Глава XXII

Спаситель мира и история человеческого рода перед Богом. Спаситель мира и человек с Ним и в Нем перед Богом. Спаситель и Искупитель рода человеческого не мог быть иной, а только Богочеловеческой Личностью. Точнейшее разъяснение этой истины. Две природы в Личности Спасителя мира и единство Самого Лица Богочеловека; значение сего соединения естеств в Богочеловеке для человеческого естества вообще. Единая Личность Богочеловека в единстве Его сознания – Сына Божия. Точнейшее разъяснение сей истины. Богочеловеческая Личность Спасителя мира. Сын Божий в отношении к Богу Отцу. Соединение естеств и отношение естеств в Личности Богочеловека. Воля Божественная и воля человеческая в Личности Богочеловека. Точнейшее разъяснение отношения воли Божественной к воле человеческой в Личности Богочеловека. Нравственный образ Спасителя мира по Его человеческому естеству перед Абсолютной, в Себе Самой Причинной и Единосущей Волей Божества. Человеческая воля Спасителя мира пребыла адекватно равной идее и воле Божества о частной личной воле. Значение этой истины. Подлежала ли Личность Богочеловека искусительному воздействию злой воли во вселенной?

На явлении Благословенного Потомка от Семени Жены утверждается вся история человеческого рода перед Богом: человек по своем падении потому и начал иметь свою историю, что вновь соединение его с Богом, в Лице Спасителя Мира, будет совершившимся историческим фактом. С другой стороны, Спаситель мира есть «Желаемый всеми народами» (Аг.2:7) не абстрактно, как Учитель истины, но конкретно для всякой человеческой души, обращенной к Богу и жаждущей соединения с Ним и жизни в Нем, т.е. в Боге. А потому Спаситель мира должен был не показать только путь правый к Богу, не научить только людей истине, правде, закону и добру, но саму жизнь человека в Боге должен был сделать в Себе и через Себя собственностью человека, одним словом – вновь родить человека для жизни в Боге, так, чтобы жизнь в Божественных началах сделалась индивидуально непрестающим благодатным Откровением Божиим в людях. В таком именно содержании и жизненном определении мы и имеем как идею искупления и спасения рода человеческого через Лицо Спасителя мира по Св. Писанию Ветхого Завета, так и самое историческое событие совершившегося спасения людей в Иисусе Христе.

Будучи перед Богом Искупителем рода человеческого, Иисус Христос в то же время разделяет Себя со всяким верующим и, животворя человека и действуя в нем, т.е. обитая благодатно в человеке, Он совершает человеческое спасение, как Возродитель человека и Начальник новой жизни в людях: «Мне бо еже жити, Христос (Фил.1:21), – говорит о себе Апостол Павел, – живу же не к тому аз, но живет во мне Христос» (Гал.2:20). И эти слова не выражают собой только личное воодушевление Апостола Спасителем мира, а обозначают реальный факт совершившегося и действовавшего в душе Апостола индивидуального единения со Христом. Состояние это тот же Апостол называет «отображением и изображением Христа в человеке-христианине»: «Чадца моя, – пишет он Галатам, – ими же паки болезную, дóндеже вообразится Христос в вас» (Гал.4:19). Сам Иисус Христос спасение людей в Нем и через Него считает не внешним делом, юридически как бы только совершившимся пред правосудием Божиим, но нравственно индивидуальным делом всякого верующего, усвояемым человеку и продолжающим быть постоянно и реально в действии в человеке под воздействием и водительством Его Самого – Совершителя человеческого спасения. «Царствие Божие благовествуется, – говорит Иисус Христос (Лк.16:16); ищите Царствия Божия (Лк.12:31); не приидет Царствие Божие с соблюдением. Се бо Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:20–21); но усвояя воле человека желание и жажду спасения, говоря о человеческой стороне, т.е. о лично-волевом акте человека в деле обращения его к Богу и в расположении его сердца стяжать себе Царствие Божие, Иисус Христос в то же время свидетельствует, что «без Мене не можете творити ничесоже» (Ин.15:5): «Аз есмь лоза, вы [же] рождие: и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног» (Ин.15:5), «Якоже Ты, Отче, во Мне, – молился Он в Своей первосвященнической молитве Отцу Небесному, – и Аз в Тебе, да и тии <ученики и последователи Его> в Нас едино будут... Аз в них, и Ты во Мне» (Ин.17:21–23). «Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет, и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема и обитель у него сотворима» (Ин.14:23). «Я есмь хлеб жизни... Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною» (Ин.6:48–57).

Внутреннее индивидуальное соединение верующей души со Христом, а в Нем и через Него – с Богом Отцем оставляет реальную сущность жизни, рожденной «свыше» в христианстве: «...помышляйте себе, – говорит Апостол христианам, – живых же Богови о Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.6:11); «аще бо живем, Господ еви живем» (Рим.14:8); «яко храм Божий есте и Дух Божий живет в вас» (1Кор.3:16); «Дух Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса, живет в вас» (Рим.8:11). Св. Писание, следовательно, утверждает ту истину, что в Иисусе Христе воссоздается жизнь человека с Богом, и верующий нравственно и индивидуально приобщается Божественного естества, становясь храмом Божества. Воздыхание по этой именно полноте жизни в Боге, открывающейся реально во внутреннем общении человека с Богом, составляет, в сущности, основу и исходный – начальный тонус того расположения души, которое мы называем религиозным сознанием человека, и человеческий род, в определении своем по этому именно тонусу своей души, был и остается всемирно солидарен, являясь в единстве своего религиозного сознания. Но живя идеей Бога, ища пути к Нему и воздыхая о вечной жизни в Боге, человек сам по себе, в одних своих естественных силах и средствах, был немощен и безнадежен создать путь, овладеть истиной и иметь то, что относится к «животу и благочестию». Поэтому Искупитель и Спаситель рода человеческого должен был быть путем, истиной и животом через Себя и в Себе Самом для всякого верующего, в каком, действительно, смысле и свидетельствует о Себе Иисус Христос: «Аз есмь путь и истина и живот: никтоже приидет к Отцу, токмо Мною» (Ин.14:6); «яко Аз в Отце Моем, и вы во Мне, и Аз в вас» (Ин.14:20); «аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема и обитель у него сотворима» (Ин.14:23).

Такое воссоздание человека в началах вечной Божественной жизни требовало, очевидно, в деле искупления и спасения рода человеческого участия Лица Божественного, потому что как реальная сущность вещи – соединение человека с Богом, так содержание самого дела – искупление и спасение людей стоят за пределами и вне возможности определения себя в подвиге или деле для всякого сотворенного существа, будь то Ангел или человек, кроме Самого Бога. То, без сомнения справедливо, что добрая, разумно-свободная сотворенная сила может совершить величайший подвиг любви и, как пребывающая доброю, иначе не может и воплощать себя, как в чистом и совершенном добре; однако, во-первых, нет и не может быть ни у одного сотворенного существа такого подвига, который адекватен был бы объять собой Божественное и человеческое совместно, и, во-вторых, нет и не может быть ни у одного сотворенного существа такого подвига, который относился бы не к самому совершителю подвига, а всецело принадлежал бы другому лицу, в данном случае – человеческому роду.

В самом деле, мыслимо ли для сотворенного разумного существа, несмотря ни на какие нравственные его совершенства, иметь во всей вечности такой подвиг, который мог бы быть поставлен в счет другого лица, а не был бы всегда и прежде всего поставляем в счет его самого – совершителя подвига? Восходя от силы в силу – в уподоблении Божественным совершенствам, следовательно – безгранично и бесконечно, всякое разумно-свободное существо, совершающее подвиг, будет находиться всегда лишь в круге себе только должного и себе только довлеющего и ничего в этом подвиге не будет сверхдолжного, ничего преизбыточествующего, ибо весь подвиг и без остатка будет в том случае совершен всегда и вечно для совершающего за свое лицо, а не за другое. Конечно, всякий такой подвиг любви и самоотвержения может влечь за собою тысячи благодеяний и благословений для других; но это уже будет вторая стадия подвига – его приложение и отражение в среде, ради которой или в которой он совершается, а не первая – долг служения, воплощение себя в добре, что – то и другое – будет всегда «активом» в свой же счет совершителя.

Призвание быть святым, яко Бог свят есть (Лев.11:44; 19:2; 1Пет.1:16), быть совершенным, яко Отец Небесный совершен есть (Мф.5:48) и быть милосердным яко Отец Небесный милосерд есть (Лк.6:36), одним словом – быть подражателем Богу (Еф.5:1–2) – не есть призвание одного человека, но и Ангела, т.е. всякой вообще разумно-свободной сотворенной Богом личной сущности, ибо нет другой вечной жизни для всего мира разумно-свободных существ, кроме жизни с Богом и в Боге, и нет радости бытия для всего мира существ, кроме радости бытия в развитии и в воплощении в себе всеми и каждым Божественных совершенств. Следовательно, на пути этого развития, а этот путь безграничен и бесконечен, обнимающий всю вечность, так как не имеет пределов, которые определяются в Абсолютном Существе-Боге, для всякой разумно-свободной силы, будь то Ангел или человек, всегда в целой вечности будет прилежать один и тот же долг, долг бытия и определения себя в Божественных совершенствах. Поэтому Спаситель говорит: «вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк.17:10).

Очевидно, поэтому подвиг искупления рода человеческого, актив которого должен поступить за счет других, а не должен прежде всего лежать на пути определения себя в добром для всякого другого существа, кроме Бога, не мог принадлежать никому, кроме Божественного Лица, имеющего вечную жизнь в Себе и всю полноту совершенств, следовательно – могущего сделать дело подвига во всей его полноте делом искупления других, делом искупленных. К тому же заключению о необходимости участия Божественного Лица в совершении дела искупления рода человеческого приводит и рассмотрение безграничности вины падшего человека перед Богом, вины, которая могла бы быть искуплена только такой жертвой, которая довлела бы безграничному и беспредельному правосудию Божию и другим Божественным свойствам; а это могло быть только тогда, когда в принесении жертвы участвовало бы Само Божество, как едино Себе делающее во времени и вечности. Безграничность же вины падшего человека перед Богом является, во-первых, со стороны падшего человека, рассматриваемого в самом себе, так как грехом он разрушил в себе то истинное благо, которое предназначено Творцом к вечному и беспредельному совершенству, и, во-вторых, со стороны отношения человека к Богу – своему Творцу, так как в этом отношении вина падшего человека необходимо должна определиться беспредельностью и безграничностью Божественных совершенств. Разрушив в себе первозданную красоту, человек, так как ниспроверг в грехопадении истинное и действительное в себе добро, остался безгранично виновным перед Богом за самый акт этого разрушения, ибо и для сотворенного разумного существа, призванного определиться индивидуально и нравственно в безграничных Божественных совершенствах, добро и духовнонравственные совершенства, в сущности, безграничны и беспредельны на пути определения таковых в Боге и в Божественном.

То, чего коснулась зло в человеке, т.е. образ и подобие Божие, имеет определение свое в беспредельном добре Первообраза, т.е. Бога, а потому и зло, поскольку оно разрушает и отрицает добро, также беспредельно, ибо касательство зла к добру есть касательство к вечному, и разрушение добра злом есть разрушение бесконечного. Зло бесконечно не своим содержанием, какового в сущности никакого нет, а своим отрицанием и своим разрушением вечного и бесконечного в тварном личном духовно-нравственном существе. Жертва поэтому искупления должна быть вместе и купелью возрождения человека, т.е. таким актом, который, с одной стороны, снимал бы беспредельную вину человека перед Богом и удовлетворял бы бесконечному правосудию Божию, с другой – по содержанию своему равнялся бы самому творению, иначе говоря – привносил бы чрезвычайные Божественные силы и дарования в самое человеческое естество для нового рождения и нового бытия с Богом и в Боге. А это могло совершиться только при личном воплощении в человеческом естестве Самого Божества, ибо только при таком условии могла быть явлена «благодать на благодать» в роде человеческом (Ин.1:16), т.е. благодать Бога-Творца и благодать Бога-Спасителя, и только Богочеловек мог фактически и реально явиться в полномочии определения Себя как нового Родоначальника жизни в человеческом роде, что «в последок дний» (Евр.1:2) действительно и совершилось по домостроительству Божию через воплощение Второго Лица Св. Троицы – Сына Божия, «нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес и воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася» (Сим. в.), «Его же <Бог> положи наследника всем, Имже и веки сотвори» (Евр.1:2). «Слово плоть бысть, – говорит евангелист Иоанн, – и вселися в ны, и видехом славу Его, славу яко Единородного от Отца, исполнь благодати и истины» (Ин.1:14); «вемы же, яко Сын Божий прииде и дал есть нам [свет и] разум, да познаем Бога истиннаго и да будем во истиннем Сыне Его, Иисусе Христе. Сей есть истинный Бог и живот вечный» (1Ин.5:20); «никто же взыде на небо, – говорит о Себе воплотившийся Сын Божий, – токмо сшедый с небесе Сын Человеческий, сый на небеси» (Ин.3:13).

В самом факте воплощения Сына Божия, как исторически-реальном событии, совершилось, само собой разумеется, обожествление естества человеческого, и, следовательно, в Лице Богочеловека, перед вечным правосудием Божиим, естество человеческое явилось в достоинстве и в идеальной полноте закона, правды, суда, истины и добра, и Сын Божий, будучи вместе Сыном Человеческим, сделался поэтому самому не только Начальником жизни вечной, Спасителем (Деян.3:15, 5:31) и Совершителем веры (Евр.12:2), но в своей победе и торжестве над злом и смертью – «Начатком из мертвых» для всего рода человеческого: «Христос, – говорит Апостол Павел, – воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его» (1Кор.15:20–23). Соединяя в Себе две природы и являясь в единстве Личности при двух естествах – Божеском и человеческом, Иисус Христос тем самым фактически и реально Божеское делает человеческим и человеческое – Божественным; историческая Личность Богочеловека есть оправдание абсолютного добра, закона, правды, истины и суда в человеческом роде. Поэтому, говоря о воплощении Сына Божия, Апостол Павел свидетельствует, что «не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово» (Евр.2:16), противопоставляя здесь, очевидно, ангельское человеческому вообще, а не собственно Авраамову.

Единая Богочеловеческая Личность должна была, естественно, определяться в единстве сознания Сына-Божества в Иисусе Христе, и, действительно, из Евангелия мы знаем, что не было момента в жизни Иисуса Христа, когда бы это сознание Сына-Божества не определяло собой как Личности, так и всего служения Иисуса Христа; на вопрос иудеев: кто Ты? Иисус Христос отвечал: «От начала Сущий, как и говорю вам» (Ин.8:25); «Я сказал: Я Сын Божий... Я и Отец – одно» (Ин.10:33–36), и «когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я» (Ин.8:28). Говоря о единстве сознания Богочеловеческой Личности в Иисусе Христе, мы тем самым устраняем еретическую мысль о постепенном якобы развитии в Иисусе Христе сознания Его Богочеловечности и Сына-Божества, так как ни постепенного развития сознания, ни внезапного озарения, ни раскрытие через самоуглубление не было и быть не могло в Личности Богочеловека. От самого начала воплощения – лона пресвятой Девы Марии – до смерти крестной Иисус Христос был одним Лицом и пребывал в одном и том же сознании, что Он Сын Божий.

По рождении Своем, по мере окрепления, развития и возрастания физических сил, а с ними – по мере раскрытия духовно-нравственных человеческих сил, раскрывалось, естественно, и являло себя в Иисусе Христе не иное и не два сознания, а одно и то же единое сознание, что Он Сын Божий, призванный Отцом Небесным совершить на земле чрезвычайное, от вечности в совете Божества определенное служение спасению рода человеческого (Ин.8:54–58). В высшей степени драгоценно в этом случае свидетельство Евангелия о двенадцатилетнем Иисусе Христе, когда Он, находясь в Храме Иерусалимском, говорил Своей Матери, что Ему надлежит быть в том, что принадлежит Отцу Небесному (Лк.2:49). Это свидетельство Евангелия о двенадцатилетнем Иисусе показывает, что сознание в Нем Его Богочеловечности было от начала сознанием Его Личности, и определение Себя как Сына Божия было в Иисусе Христе, по свидетельству Евангелия, не иным единым в двенадцать лет, как каковым оно было в тридцать, когда Он крестился от Иоанна (Мф.3:15–17), как каковым оно было во все последующее время, когда Он искушаем был в пустыне от дьявола (Мф.4:7–10), когда потом, во время общественного Своего служения, Он посещал Иерусалимский храм (Ин.2:16; Мф.21:13), когда сотворил первое Свое чудо в Кане Галилейской (Ин.2:7–10), когда творил многие знамения и чудеса (Ин.11:4), когда учил народ (Ин.10:36), когда молитвенно обращался к Отцу Небесному (Ин.17:1–5, 12:23; Мф.26:39), когда стоял на суде перед Каиафою (Мф.26:63–64), перед Пилатом (Мф.27:11; Ин.18:36) и когда, наконец, с креста сказал обнимающее вечность Свое слово: «Совершилось! Отче в руце Твои предаю Дух Мой» (Лк.23:46).

Как единая Богочеловеческая Личность, пребывающая в едином сознании Своего Сыно-Божества, Иисус Христос свидетельствовал словом и делом как об абсолютизме Своего Боговластия с Отцом Небесным и в Отце, так являл непосредственное Божественное ведение. В первом случае Он есть Господь всего, Которому повинуется природа, видимая со всеми ее стихиями, и мир духов. Он есть Господь жизни и смерти, ибо, говоря о Своем воскресении, Иисус Христос относит его к Своему Боговластию и к абсолютизму Своей Божественной воли в единосущии с Отцом Небесным: «Сего ради Мя Отец любит, – говорит Он, – яко Аз душу Мою полагаю, да паки прииму ю. Область имам положити ю и область имам паки прият ю...» (Ин.10:17–18). Во втором случае, говоря о всеведении Иисуса Христа, евангелист Иоанн свидетельствует: «Сам Иисус не вверял Себя им <иудеям>, потому что знал всех и не имел нужды, чтобы кто-нибудь засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке» (Ин.2:24–25); источником этого знания было непосредственное Божественное ведение: «знал Сам в Себе» (Ин.6:61), поясняет евангелист Иоанн. Что касается до того, что при единосущии с Богом-Отцом и при сознании абсолютизма Своего Сыно-Божества в Отце Небесном Иисус Христос все относил к воле Отца Небесного, молитвенно обращался к Отцу Небесному и все дело Своего служения определял как исполнение премирного послушания воле Отца Небесного, относя самое Откровение Своей Божественной славы на земле к той же воле Отца Небесного (Ин.17:1–5, 12:23; Мф.26:39; Ин.7:6–8; Лк.13:33, 24:44; Мф.26:24), то к разъяснению всего этого нужно сказать следующее: во-первых, направление всего внутреннего существа Богочеловеческой Личности иным и не могло быть в отношении к Отцу Небесному, как постоянно созерцательным и молитвенно обращенным; в часы же собственно молитвенного устремления, Иисус Христос в Своем Богочеловечестве входил, так сказать, во внутренняя Божия, как Сын Божий, существующий от вечности в лоне Отца и существующий едино с Богом Отцем; во-вторых, призывая Отца Небесного и все относя к воле Его, Иисус Христос, с одной стороны, свидетельствовал о Своем Сыновстве, в каковом смысле и нужно, конечно, понимать слова Иисуса Христа: «Отец Мой <т.е. как Отец, как единое Начало> – болий Мене есть» (Ин.14:28); с другой стороны, свидетельствуя об Отце Небесном и Сам свидетельствуемый Отцом Небесным, Иисус Христос открывался миру, как Сын Божий, в каковом смысле и нужно понимать слова Иисуса Христа: «Я Сам свидетельствую о Себе, и свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня» (Ин.8:18); «Если Я Сам Себя славлю, то слава Моя ничто. Меня прославляет Отец Мой, о Котором вы <иудеи> говорите, что Он Бог ваш» (Ин.8:54); «...дела, которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня. И пославший Меня Отец Сам свидетельствовал о Мне» (Ин.5:36–37). «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня, – г оворил Иисус Христос при воскрешении Лазаря, – Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ин.11:41–42); в-третьих, относя все к воле Отца Небесного, Иисус Христос, как Богочеловек, имевший явить безусловное послушание и совершить дело Своего служения, тем самым выражал чистую идею Бога в абсолютизме воли Божества, абсолютизме общем, конечно, и Сыну с Отцом и в Отце, однако, для Личности Богочеловека, в Котором естество Божеское и естество человеческое определялись присутствием двух волей, такое выражение чистой и абсолютной идеи Бога определялось самым содержанием понятия о Божестве и вытекало из соединения двух естеств в Богочеловеке.

В этом случае вся жизнь Иисуса Христа была исполнением его молитвенного обращения к Отцу Небесному: «...да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли» (Мф.6:10); «Отче... не как Я хочу, но как Ты...; да будет воля Твоя!» (Мф.26:39–42); в-четвертых, говоря о Своем служении, как об исполнении воли Отца Небесного, Иисус Христос тем самым свидетельствовал, что спасение рода человеческого в Нем – Сыне Божием, есть исполнение предвечного совета Божия, который прежде всего причинен в Боге и Его свойствах и, подобно творческому акту, составляет новое высочайшее и чрезвычайнейшее Откровение Божества: «Отец Мя посла, – говорит Иисус Христос, – якоже посла Мя живый Отец, и Аз живу Отца ради; от Него есмь, и Той Мя посла; не посла бо Бог Сына Своего в мир, да судит мирови, но да спасется Им мир; видевый Мене виде Отца» (Ин.5:36, 6:57, 7:29, 3:17, 14:9); «Христос, входя в мир, говорит, – приводит слова псалмопевца Апостол Павел, – жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне». «Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе. Тогда Я сказал: вот, иду; как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже!» (Евр.10:5–7; Пс.39:7–9). Бог «в последок дний сих глагола нам в Сыне, – говорит Апостол Павел, – Его же положи наследника всем, Имже и веки сотвори. Иже сый сияние славы и образ ипостаси Его, нося же всяческая глаголом силы Своея, Собою очищение сотворив грехов наших» (Евр.1:1–3); «не приидох бо, – говорит Сам Спаситель, – да сужду мирови, но да спасу мир» (Ин.12:47); «Сын бо Человеческий не прииде душ человеческих погубите, но спасти» (Лк.9:56), «взыскати и спасти погибшаго» (Лк.19:10). Такова воля Отца Небесного: «яко снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца» (Ин.6:38). Но говоря о премирном своем посланничестве, как об исполнении воли Отца Небесного, Иисус Христос вместе свидетельствовал, что воля Отца о спасении людей вместе есть предвечная и воля Сына в Отце: «Аз во Отце, – говорит Он, – и Отец во Мне есть» (Ин.14:10–11), и «вся, елика имать Отец, Моя суть» (Ин.16:15), и потому искупление и спасение людей в Нем – Сыне Божием, есть столько же дело Отца, сколько и дело Сына: «Отец Мой доселе делает, – говорит Он, – и Аз делаю» (Ин.5:17); «Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя» (Ин.17:1).

Сводя все сказанное о значении и внутреннем смысле обращения Иисуса Христа к Отцу Небесному и свидетельствования Его о воле Отца Небесного, как Верховном определении и Абсолютном начале Его собственного служения, к единству, мы находим, что в одних случаях, по требованию самого предмета мысли и речи, Иисус Христос имел ввиду исключительно идею Божества, Бога в Его Существе, как Абсолютное Существо, как Абсолютное Начало – Верховный Разум и Верховную Волю во времени и в вечности; в других случаях имел в виду Свое Мессианское служение спасению рода человеческого, Свою Богочеловечность, причем соединение естеств в Его Лице, само собою разумеется, должно было определиться в отношении естеств, а это отношение естеств в Иисусе Христе составляет верховный и самый существенный пункт определения личности Спасителя мира, ибо в этом именно отношении естеств – Божеского и человеческого в Иисусе Христе и заключается, с одной стороны, определение нравственного образа Спасителя мира, как Единой Богочеловеческой Личности, с другой – разъяснение тайны, почему в сознании Богочеловека все сосредоточивалось и все завершалось в одной мысли и воле-решении: «Такова воля Отца Небесного; да будет воля Твоя, Отче!»

Действительность двух естеств в Иисусе Христе обусловливает, конечно, наличность двух волей по естествам – Божественной и человеческой, и только раскрытие и уяснение отношения воли человеческой к воле Божественной дадут нам возможность постигнуть ту царственность добродетели, то совершеннейшее добро, адекватное самой идее о нем, то торжество истины и правды, закона и суда, которые, по человеческому естеству явил Иисус Христос, как Сын Человеческий, «Новый Адам» (1Кор.15:45). В самом деле, что в первом человеке – Адаме было дерзким, греховным и злым проявлением его воли, лживо-мечтательным, прелюбодейным и преступным посягательством против воли Божией – «быть себе яко бог», то в Иисусе Христе было реально-историческим фактом, и несмотря на это, что Сыно-Божество было единым и единственным сознанием Личности Иисуса Христа и было действительным фактом событие, что «Божество приняло естество человеческое в единство своего сознания или личного бытия» в Богочеловеке (Догмат. Бог. преосв. Фил.2:79), несмотря, говорит, на это, воля человеческая ни на один момент не перенесла на себя атрибуты Божества, а явилась в своем самоопределении в премирном послушании воле Божественной, как первой конечной своей причине, а равно как первому и последнему своему основанию, – одним словом, как Абсолюту, в Котором и есть истинная реальность всякой реальной сущности во времени и вечности и в Котором истина и правда, закон и суд, «путь и живот» всякой частной воли.

Ни при каких испытаниях, ни на одну йоту или черту воля человеческая в Иисусе Христе не похотствовала в себе самой и не вожделела восхитить и перенести на себя то, что исключительно принадлежит воле Божией, хотя единство Богочеловеческой Личности и единство сознания Иисуса Христа не было ни фикциею, ни мечтанием, а было действительным историческим фактом, и Божественной Личности Иисуса Христа не противоречило бы, если бы воля человеческая в Нем сказала: «Пусть чудесно совершится то или другое, ибо того или другого требует мое человеческое естество»; но это противоречило бы правде бытия во вселенной; это значило бы, что воля человеческая посягнула бы обращать волю Божию в служебное себе орудие. А потому нравственный образ Иисуса Христа по Его человеческому естеству является перед нами в совершеннейшей правде, адекватной, как мы говорили, самой идее о ней.

Вот человеческое естество в Иисусе Христе ощущает голод в пустыне после сорокадневного поста, но хлеба нет, и взять его неоткуда. Однако – зачем доставать хлеб? Ведь Он Сын Божий, и одного слова Его достаточно для того, чтобы камни сделались хлебом. Пусть будет сказано это Божественное слово Сыном Божиим. Между тем, мы видим, что не только мысли об этом слове не родилось в Иисусе Христе, но и подсказанная Его искусителем была отвергнута Им, как преступная мысль. И понятно: сказанное то слово означало бы, что воля человеческая в Богочеловеке говорит и предписывает воле Божией «пусть будет то-то и то-то», а это, как увидим ниже, значило бы, что человеческое естество, помимо воли Божией, дерзнуло бы перенести на себя атрибуты Божества, обращая Самого Бога в служебное себе орудие. Вот Мать и нарицаемые братья Спасителя стоят на Его пути, как Спасителя мира и Мессии: по крови и рождению они имеют на него свои священные права, а Он Свои к ним обязанности и Свой долг; но когда притязания Матери и нарицаемых братьев обращались на Него, как на Личность Богочеловека, Он говорил: «не у прииде час Мой» (Ин.2:4), и: «иже бо аще сотворит волю Отца Моего, иже есть на небесех, той брат Мой, сестра, и Мати Ми есть» (Мф.12:50).

Вот Иоанн, любимый ученик Его, и брат – Иоанн, и мать этих учеников просят посадить одного из них по правую сторону, а другого по левую «во Царствии Его» и «славе Его» (Мф.20:21; Мк.10:37); чувству симпатии, дружества и человеческой любви, которые, действительно, имел по человеческому естеству Иисус Христос к личности Иоанна, было так естественно ответить если не предупредительным вполне, то по крайней мере в чем-либо отвечающем просьбе, взыскующим и находящего любимого человека словом: однако это значило бы отдаться Иисусу Христу одним человеческим, хотя и священным чувствам, и забыть на сей раз правду Божию, суд Божий и волю Божию. А потому Иисус Христос и говорит просителям: «Не знаете, чего просите... дать сесть у Меня по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим» (Мф.20:22–23), т.е. Иисус Христос отвечает ученикам Своим и матери их, что просьба их неразумна и незаконна, ибо возносится на то, что принадлежит одному Богу – Его правосудию и Его воле.

Вот Иуда, будущий предатель, находится среди избранных двенадцати учеников Иисуса Христа; Спаситель от начала знает, что Иуда предаст Его (Ин.6:70–71). Человеческому чувству в Иисусе Христе так естестевенно было бы желать – по крайней мере, не видеть предателя в святом обществе Апостолов; зачем было отогревать змею на лоне Своем? Но это значило бы человеческой воле в Иисусе Христе возжелать того, что противно было воле Божией, которая определила, чтобы в числе избранных двенадцати учеников Христовых был и предатель – Иуда (Ин.17:11–12); это значило бы – не нести креста Своего в том его виде, в котором Отец Небесный возложил на Сына Своего. Вот «лиси язвини имут, и птицы небесные гнезда: Сын же Человеческий не имать, где главу подклонити» (Лк.9:58); и воля человеческая в Иисусе Христе покорна воле Божией, потому что так судил Отец Небесный, чтобы Сын Его «взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли... был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни» (Ис.53:2–3).

Вот возносится на Сына Божия возмутительное богохульство: то говорят о Нем, что Он навожден якобы бесом; то уподобляют Его исступленному; то сравнивают Его с полуверующим самарянином; то чудеса Его приписывают вселившемуся в Него веельзевулу, князю бесовскому; то поносят Его льстецом и обольстителем народа: однако никакие наветы злобы и ненависти людей не в состоянии были возбудить в воле человеческой Иисуса Христа даже тени личного раздражения, даже момента чувства оскорбленного в Нем Его личного достоинства. Почему? Потому что воля Отца Небесного есть такова о пришедшем на землю Сыне Его: «Не посла бо Бог Сына Своего в мир, да судит мирови, но да спасется им мир» (Ин.3:17), а потому и Сам Сын Божий говорит: «...не приидох бо да сужду мирови, но да спасу мир» (Ин.12:47).

Вот Иерусалим перед Ним, город, «избивающий пророков и камнями побивающий посланных» от Господа (Мф.23:37), город крови праведников (Лк.11:49–50; Мф.23:34–35); вот Гефсимания с ее ужасами духовно-нравственного Его борения; вот дворы – Анны, Каиафы, вот претория Пилата, вот дворец Ирода; вот Голгофа и Крест, – все это сливается в один фиал душевных и телесных страданий и мук, бесчестия и позора, оскорблений и ругательств, наглости людской и нахальства, безбожного диавольского ожесточения человеческого к Нему – Сыну Божию; что ответил Он на все это необыкновенное соединение всяких ужасов и страданий на земле? – «Да будет воля Твоя», Господи (Мф.26:42), «не как Я хочу, но как Ты, Отче Мой» (Мф.26:39): «да прославится Отец в Сыне» (Ин.14:13)! «Не ищу воли Моея, но воли пославшаго Мя Отца» (Ин.5:30), ибо «Аз приидох во имя Отца Моего» (Ин.5:43), и «Аз живу Отца ради» (Ин.6:57), «Той Мне заповедь даде, что реку и что возглаголю» (Ин.12:49): «якоже научи Мя Отец Мой, сия глаголю» (Ин.8:28), «и якоже заповеда Мне Отец, тако творю»; «чашу, юже даде Мне Отец, не имам ли пити ея» (Ин.18:11). Пригвожденный же ко Кресту, Он молился Отцу Небесному о Своих распинателях: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк.23:34).

Вся жизнь Иисуса Христа была несением Креста и в служении Его спасению рода человеческого, и была исполнением волеопределения Божественного: «быть в том, что принадлежит Отцу» Его (Лк.2:49); и ни одним движением, ни на одно мгновение воля человеческая в Нем не предвосхитила то, в чем должна была открываться исключительно и единственно воля Божественная. Мысль эту выражает Апостол Павел в следующих словах: «...в Нем, – говорит он, – обитает вся полнота Божества телесно»; но будучи образом Божиим... и равным Богу; но «уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной»; «будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал; но предавал то Судии Праведному» (Кол.2:9; Фил.2:6–8; 1Пет.2:23). «...Мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр.4:15): искушение во всем при личном непричастии греху и было тем, в чем человеческое естество в Иисусе Христе явилось в совершеннейшей истине и правде, законе и долге частной воли перед Богом.

По своей человеческой воле Иисус Христос определял Себя безусловно в изволении и разуме Божественной воли, а в этом и заключается абсолютная правда, истина, закон и долг, путь и жизнь всякой частной воли, всякого частного личного бытия перед единой, в Себе Самой сущей Верховной Волей во вселенной – во времени и в вечности. Человеческая воля в Иисусе Христе, как Сыне Человеческом, пребыла адекватно равной идее Божества о частной личной воле, и потому человеческое естество явилось в Иисусе Христе в идеальной правде, в совершеннейшем добре, в первом и последнем основании бытия; Божие возвращено в Иисусе Христе Богови и человеческое явлено в законе и норме абсолютных начал Верховной Воли о Нем. Вечная правда, безусловная истина и идеальное добро также почили в Иисусе Христе, как наоборот – ложь, отступление от Бога и зло вошли в естество человеческое через Адама; Семя жены в лице Иисуса Христа «поражает главу змия-искусителя» и, по единству рода человеческого, становится «Новым Адамом».

Могло ли, спрашивается, и должно ли было совершиться торжество правды, победа добра над злом в Иисусе Христе с устранением для Него, т.е. Его Богочеловеческой Личности искушения от дьявола, подобного тому, какое имело место в раю с первым человеком? Этого не должно было произойти, и потому не могло быть допущено Богом, во-первых, для явления полного торжества добра над злом, во-вторых, по идее свободы самоопределения, каковой акт, и только именно таковой, и может быть актом человеческой воли, в себе самой причинной, ответной и свободной, в-третьих, по существованию зла во вселенной, заражение которым было не только свойственным, но и собственным (ιδιοζ) естеству человеческому, следовательно, «искушение во всем, кроме греха», как говорит Апостол Павел, определилось самым воплощением Сына Божия в естестве человеческом и Его миссиею Спасителя и Искупителя рода человеческого, как Победителя зла и Воссоздателя добра, а не Творца-Бога; в-четвертых, для естества человеческого, суммирующегося, без сомнения, в воле, требовалось не удаление искушений и не ограничение их для Личности Богочеловека, а наоборот – приближение их и вся степень их напряжения, чтобы грех и зло не в Божественном, а в человеческом естестве Иисуса Христа нашли свое полное и безусловное истощение, совершеннейшее поражение и как бы самоуничтожились от невозможности быть прикрепленными к человеку.

С этой стороны рассматриваемая вся жизнь Иисуса Христа была, с одной стороны, подвигом исполнения положительной заповеди Отца Небесного, с другой – одним, полнотой своей всепревосходящим, искушением. В рассуждении указанных причин и оснований можно сказать, что искушение Иисуса Христа от дьявола определялось как существом подвига Спасителя мира, так и человеческим естеством в Нем – Богочеловеке, и входило как бы в качестве содержания в ту чашу, которую должен был испить Искупитель рода человеческого для славы Божией и спасения людей. Вот почему мы и видим, что искушение Иисуса Христа от дьявола было не только допущено Богом, но как бы и определено Волей Всемогущего: «Тогда <после крещения от Иоанна> Иисус, – говорится в Евангелии, – возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола» (Мф.4:1); «Иисус, исполненный Духа Святаго, возвратился от Иордана, – говорит евангелист Лука, – и поведен был Духом в пустыню. Там сорок дней он был искушаем от диавола» (Лк.4:1–2). Очевидно, Иисус Христос «поведен был в пустыню для искушения от диавола» не по решению Его человеческой воли, но по определению воли Божественной, которой послушна была воля человеческая, и с другой стороны, не Божественная, а человеческая Его воля подверглась искушению от дьявола, ибо Абсолютная воля Божества не может не быть всегда Сама Собою, как именно Абсолютная, Единосущая, Верховная и Самодовлеющая Воля, и только, конечно, к человеческой, а не к Божественной воле в Иисусе Христе и мог иметь касательство свое дьявол.