Интервью с матушкой Ксений Бычковой, создателем Богослужебного сборника на тайском языке, регентом православного храма на Пхукете – о том, почему тайцам близок знаменный распев, о трудностях перевода с церковнославянского на тайский, и о том, как национальная мелодия может стать молитвенным песнопением.
— Ксения, Вы уже 13 лет живёте в Таиланде. За это время Вы сделали множество переложений православных песнопений на тайский язык, выступали автором-составителем Богослужебного сборника для тайцев, а также создали церковный хор из местных жителей. Расскажите, как Вам вообще удалось организовать и обучить тайцев православным песнопениям? С чего это всё началось?
— В Таиланде есть некоторые особенности законодательства – чтобы организацию зарегистрировали, в ней должны присутствовать местные жители. Тут так во всём: иностранец не может купить здесь землю или открыть фирму, если там не будут работать хотя бы четыре тайца. Это закон – на каждого иностранца должно быть 4 тайца. Православная Церковь в Таиланде зарегистрирована как общественный фонд, и в её составе тоже обязательно должны быть православные тайцы и тайские священники.
Мы приехали в 2011 году, тогда был построен всего один храм в Паттайе.
За то время, что я здесь живу, открылось ещё 10 храмов, и с благословения владыки Марка (Головкова) было построено духовное училище. В этом училище с 2016-го года у нас учились тайцы, кхмеры, бирманцы и лаосцы. Конечно, они ничего не слышали и не знали о православной вере, и не понимали, чему конкретно их будут учить. Кто-то, кто был протестантом, думал, что мы просто будем изучать Библию. А в итоге наши ученики становились певчими, священниками, алтарниками и трудятся сейчас в православных храмах!
Поначалу обучением студентов занимался у нас отец Паисий, потом его перевели в Камбоджу, и преподавание легло на плечи нашей семьи: мы с моим мужем, отцом Романом, вдвоём занимались и обустройством прихода на Пхукете, и обучением студентов. В частности, я с ними занималась пением. Но в настоящее время училище пока не работает, а все мои бывшие ученики уже распределены по приходам, и на своих приходах служат и поют. Поэтому, пока я с тайцами не занимаюсь.
— Есть ли какие-то особенности в том, как поют тайцы? Может, у них какая-то особая манера пения, с которой нужно было их переучивать?
— В этом плане проблемы и задачи те же, что и с русским любительским хором. К нам пришли люди, которые никогда не учились музыке – тайцы, лаосцы, бирманцы. Но они оказались на удивление музыкальными, «поющими», хорошо обучаемыми.
Мой подход к обучению тайцев пению был таким же, как в спорте – сто тысяч повторений, и всё получится. Не получается – повторяем ещё раз.
Единственное, чем мне сложно было заниматься – переложениями на тайский язык.
— Наверняка, это очень кропотливый труд — перевести с русского на тайский, адаптировать и переложить песнопения, чтобы их было удобно петь на этом языке! Расскажите, как у вас был организован этот процесс?
— Конкретно переводами я не занималась. У нас переводчиками были несколько тайцев, которые учились в Санкт-Петербургской духовной семинарии. Потом стали унифицировать и редактировать переводы, сделанные в разное время, пытаясь привести их к какому-то единому знаменателю. Каждый, кто начинает этим заниматься, делает по-своему, поэтому данный процесс в каком-то смысле бесконечен.
Я занималась только редактурой и изданием. Нужно было сделать богослужебный сборник, чтобы можно было совершать службу на тайском. Мы сделали такой сборник, в который входят Вечерня, Утреня, Часы и Литургия.
Тайские религиозные мелодии очень напоминают наш знаменный распев. Я подумала, что он будет им близок, и родилась идея создать песнопения на тайском на мотивы разных распевов.
Сначала я сделала одноголосный обиход, а по прошествии какого-то времени – двухголосный, но не в терцию, а с добавлением басовой партии. Смысл был в том, чтобы было побольше унисонных кусочков, потому что тайцам было сложновато и непривычно петь в два голоса. Только какие-то редкие песнопения могут исполнить, например, «Трисвятое» болгарского распева из сборника Динева.
Конечно, люди без музыкального образования не могут читать ноты, поэтому разучивать с ними приходилось через «напевание»: мне нужно было самой выучить песнопение и спеть его на тайском, что для меня было не так просто. Мы начали с «Верую» и «Отче наш».
— А поют ли «Верую» и «Отче наш» все прихожане на Литургии?
— Да, поют, причём, когда на нашем приходе было больше тайцев, мы пели дважды – сначала на славянском, потом присутствующие местные жители – на тайском. Причём и на тайском, и на славянском мы пели «Верую» на киевский распев!
Сейчас, поскольку такого количества тайцев у нас уже нет, мы так не поем. Но те тайцы, которые разъехались по другим приходам, благополучно поют то, что они у нас выучили. Они, может быть, потом впоследствии сделают какие-то свои переложения.
Мне очень нравится идея – хотя я не знаю, насколько это практически осуществимо – взять за основу песнопений именно местную музыку, какие-то знакомые для всех тайцев мелодии. Например, в Китае, я знаю, местные миссионеры взяли за основу традиционную китайскую музыку для создания специфических китайских гласов. В этом участвовала моя учительница по гармонии Нина Борисовна Старостина. Она специалист игры на гуцинь, и для отца Дионисия Поздняева она сделала такую работу. Но я не знаю, насколько это практически применимо и легко ли это будет выучить новоначальным христианам.
Вообще, в истории христианства было много случаев, когда композиторы брали известные в то времени мелодии и обрабатывали их для церковных песнопений. Это вполне в христианском духе, православие должно быть живым, гибким! Мое глубокое убеждение в том, что не столь важно, как написано произведение, но всё решает то, как оно исполнено. Потому что можно вполне нецерковную мелодию спеть с молитвой, и она будет настоящей молитвой.
— Пишете ли Вы свои, авторские произведения специально для своего хора?
— Не пишу, но адаптирую произведения под свой состав, под любительский хор.
Я долгое время пела одна. Это было очень легко и комфортно, я подобрала себе хороший репертуар – перелопатила кучу литературы и нашла одноголосные распевы, которые можно было бы петь так, чтобы люди не уснули на службе. В то же время мне было важно, чтобы это был аутентичный распев.
Вообще, я считаю, что одна из самых значимых вещей, что делает регент – выбор репертуара. На меня всегда нагоняло страшную тоску плохое обиходное пение в терцию. Также я видела много таких регентов, которые были ранее участниками больших хоров, и они не могли расстаться с репертуаром этих хоров. Брали такие произведения, которые не подходят для состава, не соответствуют возможностям хора.
В период ковида появились желающие петь у нас в хоре. Я стала подбирать двухголосный репертуар. Не занималась гармонизациями, просто подбирала те распевы, которые нам подходили. В своей редактуре я либо оставляла где-то терцию, либо где-то басовую партию, но так, чтобы мелодия всегда оставалась – чтобы можно было безболезненно расстаться, например, со вторым голосом, который не пришел.
Я по образованию редактор, и видела свою редакторскую задачу в отборе материала и его адаптации к реалиям. Также было важно, чтобы тайцам самим нравилась та или иная мелодия. Например, мы стали учить с ними «Стрелецкую» и «Софрониевскую» Херувимские, но «Софрониевская» им гораздо больше понравилась, стала любимой, легла как-то на сердце. Я подбирала разный репертуар и потом смотрела – пойдёт, не пойдёт…
Одно время гостила у нас хоровой дирижер и профессиональный музыкант, Валентина Алексеевна Григорьева. Я ей дала «Достойно есть» царя Феодора, аутентичный вариант, попросила гармонизовать. Она сделала удивительно красивую гармонизацию! С тех пор мы поём её за каждой Литургией.
[«Достойно есть» с канала Ксении: https://youtu.be/VSZ7kIl_1yA?si=n6tGuysqp_yDN9d3]
— Ксения, поделитесь, какие у Вас планы по развитию Вашего хора на будущее?
— Мы сейчас стремимся расти в исполнительском плане. Идёт работа с вокалом, с более чистым интонированием, более культурным исполнением, более красивыми унисонами. Мы работаем над тем, чтобы вся программа звучала лучше, потому что в принципе мы уже много всего выучили, при этом и достаточно сложные вещи.
Я вижу задачу, чтобы всё, что выучено, хор мог легко и красиво исполнить. То есть уже в глубину работаю, а не в ширину.
У меня есть некий синдром самозванца. Я не могу сказать, что я стремилась к этим занятиям. У меня даже сомнений не было, что я не дирижер. Всё, что я могла сыграть на пианино, – это распевки для вокала. И все эти мучения в музыкальной школе и семинарии я терпела только ради пения в хоре.
Пхукетские прихожане чаще всего без российского церковного бэкграунда, мало кто знает состав службы или умеет читать по церковнославянски, поэтому поначалу было сложно. Когда на человека обваливается такой пласт информации, ему нужно время на то, чтобы всё это переварить.
Можно сказать, что только сейчас, спустя годы, это «переваривание» почти завершилось: никто не путается в службе, все знают последовательность, могут даже спеть Литургию без меня.
Церковное пение – это молитвенное общение с Богом, с духовенством, с прихожанами и друг с другом. И я вижу свою задачу в углублении этого общения – чтобы оно было более тонким и проникновенным.
Беседовала Ольга Корхова
Комментировать