Краткий обзор важнейших результатов египтологии в отношении к повествованию Пятикнижия

(Речь, произнесённая в день годичного акта С-Петербургской духовной академии, 17 февраля 1883 г.)

Из совокупности древних событий, нестареющих истин и вековечных установлений, составляющих вообще предмет библейской истории, которая даёт почётное право говорить в настоящем торжественном собрании, да позволено будет обратить ваше просвещённое внимание на предмет, соединяющий глубокую древность и научную важность с занимательностью некоторой новизны, обратить именно внимание на отношение добытых доселе важнейших данных египтологии к библейскому повествованию Пятикнижия.

Египтология – весьма новая отрасль знания, считающая своё существование только десятилетиями; давно затерянный ключ к древним египетским письменам найден был только в начале настоящего столетия; но письменные памятники, которыми она занимается, принадлежат вообще седой древности, и есть между ними немало таких, которые существуют сорок и более столетий и получили своё происхождение во времена предшествующие или соответствующие пребыванию в Египте народа – носителя и хранителя ветхозаветной истины. Несмотря на недавность открытия, после столь многих веков совершенной неизвестности, правильное чтение и понимание древнеегипетских, в высшей степени своеобразных письмен, не только разгаданы, но и прочно установлены в настоящее время. Если египтологи и продолжают ещё встречать весьма большие трудности в некоторых из египетских текстов, и не всегда одинаково читают и переводят те или иные места в них, то это не может подрывать выработанной ими системы восстановления древнего языка, подобно, отчасти, тому, как неодинаковое понимание известного места у классических писателей не доказывает ошибочности существующего метода изучения древних языков. Действительная древность египетских текстов также не подлежит сомнению – и вследствие внутренних их свидетельств, и на основании согласных с ними указаний позднейших греко-римских писателей. Поддельность памятников исключается как незнанием древнего письма в течение столь долгого времени, так и самими обстоятельствами, при которых они были открываемы – их нередко находили в таких местах, вход в которые с незапамятных времён был совершенно затерян, или под такими грудами развалин, искусственное нагромождение которых трудно представить.

Что же в этих, несомненно, подлинных и древних текстах, вычитали египтологи относительно времён отдалённых, о которых повествует и Книга книг – священная Библия? И как относятся их показания к свидетельствам древнейшей её части – Пятикнижия?

Отвечая на этот широкий вопрос в данное время, назначенное обычаем для актовой речи, мы не можем, конечно, вдаваться в частности и укажем только в общих чертах современное состояние исследований египтологии по вопросам, общим у неё с библейской наукой, отмечая, впрочем при этом, как те пункты, по которым достигнуты положительные результаты, так и те, в которых, в настоящее время, остаются ещё пробелы.

Краткий наш обзор¹ результатов египтологии, насколько они могут быть доступны не египтологу, начнём с преданий о первобытных временах человечества. В этом отношении открыто, доселе, весьма сравнительно немногое: вместо цельной, более или менее, космогонии, как у других древних народов, здесь встречаются только отрывочные указания, например, на Нун или хаос, из которого выходит и образует² мир верховное божество. Учению о создании человека соответствует здесь, пока отрывочное, сказание об истечении или происхождении человека из глаза бога Гормахиса³ или известное изображение Кнефа, приготовляющего глину для образования человека; для эдемского рая и совершившихся в нём событий египетские памятники представили, равным образом, весьма слабые, с отчётливостью неуловимые отклики древнего предания, то в мифическом изображении лежащей к востоку от Египта страны Аалю, орошённой рекою, богатой всеми прекрасными произведениями и безопасной от действий змея⁴, то в сказании о необыкновенном острове, служащем местопребыванием змея, одарённого разумом и словом, или богов, владеющих деревом жизни⁵. Если при всей слабости этих аналогий, речь наша начинается, тем не менее, с преданий о первобытных временах, то при этом, главным образом, имеется в виду сделанное в ближайшее к настоящему время, замечательное открытие в Египте сказания, неизвестность которого древним жителям этой страны⁶ представлялась трудно объяснимою – разумеем именно указание на истребление человечества потопом, воспоминание о котором, как признано, общеизвестно было всем замечательным народам старого и нового света, за исключением одних египтян. Иероглифическая надпись, содержащая это сказание, найдена⁷ в Фивах в знаменитой, по художественной отделке и богатству текстов, гробнице фараона Сети 1-го. Сущность этого сказания, полная передача которого, с необходимыми объяснениями, потребовала бы довольно значительного времени⁸, состоит в том, что когда царствовал в Египте бог Ра и сделался стар, тогда люди и «начали говорить против него речи и, подобно злодеям, составили заговор»; разгневанный на это бог, в совете с другими богами и богинями, решил тогда истребить нечестивых людей; но затем, когда богиня начала приводить в исполнение этот приговор и поразила часть людей, Ра умилосердился над оставшимися в живых, сказав: «Это – добрые люди, и я стану их защищать»; с этой целью на месте поражения людей был разлит особо приготовленный напиток, под действием которого богиня не заметила оставшихся людей, которым Ра, удалившийся затем на небо, объявил прощение грехов и установил жертвоприношения, долженствовавшие в будущем служить заменою подобного истребления людей.

Несмотря на очевидные особенности в способах наказания и спасения людей сравнительно с библейским повествованием⁹, это египетское сказание заключает две существенные черты, заставляющие относить его к тому же событию, это – божественное осуждение человечества на истребление за нечестие и сохранение от гибели немногих благочестивых, которым в жертве указывается затем спасение в будущем; в виду чего современные египтологи и ориенталисты принимают это сказание за неоспоримое доказательство известности древним египтянам предания о потопе. Восполняя существовавший доселе пробел, новооткрытый египетский текст может служить драгоценным данным при научном обосновании универсальности предания о потопе и действительности самого события.

Для библейского повествования о послепотопном человечестве, по мере его удаления от времён первобытных, ряд данных, представляемых египетскими памятниками, становится более сомкнутым и полным. Начиная с того момента, когда родоначальник израильского народа впервые входит в соприкосновение с Египтом, и до того времени, когда его потомки оставляют эту страну, библейское повествование находит в египетских текстах и изображениях многочисленные указания, следующие почти непрерывно и в бытовом отношении строго соответствующие. В данное время мы не можем обнять совокупность таких указаний даже в кратком перечне и потому остановим внимание только на немногих, более замечательных. Библейское изображение пребывания Авраама в Египте, при сличении его с древнеегипетской жизнью, является столь верным и точным, что самая притязательная критика, в этом отношении, не находит уже здесь ни одного сомнительного пункта.

Предосторожность Авраама, предложившего Сарре назвать себя сестрой, и последовавшее затем взятие её в дом фараона, находят для себя объяснение и подтверждение в папирусах, из которых один рассказывает романтическую историю с найденными благоухающими локонами, оканчивающуюся тем, что их обладательница делается фавориткой фараона, другой говорит о присвоении одним из фараонов 11-й династии жены у мужа, явившегося к нему искать правосудия. Дары, полученные Авраамом от фараона, указаны в библейском повествовании не только согласно вообще с бытовой жизнью Египта, но и поразительно верно с древнейшим её периодом. Названо именно то, чем было богато древнее египетское царство до нашествия Гиксов, и совсем не упомянуто о том, чего, по существующим исследованиям, не было ещё в Египте в ту отдалённую эпоху – разумеются, в последнем случае, кони, впервые являющиеся на египетских памятников со времени фараонов 18-й династии, во всяком случае, царствовавшей значительно позднее пребывания здесь Авраама.

А, в целом, для истории этого посещения, представляет замечательную и выразительную иллюстрацию известная картина, найденная в Бени-Гассане, в гробнице правителя области из времени 12-й династии. На этой картине изображено именно представление египетскому губернатору – пастушеского семейства из племени Аму, по чертам лица, цвету кожи и разноцветной одежде, принадлежащего к тому же семитскому племени, из которого происходил и Авраам; самое имя главы этого семейства Абша (по существующим переводам – отец песку) напоминает, отчасти, имя отца верующих – отец множества. Хотя это пастушеское семейство является в положении просящего и приносящего дары, египетский губернатор принимает его с заметным почётом – представляющий пришельцев писец подаёт правителю донесение о их числе, а слуга держит его сандалии, которые снимались в торжественных случаях.

Из библейского повествования об Иосефе, во всех чертах и подробностях признанного египтологами¹⁰ совершенно согласным с древнеегипетской жизнью, укажем только на употреблённые бытописателем египетские названия лиц и предметов, например: Потифар, Цафнат-Панеах, аху и др.; на изображение двора фараона с известными его чинами, тем более замечательное по своей точности, что даже Геродот допустил здесь в известных пунктах (относительно вина и пшеницы) некоторые признанные ошибки, и, наконец, на виденные фараоном знаменательные сны, состоящие из сочетания таких образов, которые вполне соответствуют особенностям египетской природы и мифологическим представлениям жителей нильской долины.

Из совокупности бытовых данных, добытых египтологами для круга событий, относящихся ко времени пребывания в Египте, развившегося из патриархальной семьи, израильского народа, остановимся, единственно, на замечательной картине, открытой в Фивах, в гробнице чиновника из времени Тутмеса 3-го и изображающей египетское плинфоделание. Египтолог Розеллини, первый увидевший эту картину, так увлечён был поразительным сходством изображённых на ней работ над глиной и кирпичом с описанными в книге «Исход», что в представленных на картине подневольных работниках он прямо признал евреев. Дальнейшие исследования не подтвердили этого мнения, но, и при всём том, данный памятник сохранил, вполне, значение монументального красноречивейшего¹¹ cвидетельства о величайшей точности библейского повествования, когда оно говорит о тяжкой работе, к какой принуждали сынов израилевых с жестокостью; для совершенной полноты сходства недостаёт на этой картине рядом с глиной, кирпичами и надзирателями , держащими свои короткие палки над голыми спинами работников, только одного – соломы, употреблявшейся по Библии при египетском плинфоделании; но и эта, не изображённая здесь подробность, подтверждена, с несомненностью, составом кирпичей, найденных в древних египетских развалинах с оттиснутыми на них именами фараонов.

Общий результат сопоставления библейских свидетельств с исследованными, доселе, особенностями древнеегипетской жизни – результат, всеми признаваемый, хотя и неодинаково оцениваемый по различию направлений того или другого исследователя, состоит в том, что, изображая жизнь в Египте патриархов и их потомков, библейское повествование представляет, в целом и в частностях, истинно египетскую картину, начертанную писателем, несомненно знавшим Египет весьма точно¹².

Для библейско-египетской географии, благодаря успехам в изучении вообще Египта, разъяснившим многое в прежнем его состоянии и в древних свидетельствах, достигнуты, равным образом, немаловажные результаты. Прежние колебания и ошибки в определении области, занятой некогда израильтянами, в настоящее время совершенно устранены. Земля Гесем, с уверенностью, опирающейся на достаточные данные, может быть теперь указана на карте; и библейское изображение её, с одной стороны, как лучшей египетской земли, с другой – как находящейся в обособлении от областей с густым коренным населением, не заключает уже чего-либо несогласимого с современным пустынным характером восточной части нижнего Египта.

Что же касается частных, названных в книге «Исход» географических пунктов, с которыми израильтяне входили в то или иное соприкосновение, то положительные успехи в их определении пока незначительны. Уверенность, с какою, лет тридцать тому назад, определялись некоторые из библейско-египетских городов, например, Рамсес, Пифом¹³, в последнее время значительно поколеблена вновь открытыми памятниками, послужившими, в свою очередь, основанием для новой географической комбинации, которую развил Бругш, один из самых авторитетных современных египтологов и которая, согласуясь, вообще, с установленным определением земли Гесем, назначает совершенно другие места для всех названных в книге «Исход» египетских городов и самого моря, чудодейственно осушившего своё дно. Не входя ни в изложение этой комбинации, ни в её разбор, заметим здесь только, что ни монументальные данные, на которых она, главным образом, основывается, ни высокий учёный авторитет её автора, не упрочили географической его комбинации, зрительно только согласуемой, а на самом деле, расходящейся с библейским повествованием, правом гражданства в науке. Возражения, какие она встретила со стороны других египтологов и археологов, проверявших её на месте, настолько сильны и содержательны, что, в настоящее время, она потеряла, можно сказать, доверие к прочной обоснованности своих положений.

Важнейшие из положительных результатов, достигнутые новыми изысканиями по географии древнего Египта, заключаются в освещении, неизвестными до того данными, некоторых пунктов в восточной части нижнего Египта и, особенно, в оживлении научного внимания к вопросам библейско-египетской географии, положительное, однако, решение которых, столь же согласное с Библией, сколько и с указаниями древних памятников – по преимуществу, дело будущего, по неполноте данных второго рода в настоящем.

Для истории собственно библейской, в данный период времени, египтология, при всех необычайных своих успехах, не открыла, доселе, в древних памятниках несомненных указаний на те лица, которые, по библейскому повествованию, находились и действовали в Египте, и на те события, которые здесь совершились. Не только имён Авраама и Иакова, но даже имени Иосифа, произведшего, в качестве полномочного министра, столь важные изменения в государственной жизни Египта, не встречено в известных египтологам текстах; звучащее в названии рукава или канала Нила в верхнем Египте имя Иосифа (Бар-ел-Юзеф – канал Иосифа) с уверенностью не может быть производным от библейского патриарха¹⁴; возбуждает, равным образом, сомнение и отнесение, найденного в надгробной надписи, упоминания о многолетнем голоде к семилетнему голоду при Иосифе¹⁵. Усилия найти в памятниках указания на Моисея сделаны в новейшее время с большой настойчивостью со стороны некоторых египтологов¹⁶, но результаты их изысканий об этом, несмотря на тщательность, ученость и остроумие, не нашли у других египтологов признания, соответствующего горячей убежденности самих авторов в верности истолкования древних текстов. Даже имя евреев с несомненностью не найдено в памятниках древней эпохи, и если некоторые из египтологов отожествляют его с «Апуриу», то это не более, как частное мнение, встречающее доселе противников. Отсутствие ясных монументальных указаний исторического характера на библейские события составляет весьма важный пробел, который, если не оказывает особенного влияния на оценку исторического значения последних, то, несомненно, служит важнейшей причиной продолжающейся неустановленности хронологического соотношения между событиями библейской и египетской истории: на какой момент последней падает деятельность Иосифа и переселение Иакова в Египет, какой из фараонов начал угнетение израильтян и при каком из его преемников вышли они из Египта, эти вопросы, привлекавшие к себе столь многих даровитых и опытных исследователей, и для настоящего времени остаются в существе дела нерешенными с положительностью, как убеждает в этом продолжающееся между египтологами и библеистами большое разнообразие ответов на эти вопросы. Еще относительно времени Иосифа существует сравнительно некоторое согласие, так как большею частью признается им эпоха владычества Гиксов в Египте, как полагали это и древние христианские хронографы; ко относительно следующих за тем событий израильской истории в существующих определениях времени применительно к истории Египта преобладает разнообразие, настолько значительное, что крайние из этих определений расходятся между собою более чем на 300 лет. Такая неодинаковость мнений, несмотря на уверенность защитников того или другого из них, ясно показывает слабость оснований, на которые опираются эти хронологические определения. И если одно из современных мнений, приурочивающее исход израильтян к правлению Менефты II, сына Рамсеса В., всего чаще повторяется и некоторыми принимается за доказанное, то на самом деле и оно имеет слабые стороны, из которых напомним здесь только одну, состоящую в непреодолимой трудности согласить с библейской хронологией время правления этого фараона, полагаемое обыкновенно около 1300 годов до Р. Хр. Вообще нужно сказать, библейско-египетская синхронистика данного круга времени не установлена еще, и библеист, строго согласующий выводы с основаниями, не может с полною уверенностью указывать на тот или другой момент египетской истории, как современный известному библейскому лицу, зная, что египетская хронология в настоящее время с положительностью не определена равным образом. Полагать, однако, что эти вопросы останутся таковыми же и на будущее время, не дает основания ни свойственное древним египтянам умалчивание о тяжелых событиях в их исторической жизни, ни исчезновение многих памятников особенно Нижнего Египта под влиянием времени, невежества и политических потрясений, которых так много испытал Египет. Исследование памятников Нижнего Египта, в котором жил израильский народ, можно сказать, началось только и далеко не простерлось еще на все остатки древности, уцелевшие здесь под густыми слоями обломков и песку, к которым мнимо-дружеское нашествие на Египет в наши дни присоединило конечно еще новые слои и к великому прискорбию в той самой местности, которую населяли некогда израильтяне, – разумеем, движение английских войск на Тель-Кебир, лежащий на северной окраине той долины, которая по всем исследованиям входила некогда в состав земли Гесем. Подтверждая неполноту современного археологического исследования Нижнего Египта, служащую некоторым основанием надежды на лучшее будущее, припомним только то, что даже бугры таких развалин, каковы на месте знаменитого Гелиополиса, систематически доселе не исследованы и что в недавнее время египтологи во время своих путешествий по Египту встречали еще развалины, не только не осмотренные, но никем, дотоле, и не упомянутые.

Но если для истории израильского народа в данный круг времени не найдено в открытых доселе памятниках Египта ясных и бесспорных указаний, то в другой исторической также области и столь же дорогой христианскому сознанию начинает выясняться знаменательный факт, – разумеем историю первобытной религии. По книге Бытия религиозная жизнь человека началась верою в единого Бога, всевышнего Владыку неба и земли. В науке известно, сколько недоумений и возражений возбудило это библейское историческое свидетельство о первобытном монотеизме, как изначальном виде религии; известно, что ни философия в лице известных своих представителей, ни история древних народов в течение долгого времени не могли понять этого свидетельства и согласовать: первая – с законами постепенности развития человеческого духа и религиозного чувства, вторая – с обычными свидетельствами о верованиях древних народов. В противовес этому философско-историческому выводу о политеизме, как первоначальном виде религии, тщательные исследования древних языческих религий открыли, как известно, замечательные данные, состоящие в следах не политеистических верований, наблюдаемых в более древних памятниках восточного язычества; но доказательная сила этих данных значительно ослабляется трудностью и неодинаковостью решения вопросов о времени происхождения тех или других письменных памятников азиатского язычества и о влияниях, под действием которых сложилось содержащееся в них учение. Для научного обоснования библейского учения о монотеизме, как изначальном веровании, нужны поэтому другие еще памятники, время происхождения которых может быть установлено на прочных основаниях и которые поэтому могли бы служить бесспорными указателями действительного хода религиозной мысля древних народов. Важное значение в этом отношении египтологии состоит в том, что она может и всего более в состоянии удовлетворить этой научной потребности, так как она имеет в своем распоряжении весьма большое число текстов религиозного содержания, принадлежащих на основании ясных признаков, внутренних и внешних, различным временам египетской истории и сохранившихся без позднейших изменений и дополнений в том виде, какой они первоначально получили от своих авторов. И, действительно, сравнение египетских религиозных текстов по содержанию и времени их происхождения привело уже некоторых из авторитетных египтологов к весьма важному заключению относительно характера египетской религии в древнейшую эпоху. Для большей вразумительности выразим этот вывод собственными по возможности словами египтологов. Указав на то, что в «самых древних египетских текстах, гимнах и погребальных молитвах» призывается «Бог, а не боги», «Бог единый и единственный», «от которого произошли миллионы существ», знаменитый французский египтолог де-Руже, сохранивший и по смерти свой ученый авторитет, спрашивает: «есть ли это прекрасное учение продукт веков?» и дает на это следующий ответ: «положительно нет, ибо это учение существовало более, чем за 2000 лет до рождества Христова. Напротив, политеизм идет вперед и развивается непрерывно до времен Птоломеев. Теперь более уже 5000 годов, как в долине Нила начали петь гимны единству Божию и бессмертию души; в последнее же время (древней истории), мы, продолжает египтолог, видим Египет погруженным в самый грубый политеизм. Верование в единство Высочайшего Существа, в свойства Его, как творца и законодателя, давшего человеку бессмертную душу, вот первобытные понятия, как бы обрамленные подобно неразрушимому алмазу мифическими наслоениями, какие образовались в течение ряда веков этой древней цивилизации»¹⁷ По свидетельству другого французского же египтолога Робиу, древнейшие из египетских текстов, восходящие к 4-й, 5-й и 6-й династиям, представляют «ту особенно замечательную, общую им черту, что слово Бог в них весьма часто употребляется в единственном числе, без привнесения каких-либо мифологических образов», когда например, говорится: «не могут исправить то, что сделал Бог тому, кто Его отвергает», «любит Бог послушание», «добрый сын дар Бога» и т.п.; но вместе с этим, в тех же текстах, говорит египтолог, выражается представление и о существовании многих богов, вместе с «Великим Богом» призываются уже Анубис, Тот, Xем и др. Усматривая в этом явное противоречие, названный египтолог разрешал это предположением, что эти тексты составлены в момент перехода ионотеизма к политеизму, когда, как он говорит, «переданное отцами возвышенное представление о Боге начало ослабляться», когда «не только идея божественного единства становится все более и более смутною, но и творческое всемогущество начинает представляться под формою земного плодородия и смешиваться с предметами материальными»¹⁸. С того времени, когда был высказан этот замечательный взгляд на историю древнейшей египетской религии, прошло более 10 лет, в течение которых изучение этой религии сделало новые успехи, не поколебавшие, однако, в глазах некоторых по крайней мере египтологов¹⁹, прежнего понятия об ее древнейшем характере. «Остается неприкосновенно верным», – приведем слова современного английского египтолога Репуфа,– «что более высокие доктрины египетской религии не суть позднейшие, сравнительно, результаты процесса развития и что они не произошли из более грубых воззрений. Напротив, доказано, что благороднейшие и возвышеннейшие стороны этой религии суть древнейшие; последнею же ступенью ее развития была та, которая по грубому своему извращению известна была греческим и латинским писателям как языческим, так и христианским»²⁰. Раскрывая содержание высоких представлений о Боге древней религии Египта, названный английский египтолог приводит при этом ряд замечательных изречений, извлеченных им из древних текстов, в которых Бог, по-египетски «нутар»²¹, называется в единственному числе. Вот некоторые из них. В папирусе (так называемом – Присса), который признают египтологи «древнейшей в мире книгой», египетский принц Пта-готеп, сын царя Ассы (5-я династии), умудренный опытом своей жизни, говорит между прочим следующее:

«Если ты возвысился из ничтожества и собрал сокровища, бывши прежде бедным, так что стал именит в своем городе и люди тебя знают за твое богатство и живешь ты как важный господин, то сердце твое пусть не надмевается ради богатства, потому что виновник этого есть Бог»²². «Если кто гордо превозносится, то Бог, дающий ему силу, смирит его». «Если ты мудр, то воспитывай своего сына так, чтобы он любил Бога».

В лейденском папирусе встречается такое изречение: «Счастлив тот, кто ест свой собственный хлеб. Владей тем, что принадлежит тебе, с радостным сердцем; а чего не имеешь, то приобретай трудом: человеку полезно есть свой хлеб: Бог дарует это каждому, Его почитающему».

Или вот еще, например, два краткие изречения, встречающиеся в папирусе здешнего императорского Эрмитажа, обнародованном отечественным нашим египтологом В. С. Голенищевым:

«Бог да будет прославляем за все свои дары».

«Бог знает злого, Он наказуем до крови»²³.

Выводимое из этих и подобных им свидетельств заключение к тому, что религия египтян в древнейшую эпоху была чище, возвышеннее, словом ближе к монотеизму, чем в последующие времена, еще не составляет, однако общепринятого положения в современной египтологии. По мнению некоторых из египтологов вопрос о характере древнейших верований египтян есть не более, как открытый в настоящее время вопрос²⁴, а другие решают его даже в том смысле, что присущую египетской религии с ранней поры монотеистическую идею признают результатом уже дальнейшего развития, прошедшего две предшествующие ступени – фетишизма и политеизма²⁵. Но разве постигалась когда-либо самим человеком, скоро и без колебаний, какая-либо истина, а тем более эта истина, столь явно разногласящая с известными новыми представлениями о первобытном человеке, – истина, научным признанием которой неизбежно опровергаются эти представления? Разумеем, библейскую отметину исторического предшествования единобожия языческому многобожию.

Вот краткий обзор современного состояния исследований древнеегипетских памятников, имеющих отношение к различным сторонам повествования Пятикнижия. В небольшой сравнительно период времени, протекший после открытия ключа к древним письменам, сделано уже неутомимыми тружениками науки многое, и везде, где исследования достигали надлежащей полноты, «священный текст, по выражению одного из египтологов, с торжеством вышел из испытания»²⁶. Истинно-египетская картина, чем признано библейское повествование о пребывании израильтян в Египте, тем более знаменательна и должна быть поучительна, что не могли избежать ошибок против египетской жизни даже такие проницательные ее наблюдатели, каким был отец истории. Но вместе с тем остается еще здесь не мало и пробелов; еще многие нетронутые бугры древних египетских развалин ждут исследований, в которых пора принять деятельное участие и нашему дорогому отечеству, имеющему между сынами своими вполне приготовленных к этому. Во имя библейской науки желательно, чтобы православное палестинское общество, подобно другим таким же обществам у западных народов²⁷, приобщило к своим, достойным полного сочувствия и содействия задачам, и исследование памятников древнего Египта.