Митрополит всея России Феогност^*

Св. Петр, дав Ивану Даниловичу свое согласие быть погребенным вместо Владимира в Москве, оставил чрез сие как бы завещание своим преемникам, чтобы они утвердились на жительство вместо первого в последней. Однако, это своего рода завещание имело характер только приглашения и нисколько не обязательства, так что могло быть исполнено преемниками, начиная с непосредственного или первого из них, а могло быть вовсе и не исполнено. Между тем для Московского князя в его государственных интересах было чрезвычайно важно, чтобы случилось так, как он желал, потому что пребывание митрополитов в его удельно-стольном городе представляло бы собою решительное обеспечение успеха явившейся у него мысли о возвышении своего удела на степень наследственного великого княжения. Надеяться на то, чтобы митрополит, присланный на место св. Петра из Греции и Грек, оказался именно таким человеком, какой был желателен, т. е. который бы согласился содействовать новым политическим стремлениям Ивана Даниловича, конечно, было очень не надежно. И князь с св. Петром решились на смелое дело: обходя великого князя, они избрали в будущие преемники второму из них своего человека, некоего архимандрита Феодора ¹. Но смелость не имела на сей раз того успеха, которым она иногда сопровождается: архимандрит Феодор не был поставлен патриархом в митрополиты и на место св. Петра был прислан из Константинополя Грек Феогност. Нам неизвестна история устранения Феодора от кафедры митрополии. В Константинополе, несмотря на два, только что перед тем бывшие, случая поставления митрополитов из природных Русских, не могли иметь охоты поступать таким образом; а поскольку неприятная просьба шла не от самого великого князя, а помимо него от князя удельного: то она и могла быть отстранена патриархом. Но необходимо думать, что во всяком случае помешал исполнению просьбы великий князь,– второй сын Тверского Михаила Ярославича Александр Михайлович. Избрание кандидата в митрополиты Московским князем было посягательством на его – великого князя права, и при этом посягательством, которое было рассчитано именно против него: естественно, что он должен был со всею решительностью восстать перед патриархом против искания князя Московского (очень может быть, что Александр Михайлович противопоставлял кандидату Ивана Даниловича своего собственного кандидата, но что патриарх отстранили его, не желая между двумя соискавшими места кандидатами оказывать предпочтения одному).

На счастье Москвы, которой суждено было стать собирательницею Руси, дело ее не пропало и с устранением ее кандидата от кафедры митрополии. Перед самым прибыванием на Русь нового митрополита Иван Данилович успел сесть на стол великокняжеский вместо Александра Михайловича (в конце 1327 – в начале 1328 г.) и встретил нового митрополита не как удельный князь Московский, а как великий князь Русский. В воле нового митрополита было принять или не принять московские требования Ивана Даниловича; но, не принимая требований, он сделал бы своим врагом великого князя. С другой стороны, этот великий князь был государственный человек далеко не рядовой, следовательно,– как можно предполагать, обладал способностью убеждения и привлечения к себе людей не совсем обыкновенною. Как бы то ни было, новый митрополит изъявил готовность быть помощником Москвы в ее государственных стремлениях и таким образом, заменяя своего предшественника, явился тем, чего Москва желала и искала. «Прииде, говорит о Феогносте Московский летописец, на великий стол на митрополью, на Киев и на всю Русь, таже прииде в Володимер и в славный град Москву, к пречистой Богородице Успению и к чудотворцову гробу Петрову, и на его место седе и в его дворе пача жити, милость Божия с ними пречистыя Богородицы и великого чудотворца Петра молитва и благословение: иным же князем многим не много сладостно бе, еже град Москва митрополита имяте в себе живуща»². Другие князья весьма поняли, какой смысли какое значение могло иметь переселение митрополитов в Москву на жительство...

Феогност был поставлен в митрополиты Русские и прибыл на Русь в 1328 г., на третий год после смерти св. Петра.

Изъявив свою готовность быть помощником Москвы в ее государственных стремлениях, он явился помощником весьма ревностным, так что в этом качестве приобрел полное право на ее благодарность, подобно своему предшественнику св. Петру и подобно своему преемнику св. Алексею.

Москва задалась высокою мыслью, поставив себя на место Владимира, сделаться столицей наследственного великого княжения; между тем она была до тех пор городом очень бедным. Так как соответствующая положению внешность одинаково необходимым образом требуется сколько от людей, столько же и от городов: то князья Московские, если они серьёзно помышляли сделать свою столицу столицей великого княжения, должны были позаботиться, чтобы сделать из нее в отношении к внешности город более или менее соответствующий роли, к которой она предназначалась. К заботам об этом и побудил митр. Феогност Ивана Даниловича тотчас же по своем прибытии в Москву, при чем и сам принял деятельное участие в их осуществлении. В древнее время как везде, так в частности и у нас на Руси, благоукрашение городов составляли храмы или церкви. У нас на Руси церквами, благоукрашающими города, считались церкви каменные, в отличие от церквей деревянных, каковыми были обыкновенные наши церкви. О благоукрашении Москвы церквами каменными и должно было позаботиться, чтобы выдвинуть ее из ряда городов бедных и сделать городом великолепным в тогдашнем смысле, достойным стать столицей великого княжения. Строение церквей каменных и началось в Москве тот час же по прибытии в нее митр. Феогноста, причем он сам не только явился помощником великого князя, но и взял на себя инициативу. На другой год после своего прибытия, в1329 г., он построил в Москве две каменные церкви – Иоанна Лествичника ³ и апостола Петра (поклонении честных его вериг); ⁴ в следующем 1330 г. великий князь заложил третью каменную церковь – св. Спаса в своем домовом или придворном Спасском монастыре⁵; спустя четыре года после сего, в 1334 г., великий князь построил еще одну каменную церковь -архангела Михаила⁶. Таким образом, в самом непродолжительном времени после прибытия Феогноста в Москву, благодаря ему и его влиянию, в ней явилось пять каменных церквей, считая с тою церковью Успения Божией Матери, которая была заложена перед смертью св. Петра и в которой он был погребен. Этим числом пяти каменных церквей Москва не сравнялась по их количеству с Владимиром; а поскольку все церкви, не исключая и церкви Успения Божией Матери, были по своим размерам весьма скромны, то вовсе не сравнялась с ними по качеству церквей: но не успев достигнуть еще этого, она все таки сразу достигла того, чтобы решительно выдвинуться из ряда других городов Владимирской или Суздальской Руси. Теперь, заявляя свои высокие притязания, она вовсе не могла уже казаться смешною по несоответствию ее притязаний с ее внешностью. При мощах св. Петра начали совершаться чудеса с самой минуты его погребения. Князь Иван Данилович приказывал записывать чудеса и еще прежде прибытия Феогноста на Русь, будучи побуждаем – с одной стороны, конечно, непосредственным желанием прославить чудотворна, а с другой стороны – несомненно и государственными целями прославить Москву, удостоившуюся получить явный знак Божия к себе благоволения в том, что почивший в ее стенах святитель сподобился получить от Бога дар чудотворений, посылал записи о чудесах во Владимир, чтобы они прочитывались с амвона в кафедральной митрополичьей церкви и таким образом становились известными всей Руси⁷. Чудеса продолжали совершаться при мощах св. Петра и после прибытия Феогностова на Русь. Митрополит, конечно, не мог отнять у мощей дара чудотворений; но он очень мог не позаботиться о торжественной канонизации чудотворца. Феогност, побуждаемый, с одной стороны, желанием воздать должное угоднику Божию, явно прославленному Богом, а с другой стороны несомненно побуждаемый и желанием содействовать прославлению Москвы, поспешил торжественными формальным образом причислить Петра к лику святых. Чтобы придать акту этого причисления или канонизации возможно большую торжественность и твердость, что также имело значение в видах политических, митрополит не совершил его сам собой, как это делалось у нас дотоле и на что имел он право, а испросил разрешение на него у патриарха. Сохранилось до настоящего времени послание к Феогносту Константинопольского патриарха Иоанна Калеки от июля месяца 1339 г., в котором патриарх благословляет митропо лита причислить Петра к лику святых⁸. В своем послании патриарх пишет митрополиту: «Получили мы писание твоего святительства с извещением и вместе удостоверением о бывшем пред тобою архиерее той же святейшей церкви, что по смерти он прославлен от Бога и явлен истинным угодником Его, так что от него совершаются великие чудеса и исцеляются всякие болезни. И мы возвеселились о сем и возрадовались духом и вослали Богу подобающее славословие. А поскольку твое святительство и от нас искало наставления о том, что должно учинить с таковыми святыми мощами; (то отвечаем и сам ты знаешь и не не ведаешь, какого чина и обычая держится в подобных случаях церковь Божия; получив твердое и несомненное удостоверение касательно и сего (святого), твое святительство да поступает и относительно его всецело по тому же уставу церкви: почти и ублажи угодника Божия песнопениями и священными славословиями и предай сие на будущие времена, в хвалу и славу Богу, прославляющему прославляющих Его». Канонизация св. Петра имела ту особенность, что при сем мощи его не были изнесены из гроба, но по прежнему остались сокрытыми в нем.

Несомненно, что эта канонизация имела для Москвы чрезвычайно важное политическое значение. Из очень длинного ряда Русских митрополитов за трехсотлетнее существование Русской церкви св. Петр, благоволивший избрать Москву местом своего обитания, был первый, удостоившийся торжественного церковного прославления: в этом могли видеть явный знак особенного Божия к ней благоволения, предназначившего ей исключительный жребий⁹. Вместе с тем, имея в стенах своих чудотворные мощи новопрославленного святителя, Москва необходимо должна была привлекать к себе взоры всей северной Руси. Вообще, гроб св. Петра, после того, как он – Петр был канонизован, стал твердым краеугольным камнем для нее в ее стремлениях к политическому возвышению.

Прибыв на Русь и утвердив свое постоянное пребывание в Москве, митр. Феогност на другой год после прибытия, в 1329 г., но примеру своих предшественников Кирилла и Максима, а вероятно – и св. Петра, ходил в Новгород для его посещения.

Во время своего пребывания в Новгороде он должен был оказать политическую услугу великому князю Ивану Даниловичу. В Тверь в 1327 г. приехал ханский посол (Шевкал), который сам лично и чрез свою свиту страшно утеснял жителей; дело дошло до открытого возмущения со стороны последних и произшедшая между Тверичами и Татарами резня окончилась тем, что посол ханский был убит, а все бывшие с ним Татары были перебиты. Тверской князь Александр Михайлович, бывший в то же время и великим князем Владимирским, допустив сделать это (а может быть – и сам это устроив), бежал из Твери и укрылся во Пскове, а хан (Узбек), страшно разгневанный поступком Тверичей, отдал великое княжение Ивану Даниловичу и потребовал от нового великого князя, чтобы этот представил ему Михаила Александровича. Иван Данилович в сопровождении других князей и Новгородцев отправился под Псков доставать Тверского князя. Но Псковичи решительно не хотели выдавать Михаила Александровича. Тогда Иван Данилович обратился с просьбою к митрополиту, чтобы он наложил на Тверского князя и на Псковичей церковное отлучение. Как видно из рассказа летописей, митрополиту, только что прибывшему на Русь, не хотелось начинать своей деятельности таким печальным действием, как церковное отлучение¹⁰; но, в конце концов, он был вынужден исполнить требование великого князя. Александр Михайлович, не желая, чтобы из- за него тяготело на Псковичах церковное отлучение, удалился от них в Литву к Гедимину, а митрополит после этого снял с Псковичей отлучение.

Из Новгорода в следующем 1330 г. Феогност отправился в юго-западную Русь или, как выражаются летописи, в Волынскую землю. Мы говорили выше, что в правление св. Петра в 1316–1317 г. был поставлен для юго-западной или Литовско-галицкой Руси отдельный митрополит. Этот отдельный митрополит, по имени Феофил, оставался на кафедре до 1329 г.¹¹. Но в сем году, как должно думать, он умер (после 7-го Апреля, под которым упоминается), и Феогност с своей стороны поспешил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы снова присоединить к митрополии всея Руси находившуюся в отделении от ней ее часть. Действительно, он был принят в Литовско-галицкой Руси как законный митрополит и пробыл там довольно долго ¹²; по в то самое время, как он находился там, в Константинополе был поставлен новый особый Галицко-литовский митрополит ¹³. Из юго-западной Руси Феогност ходил в Константинополь ¹⁴, но всей вероятности, хлопотать, чтобы устранен был вновь поставленный отдельный митрополит. Однако его старания остались безуспешными. К сожалению, мы вовсе не знаем истории постановления нового Галицко-литовского митрополита, в которой Феогност, наделенный, как мы имеем основания предполагать, весьма немалою дипломатическою мудростью, был искусно проведен южно – русскими правителями. Со всею вероятностью следует предполагать, что действующим лицом при этом был не великий князь Галицкий, каковым был тогда последний из великих князей Галицких Андрей Львович, а великий князь Литовский, мудрый и хитрый, Гедимин¹⁵. В большую часть времени пра

вления митрополита Феогноста отдельная Галицко-литовская митрополия оставалась существовать, и только в 1347 г. ему вместе с Московским великим князем Симеоном Иванович ему далось достигнуть того, чтобы она была закрыта. При этом, есть вероятность думать, что и оставшийся настоящим столом митрополитов всея России Киев, ставший с 1321 г. в государственном отношении Литовским, был оспориваем или и совсем освояем у него митрополитом Галицко-литовским¹⁶. После этого в 1348 – 49 г. он во второй раз посетил юго-западную Русь¹⁷.

Во время первого пребывания Феогноста в южной Руси присылали к нему посольство Псковичи, с просьбой поставить им отдельного епископа. После отбытия митрополита из Новгорода в южную Русь, Тверской князь Александр Михайлович, ушедший из Пскова в Литву, снова возвратился во Псков, с тем чтобы сесть в нем на княжении в качестве подручника Гедиминова. Псковичам, отторгавшимся от Новгорода в отношении государственном, очевидно, желательна была отдельность от него и церковная, и они, избрав кандидата в отдельные епископы псковские, -некоего монаха Арсения, отправили его к митрополиту с просьбой о поставлении. Просьба была настоятельно поддерживаема Гедимином и всеми князьями Литовскими. Но Феогност, отчасти, вероятно, не желая оскорблять Новгородцев и их владыки, а отчасти, вероятно, потому именно, что исполнение просьбы соответствовало бы видам Литовским, отказал в ней Псковичам, при чем, как нужно думать, мотивировал свой отказ Гедимину чем-нибудь благовидным, т. е. приводил какое-нибудь каноническое основание для отказа.

Возвратный путь из Константинополя, в который, как мы сказали, митрополит ходил из южной Руси, он держал через Орду¹⁸. Может быть, ему нужно было видеть хана, которым был тогда знаменитый Узбек, для каких либо дел церковных; может быть, он имел поручения к хану из Константинополя; а может быть, наконец, и то, что он шел через Орду просто потому, что через нее лежала одна из дорог, по которым ему нужно было возвращаться из Константинополя на Русь, и, как кажется, одна из дорог, по которой наиболее ездили.

В 1341 г. произошла в Орде смена ханов: умер сейчас помянутый Узбек и на его место вступил сын его Чанибек (Джанибек)¹⁹. Так как Узбек при своем вступлении на престол узаконил, чтобы митрополиты являлись к новым ханам за получением утвердительных ярлыков, то Феогност должен был предпринять путешествие в Орду к новому хану для сейчас помянутой цели (в 1342– 43 г.). Это его путешествие в Орду едва было не имело для церкви весьма печальных последствий. Когда он находился у хана, какие-то Русские люди наговорили на него последнему, что он много бесчисленно имеет дохода и злата и сребра и всякого богатства и что поэтому весьма справедливо было бы, чтобы он платил в казну ханскую ежегодную дань²⁰. Неизвестные Русские люди, наговорившие хану на митрополита были, вероятно, какие-нибудь удельные князья, потому что митрополит, представлявший собою исключительного сторонника и друга великого князя, должен был иметь между первыми врагов и недоброжелателей; а поводом к наговору могло послужить то, что Феогност, как мы имеем некоторые основания думать, действительно был человек, нарочито заботившийся об умножении митрополичьих доходов и в большей или меньшей мере преданный печальной страсти сребролюбия. Внимая наговорам, хан потребовал от митрополита, чтобы он обязался платить ему ежегодную дань,– с себя, подразумевается, и со всего духовенства. Но если действительно правда, что Феогност накликал было беду на Русскую церковь своею заботливостью об умножении митрополичьих доходов; то он же с умели предотвратить от нее беду. Не смотря ни на какие угрозы и старания ханских чиновников, чрез которых ведено было дело, он решительно отказал в предъявленном ему требовании. Хан золотоордынский, конечно, был деспот; но, во-первых, хан Чанибек был из числа деспотов лучших²¹; во-вторых, и деспоты иногда уступают, когда против них твердо борются законом. У Монголов со времен Чингиз-хана существовал органический государственный закон, находившийся в знаменитой Ясе (так называлось собрание законов, изданное Чингиз-ханом), что духовенства всех вер должны быть свободны от даней. Нет сомнения, что, опираясь на этот закон, митрополит и успел отстоять неприкосновенность прав Русского духовенства. Все таки однако он не просто взял, а должен был купить себе победу: на подарки хану, ханше и их чиновникам он должен был истратить шестьсот рублей. По всей вероятности, значительная часть из этой суммы досталась жене хана знаменитой Тайдуле, ибо она, в знак своего благоволения к митрополиту, дала ему свой собственный ярлык сверх ярлыка хана – своего мужа: приобретение Феогностом благоволения этой ханши должно быть считаемо большим добром, извлеченным из худа.

Подобно трем своим после-монгольским предшественникам, Феогност предпринимал путешествия но своей митрополии: кроме посещения им Новгорода в 1329 г. и кроме двух его путешествий в Волынскую землю, мы знаем еще из летописей и из сохранившихся исторических актов, что в 1340 г. он был в Брянске, что в1341 г. он во второй раз посетил Новгород и что когда-то он был в Костроме (принадлежавшей к его собственной епархии)²². Но одно свидетельство о путешествиях Феогноста, которое мы имеем, дает нам подозревать, что он служили не столько к пользе управления, сколько к отягощению духовенства. О приезде митрополита в Новгород в 1341 г. Новгородский летописец говорит: «приехал митрополит Феогност Гречин в Новгород с многими людми, тяжко же бысть владыце и монастырем кормом и дары». Т. е. митрополит требовал от архиепископа (с белым духовенством) и от монастырей слишком дорогих кормов себе и своей многочисленной свите и как себе, так и свите, слишком больших даров.

Во время бытности в Костроме митр. Феогност держал собор. Но об этом соборе, кроме того, что им решен был спор между двумя епископами о границах епархий (Рязанским и Сарайским)²³, более нам ничего не известно. По сообщению одной летописи, в 1353 г., не задолго до смерти Феогноста, был «снем на Москве (великому князю) Семиону (Ивановичу) и князю Константину Васильевичу (Суздальскому) про причет церковный»²⁴. Но о чем именно был снем или съезд, остается нам совершенно неизвестным.

В послесловии к одной рукописи, написанной при вел. кн. Иване Даниловиче Калите в 1339 г., утверждается, что «при его державе престали безбожныя ереси»²⁵. Если писец рукописи, обнаруживающий в своем послесловии (пространном) наклонность к сочинительству, просто на просто не сочиняет ересей или же если он не разумеет под ересями чего-нибудь в несобственном смысле этого слова: то пока мы совершенно ничего не можем сказать об ересях, бывших при Иване Даниловиче и в первую половину правления митроп. Феогноста.

Мы говорили выше, что в правление св. Петра началась у нас обличительная проповедь против существовавшего у нас, в след за Грецией, обычая взимания епископами платы за постановления в церковные степени. В правление митр. Феогноста проповедь продолжалась. Известен в настоящее время сборник, составленный при Иване Даниловиче ( [1340], который надписывается: «Книга, нарицаемая Власфимия, рекше хула на еретики,главы различные от евангелия и от канон святых отец, в них же обличения Богом ненавистных злочестивых духопродажных ересей». В сборнике, состоящем из 67 глав, сведены в одно место канонические постановления церкви и неканонические писания отцов против симонии или поставления на мзде. Цель сборника, как это ясно из его содержания, состоит в том, чтобы дать в нем противникам взимания платы за поставления паноплию или всеоружие для борьбы против обычая и против его защитников. К сожалению, мы не можем сообщить о сборнике ближайших сведений, потому что он известен нам только по весьма краткому описанию²⁶.

В правление митр. Феогноста, в 1348 г., как сообщают наши летописи, Русские наши богословы были вызываемы на международный диспут с богословами латинскими. Соседняя с нами Швеция, бывшая чрезвычайно преданною католичеству, вследствие возбуждений, деланных из Рима, решалась на такие попытки, как покорение нас Русских латинству силою оружия. Мы говорили выше, что поход Шведов на Новгород 1240 г., в котором они потерпели страшное поражение от Александра Ярославича Невского, был ни чем иным, как крестовым их походом на нас, предпринятым с сейчас указанною целью. Через столетие с четвертью после этого поражения Шведы надумали предпринять новый крестовый поход против России. Но на сей раз, как рассказывают наши летописи, прежде чем обращаться к оружию, они вызывали наших богословов на диспут с их богословами. В Новгородской летописи под 1348 г. читаем: «Магнушь, король Свенской земли, прислал к Новогородцем, рек: пошлете на съезд свой философ, (а) аз послю свой философ, дажь поговорят (чтобы поговорили) про веру; а аз то хощу слышеть, коя будет вера лучши; а иже (если) ваша будеть вера лучши, ино аз иду в вашу веру, или паки аще наша вера лучши, и вы поидете в нашу веру, и будем вси за един чело век, или не пойдете (а если не пойдете) в единачьство, и аз хощу ити на вас со всею моею силою». Швеция имела в XIV веке некоторое образование, должна была иметь ученых до некоторой степени богословов, и нет сомнения, что король Шведский был совершенно уверен в победе своего философа над философом Русским. В Новгороде наоборот должны были очень хорошо сознавать, что нашим богословам вовсе не выйти победителями из предлагавшейся ученой битвы. Получив от короля вызов, Новгородские власти, с тогдашним владыкою Василием во главе, устроили общенародное совещание и после совещания отвечали Магнусу: «аще хощеши уведати, коя вера лучши,– наша ли или ваша, пошли в Царьград к патриарху, зане мы прияли от Грец правоверную веру, а с тобою ся не спираем про веру». После отказа Новгородцев от прения о вере король действительно пошел на них войной, но война была небольшая и имела благополучный для Новгородцев конец²⁷. Одновременно с тем, как отказываться от прений с богословами латинскими, богословы наши имели свои прения домашние. От владыки Новгородского Василия, который в 1348 г. отклонил вызов короля Шведского и который умер в 1352 г., сохранилось до настоящего времени послание к епископу Тверскому Феодору о земном рае²⁸. Из этого послания и узнаем, что в Твери происходили распри о том, погиб или не погиб земной рай, в котором был поселен Богом Адам по сотворении и в котором он пребывал в состоянии невинности. Епископ Тверской Феодор принадлежал к стороне тех, которые утверждали, что рай этот погиб, т. о. более не существует. Но архиепископ Новгородский был противоположного мнения. Узнав о происходящих в Твери распрях и о том, какого мнения держится епископ, владыка Василий и написал к Федору послание, в котором утверждает, что рай не погиб, но существует и до сих пор. Свое мнение архиепископ доказывает ссылкою на апокрифы, в которых говорится о некоторых святых, будто одни из них жили близь рая, а другие были в нем самом, и наконец ссылкою на своих Новгородских купцов, которые, плавая по Черному или Каспийскому морю, будто бы занесены были бурею к месту святого рая. Подробнее об этом послании архиепископа Василия к епископу Феодору и об его содержании мы скажем в другом месте.

В 1353 г., перед самою смертью митр. Феогноста, архиепископ Новгородский Моисей, не задолго перед тем во второй раз занявший кафедру вместо умершего Василия, посылал послов в Константинополь к императору и патриарху, «прося у них, по свидетельству Нов-

городской летописи, благословения и исправления о непотребных вещах, приходящих с насилием от митрополита». К сожалению, остается нам неизвестным положительно, в чем именно состояли непотребные вещи. Никоновская летопись дает знать, что жалоба была относительно проторей на поставлениях и относительно церковных пошлин святительских²⁹. Так как не могла иметь места жалоба относительно проторей, которые взимались епископами с низшего духовенства, ибо невозможно предполагать того случая, чтобы митрополит понизил размеры этих проторей: то необходимо разуметь протори, которые взимались митрополитами с самих епископов и понимать дело так, что Феогност слишком много взял или потребовал с Моисея за вторичное занятие им кафедры³⁰. Что касается до церковных святительских пошлин, то подними должно разуметь те пошлины, которые взимались митрополитами с низшего духовенства всей митрополии и понимать дело так, что Феогност возвысил эти пошлины. Решение патриарха по жалобе архиепископа последовало при преемнике Феогноста св. Алексее. В речах о последнем мы и скажем о нем.

Митр. Феогност приобрел право на величайшую благодарность Москвы не только тем, что сам был верным и усердным ее другом и сделал все, что мог, с целью содействия ее политическому возвышению, но и тем, что позаботился и успел оставить преемника по себе, который довел союз высшей церковной власти с князьями Московскими до его конца и до его неразрывности. Феогност, подобно св. Петру, имел своей фактической столицей Москву; но и это пребывание второго митрополита в Москве не создавало для третьего митрополита – его преемника непременной обязанности сделать тоже самое: преемник Феогноста, как и преемник св. Петра, мог возвратиться снова во Владимир и там под влиянием других князей стать из друга Москвы ее врагом; а между тем князья Московские еще не находились в таком положении, чтобы совершенно исключалась возможность подобного случая. Митр. Феогност оставил в св. Алексее преемника по себе, который имел вполне заменить для Москвы его самого. Эта услуга Феогноста Москве имеет тем большую цену, что, будучи Греком, он шел в данном случае против своих интересов Греческих, ибо поставление митрополитов Русских из природных Русских, каков был св. Алексей, далеко не считалось Константинопольскою патриаршею кафедрою делом желательным.

Современный Феогносту Греческий историк Никифор Григора сообщает известие о нашем Русском митрополите, как о богослове, именно – известие о том, как отнесся Феогност к поднявшимся в Константинополе в 1341 г. так называемым Паламитским спорам (по поводу учения Григория Паламы о несотворенности Фаворского божественного света); но известие не может быть признано за совершенно падежное. Будучи ожесточенным врагом Паламы и его учения, Григора уверяет, что с решительной враждой отнесся к учению и Русский митрополит. Он говорит, что приверженцы Паламитской партии, желая увлечь и Феогноста в пропасть их собственной погибели, послали ему, как и всем другим архиереям, новые томы (том или определение собора 1341 г., которым признавалось и одобрялось учение Паламы), но что он, прочитав (присланные ему писания) и увидев (в них) тьму хулений и над всем деспотически господствующее (в них) эллинское многобожие, тот час поверг (их) на землю и заткнув уши с великой поспешностью отскочил от злого слышания, – что он написал пространные укоризны, с надлежащими из Священного Писания обличениями и доказательствами, и послал их патриарху и епископам, называя этих последних безбожными и многобожными и крайне бесстыдными отметниками и гонителями отеческих преданий и подвергая их подобающим анафемам³¹.

Еще читаем у Никифора Григоры известие, что Русские князья, с великим князем (Симеоном Ивановичем Гордым) во главе, прислали императору Иоанну Кантакузину (1347– [1355] большую сумму денег на возобновление упавшей в 1345 г. восточной апсиды Константинопольской св. Софии ³². Не говорит Григора прямо, но с полным основанием нужно думать, что расположил князей к их щедрому пожертвованию митр. Феогност, равно как весьма вероятно и то, о чем упоминали мы выше, именно – что пожертвование князей находится в связи с закрытием особой Галицкой митрополии.

Григора называет митр. Феогноста мужем разумным и боголюбивым, от юности приобретшим в Константинополе (который, но всей вероятности, был его родиной) основательное знание божественных канонов и законов³³. А одна наша Русская летопись называет его всея Русии великим наставником³⁴.

Митр. Феогност скончался 14 Марта 1353 г. Он погребен в построенной им церкви ап. Петра (которая, как мы говорили выше, составляла не самостоятельную церковь, а придел церкви Успения Божией Матери или Успенского собора. Он положен был в своей церкви об стену с своим предшественником св. Петром).

(Обыкновенно принимают, что празднование памяти митр. Феогноста началось с 1471 года. Но празднования его памяти общецерковного не было никогда установляемо, как нет его и до сих пор. А что касается до празд нования местного, в Московском Успенском соборе, то должно думать, что оно началось когда-то значительно позднее 1471 г. В одной летописи рассказывается, что в 1473 г. совершилось чудесное исцеление при его гробе, но что великий князь (Иван Васильевич) и митрополит (Геронтий), когда им возвещено было о чуде, «неверием одержим и, не повелеша всему городу славити его» и оставили гроб его в небрежении и на последующее время,– Софийск. 2-я летопись, в Собр. летт. VI, [198].

(В Московской синодальной библиотеке сохраняется носящий имя митр. Феогноста требник, в котором весьма сильно и весьма ясно обличается не правомыслие раскольников-старообрядцев. Этот мнимый Феогностов требник представляет собою тоже самое, что соборное деяние на еретика Мартына армянина,– нашей Истории русской Церкви т. I, пол. 2, стр. 688. Об изготовлении его, – далеко не весьма искусным, Федором Поликарповым, известным учеником Лихудов и директором типографии, см. в статье: «Ученая деятельность Евгения Болховитинова», помещенной в Июньской книжке Русского Вестника 1885 года, стр. 675 fin.).