Письма к сыну

• I
• II
• III
• IV
• V
• VI
• VII
• VIII
• IX
• X
• XI
• XII
• XIII
• XIV
• XV
• XVI
• XVII
• XVIII
• XIX
• XX
• XXI
• XXII
• XXIII
• XXIV
• XXV
• XXVI
• XXVII
• XXVIII
• XXIX
• XXX
• XXXI
• XXXII
• XXXIII
• XXXIV
• XXXV
• XXXVI
• XXXVII
• XXXVIII
• XXXIX
• XL
• XLI
• XLII
• XLIII
• XLIV
• XLV
• XLVI
• XLVII
• XLVIII
• XLIX
• L
• LI
• LII
• LIII
• LIV
• LV
• LVI
• LVII
• LVIII
• LIX
• LX
• LXI
• LXII
• LXIII
• LXIV
• LXV
• LXVI
• LXVII
• LXVIII
• LXIX
• LXX
• LXXI
• LXXII
• LXXIII
• LXXIV
• LXXV
• LXXVI
• LXXVII
• LXXVIII
• LXXIX
• LXXX
• LXXXI
• LXXXII
• LXXXIII
• LXXXIV
• LXXXV
• LXXXVI
• LXXXVII
• LXXXVIII
• Примечания

LXV

Лондон, 3 января ст. ст. 1751 г.

Милый друг,

Из твоего письма от 5 н. ст. я заключаю, что твой debut[194] в Париже был удачен; ты попал в хорошую компанию, и я полагаю, что дурная тебе теперь не грозит. Ходи в гости ко всем, кто хотя бы раз тебя к себе пригласил, и не уподобляйся большинству твоих соотечественников, которые робеют и теряются там, где, если бы захотели, они могли бы бывать запросто и чувствовать себя как дома. Если кто-нибудь приглашал тебя поужинать, воспользуйся этим приглашением и, как того требует приличие, время от времени бывай в этом доме. Уверен, что лорд Албемарл примет тебя очень радушно, но у него бывают только званые обеды, и, насколько я знаю, французов он у себя не принимает. Если он вздумает пригласить тебя поработать в его канцелярии, в чем я сильно сомневаюсь, ты должен постараться писать лучше, чем обычно, иначе все написанное тобою не послужит к твоей чести, почерк-то у тебя сейчас самый что ни на есть никудышный — это и не деловой почерк, и не почерк истого джентльмена, скорее уж он смахивает на почерк школьника, пишущего упражнения в надежде, что их никто никогда не будет читать.

Госпожа де Монконсейль лестно отзывается о тебе, равно как и маркиз де Матиньон и госпожа дю Бокаж; все они говорят, что ты стараешься понравиться людям, и заверяют меня, что надежды твои оправдаются. И они правы, ибо тот, кто действительно хочет понравиться и кто знает, какие средства для этого надо употребить (а ты теперь это знаешь), вне всякого сомнения добьется успеха, а в жизни это чрезвычайно важно, все остальное тогда дается легче. Где бы тебе ни приходилось бывать вместе с госпожой де Монконсейль, госпожой дю Бокаж и другими знатными дамами, с которыми ты можешь вести себя достаточно непринужденно, скажи им откровенно и просто: «Je n’ai point d’usage du monde, j’y suis encore bien neuf, je souhaiterais ardemment de plaire, mais je ne sais guere comment m’y prendre; ayez la bonte, madame, de me raire part de votre secret de plaire a tout le monde. J’en ferai ma fortune, et il vous en restera pourtant toujours, plus qu’il ne vous en raut»[195]. Когда же, исполняя эту просьбу, они заметят у тебя какой-нибудь маленький промах, неловкость или невежливость, ты должен не только быть им за это благодарен, но и выказать свою самую горячую признательность. Пусть даже тебе обидно будет слушать их замечания, а вначале оно так и будет, скажи им: que la critique la plus severe est a votre egard, la preuve la plus marquee de leur amitie[196]. Госпожа дю Бокаж особливо просит меня передать тебе, qu’il me fera tou jours plaisir et honneur de me venir voir; il est vrai qu’a son age le plaisir de causer est froid, mais je tacherai de lui faire faire connaissance avec des jeunes gens, etc.[197] Воспользуйся этим приглашением, и, так как живешь ты чуть ли не рядом, заходи туда почаще. Месье дю Бокаж пишет, что он с большим удовольствием сходит с тобой в театр и покажет все, что заслуживает внимания. Приглашение это стоит принять — у него очень хороший вкус. До сих пор я ничего еще не слышал о тебе от леди Харви, но коль скоро ты пишешь, что однажды ужинал у нее, то я считаю, что ты уже принят в этом доме. Попроси у нее совета во всем, что касается разных мелочей, поделись с ней трудностями, которые у тебя могут возникнуть, узнай, что тебе следует говорить в том или ином случае, у нее есть l’usage du monde en perfection[198], и она поможет тебе приобрести его. Госпожа де Беркенродде est petrie de graces[199], и твоя цитата как нельзя больше применима к ней. Думаю, что ты сможешь бывать у нее столько, сколько захочешь, и я советовал бы тебе ужинать у нее раз в неделю.

Ты совершенно прав, когда пишешь, что теперь, когда тебе предстоит расстаться с м-ром Хартом, советы будут нужнее тебе, чем когда-либо; верь, в моих у тебя не будет недостатка, но так как ты уже слышал их от меня не раз, мне скорее придется повторять то, что говорилось, нежели сообщать что-либо новое. Я и буду это делать, однако при случае кое-что все же добавлю. Пока же я только напомню тебе о двух поприщах, к которым ты неустанно должен себя готовить: это — парламент и дипломатия. Что до первой твоей задачи, то пока ты находишься за границей, ты можешь только добиваться чистой, правильной и изящной дикции, ясного и звучного произношения, на каком бы языке ты ни говорил. В отношении знаний, нужных тебе собственно для парламента, я позабочусь, когда ты вернешься. Что же касается иностранных дел, все, чем ты будешь занят за границей, может и должно служить этой цели. Больше всего тебе следует читать исторические книги — только отнюдь не смутную и недостоверную историю древних времен и, тем более, не эту никому не нужную естественную историю, толкующую о разных ископаемых, минералах, растениях и т. п. Нет, я говорю о полезной политической и конституциональной истории Европы за последние три с половиной столетия. Другое же, что облегчит тебе занятия иностранными делами и что не менее необходимо, чем знание древнего или современного мира — это великое знание света, манер, вежливости, обходительности и le ton de la bonne compagnie[200]. С этой точки зрения тебе надлежит особенно стремиться возможно больше бывать в хорошем обществе.

То, что я скажу сейчас, покажется тебе смешным, но, тем не менее, это — очевидная истина: самое важное для тебя сейчас во всей Европе лицо — это твой учитель танцев. Ты должен научиться хорошо танцевать для того, чтобы хорошо сидеть, стоять и ходить, а все это тебе необходимо для того, чтобы нравиться. Конечно, если учесть, что ты ежедневно должен заниматься физическими упражнениями, немного читать и подолгу бывать в обществе, день твой, надо сказать, очень плотно заполнен; но у того, кто умеет распределить время, его хватит на все, а я уверен, что ты не потеряешь ни одной минуты. В твои годы все, что делают люди, отмечено силой, бодростью духа, живостью и рвением, они impigri[201], неутомимы и быстры. Разница в том, что талантливый юноша употребляет все эти счастливые способности на достижение достойных целей; он старается превзойти всех и в том, что касается сущности жизни, и в том, что относится к показной ее стороне, тогда как какой-нибудь пустой ветрогон или тупица и плут растрачивает свою юность и весь ее пыл либо на пустяки, если он человек угрюмого нрава, либо на отвратительные пороки, если цель его — одни наслаждения. Уверен, что с тобою это не может случиться: твой здравый смысл и твое хорошее поведение были для меня до сих пор надежной гарантией твоего будущего. Только веди себя в Париже так, как вел до сих пор, и пребывание твое там сделает тебя таким, каким я всегда хотел тебя видеть, настолько приблизив к совершенству, насколько возможно для человека к нему приблизиться.

Прощай, мой дорогой; не забывай писать мне раз в неделю, не как к отцу, а со всей откровенностью, как к другу.