VII. Суждения в литературе и журналистике по вопросу об улучшении церковно-общественных дел

Представив краткие данные о начале законодательных работ, касавшихся преобразований в церковно-гражданской области, мы должны остановить внимание на том движении в литературе и журналистике, которое было вызвано правительственным почином 1862 года об улучшении церковно-общинных дел.

Отклонив от себя задачу составления подробного исторического очерка деятельности особого присутствия, мы равны образом отклоняем от себя и непосильную задачу: представить в систематическом изложении весь литературный и журнальный материал, относящийся до указанного предмета. Мы лишь в самых сжатых чертах постараемся набросать картину литературного движения по церковно-общественным вопросам и, выдвинув на первый план самые существенные из них, коснемся только наиболее выдающихся (по нашему мнению) сочинений, статей и заметок. Предварительно лишь укажем, что в литературе и журналистике шестидесятых годов была безбоязненно затронута вся система церковного управления и обращено было внимание не только на улучшение материального быта духовенства, но и на его образование и воспитание, на его отношение к высшей иерархической власти и мирянам, на его сословное положение среди других классов общества, и не его в деле народного образования. Обзор этих статей и сочинений мы представим под четырьмя рубриками: I) материальное улучшение быта духовенства, II) преобразование духовных училищ, III) духовное управление и администрация и IV) сословное положение духовенства и расширение его личных, семейных и гражданских прав.

Главным условием улучшения быта духовенства является несомненно прочное обеспечение его средств к существованию. Со времени обращения высшим правительством внимания на это дело, в светской и духовной журналистике стали во множестве появляться статьи и заметки по этому животрепещущему вопросу. Из числа этих статей и заметок наибольшее количество принадлежит духовным лицам, которые, как известно, уполномочены были присутствием давать свое мнение только об этой стороне их быта. Почти все духовенство, как в своих статьях и заметках, так и в официальных сообщениях на имя губернских присутствий, высказывало свое желание о поступлении на казенное содержание. Такое желание представлялось весьма понятным, если принять во внимание полной неустройство приходской жизни и стоящее в тесной связи с таким неустройством унизительное для духовенства собирание, или правильнее сказать выколачивание доходов за требоисправление. Но в этом желании нельзя было видеть одно только эгоистическое соблюдение священниками своих интересов.

Читая в различных журналах «корреспонденции» священников, мы видим, что все они более или менее сознательно выходили из того соображения, что плата за требы чрезвычайно запутывает их отношения к прихожанам и стоит непобедимой преградой для нравственного влияния их на приход, что народ наш крайне беден, на него упало множество повинностей и расходов, которые он едва в состоянии покрыть, а потому расходы на содержание причта будут для него обременительны. Заявляя это желание, духовенство уверяло, что при казенном содержании оно будет иметь возможность свободно предаться своему служению, стесняемому теперь хозяйственными заботами и занятиями и еще более торгом с прихожанами. Несомненно перспектива поступления на казенное содержание, с его регулярностью, столь выгодно отражающейся на всяком хозяйственном бюджете, должна была казаться нашему духовенству, отрезанному от общества и народа, лучшим исходом из его материальных невзгод и затруднений.

Только немногие из лиц духовного класса требовали, чтобы все содержание священника было предоставлен исключительно приходу, без всякого вмешательства в это дело государства. Из духовных журналов за содержание духовенства от прихода особенно стояло «Православное Обозрение» (см. январь 1862 г., «К вопросу об улучшении в быте духовенства» Троицкого). В статье «церковно-финансовый вопрос», помещенный в том же журнале (апрель 1862 года), автор этой выдающейся для того времени статьи прямо высказывал опасение, что при получении священником жалованья от правительства он может превратиться в своем приходе в чиновника, и таким способом возникло бы обязательное и зависимое отношение церкви к государству, чего в древности для взаимного их благополучия не было. В том же журнале, в статье «По поводу толков об улучшении быта духовенства» (апрель 1863 г.) выражено было, что жалованье от правительства еще более закрепило бы сословность духовенства (в виде крепчайшей перегородки от прихода) и сделало бы его корпорацией, состоящей на службе у правительства и отторгнутой от народа, тогда как надлежит для общего блага сделать эти отношения свободными и жизненными и удалить всякое недоверие паствы к пастырю, каковое недоверие является смертоносным для истинных интересов пастырского служения.

Светская журналистика, и во главе ее газета «День» и «Московские Ведомости», стояла горячо и стойко за независимое от казны содержание духовенства¹¹⁷. «День» в особенности защищал независимость церкви; он указывал на примере древнерусской церкви, которая, существуя средствами не правительственными, имела всю силу над народом и пользовалась всеобщим, заслуженным уважением и искренней преданностью и правительства, и народа. Народ, видя в священнике своего домашнего человека, служащего его пользам душевным, шел бы к нему со всей искренностью. Если в настоящее время говорят, что народное содержание не обеспечивает быта священника, то это потому, что до сих пор между священником и народом лежало множество условий, препятствующих их искренним взаимным отношениям¹¹⁸.

В июньской книжке «Трудов киевской духовной академии» за 1863 год помещена статья под заглавием «Заметки», в которой сделана мастерская характеристика упомянутых выше взглядов о независимом от казны содержании духовенства. Сторонники этого направления (говорится в этой статье) представляли то основание, что религия есть внутренняя, живая, а не внешняя, формальная сила, чтобы выполнить свою задачу, она требует внутренних, свободных отношений между прихожанином и священником, и исключает официальность и обязательность, как в том, как и в другом. С официализмом теряется животворный дух религии и остается одна форма ее: священник совершает служение, требу, говорит проповедь только из формы; в свою очередь и прихожанин обращается к его служению только тогда и настолько, когда и насколько требует того формальная сторона религии, – одним словом, религия делается тогда мертвой, духовенство – чиновничеством. Это состояние именно ожидает у нас религию, когда духовенство будет получать содержание от государства, правительства. От кого плата, тому и служба – закон естественный и непобедимый. Духовенство, живя на жалованье от правительства, будет и служить настолько, насколько требует того правительство. Правительству же нужна и доступна только формальная сторона священнослужения, ему необходимы в данных случаях исправные метрики, в которых точно и ясно было бы вписано: кто и когда родился, крещен, вступил в брак, умер, кто были свидетелями всего этого – нужно религиозное знамя на некоторых учреждениях, которые и должны быть освящены богослужением, нужна, наконец, религия, как средство для проведения в известные классы государства, инстинктивно преданные ему, известных внушений и настроений».

«Правительственный закон не может идти дальше внешнего формального исполнения обязанности, он не может создать из священника ничего другого, кроме чиновника, потому что ему не доступны внутренние, свободные расположения. С своей стороны и священник не будет иметь никаких живых и настоятельных побуждений служит народу с всем усердием и совестью; он получает жалованье, которое равно придет к нему, будет ли он с глубоким внутренним расположением, или только формально, отправлять свою службу. Равным образом и народ, не имея никакой видимой связи с священником, кроме побуждения религиозных, отвлеченных на первый раз, которые делаются действительными и жизненными мотивами только при посредстве долгого внутреннего отношения к религии, будет относиться к нему холодно, как к человеку стороннему, связанному с далекой от него сферой. Прибегать к обряду народ будет как к видимому государственному обязательству, напоминанием которого стоит священник, но к духовной помощи священника, вызываемой свободным расположением, весьма редко, а может и никогда. Всего этого не было бы, и все служение священника возникло бы из внутренних, живых расположений, если бы духовенство получало содержание от народа, по свободному уговору с ним. Священник привязан был бы тогда к народу, своему приходу, самой чувствительной стороной, видел бы, что его служение – внутренняя необходимость народная, которой он должен быть предан всецело и исключительно. Так как содержание его основывалось бы на свободном договоре, то его служение было бы во всякое время под контролем этого договора; расположение, усердие, способности имели бы пред собой всегдашнее возбуждение и поддержку. При этом духовенство, не стесняемое никакими обязательными требованиями государства, так как оно ему ничем не обязано, было бы независимо в своей деятельности, свободно и широко развивало бы интересы религии, ограждая в тоже время церковь от примеси политических видов, чисто правительственных, случайных интересов».

Мы нарочно привели подробные соображения о необходимости получения священниками содержания от прихода, а не из средств казны, так как в этом мнении, которое по фискальным интересам отчасти разделило и правительство, выразилось с особенной яркостью стремление нашего общества сохранит за церковью столь свойственное ей независимое положение. Не упуская однако из вида, что вопрос о материальном обеспечении православного духовенства остается и по настоящее время без удовлетворительного разрешения, нам кажутся заслуживающими полного внимания и соображения вышеупомянутого автора, который полагает, что содержание приходского духовенства должно падать, как на общество, так и на казну.

«Наилучший и единственно верный контроль в этом деле (говорит названный автор) – совесть и религиозное чувство священника, а этот контроль не условливается ни жалованьем от государства, ни содержанием от народа, а устанавливается разве воспитанием и образованием. Нет никакой необходимости и смысла в подчинении христианской церкви государству; если же она оказывается часто в этой зависимости, то только в таком государстве, в котором нравственные начала не получили еще преимущества над грубой материальной силой. Церковь должна быть независима, и независимость эта, опираясь на своих исключительных предметах, в гражданском быту оправдывается тем, что эти предметы никогда не могут противоречить здравым требованиям этого быта, а напротив развивают и возвышают их». Автор полагает, что наше духовенство понимает, к чему привела у нас религию зависимость политическая, и указывает, что формализм служения претит нашему духовенству. Находя опасения сторонников обеспечения духовенства от прихода отчасти справедливыми, автор указывает, что такие же описания могут возникать при исключительном содержании духовенства на средства народа. Хороша ли будет эта исключительная зависимость от народа, спрашивает автор. «То что говорят священники в своих корреспонденциях о личных претензиях к ним прихожан, проистекающих вследствие материальных приношений, о требовании ими угодничества, ласкательства, потачки порокам, может развиться и в целом православном обществе, только с более, по-видимому, разумным основаниями и видами, и церковь должна будет подчиняться всем случайным, временным направлениям и колебаниям народной воли. Церковь, по существу своему, не есть религия национальная; говоря обыкновенным языком, она есть достояние общечеловеческое. Она должна пользоваться национальностью, как средством, а не делать ее целью. Она должна, как можно ближе стать к народному положению, чтобы вполне понять и руководить внутренними, свободными стремлениями народа, но в этом состоянии она должна быть совершенно свободной в своих целях и задачах, и не быть принужденной только развивать и поощрять всякие народные стремления, которые могут быть только временными, односторонними и чуждыми религии, могут даже противоречить религиозным началам. Итак, церковь не должна быть, ни в исключительной зависимости от государства, ни в исключительной зависимости от народа. Вообще, она чуждается партий; она в своих началах и задачах видит святое единство и из этого единства развивает свои отношения. Из этого видно, что мы (говорит автор) вовсе не мечтаем об абсолютной независимости церкви, совершенной бесконтрольности ее во всей ее деятельности, мы желаем для нее связи с народом вообще, понимая в нем и правительство, и общество, и так называемый народ вместе, и отрицаем зависимость исключительно от одной стороны. Вследствие сего мы не признаем пользы для церкви, как в исключительном содержании духовенства правительством, так и в исключительном содержании его народом. Мы желали бы, чтобы та и другая сторона – если они равно признают для себя церковь необходимой – соединились в средствах содержания духовенства».

Как практически осуществить это соединение платежных средств казны и народа по отношению к содержанию духовенства, автор не пояснил, но приведенные выше мысли его по этому предмету нашли себе большое сочувствие среди современников¹¹⁹.

Весьма важно в заключении этого отдела отметить, что вопросом об улучшении быта духовенства и его отношений к прихожанам занялись и наши земские собрания. Так, например, в заседании С.-Петербургского уездного земского собрания 7 сентября 1865 года барон П. Л. Корф возбудил внимание к положению православного духовенства. Признавая духовенство главнейшим органом нравственно-религиозного образования для народа, он указал на сравнительное положение православного и лютеранского духовенства в Петербургском уезде, где свыше половины населения принадлежит к лютеранской церкви. В положении этих двух духовенств замечается резкое различие. Лютеранское духовенство находится в прекрасном, можно сказать, изобильном положении, а православное духовенство – должно, к несчастью, сознаться – в нищенстве. Смотря на этот вопрос с общей государственной точки зрения, представляется несообразным, чтобы духовенство господствующей церкви оставалось в указанном положении относительно духовенства церкви терпимой. Следствия такого порядка вещей отражаются неизбежно и на бытовой стороне массы православного населения, живущего среди лютеран, что уже прямо переходит в область возложенных на земство забот. Лютеранское духовенство, вполне обеспеченное в своих средствах, может заниматься и действительно занимается исправлением нравственности своих прихожан и распространением образования; православное духовенство – среди забот о насущном пропитании – не может этого делать и действительно не делает. О средствах, которыми располагает лютеранское духовенство барон Корф отказался сообщить даже в общих чертах, потому что в каждой местности они различны, но он представил собранию сколько сходит с крестьянского двора в пользу лютеранского духовенства в финляндской местности, где он живет. Там лютеранское духовенство владеет огромными землями и подобно православному получает с прихожан за исполнение треб. Кроме того, пастор получает: от каждого домохозяина 30 коп. сереб., и сельских продуктов натурой, или по оценке 3 руб. 92 коп. Независимо от сего, низшим церковным служителям (кистеру, звонарю и друг.) выдается с каждого крестьянского двора по 5 руб. 32 коп. Признает ли собрание (спрашивает барон Корф) справедливым подобный налог на крестьян в пользу духовенства. Правда он существует как налог добровольный, он поддерживается единственно тем высоким нравственным уважением, которое лютеранская паства сохраняет к своему пастору, но во всяком случае, едва ли он должен существовать. Духовенство есть необходимый, особенно важный элемент в земстве, и потому содержание его, как выполнение многих других настоятельных потребностей земства, должно лежать на самом земстве. Само собой разумеется (полагал барон Корф), что тяжесть, падающая на земство по содержанию духовенства, не должна быть обременительная. Барон Корф не счел возможным разбирать в подробностях размеры и способы покрытия издержек по содержанию духовенства, по отсутствию данных; но заявил о необходимости поручить разработку этого вопроса управе, или особой комиссии, с тем, чтобы при передаче на земский счет содержания местного духовенства, положение лютеранского духовенства не было ухудшено, а положение православного духовенства, напротив, соразмерно бы улучшилось. Собрание нашло нужным предать этот вопрос на обсуждение губернского собрания¹²⁰.

Упомянем, что вопрос об обеспечении духовенства земскими средствами возник одновременно и в Московском губернском собрании. 7 октября 1865 года П. С. Арсеньев, между прочим, говорил: «после 19 февраля положение духовенства стало хуже, чем прежде; теперь мир притесняет духовенство, которое недостаточно обеспечено. Я полагаю усилить его средствами, которые должно определить земство. Доставив духовенству средства, мы доставим ему независимость, а это чрезвычайно важно»¹²¹. Как известно, попытки принятия содержания духовенства на земские средства делались и в других местностях России, но все эти меры особого успеха в то время не имели, и задача подробной разработки вопроса о повсеместном удовлетворении материальных потребностей духовенства на земской счет выпадает нашему времени.

С самого начала царствования императора Александра II состояние духовных училищ сделалось предметом всеобщих рассуждений и обратило на себя внимание Государя. Это состояние требовало существенного изменения и многих улучшений, на которые указывал еще в 1858 году в своей записке Петербургский митрополит Григорий. По трудности сего дела признано было в самом конце пятидесятых годов необходимым снестись со всеми епархиальными архиереями с просьбой истребовать от подведомственных им ректоров семинарий мнения о необходимых улучшениях в нравственной, учебной и хозяйственной частях духовных училищ.

25 февраля 1860 года Св. Синод приказал: для рассмотрения проекта преобразования духовно-учебных заведений учредить особый комитет под председательством епископа херсонского Дмитрия. По желанию Государя в сей комитет надлежало назначить членами самых разных опытных по учебной части лиц из белого духовенства, и Государь, между прочим, указал на протоирея Богословского, состоявшего законоучителем при императорском училище проведения. В 1862 году этот комитет окончил возложенное на него поручение и работа его была представлена на обсуждение духовных академий и епархиальных архиереев. 14 мая 1867 года утверждены новые уставы и штаты духовных семинарий и училищ, и этим преобразованием положены были новые начала, как в управлении этих учебных заведений, так и в системе воспитания и образования нашего юношества из духовного класса¹²².

Духовно-учебные заведения по новому уставу 1867 года состояли под главным управлением Св. Синода и ведением епархиального архиерея и вверялись ближайшему попечению местного духовенства. Наконец, 30 мая 1869 года был утверждён новый устав духовных академий. Мы не станем подвергать здесь подробному рассмотрению все это сложное и специальное дело и, согласно принятой задаче, остановим внимание на тех взглядах и пожеланиях, которые высказаны были в литературе в тот семилетний период времени, когда все эти уставы были только в проекте и в обсуждении.

Лиц, высказывавших свои мнения по поводу улучшения духовного образования и воспитания, можно разделить на два противоположных лагеря, по свойству тех начал, на которых эти лица основывали свои мнения. Они выражали желание связать посредством образования и воспитания самыми крепкими узами общество и духовенство и вообще положить конец кастовому устройству духовенства; другие в своих суждениях строго держались одного круга духовного и присущих ему интересов. Первые желали, чтобы преподавание так называемых общеобразовательных наук, необходимых для духовных лиц, равно и предметов элементарного обучения, светское общество, как свою специальность, взяло бы на свое попечение, а в семинариях было бы оставлено только преподавание наук богословских. Последние не допускали этого разделения и требовали, чтобы прежний строй и состав наук в духовных училищах был сохранен, усилив, однако, изучение этих наук, и сделав некоторые изменения и дополнения в программе всего образования.

Сторонники первого мнения представляли следующие основания в доказательство своего требования¹²³. Всеми признано (говорили они), что нравственно-религиозному влиянию духовенства на общество, на народ, препятствует кастовое его устройство. Это кастовое устройство, выражаясь во всех сторонах внешнего положения духовенства и в его деятельности, имеет свое основание и в образовании. Разница образования, получаемого духовенством и светскими лицами, кладет между ними резкую грань. И то и другое образование представляется исключительным, а потому односторонним. Пока религиозный элемент не получит в обществе полного своего значения, до тех пор оно все будет коситься на духовенство, тем более, если последнее будет оставаться при том прежнем строе общего образования, которое не оправдывается современными научными требованиями. С другой стороны, от слабого изучения наук общеобразовательных и науки богословские находятся в одностороннем положении. Воспитанники духовных училищ с недостаточными познаниями научных фактов, не имеющие поэтому никакого основания рассчитывать на силу и значение их, необходимо привыкают к туманной общности взглядов на природу и историю, становятся равнодушными и безучастными ко всем явлениям жизни. При таком настроении и само богословие укладывается в них только общими своими положениями, общими фразами и развивается в их умах только диалектически. Так как главная идея духовно-учебных заведений есть идея богословская, то все образование, воспитание, администрация, инспекция направлены к ее осуществлению, а потому все общеобразовательные науки становятся второстепенными, побочными. По мнению сторонников закрепления живой связи между духовенством и светским общество путем получения общего элементарного образования, необходимо разделить общеобразовательные и богословские науки между двумя совершенно независимыми учебными заведениями¹²⁴. Очевидно, по мнению этих лиц, что в этих учебных заведениях должна быть различна не только учебная часть, но и воспитательная, потому что последняя, как указано выше, и служит главным проводником (в духовных училищах) идеи богословской, в приеме, методе и способе изучения общеобразовательных наук. Не может быть также достигнута самостоятельность в преподавании этих наук в училище, хотя и отделенном по своему учебному строю от богословского, но подчиненном начальству и надзору духовных лиц, потому что клерикальный характер такого надзора и администрации, от которого не могут отрешиться духовные лица, будет забивать воспитанников и преподавателей на каждом шагу и преждевременно направлять изучение общеобразовательных наук к характеру и приемам клерикальным. Одним словом, чтобы достигнуть самостоятельности в преподавании этих наук необходимо духовенству совершенно выделить их, и предоставить тем заведениям, которые специально назначены для них, т. е. гимназиям. Какая отсюда произойдет выгода для богословия и для духовенства – оно понятно. В богословское училище будут поступать люди с надлежащим запасом фактических, положительных, а не односторонних и скудных сведений, и таким образом к богословию непосредственно примкнет жизнь действительная, а не воображаемая, тощая и сухая. Вследствие сего богословие покинет общие места, отвлеченность, диалектику и божественные истины будут очевидны для учащихся в явлениях природы и человеческой жизни, в которых оно будет широко и свободно развиваться, все освещая и направляя к великой своей задаче. Пастырь церкви, понимающий явления и условия жизни в их действительных началах, не будет далеким и чуждым для общества, и свободно станет распространять свое религиозное влияние на него. Вследствие сего упадет главное основание кастового устройства духовенства, сословные и административные закрепления потеряют свою опору.

Всеми также признано (продолжали развивать свои мысли сторонники слияния светской школы с духовной), что и воспитание в духовных училищах также неудовлетворительно. Ученик с самых первых классов, еще не способный понимать высокой идеи богословской и требований пастырства, уже должен подчиниться правилам, вытекающим из этой идеи. Для блага церкви, для прочного нравственного влияния духовенства на народ нужно развивать не формализм, а свободные стремления и возбуждения, чтобы дух религии действовал не безотчетно, фатально, а разумно и свободно. Всего этого нельзя достигнуть иначе, как совершенной раздельностью первоначального – общего воспитания от воспитания богословского – специального. Самое главное при такой раздельности это то, что в богословское училище будут поступать люди только по свободной решимости и с живым расположением к пастырскому служению. Нынешнее семинарское устройство не развивает свободных возбуждений и стремлений ученика и не дает ему общего образования. Особенно тяжела участь исключенных из семинарий, вследствие их неподготовленности к жизни и к работе.

Весь этот проект о слиянии духовных школ со светскими и об учреждении церковных училищ для преподавания специально богословских предметов для учеников уже взрослых и решивших по призванию искать пастырского служения, подвергся критике сторонников оставления духовных училищ в кругу духовном, с условием однако введения в них свойственных духу и потребностям времени преобразований и в особенности улучшения материальных средств бедствовавших наставников и всего учебного обихода. В этих критических суждениях указывалось, что, так называемые, общеобразовательные науки сами не имеют под собой прочной почвы, подчиняясь нередко разным веяниям, и иногда весьма узким, и пагубным, как например, материалистическим. Да, и самое преподавание наук в гимназиях далеко отстоит от совершенства. Оно по большей части скопировано с иноземного образца и мало укрепляет истинно-православные и русские начала в своих учениках. Разным образом и воспитательная часть не находится на высоте своего положения. Светская, казенная школа, принимая к себе воспитанника, проникает его духом служебной карьеры и приучает его видеть в перспективе чины и гражданские отличия, недостижимые в тихом быту поселян, среди которых в большинстве случаев приходится жить и действовать воспитанникам, окончившим курс в духовных училищах и предназначивших себя к пастырскому служению. Защищая отдельное существование духовно-учебных заведений, сторонники этой обособленности указывали на то, что вся основа семинарского образования представляет из себя твердое и широко соразмерное произведение, нуждающееся лишь в преобразовании, а не в ломке. Будет дурно, говорили указанные лица, если весь склад и все направление общественного миросозерцания будет определяться помимо положительных начал веры церковной, одной наукой светской, часто пристрастной и неосторожной в своих увлечениях. «Мы (продолжали эти защитники самобытности духовных училищ) были бы согласны на слияние духовных учебных заведений со светскими, но для этого требуется одно условие: пусть светское учебное дело проявит притягательную силу, пусть светское учебное дело проявит притягательную силу, пусть оно заставит всех людей религиозного направления сочувственно думать и говорить о себе: пусть раскроется там во всем блеске и силе образовательная и воспитательная сила. Укрепите эту силу в гимназиях, истребите те плевелы, какие прежде с избытком возрастали в них, при невнимании начальства, и мы соединимся с вами» – вот что говорили эти люди, в числе которых были видные представители духовного класса¹²⁵.

Все эти суждения не потеряли своего значения и для настоящего времени, когда вопрос о преобразовании светских средних учебных заведений снова выдвинулся вперед и стал сильно занимать наше общество.

При сильном стремлении нашего общества к преобразованиям во всем духовном ведомстве не мог не подняться вопрос о необходимости реформы в системе духовного управления и администрации. Обратив внимание на этот вопрос, наши публицисты и общественные деятели должны были заметить то ненормальное и крайне вредное явление, что у нас нет свода постановлений для церковного управления вообще, и духовные власти во всем, что прямо не определено ни каноническим правом, ни общими законами гражданскими и государственными, руководствуются на практике примерными делами, прежними решениями и указами Св. Синода¹²⁶. Нет надобности пояснять, что такое отсутствие кодификации церковных законом дает перевес личному началу пред правовым, обусловливает существование друг другу противоречащих правил, порождает забвение прав и обязанностей, временно затемненных вследствие исторических причин, и, в конце концов, способствует появлению среди светских членов церкви равнодушия к церковным делам, а среди духовных членов церкви поселяет излишнюю робость и неуверенность при исполнении своих служебных обязанностей.

Обозревая систему высшего духовного управления и усматривая, что оно сосредоточивается в руках монашеского класса )кстати сказать, не исполняемого лицами высших сословий), публицисты шестидесятых годов подняли вопрос о возможности избрания епископов не из монашества, а из белого духовенства, и пытались разрешить этот вопрос в утвердительном смысле. Высказывалось даже мнение, будто по церковным постановлениям вовсе нельзя монаху быть епископом, и указывалось, что монашество образовалось только в IV веке. В защиту такого мнения были сделаны ссылки на 5 апостольское правило, на 12 шестого вселенского собора, на 2 правила собора, бывшего в храме премудрости, и на пример греческой церкви. Наконец, со ссылкой на практику древней новгородской церкви и на примеры избрания епископов из священников, делался вывод, что «судьба русских архиереев, ни исторически, ни канонически, не связана с монашеством»¹²⁷.

Обсуждая связь современного положения православного монашества с вопросом об улучшении быта духовенства, газета «День» (в статьях помещ. в № 23, 35 и 36 за 1865 г.), между прочим, указывала, что монашество сосредоточило в своих руках и главное руководство воспитание будущих служителей церкви, и верховную правительственную власть над лицами, посвятившими себя столь высокому служению, а посему всякое преобразование в быту православного духовенства может быть приведено к успешному окончанию, когда наперед будет предпослана ему реформа монашества. Наше монашество, по мнению названной газеты, изменило основной своей идее так же, как и восточное монашество, а именно: 1) вследствие умножения монастырских имений, 2) вследствие возведения иноков на церковно-иерархические степени и 3) вследствие представления монахам права на занятие епископских должностей. Это уклонение монашества от основной цели видоизменило весь строй монашеской жизни, которую автор рисует темными красками, заявляя в окончательном своем выводе, что монашество из подвижничества сделалось карьерой.

Эта критика современного монашеского строя привела к рассмотрению и отношений белого духовенства к представителям монашеского класса, занимающих начальственное положение относительно этого духовенства, причем авторы статей, посвященных указанному предмету, разъяснили всю ненормальность характера таких отношений. Так, И. С. Аксаков в передовой статье «Дня» за 1864 г. № 27 указывал, что отношения приходских церквей к епархиальному начальству стали похожими на отношения низших присутственных мест к начальнику губернии, отношения приходски священников к архиереям – на служебные отношения низших чиновников к высшим, с той разницей, что в гражданском ведомстве эти отношения ограничиваются областью службы, областью внешней дисциплины, а в духовном они, по самому существу духовной службы, и – в сочетании с духовным подчинениием и духовной властью – далеко простираются за пределы и гражданской субординации, и начальственного гражданского авторитета. Редакция «Дня» особенно подчеркивала порабощенное положение приходского духовенства и замечала, что благочинный, консистория, секретари – все, гласно или тайно, законно или помимо закона, имеют власть, значение, по крайней мере, влияние, в назначении или смене священника, не говоря уже о ходатайстве посторонних начальств и ведомств. Много нужно выдержать испытаний и многим угодить, чтобы получить приход и удержаться в приходе; можно лишь не тревожиться мнением прихожан. Их одних не спросят. И этот порядок установился не в силу закона, а помимо закона¹²⁸.

Вместе с желанием поднять значение белого духовенства в иерархической сфере, обнаружилось также в нашей журналистике родственное по духу стремление вывести наше духовенство из той обособленности, которая появилась вследствие неблагоприятных исторических причин и неудачных мер, принятых светским и духовным правительством. В «Русском вестнике», в октябрьской книжке за 1863 год, в статье об улучшения быта духовенства, автор старался выяснить вопрос о сословной замкнутости духовенства с канонической точки зрения и пришел к выводу, что наследственность, замечаемая в духовном сословии, противоречит учению Св. Писания и соборным постановлениям и что право церковного служения должно быть предоставлено всем членам церкви. Уже в статье «По вопросу о преобразовании духовных училищ» Белавина, помещенной в журнале «Православное Обозрение» за 1861 год (февраль, август и ноябрь), проводился взгляда держался и автор разбираемой статьи «Русского Вестника»; он указывает, что все члены церкви призваны на высокое служение алтарю, по свободному избранию их церковной общиной (ссылка на 33 правило VI вселенского собора и 10 правило Сардикийского собора). Затем он поясняет свое положение указанием, что право народа подавать голос при избрании своих пастырей издавна сохранялось в нашей церкви.

Приниженное и умаленное положение священников в сфере духовного управления и непригодность всего строя епархиальной администрации, усыплявшей нравственные силы всего духовенства, побудило лиц, сочувствовавших духовному классу, вспомнить о прежнем самоуправлении белого духовенства, которое в древней Руси составляло союзы и избирало своих поповских старость для наблюдения за церковным благочинием по округам. Этот проект о восстановлении выборного начала в духовном управлении весьма горячо поддерживался в тогдашней духовной журналистике, особенно южной, во главе которой в этом деле стоял харьковский журнал «Духовный Вестник». В «летописном листке» этого журнала за 1862 г. (т. II) высказано было пожелание о распространении выборного начала на белое духовенство. Не говоря уже об избрании благочинных самим духовенством, автор указывал, что члены консистории назначаются непременно из губернского духовенства, а уезды не имеют в консистории своих представителей, тогда как знание условий жизни известной местности и того особенного положения, которым вообще разнится сельское духовенство от городского, духовенство уездного города от духовенства губернского, может быть иногда очень полезно при разбирательстве консисторских дел. В силу этих соображений автор стоял за выборы духовенством и членов консисторий и, кроме того, полагал возможным предоставить академиям и семинариям избирать себе ректоров¹²⁹.

Почин фактического восстановления выборного начала в духовном управлении был сделан знаменитым киевским митрополитом Евгением еще в 1827 году. Этот ученый архипастырь 29 июля 1827 года сделал предложение о выборе в Киевской епархии благочинных церквей самим духовенством, как то было в старину. В преобразовательную эпоху шестидесятых годов, когда само высшее духовное правительство было утомлено формалистикой духовных консисторий и духовных правлений, не пользовавшихся сочувствием не только сред светских людей, но и среди духовенства из-за взяточничества консисторских чиновников – было снова обращено внимание на это спасительное выборное начало, на которое с таким постоянством указывала журналистика¹³⁰. Почин был сделан также Киевским митрополитом, именно Арсением, который в 1862 году предложил подвергнуть благочинных выбору самого духовенства, и оно с громадным сочувствием и признательностью встретило это предложение. В том же году такие порядки установились и в Полтавской епархии.

В журналистике заговорили по этому вопросу еще решительнее. В ноябрьской книжке «Прав. Обозр.» за 1863 год, в статье «Об улучшении быта православного духовенства» указывалось на необходимость в изменении системы епархиального управления, в уничтожении ст. 68 уст. духов. консист. (о надзоре благочинных за монастырями) и в предоставлении духовенству права выборов на общественные должности, со ссылкой в подкрепление последнего предложения на практике церкви при апостолах (Деян. 3, 6, 56). В этой же статье выставлялось на вид, что диаконы, в случае их вдовства, только в силу обычая не допускались к высшим степеням священства. Духовенство, с своей стороны, высказывало желание, чтобы благочинные, присутствующие и секретари консисторий определялись по выборам духовенства и при том на определенное число лет («Прав. Обозр.» январь 1864 г.), и чтобы введение этих новых светлых порядков освободило духовенство от косвенных налогов при поседении церквей благочинными, при сдаче метрик в консисториях и от подводной повинности при проездах духовного начальства¹³¹.

Дело восстановления выборных порядков не ограничилось Киевской и Полтавской епархиями; вслед за ними выборы благочинных распространились и в других епархиях. Так, в промежуток времени с 1864 по 1869 годы эти порядки заведены были в епархиях: Харьковской, Саратовской, Орловской, Смоленской, Минской, Екатеринославской, Казанской и др.; повсюду духовенство было довольно этими выборами, пред началом которых служило молебны, а, по сведениям сообщенным в газете «День» (1864 год, № 13), духовенство Харьковской епархии, получив известие о таком распоряжении своего архипастыря, при встрече друг с другом обнималось и целовалось, как в светлый праздник. Одним словом, к концу шестидесятых голов превосходство выборного порядка признавалось духовенством повсеместно¹³².

Епархиальное духовенство, будучи призвано особым присутствием (как выше было упомянуто) принять непосредственное участие в обсуждении вопроса об улучшении на счет местных источников, как собственного благосостояния, так, со времени реформы духовных училищ, и быта этих епархиальных учебных заведений, не могло бы достигнуть в таком важном и трудном деле желательных результатов без общих совещаний духовенства по этому предмету, без приведения в положительную известность всех данных о действительном состоянии и наличных средствах каждой отдельной приходской церкви. Отсюда сама собой возникал необходимость в учреждении съездов духовенства. Учреждение таких съездов открыло духовенству благоприятный случай поставить на общее обсуждение и несколько других важных вопросов, как например, о пенсии престарелым и заштатным лицам духовного сословия, об учреждении церковных школ, свечных заводов, библиотек и попечительств, и наконец о благоустройстве приходов вообще. Епархиальные преосвященные, вполне понимали всю пользу, какой можно ожидать от совокупного обсуждения духовенством разнообразных предметов, касающихся, как материального его быта, так и обязанностей пастырского служения, и начали поощрять учреждение таких съездов.

С особенной настойчивостью в литературе и журналистике начала шестидесятых годов указывалось на приниженное положение нашего духовного класса среди других сословий и на необходимость уничтожения сословной отчужденности духовенства. Этому настойчивому голосу, раздавшемуся не только в печати, но и в высших иерархических и правительственных сферах, вняло особое Присутствие, которое в числе своих задач поставило и вопрос об увеличении личных гражданских прав и преимуществ духовенства. Появилось весьма много статей и заметок относительно расширения для духовенства прав: семейных, по состоянию, по службе, по имуществу, по обязательствам и договорам и по постановлениям относительно промышленности и торговли¹³³. В этом отношении мы укажем на выдающуюся статью священника Хитрова «О правах белого православного духовенства», напечатанную в «Духовном Вестнике» за 1863 год, том. VI. По изысканию автора, некоторые права белого духовенства были подавлены строгостью, другие затемнены неопределенностью закона, иные попраны, некоторые – забыты, а прочие остаются без действия вследствие бедности духовенства. Перебирая систематически все эти права, автор предложил свои посильные соображения для восстановления, укрепления и расширения правовой сферы, касающейся нашего духовенства¹³⁴.

Вопрос о сословном положении православного духовенства, как указано было выше, получил благоприятное для него разрешение в законодательном порядке. В силу закона 1867 года последовала отмена наследственного начала в замещении церковных мест, и нужды прихода были поставлены на первый план. Эта мера, как бы предрешила в положительном смысле другой вопрос, а именно о свободном избрании приходом своих пастырей и церковников¹³⁵. В силу же закона 28 мая 1869 г. в духовном звании оставлены только лица, имеющие священный сам и занимающие причетнические должности; детям их открыт свободный доступ во все роды государственной и гражданской службы¹³⁶.

Стремление у исторической правде и к оздоровлению корней русской общественной жизни и в частности – церковной побудило большую часть духовенства и многих литературных деятелей описываемого времени высказывать особенное желание видеть возобновленным издавна принадлежавшие духовенству право на широкое участие в общественных делах и в частности в крестьянском общественном управлении.

Еще до издания положения 1 января 1864 года о земских учреждениях такое желание выражено было в статье «Соображения об улучшении быта православного духовенства в общегражданском отношении» («Прав. Обозр.» 1863 г., т. XII). Со времени же издания положения о земских учреждениях, когда духовенству предоставлено было право участвовать в земских делах, эта реформа в нашей журналистике была встречена с подлинным сочувствием. «Петр Великий единым почерком пера уничтожил прежнее положение нашего духовенства в земстве и в государстве», замечалось в статье, помещенной в февральской книжке «Православного Обозрения» за 1864 год. Автор этой статьи видел в этом допущении духовенства к участию в общественных делах, наравне с прочими обывателями, возвращение к старинным началам, когда духовное сословие не составляло касты во вред себе и обществу и заседало, наравне с прочими сословиями, на «земских соборах». «Священник должен быть гражданином и не разниться от других относительно гражданской равноправности», заявлялось в статьях, помещенных в №№ 138 и 140 газеты «Московские Ведомости» за 1864 год. Великое дело земства не должно и не могло быть чуждым нашему духовенству; участие его в этом деле будет благотворно, так как кому же ближе известен быт народа и его потребности, как не духовенству¹³⁷.

Одна из главных задач земства (говорилось в статье «Духовенство в земском деле», напечатанной в «Дне», 1865 г. № 38) – народное образование не может быть правильно разрешено без духовенства. Этот голос светской печати, признавшей открыто эту необходимость, совпал с голосом духовной печати, всегда одобрявшим замечаемое в духовенстве стремление к устройству народных школ. «Пусть обязанность церковнослужения и народного обучения, – говорилось в статье «О первоначальном народном обучении», помещенной в Прилож. к Твор. св. отец, 1862 года, кн. II, – и в глазах правительства, и в глазах народа, и в глазах самого духовенства будут нераздельны. Нельзя только требовать, чтобы обучение народа было принимаемо на себя непосредственно священником, слишком обремененным своими многотрудными обязанностями, и потому это занятие может быть вверяемо образованным диаконам и причетникам¹³⁸. Желательно также (продолжает автор), чтобы самые церкви на будущее время устраивались не иначе, как с училищами (церкви-школы) и во всяком случае необходимо, чтобы народное образование освобождено было от излишних формальностей, отчетности, регламентации. Вопрос о народном образовании (заканчивал автор) гораздо более важный, чем все вопросы о финансах, судопроизводстве, полиции и вообще о государственных учреждениях, ибо, как не плохи будут учреждения, но когда дух народа уел, государство останется непоколебимым, а когда в народе последовало нравственное разложение, тогда самые превосходные учреждения не удержат государство от гибели». Далее, укажем на статьи «Православного Обозрения», где проводился здравый взгляд о необходимости религиозного образования народа в духе православной церкви, и, между прочим, в статье «По прочтении Высочайшего манифеста» («Прав. Обозр.», февраль, 1861 г.) высказывалось убеждение, что от влияния духовенства много зависит нравственная будущность освобождаемых крестьян; относительно же сельских школ ставилось непременным условием, чтобы они не были казенным официальным учреждением («начальство истины не видит», замечает автор), а были бы в полном смысле слова «приходскими» («Православное обозрение», 1860 г., № 2)¹³⁹.

Как известно, в шестидесятых годах впервые была высказана мысль о пользе для народа воскресных школ и чтений, а также катехизических школ. Газета «День» (1862 г., № 14) предлагала открыть воскресные школы при каждой семинарии для учения грамоте и особенно закону Божию – что впоследствии и осуществилось. В статье «О воскресных собеседованиях» («Прав. Обозр.», апрель 1862 г.) проводился тот взгляд, что живое собеседование тесно соединяет людей, заинтересованных в одном деле, и что такого общения в форме свободного сношения или собеседования прихожан со своим священником у нас до сих пор не доставало. «Представьте себе, – говорит автор этой статьи, – что каждый воскресный день, с живым участием к вопросам религии и образования, у того или другого прихожанина собираются желающие участвовать во взаимной духовной беседе». Такое живое общение, по мнению автора, посодействует несомненно к образованию приходской библиотеки, а также и приходской кассы. В подкрепление своего проекта автор указывает на тот общеизвестный факт, что для наших крестьян необходима духовная пища, необходимо образование, разумно соединенное с религиозным началами.

Особенно горячие пожелания высказывались в печати относительно предоставления священникам свободы проповедничества. В журнале «Духовный Вестник» (1862 г., т. I заметка на статью «об образовании сельского простонародья», помещенная в «Страннике» за 1861 г., октябрь) в защиту свободной и широкой проповеди в храмах указывалось на примеры Василия Великого и Иоанна Златоуста, которые храмы Божии нередко обращали в школы христианского богословия, заставляя собираться христиан в оные по несколько раз в день для одного слушания бесед. По существующим же постановлениям и обычаям у нас (говорилось в статье Никитинского «О проповедях», напеч. В газете «День» за 1863 г., № 39), ни один священник не может сказать, даже в своей церкви, никакого поучения, если оно не будет рассмотрено и одобрено специальным цензором. Автор стоит за свободу проповедничества, находит, что нынешняя проповедь вращается в схоластических формах, выбирает отвлеченные темы, скучные для народа, и высказывает убеждение, что отсутствие цензурных стеснений сделает проповедь живой речью, которая найдет доступ в народные массы и поколеблет равнодушие и холодную расчетливость средних и высших классов. В видах поднятия проповедничества проектировалось установление в городах особых должностей проповедников («Об условиях успеха церковной проповеди в народе», «Прав. Обозр.», январь 1862 г.)¹⁴⁰.