36. Слово в неделю по Воздвижении¹⁸⁵

Иже бо аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем; и сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы Святыми. Мк.8:38.

Отец Небесный не судит никому, но весь суд отдал Сыну Своему. Смотрите, как дивен суд Его. Как он точен и строг! Ибо наказание с преступлением измеряется одною и тою же мерою. Если человек постыдится Христа; вот преступление: – и Христос постыдится человека; – вот наказание. Но как вместе и снисходителен суд сей! Сколько дерзновенный раб захочет унизить пред очами своими Господа славы: столько, а не более, Господь славы хочет унизить пред Собою раба дерзновеннаго: «иже аще постыдится Мене: и Сын человеческий постыдится его».

Но каким бы в сем случае ни являлся нам Верховный Судия, строгим ли, дабы устрашить нас, и страхом спасти от преступления и осуждения, снисходительным ли, дабы устыдить нас, и стыдом спасительным предупредить стыд законопреступный, самое преступление, на которое произносится суд, кажется, может возбудить в нас весь ужас отвращения, и все внимание осторожности. Как? Будут люди, которые подумают, что Сын человеческий и словеса Его, то есть, Христос и Христианство, делают им стыд? – К сожалению невозможно в сем сомневаться. Будет то, что предсказывает Истина. Всеведущий Судия не провозглашал бы наказания, если бы не предвидел преступления.

Чтобы некогда Господь наш не постыдился нас, Христиане, нужно нам, в предосторожность нашу, внимательно размыслить, что значит «постыдиться Сына человеческого и словес Его», и как можно впасть в сие преступление.

«Иже аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем: и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы святыми».

Стыдятся обыкновенно нечистаго, низкого, презренного. Как же можно постыдиться Иисуса Христа всечистаго, превознесенного, препрославленнаго? Что значит в сем случае «постыдиться»?

Дабы определить разум сего слова в устах Иисуса Христа, надлежит вспомнить, что пред тем говорил Он о кресте. «Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет» (Мк.8:34). Но что был крест в очах людей, прежде нежели крестная смерть и воскресение Спасителя нашего, представили оный и по внутреннему знаменованию величественным, и чрез то купно и по внешнему знаменованию священным? Он был орудие смерти для осужденных, и между осужденными для рабов, или для людей, признаваемых достойными вместе и наказания и поругания. Посему вероятно, что люди, привыкшие ценить вещи ценою народного мнения, услышав учение о кресте, тотчас подумали, как трудно последовать Учителю, Который готовится и готовит учеников своих к такому необыкновенному позору; вероятно, что люди отличной образованности и изящного вкуса по своему времени, стыдились даже стоять между слушателями такого Учителя, Который преподает столь странное учение. На сии помышления и чувствования испытующий сердца Учитель ответствует: «иже аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем: и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы святыми». Из сего можно заключить, что «стыдиться Сына человеческого» определительно значит стыдиться Иисуса Христа, яко распятаго; и что стыдиться «словес» Его значит стыдиться учения о кресте. Предостережение против сего стыда очевидно нужно было для времен, в которыя господствовало Иудейство и язычество, и в которыя для опровержения Христианской веры, и для осмеяния Христиан, как безумных, довольным почитали сказать, что они веруют в Распятаго; – как безумных, говорю я; ибо точно сие говорит Апостол: «слово крестное погибающим юродство есть»; – «мы проповедуем Христа распята, Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие»(1Кор.1:18, 23); и посему тот же Апостол, вместо того, чтобы объявить себя приемлющим учение Христово, верующим ему, благоговеющим пред ним, почел довольным сказать, что не стыдится онаго: «не стыждуся благовествованием Христовым; сила бо Божия есть во спасение всякому верующему» (Рим.1:16).

Должно заметить, что то же преступление, которое Иисус Христос называет стыдом имени Его и учения, иначе называет Он «отвержением Его», или отречением от Него: «иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, иже на небесех» (Мф.10:33). Стыдиться Христа есть начало, а отречься от Него есть совершение одного и того же преступления. Как «сердцем веруется в правду; усты же исповедуется во спасение» (Рим.10:10): так сердцем стыдятся Христа в осуждение, чувствуют тягость и затруднение от Его учения, как несообразного с понятиями гордаго разума, с похотями плоти, с обычаями века сего; и в следствие таковых внутренних расположений, устами, делами и всею жизнию отрекаются от Него к погибели.

Нет сомнения, что каждый благомыслящий Христианин чувствует важность сего преступления, разсматриваемаго во всем его пространстве: и может быть, некоторые думают, что самая тяжесть оного избавляет их от опасения, чтобы не впасть в оное. Не удивляюсь, если благонамеренные, но не опытные в Христианстве, так думают. Так думал Апостол Петр, когда на предсказание Иисуса Христа, что все Апостолы соблазнятся о Нем в следующую ночь, сказал Господу: «аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогда же соблазнюся» (Мф.26:33). И еще на предсказание о его троекратном отречении от Христа: «аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся Тебе». Так и все Апостолы думали: «такожде и вси ученицы реша» (Мф.26:35). Но известно, что было в следующую ночь: «тогда ученицы вси оставльше Его, бежаша» (Мф.26:56). И Петр, который менее всех опасался падения, пал бедственнее всех прочих. Отчего же сие случилось? От того наиболее, что Петр не опасался пасть так глубоко; а того еще не изведал, как древний человекоубийца тростием и изгребием закрывает пропасти, чтобы навести на них и низринуть неосторожного. Если бы кто из явных и сильных врагов Христовых напал на Петра: он увидел бы опасность, и вооружился бы мужеством. Если бы прямо сказали ему: отрекись от Христа: он ужаснулся бы сего преступления, и, может быть, подлинно решился бы в ту же минуту, до смерти стоять в исповедании осуждаемаго на смерть Иисуса. Вместо того, «приступи к нему едина рабыня»: чего тут опасаться? Она ничего не говорит, и вероятно, ничего не понимает, ни о вере во Христа, ни о исповедании Его; а только любопытствует о том, кого видали с Ним вместе: «и ты был еси со Иисусом Галилейским» (Мф.26:69). Петр подумал, может быть, что не стоит труда входить в разговор о Христе с людьми, которые так далеки от Его таин, и что сие значило бы метать бисер пред свиниями. По видимому, он старался только прекратить речь. «Не вем, что глаголеши» (Мф.26:70), сказал он; я тебя не понимаю: и не сведал, как постыдный для Апостола стыд Сына человеческого прокрался¹⁸⁶ в сердце Апостола. Нападение повторено сильнее прежнего: ибо другая рабыня указала его «сущим тамо». Надлежало усилить отпор: и Петр сказал «с клятвою, яко не знаю человека» (Мф.26:71–72). Таким образом уклонение от разговора о Иисусе не приметно превратилось в отречение от Его лица. Еще нападение и улика, – и Петр «начат ротитися и клятися, яко не знаю человека» (Мф.26:74), то есть, всеми силами отрицаться от Него. Сие нечаянное и глубокое падение Петра, горько им оплаканное, попущено Провидением Божиим не для его только испытания, но и в наставление всем нам, Христиане. Он преткнулся, дабы мы научились осторожно ступать по пути спасения. «Мняйся стояти да блюдется, да не падет» (1Кор.10:12). Если мы думаем, что решились бы пожертвовать жизнию за Христа, когда бы то нужно было: то дабы сим приятным уверением, подобно Петру, не обмануть самих себя, мы должны тщательно смотреть за собою, как поступаем в тех случаях, когда для неизменного исповедания Христа нужно пожертвовать чем либо гораздо менее важным, нежели жизнь.

Подходит рабыня суетных приличий, и ни на чем добром не основанных обычаев, называемая в мире образованностию или людскостию (как будто без нея люди и людьми бы не были, и образа не имели), и говорит человеку, желающему быть последователем распятаго Иисуса: неужели подлинно ты хочешь оставить путь столь многих людей разумных, разборчивых, сильных, богатых, почитаемых, любезных, которых образ жизни столько же приятен для них самих, сколько и всеми одобряем? Неужели откажешь себе в удовольствиях и некоторых вольностях, которыя почти у всех почитаются невинными? Неужели решишься быть странным в очах света и притчею общества? Неужели будешь мучить себя подвигами, убивать постом, изнурять строгостями, которыя в самых отшельниках суть действие излишней, может быть, и не разсудительной ревности? До кого из желающих итти путем Христовым не доходят такия речи? К кому не приходят иногда такие помыслы? Что же скажем на сие, Христиане? Кажется, здесь дело идет не о том, чтобы отречься от Христа; нас хотят только пристыдить подозрением, «не были ль мы со Иисусом Галилейским», или не хотим ли вместо светского вечера, быть с Ним на всенощном бдении Его в саду Гефсиманском, где и Сам Он был с тугою и скорбию с болезненным, хотя притом совершенно свободным и охотным пожертвованием Своея воли. Нет, – говорят иные в тайных помыслах¹⁸⁷, я совсем не понимаю, что значит быть в саду Гефсиманском; я знаю, и хочу знать только такое Христианство, которое утешает, а не такое, которое учит лишаться, страдать, и каким-то непонятным образом умирать самому себе: «не вем, что глаголеши». Ах! Поберегись, желающий спасти душу свою! Если так говоришь ты: то уже ты последователь не Иисуса, возставляющаго падших, но Петра падающаго. Если ты сказал теперь об отречении от мира и от самого себя, о участии в страданиях Христовых и о крестном слове: «не вем, что глаголеши»: можно ли быть уверену, что не скажешь вскоре о Самом Христе: «не знаю человека»?

Войдем в какое нибудь из обыкновенных собраний, в доме или «на преддвории» (Мк.14:68); поищем Христиан между сынами века сего¹⁸⁸; вслушаемся в разговоры. Тотчас услышим ласкательство, злоречие, голос тщеславия, корысти, смех легкомыслия, вопли нетерпеливости, суждения о всем, что знают, и чего не разумеют. Но скоро ли найдем беседу, и в беседе человека, который бы свободно произносил слово, солию мудрости Евангельской растворенное, разсуждал с чадами плоти о душе, и сынам века сего напоминал о вечности? От чего же так редко говорят Христиане языком Христианским? – Они боятся, чтобы их не узнали, как Христиан, и за то не поругались им сыны века сего; чтобы им не сказали: «беседа твоя яве тя творит» (Мф.26:73). И так они таятся и молчат; – и не примечают, что стыдятся Сына человеческого, и что их молчание иногда довольно внятно говорит миру о Иисусе: «не знаю человека»!

По сим примерам каждый может указать сам себе многие случаи в жизни, в которых мы более или менее приближаемся к опасности постыдиться Сына человеческого, или совсем отречься от Него. Будь осмотрителен, Христианин, старайся благовременно примечать, где враг спасения твоего ставит тебе ковы на пути последования Иисусу Христу, дабы или осторожно миновать оные, или мужественно разрушать. Или пусть бы не входил Петр во двор Архиереев на столь близкую опасность; или, вошедши, уже не отступал бы так далеко назад от Того, Которому хотел так близко последовать. И ты, Христианин, или не приближайся, если можно, к людям, которые имеют безстыдство стыдить тебя тем, что составляет твою славу: или, если необходимо приближиться к ним, «глаголи о свидениях» Христовых пред кем бы то ни было, «и не стыдися» (Пс.118:46). Не являй своего дела благочестия, не провозглашай своего слова о спасении, когда не призывает тебя к сему никакая обязанность, и не вызывает на то слава твоего Спасителя, чтобы тебе не впасть в лицемерие или тщеславие: но не оставляй Богоугодного дела потому, что миру кажется оно странным; и когда захотят отлучить тебя от участия в скорбях, страданиях и поношениях распятаго Иисуса, скажи с благородною твердостию: «знаю человека», и желаю с Ним жить и умереть, чтоб и по смерти жить с Ним как с моим Спасителем и Богом¹⁸⁹. Не постыдись, когда крестом Христовым хочет стыдить тебя «род прелюбодейный и грешный», да не будешь постыжден «пред Ангелами Святыми, пред Сыном человеческим во славе Его, и пред Отцем Его небесным», но да внидешь во славу Того, Которому подобает слава во веки. Аминь.