К истории литургической стороны таинства брака

Все семь Богоустановленных церковных таинств группировались в святоотеческой древности около двух таинств, как своих центров. Будучи по существу своему отдельными актами, они примыкали однако к богослужебной практике или к крещению, или к евхаристии, имели с этими двумя таинствами весьма близкую связь или по времени или по цели совершения. 1) По времени совершения соединялись: с крещением – миропомазание, с евхаристиею–публичное покаяние, священство и брак. Миропомазание совершалось непосредственно после крещения, в том же здании, т. е. в ваптистерии. Акт разрешения от грехов в покаянии, которое имело в древности характер по преимуществу публичный, совершался за литургией и состоял в преклонении колен и в возложении рук священника на головы кающихся, после чего они, вместе со всеми верными, допускались к слушанию литургии верных и к приобщению св. Таин. Посвящение в иерархические степени, как и у нас теперь, совершалось также в непосредственной связи с литургиею, так что евхаристия являлась как бы заключением таинства священства. Брак совершался в древности в связи с таинством евхаристии, в которому сочетавшиеся браком, после молитвы и благословения священника, и приступали тут же, т. е. за литургией. 2) Целию и необходимым (хотя и не непосредственным по времени совершения) завершением являлась евхаристия для частного покаяния и для елеосвящения. Так, частное покаяние, хотя и не совершалось за литургиею, тем не менее получившие разрешение от грехов, в ближайший после того день, как и у вас теперь, приобщались св. Таин. Точно также и елеопомазание больных, хотя по времени совершения не соединялось с литургиею, обыкновенно также вело к приобщению¹; после елеопомазания больные напутствовались св. Тайнами. Таинство евхаристии являлось таким образом завершением как частного покаяния, так и елеопомазания. Такая тесная связь с крещением и евхаристиею остальных пяти таинств в литургической практике,–связь, которую отвергать нет достаточных оснований, – имела, по нашему мнению, не малое влияние на историческую судьбу как литургической стороны таинств, так и на раскрытие догматического о них учения.

Литургическая связь миропомазания с крещением, а покаяния, священства, брака и елеосвящения с евхаристиею была, по нашему мнению, между прочим причиною малоразвитости в древний период обрядовой стороны таинств, соединенных с этими двумя таинствами. В самом деле трудно было обставлять многочисленными обрядами таинство миропомазания, когда оно совершалось в связи с крещением, имевшим в древности, особенно в III и IV вв. весьма многочисленный круг обрядов и сверх того, когда в след за крещением следовало обыкновенно совершение литургии. Далее, при продолжительности древней литургии, неудобно было удлинять ее введением в нее какого-либо обширного последования посвящения или подобного нашему венчания. Весьма естественно было также, при всем уважении к елеопомазанию, как благодатному средству, не удлиняя его совершения, спешить напутствием больного, вручением ему«залога нетления и безсмертия», как часто называли евхаристию древние отцы церкви: и в этом случае евхаристия, являясь важнейшим заключительным актом приготовления больного к переходу в другую жизнь, препятствовала, вместе с состоянием больного, развитию обрядовой стороны предшествующего акта, т. е. елеопомазания. Единственным исключением в этом случае служит таинство покаяния, которому связь его с литургиею не воспрепятствовала развиться довольно широко; разумеем публичное покаяние; здесь обстоятельства и нужды времени были, очевидно, сильнее неудобств, вытекавших из тесной связи его с литургиею.

Но эта тесная связь скрещением и евхаристией остальных таинств, имевшая, по нашему мнению, влияние на замедление в одном случае (что касается таинств брака и елеосвящения) и на совершенное прекращение развития обрядовой стороны в другой (что касается таинств миропомазания и священства), имела некоторые последствия и для истории раскрытия догматического учения о таинствах. Нам кажется, она может быть признана одной из причин, конечно далеко не главных, того явления, которое мы встречаем в истории догматической формулы, касающейся таинств. Кроме других важнейших причин², на позднее образование догматической формулы, касающейся седмеричного счисления таинств, обнаружило, быть может, свою долю влияния и то обстоятельство, что богослужебная практика выдвигала на первый план два священнодействия – крещение и евхаристию; ставя их на особенно видное место, она тем самым как бы оставляла в тени, на втором плане другие священнодействия, стоявшие с ними в тесной связи, хотя эти пять священнодействий считались весьма важными священнодействиями, выходившими из ряда простых обрядов. В особенности это нужно сказать об евхаристии и находившихся в тесной с нею связи таинствах. Евхаристия, справедливо всегда считавшаяся величайшим из таинств, таинством таинств, в силу присутствия в ней не благодати только в видимом знаке, но истинной плоти и крови Самого Христа Спасителя, естественно могла как бы заслонять собою другие таинства: покаяние, священство, брак и елеосвящение, а богослужебная практика еще более содействовала выделению евхаристии на счет других таинств и оставлению последних вне поставления в один ряд с крещением и евхаристиею.

Таким образом известная богослужебная практика не осталась, можно думать, без влияния, как на историю образования последований таинств, так и на историю раскрытия догматического учения о них. В первом случае ею можно объяснить медленность в образовании последований одних таинств (брака и елеосвящения) и даже совершенную остановку в развитии или расширении обрядовой стороны других (миропомазания и священства), во втором случае – медленность в образовании догматической формулы: «таинств церковных семь».

Насколько богослужебная практика влияла на историческую судьбу обрядовой стороны таинств, покажет очерк истории последования брака, составляющий предмет настоящей статьи.

Наше последование брака состоит из двух отдельных последований: из «последования обручения» и «последования венчания».

I. Начнем с «последования венчания». Наше венчание можно разделить на две части. Первая часть состоит из псалма 127 с припевом «слава Тебе Боже наш, слава Тебе», из эктении, из трех пространных молитв священника, из возложения венцов с словами «венчается раб Божий рабе Божией во имя Отца и Сына и св. Духа», троекратного благословения священника и возглашения им: «Господи Боже наш славою и честию венчай я». Вторая часть содержит в себе чтение апостола и евангелия с известными припевами, эктению («рцем вси как на литургии после евангелия), молитву священника, новую эктению («заступи, спаси помилуй... дне всего совершенна как на литургии Злат. и Вас. В. после херувимской или пред молитвою Господнею, как в литургии преждеосв.), возглас священника «и сподоби нас неосужденно», пение молитвы Господней (с обычным в литургии заключением: яко Твое есть царство, мир всем, преклонением голов), молитву общей чаши и подаяние этой чаши брачующимся, обхождение вокруг аналоя с пением св. песней (Исаие ликуй в пр.), снятие венцов с известными словами, две заключительные молитвы и отпуст.

Из этих двух частей последования венчания обращает на себя особенное внимание вторая его часть, представляющая поразительное сходство с литургией преждеосвященных св. Даров. Эта часть нашего венчания есть несомненно самая древняя его часть. Из глубокой древности мы имеем достаточно свидетельств, чтобы утверждать существование тесной связи совершения брака с совершением литургии. Кроме не вполне ясных на это указаний, встречаемых у Климента Александрийского³, Тимофея еп. Александрийского⁴, Павлина епископа Ноланского⁵, мы имеем весьма ясное и решительное об этом свидетельство в известных словах Тертуллиана: «Откуда, говорит он, взяти сил, чтобы описать счастие того брака, который сопрягает Церковь, скрепляет приношение, запечатлевает блогословение, ангелы свидетельствуют, Отец утверждает»⁶. Из этого в высшей степени замечательного свидетельства с несомненностью следует, что в древней церкви совершение брака находилось в теснейшей связи с евхаристиею. Первым выражением: браки «сопрягает церковь (conciliat ecclesia)» обозначается вообще, что брак совершается в церкви по ее молитвам, вторым: «скрепляет приношение(confirmat oblatio)»,–что совершение его тесно связано с литургиею, на которую указывает слово oblatio, третьим: «запечетлевает благословение (obsignat benedictio)», – что сущность венчания заключается в благословении (с призыванием конечно имени св. Троицы) священника, который полагает на брачующихся печать подобно тому, как запечатлевается человек благодатию Божиею в крещении: obsignat выражение родственное с signaculum σφραγὶς, a это последнее употреблялось для обозначения как крещения, так в особенности миропомазания. При свете такого ясного и решительного свидетельства приобретают значение и выше указанные нами не столь ясные свидетельства других отцев и писателей церковных, ставящие брак в тесную связь с евхаристиею, или как выражаются они, с «приобщением нетления», с «совершением приношения», с «напаянием Христа».

Из Тертуллиана не видно ясно, когда же именно совершался брак в первые века, до приобщения или после приобщения брачующихся: его слова можно понимать и, так и иначе, хотя естественнее понять–на основании слов «скрепляет приношение»– в том смысле, что церковное священнодействие брака предшествовало приобщению сочетавающихся. В этом случае слова Павлина Ноланского: «напой, Христе, новую чету, сопряженную святым предстоятелем», яснее указывают на время совершения благословения брака, именно на то, что молитва над брачующимися произносилась священником до приобщения их святых Таин, после чего, вероятно, еще читалась окончательная молитва, которую может быть и разумел Тертуллиан, когда, после слов «скрепляет приношение», вслед затем прибавил: «запечатлевает благословение».

В полном согласии с этими свидетельствами глубокой христианской древности находятся дошедшие до нас остатки литургических памятников. До нас дошли, например, брачные молитвы в сакраментариях пап Льва Великого, Геласия и Григория Вел. В этих сакраментариях брачные молитвы помещены в самом каноне литургии, именно пред самым приобщением, по принятии которого новобрачными, произносилась над ними еще молитва⁷. Эти остатки древности дороги для нас во многих отношениях. Они показывают не только то, к какому именно моменту литургии приурочено было в древности совершение брака, но особенно то, что совершение брака в первые века было включаемо в самую литургию, что брачные молитвы составляли часть литургии верных после освящения св. Даров. Совокупность всех обстоятельств и исторических данных не только выше изложенных, но и ниже нами приводимых позволяет (несмотря на сравнительно позднее, время, к какому относятся учеными эти сакраментарии⁸ думать, что так именно и было в первые века христианства.

Соединение венчания с литургиею не позволяло, конечно, первому расширяться в объеме и количестве молитв и обрядов. Вероятно, все венчание, происходившее за литургиею состояло из пения приличного псалма, одной или двух молитв, благословения во имя св. Троицы, соединения рук и обхождения вокруг престола, на котором предлежали освященные, за этою же литургиею, св. Дары. К этому несколько позднее присоединился обряд надевания венков на востоке и возложения покрывала на западе.

«К такому заключению мы приходим, сопоставляя различные свидетельства из отческих творений от II до V в.⁹Климент александрийский говорит о «возложении руки пресвитера» и о «совершении брака словом (молитвы)». Григорий Богослов–о «сочетании юных рук рукою Бога»и о пении 127 псалма¹⁰, Иоанн Златоуст«о молитвах и благословениях», ИннокентийI «о благословении, которое полагается священником на брачущихся». Но особенно полно изображает совершение брака св. Павлин еп. Ноланский в брачном приветствии сыну епископа Мемора:

«священныя чада священника связуются досточтимым обязательством¹¹... Пусть благословит вас сам отец епископ: пусть он сам предначнетс вященныя песнопения прежде ликов песнословящих. Веди честнейший отец Мемор чад твоих ко алтарю Господню и с молитвою передай их святительскою рукою. Но...что это за человек издалека идет тихими стопами? Это муж, богатый многими дарами Христа Господа, муж светоносный, епископ Емилий. Помня свои обязанности, сообразно с законным порядком Мемор передает дорогих детей в руки Емилия. А тот, подклоня главы обоих под мирное иго супружества десницею возлагает на них покров и освящает их молитвою. Христе! услыши священников молящихся и благочестивые обеты утверди молитвенным священнодействием. Напой, Христе, новую чету, сопряженную святым предстоятелем».

В этом приветствии св. Павлина,–кроме произнесения брачующимися обязательства, кроме далее песнопений, приведения брачной четы пред алтарь, преклонения ими голов и молитвы, – упоминается о возложении брачного покрывала, которое на западе заменяет равносильный ему восточный обряд возложения венков на Головы брачующихся. Есть основание думать, что в первые три века эти обряды не были восприняты в число церковных обрядов и что христиане избегали покрывала и венков по причине широкого их распространения в язычестве. Справедливо замечает Бинтерим¹², что только с IV в. вошло в обычай возложение священником покрывала на брачующихся, а что до того времени если и употреблялось покрывало, то только одною невестою (как говорит Тертуллиан¹³, которая приходила ко алтарю с надетым уже на лице покрывалом. Многочисленные свидетельства из первых трех веков говорят также об отсутствии употребления первенствующими христианами венков вообще и при браках в частности¹⁴, что весьма понятно и естественно. Широкое употребление венков в язычестве и притом употребление, тесно связанное с мифологиею (венки на богах, на победителях при играх, на чашах и кубках) должно было внушить христианам отвращение от употребления этих украшений при браках. Только после того, как христианство восторжествовало над язычеством христиане стали употреблять венки¹⁵ и даже восприняли их в число церковных обрядов, так что св. Иоанн Златоуст говорил уже о возложении венцов в церкви на брачующихся «в знак победы над сладострастием»¹⁶. Если же признать, что в описании торжества девственниц – содержащемся в творении св. Мефодия Патарского «Пир десяти дев»,–образы небесного торжества девственниц взяты св. отцем из употребительного в то время церковного венчания брака, то можно допустить употребление венков уже в конце Ш в. Это описание настолько замечательно, что, вместе с словами Тертуллиана и Павлина Ноланского, заслуживает особенного внимания. «Вот, говорит св. Мефодий, наше торжество, прекрасныя девственницы! Вот награда за чистый подвиг целомудрия. Обручаюсь Слову и приемлю в дар вечный венец нетления; возложив венец на главу, украшаюсь светлыми и неувядающими цветами мудрости. Обхожу со Христом, воздающим награду на небеса, окрест безначальнаго и безсмертнаго Царя, становлюсь свещеносицею неприступных светов и воспеваю новую песнь с ликом ангелов»¹⁷. В этом изображении, кроме возложения венцов, обращает на себя внимание упоминание об обхождении кругом Царя (т. е. престола) с свечами и с пением св. песни: это есть новая подробность, дополняющая общую картину венчания в древней церкви.

На основании сопоставления различных отрывочных свидетельств, дошедших до нас из II–V в., мы старались восстановить схему венчания в эти первые века христианства, состоявшую, по нашему мнению, из указанных выше частей. Но говоря о составе венчания в древней церкви не следует забывать значительной доли свободы, предоставляемой в древней церкви предстоятелям церкви относительно как количества так и объема молитв и песнопений, а равно и относительно увеличения или сокращения количества несущественных для таинства обрядов, а потому на выше исчисленные нами составные части венчания в церкви следует смотреть как на наиболее общую церквам норму совершения этого таинства, допускавшую в несущественном изменения и отступления от нее. Словом, с последованием венчания было, можно думать, то же, что и с литургиею. Кроме того, с вероятностью можно полагать, что великие святятели востока, св. Василий и Иоанн Златоуст, столь много сделавшие, по свидетельству св. Софрония¹⁸, для устройства всего вообще богослужения восточной церкви, не оставили без внимания и церковного венчания брака. К сожалению, из литургических памятников восточной церкви не дошло до нас,–из веков IV, V и VII, не говоря уже о первых трех веках,–ни одного памятника, относящегося к проследованию венчания. Только уже из VIII в. сохранилась одна коротенькая молитва при возложении венцов, помещенная в послании св.Феодора Студита к Симеону¹⁹. Приводя эту молитву, св. отец ясно дает понять, что он приводит не молитву собственного сочинения, а молитву, употреблявшуюся в его время при богослужениях; именно он замечает: «молитвы, которые употребляются при возложении венцов, я привожу не для научения, а для возобновления в памяти весьма замечательно, что эта очень коротенькая молитва сосредоточивает в себе содержание двух наших молитв (из семи, входящих в последование нашего венчания), именно третьей (пред возложением венцов) и четвертой (после Евангелия и эктении), т. е. тех самых молитв, которые, как увидим далее, в древнейших из дошедших до нас литургических памятников являются неизменно главными и почти единственными, так как к ним присоединяется только еще одна коротенькая наша молитва общей чаши. Если молитва, приводимая св. Феодором Студитом, не есть результат искусственного соединения св. отцев двух употреблявшихся в церковном богослужении его времени молитв, то она, можно думать, есть единственная молитва, с глубокой древности употребительная при венчании, кроме, конечно, формулы благословения (во имя Св. Троицы), псалмопения (Пс.127) и, может быть, краткой эктении.

Вскоре однако в том же VIII в. или в следующем IX в. произошло умножение молитв, сначала в прочем весьма незначительное; именно эта упоминаемая Феодором Студитом молитва разбита на две и сверх того явилась третья молитва–молитва общей чаши, если только она не существовала прежде. Из двух последований венчания, дошедших до нас в древних барбериновых списках и помещенных Гоаром в его евхологионе, первое²⁰ самое древнее (VIII или IX в.) и краткое состоит из одной эктении (имеющей сходство с нашею первою эктениею²¹, но короче нашей), из 3-й нашей молитвы (пред надеванием венцов), из возложения венцов, соединения рук, подаяния мира (свящ.), из преклонения голов (диак.), из молитвы (нашей 4-й, которая читается унас после евангелия) и из молитвы общей чаши (нашей 5-й). Таким образом это последование втрое меньше нашего: нет в нем первых двух пространных наших молитв, ничего не говорится о том, что произносит священник при надевании венцов, не положено чтения апостола и евангелия с эктениею, нет эктении пред молитвою Господнею, равно как не полагается и самой молитвы Господней с известным возгласом, ничего не упоминается о хождении вокруг аналоя с пением известной песни, нет молитвы по снятии венцов и заключительной молитвы. Это последование поражает своею крайнею простотою. Оно имеет такой вид и объем, что легко могло быть совершаемо за литургиею. Особенно характеристично здесь отсутствие чтения апостола и евангелия, легко объяснимое из предположения, что венчание по этому списку совершалось за литургиею пред приобщением, следовательно, тогда, когда уже прочитаны были и апостол и евангелие, повторять чтение из которых представлялось нарушением стройности и установившегося порядка служб церковных.

Приводимые нами далее литургические памятники принадлежат уже к тому переходному времени, когда венчание отделяется от литургии в новую церковную службу, стремясь при этом устроить себе последование по образцу литургии, в тесной связи с которою оно совершалось столько веков. Весьма любопытно проследить те фазисы развития, которые прошло последование венчания до того момента, когда оно явилось в настоящем его виде. Греческие и славянские литургические памятники XIII, XIV и XV веков дают нам к тому возможность.

Из греческих памятников мы имеем в виду прежде всего последование ко второму барберинову списку и последование по списку криптоферратскому XIII в.

Второе из приводимых Гоаром древних последований, неизвестно какого времени²² несколько пространнее первого. После каждения и возглашения «благословенно царство» следуют: краткая эктения, чтение апостола и евангелия с прокименом («Господь просвещение мое») и стихом пред евангелием («жена твоя, яко лоза плодовита»), эктения после евангелия («премудрость, рцем вси»,–подобная нашей, но пространнее), молитва наша 3-я (пред надеванием венцов), при возложении венцов священник произносит: «венчается раб Божий венцом нетления во имя Отца и Сына и Св. Духа... влагает правую руку невесты в правую руку жениха», диакон: «премудрость», певец: «Славою и честию венчай их», стих: «положил еси на главе их венцы», диакон: «Господу помолимся», священник произносит молитву (имеющую сходство с нашею 2-ю молитвою, но короче нашей), затем молитва чаши, пение песни: «слава Тебе Боже наш, слава Тебе», и стиха: «блажени вси боящиися Господа (Пс.127) и наконец молитва (наша 4-я, положенная после евангелия). В этом последовании хотя также не достает многого сравнительно с нашим венчанием, но во всяком случае эта вторая редакция последования венчания гораздо сложнее первой и ближе к нашей. Здесь,–кроме лишней против предыдущего списка эктении, кроме упоминания о произнесении священником известных слов при возложении венцов и пения певцом известных стихов, – обращает на себя особенное внимание чтение апостола и евангелия с известными припевами, а также произнесение священником, сверх трех кратких молитв (как в предыдущем списке), еще одной более пространной, несколько приближающейся по объему к нашей второй молитве. Не говоря уже о том, что в рассматриваемом последовании положено петь Пс.127 с припевом: «слава Тебе Боже наш» и притом, что замечательно, не в самом начале венчания как у нас, а в конце его после вкушения общей чаши.

Если предыдущий список несомненно свидетельствует о преобразовании венчания в отдельное от литургии последование, но не представляет в себе отражения многовековой связи венчания с литургиею (как это впрочем всегда и бывает: на первых порах новой стадии бытия всегда забывается прошедшее), то одно из греческих же последований венчания, дошедшее до нас из XIII в. в так называемом крипто-ферратском списке²³, громко говорит о прошедшей тесной связи венчания с литургиею, хотя так же, как и предыдущий список несомненно заявляет и об отдельности совершения венчания от литургии. По крипто-ферратскому списку в начале венчания полагается, как и у нас, Пс.127, после чего замечено: брачующиеся, «идя ко алтарю (πρὸςτοῦϑυσιαστηρίου), опускают взаимно руки и стоят пред св. вратами, на святой же трапезе находится потир, имеющий преждеосвященные (св. Дары), два венца и стеклянный сосуд, наполненный вином»; затем, как и у нас (с опущением только вопрошения и «благослови Владыко»), первая эктения (наша, несколько только короче), 3-я наша молитва (первой и второй нет), двукратно над женихом и потом над невестою произношение при надевании венцов: «Господи Боже наш славою» (нет слов: «венчается раб Божий», нет и чтения апостола и евангелия с известными припевами), соединение рук, мир всем, главы ваши, молитва (наша 4-я, положенная у нас после евангелия; нет здесь эктении после этой молитвы, нет «сподоби нас неосужденно», не положено и молитвы Господней), после этого говорится: «и держа чашу возглашает: преждеосвященная святая святыми приобщает их», затем следует молитва общей чаши, взаключение замечено: «потом держа чашу, дает ее сначала мужу, потом жене и это делает до трех раз и отдает чашу кому-либо или, как некоторые (делают), разбивает ее и после этого уходят».Нет обхождения вокруг аналоя с пением известных св. песней, двух наших молитв (6-й и 7-й) и заключения.

Этот список, представляя замечательную немногосложность молитв (всего три), будучи в этом отношении вполне сходен с древнейшим барбериновым (VIII в.), свидетельствует о стремлении последования венчания преобразоваться на подобие литургии преждеосвященных св. Даров. Но его стремление в этом списке представляется только еще в зародыше, так как здесь,–кроме предначатия псалмопением, отсутствия чтений из новозаветного св. Писания и возглашения: «преждеосвященная святая святым»,– еще нет других подробностей, сближающих вторую половину венчания с этою литургиею: нет эктении пред молитвою Господнею, самой этой молитвы с возгласом: «и сподоби нас».

Пути, указываемому рассмотренным литургическим памятником, следуют славянские памятники XIV и XV в. Благодаря рукописным служебникам и требникам XIV и XV в., сохранившимся в нашей Московской синодальной библиотеке и описанным К. И. Невоструевым²⁴, а равно и данным, какие представляют творения Симеона Солунского, мы имеем возможность проследить постепенное развитие нашего чина венчания с XIV по XV в.

По некоторым памятникам XIV – XV в. первая часть нашего венчания была менее обширна, чем у нас теперь, имея вид подобный тому, какой она имела в рассмотренных нами греческих памятниках, а вторая была ничем иным, как второю частью преждеосвященной литургии. При этом мы имеем ввиду служебники московской синодальной библиотеки №№ 344 (Киприанов) и 345. Здесь мы также не находим первых двух больших молитв в начале венчания, а есть только третья сравнительно краткая, нет чтения апостола и евангелия и нет обхождения вокруг аналоя с пением «Исаие ликуй», но зато есть приобщение преждеосвященными св. дарами с различными возгласами весьма характеристичными:–вот более крупные черты отличия от нашего чина венчания. В общем тогдашнее венчание несомненно было короче нашего²⁵.–В частности венчание тогда состояло из следующего. Оно начиналось как и теперь у нас пением Пс.127²⁶, далее эктения (как у нас), молитва (наша третья), возложение венцов с словами:«Господи Боже наш славою и пр.²⁷, до соединения рук молитва (положенная ныне после апостола и евангелия, которых по этому последованию не полагалось), отче наш²⁸, вонмем, преждеосвященная святая святым, «чашу спасения прииму» (певцы), приобщение св. тайн и затем молитва общей чаши и вкушение ее²⁹. За приобщением дальнейшие действия описываются³⁰следующим образом: «таже, ведя на лавицю, возглашает: Господи, Господи призри с небесе и посети сыны человеческия». Это возглашает троекратно с пением стихов. Потом, на слава и ныне, «радуйся радосте Ангелом» (тропарь). Наконец говорится: «посадить я на лавици». В заключение же всего произносит молитву, положенную на разрешение венцов. Вместо благословения, какое ныне дается после снятия венцов («Отец, Сын и св. Дух» и пр.), тогда³¹ употреблялось апостольское приветствие: «братие, радуйтеся о Господеви всегда».

Cуказанными славянскими служебниками в сущности сходно описание венчания у Симеона Солунского, так как и здесь нет первых двух и последних двух молитв, а равно и чтения апостола и евангелия. Сказав в начале, что брачующиеся ведутся ко алтарю с пением Пс.127³², пред алтарем держа свечи и вместе с ними имеют свечи в руках все клирики, далее говорит об эктении, о первой молитве (наша 3-я), о надевании венцов, взятых с престола, на голову мужа и жены³³ с произношением слов «Господи Боже наш»³⁴, о второй эктении³⁵ и о второй молитве³⁶(эта молитва та же, что у нас 4-япосле евангелия). Далее: «сподоби ны неосужденно, Отче наш (поют все), возглас мир всем, преклонение голов, молитва над общею чашею (та же что и у нас), возглас («яко благословися и прославися»), преждеосвященная святая святым, един свят (поют все), приобщение св. таин, затем – общей чаши при пении: «чашу спасения прииму»³⁷, сугубая эктения с возглашением новобрачных и восприемника, возглас («яко милостив»), апостольское приветствие («братие, всегда радуйтеся о Господе» до слов: «Бог мира да будет с вами»). «Тотчас после этого, взяв их за руки, он ведет их ко алтарю и делая круг в веселии о Христе, поет с певчими песнь: святии мученицы³⁸, как при хиротонии, и другую: Слава Тебе Христе Боже... Потом присовокупляет молитву на разрешение венцов (наша молитва на разрешение венца)³⁹... Наконец, призвав Христа, чтобы Он ради Своея матери и святых подал всем милость и спасение разрешает венцы и новобрачные, получив от него благословение с радостью отходят домой»⁴⁰.

Чтобы видеть, как постепенно входили в употребление с одной стороны 1) две большие молитвы и с другой – 2) чтение апостола и евангелие и 3) хождение вокруг аналоя, то составлявшие принадлежность венчания, то не составлявшие,–для этого обратимся к требнику сербскому XV в. Последование, описанное Симеоном Солунским, составляет, по степени своего развития, нечто среднее между последованиями XIV в. И тем, какое содержится в требнике сербском, подходя впрочем ближе к служебникам № 344 и 345.

Всего ближе к нашему последованию величание то последование, какое находится в сербском требнике XV в.⁴¹ Здесь мы находим, хотя и не совершенно в том порядке и виде как у нас, и первые две молитвы (соединенные впрочем в одну) и чтение апостола и евангелия. Начинается это последование⁴² с эктении и молитвы (наша 3-я), потом следует возложение венцов. Оно совершалось следующим образом: пелся псалом 20 («Господи силою Твоею»), трижды возлагались венцы и потом священник произносил: «Господи Боже наш, иже славою и честью венчав святыя мученикы, Ты и ныне венчай раба твоего онсицу и рабу твою онсицу»⁴³. После возложения венцов чтение апостола и евангелия. После евангелия следует весьма пространная молитва, в которой соединены обе молитвы, читаемые ныне вначале венчания. По окончании этой молитвы – (диакон) «возлюбим друг друга»,(хор) «Отца и Сына»...,священник целовал обоих и они целовались между собою с словами: «посреде нас есть Христос и есть и будет». Потом молитва (какая у нас полагается после евангелия), молитва Господня, приобщение преждеосвященных св. Даров, и непосредственно за ним молитва на общение святыя чаши, приветствие: «братие радуйтеся о Господе», хождение вокруг аналоя трижды с пением: «Господи Господи призри с небесе и виждь и посети виноград свой, иже испръва насади десница Твоя Господи»⁴⁴. В заключение полагаются две молитвы на снятие венцов⁴⁵.

Итак, рассмотрение главнейших отеческих свидетельств н литургических памятников, относящихся к обрядовой стороне таинства брака, с несомненностью, надеемся, показало, какое важное влияние на всю последующую историческую судьбу последования венчания и на нынешний его вид имело совершение в первые века христианства таинства брака за литургиею, в непосредственной с нею связи. Понятно после всего вышеизложенного, почему в нашем требнике пред последованием обручения замечено: «по божественной литугии ,священнику стоящу во святилищи, предстоят хотящии сопрягатися», почему наконец даже в римско-католической церкви доселе существует missa pro sponso et sponsa, хотя это есть богослужение особенное, не составляющее части собственно венчания.

В частности, из всего вышеизложенного вытекают следующие выводы:

Древнейшими частями нашего последования венчания нужно признать третью нашу молитву (пред возложением венцов), содержащую воспоминание учреждения Богом еще в раю таинства брака, и четвертую (после евангелия), указывающую на освящение брака в Новом Завете. Далее–пение 127 псалма и приобщение общей чаши (вместо приобщения св. Даров) и благословение брачующихся во имя св. Троицы.

Менее древни: возложение венцов с произнесением известных слов, обхождение вокруг аналоя с пением известных св. песней, молитва общей чаши и некоторые из эктений, именно эктения пред молитвою Господнею с известными возгласами священника, пение самой молитвы Господней,–хотя последние частности и живо напоминают древность (разумеем древний обычай совершать таинство брака за литургиею).

Еще менее древни: две первые молитвы, чтения из апостола и Евангелия с известными припевами, а равно и две последние молитвы (6-я и 7-я) по снятии венцов. Не говорим уже о молитве на разрешение венцов в осьмый день.

II.Последование обручения, по нашей богослужебной практике, совершается в непосредственной связи с венчанием, составляя нечто неразрывное с последним. Между тем на самом деле оно есть нечто совершенно отдельное от последования венчания и в глубокой древности едва ли даже существовало как церковный обряд.

Правда первенствующие христиане, привыкшие ничего не делать без благословения церкви, епископа и пресвитеров, по всей вероятности, весьма скоро начали обращаться к священнослужителям с просьбами – благословить тот свадебный контракт, какой они, по греко-римским законам, обязаны были совершить в присутствии гражданских чиновников. А эти контракты состояли из следующего: 1) давалось обеими сторонами письменное согласие на вступление в брак в присутствии свидетелей с той и другой стороны; 2) составлялась запись приданого за подписью присутствующих и за печатью, причем назначалась пеня для той стороны, которая откажется от брака; 3) предлагаемы были дары со стороны жениха, называемые обыкновенно залогами, между которыми жених приносил обыкновенно невесте кольцо; сверх того 4) жених торжественно давал невесте целование и наконец у того и другого в зная их союза соединяли руки. Такие контракты совершались иногда за несколько лет до вступления в брак. Весьма вероятно, что первенствующие христиане, пред заключением такого контракта или после его, приходили к епископу или пресвитерам, прося у них благословения на заключение обручения. Правда, нет ясных на это указаний из первых трех веков. Хотя и говорится у Тертуллиана и Климента Александрийского о кольце⁴⁶, равно как и о tabulae nuptiales, но прямых выводов из их слов в пользу церковного обручения сделать нельзя. О кольце говорится так, что дается прямо понять, что кольцо давал сам жених своей невесте, a о tabulae nuptiales,–хотя и замечается у Тертуллиана но поводу браков на идолопоклонницах: «неужели мы представим пред Господний трибунал брачныя записи (таблицы) от такого человека? И неужели мы засвидетельствуем, что законно совершен тот брак, который запрещен самим Господом»⁴⁷,–но из этих слов ничего не следует кроме разве того, что о совершении обручения давалось знать церкви и брачные записи или брачный контракт, составленный в присутствии гражданских чиновников, представляем был предстоятелям церкви лицами, желавшими закончить свое обручение получением благодати в таинстве венчания. Тем не менее нельзя совершенно отрицать существование обычая,–хотя и не повсеместного и не узаконенного, – прибегать к молитвам церкви и к благословению священника пред обручением или после обручения гражданского, за известное время до церковного брака.

Более данных представляет период с IV в. В это время несомненно, вместе с гражданским, существовало и церковное обручение. Ничем иным кроме этого нельзя объяснить например правила (11-го) Анкирского собора (314 – 315): «дев обрученных и потом похищенных разсуждено возвращати предобручившим, аще бо и насилие претерпели от похитивших». Едва ли можно объяснить происхождение этого церковного правила без предположения, что церковь в этом случае ограждала не действие только чисто гражданское, которое требовало бы потому в ограждения единственно со стороны гражданской власти, но вместе и церковный акт, который требовал потому своего рода ограждения со стороны церковной власти. Обстоятельства, в каких находилась тогда церковь (разумеем торжество христианства), содействовали тому, чтобы церковь положила свою печать и на действие, принадлежавшее к сфере гражданской. Папа Сириций, современник св. Иоанна Златоуста, также замечает, что девицу, обрученную не может другой взять в супружество, ибо [для] христиан считается как бы святотатством нарушать благословение, данное невесте священником⁴⁸. Эти слова и правило(98) шестого вселенского собора, предписывавшее: «жену иному обрученную – берущий в брачное сожитие, при жизни еще обрученника, да подлежит вине прелюбодеяния», – несомненно свидетельствует, что наравне с гражданским существовало и церковное обручение или, лучше сказать, гражданский обычай брачного контракта завершался молитвами церкви.

Но, при несомненном существовании церковного обручения с V в., нельзя с уверенностью утверждать, что с этого именно времени церковное обручение было для всех христиан обязательно, не предоставлено было их свободе решение вопроса: завершать ли гражданский акт церковным благословением или же ограничиваться только гражданским. Из вышеприведенных данных следует с несомненностью только одно, что если обручение совершено было в церкви, то оно являлось неразрушимым, в случае же нарушения вело к церковным наказаниям: но это обстоятельство нисколько не говорит в пользу обязательности для всех, кроме гражданского, еще и церковного обручения. Есть полное основание думать, что церковное обручение до X и XI в. было представлено желанию и воле каждого. Мы имеем положительные факты, которые говорят о том, что император Лев Философ около 900 г.) начал, а Алексей Комнин (1081 – 1118) кончил реформу гражданских законов о браке, постановив для всех обязательным не только венчание в церкви но и церковное обручение, так что гражданское обручение,–хотя«оно еще продолжало существовать даже в XV в.⁴⁹,– требовало уже как непременного условия для своей полной законности завершения его церковным обручением⁵⁰. Всего лучше это видно из следующих слов Иоанна епископа Цитрского:

«новыя законоположения двух царей Льва и Алексея Комнина восполнили недостаток прежних законов об обручении и браке. Древние законы дозволяли совершать обручение в семилетний возраст по одному согласию и с записью контракта.А новые законы назначили более позднее обручение для жениха и невесты и определили утверждать обручение ничем иным, как только священносовершением, а если обручение будет совершено не так, то оно признается недействительным и как бы не бывшим»⁵¹.

Вероятно в это же время, т. е. с конца XI и начала XII обручение начало совершаться в одно время с венчанием. Несомненно, что так было по крайней мере в XVв., как видно из Симеона Солунского⁵².Едва ли могло и быть иначе: как скоро обручения ранние, за несколько лет до вступления в брак, были запрещены законом, как скоро гражданское обручение нужно было совершать незадолго до вступления в брак, то весьма естественно, что, во избежание двукратного церковного богослужения, начали приурочивать необходимое по законам утверждение гражданского обручения церковным обручением – ко дню венчания и таким образом совершать церковное обручение и венчание в один день.

И все вышеизложенные обстоятельства имеют для нас значение в том отношении, что проливают некоторый свет на возникновение и дальнейшую судьбу «последования обручения», как чего-то доселе, по крайней мере по богослужебным книгам, отдельного от последования венчания, хотя и совершающегося ныне на практике в теснейшей связи с последним.

Если церковное обручение возникло из весьма естественной потребности обручившихся граждански утвердить церковным благословением и молитвами церкви гражданский их контракт, т. е. взаимный договор и брачные условия, – и если это утверждение не есть нечто существенно входящее в состав таинства, если наконец это церковное утверждение гражданского акта предоставлялось долгое время на волю каждого, то до известного времени могло и не быть точно определенного последования обручения. Так именно, можно полагать, было до IVв.; в первые три века по всей вероятности от усмотрения епископа или пресвитера, к которым приходили обручившиеся за благословением, зависело облечь преподаваемое им благословение в такие или иные формы, что вполне гармонирует с большою свободою, предоставленною до IVв. предстоятелям церкви в устроении вообще всего богослужения. Даже и тогда, когда церковное обручение начало входить уже в более общий и постоянный обычай, т. е. с IVв., и когда начали вырабатываться норма и формула совершения церковного благословения, эта формула едва ли отличалась сложностью обрядов и молитв. До VI или VII в. последование обручения едва ли выходило из узких рамок одной какой-либо краткой молитвы, благословения колец и формулы в роде нашей: «обручается раб Божий... во имя Отца я Сына и св. Духа».

Дошедшие до вас литургические памятники последования обручения не восходят по своей древности ранее VIII в.; мы встречаем их в тех же списках, – древнейшем барбериновом (УШ в.) и крипто-ферратском (ХШ в.),–в каких находим и последование венчания⁵³.

Последование обручения в том и другом гораздо короче нашего. Наше последование обручения состоит из трех молитв из которых третья последняя довольно обширна, из двух эктений и из надевания перстней с произнесением известных слов: «Обручается раб Божий». Все это расположено в следующем порядке: после каждения и известного начала («блогослови владыко») эктения (довольно пространная), потом первая коротенькая молитва («Боже вечный»), мир всем, преклонение голов, молитва вторая (также весьма краткая: «Господи Боже наш, от язык предобручивый Церковь»), надевание перстней с известными словами и троекратным благословением, третья пространная молитва («Господи Боже наш отроку патр. Авраама») и эктения с возгласом.

Как и следовало ожидать, в древних списках не оказывается третьей пространной молитвы, а есть только две первые коротенькие. Пο барберинову списку (VIII в.) все последование состоит только из этих двух молитв с словами диакона: «главы ваша»⁵⁴; в ней нет ни третьей молитвы, ни эктений, ни даже слов; «обручается раб Божий»,–слов, которые, впрочем, не встречаются и в некоторых других древних последованиях.

По крипто-ферратскому списку (ХШ в.) уже есть и наше начало и наша первая эктения(хотя и в измененном я укороченном виде), первая и вторая молитвы (как у нас, с преклонением голов после первой), надевание перстней, с произнесением известных слов и переменою того и другого перстня. В этом списке нет ни нашей третьей молитвы, ни следующей за нею эктении. В этом списке находятся уже и подробные наставления, подобные тем, какие печатаются в наших требниках относительно того, что делает священник, как становятся обручающиеся, какие полагаются перстни, как они переменяются и тому подобное.

Совершенно сходно с предыдущим описание обручения у Симеона Солунского (в XV в.) с тем только различием, что надевание перстней (без произнесения, впрочем, каких-либо при этом слов) совершается после первой молитвы, так что вторая является заключительною; третьей молитвы в эктении нет.

Замечательно, что слов: «обручается» и пр. не означено и в служебнике Киприановом (XIVв.), в котором последование вообще сходно с описанием Симеона Солунского; в Киприановом служебнике вторая молитва является заключительною⁵⁵. Что касается третьей нашей молитвы, то ее мы не находим в служебниках и требниках XIV–XV в.; в служебнике№ 345 (XIVв.) правда есть третья молитва, но не наша⁵⁶. Обращает на себя внимание также то, что в сербском требнике(XVв.),–в котором последование обручения излагается сходно с последованием в Киприановом служебнике, – по окончании обручения предполагается общение чаши, если не в тот же день последует венчание.

Из вышеизложенного следует, что в последовании обручения нужно признать самыми древними две наши первые коротенькие молитвы. Произнесение слов: «обручается раб Божий» и первая эктения – менее древни. Третья же молитва и вторая, заключительная эктения–позднейшего происхождения.

В заключение позволим себе сказать несколько слов о цели этой статьи. Предлагая вниманию читателей несколько собранных нами и по возможности поставленных в связь данных для истории последования брака, мы отнюдь не претендуем на всесторонность рассмотрения предмета и полноту исторического материала, предоставляя это будущим специальным историко-археологическим исследованиям, появление которых было бы очень желательно; равно как мы чужды мысли, что наши выводы не нуждаются ни в каких изменениях, в виду данных нам неизвестных или опущенных нами из внимания. Мы желали только своим общим очерком истории последований таинства брака дать предмету такую постановку исследования, которая представлялась нам более научною, взамен приведения отрывочных исторических сведений о тех или других частностях в совершении таинства брака (как то: о кольце, венцах, хождении вокруг аналоя, общей чаше и т. п.), чем до сих пор, сколько нам известно, ограничивалось у нас исследование литургической стороны таинства брака.