Современность и христианство

Источник

Да не подумает читатель, будто наша задача и намерение в данном случае, когда хотим говорить о современности и христианстве, состоят в возможно полном и всестороннем освещении, и оценке христианскими началами, и светом всей совокупности, развертывающихся пред нашим взором, явлений общественной жизни.

Восприимчивости одного человека тут не хватит, – жизнь такая сложная и многосторонняя, что анализ, сцепляющихся явлений, ее до точности и совершенства довести трудно; и каждому, сознательно относящемуся к явлениям жизни, приходится или совершенно запутаться в сложности этих явлений, или стать слишком односторонним, или делать попытку отрешиться от этого разнообразия и сложности явлений, и перейти мыслью в область принципов. Это последнее, пожалуй, даже практичнее и вернее; все равно, как общий вид громадного города или обширной местности невозможно снять на фотографию, не поднявшись на какую-нибудь возвышенность, или как обычно говорят, не поднявшись на высоту «птичьего полета». Важно бывает, при изучении сложного предмета, охватить его сразу общим взором, не увлекаться подробностями и частностями, которые сами собой окажутся потом понятными, неизбежными и необходимыми по существу предмета, по самой его идее. Тоже самое, – и в жизни, со всей сложностью ее разнообразных и многообразных явлений, в их причудливых и неожиданных сцеплениях. Философия, в смысле-ли отвлеченной метафизической системы или с оттенком научной теории, в лице ее представителей, прекрасно понимала всегда свою задачу, – осмыслить и объяснить мировую жизнь, – когда указывала, главным образом, принципы и основные положения, а не задавалась целью составить, как бы точное и подробное расписание жизни с примечаниями и объяснениями, в полной уверенности, что общий принцип осветит все частности, подобно тому, как луч солнца, выглянувший из-за тучи или месяц, освещая местность, дают возможность глазу разобраться в окружающей темноте. Что касается человеческой философской и научной мысли, то ведь она, собственно, никогда не поднималась над жизнью человеческой и мирской, ибо, представляя собой всегда явление известного рода в этом же самом мире и в результатах своих работ, неизбежно обуславливаясь влиянием наличных явлений жизни, она и могла говорить только языком и понятиями этой же жизни. То, что давалось, как продукт даже чистой идеализации жизни в области философской мысли, являлось или слишком туманным, или слишком даже нереальным, и могло удовлетворять разве только кабинетного мечтателя или человека исключительной духовной организации, а не обычного строителя и участника сутолоки жизни. Да и эта мечтательная вера кабинетного идеалиста скоро, конечно, разбивалась при первом же соприкосновении с реальными фактами жизни. Так и выходило всегда в действительности, что человеческая мысль постоянно старалась разгадать окружающую тайну жизни и проникнуть в законы ее явлений, а сама жизнь шла и направлялась как то непонятно для человека, какой-то, как-будто другой посторонней силой, и заставляла играть людей, как актеров на сцене. Некоторых, напр., законов и фактов жизни, неизбежных и постоянных, человечество никак не может принять, как выражающих норму его жизни, употребляет все усилия отовариться и освободиться от них, но никак не может ни освободиться от них, ни примириться с ними. Мы укажем, в данном случае, хотя бы на этот, самый жизненный и чувствительный из всех явлений жизни и законов, – закон борьбы и страданий. Ведь не гимны торжественных и благодарных, – хвалебных песней поднимались и поднимаются к небу с земли, а чаще всего и громче всего вопли скорбей и страданий, ропот и стоны, а часто и прямо проклятия. Люди всегда думали над этой тайной страданий жизни, думают и теперь, и кажется, готовы признать эти страдания подлинно законом жизни, когда устами своих умных людей говорят о законе борьбы за существование, как общем и неизбежном законе жизни. Но что же дальше?! Ведь нужен же какой-нибудь и смысл этих страданий, нужен же какой-либо просвет, который хотя несколько ободрял бы человека и давал бы ему силу и мощь, тем более, что несмотря на эти уверения умных людей о страданиях, как природном законе жизни, живое, – то чувство человека всегда протестует против этого закона. Человечество все-таки никогда не мирилось и не мирится внутренне с этим законом страданий, с этим заколдованным, как бы кругом общего смятения и общей скорби жизни, и ищет всегда лучшей доли и блага жизни, ясно показывая этим, что закон страданий вовсе не выражает собой всей подлинной правды о жизни человеческой, и что может быть и должна быть другая жизнь, лучшая, что она чувствуется внутренне. И люди думают, что стоит только из наличных сил и форм жизни, найти подлинно пригодную для устройства блага жизни, и оно будет обеспечено. Вот и бьется бедный человек в этом непонятном для его ума и странном раздвоении и круговороте жизни; сознает борьбу и страдания, как действительный факт и пожалуй, неизбежный закон жизни, но не хочет примириться с ними и всем своим существом отрицает их. И кажется, как-будто ужасная печать древнего братоубийцы Каина и то, печальное знамя его жизни, что он «стеня и трясыйся будет жить среди людей» и воочию исполняется над всем человечеством, ибо подлинно, что «стеная и трясясь» за благо своей жизни, за себя самого, за те удовольствия и прихоти, которыми богат мир, живет и жил всегда человек.

И не в этом одном только случае, – в вопросе о страданиях жизни, – а и во многих других или лучше сказать, во всех прочих, человеческая мысль, – научная и философская, – указывая только факты и иногда якобы общие законы жизни, дает разве только описательное объяснение чрез них явлениям жизни, никогда по существу дела не проникая в глубь природы вещей, в само внутреннее соотношение причин и следствий, а часто просто заменяет одно слово другим, более только непонятным, и гордится этим.

Ведь, что напр., касается общей человеческой жизни и мировой, то из наблюдений только над ее действительностью, никак нельзя делать несомненные предположения к тому, чем она должна быть на самом деле; можно только разве говорить о желательности того или другого, или о том, чего не должно быть. Если бы мы, например, вздумали даже делать попытку построить и нарисовать идеальную картину жизни так, как она должна бы строиться, если бы не было грехопадения человека (разумеется, признавая за этим фактом, согласно христианскому учению, решающее значение для последующей судьбы мировой жизни), то все равно эта попытка у нас оказалась бы совершенно тщетной, ибо в наличном, опыте и в опыте историческом нет совершенно данных для построения этой картины. Тут может работать разве только фантазия в целях создания «золотого века» и вероятно, ничего не сможет создать, кроме причудливых комбинаций на тему: богатство и роскошь, сытость и довольство, веселье и радость и т. п. И уж, если фантазия человеческая, так бессильна создать что-либо действительно новое и ценное, то творчество самой жизни и сил ума человеческого в реальной жизни действительно таково, что вполне можно признать правду слов одного древнего мудреца «что было, тоже и есть, тоже и будет; что было сотворено тоже и будет сотворено и нет ничего нового под солнцем, о чем можно бы было сказать: вот это действительно новое; на самом деле это уже было прежде «в вецех бывших прежде нас». И при самом внимательном и серьезном углублении мыслью во все, совершающееся под солнцем, этот мудрец пришел только к тому довольно печальному выводу, что «попечение лукавое даде Бог сыном человеческим, еже упражняться в нем… и все это суета и томление «духа» (Еккл.1:9–10; Еккл.1:13).

Может быть, здесь и много пессимизма, мы не будем спорить об этом и пытаться объяснить его какими-либо соображениями, а что верно подмечен в общем основной закон жизни, – это несомненно. Думается, трудно беспристрастно отрицать несомненность того, что вся жизнь представляет собой бесконечную, как бы вариацию на одну и туже тему: счастье и благополучие жизни в разных его пониманиях; и в этом отношении и смысле создать, что-либо действительно новое и ценное само по себе, по своей природе, жизнь человеческая не могла и не может. Очевидно и это едва-ли можно отрицать, что в жизни действует какое-то одно определенное начало, постоянно выдерживающее свой характер и каждый момент жизни может, разве по своему, только видоизменять его в тех или иных причудливых формах и проявлениях.

С этой точки зрения и наша современность может представлять собой и быть рассматриваема только разве, как своеобразное, соответствующее общему развитию человека и может быть, более сложное и интересное видоизменение того же общего начала жизни, которое всегда действовало в нем и сообщало ей один определенный характер. Говорить о современности для нас, конечно, только ближе, живее, а вовсе не значит выделять ее, как нечто особенное и совершенно оригинальное в общем ходе истории; история недоступна для непосредственного восприятия, а здесь все так ярко и интенсивно переживается и чувствуется, что в живом непосредственном опыте и наблюдении дается более возможности определять те начала, которыми созидается жизнь и окрашивается в определенный тон. И мы, не без намерения, ставим на ряду с современностью и христианство. Христианство безусловно явилось в жизни нашей, как новое начало и новый закон, совершенно отличный от того, по которому строилась жизнь и притом же закон, несомненно выражающий идеальную правду жизни. По крайней мере, на это без сомнения указывает требование и Самого Христа Спасителя и Его Апостолов сначала покаяться, а потом уже и веровать во Евангелие, вступить в открывшееся царство Божие. И это требование, – «покайтесь» (μετανοείτε, – одумайтесь) значило в обращении к людям ничто иное, как приглашение одуматься, разобраться хорошенько в своей жизни, сделать, как бы переоценку всех ценностей прежней жизни, – не такую конечно, какую делают теперь умные люди в духе Ницше, – выбросить весь хлам прежнего содержания жизни и надев на себя новое иго Христова взгляда на жизнь и отношения к ней, следовать за Ним. А что христианство действительно ввело собой новое начало жизни и установило совершенно новое отношение ко всем явлениям ее, претворяя и пересоздавая, как бы их, это видеть не трудно. Возьмем, хотя опять, этот же самый закон борьбы и страданий жизни, который неизбежно и невольно признается человеком, ибо переживается им, и в то же время, решительно отрицается всем его существом, как нечто не выражающее правды жизни и нормы ее, и непонятное в конечной цели своего существования, если искать его объяснения только в наличных явлениях жизни, а не выше ее.

Ведь и христианство не только не отрицает страданий и скорбей жизни, а и прямо утверждает их, когда устами Спасителя говорит всем Его последователям: «в мире скорбни будете» или когда слово апостольское и проповедь их являлась и является наипаче проповедью о кресте Христовом и о Христе распятом. Но очевидно, в этой же самой проповеди христианской о неизбежности страданий и в самом отношении христианина к ним, есть что-то отрадное, есть какой-то высший смысл, есть что-то такое, что заставляло апостолов, а потом и всех мучеников и праведников кровью своей свидетельствовать правду слов, что они могут хвалиться только крестом Христовым, и что даже смерть за Христа для них только приобретение, а слово о кресте есть действительно сила во спасение и радость всякому верующему.

Так ведь и во всех других случаях и явлениях жизни; христианство точно открыло новые какие-то горизонты, ввело в жизнь совершенно новые понятия, чуждые жизни настолько, что неизбежна постоянная борьба духа Христова и духа мира, оно как бы приподняло человека над действительной жизнью на известную высоту, и дало и дает ему возможность с этой высоты, глазами и чувствами, полными новых, – высших и совершеннейших восприятий, взглянуть на жизнь действительную, увидеть общий ход ее в ином освещении и понять, насколько она в действительности не выражает и не выполняет тех идеальных предначертаний, в которых выражена вся правда о ней и сам ее смысл. И если, мы только действительно примем христианство искренне и признаем за ним авторитет выразителя полной правды о всей жизни и о человеке, нам не трудно будет разобраться и в наличной жизни, ибо с той идеальной высоты, на которую возвышает христианство человека и при том освещении жизни, какое оно дает, и главный закон ее, и главное начало ее будут более понятны, а вместе с этим и частные явления ее легко будут поняты в их причинных соотношениях. И опять повторяем, что современность, в данном случае, вовсе не представляет чего-либо совершенно исключительного в своем хотя-бы отношении к христианству в том общем процессе усвоения христианских начал исторической жизнью человечества, который (процесс) начался со времени христианства. Нам думается, что весь многовековой процесс, усвоения исторической жизнью человеческой, христианства и его начал, есть в тоже время, постоянный процесс, постоянная попытка, постоянная историческая тенденция человечества к подделке христианства, к приспособлению его к своим чисто человеческим запросам и вкусам, выражаясь языком богословским, по «духу мира сего». Церковь православная всегда стояла на страже и зорко следила за этими попытками подмены и подделки христианства в угоду своим вкусам или запросам ограниченного ума и воли.

Небесный луч христианского света всегда мог, в зависимости от человека и по его воле, преломляться в направлении своем к земной человеческой жизни под тем или иным углом и нужно было всегда зорко следить за этим, иначе вместо христианства вводилась бы в жизнь подделка его.

Для знакомого с исторической жизнью церкви христианской нет нужды доказывать, как настойчиво всегда заявляла себя эта тенденция к подделке христианства; это является, как бы постоянным законом отношений человеческой мысли и воли к христианству. Об этом говорят все ереси и лжеучения, об этом серьезно заставляет подумать теперешнее современное нам, так называемое, «обновленческое» движение в области церковной жизни, зиждущееся на недовольстве «историческим» христианством, якобы вовсе не выражающим собой подлинного христианства, христианства Самого Христа и Евангелия, а только представляющим собой однобокое какое-то, слишком узкое понимание его с утрировкой в пользу неба, духа и аскетизма. Естественно, конечно, отсюда попытка своего, якобы чистого, подлинного христианства, а отсюда полная возможность новой подделки христианства. Поэтому-то каждая эпоха непременно может быть рассматриваема не только с точки зрения того, насколько проникнута она христианскими началами и как их воплотила в себе, но и с точки зрения того, как делалась подделка христианства, в каком направлении велось это приспособление христианства к жизни. Право на это дает и свидетельство истории, и явления современной жизни, хотя бы в указанном уже явлении «обновленческого» стремления. Ведь и само «обновленческое» движение может быть вполне законно разсматриваемо, как одно из проявлений этого же общего закона усвоения христианства, – жизнью. А так как, наша современная жизнь далеко не исчерпывается только этим движением в области чисто церковной, а затрагивает христианство и другими сторонами и может быть, наиболее даже выпукло иллюстрирует эту постоянную тенденцию человечества претворить по своему вкусу христианство, то нам и представляется интересным, а может быть и полезным поразобраться и посмотреть, как христианство теперь входит в жизнь, как этот луч света преломляется в живом сознании современной действительности, к чему направляется подделка и как нужно относиться к этому. Разумеется, будем говорить о принципах и в христианстве, и в современной жизни, а частности допускать только для иллюстраций.

Если мы должны принимать и принимаем христианство, как абсолютную истину, и в нем находим, как бы точку опоры или тот высший пункт, с которого можем обнять всю жизнь человеческую по существу ее содержания и законов, можем уяснить себе ее разнообразные явления, то, кажется, современная жизнь намеренно хочет или понизить высоту этого пункта, или поколебать эту точку опоры, подпирая ее совершенно без надобности своими гнилыми подставками. Работа ведется очень дружно и подделка христианства идет успешно, ибо она рассчитана на живые, очень чувствительные запросы человека все на туже постоянную тему: благо и довольство жизни.

Божие откровение внесло в жизнь человеческую чисто моральное понятие греха, обозначая им известное, строго определенное настроение и направление воли и всей вообще жизни человека, и указывая в нем коренную причину изменения хода жизни в самом мировом бытии и ближе всего в жизни человека. Это строго определенное понятие о грехе христианство берет главной точкой своего отправления, в борьбе с грехом видит и главный смысл исторического процесса человеческой жизни (по крайней мере, так именно рассматривается с этой основной идеи жизнь человеческая в Библии), ради этого же вводит и Христа в мир и все то, что известно у нас под именем «домостроительства спасения».

Но то самое, что для первых носителей духа Христова, Его учения и жизни по нему, а равно и для всякого искренне верующего Христу, было непререкаемой истиной и о чем ими открыто свидетельствовалось, теперь в современной жизни стало как-будто и сомнительным, и ложным.

Разумеем то именно, что так хорошо сказано о Христе устами св. Апостола Павла: «верно слово и всякого приятия достойно, что Христос Иисус пришел в мир грешников спасти» (1Тим.1:15–17). И если кто другой мог еще сомневаться в цели этого пришествия Христа Иисуса на землю, то только не ап. Павел, ибо он по собственному опыту узнал и слишком ясно, и ощутительно сам пережил, как Христос Иисус сделал из него, – прежнего хульника, досадителя и гонителя Церкви Христовой, – великого Своего служителя и Апостола. Это исповедание великого Апостола разделяет и подтверждает исторический разум всей Церкви Христовой; разум апостола, их преемников, св. отцов церкви, целых соборов и даже раньше, разум ветхозаветных пророков и событий ветхозаветной истории. Иначе и быть не могло, ибо это значило бы отступить от разума самого Христа, неоднократно говорившего, что Сын Человеческий пришел не праведных, а грешных взыскать, что Он пришел не судить мир, но спасти мир. Этим разумом Христова пришествия на землю живет и теперь церковь, и должна жить и оберегать его, если она хочет строить дело Христово и созидать то спасение, ради которого пришел Господь. И сколько бы люди, именующие себя христианами, не выдумывали своих собственных изменений о Христе и христианстве, как бы не приплетали это святое имя Спасителя мира к великим по их мнению целям служения людям в деле их общественного, гражданского и всякого другого внешнего переустройства, все это будет в некотором роде кощунственным посягательством на Христа и Его свободу, насильственное, как бы отвлечение Его от того дела, на которое Он пришел, будет насилием над Ним. Мы, потому и говорим об этом, что в жизни разум человеческий и воля постоянно борются с разумом Христовым, а в данном случае эта борьба ведется особенно настойчиво; а в современной жизни она приняла характер особой остроты и даже как-будто какой-то законности.

Теперь особенно упорно и настойчиво не хотятъ признать за Христом только этого дела, – «спасения Им мира от греха», – и с каким-то непонятным ослеплением и взаимным ожесточением непременно хотят вплести это святое и чистое имя в круговорот человеческих страстей, им освятить свое собственное понимание жизни, его написать на том флаге, который они делают символом своих житейских стремлений и убеждений. Можно быть уверенным пожалуй, что вслед за таким диким измышлением, как «христианский социализм», появится «христианский терроризм», «христианский анархизм», ибо для изворотливого человеческого ума всегда найдется возможность чистое загрязнить, святое опошлить и правду извратить, не стесняясь авторитетом и Божия откровения.

В этом есть что-то чисто бесовское, сатанинское, лукавое, весьма похожее на то, что пытался сделать в пустыне лукавый дух, когда старался отклонить Спасителя от смиренного, скорбного пути спасения человека от греха и дьявола, и поставить Его на путь служения житейской необходимости и мирской власти над человеком.

Обычно, мы мало вдумываемся в эту Евангельскую историю искушений Господа от дьявола в пустыне, даже и после того, как и светская литература в лице великого Достоевского, чисто пророческим, вдохновенным словом раскрыла нам глубокий философский смысл этой сокровенной от глаз мира и решительной встречи Господа с дьяволом в пустыне («Братья Карамазовы» соч. Достоевского, глав. о великом инквизиторе»).

А между тем, эта история весьма хорошо объясняет, чем лукавый дух мира, в лице дьявола, подкупает и порабощает себе дух человека и как, пленивши его, разрушает дело Божие на земле и царство Божие. Нам хочется, хотя вкратце, напомнить главные моменты этой таинственной истории. Христа искушал дьявол прежде всего хлебом, склоняя Его употребить божественную свою силу на служение своему чреву и тем признать интересы и нужды плоти, и внешней жизни выше интересов духа и спасения. Хлебами действительно можно увести человека, куда угодно и люди всюду пойдут за человеком, имеющим возможность всегда накормить их, как и выразил эту мысль прямо Христос, следовавшему за ним народу, после чудесного насыщения 5000 чел. в пустыне; Он прямо обличил их скрытое побуждение влечения ко Христу, сказав: «Вы ищете Меня, потому что ели хлебы».

Это, – современный идол, которому непрестанно кланяется человек, за которого продает не только совесть свою, душу свою, милосердие и правду, но и самого Христа. Мы не можем так же дерзновенно сказать искусителю этого рода: «не хлебом будет жив человек, но словом Божиим», как сказал Христос; скорее скажем наоборот или погрешим против правды, сказавши первое.

Искушал Христа дьявол тщеславием и гордыней, предлагая Ему ринуться с кровли храма и оставшись без вреда, этим суетным, самохвальным и бесполезным чудом привлечь себе поклонение народа и повести его за собой, как бессмысленное стадо, пораженное и ослепленное необычайным чудом. Итак, Бог разума и свободы стяжал бы себе слепое поклонение наэлектризованной необычайным явлением стадной толпы и не было бы тут места духу Божию, ибо где он, дух Божий, там и свобода. Люди не в силах победить этого искушения, как его победил Христос и идол суетной славы крепко приковывает их к себе.

Искушал Христа дьявол и властолюбием, обещая дать ему весь мир за поклонение себе. И отверг Господь властно это дерзкое предложение лукавого, ибо, как же Он мог бы спасти мир от дьявола, Сам поклонившись ему. И как бы Он мог потом говорить, что пришел послужить всем и положить душу свою за всех. Это начало жизни, этот путь смирения и служения, нам понятен мало и с трудом принимается, и мирится с нашим настроением; и мы обычно не только сами кланяемся за власть и господство сатане, но продаем за них и Христа, и правду Его, и ближних своих.

И вот, эти собственные свои немощи и те самые начала нашей жизни, которыми искушался Христос, вступавший в круговорот общественной человеческой греховной жизни, с целью подмена ими, принесенных Христом в мир, своих начал, люди снова и думают навязать Христу. Ведь теперь всюду в экономической-ли, социальной-ли, политической-ли борьбе именем Христа стараются все укрыться, Его якобы учением оправдать и освятить свои собственные измышления и заблуждения, Его стараются вовлечь в войну и мир, в права и власть, Его именем судить и казнить, разбирать житейские дела, тогда как Сам Он говорил, что не за этим Он пришел, чтобы судить, а чтобы спасти мир.

Как-будто этого одного мало, что Христос пришел спасти мир, нам хочется больше от Христа. Мы, как-будто не понимаем, что спасти мир от греха, – это и значит сделать все, сделать то самое главное, чего и не достает жизни нашей, что и мы собственно хотим сделать с ней, только не можем и не понимаем, как это сделать.

Вот здесь-то и проявляется очень ощутительно, та основная настроенность человека и тот характерный закон его жизни, с которым человек всегда нам известен, с того самого момента, когда вошел в мир грех и историческая дорога человечества свернула с прямого пути.

Люди все стараются переделать по своему вкусу, стараются все приспособить к себе и слишком упорно отстаивают во всем свою собственную волю и свое разумение. Так началась с этого именно своеволия и самомнения и история человеческая, когда человек по своему захотел понять задачу своей жизни, захотел быть самостоятельным носителем своей жизни, явить в ней свою собственную правду разума и воли, а не правду Божию о себе, и вот в первый же раз проявил эту свою самостоятельность решительным угождением чувственности, подчинением духа своего плоти и в этом направлении продолжал и всегда продолжает являть свой разум и волю о жизни. Эта подделка Божьего закона и Божией правды о жизни человека, своей собственной правдой и разумом, хорошо известны всем в дальнейших результатах и мы, б. м., потом позднее сделаем попытку психологического уяснения этого факта, а теперь речь не об этом. Мы говорим только, что указанный нами характер жизни человека, – его стремление все переделать по своему, – остается и теперь. Человек всегда чувствует, что в жизни что-то неладно, неправильно, не так она идет, но все же не хочет отказаться от мысли самому исправить свою жизнь. И вот, когда в объяснение зла говорили и говорят человеку, что «грех вниде в мир и грехом смерть» и грехом же всякое прочее страдание и смятение, и указывали ему пути спасения от греха, он не хотел и не хочет принимать этого, а сам в бессилии и злобе неустанно ищет своих путей ко спасению и в отчаянии погибает. И даже то самое, что в действительности, как сказано, представляет нам история мировой жизни, так откровенно изложенная на страницах Библии, – именно постоянную борьбу добра с злом и грехом, – люди понимают только, как борьбу одних каких-то внешних экономических, исторических или каких-то социальных законов жизни. В изучении этих внешних только законов общественной исторической жизни люди совершенно забывают только живую душу человека, с царством в ней зла и греха, или правды и добра, которые она может износить на общий рынок человеческой жизни. Да теперь в современной жизни эти отвлеченные вопросы о добре и грехе и не в моде. Давно уже умные люди стараются отделаться от них, выкинуть их, как негодный хлам, за борт человеческого обихода жизни, переоценивают их по своему и навешивают на них билетики низшей пробы в смысле производного характера всех этих моральных понятий, как продукта тех же все внешних экономических начал жизни. Можно сказать, пожалуй, без преувеличения, что теперь почти совсем уже изгнано, из общественного обихода жизни, понятие о грехе, о нравственно добром и злом. Говорят о полезном и вредном, о приличном и неприличном, о разумном и неразумном, пожалуй иногда о нравственном и безнравственном, в том же смысле, нарушения житейской благопристойности, но никогда почти не говорят о грехе и о спасении от него. Само собой понятно, что мало-по-малу эти последние понятия начинают терять свою жизненную, реальную силу, тем более, что редко кто борется со грехом, чаще уступает ему без борьбы, происходит, как бы атрофия в этом отношении и приходится уже в христианстве отыскивать другие стороны, так сказать, прикладные и их выдвигать на первый план, и пускать в жизнь, конечно, с своей же подделкой. Так ведь и распадается христианство у современных деятелей и мыслителей на множество отдельных, несомненно добрых идей, но только безжизненных, ибо нельзя этот цельный хитон Христов разрывать на лоскутки и ими прикрывать свою наготу, нельзя сделать отдельные христианские идеи живыми вне Христа и без живой, связи с ними. А это самое, кажется, теперь и хотятъ сделать. Если бы только люди почаще заглядывали в свою душу и борьбу со грехом сделали прямым своим делом, а не изгоняли этого понятия из жизни, то они узнали бы и силу греха в жизни, поняли бы почему и жизнь плоха, поняли бы, что в спасении от греха и только в этом одном, заключается и лучшее разрешение всех тех, так называемых, «проклятых вопросов» жизни, которыми мы мучимся в области социальной, государственной, семейной и личной. Если бы, мы принимали Христа в Его собственном разуме и в разуме церковном, а не в своем собственном, Христа пришедшего ради греха, и приняли цельностью все Им сказанное, мы, вероятно и поняли бы ту внутреннюю силу Его, которая пересоздавала жизнь и людей, и куда-то устраняла от них все эти «проклятые вопросы». Мы, вероятно, поняли бы, что христианство тем и велико в социальной даже жизни, что оно делает социальный вопрос личным вопросом, выдвигая личность человека на первый план, и в ней сосредоточивая всю жизнь со всеми ее нитями и пружинами. Вопрос же личный сводится в христианстве к воссозданию самой личности человеческой по идеалу богоподобия ее, короче, – к попранию греха. Само собой, отсюда понятным становится, что социальный вопрос в Христианстве превращается в вопрос специально-моральный, который теперь, так упорно замалчивается или обратным совершенно путем искусственно превращается в вопрос экономический-социальный. Как видим, превращение, сделанное человеческим разумом и волей, направляет решение этого вопроса совершенно в противоположную сторону. Вот почему и принимается Христос на земле, или как просто великий и мудрый учитель, или как реформатор в социальной области и не принимается, как Спаситель от греха и дьявола. А отсюда, конечно, не далеко уже и шатание на Христа, и восстание на Него, когда оказывается, что нельзя Его именем судить мир и прикрывать свои страсти, или когда подделанное христианство не удается. У тех немногих, которые не посягают кощунственно на чистоту Лика Христова и принимают Его так, как Он есть, по разуму откровения и церкви, христианство удается, как свидетельствует сама жизнь. Не удается оно только в силу этого кощунственного посягательства на Христа, за подделку Его Лика, за то, что к Пречистому Лику Христову человечество, не только конечно современное, касается нечистыми руками. И кто знает, во что еще может обратиться жизнь наша за это самое наше преступление, что мы оболгали тайну спасения во Христе и правду явления Его на земле. Не пришлось бы пережить то именно, что говорит апостол: «Если мы в этой жизни только (и для этой только жизни) надеемся на Христа; то мы несчастнее всех человеков» (1Кор.15:19). Так может подделка христианства, в смысле узурпации его, для земных только целей, для одних внешних жизненных инстинктов, покарать человека, а разве эта подделка христианства только в этом одном пункте?! Далеко нет…

Печатать дозволяется. Вифания. Марта 15 дня 1907 года. Цензор Ректор Вифанской Духовной Семинарии, протоиерей А. Беляев.


Источник: Современность и христианство : (Подделки) / Архим. Феодор. - Сергиев Посад : тип. Св.-Тр. Сергиевой лавры, 1907. - 17 с.

Комментарии для сайта Cackle