Мария Ненарокова

Источник

Глава V. Беда – проповедник

1. О гомилетической традиции до Беды

Последние годы жизни Беды (730–735) отмечены созданием наиболее зрелых его произведений. Одно из них, «Церковная история англов», сохранило свою привлекательность и для современных читателей, являясь фактически единственным источником сведений по истории и культуре раннесредневековой Англии. Другое – книга «Гомилий на воскресные Евангельские чтения», предположительно составленная одновременно с «Церковной историей»414, было широко известно на протяжении всего периода Средних веков. Гомилии Беды пользовались заслуженной славой не только в Англии, но и по всей Европе, свидетельствуя о глубине и ясности богословия их автора и о его риторском мастерстве.

Местная, кельтская гомилетика была далеко не столь развита по сравнению с кельтской агиографией или другими областями христианской литературы415, поэтому в VII – нач. VIII вв. на Британских островах утвердились те типы проповеди, которые были принесены туда миссионерами св. Григория Великого. Один из них был создан в III в. н.э., когда возникла необходимость «представить учение о вере и нравственности христианской в виде цельной системы знания, которую можно было бы противопоставить еретическому гнозису»416. Целью проповедников было внимательное изучение и толкование Св. Писания с тем, чтобы защитить его авторитет против еретиков. Этот тип проповеди получил название «гомилия» – от грк. «беседа»417. По именам богословов Оригена и Св. Григория Великого, создавших лучшие произведения такого типа, она называлась сначала оригеновской418, затем григорианской419 изъяснительной гомилией.

Творчество св. Григория Великого было венцом развития изъяснительной гомилии. Его гомилии на Евангелия и на книгу пророка Иезекииля были очень известны, в частности, в Древней Англии. Они дошли до нашего времени во многих списках. Эти произведения, привезенные миссионерами св. Григория, оказали огромное влияние на формирование англо-латинской гомилетики420.

Гомилии обоих вышеназванных авторов входили и в круг чтения Беды421. Гомилии св. Григория он даже упоминает – среди прочих произведений – в житии этого святого, открывающем II книгу «Церковной истории англов»422. Вполне возможно, что упоминание о структуре книги (сорок гомилий в двух книгах) вызвано тем, что она послужила Беде образцом для создания своего сборника.

Однако чтобы подражать такому совершенному образцу, нужно было пройти соответствующую подготовку. Начальные знания в области ораторского искусства Беда, как и все средневековые проповедники, получил из античных риторических трактатов, среди которых было сочинение Квинтилиана423. Кроме того, ему были, возможно, известны «О нахождении» Цицерона424 и «Риторика к Гереннию», приписываемая этому же автору. «Риторика к Гереннию» и «О нахождении» Цицерона, называемые соответственно «Старой» и «Новой» риторика-ми, были самыми распространенными учебниками красноречия в Средние века425.

Произведения христианских авторов, посвященные проблемам гомилетики, также входили в круг чтения Беды426. К ним можно было обращаться, уже имея начальную риторическую подготовку, так как вопросы построения проповеди в них не рассматривались. Сочинение блаж. Августина «О христианском учении» по сути дела являлось первой христианской риторикой. В нем излагались такие вопросы, как учение о трех стилях речи, о слоге и изложении в проповеди. В качестве примеров использовались отрывки из Посланий св. ап. Павла, из книги пророка Амоса, а также из произведений св. Киприана Карфагенского и св. Амвросия Медиоланского427. Другим произведением, к которому обращался Беда, была книга св. Григория Великого «Об обязанностях пастыря», в которой среди прочих вопросов уделялось внимание учению об изменении содержания проповеди «применительно к полу, возрасту, способностям, общественному положению»428 слушателей. Особо подчеркивалась необходимость тщательной подготовки каждой проповеди. Согласно св. Григорию, проповеднику следовало заранее продумать содержание своей речи, представить себе общий план и логические переходы от одной мысли к другой429.

Знакомство с античной риторической теорией, с одной стороны, и с развивавшими ее положения сочинениями Отцов Церкви, с другой, помогло Беде сформироваться как блестящему проповеднику. Его слава была столь велика, что в течение всего периода Средних веков ему приписывали множество проповедей, автором которых он не был430. Имя Беды стоит в одном ряду с такими почитаемыми проповедниками Древней Англии, как Альдхельм, Алкуин, Кюневульф, Дунстан, Эльфрик и Вульфстан431.

2. «Exordium» – «вступление» – как часть проповеди

Система античной риторики предполагает существование формул наиболее общего характера, которые могут быть использованы при составлении произведений любого жанра, воспринимаемых на слух или в письменной форме. Согласно Цицерону, чей трактат «О нахождении» был широко известен в средневековой Европе и, возможно, находился в библиотеке Ярроу и Веармута при жизни Беды, прежде чем начать изложение дела, оратору следует «надлежащим образом приготовить души своих слушателей к восприятию оставшейся части своей речи»432. Чтобы добиться в этом успеха, он должен «сделать их благосклонными к себе, внимательными и восприимчивыми»433. При этом оратор должен высказывать кротость и смирение434, что соответствует представлениям об идеальном поведении христианина. Для того, чтобы склонить аудиторию на свою сторону, оратору необходимо выстроить вступление к своей речи по определенному плану. По мнению Цицерона, благорасположение аудитории зависит от четырех факторов: «от нас, от противников, от выносящего суждение, от дела»435.

Беда обнаруживает знание правил, по которым Цицерон советует строить вступление к речи, и требований, предъявляемых к вступлению автором «Риторики к Гереннию».

Проповедник, обращающийся к своей пастве, отличается от человека, выступающего в суде, тем, что первый может предполагать положительный настрой аудитории. Люди, которые пришли на службу, уже самим своим приходом выражают согласие слушать то, что им скажут. Поскольку они христиане, они заранее согласны с истинностью того, что говорится в священных христианских текстах. На проповедь отводится довольно много времени, но проповеднику следует помнить, что предмет вступления, да и всей проповеди, не его личность, но причины, побудившие его выбрать ту или иную тему.

В одной из рекомендаций Цицерона, которую мог бы учесть Беда, составляя вступление к своим гомилиям, была похвала тому делу, которое определило предмет проповеди436. Беда обязательно подчеркивает пользу, которую слушатель извлечет из запоминания священного текста и комментариев к нему.

Согласно Цицерону, та часть вступления, в которой дух слушателя «тайным образом подчиняется»437 оратору, называется «заявлением»; безымянный автор «Риторики к Гереннию» раскрывает то, что входит в «заявление». В «заявлении» оратор должен «показать то, почему это дело доброчестно или кратко изложить, о каких делах мы собираемся говорить»438. Беда обычно объясняет своим слушателям, почему следует запомнить евангельский текст, который они услышали за службой, или чему конкретно посвящена проповедь. Другое требование, высказанное в «Риторике к Гереннию», также соблюдается Бедой, ибо гомилия необходимо должна начинаться с текста из Св. Писания, являясь его развернутым толкованием: оратор может начать «от закона, от писания или от какого-либо другого надежнейшего вспомогательного средства для нашего дела»439.

Беда начинает свою речь с обращения к слушателям: «братия возлюбленные» (III, I, XXI), «ваше братолюбие» (IV), «братия» (XVI). Очень часто смирение и кротость, о которой говорил Цицерон, необходимость говорить «без надменности»440, выражаются у Беды в том, что он совмещает свою точку зрения с точкой зрения братии. Говоря проповедь, он как бы стоит среди слушателей, а не поучает их как более знающий или опытный человек:

Господь Иисус Христос Создатель и Искупитель наш, желая исцелить раны нашей гордыни, и, когда Сам был в образе Бога, приняв образ человека, смирил Самого Себя, сделавшись послушным даже до смерти; если мы также желаем взойти на высший предел «духовный», Он указывает «нам», чтобы мы скорее поспешили на путь смирения; Он предписал нам терпеливо переносить и любые несчастия века сего и также саму смерть, если мы сильно желаем увидеть истинную жизнь; Он обещал нам дары славы, но обещал и поединки брани. «...» Усилием немалым труд «совершается», если кто желает взойти к высотам. Ибо мы всходим на вершины гор со столь великим потом, сколь много необходимо пытаться, чтобы иметь житие на небе и удостоиться успокоения на горе святой Господней, о которой поет Псалмопевец «...» (с. 228) (L. II. XVIII).

Говоря о жизненном пути христианина, Беда, сам проходивший этот путь с его скорбями, не мог не отождествлять себя с братией, со слушателями. Это был бы верх той самой гордыни, от которой проповедник должен предостерегать свою аудиторию.

Проповедник объединяется с братией и в радости:

Мы услышали из чтения Евангельского, братия возлюбленные, как проходил праздник обновления в Иерусалиме. Праздником обновления назывались торжества освящения храма, когда народ божий имел обыкновение торжественно справлять по древним традициям отцов. Следуя по стопам каковых, мы, согласно обычаю христианского мира, постарались сделать торжественным ежегодный «праздник» освящения нашей церкви посредством подобающих Богу хвалений и бдений. И этот день нам как праздничный подобает отмечать тем большей преданностью, что мы знаем, что он приятнейший для нашего Искупителя ... (с. 243) (L. II. XXI).

Необходимым элементом вступления является формулирование темы проповеди. Иногда вступление начинается с темы, сформулированной кратко:

Придя прежде начала Господней проповеди, как вы услышали из чтения св. Евангелия, братия возлюбленные, Иоанн пребыл в пустыне, где он крестил и проповедовал крещение покаяния во оставление грехов (L. I. III) (с. 22).

Но тема может быть сформулирована и более пространно, причем создается живая картина, которая готовит к восприятию темы. При этом в картине, возникающей перед мысленным взором слушателя, есть составляющие, которые чуть далее образуют утвердительное предложение, «тему»; но в том отрывке XVII гомилии, который формально может называться вступлением, тема предстает в виде пересказа прямой речи св. ап. Петра:

Петр, услышав от Господа, что богатому трудно было войти в Царство Небесное, и зная, что он сам и его со-ученики полностью презрели удовольствия обманывающего мира, захотел узнать, на какую большую награду они или прочие презирающие мир, должны надеяться за большую добродетель ума (L. II. XVII) (с. 224).

Упоминание «прочих, презирающих мир», делает вопрос св. ап. Петра не только важным для него лично, но и для братии, слушающей гомилию. Так завуалированно осуществляется цицероновский принцип «от лица, выносящего суждение»441. Цицерон предписывает оратору показать, что он считает слушателей мудрее и опытнее себя и полагается на их «справедливое мнение», «суждения и авторитет».

Сказать монашествующей аудитории, что она может сама судить о «награде» за «добродетель ума», было совершенно невозможно по соображениям этическим (грубая лесть). Однако поставить братию в один ряд со св. ап. Петром, выведя монахов в качестве последователей апостола, «презирающих мир», оказалось вполне уместным.

Две части высказывания образуют тему по смыслу. Сама же тема формулируется в комментарии к стиху из Евангелия, представляющему собой вопрос ап. Петра «вот, мы оставили все и последовали за Тобой; что же будет нам?» (Мф 19:27).

Совершенен же тот, кто, уходя, продает все, что имеет, и раздает нищим, и, идя, следует Христу. Он будет иметь сокровище неиждиваемое на небесах (L. II. XVII) (с. 224).

Вся XVII гомилия является раскрытием этой темы.

Согласно правилам риторики, другим элементом вступления является объяснение того, «почему это дело доброчестно». Так, гомилия II прямо начинается с объяснения, чем именно евангельское чтение, в ней разбираемое, полезно слушателям:

Чтение св. Евангелия, которое мы услышали, возвещает нам, «какие» всегда должно почитать начала нашего искупления, которым надо всегда подражать (L. I, II) (с. 15).

Иногда Беда исполняет оба требования «Риторики к Гереннию», одновременно формулируя тему и подчеркивая ее особую важность для слушателей.

Чтение св. Евангелия, которое вы, братия, только что услышали, насколько усердно следует познавать и без забвения непрестанно удерживать в памяти, настолько не подлежит сомнению, что оно сообщает нам о великом совершенстве веры, являет великую твердость той же совершенной веры против всех искушений (L. II. XVI) (с. 222).

Вступление по структуре своей может быть разнообразным. Беда строит вступление по схеме доказательства, данной в «Риторике к Гереннию». Согласно этому трактату, «наиболее совершенно и превосходно то доказательство, которое распределяется на пять частей: тема, обоснование истинности темы, развернутое ее доказательство; ... опускается или обобщение, или речевое украшение»442.

Образцом вступления, построенного по принципу доказательства, как оно формулируется в «Риторике к Гереннию», является начало XV-ой гомилии Беды, «На бдение в день блаженных апостолов Петра и Павла».


Тема: "Настоящее чтение Святого Евангелия сообщает нам о силе совершенной любви»
Обоснование истинности темы: Совершенная любовь есть «любовь» таковая, которой нам предписано любить Бога от всего сердца, от всей души, «изо» всей силы, ближних же, словно самих себя
Развернутое подтверждение темы: И ни один из этих двух видов любви не имеет силы быть совершенным без другого, потому что ни Бога без ближнего, ни ближнего без Бога мы не можем любить надлежащим образом.
Речевое украшение: Поэтому Господь столько раз спрашивал Петра, любит ли тот Его, а тот отвечал, что Он Сам свидетель тому, что любит, и «Господь» добавлял каждый раз, заключая «свою речь» следующим образом: «паси овец моих» (Ин. 21:15). И как если бы Он говорил открыто: Сие есть обыкновенное и верное доказательство неповрежденной любви к Богу, если попытаешься проявить заботу неусыпного труда о братиях.
Обобщение: Ибо если кто-нибудь пренебрежет делом милосердия, которое имеет возможность совершить для брата, «этим» он показывает, что он не должным образом любит своего Создателя, презирая Его предписания поддерживать «своего» ближнего в нужде (L. II. XV) (с. 214).

Согласно «Риторике к Гереннию», речевые украшения представляют собой такую часть доказательства, которую легко можно опустить, если «и доказательство будет краткое, и дело незначительное и простое»443. Однако легкость в избавлении от этой части доказательства вовсе не умаляет ее значения в рассказе о значительных или сложных делах. Речевые украшения используются в схеме доказательства для того, «чтобы предмет разбирательства был выделен как достойный и красиво изложенный, когда приведено прочное доказательство»444. Под «речевыми украшениями» понимаются сравнения, примеры, усиления и другие художественные средства, «которые относятся к усилению и обогащению доказательства»445.

В рассматриваемом выше фрагменте из XV гомилии среди речевых украшений находим пример с цитатой из Евангелия и перифраз. Праздник свв. апп. Петра и Павла в монастыре, основанном Бенедиктом Бископом, отмечался с большой торжественностью, так как Веармут и Ярроу были освящены во имя этих апостолов.

Развитые речевые украшения мы находим и в VII гомилии, произнесенной на самой торжественной из трех служб Рождества. Во вступлении Беда обосновывает необходимость обратиться к Евангелию от Иоанна, когда слушателям хотелось бы узнать «о вечности Слова, то есть Божественной природы» Господа (L. I. VII) (с. 38–44). Беда пользуется тропами и фигурами, чтобы достигнуть «усиления и обогащения доказательства».


Уподобление:   Потому в награду среди символов четырех животных Иоанн уподобляется летящему орлу. Ведь орел имеет обыкновение летать выше всех птиц, смотреть на лучи сияющего солнца «один» из всех живых существ. А прочие евангелисты словно бы ходят с Господом по земле, те, которые, в достаточной мере рассказывая о Его
Антитеза: временном рождении и земных деяниях, мало сказали о Божестве; сей же словно к небу взлетает с Господом; он, весьма мало повествуя о Его земных деяниях, познал вечную силу Его божества, чрез которую сотворено все, воспаряя более возвышенным умом и «все» озаряя более ясным размышлением, и нам для научения передал на письме.
Обобщение, построенное на антитезе, подкрепленное цитатами: Итак, другие евангелисты описывают Христа «как» рожденного с определенного момента времени; Иоанн же о Нем свидетельствует, что Он уже был в начале, говоря: «В начале было Слово» (Ин 1:1). Другие рассказывают, как Он внезапно
Интересно, что по смыслу это скорее добавление, чем противопоставление, но по форме это антитеза появился среди людей; этот же ясно показывает, что Он был у Бога всегда, говоря: «... и Слово было у Бога» (Ин 1:1). Другие являют Его Человеком, живущим среди людей; этот – Богом, пребывающим у Бога в начале, говоря: «... и Слово было Бог» (Ин 1:1). Другие рассказывают о великих делах, которые Он совершал, будучи Человеком; этот явил, что всю тварь видимую и невидимую Бог Отец сотворил чрез Него; «евангелист» говорит: «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин 1:4) (с. 38–39).

Несмотря на то, что обобщение должно «кратко завершать «речь», соединяя части доказательства»446, во вступлении к VII гомилии встречаем пример развитого обобщения, включающего в себя четыре предложения, каждое из которых состоит из двух противоположных по смыслу частей и евангельской цитаты, подкрепляющей второй член антитезы. Беда прибегает к столь сложному по структуре обобщению, так как оно является одновременно и обобщением к вступлению VII проповеди, и напоминанием вкратце того, что слушатели помнят из проповедей двух предыдущих рождественских служб (службы ночной и на рассвете). В предыдущих гомилиях рассказывалось о земных обстоятельствах Рождества. Они были сказаны на тексты из Евангелий от Луки и Матфея, как Беда и напоминает аудитории в самом начале VII гомилии. Евангелие от Иоанна в определенном смысле дополняет три синоптических Евангелия, ибо оно считается самым мистическим из четырех. Поэтому Беда поставил себе задачу показать значение Евангелия от Иоанна по сравнению с другими Евангелиями и объяснить, почему именно евангелист Иоанн смог говорить «о божестве» Спасителя.

Вступление обычно оканчивается переходом, который должен показывать слушателю приближение основной части проповеди. Переход может быть недвусмысленным призывом к вниманию. Так, Беда, обосновывая тему XVI гомилии, приводит цитату из Евангелия, не относящуюся к комментируемому тексту. Чтобы не уклониться от выбранной темы, в рассуждения, интересные сами по себе, но не связанные с воскресным чтением этого дня, он обрывает ход мысли довольно резко:

«...» Но это излагается полнее в других местах. Ныне же, обратившись к объяснению по порядку чтения Господня, сначала послушаем с того места, где упоминается имеющийся «текст» (L. II. XVI) (с. 219).

Вступление гомилии XVI, таким образом, приобретает законченную форму.

В отличие от XVI гомилии («На праздник свв. апп. Петра и Павла»), связанная с ней по содержанию гомилия XV, которая была произнесена вечером предыдущего дня, имеет совсем другой переход. Он играет роль мостика, соединяющего вступление и основную часть проповеди, причем вступление плавно переходит в изложение.

«...» Какова же в действительности та любовь, которую нам нельзя иметь без вдохновения божественной благодати, Господь дает скрыто понять таким образом (L. II. XV) (с. 215).

Переход XV гомилии соединяет абстрактное рассуждение о совершенной любви и конкретную ситуацию, описываемую в тексте Евангелия от Иоанна, который читался в этот день за воскресной службой. Внимание аудитории переключается с теории на практику при помощи косвенного вопроса («Какова же в действительности та любовь ...»), акцент в котором падает на «в действительности».

Переход может еще раз подводить итоги сказанного и содержать в себе положение, которое будет раскрываться дальше:

Удивительно, что блаженный Иоанн в начале своего Евангелия о Божестве Спасителя и возвышенно напитал верой истинно верующих (подведение итогов. – М.Н.), и со властью одержал верх над вероломством еретиков (новая тема. – M.Н.) (L. I. VII) (с. 39).

Переход показывает значение Евангелия от Иоанна для опровержения ересей и тем самым дает подтему: «Евангелие и ересь». Далее Беда объясняет, как различные заблуждения уничтожаются при сопоставлении их с началом Евангелия от Иоанна.

Иногда Беда пользуется довольно простым переходом, соединяющим вступление и основную часть проповеди в единое целое. Вступление XVII гомилии рассказывает о вопросе ап. Петра Христу: какая награда ожидает тех кто оставил все земное и последовал за Спасителем. Беда, формулируя саму тему проповеди, отвечает на вопрос, но ему требуется обоснование. Он находит это обоснование в первом стихе комментируемого текста. Поэтому переход от вступления к собственно проповеди звучит следующим образом:

Поэтому, когда Петр спросил, хорошо отвечает таковым Иисус: «далее следует первый стих текста и комментарий к нему» (L. II. XVII) (с. 224).

Таким образом, можно заключить, что вступление к проповедям построено в соответствии с законами риторики. Учитываются почти все рекомендации Цицерона, помогающие оратору увлечь аудиторию, хотя позиция «от противников» исключается. Вступление практически всегда строится Бедой по схеме доказательства, так как ему приходится обосновывать важность выбранной темы. Более разработаны вступления праздничных гомилий. Напротив, гомилии, прочитанные за рядовой службой или входящие в число праздничных, но произнесенные не на самой главной службе праздника, могут не иметь развитого вступления, богатого художественными средствами. Вступление играет довольно значительную роль в подготовке аудитории, оно может иметь законченную форму, либо при помощи перехода соединяться с основной частью проповеди.

3. «Narrafto» – «повествование» как часть проповеди: способы организации текста

3.1. Гомилии

3.1.1. «Гомилия на Благовещение» (1 гомилия 1 книги)

Поскольку гомилия по определению является построчным комментированием текстов Св. Писания и прочих, единицей членения текста может быть законченный отрезок текста, включающий в себя комментируемую строку и комментарий. Таковы гомилии Оригена и св. Григория Великого, которые названы Лайстнером в числе прочитанных Бедой произведений447.

Первая проповедь, которой Беда открывает свой сборник, полностью отвечает определению гомилии, то есть представляет собой построчное комментирование отрывка из Евангелия (Лк 1:26). Иногда разбору одного стиха посвящается несколько абзацев, внешне не связанных друг с другом логикой комментирования (илл. 21).

Стихи 26–27 I главы Евангелия от Луки не содержат в себе описания события, которому посвящена гомилия. Однако, являясь вводными, они несут много информации, которую нужно было объяснить слушателям. Разбору этих стихов Беда посвящает три абзаца. В первом описывается «подобающая первооснова человеческого восстановления» в противовес «первопричине гибели человеческой». Важное богословское положение облекается в форму антитезы, что облегчает его запоминание:

Итак, поскольку смерть вошла «в мир» через жену, подобает, чтобы и жизнь возвратилась через Жену. Та, соблазненная диаволом при посредстве змия, предложила мужу вкушение смерти; Сия, наученная Богом при помощи ангела, родила миру Устроителя Спасения (с. 9).

Второй абзац, в котором рассматривается отрывок из 26 стиха (Лк 1:26), на первый взгляд кажется отступлением от темы. Речь в нем идет об имени ангела, посланного благовестить о рождении Господа. Мы встречаемся здесь со средневековым восприятием важности имени. Имя, согласно Беде, является ключом к событию:

... даже самым именем своим, под которым они «ангелы» приходят на служение, «они» дают проникнуть в смысл происходящего (с. 9).

Беда приводит значение имени ангела: «Гавриил» означает «сила Божия». Имя ангела является «наградой» (с. 9) за служение, которое он совершил, а именно: он принес свидетельство о земном рождении Бога (с. 9). Вместе с цитатой из Псалтыри (Пс23:8) имя ангела становится доказательством того, что событие, о котором идет речь, необыкновенно и значительно для человечества.

В третьем абзаце комментируется полностью 27 стих. Беда обращает внимание читателя на три факта, которые тот должен отметить для себя: «Дева», «Иосиф», «дом Давидов» (с. 10). Ниже в этой гомилии Беда больше не останавливается на личности Иосифа, но здесь объясняет слушателю его роль в земной жизни Господа и Богородицы. В одной из гомилий на Рождество (гомилия V) Беда вернется к этой теме: вся эта проповедь посвящена необходимости обручения Иосифа и Богородицы. Беда приводит свидетельство того, что Богородица – «наивеличайшая» (с. 10), ссылаясь на «одаренных разумом отцов» (с. 10). Слушатели могли вспомнить любое прославленное имя, и сами могли процитировать строки, подтверждающие это место гомилии. В конце абзаца Беда вновь обращается к толкованию значения имени, находя в этом последний и едва ли не самый сильный аргумент в пользу своего утверждения. Ведь одно дело, когда мнение по тому или иному поводу выражают «отцы» – хотя бы и «одаренные разумом», но люди, другое, когда само имя человека, данное ему при рождении, свидетельствует в его пользу:

Не следует оставить без внимания то, что Богоблаженная Родительница в качестве необыкновенной награды произнесла свидетельство посредством Своего имени. Оно толкуется как «звезда морей». Она, словно несравненное светило, просияла благодаря особому достоинству среди бурь погибающего века (с. 10–11).

Несмотря на то, что три абзаца раскрывают один стих из Евангелия, три комментария не связаны друг с другом по содержанию, что вполне отвечает определению гомилии вообще.

Стихи 28–38 (Лк 1:28–38) передают беседу ангела с Пресв. Богородицей. Беда то объясняет богословские положения, заключающиеся в словах ангела, то описывает поведение Богородицы. Отмечая, что приветствие ангела было «неслыханно среди обычаев человеческих» (с. 11), Беда подчеркивает его уместность по отношению к Пресвятой Деве. Задача, которую автор ставит перед собой, заключается в том, чтобы объяснить слушателю необычное обращение ангела. В словах небесного посланца заключен глубокий богословский смысл; понятия, которые стоят за этим приветствием, являются квинтэссенцией того, что христианин, в понимании Беды, должен знать о Пресв. Богородице. В тексте гомилии появляются риторические фигуры. Прежде чем приступить к изложению, Беда добивается внимания слушателей при помощи риторического восклицания.

Истинно, Она была исполнена благодати, которою Она увенчана как Божественным даром, ибо первая среди жен Она принесла Богу славнейший дар девства. Поэтому по праву удостоена наслаждаться видением и беседой с ангелом. Та, Которая старалась подражать ангельской жизни. Истинно, Она была исполнена благодати, которою Ей было даровано произвести на свет Самого Иисуса Христа, чрез Кого произошла Благодать и Истина (Ин 1:17). И потому Господь истинно был с Нею, Которую Он и прежде переносил от земного к желаниям небесным любовью нового целомудрия, и после освятил всей полнотой Божественности, когда человеческая природа стала посредницей. Истинно также благословенна в женах Та, Которая, несходно с женской природой вместе с красотой девства радуется чести материнства, Та, Которой подобало имя Девы Матери, родила Бога Сына (с. 11)

Ключевым словом комментария является – «истинно», так как цель Беды состоит в том, чтобы убедить слушателя в истинности сообщаемых ему сведений. Первое и третье предложения начинаются почти одинаково. Начало первого предложения таково: «и действительно, истинно, Она была исполнена благодати». Значение «иеге» усиливается значением «etenim» – «и действительно», «и в самом деле», так как внимание слушателя должно сконцентрироваться на начале доказательства. Начало третьего предложения почти полностью совпадает с началом первого, за исключением слова «etenim» усиление не нужно, аудитория внимательно слушает. Первые три предложения образуют причинно-следственную связь: Пресв. Богородица «истинно... исполнена благодати», так как Она первой принесла Богу «славнейший дар девства». Принесение этого дара стало причиной того, что Она удостоилась видеть ангела и беседовать с ним, так как Она подражала жизни ангелов. Оба эти предложения рассказывают о причинах, которые вызвали следствие, описанное в третьем предложении. За принесенный Богу «дар девства» и за «подражание жизни ангелов» Богородица была удостоена наивысшей награды: «... Ей было даровано произвести на свет Самого Иисуса Христа, чрез Кого произошли Благодать и Истина». В этой части комментария есть антитезы, но они только смысловые; они не поддерживаются синтаксисом. Так, в первом предложении определение «первая среди жен» – соотносится с речением «дар девства»; во втором указание на «ангельское видение и беседу» соответствует словам «ангельская жизнь». Два словосочетания объединяются прилагательным «angelicus», но и проповедник, и слушатель знают, что в первом случае «видение и беседа» прямо относятся к ангелу, а во втором имеется в виду жизнь человеческая, но по чистоте и непорочности приближающаяся к жизни неземных существ, равноангельная жизнь.

Начала двух оставшихся предложений также выражают идею благодатности Пресв. Богородицы. Она «исполнена благодати», так как «Господь истинно был с Нею» и Она «благословенна в женах». Сказанное о Богородице в первой части комментария дополняется в двух отношениях: во-первых, Господь не оставлял Ее в течение всей Ее жизни, во-вторых, Она, оставаясь Девой, одновременно является Матерью. Оба дополнения также построены на антитезах. Жизнь Пресв. Богородицы описывается в виде двух периодов: до рождения Христа («прежде»), когда Она была перенесена «любовью нового целомудрия» «от земного к небесным желаниям», и после («впоследствии»), когда Она, имея человеческую природу, освящена «всей полнотой Божественности». Сочетание девства и материнства также показано при помощи антитезы: – «вместе с красотой девства радовалась чести материнства» (два именных словосочетания, где главное слово стоит в аблативе, а зависящее от него в генитиве); – «и, что приличествует Деве Матери, произвела на свет Бога Сына» (два именных словосочетания, состоящих из двух аккузативов). В обоих случаях антитетические словосочетания одинаковы по синтаксической структуре, их значения сложно увязаны между собой.

Можно сказать, что насыщенность текста комментария риторическими фигурами прямо пропорциональна важности идей, которые Беда сообщает слушателю.

Гомилия как тип проповеди, в отличие от экземплюма, о котором будет сказано ниже, вовсе не предполагает создания красочных, зримых картин. Однако Беда все же сохраняет изображения действия, хотя эти немногочисленные отрывки не самостоятельны, а скорее являются фоном, словесной иллюстрацией к комментариям. Так, прежде чем перейти к содержанию речи ангела и чтобы снять эмоциональное напряжение, вызванное текстом, в высшей степени насыщенным риторическими фигурами, Беда впервые в этой гомилии обращается к содержательной стороне евангельского текста.

После того как Она, не привыкшая ни к созерцанию Ангела, ни к приветствию, по человеческому обычаю встревожилась, тот же Ангел, повторив свою речь, уговаривал Ее не бояться; и. более того: когда Она, привыкнув, отринула страх, Он назвал Ее ее собственным именем, словно хорошо ему знакомую, и со всей тщательностью изъяснил, почему он назвал Ее исполненной благодати (с. 11).

Использование Бедой форм настоящего времени изъяснительного и сослагательного наклонений вместо форм прошедшего времени (историческое настоящее): «hortatur» – «уговаривает», " ne timea t « – «»да» не боится», «vocat» – «называет», "edoce t " – «научает» – позволяет автору при минимуме изобразительных средств представить внутреннему взору слушателя довольно-таки живую картину, где герои переходят от страха к спокойному восприятию происходящего, от повторений уже сказанного к «тщательному изъяснению» своих речей. Это описание, однако, полностью подчинено назначению гомилии как типа проповеди. Оно является своеобразной перифразой части следующего комментируемого отрывка (Лк 1:29–32).

Речь ангела является второй, главной кульминацией гомилии. Содержание речи по значимости настолько превосходит смысл необыкновенного приветствия, с которым ангел обратился к Пресв. Богородице, что Беда не призывает слушателя удивиться, как перед первой кульминацией, а прямо предписывает ему сосредоточиться и запомнить сказанное:

Следует благоразумно запечатлеть в памяти последовательность слов и столь прочнее следует всеять их в своем сердце, сколь явно открывается, что в них состоит все основание нашего спасения (с. 11).

После этого Беда приводит причину, по которой слушателю предписывается запомнить слова ангела:

Ибо Ангел открыто возвещает, что Господь Иисус Христос, то есть наш Спаситель, истинно есть Сын по Божеству – от Отца и по человечеству – от Матери (с. 11).

Поскольку строки Евангелия, в более развернутом виде содержащие эту мысль, уже были полностью приведены, Беда повторяет их, комментируя, одну за другой. Повторение этих строк и опровержение мнения еретиков и сомневающихся и есть собственно главная кульминация гомилии. Важность сообщаемого заставляет Беду использовать повелительное наклонение:

«И вот, сказал ангел, зачнешь во чреве и родишь Сына» (Лк 1:31). Признай же этого Человека, Который воспринял от плоти Девы истинное человеческое естество. «Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего» (Лк 1:32). Исповедуй же Его Богом истинным от Бога истинного и всегда Сущим Сыном Вечного Отца (с. 11).

Призвав слушателя признать и исповедать возвещенное Ангелом, Беда, однако, вовсе не забывает, что среди слушателей могут быть сомневающиеся и заблуждающиеся до такой степени, что они, может быть и невольно, соглашаются с теми, кто не верил в превечное существование Сына Божия. Подобные заблуждения нужно было, по мнению Беды, разъяснять сразу:

О том, что в будущем времени говорится: «Он будет Велик, и наречется Сыном Всевышнего», пусть никто не думает, полагая, что Господь Христос не существовал до того времени, как Он стал Рожденным Девою. Нам предпочтительнее понимать сказанное следующим образом: силу Божественного величия, которую Сын Божий имел превечно, Он же в тот час «Благовещения» принял, как Человек, по Своему рождению, чтобы Ипостась нашего Заступника и Искупителя стала одна в двух природах (с. 11).

Насколько Беда определенно выражался, требуя внимания и запоминания истины («следует отметить», «необходимо всеять в сердце» «слова истины»), столь же недвусмысленно он запрещает своим слушателям уклоняться в заблуждения, ведущие к погибели («пусть никто не думает так, полагая...»).

Вторая, главная, кульминация повествования приходится примерно на середину гомилии. Вторая половина гомилии посвящена темам священства и царства Господа и возможности их соединения в Нем. Комментарий на Лк 1разделяет отрывки, посвященные этим двум темам, и может восприниматься как третья кульминация повествования.

Тема царства для Беды разделяется на тему царства земного и небесного. В стихе 32 говорится о «престоле Давида» (Лк 1:32), который Беда толкует как царство народа Израильского. При помощи цитат из Посланий (Колосс 1:18) и Евангелий от Иоанна (Ин 12:13) и Марка (Мк 11:10) объясняется обращение ко Христу как к наследнику Царя Давида и Царю в Своем собственном праве. Однако земное, человеческое понимание царства, основанное на исторических параллелях, не должно было преобладать в сознании слушателей Беды. Поэтому, повторяя комментируемый стих, он добавляет стих, следующий за ним (Лк 1:33), и таким образом переводит внимание аудитории в область духовного:

Отсюда следует, что ангел говорит верно: «и даст Ему Господь Бог престол Давида, Отца Его» (Лк 1:33), и непосредственно после этого добавляет: «И будет царствовать над домом Иакова вовеки» (Лк 1:33) (с. 12).

Этот переход искусно разделяет комментарий на две симметричные части. «Престолу Давидову» земного царства соответствует «Дом Иакова» – «Вселенская Церковь», которая пребывает одновременно в мире видимом и невидимом. Народ Израильский, «которым Давид управлял, имея временную власть» (с. 12), населял земное, конкретное царство; Вселенская Церковь, в понимании Беды, неизмеримо шире; в ней объединяются живые и усопшие, те, кто происходит от Патриархов, и те, кто присоединен к Ней через Св. Крещение. Временная Власть Царя Давида для Беды является отражением вечной власти Христа – Царя:

Конечно, в этом Доме Он будет царствовать в вечности, и Царству Его не будет конца. Несомненно, Он царствует в Оном и в настоящей жизни, когда правит сердцами избранных, живя в них посредством Своей веры и любви, и постепенно покрывая от бед, направляет их, как добрый Кормчий, к принятию дара высшего воздаяния.

Он царствует и в будущей жизни, когда по окончании временного изгнания Он вводит тех же в жилище Небесной родины, где они, побуждаемые постоянным созерцанием Господа, оставляли все прочее и радостно посвятили себя Его восхвалению (с. 12).

Отрывок, посвященный важному богословскому понятию – Царственному служению Христа, – объединен глаголом «regno» – «царствовать», его синонимами «rego» – «править, управлять, направлять» и «guberno» – «править рулем, стоять у корабельного руля», т.е. «править кораблем». Употребление «regno» в будущем времени («regnabit») противопоставляет земное время вечности и напоминает о Втором Пришествии, когда, согласно Св. Писанию, Христос придет как Царь и Судия, «и Царству Его не будет конца». Далее различие во времени выражается не грамматически, а лексическими средствами. Христос Царь «regnat... in praesenti vita» – «царствует... и в настоящей жизни», но "regnat in futuro « – «царствует и в будущей жизни» (букв, «в будущем»). Правление Его совершается в сердцах избранных, в каждом в отдельности, в которых Он »regit« – «правит», и во всей Церкви как совокупности Ее членов, которых Он »gubernat« – «направляет, «как добрый Кормчий»». Здесь возникает образ Церкви-Корабля, характерный для раннехристианской системы образов. Путь Церкви-Корабля в земном измерении это – "temporale exsil ium ", «временное изгнание», оканчивающееся в «жилище Небесной Радости», что позволяет вспомнить мысли блаж. Августина о земном странствии христиан и о Вечном Граде, которые разделял и Беда.

Центральная кульминация второй части проповеди выделена двумя отрывками, описывающими действие согласно сюжету. Сначала внимание читателя обращено на поведение Пресв. Девы. Беда приводит Ее речь в виде парафраза, расшифровывая Ее слова для читателя, и затем только объясняет, почему вопрос был задан. Сразу после кульминации, требовавшей от слушателей максимума сосредоточенности, Беда вновь обращается к евангельскому сюжету.

Эпизод, ставший третьей кульминацией проповеди, представляет собой комментарий к наименее понятной слушателям и наиболее таинственной теме -Чуду Благовещения. Беда почти не пользуется риторическими средствами, когда объявляет: «нашедший на Деву Святой Дух явил в Ней действие Своей Божественной Силы двояко» (с. 12). Можно говорить лишь о гомеотелевтоне: "oslendi t «»castificavit«»creavit«»formavi t « – «явил» – «очистил» – «создал» – «образовал», но эти глаголы слишком далеко отстоят друг от друга в тексте, чтобы можно было предположить, что формально они играют большую роль. Скорее здесь следует говорить о содержательной стороне. Беда употребляет словосочетание – «двумя способами, двояко» – и распределяет сведения, которые он должен сообщить слушателям, на две части: касающиеся «души» и «тела». Как только проповедник начинает делать какие-то обобщения, появляются риторические фигуры: антитеза, синтаксический параллелизм:

Того, Кого «Ангел» прежде открыто назвал Духом Святым, он снова прославил как Силу Всевышнего... (с. 12).

«Прежде» уравновешивается «снова» (антитеза). »Virtus Аl t issimi« синонимично »Spiritus San ct us«; оно называет Св. Духа в одном из Его проявлений и имеет более узкий смысл. То же относится и к глаголам. Синонимическая пара »dixit« – «сказал» и » nominavit " – «наименовал» находится в отношениях синтаксического параллелизма и в то же время описывает действия в более широком и более узком смысле. Схождение Святого Духа, реальность этого события, подтверждается при помощи евангельской цитаты, содержащей обетование схождения Св. Духа на апостолов (Лк 24: 49).

Тема Непорочного Зачатия оканчивается выводом, в котором кратко излагается то, что Беда уже объяснил; для этого вывода проповедник использует такой прием, как градация по возрастающей:

Сила Всевышнего осенила Блаженную Богородительницу: когда Святой Дух наполнил Ее сердце, Он умертвил в Ней всякий пыл плотского похотения, освободил Ее от желаний этой временной жизни и Небесными дарами освятил одновременно и ум Ее, и тело (с. 12–13).

Кроме градации, Беда использует и другие средства так, что одно предложение объясняется на разных уровнях смысла. Действие Св. Духа передается глаголами, объединенными одинаковыми окончаниями "obumbravi t « – «осенил», »implevit« – «наполнил», »te m peravit« – «умерил», »emundavit« – «очистил», »consecravit« – «освятил». Но и в описании действия эти глаголы семантически связаны: значение »obumbravi t « – «осенил» – раскрывается в результате этого действия: »"сог» implevi t « – «наполнил «сердце»». Далее действие Св. Духа показано через «temperavit» – «умерил» к очищению («emundavit») и, наконец, освящению («consecravit»). "Aestus concupiscen t iae« – «пыл плотского похотения» – составляет часть »desiderarum t e m poralium« – «желание сей временной жизни»; »aestus« и »desideria« входят в состав словосочетаний с предлогом » a / ab «, и оба стоят в аблативе (синтаксический параллелизм, синонимия); антитетично им словосочетание »dona coelestia" – «небесные дары», которое также стоит в аблативе, но это ablativus instru m entalis, а не ablativus separa t ionis, как в двух первых случаях. " Cor « – «сердце», наполняющееся Св. Духом, соотносится с »mens« – »ум» и «corpus» – «тело», освящающимися Св. Духом.

Цитата из комментируемого отрывка становится хорошим способом перейти от одной темы к другой: «Посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (Лк 1:35). Для лучшего понимания цитаты слушателями Беда пересказывает ее. У слушателей не может быть иного мнения о смысле евангельского стиха, чем тот, который сообщает им проповедник. Противопоставление рождения обычных людей и Сына Человеческого заставляет и проповедника, и слушателей задуматься «о таинстве Божественного воплощения» (с. 13). Таинство у Беды объясняется при помощи развернутой метафоры. Глагол

" obumbro " дает к этому повод: он имеет как прямое значение («бросать тень, затенять»), так и переносное («затмевать, скрывать, защищать»). Сначала Беда рисует картину, знакомую каждому человеку:

Мы тогда говорим, что нас осеняет тень, когда, в то время как печет полуденное солнце, между нами и солнцем находится или дерево, или нечто вроде навеса, чем солнечный жар или свет делается для нас более терпимым (с. 13).

Точка зрения автора и слушателей совмещается, что помогает создавать видимые умом образы и так объяснять сложнейшие богословские истины, деликатно и в то же время запоминаемо. Беда выстраивает систему из двух развернутых метафор, причем эти метафоры логически связаны между собой. Два метафорических ряда берут свое начало в вышеприведенном отрывке: «горячее полуденное солнце» и «осеняться тенью». У солнца есть «солнечные лучи», оно производит «жар» и «свет». Христос, «наш Искупитель» (с. 14), уподобляется солнцу. Это уподобление возможно еще и потому, что Он «просвещает знанием истины» (с. 13) (соотносится с «свет») и «воспламеняет любовью» (с. 13) (соотносится с «жар»), что подкрепляется авторитетом Св. Писания. Беда приводит цитату из книги пророка Малахии, в которой Христос метафорически обозначается «Солнце правды» (Малах 4:2). Согласно Беде, «Солнце правды» расшифровывается как «божественная природа нашего Искупителя» (с. 13) или «божественная сила Христа» (с. 13) Боговоплощение стало возможным потому, что Пресв. Богородица приняла «лучи Солнца «правды"». Упоминание Пресв. Богородицы обращает нас к другой развернутой метафоре – к метафоре тени. Как от жаркого полуденного солнца нас защищает «дерево, стоящее между нами и солнцем» (с. 13), или «навесик» (с. 13), так и человеческая плоть, человеческая природа, которую Христос воспринял, родившись от Девы Матери, «окутала, словно облаком» (с. 13):

... Это же Солнце, то есть божественность нашего Искупителя, окутало Себя покровом человеческой природы, словно неким навесом для тени... (с. 13)... Божественная сила Христа... окутала Себя, словно облаком, веществом нашей немощи (с. 13).

Рассуждения Беды о Боговоплощении – единственное место в гомилии, где автор пользуется не только риторическими фигурами, но и тропами, в частности, антитетически составленной парой развернутых метафор. Боговоплощение, согласно Беде, тайна, не постигаемая человеческим умом, рассказывать о ней нужно не буквально, ибо это невозможно, но образами. Это предмет не понимания, но запоминания и веры. О необходимости прикрывать тайное и выражать его через образы Беда пишет в комментариях на Евангелие от Марка: «... человеческий глаз не может проникнуть в тайну Его воплощения. Никак нельзя исследовать, каким образом Слово одевается Плотию, каким образом Высший и Животворящий Дух обретает душу в утробе Матери, каким образом зачинается Тот, Кто не имеет начала и существует»448. Беда, пользуясь контекстными тропами, следует примеру первого проповедника Пришествия Христова, о котором он пишет в комментариях на Евангелие от Марка: «Слушателям, однако, словно втайне, неким образом и скрытой речью он «св. Иоанн Предтеча» объясняет, что Христос есть Истинный Бог»449. Поэтому и дальше, везде, где Беде нужно объяснить необъяснимое, он прибегает к «скрытой речи», к контекстным тропам.

Насыщенный метафорами отрывок уравновешивается историческим экскурсом о родословной Елисаветы и Царя Давида; единственным средством организации текста здесь является гомеотелевтон. Этот текст, более нейтральный по интонации по сравнению с предшествующим отрывком, является завершающей частью изложения. Концентрация внимания происходит не за счет риторических средств, которые, создавая определенный ритм и сложную образность, воздействуют на эмоциональную сферу и воображение слушателей, а за счет информативности. Аудитория может немного расслабиться и с новыми силами выслушать последнюю, важную для себя часть гомилии – поучение, в котором содержатся те советы, к восприятию которых проповедник готовил своих слушателей.

3.1.2. Гомилии на праздник свв. апп. Петра и Павла (XV, XVI гомилии II книги)

По такой же схеме (цитата, после которой идет комментарий) построено изложение большинства гомилий Беды. Такая композиция отдельно взятого замкнутого отрывка текста может объясняться тем, что аудитория, для которой говорил Беда, состояла из людей, недавно принявших христианство. Для них необходимо было для лучшего запоминания и усвоения ими повторять евангельский стих перед комментарием. Таковы, например, гомилия на праздник встречи Марии и Елизаветы (с. 15 – 22), цикл рождественских гомилий (с. 31 – 44) и многие другие.

Однако есть и другой способ построения комментария, при котором евангельские цитаты включены в сопровождающий их текст. Этот способ отличает XV и XVI проповеди II книги, которые были составлены для праздника свв. апп. Петра и Павла. История апостолов и евангельское чтение на их день было хорошо известно в монастыре, основанном в их честь, поэтому слушатели могли выделять для себя евангельские цитаты внутри комментария. С другой стороны, проповедник при помощи подробной композиции текста мог добиться большего понимания смысла комментируемых отрывков. Так, в XV гомилии предложение, являющееся переходом от вступления к собственно повествованию, начинается как переход, но заканчивается цитатой, которую Беда далее комментирует:

Какова же в действительности та любовь, которую нам нельзя иметь без вдохновения божественной благодати, Господь дает таинственно понять неким образом; Который, спрашивая о такой любви Петра, называет его Симоном «Иоанновым», что нигде не встречается в других местах (с. 215).

Во второй части этого сложного предложения, начинающейся словом «Который», евангельская цитата фактически пересказывается. Аудитория уже знает ее содержание, услышав ее в начале гомилии при чтении евангельского текста. Теперь проповедник напоминает ее содержание, так как это одна из важнейших цитат, как для отдельно взятой проповеди, так и для мировоззрения христианина в целом. Когда Беда снова произнесет эту цитату, слушатели уже будут готовы восстановить в памяти знакомое содержание, после чего легко воспримут комментарий. Таким образом, евангельский стих становится центром комментария. Схема построения замкнутого по смыслу отрывка текста представляет собой пересказ цитаты, саму цитату и комментарий.

Наиболее значимые дни церковного года – двунадесятые праздники, Рождество, Пасха, день основания монастыря – были отмечены произнесением проповедей на всех службах суточного круга (до трех проповедей). Они объединялись одной темой, которая раскрывалась в них с разных сторон. Ярким примером этому служат две проповеди на праздник свв. апп. Петра и Павла, упоминавшиеся выше (XV, XVI, II книги).

Обе эти гомилии связаны личностью св. ап. Петра.

Пример его жизни становится иллюстрацией к любимой мысли Беды: «вера, действующая любовью». Он выразил ее, например, в «Житии св. Катберта», в эпизоде смерти Бойзила, наставника святого:

... они беседовали не о сложных вещах, но о простых, о «вере, действующей любовью...» («Житие св. Катберта», гл. 8).

Если XV гомилия повествовала о «великом совершенстве любви», то в XVI говорится о «великом совершенстве веры», «великой твердости той же совершенной веры против всех искушений» (с. 219).

На протяжении гомилии мы встречаем несколько мест, заставляющих нас вспомнить гомилию предыдущего дня. Так, в самом начале XVI гомилии Беда разбирает вопрос Господа о том, за Кого Его принимают люди, и ответ Ему Петра:

Ибо как Петр отвечает один за всех, когда Господь спрашивает всех вообще, так то, что Он отвечает Петру, в лице Петра Он отвечает всем (с. 219).

По структуре и смыслу эта цитата повторяет сходное место из XV гомилии. Там речь идет о пастырском долге: «То, что сказано Петру “Паси Моих овец”» (Ин 21:15), сказано на самом деле всем. Ибо то были прочие апостолы, что был и Петр» (с. 219). Однако Петр получает от Господа первенство, чтобы, согласно Беде, не разрушалось «единство Церкви» (с. 219), и может спрашивать Его от лица всех и получать ответ.

Точкой соприкосновения с XV гомилией является истолкование имени св. ап. Петра. В XV гомилии рассматривалось имя апостола как «Симон Иоаннов» (Ин 21:15) (с. 215), понимаемое символически. Имя «Иоанн», согласно Беде, указывает на Царство Небесное, «"небесную» отчизну» (с. 215), откуда Господь посылает любовь в сердце человека; «Симон» толкуется как «послушный»; сочетание «Симон Иоаннов» указывает на большую глубину любви св. ап. Петра к Богу. В XVI гомилии Беда строит свои объяснения, снова опираясь на имя апостола, упомянутое в другом евангельском стихе: «Симон, сын Ионин» (Мф 16:17). Беда пишет: «Вар-Иона по-сирийски, по-латыни же означает “сын голубки”» (с. 221), и показывает простоту и целостность натуры Петра, без сомнений следующего за Господом.

Значения имен с разных сторон раскрывают личность апостола. Еще одну черту к образу ап. Петра добавляет имя «Петр», которое нарекает Своему ученику Сам Господь: «... Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф 16:18). Эта евангельская цитата возвращает слушателей к предыдущей, XV, гомилии, где говорится о «первенстве» св. ап. Петра ради «единства церкви», которая создается через рукоположение епископов и пресвитеров – сначала св. Петром и другими апостолами, затем епископами.

«Ключи Царства Небесного» (Мф 16:19) становятся центральным образом для комментариев на стих Мф 16:19.

Согласно Беде, ключи аллегорически толкуются как «мудрость и власть рассуждения» (с. 222), дар различать достойных и недостойных, «вязать и решить» (ср. Мф 16:19).

Они вручаются св. Петру как знак «исповедания по причине большой любви и веры» (с. 222), без которых никто не может войти в Царство Небесное.

Так в конце XVI гомилии соединяются подтемы обеих проповедей – любовь и вера. Снова Беда возвращается к мысли о первенстве св. Петра среди равных. Ключи даются всем апостолам, затем епископам и пресвитерам – в лице Петра. Эта мысль соединяет обе гомилии в портрет – диптих: Петр как пример любви и веры, Петр – как человек, обеспечивающий целостность церковной иерархии, и как лицо, создающее иерархию мира, отделяющее верных от всех прочих людей. Тут же говорится и об обязанности пресвитера, причем в XVI гомилии показано, как заповеди любви, перечисленные в XV, претворяются в жизнь.

3.1.3. «Гомилия на праздник Обновления храма» (XXI гомилия II книги)

XXI гомилия произнесена на праздник Обновления Иерусалимского храма. Для братии монастыря Веармут и Ярроу этот праздник был чрезвычайно значим, так как это был день освящения одного из храмов монастыря. Благодаря тому, что мы знаем, когда празднуется день Обновления Храма, возможно точно установить и день произнесения проповеди, и день освящения храма.

Праздник освящения храма конкретен и является частью земной жизни обители. Само здание храма, где собирается братия, реально и материально. Беда ставит перед собой задачу сразу вывести мысли слушателей за пределы реального. Сначала он разрывает пределы времени и пространства, указывая на родство в вечности Иерусалимского храма и освященного в память о нем храма монастырского.

Итак, если Он пожелал ходить в храме, в котором приносились в жертву плоть и кровь несмысленных животных, Он будет рад посетить наш дом молитвы, где прославляются таинства Его Плоти и Крови (с. 244).

Как это в обычае у Беды, он, объясняя то, что не вмещает человеческий разум, а именно: «прославление таинств Плоти и Крови Господней», прибегает к контекстному тропу – метафоре. Источником для метафоры служит комментируемый стих (Ин 10:22–23). Опираясь на глаголы со значением движения («ambulare» – «заходить, прохаживаться», » perambulare « – «проходить, обходить», «сопиепиге» – «сходиться», »ипииsere« – «осматривать, посещать») и существительные и словосочетания, передающие понятие «храм» (»templ u – «храм», перифраз "domus orat ionis « – «дом молитвы», »penetralia« «внутренняя часть святилища, храма», »porticus" – «притвор храма»), Беда одновременно описывает и устройство храма Соломонова, и храм, в котором он говорит проповедь, и – метафорически – выражает богословскую идею схождения благодати в сердце человека.

Если Он не презрел обойти портик, в котором некогда земной и смертный Царь, хотя могущественный и премудрый, имел обыкновение стоять для молитвы, сколь более Он желает посетить и просветить внутренние святилища наших сердец, если только, проникая взором, увидит, что они суть портик Соломонов, то есть имеют страх Божий, который есть начало всякой премудрости (с. 244).

Развернутая метафора «сердце» – «притвор храма» описывает явление, тогда как аллегория раскрывает его тайный смысл: сердце может означать портик Соломонов, если в сердце есть страх Божий.

И не следует думать, что только лишь здание, в которое мы сходимся для молитвы или для торжественного совершения таинств, а не мы сами, кто сходится во имя Господне, назовемся и пребудем, как открыто говорит Апостол: «Ибо вы Храм Бога живого, как сказал Бог: “вселюсь в них, и буду ходить в них”» (II Кор. 6:16). Итак, если мы Храм Божий, то позаботимся искусно и приложим много стараний посредством добрых дел, чтобы Он соблаговолил чаще приходить и пребывать в этом Своем храме (с. 244).

Если сердце уподобляется портику, в данном случае, портику Соломонову, где Христос беседовал со Своими учениками, то все тело человека рассматривается как храм, точнее, как Иерусалимский храм. Построенный задолго до Рождества Христова, он символизирует собой Ветхий Завет, тогда как в новозаветное время основной акцент делается на портике, символизирующем Новый Завет. Так выражается богословская мысль о том, что Новый Завет соединен с Ветхим, но главнее его так же, как сердце является наиболее важной частью для жизни человека.

Объяснение скрытого смысла понятия «сердце» поддерживается далее аллегорией «зима». Беда приводит два толкования: одно из них он дает сам, о другом говорит, что оно сделано евангелистом Иоанном, который пожелал обозначить «жестокое вероломство» (с. 244) людей, не признавших Христа, «посредством жестокого холода зимних ветров» (с. 244). Свое толкование Беда облекает в форму поучения:

Да убоимся примера зимы, чтобы Господь, придя, не нашел сердца наши оцепеневшими в отсутствие жара любви и по этой причине, отвернувшись, не покинул бы их быстро (с. 244).

Таким образом, этот комментарий кончается двумя поучениями: одним, объясняющим, как надо поступать, другим – как не надо. Упоминание о евангелисте Иоанне по форме является дополнением: «что же касается евангелиста...» (с. 244), по функции в тексте соединяет комментарий к стихам Мф 10:22–23 со следующим отрывком, вводя новую тему – тему жестокосердия и неверия. Эта тема подкреплена цитатой из Евангелия от Матфея, и, следовательно, переход от рассуждений о праведных людях и их отношениях с Богом вполне обоснован. Внимание слушателей полностью переключается на заблуждения тех, кто не принял Христа.

Комментарий к стиху Ин 10также заканчивается развернутым поучением, сложным по составу. Начинается это поучение с того, что Беда, как и в начале проповеди, проводит тонкую параллель между Иерусалимским Храмом и храмом монастырским. Он воссоздает ситуацию, которая описана в евангельском тексте: Христос окружен враждебной ему толпой – «станем же и мы вокруг Него, возлюбленные...» (с. 245).

Далее в поучении проповедник призывает братию совершать действия, обратные по знаку тем, которые делаются неверующим окружением Христа:

Итак, окружим и мы Его, возлюбленные, не как Иудеи, стремясь к козням, но как вернейший дом Его, приуготовляя Ему в пас мирное место... (с. 245).

Безумию толпы, спрашивавшей Христа, почему Он «не им... явно открыл тайны Своего величия» (с. 245), согласно Беде, должно быть противопоставлено поведение людей, живущих, «как Писание наставляет» (с. 245), то есть «думая о Нем во благости и расспрашивая Его простотой сердца» (с. 245). Тут же оговаривается единственное условие, при котором возможно богообщение: «так как Его находят те, кто не осязает Его, и Он является тем. кто имеет веру в него» (с. 245). Итак, это условие – вера. При помощи синтаксического параллелизма эта мысль выражается дважды. Здесь же находим третий пример того, как не надо поступать и как надо. Употребление глагола «tentare» – «осязать» – заставляет вспомнить ап. Фому, который сказал о воскресшем Христе: «Не увижу – не поверю!» Христос велел ему прикоснуться к Себе, и тот уверовал. Слушателям Беды предлагается избегать такого поведения, которое встречается и в новозаветные времена. Им следует верить. Однако этот пример не столь явен. Предполагается, что слушатели уже веруют, ибо они отделены от ветхозаветной эпохи воскресением Христовым, а от ветхозаветного поведения надежно защищены тем, что они сознательно приняли христианство. Поэтому они, без сомнения, могут вступать в общение с Богом, следуя призыву проповедника и даже обращаясь все вместе к Богу, как к собеседнику:

Скажем же Ему, смиренно умоляя: мы признали, что Ты есть Христос, Сын Единородный Божий, совечный Отцу и Святому Духу и единосущный в божестве, Причастник нашего вещества, «...» даруй, чтобы то, что мы «в сей жизни» почитаем благочестивой верой, мы бы узрели в будущем полным ведением (с. 245).

От обращения к Богу от лица всех слушателей проповедник, только что бывший одним из «смиренно умоляющих» (с. 245), переходит к увещанию присутствующих, становясь, таким образом, посредником между ними и Богом:

Не следует сомневаться в том, что Он выслушивает нас, вопрошающих, когда мы просим о том, что Он предписал; когда сосредоточенным умом требуем того, что Он желает дать (с. 245).

Чтобы сомнения слушающих рассеялись, проповедник повторяет одну и ту же мысль дважды. Два придаточных предложения, относящихся к глаголу "exaudi t « «выслушивает» (с. 245), построены по одной модели. Глаголам первого предложения соответствуют синонимичные словосочетания второго предложения: »praecepi t « – «предписал» раскрываться в »dare desiderat« – «желает дать»; значение »rogamus" – «просим» – усиливается «intenta mente poscimus» – «требуем сосредоточенным умом».

От лица тех, кто, тем не менее, еще сомневается, проповедник задает вопросы:

Как же следует верить тому, что Он откажет благочестиво молящимся рабам «Своим» в благах, которые Он согласился открыть даже строптивым в большей степени, чем они просили (с. 245)?

Проповедник приводит следующее как ответ на вопрос сомневающихся:

Когда они «строптивые» расспрашивали Его, человек Он или Христос, Он не умолчал, что Он не только человек, но и Бог Христос и Сын Божий (с. 245).

Таким образом, комментарий к стиху Ин 10представляет собой чрезвычайно живой по интонации текст: проповедник увещает слушателей, призывает их к определенным действиям, обращается к Богу от лица присутствующих, вместе с сомневающимися задает вопрос и, рассеивая их сомнения, отвечает на него.

Стихи 10– 28 Евангелия от Иоанна являются для Беды источником контекстного тропа – метафоры «пастырь – овцы», на раскрытии которой построены комментарии к этим стихам. Беда говорит о тех, кто не принадлежит к «овцам стада Христова» (с. 245): это волки в овечьей шкуре. Евангельская метафора не упоминается, но в тексте присутствует весь смысловой ряд: о них «говорится, что они не из овец Его» (с. 245).

... весьма много стараются не агнчей простотой следовать за Добрым Пастырем, но скорее настойчиво преследовать Его звериной лютостью (с. 245).

Этих людей Беда характеризует следующим образом:

... некоторые, сохраняющие веру на словах и прикрывающие звериные сердца агнчим обликом... (с. 245).

Рассказу о «волках в овечьих шкурах» противопоставляется поучение, «какова есть жизнь агнцев, какова награда» (с. 245). Если раскрытие цитаты «вы не из Овец Моих» (Ин. 10:26) потребовало развить метафору в тексте, то стихи Ин 10:27–28 уже содержат развитую метафору, и в комментарии ее нужно только раскрыть. Согласно Беде, слушать голос Доброго Пастыря и идти за Ним означает не только веровать, но и проявлять свою Веру на деле – «образом доброй жизни» (с. 246).

Когда же Он говорит, что Он узнает Своих овец, означает, что Он их особо избирает и предназначает к Царству Небесному (с. 245).

Цитаты из Св. Писания, которые введены в текст проповеди, подтверждают, что встречаются и волки в овечьих шкурах, и овцы. Последние имеют высокую награду мученичества, «награды, достойные своей борьбы» (с. 246). Это позволяет Беде перейти к комментированию следующего стиха: «... и никто не похитит их из руки Моей» (Ин 10:28). В комментарии речь идет о мученичестве, причем создается картина, напоминающая о раннехристианской житийной традиции:

Нечестивые преследователи всеми силами старались выхватить благочестивых исповедников Христовых из руки Его, или когда их пытками склоняли к отрицанию веры, чтобы их отчужденные души отвратить от Христа, или, тем не менее побежденные, умирающими, они мучили их полумертвые тела, или уничтожая в воде, или сжигая на огне, чтобы, подобно Христу, они приняли способность воскреснуть. Но никто не вырвал их из руки Его... (с. 246).

Описания мученичества тех, «кто слушал голос Его и последовал «за ним"» (с. 246), сменяются описанием награды «овцам», о которой Беда говорил выше. Они получают награду от Христа, Который

и помогает борющимся, чтобы они победили, и венчает победителей, чтобы они вечно царствовали, и даже ту же плоть, в которой они несли брань, в свое время вернет назад бессмертной (с. 247).

Стихи Ин 10– 30, свидетельствующие о единстве Божества (например, «Я и Отец – одно» (Ин 10:30)), позволяют Беде перейти к теме ересей и их развенчанию. Комментарий к стиху Ин 10начинается с перифразы, раскрывающей понятие единства:

Господь говорит: «Мы есмы одно, одно у нас вещество, одна божественная природа, одна вечность, совершенное равенство, никакого несходства» (с. 247).

Опровержение ересей основано на том, что Беда рассматривает, как евангельский стих выявляет ошибочность взглядов Фотина, Ария и Савеллия. При этом акцент ставится попеременно на всех значимых словах стиха. Опровергая взгляды Фотина, утверждавшего, что Христос всего лишь человек, Беда говорит, подчеркивая первое слово цитаты:

И когда Он сказал: «Я и Отец – одно», то явно показал, что непорочный человек не может быть одним по веществу с Богом Отцом (с. 247).

Далее следует вывод о том, что нужно остерегаться Фотиновой ереси.

Возражая Арию, Беда переносит внимание слушателей на слово «Отец». Возражение формулируется в виде риторического вопроса; поскольку вопрос уже содержит в себе правильный ответ, сомнения слушателей считаются рассеянными:

Кто же не увидит легко, что ни одно творение не может существовать в единстве по естеству с Тем, Кто все сотворил? (с. 247).

После этого опровержения также делается вывод, что воззрения Ария в корне неверны, и их надо опасаться.

Чтобы опровергнуть заблуждения Савеллия, Беда прибегает к грамматическому анализу евангельского стиха.

Далее Савеллий говорит: «Не следует исповедовать два лица Отца и Сына, но Сам Отец, когда желает, есть Отец; когда желает, есть Сын; когда желает, есть Дух Святой; Он, однако, един». Сын осуждает его уже упомянутым речением. Ведь не подлежит сомнению, что «Я и Отец» Господь не мог сказать об Одном Лице, не подобает говорить «есмы» об Одном Лице. Поэтому, отбросив с прочими еще и заблуждения Савеллия, нам надо следовать апостольской вере блаженного Петра, которой он говорит, исповедуя Господа: «Ты Христос, Сын Бога Живого» (Мф 16:16) (с. 247).

Все опровержения ересей строятся Бедой по единой схеме: «утверждение» – мнение еретика в сжатом виде, «опровержение», в основу которого положен комментированный стих, «вывод». Как уже было показано, самыми разнообразными в пределах этой схемы являются опровержения. Беда последовательно использует утверждение, риторический вопрос, грамматический разбор. Весь комментарий завершается поучением, которое одновременно является обобщающим для данного комментария (ересям противопоставляется исповедание апостольской веры) и для всей гомилии в целом. Если мы вернемся к началу гомилии, то увидим, что это ответ на вопрос, который был задан Христу в Храме: «... долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты Христос, скажи нам прямо» (Ин 10:24). Проповедник призывает слушателей исповедать веру вместе с ап. Петром, а не добиваться уверения от Господа. Цитата из Евангелия от Матфея (Мф 16:16) замыкает весь комментарий в кольцо и возвращает проповедника к началу его речи, собственно, к событию, ради которого и произносится проповедь:

Перейдем от ясного изложения этого евангельского чтения, как Господь даровал нам; хочется более подробно рассказать вашему братству до сего времени о торжествах обновления, которые и тогда «праздновали» жители Иерусалима, и сегодня празднуем мы (с. 247).

Так Беда от построчного комментария переходит к историческому экскурсу. Его рассказ о храме Соломоновом является кратким пересказом текстов Св. Писания, касающихся основания и трех освящений храма, а также тех обстоятельств, которые сделали необходимым троекратное освящение. Проповедник обращается за материалом к III книге Царств, книге Ездры, II книге Паралипоменон и к I и II книгам Маккавеев, демонстрируя свободное владение текстом Писания и глубокое его знание. Исторический экскурс содержит даты освящения Иерусалимского храма с указанием времени, в течение которого строился храм, а также месяца и числа освящения. Годы строительства не указываются, но точно определяются промежутки времени между разрушениями Храма.

Однако не в правилах Беды останавливаться на земной, внешней стороне событий. Сразу после исторического комментария он переходит к объяснению духовного смысла исторических событий.

Конечно, все это, как учит Апостол, «... были образы для нас» (I Кор 10:6), и поскольку в особенности это написано ради нас, по этой причине нам следует искусно разобрать «сказанное» в духовном отношении (с. 247).

Далее аллегорически толкуются реалии и лица, упомянутые в историческом экскурсе. Так, Царь Соломон образно толкуется как «Сам Искупитель», а храм, построенный Соломоном, означает соединение верующих по всему свету.

Особенностью этой гомилии является отсутствие ярко выраженной заключительной части. Создается впечатление, что поучения для Беды связаны напрямую с комментарием к евангельскому тексту. Они помещены Бедой в ту часть гомилии, которая собственно является комментарием. Хотя формально XXI гомилия похожа на XVII (комментарий, соединенный со свободно написанным текстом на тему проповеди), по сути вторая ее часть является как бы неизбежным добавлением, которое надо толковать отдельно. Добавление скорее дает пищу уму, а не душе. Все, что несет в себе духовную пользу, связанную с Новым Заветом (Ветхий Завет имеет прообразовательный смысл, который раскрывается в Новом Завете), заключается в комментарии на евангельское чтение.

3.2. Экземплюм

Хотя Беда в своей автобиографии, которую он поместил в конце «Церковной истории англов», упоминает только книгу гомилий (она поставлена после комментариев на Евангелия), это вовсе не значит, что гомилии были единственным типом проповеди, который он знал и которым владел. «Церковная история англов», "De orthographi a «, «Житие св. Катберта» показывают, что ему были знакомы и другие разновидности: »sermo« – «слово» – и «ехеmplum» – «экземплюм».

3.2.1. Пример экземплюма из «Жития св. Катберта»

В «Житии св. Катберта» мы находим образец проповеди, построенной по типу экземплюма450. По сюжету герой жития, св. Катберт, говорит воскресную проповедь в городе Лугубалия, в монастырской церкви. В изображении Беды св. Катберт хорошо знаком с искусством красноречия, ибо он следует одному из первых советов Цицерона оратору – расположить к себе слушателей, добиться их благосклонного внимания. Выслушав проповедь св. Катберта, слушатели одобряют ее. После этого, что совершенно необычно, св. Катберт говорит еще одну проповедь, в которой иносказательно предупреждает жителей города о грядущем несчастье – о гибели короля. В основе этого рассказа о святом, вероятно, лежит устное свидетельство.

То, что сделал Беда на основе рассказа очевидца, можно назвать риторическим упражнением по составлению проповеди. Как и полагается, по правилам «praecxercitamina» (например, «басня») из одного-двух предложений развертывается связный, хотя и краткий, текст.

Речь святого начинается с небольшого вступления, где объясняется причина, побудившая его обратиться к присутствующим еще раз. Он убеждает их быть бдительными и твердо стоять в вере, чтобы возможные искушения не застали их неготовыми. Призыв св. Катберта быть бдительными подкрепляется ссылкой на авторитет св. ап. Павла (I Кор 16:13,15): «Obsecro... vigilate, state in fide, viriliter agite et confortamini» – «Молю «вас», будьте бдительны, действуйте мужественно, укрепляйтесь». Беда меняет в цитате из Послания окончания. Это возможно, так как не эта цитата является центром вступления. Она лишь объясняет желание святого говорить. Главная цитата заканчивает собою краткое вступление: «vigilate et orate пе intrebis in temptatione m " (Мф 26:41) – «бдите и молитесь, да не внидете в напасть». Эта цитата становится темой проповеди.

Поскольку произнесение второй проповеди в один и тот же день сразу после первой необычно, Беда прерывает текст проповеди, показывая, что думали об этом слушатели. Тем необычнее продолжение. Святой рассказывает о случае из своей жизни, иллюстрируя им цитату, взятую в качестве темы проповеди. Это типичный «экземплюм», который «подтверждает дело суждением, или случаем с каким-либо человеком, или рассказом о каком-либо действии»451.

По требованию построения экземплюма, необходимо сослаться на источник, из которого был взят пример. У св. Катберта это его собственный жизненный опыт. Так, собственно, и начинается рассказ: «Некогда... в то время как я еще жил отшельником на своем острове...» Правила риторики вполне допускают обращение к собственному опыту452.

Цель экземплюма состоит в том, чтобы «учить». Достигается эта цель следующим способом: экземплюм «полагает “предмет рассказа” перед глазами, когда ярко и ясно изображает в словах дело так, чтобы его можно было трогать рукой»453. Беда, строя проповедь своего героя, следует этому правилу. Слушателю или читателю жития предлагается многогранное описание празднования Рождества. Если аудитория держит в памяти начало речи святого, то эффект от рассказанного должен быть еще более силен (" cum ... in mea demorarer insula solitarius, venerunt ad me quidam de fratribus...» – «... в то время как я еще жил отшельником на своем острове, приехали ко мне некие из братий...»). Столь велик этот праздник, что даже отшельник оставляет свое уединение («solemnus» – «торжественный», «laetus» – «радостный»). Он, по просьбе навестивших его братий, выходит из своей хижины, и они все садятся «ad epulas» – «за пир». Святой, глядя в прошлое, оценивает свое и братий поведение как " incuria « – «беззаботность, беспечность» – и »securitas" – «беззаботность, душевное спокойствие», то есть те свойства, которые помогают создать праздничное настроение. Мы узнаем и то, как проходил этот праздник – «post haec epulis exultationi, ... fabulis indulgeremus» – «после ликования пиршества, мы предались рассказыванию историй». Такое веселое Рождество, хотя бы и в хижине отшельника, судя по репликам братий, не воспринимается как нарушение монашеского устава; наоборот, подобный образ действий подкрепляется ссылкой на евангелие от Луки (Лк 2:10): «mam et angelus, nascente Domino, evangelizabat pastoribus gaudium magnum, quod esset omni populo celebrand u – «ибо, когда родился Господь, и ангел возвещал пастухам великую радость, которую нужно было праздновать всему народу». И вот на фоне этого зримого и ощущаемого веселья трижды звучат увещания святого, которые являются перифразой цитаты из Евангелия от Матфея, произнесенной во вступлении. Собственно говоря, прямая речь употребляется только один раз. Остальные два раза слова святого даются как пересказ. Скорее всего, св. Катберт произносил одни и те же слова, иначе Беда отметил бы разницу, которая могла быть значимой, – ведь говорит святой. В том случае, если бы высказывания различались, братия могли бы не обратить на них внимания. Чудо состояло в том, что святой три раза произнес один и тот же текст. Ведь наставления о посте, бдении и молитве обычны как содержание бесед старшего с младшими. Именно полная идентичность всех трех текстов, продиктованных » i nstinctu mentis" – «внутренним чувством души», подействовала на участников пира.

На фоне изображения праздника рельефнее выступают поучения святого. Вот его первые слова:

Молю, братия, будем поступать осмотрительно и бдительно, чтобы мы не были введены случайно в напасть из-за беззаботности и безмятежности.

Этот призыв не остается только призывом. Далее святой раскрывает, что необходимо делать для проведения этих слов в жизнь:

... я снова начал увещать «их», чтобы мы стали усердны в молитвах и бдениях, и готовы к приходу всяких искушений ...

Мысль о том, что исполнение предписания «бдите и молитесь» необходимо, повторяется дважды – братиями и святым. «Necessitas magna» – «великая нужда», выражаемая монахами, понимается как «необходимость» с оттенком «нерушимости»:

Давайте сделаем, как ты учишь, ибо над нами нависает великая нужда, чтобы мы, всегда приготовленные, пребывали духовно в бдениях против козней диавольских и всех соблазнов.

К голосу братий может присоединиться читатель или слушатель, получивший в троекратном увещании святого основание для несвоевременного поста и бдения.

Поучение завершается словами святого. Это не прямая речь, но пересказ этой же мысли, которую выразили братия. Он основывается на побуждении "ins t inctus mentis« – «внутреннего чувства души»:

но столь сильно внутренним чувством души я был увещаем, что всегда необходимо защищать состояние сердца против неожиданных бурь искушений ...

Праздник заканчивается отъездом братий на Линдисфарн. Катберт заключает свой рассказ тем, что он гораздо позже узнал: приехав в монастырь, братия обнаружили, что там началась эпидемия чумы, которая продолжалась целый год, причем почти весь монастырь вымер.

Проповедь святого имеет »conclusio« – «заключение», в котором аудитории преподносится поучение, та истина, ради которой и был рассказан случай из жизни святого.

Итак, ныне, братия, бдите и вы в молитвах, и если постигнет вас некое из несчастий, пусть найдет вас уже приготовившимися.

Заключение кратко, ибо способ, которым можно было бы воплотить в жизнь евангельские слова, уже написан в тексте проповеди, в »narratio« – «повествовании». Несмотря на то, что проповедь, включенная в текст «Жития св. Катберта», очень коротка, она имеет четкое трехчастное деление: »exordium« – «вступление», »narratio« – «повествование», »conclusio" – «заключение». По типу она представляет собой экземплюм.

3.2.2. «Гомилия на день памяти Бенедикта Бископа» (том XVII, II книга)

Гомилия по способу изложения выделяется среди прочих, по структуре своей являясь экземплюмом. Она произнесена в день памяти основателя монастыря свв. апп. Петра и Павла Бенедикта Бископа. Текст, на который говорится гомилия, взят из евангелия от Матфея (19:27 – 29). Фактически вся гомилия должна была бы быть сказана на три евангельских стиха.

Первый комментарий построен по схеме доказательства средней величины (тема, ее обоснование, развернутое подтверждение, обобщение; речевые украшения опущены). Вопрос, заданный Петром, становится темой комментария: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою, что же будет нам? (Мф 19:27)» (илл. 23). В кратком отступлении, которым является часть следующего предложения, Беда обращает внимание слушателей на то, что Петр «славится тем, что не только все оставил, но и последовал за Господом ...» (с. 224). Это следует слушателям «увидеть с тонкостью и вниманием» (с. 224). Далее Беда приводит развернутое подтверждение, подкрепляя его ссылкой на авторитеты. Это подтверждение «от противного», поэтому и авторитеты, которые Беда упоминает, античные философы, которые могут для христианина быть только авторитетами со знаком «минус»:

... действительно глупо, следуя Платону и Диогену и некоторым другим философам, попирать богатства сей жизни, и делать это не для получения вечной жизни, но в погоне за пустой похвалой смертных; глупо взять на себя по своей воле труды настоящего времени без надежды на будущий покой и мир (с. 224).

Приведя этот отрицательный пример, основанный на ложных авторитетах, Беда противопоставляет ему совершенство жизни, в основу которой положена евангельская притча о том, чего не хватало праведному, но состоятельному человеку.

Совершенен же тот, кто, уходя, продает все, что имеет, и раздает нищим, и, идя, следует Христу. Он будет иметь сокровище неиждеваемое на небесах (с. 224).

Сама история благочестивого и богатого юноши, которому Господь дал такой совет, нигде прямо не упоминается. Только самое начало проповеди обнаруживает, что Петр и другие ученики помнят эту историю, ибо они были ее свидетелями (Мк 10– 23). Также, вероятно, и слушатели Беды должны помнить эту историю, поэтому обобщение этого комментария является таковым не только для нескольких предложений, идущих непосредственно за первым комментированным стихом, но и подытоживает целый эпизод, который, собственно, и возбудил вопрос ап. Петра. Обобщение представляет собой пересказ совета Господа, но в утвердительной форме, а не как повеление. Ко времени Беды этот совет многократно принимался как руководство к действию и полностью себя оправдал, поэтому следующее предложение говорит о действии, отнесенном к будущему. История этого благочестивого юноши, не решившегося, однако, оставить все свое достояние и последовать за Христом, становится фоном, на котором разворачивается все повествование.

Однако это происходит не сразу. Беде необходимо откомментировать еще два стиха, ибо гомилия, которую он решается говорить, не есть гомилия в чистом виде. Как уже говорилось выше, она представляет собой род экземплюма. Текст гомилии распадается на две части: «истину» (в данном случае это три евангельских стиха с комментариями) и ее иллюстрацию в виде истории жизни Бенедикта Бископа. Эта иллюстрация имеет своим фоном евангельскую историю о другом юноше, столь же благочестивом, сколько богатом, который, в отличие от Бенедикта Бископа, не решился стать совершенным. Вообще вся гомилия построена на ассоциациях, на эффекте «кольца»; то, что не досказано в истории Бенедикта Бископа, слушатель может додумать сам, помня, что эта история является комментарием к «истине», то есть все оттенки «истины» в этой истории можно либо найти, либо достроить.

Второй стих, который комментирует Беда, говорит о награде для тех, кто «по примеру апостолов оставил все свое и последовал за Христом» (с. 224). Эта награда заключается в том, чтобы вместе с Господом быть судьями человеческих поступков. Попутно Беда останавливается на символике чисел. Так, он рассматривает числа «двенадцать» и «тринадцать». Говоря о Страшном Суде, Беда отмечает, что двенадцать апостолов, одиннадцать и избранный вместо Иуды Матфей, будут судить двенадцать колен Израильских, а ап. Павел соединяется с коленом Левия, свободным от суда. Но, согласно Беде, все, последовавшие примеру апостолов, «как судии» будут на Страшном Суде, «поскольку еще весь род смертных должно судить» (с. 224). Беда находит нужным уточнить символическое значение числа «двенадцать».

Ибо именно двенадцатым числом в Писаниях часто имеет обыкновение обозначаться вселенная, через двенадцать престолов апостолов является численность всех судящих, и через двенадцать колен Израильских всеобщность тех, кто будет судим (с. 225).

Картина Страшного Суда отличается необыкновенной симметричностью. Беда распределяет присутствующих там, как на иконе. Среди праведников выделяются два вида: «один «вид» судящих с Господом» (с. 225), это те, кто все оставил и последовал за Христом; «другой – судей, поставленных от Господа» (с. 225), это те, кто не оставил всего земного, но всю жизнь давал ежедневную милостыню нищим. Это разделение «избранных» на виды поддерживается цитатами из Евангелия от Матфея (Мф 25:34–35, 19:17, 18–19).

Этой картине праведных противопоставляется столь же симметричная картина «грешников» (с. 225). Их также два вида: «один из них, которые, приобщившись к таинствам Христовой веры, презирают постоянное упражнение в делах Веры» (с. 225); «другой из тех, кто веру и таинства Христа или никогда не приняли, или от принятых отказались из-за отступничества» (с. 225). Как и в случае с праведниками, существование каждого вида грешников подтверждается евангельскими стихами (Мф 25:41–42, Ин 3:18). Судьба праведников прямо противоположна судьбе грешников. Если первые входят в вечную жизнь, то вторые посылаются в вечное проклятие.

Картина Страшного Суда завершается поучением братии, в котором содержатся указания на те чувства, которые следует испытывать, слушая о Страшном Суде и о награде праведникам.

Истинно, вспомнив это на краткое время с должным страхом и трепетом, лучше обратимся к слушанию радостнейших обетований Господа и Спасителя нашего (с. 225).

Переход снова содержит отождествление проповедника со слушателями. Беда раскрывает понятие «радостнейших обетований», предлагая посмотреть вместе, каковы они («Увидим же...») (с. 225).

В следующем евангельском стихе для Беды важно объяснить выражение «получит во сто крат». С одной стороны, это может быть неясно аудитории, с другой, раскрывает тему проповеди о человеке, оставившем все ради Христа и не забытым Господом. Беде необходимо показать всеобщую любовь к такому человеку, ибо чуть ниже он будет иллюстрировать эту идею примерами из жизни Бенедикта Бископа, хорошо знакомого слушателям.

Кто же от земных страстей или имущества отказался ради ученичества Христова, по причине которого более преуспел в любви к Нему, тем больше он находит тех, кто радуется, что они принимают «его» внутренним настроением и поддерживают своими средствами; они, конечно, общники его жизни благодаря открытому изъявлению «чувств», так как находят удовольствие в том, чтобы того, кто ради Христа сделался пищим, принять в своих домах и полях и подкреплять преданной любовью гораздо более, чем жена, родитель, брат или сын по плоти (с. 226).

Эти строки содержат в себе краткое описание всей жизни человека, личность которого находится в центре рассказа. Чуть ниже Беда будет раскрывать эти строки на примере жизни Бенедикта Бископа, причем он постарается все подкрепить фактами биографии, которые к тому же известны слушателям. Ключевым словом этого подбора фактов становится «centuplum» – «сторица», слово из евангельского стиха, который комментирует Беда. По мнению Беды, символика числа «сто» чрезвычайно важна в этом рассказе, поэтому он дважды повторяет определение этого числа перед началом рассказа о Бенедикте и в самом конце, после его завершения.

Ибо сторица, о которой Он говорит, является не определенным числом любящих во Христе и служащих во имя Христово верным, но целость и совершенство, по причине которых они друг другу служат (с. 226).

В конце рассказа о Бенедикте Бископе Беда не находит нужным повторять толкование числа «сто» подробно. Он просто напоминает слушателям еще раз значение этого числа после довольно длинного отрывка текста, в котором оно часто упоминается. При этом Беда не повторяет слово, употребляющееся в евангельской строке, но дает его перифраз «сепtenarins numerus» (с. 226) – «сотое число».

Сотое же число, как часто говорилось, в переносном смысле означает совершенство (с. 226).

Композиционно рассказ о Бенедикте Бископе делится на три части, перемежаемые небольшими поучениями, обращенными к братии. Начало рассказа сразу указывает на то, что это иллюстрация к евангельской истине, ибо, выезжая из монастыря братия сталкивались с любовью и заботой окружающих людей; ведь, став монахами, они исполнили совет Господа, который был дан Им благочестивому юноше:

Чего примером и среди нас самих, возлюбленные братия, мы часто ободрялись... (с. 226).

Беда вновь обращается к своему любимому приему – эналлаге, объединяя себя и своих слушателей с точки зрения жизненного опыта. Причины того, что путешественники находят такой теплый прием, приводятся ниже:

... «мы» увидели, что все были склонны услужить нам по причине весьма искренней любви и, более всего, ради блаженной памяти отца нашего Бенедикта... (с. 226).

Беда переходит от христианской любви вообще, которую принимающие оказывают путешественникам, к ее частному случаю – к проявлениям любви и уважения к конкретному человеку, Бенедикту Бископу. Впервые за всю проповедь слушатели узнают, что день, когда они собрались на службу, является днем кончины основателя и первого настоятеля монастыря. Еще раз Беда напоминает собранию, что сейчас будет рассказан пример того, как евангельские истины воплощаются в жизнь: «... видим, что весь дух этого поучения совершеннейше им исполнился» (с. 226).

Таким образом, сам автор свидетельствует о том, что перед нами проповедь типа «exemplum». В отличие от классического «экземплюма», сложившегося в Высокое Средневековье454, тема проповеди, которую надо проиллюстрировать, и сам пример связаны, как предмет и его отражение в зеркале. Все или практически все мысли, которые Беда развивал в комментариях, находят подтверждение в рассказе о Бенедикте Бископе.

Первая часть рассказа о Бенедикте представляет собой пересказ его биографии, включая тот момент, когда он уже основал монастырь. Служители узнают о том, из какого рода происходил Бенедикт («был знатен родом» (с. 226)), что он оставил, уезжая в Рим, «королевскую службу» (с. 226), почему он возвратился на родину – «для сопровождения в Британию... архиепископа Феодора» (с. 226), как и по какому образцу основал монастырь: «учреждая нам постановление не от своего ума, но предлагая вернейшие уставы древних монастырей» (с. 226). Внешняя сторона жизни Бенедикта Бископа была известна всем и каждому. Беда дает ее обобщенно, не упоминая ни одного имени, кроме имени архиепископа Феодора, и даже Рим называет перифрастически: «там, где превосходная глава всей Церкви возвышается благодаря величайшим апостолам Христовым» (с. 226). Все это настолько хорошо известно собравшимся, что Беда предваряет их возможное недовольство и рассеянность следующим поучением:

И никому из вас, братия, не должно казаться скучным, если мы рассказываем об известных вещах, но предпочтительнее считать приятным, потому что мы говорим правду, когда повествуем о духовных подвигах нашего Отца, для которого в явном чуде Господь исполнил то, что пообещал своим верным... (с. 227).

Это первое краткое поучение завершается повторением последнего комментируемого стиха (Мф 19:29).

Вторая часть повествования о Бенедикте Бископе представляет собой пересказ его биографии с духовной точки зрения. Напоминая слушателям евангельский стих, Беда намечает своеобразный план рассказа о святом. Весь рассказ построен на антитезе "reliqui t « – «оставил» – »accipi t centuplum" – «получил сторицей». Беда рассказывает фактически то же самое, но слушатель видит скрытое значение некоторых событий из жизни основателя обители, словно высвеченное евангельским светом.

Источником земной биографии Бенедикта Бископа для Беды являлось «Жизнеописание пяти отцов настоятелей», составленное им самим455. Фактам биографии, отобранным Бедой в «Жизнеописании», соответствуют их духовные истолкования в проповеди. Так, первым фактом, о котором говорит Беда, стал отъезд Бенедикта в Рим: «он полетел, словно птица, к пределам блаженных апостолов...» (с. 226). Проповедь сообщает нам о духовных плодах того поступка: «Бенедикт уехал на чужбину, но, оставив своих близких, снискал любовь людей, чуждых ему по крови, но близких по духу и в Галлии, и в Италии, и в Риме, и на морских островах» (с. 227). Основываясь на «Жизнеописании», Беда пишет, что Бенедикт искал «более совершенного образа жизни» (с. 226), поскольку в Древней Англии в это время были «несовершенная по форме вера и устроение Церквей» (с. 226). Духовным плодом этого шага явились и основание монастырей, и принятие «образа пения и канонического служения» (с. 227) по римскому образцу, чему «радовался» (с. 227) сам Римский папа. «Презрев то, что он мог приобрести... на королевской службе» (с. 227), Бенедикт был вознагражден обретением «вечно зеленеющего Рая» (с. 227), но и при жизни он сторицей получил то, от чего отказался, «дома и поля, когда получил те земли, на которых воздвиг монастырь» (с. 227). Принадлежность к знатному и могущественному роду (с. 227) обернулась родством со всеми христианами, «когда почтенные жены, когда боголюбивые мужи ради возвышенного постоянства его души служили ему с усердием любви, как если бы они были его собственные супруги или родители» (с. 227). Так в изложении Беды знакомые всем факты перестают быть «скучными»: жизнь Бенедикта Бископа становится иллюстрацией евангельского текста.

Беда раскрывает своим слушателям духовный смысл монашества и сущность награды за подвижническую жизнь. Бенедикт Бископ принял монашество «ради любви к целомудрию» (с. 227), желая присоединиться к тем избранным, «которые поют песнь новую пред престолом Бога и Агнца» (с. 227), согласно Апокалипсису (Ап 14:4). Раскрытие смысла отказа от семьи и принятия монашества подкрепляется рассказом о награде, которую Бенедикт «получил сторицей»: «сыновей, которых он презрел иметь по плоти, удостоился сторицей получить в духе» (с. 227).

Рассказ о жизни Бенедикта Бископа с духовной точки зрения также завершается кратким поучением, заставляющим слушателей поглядеть на самих себя в духовном смысле: братия монастыря, даже в лице тех ее членов, которые пришли в Веармут и Ярроу после смерти Бенедикта, являются «семьей святого делания» (с. 227) – семьей не по плоти, а по духу; все члены братии – «сыновья» основателя, если они исполняют его заветы. Это, по мнению Беды, чрезвычайно важное поучение, которое необходимо запомнить присутствующим. В этом отрывке различные риторические средства: синтаксический параллелизм, антитеза, гомеотелевтон – создают определенный ритм и помогают запоминанию.

Ибо и мы сыновья его, мы, которых благочестивый провидец ввел в этот дом монашеского подвига; мы сыновья его, если идем, подражая ему, по пути его добродетелей; мы сыновья его, которых, рожденных по плоти разными родителями, он духовным образом заставил собраться в одну семью святого делания; мы сыновья его, если не уклонимся, ослабев, с истинного пути, которому он нас научил (с. 227).

Беда отмечает, что, и последующая жизнь Бенедикта Бископа также имеет евангельские основания, хотя больше никакие евангельские цитаты в тексте не встречаются. Однако слушатели, подготовленные к тому, что жизнь человеческая имеет два измерения – земное и небесное, сами могут найти аналогии в Св. Писании. Рассказывая о полной трудов жизни Бенедикта Бископа, Беда подчеркивает, что все делалось не ради личной славы, но «для мира, чести и покоя этого монастыря», (с. 228). Перечисляя то, что Бенедикт сделал для обители, Беда строит весь рассказ на слове " nunc " – «ныне», которое начинает каждое новое придаточное предложение. Создается образ человека, «непрерывно пребывающего в трудах» (с. 228), в противовес тем, кто возвращается в родной монастырь «с пустыми руками и без пользы» (с. 228):

... ныне множество священных книг, ныне «множество» мощей блаженных мучеников Христовых в качестве дара доставил; ныне зодчих для строительства церкви, ныне стеклоделов для украшения и заграждения ее окон, ныне привел с собой учителей для пения и смирения в Церкви во весь год, ныне принес грамоту привилегий.., ныне привез изображения священных историй... (с. 228).

Перечисление деяний Бенедикта почти дословно восходит к «Жизнеописанию отцов настоятелей» (с. 717, 720); но в тексте «Жизнеописания» они даны в виде перечня, как констатация факта, относятся к разным периодам его деятельности, иногда их разделяют большие промежутки времени; проповедник, в отличие от биографа, отмечает не количество деяний, но насыщенность жизни героя. Все эти непрерывные труды были предприняты, как объясняет далее Беда, для того, «чтобы у нас не оставалось нужды в таких трудах» (с. 228), чтобы земная, повседневная деятельность не отвлекала монахов от служения Богу (с. 228).

Когда Бенедикт, по словам Беды, «был охвачен и угнетаем тяжкой немощью плоти» (с. 228), его земная деятельность, хотя и предпринятая ради ближних, перешла в иное измерение. Подвижное и суетливое " nunc « – «ныне», создающее образ энергичного и деятельного человека, сменяется в рассказе устойчивым » semper " – «всегда». Служение земным интересам монастыря сменяется обращением к вечности; вместо материальных благ и богатств настоятель приносит своей духовной семье богатства духовные: рассказы «об исполнении уставов в монастырях, где он учился и учил,... о соблюдении церковных обычаев,., о святых местах» (с. 228).

Рассказ о кончине Бенедикта Бископа соединяет и земное, и небесное в его жизни, так как еще на земле его жизнь шла, согласно Беде, в двух измерениях:

Так, приобретший опыт в долгом стремлении к добродетелям, вдобавок всегда изнуряемый долгим мученичеством немощи, после получения сторицей даров милостивой благодати он перешел в жизнь вечную (с. 228) (илл. 24).

История Бенедикта Бископа рассказана Бедой от начала до конца, и хотя схема «трех возрастов» выдержана в повествовании, она предстает в жанре проповеди неравномерно. Беда сосредоточивает внимание свое и слушателей на активном периоде жизни героя, что вполне естественно: проповедь, как преемница античной речи, побуждает к действию. Проповедь-экземплюм гораздо легче становится призывом к действию уже потому, что проповедник не только воздействует на эмоции слушателей, но дает им пример для подражания, подчеркивает в жизни человека, о котором он рассказывает, факты, наиболее соответствующие разъясняемой идее.

3.3. Особенности «повествования» в гомилии и экземплюме.

Говоря о повествовании как части проповеди, нужно учесть различие между гомилией и экземплюмом. Что касается гомилии, структура ее повествования не отличается разнообразием. Минимальный законченный отрезок текста, входящий в состав повествования, включает в себя стих Св. Писания и комментарий. Комментируемый стих становится темой, а комментарий содержит в себе доказательство и вывод. Иногда комментируемому тексту предшествует его пересказ с тем, чтобы аудитория лучше поняла смысл евангельской цитаты и ее последующего разбора. При такой жестко заданной структуре проповеднику приходится прилагать усилия для того, чтобы удержать внимание слушателей.

Беда справляется с этой задачей, применяя самые разнообразные риторические средства как на уровне предложения, так и на уровне текста. Так, например, при помощи антитезы глубокие богословские идеи приобретают форму афоризма и легко запоминаются. Восприятию длинных и сложных по содержанию периодов помогают синтаксический параллелизм, гомеотелевтон, градация. На уровне текста Беда прибегает к риторическим вопросам и восклицаниям. Повествовательная часть гомилии построена так, что эмоционально насыщенные отрывки текста сменяются информативными, обращенными к уму слушателя. В повествовании риторические фигуры применяются гораздо более часто, чем тропы. Наиболее распространенным тропом у Беды является контекстная метафора, при помощи которой проповедник говорит о вещах, которые невозможно познать человеческим умом.

Экземплюм, в отличие от гомилии, является не записью размышлений над священными текстами, а иллюстрацией какой-нибудь богословской идеи при помощи примера. Источником примера может быть эпизод из жития какого-либо святого, рассказ из патерика, собственный опыт проповедника. Экземплюм предоставляет проповеднику гораздо большую свободу, чем гомилия, но с одним условием: как бы ни был красочен пример, в нем должна полностью раскрываться мысль, которую он подтверждает. Повествовательная часть экземплюма отличается использованием тех же риторических фигур, что и соответствующая часть гомилии, однако в экземплюме они не расцвечивают ход мысли проповедника, а помогают, например, сжато рассказать о жизни человека.

Беда равно свободно пользуется средствами риторики в обоих типах проповеди, в одном случае помогая слушателям следить за ходом своей мысли и таким образом становится участником своих рассуждений, в другом, создавая яркие запоминающиеся сцены из жизни святых. Именно в повествовательной части проповедей риторическое мастерство Беды раскрывается в наибольшей степени.

4. «Conclusio» – «заключение» – как часть проповеди

«Риторика к Гереннию» позволяет составить представление о схеме заключения античной речи. Согласно этому трактату, заключение «трехчастно»456. Оно состоит из «перечисления, усиления и возбуждения сострадания»457. Под «перечислением» понимается напоминание читателю в общих чертах того, что тот уже слышал. Усилением называется употребление какого-либо «общего места» «ради возбуждения слушателей»458. «Возбуждение сострадания» достигается рассказом о счастливых или несчастливых событиях459. Заключение, согласно «Риторике к Гереннию», может располагаться не только в конце речи, но и после каких-либо значимых ее частей, например, после «доказательства»460.

Если обратиться к заключению I проповеди I книги Беды («На праздник Благовещения»), то можно увидеть следующее. Переход к заключению характеризуется резкой переменой темы. Комментарий на стих «Се раба Господня» (Лк. 2:38) завершается перифразой речи Богоматери. Беда переходит к поучению, начиная его словами: «Гласу и настроению Ее подражая, ...» (с. 14). Таким образом, прошлое связывается с настоящим, пример, о котором рассказывалось, – с воплощением его в жизнь. Поучение, которое произносит проповедник, одновременно является и обобщением того, о чем говорилось на протяжении всей проповеди. Беда призывает своих слушателей подражать смирению Богоматери. Это возможно выполнить, если «во всех делах и движениях» подчинить себя Богу (с. 14), если приучить к повиновению все члены своего тела (с. 14) и направить все намерения души к выполнению воли Божией (с. 14). Слушатель должен в своей памяти соотнести эти наставления с услышанным ранее. Исполнение этих наставлений ведет к получению духовных даров (с. 14), за которые надо воздать благодарение, чтобы удостоиться еще большей благодати. В поучении проповедник называет своих слушателей и себя «мы» (с. 14).

Проповедник призывает свою аудиторию обратиться с молитвой к Богу, присоединившись к Богоматери, «чтобы было нам по Слову Его» (с. 14). Беда объясняет, что для его слушателей может означать такая молитва. Богоматерь, произнося слова: «се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк 1:38), согласилась с тем, что сообщил ангел, с его словом о том, что Она станет Матерью Господа и откроет человечеству путь ко спасению. Беда вкладывает дополнительный смысл в эту фразу, объясняя ее через цитату из Евангелия от Иоанна: «согласно Тому Слову, Которое говорит, излагая смысл Своего Воплощения: “Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную” (Ин 3:16)» (с. 14). Слушатели Беды, говоря вместе с Богоматерью: «да будет нам по слову Его» (с. 14), приносят исповедание веры и выражают надежду на вечную жизнь.

Последнее предложение проповеди заключает в себе упование Беды на то, что эта молитва присутствующих за богослужением будет услышана. Слушатели Беды вместе с ним самим («мы» (с. 14)) возносят молитву «из глубины» (с. 14) к Господу, Который «соизволит их выслушать быстро» (с. 14), ибо Он «соизволил сойти “во глубину сей юдоли слез”» (с. 14). Эта схематическая картина становится образом молитвенной связи Бога и человечества. Заключение оканчивается упоминанием имени Господа: «Сам Иисус Христос Господь наш» (с. 14), после чего присоединяется заключительное славословие, переходящее у Беды из проповеди в проповедь: «Который живет и царствует вместе с Отцем в единении Святого Духа во все веки веков. Аминь» (с. 14). Эта формула встречается не только у Беды; так, ею постоянно пользуется св. Григорий Великий в своих «Проповедях на Евангельские чтения»461.

Если рассмотреть заключение проповеди с точки зрения правил риторики, то оказывается, что перечисление сохраняется как элемент заключения. В данном случае перечисление очень кратко. Беда упоминает лишь «глас и намерение» (с. 14) Богоматери. Как бы кратко оно ни было, это упоминание должно привести на память читателю основную мысль проповеди: смирение – является непременным условием богопознания. Далее следует поучение, необходимое по условиям жанра; оно соответствует тому элементу заключения, которое автор «Риторики к Гереннию» называет «побуждением к состраданию», но побуждает не к чувствам, а к действиям. Сюда относятся и необходимые условия получения «духовных даров», и призыв к молитве.

Третий элемент заключения, упомянутый в «Риторике к Гереннию», – усиление, – также сохраняется Бедой. Описание молитвенной связи Господа и человечества отвечает определению «locus communis», например, у Автония462, и может рассматриваться как таковое.

В отличие от I проповеди, где заключение кратко, II проповедь I книги («На праздник встречи Марии и Елисаветы») имеет развитое заключение, причем один из его элементов, поучение, согласно правилам, сформулированным в «Риторике к Гереннию», может находиться не только в заключительной части проповеди, но и в тех местах, где какая-либо отдельная мысль развита и записана в виде замкнутого отрывка. Как и в I проповеди, Беда часто объединяет себя со своими слушателями. Поучение является единственным элементом заключения, который может находиться в тексте вне связи с другими элементами последней части проповеди. Во II проповеди поучения, кроме заключения, находятся в комментариях на стихи, составляющие Песнь Пресвятой Богородицы (Лк 1– 55). Эти евангельские стихи, говорят об участи «гордых и смиренных» (с. 19) в их земной жизни, поэтому проповеднику их легко соотнести с жизнью его собственных слушателей. Появление поучений в тексте предваряется следующим предложением: «Она наставляла в вере всех, кого достигали Ее слова» (с. 19). Так, объясняя значение стиха «явил силу мышцы Своей» (Лк 1:51), Беда напоминает слушателям, что человек творит добро не своими силами: «мы исполняем дела добродетели не по законам нашей свободы, но в Боге» (с. 19). В комментарии на стих «алчущих исполнения благ, и богатящихся отпустил ни с чем» (Лк 1:53) указывается на правильность мыслей, высказанных в Песни Пресвятой Богородицы: «мы видим, что в этой жизни немалая часть исполняется...» (с. 21). Поучение, присоединенное к комментарию на стих «воспринял Израиля, отрока Своего, вспомянув милость» (Лк 1:54), кратко: «только посредством добродетели смирения всякий может достигнуть участи искупления» (с. 21). Комментируя последний стих Песни Пресвятой Богородицы (Лк 1:55), Беда пишет, что «семенем и сынами Авраамовыми» (с. 21) называются произошедшие от праотца не только по плоти, но и по духу. Объединяя себя со слушателями, Беда называет два условия принадлежности человека к потомкам Авраама: «когда вновь рождаемся таинствами нашего Искупителя, Который принял плоть от рода Авраамова» (с. 21), и «когда весьма желаем усилием души видеть Господа. Сам Авраам с восхищением ожидал, что увидит день Его, и увидел, и возрадовался» (с. 21). При помощи «потому» (с. 21) Беда присоединяет к последнему поучению заключительную часть проповеди. В ней также содержится поучение. Чтобы приблизиться к «славе будущего блаженства этого семени» (с. 21), «необходимо... нам... стараться познать Господа неустанным вознесением ума» (с. 21). Это общее положение раскрывается в виде двух конкретных рекомендаций: «слова Евангельского чтения обдумаем снова частым размышлением» (с. 21) и «сохраним всегда перед собой в духе пример Всеблаженной Богородицы Марии» (с. 21). Далее поучение соединяется с обобщением мыслей, высказанных в комментариях на Песнь Пресвятой Богородицы. Так, призывая слушателей избегать возношения от незаслуженной хвалы, Беда предлагает вспомнить, что «Богоматерь сохранила неповрежденным постоянство смирения среди сновидений ... хвалы» (с. 21). Если же человек привязан к земному, «алчен», ему следует вспомнить, что «наш Судия богатых отпустил бедными» (с. 21). По мнению Беды, «всякий может получить пользу от этих поучений, ибо в Святой Церкви процвел наилучший и полезнейший обычай, что Песнь [Пресвятой Богородицы] ежедневно всеми воспевается вместе с псалмопениями вечерней хвалы» (с. 22), поэтому поучения, которые слышат присутствующие за службой, освежаются в их памяти каждый день. Завершается это поучение призывом помолиться ко Господу, чтобы удостоиться почтить память Всеблаженной Марии, совершить службу Рождества, творить духовные дела и принять небесные дары (с. 22). В качестве усиления приводится воспоминание о Боговоплощении («с помощью Самого Бога, Который, чтобы воплотиться за нас и жить среди людей, пожелал дать образ Единородному Своему Сыну Господу нашему» (с. 22)), после чего следует такое же заключительное словословие, как и в гомилии «на праздник Благовещения».

Заключительные части III и IV гомилии I книги соотносятся друг с другом, так как обе гомилии посвящены одному празднику, Крещению, и, вероятно, произносились на вечерней службе и (VI, более торжественная) в день самого праздника. Заключение III проповеди отличает почти полное отсутствие обобщения как отдельной части проповеди. Однако отзвук обобщения все же сохраняется: гомилия посвящена крещению св. Иоанна Предтечи «во исповедание и исправление грехов» (с. 22) и «крещению Духа» (с. 25), полученному от Господа. В поучение входит слово «благодать» (с. 25), напоминающее о «Крещении Духа», которое заместило крещение св. Иоанна Предтечи. Воспоминание о крещении Предтечи заключается в рекомендации: «если мы обнаружим, что в нас находятся какие-либо прегрешения,.. быстрее постараемся удалить их» (с. 25), так как это первое крещение сохранилось в таинстве покаяния. Сохранить благодать «крещения Духа» можно, «все время творя добрые дела» (с. 25). Беда рекомендует своим слушателям обратиться к таинству покаяния двояким образом: выражая свою мысль прямо и при помощи метафоры: «если мы увидим, что пение из добродетелей, которые должны находиться в нас, отсутствуют, быстрее постараемся приобрести их, выкорчевав несогласие, осуждение, ссоры, ропот и заросли прочих пороков, посадим в себе, «как сажен-цы», любовь, радость, мир, воздержание и отличительные знаки иных плодов Святого Духа» (с. 25). Развернутая, но достаточно легко понимаемая метафора души как сада держится на словах "p l anto» – «сажать «саженцы«» и »frutex« – «»плодо-вые» кусты», – имеющие конкретные значения. Благодаря этим словам, многозначные слова " evello « и »fructus" приобретают контекстные значения «выкорчевывать» и «плоды». Как уже говорилось выше, метафора сада не настолько сложна, чтобы затруднить понимание поучения. Напротив, образ сада и работы в нем, знакомый слушателям, позволяет им зримо представить себе, как проходит покаяние и каковы его результаты.

В заключении III проповеди нет молитвенного обращения к Богу, однако высказывается надежда на то, что, принеся покаяние, «в день Рождества да удостоимся мы целомудренной плотью и чистой совестью приблизиться к алтарю Господню и принять Св. Тайны» (с. 25), после чего следует завершающее славословие.

В IV гомилии обобщение также не выделено, но и поучение впрямую отсутствует. Главной мыслью проповеди является познание Божественного Света, открытого людям, вочеловечившимся Господом. Заключение отграничивается словом «ежедневно» (с. 30): Господь «ежедневно» научает нас, являя нам Божественный Свет, но теперь через окружающих нас людей. Беда называет тех, кто являлся живым примером для христиан в прошлом: «апостолы, мученики, исповедники и прочие» (с. 30). Затем он переходит к настоящему времени, к тому периоду, когда живут и действуют его слушатели: «... Есть многие в Церкви праведные...» (с. 30). Они, прожив достойную подражания жизнь, «после освобождения от плоти принимаются в непрерывный блаженный покой рая» (с. 30). Есть и другие люди, к которым смиренный слушатель может отнести и себя. Они «по причине добрых дел предназначены для рода избранных» (с. 30), но из-за совершенных грехов оказываются после смерти в аду. По мнению проповедника, за таких людей нужно молиться, они прежде Страшного Суда «получают... отпущение грехов молитвами, милостыней, постами, слезами, спасительными принесениями Жертвы, которую приносят их верные друзья» (с. 30), и затем попадают в Рай.

В заключении IV проповеди есть и элемент усиления. Беда рисует картину вечного блаженства (праведники ждут Страшного Суда «в великой радости, ликуя в великих хорах» (с. 30)) и вечных мук (грешники «после смерти сурово принимаются языками наказующего огня в месте очищения и... очищаются от грязи пороков должным исследованием вплоть до Страшного Суда» (с. 30), если их не вымолят ближние). Завершается заключение IV проповеди при помощи «locus communis» о милосердии Божием. Оно проявляется ко всем, «каждому сообразно обычаю его понимания» (с. 30). Согласно Беде, Бог всем «со временем даст благословение воскресения» (с. 30), чтобы «переходя от добродетели веры и надежды в добродетель созерцания» (с. 30), все могли видеть Бога.

Заключительное славословие необходимо. Вместо более привычного упоминания имени Иисуса Христа, мы встречаем словосочетание «Бог Богов в Сионе» (с. 30), значение которого раскрывается далее: «то есть неизменное упование Истины, добрым делам и вечным дарам Которой хвала и исполнение благодати во все веки веков. Аминь» (с. 30).

Элементы заключения в III и IV проповеди, произнесенных в течение одного богослужебного круга, распределяются по степени эмоционального воздействия на слушателей. Если поучения, необходимые по требованиям жанра, присутствуют в заключениях обеих гомилий, то усиление характерно только для IV гомилии, более торжественной, вероятно, произнесенной в день праздника. Обобщению мыслей, высказанных проповедником, внимание почти не уделяется. Заключения обеих гомилий объединяются поучениями, дополняющими друг друга. В случае III и IV гомилий поучение является самым развитым элементом схемы. Тема личного покаяния и духовного роста, которой посвящено поучение III гомилии, продолжается в IV гомилии, показывающей результат духовного роста «праведных», примеру которых должны следовать люди, «предназначенные для рода избранных», но допускающие грехи в своей жизни. Их внутреннее состояние и та духовная работа, которую они должны проводить, чтобы следовать примеру «праведных», уже была раскрыта в III проповеди, в метафоре сада. Если же эти люди все же не будут идти путем личного покаяния, после смерти их ждет участь грешников, о которых говорится в IV гомилии. От этой страшной посмертной участи их могут спасти «верные друзья», вероятно, те же «праведные». Упование проповедника на то, что Бог равно, но в свое время явит каждому «благословение воскрешения», придает целостность всему поучению, очерчивая образ жизни и его результат для слушателей. Выбор за ними, но, поскольку акцент делается на праведниках и тех, кто следует их примеру, слушатели обратятся к ним.

Этот же принцип был повторен Бедой в проповедях на Рождество (V, VI, VII гомилии I книги). Они произносились в разное время в течение праздничного богослужебного круга (ночью, на заре, в сам день праздника). По содержанию гомилии охватывают разные грани события: происхождение Иисуса Христа, Его земная семья (V); явление ангела пастухам (VI); значение праздника Рождества для утверждения истины и опровержения ересей (VII). Поскольку гомилии связаны единой темой, элементы заключения распределяются по трем текстам.

Первой из трех произносилась проповедь о земной семье Спасителя (V). Так как по плоти Он происходит из священнического и из царского рода, Он одновременно и Первосвященник (с. 34), и Царь (с. 34). Поучение как составной элемент заключения отсутствует. Заключение V гомилии состоит из обобщения и заключительной формулы. Согласно Беде, Господь посредством Своего священнического достоинства примиряет людей (у Беды – «нас» (с. 34)) с Богом Отцом, посредством Своего Царского достоинства Он соизволяет дать «нам» (с. 34) Царство Отца Своего. Присоединение имени «Иисус Христос Господь наш» (с. 34) сразу после объяснения смысла царского достоинства позволяет проповеднику присоединить заключительное славословие и завершить текст.

Проповедь, посвященная явлению ангела пастухам (VI), отличается необыкновенно развитым поучением. Из восьми комментариев, входящих в ее состав, пять содержат поучения, соединяющие вечность с современностью и приносящие прямую пользу слушающим проповедь. Возможность пространного поучения создается потому, что главные персонажи проповеди – «пастухи» (с. 34) – символизируют «учителей и водителей верных душ» (с. 34), среди которых, согласно Беде, не только «епископы, пресвитеры и диаконы,., но и все верные, которые несут охрану даже своего маленького дома» (с. 37).

Наиболее торжественная из трех проповедей (VII) имеет только одно поучение, присоединенное к комментарию на стих из Евангелия от Иоанна (Ин 1:12): «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими». Поскольку слушатели Беды также «чада Божии», проповедник находит возможным прибавить, что те, кто имеют веру, «да не отчаиваются в своем спасении» (с. 42).

Обобщение, важный элемент заключения, объединяет заключительные части VI и VII гомилии таким образом, что смысл основных событий из земной жизни Спасителя, перечисленных в заключении VI гомилии (крещение, испытание в пустыне, крестная смерть, воскресение), раскрывается в VII гомилии: содержание земной жизни Господа состоит в том, что Он мог, «живя и действуя среди нас, утешая, научать нас, подавать нам путь жизни, сражаться за нас с врагом» (с. 44); крестная смерть и воскресение, упомянутые в VI проповеди, объединяются: «мог уничтожить нашу смерть в Своей смерти и воскресении» (с. 44); «воскресение из мертвых» (с. 38) также означает, что Господь, «внутренне воскрешая, через божественность, совечную Отцу, поднимет ввысь, предоставит нам отпущение грехов, а равно и дары Св. Духа» (с. 44).

В заключение VI проповеди входит призыв «восхвалить и восславить Бога» (с. 38), хотя в двух других проповедях подобный призыв опущен. Обе проповеди, как и V, заканчиваются обычным славословием, которое уже цитировалось выше.

Проповедник, следуя принципу рассредоточения элементов заключения, с одной стороны, избегал однообразного повторения схемы, пользовался ею гибко, с другой, создавал единство текстов. По такому же принципу соединяются заключения XV и XVI проповедей II книги, так же посвященных одному празднику – свв. апп. Петра и Павла.

Заключение XXI гомилии II книги отличается от прочих так же, как и сама эта гомилия по структуре отличается от других гомилий Беды. Как уже говорилось выше (см. «Повествование»), XXI гомилия состоит из богословского комментария к Евангельскому тексту и из исторического, основанного на использовании различных текстов Ветхого Завета, где упоминается Соломонов Храм. Поучение включено в богословский комментарий. Когда он заканчивается, проповедник начинает изложение истории Соломонова Храма при помощи следующего перехода: «От этого евангельского чтения, перейдем, ясно излагая, как нам Господь даровал; нам хотелось бы более подробно рассказать вашему братству о торжествах обновления «храма», который праздновали и жители Иерусалима тогда, и мы – сегодня» (с. 247). Заключение, подобное тем, которые завершают остальные проповеди Беды, отсутствует. Сохранен лишь элемент усиления в виде «locus communis» «радость Небесного Царства». Внимание слушателей переключается с реального события, имевшего место в прошлом («и торжественнейшее и величайшее празднество было устроено Царем Соломоном...» (с. 248)), на таинственное значение этого события, проецирующееся в будущее, в вечность («оно таинственно указует, что минование долго желанного бессмертия наступит, когда будет достигнуто число избранных» (с. 248)), которые «войдут с Богом в вечную радость Небесного Царства «Аминь"» (с. 249). Завершающее славословие XXI гомилии также отлично от обычного.

Заключение подвижно более других частей проповеди (гомилии или экземплюма). Хотя оно состоит из трех частей, соотносящихся с подобными частями античной речи, его состав зависит от желаний и замыслов проповедника. Поучение, соответствующее «возбуждению страдания» античной речи, является наиболее значимым и развитым элементом заключения, так как и цель проповеди состоит в том, чтобы возбудить слушателей к самосовершенствованию. Краткие поучения могут распределяться по всей проповеди и стоять после объяснения наиболее важных ее мыслей. Остальные элементы заключения – обобщение, соответствующее «перечислению», и усиление – сохраняют постоянное место в конце проповеди. Обобщение может быть очень кратким и даже отсутствовать. Усиление всегда следует за последним поучением проповеди, переходя в заключительное славословие. В случае двух и более проповедей, составленных на одну тему, роль заключений состоит в том, чтобы объединить все проповеди праздника в цикл. При этом наиболее устойчивыми элементами заключений являются усиление и завершающие славословия, тогда как обобщения или поучения могут быть опущены в одних заключениях, и присутствовать в других. Свобода, с которой Беда обращается с элементами заключения, еще раз свидетельствует о высоком уровне его риторической подготовки и его незаурядном литературном даре.

5. Место гомилий Беды в истории литературы

При чтении гомилий Беды возникает ощущение простоты, неспешности и обстоятельности, присущих серьезной дружеской беседе. Кажется, что проповедник совершенно не стремится ни усладить слух присутствующих, ни бичевать их пороки, ни призывать их к новым и небывалым свершениям. Беда скорее выступает в роли учителя, терпеливо объясняющего ученикам суть дела. Читатель или слушатель следит за ходом мысли автора, незаметно для себя начиная принимать участие в его рассуждениях. Кажущаяся простота изложения и интонация неспешного разговора приводят к мысли, что Беда приложил максимум усилий не для того, чтобы блеснуть своим риторическим мастерством, а для того, чтобы оно, оставаясь как можно более скрытым от глаз и слуха аудитории, помогло достигнуть поставленной автором цели. Неудивительно, что в условиях, когда необходимо было не только совершить над людьми обряд крещения, но и учить их сознательно исполнять обеты, данные при крещении, гомилии Беды пользовались необыкновенным успехом. Так, Винфрид-Бонифаций (  –754), проповедовавший христианство на севере Германии и ставший архиепископом Майнцским, просил прислать ему «Гомилии на воскресные евангельские чтения» Беды463. Винфрид и сам был неплохим проповедником, умевшим, согласно рекомендациям св. Григория Великого, учитывать уровень и интересы своей аудитории, но его проповеди были рассчитаны на людей, готовящихся принять крещение. Для тех слушателей, которые были способны продвинуться дальше катихизических бесед, предназначались гомилии Беды.

Благодаря Винфриду, его соратнику Луллу, и – позже – Алкуину на протяжении VIII в. гомилии в числе прочих сочинений Беды стали широко известны в Европе. В IX веке авторитет англосаксонского богослова был уже столь высок, что его почитали наравне с Учителями Церкви, например, с блаж. Августином или св. Григорием Великим464. В гомилиарии Павла Диакона, известного писателя эпохи Каролингов, из двухсот сорока четырех чтений на весь литургический год почти четверть принадлежит перу Беды465. По количеству чтений, в число которых входят и тридцать четыре гомилии на воскресные евангельские чтения, Беда был предпочтен даже блаж. Августину466. Поскольку гомилиарий Павла Диакона (с добавлениями) просуществовал как официально одобренный сборник проповедей вплоть до середины XVI века, в течение пятисот лет, имя Беды и его гомилии были на слуху у всей Европы.

Но и на родине гомилии Беды не были забыты. Их можно было прочитать в полном сборнике, созданном Бедой, и в гомилиарии Павла Диакона, появившемся в Древней Англии в период Бенедиктинского Возрождения (ИХ-Х вв.). В английских библиотеках сохранились списки гомилиария, относящиеся к Х-ХИ векам467. Известно, что одним из таких списков пользовался Эльфрик при составлении своих проповедей468.

Возникновение литературы на древнеанглийском языке не умалило значения гомилетического наследия Беды. К нему продолжали обращаться, используя гомилии частично или целиком. Так, в манускрипте Бодли 343 сохранилась проповедь безымянного автора (Х в.), представляющая собой перевод почти всей гомилии на Преображение469. Некоторые из гомилий Беды до сих пор читаются во время праздничных служб в Католической Церкви470. Хотя в наши дни Беда воспринимается как историк, а не как богослов, как автор одной книги – «Церковной истории англов», его гомилии, собранные воедино в тот же период времени, говорят о нем как о талантливом проповеднике и являются интересным памятником средневекового ораторского искусства.

Примечания к главе V

Тексты проповедей цитируются по изданию:

Migne J.– P. Palrologiac Lalinae Cursus Completus. V. 94. Paris, 1850. P. 9; 44; 210–249.

* * *

414

Brown G.H. Bede The Venerable. P. 63.

415

Cateh M.Mc. The Achievement of Aelfric and his Colleagues in European Perspective // The Old English Homily and its background / Ed. P.Szarmach and B.F.Huppe. Albany, 1978. P. 51.

416

Гроссу И. Исторические типы церковной проповеди. Киев, 1910. С. 17.

417

Smetana С. Paul the Deacon’s Patristic anthology // The Old English Homily and its background. P. 78.

418

Гроссу Н. Указ. соч. С. 16.

419

Барсов H.И. Конспект лекций по гомилетике, читанных студентам III курса Санкт-Петербургской духовной академии. СПб., 1888. С. 6.

420

Ogilvy J.D.A. Books known to the English, 597 – 1066. Cambridge, Mass. 1967. P. 150 – 151.

421

Ibidem. P. 150 – 151, 208 – 209; Laistner M.L.W. The Library of the Venerable Bede. P. 263 – 266.

422

Beda Venerabilis. Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum / Ed. B.Colgrave, R.A.B.Myers. Oxford, 1960. В. II. Ch. I. P. 126.

423

Davis R. Bede’s Early Reading. Speculum VIII. P. 194–195

424

Ray R. Bede and Cicero. Anglo-Saxon England. V. 16. P. 1 – 15. Cambridge, 1987.

425

Гаспаров M.Л. Избранные труды. Т. 1. М., 1997. С. 594.

426

Laistner M.L.W. Op. cit. P. 263 – 266.

427

Барсов Н. И. Очерк истории гомилетики // Несколько исследований исторических и рассуждений о вопросах современных. СПб., 1899. С. 180 – 281.

428

Там же.

429

Там же.

430

Brown G.H. Op.cit. P. 63.

431

Lefson D.R. The Poetic Content с the Revival Homily // The Old English Homily and its background. P. 140.

432

Ciceron De l’invention. P. 75.

433

Ibidem.

434

Ibidem. P. 77.

435

Ibidem. P. 78.

436

Tullii M. Ciceronis opera. V. 1. New York, 1831. P. 63.

437

Ibidem. P. 2.

438

Ibidem.

439

Ciceron De l’invention. P. 77.

440

Ibidem.

441

Tullii M. Ciceronis opera. V. 1. P. 15.

442

Ibidem.

443

Ibidem.

444

Ibidem. P. 20.

445

Ibidem. P. 15.

446

Ibidem.

447

Ciceron. De Г invent ion. P. 75.

448

Ibidem.

449

Ibidem.

450

Two Lives of St. Cuthbert. VB. 27. P. 244 – 248.

451

Ciceron. De Г invention. P. 102.

452

Tullii M. Ciceronis opera. V. 1. P. 3.

453

Ibidem. P. 4

454

Le Goff J. «Vita» et «pre-exemplum» dans le 2– e livre des «Dialogues» de Gregoire le Grand // Hagiographië cultures et societes: IV – XII-e siecles. Paris, 1981. P. 115.

455

Beda Venerabilis. PL. V. 94. P. 713–730.

456

Ad Herennium XXX. 47. L.II. P. 20.

457

Ibidem.

458

Ibidem.

459

Ibidem. P. (X)XXI. 50. LV. P. 21.

460

Ibidem. XXX. 47. LII. P. 21.

461

PL. V. 76. P. 1081 etc.

462

Автоний. Предуготовление к красноречию. М., 1805. С. 233–234: «Общее место есть речь, изображающая в большем виде добро или зло какого-нибудь человека. Оно названо общим, потому это вообще приличествует тем, кои участвуют в предлагаемом деле. Когда говорится об одном изменении, то разумеются под ним все те, которые вообще склонны к измене».

463

Migne J.– P. Patrologiae Latinae Cursus Completus. V. 90. Paris, 1850. P. 114.

464

Brown G.H. Op. cit. P. 98–99.

465

Smetana C. Op. cit. P. 78.

466

Ibidem.

467

Ibidem. P. 86.

468

Ibidem. P. 89.

469

Old English homilies from MS Bodley 343 / Ed. S.Irvine. Oxford, 1993. P. 95 – 98.

470

Brown G.H. Op. cit. P. 102.


Источник: Досточтимый Беда - ритор, агиограф, проповедник / М. Р. Ненарокова ; Российская акад. наук., Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. - Москва : ИМЛИ РАН, 2003. - 271 с. ISBN 5-9208-0160-3

Комментарии для сайта Cackle