Глава двадцать первая. Способность некоторых лиц к обнаружению так называемых медиумических явлений, т. е. анимизмических и спиритических

Для точного разграничения я, – говорит А. Аксаков, – предлагаю обозначать вообще словом анимизм (ох слова anima – душа), все умственные и физический явления, заставляющие признать в человеческом организме способность производить какие-либо действия на расстоянии, без обычного посредства внешних органов, и в особенности все медиумические явления, которые могут объясниться действием живого человека за пределами его тела³³⁴.

Слово же спиритизм будет обозначать только те явления, которые, не объясняясь всецело ни одной из всех предшествующих гипотез, представят достаточно данных для обращения к гипотезе взаимообщения с отшедшими. Если притязания этой последней гипотезы оправдаются, то слово анимизм будет прилагаться к специальному виду явлений, производимых началом анимическим (душевным, – как самостоятельно мыслящим и организующим), поколе оно связано с телом, а под словом спиритизм будут разуметься явления, приписываемые действию того же самого начала, отрешённого от тела. Слово же медиумизм будет обнимать все явления, анимические и спиритические, без специализации гипотез.

Объективность силы, действующей при медиумических явлениях, проявляется не одним стуком, а и другими совершенно наглядными и осязательными результатами. Я не буду говорить о различных видах прямого приложений этой силы к движению внешних предметов без всякого видимого к ним прикосновения кого бы то ни было; – если же проявления этого движения бывают иногда и вполне разумны (как в случаях непосредственного письма), то мы точно также допустили, что они могут быть отнесены к нашей собственной разумной деятельности, хотя и бессознательной; но укажу на ещё более интересные и сложные явления, когда эта сила делается настолько конкретной, что сама принимает видимые образы, сама творит временное вещественное тело для произведения подобных движений. Видимое и осязаемое появление рук на сеансах началось очень скоро после так называемых «рочестерских стуков» и продолжается и по сию пору. Исписано об этом масса. Но совершенно достаточно обратиться хоть к свидетельству Крукса, исследования которого в области спиритизма считаются, и не без оснований, авторитетными.

Вот что он говорит в своих «Изысканиях в области спиритических явлений» (Researches in the phenomena of spiritualism. London, 1874³³⁵): «Прикосновение рук довольно часто ощущается на тёмных сеансах, или при таких условиях, когда их нельзя видеть. Реже мне случалось видеть их. Я не буду приводить здесь случаев, когда это явление происходило в темноте, но я выберу несколько из тех многих, когда я видел руки при свете.

«Маленькая, весьма красивая ручка поднялась из отверстия, оставленного в раздвижном обеденном столе, и подала мне цветок; три раза она появлялась и затем снова исчезала, что дало мне полную возможность убедиться, что она была на вид столь же реальна, как моя собственная. Это произошло при свете, в моей комнате, и покуда я держал и руки, и ноги медиума.

В другой раз появилась маленькая ручка (кисть и локоть), точно детская, играя около дамы, сидевшей возле меня. Затем она перешла ко мне, потрогала мою руку и несколько раз дёрнула меня за сюртук.

Однажды мне случилось видеть появление двух пальцев, большего и указательного, которые обрывали лепестки у цветка в петлице г. Юма и клали их на стол перед сидевшими возле него лицами.

Неоднократно случалось мне и другим лицам видеть руку, перебиравшую клавиши гармоники, в то время как обе руки медиума были видимы, а иногда их держали лица, сидевшие возле него.

Эти руки и пальцы не всегда казались мне плотными и живыми. Иногда они скорее походили на туманное облако, частью сгущённое в образ руки. И это не все видят одинаково. Например, цветок или другая небольшая вещица приходит в движение; один из присутствующих видит над ней светящееся облачко; другой различает туманный контур руки; остальные же ничего не видят, кроме движущегося предмета. Что касается до меня, то я неоднократно видел сперва движение предмета, затем светящееся облачко, образующееся над ним, потом это облачко сгущалось, принимало определённые очертания и становилось, наконец, отлично сформированной рукой. В это время рука видима для всех. И это не только одна форма руки, но рука как будто совершенно живая и даже изящная, пальцы её движутся, и тело кажется таким же человеческим, как любого из присутствующих. У запястья или локтя она делается туманной и теряется в светящемся облачке.

На ощупь руки эти кажутся иногда холодными, как лёд, и мёртвыми, а в другое время тёплыми и живыми, и они крепко жали мою руку, как жмёт старый друг.

Однажды я удержал такую руку в своей, в твёрдой решимости не выпускать её. Она не сделала ни малейшей попытки или усилия, чтоб освободиться, но стала как бы постепенно испаряться, и таким образом, исчезла из моей крепко сжатой руки», (стр. 92).

Однажды, на сеансе, происходившем в темноте, Крукс видел светящуюся руку, которая, спустившись как бы с потолка, взяла из его руки карандаш, и, написавши в его глазах на бумаге сообщение, поднялась опять кверху и исчезла. В это время обе руки медиума были в его руке (стр. 93).

Из личного моего опыта, – говорит А. Аксаков, – могу упомянуть только об одном случае, когда мне удалось видеть и рассматривать материализованную руку. После Крукса можно говорить об этом смелее. Когда я искал медиумов для нашей комиссии, мне хотелось найти такого, у которого обыкновенные физические явления происходили бы при свете, а если темнота и занавеска уже непременно требовались, то хоть такого медиума, который сидел бы не за занавеской, а перед нею, на виду у всех присутствующих. Таких медиумов мне и удалось найти в Ньюкастле, в семействе простых мастеровых Петти. Явления происходили в пустом углу, который я сам отгораживал от комнаты посредством небольшой занавески, подвешенной к железному пруту. Медиумы же – дети г. Петти – сидели перед занавеской, при свете более или менее достаточном. При этих условиях, на сеансе 3 октября 1875 года, все предметы, положенные мной самим прямо на пол, пришли в движение, производя слабый шум и стук; на почтовой бумаге, которую я положил туда же, послышалось писание, тут стуками была потребована азбука и сказано: «ступайте, осмотрите, заперта ли дверь» – что и так всегда делалось, во избежание внезапной помехи: дверь была единственная – прямо на лестницу. Я выразил желание, чтоб бумага, если на ней что написано, была мне подана; занавеска немного распахнулась, и в разрезе её, на высоте двух аршин от полу, показалась бумага, я подошёл и взял её, за занавеской во весь разрез её виднелось что-то белое. Севши на место, я признал свою бумагу, на ней карандашом было написано «Emma» и ещё несколько слов. Занавеска опять немного распахивается, и за ней что-то белое показывается и скрывается; по временам мелькает в разрезе рука. Спрашиваю: могу ли взять её в свою руку? – Да. Подхожу к занавеске; в разрезе её, позади, стоит во весь рост как бы человеческая фигура, с головы до ног покрытая чем-то белым; она протягивает руку, голую до локтя, и кладёт её в мою, приподымает её, поворачивает ладонью вверх, я ощупываю и рассматриваю её: света было достаточно, чтоб рассмотреть её отчётливо. Это была совершенно пластичная, живая, довольно красивая женская рука, несколько влажная, холодная. Ставши боком к занавеске, я в то же время ясно видел всех сидевших, проверяя тот комплект, в котором мы сели. Я подозвал одного из приглашённых, г. Гера, с которым уже прежде был знаком, передал ему эту руку – он точно также ощупал и рассмотрел её; и рука опять возвратилась ко мне. На вопрос мой: чья это рука, та ли, которая подписалась на моей бумаге? – она ответила троекратным мановением. Она оставалась, таким образом, на виду и в руках наших минут пять. По окончании сеанса, я тотчас отдёрнул занавеску, осмотрел вещи и пол. Свидетельство Гера напечатано в «Medium’е», 1875 г., № 290.

Что появление подобных рук не галлюцинация, это доказывается тем, что реальность их удостоверена многими путями, с них получались слепки и оттиски; известны опыты Цельнера в этом роде (см. статью А. М. Бутлерова в «Русском Вестнике» 1879 г.). Н. П. Вагнеру, между прочим, удалось получить, при посредстве одного из медиумов, у себя на дому, фотографию находящегося в трансе медиума и руки, виднеющейся над головой его, – руки, которая для глаза была невидима. Опыт производился при дневном освещении и самим Н. П. Вагнером, при помощи фотографа-любителя.

Отсюда весьма естественный переход к материализации целых человеческих фигур, которые, к сожалению, благодаря требовавшимся условиям темноты и уединения медиума, не замедлили породить столько шарлатанства. Но это не мешает факту оставаться несомненным; к тому же он является и логическим последствием частичной материализации. Тысячи самых разнообразных наблюдений были сделаны над этим явлением, но и здесь мы должны отдать первое место свидетельству Крукса. Хотя он обнародовал всего три письма об этом предмете, но и их достаточно, ибо, прочитавши их, нельзя не прийти к заключению, что приёмы Крукса должны удовлетворить всякого непредубеждённого скептика, и явление приходится признать абсолютно доказанным, – если не желать отделаться пустыми словами³³⁶. (См. «Позитивизм в области спиритизма» А. Аксакова).

Приведём несколько случаев детского медиумизма, так как они редки и драгоценны.

1. Маленькая внучка барона Сеймура Киркупа писала, когда ей было девять дней. Вот письмо барона к г. Иенкену:

«Дочь моя была медиумом двух лет от роду; теперь ей двадцать один год, а её дочь, моя внучка, стала писать, когда ей было всего девять дней. Её писание цело, и я пришлю вам с него фотографию. Она родилась семи месяцев и была непомерно мала. Мать придерживала её одной рукой на подушке, а другой рукой держала книгу с лежавшим на ней листом бумаги; карандаш был вложен в ручку ребёнка неизвестно кем, и Валентина, таково её имя, держала его в кулачке. Сперва она написала заглавный буквы имён своих руководителей; Р. А. Д. И. Тут карандаш упал, и я думал, что кончено. Дочь моя, Имогена, воскликнула: «карандаш опять у неё!“ И ребёнок быстро написал нетвёрдым почерком по прежним буквам следующие слова: «non mutare, questa e buona prova, fai cosa ti abbiamo detto, addio» (ничего не меняй, это хорошее доказательство, сделай то, что мы тебе сказали, прощай). Вы всё это увидите на фотографии. Я также составил протокол, который вам посылаю. Ребёнка отправили, по совету невидимых руководителей, на другой же день вместе с кормилицей в деревню, но мы послали за ним опять, чтобы попробовать получить фотографию, так как я был знаком с медиумом фотографом. Мы отправились к нему, я старался, чтоб ребёнок держал карандаш, надеясь снять его пишущим, но он карандаш бросил; посылаю вам портрет его, каким он удался, но зато на нём вышел образ его бабушки Реджины, которая умерла двадцать лет тому назад, девятнадцати лет. Сходство полное, дочь и внучка тоже очень похожи». Хенкен от себя прибавляет: «к письму, полученному мной от барона Киркупа из Лекгорна (Kirkup of Leghorn), были приложены: фотография с написанных ребёнком слов, протокол за подписью семи человек свидетелей и очень хорошая спиритическая фотография бабушки ребёнка, известной Реджины (см. «Спиритуалист» 1875 года, том I, стр. 222). К сожалению, здесь не пояснено, какого рода был медиумизм матери ребёнка; по-видимому, она не была медиумом для физических явлений, и в таком случае не была причастна писанию ребёнка, ибо такое писание через ребёнка равнялось бы физическому действию.

2. В «Медиуме» 1875 г., стр. 647, находим статью: Ещё ребёнок-медиум, где говорится о семинедельном Артуре Омерод, личико которого в день смерти его деда преобразилось, приняв черты умершего. Он отвечал на вопросы, открывая и закрывая глаза условное число раз, отвечал улыбками, киванием головы и пожатием руки. Ни о каких следах медиумизма в семействе не упоминается.

3. В «Banner of Light» за 1876 год упоминается о следующем замечательном случае непосредственного письма через двухлетнего ребёнка, перепечатанном впоследствии в «Спиритуалисте» 1876 г., т. II, стр. 211. «Дух Эсси Мотт, дочери И. М. Мотт, в Мемфисе (Миссури), покинул после продолжительной болезни своё бренное тело, 18 октября, пяти лет одиннадцати месяцев от роду. Эсси была ребёнком, духовно развитым не по летам, и через её медиумизм получилось немало убедительнейших фактов. Будучи двух лет от роду, ей случалось держать совершенно одной грифельную доску под столом и получать таким образом писанные на ней сообщения в ответ вопрошавшим, когда сама она не знала ни единой буквы азбуки. За последние два года родители не позволяли употреблять её в качестве медиума, считая это вредным для её крайне нежного здоровья. Я был вызван телеграммой из Айова, чтобы присутствовать на её похоронах. – Уарренс Чез». Это свидетельство достопочтенного Уарренса Чеза достаточно для ручательства в подлинности явления.

Позднее я случайно нашёл показание г. М. Call Black’a, который был убеждён в истинах спиритизма именно тем фактом, что получал сообщения через двухлетнего ребёнка. (См. «Religio-Philosophical Journal» 1890 г. от 25 января).

Заканчивая сообщения о медиумизме детей, я не могу не заметить, что случаи, когда маленькие дети видят привидения – не редки; для примера сошлюсь на случай ребёнка двух с половиной лет, игравшего своими игрушками вместе с духом своей маленькой покойной сестры (Light 1882 г., стр. 337); я лично знаю случай, как двухлетний ребёнок известного русского медиума, во время явлений отцу его знакомой ему личности, также видел её и, потирая от удовольствия свои пальчики, повторял, указывая на видение: «тётя, тётя!»³³⁷.

Здесь кстати упомянуть о тех детях, – в числе их были и грудные, – которые, во время гонения протестантов во Франции, исполнялись «духа», как выражались в то время, и говорили, и пророчествовали, и проповедовали на хорошем французском языке, тогда как вокруг них, в глухих деревнях Севенских гор, все говорили на провинциальном patois. Один из свидетелей, Жан Вернэ, рассказывает: «когда мы прибежали, тринадцатимесячный ребёнок лежал спелёнатый в колыбельке, и до этого он никогда не произносил ни одного слова и не ходил. Когда я вошёл с моими приятелями, он отчётливо говорил по-французски, голосом для возраста своего довольно громким, так что его свободно можно было слышать во всей комнате. Он проповедовал, как и другие, которых я видел, под наитием духа, «о делах покаяния». (См. «Figuier, Histoire du merveilleux», Paris, 1860, т. II, стр. 267, 401, 402).

«Весьма замечательно, – говорит сам Фигьэ, – то обстоятельство, что вдохновлённые всегда выражались в своём экстазе на чистом французском языке, а не на местном наречии, не имеющем ничего общего с первым. Это было результатом той моментальной экзальтации умственных способностей, которая составляет одну из принадлежностей болезни севенских экстатиков» (стр. 402). Но, по нашему мнению, никакая «экзальтация умственных способностей» не может служить объяснением подобного явления. («Критика гипотез галлюцинаций» А. Аксакова; сн. «Ребус» 1891г., № 45).

До недавнего времени, в так называемом образованном обществе на всякого, кто вздумал бы спросить вас серьёзно о том, верите ли вы в факты, сообщаемые спиритуализмом, посмотрели бы, как на психически или умственно расстроенного. Теперь дело стоит несколько иначе, и в действительно образованном обществе такой вопрос встречает иную оценку... Тем не менее, если относительно этого предмета и существует какое-нибудь единство взглядов, то разве только в лагере спиритуалистов, остальная же часть общества держится самых разнообразных воззрений, начиная от отрицания, скептциизма и кончая полнейшим отсутствием какого-либо мнения: «я не знаю, что и думать об этом», обыкновенно говорят люди последней категории.

Причиной такого странного разброда взглядов на вопрос о спиритических (правильнее, медиумических) явлениях и главным образом о «духах» является, с одной стороны, необычайность этих явлений, связанная со стремлением придать им несимпатичную для научно-развитого ума окраску³³⁸, с другой – необходимость признания абсолютной реальности этой «чертовщины. – Пусть, сколько угодно, говорят о многочисленных разоблачениях обманов профессиональных и непрофессиональных медиумов, всё-таки приходится сознаться, что есть факты неопровержимые, засвидетельствованные всеми находящимися в нашем распоряжении физическими средствами.

Не желая утомлять читателя сообщением многочисленных примеров явлений, так называемых, трансцендентальных существ и доказательств реальности последних, мы ограничимся приведением двух-трёх наиболее типичных фактов. Для ясности заметим, что обстановка опытов материализации «духов», о которых здесь речь, в общих чертах заключается в следующем. Медиум помещается в тёмной или полутёмной комнате, за перегородкой, занавеской и т. п., – здесь важно только, чтобы было какое-нибудь слабо или вовсе не освещённое помещение, – достаточно даже оконной ниши; комната, где располагаются свидетели, бывает слегка затенена, например, надетым на лампу красным абажуром, – хотя это не составляет строгой необходимости, а лишь благоприятствует успеху. Медиума усаживают и, для уверенности в том, что он не может принимать активного участия в предстоящих явлениях, его привязывают всеми возможными способами, опечатывают, держат за руки и ноги, соединяют с разного рода электрическими аппаратами, сажают в мешок, иногда даже привязывают нитками за отверстия, сделанные в ушах для серёг, – словом, испробованы, кажется, все способы, какие только сумели придумать для лишения возможности медиума не только выйти из «кабинета», но даже двигаться... И при всех этих условиях присутствующие ощущают прикосновение невидимых рук, если дело происходит в темноте, видят эти руки, производящими разные действия; иногда появляется какое-нибудь лицо, целая фигура, начиная от слабой туманной формы до вполне реальной личности, ничем не отличаемой от живого человека; она ходит, садится участникам на колени, позволяет себя взвешивать на весах, причём вес её в разное время колеблется в весьма значительных пределах, даёт куски своей одежды, даже разговаривает, пишет и т. д. Перейдём, однако, к примерам.

а) Двое известных учёных нашего времени, профессор Крукс и Барлей, желая решить вопрос, находится ли мисс Кук (медиум) внутри «кабинета» в то время, когда Кэти (материализованная фигура) появляется присутствующим, вздумали пропускать через тело медиума слабый гальванический ток во всё время опыта. О состоянии цепи они имели возможность судить по включённому в неё необыкновенно чувствительному отражательному гальванометру, находившемуся в комнате.

Опыт, о котором идёт речь, происходил в доме мирового судьи Луксмора в Лондоне. Задняя гостиная была отделена от передней посредством тяжёлой занавески и имела целью служить тёмным кабинетом. Комната была осмотрена до начала сеанса, и затем двери в неё заперты. Передняя гостиная освещалась лампой за экраном. Гальванометр был поставлен на камин, в расстоянии от десяти до одиннадцати футов от занавески. Присутствовали: г. Луксмор, г. Крукс, г-жа Крукс, г-жа Кук с дочерью, г. Тапп, г. Гаррисон и Барлей.

Мисс Кук посадили в задней гостиной; два золотых с припаянными к ним платиновыми проволоками были прикреплены посредством резины в руках медиума немного выше запястья. Между монетами и телом была положена тройная прокладка из толстой белой пропускной бумаги, смоченной раствором азотнокислого аммония. Платиновые проволоки были проведены вдоль рук до самых плеч и прикреплены к рукам тесёмками, так что движение рук оставалось свободным. К каждой платиновой проволоке была прикреплена тонкая, обвитая бумажной ниткой медная проволока, которая была выведена в переднюю гостиную, где находились присутствовавшие. Проволоки были соединены с двумя элементами Даниеля и проверочным кабельным аппаратом. Когда всё было готово, занавески были опущены, медиум (мисс Кук) остался в темноте, и слабый электрический ток проходил через его тело во всё время сеанса... Ток протекал из обоих элементов через гальванометр, через элементы сопротивления, через мисс Кук и затем обратно в батарею», (Аксаков. «Анимизм и спиритизм»).

Таким образом, вся суть опыта заключалась в возможности следить за медиумом по гальванометру, наблюдая происходящие изменения сопротивления, представляемого телом субъекта. Малейшее движение медиума, необходимо влекущее за собой перемещение полюсов батареи, должно было отразиться на изменении сопротивления. При таких условиях, для одного только освобождения рук приходилось переместить полюсы к плечам, а это отражалось на изменении сопротивления, выражавшемся 40 делениями гальванометра. И, несмотря на это, Кэти всё-таки показалась из-за занавески и подняла вверх оголённые руки...

При повторении этого опыта, по случаю отсутствия Барлея, сам Крукс руководил им. Он получил одинаковые результаты, но при этом так мало оставил свободной проволоки, что медиум, если б стал двигаться, мог бы показаться только у отверстия занавески. Кэти же выступила из-за занавески на шесть или восемь футов; никаких проволок на руках её не было, и за всё это время показания гальванометра были превосходны. Кроме того, г. Крукс попросил Кэти, чтобы она опустила свои руки в сосуд с раствором йодистого калия, что она и сделала, но это не вызвало никаких движений в стрелке гальванометра; Если бы проволоки были где-нибудь прикреплены к Кэти, то жидкость укоротила бы путь для тока и увеличила бы отклонение гальванометра».

Кэти давала – говорит Крукс³³⁹, – сеансы у меня на дому каждый вечер, чтобы доставить возможность сфотографировать её при искусственном освещении. Пять полных фотографических снарядов были изготовлены для этой цели, чтобы можно было скоро и без задержек делать одну за другой фотографии.

Моя библиотека служила тёмным кабинетом. Дверь из неё отворяется в лабораторию; вместо одной её половинки, снятой с петель, была повешена занавеска, чтобы Кэти могла свободно входить и выходить из кабинета. Наши знакомые, присутствовавшие на сеансах, помещались в лаборатории против занавески, а камеры находились несколько позади их, готовые фотографировать Кэти, когда она выйдет из кабинета, а также фотографировать и всё, находившееся внутри его, когда занавеска будет для этой цели отдёрнута. Каждый вечер было от трёх до четырёх выставок в пяти камерах, так что на каждом сеансе получалось до пятнадцати различных фотографий. Входя в кабинет, мисс Кук обыкновенно ложилась на пол, клала голову на подушку и скоро впадала в транс. Во время фотографических сеансов Кэти окутывала голову своего медиума шалью, чтобы свет не падал на её лицо. Мне часто случалось отдёргивать занавеску с одного бока, когда Кэти стояла возле неё, и нередко все семь или восемь человек, находившиеся в лаборатории, видели мисс Кук и Кэти одновременно, при полном блеске электрического света. Правда, в этих случаях мы не видели лица медиума, закрытого шалью, но видели его руки и ноги; видели, как мисс Кук беспокойно шевелилась под влиянием сильнейшего света, и слышали, как она иногда стонала. Я имею одну фотографию обоих вместе, но сидящая Кэти закрывает собой голову мисс Кук».

Несмотря на довольно большое сходство Кэти с мисс Кук, они всё-таки различаются: «рост Кэти меняется; у себя я видел её на шесть дюймов выше мисс Кук. Вчера вечером, с босыми ногами, она была на четыре с половиной дюйма выше мисс Кук; шея Кэти была обнажена; кожа её была совершенно гладкая на вид и ощупь, между тем как на шее мисс Кук большой рубец, который ясно виден и ощущаем. Уши Кэти не проняты, между тем как мисс Кук обыкновенно носит серьги. Волоса у Кэти белокурые, а у мисс Кук – тёмно-русые. Пальцы Кэти значительно длиннее, чем у мисс Кук, и лицо её гораздо больше... Русые волосы мисс Кук настолько темны, что кажутся чёрными, а лежащий передо мной локон Кэти – золотисто-русый; с её позволения я сам его отрезал от её роскошных кос, добравшись сперва до самых корней волос и убедившись, что они действительно тут росли».

Это различие между медиумом и Кэти было доказано Круксом фотографией, сделанной с мисс Кук, стоявшей рядом с учёным в той же позе и одежде, какую имела Кэти, когда её сфотографировали вместе с Круксом.

б) Вот ещё описание условий снятия фотографии с материализованной фигуры вместе с медиумом (Эглинтоном). «Запылал магний, – рассказывает Аксаков, – хозяин открыл объектив, и я увидел при ослепительном освещении фигуру Эглинтона, как бы спокойно спавшего, со скрещёнными перед собой руками; на левом плече его виднелась третья рука с частью белой драпировки, а на голове его, у самого лба, виднелась четвёртая рука – живые, натуральные руки, не имевшие той поразительной белизны, как в Петербурге. Когда выставка кончилась, руки не отнялись, но оттянули Эглинтона назад, и он скрылся за занавеской... Через несколько секунд показывается Эглинтон, выходит весь, а за ним выступает ещё фигура в белом – та самая, которую мы сейчас видели; оба становятся перед занавеской, и чей-то голос говорит: «light» (свет). Вторично запылал магний, и я с изумлением смотрел на высокую фигуру, левой рукой своей обхватывавшую и поддерживавшую Эглинтона; он был в глубоком трансе и едва держался на ногах; я сидел в пяти шагах и при ослепительном свете мог совершенно ясно рассмотреть удивительного пришельца: это был вполне живой человек; я хорошо видел живую кожу лица его, совершенно натуральную чёрную бороду, густые прямые брови и проницательные глаза, всё время смотревшие сурово, неподвижно, прямо в огонь, который горел секунд пятнадцать. Вся фигура была в белом одеянии, спускавшемся до самого пола, на голове было что-то вроде белого тюрбана. Левой рукой она охватывала Эглинтона, правой рукой она придерживала свою драпировку... Изготовленные наспех на другой же день фотографии оказались весьма удачными; особенно первая, на которой видны руки на Эглинтоне. Не так, как в Петербурге, он сидел под ослепительным блеском горевшего магния совершенно спокойно, поэтому и руки на нём вышли очень отчётливо». На второй фотографии «Эглинтона можно легко узнать, хотя голова его и закинута несколько на обхватывающую его руку; рядом с ним стоит та высокая фигура, которую мы видели полной жизни; борода, брови вышли хорошо, глаза тусклы; характерная черта этой фигуры – короткий нос, совершенно отличный от эглинтоновского. На обеих фотографиях видны в углу мои пометки. Все негативы находятся у меня».

Как отражаются подобные опыты на здоровье медиума, можно судить по тому, что Эглинтон, после описанного сеанса, долгое время не приходил в себя. Лёжа на полу, с выступившею на губах кровью, он страшно корчился и, несмотря на растирание, нюханье спирта и т. п., оставался в этом положении с ¼ часа. Но не ранее как через час он настолько оправился, что кое-как мог доплестись до подземной железной дороги, впрочем, с помощью взявшегося проводить его N. Дома с Эглинтоном «сделался вторичный припадок дурноты с лёгочным кровоизлиянием».

Художник Тиссо приводит случай, когда в то время как Эглинтон лежал на полу в глубоком трансе, явилась фигура молодой женщины, когда-то бывшей художнику очень дорогой, но уже несколько лет как умершей. В момент, когда Тиссо поспешно начал делать набросок видения, оно удвоилось появлением сзади фигуры самого медиума. Оба призрака светились фосфорическим светом и потом исчезли наподобие того, как расплывается дым, наполнявший только что лопнувший мыльный пузырь.

Самым веским доказательством реальности появляющихся во время сеансов фигур, по справедливости, следует считать получение парафиновых форм рук, ног и других материализованных органов. Разница между разного рода отпечатками на муке, глине, закопчённом стекле или бумаге, а также и другими телесными действиями, как, например, оставлением призраком каких-нибудь рисунков, письма и т. п., – и получением парафиновых или иных форм целых органов, заключается в том, что последние нелегко получить во время сеанса, даже при условии недостаточного контроля за действиями медиума. Мы говорим «нелегко», а не невозможно, в виду того, что для получения парафиновой формы можно воспользоваться желатинной. Объяснимся, однако, понятнее. Так как вся трудность получения парафиновой формы какой-нибудь, положим, руки с согнутыми пальцами заключается в невозможности вынуть последнюю из формы, не повредив её, то необходимо чем-нибудь заменять руку. Из свидетельства, выданного известным американским скульптором О’Бриеном, по поводу полученных на одном сеансе форм, видно, что представленные ему гипсовые отливки могут быть, по мнению этого скульптора, получены только посредством разборных форм, а для уничтожения следов швов нужен искусный гравёр. В, спиритической литературе нам также не пришлось встретить упоминаний о желатинных формах, а потому, хотя мы и не придаём этому способу особенного значения, тем не менее, не мешает всё-таки упомянуть здесь об этом. Дело в том, что если опустить руку в густой тёплый раствор желатина в воде и потом вынуть, то по остывании получается точнейшая форма в виде перчатки. Последнюю можно снять не только с руки, но даже с твёрдых предметов, разрезав или даже разорвав форму только настолько, чтобы через отверстие могла пройти самая толстая часть предмета. Разные же выпуклости и вогнутости последнего, благодаря эластичности желатина, нисколько не помешают форме сняться. По снятии перчатки с руки, форма последней будет сохранена в неприкосновенности, заделать же снаружи места разрыва, края которого до тонкости сходятся друг с другом, не представляет трудности. Самый способ получения парафиновых форм на спиритических сеансах заключается в следующем. В приготовленные два сосуда наливают воды, – в один холодной, в другой горячей, на поверхности которой плавает слой расплавленного парафина. Материализованная рука опускается на секунду в парафин, после того в холодную воду, повторяя эту операцию несколько раз. Когда рука дематериализуется, то в холодной воде будет плавать точная форма её; в неё можно налить гипсу и, когда он отвердеет, опустить всё в горячую воду, в которой парафин растопится, оставив точный слепок руки. Того же самого можно достигнуть, опуская в парафин желатиновую перчатку достаточной толщины. Снаружи ничего не будет заметно; когда же гипс, налитый в полученную таким образом форму, отвердеет, то горячая вода не только растопит парафин, но и растворит вместе с тем и желатин, уничтожив, таким образом, последние следы обмана.

Стало быть, для получений во время сеанса парафиновых форм без участия материализации и дематериализации данного органа, нужно только принести с собой желатинные формы. Допустим, что, при недостаточной тщательности обыска, это удалось бы сделать. Но как теперь делать дальше? – При нижеприводимых условиях производства опытов, получение форм, даже пользуясь принесёнными с собой желатинными перчатками, является делом почти столь же, а может быть и более чудесным, чем сам процесс материализации и дематериализации.

Как мы уже сказали, в спиритической литературе нет, насколько нам известно, указаний на возможность обмана посредством желатиновых форм, а потому, понятно, меры, принимаемые контролем, имеют в виду другие предположения. Тем не менее, условия опытов настолько строги, что исключают возможность каких бы то ни было сомнений.

Прежде всего, конечно, для устранения возможности производства упомянутых форм самим медиумом, его сажали в мешок и завязывали у шеи. С другой стороны, так как было высказано предположение, что парафиновые формы делаются не во время сеанса, а приносятся готовыми, то парафин перед началом опытов и по окончании их взвешивался. Оказывалось, что вес полученных форм и оставшейся парафиновой массы в точности равнялся весу последней до начала сеанса. Наконец, для устранений возражений о возможности участия кого-либо из присутствующих в обмане, пробовали самые сосуды с водой и парафином помещать в запираемый на замки и опечатываемый ящик. Стенки его делались из одного куска довольно частой проволочной сетки, так что можно было наблюдать за тем, что́ происходило в ящике. «Когда все удостоверились в надёжности ящика, м-р Уэтерби взял ведро чистой холодной воды, предварительно осмотренное всеми присутствующими, и поставил его в ящик. Полковник Поп взял ведро горячей воды, покрытое сверху жидким слоем растопленного парафина, и, по освидетельствовании его, поставил также в ящик. Крышку закрыли, задвинули засовами и заперли. Для полнейшего обеспечения наложили сверх того печати на обе замочные скважины, вдоль пазов крышки сверху и по бокам, хотя эта мера и была совершенно лишней: медиум всё время оставался у нас на виду. В комнате было светло, и мы все видели сквозь сетку, что в ящике ничего другого, кроме вёдер и их содержимого не было. Чтобы дать требуемую для явления темноту, на ящик набросили суконную скатерть и в комнате несколько уменьшили свет, но его оставалось, однако, достаточно, чтобы видеть часы и различать лица и движения присутствующих, в том числе и медиума. М-с Гарди (медиум) села впереди кружка, пред узкой стороной ящика, а м-р Гарди всё время находился в отдалении, позади всего общества. Наконец, минут через сорок раздалось частое весёлое постукивание, извещавшее об успехе. Все мы встали со своих мест, сняли с ящика сукно и, посмотрев сквозь проволочную сетку, увидали, что в ведре с холодной водой плавает цельная форма большой руки, затем освидетельствовали печати – они оказались не повреждёнными. Мы снова тщательно осмотрели все стенки ящика: дерево и проволока – всё было в целости и порядке. Сняв печати, мы отпёрли замки, отодвинули засовы, подняв крышку, вынули из ящика ведро и взяли форму. Мы не видели и теперь не видим другого выхода, как прийти к заключению, что эта форма была сделана и положена в ведро какой-то силой, способной материализовать органы человеческого тела, совершенно отличного от тела медиума». (Аксаков).

Не находя возможным долее останавливаться на доказательствах реальности того, что спириты называют духами, считаем, тем не менее, возможным признать полную действительность этого явления, – по крайней мере, никто до сих пор не в состоянии был сделать честного и разумного возражения против постановки наиболее доказательных опытов.

Итак, стало быть, факт возможности появления материализованных фигур следует считать установленным.

Перебирая в уме приведённые здесь примеры явлений «духов», читатели могли заметить, что призраки должны быть разделены на две категории; одни более или менее походят на самого медиума, это, так называемые, гомологичные двойники, другие совершенно от него отличаются и потому носят название гетерологичных двойников.

Когда мы начинаем вдумываться в сущность только что описанных явлений, то у нас, естественно, возникает вопрос; откуда эти призраки? – происходят ли они извне, или составляют часть самого медиума? – Если б мы имели дело с одними только гомологичными двойниками, то, минуя всякого рода трудности, представляемые новизной предмета (конечно, для официальной науки), можно бы было считать, что призраки представляют собой раздвоение личности медиума; когда же мы убеждаемся, что существуют нередкие случаи, когда являющаяся фигура не только сильно отличается от медиума по внешности и возрасту, но даже принадлежит к другому полу, то невольно закрадывается сомнение в одинаковости происхождения обоих родов явлений.

Весьма важным и, по своим последствиям, ценным является наблюдение, сделанное в 1889 году инженером Мак-Нэбом. Во время одного сеанса, снимая фотографии сопровождавших его явлений, экспериментатор получил снимок призрака девушки, появившегося рядом с медиумом, который находился тогда в летаргии. Показав последнему, по его пробуждению, эту фотографию, Мак-Нэб был крайне удивлён, когда медиум узнал в снимке воспроизведение одного древнего рисунка, из прошлых столетий, который когда-то поразил воображение медиума. Это изображение, пребывая в подсознании субъекта, объективировалось в состоянии транса не в форме галлюцинации, как это бывает во сне, а в виде материализованной фигуры.

Факт этот чрезвычайно поучителен. Сопоставляя его с теми случаями, когда во время сеансов являются «духи» Дон-Кихота, Евгения Онегина и т. п. личностей, никогда в действительности не существовавших, а созданных, подобно вышеприведённому рисунку, фантазией художника, мы уже имеем, так сказать, путеводную нить в наших блужданиях с целью уяснения себе природы явления «духов». Несомненно, последние обязаны своим происхождением самому медиуму, его воображению, но, конечно, подсознательному. Здесь мы, таким образом, подходим к вопросу о идеопластии, идеоматериализации или, ещё иначе, телепластии³⁴⁰. По-видимому, медиум в состоянии транса выделяет из себя нечто, которое, под влиянием бессознательной воли субъекта, принимает более или менее законченную форму и плотность. Рассмотрим этот вопрос несколько подробнее.

Читатель, вероятно, ещё не забыл приведённого нами в предыдущих главах прекрасного описания явлений, сопровождающих «столоверчение», сделанного Рейхенбахом. Во время таких сеансов лица, участвующие в опыте со столиком, выделяют светящиеся волны, которые, концентрируясь посредине стола, вначале принимают форму какого-то клубка, который потом постепенно превращается в колонну, возвышающуюся до потолка. В своём месте мы старались определить природу этого светового явления, признав за ним электрические свойства, но это только одна его сторона; там же было замечено, что это явление имеет сложный характер, так как в нём играет роль нечто, оставленное без рассмотрения. Теперь мы намерены посвятить этому вопросу исключительное внимание.

Сознавая, что, несмотря на громадную ценность электрографических работ г. Наркевича-Иодко для доказательства реальности излучений организма, у читателя всё-таки могут быть сомнения, благодаря невозможности разграничить посредством этого метода долю участия организма и внешнего электрического возбуждения, – я (д-р Битнер) задался целью получить фотографии человеческого тела в абсолютной темноте, без всяких электрических аппаратов. Испробовав безуспешно едва ли не все лучшие из употребительных проявителей и пластинок, я, наконец, во время моего пребывания в 1897 году за границей, обратился к представителю известной мне фирмы Аншюц в Берлине³⁴¹, прося приготовить мне самые, какие только возможно, чувствительные пластинки.

Не стану описывать тех неудач, какие сопровождали мои опыты даже и с этими превосходными пластинками, а также с разными панхроматическими (эозиновыми, цианиновыми и хлорофиловыми, из которых последние пришлось приготовлять самому), – скажу только, что, наконец, мои усилия увенчались успехом: я получил первую фотографию в темноте.

Рис. 1.

Обстановка опытов у меня следующая. Замагнетизировав субъекта (наилучший результат дала 11-летняя девочка, тёмная брюнетка, вылеченная мной от эпилепсии), я навожу аппарат, вставляю кассету, тушу лампу, открываю объектив и кассету, другую же пластинку, взятую из той же коробки, кладу невдалеке открытой, – для контроля абсолютности темноты комнаты. Опыты производятся всегда, начиная часов с 10 вечера, при закрытых ставнях, спущенных шторах и, кроме того, – за занавеской, протянутой для полного убеждения поперёк комнаты со стороны окон. В соседних комнатах тоже не зажигается огня. Впрочем, доказательством отсутствия какого бы то ни было света в комнате для опытов служит постоянная чистота контрольных пластинок (нельзя только класть их близко от субъекта, потому что может получиться вуаль). На полученных снимках можно было различить общее туманное очертание головы, шеи и части груди. Три более тёмных пятна соответствовали носу и глазным впадинам. Слева и справа находятся неправильные светлые полосы, выделяющиеся из окружающего мрака. Из дальнейших опытов выяснилось:

1) что чем глубже гипноз, тем света получается более, причём иногда, в особенности слева от субъекта, образуются неправильные световые пятна и довольно обширные пространства;

2) что в бодрственном состоянии, если и получается какой-то свет, то очень слабый, с боков головы, и имеющий волнистую форму, – о каком-либо изображении нет и помину;

3) что излучения тела даже в гипнозе настолько слабы, что только, ставя аппарат очень близко, не далее 2–3 футов от субъекта, удаётся получить изображение лица, но очень туманное и до крайности неясное;

4) что иногда, вследствие ещё не выяснившихся причин, никакого изображения не получается;

5) что, ставя аппарат на таком расстоянии, чтобы могла выйти вся фигура, ни малейших признаков её очертаний не получается, а образуется тёмное расплывчатое пространство, соответствующее положению тела, с боков же две светлых полосы;

6) если загипнотизированных субъектов на одной пластинке сразу снимается двое, сидящих не далее фута друг от друга, то тёмное пространство, соответствующее обеим фигурам, соединяется, разделяясь лишь между головами светлым промежутком; с внешних же сторон образуется по светлой полосе, которые, посредством полутени над каждой головой, соединяются с разделяющим их светлым промежутком, ещё большая тень соответствует тому месту, где находятся выступающие (при сидячем положении) колени, но она всё-таки светлее остальной части обеих фигур, и, наконец,

7) что сильный, молодой субъект даёт свету более, чем какой-нибудь анемичный, хотя бы он находился в более глубокой стадии гипноза, притом девушки, при равенстве прочих условий, образуют более сильные излучения, чем женщины.

Рис. 2.

Рис. 3.

Рис. 4.

Все эти выводы, основанные хотя и на довольно большом числе опытов, но ещё незаконченных, не имеют большого значения; единственное неоспоримое заключение, которое можно из них сделать, это безусловная реальность выделения из нас в гипнотических состояниях тех светоносных истечений, о которых рассказывает Рейхенбах. Что же касается излучений нашего тела в состоянии бодрствования, то, вследствие малочисленности опытов³⁴² и недостаточной рельефности полученных результатов, приходится обождать с выводами. Впрочем, в настоящую минуту для нас важно иметь только уверенность в том, что упомянутые истечения не плод воображения каких-нибудь истеричных, а представляют собой вполне реальное явление. Условившись относительно этого важного пункта, мы уже можем перейти к описанию весьма интересных и поучительных опытов Битти.

Причиной, побудившей этого «рассудительного, искусного и сведущего фотографа», которого в деле фотографии нелегко обмануть, и «совершенно не способного обманывать других», – заняться «спиритической фотографией», – было «убеждение в подложности всех виденных им спиритических фотографий» и желание «исследовать этот вопрос собственным опытом». Кроме Битти, столь «опытного фотографа-портретиста, – как отзывается о нём другое лицо, – и джентльмена, в искренности и честности которого никому и в голову не придёт усомниться», в опытах участвовало ещё четверо лиц, близко знавших друг друга. В том числе был один медиум Бутланд, приятель Битти. Нужно заметить, что с этим медиумом нельзя было получать физических явлений и материализации, чем и объясняется незаконченность и неясность полученных изображений, но для нас это гораздо важнее всяких отчётливых и рельефных снимков «духов», так как даёт возможность проследить постепенность образования тех материализованных фигур, о которых была речь выше. Перейдём, однако, к описанию самих опытов.

«Я имею в Лондоне, – рассказывает Битти, – приятеля, который, однажды, быв у меня, показал мне, так называемые, «спиритические фотографии». Я ему тотчас сказал, что они не были таковыми, и пояснил ему, каким образом они были сделаны; видя, однако, что многие верили в возможность подобных вещей, я сказал, что не прочь сделать несколько опытов, так как я знал одного хорошего «медиума» – г. Бутланда». «... Камера, с объективом Росса, была такого устройства, что можно было иметь три негатива на одной пластинке. Свет был затенён, чтобы можно было продолжать выставку до четырёх минут... Фон был обыкновенный, ежедневно употреблявшийся, тёмно-коричневый, и стоял вплотную к стене. Медиум сидел к нему спиной, с маленьким столом пред собой. Д-р Томпсон и г. Томми сидели с одной стороны за тем же столиком, а я, во время выставки, с другой».

Рис. 5.

Рис. 6.

Из прилагаемых образцов, полученных во время сеансов фотографий, которые мы подобрали с таким расчётом, чтобы они могли довольно полно иллюстрировать постепенность развития человеческой фигуры из первоначально какого-нибудь одного-двух светлых пятен, читатель легко догадается, что и тут главную роль играет тот же од. Но когда между участниками опыта нет медиума для материализации, который бы обладал способностью концентрировать од, выделяемый всеми соединёнными в цепи лицами, то явление совершается так, как его описал Рейхенбах, т. е. без всякой тенденции к образованию духовидных фигур; когда же в цепи участвует подобного рода субъект, начинается материализация.

Из упомянутого опыта Мак-Нэба мы уже знаем, что медиум может создать даже такую фигуру, которая никогда не существовала; опыты Битти имели целью выяснить вопрос о спиритической фотографии, которую обыкновенно представляют себе в виде изображений духов; поэтому и Бутланд всеми силами старался получить нечто подобное: в его подсознании постоянно сменялись преимущественно образы духов. На снимках с № 1 по № 5 мы видим постепенное развитие человеческой фигуры. Не следует, впрочем, думать, что и подлинные фотографии получались в той же постепенности, напротив, они чередовались с изображениями звёзд, конусов, фляг, летающих птиц, «взрывов света»; иногда в фигурах замечались места более интенсивного света, «как если бы зажжённая проволока магния была опущена в каждое из этих изображений» (рис. 9); случалось, что медиум ничего не видел из-за образовавшегося густого «тумана», как это видно из рис. 6; на следующем рисунке видим ряд каких-то туманных углов, напротив, 8-й и 9-й, очевидно, представляют изображения человеческой фигуры. В качестве образчика более законченного идеопластического изображения может служить рис. 10-й, сделанный при других условиях.

Рис. 7.

«На основании помянутых опытов можно считать доказанным, – говорит Битти в заключение, – что есть в природе какая-то тонкая, эфирная субстанция, которая при некоторых условиях сгущается и в этом состоянии делается видима для сенситивов; и когда испускаемые ею лучи касаются чувствительной пластинки, то сила её вибраций такова, что вызывает могущественную химическую реакцию, каковую могло бы вызвать только самое сильное солнечное действие. Мои опыты доказывают и нечто большее, а именно, что есть личности, нервная организация которых такова, что служит ближайшей (в физическом смысле) причиной этого явления, и что в их присутствии образуются такого рода реальные формы, которые доказывают существование невидимой разумной силы, т. е. души³⁴³... Эта субстанция в руках невидимых разумных существ принимает различные формы, подобно глине в руках художника, каковые формы или фигуры, будучи выставлены перед объективом, могут быть фотографированы – будут ли то изображения человеческих существ или чего другого. Людьми, глаз которых способен воспринимать подобные впечатления, эти формы могут быть описаны в точности, прежде чем они станут доступны для обыкновенного глаза на проявленной пластинке» (Аксаков).

Не подлежит ни малейшему сомнению, что организующим началом всех этих (т. е. внешнего их вида) фигур является психическая сила самого медиума³⁴⁴, а источником, откуда черпается материал для материализации бессознательных идей медиума, является весь организм и, может быть, отчасти даже и окружающие одушевлённые (и, пожалуй, неодушевлённые) предметы. Но главным источником материализации является всё-таки сам медиум.

Рис. 8.

Рис. 9.

Мы уже знаем, что иногда он сам просит об образовании цепи из присутствующих, которые при этих условиях быстро устают. Некоторые медиумы, чувствуя упадок сил, подходят к участникам опыта и, посредством направленных к себе пассов над головами последних, стараются, словно, вобрать в себя выделяемую теми силу (кажется, если не ошибаюсь, так поступал иногда Эглинтон). Когда же медиум изолируется от остального общества, то, очевидно, единственным источником вещества, нужного для материализации, является он сам, его тело. Доказательством этого априорного предположения являются факты дематериализации медиума. При этом могут быть три случая:

1) Невидимая материализация, которую улавливает только фотография или глаз сенситива; ей соответствует такая же невидимая дематериализация медиума, продолжающего оставаться, по наружности, не изменившимся.

2) Видимая материализация, но частичная, неполная, как по форме, так и существу: она связана с такой же частичной и неполной дематериализацией медиума, который остаётся невидимым, хотя иногда не весь.

3) Материализация видимая, полная, находящаяся в связи с полной дематериализацией медиума, который перестаёт быть видимым.

Читая эти строки, всякий, кому не приходилось близко познакомиться с литературой трактуемого здесь вопроса, пожалуй, подумает, что имеет дело с бредом сумасшедшего, – до того необычайные, можно сказать, дикие мысли приходится здесь слышать. Но это кажется так только с первого взгляда; в действительности же дематериализация медиума является логическим последствием материализации «духов». Раз мы признали их реальность, – а этого нельзя было не признать, – то должны допустить также и возможность дематериализации, так как из ничего нельзя создать что-нибудь. Впрочем, факт дематериализации можно считать столь же хорошо доказанным, как и возможность материализации.

Рис. 10.

Чтобы не утомлять читателя сообщением многих фактов в этом направлении, мы приведём только один случай, описываемый Аксаковым в книге, специально посвящённой вопросу о дематериализации. 11 декабря 1893 года г-жа Д’Эсперанс, возвращаясь из Петербурга в Швецию, остановилась в Гельсингфорсе, где, несмотря на некоторое нездоровье, она согласилась дать один сеанс. И вот какого рода замечательное явление произошло с нею. Мы приведём рассказ об этом по её собственному письму к Аксакову.

Сеанс имел место в доме инженера Сейлинга, где собралось общество из 14 лиц. «Явления были вполне чрезвычайные; и так как я полагала, что их описание вас заинтересует, то просила г-жу Сейлинг и генерала Топелиуса сделать описание их и послать вам³⁴⁵. Характеристическая сторона этого сеанса заключается в том, что половина моего тела исчезла, что я открыла только случайно. У меня болела голова или, скорее, затылок, и я его поддерживала скрещёнными руками, что, казалось, немного облегчало боль. Мои руки устали в этом положении; желая их положить на колена, я открыла, что они более не существуют, и что мои руки вместо того опустились на стул. Это меня испугало, и я захотела знать, было ли это действительностью, или я грезила. Свет был достаточный, и я обратила внимание моего соседа на это обстоятельство; он осмотрел стул точно так же, как и четыре ассистента, и все утверждали, что только одна верхняя часть моего тела действительно существовала.

Сиденье было пусто за исключением моей одежды; руки, плечи, грудь были на своих местах над сиденьем. Я могла говорить, двигать головой и руками, пить воду и даже чувствовать свои колени и ноги, хоть они отсутствовали. Во всё это время формы являлись и скрывались, но они только показывались; руки разной формы и величины трогали лиц наиболее близких к кабинету.

Я полагаю, это продолжалось более часу с того времени, как я открыла моё исключительное состояние, что было достаточно для констатирования и в особенности для меня, хотевшей знать, буду ли я когда-нибудь обладать своими ногами и способна прийти в себя, что делало меня очень нервной»...

«Зная автора этого письма, – говорит Аксаков, – как безусловно правдивую личность, я не имею ни малейшего основания сомневаться в этих словах»...

Не находя нужным приводить здесь пространные свидетельства участников опыта и описания его постановки, мы, тем не менее, считаем необходимым прибавить для ясности, что медиум, как видно из приложенных к упомянутой книге фотографий, сидел на виду у всех, впереди занавески, за которой в той же комнате был устроен кабинет для явлений материализации. Последние, как упомянуто в письме, заключались в появлении из-за занавески разного рода рук, которые трогали тех из присутствующих, которые сидели поблизости от последней.

Этот замечательный и едва ли не единственный случай столь ясно выраженной частичной дематериализации, понятно, имеет громадное теоретическое значение. Что же касается полной дематериализации медиума, то об этом было немало писано, хотя значительная часть подобного рода сообщений приводилась, как доказательство того, что явления производились самим ушедшим с места медиумом.

Несомненно, что подобные случаи бывают, но когда материализованная фигура слишком отличается от медиума, причём иногда вес её составляет только половину, даже треть веса медиума, то нет уже никакой возможности признавать идентичность обоих.

Тогда те из так называемых антиспиритов, которые, признав факт материализации, всё-таки недоумевают, если убедятся что медиума нет на занимаемом им стуле в тёмном кабинете, – оказываются более спиритами, чем сами спириты, так как, очевидно, хотят, чтобы материя медиума сохранилась, а всё-таки материализованная фигура создалась, – но из чего же? (См. книгу В. Битнера: «Верить или не верить?» СПб. 1899 г., стр. 321–350, откуда мы в сокращении заимствовали изложенные здесь факты и рисунки, ранке, впрочем, помещённые в сочинении А. Аксакова: «Анимизм и спиритизм»).

Из всего изложенного ясно, что без, допущения души, т. е. разумной духовной силы, немыслимо объяснить явления медиумизма, невозможно понять сущность и свойства материализации, которая, несомненно, существует; против этого ничего не говорят несколько случаев замеченных обманов, допущенных некоторыми профессиональными медиумами с целью наживы. Ведь если встречается фальсификация, например, пищевых продуктов, то отсюда ещё нельзя делать вывода, что все пищевые продукты подделаны и все продавцы – обманщики. В виду важности этого вопроса мы помещаем далее ряд статей с целью выяснить его насколько возможно лучше. Г. Д-ко.

Ряд сеансов, произведённых при участии медиума Евзапии Паладино: сперва в Риме, во время медицинского конгресса, а потом в имении проф. Ришэ, на острове Рубо, на юге Франции, куда Ришэ пригласил учёных из числа участвовавших на парижском академическом съезде, – несомненно доказал действительность медиумических явлений. На сеансах в Риме приняли участие: Ришэ, д-р Шренк-Нотцинг, профессор харьковского университета Данилевский и Варшавский врач Добский, а в имении Ришэ участвовали: проф. Лодж, председатель лондонского психического общества, проф. Сиджвик и его жена, известная филантропка, проф. Майерс, гипнотизёр д-р фон Шренк Нотцинг, известный Варшавский учёный д-р Охорович, тулонский морской врач, автор сочинения о гипнотизме, профессор д-р Сегард, известный пионер магнетизма во Франции д-р Беррета, и, наконец, сам Ришэ. Последствия этих сеансов весьма важны: все участники признали медиумические явления неподдельными. Даже такой непримиримый скептик, каким был раньше Шренк Нотцинг, выступавший даже печатно против миланской медиумической комиссии, должен был теперь наравне с другими учёными признать реальность медиумизма. Во французском журнале «Annales des sciences psychiques» III, 27, по поводу сеансов с Паладино Ришэ восклицает: «C’est un monde nouveau ouvert á nous»³⁴⁶, a профессор Сиджвик, игнорировавший раньше вопрос о медиумизме за неимением сильного медиума, что и отзывалось в свою очередь на деятельности лондонского психического общества, – ныне совершенно изменил свой взгляд в пользу медиумизма.

В отчёте о сеансах в имении Ришэ профессор Лодж, между прочим, говорит, что при тех строгих мерах, какие были приняты на сеансах, всякие гипотезы об обмане, о галлюцинации, или предположение, что участники загипнотизированы и поэтому ошибочно воображают, что контролируют медиума, а на самом деле будто бы медиум не сидит там, где они его видят и осязают – на своём стуле у стола, а свободно двигается по комнате и производит разные явления – подобные гипотезы и предположения, – говорит Лодж, покажутся совершенно бессмысленными всякому принимавшему участие в опытах.

Насколько же, после такого авторитетного слова, какое представляет собой слово проф. Лоджа и учёных соучастников его в сеансах, покажутся беспочвенными мнения лиц, старающихся доказать: – одни, что медиумические явления – обман, другие – галлюцинация, а третьи, что участники сеансов загипнотизированы! («Ребус» 1895 г., № 14).

Солидарность медиума с материализованной формой становится очевидной и вполне понятной, – говорит А. Аксаков. – Наблюдалось много раз, как физические впечатления, ощущаемые материализованной фигурой, отражаются на медиуме. В моём «Анимизме» (стр. 137) я привёл интересный случай поранения ножом материализованной руки, боль от которого ощутилась медиумом. На сеансах м-с Эсперанс много раз наблюдалось, как уколы материализованных рук чувствовались медиумом. Я сам присутствовал на одном сеансе, когда фигура погрузила свою руку в горячий парафин, а медиум воскликнул в тоже время, что его обожгло! Мы имеем, наконец, единственный случай, сообщённый пятью свидетелями, замечательно поясняющий эту солидарность. На одном из сеансов с Монком образовалась мужская фигура на глазах присутствующих; выйдя из левого бока медиума, она при хорошем освещении оставалась всё время на виду; фигура была вполне материализована, а лицо её, руки и ноги при полном газовом освещении тщательно исследованы. Сверх того, она дала образчик своей силы, поочерёдно поднимая присутствующих с их стульев. Это, замечу мимоходом, доказывает нам, что гипотеза почти полной дематериализации медиума, соответствующей полной материализации фигуры, изложенная выше, верна не безусловно, ибо здесь медиум оставался телесно видим и осязаем. Вот этот случай, привожу его буквально: «Тогда был предложен опыт единственный в своём роде, именно, чтобы фигура выпила стакан воды. Когда она исполнила это перед нами, так что мы это видели и слышали, то это же самое количество воды тотчас же вылилось изо рта медиума: – новое доказательство того, на сколько общего бывает, иногда, если не всегда, между вкусом и ощущениями психической фигуры и медиума, из которого она образовалась». («Спирит.» 1877 г., т. II, стр. 287).

Существует предание, что призраки боятся меча. Даже во времена, более близкие к нам, встречаются факты, подтверждающие это поверье. Так в XVII веке у Гланвиля в рассказе, озаглавленном; «Тедвортский демон», мы читаем, что лакей г. Момпесона (в чьём доме демон не давал никому покоя), будучи ночью преследуем призраком, брал в руки свою шпагу, и призрак исчезал. В другой раз призрак хотел отнять у него шпагу, и между ними возникла борьба, но как только лакей овладевал шпагой, – призрак исчезал. «Было замечено, что он всегда старался избегать её». (Гланвиль, Saducismus triumphatus, издание 1688 г., стр. 345 и 346).

Согласно современным наблюдениям в новой таинственной области гипнотизма, чувствительность кожи переносится с её поверхности на некоторое от неё расстояние, образуя как бы чувствительный слой вокруг тела загипнотизированного; так, если прямо уколоть кожу, он ничего не чувствует, а если уколоть воздушный слой в некотором расстоянии от кожи, он чувствует укол. Эти явления носят теперь название экстериоризации чувствительности. (См. «Les êtats profonds de l’hypnose» (Глубокие состояния гипноза) par de Rochas d’Aiglun Paris 1892, стр. 57 и «La force vitale, notre corps vital fluidique» (Жизненная сила, наше жизненное, флюидическое тело) par le d-r Baraduc, Paris, 1893, глава IX: «Exteriorisation compéte do corps vital psychique», стр. 117. (Полная экстериоризация жизненного психического тела). Мы видели, что то же самое происходит в явлении материализации, которое и может быть признано за самое полное развитие экстериоризации. Таким-то образом предание и современный опыт подают руку друг другу. (См. статью А. Аксакова: «Выдающееся явление в области материализации», помещённой в «Ребусе» 1896 г. № 17).

Мнение Эсперанс – единственный мне известный медиум, не впадающий в транс в материализационных сеансах.

Находясь в Готенбурге в 1890 году, я воспользовался этим случаем, чтобы предложить медиуму ряд вопросов относительно его физического и умственного состояния во время материализационных сеансов. Миссис Эсперанс самым любезным образом согласилась исполнить моё желание. Я предлагал вопросы, а м-р Фидлер³⁴⁸ стенографировал ответы медиума. Затрудняясь в то время согласовать это совершенное раздвоение тела медиума, – эту, говоря языком современного гипнотизма, полную экстериоризацию с ясным сознанием медиума, что он сидит на своём месте в кабинете, – я не решился тогда опубликовать эти ответы. Теперь же, после гельсингфорского явления, служащего наглядным примером того, что может произойти на ещё высшей ступени этой фазы медиумических явлений, я считаю себя вправе предать гласности нижеследующие материалы, в убеждении, что придёт время, когда они будут оценены по достоинству.

Вот вопросы и ответы медиума.

1-й вопрос. Что вы чувствуете телесно и умственно, сидя в тёмном кабинете, когда явление начинается?

Ответ. В самом начале, когда я усядусь, и занавески задёрнутся, я чувствую потребность знать – сидят ли члены кружка, как следует, по своим местам. Когда занавески задёрнуты, моё внимание обращено на присутствующих, и если среди них беспорядок, то я чувствую себя возбуждённой, и пока всё не устроится, я не достаточно покойна для того, чтобы могли начаться явления.

Когда же наступают полная тишина и спокойствие, я чувствую, что ни о чём более не забочусь, даже о себе самой. И чем долее я сижу, тем менее забочусь о чём бы то ни было, заявляю же я, что кто-то находится в кабинете лишь потому, что считаю своим долгом извещать о том присутствующих, а совсем не от того, что это имеет какой-либо интерес для меня самой.

Когда в кружке кто-либо двигается или меняет место, то как будто разрывает этим какую-то связь и причиняет остановку в явлениях. В последнем сеансе я почувствовала, что кто-то ушибся, но кто это был и насколько силён ушиб – этого я не знала.

Первое, что я чувствую, когда покойно усядусь в кабинете, это как бы паутину на лице и на руках, и тру тогда лицо и руки. Чувство это проходит, и я начинаю ощущать, как воздух наполняется каким-то веществом, и мне становится тяжело дышать. Когда же и это проходит, я знаю, что фигура сформировалась. Начинаются явления ощущением паутины, которое в продолжение всего сеанса уже не возвращается, и только в одном случае, если сеанс прерывается, ощущение паутины является снова.

Когда сеансы не удаются, я замечаю, что паутина всё время не исчезает, и, по-видимому, не является ни фигуры, ни других признаков материализации. Если через занавеску проходит ко мне хоть небольшой свет, я могу видеть белую парообразную массу, движущуюся вокруг, как пар из локомотива. Я часто вкладывала в него руку, чтобы исследовать, что это такое, так сказать, ощутить этот пар, но ни разу не имела такого ощущения, что рука моя до чего-нибудь дотрагивается. Вижу я это не так часто, да и в очень редких случаях проявляется у меня достаточно любопытства исследовать, что такое этот движущийся пар Меня это до некоторой степени интересует лишь потому, что другие могут быть этим заинтересованы, иначе я бы оставалась вполне равнодушной.

После того, как этот пар в продолжение нескольких минут, а, может быть, и получаса, клубится и двигается во все стороны, он вдруг останавливается, и я знаю, что возле меня уже стоит живое существо. Движение пара может продолжаться не более минуты, и живое существо уже появляется.

Одновременно с ощущением паутины я начинаю испытывать чувство пустоты, но замечаю его только в самом начале, хотя и позднее, как мне кажется, оно меня не покидает. Когда я пробую двинуться, то не сознаю расстояния. Я не могу сказать, насколько далеко я подвинула палец; когда же он двинулся, я не могу сказать, где прекратится его движение. Это можно сравнить с движением членов в воде. Законы тяжести, как будто, приостановлены. Я знаю, что становлюсь, так сказать, всё более и более бесчувственной, и хотя я знаю, что между мной и концом кабинета очень небольшое расстояние, мне представляется, что кабинет исчез, и нет тут никакого предела. Когда приходит Иоланда³⁴⁹, мне кажется, что она пришла очень издалека.

2-й вопрос. Заметили ли вы, что прежде материализуется: тело или одеяние? Имели ли вы возможность наблюдать, как одевается Иоланда? Не заметили ли вы, что для своего одеяния она пользуется вашими вещами?

Ответ. Когда пар превращается в живое существо, я никогда не могу определить, что сперва образуется: сама ли фигура или её одеяние. Превращение происходит так быстро, можно сказать, мгновенно, что я не могу сказать, что появляется прежде – тело или одежда. Иоланда, большей частью, подходит ко мне, как только материализовалась. Её приближение всегда возбуждает во мне некоторый к ней интерес, хотя я редко имею случай её видеть. Появление её всегда неожиданно, от того ли, что я утрачиваю чувство своей предельности, и всякое появление представляется мне идущим издалека, что и возбуждает моё любопытство.

Я клала на неё руку и трогала её волосы, но никогда не было у меня желания внимательно их исследовать. На последнем сеансе она положила голову ко мне на колени, и я чувствовала у себя на руках её волосы; плечи её, локти и руки были голые. Насколько я знаю, она никогда не брала ничего из моего туалета для своей одежды. Однажды, г-жа Фидлер заметила, что отделка её юбки совершенно походила на мою, но, тщательно осмотрев эту отделку, мы убедились, что она была чиста, сплоена и лежала в комоде нетронутая. После этого случая я во время сеансов всегда надевала юбки с тёмной отделкой, так как Иоланда всегда появлялась в белом.

Когда Лейлу³⁵⁰ фотографировали, я заметила при вспышке магния, что на ней была такая же шаль, какая есть у меня, подаренная моему отцу султаном Абдул-Азисом за какую-то оказанную ему услугу во время Крымской кампании. Тотчас же после сеанса я пошла отыскивать свою шаль, и нашла её тщательно сложенной на её обычном месте, в комоде, под замком.

3-й вопрос. Когда Иоланда появляется между занавесок, ясно ли вы её видите? Что вы тогда чувствуете, и почему не отвечаете на вопросы?

Ответ. Когда Иоланда стоит в разрезе занавески, и я могу её видеть, я чувствую себя сонливой и равнодушной ко всему, что происходит; вероятно, причина тому моя слабость, полное бессилие чем-нибудь заняться. – Когда ко мне обращаются с вопросом, мне нужно, так сказать, собрать мои мысли и силы, чтобы быть в состоянии ответить. Я чувствую и думаю смутно, как бы во сне. Я могу думать и чувствовать, но не двигаться, будучи как бы парализованной.

4-й вопрос. Движения тела, рук, ног Иоланды производят ли какое воздействие на ваше собственное тело?

Ответ. Всякое сколько-нибудь резкое движение Иоланды производит во мне испарину. Я не знаю, где она двигается, только чувствую, что двигается, потому что знаю по опыту, что всякое усилие с её стороны более истощает меня, чем моё собственное.

Часто по окончании сеансов я нахожусь в такой испарине, что бываю вынуждена всё на себе переменить. В нормальном же состоянии у меня, можно сказать, никогда не бывает испарины. Когда я беру турецкие ванны, то необходимо сильно нагреть их, чтобы вызвать испарину.

5-й вопрос. Когда Иоланда находится совсем вне кабинета, знаете ли вы это? Что вы тогда чувствуете? Существует ли какое-либо отношение, какая-либо связь между ею и вами? Когда кто-нибудь из присутствующих до неё дотрагивается, или она сама кого-нибудь трогает, чувствуете ли вы это?

Ответ. Когда Иоланда вне кабинета, я это знаю, но, может быть, потому, что видела, как она вышла. Когда она дематериализируется вне, я чувствую, что становлюсь сильнее, и заключаю из этого, что она ушла, но не могу сказать, что знаю это как нечто несомненное. Когда она дематериализируется вне моего помещения, я не знаю, совсем ли она исчезла, или вошла в кабинет, так что я этого не видела. Всё, что я чувствую, когда она находится вне кабинета, это нервный страх за неё, за то, что она теперь делает, так как, ускользнув из-под моего надзора, она может сделать то, чего не следует делать. Я никогда не думаю о себе, а только о ней, точно как бы она была ребёнок, вверенный моему попечению. Этого никогда не бывает относительно других материализованных фигур, до тех мне нет дела, они для меня ничто, несколько интересуют меня, пожалуй, но нисколько не беспокоят.

Когда Иоланда, находясь вне кабинета, до кого-нибудь дотрагивается, или кто до неё дотрагивается, я всегда это чувствую. Я не знаю, когда она просто трогает какой-нибудь предмет, например, книгу, стол, но если она что-нибудь схватит, я чувствую, как мои мускулы напрягаются, как будто схватила это я сама.

Когда она окунула руку в растопленный парафин, я почувствовала ощущение ожога³⁵¹. Во время сеансов у м-ра Хедлунда я помню один вечер, в который он приподнял занавеску по середине кабинета, по-видимому, в эту минуту Иоланда попала ногой на гвоздь, я тотчас же почувствовала боль в ноге, а она ничего не чувствовала. Позднее боль прошла; вернулась лишь в конце сеанса.

Несколько лет тому назад в Ньюкастле она держала в руках розан и укололась шипом, я тотчас же почувствовала укол в пальце.

За исключением боли (когда Иоланде случалось ощущать её) я не чувствую, чтобы между нею и мной существовала какая-нибудь связь, что касается до моего личного Я. Я отлично чувствую, что ничего не потеряла, кроме чувства телесности; я знаю, что в присутствии Иоланды я не теряю ни способности мыслить, ни способности рассуждать, напротив, рассудок мой ещё более проясняется. Хотя она берёт часть моего тела, но я, однако, знаю, что она не завладевает моими мыслями и способностями.

6-й вопрос. Были ли вы когда в состоянии видеть Иоланду, когда она находится в комнате вдали от кабинета?

Ответ. Раз шесть я совершенно ясно видела Иоланду вне кабинета; однажды в Ньюкастле она подошла ко мне через третье отделение кабинета, пройдя по всей комнате. Я видела, как она вышла, и тогда потеряла её из виду и ничего уже не знала о ней, пока она не приблизилась ко мне на расстояние нескольких футов. Я пошла с нею, она обняла меня за талию и помогла мне дойти до органа. Иногда она материализовалась возле меня вне кабинета, и тогда я могла её видеть так же, как и остальные присутствующие.

7-й вопрос. Замечаете ли вы во время сеансов какие-нибудь изменения в вашем состоянии телесном или умственном, которые соответствовали бы явлениям?

Ответ. Соответственно образованию призраков, их исчезновению или движению, я испытываю телесные впечатления, как, например, ощущение пустоты или парализации, но ощущения эти тотчас же проходят, как только призрак исчезает. Что касается моего умственного состояния, то это совершенно напротив: живость в моих впечатлениях несравненно сильнее в первой фазе явления, чем в нормальном состоянии, в котором не бывает ни материализации, ни призраков.

Я знаю и чувствую всё, что происходит вне кружка. Я видела, что вы отлучились³⁵²; я знаю, когда кто-нибудь ходит в какой бы то ни было части дома, и знаю это гораздо яснее и определённее, чем в обыкновенном состоянии. Я слыхала бой часов на церковной башне, могу слышать свистки пароходов в гавани, также и шум от проходящих поездов, что невозможно в нормальном состоянии.

8-й вопрос. Слышите ли вы, что говорят между собой присутствующие, в особенности, если речь идёт об Иоланде?

Ответ. Я слышу разговоры присутствующих, и мне кажется, что я даже знаю, что они думают: когда кто-нибудь говорит с Иоландой, на каком бы то ни было языке, мне сдаётся, что я как будто знаю, что они хотят сказать. Я узнаю не по тому, что они делают, а потому, что они думают.

9-й вопрос. Дотрагивается ли до вас когда Иоланда, и что вы в таком случае ощущаете?

Ответ. Когда я трогаю Иоланду, я чувствую, как будто я трогаю самое себя, но так как при этом я ощущаю четыре руки, то и заключаю, что руки эти не мои. В одном из сеансов, когда она взяла обе мои руки, одну, чтобы держать гитару, а другую для игры на струнах, у меня было такое ощущение, что я играю моими собственными руками. Единственная разница только в том, что её руки были холоднее моих.

10-й вопрос. Дотрагиваетесь ли вы до Иоланды всегда, когда желаете, и настолько, насколько желаете? Очень естественно вам желать убедиться, что перед вами настоящее тело.

Ответ. Я никогда не ищу дотронуться до Иоланды.

Я пробую дотрагиваться до Иоланды только в начале сеанса, позднее всякая к тому охота, всякий интерес пропадает. Когда Я протягиваю руку, чтобы до неё дотронуться, Я ровно ничего не ощущаю, точно как будто тут ничего нет. Когда занавеси раскрыты, я, конечно, вижу, что есть здесь что-то, или кто-то, но позднее, когда она материализуется полнее, я перестаю чем-либо интересоваться, однако, когда она меня трогает, я могу её чувствовать.

Я не помню, чтоб когда-нибудь находила Иоланду у себя на коленях; в большей части случаев она садится на пол у моих ног и кладёт голову ко мне на колени, тогда она находится впереди меня и как будто проходит между мной и занавесками. И хотя тут не более пространства, как три или четыре дюйма, но она проходит, и я при этом ничего не чувствую. Когда она становится на мои ноги или на мои колени, я не чувствую никакой тяжести.

Живая личность ростом с Иоланду никогда бы не могла двигаться, как между занавесками и мной, без того, чтобы я этого не заметила.

11-й вопрос. Видели ли вы когда, чтобы Иоланда материализовалась или дематериализовалась в разрезе занавесок, как мы однажды это видели? Что вы тогда чувствовали?

Ответ. Я никогда не видела, чтобы Иоланда дематериализовалась, а только предполагала это по ощущению возврата моих сил. Я ясно помню, как, во время пребывания моего в Христиании, у меня было такое ощущение, что в комнате недостаёт воздуха и мне трудно дышать, и вот раза два или три, когда я усиливалась глубже вдыхать в себя воздух, то присутствующие говорили: «теперь она (фигура) опускается в пол». Однажды я нарочно с этой целью начала глубоко дышать и услыхала, как г-жа Фидлер сказала: «вот она опять уходит в пол».

12-й вопрос. Когда в конце сеанса Иоланда готовится уходить, чувствуете ли вы что особенное в своём теле? Что вы чувствуете до и после сеанса?

Ответ. В конце сеанса я всегда думаю, как бы хорошо было взять ванну, так как обыкновенно я чувствую себя очень нехорошо по той, полагаю, причине, что Иоланда для материализации заимствует и у присутствующих некоторое количество субстанции, которые отчасти возвращаются тоже мне и производят это чувство недомогания. Теперь я всегда беру ванну до сеанса, но тогда я брала её после, и не думаю, чтобы это мне вредило, а, впрочем, наверно не знаю.

Всегда перед сеансом, даже часов восемь – девять ранее, я чувствую, как у меня по всему телу пробегают мурашки; когда я знаю, что сеанс готовится, то ощущаю в пальцах особенного рода покалывания, как бы от прикосновения к электрической батарее. Меня ничто уже не интересует, думать о чём-либо только утомляет, так что я предпочитаю не знать ранее о приготовляющемся сеансе.

После сеанса у меня обыкновенно бывает тошнота с рвотой, происходит это от того, что я поглощаю некоторые из элементов присутствующих³⁵³, заимствованных Иоландой для своей материализации. В продолжение дня, перед сеансом, я, насколько возможно, воздерживаюсь от пищи.

13-й вопрос. Пробовали ли вы когда удержать руками саму Иоланду или её вуаль? Очень естественно желать добыть кусочек её одеяния.

Ответ. Вот именно, на этих днях, когда я взяла ножницы, чтобы отрезать у неё прядь волос, мне не удалось с ней справиться, она сильней меня. Впрочем, я никогда не пробовала её удерживать, когда она сжимала мне кисти рук так, что я не могла пошевельнуть ими, мне было интереснее испытать её силу, чем что другое.

14-й вопрос. Видели ли вы когда Иоланду лицом к лицу?

Ответ. Когда она бывала со мной вне кабинета, лицо её всегда было закрыто вуалью, так что я не могла её видеть; но в Ньюкэстле я видела её в среднем отделении кабинета, когда занавеска распахнулась, и свет прямо упал на неё. Я видела тогда её плечи и руки так же ясно, как руки и плечи всякого другого лица. Было это во время одного из дневных сеансов. Я видела француженку³⁵⁴ , и впечатление у меня было такое, как будто я смотрела в зеркало: так она была похожа на меня.

15-й вопрос. Узнаёте ли вы себя в Иоланде: по лицу, по рукам или по каким-либо другим сходствам, телесным или умственным?

Ответ. Я никогда не замечала сходства со мной в чертах лица Иоланды, или, лучше сказать, я никогда не имела случая судить о нём.

16-й вопрос. Не чувствуете ли вы когда, что вы, как будто, находитесь в Иоланде, что ваше сознание, как будто, переносится в неё? Или вы постоянно сознаёте себя отдельно от неё, всегда самой собой, на своём месте в кабинете? Можете ли думать и судить о том, что происходит вокруг вас?

Ответ. Когда она до меня дотрагивается, у меня такое же ощущение, как будто я сама себя трогаю. Я не чувствую себя частью Иоланды, напротив, чувствую, что она составляет как бы часть меня самой. Где бы ни была Иоланда, я, однако, знаю, что я – я, и нахожусь на моём месте, в кабинете. Это для меня ясный и непреложный факт, и никто в мире не может поколебать эту уверенность, так она тверда во мне, это более, чем простая вера. Но хотя я это знаю и сознаю себя здесь, и что эта часть меня самой, дышащая и исходящая из меня, как будто освобождается из-под моей власти, она всё-таки сознаётся мной как нечто мне принадлежавшее и перешедшее в распоряжение другого лица. Я не могу сказать вполне отчётливо, что потеряла, я знаю, однако, что не лишилась никакой части моего существа, но что всё-таки это новое существо принадлежит мне.

18-й вопрос. Проявлялась ли когда Иоланда каким-нибудь другим способом, кроме сеансов с кабинетом?

Ответ. Сколько я знаю, Иоланда никогда не проявлялась иначе, как на моих сеансах с кабинетом для материализации.

Дополнительное примечание

Не могу лучше дополнить эти интересные сведения, как указав читателю на живое и вместе с тем такое простое описание самой миссис Эсперанс всего того, что она видит, думает и чувствует во время материализационного сеанса, сидя вне кабинета пред глазами присутствующих, – описание, сообщённое ею в журнале Медиум (за 1892 и 1893 гг.) в целом ряде статей под заглавием: Что чувствует медиум во время материализации духов.

Здесь же считаю нужным привести из них одно место, имеющее прямое отношение к содержанию этой статьи и дающее вполне ясное представление о том состоянии раздвоения, в котором находится медиум, сохраняя при этом своё самосознание. Миссис Эсперанс говорит здесь сама, и надо заметить, что написано это было ранке гельсингфорского события.

«Является фигура, маленькая и худенькая, с распростёртыми объятиями. В дальнем конце кружка кто-то встаёт, подходит к ней, и они обнимаются. Слышны неясные возгласы: «Анна! о, Анна! дитя моё! моё милое дитя!». Встаёт ещё кто-то и обнимает фигуру, слышатся рыдания, возгласы, благословения. Я же чувствую, что шатаюсь из стороны в сторону, в глазах у меня темнеет. Чувствую, как чьи-то руки обнимают меня, чьё-то сердце бьётся на моей груди. Я чувствую, что что-то совершается... Возле меня никого нет, никто не обращает на меня внимания, глаза и мысли всех устремлены на эту стройную, белую фигуру, которую обнимают две женщины в чёрном.

Вероятно, сердце, биение которого я так ясно слышу, моё собственное, но, наверно, есть же какие-то руки, меня обнимающие; никогда ещё никакое прикосновение не было для меня так ощутительно. Я начинаю спрашивать себя: кто же я? Эта ли белая фигура или та, что сидит на стуле? Мои ли руки обнимают шею старой дамы, или мои руки те, что лежат передо мной на моих коленях? Я ли призрак, или я не знаю, как должна я называть ту, что сидит на стуле.

Ведь губы, которые они целуют, наверно мои губы, моё лицо мокро от слёз, обильно проливаемых этими добрыми женщинами. Но как же это может быть? Какое ужасное чувство – потеря собственной самоличности. Я жажду протянуть одну из бессильно лежащих рук, чтобы до кого-нибудь дотронуться и решить, наконец, существую ли я, или я только призрак. – Я ли Анна, или моя личность слилась с нею, исчезла в ней?

Я чувствую дрожащие руки старушки, её поцелуи, её слёзы, ласки и благословения сестры, и мной овладевает смертельный страх, сколько времени это может продлиться? Долго ли нас будет две? Чем это кончится? Буду ли я Анной, или Анна будет мной?

Затем я чувствую, как кто-то кладёт две маленькие ручки в мои оцепенелые руки, что даёт мне как бы новую точку опоры, и я с радостью начинаю сознавать, что я всё ещё я сама, и что маленькая Джутта³⁵⁵, которой надоело оставаться за тремя большими фигурами никем не замеченной, тяготится своим одиночеством и ищет общества.

Как меня успокаивает прикосновение даже этой детской руки! Все мои сомнения в том, где я и кто я – рассеялись. Пока я всё это думаю и чувствую, белая фигура Анны исчезает в кабинете, и обе дамы возвращаются на свои места, взволнованные, в слезах, но очень счастливые». («Медиум», 1893 г. стр. 146; сн. «Ребус» 1897 г., 45–47).

(М-с Эсперанс).

«Другие люди видят подобные же вещи, но они, несомненно, сумасшедшие», вот те слова доктора, которые меня преследовали и в течение многих лет отравляли мою жизнь! Я боялась моих друзей из «страны теней» и боялась самой себя! Я боялась оставаться одна, боялась оглянуться и увидеть их. Если долго не видела их, то мне становилось легче на душе, я свободнее вздыхала, предполагая что зачатки сумасшествия исчезли, но если затем кто-либо из моих друзей опять появлялся, то боязнь сумасшествия мной вновь овладевала с неимоверной силой.

Каждое моё слово, каждое движение возбуждало во мне опасение, что меня могут признать сумасшедшей.

С помощью усиленного труда и развлечений мне удалось побороть эти мучительные мысли, и я удивляюсь, что при таком настроении умственные мои способности остались нетронутыми. Молодость обладает, несомненно, большой силой сопротивления и в течение нескольких дней, даже часов, удаётся успокоить самые чувствительные впечатления горя. К этому присоединилось и то обстоятельство, что в течение последующего года или двух моё внимание должно было сосредоточиться над школьными работами, и невольно мои мысли о моих друзьях из «страны теней» и о страхе к сумасшествию отодвинулись на задний план.

Во время детства моего и первых девичьих лет я была подвержена ночным странствованиям, и мои сомнамбулические путешествии причиняли немало хлопот, чтобы меня охранить от несчастья. За очень малыми исключениями, со мной во время ночных странствований ничего не случалось, так как странствования эти ограничивались прогулкой по некоторым комнатам нашего старинного большего дома, или же садом и парком. Я должна была упомянуть об этом лишь потому, что это даёт некоторую возможность объяснить нижеследующий факт, имевший место, когда я была ещё девушкой.

Моему классу в школе, где я обучалась, было задано несколько тем для письменной работы воспитанниц. Работа эта должна была быть рассмотрена во время репетиции курса перед полу-публичным собранием родителей и родственников. Мне и ещё четырём воспитанницам задано было сочинение на тему «Природа». Из всех пяти я была самая младшая и, как мне казалось, менее всех прилежная, так как, получая за все свои занятая средние отметки, всегда находилась в большом затруднении, когда дело касалось письменных самостоятельных работ. В таких случаях я находила помощь у одной моей подруги, которую, в свою очередь, я выручала переводами и рисованием, так как она по этим предметам была слабее меня.

В данном случае мы обязались честным словом перед школьным начальством и между собой в том, что одна другую выручать не будет не только работой, но и советом.

Время уходило, и в результате имелись: испорченная бумага, головная боль и слёзы, но работа моя не подвинулась ни на шаг, и неудача эта сильно меня тревожила. Я начала уже сомневаться, в состоянии ли я что-либо написать на заданную тему. Просыпаясь утром и засыпая вечером, я только и думала о моём сочинении, но ни одна дельная мысль не приходила в голову.

Когда до назначенного срока оставалось только три дня, а работа моя даже не была начата, как следует, я в отчаянии стала на колени и начала усердно молить Бога, прося Его ниспослать на меня благословение и просветить мою мысль.

Отправляясь в этот вечер в спальню, я захватила с собой свечу, бумагу и карандаш, намереваясь в то время, когда все уснут, заняться писанием. Но, к величайшему моему горю, другие воспитанницы не пожелали, чтобы горела свеча, и я, проливая слезы отчаяния, наконец, утомилась и уснула.

Проснувшись на следующее утро, я начала подбирать разбросанную на полу бумагу, причём к немалому удивлению заметила, что листы эти исписаны мелким почерком, а прочитав, увидела, что это было хорошо написанное сочинение на тему «Природа». По обсуждению этого случая, мне разрешено было эту работу представить, как мой собственный труд. Всё сочинение было написано моим почерком, но выраженные в нём мысли принадлежали более развитому уму, и приведённые взгляды не соответствовали моему возрасту.

Рассказ мой о том, как я молилась, прося ниспослать подходящие мысли, в связи с моими сомнамбулическими припадками, приняты были за достаточное объяснение этого весьма странного случая, инспектор нашей школы рассказал нам при этом, как знакомый его студент, утомлённый от усиленного труда, во сне написал учёную медицинскую статью, которая впоследствии послужила темой для многотомных научных работ. Я с радостью слушала этот рассказ инспектора, но не размышляла о нём. В данное время главный интерес мой состоял в том, что мне удалось так ловко вывернуться из весьма тяжёлого положения.

Я была старшей дочерью в многочисленной семье и имела много домашних занятий. Когда же вышла замуж, и у меня явилось немало свободных часов, которыми я могла располагать по своему усмотрению, то мои друзья из «страны теней» стали вновь проявляться, и тогда снова меня одолевал страх о возможности болезненного состояния моего мозга. Я никому не сообщала о моих видениях, из опасения, чтобы меня не признали умственно больной. Однако тайна эта меня очень мучила. В это время до меня доходили кое-какие слухи о спиритуализме, и меня почти что наталкивали на него, но я не поддавалась. Моё воспитание было строго религиозное, и мне не приходило даже на ум усомниться в том, чему меня учили.

Один из моих друзей увлёкся этим новым учением и тем причинил мне много горя. Выслушивая его доказательства в пользу спиритических воззрений и защиту, так называемых феноменов, я относилась ко всему этому с презрительным недоверием. Для столоверчении я допускала воздействия на него животного магнетизма участников сеанса; для обнаруживающейся же при его движениях осмысленности, находила я объяснения в неисследованной пока ещё совокупной деятельности мозга присутствующих лиц. Не спорю, что это крайне сложный вопрос, но, во всяком случае, подобное объяснение явлений мне было более по душе, чем спиритическая гипотеза, которая одним взмахом совершенно уничтожала всё то, чему меня учили.

В противоположность этому, я особенно интересовалась «ясновидением» и усердно читала всё, что только писалось о нём. Сознание, что эта сила естественна, и что она составляет свойство известных личностей, было для меня величайшей находкой, которая давала мне возможность избавиться от страха, который меня не покидал с момента разговора моего с доктором. С этих пор я стала радоваться, что обладаю чудным даром ясновидения, и, перестав в нём сомневаться, признавала полную реальность сцен, разыгрывающихся перед моими глазами. Такое настроение, вероятно, благодетельно повлияло на меня, и моё ясновидение стало проявляться более рельефно, нежели в моём детстве. Многие из виденных мной сцен оказались действительно случившимися в другом месте, как это мне впоследствии сообщили, и именно в то время, когда я эти сцены видела, или же видения мои относились к фактам прошедшего времени, известным некоторым членам нашего кружка.

В видениях моих нет ничего подходящего под спиритуалистическую теорию и нет в них подтверждений этой теории. Но совсем другое приходилось мне испытать, когда рука моя, по собственному влечению, начала писать послания различным личностям, или же длинные сочинения на заданную тему, а чаще всего ответы на научные вопросы, о коих я не имела ни малейшего понятия; и тогда я находилась в крайне затруднительном положении объяснить всё это естественным образом.

Тут-то я вспомнила о загадочном появлении моей статьи в школе, и, сравнивая этот случай с новейшими явлениями, последние получили совершенно иное освещение. Не только в моих друзьях, но и во мне самой писания эти возбуждали большой интерес. Содержание их касалось часто таких предметов, которые находились далеко за границей моих познаний. Всё это, однако, было весьма поучительно.

В то же самое время я пользовалась и моим незначительным талантом для рисования и делала наброски портретов таких личностей, которые появлялись мне во время ясновидения. Обыкновенно я рисовала впотьмах, находя, что темнота действовала в виде фона, на котором мельчайшие особенности срисовываемых фигур особенно рельефно воспроизводились. Сначала и я вместе с прочими была поражена, когда при таких условиях мне удавалось набросать до известной степени правильный рисунок. Каким образом это делалось, я не могла объяснить; я только одно сознавала, что темноты для меня не существовало. Бо́льшая часть таких портретов признаны были сходными с лицами, известными моим знакомым, которые и оставляли их у себя, так что из числа сотен мной сделанных портретов у меня осталось не более полдюжины и то лишь личностей, не узнанных присутствующими.

После того, как эти опыты продолжались от 5 до 6 лет, мне однажды сделано было предложение, в форме скорее шутливой, чем серьёзной, чтобы я решилась на опыт в кабинете (фас-сеанс) в виду того, что писание и рисование так хорошо удавались. Я положительно отказалась, и вместо меня в кабинете села одна из дам, присутствовавших в кружке. Мы расселись, по обыкновению, кругом кабинета и пели. Это продолжалось весьма недолго, так как дама эта вскоре выбежала из кабинета, утверждая, что в нём находится что-то живое, что до неё дотрагивались, и ни за что не решилась войти снова в кабинет. Обращаясь же ко мне, сказала: «если ты такая храбрая, то войди сама в кабинет». – Вот, я и пошла туда. После того, как я некоторое время посидела в кабинете, я почувствовала, что в нём что-то двигается, или, лучше сказать, я сознавала, что воздух в кабинете чем-то приведён в движение. Мной овладел страх, и я тоже с поспешностью вышла из него. Мы тщательно осмотрели кабинет, состоящий из углублений в стене, задрапированного занавеской, и нашли его совсем пустым.

После этого, собираясь по два раза в неделю на подобные сеансы, присутствующие заметили, что в разрезе занавеси сперва появилась рука, а после этого и лицо. Я же, находясь в тёмном кабинете, ничего не замечала и не придавала таким сообщениям особой веры. Однако выходя из кабинета, я, к не малому удивлению, чувствовала, что еле-еле могу держаться на ногах.

В следующий сеанс я и сама, находясь в каком-то странном и обессиленном состоянии, видела какое-то лицо. При этом меня сильно тревожило сознание, что я нахожусь где-то далеко в пространстве, как бы в другом мире. Движение и говор лиц, окружающих кабинет, доносились до моего слуха как бы из очень отдалённого места.

На одном из последующих сеансов материализованная фигура вышла из кабинета и предстала перед присутствующими.

С этого момента настала новая фаза моей медиумичности. Хотя, весьма понятно, я и интересовалась дальнейшим развитием подобной способности, но если бы продолжать сеансы зависело от личного моего желания, то вряд ли я охотно принимала в них участие, тем более, что сама я лишена удовольствия видеть явления, а, между тем, положение медиума сопряжено с массой неприятностей. Единственно, что побуждает меня продолжать опыты в течение двадцати пяти лет – это убеждение, что человек, обладающий медиумичностью, обязан предоставлять пользоваться ею для общего блага. («Light», № 829; сн. «Ребус» 1897 г., №№ 17–20).

(Заметки м-ра В. Крукса³⁵⁶ по поводу отчёта д-ра Лоджа о Евзапии Паладино). Благодаря любезности профессора Лоджа, мне удалось познакомиться с его отчётом ещё в корректурных листах. Читая его, я подумал, что, может быть, некоторые мои заметки относительно разницы, подмеченной мной между явлениями, происходящими в присутствии Евзапии Паладино и теми, которые я когда-то наблюдал при Д. Д. Юме, могут заинтересовать читателей.

Во-первых, большая часть явлений, если не все, происходят, когда Евзапия находится в трансе, и чем глубже транс, тем поразительнее явления. С Юмом же не всегда бывало так. Правда, самые поразительные явления, виденные мной в его присутствии, опыты с огнём и появление видимых фигур, происходили, когда он впадал в транс, но не легко было определить наступление этого состояния; он ходил и говорил как всегда, только его движения были более уверенны, манеры и выражение лица более торжественны, и говорил он про себя в третьем лице, называя себя «Дан».

Я несколько раз видел опыты с огнём и у себя, и в других домах. Однажды он подозвал меня к себе, подошёл к камину и сказал, чтобы я наблюдал со вниманием. Действительно, он протянул руку в камин и стал трогать и переворачивать горящие уголья таким образом, что, вздумай я подражать ему, я бы страшно обжёгся. В другой раз он при мне подошёл к камину с ярко пылавшими дровами и, взяв большой кусок обуглившейся головёшки, положил его на ладонь одной руки, прикрыл другой и сталь дуть в эту импровизированную печь, пока уголь не разгорелся настолько, что пламя стало лизать его руки. На них, однако, не осталось никаких следов ожога.

Самые поразительные случаи поднятия Юма на воздух я наблюдал в своём собственном доме. Однажды он отдалился и стал в комнате отдельно от всех; простояв неподвижно с минуту, он сказал нам, что поднимается на воздух. Я видел, как он медленно и плавно поднялся и остановился на расстоянии шести дюймов от пола и через несколько секунд тихо спустился. Никто из нас не двигался с места. В другой раз он просил меня подойти к нему, когда он находился на высоте восемнадцати дюймов от пола; я провёл руками кругом него, под его ногами и над его головой, пока он находился на воздухе.

Несколько раз Юм поднимался вместе со стулом, на котором сидел. Обыкновенно, это происходило очень спокойно; иногда Юм подбирал ноги на сиденье стула и поднимал руки так, чтобы мы все их видели. Однажды я нагнулся и убедился, что все четыре ножки стула находились одновременно на воздухе, а ноги Юма были на стуле. Реже, но случалось, что и близ него сидевшие поднимались на воздух. Однажды моя жена была поднята вместе со своим стулом. Юм всегда восставал против темноты, и, обыкновенно, на наших сеансах бывало очень светло. Я пробовал разного рода освещения комнаты. Однажды я осветил её Гесслеровыми трубками, но результат оказался неудовлетворительным, мерцание света отвлекало наше внимание. В другой раз я осветил комнату спиртовой лампой, пламень которой окрасил желтоватым оттенком с помощью соды.

Это придало всем нам мертвенный вид, но явления были очень сильны, и мне было сказано, что это освещение вполне подходяще для опытов. Один из лучших наших сеансов происходил при свете полной Луны. С поднятыми шторами и портьерами было настолько светло, что можно было читать мелкую печать.

Одно из самых обычных явлений на наших сеансах было передвижение с места на место цветов и других лёгких предметов. Иногда присутствующие видели пальцы или целую руку, переносившую разные вещи, но нередко вещи эти двигались сами собой, без всякой видимой поддержки. Руки на ощупь были тёплые, как у живых людей, когда же пробовали их удержать, они как будто таяли; но никогда их не выдёргивали из моей руки.

Одно из наиболее поразительных явлений этого типа, т. е. передвижение лёгких предметов, было, по моему мнению, поднятие со стола на воздух графина с водой и стакана. В комнате было много света от двух спиртовых ламп с солью. Руки Юма были далеко. Графин и стакан плыли по воздуху над серединой стола. Я спросил, могут ли отвечать на вопросы, стуча стаканом о графин. Тремя стуками ответили: «да». Стакан и графин продолжали двигаться на расстоянии от шести до восьми дюймов над столом, приближаясь то к одному, то к другому из присутствующих, ударяясь один об другой и отвечая таким образом на вопросы. Явление это продолжалось минут пять, и в это время мы вполне могли убедиться, что Юм оставался совершенно пассивен и, несомненно, не прибегал к помощи верёвок, проволок и т. п. Самая мысль о такой подделке представлялась верхом нелепости: дело происходило у меня в доме, и никто не мог устроить что-либо заранее в моей комнате. Юм вошёл в неё лишь вместе с нами перед началом сеанса. В другой раз я просил написать что-нибудь карандашом в моем присутствии, без помощи чьей-либо руки. На столе лежала бумага, карандаш и небольшая деревянная дощечка. Карандаш поднялся над бумагой и, по-видимому, пробовал писать. Дощечка тоже поднялась, как бы с целью поддержать его, но затем было сказано, что для исполнения моего желания недостаточно силы.

Я никогда не наблюдал соответственных (Sympathetic) движений в руках или в теле Юма, когда двигались предметы вдали от него. Я уверен, что большей частью, когда, Юм не находился в трансе, он столько же знал о том, что должно затем случиться, как и все присутствующие. Он отлично умел говорить и не молчал во время сеанса. Часто он смотрел совсем в другую сторону, занятый оживлённым разговором, и когда начинались явления, приходилось обращать на них его внимание, как и других присутствующих. Всё происходившее доставляло ему, можно сказать, детское удовольствие, и он всегда говорил, что не имеет никакой власти над явлениями.

Общий разговор шёл во время сеанса, и часто Юм не сразу замечал начавшиеся явления. Мы гораздо чаще указывали ему на них, чем он нам. Иногда его равнодушие ко всему происходившему сердило меня. Когда сеанс был удачный, мы имели полную возможность внимательно наблюдать и исследовать явления. Они часто повторялись по нашей просьбе, а небольшие предметы, цветы и т. д. двигались в течение нескольких минут, переходя от одного из присутствующих к другому. Мне всегда позволяли переходить с места на место и исследовать внимательно всё происходившее. Нас только просили не вставать с места внезапно, не предупредивши, так как это на короткое время останавливало явления.

Я совершенно согласен с тем, что профессор Лодж говорит о посторонних лицах на сеансах. Я считаю их необходимым злом; некоторые очень хорошие сеансы были испорчены напрасными и весьма прозрачными попытками посторонних обмануть нас. Однажды всё обещало хороший сеанс. Присутствовало очень важное лицо, по собственному желанию. Мы сидели целый час, но ничего не выходило, кроме разных стуков и движений стола, очевидно произведённых моим гостем. Наконец, он ушёл; тогда мы получили сообщение такого рода, что «ждали, чтобы м-р перестал разыгрывать шута». После чего последовал очень удачный сеанс. Позднее я узнал, что наш гость везде говорил о нас, как об очень доверчивых людях. Он утверждал, что удачно обманывал нас поддельными стуками и движениями стола, и что Юм был слишком умён для того, чтобы показывать какие-либо «фокусы» в его присутствии.

По-видимому, главным препятствием к точному наблюдению явлений, происходящих в присутствии Евзапии, было слишком слабое освещение её сеансов; вследствие чего являлась необходимость принимать особые предосторожности против возможного обмана. При лучшем свете не приходилось бы вырабатывать методы, как держать руки её и ноги, не было бы возможности и предполагать, что сосед её с другой стороны выпустил её руку. Юм же никогда не соглашался устраивать сеансы в темноте. Он говорил, что при известной настойчивости и терпении можно добиться тех же явлений при свете и, что даже, если бы некоторые из них оказались и не так сильны, как в темноте, то гораздо удобнее убедиться собственными глазами в их неподдельности. На всех моих сеансах с Юмом было совершенно достаточно света, чтобы ясно видеть всё происходившее и не только записывать всё, что я видел, но и без труда читать написанное. Юм очень старался убедить каждого из присутствующих, что он не подделывал происшедшего явления. По-моему, он даже слишком заботился об этом, часто прерывая правильное развитие явлений просьбой, чтобы кто-нибудь из присутствующих скептиков подошёл к нему и держал его руки и ноги, чтобы таким образом убедиться, что не он производит явления.

Иногда он со своим стулом отодвигался от стола в то время, когда разные предметы начинали по нём двигаться, и просил сидевших от него дальше подойти и убедиться, что эти движения происходят без его участия. Я часто просил его оставаться спокойным, будучи сам твёрдо уверен, что, если только он не будет двигаться и волноваться из желания доказать нам свою правдивость, явления так усилятся, что дальнейшее сомнение в их неподдельности будет невозможно.

Во всё моё знакомство с Д. Д. Юмом, в течение нескольких лет, я никогда не заметил ничего, что заставило бы меня заподозрить его в обмане. Он был очень щепетилен в этом отношении и никогда не обижался на всевозможные предосторожности, принимаемые против обмана.

В первое время нашего знакомства он говорил мне иногда перед началом сеанса:

– Пожалуйста, Уильям, действуйте так, как будто я известный фокусник, собирающийся вас обманывать, проделывать всевозможные штуки. Принимайте все предосторожности, какие только можете придумать, переходите с места на место, заглядывайте под стол и всюду, где считаете нужным. Не обращайте внимания на меня. Я не обижусь. Я знаю, что, чем внимательнее будут наблюдать за мной, тем более все убедятся, что все эти сверхъестественные явления не мои проделки».

На таких именно сеансах, в присутствии одной моей семьи, произошли некоторые из самых убедительных явлений.

Мне представляется жестокой насмешкой судьбы, что человек, одарённый такими поразительными способностями и всегда не только готовый, но и желавший подвергнуться исследованиям людей науки, так много лет жил в Лондоне, и никто из учёного мира (за одним или двумя исключениями) не поинтересовался даже исследовать, подлинны или ложны те явления, о которых со всех сторон говорилось в обществе.

Для всех, знавших Юма, он был чрезвычайно симпатичным человеком, правдивость и честность которого были вне всякого сомнения; не знавшие же его называли его шарлатаном, те же, кто верил ему, считались чем-то вроде помешанных.

В заключение м-р Крукс выразил своё удовольствие, что такой известный учёный, как профессор Лодж, опубликовал мнение и заключения, к которым он сам пришёл много лет тому назад. При этом м-р Крукс отнёсся с глубоким уважением к мужеству, выказанному м-ром Лоджем тем, что он прямо, не стесняясь, высказал своё убеждение. («Light» 1895 г., январь; сн. «Ребус» 1897 г., №№ 45, 46).

В «Вестнике Европы» за 1897 г. (апрель, май, июнь) помещены выдержки «Из переписки графа Толстого», к сожалению, в очень сокращённом виде и без обозначения лица, к кому письма эти были адресованы. Вот, что мы читаем на 285 странице майской книжки.

Лондон, 13 июня.

Два часа ночи. Я только что вернулся от Юма, и несмотря на огорчение, которое причиняет мне наша разлука, я не жалею о моем путешествии в Лондон, так как сеанс был поразительный. Боткин (В.)³⁵⁸ уверовал, хочет завтра запереться, не выходить целый день, чтобы обдумать всё, что он видел...

Нас было: я, Боткин, жена Юма, г-жа Миллер-Гибсон (жена кабинет-министра), одна дама-компаньонка и потом Штейнбок. Прежде всего, были явления, которые тебе известны; после этого продолжали в полутемноте; вся мебель задвигалась, передвинулась; один стол стал на другой; диван стал посреди комнаты, колокольчик гулял по всей комнате и звонил в воздухе и т. д. Потом произвели полную темноту. Фортепиано заиграло само собой, браслет был снят с руки г-жи Гибсон и упал на стол, испуская лучи света. Юм был поднят на воздух, и я щупал его ноги, пока он летал над нашими головами. Руки обняли мои колени и брали мои руки, и, когда я хотел задержать одну руку, она растаяла.

На столе лежали карандаши и бумага; один лист бумаги сам всунулся мне в руку, и азбука сказала (вероятно, посредством стуков в стол), что я должен его передать Юму; на нём было написано: «любите её всегда». «Н. Кроль». (Aimez la toujours. N. Kroll). Почерк был совершенно схож с почерком матери m-me Юм, и мы его сравнивали с её письмами. Очень слабый голос послышался во время игры на фортепиано. Стук сильный, точно удары молота, послышался в столе, под руками Боткина. Подушка упала мне на голову. Что меня всего больше убедило, если бы я не верил, – это руки, которые я чувствовал, которые жали мои руки, хлопали по моим рукам, и которые таяли, когда я хотел их уловить. Холодный ветер дул очень чувствительно вокруг нас; мы почувствовали ароматы, а у Юма после сеанса руки горели и слёзы лились из его глаз. Жена его и он постоянно видели звезду на одном из стульев, но я не видал её. Видимые руки скользили около окна, слабо освещённого газом снаружи.

Рассказ графа напоминает нам слышанное много лет тому назад от одной иностранки, француженки или англичанки, теперь не припомним, которая провела несколько месяцев у Толстых в их Пустыньке. Очень заинтересовали её замеченные ею на потолке высокой залы деревенского дома несколько написанных карандашом слов. Что за фантазия – думалось ей, – приставлять лестницу, писать, и затем, что это означает? Любопытство её так разыгралось, что она решила, наконец, спросить графиню, как и кем было это сделано? «Юмом, – ответила графиня, – когда он гостил у нас. В один из сеансов, впав в транс, т. е. в медиумический сон, Юм поднялся кверху и стал летать по комнате над нашими головами, потом спустился, взял со стола карандаш и, поднявшись до потолка, написал нам на память эти несколько слов». («Вестник Европы» 1897 г., май; сн. «Ребус» 1897 г. № 35).

Под спиритизмом вообще разумеется методическое производство опытов с целью вызвать некоторые чрезвычайные явления и вступить в сношение с душами умерших, которые признаются причиной этих явлений. В тесном и собственном смысле спиритизм есть религиозно-философское учение о неведомых доселе тайнах загробной жизни и мирового бытия, «основанное на существовании, проявлении и наставлении духов»³⁵⁹. Как учение «духо-сообщённое», откровенное свыше, спиритизм усвояет себе высокую провиденциальную задачу для будущности человечества, обещает ослабить влияние материализма и произвести блестящую эпоху для развития науки; он хочет просветить человечество «новым откровением», побороть в нём зло и возродить к добру, морализовать род человеческий и вторично искупить его от обладания злого духа. Будучи проникнут реформаторскими стремлениями, он называет себя новой мировой религией, третьим откровением закона Божия.

Современный спиритизм не внезапно возник в мире. Уже в древние времена были известны разного рода волхвования, с которыми спиритизм имеет много общего. Так, древним вавилонянам (по Хвольсону) были известны факты материализации духов, появлявшихся в дыму жертвенного огня. У греков, по свидетельству Павзания, были особые святилища для вызывания душ умерших (некромантионы). По свидетельству Анастасия Никейского, Симон волхв заставлял двигаться статуи, бросался в пламя и не горел, летал по воздуху, превращался в змея; мебель в его доме двигалась сама собой. Ещё более чудесные рассказы передаются об Аполлонии Тианском. По свидетельству Тертуллиана, в древности также были известны вертящиеся и отвечающие столы. Обаятели, вызывавшие духов, строго обличаются в Ветхом Завете (Втор. 18:9–12). Современные спириты только воскресили забытые на многие века древние способы вызывания мёртвых и сообщили новый характер своей доктрине, преобразовавши её применительно к христианским воззрениям.

Ближайшим предшественником нового спиритизма, определившим его главные моменты, был животный магнетизм или месмеризм. В 1775 году венский врач Месмер провозгласил открытие новой, дотоле неведомой миру, чисто физической силы, таинственно действующей во всей природе и особенно в человеке. Эта сила названа им магнетическим флюидом. Управляя этой силой и влияя на неё своею волею, человек, по убеждению Месмера, может вызывать многие необычайные явления. Произведённые затем самим Месмером и его учениками опыты магнетизирования и усыпления нервозных личностей обнаружили у них некоторые необычайные способности, как-то: видеть внутри своего организма, а равно на огромном расстоянии предметы, писать с закрытыми глазами, читать сокровенные мысли магнетизёра, проникать в тайны прошедшего и будущего, угадывать болезни свои и чужие и узнавать целебные средства против них и т. п. Повсеместное распространение теории Месмера вызвало за собой целый ряд новых наблюдений. Многие писатели, особенно Иустин Кернер, Баадер, Мейер, Кизер, – повествуют, что в присутствии некоторых нервозных личностей происходили сами собой многие необычайные явления: слышались звуки и тоны, совершенно непонятные по своему происхождению, раздавались стуки как бы от ходьбы многих людей в деревянных башмаках, или от падения камней, наблюдалось самопроизвольное движение материальных предметов, главным образом, мебели, слышалось дрожание оконных стёкол, звон бросаемых металлических вещей или разбитых зеркал; иногда появлялись светящиеся фигуры у постелей больных. В этом отношении особенно замечательна «ясновидящая из Преворста», в присутствии которой металлические вещи плыли по воздуху, то направляясь к ней, то удаляясь и исчезая. При погружении в магнетический сон, она беседовала с духами, которые открывали ей, что делается вдали, а равно сообщали тайны прошедшего и будущего³⁶⁰. Замечательно и то, что непонятные по своему происхождению стуки условленным количеством ударов удачно отвечали на вопросы, не только высказанные, но и задуманные присутствующими наблюдателями явлений³⁶¹. В большей части рассказов таинственный манифестации, обличающая присутствие в них какой-то разумной и целесообразно действующей силы, были связаны с определённым местом, а иногда, напротив, с известными личностями, преимущественно женского пола, частью в детском возрасте.

В то время как одни исследователи-натурфилософы – причину этих явлений полагали в непонятном интеллектуальном принципе, отождествлённом ими с бессознательной духовной жизнью нервозных личностей, превращавших при помощи магнетического флюида психические акты в физические явления, – другие – мистики полагали её в действиях духов. Так, Сент-Мартен (1743–1803 г.), Лафатер (1741–1801), Шардель († 1826 г.), и др. видели в состояниях сомнамбулизма и ясновидения, вызванных магнетизированием, действия небесных духов, или же души человека, вошедшей в общение с миром духовным; в самом организме сомнамбул, в частности – в магнетическом флюиде, они видели средство для вызова духов. В двадцатых годах настоящего столетия магнитная жидкость была признана многими мыслителями оболочкой души, невидимым духовным телом. По этому воззрению, душа в состоянии магнетического сна выходит из тела, облечённая как бы светоносным покрывалом, и вступает в общение с духами, которые и производят через сомнамбул необычайные явления. Таким образом, в самой человеческой природе была найдена дверь для выхода в таинственный мир и для общения с ним. На этой почве, подготовленной Месмером, частью теориями Сведенборга и Юнга Штиллинга, и развилось мистическое движение, известное под именем спиритизма.

Первоначальной родиной современного спиритизма признаётся северная Америка. Здесь в марте 1848 года, в Нью-Йоркском штате, в селении Гайдесвиль, в одном «беспокойном» доме, только что занятом семейством гражданина Фокса, под влиянием какой-то таинственной силы стали слышаться стуки разного рода и скрип в стенах. Обитатели дома, недоумевая о причинах загадочных явлений, начали предлагать таинственной силе вопросы, и посредством условленного числа ударов обнаружилось, что стуки происходят по действию духа прежнего хозяина дома. Дух сообщил при этом, что он принадлежит убитому человеку, имевшему 31 год, и что тело его зарыто в этом доме. Произведённые затем раскопки ничего не обнаружили, и только по возобновлении их через полгода, по рассказам самих спиритов, найдены были в указанном месте человеческие кости. Немного спустя было обнаружено, что и во многих других домах в разных городах, в присутствии некоторых личностей, названных впоследствии медиумами, происходили подобные же стуки, а равно наблюдалось движение домашней мебели и других предметов.

Прошло не более четырёх лет, как манифестации духов стали всеобщими: духи стучали, двигали мебель и некоторые домашние приборы, играли на музыкальных инструментах, поднимали людей на воздух – во всех уголках североамериканских Соединённых Штатов. Так как причина этих явлений полагалась в действиях духов, то и самые явления были названы спиритическими. Скоро найдены были средства экспериментально вызывать, при посредстве медиумов, необычайные явления и вступать в переговоры с духами. Некоторым наблюдателям этих явлений пришла счастливая мысль скомбинировать буквы алфавита по числу таинственных стуков – получился род духовного телеграфа, и таинственные существа могли беседовать с присутствующими. При этом особенно употребительными оказались вертящиеся и гадательные столы. Но так как этот способ переговоров с духами был всё-таки довольно затруднителен, то не замедлило последовать упрощение его – при помощи аппарата, названного психографом. Стержень последнего, укреплённый на дощечке, двигаясь, при наложении рук, по кругу, указывал определённые буквы, из коих слагались ответы духов. Независимо от этого, откровения духов получались при помощи карандаша, прикреплённого к ножке стола, к корзинке, или к дощечке, которые, двигаясь при наложении рук, заставляли карандаш писать. Скоро карандаш перешёл в руку самого спирита-медиума, и через это духи оказались более говорливыми и умственно производительными. Вместе с тем интерес к производству опытов и к переговорам с духами распространялся эпидемически. Уже в 1852 году в Соединённых Штатах насчитывается до 30.000 медиумов и несколько миллионов убеждённых спиритов³⁶². Некоторые медиумы печатали свои адреса и часы сеансов в газетах – наряду с торговыми объявлениями, а некоторые имели даже вывески.

С течением времени стали обнаруживаться новые явления: на листах бумаги, положенных, по требованию духов, в тёмном месте, стали появляться изречения и афоризмы, иногда за подписью духов, тяжёлые предметы то двигались, то поднимались и опускались сами собой; в тёмных залах замечались искры и сияния различных форм и переменных цветов, а равно слышались то громкие удары, то гармонические звуки музыкальных инструментов. Между медиумами появляются психомантические ораторы, при посредстве которых духи свободнее могли удовлетворять желаниям смертных, – называя себя разными громкими именами. Так, сам будто бы апостол Павел внятно читал свои послания – с обширными на них комментариями, евангелисты дополняли недосказанное в их письменных евангелиях и примирялись в своих мнимых разногласиях; отцы церкви вели свои беседы по истолкованию священного Писания. Сведенборг произносил мистические вдохновенные речи. Шекспир, Байрон, Шенье и другие поэты превосходно декламировали свои произведения. Произносимые духами слова раздавались где-либо в воздухе, или над самым ухом слушателей, при посредстве, однако, гортани медиума³⁶³.

Из Америки спиритизм почти одновременно распространился в Англии, Франции и Германии, выразившись сначала в форме духо-стучания и столоверчения, а позже в форме столо-писания и непосредственных духо-сообщений. Самые выдающиеся люди науки, как например; Арого, Фарадей, Тиндаль, Шеврель, Фламмарион, физик Де-Морган, химики Крукс и Гюйгенс, учёные Барлей и Кокс, сотрудник Дарвина Уоллес, писатели Теккерей и Троллоп, обратились к изучению спиритических явлений, после чего многие из них стали убеждёнными спиритами. Не замедлили также образоваться в Западной Европе многочисленные ассоциации и общества – с корифеями науки во главе, – поставившие своей задачей исследование спиритических фактов. Главнейшие из них: Диалектическое общество в Лондоне, учёное общество для психических исследований в Париже, общество трансцендентальной физики и психологии в Берлине и др.

Год появления спиритизма в России, за недостатком данных, нельзя указать с точностью. Можно, однако, думать, что спиритизм стал у нас известен одновременно с появлением его на западе, притом в довольно сложной форме. Уже в 1853 году митрополит Филарет обличал столо-гадание, как дело преступное и языческое. Профессор Бутлеров сообщает, что ему в 1854 году случилось быть под Москвой в одном известном и уважаемом семействе (С. Т. А-ва), где он встретился впервые с одним из сложных медиумических явлений³⁶⁴. По свидетельству профессора Вагнера, в 50 годах «разговоры с духами» сильно интересовали нашу публику, вызывая постоянные занятия психографией. Спиритические экзерции сделались приятным и модным препровождением времени для легковерных людей не только в столицах, но и в провинции, – в последней даже в большей степени, Так, по Вагнеру, медиумические сеансы происходили в 1853 в Херсоне, Воронеже, Уфе и других городах, где ими увлекались лица, видные по своему общественному положению³⁶⁵.

Пробуждение серьёзного интереса к спиритизму относится к началу 60 годов, когда на стороне спиритизма оказались такие серьёзные учёные, как автор «Толкового Словаря», писатель В. И. Даль, профессор Юркевич, известный математик и академик М. В. Остроградский и др. В это же время глава русского спиритического движения Ал. П. Аксаков предпринял ряд популярно-научных статей с целью ознакомления русской публики со спиритическим движением и привлечения сочувствия к нему. В. И. Даль изредка помогал ему в переводах спиритических сочинений, Юркевич, внимательно изучавший сочинения американского мистика-спирита Дэвиса, хлопотал, хотя и безуспешно, об устранении цензурных препятствий к обнародованию трудов Аксакова. Однако литературно-научная популяризация спиритизма, несмотря на все хлопоты Аксакова, не удалась, после чего он перенёс свою деятельность в Германию, где и издаёт с 1874 журнал, «Psychische Studien».

Значительное оживление в области спиритического движения начинается со времени прибытия в Россию знаменитого медиума Дан. Юма³⁶⁶. В 1870 году Юм дал в С.-Петербурге три сеанса перед учёной комиссией, собранной для исследования происходящих в его присутствии явлений. Эти сеансы не привели к положительным результатам; явления большей частью не удавались, и комиссия должна была разойтись, не узнавши ничего существенно важного о смысле и характере явлений. Однако сеансы Юма дали толчок движению и вызвали в публике увлечение спиритизмом. В начале 1872 года Юм снова прибыл в Россию и давал сеансы в присутствии Аксакова и профессоров С.-Петербургского университета Бутлерова и Вагнера, а равно приезжавшего из Москвы проф. Юркевича. После этого Бутлеров и Вагнер, оба – выдающиеся учёные, стали не только ревностными прозелитами, но и влиятельными распространителями нового учения. Они немедленно сообщили в целом ряде статей о своих наблюдениях в области медиумизма. Сообщения их, особенно Вагнера, произвели большой эффект в публике и вызвали остроумные и меткие нападки фельетонной печати, оживлённую полемику на страницах духовных и светских журналов, и в спиритических кружках самые сангвинические ожидания.

В начале 1875 г. прибыл в Россию медиум Бредиф и в течение нескольких месяцев давал в С.-Петербурге сеансы, на которых присутствовали Вагнер и Аксаков. Эти сеансы часто посещались Бутлеровым, Полонским, Цебриковой и другими известными лицами. По рассказам Вагнера, необразованный и невежественный француз Бредиф на своих сеансах произносил целые фразы из творений Гёте и других незнакомых ему авторов, а раз на вопрос одного из участников сеанса ответил строфой философских стихов Гёте, которая касалась самых тонких психологических движений совопросника, совершенно неизвестных медиуму. На сеансах был вызываем дух Шопенгауэра и других великих людей³⁶⁷.

Так как спиритизм всё более привлекал к себе внимание общества, вызывая не только любопытство, но и увлечение, то в том же 1875 году физическое общество при С.-Петербургском университете, по инициативе проф. Менделеева, признало необходимым заняться изучением спиритических явлений. А. Н. Аксаков любезно предложил свои услуги по организации явлений: им были приглашены три английских медиума: братья Петти и госпожа Клайер. В состав учёной комиссии, открывшей свои занятия под председательством Менделеева, вошли: Петрушевский, Краевич, Квитка, Мясоедов, Фан-дер-Флит, Вагнер, Бутлеров, Аксаков, и др. Несмотря на точное соблюдение комиссией предъявленных медиумами условий, нередко деспотически подавлявших свободу исследования, сеансы шли неудачно, и комиссия большинством голосов пришла к отрицательным результатам: Спиритические явления она признала результатом бессознательных мышечных движений участников сеанса, частью сознательного обмана медиумов, а самый спиритизм назвала суеверием. Это заключение учёной комиссии не ослабило спиритического движения. Среди членов комиссии некоторые (Бутлеров и Вагнер) остались при своём мнении относительно реальности явлений и пытались выяснить их факторы, а Аксаков предпринял полемику против заключений комиссии.

Новому оживлению спиритического движения содействовали сеансы американского медиума г. Слэда, данные в С.-Петербурге в 1878 г. Интерес к спиритизму и увлечение им продолжались и в 80 годах, что и дало повод русским спиритам ходатайствовать в 1881 году об основании так называемого Спиритуалистического общества для исследования медиумических явлений³⁶⁸. Это ходатайство не увенчалось успехом. Прибытие в С.-Петербург в 1886 году медиума Эглинтона ещё раз на время оживило спиритическое движение. После этого замечается ослабление интереса к спиритизму, хотя ещё в 1893 году проф. Вагнер на страницах «Нового Времени» защищал спиритизм, чем и вызвал обмен мнений в литературе. В 1894 году медиум Самбор давал сеансы в С.-Петербурге, но уже не имел успеха своих предшественников³⁶⁹. О состоянии спиритизма в наши дни можно судить на основании сообщении журнала «Ребус», по которым спиритические сеансы регулярно происходят в Варшаве, Тифлисе и других городах, хотя, как кажется, ограничиваются незначительными кружками. Кроме того, рассказы о разных привидениях и призраках, двойниках, явлениях умерших, о беспокойных домах, в которых происходят самопроизвольные медиумические явления, служат любимой темой для разговоров в обществе и материалом для литературных произведений. Во многих городах и селениях часто указываются дома, подверженные таинственным явлениям, которые большею частью приписываются душам умерших. Отсюда ясно, что спиритизм, хотя и ослабел в наши дни, но не заглох окончательно и снова может дать почувствовать своё существование. (См. статью преподавателя Московской Духовной Семинарии М. Вержболовича; «Спиритизм пред судом науки и христианства», помещённую в «Душеполезном чтении» 1900 г., май, стр. 24–34).

Медленным, но твёрдым шагом медиумизм идёт вперёд и занимает место в ряду научных вопросов. Стародавнее явление, известное под именем одержания, стало поддаваться научному исследованию со времени открытия искусственного сомнамбулизма и «изменения личности», наступающих в магнетическом сне. Оно уже давно описывалось и изучалось магнетизёрами, но их и слушать не хотели. Ещё менее хотели слушать об этих «изменениях», наступающих в медиумическом трансе. Гипнотизм круто повернул дело. Автоматическое письмо, автоматическая речь стали изучаться, как явления «раздвоения личности». (См. Janet, «L’automatisme psychologique», Труды Лондонского Общества психических явлений и др. соч.). Известный американский психолог, профессор Гарвардского университета, – Уилльям Джэмс, в капитальном труде своём «Основы психологии», появившемся в 1890 г. и обратившем на себя особенное внимание компетентных критиков, отводит особую рубрику и «медиумизму или одержанию»³⁷⁰, в главе о личности и её изменениях. Говоря о различных степенях раздвоения личности, он прибавляет: «на основании многих наблюдений над одним медиумом, говорящий в трансе, я лично убедился, что «одержащая личность» («control») может быть совершенно отлична от сознательного Я медиума в бодрственном его состоянии». Но Джэмс идёт ещё далее, он говорит: «многие лица нашли вполне доказанным, что в некоторых случаях «одержание» («control»), действительно, идёт от заявляющего себя духа отшедшего... Случай с Лоренси Венном (Lorancy Vennum) представляет, пожалуй, высшую степень, какую только можно найти, подобного современного «одержания».

Несколько позднее Джэмс напечатал сокращённое издание своих «Основ психологии» под заглавием: «Text book of Psychology»; это последнее только что появилось в русском переводе под следующим заглавием: Уилльям Джэмс, профессор Гарвардского университета. Психология. Перевод с английского И. И. Лапшина. С приложением статьи переводчика: Философское значение психологических воззрений Джэмса.

В этом издании (стр. 165– 167) Джэмс нашёл нужным повторить, с некоторыми сокращениями, всё существенное, сказанное им о медиумизме. Приводим это место.

«В медиумизме наступление и исчезновение вторичного состояния совершается довольно внезапно; это состояние бывает, обыкновенно, непродолжительным – от нескольких минут до нескольких часов. Если вторичное состояние выразилось в достаточно сильной степени, то, придя в нормальное состояние, пациент совершенно утрачивает всякое воспоминание о происходившем во время «транса». Испытуемый субъект в течение вторичного состояния говорит, пишет или действует, как будто он был одушевлён посторонней личностью, и часто называет себя иным лицом и рассказывает его истории. Это чуждое, «влияющее» начало в старину называлось, обыкновенно, «демон» и называется так и теперь в некоторых религиозных сектах, придерживающихся этого верования. Обыкновенно оно выдаёт себя за духа некоего умершего лица, известного или неизвестного присутствующим, и в таких случаях пациент является, так называемым, «медиумом». Медиумическое состояние во всех его степенях представляет, по-видимому, особый вполне естественный вид изменения личности, и в некоторых формах восприимчивость к нему составляет далеко не исключительное явление у лиц, не представляющих в других отношениях никаких бросающихся в глаза аномалий. Явление это очень сложно, и его лишь недавно начали изучать строго научным образом. Слабейшую степень медиумического состояния представляет автоматическое письмо; слабейшим проявлением последнего являются те случаи, когда субъект сознает те слова, которые пишет, но чувствует какой-то внешний импульс, принуждающий его писать. Далее следует бессознательное письмо, производимое даже во время чтения или разговора. К низшим фазам медиумизма относятся также речь и игра на музыкальных инструментах «под наитием»; здесь также нормальная личность субъекта сознательно принимает участие в ряде действий, хотя их инициатива исходит как будто откуда-то со стороны. В высшей фазе наступает полный транс: видоизменяются в медиуме голос, характер речи etc, и при пробуждении не сохраняется о минувшем трансе никаких воспоминаний до наступления нового транса. Характерным свойством речей, произносимых медиумами в трансе, является их общее сходство у различных индивидов. У нас, в Америке, «одержание» обнаруживается особенно часто в виде курьёзной болтливой личности, говорящей на своеобразном жаргоне, в виде «индейца», который называет дам – «squaw’s»., мужчин «brawe’s», дом – wigwam» etc; иногда попадается личность «интеллигентная», более высокого полёта – тогда её речь переполнена туманным, водянистым философствованием оптимистического пошиба, в котором на каждом шагу встречаются фразы о духе, гармонии, красоте, законе, прогрессе, развитии etc. Несмотря на разнообразные характеры медиумов, добрая половина речей, произносимых ими в трансе, до того стереотипна, что, кажется, будто все они принадлежат одному автору. Медиумический транс вначале неотличим от действий гипнотического внушения. Испытуемый субъект входит в роль медиума просто потому, что присутствующие ожидают от него действий, соответствующих данной обстановке. Наклонность производить эти действия он вызывает в себе с большею или меньшею быстротой, соответственно своей впечатлительности. Странно только то обстоятельство, что лица, не знакомые со спиритическими традициями, в состоянии транса производят то же самое, говорят от имени умерших, переживают эмоции своих предсмертных агоний, сообщают сведения о своей счастливой жизни в «стране вечного лета» и изобличают недостатки у лиц, участвующих в сеансе.

Я не имею никакой теории, которую мог бы дать для объяснения многих фактов, виденных собственными глазами. Тем не менее, я убеждён на основании многочисленных наблюдений над одним медиумом в состоянии транса, что «контроль» может быть совершенно непохожим на нормальную личность субъекта. Могу указать на один случай, где «духом» был некий французский доктор, который, как я убедился, знал всевозможные обстоятельства, а также живых и умерших родных и знакомых бесчисленного множества участников сеансов, которых женщина-медиум никогда не встречала прежде и не знала даже по имени. Я высказал моё голословное, не подтверждённое никакими доказательствами мнение по этому вопросу не ради того, чтобы склонять других в пользу моих взглядов, но вследствие убеждения, что серьёзное изучение явлений транса представляется крайне важным для психологии. Я надеюсь, что моё личное заявление такого рода побудит, может быть, двух-трёх читателей подвергнуть исследованию эту область явлений, которую, так называемые, «жрецы науки» обыкновенно не удостаивают внимания». (А Аксаков; см. «Ребус» 1897 г., № 1).

Чтобы придать своему изложению более определённости, я разделю наблюдавшиеся нами явления на пять категорий, которым не следует, однако, придавать слишком безусловного значения, так как одно и то же явление, смотря по взглядам, может быть причислено к той или другой категории. Вот эти пять категорий или разрядов:

1) Явления, которые могут быть объяснены чтением в мыслях или впечатлениях присутствующих лиц.

2) Явления, которые можно объяснить впечатлениями, некогда испытанными медиумом в его нормальной жизни.

3) Явления, которые невозможно объяснить ни чтением в мыслях присутствующих, ни прежними впечатлениями медиума.

4) Воплощение (персонификация) умерших людей, неизвестных медиуму, в известных одному или нескольким лицам из присутствующих, и наконец,

5) Воплощение умерших лиц, не известных ни медиуму, ни присутствующим.

Рассмотрим теперь поближе явления каждой из вышеприведённых категорий.

1) Явления, которые могут быть объяснены чтением в мыслях присутствующих лиц. Прежде всего, необходимо обратить внимание на то, что я говорю; могут быть объяснены, а не необходимо объясняются, так как я не настаиваю здесь на той или другой гипотезе, а имею в виду, прежде всего, факты. Этот разряд очень богат ими, и нам нередко приходилось присутствовать на сеансах, когда медиум до малейшей черты описывал умершего родственника или близкого человека, которого никогда не знал и о котором никогда не слышал. Разумеется, я принимаю во внимание лишь сеансы разумно ведённые, когда присутствующие малейшим намёком избегают дать медиуму какие-нибудь указания.

Передача мысли есть объяснение в высшей степени вероятное во всех тех случаях, когда мнимый дух говорит сообразно с особенным духовным складом лиц, составляющих кружок, то как ревностный католик, то как рационалист, то как простой болтун, если только не приписывать воображению медиума этих quasi – загробных откровений. Нередко медиум обнаруживает ваши сокровенные мысли, о которых он не имел раньше ни малейшего подозрения, и даже более того, нередко он открывает такие ваши мысли, которыми вы были заняты прежде, но о которых в данную минуту вы совсем не думаете. Вот пример. Один мой знакомый, очень мною любимый, по случаю своей болезни внушал мне сильные опасения в продолжение двух дней, понедельника и вторника. В среду последовало значительное облегчение, а в четверг он уже казался вне всякой опасности, Я навестил его ещё в пятницу и субботу, хотя он был совершенно здоров, но я не был у него в воскресенье, день нашего сеанса. Ни медиуму, ни кому-нибудь из участников сеанса ничего не было известно относительно опасений, внушённых состоянием здоровья моего знакомого, и я сам больше об этом не думал. Тем не менее, едва мы устроили сеанс, как медиум заметил на моем плече чёрный шар величиной с апельсин. Затем этот шар переместился к области сердца, а за моими плечами неясно обрисовалась человеческая фигура. Шар скоро принимает форму сердца, сначала чёрного, потом красного, с разрывом внизу, что заставило медиума заявить, что человек, которого он видит, вероятно, сильно болен. Впоследствии этот господин, совершенно незнакомый медиуму, умер от болезни сердца.

По поводу этого и других сходных случаев я замечу, во-первых, что если медиум и читал в моих мыслях, то это не были мои настоящие мысли, а прошедшие.

Во-вторых, что мне вовсе не приходило в голову представлять свои опасения в форме чёрного шара, превращающегося в сердце. У нашего медиума очень часто получаются сообщения в символической или аллегорической форме, что было весьма обыкновенным способом выражения мыслей в древней Греции и Риме, особенно же на востоке, откуда вышел и самый спиритизм.

2) Не останавливаясь на примерах второй категории, могущих быть объяснёнными давними впечатлениями медиума, перехожу к следующим.

3) К третьей категории мы отнесли явления, которые не могут быть объяснены ни чтением в мыслях присутствующих лиц, ни впечатлениями, некогда испытанными медиумом. Вот один из многих случаев этой категории. Медиум видит нас как бы в утреннем тумане, пронизанном лучами солнца. В то же самое время он ощущает очень сильный запах серы. Затем возле окна обрисовывается крупная человеческая фигура. Это человек, возле которого находятся три больших каменных глыбы, из которых одна, по словам медиума, величиной с наше фортепиано, две других величиной с кресло. Крупный человек сидит на одном из камней, упираясь ногами в другой и прислонясь спиной к самому большому. Одежду его трудно рассмотреть, но у него светлые глаза и волосы. Теперь (продолжает медиум описывать свои впечатления) он поворотился к нам спиной и смотрит на гору, вероятно, Салев. На голове его нет шапки. Правой рукой он показывает на подошву горы. Стол приходит в движение и выстукивает следующую фразу: «это я, это Жан». Затем следует небольшая пауза, в продолжение которой мы спрашиваем себя, о каком это Жане тут идёт речь? Стол снова приходит в движение и диктует: «Жан Ле-Карьер». Мы спрашиваем, есть ли это фамилия или название ремесла этого никому не известного Жана? На это нам отвечено, что ле карьер означает профессию. Затем стол передаёт: «скажите ей, что с недавнего времени я имею удовольствие её видеть». – «Кого видеть», спрашиваем мы, «не медиума ли?» – «Нет». Затем мы стали называть по очереди всех присутствующих, на что неизменно получали отрицательный ответ. Тогда мы спросили, не относится ли это к кому-нибудь из бывающих в этом доме, на что было отвечено утвердительно и добавлено: «она сама вам расскажет, кто я такой».

Медиум спрашивает у нас, не есть ли та часть горы, которую он видит перед собой. Большой Салев (где медиум никогда не бывал раньше)?

Человек же по-прежнему неподвижно сидит на том же месте, а стол сообщает: «скажите ей, что я очень рад буду видеть её здесь, посреди вас. Жан ле Карьер». Но к кому же, наконец, относится это сообщение, спрашиваем мы вторично, не к кому ли нибудь из присутствующих? Стол отвечает: «нет, я её здесь не вижу». Из дальнейших наших вопросов, однако, выясняется, что Жан был камнетёсом в Салеве, а особа, интересующая его, – г-жа Надо, знакомая мне дама, которая иногда присутствовала на наших сеансах, но которую медиум никогда не встречал в другом месте. На этот раз её не было с нами и из нас, четырёх присутствующих, не было никого, кто бы когда-нибудь слышал о Жане Карьере и об его отношении к г-же Надо. Оставалось проверить справедливость этого сообщения. Дня три спустя я виделся с г-жой Надо и спросил, не знает ли она загадочную личность, проявившуюся на нашем сеансе. Оказалось, что видение медиума было справедливым до малейших подробностей. Личность, виденная медиумом, оказалась неким Жаном Боне (я называю настоящее его имя, тогда как г-жа Надо – псевдоним). Ещё девочкой, в период от 7 до 15 лет, она очень хорошо знала этого Жана Боне, который был работником у её отца, также занимавшегося каменоломным делом и жившего в деревне N., где родилась г-жа Надо. Жан Боне, как хорошо помнит г-жа Надо, никогда не носил шапки, а только изредка надевал небольшой колпак. Он был с проседью, высокого роста, с широкими плечами и одарён геркулесовой силой. Он лишился дочери, девочки одних лет с г-жой Надо, которую последняя часто навещала во время её предсмертной болезни, чем и объясняется привязанность Жана к г-же Надо, которую он однажды в какой-то праздник принёс на своих плечах на самую вершину Салева. Запах серы, ощущавшийся медиумом в начале сеанса, имеет своё основание в пропитанных серой фитилях, употребляемых при каменоломных работах, и г-жа Надо очень хорошо помнит целые вороха такого фитиля у своего отца в его каменоломне. Что касается прозвища: карьер, то оно имеет также своё основание. Г-жа Надо сообщила мне, что в каменоломнях работники разделяются на различные специальности, смотря по роду своих занятий, и слово карьер было названием одной из таких специальностей.

По поводу этого примечательного сеанса позволю себе высказать несколько замечаний, которые, прежде всего, рекомендую вниманию моих собратьев-скептиков.

Г-жа Надо, уважаемая особа несомненной честности и правдивости, самым положительным образом уверяет, что она никогда никому из нас не рассказывала об этом Жане Боне, о котором она уже около 20 лет и сама давно позабыла, и о существовании которого мы никогда бы не узнали, если бы медиум не увидел его в своём видении. Следовательно, ни в собственных своих воспоминаниях, ни в воспоминаниях трёх остальных присутствовавших на сеансе лиц, медиум не мог бессознательно почерпнуть подробностей своего видения.

Другое моё замечание заключается в том (никакая мелочь не будет излишня, когда дело идёт о таком глубоко загадочном по своей природе факте), что г-жа Надо в день и час нашего сеанса проходила по одной улице, находящейся в расстоянии около 500 метров от моего дома, и что она задавала себе в это время вопрос, есть ли у нас сегодня собрание? Отсюда можно вывести, правда, довольно смелую гипотезу, что при посредстве эфира мозговые колебания, соответствовавшие известной мысли, могли передаться из мозга г-жи Надо в мозг медиума. К несчастию, г-жа Надо не могла с точностью определить время, когда она проходила по близости нас.

Даже допустив подобное предположение, сколько непроходимых затруднений представляет мысль, чтобы посредством эфира могло передаться в мозг медиума воспоминание, давно погребённое в пучине забвения. Заметим ещё, что в настоящем случае чувства обоняния было аффектировано раньше других чувств: запах серы предшествовал виду каменоломни. Точно также бывали случаи, когда чувство слуха аффектировалось прежде других чувств, но в большинстве случаев первенство принадлежало зрительному чувству.

4) Перехожу теперь к четвёртой категории, которую мы озаглавим: Воплощение (персонификация) умерших людей³⁷¹ не известных медиуму, но известных одному или нескольким лицам из числа присутствующих. Выражение воплощение, конечно, можно оспаривать, но я не нашёл лучшего выражения для того особого состояния, в продолжение которой медиум как бы перестаёт быть самим собой и воспроизводит с совершенной точностью манеры, жесты, голос и, до известной степени, даже черты умершего лица. В продолжение года я был свидетелем четырёх воплощений умерших лиц, совершенно не известных медиуму, но известных одному или двум лицам из числа присутствовавших. Однажды это была мать одного из присутствовавших, известная ему лишь одному и воспроизведённая, по словам этого лица, с удивительной верностью. Судя по довольно пространным диалогам её к сыну, это, вероятно, была женщина довольно живого нрава и любившая чистоту. В другой раз проявилась также мать одного из присутствовавших, но так как я не знал эту даму, которая оказалась настолько же несловоохотливой, насколько первая была болтлива, то я относительно её сделаю только два замечания. 1) В положении руки медиума сын узнал два пальца, характерно загнутые, как это делала постоянно его мать. 2) Медиуму сильно захотелось войти в комнату, соседнюю с той, где происходил наш сеанс, и, войдя туда, он долго смотрел на довольно простенький комод. Оказалось, что этот комод был единственной мебелью, которая осталась у сына после матери.

Я остановлюсь далее на воплощении одной дамы, которую я знал, и которая дважды, 17 февраля и 12 мая 1895 года, говорила устами медиума. Медиум совершенно не был знаком с этой дамой и никогда её не видел. Само собой разумеется, что раньше, чем наступило воплощение (персонификация), медиум постепенно выходил из своего нормального состояния.

Так, в протоколе сеанса 17 февраля, при первом олицетворении дамы, о которой я выше упомянул, и которую буду называть г-жой Дюбуль, я отметил в состоянии медиума следующие постепенные фазисы. Рука его сначала отяжелела и сделалась нечувствительна. Он заявляет, что чувствует давление в висках; вскоре он засыпает. Наконец, он перестал нас слышать, глаза неподвижны и зрачки расширены, так что поднесённая к самому глазу зажжённая спичка не производит никакой реакции. Было 8 час. 40 минут; мы спрашиваем: видит ли медиум кого-нибудь? Ответ посредством стуков: да – Кого? – «Г-жу Дюбуль». Мы хотим продолжать наши вопросы, но стол сообщает: тише! Мы ждём. В 9 час. 17 минут медиум склоняется немного к г-ну Дюбуль и поднимает левую руку, как бы собираясь говорить, но, спустя две минуты, рука снова падает. В 9 час. 22 мин. медиум встаёт, переходит в смежную комнату, затем возвращается. От. 9 час. 30 мин. до 9 час. 45 мин. медиум беседует с г-ном Дюбуль. Разговор носит слишком частный характер, чтобы можно было его здесь передать, скажу только, и это главное, что как я, так и г-н Дюбуль совершенно признали как манеру, жесты, так и особенный характерный звук голоса, свойственные г-же Дюбуль при жизни. Немного позже (в 10 часов) медиум просыпается. Мы спрашиваем его, не видел ли он чего-нибудь во сне? – Да, отвечает медиум, я видел даму, которая по временам казалась возле меня, временами же казалась мной самим. Я не могу в точности объяснить вам этого впечатления.

При следующем олицетворении той же дамы, спустя три месяца после описанного случая, медиум вёл себя подобным же образом, и как я, так и г-н Дюбуль опять узнали голос, манеры и жесты г-жи Дюбуль с той единственной разницей, что на этот раз, после своего пробуждения, медиум не сохранил никаких воспоминаний.

Отсюда следует, что медиум способен отрешиться от своей личности в такой степени, что становится способным изобразить состояние души умершего лица с удивительным совершенством. Откуда почерпает он такую способность, которой может позавидовать даже великий актёр вроде г-на Коклена? Несмотря на то, что он не знал изображаемой личности, он, тем не менее, воскрешает её в выражении лица, складе речи, манерах, жестах и голосе, свойственных ей при жизни, которые тотчас же признают как муж, так и все, знавшие её при жизни. Где же пребывает вне человеческого тела это нечто, что может говорить как человек, как женщина?

Согласно предположенной нами программе, остаётся рассмотреть последнюю категорию явлений, а именно: воплощение лиц, не известных ни медиуму, ни присутствующим. Здесь идёт речь о лицах, умерших давно, часто несколько сот лет тому назад. Нам приходилось наблюдать очень интересные воплощения лиц, живших в эпоху Людовика XVI и революции, но, к сожалению, так как дело здесь касается и некоторых ещё живущих лиц, то мы лишены возможности распространиться здесь об этих случаях; эта же причина лишает нас возможности сообщения самых интересных из наблюдавшихся нами явлений. Я остановлюсь здесь на не менее интересном воплощении молодой девушки, жившей в Аравии в конце XIV века и сделавшейся в 1401 году женой индийского принца или раджи. Девушку звали Симадини, а принца Сиврука Найяса. Они жили преимущественно в г. Чадрагири провинции Канара, в Индостане. Когда умер Сиврука, бедная Симадини должна была испытать участь знатных индусских вдов: она была сожжена на костре вместе с трупом своего мужа.

Что вы думаете, читатель, об этой драме, происшедшей в отдалённую эпоху в одном из наименее известных уголков английской Индии? Не плод ли это воображения медиума, или же мы имеем дело с действительным историческим фактом? И как в том, так и в другом случае, не следует ли полагать, что медиум лишь олицетворил то, что он создал в своём воображении или вычитал в каком-нибудь историческом сочинении? Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим обстоятельнее самые факты.

Прежде всего, необходимо заметить, что в истории Симадини, точно так же, как и в другом, ещё более богатом интересными подробностями факте воплощения, но которого по вышеупомянутым причинам я не могу здесь передать, явления воплощения или олицетворения, происходившие в продолжение многих сеансов, не следовали обычному, привычному для нас порядку. Когда рассказывают жизнь какого-нибудь лица, то следуют обыкновенно хронологическому порядку; от детства переходят к юности, затем к зрелому возрасту и, наконец, к старости. Совершенно наперекор этому обычному порядку, наш медиум олицетворил Симадини сначала на костре, на сеансе, 10 марта 1895 г., затем Симадини супругу – 7 апреля 1895 г. и последующих сеансах в мае и июне, и, наконец, Симадини – дитя 27 октября 1895 г. Правда, что мы имели сверх этого ещё сеансы, на которых проявлялась Симадини, но то были лишь отдельные эпизоды из её жизни.

Другое замечание. Мы довольно долгое время оставались в неведении, действительно ли существовал когда-либо принц Сиврука Найяса и принцесса Симадини, действительно ли они жили в Чадрагири и вступили в брак в 1401 году. Наконец, после долгих розысков один из нас открыл, кажется, в нашей публичной библиотеке старый, никем не читаемый том «История Индии Марлеса 1828 г.». В этом томе можно прочесть следующие строки: «Канара и смежные с нею провинции могут считаться Грузией Индии; там, говорят, самые красивые женщины в Индостане. Чадрагири есть обширная крепость, построенная в 1401 году раджей Сиврука Найяса». Слова эти находятся в 1 томе на стр. 268. Если Марлес правду говорит, то нужно думать, что действительно существовал индийский принц Сиврука Найяса, который в 1401 году построил в провинции Канара крепость Чадрагири. Что касается до имени его жены Симадини, то не думаю, чтобы удалось найти в каком-нибудь сочинении упоминание о ней, и нам, вероятно, никогда не удастся проверить, действительно ли она жила в детстве в Аравии, а в зрелых годах сделалась жертвой костра.

Быть может, читатель скажет, что всё это не что иное, как измышления медиума. Чего проще: он вычитал в старом сочинении несколько строк, относящихся к Сивруке Найяса, придумал имя Симадини для его предполагаемой жены, причём с некоторой правдоподобностью определил для этой бедной женщины обычную судьбу всех индийских вдов – смерть на костре – и дело в шляпе.

Тем, которые захотят заподозрить добросовестность нашего медиума, я замечу, что в сеансах, относящихся к Сивруке и Симадини, дело не ограничивалось одним видением медиума, а происходило олицетворение и произносились целые фразы на языке, близком к санскритскому, и притом таком мелодичном, что, если бы не существовало греческого, я назвал бы этот язык самым благозвучным из всех языков человечества. Насколько было возможно, мы записывали звучные фразы Симадини и ориенталисты признали в этих словах санскритские корни, но не всегда классический санскрит, что заставляет думать, что жена Сивруки (предполагая её действительное существование) говорила на одном из многочисленных наречий Индостана.

Что же нам думать об этом индусском разговоре? Попробуйте, если вы даже изучали языки, разговаривать свободно по-санскритски, расставлять правильно ударения и притом вести разговор свободно, без принуждения, без всякого колебания и запинки. А между тем медиум, из уст которого так свободно лилась эта звучная санскритская речь, совсем не знает иностранных языков, и никогда не изучал даже латинских или греческих корней, а не то, что санскрита!

Вот ещё довод. Во время своих олицетворений Симадини медиум жил жизнью древней Аравии и Индии с таким совершенством, что и состоянии сконфузить знатока древнего востока. Молодой супругой она играет с маленькой обезьяной, которую любит и ласкает в следующих выражениях: «Mama Kana sour Mitidjo – Kana Mitidjo!» и когда та убегает, она приподнимает воображаемую портьеру, чтобы видеть, куда она скрылась. Затем она снова её берет, и сидя, по мусульманскому обычаю, на ковре, она держит её у себя на коленях. Вскоре входит Сиврука, который не понимает, вероятно, возможности так глупо забавляться, и который обращается к жене с длинной речью, на которую Симадини отвечает: Adaprati tava Sivronka...no simifo sinonyedo и т. д. Я не стану утомлять читателя изложением дальнейших разговоров, и так как невозможно всего передать, я закончу сценой на костре. Для уразумения этой последней сцены необходимо заметить, что в то время, когда медиум олицетворяет какую-нибудь отшедшую личность, он весь принадлежит этой личности, за исключением мизинца руки, движением которого медиум беседует с нами посредством условленного алфавита, точно так же, как беседуют посредством стола, только гораздо скорее. Теперь перенесёмся мысленно на наш удачный сеанс 10 марта 1895 г. Четверть десятого вечера. Медиум встаёт. Мы задаём ему вопросы, и он отвечает нам движением мизинца, причём одно движение означает – «да», а два движения – «нет».

– «Видит ли Симадини костер»? – «Да». – «Зачем убегает она, разве она уже на краю гибели»? – «Да». – «Есть ли тут люди, которые тащат её на костёр»? – «Да». – Находится ли на костре труп». – «Да». – «Горит ли костёр?» – «Нет». – Скоро ли его зажгут?» – «Скоро». – «Бросится ли вдова сама на костёр?» – «Нет». Бросят ли её насильно?» – «Да».

Так как Симадини складывает в это время умоляюще руки, то мы спрашиваем, не просит ли она о пощаде?

– «Да». – «Умрёт она?» – «Да». – «Скоро?» – «Да». – «Она упадёт?» – «Да». – «Назад?» – «Нет». – «Вперёд?» – «Да». – «Зачем Симадини отступает?» – «Потому что её хватают». Она поднимается на носки и делает несколько шагов в этом неудобном положении. «Ведут ли её на костер?» – «Да». – «Положат ли её на костёр?» – «Нет». – «Оставят ли её стоя?» – «Да». – «Не должны ли мы её поддерживать?» – «Нет».

Продолжая всё стоять на носках медиум то подвигается вперёд, то отступает. В 9 ч. 30 м. Симадини внезапно падает на колени и рыдает, уткнувши голову в кресло между руками. – «Не горит ли она уже?» – «Да». – «Скоро казнь окончится?» – «Да».

Дыхание становится коротким и порывистым, и мы присутствуем при агонии. – «Умерла ли вдова?» – Нет ответа. – «Она в агонии?» – «Да». Затем в продолжение некоторого времени дыхание совсем останавливается. Затем очень глубокий вздох. – «Медиум теперь может проснуться?» – Нет ответа. Несколько минут спустя мы задаём тот же вопрос и получаем ответ: – «Да». – «Страдает ли он ещё?» – «Да». – «Умерла ли вдова?» – «Да».

В 9 ч. 38 минут медиум встаёт, затем, последовательно переходя через состояния каталепсии и летаргии, приходит, наконец, в себя. Он припоминает, что видел человека на костре и женщину, которую хотели бросить на костёр, несмотря на её сопротивление. Но он не может припомнить, удалось ли преодолеть её сопротивление, или она спаслась от костра.

Эта последняя подробность достойна внимания. Нужно сопоставить её с впечатлением, испытанным медиумом во время первого олицетворения г-жи Дюбуль, когда ему казалось, что эта дама по временам находилась возле него, временами же в нём самом. Отсюда следует, каково бы ни было наше представление о будущем субстанциальном или же чисто мысленном посмертном существовании, – что призрак видим медиумом в некоторые минуты, по временам же проникает или сливается с ним, как бы по временам происходит род экстериоризации и интериоризации.

Было бы весьма важно узнать с точностью, предшествует ли экстериоризация интериоризацаи или следует за нею. В первом случае следовало бы заключить в пользу спиритической гипотезы, а во втором в пользу гипотезы психологической. Другими словами, или медиум проектирует вне себя результаты своего чтения чужих мыслей, свои исторические познания, более или менее скрытые в глубине его памяти, или же он получает из сверхчувственного источника, от бесплотного духа, способного воплотиться во всём или в части организма медиума – свои трансцендентные познания и свойства, которыми он временами обладает.

Я воздержусь от разрубания этого Гордиева узла, но замечу, что в моих тетрадях находятся образчики арабского письма, полученного нами на сеансах, и медиумического внеземного (extra – terrestre) языка.

По-арабски медиум написал в то время, когда находился в одном из тех промежуточных состояний, которые нередко приходилось у него наблюдать, когда он, сохраняя ясное сознание окружающих лиц и обстановки, в то же время обнаруживал признаки дополнительных видений, соответствующих другой личности, которая на этот раз, вероятно, была частичным или неполным воплощением Симадини. Вы, вероятно, помните, что молодая девушка прежде, чем сделалась женой индийского принца Сиврука Найяса, жила в Аравии. На сеансе, состоявшемся 27 октября 1895 г. медиум, после очень интересных видений арабских сцен, обращается к своему отцу (отцу Симадини) со следующими словами: «идите сюда, я хочу разговаривать с вами», и минуту спустя он прибавляет: «ах, какой хорошенький рисуночек!» Так как этот рисунок для нас невидим, то мы, вручив медиуму лист бумаги и карандаш, просим срисовать этот рисунок. Медиум продолжает: «какой хорошенький зелёный листок! – от какого это растения?» Затем нерешительно он осматривает карандаш и перебирает его пальцами, наконец, начинает списывать какие-то письмена, совершенно незнакомые нам. Он говорит нам, что это послание написал ему отец Симадини, после чего медиум впал в глубокий сон.

На другой же день я отнёс одному учёному профессору тарабарскую грамоту, полученную нами, и в которой мы предполагали арабское письмо, хоть оно и писано от левой руки к правой. И действительно, письмена оказались арабскими, с правописанием, употребляемым в Северной Африке, причём профессор дал нам дословный перевод полученного сообщения.

Был ли это отец Симадини, представивший перед глазами медиума арабские письмена, которые тот срисовал, или же медиум когда-нибудь имел их перед глазами, хотя и вскользь, но в достаточной мере для того, чтобы впечатление это сохранилось в каком-нибудь отдалённом уголке мозга медиума? Всё это покуда покрыто глубоким мраком. Как бы то ни было, всё это на долгое время останется ещё открытым полем для исследователей в области психизма.

Точно также, куда следовало бы отнести и то, мало знакомое даже ориенталистам, наречие санскритского языка, на котором так свободно объяснялся медиум? Я не думаю, чтобы медиум во время своей настоящей жизни слышал хоть пару слов на этом санскритском наречии. Пусть даже ему была известна сотня, даже тысяча слов, то и отсюда ещё далеко до возможности такого беглого, непринуждённого и безошибочного разговора. Попробуйте выучить сотню-другую китайских или испанских слов и побеседуйте с китайцем или испанцем, не сделавши ни одной ошибки, ни одного неверного ударения, и вы сами убедитесь, легко ли это. (См. «Annales des Sc. psych.» 1897 г., № 2, сн. «Ребус» 1897 г., №№ 48–51).

Словом «спиритизм» обозначают (хотя, будь сказано мимоходом, и не вполне точно), некое мировоззрение, нашедшее себе за последнее время много последователей, но которое определилось пока ещё в основных только чертах, так что нельзя ещё решить, какую положительную форму примет оно со временем. Основными пунктами этого мировоззрения можно назвать следующие:

1) бессмертие человека,

2) вера, что умершие, так называемые духи, могут быть для нас видимыми при подходящих для этого условиях,

3) вера, что эти духи имеют, до некоторой степени, возможность действовать в нашем мире.

Называя спиритизм новейшим американским шарлатанством, противники его доказывают только своё невежество; он скорее так же стар, как само человечество, и составляет, не только в смысле простого верования в бессмертие, но даже в той именно форме, в какой мы знаем его теперь, существенную часть древней индийской философии, равно как и александрийской философии Ямвлиха, Порфирия, Плотина и т. д.. Был он несравненно более выработан в средние века, чем теперь, в виде и белой и чёрной магии, никем в те времена не отвергаемых. Последняя из них приписывалась колдунам и ведьмам.

Учёные, занимающиеся специальными отраслями естествознания, очень склонны видеть в спиритизме только обман и суеверие, те же, напротив, которые ставят изучение истории и философии выше других ограниченных знаний, смотрят на него с совершенно другой точки зрения. Не простая же это случайность, что при появлении спиритизма многие немецкие философы, как-то: Фихте, Гофман, Ульрици, Перти, Геленбах, а в последнее время и Эдуард фон Гартман, тоже признающий реальность его фактов, хотя и объясняющий их по-своему, высказались в пользу спиритизма.

Итак, если спиритизм основывается на фактах, т. е. может быть причтён к числу наук, поддающихся исследованию, то надо ожидать, что все естествоиспытатели, лить только они отделаются от предвзятого отвращения к занятию столь противным для них теперь предметом, необходимо выскажутся в его пользу. Так оно и есть: те из естествоиспытателей, которые добросовестно исследовали спиритизм, всегда высказывались за него, те же, которые не хотели его исследовать, становились на сторону его отрицателей. К числу первых принадлежат многие знаменитые учёные. Называя между ними Крукса, Уоллэса, Цöльнера, Фехнера, Вебера, я упомянул только самые известные имена, записанные неизгладимыми буквами на страницах истории науки. Это равно верно и по отношению к обыкновенным смертным; кто из них, хотя сколько-нибудь изучил и исследовал эту область, несомненно, признает реальность спиритических явлений, тогда как можно биться об заклад, что от отрицателей их всегда услышим, что они не изучали и не исследовали этой области. Заслуживает немалого внимания и тот факт, что между раз убедившимися нет отступников. Я, по крайней мере, ни одного такого не знаю.

При этих условиях дело спиритизма быстро подвигается: число противников его редеет, число приверженцев растёт с каждым днём. Всеобщее признание его есть только вопрос времени, и мы можем ещё надеяться дожить до той минуты, когда новая истина³⁷³, причисленная сперва к бессмысленным парадоксам, в конце концов, сделается общим местом.

Так как истина, подтверждаемая фактами, существующими в природе, несомненно, должна, как таковая, в своей борьбе за существование понятий остаться победительницей без всякой сторонней помощи, то казалось бы, излишним выступать защитником спиритизма; но я имею в виду высказать, на сколько необходимо для его пользы изъять его, как можно скорее, из рук неподготовленного к нему общества и передать в руки людей науки, способных, если они серьёзно посвятят себя его расследованию, очистить его от вредной примеси различных суеверий, заслоняющих собой присущую ему истину.

Спиритические явления связаны с присутствием, так называемого, медиума. Но было бы слишком поспешно утверждать, что он-то и есть причина этих явлений. Не вернее ли будет предположить, что медиум составляет лишь необходимое условие их проявления; впрочем, хотя вопрос этот пока и остаётся ещё открытым, точный ответ на него вряд ли невозможен. Каждая сила природы изменяема, т. е. может превращаться в соответствующее количество других сил; так и сила, истекающая из медиума, вероятно, может переходить в равномерное количество других сил. Точно также и в спиритических явлениях, которые бывают частью физического свойства, как-то: стуки, световые явления, передвижение тяжёлых предметов и т. д. частью психического: говорящие и пишущие медиумы, – частью спиритуалистического в более тесном смысле: – материализация, т. е. появление, так называемых, духов, которые в свою очередь опять-таки говорят, пишут, или производят механические действия.

Бо́льшую часть этих явлений упрекают в недостаточной серьёзности, нередко даже просто в нелепости; говорят, что духи ведут себя не так, как бы подобало серьёзным и разумным существам. Конечно, было бы гораздо лучше, если б духи, вместо того чтобы появляться скользящими призраками, приходили бы разговаривать с нами, как наши обычные собеседники; или вместо двигания столами, поднимания стульев, стучания в стены и царапанья по столешнице, они объясняли бы нам загробную жизнь и открывали бы новые истины. Вопрос в том, возможно ли это? Сверхчувственный мир не мог бы быть предметом спора, если б он был тесно связан с нашим такой неоспоримой связью, как наши каналы и телеграфные проволоки. Но связь между этими двумя мирами, столь различных свойств, весьма ограничена и приходится пользоваться теми немногими нитями, которые даны нам для общения, а не требовать от спиритизма, чтоб он творил чудеса вместо тех явлений, которые подвластны законам природы. Если б, например, я не имел иной возможности заявить о своём присутствии обитателю Марса, как только стуками или передвижениями находящейся на нём мебели, я и стал бы двигать её и стучать. Обитателю же Марса предоставлялся бы выбор: или считать меня существом весьма ограниченным в умственном отношении, или же признать весьма ограниченной возможность сообщения с его миром. Наука доказывает, что наше материальное тело приспособлено к чувственному миру, из чего следует, что тело призрака к нему не приспособлено, т. е. очень ограничено в способности проявлять себя в нём.

Нельзя отрицать того, что духи, проявляющие себя письменно или устно, весьма мало обогатили сокровища нашего знания. В том-то и ошибка, что некоторые спириты мечтают через сообщения выработать новые религиозные и философские воззрения³⁷⁴. Спиритические сообщения часто противоречат одно другому, сходятся они лишь на одном – на бессмертии. Есть ещё одно, в чём эти обитатели никогда не противоречат один другому: все они проповедуют нравственность, что, конечно, не может ни в каком случае повредить человечеству; но нравственные правила, если они не опираются на факты, существующие в природе, то оставляют ничтожный след в умах и редко исполняются, а потому, по крайней мере, на первое время, опытное исследование спиритизма гораздо существеннее, чем собирание сообщений из мира духов. Нравственность, проповедуемая Новым Заветом, так высока и непреложна, что никакой другой не требуется, если б только ей следовали. Но большинство образованных людей, среди нашего материалистического века, верящего только фактам, потеряло веру в бессмертие, а вместе с нею и нравственное сознание. Возвратить им то и другое могут спиритические факты, научно исследованные и доказанные.

Нельзя сомневаться в том, что спиритизм неизбежно расширит наши знания, но только посредством нашего собственного труда. Опытные исследования подвинут нас вперёд как в физике, так и в химии; давно уже застывшая психология на своей настоящей точке развития, чисто физиологической, получит от них новый толчок. Прибавим ещё разумно-доступную надежду, что эти исследования доведут до признания нашего бессмертия, основанного на фактах, со всеми его желаниями, последствиями, несомненно, долженствующими иметь благодетельное влияние на нашу социальную жизнь, столь больную в самых корнях своих. Разве этого одного недостаточно с точки зрения даже чисто практической?

Самое замечательное из спиритических явлений, несомненно, – материализация, вследствие чего оно и отрицается самым энергичным образом. Противники его не из учёного лагеря утверждают, что появления духов³⁷⁵ – не что иное, как переодевания медиума. Противники из учёной среды видят в них субъективный фанатизм, галлюцинации медиума, переносимые на участников сеанса. Неучёные противники упрекают всех медиумов в обмане с целью наживы, – но на этот пункт возразить не трудно: теория обмана разбивается частными медиумами. Что же до них касается, то весьма понятно, почему они тщательно скрывают свои способности в такое время, когда всех медиумов считают за обманщиков, а всех спиритов – за одураченных ими. Но учёные и неучёные противники, по-видимому, и не подозревают того, что число частных (непрофессиональных) медиумов, проявляющих свои способности большей частью в своём собственном семейном кружке, значительно превосходит число профессиональных. И что, как мне это известно, и по полученным мною сведениям, и по собственному опыту, в их-то присутствии и происходят самые выдающиеся явления.

Равно легко опровергнуть и теорию, основанную на галлюцинациях. Быть вводимому в заблуждение разыгравшейся фантазии – есть преимущество одного человека. Кроме того, неорганическая природа свободна от этого недуга и фотографическая пластинка не подвержена таким болезненным явлениям. А так как духи, т. е. появляющиеся фигуры, бывали не раз фотографированы, между прочим Круксом (см. Psychische Studien II, 19,) – то они неминуемо должны быть нечто объективное. Я не отвергаю возможности галлюцинаций во время спиритических сеансов, но сфотографированные материализованные фигуры не могут быть простыми галлюцинациями. Что же можно возразить против заявления о вреде спиритизма для науки? Если б он даже и опрокинул в основании всю нашу науку, – чего, впрочем, быть не может, то разрушил бы навсегда только модные в настоящее время материалистические воззрения, а чем скорее это случится, тем полезнее будет для человечества.

Теория галлюцинаций опровергается ещё и тем, что неведомые деятели производят неисчезаемые материальные действия. Самое замечательное из этого рода явлений, служащее вместе с тем и лучшим доказательством бессмертия и сохранения личности, – это, без сомнения, так называемое, самописание или психография. В виду предупреждения какой-либо подделки происходит оно в большей части случаев внутри складных, запирающихся ключом грифельных досок, или других обыкновенных досок, связанных вместе и припечатанных, между которыми кладётся крошечный кусочек грифеля. Достаточно сказать, что при таких условиях получаются совершенно подходящие писаные ответы на вопросы экспериментирующих, на языках, известных им или медиуму, или же на совершенно не знакомых обоим. Ради краткости указываю читателю мою брошюру: «Задача для фокусников» (Бреславль, 1885). В ней я самым точным образом описал, между прочим, опыт, происходивший при полном свете и при условиях, исключающих возможность какого-либо обмана, когда между двумя складными грифельными досками – вполне подходящий и связный ответ, из 84 слов, был получен мной при медиуме Эглинтоне, специальность которого и есть именно явления такого рода. Каждому, кто прочтёт описание такого рода опытов, к сожалению очень редких, останется одно – или признать подлинность явления, или заподозрить меня в сообщничестве с Эглинтоном, от которого я получаю за то, вероятно, какие-либо выгоды. Противники спиритизма, не находя никаких более веских доводов, указывают на то, что я не человек науки, не специалист, не профессор университета. Это, конечно, правда, но к чему послужила бы моя специальность в одной из давно известных наук перед явлением совершенно новым, ни в один из отделов наук всецело не входящим? Для спиритизма нужны специалисты в его собственном отделе. Этим специалистом я признать себя ещё не могу, но я всё-таки гораздо более знаком с ним, чем его противники. Признаваемая за профессорами способность более точного суждения может быть весьма полезной для объяснения спиритических явлений, но для утверждения их реальности достаточно свидетельства всякого нормального человека. Когда я вижу неподвижно лежащие руки медиума, и в то же время слышу писание в запертой доске, для меня нет никакой необходимости принадлежать к профессуре, для того чтобы понять, что действуют тут не руки медиума, а руки другого существа. Если я крепко держу обе руки медиума в своих, и при этом мне показываются материализованные руки, то не нужно быть Аристотелем, а достаточно владеть хоть небольшой долей здравого рассудка, для того, чтобы вывести логическое заключение, что медиум, имеющий только две руки, не может показать четырёх, и что, следовательно, те другие две руки принадлежат другому существу. А так как они движутся, то принадлежат, несомненно, существу живому, ибо если появляются руки, то остальная часть организма может только оставаться для нас невидимой. А потому я позволяю себе считать явление, мной выше описанное, неопровержимым, пока учёным не удастся его опровергнуть.

Итак, доказано, что призраки реальны, что они существа мыслящие и что часто имеют поразительное сходство с нашими, перешедшими в другой мир, близкими. Как же объяснить этот факт? Следует ли признать в этих явлениях деятельность наших отшедших друзей? Для такого утверждения нет ещё достаточно данных, и сами спириты не признают его вполне доказанным. Тождественность личности при явлениях материализации вряд ли будет когда доказана с точки зрения философской, на столько твёрдо, на сколько это было бы желательно.

Когда я решился приступить к изучению спиритизма, для меня, вследствие некоторых известных мне одному соображений, на которые я намекал в брошюре «Обитатели планет», сделалось ясно, что спиритизм, изучаемый в отдельности, понят быть не может, и что ключ к его уразумению находится в сомнамбулизме. Вот почему я, прежде всего, напечатал о результатах моих исследований сего последнего в книге «Философия мистики» (Лейпциг, Ernst Gunther, 1885 г.). Сомнамбулизм неопровержимо доказывает, – как учил о том в своё время ещё Аристотель – что душа не только обладает способностью мыслить, но есть вместе с тем организм, к тому приспособленный, и далее: что, как существо мыслящее, она не идентична с нашим нормальным сознанием, а владеет несравненно бо́льшим числом разнородных способностей; иначе сказать, нашим самосознанием не исчерпывается всё наше существо. Следовательно, мы можем говорить о двойственности нашего духовного существа, о нормальном и сверх-нормальном сознании, из которых последнее проявляется только в исключительных состояниях, как например, в сомнамбулизме. При этом двойственность эта находится в одном и том же индивидууме. Попробую объяснить это примером. Когда мне снится, что я, сидя на экзамене, не умею ответить экзаменатору на заданный им мне вопрос, на который тут же бойко отвечает вызванный вслед за мной другой ученик, моя собственная личность, таким образом, отделяется при происходящем действии от двух других – экзаменатора и ученика; а весь этот сон происходит во мне одном, но в нём моя личность делится на три лица. Подобные сны весьма часты и доказывают, что множественность лиц может содержаться в единичном субъекте. Во снах факт этот психологический, а вне их может быть фактом метафизическим. Тот факт, что в нашем нормальном состоянии мы ничего не знаем об этой двойственности, никак не может служить неоспоримым опровержением данной идеи; ибо и личности наших снов, со своей стороны, ничего не знают о своём субъективном тождестве со сновидцем.

Различие между личностью и субъектом былое уже признано Кантом. В сомнамбулизме же мы знакомимся с ним путём опыта, хотя лишь только по отношению к способностям души, например, в ясновидении. Ничто, однако, не даёт нам права утверждать, что наш субъект имеет только одну эту духовную сторону, и что после телесной смерти от нас остаётся только одно мыслящее существо. Не вернее ли будет предположение, что, подобно тому, как наше чувственное сознание связано с организмом тела, так и сверхчувственное будет иметь свой организм. Ведь спиритические призраки являются в телесной форме, но их тело образуется из иного материала, чем наше, состоящее из органических клеточек. Вот почему выражение «спиритизм» далеко не точно, так как о духах (spirits), как таковых, мы ничего не знаем.

Следовательно, сомнамбулизм и спиритизм пополняют друг друга. Первый доказывает сознание независимое от организма, – второй существование организма для сознания сверхчувственного. Таким образом, существование в человеке субъекта доказано, или, по крайней мере, доказательство это представляется возможным.

Ещё сильнее доказывается это с древних времён известными фактами о двойниках. Здесь я не буду входить в рассуждения об этом предмете; читатель найдёт много примеров в одной из предыдущих глав (10-й) настоящей книги. Приведём лишь один из множества. Лорд Байрон рассказывает, что в то время, когда он лежал в горячке в Патрасе (Греция), несколько человек видели его в Лондоне, по поводу чего даже составлялись пари. Большей частью во всех явлениях двойников телесный человек находится обыкновенно в бессознательном состоянии, и по степени этой бессознательности его духовная личность переходит в его двойника то лишь частью, а то и вполне. То же самое различие замечаем мы и в спиритических призраках, иногда выступающих перед нами как будто в сонном состоянии, в другие же разы как живые существа, владеющие полным сознанием. Из этого мы можем заключить, что эти призраки не суть собственно то, что переживает в человеке его физическую смерть, но нечто, подобное его двойнику, причём присвоение личности совершается и призраками в разной степени и нередко так же слабо, как и в появлениях земных двойников. А если присвоение личности слабо, то и тождественность призрака с отшедшим не может быть вполне установлена. Во всяком случае, установление этой тождественности как у двойников, так и в материализациях может быть только пропорционально усвоению ими личности, которую они собой представляют, что, кажется, никогда не доходит до полного слияния, так что ответить на вопрос лорда Байрона, где же находилось в то время его Я – ещё слишком трудно.

Из всего этого следует, что мы должны признать за душой с присущей ей способностью проявлять в телесной форме своего двойника и переносить в неё некоторую часть своего сознания, два отправления (функции), а именно: мысли и организации. Рассмотрим теперь с этой точки зрения земное рождение, и мы увидим, что оно есть не что иное, как отправление организующей души, которая образует на земле своего двойника из органических клеточек, через перенесение в него некоторой части своей духовной личности; сверх-нормальное сознание, проявляющееся в сомнамбулизме, доказывает возможность усиления этого перенесения. Следовательно, во время земной жизни мы составляем только некоторую часть нашего существа (Wesen), которому имеем полное право приписывать, если не форму, то, по крайней мере, способность (Macht) воспринятия формы. Когда человек умирает, эта способность должна, несомненно, переживать его; сам человек не умирает, точно так же, как не умирает часовщик, когда уничтожаются сделанные им часы. И что же может мешать этой способности к воспринятию формы проявлять себя всякий раз, когда нужные к этому условия налицо? Рождение ведь та же материализация, отличающаяся от других большей продолжительностью, употреблением прочного материала и усиленным воспринятием личности. Взирая на этот выдающийся из всех прочих факт материализации, как на нечто будто бы вполне объяснимое, и вместе с тем относясь к медиумическому призраку как к явлению, совершенно непонятному, мы доказываем только свою полную неспособность к философскому мышлению. Существование одного человека гораздо чудеснее, чем целого десятка призраков.

Рождение, двойник и материализация суть, следовательно, три факта одной и той же категории.

Я не утверждаю, чтобы такое решение загадки, представляемой человечеством, было бы вполне правильным, но я говорю, во-первых, что оно, во всяком случае, логическое и мыслимое представление, не заключающее в себе ничего противоречивого, а во-вторых, что каждая из составляющих его частей открыта посредством фактов, основанных на опыте. Двойственная природа человеческого существа по отношению к его сознанию, проявляющаяся во снах и в сомнамбулическом состоянии, доказывается ими; а что та же двойственность и по отношению к телесной форме может иметь место, как нечто реальное, а не призрачное как сны, доказывается явлением двойников. Следовательно, предлагаемое здесь решение загадки, представляемой человечеством, основывается на двух фактах, лежащих вне спиритизма. Меня нисколько не удивляет то, что третий факт, приводящий к тому же решению материализации, нашёлся именно в спиритизме. Совершенно естественно, что душа, одарённая и после телесной смерти способностью воспринимать форму, хотя бы только временную и из другого материала образованную, пользуется иногда данной способностью, проявляя в этой временной форме, быть может, и не свою действительную личность, а только двойника, так образованного, чтобы сделаться ощутимым внешним чувствам земных существ. Исчезновение этого двойника вряд ли может навести кого-либо на предположение, что образовавший его дух вместе с ним уничтожился; а разве не точно также мало смысла и в предположении, что распадение нашего физического тела на его составные части должно иметь своим последствием уничтожение нашего индивидуума?

Таким образом, серьёзное исследование сомнамбулизма, как и спиритизма приближает нас к решению загадки, называемой человеком, и вместе с тем фактически доказывает его бессмертие, а это главное.

С этой точки зрения следует, во всяком случае, приветствовать спиритизм. То, что в нём достойно осуждения, как, например, некоторые прилипшие к нему наросты и суеверия³⁷⁶, исчезнет со временем, когда наши учёные сознают своё истинное назначение. Ведь, издавна, живя более в своём рабочем кабинете, нежели среди общества, они менее заявляли себя открытиями совсем новых явлений, чем научным исследованием и объяснением уже открытых и признанных, которые, однако, только через их труды делались действительной собственностью человечества.

Спиритическое движение может и должно быть направляемо наукой. Остановить же его, во всяком случае, невозможно ни осуждением толпы, отвергающей всё, чего она не понимает, – ни приговором тех из людей науки, которые своими рационалистическими ножницами готовы отрезать всё без разбора, только бы освободить себя от труда объяснения трудно объясняемого. («Ueber Land und Meer» 1886 г., № 22; см. «Ребус» 1886 г. №№ 30–31)³⁷⁷.

Карла дю-Преля.

Столоверчение, распространившееся в 50-х годах по Европе, словно эпидемия, одно из малозаметных открытий, но которое, однако, повело бы, несомненно, к важным физическим познаниям, если бы только оно не появилось так тихо и скромно. Открытие это было принято как детская забава, и, как таковая, давно потеряла своё значение. Отчасти была и другая причина, почему люди не остановились на физических явлениях этого открытия, это то, что стали замечать, что на задаваемые столу вопросы получались ответы посредством ритмического подъёма и опускания ножки стола. Позже пустили в ход столы эллиптической формы, так называемые «планшетки» на трёх ножках, из коих одну заменял карандаш, и тогда ответы на вопросы получались письменные. Этим путём очень быстро приблизились к спиритизму, и тем самым была положена для учёных как бы преграда: они вылили купель вместе с младенцем, ибо возникшее явление, т. е. столоверчение, есть чисто физическая проблема, и её неясность не должна нас удержать от исследования. Наука рассматривает, как одну из своих задач, отвлечение людей от суеверия. Но этого не может случиться, когда лишь осмеивают явления, а только тогда, когда обнаружат естественные силы, свойственные этим явлениям. Если эти силы окажутся достаточными для объяснения феноменов, то нам и спиритизма не нужно; если же, напротив того, они недостаточны, то мы должны ограничиться спиритическим объяснением, по крайней мере, в подобающих явлениях.

Наша проблема имеет своё начало в очень глубокой старине и рассматривалась, как явление мистическое. В мистериях Самотраки мы уже находим оракула в виде «бога-стола»³⁷⁹. Китайцы знают столоверчение уже давно³⁸⁰. Сергент нашёл столоверчение у индийцев в пустынях Ява³⁸¹. Ямблихус рассказывает про богов, дающих предметам неодушевлённым – душу, неподвижным – движение, неразумным – разум, так что можно думать, что они имеют познание о будущем, которое они открывают³⁸². О цепи из рук и прорицающих столах приводится в третьем столетии у Тертуллиана³⁸³, а его комментатор, рассказывая, что столы с помощью демонов «говорят», намекает, по-видимому, на стуки в столах. Гермесс рассказывает про искусство «делать богов», состоящее в том, что их статуи двигаются. Минуций Феликс говорит о таинственном движении неодушевлённых предметов, как о примере демонического прорицания. Далее, в девятом столетии письмена упоминают о столоверчении Гинкмар из Реймса и «об учении двенадцати апостолов» во втором веке³⁸⁴. У Марцелиануса находим вполне точно описанный спиритический сеанс для целей прорицания³⁸⁵. Израильтянам этот предмет был давно знако́м³⁸⁶. В одной книге 1665 года, название которой, к сожалению, не указано, изображён рисунок движущегося стола, на котором образована цепь из рук сидящих людей³⁸⁷. Медиумическая сторона феномена упоминается уже у Гомера, где золотые триподы (стол на 3 ножках, на который идолопоклонники ставили кадильный сосуд с ароматами) Гефестоса в собрании богов сами собой двигались туда и обратно³⁸⁸.

Кто пожелал бы писать историю столоверчения, тот найдёт о том сообщение во всех веках и во всех странах. В Европе этот древний феномен стал распространяться лишь тогда, когда о нём написал возвратившийся из Америки д-р Андре. Заслуга же в дальнейшем распространении этого известия принадлежит «Allgemeinen Zeitung»³⁸⁹. Тогда, впрочем, речь шла о столоверчении, как явлении физическом, т. е. о движении стола, когда вокруг него садятся несколько человек, кладя ладони рук на стол, с образованием цепи и без неё. Учёные, конечно, живо дали объяснение этому явлению. Рейхенбах говорит: «в то время, как спокойно наблюдающие люди изумляются явлениям, ясность которых может поспорить с дневным светом, физики, физиологи, механики, и весь хор естествоиспытателей в один голос объяснили это ошибкой, заблуждением, безрассудством и обманом, а когда великий учёный Фарадей стал во главе этого хора, эти господа возомнили себя в праве подвергнуть новое явление осмеянию, как нечто безумное нашего века. Подобная невежественная наглость едва ли когда-либо случалась на свете»³⁹⁰. Объяснение Фарадея бессознательной мускульной силой³⁹¹ было признано неоспоримым. Также и Бред, открывший гипнотизм, присоединился к этому мнению и оспаривал уже тогда известное анемо-магнетическое толкование. Он говорит: «сила воображения и ожидания того, что должно последовать, может влиять и, действительно, влияет на кровь, нервы и мускулы»³⁹². Так это мнение в ходу и по настоящее время: неизвестные минимальные мускульные движения служат научным объяснением феномена.

Если бы исследовали дело беспристрастно, то обнаружили бы не что иное, как новую силу природы, и это было бы, несомненно, открытием великой важности. Уже тогда раздавались голоса в этом смысле. Медицинский советник Шиндлер говорил в 1857 году: «так часто осмеянное столоверчение укажет путь, по которому глубочайшие проблемы человеческой природы найдут разрешение; уничтожит всякое суеверие, но, вместе с тем, из считавшегося суеверием кое-что придётся вновь вернуть в ряды естественных явлений магически созидательной силы человеческого духа. Презираемое ныне столоверчение – слово, произносить которое всякий просвещённый человек стыдится – послужит некогда для философов и физиологов вспомогательным средством к решению величайших проблем»³⁹³.

Сказанное может с виду показаться преувеличенным, но, изучив физическую сторону проблемы, приходится отдать справедливость Шиндлеру; ибо сила, приводящая стол в движение, лежит в человеке и тем нам способствует к познанию человеческого существа.

Раза два в Германии были уже близки попасть на след этой самой силы, опережая известие, привезённое из Америки. Иоганн Готфрид Цейдлер в его «Пантомистериуме» (1700) и Христиан Шеффер в его «Опыты с беспрерывным носителем электричества» (1784) описывают интересные опыты, сделанные над движением неодушевлённых предметов под влиянием человека. Им бы нужно было прибавить к своим сочинениям одну лишь главу в отношении столоверчения, и их объяснение данного предмета стояло бы высоко над легкомысленным рассуждением нашего времени. Страсть всё объяснять не всегда стоит в уровень со способностью к объяснениям, и похвальнее всего поступил в этом случае Александр Гумбольд, который, на придворном обеде в 1853 году, закончил свою беседу о столоверчении так: факты бесспорны, но объяснение остаётся в долгу за наукой³⁹⁴.

Был сделан шаг вперёд рядом опытов, при которых ни механическое влияние, ни минимальные мускульные движения не могли оказывать какого-либо воздействия. Керн рассказывает об опыте, когда привинченный к лодке стол, на котором были положены руки, привёл в движение самую лодку³⁹⁵. Гаспарин³⁹⁶ и другие доказывают, что движение стола достигается одним прикосновением к краям покрывающей стол скатерти или к свободно висящим концам шнурков, прикреплённых к столу. Этим было доказано, что движение стола производится силой, истекающей из рук. Кто знаком с животным магнетизмом, тот не может не попасть сам на настоящее объяснение. Было бы несравненно легче констатировать магнетизм в столоверчении, нежели в магнетизировании человека, где возможно допустить и влияние внушения. Но, к сожалению, физическое начало феномена всё больше оставляется без внимания по мере того, как его заменяют стуки в столе и писание столом. Только Рейхенбах вернулся к разгадке феномена. Рейхенбах уже раньше открыл в других областях силы, лежащие в основе этого феномена, и столоверчение дало ему лишь подтверждение тому учению, которое он уже держал в руках. То, что называлось до сих пор животным магнетизмом, Рейхенбах перекрестил в «од», и он был прав, установив новое название, потому что этот «од» не только свойствен человеческому организму, но он распространён во всей природе. Движение столов основано, по Рейхенбаху, на скоплении «ода», при этом он доказывает, что вращательное движение столов есть результат уравновешивающих одна другую соединённых сил соучастников. Сила сама по себе действует по прямой линии. Когда исследователи садятся не вокруг стола, а на одной какой-либо стороне и пальцы кладут на стол параллельно друг другу, тогда движение бывает прямое, а не вращательное³⁹⁷. Затем, для глаз сенситивных людей, «од» проявляется в виде светового феномена. Рейхенбах попал на идею, что столоверчение должно быть успешнее в темноте, при этом, действительно, оказалось, что скопление «ода» проявляется на столе в виде света, пальцы исследователей под его освещением как бы удлиняются, одический свет распространяется над столом³⁹⁸, причём обнаруживается и поляризация этого одического истечения из рук.

Рейхенбах не был в силах убедить своих современников, что в столоверчении скрывается весьма важная проблема. Ему стояла на пути вера в авторитетность, благодаря которой мы, по словам Гёте, ни в какой отрасли не можем шагу ступить вперёд. Толчок вперёд получило это дело только через диалектическое общество в Лондоне.

Что человеческий организм есть источник того движения, сила которого противопоставляется силе тяготения – доказывается ещё и тем, что сенситивность служит не только для проявления света ода, но и для передачи его силы. Рейхенбах говорит, что при несенситивных столы не вращаются вовсе, а в смеси сенситивных и несенситивных – они вращаются слабо, но, когда кладут руки на стол первые – он вращается быстро³⁹⁹. Столоверчение удаётся лучше или хуже по мере влияния на од теплоты, т. е. скопление ода бывает сильнее, когда нагреты: столешница, комната и руки участников, как это бывает и при магнетизировании. Употребление вина оказывается вспомогательным средством для усиления столоверчения и подвыпившие сенситивные лица выглядят совершенно огненными. Половая невоздержность, связанная с потерей одической силы, напротив того, уменьшает одический свет и, сообразно тому, способность двигать столом. Ещё и другие явления сенситивной жизни находят подтверждение в столоверчении: болезни или просто дурное расположение духа делают неспособным к столоверчению даже и таких лиц, которые в здоровом состоянии имеют наибольшие способности.

В виду того, что человеческий од тождествен с тем, что Месмер назвал животным магнетизмом, при столоверчении часто бывают такие явления, какие уже известны из месмерической практики. Лица, чувствительные к магнетизму, способны также и для столоверчения. Так как влиянию магнетизма подвергаются не одни только люди, но и растения, и неодушевлённые предметы, то не только столы, но и всякие другие предметы могут быть приведены в движение, как шляпы, коробки, тарелки и т. п. Можно двигать и людей. Эти опыты уже сделаны давно. Д-р Флейшке в Праге сообщает: «я пробовал вместо стола вертеть одного из участников нашего кружка. Мы замкнули около одного из наших цепь, положив наши руки ему на спину, на плечо и на грудь. Спустя несколько мгновений он стал испытывать невыразимое чувство и сильнейшее давление, уступая которому, верхняя часть его тела, изгибаясь во всю длину от запада к востоку, – медленно качалась. Одним из нас была порвана цепь на спине качавшегося без его ведома, но сейчас же вновь замкнута. Качавшийся моментально это почувствовал и заявил, что давление на него прекратилось с одной стороны и началось в противоположное направление. Этот опыт мы повторяли на каждом из нас в отдельности, и всякий испытал одно и то же: такая же точно уступчивость невидимой загадочной силе. Этому давлению вертеться можно успешно сопротивляться, но без сопротивления верчение непременно наступает. Мы пробовали прикасаться друг к другу руками, и последствия были те же, самое лёгкое прикосновение платья или волоса, и когда субъект этого вовсе даже не замечал, – вызывало такую же чувствительность и вместе с тем верчение»⁴⁰⁰.

Подобные опыты делали даже с покойниками, стало быть, здесь объяснение – посредством внушения – недопустимо. Д-р Лонгет взял в свои руки голову умершего от холеры и, по его желанию, как это бывает при столоверчении, поднялась сперва левая, а потом правая рука покойника от 5 до 6 см.⁴⁰¹.

Наконец, употребили людей для того, чтобы получить ответы на вопросы. Гаспарин рассказывает: «мы видели, как человек, которого хотели привести в движение, побледнел и постепенно впадал в нечто вроде беспамятства. Мы видели, как он вертелся, начиная от верхней части тела, и только тогда двинул с места ноги, когда уже иначе нельзя было. Мы видели, как требование произвести определённое число стуков он исполнил так, что не ногами стучал, а балансировал телом направо и налево; при этом он утверждал, что на его движение не имело влияния никакое механическое давление, и что слегка положенные на него кончики пальцев он чувствовал точно «огненными точками»⁴⁰².

Здесь, однако, физическая проблема уже переходит в психологическую, и поэтому требует особого рассмотрения. (См. «Ребус» 1895 г. №№ 44–46).

В различных своих трудах Рейхенбах неоднократно указывал на то, что в учении об «оде» нет возможности резко разграничить физическое от психического. Одовыделение у человека, несомненно, находится в зависимости от психического его состояния и не только в количественном, но и в качественном отношении. При столоверчении замечено, что стол, насыщенный одом, не только производит вообще движение, но, по желанию участников опыта, движение принимает определённое направление. В этом случае «од» является физическим проводником для переноса воли – факт неоспоримый. Чтобы убедиться в этом, необходима, разумеется, полнейшая уверенность в отсутствии какого-либо механического влияния или воздействия бессознательного движения мышц.

Чтобы дать объяснение этому изумительному факту, не будем останавливаться над простейшими его формами, а исследуем более сложные формы, объяснения которых заключают в себе также и объяснения для простейших форм, но отнюдь не наоборот. Движение стола в требуемом направлении составляет самую простую форму психического действия, высшая же форма этого действия есть перенос мысли с одного мозга на другой. Остановимся затем на этой последней форме. Перенос мыслей был наблюдаем неоднократно, и читатель не удивится, что я признаю перенос мыслей фактом неоспоримым. Такой перенос можно объяснить следующими тремя предположениями:

1) Мысль сама по себе, не изменяя своего первоначального характера на всём пути следования, переселяется из одного мозга в другой.

2) Предположив, что это переселение относится к чисто физическим свойствам, оно должно, стало быть, оставаться по всей линии следования и у места назначения таким же, каким было у своего источника.

3) Третье предположение могло бы состоять в том, что какое-либо физическое свойство, производящее воздействие от мозга на мозг, получает у самого своего исхода психическое изменение, которое сохраняется на всём пути следования в пространстве и по достижению назначения проявляется вновь в виде мысли наподобие исходной⁴⁰³.

В первом случае мы имели бы чисто психологическую силу без физической подкладки. Во втором случае, наоборот, воздействие психического фактора крайне ограничено и остаётся, поэтому, необъяснённым, каким образом колебания воспринимают проявляемую волю агента. Третье же предположение требует психической силы с физическим проводником. Это третье предложение объясняет все явления лучше всего, и оно легко допустимо, ибо мы знаем о существования такой среды (Dinamid), в которой нет резких границ между психическими и физическими свойствами⁴⁰⁴. Этой средой и есть «од». В силу сказанного, наивысшая форма действия на расстояние – перенос мысли, имеет своим основанием психическо-одическую силу, которая в других, более знакомых нам явлениях может быть названа также психо-магнетической силой. При акте магнетизирования мы видим ясно, что «од» перемещается не только как физическое средство, но и как носитель жизненной силы, а, следовательно, в физиологически изменённом виде. Больной магнетизёр оказывает вредное действие – он заражает больного; здоровый же магнетизёр, напротив того, оказывает благотворное действие. Он также заражает воспринимающего субъекта, но своим здоровьем. Ещё нагляднее обнаруживается од в качестве носителя жизненной силы в том случае, когда организмы находятся в продолжительном магнетическом соотношении: вследствие постоянного одического смешения является наружное сходство организмов между собой. Так, Донато имел тёмно-русые волосы, а его сомнамбула Люцилла – светло-русые. С течением времени светло-русые волосы Люциллы становились темнее и, наконец, даже черты лица сомнамбулы постепенно переменились до того, что её можно было по сходству принять за сестру Донато⁴⁰⁵. Впрочем, на успех магнетизирования имеют весьма важное значение и психические факторы; успех зависит от душевного расположения магнетизёра; если магнетизёр рассеян, его влияние будет ничтожно. Магнетические пассы без воли остаются без последствий, напротив того, энергическая воля может благотворно подействовать даже без пассов.

Таким образом, «од» является чисто физическим агентом только в неодушевлённой природе, в растительном же царстве он уже изменяется, и поэтому добытые из растений целебные средства действуют не только химически, но и одически. Вся наша терапия тогда только вступит на настоящий путь, когда вслед за парацельзистами и гомеопатами в ней будет принята за основание вместо фармакохимии фармакодинамика. Что же касается человеческого организма, то в нём од принимает то физиологическое, то психическое изменение. Первое обнаруживается при магнетизировании, а последнее в переносе мыслей. Словом, вся суть нашего существа есть одическая.

Таким образом, движение стола, вообще, может быть объяснено физическим влиянием ода. Если же, вследствие болезненного состояния медиума, движение стола оказывается вялым, то тут имеем уже дело с физиологически изменённым одом, а когда движение происходит в желаемом направлении, тогда од является психически изменённым, как в переносе мыслей. Собственно перенос мыслей может произойти только между двумя мозгами. Напротив того, на стол можно только перенести психически изменённый од, с помощью которого стол может проявить нашу мысль или волю, но в той только форме, какая свойственна неодушевлённым предметам, т. е. посредством движения. Оживить стол невозможно, он может лишь временно проявить признаки оживления. Если потребовать от стола, на котором положены руки, проявить весёлое настроение, он это выразит посредством неуклюжих прыжков. На требование кому-либо поклониться, стол приблизится к указанному лицу и поклонится. Можно с успехом приказать столу сложить по буквам определённое слово, обусловливая каждую букву известным числом стуков ножкой стола. Точно также и планшетка со вставленным карандашом в состоянии писать, т. е. двигаться в желаемом направлении.

Что при этих опытах бессознательное движение мускулов никакой роли не играет, легко убедиться, устранив непосредственное влияние медиума на стол, как, например, в случае, когда стол выстукивает слово, задуманное лицом, находящимся вне цепи экспериментаторов. Что движение стола основано на одическом течении, а не на мускульном движении, доказывается ещё и другим способом. Для этого образуют цепь над столом. Магнетический ток пройдёт по этой цепи. Если в то же время лицо, избранное посредником, задумает определённую фразу при пассивном отношении остальных соучастников, то проходящий по цепи од получит психическое впечатление только от этого посредника, и тогда стол выстучит или напишет задуманную фразу. Ещё способнее, нежели стол, к восприятию влияния психо-магнетического тока считается включённый в одическое течение мозг лица, обладающего надлежащей сенситивностью, если медиум при оживлённой мысли направил свою волю на этот мозг. Кернер описывает случай, при котором од был перехвачен на пути своего течения по цепи, образованной из трёх мужчин и двух девиц, из коих одной было 16, а другой 18 лет. Старший из мужчин был избран посредником, и задуманные им подряд четыре фразы были каждый раз отгаданы кем-либо из соучастников. Первая фраза: «Beatus ille qui procul negotiis» была повторена младшей девицей. Вторая фраза: «Генерал Кавеньяк в июне 1848 г. оказал своему отечеству важные услуги» отгадана старшей девицей. Остальные фразы: «L’homme propose et Dieu dispose» и «Honny soit qui mal у pense» были повторены участниками мужчинами⁴⁰⁶.

Столоверчение и писание с помощью планшетки в начале их открытия были применяемы не в том виде, как мной указано выше, т. е. не в виде психологического, а скорее спиритического опыта. Задавали вопросы, на которые никто из присутствовавших не был в состоянии отвечать, но так как ответы всё же получались, то из этого коротко заключили о присутствии незримого деятеля. Такое заключение должно считать скороспелым⁴⁰⁷. Перенос мыслей совершается нередко и помимо сознательной воли агента, даже помимо его сознания, как например, в телепатии, при сновидении или при смерти, и когда стол даёт ответ именем умершего, то и это ничего ещё не доказывает. В сновидении, где бессознательное также превращается в живую действительность, всегда является драматическое раздвоение собственной душевной жизни, причём на наши вопросы мы получаем ответы из чужих уст. Таким же точно образом могут обнаруживаться и собственные не сознаваемые нами мысли и из скрытых сфер проявиться посредством стола. Чудесным могло бы это быть только тогда, если бессознательное было бы на самом деле тем, чем желают его сделать материалисты или Эдуард фон-Гартман. Но если в бессознательном кроется корень человеческой индивидуальности, то и проявление скрытых мыслей вещь вполне возможная. А так как это последнее на самом деле и бывает, то отсюда вывод, что наше бессознательное тоже индивидуально.

Доказательство сказанному может быть получено опытом, при котором испытуемое лицо бессознательно получает мысленные внушения, которые остаются скрытыми до поры до времени в его бессознательном, а впоследствии эти внушения могут обнаружиться, но только для других лиц, а не для самого испытуемого субъекта. В сущности это тот же процесс, что и столописание, и поэтому совершенно нелогично одно явление подвергать сомнению, а другому приписывать научное значение.

Бессознательное, обнаруживающееся при подобных случаях как равно и при столописании, ясно доказывает, что оно не сознаётся лишь лицом, подвергнутым опыту, но само по себе это бессознательное обладает сознанием; оно проявляет все признаки личности: сознание, волю и память, а, следовательно, отнюдь не похоже ни на бессознательное по понятиям материалистов, ни на таковое по понятиям Гартмана.

После всего вышесказанного ещё можно рассуждать о «двойном Я« и о «сознательном» человека, поскольку их функции вращаются в области физиологической психологии. Но если бы обнаружились ещё и другие функции «бессознательного» – функции, которые, однако, физиологически объяснить невозможно? – В таком случае выражение «двойное Я» было бы недостаточно: – бессознательное превратилось бы тогда в «душу», к физиологической психологии присоединилась бы ещё и трансцендентальная, и вся задача человечества получила бы совершенно иной вид. Ибо при физиологическом «двойном Я" обе половины нашего существа одинаково подвержены смерти. Если же, напротив того, бессознательное могло бы обнаружиться в виде трансцендентального субъекта с функциями, не находящими себе объяснения в теле человека, тогда смерть могла бы только причинить раздвоение обеих половин, причём последовало бы уничтожение одной тёмной лишь половины.

После сказанного, вопрос о доказательствах проявления трансцендентально психологических способностей нашего бессознательного получает особенно важное значение. При столоверчении неоднократно убедились, что получались сообщения и о будущем, и, приписывая их незримым существам, поспешили остановиться на умерших. Но и здесь следует не забывать обязанности надлежащим образом исследовать: нет ли возможности найти для указанных сообщений объяснение в трансцендентальном субъекте.

В старину движение неодушевлённых предметов применялось для предсказательных целей и по этим движениям судили о степени влияния внушений. Шопенгауэр признал это возможным, что и заслуживает тем больше внимания, что в его системе нет места трансцендентальному субъекту. Он говорит: «если кто-либо прибегает к советам стучащих столов, в качестве оракула, и столы дают верные сведения об отсутствующем и даже о будущем, то это объясняется тем, что известное данному лицу бессознательно становится посредством стола достоянием его сознания. В нас скрывается тайный пророк, который заявляет о своём существовании в сомнамбулизме и в сновидении. Он извещает нас о том, что было и что будет, чего мы в бодрственном состоянии не сознавали. По всей вероятности это и есть всеведение того самого пророка, что посредством стуков стола проявляется в нашем сознании и даже тогда, когда вопрошающий и не прикасается к столу, ибо в силу единства вещества, присущего всему одушевлённому миру, он одинаково влияет на стол через тех, кто к нему прикасается»⁴⁰⁸. Здесь Шопенгауэр, откровенно говоря, шагнул слишком далеко. Во всех других случаях для Шопенгауэра вещь по себе слепа – бессознательная воля, в настоящем же случае вещь вдруг получает у него сознание, даже признаётся им всеведущей. По опыту дознано, что подобное всеведение неодушевлённых оракулов не существует вовсе, хотя изредка и случаются верные сообщения о будущем, зато ложные – составляют как бы правило. Опыты дают нам право заключать лишь о существовании агента, знания коего, правда, отличаются от человеческих знаний, но и он не свободен от погрешностей. Таким агентом и есть трансцендентальный субъект, а не «воля» Шопенгауэра и не «бессознательное» Гартмана. (См. «Ребус» 1895 г., №№ 48–49).

Когда занятие медиумизмом переступает границы науки и обращается в систему вызывания душ умерших людей для беседы с ними, с целью получения как новых откровений в области религии и нравственности, так и разных сообщений относительно будущих событий, тогда такие занятия являются делом не только ненаучным, но и прямо противохристианским. Всё, что нужно знать человеку о Боге и своём отношении к Нему, открыто в христианской религии; нового откровения быть не может, так что, если, по словам ап. Павла, он сам, или ангел с неба благовестил бы что-либо новое по отношению к уже открытому в христианстве, то это новое не до́лжно принимать.

Помимо шарлатанства и самообольщения, самовнушения, бессознательного заблуждения вследствие недостатка наблюдения⁴⁰⁹, или иллюзий и галлюцинаций в гипнотическом сне, помимо неправильного объяснения материализации и др. явлений, бывающих на медиумических сеансах, происходящих от неизученных ещё свойств психической силы человека, здесь есть явная опасность принять за явления умерших явления злых духов и подпасть тонкому и опасному обольщению со стороны этих врагов всякой истины.

В виду сего св. церковь воспрещает вызывание духов. Бывали благодатные явления ангелов Божиих святым подвижникам, когда они достигали высшего на земле совершенства и делались сами уже как бы бесплотными. Бывали им и тяжкие искушения, во время подвига, от духов лукавых, и такого рода двоякие явления признаёт церковь, никогда не дозволяя, однако, домогаться вступать в явное общение с духами, под каким бы то ни было предлогом. Да и те из угодников Божиих, которые удостаивались благодатных явлений, с недоверчивостью их встречали, смиренно опасаясь искушения он духа лести, могущего, по словам апостола, преобразиться в ангела света.

Последователи же спиритизма, без всякого страха, входят в общение со всякого рода духами, надеясь на опытность своих медиумов (или посредников) в различении доброго или дурного качества этих духов, судя по тому, что они будут говорить. Отуманенные самолюбием забыли, что разум человеческий, оставленный на собственный произвол, может подпасть такому же искушению, какому подверглись наши праотцы, когда, по внушению духа лести, сами возмечтали, яко боги, различать доброе от лукавого.

Посмотрите в книге Деяний апостольских, до какой степени сами апостолы отвергали такого рода общения и всякие волхвования и гадания, которые даже, казалось, им благоприятствовали. Когда апостолы Павел и Сила проповедовали в Македонии, в городе Филиппах, за ними многие дни следовала некая девица, которая имела в себе духа пытливого и гаданиями много доставляла дохода господам своим. Она взывала к народу об апостолах: «люди сии суть служители Бога Вышнего, которые возвещают нам путь спасения». Что, казалось, могло быть благоговейнее такого свидетельства истины и перед язычниками? и можно ли было ожидать, чтобы не добрый, а пытливый дух говорил устами девицы? Это могло бы обольстить неопытных спиритов нынешнего времени. Однако апостол Павел, исполненный иного вдохновения, обратившись к духу пытливому, говорившему устами девицы, сказал: запрещаю тебе именем Иисуса Христа; «изыди из неё», и дух немедленно вышел. Не страшное ли это обличение для самонадеянных? Так, однако, засвидетельствовал о том свидетель события, евангелист Лука, написавший книгу Деяний (16:16–18).

Хотите ли вы видеть из той же книги Деяний, до какой степени опасно входить в общение с духами даже с призыванием имени Господа Иисуса, но без власти апостольской над ними? Некоторые из иудеев, видя знамения и исцеления, какие творил Павел, дерзнули сами призывать имя Господне над людьми, одержимыми от духов нечистых, и говорили так: «заклинаем вас Иисусом, Которого проповедует Павел». Между этими заклинателями были даже семь сыновей одного первосвященника иудейского, следовательно, люди просвещённые и высокопоставленные. Что же отвечал им дух лукавый? «Иисуса знаю и Павла также, вы же кто?» И человек, в котором был злой дух, устремившись на них и одолев, взял над ними такую силу, что они, обнажённые и избитые, бежали из того дома. Это произвело на всех ужас, и многие из тех, которые занимались тайными знаниями, собрали все свои книги и сожгли их, ценой на 50.000 драхм серебра. «Так сильно возрастало и действовало слово Божие», заключает дееписатель евангелист Лука (Деян. 19:10–20).

Следовательно, слово Божие воспрещает такое призывание и всякого рода волхвования, которые были воспрещены и в Ветхом Завете, в книгах Моисеевых, где вопрошания мёртвых и всякого рода волхвования и чародейства называются мерзостью языческой, за которую Господь истребил хананеев (Втор. 18:9–12).

Мы видим ещё в Ветхом Завете, из первой книги Царств (28 гл.), до какой степени было дело отверженное и преступное заниматься волхвованиями и вызывать души умерших. Саул, пред своей последней битвой с филистимлянами, уже отверженный Богом, когда Господь не отвечал ему ни во сне, ни в явлениях, ни через пророков, решился обратиться к волшебнице, чтобы вызвать тень Самуила. Волшебница сперва не смела приступить к волхвованиям, зная, что сам Саул прежде сего казнил смертью всех чародеев. Когда же, по слову царя, приступила она к чарам, то увидела как бы богов, восходящих от земли, и предстал некто в виде Самуила; – пал как мёртвый пред ним Саул, и скорая смерть постигла его в битве: так страшно совещаться с душами усопших!

Бывают и теперь случаи безвременной кончины предавшихся спиритизму, а ещё чаще случаи помешательства, которое весьма естественно постигает людей, с таким нравственным напряжением посвятивших себя столь необычайной науке, каково общение с миром невидимым.

Возьмём ради примера один из рассказов, обнародованных Вагнером в журнале: «Psychische Studien», издававшемся А. Аксаковым в Лейпциге⁴¹⁰. Описываются несколько медиумических сеансов, происходивших в начале 1876 года, как кажется, в Петербурге. На одном из этих сеансов дух передал, посредством постукивания ножкой стола, следующую фразу:

– Я страдаю, потому что ты не веришь!

Вопрос: – К кому относятся эти слова?

Ответ: – К Екатерине Л.

Вагнер прибавляет от себя: девица Екатерина Л. присутствовала при этом сеансе. До того времени её убеждения были чисто материалистические. Положения известного русского публициста Писарева она считала неопровержимыми догматами, но сила медиумических явлений поколебала и, наконец, совершенно сломила эти убеждения.

Вопрос Екатерины Л: – Кто ты таков?

Ответ духа: – Я твоя подруга, Ольга Н.

Ольга Н., по убеждениям тоже атеистка, была задушевной приятельницей Екатерины Л. Она умерла около года пред тем, поэтому сообщения духа глубоко взволновали Екатерину Л. Затем следуют выписки из дневника Екатерины Л., доставленного Вагнеру после её смерти.

29 марта, 1876 г. 1½ ч. ночи.

Едва С. и я легли спать, как у изголовья моей кровати послышался стук в стене⁴¹¹. Я сначала подумала, что кто-то идёт по лестнице, расположенной за стеной, но через минуту повторился стук и с такой силой, что и С. обратила на это внимание и меня спросила, не я ли стучу. Теперь я догадалась, в чём дело: «вероятно, это моя Олинька пришла ко мне», сказала я себе. Как бы в подтверждение моих слов раздался глухой стук в стену, как от удара молота, обвязанного чем-то мягким.

– Ты ли, Ольга? – спросила я громко духа.

Три равномерные удара послужили ответом.

– Могу ли я спокойно спать эту ночь?

Опять три подобные удара.

30 марта 6¾ часов вечера.

– Зачем ты, Олинька, стучала вчера в стену?

– Злые духи мешают тебе приступить к причастию. Ты сперва хотела говеть, но потом раздумала. Я приходила вчера, милая моя, предупредить тебя, чтобы ты им не повиновалась. Я всю эту неделю не приду. У меня много дел. В четверг, после причастия, я тебя навещу.

– Итак, ты придёшь ко мне после причастия?

– Да, и я сделаю тебе подарок.

– Какой же это будет подарок?

– Ты можешь его всем показывать.

– Ты это мне подаришь в день причастия?

– Да, в церкви!

1 апреля.

Сегодня я исповедовалась.

После причастия я отошла на своё место и села. В моих руках вдруг очутился букет цветов: белая роза и миртовые ветви, перевязанные локоном волос, мне хорошо известных!

В этом состоял обещанный подарок.

Возвратившись домой из церкви, мы сели вокруг стола.

Наш небесный друг был уже между нами. Его первые заявления были следующие:

– Всех вас поздравляю! я радуюсь за вас. Душенька моя, довольна ли ты моим подарком?

– Какое значение ты придаёшь розам и миртам?

– Чистая любовь, вечность!

С трудом только я могла удержать слёзы.

Затем рассказывается, как в одном из следующих сеансов дух Ольги Н. объявил, что совершится полная его материализация, при посредстве самого сильного из присутствовавших медиумов, а именно Софии Э. Действительно, в назначенный день обычные члены кружка собрались. Вскоре София Э. впала в каталептическое состояние (trance). Её положили на диван и закрыли занавеской. Через несколько времени из-за занавески выплыла Ольга Н., вся в белом; она ступала ровно, спокойно, подошла к Екатерине Л., взяла её за руку, обняла и погладила лицо рукой, затем обернулась и исчезла в воздухе. На одном из следующих сеансов, происходивших в темноте, облик Ольги Н. опять явился и при прощании покрыл Екатерину Л. газовой вуалью.

После этого Екатерина Л. не долго жила. Она умерла чахоткой, но до самой смерти сохраняла букет и газовую вуаль, как дорогие воспоминания о своей подруге, и велела их даже похоронить вместе с собой, но её мать – женщина строгих религиозных правил, считавшая все явления медиумизма делом нечистой силы – выхватила из гроба букет и газовую вуаль и выбросила их, как вещи опасные для душевного спасения умершей дочери.

Заметим здесь, прежде всего, что опыты, подобные описанным, редко проходят даром для лиц участвующих в них; они сильно расстраивают нервы и влекут часто за собой болезненные припадки и даже смерть. Так, Екатерина Л., получившая от духа Ольги Н. букет и вуаль, умерла вскоре потом от изнурительной чахотки; так, София Э., служившая медиумом, чувствовала себя нездоровой целых восемь дней после сеанса, и на левом боку у неё оказалось большое багровое пятно.

Заметим ещё, что в приведённом выше примере заявления духов сохраняли совершенно приличный характер: не было ни щипания, ни бросания камней или обливания водой, ни битья мебели и посуды, ни играния на гармонике или звенения в колокольчик. При обилии спиритической литературы, мы имеем в этом отношении громадный материал.

Насколько бывают справедливы показания духов, читатели увидят из следующих двух случаев, передаваемых графом А. Толстым.

«Однажды вечером мы сидели в доме моей тёщи, княгини Волконской. Накануне тёща моя с младшей дочерью, тогда ещё девицей, была где-то на бале. Стали искать бриллиантовых серёг, которые накануне надевала молодая княжна, но нигде не могли найти их. Нам предложили, в виде шутки, погадать об них на тарелке. Вышел следующий довольно длинный ряд вопросов и ответов.

Вопрос: – Куда девались серьги?

Ответ: – Украдены.

Вопрос: – Кто украл?

Ответ: – Дуняша.

Нужно заметить, что в числе прислуги было несколько женщин с именем Авдотьи; одну из них, няню детей некоих Грязевых, всегда звали по отчеству Савельевной и почти не помнили имени, данного ей при крещении. Мы продолжали опыт.

Вопрос: – Какая Дуняша?

Ответ: – Савельевна.

Вопрос: – Куда спрятала?

Ответ: – Отдала племяннику.

Все знали старуху-няню за честную женщину, но из любопытства справились и узнали, что часа за два пред тем приходивший мальчик, племянник, пробыл недолго и ушёл в большом смущении. Невольно возбудилось подозрение против Савельевны.

Между тем воротилась домой уезжавшая на целый день старшая сестра жены моей А. П. Грязева. «О чём вы тут хлопочете, чего ищете?» – спросила она. Мы рассказали ей историю о серьгах. «Они у меня в шкатулке, – сказала она, засмеявшись. – Я увидала их поутру на столе и нарочно заперла, чтобы не пропали».

Действительно, серьги оказались в шкатулке. Мы все были поражены искусно сплетённой клеветой, в которой не забыт и мальчик, поспешивший уйти от строгого выговора тётки за какую-то шалость. С того дня такая забава нам опротивела, и мы её бросили.

Другой опыт случился недавно в Петербурге, в квартире зятя моего, князя В. Д. Голицына. Там собиралось несколько молодых людей, приятелей хозяина, которые занимались спиритизмом. Ответы на вопросы получались через удары под столом, на котором лежали руки участников опыта.

Когда неведомый дух дал знать стуком о своём присутствии, ему предложили вопрос: кто ты? – «Я Иосиф Мудрый», отвечал он. Когда ты умер? «В начале 1516 года». Что ты нам скажешь? – «Любите Бога и святых Его».

Те, которым дух давал эти ответы, ничего не знали об Иосифе Мудром. Спросили меня. Я припомнил, что некоторые из учеников преп. Иосифа Волоколамского называли его Иосифом Мудрым, и что указанный год близок ко времени его кончины. Навели справку, и оказалось, что преставление преп. Иосифа означено в святцах под 9 сентября 1515 года. Разница в годе могла зависеть или от ошибки считавших, или от счёта с новолетия с 1 сентября.

Видимо, что говоривший с нами дух хотел выдать себя за богоугодного праведника, много потрудившегося в защите православной веры против ересей.

Но как узнать, правду ли он говорит, или обманывает? Апостол Иоанн подаёт нам верный способ для распознавания духов; он говорит: «не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире. Духа Божия узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (1Ин. 4:1–3). Основываясь на этих священных словах, я попросил вступивших в общение с духом спросить его, исповедует ли он Сына Божия, во плоти пришедшего? Этот вопрос остался без ответа, а когда повторили его, тяжёлый ореховый стол с треском двинулся почти на аршин вперёд⁴¹².

А вот отрывок из замечательного рассказа Кускова, помещённого в «Страннике» 1885 г., т. III:

«Придя домой, я взял бумагу и карандаш и сел к столу. Одной минуты не прошло, как карандаш начал писать: «Ты опять пристаёшь, прошу теб...», карандаш вдруг остановился и перестал писать, потому что в это время я начал мысленно читать молитву: Да воскреснет Бог.

Переставши читать молитву, я спросил: что же ты остановился? почему не пишешь? – «Я писал тебе, что б...», начал было писать карандаш, но опять вдруг остановился, потому что я опять начал читать ту же молитву.

– Что же ты не пишешь? – спросил я, – или ты боишься молитвы?

Ответа не последовало.

– Напиши, кто ты такой? Если тебя молитва устрашает и не позволяет писать, значит, ты не кто другой, как тот, кто искушал Бога в пустыне?

И на этот вопрос ответа не было.

Тогда я сказал: именем Бога Всемогущего требую написать, кто ты... Карандаш начал тихо наклоняться к бумаге и медленно написал: да, Я тот, кто искушал Бога в пустыни.

Это неожиданное открытие так меня поразило, что я вскочил из-за стола и бросил карандаш⁴¹³. Жена спросила: что такое случилось?

Я сказал ей, кто писал нам карандашом, который опять тут же взял и требовал написать: «кто именно производил стуки в столе, приводил его в движение и отвечал на вопросы?

Карандаш написал: Я, злой дух.

– Я требую, – сказал я, чтобы ты оставил нас. С этого времени мы оставляем занятия со столом и карандашом.

Карандаш медленно, и как бы удаляясь, написал: «Не приду»; первую букву большую, вторую меньше и т. д.; последняя буква «у» написана была очень маленькая.

Сделавши такое неожиданное открытие, мы решили немедленно сообщить о том нашим знакомым, которые, подобно нам, занимались спиритизмом, и чтобы уничтожить и следы наших занятий, я собрал все свои записки вроде дневника и листки, на которых дух писал карандашом, и всё сжёг.

И на каком основании, кроме их собственного льстивого уверения, принимают спириты лукавых духов этих за мнимые души усопших, ими вызываемые? Не так свободно общение с ними, как они предполагают, если только хотят веровать в евангелие.

Мы знаем, из священного Писания, о многократных явлениях ангелов человеческому роду, которые все, по словам апостола Павла, «суть служебные духи, посылаемые на служение тем, которые наследуют спасение» (Евр. 1:14); но они являются в видимых образах и возвещают волю Божию языком человеческим, как достойно словесного творения, а не каким-либо бездушным стуком, из которого надобно отгадывать буквы, или странными письменами без сознания пишущего карандаша или стола. В противоположность ангельским явлениям, мы слышим также предостережение апостола Петра, который говорит, чтоб мы бодрствовали, ибо «противный нам дьявол ходит, как рыкающий лев, ищущий кого бы поглотить» (1Пет. 5:8). И апостол Павел предостерегает нас также: «что наша брань не с кровью и плотью, но с мироправителями тьмы века сего, с духами злобы поднебесными» (Еф. 6:12). Но никто из апостолов не внушает нам о каком-либо общении с душами усопших, которое бы могло служить нам руководством в этой жизни.

Мы, православные христиане, признаём благодатное явление и ангелов и святых – людям, удостоенным особенной благодати от Бога, но никак не можем верить, чтобы каждый человек или, по крайней мере, каждый медиум мог бы по произволу, как бы по звуку колокольчика, известной формулой вызывать кого ему угодно из царства мёртвых, злых и добрых, и даже святых, и те должны непременно являться, как бы под влиянием какого-то чародейства. Это недостойно ни святых, ни Самого Бога. И вот почему в тех случаях, где не оказывается какое-либо шарлатанство, а действительно является что-либо необычайное в ответах, – мы это приписываем не душам усопших, а лести демонов, за них отвечающих. Но демоны эти нам не страшны, и напрасно нас насмешливо обвиняют в такой боязни последователи спиритизма, потому что мы вооружены против их лести крестным знамением и самой молитвой Господней: «Отче наш», в которой, несмотря на её краткость, есть и предостережение против дьявола, – в её последнем прошении: «и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого».

Если бы чаще о том помышляли упражняющиеся в спиритизме, то они были бы осторожнее в своих сношениях с домашними духами.

Нельзя, однако же, сказать, чтобы слишком разборчивы были спириты насчёт своих духов, во множестве вызываемых.

Любопытно видеть, до какой степени несведущи в текстах евангелия и как искажают их не только ученики, но и самые загробные учители. Так, например, доктор Гранд с восторгом описывает своё изумление при первом откровении одного духа, который разумными звуками простучал следующую фразу: «мужайся, даже и после чуда, потому что неверующие изгонят тебя, как иудеи прогнали слепорождённого от святого Иоанна Крестителя»; тут даже выставлено и откуда этот текст – Ин. гл. 9. Не угодно ли открыть эту главу и найти в ней хоть одно слово об Иоанне Крестителе? Дело идёт об исцелении слепорождённого Самим Господом. Кто же тут ошибся, – дух или автор?

Однако он в своих примечаниях свидетельствует, как отчётливо каждый стук выражает известную букву, и что из этих букв составляются слова, хотя и медленнее, но даже отчётливее тех, которые пишутся на бумаге под влиянием духа. Итак, в этом случае, дух пролгался, а верующий ему автор, не уступая ему в невежестве в познании священного Писания, так я пустил в печать свою нелепость, которую с благоговением приемлют спириты⁴¹⁴. Между тем упомянутый доктор Гранд изумляется духовным познаниям своего домового, говоря, что эти указания на священное Писание, со значением самых глав и стихов, свидетельствуют о познаниях мнимого духа по сему предмету: «ибо физически невозможно пишущему медиуму запомнить все эти числа» (стр. 39). Каково же обличение невежественному духу, или тем, кто ему верит!

Я здесь привёл только ошибочное указание на евангелие, сделанное духами. Но страшно видеть, как они искажают, в свою пользу, не одни лишь слова, но и самый смысл изречений Спасителя. Они хотят основать на евангелии свой языческий догмат о переселении душ и многократном их перевоплощении, потому что сами не уразумели спасительной заслуги Сына Божия, Которого искупительная кровь одна только может очистить грехи наши. Какой же евангельский текст приводят себе в свидетельство? Беседу Господа с Никодимом и, собственно, слова Христовы о том, что необходимо родиться от воды и духа, чтобы войти в царствие небесное. Сам глава новой секты, Кардек, указывал на этот текст, не понимая его таинственного смысла, и говорил, что учение о перевоплощении душ, которому должны все покориться, заимствовано не у язычников и даже не у христианского какого либо автора, а из самых слов Иисусовых, и весьма ясно выражено в евангелии Иоанна.

Желательно бы знать, какое отношение имеют к переселению душ слова Господни: «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может видеть царствия Божия». Слово свыше, верно переведённое с греческого подлинника (ἄνωθεν), переведено на французском языке снова, что даёт ему иной смысл. Когда же Никодим спрашивает: «как может человек родиться, будучи стар?» Господь очень ясно указывает на таинство крещения, говоря: «если кто не родится водой и духом, не может войти в царство небесное». Таким образом, каждый христианин рождается свыше в благодатных водах крещения, и тут нет уже ни малейшего намёка на переселение душ из тела в тело и с планеты на планету. Можно ли столь хульно искажать священный текст и лгать на Самого Иисуса Христа?

Вот и другой текст из евангелиста Матвея, приводимый Кардеком. В главе 17 сказано: «Ученики спрашивали Господа: почему книжники говорят, что Илии подобает прийти прежде; Иисус же отвечал: Илия уже пришёл, и не познали его, но сотворили с ним, что хотели, так и Сын человеческий от них пострадает. Тогда уразумели ученики, что Он им говорил о Иоанне Крестителе (Мф. 17:12–13)». Из этого заключает Кардек, что, так как Иоанн Креститель был то же, что и Илия, то душа Илии воплотилась снова в теле Иоанновом, так как, по его мнению, одной жизни недостаточно для исполнения судеб Божиих.

Читал ли Кардек у евангелиста Луки (1:17), что предсказал архангел, явившийся в храме отцу Иоанна, священнику Захарии, о рождении его дивного сына, что «он многих из сынов израилевых обратит к Господу Богу их, и предыдет пред Ним (т. е. Мессиею) духом и силой Илииной». Это пророчество осталось в памяти у иудеев, поэтому они спрашивали, когда Иоанн стал проповедовать в пустыне, не он ли есть Илия? Иоанн же прямо отвечал им: «нет» (Ин. 1:21). Кажется, ясно такое свидетельство, и не следует объяснять его иначе. Надобно вспомнить ещё, что, по свидетельству священного Писания, святой пророк Илия не разлучался с телом, не умирал, следовательно, не мог и принять нового тела.

Я привожу все эти тексты из евангелия для верующих, т. е. для православных христиан, для того, чтобы их не сбивали лжеучители искажёнными, текстами, в которых не каждый может подметить обман. Для тех же, которые увлекаются всякими ветром ложного учения, нет пользы ни в доказательствах против спиритизма, ни в самых текстах евангельских. Если они слепо убеждены, что с ними беседуют духи, и духи добрые, то может ли быть принято ими какое-либо человеческое слово, когда даже и евангельские слова искажают, по своему произволу, их духовные учители с того света?

Невольно вспоминаются здесь слова одного германского мыслителя: «Остерегайтесь иметь дело с тьмой, уже потому, что вы не знаете, что может скрываться во тьме, и потому что тьма сама себя не знает⁴¹⁵).

Главнейшее основание учения спиритов, – сообщения духов, представляет собой нечто... весьма странное...

По словам Спасителя и учению нашей церкви, умершие продолжают жить и за гробом, сообразно их земной жизни: грешники в муках, а праведники в небесных селениях. Сердечные молитвы живых за усопших доходят до Господа и ослабляют мучения страждущих, и они, уже очищенные этими молитвами и претерпенными муками, явятся пред Господом на день суда Его. По учению спиритов, во время загробной жизни души умерших могут иметь общение, видимое и невидимое, с живущими на земле, и могут «на спиритических сеансах» говорить с людьми, или видимо, «материализуясь» в свою имевшуюся при жизни на земле форму, или невидимо, посредством постукивания столом, например, писания карандашом или вождением блюдечка по бумаге с написанными буквами азбуки... Таким-то путём, посредством сообщения духов «на сеансах», и «было сообщено» спиритам учение о перевоплощении человека. Эти сообщения невидимых духов, как говорят спириты, давались или сыном умершим, или покойной дочерью, женой, сестрой говорящего спирита, «и даже ангелом Фёдором и архангелами»; какое же значение могут иметь таким путём даваемые сообщения?

Общение человека с загробным миром не отрицается, как уже сказано, нашей церковью, и в её летописях встречаются описания более ярких случаев такого общения многих подвижников церкви в дни их земной жизни. Так, многие из них видели в дивных образах в часы бодрствования и в вещих снах святых угодников Божиих и Пресвятую Богородицу (например, св. Сергий радонежский), но точно так же им приходилось видеть, как указывают жизнеописания многих, и злого искусителя в виде прекрасной женщины, полной сладострастья... Поэтому не представляется никакого сомнения в том, что и общение духа и принятие им, временно, телесной формы человека возможно только для чистейшей и совершеннейшей святости, или для абсолютного зла; к какой же категории духов принадлежат те, которые «на сеансах» говорят под разными именами и выделывают всякие штуки, от подъёма стола до бросания всяких предметов и звон в колокольчик включительно?

Они дают ложные толкования святому евангелию и сообщают спиритам о перевоплощении человека, т. е. распространяют учение, несогласное с заветами Иисуса Христа, с учением православной церкви; а, следовательно, это духи тьмы, а не света, от которых каждый верующий христианин должен отстраниться с ужасом и отвращением.

Таким образом, в своих исканиях чудесного из под блюдечка или из под-ножки стола спириты могут встретить такие новые чудеса; что окончательно запутаются в своих верованиях. Чтобы избегнуть этого результата, необходимо бросить опасные «сеансы», или относиться к сообщениям духов крайне осторожно и, прежде чем следовать их указаниям – поразмыслить о том, насколько слова и советы духов согласуются с учением Спасителя и с постановлениями Его Святой Церкви. Неприятие этой необходимой предосторожности поведёт за собой последствия, несомненно, зловредные.

Часто «на сеансах» духи ведут, по-видимому, религиозно-нравственную беседу с доверчивым спиритом, но в их сообщениях всегда бывают те ядовитые вставки, которые в будущем вызовут у спирита новую мысль, сомнение и противохристианские выводы.

Ввиду всего сказанного ясно, что каждое сообщение невидимого собеседника необходимо проверять выводами своего ума, голосом своего сердца и чистейшими верованиями своей души, живой и чувствующей, а не верить безусловно неизвестному духу, каким бы ангелом он ни объявлялся; зачем ожидать и просить его указания, когда в св. евангелии все мы имеем указания простые, ясные, всем понятные, притом указания Сына Божия, Спасителя нашего Иисуса Христа?

Сущность спиритизма заключается в стремлении человека к нравственному самоусовершенствованию. Между тем, в настоящее время флагом спиритизма прикрывается не это нравственное стремление, а простое любопытство по страсти к чудесному. И «спиритом» называет себя каждый, кто занимается «на сеансах», один или вместе с другими, упражнениями со столом, с блюдечком или карандашом, получая «сообщения» и ожидая «явлений» и «материализации»... Таким образом, нравственное начало и высокая цель спиритизма исчезли и заменились таким препровождением времени, которое можно бы назвать только пустым, если бы оно не вело к дурным, вредным последствиям, вроде убеждения о необходимости молений за Иуду, Каиафу, и верования в перевоплощение человека и т. п. Допуская возможность общения живых с душами умерших, что не отвергается и нашей церковью⁴¹⁶, допуская даже, становясь на точку зрения спиритов, возможность участия умерших «в сеансах», нельзя не допустить и возможности участия в них таких умерших (например, развратников, грабителей и убийц), от которых и при их жизни следовало сторониться каждому порядочному человеку, как от верных служителей злу, а не добру и правде. Служа злу при жизни, эти люди и после смерти остаются в распоряжении злой воли, а потому ничему доброму и полезному научить не могут и не пожелают, участвуя, в качестве незримых собеседников, «на сеансах» с живыми.

Ввиду всего сказанного, каждому, считающему себя спиритом только вследствие своего доверия к откровениям посредством столоверчения, хождения блюдечка или карандашных упражнений, необходимо выяснить себе:

1) что одно участие в подобных «сеансах» не даёт человеку возможности сделаться истинным спиритом;

2) что если порядочный человек гнушается безнравственного общества живых, то, по уважению к себе, он должен гнушаться и безнравственных незримых умерших собеседников;

3) что сообщение «духов» о перевоплощении человека противно учению Христа и категорически опровергается апостолом Павлом, который говорит, что «человекам положено однажды умереть» (а следовательно и однажды родиться) (Евр. 9:27).

«Одна каждому смерть, стало быть, одно и рождение, – говорит епископ Феофан. – Какой дух иначе будет проповедовать и обещать другое рождение и другую смерть, тот антихристов» (Феофан. Поучения. См. Русский паломник 1894 г. № 19).

Насколько Филарет был строго последовательным в своих воззрениях на течение явлений в жизни и значение их последнего смысла и цели, – проявлений и воздействий светлых или тёмных сил, – можно видеть из того, что, кажется, для него не существовало ничего безразличного. «Некоторые благословно говорят, что человек мало делает одним собой, но более или вышнею помощью, или вмешательством преисподним. Изобретать орудия, усиливающие убийство и гибель, или без нужды угождающие нетерпеливости и ненасытной корысти человеческой, – конечно, не ангелы помогали. Думают ли это нынешние ежедневные изобретатели зол?»⁴¹⁷.

Если, в виду таких явлений и событий, Филарет усматривал за ними нечто такое, что большинство пропускает без внимания, не делая из них дальнейших выводов, – тем более он останавливался мыслью на явлениях, выходящих из ряда обычных и многими хотя и замечаемых и объясняемых. Но опять, как только явления не обычные, без попыток уловить для себя, по крайней мере, их смысл.

В эту тёмную атмосферу Филарет пытался проникнуть своим острым глазом и тем более, что при случаях её обнаружений и суждений об обнаруживающих себя силах он наталкивался на один вопрос и, так или иначе, решал его для себя.

По поводу известия о посещении одним умершим монахом своего живого родителя, он выразился. «Приятно усматривать случаи, где видимое и невидимое не чуждаются друг друга. Господь всё сотворил единым»⁴¹⁸. В другой раз по случаю такового же видения из области света, он восклицал: «Утешительно и прекрасно единство и союз церкви небесной и сущей на земли»⁴¹⁹! Чтобы быть последовательным, ему следовало признать воздействие на людей не одних только светлых, добрых и тёмных, злых сил, но и душ умерших. Это мы и встречаем в его письмах. «Что души умерших под проклятием и некоторые другие приражаются иногда к живущим и производят род беснования, сему встреченный вами пример не единственный, Мне известны три с признаками достоверности. Одну женщину беспокоил такой дух и наименовал свою мать, от которой он, кажется, лишил себя жизни, и селение, где она живёт. Силой креста Твоего, сохрани нас. Господи»⁴²⁰.

В начале шестидесятых годов у нас начал довольно сильно распространяться спиритизм. Митрополит должен был обратить на это явление своё внимание. Как же он относился к нему? Те же его письма к Антонию позволяют несколько ответить на этот вопрос.

«Помнится, я говорил вам, – пишет он наместнику, – что ныне путём исследования природы заходят в область волшебства. Прочитайте пример сего в фельетоне под заглавием о гадательных машинах. Мне приходит на мысль, – не, снестись ли с начальством, чтобы не учили народ суеверию; но и то думаю, что гадательные книги много лет печатаются и продаются, и Священный Синод не обращал на сие внимания»⁴²¹. Но немного позднее он говорит уже несколько иначе. «Слышите, думаю, о ворожбе столами? В Петербурге, Париже и Москве столы говорят, что через них говорят умершие. Посылаю вам выписку из письма, которое мне случилось писать об этом в Петербург. Скажите мне, как это вам покажется, и годится ли, чтобы сделать сие известным для остережения могущих принять остережение. На сих днях мне попалась французская книга, в которой пишется, что в Америке стологадатели считаются многими тысячами и соединены в общества, что столы проповедуют преобразование христианства и государства так, как мудрецы 1848 года. Выписку из письма о стологадании думаю напечатать и раздать священникам. Напечатать ли потом в ведомостях, пусть рассуждают владыки ведомостей»⁴²².

Письмо о стологадании было напечатано в остережение могущих принять остережение, и многие вразумились словом Филарета. Но нельзя не опасаться, думал митрополит, что люди, которые суть не чада послушания, не оставят следовать любопытству и страстям, и трудно угадать – куда дойдут. Сам же лично он, если и не следовал страстям и любопытству, – интересовался стологаданием и сведениями о нём. Ему присылают французские книги с письмами о вызывания духов. Эти письма он внимательно читает и сообщает о содержании их наместнику. «Писатель говорит, что он поверил возможности сего только по строгому личному исследованию. Рассказывает пример, что посредством стола один, за двенадцать лет умерший, просил отслужить за него семь литургий. В заключение сей писатель говорит, что открывается для исследования новый океан, который имеет свои бури и бездны, и что кто пустится без компаса и управления и будет водиться любопытством и страстями, тот попадёт в руки духов обмана и зла и погибнет. В следующем письме писатель обещает указать средства против обмана»⁴²³.

Назвав выше фельетонную статью распространением суеверия, напечатав свою тетрадку о стологадании, он, однако же, собирает о нём всякие слухи. «Приезжий из Петербурга рассказал мне следующее: один русский, находящийся в Америке при консульстве, неверующий, увидел на доме надпись: здесь можно говорить с умершими, и, войдя в дом, нашёл старика с гадательным столом, который не писал, а отвечал стуком. Испытующий, устраняя обман, отставил стол в сторону и, спрашивая, получил ответы, что с ним говорит умерший его дядя, что он находится не в лучшем состоянии, в шестой степени воздуха, и что за него надобно молиться. На вопрос: кто должен молиться? – вопрошающий произнёс несколько имён и получил неясные ответы, а когда наименовал свою мать, стол трижды ударил ногой и вспрыгнул. С сего времени испытатель сделался верующим. Как вы о сем рассуждаете?»⁴²⁴.

Ни о чём, относящемся к области таинственного, не говорит так часто Филарет в своей переписке с Антонием, как о снах и видениях в полусонном и полубодрственном состоянии. Иногда – это только краткие заметки; иногда же он довольно подробно описывает, особенно, свои сны. Эти сны или рассматривались им как предостережения тем, кому они снились, или как благие знамения и вести из невидимой области о тех, которые снились⁴²⁵. Иногда Филарет берёт на себя слегка толкование самых снов. «Видение... примечательно. Поймёт ли он, что значит долгий чёрный язык? Вероятно, ему сие положится на мысль. А если сего не приметно будет, – я думаю, надобно подать ему мысль»⁴²⁶. Иногда же он желал найти толкователя своим снам в Антонии. Так, рассказав довольно подробно о своём сне и разговоре с умершим князем Голицыным, Филарет заканчивает письмо словами: «сей есть сон, а какое рассуждение его?»⁴²⁷.

Только ли мистицизмом, в обычном значении этого слова, как известной степени недостатком, до́лжно назвать такое отношение Филарета к различным явлениям в природе и человеке? Можно ли ставить ему в упрёк, как это делали, мистицизм такого рода? Но если так судить, то мистиком нужно признать и того, кто сказал, уча других: «небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передаёт речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слово их» (Пс. 18:2–5). Нужно назвать мистиком того, кто всюду слышал глас Господень (Пс. 28)⁴²⁸, и трезвым мыслителем того, кто затыкает уши свои и не слышит голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях (Пс. 57:5–6).

Но такое суждение едва ли будет верным, ещё менее того христианским, (см. статью «Митрополит Филарет в его отношениях к миру таинственных явлений», помещённую в «Душеполезном чтении» 1883 г., ч. II, стр. 31).

Под этим заглавием в московской еженедельной газете «Русское Дело» № 17 за 1887 г. помещена заимствованная из «Современных Известий» 1884 года, горячая полемика по поводу спиритизма, в которой принимал участие и покойный их издатель Гиляров-Платонов, всегда, как хорошо известно москвичам, интересовавшийся спиритическим вопросом и охотно дававший ему место на страницах своей газеты. Полемику эту, как очень длинную, мы не перепечатываем, а приводим только конец частного письма покойного Никиты Петровича к одному из полемистов, помещённого в том же номере «Русского Дела» с указанием, что оно нигде ещё не было напечатано.

«Сущность спиритизма заключается в положении, что между тем миром и здешним возможно и бывает сообщение. Это есть основание, а далее идёт разноголосица и толкования. Аллан Кардек, Оуен, Багнер, каждый придумывает свою теорию. Я, положим, имею свой догадку, хотя в ней не уверен, а тем менее согласен с Кардеком. Вопрос в том, есть ли, бывают ли сообщения? Несомненные факты спиритизма, которых бесчисленное множество, означают ли реальное вступление умерших, или собственное наше, потенцированное видение? Я себе ставлю так вопрос и, признаюсь, не берусь решать его. Покойный В. П. Даль получил «откровение» (назову так) от умершего Вышеславцева (в первый раз слышанная им фамилия), с просьбой написать известного рода утешение здравствующему сыну такому-то, в таком то селе (ни то ни другое не было Далю известно). Даль написал письмо к лицу, в существовании которого не был уверен, и в село, не знамо, действительное, или мнимое. Написал и получил ответ. Вот вам факт из ряда бесчисленных, мне лично известных. Факт фактом, а объяснение стройте, какое угодно». («Русское Дело» 1887 г., № 17).

В известной «Христианской апологетике» проф. Н. П. Рождественского (СПб. 1884 г.) встречается, между прочим, следующий компетентный отзыв о современном спиритизме по отношению к христианству.

... «В настоящее время к спиритизму примыкают многие естествоведы, не только в Америке (например, Robert Hare и др.), но также и в Англии (Крукс, де-Морган, Уоллес), во Франции (С. Фламмарион, Babinet, Linais и др.), в Германии (Цельнер, недавно умерший, и Вебер) и у нас (Бутлеров Аксаков и Вагнер). Все они, по крайней мере, высказываются за реальность спиритических феноменов. Даже некоторые из новейших философов, именно Фихте младший, Фехнер и др., открыто признали в некоторых явлениях спиритизма обнаружение высшего не материального мира... Следуя апостольскому внушению: «Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они» (Ин. 4:1), мы должны отличать в спиритическом воззрении то, что в нём есть прямо противного христианству от того, в чём оно не противоречит последнему... такова в спиритизме вера в бытие сверхчувственного мира вообще, в возможность сверхъестественных явлений и в личное бессмертие человеческой души. Защищая эти дорогие верования против общего врага всех учений и направлений, признающих самостоятельность духовного начала, и против врагов всякой положительной религии, особенно же христианской, спиритизм до некоторой степени искупает пред христианством свои заблуждения и суеверия»...⁴²⁹ .

Судьбу гипнотизма былых времён теперь разделяет с ним нередко связываемый спиритизм. Среди представителей науки к нему вообще отношение двоякое: одни им беззаветно увлекаются, другие от него презрительно отворачиваются. Ни то, ни другое не может быть оправдано перед трезвым взглядом критики. Бесспорно, что спиритами в их сочинениях не поставлен вне сомнения ни один из тех фактов, на которые они ссылаются, и отчёты об их опытах часто служат скорее доказательством их своеобразного духовного настроения, чем действительности признаваемых ими явлений. Тем не менее, успокоиться на предвзятой уверенности, что всё в этих опытах самообман, было бы опрометчивым. Если спиритизм есть только следствие своеобразного духовного настроения, то по своей глубине и распространённости заслуживает внимательного анализа самое это настроение, которое до сих пор ещё не удалось, как следует, разложить на основные психологические элементы. Если же спиритизм не есть только самообман, и в основании его лежит какой-либо реальный факт, то этот факт напрашивается на изучение уже потому, что анализ его может обнаружить новые, ещё не изведанные способности нашего организма, до сих пор лишь скользившие перед научным взором, но которые могут быть уловлены настойчивыми приёмами экспериментальной методы.

Самодовольство не свойственно вечно тревожному духу науки, неустанно жаждущему новых истин. Ссылаться, как делает в насмешливом апострофе по поводу современных «оккультистов» одно из философских светил, на «неизменные законы вселенной Коперника, Галилея и Ньютона, Лейбница и Канта», которым будто бы учения «оккультистов» противоречат, значит запугивать авторитетами и забывать, что ни пределы собственного разумения, ни объём современного знания не служат пределом и объёмом разуменья и знания вообще

Кто может утверждать, что ему известны все мировые законы? (Проф. А. Гиляров: «Гипнотизм», стр. 394).

Что касается нашего личного мнения, как составителя этой книги, относительно медиумических и в частности спиритических явлений, то мы к сказанному об этом в предисловии должны присовокупить следующее:

Факты, приведённые в книге д-ра Битнера («Верить или не верить?») показывающие, что фотографическая пластинка закрепляла действительно материализованные фигуры, и те предосторожности, которые были употребляемы на медиумических сеансах такими учёными, как Крукс, Аксаков, Бутлеров, Карл дю-Прель и др., а равно многочисленные свидетельства частных медиумических кружков, где обман вовсе не имел места – заставляют нас признать, что действительно, на медиумических сеансах могут образовываться материализованные фигуры, и что к явлениям этого рода нельзя относиться так скептически, как это делают многие отрицатели всего сверхъестественного из наших современников. Это мы утверждаем, несмотря на то, что нам известны опубликованные случаи обмана некоторых «профессиональных медиумов», а равно и все те недостатки наблюдений медиумических явлений, которые вполне основательно раскрыты д-ром Леманом в только что вышедшем труде его; «История суеверий и волшебства».

Но, признавая полную реальность материализованных фигур, мы отнюдь не намерены думать, что эти фигуры нарушают законы природы, составляют чудо и образуются душами умерших людей, желающих войти через материализацию в сношения с живыми людьми. Нет, в статье д-ра Битнера, стоящего на материалистической почве, с которым мы вообще не согласны, дано, как бы в виде исключения, довольно обстоятельное объяснение явлении материализованных фигур. Они образуются наподобие двойников; их формирует из тонкой, взятой из организма медиума и участников сеанса одической материи дух человека, в частности душа медиума. В этом мы видим высокое достоинство богоподобной души человеческой и доказательство её господства над материей и вместе с тем её духовности.

Относительно столоверчения даёт вполне рациональный ответ статья К. дю-Преля. Столы вертятся под влиянием одической материи, которой, конечно, заправляет дух живых людей. Духов (т. е. душ умерших) опять не для чего допускать здесь. Их задача, без сомнения, более благородная, нежели верчение столов, для получения часто неверных или ничтожных сообщений.

Что в данном случае может быть иногда влияние злых сил для обольщения людей, как думают митрополит Филарет, профессор Рождественский и др., этого отрицать нельзя. Но в большинстве случаев можно признать, что предсказания идут от духа человека.

В виду этого на занятие столоверчением нужно смотреть, как на опасное занятие, дозволительное только для серьёзных целей, а не для удовлетворения праздного любопытства.

Протоиерей Гр. Дьяченко.