Взгляды ученых Тюбингенской школы на древнейшую историю христианской церкви и их критика

Лекция 6. В двух предшествовавших лекциях мы рассмотрели вопрос об отличиях и взаимных отношениях в христианском обществе двух составных его элементов, т.е. христиан из иудеев и христиан из язычников. Вопрос этот был раскрыт с его положительной стороны, т.е. на основании тех данных, которые находятся в древнейших памятниках христианской истории. Но необходимо еще раз коснуться этого вопроса и рассмотреть его со стороны отрицательной в виду мнений, высказанных учеными, так называемой, Тюбингенской церковно-исторической школы. Этим, преимущественно германским, ученым нужно отдать справедливость в том отношении, что они первые обратили особенное внимание на важность этого вопроса в древней христианской истории. Но они же до крайности раздули этот вопрос, утрировали, представили его в таком ложном освещении, которое совершенно изменяет характер Древней истории. И хотя Тюбингенская школа в последнее время значительно потеряла кредит, но многие мнения ее имеют еще большое влияние на современных ученых даже таких, которые не принадлежат к этой фракции.

Скажем несколько слов о главнейших положениях этой школы относительно строя древнейшего христианского общества. Эти положения состоят вот в чем. Христианство, при самом начале, не только в учении И. Христа, но и в учении так называемых тюбингенцами старших апостолов, до начала деятельности ап. Павла, представляет совершенное сходство с ветхозаветным иудейством. Оно имело первоначально такой же узконациональный характер, как иудейство, было чуждо идее о всемирном предназначении. Отличаясь более чистым нравственным характером, христианство в догматических частностях ничего не имело оригинального. Оно также как и иудейство было привержено к формальным обрядам старой религии, именно к ветхозаветным обрядам; и затем не только в этой внешнеобрядовой стороне, но и в основных верованиях и идеях не имело ничего самостоятельного и оригинального. Христианство только тем отличалось от иудейства, что ветхозаветные идеи лишь ожидали грядущего Мессию, а христиане веровали в Мессию пришедшего, каким они считали И. Христа. Вот основное положение Тюбингенской школы. На основании указанных фактов мы уже знаем, что это положение неправильно или, по крайней мере, очень преувеличено.

Из первоначальной христианской истории видно, что хотя на первых порах христианство было проповедуемо исключительно между иудеями, что в это время оно близко держалось за ветхозаветные обряды; но и в это время в своем основном вероучении оно стоит неизмеримо выше ветхозаветного иудейства и в существе дела совершенно отличается от него. В самом деле, христианство веровало в Мессию, явившегося на землю, учившего, пострадавшего, воскресшего из мертвых. Христа не просто считали за пророка, подобного Моисею или какому-нибудь другому пророку, – христиане веровали в Христа, как в Сына Божия, воплотившегося, учившего, пострадавшего, воскресшего, ниспославшего Духа Святого и тем завершившего дело Своего служения, т.е. образовавшего Церковь на земле. А это всё новые понятия, которых не знало иудейство. Учением о Христе, как о Сыне Божием, и о Духе Святом в содержание религиозного сознания вносились новые черты; такие черты, которые были совершенно не по характеру древнему иудейству. Иудеи верили в единого Бога, а в христианской проповеди возникло новое понятие, чуждое и соблазнительное для ветхозаветных иудеев, понятие о троичности. А между тем это понятие с самого начала легло в основу христианской веры. Хотя слово «троица» почти в продолжении полутора века не употреблялось христианами и не было научно раскрыто, но верование в Триединого Бога несомненно было у христиан с самого начала. Есть некоторые указания на это. Так христиане в таинстве крещения употребляли такую формулу: во имя Отца и Сына и Святаго Духа – это, несомненно, древнейшая формула крещения. При благословении друг друга говорили: благодать Господа И. Христа и любовь Бога Отца и общение Св. Духа, и другие указания, которые встречаются во времена апостолов. С иудейской точки зрения это совершенно немыслимо, непредставимо. И затем в обрядовой стороне религиозного быта христиане, хотя много из Ветхого Завета удержали, но много и оставили, так, например, с самого начала они оставили принесение жертвы; а многое из того, что они удержали, толковали совершенно по-своему: например, ветхозаветные пророческие писания они читали иначе, чем прежде, и находили в них аллегорический, символический смысл по отношению к христианству. Они удержали некоторые праздники. Но субботе, Пасхе давалось совсем иное значение, чем в Ветхом Завете. И рядом с этими удержавшимися праздниками у христиан с самого начала стала постепенно слагаться своя обрядность. Так, хотя они ходили молиться в Иерусалимский храм, но делали свои отдельные собрания в частных домах; так, хотя они вначале соблюдали ветхозаветное обрезание и субботу, но вместе с тем они совершали таинства крещения, евхаристии, что было совершенно чуждо ветхозаветному иудейству и т.д.

Так первое положение, в котором наша церковно-историческая наука расходится с отрицательной Тюбингенской школой, состоит в том, что христианство и в самом начале далеко не было так близко к иудейству, как представляют себе тюбингенцы, даже и во внешнем обряде, а тем более в основных своих догматах. И тогда христианство далеко отстояло от ветхозаветного иудейства. Второе положение состоит в том, что когда выступил на миссионерскую сцену новый деятель ап. Павел, то у него христианство получило совсем иной смысл, чем у старших апостолов, учение которых по духу, будто бы даже противоположно учению ап. Павла. Тюбингенцы утверждают, что по первоначальному образованию ап. Павел не иудей, не питомец раввинских школ, а эллинист, представитель универсального, общечеловеческого идеала; даже по племенному происхождению (по мнению некоторых тюбингенцев) он не был иудеем, а или самарянином, или даже язычником. Проповедь ап. Павла по Ветхому Завету не имеет решительного никакого отношения ни к ветхозаветным книгам, ни к преданиям; он будто бы ничего этого не признавал. И. Христа он едва ли знал, а ему, как эллинисту, христианство понравилось и воспринято было, как идея искупления, нравственного восстановления человечества, которого начинали жаждать тогда все лучшие люди языческого мира, в виду разложения старых идей, в виду разочарований, которые чувствовали лучшие люди при тогдашнем общественном порядке. Эта идея об искуплении, о восстановлении и обновлении человечества, единственно будто бы эта идея привлекала ап. Павла к христианству. Но на основании этой идеи он совершенно заново и самостоятельно раскрыл целый круг новых идей-догматов, совершенно чуждых не только иудеям, державшимся Ветхого Завета, но и иудеям, принявшим христианство от старших апостолов, поэтому ап. Павел представляется у тюбингенцев решительным реформатором христианства, образователем новой догматики христианской доктрины.

До апостола Павла христианство будто бы не имело своей оригинальной доктрины, своей догматики, а было только собранием добрых нравственных сентенций. Оригинальное догматическое учение в христианстве будто бы создал апостол Павел; он же отрешил его от узконационального иудейского характера, сделал его универсальной религией для всех племен и народов, и поэтому начал проповедовать не иудеям, а всем народам, преимущественно языческим. Он отрешил христианство от всех связей с Ветхим Заветом, не признавал будто бы ни ветхозаветных писаний, ни преданий, и даже враждебно относился к Ветхому Завету. Но в особенности он восставал против ветхозаветных обрядов, которых первоначально держались христиане. Поэтому, когда ап. Павел начал успешно распространять свою проповедь и обратил в христианство значительную часть язычников, то образовалось, как говорят тюбингенцы, два различных христианства: одно христианство старших апостолов, христианство иудействующее или Петринизм, и другое – новое, отрешенное от всяких связей с иудейством и предназначенное для всего мира, универсальное, или как иначе называют его тюбингенцы, язычествующее христианство, или по имени главного вождя и проповедника, Павлинизм.

Между этими двумя видами христианства вначале не было почти ничего общего. И сами проповедники совершенно разделились в этом отношении. Старшие апостолы проповедовали иудеям и чуждались того, чтобы принимать в христианство язычников; а ап. Павел чуждался иудеев и проповедовал только язычникам и т.д. Для подтверждения этого положения тюбингенцы ссылаются на одно место, неправильно толкуемое ими, – в послании ап. Павла к Галатам и говорят, что были особые «апостолы обрезанных» и «апостолы необрезанных», а также ученики из обрезанных и из необрезанных и т.д.

Вот второе положение Тюбингенской школы о двух чуждых даже враждебных друг другу видах первоначального христианства.

Но на самом деле в те древние времена дело было совершенно не так, как представляют тюбингенцы. Представление о разности между христианами из иудеев и христианами из язычников и здесь до крайности преувеличено. Во-первых, ап. Павел по происхождению, несомненно, был иудей, хотя не палестинский, а иудей рассеяния: он происходил из киликийского города Тарса. Первоначальное образование он получил не эллинистическое, а именно иудаистическое, как на это есть прямые указания в Книге Деяний и в его посланиях, что он учился у известного иудейского раввина Гамалиила, ученика Гиллелова. Сами новейшие ученые признаются, что в посланиях ап. Павла даже во внешних приемах легко узнать не эллиниста, а именно иудея, питомца раввинских школ². И если в писаниях ап. Павла, в его речах есть некоторые следы эллинистического образования, например, следы того, что он был знаком с греческим языком и литературой, то эти следы немногочисленны и незначительны. Конечно, как киликийский еврей он знаком был и с иудейскими писаниями и с греческим языком и литературой, но его образование главным образом носит раввинский характер. Ап. Павел обратился в христианство не потому, что он услыхал, как говорят тюбингенцы, об этой идее искупления, давшей исход тяжелому внутреннему, мучившему его процессу сознания безвыходного состояния человечества, но как рассказывает в Книге Деяний Апостольских, и как он сам часто вспоминает в своих посланиях, он обращен был в христианство особым знамением, чудесным явлением ему лично И. Христа, явлением, которое он получил на пути в Дамаск. По принятии христианства он далеко не является в нем реформатором. Если бы ап. Павел был тем, чем его хотят представить тюбингенцы, если бы он в самом деле был преобразователем христианства и из узконациональной религии превратил ее в универсальную религию, то его личность имела бы гораздо больше значения в христианском мире, чем личность Христа, подобно тому, как Христос имеет в христианстве несравненно большее значение, чем Иоанн Креститель; и учение наше не называлось бы христианством, а павлианством. Но это совершенно неверно. Ап. Павел высшим названием для себя считает название раба И. Христа, Его апостола. О своем учении он говорит, что оно не есть какое-нибудь новое учение, напротив он говорил, что проповедует то, что сам принял. Он предостерегает своих учеников, что если бы кто-нибудь стал проповедовать иное учение, а не то, которое уже было проповедано, даже если бы это был ангел с неба или он сам, то такого проповедника не нужно слушать, да будет такой анафема.

Равным образом несправедливо и то положение Тюбингенской школы, что будто бы ап. Павел создал оригинальную христианскую догматику, а без него христианство было собранием неопределенных нравственных начал. Вся догматика ап. Павла есть только раскрытие учения И. Христа. Если ап. Павлу принадлежит какая-нибудь заслуга, то это та заслуга, что он раскрывал это учение в известной системе. Вот только в этом и состоит его особенность. А по существу его учение, конечно же, то же самое, которое находится и в Евангелии и у других апостолов.

Совершенно неверно и то положение, что ап. Павел прервал всякие связи с Ветхим Заветом и проповедовал другое христианство, чуждое и даже враждебное Ветхому Завету. Как мы уже упоминали, ап. Павел и сам, как иудей по происхождению, и все его последователи очень многое заимствовали из иудейства, например, из ветхозаветных книг взяты идеи о творении, о падении – идеи, которые приняли последователи и Петра и Павла. Он не только принимал книги Ветхого Завета, но называл их богодухновенными. Даже против ветхозаветных обрядов ап. Павел вооружался далеко не так, как представляют тюбингенцы. Правда он, как сначала и все другие апостолы, держался того убеждения, что ветхозаветные обряда потеряли свое первоначальное значение, сделались необязательными для христиан. Поэтому он не принуждал язычников к обрезанию. Но когда он проповедовал иудеям, то, как и другие апостолы, с подзаконными он был как подзаконный, т.е. исполнял иудейские обряды. Иногда даже и язычников, особенно из сопоколений смешанных, он обрезывал; так он совершил обрезание над учеником своим Тимофеем. Во время распространения своей проповеди ап. Павел вовсе не чуждался иудеев, так же как другие апостолы не чуждались язычников. Ап. Павел, когда приходил в какой-нибудь город со смешанным населением, то он, прежде всего, проповедовал в иудейской синагоге, а потом уже обращал свою проповедь к язычникам. Так поступали и все другие апостолы. Таким образом, решительного разделения как между проповедниками, так и между христианами из иудеев и христианами из язычников вовсе не было. А названия: апостолы обрезанных и апостолы необрезанных, христиане из обрезанных и христиане из необрезанных, названия, действительно взятые из послания ап. Павла к Галатам, далеко не имеют значения решительного разделения, как объясняют тюбингенцы.

Ап. Павел говорит, что когда он был в Иерусалиме, то там условились взаимно друг друга считать проповедниками, а ради удобства решили, что ап. Павлу, как приобретшему опытность в обращении в христианство язычников, идти с проповедью к необрезанным в отдаленные страны, а другим апостолам, пока христианство не укоренится твердо, оставаться в Палестине и проповедовать среди обрезанных. Но это разделение районов проповеди, сделанное ради внешних удобств, существовало только на первых порах, а затем, по свидетельству всех преданий, и другие апостолы стали проповедовать не только иудеям, но и язычникам и распространяли христианство даже до Индии, Эфиопии и т.д. Таким образом и при временном разграничении районов деятельности, не было такого разделения по духу, какое представляет Тюбингенская школа. Итак, представление тюбингенцев о Петринизме и Павлинизме, о «христианстве иудействующем» и «христианстве язычествующем» совершенно теряет свой решительный характер.

Мы видим у ап. Павла указание на то, что в некоторых христианских обществах, например в Коринфе, христиане заводили споры и разделялись на партии; одни говорили: мы Петровы, другие – мы Павловы, третьи – мы Аполлосовы. Но из этого же послания к Коринфянам видно, что существенного разделения между партиями не было. Этот дух партийности был индивидуальной, наивной чертой греков. Одни хвалились тем, что приняли христианство от Петра, другие, что от Аполлоса и т.п. Ап Павел и убеждает их в том, что неуместно превозноситься своими наставниками, что не следует отделять Петровых учеников от Павловых, потому что все – Христовы.

Таким образом, слова: Павлинизм и Петринизм не имеют смысла, не имеют серьезного характера решительного отделения одной партии от другой и т.д. А уж если употреблять эти слова и называть учение Христа по именам его проповедников, то почему не сказать: Андреизм, Филиппизм, Фомизм и т.д.? Христианство проповедовали все 12 апостолов, масса их сотрудников, и если бы по характеру проповеди каждого апостола образовывалась бы партия, то им числа бы не было, они разбились бы на множество отраслей и совершенно погибли бы среди окружавшего их языческого и иудейского мира. Тем более названия: язычествующее и иудействующее христианство – эти названия также не имеют смысла. Название «иудействующее христианство» еще можно применить, хотя не точно и отчасти, к тем христианам, которые на первых порах держались ветхозаветных иудейских обрядов, хотя по верованиям отличались от иудеев. Но имеет ли смысл название «язычествующее христианство»? Если войти в анализ этого понятия, то является вопрос: какое же это язычествующее христианство? Ведь языческая религия не одна, их великое множество. Могло бы быть христианство сирское, финикийское, греческое, египетское и т.п. Но, в сущности, дело было совершенно не так, а эти так называемые «язычествующие христиане», т.е. последователи христианства, обращенные ап. Павлом, были гораздо ближе – не говоря уже о христианском учении – и к Ветхому Завету, и к иудейству, чем к язычеству, потому что с языческой религией, с ее мифами, жертвами они порвали все связи, из иудейства же язычники заимствовали очень многое; заметим еще раз: основная идея о творении, о падении и искуплении, заповеди Моисеева закона, ветхозаветные священные книги в числе 22-х.

Таким образом, разница между христианами из иудеев и христианами из язычников далеко не имеет такого крайне решительного характера, как представляют тюбингенцы. Далее они говорят, что были не только два отдельные и чуждые друг другу лагеря, но и враждебные христиане из иудеев и христиане из язычников, что при первых столкновениях между этими лагерями начала высказываться вражда, неприязнь, и завязалась борьба, в которой на одной стороне стояли главные апостолы: Петр, Иаков и Иоанн, а на другой – Павел, и борьба была будто бы самая горячая, ожесточенная. Тюбингенцы находят в посланиях Петра и Иакова (послания эти, кстати сказать, они не признают за подлинные, хотя и пользуются ими для своих целей; это обычный прием тюбингенцев – пользоваться тем, что содействует доказательству их положения и отрицать то, что не содействует) находят такие выражения: «человек беззакония», «сын погибели», выражения, которые апостолы употребляли против врагов христианства, к которым они имели сильное отвращение и неприязнь. По толкования тбингенцев «человек беззакония» – это ап. Павел, которого так трактуют старшие апостолы. Равным образом в посланиях ап. Павла они находят выражения, в которых он обзывает ложных толкователей христианства «обманщиками», «лживыми делателями на Божественной ниве», «псами». Тюбингенцы говорят, что ап. Павел относит эти выражения к своим противникам, к ап. Петру, Иакову и Иоанну. Некоторые из тюбингенцев эту вражду между апостолами представляют до того жестокою, что предполагают даже, что архидиакона Стефана убили христиане из иудеев, которым будто бы не нравилась проповедь Стефана, представляющая как бы переход к проповеди ап. Павла. Равным образом смерть ап. Павла они приписывают ненависти христиан из иудеев (едва ли не наветам самого Петра в Риме). Вообще между ап. Петром и его последователями и между ап. Павлом с его последователями, т.е. между христианами из иудеев и христианами из язычников была будто бы самая ожесточенная борьба – не на живот, а на смерть, и т.д.

Вот третье, совершенно ложное представление, потому что в самих христианских памятниках той эпохи мы встречаем показания как раз другого рода. В том же послании ап. Павла к Галатам, на котором в особенности опираются тюбингенцы, ап. Павел называет старших апостолов знаменитыми «столпами Церкви», а они в послании от Иерусалимского собора к христианам их язычников называют ап. Павла «возлюбленным братом», «человеком предавшим душу ради Господа». Ап. Петр в своем Соборном послании также называет Павла «возлюбленным братом», говорит, что его учение (Павлово) почти такое же, как и учение других апостолов, только ложные учители перетолковывают его иначе. Ап. Павел прямо говорит, что он считал нужным видеться с другими апостолами, чтобы свою проповедь поверить с благовествованием их, и другие апостолы радушно приняли его и дали ему «руку общения», и т.д. Очевидно, что между ними не было тех враждебных отношений, о которых говорят тюбингенцы. А те названия, о которых мы упоминали – «человек беззакония», «сын погибели» – относятся вовсе не к ап. Павлу, а к какому-то другому противнику Христа и исказителю Его проповеди, по всей вероятности к Симону Магу, а подобные выражения встречаются и у ап. Павла. Тюбингенцы представляют под именем Симона Мага ап. Павла, но это совершенно неверно. Они пытались уверять, что Симона Мага в христианской истории вовсе и не существовало, но наши древние христианские памятники и предания полны воспоминаниями о Симоне Маге, как первом еретике, так что он является вполне исторической личностью. Равным образом выражения ап. Павла о ложных проповедниках, которых он называет обманщиками и собаками, конечно не относятся никак к апостолам, которых он называет «столпами Церкви», а лишь к тем лжеучителям иудействующим, которые ложно прикрываясь авторитетом старших апостолов, хотели смущать новообращенных христиан из язычников и восстановить их против апостола Павла.

Таким образом, положительно можно утверждать, что этих споров, этой борьбы между апостолами и их партиями мы не находим в древнехристианских памятниках. И мы видим с одной стороны около Павла не одних язычников, а и иудеев; например, его близкими друзьями являются римские иудеи Акилла и Прискилла, у которых он жил в Коринфе, с которыми проповедовал в Ефесе, начальник Коринфской синагоги Крисп. Равным образом мы видим из одного памятника, который особенно уважается тюбингенцами, из так называемых, Климентин, около ап. Петра семейство Климента Римского, по происхождению языческое, а не иудейское семейство. Точно также мы видим, что сотрудники и близкие ученики одного апостола переходят к другому, то к ап. Петру, то к Павлу (например, Марк, Силуан), что решительно было бы невозможно, если бы между партиями было такое разделение, какое представляют тюбингенцы. Также и из позднейших деятелей, Климент Римский, он обращался с ап. Петром, но в послании, писанном к Коринфянам, с величайшим уважением отзывается об ап. Павле. Игнатий Богоносец, епископ Смирнский Поликарп, мужи апостольские первой половины II века, главным образом, имели сношения с Иоанном Богословом, но они с уважением относятся к ап. Павлу, и т.д.

Итак, из всех выше приведенных фактов видно, что вражды и разделения между апостолами не было.

Тюбингенцы указывают на весьма незначительные следы споров или разделений между апостолами и их партиями в известном случае, рассказанном ап. Павлом в послании к Галатам, что в Антиохии у него вышел спорт с ап. Петром из-за обрядов. В предшествовавших лекциях мы касались этого вопроса и выяснили, что из самого описания этого случая видно, что существенного разделения между ними не было, напротив было полное согласие. Они оба одинаково считали необязательным для христиан из язычников соблюдение ветхозаветных обрядов, и этих обрядов не соблюдал не только ап. Павел, но и ап. Петр. Но когда в смешанном населении Антиохии, где жили и христиане из иудеев и христиане из язычников, вследствие прибытия сюда христиан иерусалимских, возник соблазн относительно того: как относиться к ветхозаветным обрядам, у апостолов возникло временное, частное разногласие. Ап. Павел рассказывает, что он не обращал внимания на пришлых иерусалимлян и по-прежнему продолжал ходить в дома христиан из евреев и христиан из язычников, и с христианами из язычников не соблюдал обрядов, а с христианами из иудеев соблюдал; а Петр несколько поколебался и перестал ходить к христианам из язычников. За это Павел его и обличил, и Петр покорно принял обличение.

Затем еще тюбингенцы указывают на партии между коринфскими христианами: на партию Павла и Аполлоса и др. Но мы уже говорили, что из посланий ап. Павла к Коринфянам прямо видно, что между этими партиями существенной разницы не было. Христиане хвалились теми проповедниками, от которых они приняли христианство: одни от ап. Петра, другие от Павла и т.д. Это не общая черта, а именно чисто греческая, национальная; так греки в древности возбуждали вопрос и спорили из-за того, какая философия выше: Платонова или Аристотелева, Стоическая или Эпикурейская? В Средние века греки занимались решением вопроса: кто выше – Василий Великий, или Григорий Богослов, или Иоанн Златоуст? Но в сущности серьезного значения эти споры и партии не имели, и существенной разницы меду ними не было – в основных идеях.

Во II веке остатки этих двух противоположных направлений сохранились, по мнению тюбингенцев, в еретических партиях Евионитов и Маркионитов. Но мы уже упоминали, что эти еретические секты явились уже во II веке и представляют из себя выродков, искажение христианства, а не то, чтобы это были остатки партий ап. Петра и Павла. Правда, Евиониты любили ссылаться на ап. Петра, Маркиониты – на Павла; но это обычай еретиков всех времен: сектанты всегда старались опираться на авторитет какого-нибудь учителя Церкви, ложно перетолковывая его учения.

Еще тюбингенцы ссылаются на споры о праздновании Пасхи, стараясь здесь открыть подтверждение своих воззрений. Мы уже упоминали, что эти споры происходили около половины II века и состояли в том, что одни христиане настаивали праздновать Пасху в одно время с иудеями – в 14 день месяца Нисана. Это будто последователи Петра и Иоанна. Другие христиане, напротив, настаивали на том, чтобы праздновать Пасху в первое воскресенье после весеннего полнолуния – так, чтобы это празднование не сходилось с иудейской Пасхой. Это будто бы остатки последователей ап. Павла. Но мы уже говорили, что хотя действительно обычай празднования Пасхи 14 Нисана был остатком иудейского обряда, а на Западе другой обычай возник из нежелания сходиться с иудеями в дне празднования; но насколько это мало имело значения, показывает тот факт, что когда во II веке начался этот спор, то никто не делал ссылок на то, что это-де предание Ветхого Завета, а другие на то, что противоположно Ветхому Завету; не делали указаний, что это – предание христиан из иудеев, а это – христиан из язычников, а ссылалась лишь каждая сторона на местные предания своей Церкви, установившиеся со времен апостольских, без всяких превозношений авторитета одних апостолов пред другими (и христиане римские в этом случае ссылались на апостолов Петра и Павла вместе).

Тюбингенцы указывают еще на апокрифическое сочинение, называемое Климентинами, в котором партия ап. Петра будто бы называет ап. Павла Симонове Магове; они стараются доказать, что Симон Маг был не Симон, а ап. Павел, но это доказательство натянуто и ни на чем не основано, и от него более серьезные тюбингенцы (Гильгенфельд) отказались сами.

Путем крайне ожесточенной борьбы, которую вели между собою в первые времена христианства иудеи и язычники, будто бы и выработалось позднейшее христианство. Борьба велась будто бы полтора века, в течение которых партии то собирались, то расходились. Сначала между ним не было ничего общего. Потом партии стали делать друг другу взаимные уступки, потом опять расходились, сходились и т.д. На место прежних партий являлись новые; фракции больших партий сближались между собою, потом опять шли новые споры, новые сделки, примирения, – пока из всего этого не выработалось настоящее кафолическое христианство, которое образовалось будто бы ко второй половине II века. К этой-то цели и направлены были все усилия тюбингенских ученых: провести то воззрение, что первоначальное христианство было совсем не то, что позднейшая Христианская Церковь, что эта последняя образовалась из длинного ряда споров и борьбы партий лишь к концу II века. Но в том-то и дело, что это можно сказать, а нельзя доказать, потому что нельзя найти в памятниках следов борьбы между партией ап. Петра и Павла; напротив памятники указывают на согласие между христианами из евреев и христианами из язычников.

Никаких следов этих перипетий, через которые будто бы прошло первоначальное христианство, т.е. через длинный ряд споров и сделок, наши памятники не представляют; это выдуманная теория, не опирающаяся на действительных фактах. Для доказательства ее тюбингенцам понадобилось перевернуть вверх дном все древнейшие памятники и предания. Церковь признает, что до нас дошли четыре Евангелия и послания, которые приписываются ап. Павлу, Петру, Иакову, Иоанну, далее писания мужей апостольских. Всё это тюбингенцы подвергают самой ярой критике и большей частью совсем отвергают в их подлинном происхождении, говорят, что это не могло быть писано Павлом, или Петром, или кем-нибудь другим, потому что это не соответствует-де характеру или Петра, или Павла, т.е. не настоящему характеру ап. Петра или Павла, какой обнаруживается по древним христианским памятникам, а не соответствует тому характеру, каким тюбингенцы наделили ап. Петра и Павла. Поэтому все новозаветные писания и писания мужей апостольских тюбингенцы размещают совершенно по своему. Из древнейших памятников, принадлежащих перу апостолов, они признают подлинными очень немного, например, послание к Римлянам, к Коринфянам, к Галатам, потому что в них будто выражается направление «язычествующего христианства», противоположного иудейству, чего на самом деле в них совсем нет. С другой стороны, они принимают Апокалипсис, в котором будто бы выражается дух старших апостолов, дух «иудействующего христианства», т.е. дух ветхозаветного фанатизма, формализма, обрядности и т.п., что опять-таки совершенно несправедливо. Все оставшиеся писания Нового Завета они распределяют по дальнейшим эпохам: такое-то послание принадлежит такой-то фракции, к такому-то периоду христианской истории. Но это распределение совершенно произвольно: здесь не по памятникам определяют развитие христианской истории, а наоборот, сами памятники подгоняют под заранее придуманные идеи и теории, что такой-то памятник должно отнести к такой-то эпохе, другой – к другой и т.д.

Вся эта ломка памятников и оригинальное объяснение фактов совершенно произвольны и натянуты. И с одной стороны, можно судить уже по одному этому: каковы эти теории, которые требуют такой ломки памятников и перестановки фактов. А с другой стороны, можно судить каковы эти сомнения о неподлинности памятников, исходящие из предвзятых произвольных теорий. Тюбингенские тенденции – всю первоначальную историю христианства свести к борьбе Петровой и Павловой партии крайне вредят научному развитию церковной истории: всякий памятник, всякий факт подгоняется под эту узкую идею, причем другие стороны церковной жизни опускаются из виду. Как только открывается какой-нибудь новый памятник, сейчас же в новой германской литературе поднимаются споры о том, к какой фракции он принадлежит, например, к какой партии принадлежит Иустин Философ³ – к христианам из иудеев или из язычников? Одни начинают доказывать, что он принадлежит к партии христиан из иудеев, другие, что к партии христиан из язычников, а на деле не имеет значения ни то, ни другое, потому что ко времени Иустина всякая разница между этими фракциями совершенно сгладилась. Или, например, открыт новый памятник: «Учение 12 апостолов». Какой партии принадлежит этот памятник? И опять начали спорить: одни говорят и доказывают так, другие иначе; между тем как в этом памятнике решительно нет серьезных оснований для разделения тогдашнего христианства на партии.

Все эти споры крайне суживают истинный смысл всех явлений: все исследования приурочены только к этим двум партиям, и мало обращается внимания на все другие, более важные и любопытные стороны дела; и это тормозит развитие самой исторической науки.

Наконец, что особенно важно в Тюбингенской школе, так это то, что образование и развитие христианства представляется процессом не столько положительного воодушевления идеями Христа, преданностью им духом мира и единения, как было на самом деле, а напротив процессом враждебной и крайне озлобленной борьбы. Зачем им нужно было вносить этот принцип вражды? Затем, во-первых, что тюбингенцы старались этим не сверхъестественным, а естественным путем объяснить происхождение христианства, что оно вполне не заключало в себе ничего оригинального, что оно было похоже на иудейство; и лишь постепенно удаляясь от своего корня, оно сглаживалось в одном направлении, расширялось в другом, так что позднейшее христианство было совершенно иное, чем первоначальное.

Другая же тенденция тюбингенцев состоит в приноровлении к истории христианства новых и модных теорий о развитии вообще, что всё развивается враждебным путем борьбы за существование. Этот принцип взят был в объяснение Гегелем всех исторических явлений. У него вся история человечества объясняется борьбой противоположных моментов, из столкновения одних элементов возникает новое явление, которое вызывает другое противоположное явление и т.д. и т.д. Все развивается путем борьбы противоположных идей. Эти идеи тюбингенцы применили к объяснению христианской истории; первые были Баур и Штраус, ученики Гегеля.

В позднейшие времена теория Гегеля потеряла свой кредит, но на смену ей явилась теория английского ученого Дарвина. Дарвин не обобщал своей теории; теория развития путем борьбы за существование у него господствует в животном царстве, борьба происходит между видами этого царства. Но иные последователи Дарвина переносят эту теорию на объяснение чисто исторических явлений, говорят, что все развивается путем борьбы за существование. Не наше дело разбирать, что в этой теории истинно и что ложно; укажем, однако, на то, что эта теория имеет, несомненно, долю справедливости там, где материя имеет решительное преобладание над духовным началом, как в мире животном; но и там, кроме чувства вражды и борьбы есть иные чувства – чувства симпатии, привязанности, так что и там этот принцип борьбы за существование не проходит так решительно. И в человеческом обществе может явиться борьба там, где люди являются животными и зверями, там имеет место этот звериный принцип. Но как скоро духовное начало начинает возвышаться над материальным, человек над животным, там являются высшие принципы, не борьба из-за куска хлеба, а увлечение идеалами, положительное, творческое начало любви и единения, а не начало вражды, которое есть начало разрушительное. На началах вражды не могло бы сложиться никакое общество, никакое учение не могло бы развиться, если бы в нем не было положительного начала. Любовь созидает, а вражда разрушает. Христианство именно есть религия любви. Христос и апостолы проповедовали о любви.

Если, с чисто исторической стороны, признать справедливым тюбингенский принцип вражды в первоначальной истории христианства, то нужно сказать, что христианство не просуществовало бы и одного столетия и раздробилось бы не на две каких-нибудь, а на множество партий – по множеству проповедников: явились бы Андреизм, Филиппизм, Петринизм и т.д., и по множеству племен и народностей: явилось бы христианство Финикийское, Сирское, Египетское и т.д. Вследствие вражды, оно разделилось бы, погибло с самого начала и не дало бы в истории тех значительных результатов, какими оно сказалось в своем дальнейшем развитии.