегатов от православных религиозных организаций, приходов, от военного духовенства всего юга России. В числе делегатов было 11 архиепископов и епископов. Из иерархов наиболее заметную роль на соборе играли архиепископ Донской и Новочеркасский Митрофан (Симашкевич) и архиепископ Таврический и Симферопольский Дмитрий – активный член Всероссийского церковного собора 1917- 1918 годов. Ставропольский церковный собор образовал «самостоятельно действующий и самоуправляющийся до восстановления естественных связей со всей Русской Церковью и патриархом Тихоном орган – Временное Высшее Церковное Управление (ВВЦУ) в составе 18 членов. ВВЦУ подчинялось генералу Деникину, как главнокомандующему «Освободительной армией юга России». Когда Деникина на этом посту сменил барон П.Н. Врангель, ВВЦУ стало подчиняться ему. Подобным образом строилась религиозная жизнь в православных приходах и церковном управлении на территориях, находившихся под контролем армии адмирала А.В. Колчака. Здесь администрацией Колчака и Собравшимися в Томске 13 архиереями уральских и сибирских епархий было решено в ноябре 1918 года создать временный религиозный православный центр. Окончательное организационное оформление этого центра произошло с приездом к Колчаку в начале 1919 года епископа камчатского Нестора – активного противника Советской власти, деятельного члена Всероссийского церковного собора, арестованного большевиками ещё в ноябре 1917 года за «контрреволюционные подстрекательства населения». Оказавшись на свободе, епископ Нестор направился на свою кафедру. Однако дальнейший его путь на Камчатку после прибытия к Колчаку прервался. Перед ним встали другие дела, а именно – создание нового церковного управления.

В советской печати позднее утверждалось, что епископ Нестор привёз тогда якобы Колчаку благословение патриарха и пожелания успехов в его «освободительной миссии», а также приветствие Тихона в связи с созданием в Сибири Временного Высшего Церковного Управления. Однако такая версия противоречит утверждавшимся идеям патриаршества, которые предполагали безусловную целостность и строгую иерархичность церкви, чему строго следовал Святейший патриарх Тихон. Лишь спустя время, а именно в мае 1920 года, под давлением неумолимых обстоятельств патриарх вынужден был предоставить епархиальным архиереям право самостоятельно решать все церковные дела, даже входившие ранее в компетенцию Синода, если прекращалась связь с Московским патриархатом.

Кроме того, не обнаружено документов, подтверждавших одобрение патриархом создание ВВЦУ в Сибири. Если бы было соответствующее письмо патриарха Колчаку, оно было бы непременно обнародовано либо администрацией «правителя Сибири», либо позднее Советской властью, так как это был бы важный аргумент и той, и другой стороны в преследовании собственных целей. Не случайно белогвардейская газета «Народное слово», издававшаяся в Сибири, сообщая в начале 1919 года о приезде епископа Нестора, «избегнувшего плена большевизма», оповестила только о передаче владыкой некоего «словесного обращения» патриарха Тихона, не приведя ни одного слова из какого-либо письменного текста. Хотя, повторим, в устном напутствии владыке, направлявшемуся в дальний путь, патриарх мог дать своё благословение всем «православным чадам», проживающим в Сибири, на Урале, других местах, через которые проезжал Нестор. Тогда, видимо, патриарх передал просфоры семейству Николая II «как православному христианину томящемуся в заключении», возложив на Нестора поручение вручить их Романовым в Екатеринбурге.

^ 2.7. Послания патриарха Тихона с призывом к духовенству уклониться от политической борьбы

Сознавая всю тяжесть ситуации, стремясь уберечь пастырей Русской Церкви от печальных последствий их вовлечённости в политическую борьбу, а также понимая что Советская власть установилась надолго, Святейший патриарх в 1919 году издал два послания, целью которых было внести в жизнь страны умиротворение и оградить Церковь от гонений со стороны безбожной власти. «…Господь не перестаёт являть милости Свои Православной Русской Церкви. Он дал ей испытать себя и проверить свою преданность Христу и заветам Его не во дни только внешнего её благополучия, а и во дни гонений. День ото дня прилагаются ей новые испытания. День ото дня всё ярче сияет её венец. Многажды беспощадно опускается на её озарённый смирением лик бич от враждебной Христу руки, и клеветнические уста поносят её безумными хулами; а она, по-апостольски, в тщету вменяет горечь своих страданий, вводит в сонм небожителей новых мучеников и находит утеху для себя в благословении своего Небесного жениха: «Блаженны вы, когда будут поносить и гнать вас всячески… злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь» (Мф.5:11)

Чадца мои! Пусть слабостью кажется иным эта святая незлобивость Церкви, эти призывы наши к терпеливому перенесению антихристовой вражды…

Мы не говорим уже о том, что пролитая кровь взывает всегда к новой крови. И отмщение – к новому возмездию. Строительство на вражде – строительство на вулкане. Взрыв – и снова царство смерти и разрушения. Наша боль, – боль за светлость и счастье нашей святой Церкви, наших чад. Наши опасения, что некоторых из них может прельстить этот новый, уже показывающий зияющую пасть зверь, исходящий из бездны клокочущего страстями сердца человеческого. Одним порывом мщения навсегда запятнаешь себя, христианин, и вся светлая радость нынешнего твоего подвига страдания за Христа померкнет, ибо где тогда дашь ты место Христу?

Мы содрогаемся варварству нашего времени, когда заложники берутся в обеспечение чужой жизни и неприкосновенности. Мы содрогаемся от ужаса и боли, когда после покушения на представителей нашего современного правительства в Петрограде и в Москве, как бы в дар любви к ним и в свидетельство преданности и в искупление вины злоумышленников, воздвигались целые курганы из тел лиц, совершенно непричастных к этим покушениям; и безумные эти приношения с восторгом приветствовались теми, кто должен был остановить подобные зверства. Мы содрогались, – но ведь эти действия шли там, где не знают или не признают Христа, где считают религию опиумом для народа, где христианские идеалы – вредный пережиток…

Нам ли, христианам идти по этому пути? О, да не будет! Даже если бы сердца наши разбивались от горя и утеснений наносимых нашим религиозным чувствам , нашей любви к родной земле, нашему временному благополучию, даже бы если чувство наше безошибочно подсказывало нам, кто и где наш обидчик. Нет, пусть лучше нам наносят кровоточащие раны, чем нам обратиться к мщению, тем более погромному, против наших врагов или тех, кто кажется нам источником наших бед. Следуйте за Христом, не изменяйте Ему. Не поддавайтесь искушению. Не губите в крови отмщения свою душу. «Не будьте побеждены злом. Побеждайте зло добром!» (Рим.12:21).

Чадца мои! Все православные русские люди! Все христиане! Когда многие страдания, обиды и огорчения стали бы навевать вам жажду мщения, стали бы проталкивать в твои, православная Русь, руки меч для кровавой расправы с теми, кого считала бы ты своим врагом, – отбрось его далеко, чтобы ни в минуты самых тяжких для тебя испытаний и пыток, ни в минуты твоего торжества, никогда – никогда рука твоя не потянулась бы к этому мечу, не умела бы и не хотела бы нести его.

…Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость. «Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братия» (Гал.6:18). Аминь».

25 сентября 1919 года, в день памяти преподобного Сергия Радонежского, патриарх Тихон обратился к архипастырям Русской Православной Церкви с новым посланием, в котором призывал их отказаться от всяких политических выступлений и от вмешательства в политическую борьбу.

«Многократно с церковной кафедры обращались мы к верующим со словами пастырского назидания о прекращении распрей и раздоров, породивших на Руси кровавую междоусобную брань. Но и доныне эта брань не прекращается, и кровь обильны потоком льётся по всему обширному пространству Русской земли.

…Не мимоидут эти ужасы и нас, священнослужителей Церкви Христовой, и много уже и архипастырей и пастырей, и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы. И всё это, за весьма, быть может, немногими исключениями, только потому, что мы, служители и глашатаи Христовой истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя.

Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы: установление той или иной формы правления – не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя не с каким определённым образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение.

Говорят, что наша Церковь готова будто бы благословить иностранное вмешательство в нашу разруху, что она намерена звать варягов прийти наладить наши дела… Обвинение голословное и неосновательное. Мы убеждены что никакое иноземное вмешательство, да и вообще никто и ничто не спасёт России от нестроения и разрухи, пока правосудный Господь не предложит гнева Своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв своих, а через то не возродится духовно «в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины» (Еф.4:24).

Указывают на то, что при перемене власти служители Церкви иногда приветствуют эту смену колокольным звоном, устроением торжественных богослужений и разных церковных празднеств. Но если это и бывает где-либо, то совершается или по требованию самой новой власти или по желанию народных масс, а вовсе не по почину служителей Церкви, которые по своему сану должны стоять выше и вне всяких политических интересов, должны памятовать канонические правила святой Церкви, коими она возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо партиям, а тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций.

Памятуйте отцы и братья, и канонические правила, и завет святого апостола. «Блюдите себя от творящих распри и раздоры», уклоняйтесь от участия в политических партиях и выступлениях, «повинуйтесь всякому человеческому начальству» в делах мирских (I Пет.2, 13), не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и её велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию, ибо Богу, по апостольскому наставлению, должно повиноваться более, чем людям (Деян.4:19. Гал.1, 10)…»

Князь Григорий Трубецкой вспоминал впоследствии о впечатлении, которое произвело в Белой Армии это послание: «Пастырским посланием, помеченным 25-м сентябрём (день памяти святого Сергия), патриарх вменил пастырям Церкви стоять в стороне от гражданской войны. Я помню, как нас, стоявших близко к Добровольческой армии на юге России, огорчило это послание патриарха. Но впоследствии я не мог не приклониться перед его мудрой сдержанностью: всюду, где епископы и священники служили молебны по поводу победоносного продвижения Добровольческой армии, духовенство было вынуждено вслед за тем разделить участь этой армии и спешно покидать свою паству, к великому ущербу для церковного дела…»

^ 2.8. Анализ посланий патриарха Тихона сотрудником ВЧК

На приведённое выше послание сразу же было обращено внимание ВЧК. В архивах сохранился доклад агента ВЧК Алексея Филиппова который он подал в день подписания послания патриархом заведующему Секретным отделом ВЧК Лацису М.Я. В этом докладе подробно анализируются три предыдущих послания патриарха Тихона и письменное отношение последнего Совнаркому по поводу годовщины октябрьского переворота. В своем докладе упоминаемый сотрудник пишет: «Три послания патриарха Тихона (ибо письменное отношение его к Совету Народных Комиссаров, хотя и посланное туда в одном экземпляре, но очевидно рассчитанное на распространение в публике и неизбежную в таких случаях сенсацию, не составляет, в сущности послания) – все послания патриарха проникнуты прямой или открытой, но неприязнью к Советской власти. Они заключают в себе в той или иной форме резкий или более смягчённый, но отголосок общественного мнения, определённого периода и тех командовавших классов населения, которые стояли в то время у власти, но принуждены были с появлением большевиков сойти с арены политической деятельности.

Совсем иной характер носит последнее, ещё не выпущенное пока, но подписанное и в подлиннике находящееся у меня в портфеле обращение Тихона к духовенству – последнее четвёртое по счёту.

Прежде всего слог – чисто светский, простой, способный быть понятым и усвоенным массами. Содержание ясное и определённое… Патриарх объясняет, что рядовые представители духовенства, падающие жертвами в общей борьбе политических партий, испытывают гонения большей частью из-за в их скрытой контрреволюции и несочувствия советской власти… Впервые ясно и твёрдо… установлен патриархом и в лице его одобрен Церковью принцип раздельности Церкви от государства…

Затем вторым, крупным и центральным положением послания является ещё более категоричное по форме возражение против обвинений, падающее на духовенство в том, что оно сочувствует видам и планам Антанты и с надеждой ожидает союзников…

Эта часть послания, как признание, пожалуй наиболее ценна из всего, что до сих пор написано патриархом. Отныне заявлено духовенству, а через него и мирянам, что смута и безобразия наших дней являются результатом внутренней испорченности народа, накопившейся за много лет, а не новая власть большевиков…

Послание это, как я говорил выше, представляет разительный контраст с предшествующими посланиями того же патриарха и только сравнительная оценка предыдущих посланий выдвигает высокие достоинства последнего и полное соответствие с потребностями дня и момента.

Важно отметить, что в послании даётся, если и не прямое, то во всяком случае ясное и трезвое напоминание союзникам (Антанте), что они могут не заботиться о России. Таким образом высший церковный авторитет, как патриарх, выпускающий послания только в исключительные моменты под влиянием серьёзных событий после продолжительных размышлений и одобрения высшего церковного совета из иерархов, обдумав каждое выражение и каждое слово, – отнимает надежду у Антанты на какую бы то ни было нравственную и духовную поддержку её домогательств со стороны Церкви.

Всё это делает необходимым самое широкое распространение послания в массах и напечатания его в сотнях и тысячах экземпляров…»

Таким образом, период гражданской войны явился переломным во взаимоотношениях Церкви и государства. В первую очередь это выявилось в отношении самого патриарха к захватившим власть в России большевикам. Святитель Тихон пришёл к выводу, что пришедшая к власти группа людей и проводимая ими политика – явление не временное и оно может продлиться не один год.

Основное население России не оказывало последовательного сопротивления действиям безбожных властей, проводившим политику террора по отношению к Церкви.

Начало 1919 года стало отправным моментом последовательного наступления на Церковь, в отличии от многочисленных, но всё же эпизодических нападок на Церковь в 1917 – 1918 годах. Именно в этот период опробовались новые средства борьбы с Церковью путём организаций долговременных кампаний, направленных на развал той или иной стороны жизни Церкви (например кампания по вскрытию святых мощей).

Белое освободительное движение, имевшее в начале своей истории ряд крупных военных успехов в дальнейшем не смогло сломить Красную армию. Это сказалось и на положении тех епархий которые временно находились на территориях занятых белогвардейцами. Репрессии направленные против духовенства и верующих вошедшими туда войсками советов составляют одну из самых кровавых страниц церковной истории в описываемый нами исторический период.

Затруднёнными в своей деятельности оказались постоянные органы Высшего церковного управления. Большая часть Синода оказалась в эмиграции. Распался, за убылью своих членов, Высший Церковный Совет. В сущности, в 1920 – 1921 годах высшая церковная власть осуществлялась единолично патриархом, опиравшимся на помощь своих немногочисленных помощников и ближайших советников. Затруднена была и связь между церковным центром и епархиальными кафедрами. Поэтому ещё 20 ноября 1920 года Святейший патриарх, Священный Синод и Высший Церковный Совет принимают постановление о самоуправлении епархий, при невозможности для них поддерживать связь с каноническим центром, а также и в случае прекращения деятельности Высшего Церковного Управления.

В этом постановлении, в частности говорится:

«2. В случае, если епархия, в следствии передвижения фронта, изменения государственной границы и т.п., окажется вне всякого общения с Высшим церковным управлением, или само Высшее Церковное Управление почему-либо прекратит свою деятельность, епархиальный архиерей немедленно входит в сношения с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях (в виде ли Временного высшего церковного правительства, или митрополичьего округа, или ещё иначе)…

4. В случае невозможности установить сношения с архиереями соседних епархий и впредь до организации высшей церковной власти епархиальный архиерей воспринимает всю полноту власти, предоставленной ему канонами…

5. Все принятые на местах согласно настоящим указаниям мероприятия, впоследствии, в случае восстановления центральной церковной власти, должны быть представлены на утверждение последней».

Этим важным постановлением указывался правомерный путь к сохранению канонического строя церковного управления на случай крайне печального развития событий для высшей церковной власти в лице патриарха Тихона.

^ Глава III. Кампания по изъятию церковных ценностей

^ 3.1. Начало голода в Поволжье

После окончания гражданской войны, когда угрозы агрессии от внешних врагов для Советского государства стали не столь реальны, всё внимание было перенесено на «врагов внутренних». До этого времени положение Церкви в новом государстве было ещё достаточно прочное. Декрет и последовавшие за ним постановления, а также жестокие репрессии к священнослужителям не принесли желаемого результата. Однако именно 1922 год, стал годом начала крупнейшей кампании новой власти по уничтожению Православной Церкви. Было принято решение полностью уничтожить религиозные организации в России, изъяв при этом находящиеся в их распоряжении материальные ценности. «В советской прессе начала 1920-х годов подобные настроения проявлялись достаточно ярко: «Нам просто некогда было до сих пор обращать серьёзное внимание на всю эту религиозную муть… но теперь времена меняются, и скоро хорошая метла начнёт энергично выметать из нашей Советской страны эту поганую нечисть»; «Церковь – вот последний обломок политической организации побеждённых классов». По сути, преследовалась цель разрушить Православную Церковь как целостный организм со стройной организацией, иерархичностью, создав взамен множество мелких, независимых друг от друга и от центра общин».

Один из видных деятелей партии, председатель Комиссии по проведению декрета об отделении церкви от государства при ЦК РКП (б) Ем. Ярославский (Миней Израилевич Губельман), позднее возглавивший Союз Воинствующих безбожников, выступая 15 августа 1923 года фактически признавал это:»… Наша антирелигиозная пропаганда, которую мы вели, начиная с устной пропаганды и печатной и кончая вскрытием мощей, конечно оказывало влияние на рабочий и крестьянский класс, но полностью уничтожить религиозные предрассудки масс мы такими способами не могли. Перед нами стала задача разбить эту религиозную организацию. У нас во всей нашей борьбе с Тихоном и духовенством в России остался нетронутым патриархат, учреждение имевшее иерархическую структуру и большую власть. Патриарх Тихон мог назначать, смещать, перемещать того или иного священника. Тихон распоряжался огромными церковными богатствами… Вопрос встал о тихоновской организации… Раз мы разбили белогвардейские организации, то нужно было эту работу закончить, но вопрос был в том, на чём, на каком примере мы дадим бой этому духовенству. Поводом послужило изъятие церковных ценностей в связи с голодом».

^ 3.2. Данные о последствиях голода

Действительно, летом 1921 года на русский народ, разорённый гражданской войной, истерзанный междоусобной смутой обрушилось новое бедствие: в Поволжье, Приамурье, на Кавказе, в Крыму, на юге Украины разразилась жестокая засуха. В тридцати четырёх губерниях России царил голод. Однако главная причина этого несчастия заключалась в проводимой Советами губительной политики продразвёрстки, по сути разрушившей сельское хозяйство в эпоху «военного коммунизма».

К маю 1922 года голодало уже около 20 миллионов человек. Около миллиона из них скончалось, 2 миллиона детей остались сиротами. В газетах появились сообщения о случаях людоедства и трупоедства.

Об этих трагических фактах достоверно знали в правительственных кругах Советской республики. Стараниями информационного отдела ГПУ государственно-партийное руководство регулярно получало совершенно конкретные сводки о политическом и экономическом положении во всех губерниях. Выдача этих сводок осуществлялась строго под расписку адресатов. Тридцать три экземпляра каждой. Первый экземпляр – Ленину, второй – Сталину, третий – Троцкому, четвёртый – Молотову, пятый – Дзержинскому, шестой – Уншлихту и т.д. Вот несколько сообщений того времени.

Из госинфсводки от 3 января 1922 года по Самарской губернии: «…наблюдается голодание, таскают с кладбища трупы для еды. Наблюдается, детей не носят на кладбище, оставляют для питания…»

Из госинфсводки от 28 февраля 1922 года по Актюбинской губернии и Сибири: «…Голод усиливается. Учащаются случаи голодной смерти. За отчётный период умерло 122 человека. На рынке замечают продажу жаренного человеческого мяса. В Киргизском районе развивается голодный тиф. Уголовный бандитизм принимает угрожающие размеры… В Тиклинском уезде голодает 50% населения».

Из госинфсводки от 15 марта 1922 года по Тюменской губернии: «… В Ишимском уезде из 500 000 голодает 265 000. Голод усиливается. В благополучных по урожайности областях голодает 30% населения.»

Религиозные организации не оставались равнодушными к подобным событиям. Стали действовать различные комитеты помощи голодающим не только в Русской Православной Церкви, но и у католиков, протестантов, сектантов и мусульман. Ещё летом 1922 года патриарх Тихон, другие православные иерархи стали искать возможность для участия религиозных организаций, общин и приходов в оказании помощи голодающим. В июле – августе патриарх провёл в ряде районов Москвы, в том числе в Храме Христа Спасителя, несколько богослужений, во время которых призвал верующих к пожертвованию денежных средств и драгоценностей для этой цели.

^ 3.3. Послание патриарха Тихона по поводу голода в России

Власти, до известной степени, напуганные последствиями голода сочли полезным тогда вступить в контакт с патриархом, чтобы привлечь Церковь к делу помощи голодающим. Для переговоров с патриархом был избран А.М. Горький, которому секретарь Святейшего ответил по телефону на просьбу о приёме: «Патриарх принимает всякого человека, который имеет необходимость с ним встретиться.» В результате состоявшейся беседы Святейший обратился к своей пастве, к православным патриархам, к папе Римскому, к архиепископу Кентерберийскому и епископу Йоркскому с посланием, в котором во имя христианской любви призывал провести сборы продовольствия и денег для вымирающего Поволжья и других областей. В этом послании говорилось: «Величайшее бедствие поразило Россию. Пажити и нивы целых областей её… сожжены солнцем. Жилища обезлюдели, и селения превратились в кладбища непогребённых мертвецов. Кто ещё в силах бежит из этого царства ужаса и смерти без оглядки повсюду, покидая родные очаги и землю. Ужасы неисчислимы… Уже и сейчас нет счёта жертвам, унесённым бедствием. Но в ближайшие грядущие годы оно станет для всей страны ещё более тяжким: оставленная без помощи, недавно ещё цветущая и хлебородная земля превратилась в безлюдную и бесплотную пустыню, ибо не родит земля не посеянная, а без хлеба не живёт человек.

К тебе, Православная Русь, первое слово Моё:

Во имя и ради Христа зовёт тебя устами Моими Святая Церковь на подвиг братской самоотверженной любви… Пастыри стада Христова! Молитвою у престола Божия, у родных Святынь, исторгайте прощение Неба согрешившей земле. Зовите народ к покаянию: да омоет покаянными обетами и Святыми Тайнами, да обновится верующая Русь, исходя на святой подвиг и, его совершая, – да возвысится он в подвиг молитвенный, жертвенный подвиг… Паства родная Моя! В годину великого посещения Божия благословляю тебя: воплоти и воскреси в нынешнем подвиге твоём светлые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих, в годины тягчайших бед собиравших своею беззаветною верою и самоотверженной любовью во имя Христово духовную русскую мощь и его оживотворяющих умиравшую Русскую землю и жизнь. Неси и ныне спасение ей, – и отойдёт смерть от жертвы твое.

К тебе, человек, к вам, народы вселенной простираю я голос свой:

Помогите! Помогите стране помогавшей всегда другим!

Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода. Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего только, пусть донесёт голос Мой болезненный стон обречённых на голодную смерть миллионов людей и возложит его на вашу совесть, на совесть всего человечества. На помощь немедля! На щедрую, широкую, нераздельную помощь!

К Тебе Господи, воссылает истерзанная земля наша вопль свой: «пощади и прости». К Тебе, Всеблагий, простирает согрешивший народ Твой руки свои и мольбу: «прости и помилуй». Во имя Христово выходим на делание своё: «Господи благослови.»

^ 3.4. Деятельность патриарха Тихона по организации церковного Комитета помощи голодающим

Кроме первоочередной задачи, а именно помощи голодающим, патриарх несомненно надеялся, что в создавшихся условиях появится, наконец, возможность наладить хоть какой-нибудь диалог с Советской властью.

Ещё раньше, а именно к концу лета 1921 года патриарх Тихон пришёл к выводу, что в наибольшей степени преодолению последствий голода будет соответствовать специальный Церковный комитет помощи голодающим. 17 августа 1921 года он направил во ВЦИК письмо, в котором сообщал: «Православная Церковь никогда ни при каких обстоятельствах не проходила безучастно мимо постигавших русский народ бедствий. Так и ныне, при надвинувшимся на значительную часть России голоде, Церковь должна и приложит все свои усилия к облегчению участи страдающего от голода населения.

Я уже обратился через представителей церковной власти к народам тех стран, которые Господь благослови обилием хлебного урожая, с призывом прийти на помощь голодающему населению России. Теперь же, согласно Декрету ВЦИК от 21 июля 1921 года о Всероссийском комитете помощи голодающим… считаю священном для себя долгом обратиться ко всем верующим чадам Церкви Российской – духовенству и мирянам – с воззванием по чувству христианского милосердия принять самое широкое и деятельное участие в оказании помощи всем пострадавшим и страдающим от голода.

Вся работа в Церкви в этой области будет проходить под моим общим руководством и наблюдением. Для ближайшего руководства как сбором пожертвований (денежных, вещевых и продовольственных) в Москве и провинции, так и распределением их по местам через соответствующие, вновь создаваемые с тою же целью, церковные организации, мною образован в Москве Церковный Комитет в составе духовенства и мирян».

В числе необходимых условий успешной деятельности Церковного комитета патриарх называл следующие:

а) право Комитета собирать средства путём устной проповеди, издания воззваний, духовных концертов и т.д.;

б) Комитет может самостоятельно собирать пожертвования на родине и за границей, через Красный Крест;

в) Комитет может сам распределять по согласованию с ВЦИК свою помощь голодающим среди населения всех национальностей;

г) уполномоченным Церковного комитета оказывают помощь в передвижении и т.д.;

д) члены Церковного комитета и его уполномоченные при исполнении ими своих обязанностей, пользуются правом устройства периодических собраний; е) имущество Церковного комитета не подлежит реквизиции;

ж) Церковный комитет не может контролировать Народный Комиссариат Рабоче-Крестьянской Инспекции, а свой отчёт он предоставляет во ВЦИК…

Для всех сношений со Всероссийским Комитетом уполномочиваются члены Церковного комитета Пётр Николаевич Перцов и Назарий Григорьевич Райский».

Президиум Всероссийского Комитета помощи голодающим при ВЦИК под председательством М.И. Калинина, получив письмо патриарха в тот же день 17 августа провёл заседание на котором обсудил предложения патриарха Тихона. Члены Президиума посчитали целесообразным создание Церковного комитета. И 22 августа 1921 года Святейший патриарх выпускает приведённое нами выше Воззвание к верующим, в котором призывает помочь голодающим.

«Однако в ЦК РКП (б), Совнаркоме, НКВД, НКЮ и других силовых ведомствах влиятельные должностные лица: Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Ем. Ярославский, П.А. Красиков, Н.И. Бухарин и некоторые другие – стали резко возражать против участия Церкви в оказании помощи голодающим, ссылаясь на инструкцию НКЮ от 30 августа 1918 года, согласно которой религиозным организациям запрещалось заниматься благотворительной деятельностью. Поэтому с ответом патриарху Тихону во ВЦИК задержались».

31 августа патриарх вновь обратился к М.И. Калинину: «17-го сего месяца я просил ВЦИК обнародовать положение о Церковном комитете, мною образованном для оказания помощи голодающим… Я прошу ускорить по возможности утверждение Положения о Церковном комитете и его обнародовать для повсеместного сбора пожертвований и открытия действий… по оказанию помощи на местах.» . Но ответа патриарху опять не последовало, так как в описываемый нами исторический период в руководящих партийных и государственных кругах шла упорная борьба по вопросу, принять или отвергнуть предназначенную помощь Церкви. «Наиболее подверженные догматическому движению и мысли не допускали, чтобы пригласить религиозные организации, духовенство – «реакционеров в рясах» в союзники даже для борьбы с голодом. В катастрофической ситуации ряд большевистских руководителей: , А.И. Рыков, Л.Б. Каменев и некоторые другие соглашались на помощь Церкви в борьбе с голодом. М.И. Калинин, как председатель ЦК ПомГол проявляет особую активность для того чтобы сломить противников церковной помощи. Его усилия увенчались успехом 8 декабря 1921 года ВЦИК принимает постановление разрешавшее религиозным организациям осуществлять сбор средств для оказании помощи голодающим.»

Однако сотрудники аппарат ВЧК, НКВД, НКЮ, а также партийные органы на местах продолжали чинить препятствия для работы церковных комитетов. Так, например в Самарской губернии 25 декабря 1921 года Губ ЧК арестовало членов епархиального комитета помощи голодающим за их «незаконную деятельность» и осудило всех, включая епархиального архиерея епископа Павла, на срок от одного до двух лет за «контрреволюционную деятельность». Подверглись репрессиям также епархиальные комитеты в Твери, Костроме и других городах. В Вятке, например, было осуждено на срок до двух лет 4 священника и 11 мирян, около 40 человек были приговорены к «общественно-полезным работам». Думается, что несмотря на согласие, ВЦИК на создание церковных комитетов, многие советские и партийные чиновники исходя из установок о «необходимости наступления на церковь», рассматривали это как временный компромисс и считали неизбежной новую конфронтацию с религиозными организациями.

^ 3.5. Подготовительная работа Советского правительства по проведению кампании по изъятию церковных ценностей

Однако при всех трудностях церковные комитеты помощи голодающим собрали к февралю 1922 года более 8 миллионов 962 тысяч рублей, не считая ювелирных изделий, золотых монет и натуральной помощи голодающим. Но это показалось слишком ничтожным для Советского правительства. Дело ещё заключалось в том, что Советская власть с первых дней своего существования столкнулась со значительными финансовыми трудностями. Согласно отчёту Наркомфина, реквизированный банковский капитал в ноябре 1917 года составлял 1064,3 миллиона золотых рублей. Из этой суммы выплата в 1918 году Германии по Брестскому договору составила 812,2 миллиона золотых рублей; 235,5 миллиона золотых рублей было захвачено и израсходовано адмиралом Колчаком. Оказавшись на грани финансовой катастрофы, власть искала источники пополнения бюджета валютой. Трудности сохранялись на протяжении всех лет гражданской войны. А голод 1921 года как раз и создал удобный повод к изъятию ценностей. Таким образом, сложившаяся ситуация не оставляла никаких надежд на решение проблемы взаимоотношения Церкви и государства мирным путём.

Подготовительная работа для решительного наступления на Церковь началась ещё во второй половине 1921 года. При ГПУ был образован особый VI – церковный отдел во главе с Е.А. Тучковым. Всеми известными способами он начал вербовать сотрудников среди мирян, духовенства и даже епископата. Произошла и коренная реорганизация органов надзора за Церковью на местах. Так например в Петрограде 12 октября в печати было опубликовано постановление Губисполкома о передаче всех функций по проведению в жизнь декрета СНК от20 января 1918 года из отдела юстиции в отдел управления, так как у первого отсутствовал соответствующий аппарат на местах – в районах и уездах. При отделе управления в ноябре возник церковный отдел, а ещё через месяц подобные столы появились в нижестоящих инстанциях. В начале 1922 года к церковным отделам перешли также функции регистрации обществ, союзов, религиозных и других организаций, и 1 марта их соответствующим образом переименовали. Уже тогда достаточно ясно проявилась тенденция ко всеобъемлющему контролю за церковной жизнью. Но как замечает историк М.В. Шкаровский это была лишь подготовительная работа к будущим антицерковным акциям, связанным с изъятием церковных ценностей.

К осени 1921 года напор сил, выступавших за изъятие и продажу церковных ценностей всё нарастал. Наводились мосты с зарубежными деловыми кругами, готовыми взяться за продажу предметов русского светского и церковного искусства. С этим предложением неоднократно обращались к председателю Совнаркома. Так, 14 октября 1921 года В.И. Ленин в записке членам ЦК РКП (б) сообщал: «Рейнштейн сообщил мне вчера, что американский миллионер Хаммер, русский родом… даёт миллион пудов хлеба уральским рабочим на очень льготных условиях… с приёмом уральских драгоценностей на комиссию для продажи в Америке… Доклад сделает вскоре Мортенс официально. Ленин». По подсчётам сторонников изъятия выходило, что все изъятые церковные богатства в пересчёте на серебро составят 525000 пудов , и одного этого вполне достаточно, чтобы спасти миллионы человек от голодной смерти.

Кроме того, Советской России нужна была и своя твёрдая валюта. О ней поговаривали ещё в начале 1918 года, но без огромного количества серебряного лома этот проект остался бы на бумаге ещё очень долго.

^ 3.6. Постановления Советского правительства о порядке изъятия церковных ценностей

Как бы невзначай 27 декабря 1921 года появился декрет ВЦИК «О ценностях находящихся в церквах и монастырях», в котором содержался открытый и глубокий намёк:

«Ввиду наличия колоссальных ценностей, находящихся в церквах и монастырях как историко-художественного, так и чисто материального значения, всё указанное имущество должно быть распределено на три части:

1. Имущество, имеющее историко-художественное значение подлежат к исключительному ведению Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины, Народного Комиссариата Просвещения, согласно инструкции отделения церкви от государства.

2. Имущество, материальные ценности, подлежащие выделению в Государственное Хранилище Ценностей РСФСР.

3. Имущество обиходного характера, где оно сохранилось.

В следствии наблюдающихся за последнее время ликвидаций церковного имущества органами местной власти путём неорганизованной продажи или передачи группам верующих, никакие изъятия не могут быть производимы без разрешения на то Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины или его органов на местах.»

2 января 1922 года был опубликован декрет об изъятии музейного имущества, а 23 февраля о необходимости изъять «из церковных имуществ, переданным в пользование группам верующих всех религий по описям и договорам, все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие которых не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать их в органы Наркомфина со специальным назначением в фонд ЦК ПомГол». В позиции церковного руководства и в первую очередь самого патриарха также происходили определённые изменения. Учитывая, что денежных пожертвований явно мало для помощи голодающим, патриарх и Священный Синод выпустил 19 февраля, после одобрения его правительством, специальное послание духовенству и верующим в котором призывал пожертвовать кроме личных, также храмовые драгоценные украшения, не имеющие важного богослужебного значения. Это значительно повысило авторитет Церкви в глазах не только верующих, но и всего населения. Поэтому во многих местах органы власти доверяли работу по передаче церковных ценностей комиссиям по голоду самим приходским советам. И именно то обстоятельство, что религиозные организации стали перехватывать инициативу в деле сбора церковных ценностей у комитетов по голоду на местах, не понравилось некоторым деятелем партии и государства. Под нажимом Л.Д. Троцкого и ряда других лиц ЦК РКП (б), Совнарком и ВЦИК пошли на активизацию действий по изъятию церковных ценностей.

Однако необходимо отметить, что до постановления ВЦИК от 23 февраля подготовка к насильственному изъятию ценностей шла под грифом «секретно», не прекращаясь ни на один день. Характерен в этом отношении проект об изъятии ценностей принятый на экстренном заседании членов бюро Обласкома ТССР. В нём в частности говорится: «При проведении кампании можно применять следующие конкретные меры:

Использование агитации духовенства: Имея конкретную возможность приручить к себе и завлечь на свою сторону двоих или троих представителей духовенства Казани, через них пустить среди основной массы духовенства чисто христианскую мысль, всеми мерами… призывать граждан к помощи голодающему и умирающему населению пожертвовании ценных золотых и серебряных вещей и денег. Здесь предоставляется возможность слегка сыграть на религиозных чувствах верующих.

Использование церковного имущества находящегося в разного рода церквах, монастырях и церковных хранилищах: ценное имущество в виде старого золота, серебряного и др. Лома и т.д. должно быть изъято в этих же целях. Здесь необходима осторожная и конспиративная агентурная работа. Безусловно, изъять официальным путём церковные вещи возможным не представляется. Наиболее конкретно это изъятие мыслится следующим образом:

1. Затребовать от Татаркомюста опись церковного имущества, находящегося в церквах и монастырях города Казани и ТССР.

2 .Путём агентурной разработки точно выяснить местонахождение наиболее ценного церковного имущества и провести работу по подготовке успешного экспроприирования этого имущества путём разного рода налёта и нападений на церкви и хранилища церковного имущества и пр.

3. Путём означенных мер из церквей без пользы лежащие ценности, чрезвычайно нужные в данный момент Государству и имеющее для него жизненное значение в создавшихся условиях.

Пред. Всетатчека Денисов. 24 января 1922.»

После выхода в свет Декрета ВЦИК от 23 февраля необходимость в конспирации отпала. В тот же день (23 февраля 1922 г.) когда вышел Декрет ВЦИК о порядке изъятия церковных ценностей, секретарь ЦК В.М. Молотов направляет шифрованное распоряжение Петроградскому, Московскому, Екатеринбургскому, Саратовскому, Самарскому, Харьковскому, Екатеринославскому и Донецкому Губкомам РКП (б) следующего содержания:

«Кампания… ведётся слишком слабо и вяло. Часть духовенства пошла на некоторые уступки. Но если в движение не будут вовлечены значительные рабочие и крестьянские массы, это духовенство может выйти политическим победителем. Необходимо расширить начавшееся движение беспартийных рабочих и крестьян в пользу золота и серебра, лежащего в храмах, для голодающих до размера общенародного движения, добившись того чтобы не было… ни одной фабрики, ни одного завода, не принявших решение по этому вопросу. Все решения рабочих, красноармейских и крестьянских собраний немедленно печатать в местной прессе и присылать одновременно в «Правду», «Известия» и РОСТА».

Декрет от 23 февраля имеющий явно антицерковную направленность был полной неожиданностью для духовенства. Позднее на допросах патриарх Тихон подтвердил, что пока он вёл переговоры с ПомГолом, «за его спиной был выпущен декрет.»

В послании от 28 февраля патриарх Тихон писал: «…мы не можем одобрить изъятие из храмов, хотя бы и через добровольные пожертвования, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается как святотатство…» Так вспыхнул новый трагический конфликт Церкви с государством, последствия которого не трудно было предугадать. Всё это было необходимо Советской власти чтобы скомпрометировать Церковь в глазах народных масс.

Изъятие ценностей началось в середине марта, но не в Москве и Петрограде, а в отдельных уездах и уездных городах.

Первый период кампании по изъятию ценностей протекал вполне спокойно. Так, 10 марта Пензенский Совет сообщил во ВЦИК, что кампания проходит нормально и осложнений нет. Об этом же во ВЦИК в мае телеграфировал Красноярский Совдеп: «Всего по городу Красноярску изъятии серебра – 79 пудов, 39 фунтов, 49 золотников. Бриллиантов – 535, из них 48 крупных… Работа по городу закончена. Усиленно работают уездкомиссии при полном отсутствии эксцессов…» В предварительном отчёте по изъятию церковных ценностей по Рыбинской губернии отмечалось, что «Само изъятие преследовало две задачи: выявить настроения верующего населения и церковников, и добиться при минимальных недоразумениях максимальных результатов. Большая часть духовенства этому мероприятию не сопротивлялась… По предварительным данным изъято: серебра – 241 пуд, золота – : фунтов, бриллиантов – 800 штук, алмазов – 203 штуки, рубинов – 5 штук, жемчугу – 34 штуки и т.д.»

Относительно спокойно эта кампания протекала в Поволжье, Тамбовской, Курской и других губерниях.

В Московской епархии – самой богатой и многочисленной по количеству священнослужителей дело также не доходило, в большинстве случаев, до серьёзного столкновения властей с духовенством. «Фактически кампания снятия церковных ценностей началась с Красно-Пресненского района. Согласно плану Губкомиссии первыми подвергались изъятию ценности из церквей, расположенных вблизи предприятий, на которых рабочие приняли на своих собраниях резолюции одобряющие изъятие.

К изъятию относились доброжелательно, в худшем случае пассивно.

Во время изъятия в Москве эксцессы, стоящие быть отмеченными произошли в нескольких местах. Самый серьёзный случай произошёл в Хамовническом районе у Даргомиловской заставы при изъятии ценностей из церкви Богоявления. Здесь толпа состоящая из подростков, торгашей Смоленского рынка и других избила девять красноармейцев. Раздавались выкрики – «бей жидов и коммунистов». Толпа швыряла кирпичи в представителей власти и охрану. Вызванная воинская кавалерийская часть рассеяла толпу и к вечеру изъятие было закончено.

В Сокольническом районе у церкви Знамения, Покрова и Преображения в селе Богородском собирались большие толпы верующих, угрожали и сыпали камнями. Были случаи ранения красноармейцев…

Духовенство в большинстве своём к изъятию относилось пассивно. Хотя на почве изъятия и возник раскол в православной церкви, низшее духовенство во время изъятия в большинстве случаев склонялось к одобрению послания патриарха Тихона которого рассматривали как безапелляционный авторитет в делах церкви.

Имели место случаи доброжелательного отношения духовенства к изъятию и самой комиссии. В Замоскворецком районе один священник не только услужливо предоставил Комиссии все ценности, но и пояснил, что все предметы из церкви могут взиматься, а те священники, которые некоторые предметы называют священными и не подлежат изъятию попросту лгут.

В Красно-Пресненском районе находились попы, охотно разделявшие трапезу с членами комиссии и вкушавшими колбасу в Великий пост. Не отказывались от папиросок монахини одного монастыря в Красно-Пресненском районе.

Предварительно перед началом изъятия в каждом районе собирались собрания священников для объяснения им технического процесса изъятия. В большинстве случаев попы отмалчивались.

В целом по Москве изъято: 3.059 пудов серебра, 21 фунт золота, 500 золотых рублей, бриллиантов, алмазов и т.п. – 365 штук, а также много других драгоценных вещей».

^ 3.7. Трагический инцидент в г. Шуе, Иваново-Вознесенской губернии.

Однако Ленину и сторонникам физического уничтожения Церкви нужен был крупный инцидент, для того чтобы спровоцировать дальнейшие кровавые эксцессы и в конечном итоге обезглавить Церковь. Таким инцидентом послужило происшедшее столкновение членов комиссии по изъятию ценностей и верующими собора г. Шуи Иваново – Вознесенской губернии.

Первое кровопролитие в Шуе было закономерно неотвратимым как и столкновения, и жертвы на других местах. События развивались следующим образом: 13 марта в шуйский соборный храм после богослужения прибыла соборная комиссия и потребовала сдать для помощи голодающим все украшения из золота, серебра и драгоценных камней. Но толпа верующих не пропустила их в храм и комиссия вернулась откуда приехала. Однако в среду она вернулась с отрядом конной милиции. Когда и это не помогло городские власти вызвали роту 146 пехотного полка и два автомобиля с пулемётами. В результате инцидента погибло 5 человек и тяжело ранено около 15. К вечеру в городе был наведён порядок. Для Ленина это была счастливая находка. Не откладывая дела в долгий ящик, на другой день после получения подробной телеграммы с описанием событий он диктует своё знаменитое секретное письмо. В нём в частности говорилось:

«… Черносотенное духовенство во главе со своим вождём совершенно обдуманно проводит план дать нам решительное сражение именно в данный момент.

… Именно теперь мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и беспощадной энергией.

Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей.., чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей.

… Я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течении нескольких десятилетий.

…Политбюро даёт детальную директиву судебным властям, устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведён с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом большого числа влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности и Москвы и нескольких других духовных центров.

Самого Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были, как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент».

И именно с этого момента кампания по изъятию церковных ценностей приобретает жуткий, трагический оттенок. Выездная Сессия Верховного трибунала ВЦИК заседавшая в Иваново – Вознесенске приговорила к высшей мере наказания настоятеля Шуйского собора священника Павла Святозарского и клирика того же храма священника Иоанна Рождественского, а так же мирянина Петра Языкова. Приговор был приведён в исполнение 10 мая 1922 года в 2 часа утра. Кроме них ещё 13 человек были подвергнуты разным срокам заключения. Из окровавленной Шуи вывезли более 10 пудов серебряной утвари в придачу с жемчужными ризами и драгоценными камням.

Это событие послужило сигналом к бешенной атаки Советского государства на православную церковь: мирян, священников, епископат и в первую очередь на Святейшего патриарха. Всякие надежды на мирный диалог оказались тщетными. Власть в очередной раз показала, что в сфере управления обществом она готова использовать все методы, не исключая криминально-уголовных.

Уже 20 марта 1922 года ГПУ докладывало в Совнарком, что патриарх и его окружение ведут неприкрытую контрреволюционную работу против изъятия ценностей. Работа их выражается:

«1) В личном инструктировании приезжающих с мест известных им церковников против изъятия…

2) В посылке на места директив с призывами воспрепятствовать сбору церковных ценностей.

3) Устройстве нелегальных собраний духовенства в Москве /данные агентуры/ и т.д..»

В этом же докладе намечаются также возможные варианты смещения патриарха. «ГПУ располагает сведениями, что некоторые местные архиереи стоят в оппозиции реакционной группе Синода.., они полагают, что с арестом членов Синода им представится возможность устроить церковный собор, на котором они смогут избрать на патриарший престол и в Синод лиц, настроенных более лояльно к Советской власти.

Оснований для ареста Тихона и самых реакционных членов Синода у ГПУ достаточно… арест Синода и патриарха сейчас своевременен».

Под нажимом Л. Троцкого тон сообщений о ходе кампании в прессе и сам характер этой работы стал резко меняться в сторону ужесточения, появились призывы к открытой борьбе с духовенством. 26 марта в газетах «Известия», «Беднота», «Рабочий», «Коммунист» и других была опубликована беседа с Председателем ВЦИК и ЦК ПомГолм. В этом интервью М.И. Калинин говорил: «…Против декрета повели борьбу кучка князей церкви и поддерживающие их бывшие купцы, подрядчики, отставные чиновники, заправляющие делами групп верующих…» Это небольшое интервью полно противоречий. С одной стороны М.И. Калинин утверждает, что против декрета ВЦИК выступила лишь кучка духовенства, а несколькими строчками ниже он указывает, что значительная часть духовенства стоит против изъятия ценностей, – «ясно антинародная, жадная, хищная и очень многочисленная… заняла враждебную позицию против Советской власти».

«В газетах появлялись призывы трудящихся, например, железнодорожного узла «Москва-Сортировочная» уплотнить патриарха, чтобы он не занимал 12 комнат. Или обращение группы верующих завода «Динамо» к Тихону, чтобы он не дал «умереть миллионам людей», одним словом создавалось общественное мнение, что патриарх виновен в разразившемся в России голоде».

15 марта Известия опубликовали на пятой странице беседу с патриархом о ходе изъятия церковных ценностей в которой Святейший был корректен, тактичен по отношению к властям, проявил искреннее сострадание к голодающим, высказал ряд полезных предложений, и в том же номере, уже на первой полосе поместили карикатуру Д. Моора на того же патриарха, изображавшую якобы издевательское отношение патриарха к нуждам страдающих от голода людей.

На секретном заседании комиссии при Агитационном отделе ЦК по вопросу о листовках и брошюрах по кампании изъятия ценностей церквей от 22 марта 1922 года было постановлено признать необходимость издать ряд листовок для рабочих и крестьян, а также наметить и поручить написать в двухдневный срок участникам заседания сообщения по следующим темам:

1.Голод и церковные ценности. – т. Галкин;

2.Откуда неурожаи и голодовки. – т. Малинин;

3.Церковные богатства, сколько их и сколько ими можно накормить голодных. – т. Галкин;

4.Что такое секуляризация. – т. Луначарский;

5.Чью руку держит Тихон? – т. Красиков;

6.Кому помогают люди мешающие изъятию церковных ценностей. – т. Красиков;

7.Противоречит ли вера изъятию церковных богатств? – т. Логинов.

8.Церковное велелепие. – т. Бройдо;

9.Кто людоеды? – т. Стуков».

Сразу начались волнения верующих в Смоленской, Олонецкой, Тверской, Северо-Двинской, Вологодской, Костромской, Ярославской, Владимирской и других губерниях. Под конец кампании по изъятию ценностей центральная пресса насчитает 1414 столкновений между представителями власти и прихожанами церквей.

Но самые драматические события разыгрались в столичных городах.

^ 3.8. Проведение кампании в Петрограде

В Петрограде митрополит Вениамин (Казанский) проводил максимально компромиссную политику по отношению к властям. «Выдвинув определённые условия, он пошёл на переговоры с городским руководством. По свидетельству М.П. Чельцова, в вопросе спасения гибнущих людей для него не существовало колебаний: «В этом отношении он шёл дальше патриарха, не встречая никаких препятствий к отдаче даже священных сосудов и тому подобного – лишь бы исполнить свой христианский и человеческий долг до самого конца». Митрополит согласился уступить ценности, но без насильственного изъятия, которое является святотатством, а как вольную жертву: «Это – Богово, и мы всё отдадим сами». В его послании от 5 марта говорилось, что «Православная Церковь, следуя заветам Христа Спасителя и всегда являющаяся образцом высокой любви в годину бедствий, отдаст все свои ценности, вплоть до священных сосудов». В тот же день митрополит получил официальное приглашение на переговоры и 6 марта в Смольном вместе с юрисконсультом Александро-Невской Лавры И.М. Ковшаровым вёл переговоры с членами ПомГола. Владыка представил комиссии ПомГола заявление, где указывал, что для осознания народом добровольности этой жертвы нужно включить в комиссию по изъятию представителей церковных приходов. Заявление митрополита в Смольном было принято, и Владыка, почувствовав взаимопонимание, встал, благословил всех и со слезами на глазах сказал, что он своими руками снимет драгоценную ризу с образа Казанской Богоматери и отдаст её на спасение голодающих братьев. 7 и 8 марта 1922 года в московской газете Известия ВЦИК появилось сообщение об искреннем желании петроградского духовенства выполнить гражданский долг и постановление ВЦИК от 23 февраля 1922 года.

Однако после смены курса по отношению к Церкви на более радикальный митрополиту объявили, что ценности будут изъяты в формальном порядке, как принадлежащее государству имущество. По своему пастырскому долгу митрополит Вениамин не мог благословить паству содействовать насильственному изъятию святынь. Ещё 12 марта митрополит направил заявление в Губисполком, в котором он выразил сомнение. В нём сомнение в том, что все пожертвованные святыни будут употреблены исключительно на помощь голодающим. Завершалось послание предупреждением: «Если бы слово моё о предоставлении Церкви права самостоятельной помощи… услышано не было и представители власти в нарушение канонов Святой Церкви, приступили бы без согласия её архипастыря к изъятию ценностей, то я буду вынужден обратиться к верующему народу с указанием, что таковой акт мною осуждается, как кощунственно-святотатственный, за участие в котором миряне по канонам Церкви подлежат отлучению от Церкви, а священнослужители – извержению из сана».

14 марта Большой президиум Губисполкома принял постановление в котором обязал городскую комиссию по изъятию церковных ценностей приступить к изъятию не позднее чем в недельный срок. 15 марта у Казанского Собора с ведома митрополита были оглашены известия о шуйском инциденте и послание патриарха Тихона с предупреждением от повторения подобного. А на следующий день на Сенной площади произошли столкновения членов комиссии по изъятию ценностей с враждебно настроенными верующими. священнослужители. В результате, вечером 16 марта в Москву полетела телеграмма с просьбой санкционировать применение расстрелов: «Реввоенсовет т. Троцкому. На вашу 159 сообщаю: вопрос изъятия церковных ценностей Петрограде последние дни осложнился. Достигнутое было соглашение духовенством предательски сорвано последний момент заявлением митрополита Вениамина что он призовёт верующих воспрепятствовать изъятию. Время потраченное на переговоры духовенство использовало для организации противодействия… Всеми данными только посредством вооружённой силы удастся произвести изъятие. Прошу немедленно дать директиву – допустимо ли исполнение декрета указанным путём и как поступить дальнейшем.» Но в Москве к посчитали, что для применения силовых мер время ещё не наступило и 20 марта Политбюро приняло проект соответствующих директив, написанный Троцким, в котором, в частности говорилось: «Полагаю, что для Петрограда можно установить тот же приблизительно срок (что и для Москвы) по соглашению с товарищем Зиновьевым, ни в коем случае не форсируя слишком кампанию и не прибегая к применению силы, пока политически и организационно вся операция не обеспечена целиком».

Однако 24 марта произошло событие, которое в значительной степени повлияло на ход событий. В петроградской газете «Правда» появилось письмо двенадцати наиболее лояльных по отношению к Советской власти священников и протоиереев, явившееся первым шагом к церковному расколу. Авторы письма обвинили основную массу духовенства в контрреволюционности, в политической игре, во время всенародного голода, требовали немедленной и безусловной отдачи советской власти всех церковных ценностей. На собрании духовенства священник Введенский заявил о разрыве с реакционным духовенством и создании «живой церкви».

6 апреля в Смольном состоялось заседание Петропомгола с участием священнослужителей, будущих лидеров «обновленчества», а тогда ещё представителей митрополита, А. Введенского и А. Боярского. На собрании единогласно была принята резолюция содержащая многие компромиссные пункты: «1.Допустить представителей верующих к участию в изъятии и учёте церковных ценностей, упаковки их для отправки в Гохран для ЦК ПомГола. 2….Установить гласную отчётность о движении ценностей. 3.Допустить представителей верующих к участию в делегациях, сопровождающих предметы довольствия голодных».

10 апреля митрополит обратился с воззванием к верующим: «Церковь по существу своему, вне политики и должна быть чужда ей. «Царство Моё не от мира сего», – заявил Спаситель Пилату. Этим курсом, вне политики, я вёл корабль Петроградской церкви и веду и идти им настойчиво предлагаю всем пастырям».

Воззвание было согласовано митрополитом с патриархом, который, как мы упоминали выше, направил аналогичное послание председателю ВЦИК М.И. Калинину. Петроградский митрополит сделал всё возможное, чтобы предотвратить столкновения при изъятии ценностей. И в городе не произошло таких кровавых инцидентов, как в Шуе и Смоленске.

25 мая 1922 года вернувшись из Москвы А. Введенский заявил митрополиту Вениамину о происшедшем там церковном перевороте, аресте патриарха Тихона, как саботажника, образовании нового церковного управления и о назначении его, Введенского депутатом этого управления по Петроградской епархии. Митрополит Вениамин отказался благословить раскол. 28 мая появилось постановление владыки, объявляющее Введенского находящимся «вне православной Церкви». Большевистские газеты выдали участие властей в этом расколе: они обрушились с угрозами на митрополита Вениамина, призывая «карающий меч пролетариата» на его голову. Неоднократные попытки А. Введенского и ответственного за «церковные дела» в Губкоме РКП (б) И. Бакаева склонить митрополита на компромисс с раскольниками успеха не имели.

На заседании бюро Губкома РКП (б) от 30 мая было принято решение: «Процесс о попах, противодействовавших изъятию церковных ценностей, начать 7 – 8 июня…» А на следующий день в Петроградский отдел ГПУ пришла срочная телеграмма из Москвы за подписью Менжинского: «Митрополита Вениамина арестовать и привлечь к суду. Подобрать на него обвинительный материал. Арестовать его ближайших помощников – реакционеров и сотрудников канцелярии, произвести в последней тщательный обыск. О результатах операции немедленно сообщите». (Более подробно подлинная причина ареста митрополита Вениамина и смысл приезда в Петроград А. Введенского будут рассмотрены в следующей главе.)

10 июня в помещении зала Государственной филармонии на Михайловской улице, дом 2, начался судебный процесс. Возглавлял суд председатель уголовного отделения Петроградского трибунала Н.И. Яковченко, главным обвинителем являлся специально приехавший из Москвы видный деятель партии, возглавлявший 5-й отдел наркомата юстиции (отделения церкви от государства) П.А. Красиков. Подсудимых было 86 человек, в том числе профессора богословия, священники, миряне. Непредвзятому наблюдателю могло показаться, что весь процесс – сплошное недоразумение, ведь изъятие церковных ценностей в Петрограде прошло довольно спокойно. Однако его организаторы давали ясно понять, что официальное обвинение лишь повод… Красиков на суде однажды воскликнул: «Вся православная церковь – контрреволюционная организация. Собственно: следовало бы посадить в тюрьму всю церковь!»

Центральным пунктом обвинения являлись письма направленные митрополитом в ПомГол и Смольный (приводимые нами выше). Трибунал подробно выяснял сам ли митрополит писал их, обсуждались ли они в Правлении православных приходов и т.д. Интересовалось обвинение отношением митрополита к той части духовенства, которое покинуло Советскую Россию в момент отступления Юденича.

При допросе профессора уголовного права, председателя Правления православных приходов Ю.П. Новицкого было обращено особое внимание на контакты последнего с патриархом Тихоном. Председатель трибунала особенно интересовался ездил ли специально Новицкий к Тихону как доверенный митрополита или он был у патриарха частным образом.

5 июля трибунал вынес свой приговор: 10 человек – к расстрелу, большую часть – к тюремному заключению, остальные подсудимые (22 человек) были оправданы. Затем шестерых из приговорённых к смертной казни помиловал ВЦИК, а четверо (митрополит Вениамин, архимандрит Сергий – секретарь Поместного собора 1917 – 1918 гг. В.П. Шеин, председатель правления Обществ православных приходов Ю.П. Новицкий и юрист И.М. Ковшаров) были расстреляны в ночь с 12 на 13 августа, хотя официальное сообщение о расстреле так и не появилось.

«Петербуржцы никогда не забывали своего Владыку. Они установили крест с его именем на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры и приносили туда цветы. А 4 апреля 1992 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил Петроградского митрополита Вениамина, а также расстрелянных с ним к лику святых».

^ 3.9. Привлечение патриарха Тихона к суду

В Москве 30 марта состоялось секретное совещание представителей партийных делегаций, участвовавших в работе ХI партсъезда. Никто из присутствовавших не ставил под сомнение целесообразность принудительного изъятия. Дискуссия развернулась лишь вокруг сроков кампании. На совещании были сделаны «внушения» тем партийным деятелем у которых результаты изъятия признавались «неудовлетворительными». От них потребовали провести повторное изъятие, а не довольствоваться добровольными пожертвованиями.

Оказывалось давление и на патриарха. Его вызвали в ГПУ, где официально предупредили об ответственности в случае «повторения фактов, подобных событиям в Шуе» и предложили принять меры к их недопущению впредь. Одновременно на него возложили ответственность и за «антисоветские» акции православного духовенства, бежавшего в годы гражданской войны за пределы Советской России и объединившегося вокруг митрополита Антония (Храповицкого), возглавившего Временное Высшее Церковное управление Русской Православной Церкви за границей, требовали его публичного осуждения. Патриарх обещал это сделать, но после предоставления ему документов, подтверждающих участие «карловчан» в «политике». В своём заявлении в ГПУ патриарх отмежевался от некоторых из решений Карловацкого собора, утверждая, что его послание от 28 февраля не содержит призыв к сопротивлению. «… В своём послании от 15 (28) февраля по вопросу об изъятии церковных ценностей я вовсе не имел ввиду призывать верующих к сопротивлению властям, если где оно так понималось, то это неправильно.» А в обращении к епархиальным архиереям Святейший писал: «Нам стало известно, что проведение в жизнь декрета об изъятии церковных ценностей сопровождался в некоторых случаях весьма нежелательными явлениями. Прихожане, побуждаемые… ревностью о храме Божием, допускали активное противодействие власти, причём это противодействие часто принимало форму прямого насилия и даже кровопролития. Едва ли нужно напоминать, что все подобные действия, как противные духу христианского учения и всякое подстрекательство к ним я категорически осуждаю».

Однако, как было нами показано выше, было принято бескомпромиссное решение устроить показательный процесс в Москве и привлечь к нему патриарха. Этому процессу предшествовало письмо Л.Д. Троцкого П.А. Красикову от 25 апреля 1922 года, в котором первый в частности пишет:

«1. Из всех обстоятельств дела вытекает, что главные церковные ценности уплыли за годы революции… Совершенно очевидно, что тут работала влиятельная организация, более или менее совпадающая с верхушкой церковной иерархии… Нужно запросить главных деятелей церкви относительно того, какие ценности имелись в церкви до революции? Какие велись описи этим ценностям? Где эти описи находятся? И по установленным несоответствиям между описями и наличностью предъявлять этим руководителям прямое обвинение в организации вывоза ценностей за границу.

2. Тоже самое необходимо сделать в отношении церковных капиталов, явно вывезенных в значительном количестве.

3. Равным образом нужно запросить правящую иерархию о тех церковных капиталах, какие имелись до революции в заграничных банках…

Дознание по этим пунктам необходимо вести с величайшей энергией». Из этого письма ясно видно, что к апрелю 1922 года стал почти окончательно понятным тот факт, что расчёт на «бесчисленные богатства церкви» провалился, их там просто не было в таком количестве. Скрытое и явное сопротивление верующих изъятию церковных ценностей всё нарастало. Теперь вся вина переносилась на духовенство, которое, мол, сумело перехитрить власти и спрятать золото. Через три дня, после приведённого выше письма Л.Д. Троцкого газета Известия сообщила, что в Москве закончилось следствие по делу 54 человек и над ними начинается суд, по обвинению их в сокрытии церковных ценностей, а также в неподчинении властям при их изъятии. В числе обвиняемых было 20 священников, 2 профессора, 1 инженер, 4 студента, торговцы и т.д. Патриарха среди них не было. Однако специальным циркуляром Верховного трибунала №66 от 25 апреля 1922 года предписывалось местным трибуналам в приговорах по делам, связанным с изъятием церковных ценностей, «указывать наличие в деле интеллектуальных виновников эксцессов со стороны тёмных элементов в лице высшей церковной иерархии (патриарх Тихон, местные епископы и т.д.), коль скоро в деле можно обнаружить идейное руководство (послание Тихона и митрополита Вениамина) или попустительство». Все подобные приговоры предлагалось направлять в Москву, тем самым обогащая и умножая обвинение против патриарха.

На заседании Политбюро 4 мая с участием, после длительного перерыва В.И. Ленина, по предложению Л.Д. Троцкого была дана директива о привлечении патриарха к суду.

«Постановили: а) Дать директиву Московскому трибуналу:

1.Немедленно привлечь Тихона к суду;

2. Применить к попам высшую меру наказания.

б) Ввиду недостаточного освещения в печати Московского процесса поручить т. Троцкому от имени Политбюро сегодня же инструктировать редакторов всех московских газет о необходимости уделять несравненно больше внимания этому процессу, и, в особенности выяснить роль верхов церковной иерархии». И на следующий день Московским ревтрибуналом в приговоре по делу московского духовенства выносится постановления о привлечении Тихона к судебной ответственности. Об этом тотчас же известили патриарха и взяли у него подписку о невыезде. В тот же день по инициативе ГПУ стремившегося полностью отстранить патриарха от церковных дел, к нему допускается делегация обновленческого духовенства во главе с петроградским священником А. Введенским.

К процессу церковников, проходившему в Политехническом музее в качестве свидетеля патриарха вызвали 5 мая, однако по тону вопросов всем было ясно, что в скором будущем скамья подсудимых ждёт и его.

Суть допроса сводилась к тому, чтобы вытянуть у него признание в том, что он своими посланиями побудил клириков и верующих встать на защиту церковного достояния; что послания были подготовлены патриархом в соучастии с другими священнослужителями; что, назвав изъятие священных предметов святотатством, он нанёс тягчайшее оскорбление Советской власти… Патриарх вполне резонно утверждал, что Церковь хотела отдать ценности добровольно, жертвуя их в помощь голодающему народу, и что об этом была сначала достигнута договорённость с ПомГолом, но власть переменив своё намерение решила взять их силой.

«Обвинитель: Вы признаёте, что церковное имущество не принадлежит по советским законам церкви?

Патриарх: По советским законам, а не по церковным.

Обвинитель: Ваше послание касается церковного имущества. Значит с точки зрения закона оно незаконно?

Патриарх: Вам лучше знать. Вы Советская власть.»

Даже в большевистских газетах, опубликовавших по указанию Троцкого, множество злопыхательских статей о допросе патриарха, проскальзывало уважение к допросу на суде. Так газета Правда от 17 мая писала: «Патриарх смотрит на бесцеремонный вызов и допросы свысока… Он держится с достоинством… Откуда такое достоинство у патриарха Тихона?»

8 мая в 2 часа дня был объявлен приговор революционного трибунала. 11 обвиняемых (протоиереев Заозерского А.И., Добролюбова А.Ф., Надеждина Х.А., иеромонаха Макария (Телегина) и других) приговорили к высшей мере «социальной защиты» – расстрелу с конфискацией имущества. Других обвиняемых приговорили к разным срокам лишения свободы. Трое обвиняемых были оправданы. А против самого патриарха было начато уголовное дело. Несмотря на это патриарх Тихон на следующий день после оглашения приговора пишет из Донского монастыря председателю ВЦИК М.И. Калинину: «Решением от 8 сего мая Революционный трибунал в Москве приговорил несколько, в том числе и духовных лиц к высшей мере наказания (смертной казни) по делу об изъятии церковных ценностей. В силу определения Всероссийского собора от 8 декабря 1917 года имею долг печаловаться перед Вами, как представителем высшей государственной власти о помиловании осуждённых, тем более что инкриминируемого послания они не составляли, сопротивления при изъятии не проявляли и вообще контрреволюцией не занимались».

Постановлением ВЦИК шестеро из осуждённых на смертную казнь, как и в Петроградском деле об изъятии ценностей, были помилованы. Роль здесь сыграло конечно же не «печалование» патриарха, на это Советам было просто наплевать, а общественное мнение Запада. Дело заключалось в том, что в апреле 1922 года начала работать Генуэзская конференция, поставившая перед собой цель определить и закрепить новое послевоенное устройство Европы. Важной темой конференции были вопросы о правах человека, в том числе и о положении верующих, об отношении государства и церкви и т.д. Вопросы эти носили явно политический характер. Определённые круги Запада, русская эмиграция всячески муссировала слухи о том, что Советская Россия не заслуживает доверия, так как в ней не соблюдаются принятые во всём мире права человека, в частности верующих, а церковь преследуется властями. Г.В. Чичерин и сотрудники НКИД в начале весны 1922 года не раз ставили перед политическим руководством страны в Совнаркоме вопросы о том, что необходимо в ближайшее время как-то урегулировать взаимоотношения с церковью, ибо их запущенность вредит внешнеполитическому реноме РСФСР».

В цитированном нами выше письме В.М. Молотову для членов Политбюро ЦК РКП (б) от 19 марта 1922 года В.И. Ленин тоже отмечал: «… по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи (где шла речь о международном признании России) окажется или может оказаться, что жёсткие меры против реакционного духовенства будут политически иррациональны, может быть чересчур опасны…» Действительно, в мае 1923 года Британское правительство выступило с меморандумом, в котором осуждало от имени всего цивилизованного мира гонение на церковь. А вскоре, выступая летом 1923 года перед партактивом Москвы, Ем. Ярославский уже отмечал, что международная обстановка требует изменения церковной политики. «Мы должны, – говорил Ярославский, – создать в стране религиозный НЭП, поскольку вступаем в сношения с буржуазными государствами».

Между тем кампания по изъятию церковных ценностей продолжалась по всей территории России:

«Калужская губерния (Госинфсводка №17/III.)

Комиссия по изъятию ценностей повсюду продолжает работу. Духовенство ведёт контрреволюционную агитацию. В Тарусском уезде в одной из волостей имело место открытое выступление крестьян, выслан отряд.

Пензенская губерния (Госинфсводка №15, 8/III.)

Изъятие ценностей в городе заканчивается. Никаких препятствий к изъятию церковных ценностей с чьей-либо стороны не было.

Тамбовская губерния (Госинфсводка №145/с8/III.) и сводка ТОГПУ за 7/III.

Настроение крестьян в связи с декретом об изъятии церковных ценностей неудовлетворительное. В одном селе Елотомского уезда комиссия по учёту церковных ценностей была разогнана крестьянами. В другом селе крестьяне с духовенством постановили: убить председателя комиссии по изъятию церковных ценностей. Духовенство и кулацкие элементы ведут успешную агитацию о недопущении изъятия. В Липецком уезде выносятся постановления о том, чтобы собранные церковные ценности сдать самому патриарху или организовать специальную комиссию, которая произведёт обмен церковных ценностей на хлеб и распределит их среди голодающих. Распространяются провокационные слухи о том, что церковные ценности будут распределены среди коммунистов».

Суды над священнослужителями и верующими в свете правительственной кампании по изъятию ценностей продолжались в России до весны 1923 года. Одно из последних заседаний Ревтрибунала состоялось в Екатеринодаре. За «открытый бунт» в Ейске к различным срокам тюремного заключения приговорили 18 священнослужителей и мирян.

На конец 1922 года число жертв от судебных расправ по «церковным делам» перевалило за 36 тысяч человек. И это только священники и монашествующие, не считая просто верующих. Трудно установить точное число тех, кто томился в лагерях и тюрьмах. Многие сроки были похлеще смертных приговоров, так например, «бессрочное тюремное заключение с тягчайшими принудительными работами и лишение права на свидание с родными, ил заключение в лагерь принудительных работ «до окончательной победы рабоче-крестьянской власти над мировым империализмом, с лишением общественного доверия.»

^ 3.10. Результаты проведение кампании по изъятию церковных ценностей

1 июня 1922 года член президиума ЦК ПомГола А. Винокуров в беседе с корреспондентом РОСТА огласил предварительные результаты изъятия церковных ценностей. В гохрановский фонд поступило: более 17 пудов золота и 11415 пудов серебра (по меркам большевиков в церквах, соборах, монастырях надлежало собрать только одного серебра не менее полумиллиона пудов), бриллиантов и алмазов – 13581 штука весом в 1165 каратов, 3835 жемчужин и 9 жемчужных ниток весом 2 пуда и 11 фунтов, драгоценных камней – 31382 штуки весом в 1 пуд 19 фунтов, монет по номинальной стоимости в рублях – 7116 серебром и 772 золотом, а также «много ценных разных предметов».

Винокуров заявил, что авансом в счёт этих поступлений Наркомфин уже выделил около 2 миллионов рублей золотом на закупку семян пшеницы и кукурузы, муки в Финляндии, рыбы в Норвегии. Обещал и впредь, по мере поступления ценностей в гохран закупать продовольствие и осуществлять «трудовую помощь голодающим». Очевидно, что 2 миллиона рублей были ничтожной суммой по сравнению с допустимой денежной стоимостью изъятых церковных богатств. Но в Совнаркоме делиться с голодающими даже на равных не хотели. Львиная доля принадлежала властям.

6 июля 1922 года на заседании Совнаркома было принято постановление о повсеместной ликвидации «троек», в своё время созданных особоуполномоченными, и об окончании в месячный срок досылки ценностей губфинотделам.

Осенью 1922 года были выпущены первые советские монеты из церковного серебра, и датировались они 1921 годом, что политически было не менее важно, чем само появление серебряных денег. Но подлинным апофеозом финансово-валютного творчества стало подписанное В.И. Лениным декрета о чеканке золотого червонца.

Итак, подводя краткий итог кампании по изъятию церковных ценностей можно отметить, что расчёты руководителей Советского государства изъять «колоссальные» ценности оправдались лишь частично. Малая доля их ушла на помощь голодающим, большая на внутренние и внешние политические мероприятия. Однако в отношении Церкви со стороны государства был достигнут значительный «успех», а именно:

– предстоятель Церкви – Святейший патриарх Тихон был отстранён от управления и находился под арестом;

– репрессии властей внесли дезорганизацию в действия церковной иерархии. Лишили возможности многих её представителей занимать последовательную позицию к политике государства по отношению к Церкви;

– в Петрограде выявилась группа священнослужителей готовых последовательно проводить линию на сотрудничество с властью, претендующих на создание новых, не предусмотренных канонами, органов высшего церковного управления;

– в Русской Православной Церкви возникла серьёзная угроза создания неканонической параллельной иерархии.

Эти и другие моменты позволили в последующие годы ввергнуть Русскую Церковь в эпоху смут и нестроений, посеяв раскол среди духовенства и мирян, ослабляя всё больше и больше церковный организм.

^ IV. Патриарх Тихон и обновленческий раскол в Русской Православной Церкви

^ 4.1. Начало обновленческого движения

Говоря об обновленческом расколе в Русской Церкви, необходимо в первую очередь отметить, что руководящие круги Советской России при всем многообразии вариантов решения религиозной проблемы, предположительно видели только один, а именно: идя на конфликт с Церковью, дискредитировать её в общественном мнении как противницу Советской Республики, контрреволюционную силу и, таким образом, предрешить её участь. По этому пути как отмечалось в предыдущих главах данной работы, в общем-то, двигались, но выполнение задачи представлялось возможным ещё не скоро: можно осудить группу или даже целые категории духовенства (например иерархов), но от этого Церковь не перестанет существовать тотчас же, тут требовалась длительная работа. А решение религиозного вопроса необходимо было по мнению ряда руководителей страны, максимально ускорить, пусть даже на компромиссной основе. Был предложен вариант, чтобы к руководству православной Церкви пришло духовенство абсолютно лояльное. Это было необходимо руководящим кругам по многим причинам: во-первых, всегда лучше, когда имеется лояльное, нежели конфронтационное духовенство. К тому же, заявив о своей полной поддержке Советской власти, оно бы поправило и взгляд из-за границы на отношения Церкви и государства в России.

Такой вариант был возможен, ибо ВЧК, а затем ОГПУ уже некоторое время наблюдало за группой православного духовенства в Москве и Петрограде. В уже приводимом нами докладе Ем. Ярославского есть такой абзац: «Как раз в вопросе о том, можно ли отдать церковные ценности, мы знали, имеется довольно большая группа православного духовенства, которое поддержит Советскую власть в этом направлении .И мы видели этих священников с самого начала, как протоиереи Введенский и Красницкий.» Они, и группа сравнительно молодых священнослужителей, почти не успевшая себя «скомпрометировать», как тогдашние иерархи, «трепетным служением царизму», настойчиво рвалась к власти в Русской Православной Церкви, понимая, что это им может удаться только при помощи властей при дискредитации авторитета церковной иерархии во главе с патриархом. Насколько большую неприязнь испытывали некоторые советские и партийные деятели к Русской Православной Церкви, можно проиллюстрировать на одном примере. Когда в марте 1922 года В.В. Воровский подписывал с Ватиканом соглашение о помощи святого престола в борьбе с голодом в России, то он подчеркнул в беседе с кардиналом Гаспарри, что помощь от католиков Советское правительство принимает более благосклонно, нежели от православных, ибо « они не испытывают ностальгию по царю.»

Главной мишенью критики обновленцев стал патриарх Тихон, которого они обвиняли в промонархических пристрастиях, контрреволюционных настроениях, саботаже решений правительства, призывах верующих к неподчинению постановлениям и распоряжениям властей, в использовании религии в политических целях. Группа эта, несмотря на свою первоначальную малочисленность, с конца марта 1922 года получает широкую известность в стране. С её членами проводятся газетные интервью, им предоставляется неограниченная возможность выступать не только в печати, но и в различных аудиториях. Вернее, речь следует вести не об одной, а по крайней мере, трёх группах духовенства, выдвинувших альтернативную линию проводимой патриархом Тихоном церковной политики. Основой её была радикальная реформация внутрицерковной жизни и полная лояльность Советской власти, соглашение со всей её новой «церковной политикой», несмотря на то, что она ущемляла права церкви и верующих, нарушала догматы и каноны вероучения. Итак, некоторая часть духовенства сосредоточила свои усилия на удалении Тихона от руководства Русской Православной Церковью: группа молодых священнослужителей, где ведущую роль играли петроградские священники А.И. Введенский и А.И. Боярский, ставшие известными ещё весной 1917 года как активные члены «Союза прогрессивного и демократического духовенства и мирян», а также священники В. Красницкий (явно сотрудничавший с ВЧК и ОГПУ), С. Калиновский и ещё несколько человек. Другая группа состояла из приверженцев заштатного епископа Антонина (Грановского), лишенного синодом кафедры за нарушение богослужебной практики и целый ряд прегрешений. В третью группу, окончательно не оформившуюся, входили скорее символически, в силу амбиций, честолюбивых устремлений, находившиеся в разных местах епархиальные архиереи: епископ Вольский Иов, епископ Курский Никон, епископ Ставропольский Дмитрий и другие иерархи. Эти священнослужители вступили в борьбу с патриархом Тихоном, сталкивая его, кто ясно и недвусмысленно (группы А. Введенского, В. Красницкого, С. Калиновского, епископа Антонина), а кто исподтишка, с органами Советской власти.

Приблизительная хроника активизации этих групп была следующей.

23 марта в газете Известия появилась беседа с епископом Антонином (Грановским), в которой он обрушился на патриарха Тихона по поводу якобы его запрета сдавать церковные ценности государству. Причём сам Антонин отметил, что сам он лишён кафедры, так как находится «на плохом счету у церковного начальства». Тот же номер известий сообщил, что по приглашению М.И. Калинина епископ Антонин согласился войти в комиссию ЦК ПомГола по изъятию церковных ценностей, что разумеется, было сделано для того чтобы умалить роль патриарха в Церкви.

26 марта в передовой статье той же газеты «Князья и простецы» автором брались под защиту епископ Антонин и протоиерей Введенский «гонимые церковной иерархией за демократические взгляды», и с негодованием обличались «князья церкви» во главе с патриархом.

29 марта Известия опубликовывают обращение 12 священников, в том числе А. Введенского, В. Красницкого, А. Боярского к верующим, в котором они резко критиковали Тихона и призывали верующих к полной лояльности по отношению к Советской власти.

31 марта Известия напечатали «Открытое письмо к православным верующим» священника Сергия Калиновского, в котором тот с гневом повествовал, как иерархи «забыли о народном горе», призывал критически отнестись к воззваниям патриарха Тихона.

6 мая Известия опубликовали под рубрикой «Контрреволюция под церковным флагом» несколько объемных материалов о московском процессе и «зловещей роли Тихона в его организации и вообще в руководстве контрреволюционной реакцией».

«24 мая 1922 года Л. Троцкий направляет письмо членам Политбюро ЦК РКП (б) в котором даёт оценку состояния внутреннего положения в Церкви и намечает пути дальнейших действий по разложению её канонической структуры. «Внутренняя борьба в церкви приняла широкий характер. После отстранения Тихона во главе церкви стала группа из элементов «центра» (Антонин) и «левых» (несколько молодых попов).

Движение идёт главным образом под знаменем церковного собора. Новое церковное управление может определиться в трёх направлениях:

1) сохранение патриаршества и выбор лояльного патриарха;

2) уничтожение патриаршества и создание коллегии (лояльного Синода);

3) полная децентрализация, отсутствие всякого центрального управления (церковь, как «идеальная» совокупность общин верующих).

Полагаю, что нам пока нет надобности ангажироваться ни в одном из данных направлений (даже неофициально). Гораздо выгоднее, если между тремя этими ориентировками разгорится серьёзная борьба. С этой целью созыв церковного собора лучше оттянуть. Окончательный выбор сделать позже, если вообще понадобиться делать выбор.

Централизованная церковь при лояльном и фактически бессильном патриархе имеет известные преимущества. Полная децентрализация может сопровождаться более глубоким внедрением церкви в массы путем приспособления к местным условиям. Возможна… такая комбинация, когда часть церкви сохраняет лояльного патриарха, которого не признаёт другая часть церкви, организующаяся под знаменем Синода или полной автономии общин». Нельзя не отметить, что идеи Троцкого были в дальнейшем последовательно приведены в жизнь.

^ 4.2. Образование обновленцами Высшего Церковного Управления

Первым шагом деятельности обновленцев по захвату власти стало посещение арестованного патриарха 18 мая 1922 года на Троицком подворье что на Самотёке. Группа в составе протоиерея А. Введенского, священников А. Боярского и Е. Белкова, псаломщика С. Стадника в сопровождении двух работников ГПУ потребовала от патриарха отречься от церковного престола и созыва Поместного Собора. На что Патриарх заявил им: «Я никогда не хотел быть патриархом, патриаршество меня тяготит как крест – это вы хорошо знаете. Я с радостью приму, если грядущий Собор снимет с меня вообще патриаршество, а сейчас я передаю власть одному из старейших иерархов и отойду от управления Церковью». В тот же день патриарх Тихон направляет письмо Председателю ВЦИК М.И. Калинину, в котором уведомляет о передаче высшей церковной власти митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому). Соответствующее письмо было отправлено патриархом и самому местоблюстителю: «Ввиду крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей по привлечении меня к гражданскому суду, считаю полезным для блага церкви, поставить Вас, Ваше Высокопреосвященство, во главе церковного управления, впредь до созыва Собора, На это имеется согласие гражданской власти, а потому благоволите прибыть в Москву без промедления.»

Однако, как известно, митрополита Агафангела власти не выпустили из Ярославля. Воспользовавшись вакуумом власти, «Инициативная группа прогрессивного духовенства «Живая Церковь», как они теперь себя называли, направила Председателю ВЦИК М.И. Калинину письмо следующего содержания: «Настоящим доводится до сведения Вашего, что, ввиду устранения Патриархом Тихоном себя от власти, создаётся Высшее Церковное Управление, которое с 15 мая приняло на себя ведение церковных дел в России.

Подписали:

ВЦУ – протоиерей Введенский,

священник Калиновский,

священник Белков,

псаломщик Стадник.»

А 18 мая в докладной записке Святейшему Патриарху вышеназванные члены Инициативной группы, ссылаясь на разрешение М. Калинина попытались заручиться благословением Первосвятителя на создание Высшего Церковного Управления и его деятельность. Однако резолюция патриарха содержала лишь разрешение вышеперечисленным лицам «принять и передать синодские и патриаршие дела Высокопреосвященному митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому), при участии секретаря Нумерова.» Едва получив доступ к канцелярии патриарха, обновленческие лидеры добились перемещения его с Троицкого подворья в Донской монастырь и экстренно обратились с посланием во все епархии, а также через предоставленную им властями советскую печать к клиру и мирянам с призывом немедленно порвать с «тихоновщиной» и перейти в «Живую церковь». Духовенству строго предписывалось не только создавать живоцерковные приходы, благочиния и епархии, но и срочно провести в их руководящие органы на экстренно созванных съездах и собраниях «преданных революционному делу и Советской власти» клириков. Была поставлена задача повести дело к избранию делегатов на новый Поместный собор, на котором «живоцерковники», или обновленцы хотели закрепить новые порядки и, осудив патриарха, добиться его официального смещения, и таким образом окончательно порвать с «тихоновщиной».

Через газету Известия обновленцы обратились к клиру и мирянам на всю страну: «Мы считаем необходимым немедленный созыв Поместного собора для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении церковью и об установлении нормальных отношений между ней и Советской властью». Сам патриарх впоследствии неоднократно указывал на незаконный характер захвата высшей церковной власти. В своём послании Сербскому патриарху Димитрию от 14 ноября 1923 года он писал: «…на то, что они сами в таком случае (неприбытие митрополита Агафангела) должны заменить митрополита и встать во главе Церковного Управления, в резолюции благословения быть не могло, так как полномочия, связанные с саном епископа, не могут быть передаваемы пресвитерам. Тем не менее, эту резолюцию нашу они объявили актом передачи им церковной власти и, согласившись с епископами Антонином и Леонидом, образовали из себя высшее церковное управление». Самочинный характер захвата власти признавал и один из основных идеологов обновленчества Б.В. Титлинов: «Несомненно, что эта группа духовенства, которая образовала высшее церковное управление после отречения патриарха Тихона, полномочий на то от патриарха не имела. Патриарх ей поручил только посредническую роль передачи дел, а отсюда до передачи власти очень далеко. Деятели «Живой церкви» взяли власть сами, в порядке революционном, внеканоничном и, если угодно антиканоничном.»

Узнав об этих событиях находящийся не по своей воле в Ярославле митрополит Агафангел выпустил 18 июня Послание, в котором объявил создание и деятельность Высшего Церковного Управления незаконным и призвал епархиальных епископов «управлять своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, церковными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге, впредь до восстановления Высшей Церковной Власти.» После написания этого послания митрополит Агафангел был немедленно арестован ГПУ.

^ 4.3. Обновленческий раскол в Петрограде

Но ещё оставались влиятельные представители духовенства, мешавшие переходу власти к обновленцам, и, прежде всего, Петроградский митрополит, сохранивший верность патриарху, даже устраненному от управления. Как мы отмечали в предыдущей главе, владыка мог проявить величайшую уступчивость в деле изъятия церковных ценностей. Цель изъятия, а так же опасность, угрожавшая верующим, оправдывали такую линию поведения. Теперь же опасность нависла над самими основами Православной Церкви. В расчёте склонить на свою сторону одного из названных патриархом возможных его заместителей, члены ВЦУ попытались войти с митрополитом в переговоры. В Петроград отправился лично А. Введенский. Однако митрополит Вениамин, фактически являвшийся после устранения от власти митрополита Агафангела носителем верховной церковной власти, твёрдо заявил ему: «Нет! На это я не пойду!» Владыка отказался признать удостоверение Введенского, заверенное епископом Леонидом (Скобеевым) «в том, что он, согласно резолюции Святейшего патриарха Тихона, является полномочным членом Высшего Церковного Управления и командируется по делам Церкви в Петроград и другие местности Советской Республики», ввиду отсутствия подписи Первосвятителя».

28 мая в торжественной обстановке в День Святого Духа в Никольском Богоявленском соборе, за божественной литургией, которую митрополит Вениамин совершал в сослужении с викариями Алексием Ямбургским и Венедиктом Кронштадским при участии многочисленного духовенства, владыка сказал слово и зачитал Послание к петроградской православной пастве: «…По учению Церкви, епархия по чему-либо лишённая возможности получить распоряжение от своего патриарха, управляется своим епископом… Епископом Петроградским является Митрополит Петроградский. Послушаясь ему, в единении с ним – и вы будете в Церкви. К великому прискорбию, в Петроградской церкви это единение нарушено. Петроградские священники: протоиерей Александр Введенский, священник Владимир Красницкий и священник Евгений Белков – без воли своего митрополита, отправившись в Москву, приняли там на себя управление Церковью. И один из них, протоиерей А. Введенский, по возвращению из Москвы объявляет об этом всём, не предъявляя на это надлежащее удостоверение Святейшего Патриарха. Этим самым по церковным правилам … они ставят себя в положение отпавших от общения со Святой Церковью, доколе не принесут покаяние перед своим епископом. Таковому отлучению от Церкви надлежат и все присоединяющиеся к ним…»

В ответ Высшее Церковное Управление уволило митрополита Вениамина с его поста и обвинило его в желании «продолжать и впредь вовлечение Церкви в политическую контрреволюционную борьбу». В петроградских газетах прямо стали писать о бывшем митрополите как о «враге народа». После этого была предпринята ещё одна попытка склонить митрополита к тому, чтобы он перешёл на сторону обновленцев. Влияние святителя на верующих было очень велико, и его послание произвело на них огромное впечатление, оно сразу же подорвало авторитет обновленцев и угрожало в зародыше раздавить новую «революционную церковь». После этого к митрополиту явился Введенский в сопровождении ответственного за «церковные дела» в губкоме РКП (б) И. Бакаева. Они предъявили ультиматум: отмена послания от 28 мая или создание против него и ряда священнослужителей судебного процесса, в результате которого погибнут и Вениамин, и наиболее близкие ему лица. Митрополит ответил немедленным и категорическим отказом. Он ясно понимал, что теперь обречён, но сойти с избранного пути не мог и не желал.

1 июня 1922 года в Петроградский отдел ГПУ из Москвы пришла срочная телеграмма за подписью Начсоперупра ГПУ Менжинского, в которой предписывалось арестовать митрополита Вениамина. Характерно, что в ней указывалось на то, что митрополит Высшим Церковным Управлением отрешён от сана и должности. При обыске в канцелярии присутствовал Введенский, явившийся принимать её как представитель ВЦУ. Согласно сохранившимся свидетельствам: «Завидев митрополита он (Введенский) подошёл к нему под благословение. «Отец Александр, мы же с Вами не в Гефсиманском саду», – спокойно и вежливо сказал митрополит не давая своему бывшему любимцу благословения, а затем с тем же спокойствием выслушал объявление о своём аресте. Как уже указывалось в предыдущей главе петроградский судебный процесс над митрополитом Вениамином и другими священнослужителями и мирянами закончился смертной казнью четырёх и тюремным заключением большей части подсудимых. Отвратительную роль на процессе сыграл заместитель председателя Высшего Церковного Управления А. Красницкий. Бравировавший тем, что он является эмиссаром ГПУ, он открыто клеветал на митрополита Вениамина, заявляя, что священники сговорились вызвать на почве голода восстание против Советской власти. По свидетельству адвоката митрополита Гуровича, «каждое слово его накидывало петлю на кого-нибудь из обвиняемых». Таким образом, Петроградский процесс стал первым крупным совместным мероприятием государственной власти и обновленцев в деле уничтожения патриаршей церкви.

Однако попытки обновленцев во главе с А. Введенским сразу же после ареста митрополита Вениамина взять в свои руки церковную власть в Петрограде не удалась. 5 июня на пастырском общегородском собрании духовенство и миряне поддержали первого викарного епископа Алексия, вступившего в управление епархией. В начале июня Красницкий писал, что собрание совершенно не признало происшедшего переворота и «не только не поддержало революционеров, пытавшихся взять управление епархией от викарного епископа Алексия, но послало двух представителей в Москву, желавших войти в личное сношение с патриархом Тихоном и получить от него одобрение контрреволюционному выступлению» (их, естественно, не пропустили к арестованному патриарху). Епископ же Алексий «открыто заявил о своём пренебрежении к Российской Социальной революции, родившей в своём течении и Высшее Управление Российской Церковью». И всё же управляющий епархией в первой половине июня продемонстрировал своё лояльное отношение к ВЦУ, полупризнав его. В биографическом очерке о Патриархе Алексие, опубликованном в Журнале Московской Патриархии, после избрания его Патриархом, отмечалось: «Оставаясь непреклонным сторонником канонов, епископ Алексий старался возможно дальше пойти навстречу обновленцам, считая раскол самым нежелательным из всех возможных положений. Однако эти его действия принесли ему много тяжёлых испытаний: обновленцы не оценили его доброго намерения, а приверженцы патриарха Тихона осуждали его терпимость».

5 июня епископ Алексий получил прошение от обновленцев о снятии с них запрещения, наложенного митрополитом. Введенский, Белков и Красницкий обещали быть в лоне Православной Церкви и явить ей послушание. Желая смягчить положение в Петрограде, а также спасти арестованных, и в первую очередь митрополита Вениамина, епископ Алексий пошёл на это. Обращаясь к Петроградской православной пастве епископ заявил: «ввиду исключительных условий, в какие поставлена Промыслом Божиим Церковь Петроградская, и, не решаясь подвергать в дальнейшем мира церковного каким-либо колебаниям, я, призвав Господа и Его небесную помощь, имея с согласия Высшего Церковного Управления по преемству всю полноту власти замещаемого мною Владыки Митрополита… признаю потерявшим силу постановление… о незаконных действиях протоиерея Александра Введенского и прочих упомянутых в послании Владыки Митрополита лиц, и общение их с Церковью восстановленным». Однако эта мера не повлияла на участь митрополита Вениамина и его последователей, а кроме того, это послание было воспринято неоднозначно и вызвало критику многих представителей духовенства и паствы настроенных против ВЦУ.

Не выдержали давления и перешли к обновленцам летом 1922 года 37 из 74 архиереев. Сильно повлияло на расстановку сил в пользу обновленцев решение о поддержке их «дела» тремя известными архиереями – митрополитом Сергием (Страгородским) и двумя архиепископами – Евдокимом и Серафимом, которые в этой связи даже опубликовали «меморандум трёх» с признанием законности обновленческого ВЦУ. Правда, вскоре митрополит Сергий и архиепископ Серафим (Мещеряков) порвали с обновленцами и вернулись в Патриаршию Церковь, объявляя свои связи с обновленцами своеобразным маневром для того, чтобы самим встать во главе этого движения и привести паству в лоно истинной Православной Матери-Церкви.

^ 4.4. Роль государственных органов в организации обновленческого раскола

Итак, обновленцы с помощью властей рвались к власти в РПЦ. Однако в правительственных кругах ни на один момент не допускали мысли о продолжительном существовании в Советском государстве «Живой Церкви» после разгрома Православной. Так, в тезисах Скворцова-Степанова по антирелигиозной пропаганде в частности говорилось: «Необходимо объективно отнестись к той склоке, которая началась в Церкви, и прежде всего осознать, что ни одна из групп не имела никаких оснований заявлять о своём моральном превосходстве над остальными, все они одинаково вели себя при самодержавии и все они в равной мере, как тогда, так и теперь интересовались доходами и их сохранением и увеличением.

С коммунистической точки зрения все эти группы одинаковы, т.к. стараются разными способами сохранить средневековое миросозерцание и все они в равной мере хотят упрочить существование жреческой профессии.

Борьбу и склоку, разгоревшуюся внутри Церкви РКП должно использовать не для того, чтобы удалить ту или иную из группировок, став на её сторону, а для того чтобы:

1) Лишить контрреволюцию возможности получать пушечное мясо для себя при помощи Церкви и духовенства и

2) Чтобы отрывать массы от всякой религии, заменять ее научным пониманием природы и общества».

Важно отметить, что если «живоцерковники» довольно быстро при поддержке властей в центре одолели сопротивление «тихоновцев», то на местах дело обстояло сложнее: влияние идей церковного обновления не только не проникло сколько-нибудь глубоко в среду духовенства, но и вызвало у их крайнее неприятие. Поэтому идея скорого проведения Поместного собора не могла быть быстро реализована. В августе 1922 года удалось собрать лишь Всероссийский съезд «белого духовенства» и мирян, на котором руководство «Живой церкви» обозначило перед своими приверженцами задачу созвать в первой половине 1923 года Поместный собор, на котором осудить и отстранить Тихона от руководства Русской Православной Церковью.

Поместный собор не удалось провести ещё и потому, что между противниками патриарха Тихона также разгорелась ожесточённая борьба за власть. К этому времени внутри обновленческого движения наметилось три течения: собственно «Живая церковь» во главе с протопресвитером В. Красницким, «Союз церковного возрождения» под руководством епископа Антонина и выросший в недрах «возрожденцев» «Союз общин древлеапостольской церкви» под началом А. Введенского. Все руководители этих течений стали претендовать на роль верховного координатора обновленческого движения.

Отсутствие единства в лагере противников патриарха Тихона сильно беспокоило власти. 5 сентября 1922 года член Комиссии по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б) П. Смидович в письме «председателю Высшего Церковного Управления митрополиту Антонину» и его заместителю протоиерею Красницкому настоятельно рекомендовал «обсудить и преодолеть вопросы возникших разногласий в движении церковного обновления». О необходимости скорейшего преодоления разногласий между группами Антонина и Красницкого говорилось и в справке ВЦИК, подготовленной к заседанию его Президиума в конце сентября 1922 года.

Наиболее чёткое представление об отношению властей к данной проблеме можно получить из доклада о проделанной работе Комиссии по проведению отделения церкви от государства, который был предоставлен в Политбюро ЦК РКП(б) 3 ноября 1922 года. В нём в частности говорится: «На втором заседании по заслушании доклада от ГПУ из коего было видно, что деятельность ВЦУ в связи с образовавшимися в ней группами значительно ослабела и потеряла влияние на места, чем воспользовались тихоновско-черносотенные элементы, которые начинают объединяться и ликвидировать обновленцев. Было постановлено взять твёрдую ставку на группу «Живая церковь», как наиболее активную… развернуть шире работу по очистке от тихоновского… элемента приходских советов в центре и на местах, провести через ВЦУ повсеместное публичное признание Соввласти епархиальными советами и отдельными епископами и попами. Чтобы не встретить препятствий со стороны прокуратуры в проведении этой работы предложить последней оказывать содействие ГПУ в административной борьбе с тихоновщиной.

На состоявшемся пленуме ВЦУ – последний постановил объединённо всеми тремя группами повести решительную борьбу с тихоновщиной и в один день назначил к высылке и устранению 50 человек тихоновских епископов из разных мест». А 14ноября 1922 года та же комиссия постановила: «Поручить ГПУ закончить дело Тихона в месячный срок. Признать необходимым постановку процесса и окончание его до собора. Возложить руководство следствием на тт. Менжинского, Красикова и Тучкова.» Хорошо показывает систематичность работы ГПУ в отношении сторонников патриарха Тихона доклад начальника 6-го отделения секретного отдела этого «ведомства» Евгения Тучкова прочитанный им на заседании Комиссии по проведению отделения церкви от государства 30 октября 1922 года: «Пять месяцев тому назад в основу нашей работы по борьбе с духовенством была поставлена задача борьбы с Тихоновским реакционным духовенством и, конечно, в первую очередь с высшими иерархами… Для осуществления этой задачи была образована группа, так называемая «Живая церковь», состоящая преимущественно из белых попов, что дало нам возможность поссорить попов с епископами примерно как солдат с генералами, ибо между белым и чёрным духовенством существовала вражда… Это обстоятельство нами было учтено…

Наряду с множеством статей, воззваний, речей и пр., в коих клеймилась Тихоновская и монашеско-архирейская политика и сам Тихон, попы, взяв в свои руки высшую церковную власть, приступили к реальному осуществлению этой задачи, т.е. удалению от управления епархиями тихоновских архиереев и замены их лояльными по отношению к Соввласти.

Эта задача в течении пяти месяцев более чем наполовину выполнена, так, например, к настоящему времени в имеющихся 68 епархиях уволено на покой тихоновских архиереев около 100 человек…

Окончательно разгромить Тихоновский и полутихоновский епископат и лишить его управления церковью возможно было бы только в том случае, если бы вопреки канонам посвящать женатых попов в епископы и выбрать из них епископов с любыми взглядами, то в этом случае , несомненно, был бы епископат явно настроен против Тихона и его политики.

По моему мнению, недурно было бы изгнать тихоновцев и из приходских советов, начав эту работу примерно так же, т.е. направляя одну часть верующих на другую. Для примера приведу пробу, проделанную Красницким в Храме Христа Спасителя 28 октября, где после его речи и приглашения записалось в группу обновления 12 человек мирян, указав в списке свои подробные адреса. Правда эта цифра маленькая, но как проба довольно показательная.

По выполнению этой задачи, т.е. когда будет сломлена и дискредитирована тихоновщина, которая до сего времени имеет ещё первенствующее значение, отсюда логический вывод, что наступает период паралича церкви, что, несомненно, должно произойти на соборе, т.е. раскол на несколько церковных групп…»

^ 4.5. Обновленческий собор в Москве

Чем меньше оставалось времени до открытия антитихоновского Собора, тем больше внимания его подготовке, консолидации сил обновленцев уделялось властями. За три месяца до открытия Собора, 30 января 1923 года, Комиссия по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП (б) под председательством Е. Ярославского специально рассмотрела комплекс вопросов, связанных с проведением этого церковного форума. Была проанализирована деятельность ВЦУ, изучены предложения по оказании ему помощи в борьбе с «тихоновщиной». Руководству ВЦУ комиссия, как мы видим с подачи Е. Тучкова, порекомендовала во избежании «неожиданностей» до выборов делегатов на Собор провести перевыборы в приходские советы. Учитывая, что в Петрограде, по сообщению ГПУ, у обновленцев появились серьёзные оппоненты в их борьбе с «тихоновщиной» – пятеро священников во главе с епископом Петергофским Николаем, викарием Петроградской епархии, которые в условиях раскола и выдвижения на господствующие позиции обновленцев попробовали осуществить попытки возрождения «тихоновской ориентации» под видом новой автокефальной церкви, комиссия поручила «намеченных ГПУ питерских священников во главе с епископом Ярушевичем арестовать и выслать».

На этом же заседании комиссии был рассмотрен вопрос о патриархе Тихоне, продолжавшим находиться под арестом, несмотря на многочисленные просьбы верующих и духовенства о его освобождении. Причём подобные просьбы приходили и из-за границы, так например, резкий протест против ареста патриарха направил в СНК архиепископ Кентерберийский. В ответ СНК сообщил ему, что «большинство населения России не поддерживают Тихона, с ним идут лишь немногочисленные элементы, связанные с царизмом». Однако суда над патриархом ещё не было. Необходимо было, по замыслу организаторов предстоящего процесса по делу Тихона, как можно быстрее закончить следствие, чтобы до открытия Поместного собора осудить патриарха как вдохновителя «церковной контрреволюции», облегчив тем самым обновленцам борьбу с «тихоновщиной» на самом Соборе.

Комиссия при ЦК РКП (б) приняла решение: процесс по «делу» Тихона закончить до 25 марта 1923 года (открытие Собора намечалось в апреле того же года) и определила заранее «ограничить до минимума число обвиняемых и свидетелей на процессе».

27 февраля 1923 года Комиссия по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б) вновь рассмотрела вопросы подготовки Поместного собора. На этот раз ей пришлось оберегать обновленцев от их противников объявившихся в Москве. Было принято решение считать договор Моссовета о регистрации «Свободной Трудовой Церкви» утратившим силу «как противоречащий политики партии с церковью», потому что эта группа, как было записано в документах комиссии, «может принести вред развитию обновленческого движения». В данном случае члены комиссии воспользовались правом власти давать или не давать регистрацию религиозным обществам на основании инструкции выпущенной ГПУ 27 апреля 1922 года: «На основании постановления ВЦИК от 12 апреля 1922 года и ни одно религиозное общество какого-то ни было культа открыть свои действия без регистрации его в отделе Управления Губ или Обисполкома.

1. Лицо или группа, желающие учредить религиозное общество, обязаны представить в Отдел Управления Губисполкома на утверждение устав в 3-х экземплярах: а) протокол учредительного собрания, б) утверждённый устав общества, в) ходатайство своё о разрешении открытия общества, г) справку о месте нахождения и районе действия данного общества, д) список учредителей с предоставлением сведений по следующей форме: а) Ф.И.О., б) их местожительство, в) социальное положение, г) подробные сведения о деятельности с 1914 года, д) партийная принадлежность, е) имущественное положение до Октябрьской революции и ко дню возбуждения ходатайства.

2. Отделы управления Губ или Обисполкомов выдают квитанцию о состоявшейся регистрации, которая хранится при делах религиозных обществ.

Религиозные общества, не зарегистрировавшиеся в указанном порядке в месячный срок со дня опубликования сей инструкции, в Известиях ВЦИК объявляются закрытыми».

27 марта 1923 года комиссия при ЦК РКП (б) на очередном заседании внимательно проанализировала ход подготовки Поместного собора. Всесторонне был рассмотрен вопрос и о составе предполагаемого руководства ВЦУ, который должен был предварительно занять места президиума на Соборе. После обстоятельного обсуждения всех предложений комиссия пришла к выводам: 1. Состав ВЦУ оставить коалиционным; 2 .Председателем на Соборе наметить Красницкого.

В конце марта обновленцы через прессу, в том числе используя и собственный журнал «Живая церковь», который они начали издавать с ведома властей с мая 1922 года, объявили, что Поместный собор открывается в Храме Христа Спасителя 15 апреля 1923 года. Отмечалось, что главная задача Собора – низложение патриарха Тихона – «главного церковного контрреволюционера», а также достижение единства обновленческого духовенства в «борьбе за социалистические идеалы». Обновленцы по некоторым данным при помощи властей сумели подчинить себе к началу Собора до 70% всех приходов Русской Православной Церкви.

Однако собраться в назначенный срок обновленцы не смогли. В дело подготовки Собора вмешалось ЦК РКП (б) и порекомендовало отсрочить Собор и смягчить его подход к патриарху Тихону. Этот поворот событий на наш взгляд, объясняется осложнением обстановки внутри страны: во многих губерниях прошли волнения православных верующих и духовенства «тихоновской ориентации», недовольных захватом власти в приходах обновленцами, атаками на патриарха, призывами к его смещению и осуждению. Особенно острым было недовольство в деревне. Поэтому чтобы не сорвать из-за возможных беспорядков весенний сев (страна еле-еле выходила из голода), Политбюро порекомендовало комиссии при ЦК РКП (б) перенести открытие собора на более поздние сроки. Было предложено прекратить антитихоновскую пропаганду, повернув её большей частью на «заграницу». Однако эта позиция встретила сильное противодействие Комиссии по проведению отделения церкви от государства, или, как ещё её называли, Антирелигиозной комиссией при ЦК РКП (б). Её бессменный председатель Ем. Ярославский, направил письмо в Политбюро ЦК РКП (б), в том числе персонально Каменеву, Сталину, Троцкому, Зиновьеву, Рыкову, Дзержинскому, в котором от имени комиссии выразил несогласие с решением об отсрочке Поместного собора и переносом на более поздний срок процесса по делу Тихона. Ярославский непременно настаивал, чтобы предстоящий Собор непременно осудил Тихона «за контрреволюционную деятельность».

Ярославскому и членам комиссии удалось тем не менее, хотя и с некоторой оттяжкой, настоять на открытии Собора, который и начал свою работу 29 апреля, правда первоначально не в Храме Христа Спасителя, а в 3-м Доме Советов в Москве.

За две недели до его открытия на 15-м заседании Комиссии при ЦК РКП (б) было постановлено:«1. Признать необходимым сохранение ВЦУ и обновленческих групп после Всероссийского поместного собора. 2. Не допустить на Соборе решения вопроса о церковной реформе. 3. По окончании Собора созвать в Москве съезды обновленческих группировок, где поставить вопрос о церковной реформе, на котором углубить раскол между группами, перенеся эту работу затем на места.

Просить Политбюро ЦК РКП (б) дать точные директивы суду о мере наказания Тихона, приняв во внимание международную обстановку».

350 делегатов (не считая приглашённых), направленных на Собор, утвердили его программу заседаний из 10 вопросов. В числе главных был вопрос об «отношении Церкви к Октябрьской революции, к Советской власти и патриарху Тихону». С докладом по нему выступил 3 мая А. Введенский, и после бурных прений Собор принял резолюцию, в которой одобрил социалистическую революцию, осудил капитализм, отменил анафему Тихона, наложенную им в 1918 году на действия Советской власти, а также постановил: «…Собор считает Тихона отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви и на основании церковных канонов объявляет его лишённым сана и монашества и возвращенным в первобытное мирянское положение…» За эту резолюцию Собора проголосовали в числе других и 16 епископов старого поставления, рукоположенных до октября 1917 года. Ем. Ярославский и его подручные, казалось, могли торжествовать победу над патриархом Тихоном и его приверженцами. Однако в резолюции патриарха Тихона на доставленном ему постановлении обновленческого Собора о лишении его сана и монашества говорилось: «Прочёл. Собор меня не вызывал, его компетенции не знаю и потому законным его решение признать не могу. Патриарх Тихон (Василий Белавин), 4 мая 1923 года». Кроме того, большинство участников Собора не поддержали предложения обновленцев по коренным преобразованиям в Церкви. Эти два момента значительно поколебали авторитет организаторов Собора, и прежде всего руководителя «Живой церкви» В. Красницкого.

Это сильно обеспокоило членов Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП (б). 4 марта 1923 года она специально обсудила доклад начальника VI отдела СО ГПУ Е.А. Тучкова о ходе работы Собора и «падении авторитета Красницкого». Об оказании помощи Красницкому попросил в эти же дни Е. Ярославского и наркоминдел Г.В. Чичерин, подчеркнув, что «это выигрышно для работы НКИД за границей с точки зрения свободы совести».

^ 4.6. Возвращение патриарха Тихона к церковному управлению

Сразу после завершения Поместного собора началась подготовка и к суду над Тихоном. 17 апреля судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР утвердила обвинительное заключение, согласно которому патриарху предъявлялось обвинение в контрреволюционной деятельности, невыполнении декретов Советской власти и в возбуждении населения к массовым волнениям с использованием религиозных предрассудков масс (ст. Ст. 62 и 119 УК РСФСР, по которым предусматривалось наказание вплоть до расстрела. 19 апреля 1923 года он переводится из Донского монастыря во внутреннюю тюрьму ГПУ, где содержится в течении 38 дней.

Начало судебного слушания было назначено на 24 апреля, однако в очередной раз оно было отложено, теперь уже по предложению Дзержинского, дабы дать время для более тщательной подготовки. А 23 апреля в Верховный суд поступило заявление московского губернского прокурора о привлечении к «делу Тихона» нового обвиняемого – епископа Коломенского Филарета (Ганецкого). И потому всё дело было отправлено на доследование.

В середине мая доработанное «дело» патриарха вновь поступает в Верховный суд РСФСР. Казалось, наступает завершающая фаза, и процесс вот-вот будет открыт. Но партийно-государственный аппарат, принимает иное решение, к целям, ради которых затевался процесс и уже частично достигнутым – патриарх низложен, к власти в церкви пришла политически лояльная группировка, добавилась ещё одна – добиться от низложенного патриарха «политического раскаяния». Это было гораздо выгоднее, чем окружать ненавистного Тихона ореолом мученика. К тому же власти рассчитывали на то, что при принесении раскаяния патриархом большая часть его сторонников отвернётся от него. Такой шаг Тихона был бы особенно важен ещё, как отмечалось выше, и с точки зрения внешнеполитического реноме правительства. Святейшего ставят перед выбором: либо он соглашается, либо будет оставаться под следствием и угрозой суда на неопределённое долгое время. Подробно условия освобождения были сформулированы на 24 заседании Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП (б) проходившем 12 июня: Постановили:

1. Следствие по Тихону вести без ограничения срока.

2. Тихону сообщить, что по отношению к нему может быть изменена мера пресечения, если:

а) он сделает особое заявление, что раскаивается в совершённых против Советской власти и трудящихся рабочих и крестьянских масс преступлениях и выразит теперешнее лояльное отношение к Советской власти;

б) что он признает справедливым состоявшееся привлечение его к суду за эти преступления;

в) отмежуется открыто и в резкой форме от всех контрреволюционных организаций, особенно белогвардейских монархических организаций, как светских, так и духовных;

г) выразит резко отрицательное отношение к Карловацкому собору и его участникам;

д) заявит о своём отрицательном отношении к проискам, как католического духовенства, так и епископа Кентерберийского и Константинопольского патриарха Мелетия (как мы уже отмечали главы и представители римо-католической, англиканской, константинопольской и других церквей неоднократно публично выражали свой протест по поводу ареста и суда над патриархом Тихоном и требовали его освобождения и прекращения гонений на религию и верующих);

е) выразит согласие с некоторыми реформами в церковной области (например, новый стиль).

В случае согласия освободить его и перевести в Валаамское подворье, не запрещая ему церковной деятельности».

Святейший патриарх Тихон сделал выбор в пользу компромисса с правящей властью. Дальнейшие события показали, что это был единственно верный путь по которому следовало идти Церкви ещё долгие годы. Цель патриарха можно сформулировать в двух словах: сохранить Русскую Церковь, верную традиционному православию и независимую от государства, не без «мирного сосуществования» с Советской властью. О том, что речь шла не о подчинении, а только о «мирном сосуществовании», свидетельствует категорический отказ патриарха от принципа «регистрации» – и от каких бы то ни было мероприятий, которые означили бы вмешательство государства во внутренние дела Церкви.

16 июня 1923 года патриарх обращается в Верховный суд РСФСР со следующим заявлением:

«Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как то обращение по поводу Брестского мира в 1918 году, анафематствование в том же году Власти и, наконец, воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 году. Все мои антисоветские действия за немногими неточностями изложены в обвинительном заключении Верховного Суда. Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих моих проступках против государственного строя и прошу изменить мне меру пресечения, т. е. Освободить меня из-под стражи.

При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я решительно и окончательно отмежёвываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции. Патриарх Тихон (Василий Белавин)».

И уже 25 июня судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда под председательством О.Я. Карклина было принято решение об изменении меры пресечения в отношении гражданина Белавина и освобождении его из-под стражи. А 28 июня Святейший Тихон обратился с воззванием к духовенству и верующим: «Более года прошло, как вы, отцы-братья, не слышали слова моего. Тяжёлое время переживали мы… Вы знаете, что бывший у нас Собор месяц назад постановил лишить меня не только сана патриарха но и монашества, как отступника от подлинных заветов Христа и предателя Церкви. Когда депутация Собора 8 мая объявила мне такое решение, я выразил протест, так как признал приговор неправильным и по форме и по существу… Мне ставят в вину, будто я всю силу своего морального и церковного авторитета направлял на «ниспровержение существующего гражданского и общественного строя нашей жизни. Я конечно, не выдавал себя за поклонника Советской власти, какими объявляют себя церковные обновленцы, возглавляемые нынешним Высшим Церковным Советом, но зато я далеко не такой враг её, каким они меня выставляют…»

27 июня в 12 часов дня патриарх переехал к месту избранного им жительства в Донской монастырь, где занял то помещение в котором содержался под стражей. Со следующего дня в газетах началась как бы «неделя о патриархе». Разные авторы давали оценку деятельности Тихона.

Антонин (Грановский) требовал от патриарха, чтобы он признал и правильность приговора Поместного собора над собой, «а иначе, – писал Антонин в Известиях, – для всех будет ясно, что его исповедь фальшива, неискренна».

Красницкий считал «декларацию Тихона» «оправданием обновленческого движения нашей церкви».

В.Н. Львов был убеждён, что Тихон написал своё письмо искренне.

«Красные благочинные» московских церквей приняли на своём собрании резолюцию, чтобы Тихон «публично и определённо покаялся перед Российской Православной церковью».

Член Верховного суда Галкин сообщал, что освобождение Тихона ничего не меняет в самом ходе дела Тихона, следствие по которому будет продолжаться своим чередом.

Но в главном власти всё же проиграли. Церковный народ в большинстве своём не отвернулся от своего Первосвятителя, искренне оценив жертву принесённую им. С первого дня после освобождения патриарх, совершает регулярные службы при огромном стечении молящихся. Так, например, Известия от 3 июля сообщали о службе Тихона в Донском монастыре: «Храм, коридоры и паперть его, и весь монастырский двор были усеяны народом… Так как в церковь попала только незначительная часть верующих, то по окончании обедни Тихон отслужил молебствие на монастырском дворе, после чего в течении нескольких часов благословлял верующих… В церкви Тихон говорил собравшимся о необходимости для церкви совершенно отмежеваться от политики, а коснувшись церковного собора, говорил о незаконности его постановлений… В алтаре храма находились представители некоторых иностранных миссий, иностранные корреспонденты, которые производили фотографические снимки предназначенных для заграничных иллюстрированных журналов, ибо – ведь теперь о Тихоне говорит весь мир…» Что думал обо всём этом сам Божий Избранник навсегда останется тайной, можно лишь догадываться об этом всматриваясь в лик святого патриарха. По свидетельству очевидцев он заметно постарел, пожелтел, похудел. «Когда он приехал в Сретенский монастырь (в первые дни после освобождения), – пишет в своих воспоминаниях один благочестивый москвич, – мне его лицо показалось настолько исстрадавшимся, что я, грешный человек, подумал, а не посидел ли он всё-таки в тюрьме на «электрическом стульчике»?»

^ 4.7. Причины освобождения патриарха Тихона

Интересный комментарий на происшедшие события даёт немецкий исследователь Роман Реслер: «Было бы по крайней мере односторонне рассматривать освобождение Патриарха как «капитуляцию» большевиков перед «прямой угрозой» отзыва британского торгового представительства. Если Советы и оглядывались на внешнеполитическую обстановку, то известная роль здесь принадлежит не ультиматуму Керзона, а мировому общественному мнению, которое было до крайности возмущено приговорами Цепляку и Будкевичу (Архиепископ Я. Цепляк и прелат Будкевич были привлечены к суду по делу о петроградской группе ксендзов-контрреволюционеров за «призыв укрывать церковные ценности от государства», в результате которого первый был осуждён на 10 лет лишения свободы, а затем выслан за пределы СССР, а второй расстрелян).

Не исключено также, что изменение курса было обусловлено и позицией раскольников, однако не в том смысле, как это понимали до сих пор, что советы убедились в неудачах и слабостях «Живой церкви» и сотрудничавших с ней группировок не видели более оснований для односторонней поддержки бесперспективного дела. В то время об этом не могло быть и речи… Советы могли остерегаться, как бы «культивированная обновлённая» религия, или, как выражался Ленин в полемике против Друза, «освеженная, очищенная и рафинированная» религия не оказалась для них опаснее, чем находящаяся в плену традиций религия…» Навряд ли власти опасались всерьёз популярности обновленцев, просто в данном случае ими была применена тактическая уловка, имеющая целью дальнейшее разложение Церкви. А.А. Валентинов верно замечал, что «Отступить, для того чтобы затем прыгнуть дальше» – таков политический умысел и политический расчёт советской власти, руководящий ею в уступках так называемому «буржуазному миру». Таким образом, и уступки советской власти и в области религиозной политики никакого идейного и принципиального значения не имеют. Это всё та же «тактика», что и прежде: трусливая и лукавая».

О сложной ситуации в церковных кругах в связи с возвращением Тихона к богослужебной практике говорилось в специальном докладе в ЦК РКП (б) в сентябре 1923 года начальника VI отдела СО ГПУ Е.А. Тучкова: «Освобождение, а в особенности раскаяние Тихона, распоряжение его о молении за советскую власть и намерение перейти на новый стиль не только ошеломило церковников, но и для многих советских деятелей это было не совсем понятно. По одной версии он сошёл с ума, по другой – продался большевикам, по третьей – всё это подделка…»

Освобождение Тихона обновленцев испугало, так как первоначально они истолковывали это как изменение отношения к обновленчеству гражданской власти и её ставку на Тихона. Когда же Тихоном было выпущено первое воззвание, то верующие убедились, что Тихон против обновленцев, и отношение к нему сразу изменилось в лучшую сторону.

Несмотря на некоторое смягчение отношение властей к Тихону, поддержка обновленцам продолжала оказываться со стороны различных государственных органов, главным образом по линии ГПУ, НКВД и НКЮ, что никак нельзя было признать законным. Делом патриарха Тихона Антирелигиозная комиссия продолжала заниматься без перерыва, стремясь «выжать» все возможные политико-идеологические плюсы из ситуации, сложившейся в православной церкви и вокруг патриарха. Так, на трёх заседаниях Антирелигиозной комиссии проходивших в период с 26 июня по 5 августа 1923 года, было постановлено:

«В отношении тех церковников, которые не пожелают раскаяться в своих преступлениях, а будут продолжать свою деятельность и впредь, независимо от заявлений Тихона, продолжать политику репрессий.

Поручить т. Тучкову тактично воздействовать на Тихона, чтобы Тихон дал разъяснение через газету и интервью с иностранными корреспондентами о том, что он лично написал заявление о своём раскаянии.

Признать желательным, чтобы остальные сидящие под стражей по делу Тихона так же, как и он, раскаялись.

Тихоновских епархиальных управлений пока допускать не следует за исключением тех районов, где особенно прочно засели обновленцы.

Признать необходимым, чтобы Тихон о своём раскаянии и воззваниях написал письмо Кентерберийскому епископу.

Суд над Тихоном придал бы теперь ореол мученика, который с него можно целиком сорвать его дальнейшим сотрудничеством с соввластью.

Необходимо, чтобы над Тихоном продолжала висеть угроза суда».

^ 4.8. Усиление государственного контроля за церковными организациями

Таким образом, встав на сторону обновленцев, власти всё более втягивались во внутрицерковные дела религиозных организаций, что явно противоречило (и без того антицерковному) декрету об отделении церкви от государства. Так, многие должностные лица, как в центре, так и на местах, стремились мелочной опекой регламентировать отношения государственных органов с религиозными организациями, вмешиваясь в сугубо богослужебные вопросы. Например, прокурор Петрограда в сентябре 1923 года запретил в храмах города упоминать имя патриарха Тихона, остававшегося между прочим главой церкви. Эти же запреты ввели в церквах власти города Казани. А 8 декабря 1923 года был выпущен циркуляр Народного Комиссариата Юстиции № 264 о запрещении поминания в публичных молитвах лиц, находящихся под судом за совершение тяжких государственных преступлений.

Ещё один пример, чем как не вмешательством в дела церкви, было требование Петроградского совета профсоюзов закрыть Богословский институт (в нём обучалось тогда на 3 курсах 66 человек, в том числе 29 женщин, занятия вели 19 преподавателей, из них – 12 профессоров) на том лишь основании, что в нём преподают «старые предметы»: христианскую педагогику, христианское обществоведение и т.д. Важно отметить, что подобные требования нашли поддержку у членов Антирелигиозной комиссии при ЦК ВКП (б). В марте 1923 года она приняла решение о закрытии Богословского института в Петрограде.

Всё более усиливалась антирелигиозная агитация, она начала принимать все более планомерный и последовательный характер. Так, в отчёте Агитпрома ЦК РКП (б) отмечалось:

«В Астрахани и Самаре выходит раз в неделю в городской газете антирелигиозная страница.

В Москве издаётся антирелигиозный журнал «Безбожник».

В Туле начало выходить антирелигиозное приложение к газете.

В Витебске, Костроме, Северо-Двинске, Ярославле, Самаре, Вятке антирелигиозные вопросы освещаются на страницах партжурнала.

В Смоленске предполагают издавать журнал «Долой богов!».

В Калуге вышел антирелигиозный сборник, к сожалению не из удачных.

В Туле вышел сборник «Комсомольская пасха».

В Вятке ведётся агитация за подписку на газету «Религия и наука».

В Гомеле ведётся агитация за подписку на «Безбожник» и «Наука и религия».

Большим стимулом, а в некоторых местах и первым толчком для антирелигиозной пропаганды явилось комсомольское Рождество. Оно было проведено во всех губернских городах, часто и в уездных. Кампания эта выразилась в устройстве лекций и докладов. В ночь под Рождество были устроены митинги, концерты, вечера, карнавалы, сожжения богов и т.д.

В Вятке были запрещены все Рождественские вечера мещанского характера. В клубах посещаемость 400 – 500 человек.

Выводы:

1.Обратить внимание на создание антирелигиозных библиотек и своевременное их пополнение.

2.Усилить курсы антирелигиозной пропаганды.

3.Необходима более твёрдая политика внутри партии в сторону борьбы с религией, косностью коммунистов, покончить навсегда с таким явлением, как исполнение религиозных обрядов и хранение икон коммунистами».

^ 4.9. Послание патриарха Тихона от 1 июля 1923 года

В этих условиях патриарх Тихон после выхода на свободу начал по мере сил выполнять требования властей. В послании от 1 июля он пишет: «…Тяжёлое время переживает ныне наша Церковь. Появилось много разных групп, с идеями «обновления церковного»…Никакие реформы из принятых бывшим Собором Мы одобрить не можем, за исключением нового календарного стиля в церковное обращение и новой орфографии в церковных книгах, что Мы и благословляем.

…Пользуясь происходящей у нас неурядицей, римский Папа всяческими путями стремится насаждать… католицизм и при поддержке польских властей… в одной лишь Холмщине закрыто более 300 церквей и оставлено всего лишь более пятидесяти.

…Получив ныне возможность возобновить Свою прерванную деятельность служения Святой Православной Церкви и сознавая свою провинность перед Советской властью, выразившуюся в ряде Наших пассивных и активных антисоветских действиях, как это сказано в обвинительном заключении Верховного суда, т.е. в сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих, анафематствование Советской власти, воззвание против Брестского мира и т.д., Мы по долгу христианина и пастыря – в сим каемся и скорбим о жертвах, полученных в результате этой антисоветской политики.

Сознавая свою провинность перед народом и Советской властью, Я желал бы, чтобы так поступили и те, которые, забыв свой долг пастыря, вступили в союз с врагами трудового народа – монархистами и белогвардейцами и, желая свергнуть Советскую власть, не чуждались даже входить в ряды белой армии. …всякие попытки, с чьей бы стороны они не исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены.

Исходя из этих соображений, Мы в апреле месяце 1922 года на соединённом заседании Священного Синода и Высшего Церковного Совета уже осудили заграничный церковный Собор Карловацкий за попытку восстановить в России монархию из дома Романовых. Мы могли бы ограничится этим осуждением владык, бывшим на Соборе во главе с Высокопреосвященным Антонием (Храповицким), митрополитом Киевским, если бы они раскаялись в своих поступках и прекратили дальнейшую деятельность в этом направлении, но Нам сообщают,.. что они ввергают Церковь в политическую борьбу совместно с проживающими в России и за границей злоумными противниками Советской власти, принесшими немало несчастий Родине нашей. Пусть хотя теперь они сознают это – смирятся и покаются, а иначе придётся звать Преосвященных владык в Москву для ответа перед церковным судом и просить власть о разрешении им прибыть сюда.»

Итак, как отмечалось, уже в первом своём послании Первосвятителя от 28 июня говорилось о неправомочности обновленческого Собора и его решений, а в третьем по счёту послании патриарха после освобождения из-под стражи от 15 июля тот сообщил о своём возвращении к руководству и заклеймил обновленцев, которые «отделили себя от единства Вселенской Церкви и лишились благодати Божией, пребывающей только в Церкви Христовой. А в силу этого, все распоряжения, не имеющие канонического преемства незаконной власти, правившей Церковью в наше отсутствие недействительны и ничтожны! И все действия и таинства, совершённые отпавшими от Церкви епископами и священниками, безблагодатны, а верующие, участвующие с ними в молитве и таинствах, не только не получают освящения, но подвергаются осуждению за участие в их грехе…»

«Следует отметить, что в связи с заявлениями патриарха государственные органы пошли на некоторые уступки Православной Церкви. Так, в инструкции НКЮ и НКВД от 19 июня говорилось: «…Запрещается всем государственным установлениям, путём административного вмешательства, поддерживать какой-либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам, причём высылка контрреволюционных служителей культа… может иметь место лишь в порядке декрета Совнаркома об административной высылке… Ни одна религиозная организация не имеет права вмешиваться, как власть имущая, в деятельность какой-либо другой религиозной организации против её воли (назначать ей неугодных служителей культа, отбирать от неё предоставленные в её пользование местными исполкомами здания и т.д.), ибо отдача её в пользование храма или молельни местным исполкомом происходит не в пользу какой-либо церковной иерархии, а лично тем гражданам, которые подпишут договор с исполнительным комитетом». Губисполкомам предписывалось «урегулировать возникшие между гражданами споры из-за обладания храмом на местах мирным путём, распределив в каждом приходе храмы между группами старого и нового толка, сообразуясь по возможности, с количеством населения». Кроме того, были уменьшены налоги, выплачиваемые приходскими советами и духовенством, освобождено из заключения значительное количество епископов и священников. Правда, все эти меры на местах зачастую не выполнялись».

^ 4.10. Кризис обновленческого движения

Сразу же после освобождения патриарха начинается чрезвычайно быстрый спад влияния обновленцев и массовое возвращение верующих и духовенства под его окормление. Летом и осенью 1923 года по всей стране прокатилось мощное народно-религиозное движение, аналогии которой трудно найти в предшествующей и последующей истории Русской Православной Церкви. И особенно широко оно развернулось в Петрограде, где епископ Мануил (Лемешевский) сумел привести большинство принадлежавших обновленцам приходов под омофор Святейшего Тихона. В начале 1920-х годов северная столица всё ещё оставалась центром общественной жизни в стране, и ситуация в ней определяла очень многое. Освобождение патриаха Тихона из-под стражи сразу всколыхнуло Петроград. Лидер местных обновленцев протоиерей А. Боярский, немедленно отправился в Москву, однако патриарх с ним встретиться не захотел. А на состоявшемся 10 июля пастырско-мирянском собрании созванном по случаю освобождения патриарха резолюция А. Боярского осуждающая Тихона была отклонена. В результате собрание постановило: «воздержаться от определения каких-либо новых отношений к бывшему патриарху Тихону до решения его дела в гражданском отношении в Верховном Суде СССР и пересмотра его дела в церковном отношении на следующем Соборе… высказать настойчивое пожелание, чтобы означенный Собор епископов состоялся в самом скором времени и чтобы бывший патриарх Тихон имел полную возможность пригласить всех епископов, ему известных». 15 июля в Петроград приехал В. Красницкий. Его появление ознаменовалось крупным скандалом: когда во время литургии в родном Князь-Владимирском соборе он вышел на кафедру, его встретили оглушительными криками и проклятиями. Священнослужение его с тех пор в этом соборе стало невозможным.

В начале августа 1923 года в Москве прошло собрание обновленческих епископов и уполномоченных ВЦС, оно приняло решение о ликвидации последнего и о создании Священного Синода, наименование которого было близко и понятно церковной общественности. К этому периоду времени относится и переход обновленцев на старый календарный стиль. Основная часть обновленцев к началу 1924 года отказалась от провозглашённого реформаторства, чтобы удержать под контролем умеренную часть духовенства и верующих. В сентябре 1923 года обновленческий Синод начал переговоры с патриархом Тихоном об объединении, на что Первосвятитель, желая ликвидировать пагубный церковный раскол, также пошёл на некоторые компромиссы и санкционировал эти переговоры. Однако соглашения не получилось. В конце сентября 1923 года в Москве в Донском монастыре состоялось совещание 27 православных епископов. На совещании наметилось два течения: непримиримое – во главе с архиепископом Феодором (Поздеевским) – и сторонники компромисса, наиболее тактичными представителями которых были архиепископ Серафим (Александров) и архиепископ Иларион (Троицкий). Большинством голосов проект примирения с обновленцами был отвергнут. Борьба разгорелась с новой силой. А 15 апреля 1924 года Патриарх в своём послании запретил все виды раскола в Русской Православной Церкви. Обновленческие хиротонии теряли силу, второбрачные клирики лишались сана, глава обновленческого Синода митрополит Евдоким был запрещён в священнослужении и т.д. Теперь обновленчество становилось расколом официально и юридически. Однако несмотря на это под давлением Е. Тучкова 19 мая 1924 года патриарх принимает в общение с Церковью «в порядке патриаршей милости… протопресвитера Владимира Красницкого» , предлагая Синоду обсудить вопрос о включении его в состав образуемого Высшего Церковного Совета.

^ 4.11. Действия патриарха Тихона по легализации РПЦ в Советской России

В середине ноября 1923 года патриарх Тихон был вызван к Е. Тучкову для беседы (до этого все переговоры велись архиепископом Иларионом). Тучков настойчиво требовал от патриарха примириться с обновленческим митрополитом Евдокимом, угрожая новым арестом в случае отказа. Святейший категорически отверг это предложение, ссылаясь на постановление епископского совещания в Донском монастыре. В ответ на это через несколько дней был арестован архиепископ Иларион. По свидетельству Левитина «В это время патриарх часто говорил, что он никогда бы не стал выходить из заключения, если бы он знал, что обновленчество сделало столь малые успехи и что теперь (когда он спокоен за судьбу церкви) он с удовольствием пойдёт в тюрьму».

Как отмечает канадский историк Д. Поспеловский, добиваясь легализации своего церковного управления, патриарх тем не менее делает ещё несколько реверансов в сторону власти. 13 июля 1923 года он даёт интервью секретарю британского комитета «Руки прочь от России» В.П. Коутсу, в котором отрицает, что когда-либо советская власть преследовала его за религиозные убеждения. Он рассылает распоряжения по церквам упоминать советскую власть во время богослужения, выработав обтекаемую формулу – «О стране Российской и о властех ея». На предложение Е. Тучкова включить в формулу слово «советских» было отвечено, что это невозможно сделать, поскольку «советские» – русское слово, а богослужение совершается на церковно-славянском языке. Тучков был вынужден согласиться, пояснив, что в богослужебные вопросы советская власть не вмешивается.

Тем не менее, власти упорно отказывались легализировать патриаршую Церковь и продолжали её преследовать. В письме патриарха Тихона Рыкову 8 мая 1924 года указывается, что до его ареста при нём постоянно действовал «Священный Синод и Высший Церковный Совет, в состав которых входили избранные верующими лица». Очевидно, речь шла о Синоде, избранном на Соборе 1917 – 1918 годов. Выйдя на свободу, «я сейчас же организовал… Священный при мне Синод, куда включил, не без ведома Гражданской власти …епископов, известных верующим своею преданностью православной церкви и… лояльно настроенных по отношению к Советской власти, прошлое которых в этом отношении безупречно». Несмотря на то, – пишет далее патриарх, – что дело против него было прекращено 21 марта 1924 года, советская печать продолжает называть его «бывшим» патриархом, хотя весь верующий народ и большинство духовенства признают своим патриархом, а обновленческие церкви не посещаются верующими. Отказ властей признать Патриархию оборачивается закрытием патриарших епархиальных управлений местными властями. «Назначаемые мною и посылаемые епископы или арестовываются или высылаются обратно… на местах власть запрещает им и служение и управление верующими только потому, что они «тихоновцы». Обновленческим архиереям предоставлена возможность свободно управлять епархиями и собирать съезды. Сообщая, что за связь с ним выслан в ссылку ряд архиереев, патриарх просит об их освобождении и восстановлении в правах, упоминая трёх из них по именам и указывая, что список других прилагается к письму.

Другим моментом, вызывающим трение между патриархом и властью был вопрос о переводе церковного календаря на новый стиль. Мы упоминали, что требование такого перехода было выдвинуто властями, как одно из условий для освобождения Тихона. Однако после опубликования соответствующего послания, Святейшего буквально завалили просьбами и мольбами с мест не делать этого. Повинуясь своей пастве, патриарх отменил своё решение и в заявлении во ВЦИК от 30 сентября 1924 года тактично объяснил властям свой отказ следовать их требованию.

«Реформа церковного календаря в смысле уравнения его с календарём гражданским хотя и представляет некоторые трудности в согласовании с ним пасхалии и дисциплины постов, однако принципиально допустима.

Тем не менее, немедленное осуществление реформы календаря встречает на своём пути большие затруднения.

Во-первых, для закономерного введения нового стиля требуется согласие всех автокефальных Православных Церквей.

…Реформа должна быть не только закономерной, но и безболезненной, а такой она может быть только при согласии верующего народа.

…Как только распространился слух о введении нового стиля с 15 октября, в среде верующих возникло сильное возбуждение. Правда, почти все московские приходы послушно, хотя и не со спокойным сердцем, подчинились нашему распоряжению. Но из окружающих Москву епархий, с юга, из Крыма и из далёкой Сибири к нам потянулись вереницы депутаций… чтобы просить нас от лица народа воздержаться от календарной реформы, так как введение нового стиля всюду возбуждает тревогу, опасение, недовольство и сопротивление.

Второе обстоятельство… состоит во всеобщем убеждении, что эта реформа вводится не Церковью по её собственному почину, а под давлением гражданской власти. Это убеждение возникло ещё в период выборов в так называемый Собор 1923 года, в следствии массовых арестов и высылки в административном порядке православных епископов и мирян, известных своим отрицательным отношением к обновленческому расколу и выступавших оппозиционно к нему на епархиальных избирательных собраниях. Оно крепло в следствии таких фактов, как выемка из нашей канцелярии отменённого нами послания о введении нового стиля с 15 октября и его расклейка по городу (как ссылка архиепископа Илариона, последовавшая за приостановлением реформы календаря). Вмешательство во внутреннюю жизнь Церкви со стороны гражданской власти, даже расположенной к Церкви и покровительствующей религии, всегда возбуждает недовольство и противодействие верующих, но когда на руководителей Церкви подозревается давление Правительства, провозгласившего в многочисленных актах о безрелигиозном устроении жизни, тогда верующие опасаются, не скрывается ли за этими актами вмешательства в дела церковные определённого замысла нанести ущерб вере, и, естественно, удваивает силу своего сопротивления.

…При таких условиях нам ничего не остаётся, как только занять выжидательное положение по отношению к введению нового стиля…» Поражает мужественный тон данного послания. Говоря о календарной проблеме, Святейший Тихон свидетельствовал о недопустимых вмешательствах Государства во внутренние дела Церкви и фактически предупредил светскую власть, что её давление не принесёт пользы, так как православный народ никогда не поддержит тех, кто сотрудничают с ней.

И, тем не менее, власти ни на минуту не ослабляли своего внимания наблюдая за ходом церковных событий. В своём докладе в конце 1923 года Ем. Ярославский отмечал: «Тихон хочет показать себя новатором. Сначала он признал новое правописание и Евангелие печатается по новой орфографии с благословения Тихона. Затем он признаёт новый календарь. Для крестьян, для которых всё их хозяйство связано с новым календарём, эта маленькая поправка является новшеством, которое показывает, что Тихон пошёл по пути Советскому, что он уже «революционер», что он уже «левый». Тихон в последние дни пытается организовать Высшее Церковное Управление. Обновленцы организовывают Священный Синод – как будто идут вправо, а Тихон подал заявление во ВЦИК, чтобы организовать ВЦУ, которое будет работать под его руководством. Вот как спутались у них карты.

За всем этим приходится внимательно следить. ЦК имеет особую комиссию, которая работает по всем этим вопросам, которая внимательно следит за каждым шагом этого движения, чтобы решения об отношении к церковникам так или иначе санкционировались Наркомюстом и ВЦИКом и были также принципиально санкционированы ЦК партии. И мы думаем, что из всей этой драки… не получится укреплённой организации, а получится её развал. Им нужно просто напросто дать возможность самим грызться и не мешать этому. В этом заключается суть нашей церковной политики сейчас.

В начале 1925 года по всей стране был введён определённый порядок регистрации священнослужителей на местах, что ещё больше усилило контроль государства за деятельностью Церкви. Так в Циркуляре №28 Центрального Административного Управления Крымской ССР предписывалось:

«Объявить по всем районам регистрацию в Исполкоме служителей культа всех родов и вероисповеданий не исключая даже диаконов, псаломщиков и т.д.

Явившиеся служители заполняют анкету по прилагаемой при сем форме №1 в 2-х экземплярах, причём один экземпляр каждой анкеты направляется в Центральное Административное Управление Крыма.

По заполнении анкеты священнослужителю выдаётся учётная карточка по прилагаемой при сем форме №2, причём № учетной карточки должен быть одним с порядковым № учётной книги священнослужителя по прилагаемой при сем форме №3ю

Впредь, священнослужители, прибывшие в район на жительство, обязаны явиться в Исполком для регистрации в указанном выше порядке.

О всяких изменениях в составе священнослужителей незамедлительно сообщать в ЦАУ Крыма».

Форма №1: «Анкета для служителей религиозного культа.

1. Какой церкви (мечети, синагоги и т.д.) священнослужитель и адрес церкви и какую должность занимает.

2. Ф.И.О.

3. Домашний адрес (точный).

4. Место, год, месяц и день рождения.

5. Национальность и родной язык.

6. Владеет ли другими языками и какими именно.

7. Семейное положение и кто находится на иждивении.

8. Образование.

9. Бывшая сословная принадлежность (дворянство, духовное звание и т.д.).

10. Чем занимался, где служил, какую занимал должность и сколько времени:

а) до февральской революции;

б) до октябрьской революции;

в) до 17 ноября 1920 года;

г) до настоящего времени;

д) основная профессия в настоящее время.

11.Состоял ли в партиях, в каких сколько времени.

12.Служил ли в армиях: должность, чин, время.

13.Состоял ли под судом или следствием.

14.Подвергался ли административным взысканиям когда-либо».

Также значительно активизировалась работа ОГПУ с осведомителями внутри церковных организаций. Так председатель этого ведомства Г. Ягода в отчёте за 1924 год о проделанной работе отмечал: «При содействии увеличенного в 5 раз по сравнению с прошлым отчётным годом осведомителей достигнуто следующее:

1. Углублен и оформлен раскол православной Церкви на следующие течения: а) тихоновцы (эта группа в свою очередь разделяется на 2 – крайне реакционную и более умеренную), борьба среди которых не прекращается. б) обновленцы, группирующиеся вокруг обновленческого Синода. в) автокефалисты…

2. Проведено 12 Всероссийских и областных съездов. Благодаря осведомлению удалось удержать обновленцев на непримиримой позиции к Тихону.

4. Взяты на учёт церковно-приходские советы и изучен их социальный состав и деятельность.

5. При помощи спецосведомления проводится кампания перевыборов этих советов и их разложение.

6. Проведена большая работа по заграничной Церкви. Наиболее существенные результаты достигнуты:

а) на Востоке: здесь Константинопольский патриарх Григорий VII встал на платформу прямого сочувствия обновленцам, объявил Тихона виновником церковной разрухи, признал обновленческий Синод и начал следствие об архиереях-беженцах.

б) произведён раскол в Американской Церкви на тихоновцев и обновленцев.

Кроме того, мы добились негласного руководства как над православными церковниками, так и над сектантами».

^ 4.12. Послание патриарха Тихона от 7 апреля 1925 года

В марте 1925 года велись интенсивные переговоры между Тучковым и патриаршим Синодом: митрополитами Петром, Серафимом и Тихоном. Тучков требовал, чтобы патриарх издал послание, в котором бы он в решительных словах признал Советскую власть, призвал верующих к её поддержке, осудил всякую антисоветскую деятельность и безоговорочно отмежевался от эмигрантского духовенства. В свою очередь митрополит Пётр, возглавлявший церковную сторону в этих переговорах, настаивал на том, чтобы власти юридически нормализовали положение духовенства, разрешили преподавание детям Закона Божия и дали согласие на открытие Духовной Академии. Переговоры были невероятно трудными, но всё же в конце концов был выработан проект патриаршего воззвания. «В годы великой гражданской разрухи по воле Божией, без которой в мире ничего не совершается, во главе Советского государства стала Советская власть, принявшая на себя тяжёлую обязанность – устранение жутких последствий кровопролитной борьбы и страшнейшего голода.

Пора понять верующим христианскую точку зрения, что «судьбы народов от Господа устрояются», и принять всё происшедшее как выражение воли Божией. …Мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая всякое сообщество с врагами Советской власти и явную или тайную агитацию против неё.

Вознося молитвы наши о ниспослании благословения Божия на труд народов, объединивших силы свои во имя общего блага, Мы призываем всех возлюбленных чад Богохранимой Церкви Российской… слиться с Нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи Рабоче-Крестьянской власти в её трудах для общенародного блага.» Данное послание несомненно подписанное самим патриархом подтверждает последовательно проводимую политику крайне лояльного отношения патриарха Тихона к Советской власти. Пытаясь дать оценку этому документу по существу, нельзя не учитывать его безусловную вынужденность; то, издание его казалось патриарху Тихону и церковной иерархии, лучшим способом устроить хотя бы чуть сносные условия для внешнего существования Церкви в Советском государстве. И на смертном одре святитель Тихон не пожелал и не мог устраниться от столь неблагодарных трудов по выработке линии Церкви в её взаимоотношениях с государственной властью, Церкви враждебной.

В неимоверно тяжёлых условиях проходили последние два года первосвятительского служения патриарха Тихона, но ему всё же удалось сделать главное, а именно:

– Русская Православная Церковь осталась канонически целостной организацией;

– Ко времени кончины Первосвятителя на свободе и в заключении находилось значительное количество канонически рукоположенных епископов, что позволяло надеяться на сохранение православного епископата при самых неблагоприятных условиях;

– Обновленческий раскол был потенциально преодолён еще в 1924 году;

– Вынужденные уступки власти, обусловленные равнодушием большей части населения России судьбой Православной Церкви, не повлияли на авторитет Священноначалия, ибо большинство священнослужителей и верующих правильно оценили жертву принесённую Святейшим Тихоном;

– И, наконец, именно патриархом Тихоном были заложены принципы существования Церкви в безбожном Советском государстве. Эти принципы будут в дальнейшем использоваться его преемниками хотя и с меньшим успехом, при значительно более отрицательном отношении к ним верующего народа.

^ Заключение

Подводя итог вышеизложенному можно сделать некоторые выводы.

Гонения на Церковь со стороны Советской власти начались практически в первые же дни после прихода большевиков к власти. Можно условно выделить четыре крупные кампании, проводившиеся непосредственно по инициативе В.И. Ленина и его ближайших соратников. С ноября 1917 года по 1919 год начали закрываться первые монастыри и храмы, Церковь была лишена права юридического лица, церковное имущество частично реквизировано. В 1918 – 1920 годы последовало лишение духовенства юридических прав. С конца 1920 года большевиками велась «работа» по расколу Церкви, её разложению изнутри. И наконец, с весны 1922 года пошло массовое организованное разграбление церквей и расстрелы священнослужителей по приговорам судов.

Для тех, кто захватил власть в России в октябре 1917 года, Русская Православная Церковь всегда оставалась идеологическим противником, будучи потенциально оппозиционной в основах своего мировоззрения. Декрет о свободе совести и последующие постановления антицерковного характера лишили Православную Церковь не только права юридического лица и права владения собственностью, но и возможности обучения детей основам веры и возможности подготовки кадров священнослужителей. Более того, последующие события поставили все церковные институты практически на грань уничтожения. Все усилия патриарха Тихона и Поместного Собора наладить хоть какой-нибудь диалог с новой властью оказались безуспешными из-за полного неприятия идеи существования Церкви в Советском государстве.

Период гражданской войны явился переломным в отношении церковного руководства, и в первую очередь патриарха Тихона к Советской власти. К 1919 году стало окончательно ясно, что пришедшая к власти в России группа людей и проводимая ими политика – явление не временное, и может продлиться не один год. Большая часть населения России не оказывало последовательного сопротивления действиям безбожных властей, проводившим политику террора по отношению к Церкви. Кроме того, 1919 год стал началом последовательного наступления на Церковь, в отличие от многочисленных и жестоких, но всё же эпизодических нападок в 1917 – 1918 годах.

В годы гражданской войны, в период противостояния, Церковь оказалась как бы между двух огней, ибо на каждой стороне сражались окормляемые ею чада. Принцип аполитичности, провозглашённый патриархом Тихоном в это время был призван уберечь многих священнослужителей от кровавых расправ со стороны победителей. Органы Высшего церковного управления были настолько затруднены в своей деятельности, что патриарх Тихон и Священный Синод предоставили епархиям, потерявшим связь с центром право самоуправления.

Окончание гражданской войны не принёсло нормализации в область церковно-государственных отношений. Более того именно в 1922 – 1923 годах государственными органами была проведена самая мощная антицерковная кампания, преследующая цель лишить Церковь собираемых веками ценностей с тем, чтобы разрешить накопившиеся за годы революции и гражданской войны экономические вопросы. Данная кампания послужила поводом для проведения последовательных репрессий по отношению к духовенству и верующим. В результате проведения кампании патриарх Тихон был отстранён от власти, а к руководству Церкви пришла группа духовенства, готовая проводить угодную власти политику.

Однако после выхода патриарха Тихона на свободу и его заявления о лояльности к существующему строю обновленческое движение быстро сходит на нет, и ко времени кончины Первосвятителя Православная Церковь осталась канонически целостной структурой. Патриарх Тихон возглавил церковный корабль среди всеобщей разрухи, практически один, без коллегиальных органов управления. В окружении поднявшихся врагов Церкви – как внешних, так и внутренних он сумел провести и сохранить его среди бушующих волн житейского моря. На момент смерти патриарха Тихона юридический, правовой и социальный статус Церкви в лице органов Высшего церковного управления не был признан. И всё же концу своего патриаршества Святейший Тихон пришёл к осознанию того единственно верного курса, который давал некоторую надежду на сохранение канонической церковной иерархии в тех исторических условиях.

^ Библиография

Источники:

1. Акты Святейшего патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти 1917 – 1943. Составитель М. Губонин. М., 1994.

2. Алексий (Симанский) еп. Послание к Петроградской православной пастве. 1 июня 1922.

3. Архив КГБ СССР. Т.3.

4. Архив КГБ СССР. Т.29.

5. Государственный Архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Ф.130. Оп.1. Д.2.

6. ГАРФ. Ф.130. Оп.1. Д.4.

7. ГАРФ. Ф.130. Оп.2.Д.1.

8. ГАРФ. Ф.130. Оп.2. Д.155.

9. ГАРФ. Ф.130. Оп.2. Д.352.

10. ГАРФ. Ф.130. Оп.65. Д.23.

11. ГАРФ. Ф.353. Оп.2. Д.712.

12. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.550.

13. ГАРФ. Ф.1235. Оп.44. Д.73.

14. ГАРФ. Ф.1235. Оп.58. Д.34.

15. ГАРФ. Ф.1235. Оп.95. Д.167.

16. ГАРФ. Ф.1235. Оп.58. Д.34.

17. ГАРФ. Ф.1235. Оп.69. Д.29.

18. ГАРФ. Ф.1065. Оп.1. Д.16.

19. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.551.

20. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.550.

21. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.559.

22. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.560.

23. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.562.

24. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.563.

25. ГАРФ. Ф.3431. Оп.1. Д.572.

26. ГАРФ. Ф.4652. Оп.1.Д.2.

27. ГАРФ. Ф.5446 с. Оп.55. Д.390.

28. Председателю Совета Народных Комиссаров А.И. Рыкову. Патриарх Тихон Московский и всея Руси. № 208. Мая 8-го дня. 1924 год. Москва. Донской Монастырь. ГАРФ., без № описи.

29. Проект обращения патриарха Тихона к епархиальным архиереям. 8 апреля 1922. М.

30. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство 1917-1941(документы и фотоматериалы). М., 1996.

31. Российский Центр Хранения и Изучения Документов Новейшей Истории (далее РЦХИДНИ). Ф.2. Оп.1. Д.27072.

32. РЦХИДНИ. Ф.2. Оп.1. Д.22947.

33. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.1. Д.2630.

34. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.2. Д.45.

35. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.2. Д.48.

36. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.2. Д.49.

37. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.2. Д.54.

38. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.2. Д.55.

39. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.2. Д.12761.

40. РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.2. Д.2629.

41. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.3. Д.291.

42. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.3. Д.294.

43. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.60. Д.158.

44. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.60. Д.167.

45. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.60. Д.336.

46. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.60. Д.442.

47. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.60. Д.442.

48. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.84. Д.309.

49. РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.112. Д.443, 443 а.

50. РЦХИДНИ. Ф.74. Оп.28. Д.13.

51. РЦХИДНИ. Ф.74. Оп.28. Д.30.

52. РЦХИДНИ. Ф.74. Оп.28. Д.32.

53. РЦХИДНИ. Ф.76. Оп.3. Д.306.

54. РЦХИДНИ. Ф.89. Оп.4. Д.9.

55. РЦХИДНИ. Ф.89. Оп.4. Д.115.

56. РЦХИДНИ. Ф.89. Оп.4. Д.118.

57. РЦХИДНИ. Ф.89. Оп.4. Д.160.

58. Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Вып. III. Москва-Петроград1918.

59.Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Книга IV. Вып.1. Москва-Петроград. 1918.

59. Священный Собор Православной Российской Церкви. Собрание определений и постановлений. Вып.1. М., 1918.

60. Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского правительства РСФСР. 1918. № 17, 62.

61. Собрание узаконений Рабочего и Крестьянского правительства РСФСР. 1922. № 19.

62. Центральный Государственный Архив С-Петербурга (далее ЦГА СПб). Ф.1001. Оп.9. Д.8, 10.

63. ЦГА СПб. Ф.5263. Оп.1. Д.55.

64. Штриккер Г. Русская Православная Церковь в советское время. (1917 – 1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью. М., 1995.

Используемая литература:

1. Абросенко К.П. Религия на службе контрреволюции в Сибири. Иркутск, 1938.

2. Александр (Семёнов Тян-Шанский), еп. Православный катехизис. М., 1990.

3. Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М. 1994.

4. Васильева О.Ю. Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М., 1994.

5. Виноградов В.П. О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и деятельности св. Патриарха Тихона (1923-1925). Мюнхен. 1959.

6. Вострышев М. Патриарх Тихон. М., 1995.

7. Вострышев М. Святитель Тихон. М., 1994.

8. Дамаскин (Орловский) иером. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Книга 2. Тверь. 1996.

9. Жития новомучеников. СПб., 1995.

10. Дело митрополита Вениамина. М., 1991.

11. К канонизации новомучеников российских. Материалы комиссии Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых. М., 1991.

12. Кандидов Б. Религиозная контрреволюция 1918-1920 годов и интервенция. М., 1930.

13. Кандидов Б. Церковь и гражданская война на юге. (Материалы к истории церковной контрреволюции в годы гражданской войны). М., 1931.

14. Кашеваров А.Н. Государство и Церковь (из истории взаимоотношений Советской власти и Русской Православной Церкви 1917-1945 гг.). СПб.,1995.

15. Красно-Левитин А. Лихие годы. 1925-1941. Париж, 1977.

16. Левитин А., Шавров В. Очерки по истории Русской церковной смуты. М., 1996.

17. О святых мощах. (Сборник материалов). М., 1961.

18. Окунев Н.П. Дневник москвича (1917-1924). М., 1990.

19. Полный Православный Энциклопедический Богословский Словарь. Репринт. Изд. Т.II.

20. Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. М., 1996.

21. Русское православие: вехи истории. М., 1989.

22. Сосуд избранный: История российских духовных школ в ранее не публиковавшихся трудах, письмах деятелей Русской Православной Церкви, а также в секретных документах Руководителей Советского государства. 1888 – 1932. Сост. Склярова М. СПб., 1995.

23. Цыпин В., прот. Русская Церковь 1917-1925. М., 1996.

24. Шкаровский М.В. Петербургская епархия 1917-1945. СПб., 1995.

25. Штриккер Г. Русская Православная Церковь в Советское время (1917-1991). М.,1995.

Периодические издания:

Церковные.

1. Американский православный вестник, 1903-1907.

2. Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1925. №3.

3. Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1927. №1.

4. Живая Церковь. 1922. № 4-5.

5. Журнал Московской Патриархии. 1945. №.2.

6. Тобольские епархиальные ведомости. 1919. № 15-16.

7. Церковные ведомости. 1918. № 3-4,5.

8. Церковные ведомости. 1918, № 7-8.

9. Церковные ведомости. 1918. № 9-10.

10. Церковные ведомости. 1918. № 15-16.

Гражданские.

1. Алексеев В.А. Был ли патриарх Тихон «вождём церковной контрреволюции»?.. // Диалог, 1990. № 10.

2. Алексеев В.А. В начале был декрет. // Диалог. 1991. № 4.

3. Алкидов Н. Церковь и государство. // Вопросы истории. № 6. М. 1993.

4. Известия ВЦИК 26 февраля 1922.

5. Известия ВЦИК 23 марта 1922.

6. Известия ВЦИК 26 марта 1922.

7. Известия ВЦИК. 28 марта 1922.

8. Известия ВЦИК 29 марта 1922.

9. Известия ВЦИК 31 марта 1922.

10. Известия ВЦИК 28 апреля 1922.

11. Известия ВЦИК 6 мая 1922.

12. Известия ВЦИК 27 мая 1923.

13. Кандидов Б. Роль Церкви в организации контрреволюционных сил на юге. // Антирелигиозник. 1929. № 12.

14. Нежный А. Допрос патриарха. // Христианос. №.4. Рига.

15. Новые документы Ленина. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 4.

16. Одинцов М. Дело патриарха Тихона. // Отечественные архивы. № 6. 1993.

17. Отечественные архивы. 1993. № 2.

18. Отчёт VIII (ликвидационного отдела) Народного Комиссариата Юстиции VIII Всесоюзному съезду Советов. // Революция и Церковь. 1920. № 9-12.

19. Отечественные архивы. 1993. №. 2.

20. Революция и Церковь. 1919. № 6-8.

21. Поспеловский Д.В. Подвиг веры в атеистическом государстве. // Русское Зарубежье в год тысячелетия Крещения Руси. М., 1991.

22. Степанова И. Житие петроградского митрополита. // Вечерний Ленинград. 1990. 11 августа.

23. Трубецкой Григорий, князь. Памяти Св. Патриарха Тихона. // Путь, 1925, № 1.