От Господа стопы человека исправляются
Мое монашество началось с послушничества в шестилетнем возрасте и до 56 лет проходило на приходе среди волнений и забот многомятежного мира, и завершается житием в сем древнем монастыре
5 марта 1967 года, в день памяти святого преподобномученика Корнилия, в Псково-Печерском монастыре1 появился новый насельник – отец Иоанн (Крестьянкин). Он был уже иеромонахом и вошел в жизнь обители так органично, что никто не заподозрил, что его монашеству нет еще и года. Старыми насельниками монастыря он был встречен как свой человек, вернувшийся из длительной командировки, с послушания. Отец Иоанн сразу стал седмичным иеромонахом.
Где и когда он прошел послушнический искус, для многих оставалось тайной. Явно было только то, что он уже состоявшийся монах. Об этом в нем свидетельствовало очень многое. И главное – его мирный дух, ровный в настроении и невозмутимый в искушениях.
Автобиография, написанная им при поступлении, была скупой и краткой: родился, крестился, учился, работал, служил. Обращала на себя внимание только одна фраза:
«Жизненные обстоятельства не позволяли мне много лет исполнить обет, данный Богу, – служить Ему в чине монашеском».
Совсем юным отроком Ваня Крестьянкин увидел Церковь и монашество поруганным, оплеванным и заушенным. В 10 лет он уже осознал и прочувствовал путь Русской Церкви на Голгофу за Христом Спасителем. Один за другим разорялись орловские монастыри. Божии пастыри, служители Христовы, шли вослед Пастыреначальника, неся свои кресты в ожидании распятия. И распятие свершалось.
Ваня застал еще Церковь в последнем свете ее былого величия. Он увидел высоту духа тех, кто были его воспитателями, кто верой и правдой служил Богу. Духом твердости, самоотречения и преданной любви к Богу и Его Церкви даже до смерти они «пополняли Небесное Отечество» новомучениками и исповедниками Российскими.
Первые, еще не осознанные, симпатии к монашеству проявились у Вани под влиянием монахинь орловской Введенской обители2. Матушки были нередкими посетительницами дома Крестьянкиных. И четырехлетний младенец тянулся «к мамушкам-матушкам», веселя их обещаниями, что и он будет «монахой», и именно в их монастыре. Так были сказаны Ваней первые слова о своем монашестве. А в шесть лет, приклонившись сердцем с беззаветной и детской доверчивостью к Церкви, Ваня обрел в ней такую любовь к Богу, которая не познала ни охлаждения, ни измены за всю предлежащую ему долгую жизнь. И в этом возрасте он уже чаще и определеннее стал говорить домашним о своем будущем жизненном пути: «Я буду монахом».
Возрастные особенности этой поры – мальчишеские шалости, резвость и увлеченность открывающимся познанием жизни – остались при нем. Прислуживание же в церкви стало для него первым этапом послушничества. Он оставлял тотчас самые увлекательные занятия и друзей, когда приходской батюшка отец Николай3 звал маленького пономаря за собой. Сам отец Иоанн позднее кратко так написал о своем монашеском пути: «Монашество – великая Божия тайна. И для тех, кто дерзает вступить в эту святую тайну и приобщиться к истинному духу иночества, на все времена сохранил Господь в писаниях опыт отцов, которые прошли этим путем в радость вечности. Мое монашество началось с послушничества в шестилетнем возрасте и до 56 лет проходило на приходе среди волнений и забот многомятежного мира, и завершается житием в сем древнем монастыре».
А до шести лет у него было благодатное детство. Детство – весна жизни, когда в юных душах засеваются будущие преподобные, будущие монахи, мужи и жены – словом, будущие наследники вечной жизни. Послушников и ослушников тоже порождает детство. Ребенок Божиим определением – это образ возрожденного в Небесное Царство: «Кто не примет Царствие Божие, как дитя, тот не войдет в него» (Лк.18:17), – сказал Христос.
Именно в детстве человек приобретает все свои сокровенные черты. В лоне семьи закладываются семена, которые дадут всходы и определят, вскормят всю последующую жизнь. А мать, становясь почвой, из которой таинственно прорастет семя, дает ребенку каждую клеточку его тела, каждый росток его души. И чем возвышеннее душа матери, тем сильнее она проступает в зарождающейся личности младенца, тем сильнее ее влияние на него. Народная мудрость гласит: «Он впитал это с молоком матери». В этих привычных словах заключен важный духовный смысл. Они напоминают, что человек не самобытен, а связан со своим родом кровными узами и духовным опытом предков. И он несет ответственность за свои поступки и за внутренний духовный выбор не только пред собой, но и пред своим родом и – шире – пред всем народом. Ответственность пред будущим временным и вечным. Из родного дома, родной семьи возрастает чувство Родины.
Родной дом! Для Вани он был прообразом Царства Небесного, временем первых порывов детской души ко Господу и к молитве. По крупице собирал пытливый детский ум нектар в этом Царстве, где великое слово «любовь» приоткрывалось малышу и поначалу означало одно: маму, Елизавету Илларионовну Крестьянкину4.
Жизнью своей мама отвечала на все вопросы Вани о Боге. Бог есть Любовь. Ее же приносили с собой блаженные, юродивые и нищие, любившие дом вдовицы Елизаветы Крестьянкиной. С их приходом в доме, где крайняя скудость уживалась с изобилием тепла и радушия, словно бы оживало Евангелие – ведь к ним жаловали посланцы Господни.
Этих гостей принимали с особым радушием. Ваня раскрывал свое сердечко для их любви и дарил им все самое ценное, что было дорого ему. В них он начинал любить людей. Свет живой веры, входящий с Божиими людьми, освещал их убогий дом и детское сердечко, в котором таинственно зарождалась жизнь в Боге. Свое раннее детство отец Иоанн вспоминал и благословлял особенно. Оно дало ему и первые уроки послушания, и понятие о грехе, когда детские укоры совести за содеянное надолго лишали его радостей, а укоризненный взгляд мамочки вызывал обильные слезы раскаяния. И как следствие его духовной чуткости, появилось в нем умение видеть и слушать, умение не огорчить. Чуткость же породила в сердце мальчика и благоговение, которое в нем, уже повзрослевшем, разлилось на все сущее и стало, как и любовь, сутью его натуры.
С любовью и благоговейной памятью он относил все доброе, приобретенное долгой подвижнической жизнью, тем, кто духовно родил его в Божий мир: маме, блаженным Христа ради, духовным отцам, служителям Божиим. Ибо все это было посеяно в то далекое благодатное время, когда он буквально жил в Царстве Небесном.
В семь лет для Вани кончилась безмятежная пора детства. Наступал 1917 год, судьбоносный для нашего Отечества. Надвигались невиданные потрясения и бедствия. Богу и Церкви воинствующим безбожием была объявлена война. И верующая Россия, чтобы сохранить для потомков Православие, приняла подвиг мученичества. Время это стало памятником исповеднической эпохи.
Юный послушник воочию увидел самоотверженность и искренность веры, увидел верность Богу и Церкви тех, кого он по-детски глубоко любил. Детская вера повзрослела. Одаренный от природы отзывчивым сердцем, он почувствовал, сколько горя вошло в жизнь дорогих ему людей. Чужая боль ранила его юную душу и порождала в ней сострадание, которое прижилось в сердце навсегда. Пытаясь понять происходящее, терзая душу сознанием пришедшей к людям беды, он со всей искренностью принимал на свои неокрепшие плечики скорби, обышедшие взрослых, и сам взрослел не по годам. Только церковь и послушания в ней сглаживали беспросветное напряжение действительности. Промыслительно совсем прекратились занятия в школе. Не до детей в это время было новому нарождающемуся в России порядку. И дал Бог Ване несколько лет самозабвенной отдачи себя ученичеству в церкви. Он стал штатным псаломщиком.
Позднее отец Иоанн, вспоминая то время, говорил, что учили его не школьные педагоги, но духовные профессора, прошедшие искус суровой жизнью – уже пять лет бесчинствовало на Руси безбожие. Прислуживание же в церкви приучало его к непринужденному и самостоятельному участию в жизни. Он полюбил храм и богослужение.
Именно с этого времени проявилась в нем, одиннадцатилетнем мальчике, верность своим наставникам и беспрекословное повиновение уставам Святой Церкви и заповедям Божиим.
В 1922 году в жизни юного послушника произошло событие, определившее его жизненный путь. Два архиерея один за другим возложили на его главу руки. Случилось это перед самым их арестом.
Для владыки Николая (Никольского)5, епископа Елецкого, викария Орловской епархии, это был первый арест. Епископ Николай благословлял прихожан, прощаясь с ними перед отъездом. Он еще не знал, что завтра начнется его путь по мытарствам. Он стоял на архиерейской кафедре посреди церкви в полном облачении. Последним в этом потоке людей был его посошник. На вопрос владыки: «А тебя на что благословить?» – Ваня неожиданно для себя выпалил: «На монашество!» Архиерей внимательно посмотрел на мальчика, помолчал, устремив взор в алтарь. Затем возложил руки ему на голову и произнес: «Сначала окончишь школу, поработаешь, примешь сан и послужишь, а в свое время непременно будешь монахом. Бог благословит!» Эти слова запечатлелись на скрижалях юного сердца и до конца жизни руководствовали в ней.
Архиепископу Орловскому Серафиму (Остроумову)6 уже третий раз предлежало сменить архиерейскую кафедру на тюремную камеру. Владыка Серафим тоже возложил на голову Вани руки, утверждая Божие благословение на его монашество. На фотографии же с изображением двух архиереев, участвовавших в этом судьбоносном благословении, он написал: «От двух друзей юному другу Ване с молитвой, да исполнит Господь желание сердца твоего и да даст тебе истинное счастье в жизни».
Позднее отец Иоанн свидетельствовал, что память об этом благословении надежно ограждала его при искушениях, неминуемо сопутствующих человеку в жизни.
В клети сердца своего он стал монахом в двенадцать лет. Но от момента, когда он будет распростерт пред Отчими объятиями, его отделял еще жизненный искус в 44 года.
А в далеком 1922 году, когда государство разрабатывало план по уничтожению Церкви, издав святотатственный декрет по изъятию церковных ценностей, когда уже лилась кровь мучеников за веру, архиерейские руки и молитвы выпускали неоперившегося птенца в новый мир России, где не было места не только монашеству, но и христианству, в мир, восставший на Бога. Но их любовь и надежда, вера и доверие Богу оказались бесстрашны пред разверзшейся бездной безбожия.
Через год в жизни Ивана произошло, по его словам, еще одно важное событие. Первый раз побывав у московских святынь, он молился в Донском монастыре7 на службе Святейшего Патриарха Тихона8, только что освобожденного из заключения. Ваня подошел к нему под благословение. Через десятки лет после этого события, в преклонном возрасте, вспоминая то далекое время, отец Иоанн говорил, что до сих пор ощущает тепло руки Святейшего на своей голове.
Проявление Божией благодати Ваня чувствовал остро с раннего детства. Прикосновение Патриарха известило ему веяние Святого Духа. В десять лет Ванино сердечко безошибочно отметило святость приходского семейного батюшки отца Георгия Чекряковского9. О незримом присутствии владыки Серафима ему говорило чуткое к святыне сердце. Так Дух Божий с раннего детства наставлял Ивана истиной.
Домашняя церковь Крестьянкиных жила Богом и ясными понятиями о цели настоящей жизни. Достаточно вспомнить трагический момент из жизни их семьи. Когда в 1922 году в России разразился небывалый голод, в доме их не нашлось ничего ценного, что можно было бы обменять на хлеб, кроме иконы Божией Матери «Знамение». Уже пожаловали и скупщики. Трезвый ум властно оправдывал необходимость распрощаться с семейной святыней, надо было кормить детей. А скорбь младших и туга, объявшая сердце мамы, вопреки человеческим суждениям, напоминали о Правде Божией. Ночное видение уходящей из дома Царицы Небесной положило конец терзаниям души. Решительное «нет» встретило пришедших за иконой людей. И на все доводы, самые убедительные и соблазнительные, звучало: «Нет, нет и нет». Икона осталась дома, именно она сопровождала Ивана всю жизнь как родительское благословение. Вера вдовы и ее чад не была посрамлена. В тяжкое голодное время предстательством и покровом Матери Божией пришла им помощь.
Уроки богопознания и молитвы являлись детям в примерах ежедневно. Позднее отец Иоанн воскрешал из глубин памяти опыт прожитой жизни и говорил уже своим духовным детям:
«Слова назидают, примеры влекут».
Пример мамы увлек сына на путь служения Богу. И это стало целью всей его жизни. Отец Иоанн бережно хранил письма и открытки, присланные ему из дома. С трепетом прикасался он к этим пожелтевшим листочкам. От них веяло давно забытым теплом. Кроткие, простодушные слова, трогательные обращения: «Милый мой Ванечка», «Дорогой мой сыночек». Видно, как постепенно менялся мамин почерк. Как удивительно красивые кругленькие буковки становились менее уверенными, свидетельствуя об уходящих жизненных силах. Но ее подпись была неизменной: «Остаюсь твоя мама». И она осталась в сердце сына навсегда: в его материнском проявлении к людям, в умении утешать человека как малого ребенка, в способности прощать и покрывать несовершенства своих духовных чад так, как может только мать. Даже батюшкин почерк удивительно повторял материнский. Став в свое время многодетным отцом духовным, отец Иоанн говорил, что его сердце больше материнское, чем отцовское.
Ушло в прошлое светлое детство, миновало отрочество, пришла пора юности – пора духовного становления и вступления в трудовую жизнь. Благословляя сына на самостоятельный путь, мама поведала ему, что он вымоленный ребенок, завещанный в дар Богу. Святая великомученица Варвара приняла от Елизаветы Илларионовны плод ее материнских скорбей в самом раннем его младенчестве.
«И трепетная материнская рука осенила повзрослевшее чадо… Дрожащий от волнения материнский голос произнес: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», освещая неведомые еще пути предлежащей ему жизни». Так поведал отец Иоанн в одной из своих проповедей об этом важном в его жизни моменте.
И если в детстве он еще не осознавал вполне попечения о себе Промысла Божия, то после маминого откровения ему стали понятны и многие тайны его счастливого детства, и путь, на который Господь его готовил. Он впервые ясно почувствовал определенное ему от Бога духовное призвание, о котором было столько не понятых им ранее указаний. Иван вступал в самостоятельную жизнь, зная и истинную цену добродетелей, и то, что составляет истинное сокровище жизни.
Шел 1928 год. В стране была объявлена «безбожная пятилетка». Ее ознаменовало массовое закрытие церквей. На общественном горизонте бушевала разнузданная борьба с «пережитками прошлого». Власти не скрывали своей ненависти к «поповщине». Воинствующий атеизм стал обязательным в Стране Советов.
Религиозность юноши скоро привлекла к нему внимание. Жизнерадостный, самоотверженный и сосредоточенный в работе, ласковый и приветливый со всеми, он вызывал несомненные симпатии. Однако было одно «но», с которым не могло мириться руководство. Укоренившаяся в его сознании вера отвергала все соблазны атеистического общества. Начались хитроумные попытки его перевоспитания, вплоть до насилия над совестью. Но он продолжал быть церковным человеком. И прямое столкновение с всесильным государством у Вани состоялось. На требование работать в воскресные дни, лишающее его церковной службы, оскорбленный в своем религиозном чувстве, он ответил отказом: «Я не причина вашей отсталости, я и не жертва ее ликвидации». На следующий день он получил приказ об увольнении. Его протест стал удобным поводом для расправы. Верующим не было предусмотрено место в «счастливом будущем».
Благоденствие жизни под сенью родного крова кончалось. Нахлынули тревожные думы о неизвестном будущем. Все попытки найти работу в родном Орле оказались тщетными. Юношеский протест был оценен «по достоинству». Снова отверзлась бездна непримиримости к Церкви идеологов новой жизни. Но смятение недолго владело душой Ивана. Опять на помощь пришла мама с ее бесконечным доверием к Богу и мужеством:
От Господа стопы человека исправляются, – только и сказала она. Поразмыслив о возможных изменениях в жизни, мать и сын отправились к блаженной старице-монахине Вере (Логиновой)10 за благословением. Матушка восприняла все случившееся с Иваном спокойно и даже радостно. Утешила маму тем, что какие бы ни были неприятности, они временны и не вредят бодрому духу. Она не только благословила переезд Ивана на жительство в Москву, но пророчески заглянула и в его будущее, назначив ему встречу на Псковской земле. Начало монашеского пути и его конец прозрели глаза Божией старицы. Так был пройден первый экзамен, завершающий период жизни Ивана дома, в тепличных условиях любви.
Ване исполнилось 22 года. Только позднее, уже живя в Москве, он понял и оценил с благодарностью Господу все пережитое. Сверх всякого чаяния внезапно этим полагалось начало вожделенного еще в отрочестве пути к монашеству. Он реально ощутил направляющую его руку Божию. И с того времени во всякой жизненной ситуации в сознании Ивана возникал лишь один вопрос: а по-Божьи как? Что хочет от меня Господь?
Сборы были недолгими. Ваня обежал оставшиеся не закрытыми к этому времени церкви, где еще не угасли лампады. Он попрощался со всем родным и родными.
* * *
Свято-Успенский Псково-Печерский мужской монастырь, один из древнейших на Руси, был основан в конце XIV в. Наибольшего расцвета достиг в XVI в. в период управления святого игумена преподобномученика Корнилия, пострадавшего от руки царя Иоанна Грозного. Псково-Печерский монастырь никогда не закрывался и долгое время оставался единственным действующим мужским монастырем на территории РСФСР в XX столетии. Этот монастырь всегда славился своими старцами и молитвенниками.
Введенский женский монастырь в г. Орле был основан в конце XVII в., наибольшего расцвета достиг в XIX в., в 1923 г. был закрыт советскими властями. С 1993 г. началось возрождение монастыря. В этой обители до закрытия несла послушание двоюродная сестра о. Иоанна по матери Мария Николаевна Овчинникова – монахиня Евгения.
Протоиерей Николай Иванович Азбукин – священник церкви Илии Пророка г. Орла. Крестил младенца Иоанна Крестьянкина и был его первым духовником.
Елизавета Илларионовна Крестьянкина (в девичестве Кашеверова) родилась в 1874 г. в г. Болхове Орловской губ. Около 1895 г. венчалась с Михаилом Дмитриевичем Крестьян-киным, род. 1860 г., торговцем мясом. В семье Крестьянкиных родилось 8 детей (шесть сыновей и две дочери), младший – Иоанн. В 1912 г., через 2 года после рождения последнего ребенка, Михаил Дмитриевич умер, и Елизавета Илларионовна осталась вдовой с пятью детьми на руках (трое умерли младенцами). Скончалась Елизавета Илларионовна 20 августа 1936 г. в г. Орле , похоронена на Крестительском кладбище.
Епископ Николай (Никольский Алексей Николаевич) родился 20 февраля 1879 г. в Орле в семье священнослужителя. В 1911 г. в кафедральном соборе г. Орла был рукоположен в сан диакона, а вскоре и во священника. До 1915 г. служил в Орле в Воскресенской церкви и делопроизводителем Орловского епархиального училища. Затем поступил в Петербургскую духовную академию и до 1917 г. служил священником детского приюта обуховских рабочих в Петрограде. По окончании академии служил в Орле в бывшей военной церкви. 9 октября 1921 г., после пострижения в монашество с именем Николай, епископом Орловским Серафимом (Остроумовым) был хиротонисан во епикопа Елецкого, викария Орловской епархии. В июне 1922 г. был арестован за сопротивление изъятию церковных ценностей и заключен в Орловскую тюрьму. В 1923 г. осужден на 3 года ссылки в г. Задонск Воронежской губ. С ноября 1924 г. проживал в Москве. В ноябре 1925 г. снова был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. В 1926 г. сослан в Антониев Краснохолмский монастырь Тверской губ. В июне 1927 г. освобожден без права проживания в шести главных городах СССР. В сентябре того же года назначен епископом Вязников-ским, викарием Владимирской епархии. Входил в состав Даниловской группы и находился в оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому). В 1928 г. вновь арестован. Скончался 4 мая 1928 г. в Бутырской тюрьме в Москве. Похоронен на Даниловском кладбище слева от алтаря Духовской церкви, рядом с епископом Иннокентием (Ястребовым).
Священномученик Серафим (Остроумов Михаил Митрофанович) родился 6 ноября 1880 г. в Москве в семье псаломщика. Обучался в Заиконоспасском духовном училище, затем в Московской духовной семинарии, а с 1900 по 1904 г. в Московской духовной академии, которую окончил со степенью кандидата богословия и оставлен профессорским стипендиатом. 14 сентября 1904 г. пострижен в монашество и рукоположен в сан иеродиакона, а 19 сентября – во иеромонаха и оставлен преподавателем в МДА. В 1906 г. назначен наместником Яблочинского монастыря на Холмщине. С января 1914 г. – ректор Холмской духовной семинарии. 3 апреля 1916 г. в Москве хиротонисан во епископа Бель-ского, викария Холмской епархии. Вскоре епископ Серафим был назначен управляющим Орловской епархии. В марте 1918 г. в Орле был первый раз арестован. Через 4 месяца – повторный арест. В 1922 г. Орловским ревтрибуналом за сопротивление изъятию церковных ценностей вновь арестован и осужден на 7 лет тюрьмы со строгой изоляцией. В 1924 г. освобожден из Орловской тюрьмы по амнистии. В декабре 1926 г. в очередой раз арестован и выслан за пределы Орловской епархии. С ноября 1927 г. – архиепископ Смоленский и Дорогобужский. 11 ноября 1936 г. опять арестован в Смоленске за «антисоветскую агитацию». В 1937 г. осужден и сослан в Казахстан в Карлаг. В ноябре 1937 г., находясь в заключении, вторично был привлечен к уголовной ответственности и приговорен к высшей мере наказания. 8 декабря 1937 г. расстрелян под Смоленском в Катынском лесу. В 2001 г. священномученик Серафим (Остроумов) причислен к лику святых и внесен в Собор новомучеников от Орловской епархии.
Донской монастырь был основан в 1591 г. в память чудесного избавления Москвы от нашествия крымского хана Казы-Гирея, в том же году был построен первый каменный собор в честь Донской иконы Божией Матери. В конце XVII в. на территории монастыря было основано кладбище для московской знати, которое существует до настоящего времени. С 1922 по 1925 г. в Донском монастыре находился под стражей Святейший Патриарх Тихон, и здесь же, в Малом соборе, он был погребен. В 1926 г. монастырь был закрыт. С конца 1920-х гг. в монастырских помещениях разместился антирелигиозный музей, а с 1934 г. в монастыре находился Музей архитектуры. В 1949 г. в Малом соборе монастыря были возобновлены богослужения и в левом приделе устроена мироварня для приготовления святого мира для всех приходов Русской Православной Церкви. В 1990 г. Донской монастырь был возвращен Московской Патриархии. В настоящее время восстановлен.
Святитель Тихон, Патриарх Московский (Белавин Василий Иванович, 1865–1925) на Всероссийском Поместном Соборе 5 ноября 1917 г. был избран Патриархом. В 1922 г. арестован и находился под домашним арестом в московском Донском монастыре. Скончался 7 апреля 1925 г., погребен в Малом соборе Донского монастыря. В 1989 г. Русской Православной Церковью причислен к лику святых. В 1992 г. обретены его нетленные мощи, которые в настоящее время находятся в Донском монастыре.
Священноисповедник Георгий (протоиерей Коссов Георгий Алексеевич, 1855–1928), духовный сын прп. Амвросия Оптинского. С 1884 г., после священнической хиротонии, служил в Спасском храме с. Спас-Чекряк Болховского уезда Орловской губ. В начале XX столетия стал известен как прозорливец, чудотворец и молитвенник, отчитывал бесноватых. В с. Спас-Чекряк основал общину с приютом для детей-сирот и школой для мальчиков, построил каменный храм, странноприимный дом. После революции 1917 г. приход был закрыт, о. Георгия несколько раз арестовывали. Скончался 8 сентября 1928 г., похоронен у храма. После смерти почитание старца продолжалось, было собрано множество свидетельств чудотворений, совершенных по его предстательству. В августе 2000 г. на Юбилейном Архиерейском Соборе протоиерей Георгий Коссов был причислен к лику святых в чине священномученика, и в том же году были обретены его нетленные мощи. В настоящее время мощи сщмч. Георгия находятся в Спасо-Преображенском храме г. Болхова.
Монахиня Вера (Логинова) – насельница орловского Введенского монастыря до его закрытия в 20-е гг. XX в., бывшая генеральша. Была известна в Орле как юродивая и прозорливица.