Глава 2. Начало пастырства

1

На последнем курсе Академии Иван Сергиев отказался от своей мечты стать православным миссионером среди язычников. Он понял, что в христианском просвещении сильно нуждается и его собственный родной народ.

Решение жить и трудиться в России созрело у него окончательно тогда, когда ему было предложено занять место священника при Кронштадтском кафедральном соборе во имя святого апостола Андрея Первозванного. Ключарь собора протоиерей Константин Несвицкий¹³ по старости лет должен был уйти на покой и, по обычаю того времени, наиболее желанным заместителем ему мог бы явиться человек, согласившийся жениться на его дочери. Иван Сергиев согласился на такое предложение и женился на дочери престарелого протоиерея Елизавете Константиновне. Принять это назначение окончательно побудило его то, что он видел во всем, происходившем с ним, явную волю Божью. Однажды в Академии, а, по другим сведениям, и дважды, в первый раз еще в семинарии, он видел отчетливо во сне большой собор, в алтарь которого он вошел северными и вышел южными дверями. Посетив впервые Кронштадтский Андреевский собор, Иван Сергиев сразу узнал в нем храм, виденный им во сне. Он понял тогда, что Сам Господь предуказал ему место служения.

11 ноября 1855 года состоялось его рукоположение в диаконы, а 12-го числа того же месяца – в иереи. Рукоположен он был в Санкт-Петербурге епископом Винницким Христофором в Петропавловском соборе крепости того же наименования.

2

В первой же своей проповеди, произнесенной им в Кронштадтском Андреевском соборе при вступлении в должность, отец Иоанн говорил: «Сознаю высоту сана и соединенных с ним обязанностей, чувствую свою немощь и не достоинство к прохождению высочайшего на земле служения священнического…но знаю, что может сделать меня более или менее достойным сана священника… – это – любовь ко Христу и ко всем. Любовь – великая сила; она и немощного делает сильным, и малого великим. Таково свойство любви чистой, евангельской. Да даст и мне любвеобильный во всем Господь искру этой любви, да воспламенит ее во мне Духом Своим Святым…». И далее отец Иоанн пояснял, что Христос «есть единственный Первосвященник, первый и последний. Он сам в нас и через нас священствует… И какой человек смертный может вполне соответствовать высоте и святости сана священнического?». Свое слово отец Иоанн закончил указанием на силу Духа Святого, «Духа бесконечной любви Божьей, Который дышит во всех молитвах, священнодействиях».

В этой проповеди с редкой отчетливостью выявилось, как понимал отец Иоанн Кронштадтский свое иерейское служение, и в ней как бы начертана программа всей будущей его деятельности.

В конце своей краткой автобиографии, частично цитированной выше, отец Иоанн Кронштадтский рассказывает, как именно начал он осуществлять в жизни свой идеал священства: «С первых же дней своего высокого служения Церкви, – пишет он, – я поставил себе за правило: сколько возможно искренне относиться к своему делу, к пастырству и священно служению, строго следить за собою, за своею внутренней жизнью. С этой целью я, прежде всего, принялся за чтение Священного Писания Ветхого и Нового Завета, извлекая из него назидательное для себя как человека, священника и члена общества. Потом я стал вести дневник, в котором записывал свою борьбу с помыслами и страстями, свои покаянные чувства, свои тайные молитвы ко Господу, свои благодарные чувства об избавлении от искушений, скорбей и напастей. В каждый воскресный и праздничный день я произносил в церкви слова и беседы или собственного сочинения, или проповеди митрополита Григория… Кроме проповедничества, с самого начала возымел попечение о бедных, как и сам бывший бедняк, и провел мысль об устройстве в Кронштадте Дома Трудолюбия для бедных, который и помог Господь устроить. Вот и все».

Старательный жизнеописатель отца Иоанна Кронштадтского, уже упомянутый доцент Санкт-Петербургской Духовной Академии иеромонах Михаил перечисляет намеченные для себя отцом Иоанном основные средства самосовершенствования: 1) почаще быть дома; 2) читать, перечитывать Священное Писание; 3) богослужебные книги; 4) развивать личную молитву и особенно трезвение с непрестанным призыванием имени Иисуса, то есть с Иисусовой молитвой; 5) добросовестно исполнять все свои пастырские обязанности.

Вскоре «к прежним средствам своего духовного укрепления прибавилось еще одно – самое могущественное, – пишет протоиерей С.Четвериков¹⁴. – Отец Иоанн поставил себе в неукоснительную обязанность ежедневно совершать Божественную литургию».

Впрочем, необходимость ежедневного совершения Литургии открылась для него не сразу и не сразу смог он осуществить это свое намерение. «Первые годы я не каждый день совершал Литургию, – пишет сам отец Иоанн Кронштадтский, – и потому часто расслабевал духовно… потом стал ежедневно причащаться».

Что касается первого поставленного им себе условия самосовершенствования – почаще бывать дома, то сравнительно скоро отцу Иоанну пришлось от него вовсе отказаться, так как лишь немногие остающиеся после пастырских трудов часы ночи он мог проводить у себя.

К сказанному надо добавить, что, вступив в брак, отец Иоанн решил остаться девственником и уговорил свою жену быть ему как бы сестрой. По некоторым данным, она не сразу согласилась с таким положением, но потом примирилась и стала самоотверженным другом отца Иоанна и его помощницей. Она называла его всегда «брат Иван»¹⁵.

3

Оставаясь внутренне верным себе и поставленным целям, отец Иоанн вскоре должен был изменить начатый им такой как будто столь «благоразумный» образ жизни… Его жизнь стала слагаться так, что его начали называть то странным, то юродивым. Бывало, что даже смеялись над ним и открыто говорили, что он не в своем уме. Дошло и до осудительных рапортов непосредственного начальства и даже следствия по приказу высших духовных властей, и как будто было время, что врагов у него стало больше, чем друзей… И все это потому, что среди требований своего духа, которым подчинялся отец Иоанн, было одно – выраженное им впоследствии так: «У истинного христианина все должно быть иное в жизни: иные помыслы – святые, иные желания, вожделения – небесные, нетленные, иные радости – святые, небесные, радости о Истине, а не о неправде; иные сладости – духовные, иная красота – духовная, иное богатство – духовное, нетленное… иные слова – небесные; иные друзья – по духу, а не по плоти, к смерти».

С внешней же стороны причиной указанных перемен была та паства, которой он считал себя призванным служить, иными словами – Кронштадт.

4

Кронштадт того времени, расположенные на острове Котлине в Финском заливе, был не только ключевою военно-морской крепостью, защищавшей вход в северную столицу, и не только одной из стоянок и баз Российского военного флота, но почему-то и местом административной ссылки нищих, бродяг и разного рода провинившихся и порочных людей, преимущественно мещан. В Кронштадте скопилось их великое множество. Ютились эти люди, которых нередко называли «посадскими», больше всего чрезвычайно скученно, по окраинам города, в самых скверных лачугах, а частично в землянках.

«Страшные это были уголки, – пишет, передавая слова писателя А.В. Круглова¹⁶, иеромонах Михаил, – здесь темнота, грязь, грех. Здесь семилетний – развратник и вор».

Жили эти люди больше всего попрошайством и воровством и редко нормальным заработком. Ночью не всегда было безопасно пройти по улицам города…

И вот отец Иоанн Кронштадтский сразу понял, что и эти люди принадлежат к Богом данной ему пастве, и что он ответственен перед Богом и за них… И он не погнушался «вещественной и моральной грязью этих людей».Можно предположить, что сострадание уязвило душу отца Иоанна Кронштадтского прежде всего в отношении детей, которые были невинной жертвой этой ужасной среды и условий жизни, эту среду породивших.

Так это или не так, но отец Иоанн Кронштадтский начал сближение с этой средой – преимущественно через детей. Дети всегда были особенно любимы им, вероятно, потому что, если они и не безгрешны, все же образ Божий просвечивает в них сильнее, чем в большинстве взрослых людей.Достаточно отметить хотя бы светлую детскую доверчивость и незлопамятность.

Не в связи ли с этой любовью к детям основное место в богословских размышлениях отца Иоанна Кронштадтского принадлежит учению об образе Божием в человеке? Нижеследующий отрывок из одной проповеди отца Иоанна Кронштадтского подтверждает такое предположение:

«Теперь мы видим только некоторые остатки… в людях прежнего благолепия образа Божия… особенно можем видеть это благолепие в младенцах и благовоспитанных детях и более всего – в святых угодниках Божиих».

Итак, отец Иоанн сперва приласкал детей кронштадтской бедноты. За детьми потянулись и взрослые. Понемногу те и другие стали привыкать к нему, и летом он начал вести с ними беседы, за городом, где-либо на лужайке, сидя на траве… Дети теснились вокруг него, взрослые – кто стоял, кто сидел, и вскоре бедняки стали приглашать его наперерыв. Но не сразу это далось. Сперва эта темная кронштадтская беднота с недоверием и с озлоблением относилась к попыткам отца Иоанна приблизиться к ней. Во многих жизнеописаниях отца Иоанна Кронштадтского сохранился передаваемый здесь сокращенно и в общих чертах нижеследующий очень характерный рассказ одного ремесленника:

«Прихожу раз не очень пьяный… Вижу: какой-то молодой батюшка сидит и на руках сынишку держит и что-то ему ласково говорит… Я было ругаться хотел: вот, мол, шляются. Да глаза батюшки ласковые и серьезные… меня остановили… Стыдно стало… Опустил я глаза, а он смотрит, прямо в душу смотрит… Начал говорить. Не сумею я передать все, что он говорил. Говорил про то, что у меня в каморке рай, потому что где дети, там всегда тепло и хорошо, и о том, что не нужно этот рай менять на чад кабацкий. Не винил он меня, нет, все оправдывал, только мне было не до оправдания… Ушел он, я сижу и молчу… не плачу… – хотя на душе так, как перед слезами… Жена смотрит. И вот с тех пор я человеком стал».

А вот другой, опять приводимый здесь в сокращении рассказ торговца, вдовца, оставшегося с маленьким сыном на руках и начавшего с горя сильно попивать: по торговле пошли убытки…незаметно стал пьяницей. Однажды ему повстречался отец Иоанн, сказавший, что идет к нему, к торговцу, а когда пришел, стал уговаривать бросить пить: довольно, мол, по улицам бродить без дела. Человеком ты был, человеком и оставайся. С этими словами батюшка встал, надел епитрахиль и говорит: «Ну вот, на почин дела помолиться надо». – И стал он на молитву. «Со слезами он молился за меня, грешного. Потом благословил нас с сыном, обещал навещать и молиться за нас и ушел… Словно проснулся я от долгого, тяжелого сна; и квартира-то наша стала милее для меня. Со слезами раскаяния я обнял своего сына… Дело по торговле за год поправилось, и я стал снова человеком».

Уже тогда, в начале его пастырской деятельности, последняя иной раз выходила из границ прихода, и пастырская забота отца Иоанна простиралась на посторонних его приходу лиц. Вот случай, который также находит место во многих изданных еще при его жизни биографиях.

Одна девушка, по разным причинам считавшая себя несчастной с детских лет, потеряв мать, почувствовала себя вовсе выбитой из колеи и стала помышлять о самоубийстве. Попав по какому-то случаю в Кронштадт, она сидела погруженная в свои мрачные мысли на скамейке (на бульваре или в городском саду), и вот какой-то незнакомый священник подошел, сел на другом конце скамейки.

«Я встала и хотела удалиться, – рассказывает девушка, – но незнакомый батюшка остановил меня и сказал: «Извините…я не мог не подметить тяжелого настроения вашей души… и, как пастырь… решил подойти к вам… Откройте мне вашу скорбь, – может быть, через меня, грешного, Господь успокоит и утешить вас». Я горько, горько заплакала, но ничего не могла сказать, кроме одного: я несчастная, лишняя на свете. – «Великий ум Творца не мог сотворить ничего лишнего», – отвечал батюшка. Тут я не смогла удержаться и началась беседа. С искреннею, отеческой любовью он беседовал со мною… Имени своего он не открыл». Когда же она рассказала о своей встрече близким, ей сказали, что это был, несомненно, отец Иоанн.

Но душе попечительство отца Иоанна, особенно в начале его деятельности и преимущественно в темной среде кронштадтской голытьбы, не могло бы иметь успеха, если бы с первых же шагов отец Иоанн не проявил крайней заботливости о материальных нуждах бедноты. И вот эта-то его забота приняла такой характер, что отца Иоанна многие стали принимать чуть-ли не за сумасшедшего, а потом и враждовать с ним. Во-первых, отец Иоанн раздавал такое количество из своих скромных получек, что дома ему не хватало на самое необходимое. Поэтому, когда он стал преподавателем Закона Божия, его учительское жалование стало выдаваться на руки не ему, а жене. Некоторые из его биографов говорят, что это было сделано по его собственной просьбе, другие же – что это было сделано помимо него.

Другой жизнеописатель, сообщая, что отец Иоанн, случалось, возвращался домой босым, так как отдавал свою обувь нуждающимся, пишет, что он долго не решался без должной проверки написать об этом в своем труде.

Но отец Иоанн не ограничивал свою материальную поддержку бедным людям простыми денежными пожертвованиями, а нередко лично покупал им то, в чем они нуждались, вплоть до продуктов питания для очередного обеда больным беднякам, не имевшим никого, кто мог принести им эти продукты. Приводил он к ним и врачей, и сам ходил для них в аптеку.

Все это казалось уже достаточно необычным(эксцентричным), а когда иной раз за отцом Иоанном следовали толпы бедняков, это стало вызывать возмущение.

Случалось, встретить отца Иоанна и одного, идущего по улице со скрещенными на груди руками, с устремленным вдаль взором.

Но досаждал отец Иоанн многим, и в действительности особенно властям и высокопоставленным людям, своими хлопотами за различных несчастных людей.

Несмотря на насмешки, отец Иоанн шел своим путем, и когда ему сообщали, что его почитают за юродивого, он говорил: «Ну, что же, пусть юродивый». Жене же своей, которая, как сказано выше, не сразу поняла его путь, он говорил: «Счастливых семей, Лиза, и без нас довольно… А мы с тобой посвятим себя на служение Богу».