Глава II. Учебно-воспитательная служба

«Самое действительное средство к воспитанию истинного вкуса в сердце есть церковность, в которой неисходно должны быть содержимы воспитываемые дети».

Преосв. Феофан

«Полюбите детей и они вас полюбят».

«Вот программа начальствующих всех родов: растворяй строгость власти кротостью, старайся любовью заслужить любовь, и бойся быть страшилищем для других. Истинная доброта не чуждается, где должно, строгого слова, но оно в устах ее никогда не имеет горечи обличения и укора».

Преосв. Феофан

Из первых восемнадцати лет общественной службы Преосв. Феофана большая часть была посвящена педагогической деятельности, с некоторым перерывом пребывания в наших заграничных миссиях Палестины и Константинополя. Он служил в нескольких местах и во всех типах духовной школы от низшей до высшей, прошел в них административные должности, начиная с начальника духовного училища до ректора Академии. Из смотрителей Киево-Софийского училища в декабре 1842 г. он был назначен инспектором и преподавателем логики и психологии в Новгородскую семинарию, через два года переведен в С.– Петербургскую Академию на должность бакалавра нравственного богословия. В 1855 г. был назначен ректором Олонецкой семинарии и, наконец, 13 июня 1857 г. занял высший учебный пост – ректора С.-Петербургской Академии. Немного имеется положительных сведений об учебно-воспитательной службе Преосв. Феофана, но судя по этим сведениям, а главное по его педагогическим взглядам и сочинениям, ясно видно, насколько она была высока и плодотворна. В своей воспитательной деятельности святитель является истинным христианским педагогом-идеалистом, с самыми возвышенными взглядами на дело, с самыми широкими требованиями к своему долгу. Христианскую любовь он считал основным началом воспитательных мер, а храм Божий и богослужение – лучшей средой и средством доброго воспитания. Инок-педагог не был сторонником формальных, механических мероприятий, верил только в силу любви, придавал значение только нравственным воздействиям воспитателя на питомца. «Полюбите детей и они вас полюбят» – говорил он в ответ всем вопрошающим о лучших способах воспитания. «Вот программа начальствующих всех родов – растворяй строгость власти кротостью, старайся любовью заслужить любовь, и бойся быть страшилищем для других. Истинная доброта не чуждается, где должно, строгого слова, но оно в устах ее никогда не имеет горечи обличения и укора»¹⁵.

Безусловно правильным, соответствующим природе человека, по учению святителя, нужно считать только религиозно-нравственное воспитание, а развитие духа церковности лучшим средством к тому. «Самое действительное средство к воспитанию истинного вкуса в сердце есть церковность, в которой неисходно должны быть содержимы воспитываемые дети. Сочувствие ко всему священному, сладость пребывания среди его, ради тишины и теплоты не могут лучше напечатлеться в сердце. Церковь, духовное пение, иконы – первые, изящнейшие предметы по содержанию и по силе»¹⁶. Подобными возвышенными взглядами Преосв. Феофан руководился в своей педагогической практике. По воспоминаниям лиц, знавших его инспекторскую службу в Новгородской семинарии, последняя представляется в следующем виде. Молодой инок, убежденный, что православная Церковь со своими возвышенными и умилительными священнодействиями есть лучшая воспитательница, старался держать духовное юношество вблизи Церкви и под ее благодатным влиянием. Он неопустительно присутствовал на домашних молитвах учеников, в праздничные дни совершал богослужение, причем своей горячей молитвой и проповедью слова Божия располагал их к храму и воспитывал любовь к богослужению. Он нередко беседовал с юношами о правильном удовлетворении телесных потребностей, а чаще всего о душе, как ее поставить в общение с Богом и сохранить чистоту совести и сердца. Для духовного развития настоятельно рекомендовал чтение нравственно-религиозных книг, особенно слова Божия и творений свв. Отцов с назидательными жизнеописаниями их. Из светской литературы указывал только на книги с добрым нравственным направлением, не противные христианству. Чтобы разумно наполнить досуг воспитанников и предохранить от праздности, инспектор располагал их к физическим трудам – к столярному и переплетному ремеслу, а также к занятиям живописью. Последнюю он сам особенно любил и был довольно искусным художником. В летнее время иногда предпринимал с юношами продолжительные загородные прогулки с целью физического освежения от утомительных умственных занятий и предоставления им здоровых и невинных развлечений¹⁷.

Как преподаватель нравственного богословия в столичной Академии Преосвященный был выдающимся профессором своего времени. Освободив эту науку от старого схоластического метода и дав новое жизненное направление, он тем самым поставил ее из тогдашних второстепенных предметов в кругу богословских знаний на видное, соответствующее ее важному значению место. Взамен прежнего сухого сборника правил христианского поведения нравственное богословие со времени Феофана стало действительным руководством духовной жизни. Ярким выражением блестящей профессорской деятельности его является «Начертание христианского нравоучения», представляющее свод академических чтений и выходившее в печати вначале под названием «Писем о христианской жизни». Написанная с одной стороны на основании глубокого знания душевных явлений и собственного внутреннего опыта автора, а с другой стороны на основании не менее глубокого изучения слова Божия и святоотеческих писаний, книга создала целую эпоху в развитии русской богословской мысли и раз навсегда положила конец господству схоластики в области христианского нравоучения. Преосв. Феофан первый из православных богословов дал нравственным явлениям психологическое обоснование и законы нравственного порядка вывел из устройства человеческой природы. Так как науки христианской психологии у нас и до настоящего времени еще не существует, то автору, при составлении своего труда, по необходимости пришлось пользоваться одними собственными наблюдениями над духовным миром. Насколько были широки и плодотворны эти наблюдения, показала последующая судьба книги. Нам лично приходилось неоднократно слышать от семинарских преподавателей богословия, что «Начертание» для них является безусловно лучшим, незаменимым руководством. Для читателя, впервые знакомящегося с книгой, открывается целый мир новых идей, а известные явления освещаются с таких сторон, с каких не предполагаешь и какого понимания не встретишь нигде в другом месте. Все положения автора и доказательства в пользу их обладают замечательной силой убедительности, ибо они не есть только плод отвлеченной умственной работы, но и явно носят печать глубоко чувствующего сердца и пережитого внутреннего духовного опыта.

Еще более важное значение, чем личная учебно-воспитательная деятельность святителя имеют для нас его педагогические взгляды по вопросам христианского воспитания и образования, встречающиеся во многих его произведениях и группированные, главным образом, в сочинении «Путь ко спасению». Преосв. Феофан представляет редкую, исключительную личность истинно христианского, православного педагога. Он оставил нам целую науку о воспитании, в которой с поразительной глубиной психологического наблюдения и замечательной широтой жизненного опыта раскрыты все важнейшие вопросы христианской педагогики. В ней яркими чертами нарисован истинный идеал воспитания и образования и в соответствие ему указаны требования от личности учителя и воспитателя; с точки зрения этого идеала рассмотрено наше современное воспитание, отмечены его существенные недостатки и указаны средства к улучшению как общие, так и частные, применительно к возрасту и развитию питомца, наконец, изображены плоды доброго воспитания и пр. Взгляды эти настолько возвышены и целесообразны, что их необходимо усвоить и принять в руководство всем, желающим воспитывать своих детей и учеников в духе христианской веры и благочестия. Для знакомства с ними мы считаем за лучшее важнейшие и более существенные пункты выписать подлинными словами, дабы не утратить глубины содержания, замечательной простоты и вместе художественности их внешнего выражения.

Святитель-педагог высоко ставит великое дело христианского воспитания детей и в этом важном предмете первостепенное значение придает выяснению вопроса о задачах и целях его. «Воспитание из всех святых дел, – говорит он, – самое святое... Надобно так расположить дух учеников, чтобы у них не погасло убеждение, что главное у нас дело есть Богоугождение, а научность есть придаточное качество, случайность, годная только на время настоящей жизни. Должно быть поставлено непреложным законом, чтобы всякая, преподаваемая христианину, наука была пропитана началами христианскими, и притом православными... У нас самое опасное заблуждение то, что преподают науки без всякого внимания к истинной вере, позволяя себе вольность или ложь, в том предположении, что вера и наука – две области, решительно разъединенные. Дух у нас один. Он же принимает науки, и напитывается их началами, как принимает веру и проникается ею. Как же можно, чтобы они не приходили в благоприятное или неприятное соприкосновение здесь?.. Если в таком порядке будет ведено обучение, чтобы вера и жизнь в духе веры высились над всем во внимании обучаемых, и по образу занятия и по духу преподавания, то нет сомнения, что положенные в детстве начала не только будут сохранены, но и возвысятся, укрепятся и придут в соразмерную зрелость. А как это благодетельно»¹⁸!

Соответственно возвышенному взгляду на задачи воспитания, велики требования и к личности христианского воспитателя. «Воспитатель должен пройти все степени христианского совершенства, чтобы впоследствии в деятельности уметь держать себя, быть способным замечать направление воспитываемых, и потом действовать на них с терпением, успешно, сильно, плодотворно. Это должно быть сословие лиц чистейших, богоизбранных и святых»¹⁹.

Обращаясь к нашему современному воспитанию, Преосв. Феофан находит в нем много существенных недостатков, важнейшим источником которых признает следующие причины: «а) отдаление от Церкви и благодатных ее средств. Это заморяет росток христианской жизни, разобщая ее с источниками и она увядает, как увядает цвет, поставленный в темном месте. б) Невнимание к отправлениям телесным. Думают, что тело может всячески развиться без вреда для души: между тем, в его отправлениях седалища страстей, кои вместе с его развитием развиваются, коренятся и овладевают душой. Проникая телесные отправления, страсти получают в них себе оседлость, или устрояют из них неприступную некоторую крепость и тем упрочивают за собой власть на все последующее время. в) Безобразное, не направленное к одной цели развитие сил души. Не видят цели впереди, – не видят пути к ней. Отсюда, при всей заботе о современнейшем образовании, ничего более не делают, как только раздувают пытливость, своеволие и жажду наслаждений. г) Совершенное забвение о духе²⁰. Молитва, страх Божий, совесть редко берутся во внимание. Была бы исправность видимая, а те внутреннейшие состояния всегда предполагаются и всегда потому оставляются сами себе. д) Во время – обучения – закрытие главнейшего дела побочными, заслонение сего единого – множеством других»²¹.

В целях улучшения современного христианского воспитания, необходимо принять в руководство следующие общие педагогические меры: 1) «Хорошо понять и усвоить начала истинного христианского воспитания и действовать по ним прежде всего дома. Домашнее воспитание есть корень и основание всему последующему. Хорошо воспитанного и заправленного дома, превратное школьное воспитание не так легко собьет с прямого пути. 2) Вслед затем, перестроить по новым, истинным началам школьное воспитание, внести в него христианские элементы, неисправное исправить; главное – держать во все время воспитания воспитываемого под обильнейшим влиянием св. Церкви, которая всем своим устроением спасительно действует на созидание духа. 3) Нужнее всего воспитывать воспитателей, под руководством таких лиц, кои знают истинное воспитание не по теории, а по опыту. Образуясь под надзором опытнейших воспитателей, они опять передадут свое искусство другим, последующим и т. д.»²².

Чем ни раньше положить начало практическому применению этих общих воспитательных средств, тем лучше. Семейное воспитание возможно и необходимо начать с самого раннего младенчества. Церковность и благочестие родителей лучшие и незаменимые способы воздействия на ребенка в этом периоде. Создать вокруг колыбели младенца христианскую атмосферу, окружить священными предметами и путем примера жизни благочестиво настроенных родителей открыть доступ религиозным впечатлениям к душе его, значит бессознательно, но прочно заложить основы истинно христианской жизни.

«Здесь, прежде всего, внимание останавливается на младенце в колыбели, до пробуждения в нем каких-либо способностей. Младенец живет, следовательно можно влиять на его жизнь. Здесь приложимы св. тайны, за ними вся церковность, и с ними вместе вера и благочестие родителей.

Все сие, в совокупности, составит спасительную вокруг младенца атмосферу. Всем сим таинственно наитствуется благодатная жизнь, зачатая в младенце.

«Частое причащение св. Христовых Таин живо и действенно соединяет с Господом нового члена Его, чрез пречистое тело и кровь Его, освящает его, умиротворяет в себе и делает неприступным для темных сил. Поступающее таким образом замечают, что в тот день, когда причащают дитя, оно бывает погружено в глубокий покой, без сильных движений всех естественных потребностей, даже тех, кои в детях сильнее действуют. Иногда оно исполняется радостью и игранием духа, в коем готово всякого обнимать, как своего. Нередко св. причащение сопровождается и чудодействиями. Св. Андрей Критский в детстве долго не говорил. Когда сокрушенные родители обратились к молитве и благодатным средствам, то во время причащения Господь благодатью Своей разрешил узы языка, после напоившего Церковь потоками сладкоречия и премудрости. Один доктор по своим наблюдениям свидетельствовал, что в большей части детских болезней следует носить детей к св. причащению, и очень редко имел нужду употреблять потом медицинские пособия».

«Большое влияние имеет на детей частое ношение в церковь, прикладывание к св. кресту, Евангелию, иконам, накрывание воздухами; также и дома – частое поднесение под иконы, частое осенение крестным знамением, окропление св. водой, курение ладаном, осенение крестом колыбели, пищи и всего прикасающегося к ним, благословение священника, приношение в домы икон из церкви и молебны; вообще – все церковное чудным образом возгревает и питает благодатную жизнь дитяти, и всегда есть самая безопасная и непроницаемая ограда от покушения невидимых темных сил, которые всюду готовы проникнуть в развивающейся только душе, чтобы своим дыханием заразить ее»!

«Под этим видимым охранением есть невидимое: Ангел Хранитель, Господом приставленный к младенцу с самой минуты крещения. Он блюдет его, своим присутствием невидимо влияет на него и в нужных случаях внушает родителям, что надо сделать с находящимся в крайности детищем».

«Но все эти столь крепкие ограды, эти сильные и действительные наития может разорить и лишить плода неверие, небрежность, нечестие и недобрая жизнь родителей. Есть непостижимая для нас связь души родителей с душой детей, и мы не можем определить, до какой степени простирается влияние первых на последних. Дух веры и благочестия родителей должно почитать могущественнейшим средством к сохранению, воспитанию и укреплению благодатной жизни в детях».

«Дух младенца как бы не имеет еще движения в первые дни, месяцы, даже и годы. Что-нибудь передать ему для усвоения обычным путем нельзя. Но можно действовать на него посредственно».

«Есть некоторый особенный путь общения душ чрез сердце. Один дух влияет на другой чувством. Такое влияние на душу младенца тем удобнее, чем полнее и глубже родители сердцем своим обращены на младенца. Отец и мать исчезают в дитяти и, как говорят, не чают души. И если их дух проникнут благочестием, то быть не может, чтобы, оно по своему роду не действовало на душу дитяти. Лучший внешний проводник при этом – взор. Тогда как в других чувствах душа остается сокрытой, глаз открывает ее взору другим. Это точка встречи одной души с другой. Пусть же чрез сие отверстие проходят до души дитяти души матери и отца с чувствами святыми. Они не могут не намащать ее этим святым елеем. Надобно, чтобы во взоре их светилась не одна любовь, которая так естественна, но и вера, что на руках у них более, чем простое дитя, и надежда, что Тот, Кто дал им под надзор сие сокровище, как некоторый сосуд благодати, снабдит их и достаточными силами к тому, чтобы сохранять его».

«Когда таким образом родители оградят колыбель своего дитяти духом искреннего благочестия, то этим составится вокруг зачинающейся жизни сродная ей духовная атмосфера, которая перельет в нее и свой характер, подобно тому, как и кровь, начало жизни животной, в свойствах своих много зависит от окружающего воздуха. Говорят, что вновь устроенный сосуд хранит долго, если не всегда, запах того вещества, которое вольют в него в ту пору. Тоже должно сказать и о показанном устроении около детей. Оно благодатно-спасительно проникнет в установляющиеся формы жизни дитяти и будет полагать на них печать свою. Здесь же и непроходимая преграда влиянию духов злобы».

«Начавши такое устроение от колыбели, должно уже продолжать его потом и во все время воспитания: и в детстве, и в отрочестве, и в юношестве»²³.

С возрастом и раскрытием душевных сил ребенка родители должны систематически и всесторонне развивать способности его. Истинно доброе и нравственное настроение детей надобно созидать положительным действием на все их силы: ум, волю и сердце.

На ум. «Главное, что должно иметь в виду, это здравые понятия и суждения по началам христианским о всем встречающемся или подлежащим вниманию детей, что добро и зло, что хорошо и худо. Это сделать очень легко посредством разговоров и опросов. Родители сами говорят между собой; дети прислушиваются и почти всегда усвояют себе не только мысли, но даже обороты их речи и манеры. Пусть родители, когда говорят, называют вещи собственными их именами. Например: что значит настоящая жизнь, чем она кончится, от кого все получается, что такое – удовольствия, какое достоинство имеют те или другие обычаи и пр. В непродолжительном времени этим простым средством можно передать здравые начала для суждений о вещах, кои потом не изгладятся надолго, если не на всю жизнь. Таким образом, в самом корне будет подавлено мирское мудрование и пытливость злая, ненасытная. Истина доступна всякому. Что малое христианское дитя премудрее философов – показал опыт. Он и теперь повторяется, но прежде он был повсюду. Например: во время мученичества, малые дети разумно рассуждали о Господе Спасителе, о безумии идолопоклонства, о будущей жизни; это оттого, что мать или отец натолковали им о том в простой беседе».

На волю. «Дитя многожелательно: все его занимает, все влечет к себе и рождает желания. Не умея различать доброго от злого, оно всего желает и все, что желает, готово выполнить. Дитя, предоставленное самому себе, делается неукротимо своевольным. Потому родителям строго должно блюсти эту отрасль душевной деятельности. Самое простое средство к заключению ее в должные пределы состоит в том, чтобы расположить детей ничего не делать без позволения. Пусть со всяким желанием прибегают к родителям и спрашивают: можно ли сделать то или другое? Естественным следствием такого настроения будет полное послушание и покорность во всем воле родителей, наперекор своей, расположение во многом отказывать себе и навык к этому, или умение; а главное, опытное убеждение в том, что не должно слушать во всем себя. Это всего понятнее для детей из их же опытов, что они многое желают, а между тем это желаемое вредно для их тела и души. Отучая от своей воли, надо приучать дитя делать добро. Для этого пусть родители сами представят истинный пример доброй жизни и знакомят детей с теми, у коих главные заботы не о наслаждениях и отличиях, а о спасении души. Дети любоподражательны. Как рано они умеют копировать мать и отца! Вместе с тем и самих детей надо вызывать на добрые дела, и сначала приказывать им делать их, а потом наводить, чтобы сами делали. Самые обыкновенные при этом дела суть: милостыня, сострадание, милосердие, уступчивость и терпение. Всему этому весьма не трудно приучить. Случаи поминутны, стоить взяться. Отсюда выйдет воля с настроением на разные добрые дела и вообще с тяготением к добру. И доброделанию надобно научить, как и всему другому».

На сердце: «Под таким действованием ума, воли и низших сил, само собой и сердце будет настраиваться к тому, чтобы иметь чувства здравые, истинные, приобретать навык услаждаться тем, что действительно истинно услаждает, и нисколько не сочувствовать тому, что, под прикрытием сладости, вливает яд в душу и тело. Сердце – способность вкушать и чувствовать насыщение. Самое действительное средство к воспитанно истинного вкуса в сердце есть церковность».

Родители должны быть особенно бдительны при раскрытии в ребенке высших способностей человека – обнаружений его духа, к которому относятся – страх Божий, совесть и молитва. «Страх Божий рождает молитву и освежает совесть. Нет нужды, что все это обращается к иному, невидимому миру. У детей есть к тому предрасположение, и они скоро усваивают себе эти чувства. Особенно молитва прививается очень легко и действует не языком, а сердцем. Оттого они охотно и без устали участвуют и рады этому. Потому не должно лишать их этой части образования, а мало по малу вводить их в сие святилище нашего существа. Чем раньше напечатлеется страх Божий и возбудится молитва, тем прочнее будет благочестие во все последующее время. Ближайшего руководства требует совесть. Здравые понятия, с добрым примером родителей и другими способами обучения добру, и молитва освятят ее и напечатлеются достаточные основания для последующей доброй деятельности. Но главное, в них должно образовать настроение в совестливости и сознательности. Сознательность есть дело чрезвычайной важности в жизни; но как трудно ее образовать, так легко и заглушить в детях. Воля родителей для малых детей есть закон совести и Божий. Сколько есть у родителей благоразумия, пусть так распоряжаются своими повелениями, чтобы не поставлять детей в необходимости быть преступниками их воли; а если уже сделались такими – сколько можно располагать их к раскаянию. Что мороз для цветов, то и отступление от родительской воли для дитяти; оно не смеет смотреть в глаза, не желает пользоваться ласками, хочет убежать и быть одно, а между тем душа грубеет, дитя начинает дичать. Как хорошо предварительно расположить его к раскаянию, сделать, чтобы без боязни, с доверием и со слезами пришло и сказало: «вот я то и то сделал худо». Само собой что все это будет касаться одних обыкновенных предметов; но хорошо и то, что здесь положится основание будущему постоянному истинно-религиозному характеру – тотчас вставать по падении, образуется умение скорого покаяния и очищения себя или обновления слезами»²⁴.

Не одни душевные и духовные, но и телесные силы ребенка требуют тщательного ухода и развития. Преосвященный-педагог рассматривает главные отправления человеческого тела – питание, движение и чувствительность или деятельность нервов и дает руководственные советы к образованно добрых привычек в отношении каждого из них. Следует приучать детей – в питании к умеренности и воздержанию, в движениях – к трудам, живости и степенности, в отношении чувствительности – безбоязненно переносить перемены температуры – воды, воздуха, ушибы и боли и пр. Естественное назначите тела служить орудием духа, а потому с ранних лет его нужно воспитать так, чтобы оно содействовало и помогало, а не тормозило и препятствовало развитию нашей духовной деятельности. Все, возбуждающее нашу чувственность и питающее страсти, должно настойчиво устранить из детской жизни.

«Кто приобрел такой навык, тот счастливейший человек в мире. Душа в таком человеке является владычицей тела, с другой стороны заграждается в нее вход непотребному зелью чувственных наслаждений, своеволия, телолюбия или саможаления. А это очень важно в жизни христианской, по самому существу своему отрешенной от чувственности и всякого угодия плоти. Итак, не должно оставлять на произвол развитие тела дитяти, а надо держать его под строгой дисциплиной с самого начала, чтобы потом передать его в руки самого воспитываемого уже приспособленным к жизни христианской, а не враждебным ей. Истинно любящие детей родители-христиане не должны жалеть ничего, даже своего родительского сердца, чтобы доставить сие благо детям; ибо иначе все последующие дела их любви и попечения будут или малоплодны, или даже бесплодны. Тело – седалище страстей, и большей частью самых свирепых, каковы похоть и гнев. Оно же и орган, чрез который демоны проникают в душу»²⁵.

Переходя от детского воспитания к воспитанию юноши, существенно необходимо установить требование, чтобы последнее, будет ли оно в семье или вне ее, неизменно велось в полном соответствии с первым, т. е. носило религиозно-нравственный характер. Иначе будет разорено все, что с таким трудом созидалось вначале. Так как с развитием детей начинают заметно сказываться их индивидуальные духовные способности, а также особенности возраста, имеющие важное значение в воспитательном отношении, то наставники и руководители должны внимательно изучать эти явления и в своей деятельности сообразоваться с ними. Желая дать руководственные указания по этому предмету, Преосв. Феофан прежде всего изображает типические черты периодов обучения и воспитания. Особенно подробно он останавливается на характеристике юности, как возраста более других подверженного опасностям и потому более других представляющего затруднений для воспитательного воздействия. Юность по преимуществу неровный, волнистый период человеческой жизни, когда все потребности природы в живом, сильном возбуждении и каждая требует своего удовлетворения. Уж одна порывистость и беспорядочность движений опасна сама по себе, ибо легко может увлечь за пределы дозволенного и полезного. Эта опасность значительно увеличивается от присутствия некоторых нравственных качеств, специально свойственных юности, каковы – жажда впечатлений, склонность к общению, желание все критиковать и др. Первое во внешнем поведении характеризуется некоторой стремительностью и большим разнообразием действий юноши. Он обычно ищет все новых и новых впечатлений. Не довольствуясь своим наличным духовным содержанием, нередко выражает намерение переиспытать и пережить предметы и явления жизненного опыта других. Чтобы удовлетворить этой потребности, юноша набрасывается на книги, которые читает с жадностью, с увлечением и часто без всякого разбора. Отсюда свободно может образоваться вредная в нравственном отношении склонность к легкому, поверхностному и беспорядочному чтению. Нередко также юноша не удовлетворяется окружающей его действительностью и настойчиво стремится проникнуть и открыть завесу будущего. И вот он без конца начинает фантазировать и строить обширные, несбыточные планы на лучшее будущее, на свою выдающуюся роль в нем и пр. Часто повторяясь, подобные настроения легко могут развиться в болезненную мечтательность и фантазерство. Прекрасная сама по себе черта – склонность к общению иногда становится для юноши источником важных жизненных затруднений и даже больших бед. Она обычно влечет молодого человека в среду своих сверстников и товарищей. Конечно, каждый стремится найти лучшее общество, но нередко по неопытности и незнанию жизни человек попадает в такие кружки, которые бессознательно, а то и намеренно создали превратное направление и преследуют дурные цели. Подобные товарищества сильно заражают, а иногда прямо развращают чистого юношу, по выражению Слова Божия, тлят обычаи благи беседы злы. Особенно опасно для христианской веры присущее молодости стремление все подвергать сомнению и своей критике. Тогда человек впервые начинает пользоваться своими собственными пробудившимися силами. Он обычно преувеличивает их значение, становится самонадеян и склонен к отрицанию всякой сторонней опеки, всякого авторитета, хотя бы и общепризнанного. Юноша создает собственные идеалы жизни или вычитывает их из книжных теорий, которые иногда не только не соответствуют истине, но и противны здравому смыслу. Воспроизведем высоко-художественное изображение Преосв. Феофаном юности и ее опасностей.

«Река жизни нашей пресекается волнистой полосой юности. Это время воскипения телесно-духовной жизни. Тихо живет дитя и отрок, мало быстрых порывов у мужа, почтенные седины склоняются в покою; одна юность кипит жизнью. Надобно иметь очень твердую опору, чтобы устоять в это время от напора волн. Сама беспорядочность и порывистость движений опасна. Начинаются первые его собственные движения – начатки пробуждения его сил, и имеют для него всю прелесть: силой своего влияния они вытесняют все, что прежде было положено на мысль и сердце. Прежнее для него станет мечтой, предрассудком. Только настоящие чувства истинны, только они имеют действительность и значение».

«Юноша живет сам по себе, и кто исследует все движения и уклонения его сердца? Это то же, что исследовать путь птицы в воздухе или бег корабля в воде! Что брожение вскисающей жидкости, что движение стихий при разнородной их смеси, то сердце юноши. Все потребности так называемой природы в живом возбуждении, каждая подает голос, ищет удовлетворения. Как в природе нашей качествует расстройство, так и совокупность этих голосов то же, что беспорядочные крики шумной толпы».

«И сама по себе юность опасна; но к этому присоединяются еще два, свойственные этому возрасту, влечения, от которых юношеские возбуждения сильнее разгораются и приобретают большую силу и опасность. Это: а) жажда впечатлений, и б) склонность к общению».

"Жажда впечатлений сообщает некоторую стремительность, непрерывность и разнообразие действиям юноши. Ему хочется все испытать самому, все видеть, все слышать, везде побывать. Ищите его там, где есть блеск для очей, гармония для слуха, простор для движения. Он хочет быть под беспрерывным потоком впечатлений, всегда новых и потому разнообразных. Ему не сидится дома, не стоится на одном месте, не внимается к одному предмету. Его стихия – развлечения. Но этого для него мало; он не довольствуется действительным, личным испытанием, а хочет усвоить и как бы перенесть на себя впечатления других, изведать, что чувствовали, как действовали другие сами по себе, или в подобных ему обстоятельствах. Затем он кидается на книги и начинает читать; перебирает одну книгу за другой, часто не разбирая содержания их; у него главное – найти так называемый эффект, из какого бы рода вещей он ни был и чего бы ни касался. Ново, изобразительно, остро – самая лучшая для него рекомендация книг. Здесь обнаруживается и образуется склонность к легкому чтению – та же жажда впечатлений, только в другом виде. Но и здесь еще не все. Юноша часто наскучивает действительностью потому, что как бы ее навязывают ему со стороны: это связывает его и заключает слишком в определенных границах, а он ищет некоторой свободы. Затем он часто отрывается от действительного, уходит в свой созданный мир и там начинает действовать на славу. Фантазия строит ему целые истории, где большей частью герой – его собственное лицо. Юноша только вступает в жизнь. Пред ним обольстительное, заманчивое будущее. Со временем и ему таким надобно быть: что же он будет? Нельзя ли как приподнять эту завесу и посмотреть? Фантазия, очень подвижная в эти лета, не медлит удовлетворением. Здесь обнаруживается и в таком роде действий воспитывается мечтательность. Мечты, легкое чтение, развлечения, все это одно почти по духу – дети жажды впечатлений, жажды нового, разнообразного. И вред от них одинаков. Ничем нельзя лучше заморить добрых семян, положенных прежде на сердце юноши, как ими».

«Юношеский возраст есть время живых чувств. Они у его сердца – как прилив и отлив у берегов моря. Его все занимает, все удивляет. Природа и общество открыли пред ним свои сокровища. Но чувства не любят быть скрытыми в себе, и юноша хочет делиться ими. Потребность благородная, но она может быть и опасной! Кому вверяешь свои чувства, тому даешь некоторым образом власть над собой. Как же надобно быть осторожным в выборе близкого лица! Встретишь такого, который далеко, далеко может завести от прямого пути. Само собой разумеется, что добрый естественно стремится к доброму, а отклоняется от недоброго. Есть на это некоторый вкус у сердца. Но, опять, как часто случается простосердечию быть завлеченным хитростью! Не столько, впрочем, опасности в дружбе, сколько в товариществе. Редко видим друзей, но больше знакомых и приятелей. А здесь сколько возможно и сколько бывает зла? Есть кружки приятельские с очень недобрыми правилами. Склонившись к ним, не заметишь, как объединишься с ними в духе, подобно тому, как незаметно наполнишься смрадом в смрадном месте. Они сами часто теряют сознание непотребства своего поведения, и спокойно грубеют в нем. Если и пробуждается в ком это сознание, он не имеет сил отстать. Каждый опасается объявить о том, ожидая, что его после всюду будут преследовать колкостями, и говорит: «так и быть, может быть пройдет». Тлят обычаи благи беседы злы.

«Самый верх опасностей для юноши – от обращения с другим полом. Тогда как в первых соблазнах юноша сбивается с прямого пути, здесь он кроме того теряет себя».

«Кроме этих опасностей, вытекающих из свойств юношеского возраста, есть еще две: во-первых – настроение, по которому до небес возносится знание рассудочное, или своеличное постижение. Юноша считает преимуществом – на все налагать тень сомнения, и все то ставить в стороне, что не совпадает с меркой его понимания. Этим одним он отсекает от сердца все настроение веры и Церкви, следовательно, отпадает из нее и остается один. Ища замены оставленному, кидается на теории, построенные без соображения с откровенной истинной, опутывает себя ими, и изгоняет из своего ума все истины веры. Еще больше беды, если повод к тому подает преподавание наук в училищах и если подобный дух становится там преобладающим. Думают обладать истиной, а набираются туманных идей, пустых, мечтательных, большей частью противных даже здравому смыслу, которые, однако же, увлекают неопытных и становятся идолом для юноши любознательного. Во-вторых – светскость. Пусть она может представлять нечто полезное, но преобладание ее в юноше пагубно. Она знаменуется жизнью по впечатлениям чувств, таким состоянием, в коем человек мало бывает в себе, а все почти во вне, или делом, или мечтой. С таким настроением ненавидят внутреннюю жизнь и тех, кои говорят о ней и живут ею. Истинные христиане для них мистики, запутавшиеся в понятиях, или лицемеры и проч. Разуметь истину мешает им дух мира, качествующий в кругу светской жизни, соприкасаться которой невозбранно позволяют и даже советуют юношам. Этим соприкосновением мир, со всеми своими растленными понятиями и обычаями, набивается в восприимчивую душу юноши, не предваренного, не настроенного противно тому, а еще только принимающего настроение, и отпечатлевается на ней, как на воске, – и он невольно становится чадом его. А это чадство противно чадству Божию во Христе Иисусе.

Вот опасности для юношей от юности. И как трудно устоять»!²⁶

Все эти особенности юношеского возраста и его опасности воспитатель должен иметь в виду, основательно изучить и соответственно тому располагать свою деятельность. Не входя в подробное рассмотрение воспитательных мер и правил, Преосв. Феофан со своей стороны рекомендует как самое надежное общее руководственное начало – строго выдержанную дисциплину и авторитет воспитателя. «Поистине благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей», – неоднократно повторяет он. «Как хорошо подчинить себя в этом случае (говорится об умственном брожении юноши) строгой и престрогой дисциплине и быть во все время юношества под руководительством. Тех юношей, коим не позволяют распоряжаться самим своим поведением до возмужалости, можно назвать счастливыми. И всякому юноше надобно радоваться, если он поставлен в таких обстоятельствах. Сам юноша, очевидно, дойти до этого едва ли может; но он покажет много ума, если поверит совету быть больше дома за делом, не мечтать и не читать пустого. Развлечение пусть отклонит трудолюбием, мечтательность – серьезными занятиями под руководством, которому особенно должно быть подчинено чтение, и в выборе книг, и в образе чтения. Как бы, впрочем, это кто ни сделал, пусть только сделает. Страсти, сомнения, увлечения разгораются именно в этом, так сказать, шатком брожении ума юноши»²⁷.

Успех и влияние воспитательных мер на юношу в значительной степени определяется характером первоначального семейного воспитания. Каким человек выходит из юношеского возраста, чаще всего зависит от того, каким он вступает в него.

«Что сказать о том, кто не только не любит христианской жизни и истины, и даже никогда не слышал о них»?

«В этом случае он – дом без ограды, преданный разграблению, иди сухой хворост, преданный горению в огне. Когда своеволие юношеской мысли на все кидает тень сомнения, когда сильно тревожат его возбуждение страстей, когда вся душа наполняется искусительными помыслами и движениями, – юноша в огне. Кто даст ему каплю росы для прохлады, или подаст руку помощи, если из сердца не выйдет голос за истину, за добро и чистоту? А он не выйдет, если любовь к ним не поселена прежде. Даже советы в этом случае, не помогут. Их тогда не к чему привить. Силен совет и убеждение, если, сходя чрез слух в сердце, они пробудят там чувства, кои есть и имеют для нас цену, но только в настоящий момент отстранены другими, а сами мы не найдемся, как их высвободить и сообщить им свойственную силу. В этом случае совет – драгоценный дар юноше от советника. Но если в сердце нет начатков чистой жизни, он бесполезен». «Что будет с юношей, если он наперед не приучен влагать в некоторый строй свои движения и не наложил на себя обязательства хранить их в строгом подчинении некоторым высшим требованиям. Если сии начала глубоко напечатлены в сердце, то все волнения будут происходить как бы на поверхности переходно, не сдвигая основания, не колебля души»²⁸.

Наряду с учением о домашнем и семейном воспитании мы находим в сочинениях Преосв. Феофана немало указаний по постановке нашего школьного образования и в этом отношении он является педагогом-новатором, далеко опередившим свое время. Известно, что последним словом современной педагогики признается идея воспитывающего обучения, стремление, чтобы школа не только давала знания и обогащала ум, но и гармонически развивала все душевные способности ученика, нравственно воспитывала и облагораживала его. Идея эта впервые была высказана лучшими представителями нашего педагогического мира во второй половине прошлого столетия и особенно подробно развита в последней четверти его, между тем Преосв. Феофан еще в сороковых годах того же 19 века настойчиво проводил ту же мысль в своих лекциях на кафедре профессора столичной академии. Вся его педагогическая система коренится именно в идее нравственно воспитывающего обучения. Он признает плодотворным только то образование, которое развивает не один ум, но и главным образом облагораживает сердце. Эта мысль красной нитью проходит по всем его сочинениям, затрагивающим педагогические вопросы. Автор неоднократно повторяет ее, подробно развивает и авторитетно доказывает. Видимо, что эта идея дорога, близка его сердцу и он страстно стремится осуществить ее в жизни. Характеризуя состояние нашего новейшего школьного обучения, на практике почти исключительно занятого обогащением и дрессировкой одного ума, Преосв. Феофан с грустью остроумно замечает, что человек, получивший его, подобен бездушной и холодной статуе с огромной головой, сидящей на коротком, тощем туловище и на микроскопических, хрупких ногах. Чтобы парализовать эту односторонность, святитель настойчиво рекомендовал поднять и усилить в школах значение нравственно-воспитательного элемента и в частности христианских начал. По его глубокому убеждению, всякая здоровая русская школа, к какому бы типу она ни принадлежала и какие бы в ней науки ни преподавались, должна неизменно иметь в своей основе начала религии и нравственности. Это не значит, чтобы все науки, даже математику необходимо преподавать с религиозной точки зрения, как того требовали в своем увлечении ревнители и руководители отечественного просвещения во времена господства нашего мистицизма – Магницкие, Руничи и др. Нет, святитель желал только отметить, что наряду, а еще лучше прежде сообщения юноше каких-либо научных знаний существенно необходимо дать ему здравые понятия о важнейших христианских истинах – о Боге, мире, человеке и пр. Сначала нужно прочно напечатлеть в сознании и сердце основные нравственные истины, а уже затем на подобном крепком фундаменте строить всю систему научного образования, причем при постепенном, поступательном развитии последнего нравственные идеи должны иметь значение высших, руководительных начал. Говоря в частности о том, что может сделать школа для духовного блага своего питомца, Преосв. Феофан останавливается своим руководственным указанием на просвещении ума и воспитании сердца, этого истинного центра духовной жизни человека. «Чего хотят воспитывающие? – говорил он в одной средней школе²⁹ в назидание учителей и воспитателей ее. – Хотят просветить ум и образовать сердце? Где же найти прочные основы и действительные орудия к тому и другому? Нигде, как в Господе нашем Иисусе Христе, Иже бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (1Кор. 1:30); т. е. во святой вере, Им дарованной со всеми спасительными ее учреждениями. Ибо.

Что значит просветить ум? Значит напечатлеть в нем здравые понятия о всем сущем и бывающем, именно, понятия о том, что есть Бог, какие Его свойства, в какое отношение благоволил Он поставить Себя к миру и к нам? Что такое мир сей, откуда он, чем держится и откуда ведется? Что мы сами; зачем мы здесь – на сей земле, что ожидает нас в будущем и проч.? Совокупность таких понятий и составляет мудрость, которой всегда так деятельно искал и ищет человек. И кто знает все сие истинно, не несправедливо именуется просвещенным, как видящий все в ясном свете. Надобно заметить, что сии понятия суть ответ на беспокоящие наш ум вопросы. Нет человека, которого бы не тревожили сии вопросы, и нет такого, который бы не решал их тем или другим образом. Но настоящее их решение – самое успокоительное и самое верное – содержится в откровении И. Христове, и преподается св. Церковью. Здесь Бог есть Дух всесовершенный, единый по существу и троичный в лицах, Творец мира и Промыслитель всяческих; мир – творение Божие, единым словом Всемогущего воззванное к бытию, и глаголом силы Его содержимое, во всем скрепленное законами неизменными, по благоволению воли Божией во всякое мгновение готовыми покориться, и покоряющимися; человек – разумная тварь, полная совершенств в начале, потом падшая и расстроившаяся, ныне восстановляемая Господом Иисусом Христом во св. Церкви благодатью Св. Духа, и наконец имеющая явиться в новой славе – в будущий век, за веру и труд доброделания, и проч.»

«Какие светлые, возвышенные и плодотворные понятия! После сего напрасно ум берется решать их еще и сам собой. Опыты его решений, до пришествия Христа Спасителя, и теперь на западе, в тех, кои свергли благое иго покорности слову неложного Бога, осязательно убеждает, как слаб он в сем отношении, и как ему сроднее здесь, как и во многом другом, оставаться навсегда учеником и не дерзать восходить на учительскую кафедру. Что же остается просветителям ума? Не изобретать, а взять, готовые уже, Божественные истины, и напечатлеть их в умах детей, а потом на них, как на основаниях построивать все здание ведения, или всю совокупность наук. Какую твердость и мужество приобретает ум, таким образом просвещенный! Как прочна в нем вся сумма познаний, будучи проникнута единым духом и едиными началами»!

«Что значит образовать сердце? Значит возбудить сокрытые в естестве нашем требования, преобразовать их в чувства и расположения, возвести в начала и правила жизни, чтоб потом о всяком обладающем ими можно было сказать: вот совершенный человек. Спрашивается, как это сделать»?

«Многим кажется достаточным для этого – развивать. Развивай, говорят, природу. Как из семени, прозябшего и раскрывшегося выходит дерево или цвет, в своем роде совершенный; так выйдет и человек совершенным, если развить все сокрытое в естестве его. Кажется, что может быть разумнее и основательнее такого положения? А выходит совсем не то, что чается. Например, развивая эстетическую сторону, окружают питомца изящными предметами и самого приучают к искусствам. Вкус раскрывается мало по малу; но вместе высказываются и разного рода похотствования, и притом в формах совсем неизящных. Еще: чтоб приучить держать себя с достоинством, вводят в общество, и открывают все приемы приличного взаимообращения. Цель достигается в некоторой мере; но вместе внедряется гордость, спесь, своенравие, неприступность, презорство к низшим. Так приучают и к разного рода предприимчивости и деятельности: бывает и в этом успех; но не успешнее ли вырастает корыстность, интересантство и безжалостная притязательность? Так и во всем. Что же это значит? Не доброе ли семя сеется? и отчего же плевелы? – Оттого, что семя естества нашего повреждено падением, и многое привилось к нему неестественного и противоестественного, что однако ж наряду с естественным выказывает право на удовлетворение, прикрываясь видом естественности. Оттого там, где без разбора развивают все, что ни находят в человеке, вместе со сродным нам развивают и несродное, – и в естестве нашем является много паразитов, которые нередко заглушают и иссушают естественные ветви. Так, не все надобно развивать в нас; а иное развивать, а иное подавлять и искоренять. И вот в чем вся трудность воспитания и образования. Нет у нас очей, или зрительных орудий к тому, чтоб различить тонкие, сплетшиеся нити естественного и неестественного. А если б и была возможность различить, то нет орудия или анатомического ножа для отделения одного от другого. Если б и это было, – нет сил подкрепить и оживить сродное и заглушить несродное нам. Так, пока мы одни, – со своими только средствами, нельзя ожидать прочного успеха в образовании сердца. И здесь-то осмотрительный воспитатель вполне чувствует крайнюю нужду в сверхъестественной помощи. И она готова – в Церкви Божией, в святых ее таинствах и всех освятительных учреждениях. Божественная благодать, сообщаемая и возгреваемая ими, проникая внутрь нас, разделяет сродное нам от несродного, и соединяясь с первым, укрепляет его и оживляет, а отревая последнее, иссушает и истребляет его. Потому, кто растет под действием их, тот без особенных усилий со стороны родителей или воспитателей, кроме неизбежных предостережений, является, по вступлении на поприще деятельности, с чувствами и расположениями чисто человеческими (или что то же истинно христианскими), без примеси уродливых неестественностей, унижающих человечество. Таким образом, желают ли обладать сильными, действенными средствами к образованию сердца, – пусть держат воспитываемых под действием спасительных таинств Церкви и всех освятительных ее чинопоследований: и труд их увенчается полным успехом... Пусть не отчуждают детей от Церкви и церковности, от молитвований, постов, говения, исповеди и причащения, хранения праздников и посещения святынь и проч. и можно быть уверенными, что по окончании курса воспитания, душа питомцев, как дева чистая, будет представлена Христу на всякое дело благое уготованною»³⁰.

Обильны и неоцененны плоды истинного христианского воспитания. Наблюдения показывают, что какая-то особенная, неземная нравственная чистота и невинность, как бы совсем не ведающая зла, в соединении с крепкой устойчивостью в добродетели характеризуют всю жизнь людей, получивших во дни юности доброе, религиозное воспитание. «Плод доброго воспитания есть сохранение благодати святого крещения. Последнее вознаграждает с избытком все труды по первому. Ибо некоторые высокие преимущества принадлежат тому, кто сохранил благодать крещения и с первых лет посвятил себя Богу». «Не падавший всегда юн. В чертах нравственного его характера отражаются чувства дитяти, пока оно еще не сделалось виноватым пред отцом. Здесь первое чувство невинности, – детство во Христе, как бы неведение зла. Сколько оно отсекает у него помыслов и томительных волнений сердца! Затем необыкновенное радушие, искренняя доброта, тихость нрава. В нем во всей силе обнаруживаются указанные Апостолом плоды духа: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22). «Главнейшее нравственное совершенство, принадлежащее сохранившемуся целым в лета юности, есть некоторая непоколебимость добродетели во всю жизнь. Самуил остается твердым при всех искушениях соблазна в доме Илии и среди волнений народных в обществе. Иосиф, среди недобрых братьев, в доме Пентефрия, в темнице и в славе, равно сохранил свою душу непорочной. Первое настроение обращается как бы в природу, и если иногда несколько нарушается, скоро приходит в первый строй. Потому в Четь-Минеях святыми находим большей частью тех, кои сохранили нравственную чистоту и благодать крещения в юности»³¹.

Таково учение Преосв. Феофана о семейном воспитании и школьном образовании. Но школа есть только необходимая подготовительная ступень к жизни. Образование, полученное во дни юности, должно быть продолжено и расширено путем самообразования в зрелые лета. Характер и направление последнего у каждого человека определяется теми общими и основными взглядами, которые он сумел выработать себе. От внимательного наблюдения святителя не ускользнула и эта важная сторона нашей духовной жизни и не оставлена без обстоятельного обследования и руководственного разъяснения.

Его взгляды с христианской точки зрения на задачи нашего просвещения выражены в замечательном слове о прогрессе, произнесенном в пору наибольшего увлечения русского общества идеями прогресса в конце 50 и начале 60 годов прошлого столетия. В нем проповедник с одной стороны устанавливает истинно-христианское понятие о прогрессе, а с другой разбирает неправильные воззрения на него. Разделив все явления человеческой жизни и деятельности на два рода, из которых одни служат удовлетворению низших потребностей тела, а другие высшим стремлениям нашего духа, святитель допускает прогресс только для последних. Он ценит только нравственное преуспеяние и в основе истинного просвещения всех христианских народов по его учению неизменно должны лежать начала религии и нравственности. Все же, подрывающее и охлаждающее веру, отчуждающее от Церкви и заставляющее нарушать ее уставы, не должно считаться признаком истинного усовершенствования, каким бы внешним благовидным титлом ни прикрывалось оно, а ниспадением и возвращением назад. Нельзя признать полным и совершенным того круга человеческих знаний, в котором отсутствуют и отрицаются теоретические истины христианского вероучения; равно невозможно достигнуть совершенства в жизни без исполнения основных заповедей и требований христианской нравственности. Подобное положение совсем не означает, что такими предметами исключительно и нужно заниматься. Им только утверждается, что они есть начальные, основные и руководственные. Необходимо трудиться над расширением познаний, но на основе христианского учения о Боге, мире и человеке, а не в противность ему. Следует улучшать и облагораживать порядки общественной и частной жизни, но только под руководством евангельского нравоучения, ибо нет и не может быть ничего чище и возвышеннее христианской нравственности. Вся современная высшая европейская культура исторически сложилась и развилась главным образом под влиянием гуманных, просветительных идей христианства, в глубине и основании ее лежат нравственные начала Евангелия. Применив подобную точку зрения к современному учению о прогрессе, Преосв. Феофан находит в нем многое несоответствующим, а иногда прямо противоречащим христианским взглядам. Прогресс здесь полагается главным образом в развитии и улучшении внешних форм и удобств жизни, в накоплении материальных богатств, нравственное же, особенно религиозное преуспеяние не только часто игнорируется, а иногда прямо сознательно отрицается. Многие члены современного образованного общества, увлекшись превратными идеями, нередко допускают в своей жизни совсем не христианские порядки – не только сами не постятся, но и глумятся над постами и постящимися; стыдятся исповедывать свои грехи; в обществе считают неприличным вести беседу о религиозных предметах, бегают церкви, ни во что ставят святость брака и семейных отношений и пр. И все это делают не столько по слабости и легкомыслию, а по сознательному убеждению, что так поступать лучше и современнее, что прежние верования Церкви устарели и нуждаются в обновлении. Прогрессисты иногда нападают и требуют изменения не только внешних форм церковной жизни, но и самых основных пунктов христианского вероучения – догматов. Преосв. Феофан особенно подробно останавливается на разборе подобных лжеучений и разоблачает полную несостоятельность их. По его глубокому убеждению откровенные истины христианского вероучения и нравоучения, как предметы неземного происхождения, не должны подлежать какому-либо изменению, этому общему уделу всех земных вещей и явлений, не только в своих основных и существенных положениях, но и в частностях и подробностях. Святая вера, как нравственная сила, врачующая наши духовные немощи, могущественна именно своей целостью и неповрежденностью. Как лекарство тогда только действенно, когда имеет в своем составе все необходимые элементы, так и религия спасает только при условии пользования всеми присущими ей духовными силами и освятительными средствами. История свидетельствует, что все попытки изменить тот или другой пункт христианского учения, выражавшиеся в появлении в лоне Церкви различных ересей и расколов, имели самые печальные последствия. В новое время особенно ярко сказалось это в жизни протестантства. Начавши с отрицания внешности и обряда, оно постепенно дошло до более существенных пунктов, оставив, например, только два из семи таинств богоустановленных и утвержденных Вселенскими Соборами, и в последнее время распалось на такую массу сект и толков (из которых некоторые граничат с атеизмом), что теперь становится трудно говорить о протестантстве, как отдельной самостоятельной Церкви и христианском вероисповедании. «Силы наши возбуждены, мы стремимся к улучшениям, идем, как говорится, вперед, развиваемся. Но не всякое движение вперед, не всякое развитие есть уже признак истинного совершенствования и улучшения. Терние и волчцы так же растут и развиваются, как и пшеница; но пшеница собирается в житницу, а волчцы обрекаются на сожжение. – Идем вперед, – но не забудем, что есть путь, которого последняя зрят во дно адово! То же может случиться и с нашими улучшениями, с нашими, так именуемыми, совершенствованиями: с нашим, – употребим принятое слово, – прогрессом. И вот почему! Мы можем развивать и совершенствовать только то, что есть в нас самих, как семени. Но в нас действуют два начала, по двоякому нашему происхождению – от первого Адама перстного и от Адама второго, который есть Господь с небесе. Рождаемся мы в мир по образу перстного Адама и бываем в начале таковы же, как и он – перстны; но потом, в купели св. крещения, благодатно прививаемся к новому Адаму – небесному и получаем силу и обязательство быть таковыми, как и Он – небесными. Здесь мы возрождаемся, получаем новую жизнь в Господе нашем Иисусе Христе; но и стихии ветхого человека остаются в нас, действуют, увлекают. Вот – из этих двух родников источаются все потоки деяний наших! Обозрите все поле дел человеческих и увидите, что все они делятся на две половины: одни запечатлены характером небесным, другие – земным; одни суть плод ветхого, другие – нового; одни удовлетворяют плоти, другие – духу. Истинное совершенство принадлежит только новой жизни. Жизнь по стихиям ветхого человека есть источник всех несовершенств, искажение нашей природы, упадка и подавления наших духовных сил. Единственный путь к истинному совершенству и улучшению есть – отложить нам, по первому житию, ветхого человека, тлеющего в похотях прелестных, и облещися в нового, созданного по Богу – в правде и в преподобии истины (Еф. 4:22–23). Подведите теперь под это разделение и под эту оценку и новые приемы к улучшению и облагорожению нашему и вы согласитесь, что в этом образе мыслей, и в этих правилах, и в этих взаимных отношениях, в этом духе и направлении просвещения, в этом способе препровождения времени со вкусом, которые считаются признаком и плодом высшего развитая и совершенства, если не все, очень много может быть такого, что питает в нас только перстное, плотское, греховное, и следовательно не совершенствует, а расстраивает, подавляет, губит. Потому нельзя нам без разбора хвататься за все, перенимать и усвоять потому только, что так делают другие и считают то хорошим. Нам, обязавшимся в св. крещении работать Господу Иисусу Христу и умерщвлять плоть свою со страстями и похотьми, надлежит из всего избирать только то, что сообразно с духом Его, и делать это не как-нибудь, а со страхом и всяким опасением, как бы не сделать ошибки и не поползнуться на что-либо, несообразное с той печатью, какой запечатлены мы в св. крещении, и не повредить себе».

«Спрашивается, как избежать подобной ошибки, когда нас окружают такие привлекательные, такие блестящие и столько восхваляемые формы жизни?! Вот на это самые простые и всем доступные правила: во-первых, не считайте совершенствованием и преуспеянием (прогрессом) того, что охлаждает к вере и отчуждает от Церкви».

«Господь наш Иисус Христос, единый Восстановитель и Совершенствователь наш, для воспитания в нас истинной жизни, учредил на земле св. Церковь Свою – начертал мудрое исповедание, указал путь жизни, даровал освятительные таинства и весь чин церковных молитвований. Это единственно верная школа образования, совмещающая в себе все стихии для возбуждения, развития и укрепления свойственной нам духовной жизни. Ищущий совершенства должен жить умом и сердцем в сем божественном учреждении. И только тот, кто всем сердцем подчиняется сему руководству, может достигнуть желаемой высоты. Потому, коль скоро будут предлагать вам новые способы к вашему улучшению и облагорожению и пленять кажущимися плодами его, – а вы не хотите впасть в ошибку и подвергнуться опасности повредить себе, – испытывайте все по правилу, данному апостолом Павлом: плоть похотствует на дух, дух же на плоть: сия бо друг другу противятся (Гал. 5:17), т. е. чего хочет один, того отвращается другая – и обратно. Итак, если коснувшись чего-либо такого (прогрессивного), вы ощутите в себе охлаждение к вере и отчуждение от Церкви, знайте, что в том действует не благодетельный дух, а пагубная прелесть. Науки ли какие проходите в новом направлении, или подвергаетесь влиянию нового просвещения и всей письменности, – и видите, что они возбуждают в вас сомнение в вере, – не считайте успеха в этом за истинное движение вперед. Нет – это возвращение назад, из света во тьму, из которой произвел нас Господь в чудный свет Свой. Встречаете ли обычаи новые, считающиеся плодом высшего образования, – и видите, что они отчуждают вас от Церкви и заставляют без страха нарушать уставы ее, – не считайте усвоение их улучшением себя и облагорожением. Нет, это возвращение из области Божией в область сатанину, ниспадете от истинного благородства в дикую плотяность, хотя подкрашенную и утонченную. Вынуждены ли бываете подчиниться новым условиям взаимных отношений – новому тону, и находите, что они так вяжут вас, что вы не имеете возможности жить по требованию духа Евангельского, – не считайте вступление в такой порядок жизни приобретением – освобождением от уз невежества. Нет, это потеря свободы чад Божиих и самовольное связание себя узами суеты и мнения, который хуже крайнего невежества. Так судите и о всем, что хоть мало противно духу веры и Церкви, – и не ошибетесь! Только не увлекайтесь тем, какое бы множество лиц, из вашего же круга, ни следовало тому. Не другие будут отвечать за вас. Пусть величаются высшим образованием. Будет день, когда все дела подвергнутся огненному испытанию. Тогда окажется, у кого золото и у кого сухое хврастие!»

«Во-вторых, не считайте совершенствованием и преуспеянием того, что может довести вас не только до нарушений уставов веры и Церкви, но и до желания и требования перемен и отмен в них».

«Мы развиваемся. Свойство развития таково, что оставляя старое, оно заставляет принимать новое: рамы старые невместительны для новых, развившихся форм жизни. Так это бывает во всем земном и во всех делах человеческих: но не так – в вере, которая будучи неземного происхождения, не может подлежать участи земных изменений. В ней ничего нельзя отменить, или переменить: ни в исповедании, ни в правилах жизни, ни в образе совершения таинств, ни в чине и устройстве церковном. Св. вера наша во всем своем составе есть врачебница наша, содержащая всякого рода врачевства для всех немощей наших. Но как вещественные лекарства тогда только бывают сильны, когда содержат все требуемые рецептом составы: так и св. вера наша тогда только бывает для нас целительна, когда мы храним ее во всей целости, без всяких отмен и изменений. Отнимите у лекарства какой-нибудь состав или замените его другим, оно потеряет всю врачебную силу. Отнимите что-нибудь и в составе веры и Церкви, или прибавьте, или измените и преобразуйте, – она перестанет уже быть для вас целительной и спасительной.. Без целости ее нам нет спасения. Потому Сам Господь хранит ее, как зеницу ока. Пусть в мире все движется и изменяется, – Св. вера наша пребывает и пребудет неизменной. Она то же среди сих изменений, что среди волнующегося моря покойная полоса. Вообразите себе море, ветром воздымаемое: волны в разных направлениях устремляются одни за другими и одни против других, и представляют изумительное борение водной стихии, – это образ земных изменений! Вообразите себе потом среди сих волнений одну полосу покойно струящейся воды и невозмутимо прорезывающей все волны – это образ веры! Покойно течет она от начала до основания своего и будет так тещи до скончания мира, давая покой всем, укрывающимся в лоне ее от мирского круговращения».

«Знает враг нашего спасения, что вся сила и целительность веры зависит от ее неизменности или этой решительной неподвижности, и потому всячески покушается ввести и ее в поток человеческих изменений: возбуждает ереси, раздражает суемудрие, поднимает меч, рассыпает обольстительную прелесть, – все употребляет, чтоб ввести какие-нибудь перемены в ее божественном устройстве, и тем уничтожить силу ее. В иных странах, – под обманчивым предлогом цивилизации, гуманности, общечеловечности, – он уже склонил к переменам в вере. В видах мнимого улучшения, там иное отменили, иное прибавили, и тем сгубили целительность веры. Враг радуется успеху и пожинает плоды неверия, разврата, возмущений и всякого рода неустройства».

«Судите же посему, какой дух действует в том развитии (прогрессе), в угоду которому можно будто что-нибудь изменить и в вере нашей, будто время нам оставить то или другое из ее учреждений и заменить их новыми, соответственно новому образованию и вкусу. Это дух враждебный истине и пагубный для нас. Потому не считайте благотворным того улучшения и облагорожения, вследствие которого доходят до такого рода требований, не перенимайте их и не усвояйте себе! Кто, увлекшись духом нового образования, дошел до того, что стесняется постом, стыдится исповедывать грехи, вместо церкви Божией охотнее идет в другие места, в обществе считает неприличным вести духовную беседу и боится поминать покланяемое имя Бога, бегает священных молитвований, ни во что ставит святость брака и семейных отношений и проч. и проч., и все это позволяет себе не по слабости, а по духу суемудрия, с своенравным желанием и требованием – улучшить, как ему представляется, состав веры и церкви, т. е. подделать ее под свой испорченный вкус и подчинить своим хотениям и угодам, – таковой пусть не хвалится и не лжет на истину! Несть сия премудрость свыше сходящая, но земная, душевная, бесовская» (Иак. 3:15).

«Не подумал бы кто, что говоря таким образом, мы восстаем против всякого усовершенствования и всякого изменения к лучшему. О, нет! Бог да благословит всякое доброе улучшение, – да благословит и труды тех, которые посвящают себя на это. Мы хотим только сказать, что истинной мерой благотворности улучшений должна быть сообразность их с духом веры, и что все, охлаждающее к вере и отчуждающее от Церкви, все, заставляющее нарушать уставы ее и требовать перемены в них, все, приводящее к забвению божественного устроения вещей, – не должно считаться признаком и плодом истинного усовершенствования и преуспеяния (прогрессом), а возвращением назад (регрессом), ниспадением и пагубой. Рассудите сами, братия! Господь пришел на землю и насадил в ней спасительную веру именно для того, чтобы уврачевать наши немощи и возвесть нас в первобытное совершенство; для того дал нам святое исповедание – это сокращение всех истин, изрек заповеди – это начертание совершеннейшей жизни, учредил св. Церковь и Св. таинства – источники оживления и освящения. Хочешь ли совершенства (истинного прогресса), уверуй и, восприяв благодатные силы чрез Св. таинства, живи по требованию веры. Другого пути нет. Нельзя достигнуть совершенства в познаниях, не содержа св. исповедания; нельзя достигнуть совершенства жизни без исполнения заповедей, нельзя уврачевать немощи свои без содействия Святых таинств и подчинения всему чину освятительных молитвований Церкви. – Не то мы хотим сказать, чтобы только это и больше ничего, но то, что оно есть главное, источное, руководительное, так что коль скоро сего нет, – все прочее ни во что. Трудись в расширении круга познаний; но не иначе, как под руководством исповедания и по его указанию, а не в противность ему; иначе все твое мудрование будет не более, как мечта сновидения. Облагораживай порядок взаимных отношений, но без нарушения Евангельских предписаний: иначе вся твоя цивилизованность и гуманность будет не более, как красота гроба повапленного. Улучшай внешние условие быта и благосостояния, но без забвения вечного порядка Божия; иначе весь твой блеск и вся пышность будет не более, как призрак обманчивый».

«Всему проба – опыт! Но посмотрите, довел ли хоть кого-нибудь этот хвалимый прогресс до обещаемого совершенства, дал ли покой, сделал ли кого счастливым? – Никого! А из тех, которые неуклонно следуют путем веры Божией, вы имеете целый облак свидетелей – сонм святых Божиих истинно усовершенствовавшихся и показавших делом, что этот, а не другой путь ведет к совершенству. Вот образцы истинного прогресса! И все, подражающие им, укрепляясь Божественной благодатью, идут от силы в силу, дóндеже достигнут в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4:13)"³².