3. Об особенностях в образе воззрения и жизни ветхозаветного человека

«Разогни книгу ветхого завета», писал покойный Гоголь одному своему собрату: «ты найдешь там каждое из нынешних событий, увидишь яснее дня, в чем оно⁸ преступило пред Богом; и так очевидно изображен над ним совершившийся страшный суд Божий, что встрепенется настоящее». И еще: «огни, а не слова, излетят от тебя, как от древних пророков, если, подобно им, сделаешь это дело родным и кровным своим делом, если только, подобно им, посыпав пеплом главу, раздравши ризу, рыданием вымолишь себе у Бога на то силу, и так возлюбишь спасение земли своей, как возлюбили они спасение Богоизбранного народа». Драгоценные слова для всех любителей истины, особенно для людей ученых, поэтов, литераторов! Для духовных же эти слова должны быть важны и приятны потому, что в них выражена высокая мысль о ветхом завете светским человеком; так как истинной духовности свойственны расположения такие же, какие выражены св. пророком Моисеем по случаю общения и некоторых других в его духовном даре: и кто даст всем людем Господним быти пророки, егда даст Господь Духа своего на них (Чис.11:29)? Только для приложения прекрасных слов о значении для нас ветхого завета к самому делу, требуется наперед от нашей мысли труд – так разогнуть книгу ветхого завета, чтобы удобно и просто было читать в ней нынешние события.

И это не малый труд: потому что в ветхом завете, хотя самое существо истины и веры одно и то же, какое вполне раскрыто в новом завете; но воззрение на истину и самая жизнь по вере были во многом различны от нового завета. Так, напр., по новому завету требуется, чтобы нам и мыслью, и волею, и сердцем, вообще душою и телом, жить уже не самим себе, а чтобы жил в нас Христос с Его любовью, спасающею все земное – человеческое: в ветхом завете это самое выразилось в том, что Авраам, веруя обетованию о благословении, в его семени – Христе, всех Языков земных, должен был всем домом переселиться из прежней своей родины в другую дальнюю и чужую землю, обещанную Господом его роду. По новому завету верующая душа, воспламеняясь любовью к созерцаемой благодати и борясь с неизбежными искушениями в жизни, совершает подвиги внутреннего просвещения и усовершения, и за то награждается духовными плодами своей веры и Божией благодати: в ветхом завете этот самый дух и сила действовали и раскрывались в Иакове, который, из любви к избранной им соучастнице в осуществлении обетований Божиих о будущем своем роде и всемирном Спасителе из этого рода, семь лет тяжкого труда для ее приобретения почел только за семь дней и потом, однако, был принужден вступить в супружество с иною нелюбимою, но зато не разлучился и от первой, и награжден плодоносием особенно последней. Само по себе видно, как трудно отчетливое разумение и приложение к нашему времени подобных примеров ветхого завета. По этой самой причине, конечно, и Церковь предлагает чтения из ветхого завета наиболее во время особенной духовной сосредоточенности православных, как то, в великий пост, в навечерие на самые великие праздники.

Чтобы сколько-нибудь посодействовать отчетливому разумению и верному приложению к «нынешним событиям» ветхого завета, мы предлагаем исследование главных и существенных особенностей в образе воззрений и жизни верующих в ветхом завете. Здесь объясним эти особенности: и в их корне, и в историческом их развитии и видоизменениях, и в приложении к нам, христианам, или к новозаветному образу жизни и воззрений.

Чтобы объяснить особенности ветхозаветного образа воззрений и жизни верующих в самом их корне, посмотрим, как и из чего возник ветхозаветный образ воззрений и жизни. Начало этого образа воззрений и жизни скрывается еще в Эдеме – в раю, где начался и ветхозаветный порядок вещей.

Эдемское или первобытное состояние человека было таково, что он, как созданный по образу Божию (Быт.1:27), находился во внутренней сообразности и живом общении с существенным образом Божиим, т. е. единосущным Отцу Сыном Его Богом Словом, и потому одушевлялся и живился, с первой же минуты своего бытия, дыханием из уст Божиих, т. е. Св. Духом (Быт.2:7). Не то, чтобы самой природе человека принадлежало Божественно-духовное: природу человека составляли только душа живая и, перстное тело (см. там же). Но первозданный человек, по самой своей природе, имел такую живую приемлемость и удобосообщимость с Божественным и духовным, что в надлежащем или нормальном состоянии он не иначе мог и быть, как сообразуясь Единородному и оживляясь Св. Духом. И такая благодать простиралась не только на душу, но и на тело человека: так что он, можно сказать, и дышал в общении Духа Божия⁹. А так как и весь мир, и в общем своем составе, и в каждой отдельной твари, представлял первозданному светлое и живое выражение зиждительных мыслей Божиих, открытых и осуществленных также Единородным и в своем совершении запечатленных тоже Св. Духом: то человеку вся вселенная, и в своей всеобщности, и в самомалейшей видимой твари, открывала новые разнообразные способы к полнейшему общению с Единородным и источники к обильнейшему исполнению Духом благодати. И в телах небесных, и в животных земных, в деревах, в последней былинке – чистый и Богусообщный человек беспрепятственно мог читать творческую волю и мысли Отца небесного, внятно слышать зиждительные глаголы Ипостасного Слова и с живостью наслаждаться разносящимся всюду веянием Духа Святого¹⁰. Рай, как особенною благостью Творца ущедренное место жительства человеческого , с своими водами, деревами и животными представлял, по превосходству, обильные пособия, побуждения и средства человеку к той жизни, чтобы во всем видимом слышать духовное и Божественное, и в области природы видеть и вкушать истинные блага небесного царствия. Посему, и самый духовно-благодатный закон, требовавший, чтобы человек у Бога был как послушное отроча, не хотящее без вразумления и воли Отца даже и разумети благое или злое (Ис.7:16), выражен был в чувственном дереве, плоды которого ему запрещено было вкушать, и которое потому отличено было от прочих дерев райской природы знаменательным именем древа познания добра и зла (Быт.2:9). Равно и та духовная тайна благодатной жизни человека, что источник этой жизни находится отнюдь не в нем самом, что такая жизнь есть собственно дар Божий, – эта благодатная тайна выражена была и проявляла свою силу также в видимом эдемском дереве, плоды которого предотвращали ослабление и ветшание самой физической стороны человека: и это дерево, духовно-таинственное по своему смыслу и силе, было равным образом чувственное по виду и существу, но отличенное от прочих дерев эдемского сада, и называлось особым именем – древа жизни посреди рая (см. там же). В особенности же о первозданной человеческой чете должно заметить, что муж и жена, видя и слыша даже в чувственных созданиях выражения мыслей Отца, осуществленных Богом Словом и запечатленных в их совершении Св. Духом, тем несравненно более ощущали и сознавали подобный (только по превосходству высший) смысл и силу – друг в друге: именно – будучи оба созданы по образу Божию и тем поставлены в живое сообразование с существенным Образом Божиим, не могли же они не видеть и не чувствовать взаимно друг в друге этого живого и светлого отображения ипостасного Сияния славы Отчей, Сына Божия, – отображения, одушевляемого благодатью Духа Святого. И притом, муж должен был созерцать такой небесный отсвет в своей жене не иначе, как (по его выражении о жене) – в плоти от плоти своея и в кости от костей своих (Быт.2:23), т. е. как в своем теле; а следственно, и жена должна была видеть живой образ Сына Божия в муже не иначе, как в своем главе. Так в видимой человеческой чете выражалась и действовала благодатная сила и той великой духовной тайны (протолкованной после апостолом Павлом из слов самого же Адама Еф.5:30–32), что Христос Сын Божий соединен с своею Церковью, как глава с телом.

И так эдемское состояние первозданных человеков было вообще таково, что все видимое, начиная с них самих до употребляемых в пищу плодов древесных, – вся природа, подлежащая их чувствам, с самою живою внятностью и ощутительностью для них, возвещала им о творческих мыслях всеблагого Отца, приведенных в исполнение единосущным Его Словом и утвержденных единосущным же Его Духом. Поэтому самый, уже успевший восстать против Создателя, бесплотный искуситель, – когда ему попущено было подступить с своим искушением к человекам, – нашел нужным употребить в свое орудие также видимую, принадлежащую земной природе тварь – змия. И среди раздававшихся пред живою восприимчивостью жены гласов о Творческой всемудрой любви от всех созданий, на какое бы из них не обратила она своего внимания, – искусителю удалось, скрывшись в видимом змие, заговорить с женою и увлечь ее своей беседой, так что она не успела и приметить неестественность этого нового, противного общему небесному строю, клеветнического голоса. – И таким образом всеродное, страшное духовное несчастие выйти из свободной сообразности с Сыном Божиим, из сыновнего послушания небесному Отцу, из готовой всегда преданности влечениям Духа Святого, – совершилось с человеками (опять вполне соответственно с их устроением и состоянием Эдемским) чрез чувственное вкушение видимых плодов с одного из дерев эдемского сада.

Так человечество отпало от чудной и щедродаровитой благодати¹¹ первобытного своего состояния, как прекрасная виноградная ветвь от своей лозы или от корня своего (Ин.15:1–2). Но ветвь, оторванная от своей лозы или корня, не тотчас же совсем засыхает; особенно же, если она, при отделении своем от корня, не подвергалась какому либо усиленно-иссушающему влиянию и потом не брошена, а водружена в сосуде с свежею, живительною водою, – то в этой ветви на значительное время может продолжиться растительная жизненность и даже некоторое прозябание. Подобным образом и человек не вдруг же чрез свое грехопадение утратил все остатки первобытной приемлемости и удобосообщимости к силе и выражению Божественного и духовного, слышного во всех созданиях и особенно в самом человечестве. Так долженствовало быть, и на самом деле так было, тем более что человеки вовлечены были в грехопадение хитрым обманом, а не своею мятежностью, и после грехопадения Богом не отвержены на погибель, а поставлены в области обетованного благодатного спасения. И вот начался тот порядок в деле спасения человеческого, что тайна будущего благодатного спасения человеку открывалась от Бога и человеком чрез веру усвоялась не иначе, как на основании или на условиях остатков первоначальной человеческой восприемлемости и сообщимости с божественным и духовным, слышным в самом видимом и мирском.

Отсюда произошло, что благодать обетованного спасения ветхозаветные верующие разумели в своих воззрениях и воспринимали в жизни не вполне и не прямо в самом существе благодати, а более или менее в одних только ее образах, взятых из области видимого и естественного – мирского. Вот корень ветхозаветных особенностей в образе воззрений и в жизни верующих. Открыть и предоставить верующему благодать Христову прямо и вполне в ее существе и истине было еще не время; ибо в духе человеческом много еще было живых остатков первобытной восприимчивости к Божественно-духовному, слышному и видному в мире или вообще в области видимого и естественного, и потому человечество, не испытанное многовековыми опытами, еще не могло ни сознавать, ни чувствовать всей крайней нужды в благодати спасения. Мало того, была и очевидная, неизбежная опасность, что ветхозаветный человек нескудные останки своей естественной (уже возмущенной грехом) приемлемости к Божественному смешал бы с дарами и силою самой благодати, если бы последняя тогда же предоставлена была ему прямо в собственном своем существе¹². Поэтому и дано ветхозаветному верующему, как в его воззрениях, так и в жизни, воспринимать обетованную Христову благодать не иначе, как в образах, взятых из области чувственного и естественного; и – это дотоле, пока совсем не иссохнет самый корень этих ветхозаветных особенностей в образе воззрений и жизни, именно пока не истощится в человеке остаток первоначальной естественной восприимчивости к духовному и Божественному в самом видимом мире и природе, истощится до невозможности для человека досягать этим путем до благодати спасения.

Согласно с таким свойством и силою своего корня и проявлялись ветхозаветные особенности в воззрениях и жизни верующих, начиная от изгнания праотцев из Эдема до самого пришествия Христова. Так Адам, только лишь успел услышать от Бога приговор смерти себе и своему роду, как свою жену называет жизнию, яко та мати всех живущих (Быт.3:20, слич. 19 ст.). Видно, чрез веру в обетование о победоносном над змием Семени жены праотец наш ощутил в лице жены указание на Матерь Божественного семени – Христа и, вместе с этим и по этому самому, видел уже в своей жене снова, как до грехопадения, светлый образ матери живущих благодатною жизнью – Церкви Христовой (обе эти идеи – о Церкви и о Матери Божией – соединялись в ветхом завете под одним образом и в других местах, напр. в 44 псалме). Равным образом и сама Ева, рождая детей, принимала одного за человека, стяжанного самим Богом или почти за человека – Бога (Быт.4:1), а другого – за восстановленное ей самим же Богом семя (ст. 25); очевидно, что она в образе своих детей, приникала верою к обетованному ей Божественному семени. Так, впоследствии и Авраам оставил прежнюю родину и пошел в совершенно неизвестную землю, созерцая в образе (чувственной) земли обетованной духовную область благодатного спасения и благословения в его семени – Христе всех языков земных. Так и Иаков, избрав своим сердцем соучастницу исполнения Божественного обетования о многочисленном потомстве (соединенного с обетованием о Христе), – верою своею, которую с особенною силою оживляла любовь его к Рахили, ощущал в ней, по остаткам райского воззрения, светлый и прекрасный образ Церкви – области благодати и спасения. И таким образом, бесплатно трудясь из любви к Рахили семь лет, как будто не более семи дней, он выразил в этом, действительно, ту самую духовную силу жизни созерцательной, по которой, восхищаясь созерцанием благодати, праведник не чувствует тягости своих подвигов и испытаний. В последующие времена, видимая красота новорожденного младенца возбудила в Израильском семействе особенную к нему любовь, чрез которую оживилась в том же семействе и особенная вера в благодать спасения, обетованную Израилю; и вот, именно по духовной силе веры, Моисей родився сокровен бысть три месяцы от отец своих, зане видеша красно отроча (Евр.11:23). Затем, странствуя из Египта в землю обетованную по вере в обетованное спасение, Израильтяне испытывали и проявляли образно дух и силу того, что относится собственно к духовному странствованию из погибельного мирского состояния в царство небесное. В чувственных врагах слышались им духовные враги нашего спасения, темные начала лжи и зла. Чувственный Агнец пасхальный, – чудесная и чувственная же манна, – естественная, хотя и чудом изведенная, вода, – видимый переход чрез Чермное море – указывали им, или, по крайней мере, давали чувствовать силу таинственного избавления от гибели, силу духовной и Божественной пищи и пития, силу таинственного вступления в новую спасительную жизнь. Иерусалим, Сион, престол Давидов не только в блестящие времена ветхозаветной теократии, но и в то время, когда уже прозираем был и даже когда уже наступил испровергший все это Вавилонский плен, предуказывали не просто только вере, но и Богопросвещенному взору пророков – царство Христовой благодати и даже вечной славы. Те же образы, с тем же непосредственно-ощущаемым духовным значением, предносились вере и в самые поздние времена ветхого завета, когда вера с некоторым предначатием духовной отчетливости поучалась в словесах Божиих и выражала свое чистое понимание слова Божия в так называемых неканонических священных книгах. И даже, когда корень ветхозаветных особенностей в жизни и воззрениях веры совсем иссыхал, так что народ Божий своим большинством стал, по поводу самой образности ветхозаветной, ожидать какого-то чувственного и мирского царства Христова, – самая благодать нового завета возвещалась и являлась вначале, сообразуясь с ветхозаветною приемлемостию веры. Ибо не только рождение Предтечи Господня приветствовано было такими словами отца его: благословен Господь Бог Израилев, яко посети и сотвори избавление «народу своему», и воздвиже рог спасения нам в дому Давида... спасение от враг наших, и проч. (Лк.1:68–71), но и Ангельское благовещение о зачатии и рождении самого Господа выражено пресвятой Деве, между прочим, так: и даст Ему Господь Бог престол Давида отца Его и воцарится в дому Иаковли и проч, (там же ст. 32 и 33). Таким образом ветхозаветные особенности – воспринимать духовно-благодатное в образах, взятых из области земного и видимого, оставались в своем действии (согласном с эдемским корнем своим), пока сам Господь не отменил их, исторгнув самый, уже иссохший тогда, корень их. – Но вникнем и в самое развитие или исторический ход и видоизменения ветхозаветного образа воззрений и жизни верующих, и – нам еще лучше и полнее раскроются особенности этого образа воззрений и жизни.

В последовательном раскрытии ветхозаветных особенностей, относящихся к образу жизни и воззрений веры, можно примечать две стороны – внешнюю и внутреннюю, развивавшиеся, впрочем, в неразрывной между собою связи.

Внутренняя сторона определялась тем, что остатки эдемской восприимчивости к Божественно-духовному, открывающемуся чрез самое видимое и земное, грехопадением были уже подорваны у человека в самом своем основании, – т. е., в беспрепятственном для его природы общении с существенным Образом Божиим – Богом Словом (а в Нем и с Отцом, – общении в силе и действии Святого Духа), а потому, с раскрытием человеческой греховности, эти эдемские останки по необходимости должны были более и более истощаться; а следовательно, соответственно этому, должен был видоизменяться и самый образ восприятия (при помощи этих райских останков) обетованной и ожидаемой благодати спасения. Чем более в человеке закрывалась или возмущалась грехом восприимчивость к Божественному в образах, взятых из области мира и природы, тем, очевидно, более точное и положительное требовалось раскрытие Божественного и благодатного, выраженного в этих образах; иначе человек стал бы извращать смысл Божественного и благодатного, смутно или смешанно им ощущаемого. А когда та или другая существенная¹³ сторона благодатного спасения, от преумножения грехов, затемнявших духовное знаменование чувственных образов, готова была в них совсем закрыться для веры: для спасения человека была неотступная потребность уже в возможно-полном, или евангельском раскрытии таких сторон спасения; – иначе и верующий человек оставлен был бы на жертву неизбежной погибели. Когда же, наконец, и вся чувственная образность ветхого завета совсем затемнялась в своем духовно-знаменательном значении, и стихии мира, дававшие эдемскому духовному слуху и взору ясно слышать и видеть в своей области небесную благодать, делались совсем для этой цели немощными и худыми (по Апостольскому выражению, Гал.4:9): то надлежало или человечеству совсем погибать, или благодати Христовой явиться и быть восприемлемой уже вполне и прямо в своем духовном существе и истине, – прийти самому Христу с новым заветом. Таков характер и самый порядок в развитии внутренней стороны ветхозаветных особенностей в образе восприятия Благодати, или, что то же, в жизни и воззрениях веры. – Что касается до внешней стороны в том же самом, – она зависела от того, как раскрывалась и видоизменялась самая среда видимого и земного, из которой наибольшею частью взимались и которой всегда соответствовали видимые и земные образы Божественно-духовного или благодатного. Эту среду вначале составляла патриархально-семейная жизнь верующих; далее – жизнь их племенная и народная; еще далее, гражданская и государственная; и наконец, более и более упадающая под игом порабощения и рассеяния – жизнь Израиля. Соответственно такому последовательному порядку и видоизменениям этой своей среды ветхозаветная вера и воспринимала грядущую благодать спасения в образах предметов и обстоятельств Богоправимой жизни сначала патриархально-семейной, потом народной, – гражданской, – порабощаемой и упадающей.

Для ясности и в подтверждение сказанного, представим весь ход развития Ветхозаветных особенностей в образе воззрений и жизни, – на одной общей картине.

Первое звено этого развития мы видели уже прежде, когда раскрывали происхождение и корень ветхозаветных особенностей в жизни и воззрениях веры. В оторванной от живоносного корня, однако еще свежей и зеленеющей ветви человечества, которая при том водружена была в духовный сосуд обетований и откровений о благодати спасения, так свежи и обильны были остатки эдемской удобосообщимости с Божественно-духовным, виднеющимся и слышным в самом естественном и чувственном, что, приняв с верою обетование о спасителе, осужденный на смерть праотец наш видел и признавал в своей жене, как в Церкви, духовное сокровище жизни для всех живущих; а праматерь, рождая детей, принимала того или другого из них чуть не за самого Обетованного или за самые выразительные Его образы и залоги. Это мы уже видели выше. Таким образом Благодать спасения и стала предизображаться и верою предусвояться сначала в кругу и обстоятельствах семейно-патриархальной жизни. О том, как еще эдемски-внятно все видимое вещало людям о Духовно-небесном и (тем, конечно, живее и яснее давало им прозирать обетованные блага спасения), – нет нужды и говорить; так как первые люди и жили прямо рая сладости – этого неба первобытной жизни, которого они лишились, и херувим с пламенным оружием был открытым для зрения стражем пути к древу жизни (Быт.3:24).

И не одна тысяча лет прошла под этим патриархально-семейным порядком, который, впрочем, с продолжением времени, естественно более и более ветшал или утрачивал свою первоначальную силу и жизненность.

В первые времена, в сынах и потомках согрешившего Адама так свежи еще были оживляемые верою в Божественные обетования останки первобытной сообразности и сообщности с Сыном Божиим – Богом Словом, или, что то же, так светла и открыта была в верующих человеках печать сынов Божиих (Быт.6:2), что для благодатного просвещения и спасения своего им оставалось только не закрывать очей от этого, ярко еще для них сиявшего в земном, небесного отсвета. Но при сем и грех также не останавливался в своем развитии. И вот самые сыны Божии стали опускать из виду горний отсвет, видный в земном и естественном, и привязывались просто уже к одной лепоте земного: видевше сыны Божии дщери человечи (уже не более, как человечи), яко добры суть, пояша себе жены от всех, яже избраша (Быт.6:2). Богатое жизненностью семя сынов Божиих, повергаемое на чисто плотскую почву, могло и приносить только уже плотский плод, поражающий обилием и силою только плотской жизни: егда вхождаху сынове Божии к дщерем человеческим, и раждаху себе: тии бяху исполини, иже от века человецы именитии (Быт.6:4). И таким образом, среди обилия останков первобытной жизненности и свежести, при ярком во всем отсвете духовно-Божественного, все почти человечество стало плотию, в которой Духу Божию не было уже места (Быт.6:3.). И всемирный потоп смыл страшно разросшееся, в виду еще (можно сказать без иносказания) самого Эдема, нечестие первого мира, который не хотел знать и чтить, так близко всеми и во всем ощущаемого, Божества.

В последующие за тем времена семейно-патриархальный быт продолжался еще в человечестве, хотя уже более и более переходил в быт племенно-родовой и народный по различным племенам и языкам. Также и восприимчивость к видному и слышному в земном и чувственном духовно-Божественному и благодатному была еще очень жива и отличалась самою непосредственною или чисто патриархальною простотою; впрочем, она была уже столько возмущаемая увлекаема естественною греховностью, что человек и не теряя из виду высшего Божественного отсвета в дольнем или чувственном, стал, без управления правою верою, приписывать ощущаемую им Божественность самому видимому и дольнему. Началось, таким образом, языческое служение тварям как божествам, перемешавшее и самые чистые предания с баснями. И вот, для предостережения от этого нового заблуждения, охватившего почти весь тогдашний мир, по распоряжению Божию оказалось нужным – вывести или изъять из ряда размножающихся племен и языков истинно-верующего патриарха и его род, которому и даны были Божии обетования о происхождении именно от него грядущего Спасителя всех племен и народов земных. И тайны обетованного Спасителя и благодатного спасения продолжали, с эдемскою почти простотою, проявляться в семейно-патриархальной жизни преимущественно (но еще не исключительно) этого избранного семейства и рода; а для утверждения правой веры против усиливавшегося заблуждения боготворить самые видимые отображения Духовно-божественного, умножились чрезвычайный откровения и Богоявления. Такова история Авраама, Исаака и Иакова с их семействами и еще, вне избранного рода, такова история Иова.

В последствии – отделенный от языков род Авраамов размножился в народ; а усиливающаяся греховность, извращая в человеке духовную чувствительность к видимой в творениях присносущной силе Божества (Рим.1:20), неудободержимо увлекала человека к обожанию тварей и к необузданности страстей (как это с чрезвычайною поразительностью открывается в истории обстоятельств и поступков странствующего из Египта, избранного народа). В таком состоянии человечества, обетованная Христова благодать предъявляла себя в среде и событиях народной жизни, поставив избранный народ под строгую стражу закона, изобразив духовные свои блага и внушения в точно определенных постановлениях, относящихся впрочем к ярко еще отсвечивающим духовною знаменательностью видимым и естественным предметам, как-то: к кровавым жертвам, к очистительным омовениям, к чистым и нечистым животным, к разделу и благам обетованной земли, и проч, и проч. Под таким водительством, образно-открывавшейся Христовой благодати, Израиль занял завоеванную им землю обетованную, как область обетованного спасения. Возделывание и плодоношение этой земли, освященное праздниками, оттенялось для верующего также благодатною знаменательностью. Враждебные языческие племена, окружавшие Божий народ и, при умножавшихся неверностях последнего Господу, озлоблявшие этот народ, внятно выражали собою силу и значение духовных врагов спасения. И юный Божий народ жил под управлением прямо Божией десницы, всегда для него ощутительной и особенно проявляющейся в откровениях, то смиряющей своеволие народное общественными бедствиями, то милующей и спасающей озлобляемый и исправлявшийся народ чрез Духоносных вождей; народная жизнь Израиля и была духовно-церковною его жизнью в дому небесного Отца, ограждаемою оттеняющим будущие Христовы блага законом.

Век Давидов и Соломонов, до которого уже мы дошли, представляет как бы расцвет развития ветхозаветного образа воззрений и жизни верующих. Ибо, с одной стороны, народная жизнь Израиля (хотя пополам с греховным самоволием, которое потребовало себе царя у Бога, с некоторым пренебрежением Божественного управления (см. 1Цар. 7. 8), и за то наказано было бедствиями Саулова царствования), успела развиться в такое Богоправимое гражданство, которое получило себе царей по сердцу Божию – Давида, приявшего от Бога обетование о происхождении Христа Спасителя именно из его царственного рода, и Соломона, удостоившегося Богоданной премудрости и вместе славы воздвигнуть Всевышнему единственный в мире храм. И в принадлежностях этого Богоправимого гражданства (каковы в особенности составляющее средоточие его – Сион и Иерусалим с храмом), по преимуществу же в самых лицах этих великих царей – грядущая Христова благодать нашла новые светлые образы , новые выразительные залоги своих духовных благ. С другой стороны, духовно-Божественное и благодатное, отражавшееся для веры в чувственном и земном, нашло для себя (главным образом также в Давиде и Соломоне) Богодвижные органы к своему словесному изражению в Богодохновенных песнях (разумеем Псалтирь), – в высоких уроках и созерцаниях небесной Премудрости и любви (разумеем книги Притчей Соломоновых, Екклезиаста, Песнь песней).

Но слишком кратковременен был этот прекрасный расцвет ветхого завета: потому что видимое и земное, сколь бы светло ни отсвечивалось небесным и духовно-благодатным, при отсутствии самой существенности истины и благодати – естественно должно быть непрочно и при беспечности кончиться суетою (что во всей горечи испытать, сознать и почувствовать и дано было от Духа Божия именно Соломону)¹⁴.И вот, вслед за Соломоновым царствованием теократическое гражданство Израиля распалось на две половины, из которых наиболее значительная¹⁵, потеряв храм и истинное Богослужение, не в слишком продолжительное время совсем почти растлилась язычеством и потому была пленена и рассеяна в языческом мире. Но и остальная¹⁶ половина, с своими царями из Давидова рода и с храмом истинному Богу, упадала в вере до того, что для нее тускнели и померкали не только издревле светившиеся, но и так еще недавно данные образы и залоги обетованного спасения и Спасителя. В таких-то обстоятельствах обетованной благодати Христовой, если она не хотела вовсе оставить человека, оставалось одно – открывать избранному народу с евангельскою ясностью те свои стороны, образы которых померкали и затемнялись греховностью. Так напр. дом Давидов, столь недавно получивший обетование о происхождении из него Спасителя, при напоре сильных врагов, уже как сам не сознавал, так и в глазах других терял свою духовную знаменательность, указующую на непреложное спасение, и предавался страшному унынию и отчаянию вместе с своим народом (Ис.7:2). В этом случае, назнаменованную в доме Давидове тайну спасения, именно происхождение из сего дома самого Спасителя, предлежало открыть уже с простотою евангельскою: се Дева во чреве зачнет и родит Сына и пр. (Ис.7:14). Так же, когда предизображающая искупительную смерть Христову кровавый жертвы, по лицемерию и другим грехам приносивших оные, становились мерзостью в очах Божиих и тем совершенно омрачались для веры: то искупительная смерть Христова открываема была, по необходимости, уже в евангельском свете не только по своим обстоятельствам, но и по своему таинственному значению (Ис.53). И вот в пророческих книгах, и по преимуществу в кн. пророка Исайи, наряду и во внутренней связи с образными откровениями, встречаются целые страницы евангельски-ясных предвещаний о великой тайне Христовой. Так, истинной вере, и среди сумраков неудержимого увлечения народа Божия к языческим заблуждениям и порокам, не преставал быть видным путь спасения.

Для оживления растлеваемого необузданною греховностью ветхозаветного порядка вещей употреблено, наконец, последнее решительное средство, сила и значение которого определяются тем, что сокровище, пренебрегаемое человеком при его обладании, оценяется по достоинству тем же человеком при его лишении. Народ Божий был отведен в плен, и – все образы, все видимые залоги пренебрегаемой и преогорченной Благодати были осквернены или разрушены. И на реках вавилонских избранный Божий народ вспомнил Иерусалим, как бы утраченное царство небесное... По возвращении же в землю обетованную, иудеи являются в своем большинстве уже свободными от своего страстного увлечения язычеством, подобно как иной христианин, испытав за упорную измену Христу всю горечь и беду жизни безблагодатной, по обращении своем уже сам с живостью отвращается от своих прежних идолов. И было в остатках народной жизни у Божия народа время, хотя самое краткое, когда вечерний и почти уже заходящей свет отражающегося в земном и чувственном горнего и Духовного еще раз блистательно озарил этот народ победоносною свободою и славою (при Маккавеях). И вера, которой дано, в этот остаток ветхозаветных времен, уже самой входить в свет данных прежде откровений без нужды в новых откровениях, успела сделать несколько таких духовных опытов верного и живого изучения слова Божия, что эти духовные опыты, как относящиеся к урокам Божественного воспитания ветхозаветной веры в образ и руководство для веры новозаветной, христианскою вселенскою Церковью признаны за священно-поучительные для всех верующих на все времена, вместе с откровениями Слова Божия. Разумеем здесь библейский отдел неканонических Св. книг, как-то: книги премудрости Соломоновы, Иисуса сына Сирахова, Товита и другие. Но при всем этом и греховность человеческая сделала, так сказать, тоже последние усилия к окончательному и решительному извращению Богоданного завета тех времен. Отвращение от язычества мало-по-малу превращалось у Иудеев в самомнительное отвращение от самых язычников и в духовно-горделивое сознание своего достоинства, как Богоизбранного народа, потомства Авраамова и проч... Ревнивая верность и усердие к Божию закону и пророкам понемногу превращалась в неразумное и рабское ревнование по одной мертвой букве закона и пророков. с забвением живительного их духа и силы, с невольническим страхом казней за неверности¹⁷. Самое исполнение Богооткровенных заповедей незаметно так настраивалось, что иудей, исполнивший то или другое предписание Божия закона, признавал уже себя в этом отношении правым пред Богом и людьми; и таким образом, вместо Божией правды, которую вера и верность Богу должны были, как дар, воспринимать от Него, иудеи в воззрениях и в жизни начали горделиво поставлять свою правду, как заслугу собственных дел пред Богом и людьми. Самые даже, взятые из области чувственного и земного, образы грядущей Христовой благодати, которые уже давно утратили свой первоначальный живой блеск, большею частью иудеев соблюдались и разумевались в таком смысле, будто Христос откроет мирское царство, преизобильное довольством, силою и славою мира сего, и чувственно покорит себе языческий мир. Так, по Апостольскому выражение, стал по премногу грешен грех, – самым благим (добром), и именно Божиим законом и откровениями, содевая смерть духовную человеку (Рим.7:13)! Так изветшали и стали немощны и худы, бесполезны и недейственны – стихии мира, которые были средою и главными способами ветхого завета! Оставалось или погибать человеку, или явиться спасительной Благодати и истине вполне и прямо в своем существе: и Бог Слово плоть бысть, – пришел Сам, исполненный истины и благодати (Ин.1:4).

Таково развитие (от начала до конца, хотя изложенное в самых кратких чертах) ветхозаветного образа жизни и воззрений веры и Церкви! Кому угодно сообразить это развитие с ходом и развитием и прочего человечества, относящегося к Церкви, как к своей сердцевине или к жизненному для всего мира зерну: тот пусть возьмет во внимание, как сильно языческий Восток, ранее прочего языческого мира пробужденный к общественной жизни, был движим и, можно сказать, подавляем своим нелепым благоговением к природе и к собственным чудовищно-фантастическим созданиям, – как живо Эллины сознавали человека по самой его наружности «боговидным» (по выражению их же книг)¹⁸, – как всюду в природе – в заре, в солнце, в земле и проч., они чувствовали (хотя и извращали в своем представлении) Божественное, – как у них боговидные и богоравные, вместе и с самими их божествами, любят есть и пить, и – это, при всей своей видимой несообразности с горним, не представляется однако простою животностью, какою ныне показалась бы подобная чувственная жизнь. Из этого до очевидности ясно, что вообще древнее человечество, даже и при отуманенном и возмущенном грехом духовном чувстве, весьма чутко было к Божественному в самом земном и видимом, что оно, по своей греховности, неудободержимо увлекалось к смешению Божественного с отображающими его тварями, и что, потому, крайне опасно и неблаговременно было в такие времена открывать человеку вполне Божественную истину и благодать, что, наконец, еще удобно было уроки Божественной истины выражать для веры в чувственном, в самом даже ядении или питии (Кол.2:16). Или и это трудно понять, что почва ветхозаветного Мира была общая, как для пшеницы веры, так и для плевел отпадения от веры, и что, следовательно, и от прозябения сих последних, она может быть уясняема? Так духовная почва и нашей современности, если надобно изучать эту почву для более успешного духовного земледелания, может и должна быть разъясняема не только тем, как на ней растет пшеница Божией истины и веры, но и тем, как на ней же прозябает и мнящаяся пшеница – пустоколосица и плевелы.

Заключим наше исследование ветхозаветных особенностей в жизни и воззрениях веры нужными выводами по отношению к новозаветным воззрениям и образу жизни по вере.

Мы, верующие сыны нового завета, верою разумеем и в жизни усвояем себе уже прямо самое существо и силу Христовой истины и благодати, которую в ветхом завете разумели и усвояли более или менее образно. Итак, не потеряло ли уже для веры своего духовного значения видимое, чувственное, земное, и в особенности жизнь семейная, народная, гражданская – эта среда ветхозаветной образности? Никак, если только мы сами не захотим допустить, чтобы все это было у нас только плоть, отревающая от себя Духа Божия. Дело в том, что ветхозаветная вера, как возрастающее и воспитываемое дитя (Гал.4:1–3), чрез образы возводилась к проразумению и предусвоению спасительной благодати и истины: теперь, в новом завете, вере дано ходить в открытом свете Христовой истины и благодати, и этим светоносным началом с отчетливым сознанием освещать для себя все – и внутренний мир души и внешний мир природы, истории и проч. Что же отсюда следует для нашей веры относительно земного и чувственного? То, что это земное и чувственное, возводившее ветхозаветную веру к духовному и божественному чрез простые непосредственные впечатления на чувства, теперь новозаветною верою может и должно быть уже с отчетливым сознанием, с сыновнею свободою, как изучаемо, так и употребляемо именно в том своем значении, что вся эта область земного и видимого, природа и человеческий мир, в целом и в частях до подробностей, в законах, в силах и в их проявлении, выражают мысли Отца небесного, осуществленные Его единородным единосущным Сыном, совершенные Св. Духом, – и в том же Христе, Сыне Божием по благодати Св. Духа доступные нашему разумению и усвоению. Чрез это только и могут возвышаться до истинной высоты нового завета наши воззрения и наша жизнь; чрез это просто, сами собою примиряются нередко борющиеся направления: ревность по благочестию – в одних, и стремление к живой мыслительности, к отчетливой деятельности – у других. Вас снедает ревность по вере? Не давайте же оставаться зарытыми, не выведенными на свет знания и употребления, безмерным сокровищам Божиим – в природе, в человечестве, во всем видимом и земном. Или вы томитесь жаждою знаний, снедаетесь стремлением к деятельности, ревностью о преспеянии всего, вас окружающего и с вами связанного? Наш Господь и Спаситель, усыновивший нас своему небесному Отцу, сам того же желает; Он дает дела всем и требует дела у всякого и на всяком поприще. Ибо Он стал человеком для того, чтобы все человеческое принадлежало Ему, и чрез это очистилось и спаслось от всякого растления лжи и греха. Поэтому будем работать мыслью или руками уже не на заднем каком-либо духовном дворе, наряду с незнающими Христа (или, может быть, и с бессловесными), а в дому Отца небесного, как Его дети и наследники Его сокровищ во Христе Сыне Божием.

Что касается в особенности до жизни семейной, народной и гражданской, – в ветхом завете все это составляло среду, поднимавшую верующего к воззрению издали на грядущую Христову благодать и к усвоению ее благ. А теперь мы, уже знающие и имеющие во Христе самое существо благодати и истины, можем и должны уже прямо и вполне сознательно созидать, и развивать свое, и семейное, и народное, и гражданское, благоустройство – на основании Христовой истины и благодати. Так, в ветхом завете в патриархально-семейной жизни, супружество, дети давали предощущать верующим обетованного Божественного потомка Христа и союз Его с Церковью: теперь в новом завете Божественный союз Христа и Церкви благодатно отображен в каждом супружестве, и – вере остается только не вотще принимать эту благодать, а напротив всегда внимать ей и чрез это приводить ее всегда в живое движение. В ветхом завете народ избранный и земля обетованная удерживала свою духовную знаменательность, именно как Божий народ, как Божия земля: в новом завете уже вполне известно, что сам Бог Слово во плоти жил под условиями народной и гражданской жизни на земле, и это для всего человечества на все времена: и таким образом, вере нашей в воззрениях и жизни, относительно гражданства и народности, предлежит только удерживать за ними и проводить дальше и дальше в их области эту великую благодать, делающую и земное наше жительство небесным. Не забудем главного:

Благодать и истина открыты и даны нам, христианам, в самом своем существе: но надобно нам в воззрениях и жизни не зарывать, а употреблять в самое дело Божественное сокровище Христовой истины и благодати. Тогда вся Божественные силы яже ко животу будут действовать в нас во Св. Духе (2Пет.1:3), и вся сокровища премудрости и разума будут раскрываться для нас во Христе (Кол.2:3). Иначе же, само собою разумеется, что и православные христиане, при всей высоте своего новозаветного призвания, будут не только в семейной или гражданской, но и в духовно-церковной жизни такие же плотские люди, как и прочие сыны Адама и Евы, пробавляющиеся только естественно немощными силами и идущие естественно разбитыми путями; – в чем уже и начали ныне гласно признаваться с благородною откровенностью¹⁹. Так в жизни! Такая же несчастная несостоятельность неизбежна и в воззрениях христиан, коль скоро мысль последних или не будет достаточно вникать в Христову истину, как бы в землю зарывая это небесное сокровище, или не захочет Христа признавать своим всеуясняющим светом и верховным началом, по-язычески блуждая своими самовольными путями. В первом случае, воззрения христианские окажутся односторонними, узкими и даже мертвыми; доказательств на это мы не станем приводить. Во втором случае, воззрения рано или поздно так запутаются, что мысль окажется – в безвыходном положении. Доказательством этого может уже служить ныне и новейшая философия. С глубоким вниманием и совершенным беспристрастием следящие движения философии находят, что, в области философии, логической способности разума ничего не остается более делать... «Или искомое знание (высшего Всеначала) для нас вовсе недоступно, или – доступно, но может быть достигнуто только совсем иным путем, путем непосредственного реального соотношения с предметом знания» (Рус. Беседа 1859 г. III. Рационалист. движ. философии). Подобным образом запутаться в воззрениях и сбиться в жизни и самый ветхозаветный человек успел только к концу ветхозаветных времен.

Что, впрочем, такой крайней беде подвергся христианский Запад, – это еще понятно. Как скоро Запад не захотел держаться одного небесного главы – Богочеловека Христа так, чтобы духом своим быть в благодатном, по силе Св. Духа, единении и сообразовании с самим единородным Сыном Божиим и в Нем с небесным Отцом: то это отпадение от православия было то же для западного христианства, что вторичное лишение рая, возвращенного нам Христом. Ибо сила райской жизни человека, как выше мы видели, и состояла именно в живом, всем видимом, поддерживаемом общении и сообразовании с единородным Богом Словом и в Нем со Отцом, по благодатному действию Св. Духа. Утратив же снова этот рай или духовное небо чрез признание земного верховного главы и самодержавного в Церкви отца, западный человек естественно уже потом доходил до того, что все Божественные силы, открытые во Христе людям, приходили у него в бездействие и оскудение (ибо они приводятся в живое движение в нас не иначе, как чрез неуклонное направление веры нашей к самому Божественному – главе Церкви – Христу), а остаток их действенности, с продолжением времени, стал западный человек приписывать уже самому себе, природе и проч. (как это было, только в другом, наружном виде, в ветхозаветные времена). Отсюда своего рода обоготворение нашего разума, человечности, природы. Все это на Западе шло, так сказать, логическим порядком, уже проложенным в ветхом завете: только в новозаветные времена этот порядок шел уже не чувственно-образно, но, по свойству новозаветных времен, уже духовно в мысли и нравах. Но, как и у нас, православных, во многое вкралась та же самая беда? Не допущена ли она (отчасти) и к нам, собственно, для того чтобы предостеречь нас от духовной гордости пред другими народами, от которой так страшно погиб ветхий Израиль? Но мы, как православные, и без того должны знать, что православие или беспримесная с ложью Христова истина есть сокровище для всего мира, и что, следовательно, мы, обладатели этого сокровища, оказываемся должниками пред всем миром, – такими должниками, с которыми на страшном Христовом суде будут судиться все народы, если не стараемся достаточно и доступно для всех раскрыть истинно-всемирное значение этого, обладаемого нами, сокровища православия. Или, может быть, странное до непонятности, но столь обыкновенное у нас – невнимание к этому светоносному сокровищу есть ни более ни менее, как признак нашего духовного детства? В этом случае особенно не мешало бы нам приглядываться к ветхому завету.

Апостол Павел ветхозаветное состояние спасаемого человека сравнивает именно с детством или неполновозрастием наследника: в елико время наследник млад есть, ни чимже лучший есть раба, Господь сый всех: но под повелители и приставники есть даже до нарока отча: такожде и мы... На этом основании и обратно – состояние неполновозрастного человека, или даже целого народа, которому вручено всемирное наследие чистой Христовой истины или православия, но который, в своем большинстве, сам не знает и легкомысленно не заботится узнать свое духовное богатство, – можно приравнять некоторым образом к ветхозаветному состоянию человечества, состоянию сына и наследника как бы под опекой. И в самом деле, то состояние России, когда большинство в ней более или менее безотчетливо держалось начала православия, некоторые у нас и представляют состоянием «под опекою религиозного начала», – так, именно выразился почтенный писатель истории древней России²⁰. Пора бы Русскому народу, достигающему уже тысячелетия своей многоиспытанной жизни, понять и содержать свое «религиозное начало», начало православия, –это небесное наследие для всего мира, – уже не как состоящему под опекой недорослю, но с свободною преданностью и всестороннею отчетливостью веры – достигающего духовной зрелости наследника-сына. Надобно же нам быть благосознательными пред нашим во Христе небесным Отцом, и пользоваться, сколько возможно, полным светом Его благодати и истины, столь необходимым и для нас, и для всего мира – Западного и Восточного.

***