О причинах гонений на христианство со стороны языческого мира в первые века

Общие причины этих гонений заключаются в том, что христианство по своему характеру совершенно не соответствовало и даже противоречило духу и строю верований и жизни древнего общества. Христос говорил: если бы Мое учение было от мира, мир любил бы Меня; но оно не от мира, поэтому мир ненавидит Меня и вас будет ненавидеть. Таким образом, гонения на христиан служат самым прочным историческим объяснением и самым твердым историческим возражением против тех мнений, которыми стараются объяснить возникновение христианства путем естественного происхождения из жизни древнего мира. Если бы христианство было от мира, то мир свое принял бы; но христианство не было от мира, поэтому мир отнесся к нему с ненавистью.

В этой ненависти особенное внимание обращает на себя то обстоятельство, что мы большей частью видим здесь не столько злобы, сколько недоразуменья, часто искреннего непонимания. Языческое общество враждебно относилось к христианству; но оказывается, что большей частью – и особенно на первых порах, во время первых гонений на христиан – языческое общество совершенно не понимало духа христианского общества. Против христиан распространялись не только клеветы и ложные обвинения, но распространялись и такие обвинения, которые в своих основаниях были довольно справедливы, но понимались совершенно извращенно. Мы увидим, что самые лучшие стороны христианства перетолковывались и объяснялись совершенно извращенно; видно, что общество возбуждено против христианства, но на первых порах язычники останавливались перед христианством с каким-то решительным недоумением, как перед какой-то новой силой, внутреннего смысла которой они не понимали. Но христианство представляло совершенную противоположность старому строю общества и грозило ниспровержением чувственного язычества. Это всего менее видно из тех обвинений против христиан, какие тогда распространены были среди языческого общества, в особенности среди народа.

Какие это были обвинения? Ясный ответ на этот вопрос мы можем найти в христианских апологиях. Из этих апологий мы видим, какие обвинения в особенности были распространены против христиан и какие старались опровергнуть христианские апологеты. Эти обвинения следующие: 1) нечестие, безбожие; 2) христиан обвиняли в ненависти к человеческому роду; 3) чародейство, волхвование, посредством которых христиане насылают различные общественные бедствия; 4) противоестественный разврат, неимоверная жестокость; так называемые тиестовы пиршества и эдиповы кровосмешения, злоумышления и стремление к уничтожению государственного строя.

Нам теперь непонятно, каким образом самые религиозные люди того времени, какими несомненно были христиане, стали считаться людьми безбожными? Каким образом то общество, которое не только в принципе проповедовало любовь, но и на практике в самом идеальном смысле осуществляло этот принципе, – каким образом такое общество могли обвинять в ненависти к человеческому роду? Каким образом христианство наиболее всех древних религий чуждое суеверий и отвергавшее их, обвинялось в чародействе? Каким образом христианство, чистый характер которого несомненно превосходил все тогдашние общества, было обвиняемо в разврате, в жестокости и т.д.? И наконец христианство, мирный характер которого был признан самим языческим правительством, обвиняемо было в злоумышлениях против государственного порядка, в заговорах, в революционных стремлениях и т.д.! Очень немного нужно соображения для того, чтобы понять, что все эти обвинения происходят от того, что язычники не понимали и объясняли в противоположном смысле различные стороны христианской жизни, которые расходились с языческой жизнью и которые христиане скрывали от взоров язычников.

Прежде всего, обвинение в безбожии происходило от того, что духовный характер христианской религии противоположен был внешнему чувственному характеру старой языческой религии, вся религиозная жизнь которой состояла во внешности: во-первых, была вера во многих богов, во-вторых, эти боги представлялись в человеческих образах, с человеческими свойствами, страстями; они жили на Олимпе, проводили жизнь как люди – ели, пели, веселились. Все религиозное служение состояло во внешних обрядах, в приношении жертв. Чтобы более материальным образом приблизить к себе богов, язычники делали их изображения из дерева, из камня или металла и т.д. Таким образом, вся языческая религия была наружу, вся она обнаруживалась вовне. Напротив христианская религия проповедовала веру в единого Бога, в Бога-Духа, невидимого, в существе Своем неописуемого. Христиане допускали видимое представление и изображение только Бога во плоти, Христа во время Его земной жизни; а собственно Бог, как существо само в себе, представляется неописуемым. Далее, поклонение Богу должно выражаться не столько во внешнем обряде, во внешности, но «в духе и истине» – по выражению Христа. Христианство и прежде не чуждалось обряда, так как всякая религия нуждается в обряде; но в христианстве обряду не придавалось такого широкого значения, как, например, в иудействе или в язычестве. Во-вторых, христианский обряд только начал развиваться и был прост и несложен. В-третьих, и за обрядами, которые были видимы для глаз, скрывалась непонятная сущность. Христиане для богослужения собирались в тайных местах из опасения преследований и еще более профанации своей святыни, чтобы их молитвы и обряды не сделались предметом поругания для язычников. При такой скрытности язычники видели, что христиане не поклоняются их богам, не ходят в их капища, не исполняют их обрядов и даже относятся ко всему этому с резкими осуждениями и обличениями; видели, что христиане не веруют и не поклоняются тому, чему поклоняются язычники. А чему они сами веруют и чему поклоняются, этого язычники не знали. Поэтому явилось самое простое объяснение, что христиане совсем ни во что неверующие люди, безбожники, нечестивцы. И хотя в те времена поколебалась старая религия, но представление о совершенном безбожии, атеизме пугало большинство людей.

Далее, и в принципе христианское учение основывается на учении о любви к Богу и ближнему, и на практике христиане больше чем кто-нибудь осуществляли эту любовь. Они были добры, доверчивы, простодушны, помогали друг другу, готовы били последним делиться со всеми. Это признавали и сами язычники. Христиане притом распространяли свою любовь, прежде всего, конечно, на последователей своей религии; но когда нужно было, они являлись с любовью и помощью и к последователям других религий, к язычниками, и любовь и самоотвержение христиан доходило в этом случае до самой широкой и высокой степени, например, в III веке из свидетельства Дионисия Александрийского и Киприана Карфагенского мы знаем, что около половины III века в северной Африке распространилась страшная моровая язва и все общество было объято каким-то паническим страхом, язычники бросали своих больных без всякого призора и помощи, оставляли самых близких людей – родители детей и дети родителей, живые покидали дома, в которых были заболевшие; христиане же, напротив, приходили в эти дома, утешали заболевших, служили им, а после смерти погребали их и т.д. Такое поведение изумляло язычников. Таким образом, язычники могли видеть доказательства любви христиан не только к своим единоверцам, но и к врагам. Но это были исключительные случаи. Исключительные случаи обыкновенно обращают на себя менее внимания, а более обыденные стороны жизни: а в обыденной жизни христиане действительно резко отделялись от тогдашнего языческого общества. В особенности они отделялись от языческих празднеств, игр, увеселений, да и вообще в обычной жизни они не любили иметь общения с язычниками, и понятно почему, так как весь строй языческой жизни был заражен или идолопоклонством и суевериями или безнравственностью. Понятно, христиане удалялись от зрелищ, каковы были в римских цирках, где для потехи травили людей дикими животными, или заставляли гладиаторов убивать друг друга. Христиане уклонялись не только от празднеств и обрядов, но даже от домашних собраний, потому что и там среди обеда нужно было или произвести возлияние в честь богов или произносить клятвы, упоминать имя Зевса, Геркулеса и т.п. Все это претило христианской совести чистой, чуткой. Язычники замечали, что христиане живут особняком, замечали, что их образ жизни имеет какой-то особенный характер. Язычникам, пировавшим чуть не на могиле старого порядка и отжитой языческой религии, образ жизни христиан представлялся слишком печальным, слишком строгим, суровым. Христиане больше толковали не о здешней жизни, а о будущей. Они редко допускали какие бы то ни было пиршества и увеселения, носили большей частью простую одежду, имели вид большей частью серьезный и т.д. Особенно резко бросалась в глаза такая перемена над новообращенными христианами, особенно из среды знатных язычников. Мы имеем случаи того, что еще в I веке, в царствование Нерона и Домициана, некоторых из знатных язычников начали заподазривать именно или в каком-то полусумасшествии или в ненависти к обществу, именно вследствие того, что они, принимая христианство, казались какими-то нелюдимыми, человеконенавистниками.

Далее язычники слышали – и чем далее распространялось христианство, тем более – что, христиане на своих каких-то тайных собраниях произносят особые молитвы, заклинания, совершают там какие-то тайные обряды, что в эти собрания они никого не допускают. Как это объяснить? Что все это значит? Язычники, приноровительно к своим прежним понятиям, и объясняли это прежде всего так, что христиане в этих тайных недоступных собраниях занимаются чарами, волхвованиями и по ненависти к людям посредством них вызывают различные общественные бедствия, злоумышляют против общественного спокойствия. Такие обвинения в особенности распространялись тогда, когда страну какую-нибудь постигали общественные бедствия, например, продолжительная засуха, моровая язва, моровое поветрие, широко ли вышел из берегов Нил или вовсе не разлился в свое время, – во всем виноваты были христиане. В северной Африке составилось что-то вроде пословицы: «Нил не разлился – христиан ко львам» (т.е. на растерзание львов).

Далее, доходили до слуха язычников извести, что эти тайные собрания христиан называются «вечерями» или «трапезами любви», что христиане называют друг друга братьями и сестрами. Как на первых порах объясняли себе эти названия язычники? Общий обычай, что дурные люди судят о других по своим обычаям, по своим нравам и воззрениям. Слова «любовь», «братья и сестры» язычники понимали в самом дурном смысле: вечеря любви – это собрание для чувственной любви; братья и сестры – это означает то, что христиане в этих собраниях предаются крайнему разврату, не разбирая не лиц, ни степеней родства, и что все они перебратались и пересестрились друг с другом, как эти обвинения нередко выставлялись против средневековых сектантов и в первый раз были выставлены против христиан. Дело представляли так, что христиане собираются вместе, сначала поют, потом гасят свет и в темноте предаются разврату. Вот какого рода слухи об этих собраниях доходили до язычников. Отсюда-то возникли обвинения в эдиповых кровосмешениях – самая чудовищная из клевет, какая только возводилась против христиан.

Далее язычники слышали, что христиане в этих собраниях причащаются тела и крови. Что это такое? Язычники этого не понимали, но объясняли себе в самом грубом смысле, что христиане действительно пьют человеческую кровь и едят человеческое мясо. Создалась легенда, что в своих собраниях христиане приносят в жертву живых людей, и если есть новообращенный, то он должен ножом заколоть младенца, и христиане будто бы пили горячую кровь этого младенца, а мясо будто бы обсыпали мукой и съедали. Вот это-то и известно под именем тиестовых пиршеств. Очевидно, что приписывали христианам крайнее, противоестественное преступление; но и очевидно также, откуда произошли подобные обвинения. До такой степени язычники не понимали духа нового общества, его нравов, обычаев, что самые в высшей степени чистые какие только были в христианстве явления, они объясняли в худшем, отвратительном и самом страшном смысле! Затем язычники заметили, что христиане из этих собраний уходят возбужденными, что эти собрания производят какие-то необъяснимые связи, близость друг к другу, они не понимали, какие связывали их идеи, цели и т.д. И в этом отношении язычники обращали внимание на следующие явления между христианами, к которым они совершенно не привыкли. Они видели, что христианство невероятным образом сближает между собой людей различных наций, различных общественных классов, что просто собираются вместе и римляне, и греки, и сирийцы, и египтяне и т.д. Язычникам старых времен это совершенно непонятно, потому что в старом язычестве было резкое разделение, во-первых, между нациями, так что самые образованные и гуманные греки и римляне всех считали варварами, презирали их, отвращались от них, и затем в римском обществе, считалось непозволительным и невероятным сближение людей высших классов общества с низшими, например, с рабами: это считалось позорным, просто невероятным. А между тем в христианстве с самого начала, по выражению ап. Павла, стали рядом эллин и иудей, варвар и скиф, раб и свободный человек. Язычники не могли этого объяснить и объясняли лишь тем, что христианство – явление новое, странное и притом опасное, которое грозит всему строю старого языческого общества.

Язычники слышали еще, что христиане ожидают распространения царства Божия на земле. И это они понимали по-своему – в смысле политическом, они видели, что христиане различных стран являются настолько близкими между собой, что достаточно какому-нибудь христианину из далекой страны, например, из Малой Азии, прийти в другую страну, в Грецию или в Рим и показать значок, т.е. удостоверительную запись от епископа, чтобы его приняли там, куда он пришел, с полнейшим доверием, с готовностью оказать ему всякую помощь, наделить всем необходимым и т.д. Язычники и это объясняли себе тем, что христианство – это обширный союз заговорщиков, революционное общество, раскинувшееся по всем странам, члены которого узнают друг друга по какому-то таинственному знамению, и что у них есть такие радикальные цели, ради которых они готовы жертвовать всем, все делать. И потому представляли христиан злоумышленниками против общественного и государственного строя. К этому нужно прибавить еще, что были некоторые обстоятельства, которые поддерживали в язычниках эти клеветы – по крайней мере в I и во II веках. Настоящее, чистое христианство, конечно, свободно было от тех преступлений, какие приписывали христианам язычники, как безбожие, разврат, неповиновение властям, противообщественные замыслы и т.д. Но наряду с истинным, чистым христианством распространялись секты, из которых некоторые были противогосударственного, противосоциального, противонравственного, противорелигиозного характера, особенно некоторые из гностических сект, которые во имя свободы духа действительно проповедовали разврат, неповиновение власти, занимались чародейством и волхвованиями. Таковы были симониане, николаиты в I веке, маркиане, карпократиане – секты IIвека; затем некоторые из сект офитских, так называемые адамиты, каиниты III века. Они могли подать повод к таким обвинениям, а язычники, конечно, не могли разбирать, какое христианство истинное, какое извращенное. И немногие отдельные случаи, появлявшиеся в той или другой секте, давали повод взводить обвинения на все христианское общество.

Вот те предубеждения против христианства, которые распространены были среди языческой черни. Но кроме черни были предубеждения и в языческом интеллигентном обществе, которые и высказывались в литературе, в сочинениях против христианства.