Газеты «Сегодня» и «Сегодня вечером» в 1934 году об архиепископе Иоанне

«Сегодня вечером», No 235, суббота 13 октября 1934 г., с. 4

В конце 90-х годов архиепископ Иоанн как мирянин Иван Поммер, учился в рижской духовной семинарии.

Будущий архиепископ уже в свои семинарские годы выделялся среди своих товарищей, огромное большинство которых жило в интернате. У жизнерадостной молодежи было много свободного от учебных занятий времени. Однако семинаристы той эпохи не стремились к городским удовольствиям и редко без особой нужды оставляли стены учебного заведения. Молодежь много читала, занималась музыкой и пением. Любимым времяпровождением семинаристов были прогулки. Иоанн Поммер держался в стороне от своих товарищей, в город совсем не ходил, его часто можно было видеть с книгой в руках в глухом уголке коридора у окна. Товарищи уже свыклись с этим и не тревожили его без нужды.

Когда группа воспитанников, увлекавшихся пением и музыкой, в свободные вечера собиралась в каком-нибудь из классов и составляла то импровизированный хор, то струнный квартет, в которых участвовал и профессор П. Сакс, и покойный латвийский военный министр Я. Залит, Иван Поммер почти всегда оставлял уединение, и усевшись в стороне, безмолвно слушал своих товарищей. Иногда в субботние вечера, после богослужения, Залит собирал лучших певцов («Перконкоронцев») из всех классов в зал, где пелись, как церковные, так и светские песни на всех языках. В таких случаях Залит не забывал позвать и Ивана Поммера, который обладал хорошим голосом и был очень музыкальным.

Эти вечера и для всех остальных семинаристов были самыми лучшими в их скромной жизни. Учился Иван Поммер отлично. Самые строгие преподаватели семинарии относились к нему с большим уважением и любовью, не говоря уже о семинарском начальстве.

Во время очередных богослужений в семинарской домовой церкви Иван Поммер скромно подходил к басам хора и становясь сзади их, участвовал в пении. Когда по очереди приходилось воспитанникам читать на богослужениях, Иван Поммер всегда читал с большой молитвенностью, и его голос очаровывал молящихся, как семинаристов, так и посторонних. Его уже в семинарии в шутку звали «монахом», в лучшем смысле сего слова... Окончил он духовную семинарию по первому разряду и поехал в Киевскую академию...

Спустя несколько лет по окончании семинарии, в 1903 году мне случайно пришлось встретить Ивана Поммера уже студентом академии, на его родине – в Лаздоне. Он сейчас же узнал меня, своего бывшего однокашника. Он сейчас же, приветливо улыбаясь, спросил, что я думаю предпринять дальше? В то время мне приходилось очень тяжело: из Лаздонской волости мне надо было получить бумагу, необходимую для поступления в рижский политехникум, но в волости был большой беспорядок – сбежал волостной писарь с волостными деньгами и уничтожил часть архива. Приехал на ревизию комиссар по крестьянским делам, которому, конечно, было не до меня.

Когда Иван Поммер узнал в чем дело, улыбка исчезла с его лица, и он задумался, но не надолго:

– Вот что, друг, ты, я вижу, всю ночь провел в дороге и не выспался. Иди к местному батюшке – он тебя примет. Я тоже остановился у него. А что будет дальше – мое дело!..

Через несколько часов Иван Поммер пришел к местному священнику, у которого я был радушно принят, как свой человек.

– Ну, что – отдохнул с пути? – с прежней доброй улыбкой спросил Иван Поммер.

Видя мое озабоченное лицо, он вынул из кармана нужную мне бумагу, и подал ее мне:

– Твое дело в порядке. Только тебе придется еще сходить в волость и расписаться в получении этой бумаги у комиссара по крестьянским делам. Я получил для тебя не дубликат документа из волости, а совершенно новый, который столь же действителен, как и пропавший оригинал!.. Я уже звонил на станцию Мадон – через два часа уходит в Стукмани поезд...

Таким образом будущий архипастырь позаботился обо мне столь же отечески, как вообще он заботился о всех, кому нужна была помощь.

Местное население о нем отзывалось коротко:

– Он обо всех заботится... Мы рады, что из нашей среды вышел такой образованный, сердечный и любвеобильный человек...Когда он здесь у нас во время летних каникул, – нам всем хорошо!

Помощь будущего архиепископа Иоанна по отношению ко мне тем не кончилась: он позаботился, чтобы мне в дорогу была дана провизия, осведомился имею ли я достаточно денег для следования в Ригу, и сам меня проводил до поезда. Было видно, что все железнодорожные рабочие, занятые тогда постройкой линии Плявиняс – Алуксне, станционный персонал, инженеры и техники обращались с И. Поммером, как с близким и уважаемым человеком...

Ивана Поммера я в Риге встретил случайно через несколько лет. Я уже знал, что он принял монашество, пострижен в архимандриты и назначен ректором Литовской духовной семинарии, и что он пользуется большой популярностью на месте своего служения. Тогдашний Рижский и Митавский архиепископ Агафангел, защитил латышей- революционеров 1905–1906-го гг., вскоре после посещения императором Николаем в 1910 году был переведен в Гродненскую епархию. За ним был прислан салон-вагон для следования к новому месту служения. Вагон был подан к перрону теперь уже несуществующей станции Рига 2.

Архиепископа Агафангела провожала многотысячная толпа рижского населения всех вероисповеданий. Незадолго до прибытия архиепископа на вокзал из его салон-вагона вышел молодой статный монах в архимандритском облачении. Он посмотрел на многотысячную публику, которая при его появлении обнажила головы. Это был бывший Иоанн Поммер – архимандрит Иоанн! Он широким крестом осенил публику и потом, заметив меня на перроне, где стояли только официальные лица, быстро подошел ко мне.

– Здравствуй, здравствуй! – обратился он ко мне с прежней ласковой улыбкой.

– Теперь я тебя уже, как духовное лицо, могу благословить и пожелать успехов на твоем жизненном пути.

Архимандрит Иоанн успел обо всем расспросить меня.

Вскоре прибыл на вокзал и архиепископ Агафангел, по пути благословляя тысячные массы провожающих. К нему подошел на встречу архимандрит Иоанн, и оба священнослужителя вошли в вагон-салон. Когда поезд отходил, оба священнослужителя благословляли провожающих.

...Ясное июльское солнечное утро 1921 года на станции Рига 1-я. Перрон ее полон народа, который в этот день ожидал приезда нового главы латвийской православной церкви – архиепископа Иоанна. Он прибыл из Москвы в салон-вагоне в сопровождении представителей дипломатического и железнодорожного мира. Это было радостное событие для православных рижан Латвии, намученных безглавием церкви. Архиепископ Иоанн шел просто среди приехавших в Ригу пассажиров, с ласковой улыбкой благословляя на пути к карете встречающих его. Кондуктора, смазчики, машинисты на время оставили свою работу и благоговейно снимали на пути прохождения православного владыки свои головные уборы.

– Первое служение новоизбранного главы латвийской церкви в кафедральном соборе... Оно собрало тысячи молящихся, православных и инославных. Уже первое это богослужение показало, что латвийская православная церковь в лице архиепископа Иоанна приобрело сильного волей духовного вождя – молитвенника, прекрасного оратора, слова которого проникают в душу и никогда не забываются. Архиепископ Иоанн не любил блестящего церемониала встречи прежних владык духовенством, и его богослужения совершались просто, без них. Зато владыка очень любил, чтобы духовенство почаще говорило народу слова назидания. Сам владыка говорил проповеди в последнее время вследствие болезни редко, но все они отличались большой глубиной и доходили до сердца молящихся. В первое время, не имея больше собственных архиерейских покоев, архипастырь жил в подвальных помещениях кафедрального собора, где к нему в любое время всякий имел свободный доступ.

Жил он в своей частной жизни очень скромно, мало заботясь о себе, но больше обращая внимания на свою паству и неимущих. В городе часто можно было видеть могучую богатырскую фигуру архипастыря Иоанна, никем не сопровождаемого. Владыка отказывался от всех личных, свойственных архиереям прежнего времени, средств передвижения и пользовался, как простой гражданин, всеми теми средствами передвижения, которые существуют в городе для всех, – извозчиками, трамваями, автобусами. В последнее время владыка сильно недомогал. Вероятно, долгое проживание в сырых подвалах кафедрального собора неприспособленных для жилья, оказало свое влияние и сломило его крепкое, богатырское здоровье. Он сильно изменился, редко служил и все более уединялся в своем церковном имении у Киш-озера. Где и нашел свою мученическую кончину...

Газета “Сегодня” 13 октября 1934 год, No 283, с. 2

Еще на прошлой неделе я говорил с архиепископом по телефону. Я просил его о статье для юбилейного номера «Сегодня». Архиепископ обещал, но сказал, что не может ее дать сейчас, ибо у него много другого дела. Мне было известно, что архиепископу нездоровится. Я его спросил, не этим ли вызвана задержка?

– Нет, – ответил архиепископ. Мое нездоровье – пустяки. Я просто простудился, а этой болезни подвержены мы все.

В течение последнего полугода архиепископ действительно хворал. Но с присущей его организму крепостью, он не поддавался болезни. Помню, это еще было на парламенте, архиепископ мне как-то сказал:

– Вот врачи все меня оберегают... Того нельзя, этого нельзя... Но я что-то в них не особенно верю. Я не люблю врачей...

– Как же так?

– Бог держит всех нас в своих руках. – ответил тогда архиепископ, – и никакой врач нам не поможет, если этого не захочет Всевышний.

– У меня, – продолжал архиепископ, – нашли массу всяких болезней. Если бы я послушался врачей, то мне пришлось бы проделать очень длительный и серьезный курс лечения. Я, однако, не располагаю ни временем, ни терпением. У меня слишком много неотложных дел. В последнее время об архиепископе было мало слышно, но он очень много работал для укрепления православной церкви. Деятельность архиепископа Иоанна в этой области была краеугольным камнем задач его жизни. Я имел как-то возможность говорить с ним и о смерти. Он ее не боялся.

– Вот бы только, – сказал он в беседе, – еще бы более укрепить православную церковь. Я добился издания ее конституции и ей больше не грозят никакие опасности в правовом отношении. Теперь я могу спокойно умереть. Этот разговор происходил года полтора тому назад и о смерти архиепископ говорил, конечно, как всякий верующий в загробную жизнь. Он не желал ее и был уверен, что еще долгие годы будет продолжать дело, к которому был призван и во главе которого поставлен.

Но уже тогда на архиепископа делались всякого рода покушения. Когда ему об этом упоминали, он улыбался.

– Воров я не боюсь, – говорил он, – ибо что они у меня возьмут? А потом... потом...

Архиепископ разводил своими могучими руками.

– Возьму их вот так, – характерным движением архиепископ как бы демонстрировал свою огромную физическую силу. – Возьму я их так и выставлю за двери. Верил архиепископ в свою силу. И не столько в свою физическую, сколько в силу моральную, в силу своего слова.

– Приходил, бывало ко мне, – рассказывал архиепископ, – молодец. Посмотришь – сорви – голова. Живу я здесь один. Осенний вечер. На улице льет дождь. Стучит в окно. Навевает грусть и тревогу. – Вы, – говорит он, – служитель церкви, помогите мне... – Я никому не отказывал в помощи, кто бы в ней не нуждался

Но я знал, я внутренним чутьем чувствовал, кто стоит передо мной. Если это был человек, действительно преследуемый судьбой, я ему по мере сил помогал. Иногда я с такими посетителями очень долго беседовал, и они уходили от меня с верой, они уходили оптимистами. Мы расставались друзьями.

Этих своих взглядов архиепископ придерживался последовательно. Его дом был открыт для всех. К нему можно было прийти без доклада. Он всегда выслушивал и не оставлял просителя без ответа. Но жест, которым архиепископ подчеркнул свою могучую силу, оставался только жестом. Как служитель церкви он никогда не поднимал руки. Помнится, это было на одном из заседаний парламента. Его оскорбили действием. Архиепископ Иоанн стоял на трибуне. В его позе было много величественного и смиренного.

– Неужели вы думаете, – сказал мне тогда архиепископ, – что я не мог сделать того же самого, что со мною сделали мои противники? Но я их унизил тогда своим молчанием, своим презрением. Как верующий человек, я себе говорил: «Пусть Господь простит вам, ибо не ведаете, что творите...»

Против левого крыла архиепископ всегда выступал самым резким образом. Он много перенес в большевистских тюрьмах и считал, что марксисты в конечном итоге бывают только одной марки. Он видел в них врагов церкви, которой он служил и отдавал свои силы. Но если его враг попадал в затруднительное положение, он ему помогал.

– Хороший человек, – говорил в таких случаях архиепископ, – только с плохими товарищами сошелся.

Свою церковь он ставил выше всего. Для нее он был готов нести все жертвы. Когда о нем распространяли личные сплетни, архиепископ смеялся. Когда же его обвиняли в нетерпимости, он возмущался.

– В Пензе, – говорил он, – моими лучшими друзьями были евреи. Я не делаю различия между вероисповеданиями. Я только руковожусь тем, хороший ли человек передо мною или дурной.

Я помню случай, когда архиепископ заступился за бывшего депутата, обычно выступавшего против него.

– Молодой он, – сказал тогда архиепископ, – горячий. Вот и поскользнулся... Надо же помочь. И помог.

Покойный был реальным политиком, который занимался политикой ради церкви.

Когда-нибудь, – говорил он, – я сам уйду из парламента. Но это произойдет после того, как православная церковь окончательно укрепится, и ей больше никогда не будет грозить больше никакой опасности, откуда бы то, ни было.

Месяца три тому назад я был у архиепископа на даче. На той самой, на которой его теперь нашли убитым. Мы около часу гуляли по саду. Это было уже после 15 мая.

– Церковь, – тогда сказал архиепископ, – теперь не будет подвергаться преследованиям. Я теперь смогу отдохнуть. Смотрите как здесь хорошо, как здесь все дышит жизнью. Человек, который не боялся смерти, говорил о жизни. Он хотел жить, хотел работать, хотел жить так долго, пока его не приберет к себе Тот, в которого он верил... Архиепископ знал, что у него много врагов, – и личных, и политических. Но о таком трагическом конце, он конечно, не думал.

Газета «Сегодня» 19 октября 1934 год No 289, с. 5.

Печальные страницы взаимоотношений господствовавшей в России православной церкви и старообрядчества, именовавшегося раскольническим, навсегда отошла в прошлое. Это прекрасно знал, понимал, учитывал архиепископ. В значительной степени именно его стараниями и доброй волей между православным населением Латвии и старообрядческим восстанавливались братские отношения, что было засвидетельствовано различным образом. Так, например, на выборах в последний и предпоследний Сейм архиепископ Иоанн возглавлял объединенный русский список в Земгале и Латгале, в котором чередовались православные и старообрядцы. Известна его поддержка и самое дружеское отношение к долголетнему начальнику русского отдела профессору И.Ф. Юпатову – старообрядцу.

Наконец, несколько лет тому назад в Даугавпилсе в русском народном домике произошла знаменательная встреча владыки со старообрядческими духовными наставниками, причем, по инициативе владыки. Он и председатель духовной старообрядческой комиссии братски облобызались. Все это, как и многое другое в области частных взаимоотношений отдельных лиц из старообрядчества с архиепископом Иоанном, способствовало развитию его популярности среди старообрядцев. Недаром на его проповеди в латгальских храмах десятками и сотнями являлись и старообрядцы.

Пишущему эти строки старообрядцу приходилось неоднократно встречаться с владыкой, и никогда он не отказывал в помощи, совете, поддержке. Вспоминаются отдельные встречи.

Зима. Архиепископ Иоанн в Риге, в кафедральном соборе. В темноте не легко обойдя собор, найти со стороны большую железом окованную дверь с двумя круглыми оконцами, ведущую в подвал собора. На звонок долго не открывают. Звоню сильнее.

За окнами зажигается свет. Сам владыка в теплой, на вате, рясе с скуфейкой на голове, открывает двери. Его мощная фигура заполняет все пространство узкой лестницы, ведущей вниз. Узнав, приветливо улыбается. Тогда его лицо необыкновенно добреет. Морщинки лучиками разбегаются по всей стороне, глаза щурятся. Он сразу и безошибочно узнает вас, хотя бы и давно не видел или видел не часто.

Внизу, в подвальной комнате, в тускло-желтом свете немногочисленных электрических лампочек холодно, сыро. Стены устланы книжными полками. Тесно. Неуютно. Вы сидите в пальто и не чувствуете, что вам жарко. Владыка, слегка упирая на «о», мягкорокочущим басом, изредка вскидывая на слушателя взор, выразительный и быстроменяющийся от задумчивого до слегка насмешливого, иронического, от серьезного до ласкового, беседует с вами. Его определения точны и выразительны. О всех он говорит с благожелательством и, ненавидя марксистов, как врагов православия, к отдельным марксистам, как к личностям, готов отнестись со снисхождением, любовно прощая их заблуждения, стараясь объяснить влиянием разных причин.

Владыка на улице с портфелем в руках, в своем характерном черном наряде шагает в толпе по улице Бривибас, приветливо отвечая на поклоны бесчисленных встречных.

Любимые его средства передвижения – автобус, трамвай. В трамвай он садится обычно с пачкой газет всех направлений и длинную дорогу от дачи до города посвящает ознакомлению с тем, что пишут. Он в курсе событий, а благодаря обширной переписке, приходящей к нему из всех уголков Латвии и других стран, знает много сокровенного.

На его мызу за городом надо ехать в трамвае минут 20–25. Когда кончится трамвайный путь и побежит вдоль Видземское шоссе с почерневшей от времени триумфальной аркой, вам надо круто свернуть влево и, пройдя мимо нового еврейского кладбища, ровной каменной стеной граничащего с дорогой, войти в небольшой сосновый лесок, проезжая через который, дорога приведет вас к воротам архиерейской мызы. Вся дорога пустынна. Ни жилья, ни строения по дороге. Встречные очень редки. По большей части это посетители мызы. Деревянные старенькие ворота. Калитка, не запирающаяся днем. Узкая дорожка к крыльцу дачи. Справа за заборчиком – огороды. Слева лужайка и молодой сад, только в самое последнее время огороженный высоким глухим забором. На входных дверях – визитная карточка подле электрического звонка.

На шум наших шагов выскакивает из конуры дворовая злая собака. О том, что она зла, свидетельствует и ее лай, и подпись об этом, предупреждающая прохожего. Но собака бегает по проволоке, и вы недостижимы. Чуть справа длинная избушка с небольшими оконцами, в ней живет сторож и монахини. Они редко показываются на лай. Звоните. К вашему удивлению, если вы в первый раз, откроет сам владыка. Через прихожую с вешалкой проведет вас прямо и налево в приемную, где за простым столом на простом стуле выслушает вас и сделает все, что нужно, чтобы помочь.

Последний раз я был у владыки в августе этого года. Меня поразила его седина, очень усилившаяся за последние годы. На вопрос о здоровье он пожаловался на малярию, приступы которой очень мучительны, а хина уже не действует на организм. С улыбкой рассказал о странном просителе, который был у него как- то и прямо в калошах ввалился в приемную.

– Извините владыка, что я прямо в калошах, но ботинки совершенно изодрались! Ну поговорили. Помог я ему. А когда ушел, вижу, что нет калош моих, стоявших в прихожей. Это он, когда я его пустил и пошел впереди, надел их, в них ко мне в приемную вошел, еще извинился и ушел, «позабыв» снять. Ловкий какой! Владыко незлобиво смеялся.

– Или вот еще один. Нанял комнату и сказал квартирной хозяйке, что за него будет платить владыка. А мне ни слова не сказал. Прошел месяц, хозяйка ко мне – платите! Я заплатил, но просил передать ему, чтобы впредь он хотя бы предупреждал меня заранее, когда снимает на мой счет комнату. Когда я уходил, после долгого разговора и содействия, мне владыкой великодушно предложенного и осуществленного, я невольно залюбовался его богатырской фигурой.

Газета «Сегодня» 13 октября 1934 год, No 283, с. 5.

Проживающий в Риге брат трагически скончавшегося владыки Иоанна, Антон Андреевич Поммер, является учителем истории в 1-й Рижской городской гимназии. С покойным его связывало не только кровное родство, но и долгие годы дружбы и совместной жизни. Потрясенный горем и не находя слов для выражения возмущения поступком гнусных убийц своего брата, Антон Андреевич Поммер рассказал сотруднику «Сегодня» о многочисленной семье Поммеров, из которой вышел покойный владыка, попутно коснувшись жизни и личных качеств архиепископа Иоанна. Помимо близкого родства А. Поммер и его покойный брат были объединены в течение долгих лет и одним трудом: А. Поммер был личным секретарем покойного до 1925 года.

– Я виделся со своим братом очень часто, – рассказывал А. Поммер, – и еще накануне убийства я приехал к нему, чтобы навестить его и осведомиться об его житье-бытье. Весь вчерашний и предыдущий день, – продолжает свой рассказ А. Поммер, – меня мучило какое-то тяжелое предчувствие. Я не знал, что мне делать до тех пор, пока не решил съездить к брату. Это принятое мною решение и пребывание в течение двух часов у брата несколько смягчило душившее меня тяжелое предчувствие.

У брата было подавленное состояние. Мне показалось весьма знаменательным, что этот, очень сильный духом человек, вдруг начал говорить со мной о трудностях жизни и о злых людях на свете. Он объяснил мне, что на него очень тяжелое впечатление произвела весть об убийстве короля Александра.

Видно было, что его мысли заняты этим трагическим событием. Но его некоторая неудовлетворенность людьми и некоторыми обстоятельствами своей жизни, усилившаяся как раз в последнее время, не давали все же никаких оснований думать, чтобы мой брат мог бы как-нибудь изменить свое отношение к людям и к своим обязанностям. Правда в последнее время усталость давала о себе знать, и он высказал как-то мысль о своем желании отойти от активного управления церковью и, отказавшись от сана архиепископа, дожить свой век в тишине и одиночестве.

Будучи по своему характеру человеком исключительной трудоспособности и волевой устремленности, покойный был пастырем- воителем. Он всегда и всюду боролся со всем грязным, нечистым и злым, в особенности осуждая бесчестные поступки по службе. К таким делам и к таким людям покойный испытывал отвращение. Родившись сыном простого крестьянина, он, благодаря своему труду, энергии и успешно совершенным ревизиям в духовных учреждениях России, скоро достиг высокого поста.

– Наша семья, – рассказывает А. Поммер, – является старинным латышским семейством в Прауренской волости, Мадонского уезда. Еще в начале прошлого века наш дед перешел в православие и его сын Андрей, т.е. наш отец, был большим ревнителем православного вероисповедания. За это ему и его отцу пришлось перенести гонения.

Помещик граф Сивер выселил моего деда со всем семейством в лес, где отец устроил хозяйство, в настоящее время принадлежащее брату Андрею. Условия нашей жизни, как новопоселенцев, не были блестящими. Но отец, качества которого унаследовал покойный владыка, был чрезвычайно работящим и строгим к себе и другим хозяином. Он живо интересовался просвещением и, принимая участие в движении народного пробуждения, старался дать своим сыновьям образование.

У Андрея Поммера было шесть детей.

Самая старшая дочь Анна, в настоящее время госпожа Турьян, проживает в провинции. Следующий шел Янис, будущий архиепископ, потом Андрей, проживающий сейчас в усадьбе отца и имеющий тоже шесть человек детей, потом шел Петр, скончавшийся в 1916 году в России, потом сестра Эде – теперь госпожа Наудинь – жена новохозяина в Лаздонской волости, и, наконец, самый младший Антон, со слов которого пишется настоящий очерк.

– Недостаток средств не позволил всех детей отдать в гимназию. Поэтому пришлось на казенный счет учиться в духовной семинарии. Покойный при прохождении наук в семинарии, показывал блестящие успехи. Он живо интересовался также просвещением края и принимал также участие в поездках хора «Перкона» по Видземе и Курземе. Во время летних каникул мой брат очень усердно работал в хозяйстве отца, делая все сельскохозяйственные работы. Никогда, в течение всей своей жизни, он не прерывал связи со своими родными. После окончания духовной семинарии он работал некоторое время в качестве народного учителя в Лаздинях, Ляудоне и Лиепае. В 1900 году он поступил в киевскую духовную академию. И будучи студентом 4-го курса постригся в монахи.

– Я знаю, – рассказывает А. Поммер, – как его письмо из Киева с сообщением о принятии монашеского пострига, оставило сильное впечатление на всю нашу семью. Правда, нас это не особенно удивило, так как покойный брат всегда имел склонность к уединению, был замкнутым и не любил шумного и веселого общества. Наш же покойный отец гордился своим старшим сыном. Узнав тогда о постриге, он сказал:

– Мой сын образован и сам знает, что ему нужно делать.

Брат нашел в постриге свое призвание. Поднявшись на большую высоту и став материально обеспеченным человеком, покойный охотно помогал своим близким.

– Я должен сказать, – продолжает А. Поммер, что меня он сильно поддерживал в то время, когда я был воспитанником духовной семинарии, а впоследствии полностью содержал во время моих студенческих лет, которые я провел в Варшаве, проходя курс наук на историко-филологическом факультете варшавского университета. Но и других своих родных он поддерживал и материально и морально до самого последнего времени. Двери его дома всегда были открыты для всех. Для всех у него находился совет и помощь.

– Навещавшие его знают, что у покойного владыки всегда толпился народ, с утра до вечера к нему шли кто с прошением, кто со своими печалями, кто за помощью. Работая много лет вместе с ним, мне приходилось видеть, каким отзывчивым бывал архиепископ Иоанн. Он всех старался успокоить, особенно печальных веселою шуткою, бедным помогал.

– Для всей нашей семьи, – заканчивает А. Поммер свой рассказ, – кончина владыки Иоанна ничем невознаградимая потеря.

Надо ли говорить еще, насколько все потрясены его неожиданной смертью, пришедшей при столь ужасных обстоятельствах.

К 21 октября 1934 года

Ушел... Уж больше не вернется

Твой образ к нам, Владыка дорогой!

И вот теперь вся скорбь души проснется

Что ты не встанешь из земли сырой.

Тебя мы не увидим, не услышим,

«Бова силач», на кафедре святой...

Твой глас, что верой и любовью дышит,

И крест, наложенный твоей рукой.

В кончине страшной, мучимый страданьем,

Когда во тьме сокрытою рукой

Ты был замучен, принял поруганья –

Обрел ты царство жизни вечной и святой!

(Стихотворение, написанное неизвестным автором, в обработке Юрия Касянича).