Царствование императора Александра II

Император Александр II

В 1855 году внезапная кончина Императора Николая Павловича поразила всю Россию; скорбь была общая, непритворная, но известные качества Августейшего преемника служили для всех некоторым утешением. Нет необходимости исчислять первых действий нового венценосца, которые Ему в подробности известны по той неутомимой деятельности, с которою Он лично вникает во все отрасли государственного управления; но нельзя прейти молчанием, с какою радостью было встречено Его прибытие к армии, и какую неисчислимую пользу принесло личное Его обозрение оной. Государь почти скрывал Свое намерение, и, следуя влечению Своего сердца, предпринял путешествие в Крым вопреки замечаний приближенных к Нему лиц. Впоследствии те самые лица, которые не одобряли этого намерения, увидя, с каким восторгом был принят Государь, своею армией и как она оживилась Его присутствием, согласились в преувеличении своих опасений.

Наблюдение за общим духом народным во время настоящего тяжкого испытания приводит к самому утешительному заключению, что вся собственно Россия готова принести наивеличайшие пожертвования, и, в чувстве благоговейной преданности к Отечеству и к своему Государю, готова исполнить все, что мудрость Его укажет.

Тем не менее, нельзя умолчать, что война чрезвычайно тягостна для России: рекрутские наборы, ополчение, остановившаяся торговля умножают нужды и бедность, и хотя русские готовы переносить и дальнейшие бедствия, но если бы правительство, сохраняя твердость и свое достоинство, достигло мира на условиях честных, то это было бы общею радостью в Империи.

Граф Орлов

9 января 1856 года

Согласно с Высочайшею волею, выраженною Вашим Императорским Величеством в минувшем году, я вменяю себе в обязанность представить при сем на благоусмотрение Ваше обзор нравственно-политического состояния и главных управлений России. Обзор этот основан на сведениях, почерпнутых из разных источников, наиболее достойных доверия. Он заключает в себе предметы, не вошедшие в общий мой годовой отчет.

В 1857 году внутреннее положение государства заслуживало особенного внимания. Важные преобразования, в нем произведенные, как то: уменьшение армии и флота, сокращение штатов, понижение банковых процентов, изменения в тарифе, в особенности же мероприятия к улучшению быта помещичьих крестьян⁷¹⁸, должны были неминуемо возбудить некоторое волнение в умах, и потому направление их требовало самого бдительного наблюдения. Для достижения этой цели, независимо от средств, употребленных по всем губерниям со стороны Корпуса жандармов, тайный надзор за сословиями здешней столицы усилен был совокупным, единодушным действием III отделения с местною полициею и увеличением способов сей последней. Кроме того, по взаимному соглашению с Наместником Царства Польского⁷¹⁹ мы сообщали друг другу все данные, которые могли подавать повод к малейшему подозрению в нарушении общественного порядка. Соединенные таким образом меры послужили к обнаружению проявлявшихся иногда неудовольствий на разные нововведения или опрометчивых суждений о распоряжениях высшего начальства; но неблагоприятные последствия, которые бы могли от этого произойти, предупреждались вовремя, и Отечество наше было бы вполне счастливо, если бы все лета его существования протекали также благополучно, как 1857 год. За продолжение подобного спокойствия, конечно, ручаться нельзя, ибо теперь, при безнравственности, которая, к прискорбию, позорит род человеческий, самые лютые злодеяния совершаются с непостижимою неожиданностью; но до сих пор нет еще положительной причины полагать, чтобы у нас, между русскими, гнездилось где-либо злоумышленное противодействие правительству или чтобы составлялись тайные общества с намерением произвести политический переворот.

Впрочем, так как в настоящих обстоятельствах ничем не должно пренебрегать, то в С.-Петербурге наблюдение учреждено было даже за собраниями, принявшими название фаланстера. Члены сих собраний принадлежат к разным званиям и во взаимных своих сношениях придерживаются равенства. Они занимаются музыкою, сочинением стихов, веселыми разговорами и, по-видимому, не имеют решительно никакой политической цели, но, тем не менее, дальнейшее развитие подобных сборищ, не отличившихся, во всяком случае, строгою нравственностью, казалось неудобным. Внушения, сделанные главным приверженцам фаланстера, получили желаемый успех, и в течение нынешней зимы члены оного собирались только частями четыре или пять раз.

Кроме сего, в июне минувшего года получено было безымянное письмо о существующем будто бы в России обширном заговоре, члены коего должны собраться в Москве, а потом в течение ярмарки в Нижнем Новгороде. Несмотря на неправдоподобие этого извещения, опытный чиновник был командирован в Москву, где сочинительница письма, выдававшая себя за воронежскую помещицу, обещала по условленному знаку явиться к посланному отсюда лицу, дабы указать ему на заговорщиков и доставить случай с ними познакомиться. Мнимая эта помещица не явилась, и хотя письмо, вероятно, было послано только с тем, чтобы тревожить правительство, но командированный чиновник тщательно следил за содержанием оного как в Москве, так и в Нижнем Новгороде во время съезда туда помещиков и дворян из разных губерний и лично мог убедиться, что там не было ни подозрительных сходбищ, ни признаков существования заговора.

Из разных мест Империи поступало еще несколько других доносов о готовящихся будто бы в России преступных замыслах, но по самым тщательным разысканиям доносы эти нигде не подтвердились.

Весною прошедшего же года приехал из Лондона американский подданный Эрнест Никола, который, проведя несколько времени в С.-Петербурге, Москве, Варшаве, Гродненской губернии, Киеве, Одессе, Кишиневе, за Кавказом, арестован был в Тифлисе и доставлен сюда вследствие сделанного им объяснения, что он послан в Россию лондонским демократическим обществом для покушения на жизнь Вашего Императорского Величества. Допросы, произведенные здесь Эрнесту Никола, убедили в том, что он был употребляем за границею демократическими обществами для развозки их переписки и много знает об их предположениях; что же касается до главного его показания, то о нем нельзя еще было сделать основательного заключения, так как оно не подкреплено никакими доказательствами. Теперь ожидаются по этому предмету разъяснения из Парижа, ибо по отзыву посла нашего⁷²⁰, которому показания Эрнеста Никола были сообщены, они с первого взгляда показались имеющими некоторое сходство с данными французской полиции.

Ныне же наместник Царства Польского доставил полученное им от директора ганноверской полиции показание задержанного в Мангейме польского беглеца Альберта Валенкевича о действиях Лондонского центрального революционного комитета, который состоял из главных, известных в Европе демагогов, как-то: Ледрю Роллена⁷²¹, Бланки⁷²², Мацини⁷²³, Кошута⁷²⁴ и проч., высылает будто бы в настоящее время эмиссаров для приобретения соучастников меж университетскою молодежью. Валенкевичем названы эмиссары пропаганды во Франции, Швейцарии и Германии и поименованы книгопродавцы в Берлине, Бреславле, Лейпциге, которые занимаются распространением возмутительных сочинений.

Князь Горчаков, не давая большой веры словам Валенкевича, продолжает, однако, поверку оных в отношении к названным в числе эмиссаров нескольким польским выходцам. Со стороны же III отделения имеются в виду имена всех вообще лиц, встречающихся в показаниях Валенкевича, на случай появления которого-либо из них в пределах Империи.

Наконец, из Бухареста получены телеграфические известия об отправлении из Галац в С.-Петербург с злыми замыслами трех эмиссаров, из коих названы венгерец Ладислас и итальянец Жакомо; имя третьего осталось неизвестным. За прибытием этих лиц имеется наблюдение, и вообще меры предосторожности против всякого посягательства на общественное спокойствие будут принимаемы со всем возможным усердием.

Из всех предметов, наиболее занимающих теперь Россию, самым важным является предположенное освобождение помещичьих крестьян. Слухи об изменении их быта, начавшиеся тому около трех лет, распространились по всей Империи и привели в напряженное состояние как помещиков, так и крепостных людей, для которых дело это составляет жизненный вопрос.

Суждения по сему вопросу различны:

Дворяне беспоместные, писатели и люди разных сословий, не имеющих в виду никаких потерь, все с восторгом прославляют мысль об уничтожении крепостного права. Они доказывают – и весьма справедливо – что положение крепостного человека есть состояние неестественное, противное разуму и христианской вере, что человек в рабстве перестает быть человеком и делается вещью, что ныне время для преобразований настало и что обстоятельства достаточно для сего созрели.

Дворяне, владеющие крепостными людьми, но образованные, понимающие дело в истинном виде и предпочитающие благо общее личным выгодам, рассуждают также в смысле правительства. Многие из них, однако же, находят, что теперь ни крестьяне, ни помещики, ни начальствующие в губерниях лица, ни законоположения, ни весь существующий у нас порядок не приготовлены еще к такой перемене, а потому полагают, что освобождение крестьян рановременно⁷²⁵.

Наконец, помещики полуобразованные, постоянные жители деревень и все мелкопоместные страшатся даже мысли об изменении крепостного права. В отнятии у них власти над крестьянами они видят уничтожение дворянства. По мнению их, крестьяне, получив свободу, предадутся праздности и пьянству; тогда поля останутся без обработки, имения потеряют ценность, и дворяне разорятся. Далее они утверждают, что преобразование не принесет пользы самим крестьянам: ибо последние лишатся покровительства и, в случае голода, пожаров или других бедствий, – помощи владельцев, подвергнутся стеснениям от земских полиций и не только не улучшатся, но упадут в нравственном и физическом отношениях. Кроме того, большинство дворян думает, что наш крестьянин слишком еще необразован, дабы понимать гражданские права, что он на полной свободе – лютее зверя, что волнения, грабежи и убийства будут почти неизбежны, и что во многих губерниях, особенно Приволжских, памятно еще страшное время пугачевщины!

Это опасение хотя и имеет некоторое основание, но кажется преувеличенным. По крайней мере с тех пор, как мысль о свободе занимает умы крестьян, беспорядки происходили довольно редко, самые незначительные, и прекращались весьма скоро.

Князь Василий Андреевич Долгоруков

Опыт этот подает надежду, что и в последующем времени, если не будет каких-либо внешних, неожиданных подстрекательств, мы не увидим ни тех огромных смут, ни тех ужасов, которыми у многих тревожится воображение.

Другого рода опасение состоит в том, чтобы помещики, которые лишатся способов существования, не предались отчаянию и враждебным против правительства действиям. К этому прибавляют, что русские Государи в манифестах, грамотах и других актах всегда называли дворян опорою, столпами Престола. Мысль эта, согласная с юридическими началами, укоренена в умах русских. По общему убеждению, монархическая власть основана на дворянской, и власть помещиков над крестьянами казалась необходимым иерархическим продолжением самодержавной. Последствия от разрушения этой связи и, в особенности, от обеднения части дворян могут действительно быть вредны, но они, с Божиею помощью, также устранятся, если на них будет обращено попечительное внимание заблаговременно.

Теперь главные основания, на коих преобразование в быте помещичьих крестьян должно совершиться, объявлены определительно⁷²⁶. Они приняты с благоговейною покорностью, и в нескольких губерниях комитеты, по Всемилостивейшему соизволению учрежденные для развития сих оснований, приступили к делу; но при всем усердии своем и при полной готовности исполнить Высочайшую волю, они в применении означенных начал встречают затруднения.

Из сих последних самые существенные заключаются в следующем:

1) Предоставление крестьянам усадеб в их собственность признается во многих местностях весьма неудобным: ибо тогда в имениях произойдет чересполосность, которая повлечет за собою в хозяйственном отношении величайшие невыгоды. Кроме того, одна часть крестьян может не быть в состоянии, а другая – не пожелает выкупить усадьбы. Из сего рождается вопрос: как поступить с первыми и почему принуждать последних к исполнению того, что противно их пользе и желанию.

2) Крестьяне малоземельных имений, занимаясь большею частью промыслами в разных местах Империи, платят помещикам оброк и весьма неохотно остаются в вотчинах для обработки полей. По этому самому с освобождением крестьян владельцы таких имений без обеспечения от правительства могут лишиться оброка и по ограниченному количеству земли не получат дохода от хлебопашества.

3) Мелкопоместные дворяне, владеющие малыми усадебными имениями, подвергнуться совершенному разорению, если насчет их не будут постановлены какие-либо особенные меры.

4) Обращение дворовых людей к земледелию с предоставлением в их пользование участков земли полагается весьма затруднительным, как по значительному во многих имениях числу дворовых, так и по неспособности их к полевым работам. Притом замечают, что часть дворовых, не принося помещикам никакой пользы, находятся на полном их содержании; по освобождении же, при общей наклонности простого народа к нетрезвой жизни, они останутся без пропитания или в самом жалком положении. Затем право дворовым откупаться помещики считают также мерою, требующею пояснения: ибо откупаться могут только люди, обученные ремеслам и надеющиеся трудом или службою по найму обеспечить свое существование, словом, люди, необходимые для помещика, тогда как он не освободится от обязанности иметь на своем попечении прочих бесполезных людей.

и 5) Признается необходимым: а) обеспечить уплату недоимок, которые до сих пор взыскиваются с имуществ помещиков; б) определить с точностью обязанности касательно уплаты кредитным учреждениям лежащих на имениях долгов и, если это отнесено будет к дворянам, то каким образом будут уплачиваться долги теми мелкопоместными, которые сами останутся может быть без дохода; в) кто будет платить за ссуды, позаимствованные у правительства в неурожайные годы для прокормления собственно крестьян; и г) постановить правила для залога имений на будущее время, так как крестьяне более закладываемы не будут.

Вопросы эти имеются в виду высшего начальства; но обсуждение их потребует времени, а между тем работа открытых уже губернских комитетов может от того быть неполною или замедлиться.

Особенная польза во всех отношениях ожидается от комитета С.-Петербургской губернии, который, сколько известно, занимается составлением положения усердно и основательно. Хотя пространство этой губернии невелико, но на нем находятся все роды помещиков, имений и крепостных людей: тут есть дворяне бедные и обремененные семействами, имения малоземельные, на плодородной или бесплодной почве, заложенные в кредитных учреждениях и с накопившимися недоимками, крестьяне, состоящие на хлебопашестве, оброчные, занимающиеся промыслами и ремеслами, дворовые, служащие при господах своих и по найму у посторонних лиц. Следовательно, здесь будут разбираемы почти все вопросы, приводящие в затруднение дворян прочих губерний, и если правительство поможет С.-Петербургскому комитету постановить справедливые отношения между помещиками и крестьянами, а также не оставит без покровительства тех дворян, которые лишатся средств к существованию, в таком случае все дело может быть кончено с успехом.

До тех пор нет сомнения, что строгое наблюдение за сохранением существующего порядка необходимо. Каков бы ни был этот порядок, он должен быть исполняем во всей точности, доколе само правительство его не изменило. В этих видах всякое нарушение помещиками предоставленных им прав подлежит немедленному взысканию, – а с другой стороны, всякое волнение или даже неповиновение крестьян должно быть тотчас подавляемо в самом его зародыше. Сверх сего было бы крайне нужно улучшить состав местных властей и земских полиций, особенно же достичь выбора достойных начальников губерний. Г<осподин> министр внутренних дел⁷²⁷ убежден в этом лично; несколько губернаторов в последнее время уже переменены; но, к сожалению, отыскание людей, соответствующих требованиям нынешнего времени, весьма трудно, и от того не все новые назначения могут назваться счастливыми.

Спокойствие России много будет зависеть и от сообразного обстоятельствам расположения войск. С разрешения Вашего Величества я совещался об этом с г<осподином> военным министром⁷²⁸, и он обещал сделать надлежащие по сему предмету распоряжения.

Впрочем, я не могу не повторить, что до сего времени везде в Империи тишина, за весьма малыми исключениями, была сохранена. Иные указывают на бессрочноотпускных нижних чинов и на уволенных за штатом офицеров как на людей, которые теперь могут быть опасными; но к подтверждению этого я фактических сведений не имею и обязан сказать, что бессрочноотпускные вообще ведут себя осторожно. Равным образом, хотя некоторые из уволенных офицеров находятся в нужде, и иные из них, особенно тяжело раненые, не могут не быть недовольны; но надобно отдать им справедливость, что они переносят свое положение с терпением и не дозволяют себе ничего, что производило бы вредное влияние на умы других.

Царство Польское и Кавказ управляются отдельными властями, и, так как 3 и 6 округи Корпуса жандармов подчинены непосредственно наместникам, то официальным путем секретные сведения оттуда не получаются.

По частным известиям генерал-адъютант князь Горчаков пользуется лично общим уважением; но чины, ему подведомственные, большею частью признаются мало заслуживающими доверия и влиянием своим препятствуют процветанию края. Впрочем, народонаселение в Царстве вообще до сих пор спокойно.

С Кавказа доходят слухи, что генерал-адъютант князь Барятинский⁷²⁹ любим всеми; что начальник главного его штаба, генерал-майор Милютин⁷³⁰. почитается человеком способным, деятельным, вполне благонамеренным и что жители Кавказа главным управлением довольны.

В настоящую эпоху государственных преобразований более чем когда-либо, заслуживают внимания внутреннее устройство Главных Управлений, развитие их деятельности и степень нравственности личного их состава. Хотя не все эти Управления в одинаковой мере участвуют в общем государственном движении, тем не менее, успех в достижении правительственных видов зависит от совокупности и единодушия действий. В представляемом кратком очерке изображены: мнения, коим пользуется каждое из помянутых Управлений и начальственные их лица, а также те из общественных суждений, которые по благонамеренности своей могут быть приняты к соображению.

1. Министерство внутренних дел

Министерство это занимает в государстве одно из первенствующих мест, ибо оно приводит в исполнение все предпринимаемые правительством меры.

Министр, действительный статский советник Ланской почитается человеком вполне благородным и имеющим много практических сведений, которые он приобрел долговременною службою в гражданских должностях внутри России и в столице. Отдавая справедливость его достоинствам, замечают, однако, излишнее его доверие к лицам, его окружающим, которые не всегда оправдывают его ожидания.

Самые приближенные к оному чиновники суть директоры 3-х департаментов: общих дел – Гвоздев⁷³¹, полиции исполнительной – Жданов⁷³² и хозяйственного – Милютин⁷³³. Первые два отличаются большою деятельностью, но, к прискорбию, хотя положительных доказательств к обвинению их представить невозможно, нравственные их свойства осуждаются повсеместно. Милютин гораздо выше их способностями и многосторонним образованием. Он путешествовал за границею, пристрастен к западным идеям и известен участием в преобразовании здешней распорядительной Думы, при коей, по его проекту, учреждена особая Общая Дума с европейскими представительными формами.

Дела в министерстве текут вообще спокойно, нет прежних преследований раскольникам и иноверцам, нет также вынужденных нововведений. Но, к общему сожалению, находят, что в замещении высших должностей в губерниях не соблюдается надлежащей разборчивости и что оно нередко зависит, собственно, от лиц, приближенных к министру. Недостатку его энергии приписывают равномерно медленность в принятии решительных мер к улучшению состава земских полиций, которые в жалком положении, а между тем, особенно теперь должны иметь надежную самостоятельность.

2. Министерство государственных имуществ и уделов

Министерство государственных имуществ с самого учреждения своего имело весьма важное предназначение. Кроме устройства быта вверенных ему многих миллионов казенных крестьян правительство желало практически изыскать способы к улучшению состояния крестьянского сословия вообще. Предначертанные для министерства уставы исполнены полезных правил, но от обширности ли ведомства, от недостатка ли верных исполнителей или от слишком слабого наблюдения за точным исполнением постановлений благодетельная цель правительства до сих пор не достигнута.

Новый министр генерал от инфантерии Муравьев⁷³⁴ одарен качествами, необходимыми для столь сложного дела, хотя к нему, как к человеку, не питают искреннего сочувствия. Он известен проницательностью ума, силою воли и познаниями почти во всех частях гражданской службы, а потому, полагаясь на его способности, надеются, что для приведения части, ему вверенной, в надлежащий порядок он употребит самые действительные средства.

Что касается до Министерства уделов, то по общим отзывам, внутреннее устройство его, образованное покойным графом Перовским, весьма удовлетворительно. Может быть, оно потребует только немногих изменений, которые признаны будут нужными при общем преобразовании быта крестьянского сословия.

3. Министерство народного просвещения

По участию народного образования в деле современных вопросов это министерство составляет ныне особенно важное звено в государственном управлении. К главнейшим его обязанностям принадлежат наблюдение за нравственным воспитанием юношества, охранение порядка и тишины в учебных заведениях и строгий надзор за выполнением цензурою изданных для нее правил.

В лице нынешнего министра, действительного тайного советника Норова⁷³⁵, соединяются многие отличные свойства: религиозно-нравственный образ мыслей, истинная любовь к просвещению, стремление к выполнению своих обязанностей; но в нем замечают также вредную слабость, происходящую от чрезмерного благодушия. Он подчиняет себя влиянию окружающих и притом, желая снискать в кругу ученых имя поборника просвещения, нередко вполне предается их внушениям.

Кроме сего находят, что некоторые нужные дела в министерстве не имеют надлежащего течения. Так, например: тому уже около двух лет последовало Высочайшее разрешение на пересмотр цензурного устава, но по этому предмету ничего еще не исполнено, тогда как пересмотр устава и применение правил цензуры к современным обстоятельствам становится более и более необходимым.

Наконец, справедливо полагают, что выбор попечителей учебных округов требует более строгой осмотрительности; что избираемые для этих мест люди должны иметь качества, внушающие уважение и доверие, – многостороннюю образованность, силу воли, опытные лета и, если возможно, некоторую известность в ученом мире. Достойнейшими попечителями в настоящее время признаются – Московского учебного округа Ковалевский⁷³⁶, Дерптского – фон Брадтке⁷³⁷ и Одесского – Пирогов⁷³⁸.

4. Управление военно-учебных заведений

Благоустройство военно-учебных заведений, несомненно, составляет предмет постоянных забот главного начальства оных. Генерал-адъютант Ростовцев⁷³⁹ исполняет свои обязанности с примерным рвением, но он имеет недоброжелателей, и многие, признавая в нем ум проницательный, соединенный с большою сметливостью, полагают, что личное образование его не довольно основательно, дабы он мог с полным успехом направлять вверенную ему часть. Этому самому приписывают, что воспитанникам означенных заведений преподается много предметов весьма сложных, которые изучаются или только поверхностно и без особенной пользы для последующей их службы, тогда как они не приготовляются к обыкновенному делопроизводству, столь необходимому для письменных занятий в штабах и канцеляриях. Что касается до боевого поприща, то в последнюю войну питомцы военно-учебных заведений ознаменовали себя воинственным духом, достойным полной похвалы.

5. Главное духовное управление

Духовное ведомство не менее Министерства народного просвещения имеет влияние на нравственное образование юношества. Оно в училищах своих образует преподавателей закона Божия для всех вообще учебных заведений и приготовляет сельских священников для назидания прихожан. Духовенство могло бы оказывать правительству большое содействие в достижении благотворных его видов; но, несмотря на все меры, принимаемые для возвышения духовенства, оно до сих пор, по большей части, остается еще на низкой ступени образования.

Нынешний обер-прокурор Святейшего Синода⁷⁴⁰, соединяя в себе отличные качества ума и сердца, всемерно стремится к улучшению частей, ему вверенных; но для преодоления представляющихся препятствий необходима непреклонная воля, которою едва ли он обладает: повсюду он будет встречать тайное противодействие со стороны ближайших своих сотрудников – директоров департаментов и канцелярий. Находясь с давних пор в ведомстве, они, несомненно, будут всеми средствами поддерживать прежнюю, ими же принятую систему.

6. Министерство иностранных дел

Управление этим министерством было принято князем Горчаковым⁷⁴¹ в весьма трудное время. Сначала он имел много порицателей и увеличивал число их необыкновенным своим самолюбием и уверенностью в своих дарованиях; но теперь ему большей частью отдают заслуженную справедливость. В нем видят человека неутомимого, исполненного способностей, самостоятельного, во всей силе слова благородного, душою преданного Престолу и коренного русского.

При столь редких свойствах министра нельзя не льстить себя надеждою, что политическое наше значение будет соответствовать величию Империи.

7. Военное министерство

Обширность обязанностей по управлению сим министерством, несмотря на мирное время, требует непрерывной деятельности и бодрости физических сил. Генерал-адъютант Сухозанет ведет многосложное дело с необыкновенным усердием и благонамеренностью; но, по общественному мнению, замещение должностей в министерстве не всегда бывает счастливо, в производстве многих дел встречается сбивчивость, и злоупотребления не прекращаются. Впрочем, надобно сознаться, что достижение этой цели крайне затруднительно, и должно надеется, что директор канцелярии Военного министерства, генерал-адъютант князь Васильчиков⁷⁴², будет деятельным помощником Министра к отвращению недостатков в военном ведомстве существующих.

8. Морское министерство

Круг деятельности управляющего этим министерством⁷⁴³ ограничивается наблюдением за правильным производством дел и внутренними обыкновенными распоряжениями.

Действительным морским министром почитается генерал-адмирал Великий Князь Константин Николаевич, так как на Его усмотрение представляется все важное, требующее высших соображений. Он дает направление всем главным мерам к улучшению и преобразованию разных отраслей морского ведомства, с неусыпною заботливостью входит во все подробности оных, старается об искоренении зла и при обширном уме, с разнородными познаниями, стремится неуклонно к возвышению наших морских сил.

9. Министерство финансов

Эта важная часть так тесно связана с вещественными интересами всех сословий, что управление оною повсюду составляет предмет постоянных толков и часто несправедливых порицаний. Публика желает иногда от министра финансов невозможного: она требует от него постоянно государственных мер, блестящих операций, но с одною оговоркою «без всяких новых налогов». При этом она не принимает в рассуждение, что государство по многосложности состава и разнородности условий политической жизни не может быть банкирским домом и что смелые финансовые теории новейшего времени часто не оправдываются на деле и ведут к гибельным ошибкам, оканчивающимся кризисами; чему и ныне представляются веские примеры.

Министр финансов, действительный тайный советник Брок⁷⁴⁴, не простирая притязаний на гениальность финансовых соображений, отличается точным умом и деятельностью. По приобретенным практическим сведениям на финансовом поприще он с благоразумною осторожностью направляет вверенное ему дело и, невзирая на трудные обстоятельства в продолжение бывшей изнурительной войны и после оной, успевает, без введения новых налогов, удовлетворять всем государственным потребностям. Это уже одно служит лучшим оправданием его управлению.

Из числа же недостатков, замечаемых по Министерству финансов, более или менее заслуживают внимания следующие: упрекают министра в отсутствии самостоятельности и в излишнем, может быть, доверии к первенствующему у нас банкирскому дому бар. Штиглица и К.⁷⁴⁵; причем находят, что министру надлежало бы до сих пор озаботиться об основании в России другого банкирского дома, равносильного, для устранения существующей монополии, нередко весьма неблагоприятной для правительственных видов; полагают, что следовало бы принять деятельные меры к восстановлению общественного кредита, который более и более приходит у нас в упадок; жалуются на продолжение злоупотреблений по винным откупам и делаемые откупщикам послабления; жалуются также на постоянно возрастающую дороговизну, в особенности на предметы первых потребностей и приписывают это отчасти ошибочному введению в наш курс, еще при гр. Канкрине, серебряной, вместо ассигнационной единицы; наконец, слышен ропот на совершенный недостаток в обращении золотой и серебряной монеты и на значительный вывоз оной за границу.

По обширности финансового управления и специальности некоторых его частей полагают необходимым, чтобы министр в Совете министерства находил настоящую помощь и содействие в многосложных своих занятиях. Для сего признают неизбежным совершенное преобразование означенного Совета с возложением на его обязанность не столько обсуждение текущих административных дел, сколько глубокое исследование современных финансовых вопросов, из коих иные могли бы получить полезное практическое применение. При сем полагают, что в члены сего Совета должны бы быть определяемы исключительно люди известных способностей и посвятившие себя финансовым наукам и специальным предметам, относящимся к ведомству министерства, так как из среды этих членов могли бы впоследствии возникнуть люди достойные для занятия высших в министерстве должностей и даже звания министра.

В настоящее время в числе самых приближенных лиц к министру полагают: его товарища тайного советника Норова⁷⁴⁶ – человека весьма благонамеренного, но без практических сведений и притом болезненного; тайного советника бар. Гревеница⁷⁴⁷, с давних пор управляющего общею канцелярией министерства, и тайного советника Переверзева⁷⁴⁸, недавно определенного в должность директора Департамента податей и сборов, известного своим умом, практическим взглядом и специальным знанием вверенной ему части.

10. Министерство юстиции

Министерство юстиции имеет обширное нравственное призвание: в подведомственных ему судебных местах решаются во всей Империи дела о чести и достоянии людей всех сословий; но, к общему сожалению, эта важная часть находится в неподвижном застое, с прежними вековыми формами и порядками.

Между тем, граф Панин, при всех достоинствах столбового дворянина, имеет вид твердого, опытного и деятельного министра; но опытность его ограничивается теоретическими сведениями в законах и знанием течения дел собственно в министерстве, деятельность его обращена исключительно на общие административные распоряжения по ведомству и рассмотрению дел, поступающих установленным порядком на его разрешение; независимость же его мнения заключается в принятом им правиле, что министр юстиции есть только блюститель буквального исполнения законов и обрядов и не должен увлекаться никакими нравственными убеждениями, как ни велика была бы их сила. В пример приводит следующие случаи: ему приносят жалобу на неправильное направление дела в нижнем или среднем судебном месте, он спокойно отвечает, что по закону надлежит выждать решения и тогда подать в следующую инстанцию апелляционную жалобу. Тяжущиеся описывают ему конечное свое разорение от многолетнего и неправосудного делопроизводства и просят обратить на это внимание, он отвечает, что по закону не имеет права входить в рассмотрение дела, пока оно до него не дойдет. Словом, в лице гр. Панина является не столько министр, сколько обыкновенный бюрократ, который не смеет переступить обведенного произвольно им же самим около себя круга, и судебная часть находится у нас в положении не лучшем, в каком была при генерал-прокурорах.

Сенат, средние и нижние места, руководствуясь устарелыми формами, подавлены работою и производят дела с неимоверною медленностью. Они стеснены составлением огромных записок, журналов и протоколов, в которые вносят содержание всех бумаг, находящихся в деле, почти от слова до слова. Сверх того, течение суда останавливается справками, часто произвольными, к стеснению тяжущихся, письменными сношениями о том, о чем можно узнать без всякой переписки, апелляционными сроками и переходами дела по инстанциям, число коих могло бы быть уменьшено наполовину. При таком многосложном и затруднительном производстве, дела продолжаются в каждом судебном месте по нескольку лет и, проходя через все инстанции, иные оканчиваются через десятки годов. Но всего горестнее, что суды не славятся бескорыстием. По общему мнению, иметь в них дела есть величайшее несчастье. Ропот против них повсеместный и громкий.

11. Главное Управление путей сообщения и публичных зданий

Ведомство путей сообщения и публичных зданий с давних пор пользуется в обществе самым невыгодным мнением. Для прекращения существующих в нем злоупотреблений правительство неоднократно обращалось к разным мерам. После излишне снисходительного и мягкого управления герцога Вюртембергского даны были ведомству главноуправляющие, известные своею взыскательностью, – генерал-адъютант гр. Толь и гр. Клейнмихель. Но, несмотря на всю строгость их, нравственность Корпуса не улучшилась.

Назначение нового начальника генерала Чевкина⁷⁴⁹ было встречено общим сочувствием: в нем видели качества, необходимые для управления ведомством, в коем расходуются миллионные суммы и производится самая трудная поверка загадочных работ. Теперь его упрекают в излишней иногда односторонности взгляда и упрямстве; не менее того, полагаясь на проницательный его ум, технические познания, неутомимое трудолюбие и терпение, надеются, что если физические силы ему не изменят, то вверенная ему часть может принять лучшее направление.

12. Главное Управление почт

Главноначальствующим над почтовым департаментом состоит ныне действительный тайный советник Прянишников⁷⁵⁰, который в продолжение прежней долговременной службы по почтовой части более других способствовал благоустройству оной. Соединяя в себе многостороннее образование с стремлением ко всему общеполезному и искренним сочувствием к добру, он пользуется общим уважением и возбуждает надежду, что по опытности своей не оставит вверенную ему часть без новых значительных усовершенствований. В настоящее время по почтовому ведомству замечаются, между прочим, следующие недостатки: медленность в пересылке почтовой корреспонденции внутри России, происходящей наиболее от задержек в промежуточных почтовых конторах, и слабость наблюдения за станционными смотрителями, на самовольные поступки коих начали снова возникать частые жалобы от проезжающих.

13. Государственный контроль

Государственный контролер генерал-адъютант Анненков⁷⁵¹ был всегда известен особенною деятельностью и необыкновенною точностью. Эти качества его получили новое применение в настоящей его должности. В отношении самого контрольного управление замечают, что хотя правительство посредством поверки отчетов и открытия в них неверностей не достигает положительных результатов, не менее того, польза от высшего счетного контроля уже та, что он составляет грозу для других ведомств и заставляет их быть осмотрительнее в расходовании казенных сумм.

В этом кратком очерке главных управлений я почел верноподданническим долгом изложить, со всею откровенностью и истиною, сведения, о них имеющиеся. Руководствуясь общественными отзывами, заключающими нередко верные указания, я в особенности имел в виду изобразить слабые стороны сих управлений и те улучшения, которые вызываются потребностью времени или общим движением к нравственному возвышению всех отраслей государственного состава.

В заключение я не могу не коснуться и той части, которая Высочайше мне вверена.

III отделение Собственной Вашего Императорского Величества канцелярии и Корпус жандармов сосредоточивают в себе высшее наблюдение за направлением умов и общественной жизни в государстве. Учрежденные в начале царствования блаженной памяти Августейшего Родителя Вашего Императорского Величества, в смутную эпоху мятежных злоумышлений, они и впоследствии оказывались неоднократно полезными. В настоящее время эти наблюдательные учреждения приобретают особенное значение. Приемлемое ими участие при разрешении всех почти современных вопросов – по освобождению крепостного сословия, расколу, книгопечатанию, проявлению новых политических идей, требуют постоянной заботливости. При разнородности обязанностей этих управлений цель их учреждения тем благотворнее, что она заключается не столько в самом преследовании открываемых беспорядков и злоупотреблений, сколько в изыскании мер к благовременному пресечению и предупреждению оных.

Сознавая вполне важность назначения вверенного мне ведомства, я всемерно стараюсь о точном выполнении подчиненными моими всех требований службы и, отдавая справедливость усердному содействию большей части из них, должен, по совести, сказать, что в лице генерал-майора Тимашева⁷⁵² я имею достойнейшего и самого ревностного помощника.

В отношении общественного мнения о Корпусе жандармов, нельзя не заметить, что оно довольно разнообразно: одни полагают, что часть эта не достигает цели своей, ибо жандармские чины не проникнуты вполне сознанием своих обязанностей и, обживаясь на месте, предпочитают иногда спокойное бездействие, нередко же из личных видов делаются равнодушными зрителями злоупотреблений; другие находят, что наблюдение посредством сих чинов за действиями местных властей выражает недоверчивость высшего начальства к этим последним и роняет в глазах общества их значение. Кроме того, замечают, что учреждение жандармской части, обнаружив подозрения правительства, поселило с самого начала горестное чувство во всех сословиях.

Но едва ли эти суждения могут быть признаны основательными. Отвергать пользу жандармской части, особенно в нынешнюю эпоху, кажется невозможно, и я надеюсь, что находящиеся в губерниях жандармские чины, по независимости их положения от тамошнего начальства и по прямой цели их обязанностей, будут принадлежать к числу ревностнейших охранителей общественного порядка.

Генерал-адъютант князь Долгоруков⁷⁵³

С.-Петербург

14 февраля 1858 года

Независимо от общего отчета по Высочайше вверенному мне управлению я поставляю себе долгом всеподданнейше представить при сем Вашему Императорскому Величеству обзор действий революционной пропаганды и политический очерк внутреннего состояния России в 1858 году.

Польская эмиграция, утратив постепенно политическое значение в Европе и убедясь, по окончании последней войны, что западные державы не помышляют о восстановлении Польши, была, наконец, обессилена переворотом в расположении умов жителей Царства Польского и Западных губерний вследствие попечительных забот правительства о благосостоянии их края. Таково было положение польской эмиграции при наступлении 1858 года. Из двух ее партий аристократическая лишилась притом главного своего деятеля графа Ворцеля⁷⁵⁵, скончавшегося в Лондоне в самом начале минувшего года. Демократическая партия, известная под названием революционной, увидев еще прежде невозможность получить успех при отдельном образе действий, протянула руку Маццини⁷⁵⁶ и Коссуту⁷⁵⁷, дабы вместе с ними стремиться к одной общей цели, то есть к разрушению настоящего политического и общественного порядка в Европе.

После уныния, в которое впала вся заграничная революционная пропаганда от неудачи в покушении Орсини⁷⁵⁸ и от участи, его постигшей, волнения, начавшиеся затем в Ломбардии и между славянским населением Турции, ободрили вновь возмутителей, породив у них надежды извлечь для себя пользу из запутывающихся политических обстоятельств Европы и могущей возникнуть всеобщей войны. Вместе с тем влияние новой деятельности революционеров начало проявляться в Галиции и Познани беспорядками между школьною молодежью, обнаруживанием польского патриотизма в публичных местах и распространением возмутительных сочинений. В Царстве Польском и в Западных наших губерниях влияния сего заметно не было; но это происходило, как повторялось в разных заграничных донесениях, от того, что революционеры, видя либеральные вообще преобразования в Российской Империи, освобождение крестьян из крепостного состояния, повсеместную постройку железных дорог и учреждение многочисленных промышленных обществ, считали такое социальное у нас движение до времени достаточным и занялись приготовлением умов к мятежным началам в польских областях в Австрии и Пруссии.

В Лемберге в начале прошлого года открыт был заговор 18-ти воспитанников тамошнего училища, которые условились, по их поступлении в сельские учители, стараться примирить поляков с галицийским простым народом (русяками) и, распространив в оном демократические идеи, достигнуть низвержения Австрийского владычества. Если б этот заговор был только плодом воспламененного воображения нескольких несовершеннолетних учеников, то он не заключал бы в себе ничего особенно важного, но, быв составлен под руководством демократической пропаганды, которая в этом случае не ограничилась бы Лембергским училищем, но распространила бы свои действия на все юное поколение сельских учителей в Галиции, приготовляя чрез них целое сословие тамошних крестьян к возмущению, – замысел представлялся опасным не для одной Галиции, но и для России; ибо галицийские крестьяне могли бы распространять те же вредные идеи между соседними с ними крестьянами Волынской и Подольской губерний.

Вслед за изложенным событием в Лемберге наместник Царства Польского⁷⁵⁹ получил от прусских властей предостережение, что польское революционное общество в Лондоне, по соглашению с польскими аристократами в Париже, замышляет поднять новые восстания, что планы свои они провозглашают в двух издаваемых в Париже польских журналах: «Przgled rzeczy Polskich» и «Wiadomosci Polskie» и, кроме того, во многочисленных брошюрах, рассылаемых из Лондона, что оттуда же польская эмиграция распространяет прокламации, призывая всех поляков вооружаться и всемерно готовить себя к близким событиям и что два таковых воззвания обращаются уже в Познанской области.

Приписывая неудачу восстаний 1848 года тому, что тогда поляки заботились только о самих себе, и, полагая, что ныне все европейские народы чувствуют потребность политического переворота, злоумышленники в прокламациях своих проповедуют о возмущениях не в одних уже польских областях, но и в других европейских странах. Для этого они советуют полякам соглашать виды Польши с политикою прочих государств; скрепить союз со всеми славянскими племенами и еще более с русскими, произвести мятеж одновременно на всех пунктах славянского мира⁷⁶⁰, по единодушному соглашению с жителями Галиции, Кракова и Украйны; а за ними, для развлечения сил Пруссии, Австрии и России, восстановить немцев, итальянцев и русских против их правительств. Целью этого заговора должно быть вообще уравнение прав людей и народов, и в особенности – основание Славянских соединенных штатов, в которых бы каждое славянское племя существовало независимою жизнью и самостоятельным устройством.

Прусские власти, перехватывая прокламации, приняли меры к уничтожению оных в самых местах их появления. В Царстве Польском и в Западных губерниях сделаны равным образом распоряжения, дабы надзор был усилен как за возмутительными воззваниями, так и за подозрительными сношениями наших поляков с заграничными.

Необходимость этих распоряжений подтвердилась полученным в октябре минувшего года сведением о новейшем плане Маццини. который изложен в издаваемом им в Лондоне итальянском журнале «Pensiero ed azione»⁷⁶¹.

Маццини вызывает всех демагогов Европы, которые в чем-либо разделяют демократические его виды для блага человечества, соединиться между собою для составления партии действия (le parti d’action). Отделения этой партии, по плану его, имеют образоваться во всех землях, страждущих под чужим игом, в том числе и в Польше. Каждому отделению предоставляется действовать с полною независимостью во всем, что относится до национальной цели оного; в совокупности же все отделения должны стремиться к низвержению тиранов, к изменению карты Европы чрез новое, более соответственное разделение земель, и к установлению повсеместно свободы и равенства людей. Депутаты из всех различных отделений составят центр действий. Возлагая на каждое отделение и каждого члена оного служить общему делу словом, пером и денежными пожертвованиями для составления частного, в отделениях, и, кроме того, общего фонда, необходимого при начатии действий вооруженною рукою, Маццини. в отношении сих последних, признает единовременное на всех пунктах восстание для успеха вредным, во-первых, потому, что никак нельзя определить вперед удобнейшего для начатия возмущения момента, зависящего от политических событий, а, во-вторых, по причине раздробления сил партии, легко преодоляемых в таком положении враждебными свободе правительствами. Посему он предоставляет каждому отделению начать явные действия по своему соображению, с тем, чтобы к воздвигнутому впервые на каком-либо пункте знамени свободы немедленно устремились вооруженные силы из всех прочих мест.

Князь Горчаков, признавая исполнение плана Маццини о соединении в одно целое республиканцев всех оттенков делом, хотя трудным, но, по общему везде сходству в направлении умов, не невозможным, нашел нужным, в дополнение принятых с его стороны мер предосторожности, усугубить по почтовому ведомству наблюдение за заграничною перепискою, особенно же за посылкою денег в Лондон. То же самое было сделано в Империи и сверх того сообщено послу нашему в Париже⁷⁶², не признает ли он возможным узнать от французского правительства, не получены ли оным, вследствие наблюдений с его стороны за помянутым планом Маццини, какие-либо указания на существование сношений заграничных революционеров с подданными Российской Империи.

В ответ на сие посол граф Киселев доставил следующие, сообщенные ему префектом парижской полиции сведения:

Маццини состоит в связи с польским революционным обществом в Лондоне. Общество это довольно ограничено, имея только до 40 членов, находящихся в Англии и Франции, оно управляется центральным комитетом под председательством выходца Забицкого. Агенты общества во Франции, Бельгии и Швейцарии стараются о присоединении к оному тех из находящихся там поляков, кои разделяют революционный образ мыслей. Имена и место пребывания 18 агентов, находящихся во Франции, все известны полиции. Самый деятельный и опасный агент общества есть Ларош⁷⁶³, хирург бывшей польской армии и выходец 1830 года, который после пребывания его в Польше с 1848 по 1853 год, возвратился во Францию⁷⁶⁴ и тогда же был выслан. В сентябре 1858 года Ларош, прибыв вновь во Францию из Лондона, под именем Адриана Хозинского, был арестован и отправлен в Африку под военный надзор. Лондонское общество действует также на умы поляков посредством распространения периодических сочинений, из коих самое неистовое есть «Democrata polsky», издаваемое в Лондоне; но чтобы существовали прямые сношения сего общества с жителями Царства Польского и России, того по сие время французскою полипиею не замечено.

В декабре Познанская полиция сообщила наместнику Царства Польского о циркуляре Лондонского общества к эмиссарам оного в Пруссии и Австрии, на которых возлагалось склонить тамошних помещиков к уступке известной части их земель тем из поляков, служащих в прусской и австрийской армиях, которые примут участие в борьбе за свободу.

Вслед за тем он же, князь Горчаков, получил известие о плане венгерца Клапки⁷⁶⁵, прочитанном будто бы представителем американских демократов, полковником Моксом, прошедшею осенью в собрании у Герцена. Клапка того мнения, что демократический дух в Европе развит до такой степени, что и без помощи пропаганды следует ожидать весною 1859 года взрыва, который начнется в Польше между крестьянами; к ним присоединятся ремесленники Силезской и Саксонской провинций Пруссии, доведенные до крайней нищеты; в то же время вспыхнут революции в Италии и Венгрии, и таким образом Европа примет опять вид 1848 года. В случае же, если возмущение в Польше не совершится до 1 мая, представится надобность подать сигнал к оной в Париже; Швейцарский национальный банк даст нужные для начатия действий средства, а выходцы, находящиеся в Америке, по первому знаку поспешат на помощь их товарищам.

В декабре же месяце арестован познанскою полицией эмиссар Рерит. обвиненный в распространении возмутительной польской прокламации. Рерит объявил, что он послан из Лондона книгопродавцем Тхоржевским⁷⁶⁶ для узнания истинного положения края. Он предан в Познани суду.

Почти в то самое время арестованы были в Кракове десять лиц, между коими ксендз, мясник, сапожник, магазинщик, студент и две публичные женщины. Лица эти, составив клуб, предавались оргиям и распространяли самые тревожные слухи, готовя грабеж и убийство всем богатым.

Наконец, в том же декабре месяце получены от заграничного секретного агента III отделения донесения: о возмутительном воззвании Коссута к венграм и всем славянам южной Европы, и об отправлении из Лондона известным либелистом⁷⁶⁷ Свентославским⁷⁶⁸ сына его в Бреславль, Лемберг и Царство Польское для распространения возмутительных сочинений. Сведения эти были сообщены немедленно наместнику Царства Польского.

При соображении всего вышеизложенного представляется, независимо от явного легкомыслия и мечтательности в планах революционеров, опасных однако ж по случаю общего брожения умов в Европе от распространения идей социализма, что в течение минувшего года деятельность польской пропаганды, при союзе с первыми демагогами, Маццини и Коссутом. постепенно усиливалась и что со времени более либерального направления в действиях прусского правительства Познанское герцогство сделалось главным пунктом политических интриг польских возмутителей.

Доказательством, до какой степени увлекаются за границею в мечтах своих даже те поляки, которые не принадлежат к республиканской партии, могут служить мысли выходца Лемпицкого. получившего, по просьбе его, Высочайшее разрешение прибыть в Варшаву: Лемпицкий предсказывает, что общественная революция в западной Европе для низвержения монархических правлений неизбежна, так как злоупотребления монархий дошли ныне до того, что уже не закон составляет силу, а сила – закон и что вследствие этого общественный порядок и устройство могут быть поддерживаемы не иначе, как вооруженною силою. Вместе с тем, изъясняя свое убеждение, что одна Монархия спасительна для народов как учреждение священное, Лемпицкий умоляет Ваше Величество освободить крестьян, приступить к преобразованию всех прочих составных частей государства, дать России конституцию и соединиться дружно с Польшею, для которой он предлагает написать органический устав.

Князь Михаил Семенович Воронцов

Несмотря на все замыслы выше сего изложенные, у нас, благодаря Бога, спокойствие сохранялось в 1858 году повсеместно. Нет сомнения, что в Царстве Польском аристократия и духовенство продолжают питать надежды на восстановление когда-либо прежней независимости; но они ничего действительного не предпринимают, и в последние годы влияние их на народ значительно ослабело. Прежде польские дворяне смело передавали свои внушения крестьянам, зная, что их будут слушать; теперь же не всякий на это решится, ибо земледельческий класс, составляющий массу польского населения из собственных выгод придерживается существующего порядка вещей. От сего теперь правительство наше стоит в Польше на более прочных основаниях, нежели в прежнее время; и пока в Европе нет революции, пока не затронут польский вопрос, до тех пор едва ли можно опасаться в Царстве важных беспорядков.

Это же самое может быть сказано и о Западных губерниях, в которых дух народности проявляется иногда довольно явственно.

Относительно Литвы получен был донос, будто бы там заметны какие- то неприязненные приготовления; но генерал-адъютант Назимов⁷⁶⁹ удостоверил, что во все время пребывания его в сем крае он не только не замечал в жителях оного ничего предосудительного или враждебного, но еще имел утешение видеть, как все правительственные меры, разные милости и льготы, оказанные по случаю священного коронования, благотворно действовали на вверенные ему губернии, возрождая в них довольство, спокойствие, а с тем вместе и расположение к нам; что помещики, прежде чуждавшиеся общения с коренными русскими и с местными властями, все более и более съезжаются в города и в нужных случаях охотно, с доверенностью обращаются к начальству; что предводители дворянства и многие помещики при настоящих рассуждениях по крестьянскому делу сами убедительно просят о введении большего числа войск в уезды, как верной опоры для удержания существующего порядка; что в последние годы спокойствие нигде не было нарушено; что существующая в Вильне при генерал-губернаторском управлении секретная следственная комиссия по делам политическим оставалась почти без занятий, тогда как в прежнее время она постоянно была завалена делами; что хотя на всех и каждого нельзя положиться, ибо легкомысленные и пылкие головы находятся везде, но он, генерал-адъютант Назимов, имеет полное право утверждать, что прежнее нерасположение к нам значительно ослабело, что общее направление и состояние края весьма удовлетворительно и что нынешняя система управления, основанная на тщательном наблюдении, соединенном с кротостью, начинает уже приносить благие последствия и есть лучшая в отношении к польским уроженцам.

Во всех прочих местах Империи не оказывалось также злоумышленного мероприятиям правительства противодействия.

Ныне умы русских заняты иным. Вводимые Вашим Императорским Величеством преобразования, особенно улучшение быта помещичьих крестьян, столь важны, что они поглотили общее внимание. Тем не менее, никогда, быть может, не требовалось столько бдительности, сколько в настоящее время; ибо хотя преобразования у нас вводятся законным путем, но сильно затронутые интересы двух многочисленных сословий, дворянства и крестьян, весьма естественно влекут за собою неудовольствия, жалобы или уклонение от должного порядка. Притом и непричастные к этому делу люди, особенно из молодого поколения, при общем движении к улучшениям, забегают слишком далеко вперед и желали бы ввести преобразования по всем частям вдруг, тогда как правительство может допускать их не иначе, как тихо и постепенно. От сего происходят общественные и журнальные возгласы о публичном судопроизводстве, об уничтожении служебных злоупотреблений, о свободе мысли и неограниченном книгопечатании. Таким образом, в минувшем году два главных предмета вводили в соблазн и в проступки, хотя не собственно политические, но требовавшие наблюдения постоянного, именно: преобразование быта крестьян и общественное мнение. Последнее вместе с тем сильно раздражалось сочинениями Герцена и другими книгами и другими книгами, печатаемыми вне России.

За границею русские типографии находятся в Лондоне, Париже, Берлине, особенно же в Лейпциге, где их учреждено несколько книгопродавцами, промышляющими изданием сочинений на разных языках и по дешевым ценам. Кроме помянутых главных пунктов, русские книги печатаются еще и в некоторых других мелких германских городах, между прочим, в Наумбурге. Деятельнее же всех прочих типографий лондонская, принадлежащая Герцену, который в 1858 году напечатал 4-ю часть «Полярной звезды», продолжал газету «Колокол» и приступил ко второму изданию почти всех прежних своих сочинений. В 1857 году присоединился к нему выехавший из России по паспорту помещик Пензенской губернии Николай Огарев⁷⁷⁰. Сделавшись вполне сотрудником Герцена, он помещает в «Колоколе» статьи либерального направления и злостные выходки против русского правительства. Им же напечатан разбор книги, сочиненной статс-секретарем бароном Корфом⁷⁷¹ «Восшествие на престол Императора Николая I».

Другие русские книги издаются: в Лейпциге парижским книгопродавцем Фивегом под фирмою Франк и К «Русский заграничный сборник»; в Лейпциге же книгопродавцем Гергардом «Русская библиотека» и в Берлине книгопродавцем Шнейдером, отдельные книжки разных русских сочинений.

Полагать, что издатели помянутых книг разделяют вредную для России цель их сочинителей, достаточного основания нет. Подобные издания предпринимаются большею частью как денежные спекуляции, и часто издатели даже не знают вполне содержание отдаваемых ими в печать сочинений на чужих языках. Парижский книгопродавец Фивег объявил даже, что он не только отказывается от статей, направленных против нашего правительства, но будет стараться противодействовать Герцену. В вышеозначенных изданиях помещаются статьи, недозволенные нашею цензурою к напечатанию или по безнравственности, или по откровенному описанию недавних событий, или по личностям.

Несколько раз уже были делаемы распоряжения к строжайшему наблюдению по границам нашим и внутри Империи, дабы не было допускаемо ни ввоза в Россию изданий Герцена и других вредных сочинений, ни обращения их в наших пределах; но, несмотря на это, помянутые книги или выписки из них появляются у довольно многих лиц. Кроме водворения оных скрытыми путями и привоза путешественниками, заграничные комиссионеры иногда, без всякого требования, присылали подобные книги к нашим правительственным или частным лицам и к книгопродавцам. Некоторые (генерал-адъютант граф Строганов 2-й, журналист Греч⁷⁷², московский книгопродавец Кунт) сами представляли эти книги в III отделение или в цензурные комитеты.

Донесения штаб-офицеров Корпуса жандармов доказывают, что запрещенные издания преимущественно обращаются в С.-Петербурге и Москве. В губерниях Западных, Прибалтийских и в Финляндии, где русские книги не читаются, о сочинениях Герцена почти не знают. Во внутренних губерниях известны более других изданий «Колокол» и «Голоса из России». Впрочем, сколь трудно приобретать у нас подобные книги, видно из того, что даже случайные люди, желающие из любопытства иметь о них понятие, иногда, при всем старании своем, не могут их достать. Если они передаются от одного к другому, то с величайшею осмотрительностью и лишь по личной особенной доверенности.

Обнаружение, кем и какими способами пересылаются из России за границу рукописи неблаговидного содержания, составляло предмет особенного внимания. Но сношения эти производятся с такою осторожностью, что, хотя имеется отдаленное подозрение на нескольких лиц: Кошелева, Самарина, Селиванова, Павлова, Погодина, Пальчикова, Тетеру⁷⁷³ и других; однако ж, доселе не было возможности их обличить, и положительно открыта переписка с Герценом одного только князя Ю.Н. Голицына⁷⁷⁴, который подвергнут за это заслуженному взысканию.

Озабочиваясь о средствах положить более решительную преграду как ввозу к нам вредных изданий, так и пересылке рукописей за границу от нас, я имел совещание с министром финансов⁷⁷⁵. Сначала полагалось предписать, чтобы таможни наши производили самый точный досмотр багажу всех без исключения проезжающих, а в случае подозрения осматривали бы и самих путешественников. Но потом министр нашел в этом важные неудобства, как по той причине, что поголовный досмотр причинил бы большую остановку в пропуске проезжающих, так и потому, что это подало бы повод ко многим жалобам на несправедливое подозрение и оскорбление чести. Сверх того предполагаемая мера, по мнению министра, не достигла бы своей цели, ибо ни одному правительству не удавалось еще прекратить тайный ввоз и вывоз не только предметов столь малого объема, как книги и рукописи, но даже громоздких товаров, а у нас это, по огромному протяжению наших границ, еще менее возможно. За сим книги и рукописи могут легко провозиться дипломатическими лицами и их курьерами, которые по порядку, принятому всеми европейскими правительствами, не подвергаются никакому досмотру.

По всему вышеизложенному необходимость заставляет ограничиться ныне принятыми мерами, т.е. общим таможенным досмотром, обыском тех лиц, которые оподозрены⁷⁷⁶, и секретным наблюдением.

События, сопровождающие вопрос об улучшении положения помещичьих крестьян, по важности последствий, которые они могут за собою повлечь, требуют величайшего внимания.

Считаю обязанностью изложить здесь с полною откровенностью собранные по сему предмету сведения.

Первые Высочайшие рескрипты об изменении крестьянского быта произвели грустное и тревожное впечатление. Хотя, по предварительным слухам, все этого распоряжения ожидали; но выраженное официально оно озаботило даже тех, которые прежде одобряли означенную меру. Большая часть помещиков смотрит на это дело, как на несправедливое, по их мнению, отнятие у них собственности и как на будущее их разорение.

При таком взгляде, не общее желание, как выражалось в адресах, но только настояние местного начальства и содействие немногих избранных помещиков, побудили дворян литовских, а за ними с.-петербургских и нижегородских просить об учреждении губернских комитетов. После того, до возобновления подобных просьб, протек довольно значительный промежуток времени; даже Москва медлила подражать данному примеру; а прочие губернии ждали, что скажет древняя первопрестольная столица? У многих таилась и доселе еще таится мысль, что само правительство, увидев разные неудобства объявленной меры, может быть, ее отменит.

Между тем, однако ж, несмотря на внутреннее нерасположение, помещики не могли не убедиться, что дело это началось и продолжается по непреложной воле Вашего Величества. Посему в течение восьми месяцев после первого рескрипта⁷⁷⁷ (с 20 ноября 1857 по 11 июля 1858 года) дворяне 43 губерний, т.е. всех, где находятся значительные помещичьи имения, испросили разрешение открыть губернские комитеты. Относительно сибирских и других губерний, где таких имений мало и где наличных дворян почти нет, предписано начальникам оных составить соображения, согласные с местными обстоятельствами, но на тех же основаниях, какие указаны для губерний внутренних. Таким образом, теперь суждения насчет улучшения быта помещичьих крестьян происходят уже во всей России, где только существует крепостное право.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы у нас не было вовсе дворян, сочувствующих крестьянскому вопросу. Напротив, некоторые, более образованные и благомыслящие, с полною готовностью содействуют видам правительства; но от этого смешения малого числа современных людей с большинством тех, которые держатся прежних правил, естественно происходят разноречия и остановка в исполнении. Одни из дворян желали бы расширить, а другие сократить пределы преобразования, указанные в Высочайших рескриптах: первые полагают необходимым предоставить крестьянам не только усадьбы, но и участки пахотной земли в их собственность с обязанностью выкупа, или уступить им усадьбы без всякого вознаграждения и признают за лучшее ныне же даровать им все права свободных сословий без переходного состояния; вторые же с трудом соглашаются на уступку крестьянам пахотных участков даже во временное пользование и на продажу им усадебной оседлости; считают необходимым оставить крестьян в полном подчинении владельцам и желали бы сохранить на них все или почти все нынешние права. Разрешение крестьянского дела, по чрезвычайной важности его, и особенно при недостатке многих сведений, соединено с величайшими трудностями; но оно еще более замедляется многими напрасными и несогласными с Высочайшими рескриптами в комитетах рассуждениями. Сверх того, в некоторых местах происходили споры и личности, хотя неизбежные при многочисленных собраниях и в делах, столь близких каждому; но, тем не менее, крайне прискорбные.

С этим вместе некоторые дворяне и в отдельном быту выходили из пределов осторожности, требуемой нынешними обстоятельствами. Одни переносили крестьянские усадьбы на новые места или переменяли у них земляные участки; иные переселяли крестьян в другие свои имения, уступали их степным помещикам не только за бесценок, но и даром; третьи – отпускали крестьян на волю без земли и вопреки их желанию, сдавали их в рекруты в зачет будущих наборов, отправляли в Сибирь на поселение; одним словом, вообще употребляли разные средства, чтобы избавиться от излишнего числа людей и чтобы сколь возможно меньшее число их наделять землею. За сим некоторые, но весьма немногие помещики, не изменяя прежнего управления, своими несправедливыми и суровыми поступками выводили крестьян из терпения.

Крестьяне, с своей стороны, при ожидании переворота в их судьбе, находятся в напряженном состоянии и могут легко раздражиться от какого- либо внешнего повода. У них, как выражаются помещики, руки опустились, и они не хотят не за что приниматься с усердием. Многие понимают свободу в смысле вольницы; некоторые думают, что земля столько же принадлежит им, сколько помещикам; еще же более убеждены, что им принадлежат дома и усадьбы. Как помещики, страшась чересполосности и не желая иметь соседями крестьян-домовладельцев, более всего возражают против уступки им усадеб, так и крестьяне не могут понять, почему они должны будут выкупать усадьбы, которые ими обстроены и в которых жили отцы и деды их. Беспорядки, наиболее теперь случающиеся, состоят в том, что крепостные люди или уклоняются от платежа оброка и от других повинностей или оказывают неповиновение старостам и самим владельцам. Волнения целых деревень, требовавшие личного действия высших губернских властей или пособия воинских команд, происходили там, где помещики в распоряжениях своих не сообразовались с настоящим духом времени или где являлись подстрекатели. Такие волнения, более или менее важные, проявлялись в продолжение года в 25 губерниях.

Для устранения злоупотреблений помещичьей власти и для прекращения неустройств между крестьянами меры принимались немедленно. В отношении дворян – Главным комитетом по крестьянскому делу объявлены Высочайшие повеления, чтобы усадьбы не переносились и чтобы крестьяне не были переселяемы даже в одном и том же имении иначе, как по очевидной надобности, без малейшего обременения крестьян; чтобы крепостные люди без земли отпускались на волю только по обоюдному согласию обеих сторон; чтобы при представлении крестьян в рекруты и для переселения в Сибирь были соблюдаемы все правила, постановленные законами в отвращение несправедливого произвола владельцев. Сверх того, Главным комитетом потребованы сведения о положении мелкопоместных дворян, в видах заботливости о будущей их участи; предположены меры к размежеванию помещичьих земель и приступлено к соображениям об устройстве как местного управления, так и учреждений для разбора недоумений и споров между помещиками и крестьянами.

В отношении крестьян, при ослушаниях их и волнении, земские и полицейские власти, совместно, в нужных случаях, с жандармскими штаб-офицерами, действовали с надлежащею быстротою; иногда являлись на место происшествия сами начальники губерний, и требовалось содействие воинских команд. К счастью, русский народ, хотя легко увлекается опрометчивыми порывами и верит всяким внушениям, но столь же скоро покоряется твердости и благоразумным действиям. Ни одна смута не принимала значительных размеров и долго не продолжалась. Хотя случаев неповиновения было в сложности довольно много; но в обширной Империи они почти незаметны. Если же взять во внимание покорность крестьян в большей части помещичьих имений, то можно сказать, что общее спокойствие сохранено и что беспорядков доселе происходило несравненно менее, чем ожидали и предсказывали⁷⁷⁸.

Равным образом, хотя почти все дворяне недовольны и хотя некоторые из них выражаются иногда даже с ожесточением; но подозревать их в злоумышленном противодействии правительству или в наклонности к каким-либо тайным замыслам нет еще основания. Весь ропот их проистекает от опасений, что достаток их уменьшится, а у многих даже уничтожится, и эти опасения столь близки к сердцу каждого, что ропот дворян есть явление весьма естественное. Он тем боле понятен, что помещики не имеют никакого доверия к составу Главного комитета по крестьянскому вопросу, будучи убеждены, что ни один из членов сего комитета не имеет практических сведений о сельском быте и местных потребностях России⁷⁷⁹.

Теперь весь успех дела будет зависеть от выбора опытных дворян, которые должны образовать одну из редакционных комиссий Главного комитета. Выбор этот чрезвычайно важен и один может успокоить сословия, ожидающие нового порядка; по сему, назначение в комиссии людей известных во внутренних губерниях своими познаниями по разным отраслям хозяйства есть непременное условие будущего благосостояния Империи.

Здесь я обязываюсь выразить уверенность, что в конце текущего года объявление, хотя в главных чертах, положительных оснований правительства для улучшения состояния помещичьих крестьян, необходимо. При начале работ, возложенных на Главный комитет, я твердо надеялся, что в течение двух или трех⁷⁸⁰ лет ими можно будет заниматься без всяких затруднений и без успокоительных указов, о коих в то время так много говорили. Надежды мои с помощью Божьею оправдались, но ныне обстоятельства другие, терпению при ожиданиях есть предел; следовательно, окончанием означенных работ долго медлить невозможно.

В заключение я не могу не повторить сказанное мною в обзоре 1857 года, что строгое соблюдение существующего порядка, каков бы он ни был; улучшение состава местных управлений, в особенности тщательный выбор начальников губерний, и правильное расположение войск, должны составлять существенные ручательства за дальнейшее сохранение спокойствия в государстве⁷⁸¹.

Все, что заключается в очерке главных управлений государства, представленном мною Вашему Императорскому Величеству в минувшем году, я нахожусь в необходимости повторить и теперь. Главные начальствующие лица, кроме министров народного просвещения⁷⁸² и финансов, остались те же самые и потому означенные управления измениться не могли. Я прибавлю, что надежды, возлагавшиеся на некоторых из помянутых лиц, доселе еще не осуществлены. Настоящий год будет, может быть, счастливее. Что касается до новых министров, то мнения о каждом из них не получили еще твердого основания, так как, по недавнему поступлению их в должности, ими занимаемые, время не позволило намерениям их обнаружиться положительными действиями.

Тайный советник Ковалевский одарен, по общему заключению, высоким благородством, хладнокровием и рассудительностью. Он исполняет свои обязанности, придерживаясь во всем средины, и, хотя с умеренностью, но останавливает порывы литературы. Качества эти, при настоящих обстоятельствах, весьма важны, ибо стремление к высшему просвещению и желание распространить образование на все сословия возбуждены в сильной степени, а писатели наши желают усвоить себе право общественного голоса и суда. За тем, достаточно ли в т. с. Ковалевском предприимчивости и твердости для чрезвычайных случаев, это может решиться одним только опытом.

Тайный советник Княжевич почти всю службу свою провел в министерстве финансов и, при способностях своих, должен был приобресть по этой части опытность несомненную. Она доказывается на деле; но высший его взгляд на жизненную ветвь государственного управления, ему вверенную, вполне еще не объяснился. Все, однако же, с радостью видят решимость его изменить откупную систему, которая, по вредности ее влияния на нравы, естественно признается несоответствующею достоинству правительства. Желательно, чтобы предложения министра удовлетворили общие ожидания, ибо не должно терять из вида, что откуп составляет, хотя прискорбный, но один из главных доходов казны.

Вообще трудности, с которыми Вашему Императорскому Величеству предопределено вести борьбу, – неисчислимы; но Бог видит чистоту Вашего сердца и благословит Ваши дела на славу и благоденствие России⁷⁸³.

Генерал-адъютант князь Долгоруков

6 марта 1859 года

По примеру предшествовавших лет, независимо от общего отчета по Высочайше вверенному мне управлению, я поставляю себе долгом всеподданнейше представить Вашему Императорскому Величеству обзор действий революционной пропаганды и политический очерк внутреннего состояния России в 1859 году.

Деятельность заграничных возмутителей начала уже в конце 1858 года принимать огромные размеры. Она объяснилась при развитии весною 1859 г. итальянского вопроса⁷⁸⁵, который обращал на себя все их внимание, обещая им обильную жатву на поле революции. Хотя главы демократической партии, как видно было из печатаемых ими в Лондоне и Париже периодических изданий, не доверяли политике императора Наполеона и предпочли бы, вместо вооруженного заступничества монархической державы, видеть в Италии общее восстание; но, тем не менее, они надеялись, что война увлечет государя Франции далее, чем он предполагает, и что между тем они успеют раздуть пламя мятежа по всей Европе. Мадзини. соединившийся в этих видах с венгерскими и польскими демократами в Лондоне, встретил, однако же, неожиданное им противодействие со стороны Сардинского правительства, которое перед тем потворствовало его интригам, допустив его даже в свои пределы. В самом начале войны издаваемый Мадзини революционный журнал «Pensiero ed azione»⁷⁸⁶ был запрещен в Пьемонте и конфискован уже на дороге туда во Франции, а итальянским выходцам, которых он намеревался отправить в Италию, отказано со стороны сардинского и французского посольств в Лондоне в засвидетельствовании их паспортов. Затем Мадзини обратил все свои усилия на возмущение средней Италии, куда он неоднократно отправлялся с главными своими друзьями, а в журнале своем восставал против Наполеона и Виктора Эммануила⁷⁸⁷ внушая итальянцам, что единство и независимость Италии могут быть достигнуты не иначе, как чрез революцию. В духе этом он написал еще недавно прокламацию к юным волонтерам, состоящим под итальянским знаменем.

Представители венгерских выходцев Коссут, Клапка и Телеки⁷⁸⁸ снабжены были в мае минувшего года от французского в Лондоне посольства паспортами для выезда в Сардинию, откуда они, по сведениям различных политических журналов, должны были отправиться в Венгрию для возбуждения там восстания. Заключение мира в Виллафранке⁷⁸⁹ остановило исполнение этого плана. Коссут и его товарищи возвратились в Лондон, но посеянные ими семена восходят в Венгрии, как доказывает усиливающееся там народное волнение. Коссут недавно еще выразил в собрании выходцев, что дело Венгрии может уже обойтись без пропаганды и внутренних заговоров, ибо меры эти делаются излишними там, где одна общая мысль овладела всем народом.

Германская демократическая эмиграция весьма многочисленна в Англии, но главный пункт ее политических интриг находится в Швейцарии. Выходцы этой партии были весьма деятельны в продолжение минувшего года. Из секретных заграничных сведений было видно, что немецкие выходцы особенно старались действовать в своем отечестве на класс работников распространением между ними прокламаций коммунистического содержания, каковые появились в Гамбурге и Франкфурте-на-Майне, и что они имели влияние на образовавшиеся впоследствии политические партии в Гота и Эйзенахе. В главе германских демократов стоит известный демагог и бывший профессор Боннского университета Кинкель⁷⁹⁰ бежавший из крепости Шпандау, где он содержался после участия принятого им в 1848 г. в возмущении в Бадене, и издающий ныне в Лондоне журнал под названием «Герман»⁷⁹¹. Выходец Бискамп издает другую возмутительную газету «Das Volk»⁷⁹², а доктор Леве⁷⁹³ бывший президентом Германского парламента в 1848 году, состоит в тесной связи с Женевским демократом Фези. Немецкие выходцы образовали между собою различные общества в Лондоне и принимают сильное участие в «международном союзе», для которого один из них, Гильман. написал в 1859 году новые статуты. Общество это, в совете которого заседают по два члена из всех поступивших в оное национальностей, не исключая русской, представляемой там Герценом, как известно ныне положительно, а вероятно еще и Огаревым. – состоит в сношениях с английскими шартистами⁷⁹⁴ и американскими демократами. Распространяя влияние свое на государства Европы, оно имеет целью ниспровержение всех правительств и уничтожение всех привилегий для создания общей социально-демократической республики. По частным донесениям в 1859 г. образовался в Лондоне новый союз под названием «Thomas Münzer Verein»⁷⁹⁵, которого главный предмет состоит в развитии революционных замыслов в разных государствах Европы; отправленные же союзом этим эмиссары состоят преимущественно из швейцарских и французских ремесленников, которые носят на себе для узнания друг друга особый знак. Рисунок оного также сообщен. Сведения по сему предмету были переданы наместнику Царства Польского⁷⁹⁶ и генерал-губернаторам Западных губерний.

Французская эмиграция ослабла в 1859 году относительно численности вследствие общей амнистии, дарованной императором Наполеоном политическим преступникам; но главные революционеры, как-то: Феликс Пиат, Ледрю-Роллен, Виктор Гюго⁷⁹⁷, Луи Блан⁷⁹⁸ Таландье и Жара, оною не воспользовались, а существующая в Лондоне «Commune revolutionnaire» (Marianne), в которой председательствует Пиат. усугубила в последнее время свою деятельность и, по секретным оттуда донесениям, готовит новые планы против жизни Наполеона. Другие французские выходцы, из числа более замечательных, воспользовавшись амнистиею, взяли в Брюсселе паспорты на возвращение во Францию чрез Швейцарию и Италию, что возбудило подозрение в намерении их совещаться с тамошними демократами пред возвращением во Францию. Основательность сведений о новых замыслах, готовящихся против существующего во Франции правления, подтверждается предпринимаемыми со стороны Наполеона мерами предосторожности, особенно же преобразованием Парижской префектуры. В минувшем декабре месяце она освобождена от значительной части прежних ее обязанностей, с возложением на нее исключительно наблюдения за порядком и общественною безопасностью и с распространением круга ее действий в последнем отношении уже не на один Париж, а на все департаменты Империи.

Польская эмиграция несравненно многочисленнее во Франции, нежели в Англии, ибо в первой остаются поныне около 4000 человек, тогда как в последней находятся не более 700; но гражданские учреждения Англии и соединение в Лондоне злейших демократов из всех стран Европы дают сравнительно небольшому там числу поляков более возможности к революционным проискам. Впрочем, и в Париже польская демокрация⁷⁹⁹ имеет усердного поборника в лице известного Людвига Мирославского. прославившегося уже в 1846 и 1848 годах начальником мятежнических польских шаек. Отделяясь в 1858 году от «Центрального польского общества» в Лондоне, которое он упрекал в бездеятельности и неспособности, Мирославский образовал в Париже особый союз под названием «Kolo Міroslawkiego» (Круг Мирославского). Он сам преподает польскому юношеству военные науки и упражняет оное в военной службе, а вместе с тем партия его издает журнал под названием «Przegled rzeczy polskich» (Обзор дел польских), в котором в 1859 году обратили на себя особое внимание две приписываемые ему статьи: о необходимости восстания Польши и о возможности этого восстания посредством систематической организации во всех польских провинциях «революционных кадров».

Барон Филипп Иванович Бруннов

Аристократическая партия польской эмиграции, представляемая во Франции Адамом Чарториским. а в Англии Ладиславом Замойским, совершенно отделилась от демократов, как видно из выходящего в Париже органа помянутой партии «Viadomosci polskie», восстающего против возмутительных статей Мирославского и против подобных внушений Лондонского журнала «Demokrata polski», издаваемого под руководством выходцев Тхоржевского и Свентославского. Аристократическая партия ожидает осуществления своих надежд на восстановление независимости Польши преимущественно от посредничества наполеоновой Франции, считая необходимым условием сего посредничества, чтобы весь край, подобно Италии, чрез умножение и сосредоточение своих нравственных и материальных сил и чрез оживление национального чувства, приготовлял энергическое восстание к тому времени, которое наполеоновская политика найдет удобнейшим для приведения в порядок так называемого польского вопроса. Посему партия эта опасается всякой преждевременной вспышки со стороны поляков и противодействует подстреканиям возмутителей, требующих неотлагательного восстания. Аристократы не теряют при этом из вида и личные свои выгоды, которым сильно угрожают идеи социализма противной партии.

По секретным сведениям, в продолжение последней войны Ладислав Замойский обращался к императору Наполеону с предложением составить польский легион в Италии, но предложение его принято не было. Отдельные польские выходцы записывались волонтерами в корпус принца Наполеона, а некоторые поляки, служившие прежде в Сардинской армии и уволенные из оной в 1850 году, поступили вновь туда на службу. Из дошедшей до наместника Царства Польского выписки из письма одного из упомянутых офицеров, Пионтковского. видно, что, находясь среди итальянских войск, он старался возбуждать участие их к своему отечеству. Между тем, Чарториский был деятелен в Париже: польские аристократы обоего пола ежедневно собирались в его доме до поздней ночи, и все кипело там надеждою на окончательное участие Наполеона в деле восстановления Польши, с подкреплением этой надежды частыми молитвами под назиданием католических монахов. Чарториский и после окончания войны не переставал поддерживать дух своих соотечественников, хвастая влиянием своим на Европейские кабинеты, а вместе с тем недавно еще требовал сбора денег в его распоряжение. Он имеет жарких приверженцев, но, вообще говоря, совершенно потерял прежний вес, расстроив свое состояние на политические интриги, на пособия выходцам и на учреждение разных воспитательных заведений в Париже для польского юношества, из коих замечательнейшие суть: Батиньольское училище, военная школа Мон-Парнас в Монмартре и девичье училище в отеле Ламберт, под личным надзором княгини Чарториской. Демократическая партия, указывая в своих журналах на происки Чарториского и на искательства его то в Париже, то в Вене, то опять в Париже, называет его человеком ничтожным и вредившим Польше с самого восстания 1830 года, которое не удалось будто бы по его вине.

29 минувшего ноября польские выходцы в Париже и в Лондоне праздновали годовщину последней польской революции, но и в этом случае не было сближения между партиями аристократическою и демократическою. Каждая из них собиралась отдельно, утром в церквах для молебствия, а вечером в избранных ими частных домах для произнесения патриотических речей. Князь Чарториский не присутствовал в собрании своей партии по причине смерти его тещи, княгини Сапиега. но выходец Моравский⁸⁰⁰ прочел его письмо, коим князь просил эмиграцию сохранить и к сыновьям его, и к мужу дочери его, графу Дзялынскому⁸⁰¹, ту преданность и доверие, которое он, Чарториский. заслужил 70-летним его попечением о благе Польши. По словам журнала «Demokrata polski», помянутое письмо Чарториского выражает династические его виды. Собрания демократов были гораздо многочисленнее и более оживлены. Из произнесенных в Париже речей замечательна речь Людвига Мирославского, который, бросив на воздух красную шапку с павлиным пером⁸⁰² в знак, что будущая польская республика должна быть красною, упрекал Польшу, что она не вооружилась ни в 1848 году, ни во время Крымской войны, и возбуждал поляков к скорейшему восстанию. В Лондоне председательствовавший в собрании выходцев Булевский⁸⁰³ вещевал членов демократического союза быть каждую минуту готовыми поднять оружие для освобождения отечества, хотя нельзя определить, когда наступит для того срок. Указывая на настоящие уступки «угнетателей» Польши, как на знак политической их слабости, оратор советовал требовать все более и более подобных уступок, дабы, восстановив постепенно народные силы, исторгнуть ими то, чего нельзя ожидать от дипломатических соображений.

В Познани и Галиции не было в 1859 году никаких громких происшествий, и тамошние поляки воздержались в продолжение войны от всяких демонстраций. Тем не менее, в Познани замечено было еще в начале года возбуждение национального чувства, восхваленное органами эмиграции, по случаю выбора нескольких польских патриотов депутатами на Прусский сейм в Берлине и оказанной ими в прениях самостоятельности в глазах Европы. Один депутат, Бентковский⁸⁰⁴ жаловался на систематическое ограничение и преследование преподавания польского языка в герцогстве Познанском. Другой депутат, Неголевский⁸⁰⁵ обнаружил перед сеймом умышленное распространение чиновниками познанской полиции экземпляров возмутительной прокламации, дабы набросить подозрение на замыслы поляков. Наконец, граф Дзялынский отказался от звания депутата, не желая дать своего голоса на предложение прусского министерства по предмету экстренной подати на военные потребности. Прочие же польские депутаты по обсуждении между собою этого обстоятельства хотя и изъявили на предложение министерства согласие, дабы не навлечь притязаний на их провинцию со стороны прусских властей, но поставили условием своего согласия, чтобы деньги, которые поступят от помянутой меры, были употреблены не против итальянского дела, а единственно для охранения прусских границ. Заграничные двигатели польского вопроса с особым ожесточением смотрят на успехи германизации в Познани и порицают тамошних дворян за их расточительность и дурное управление их имениями, из коих уже 550 по несостоятельности помещиков проданы и поступили во владение немцев.

В Галиции, несмотря на удаление оттуда во время войны значительной части австрийских войск, жители также оставались спокойными. Бывший губернатор Галиции, граф Голуховский⁸⁰⁶, в течение 10-тилетнего его управления краем очистил оный от выходцев. Благоразумными уступками просьбам поляков насчет преподавания в училищах польского языка и насчет других предметов, в сущности, не изменившими, впрочем, их быта, он приобрел их расположение, так что при назначении его министром внутренних дел они устроили в честь его публичное торжество. В ноябре месяце краковские студенты, следуя примеру венгерских, отправили в Вену депутацию с ходатайством, чтобы лекции читались им на польском языке. Это было единственным в минувшем году изъявлением национальных чувств в Галиции, где, по словам демократических органов, все мертво, особенно в классе дворян, обедневших и находящихся еще под влиянием испытанных ими бедствий со стороны их крестьян. Между сими последними, на преданность коих надеется австрийское правительство, начинает, по замечанию тех же органов демокрации, являться реакция: став в непосредственные отношения к местному начальству и испытывая часто несправедливость и притеснения, они делаются к нему враждебными. В доказательство этого приводят те же органы, что во всех тюрьмах Галиции можно видеть крестьян, судимых за оскорбление словами австрийского правительства и императора. Эмиграции известно, что в Галиции от распространения панславянизма рождается сочувствие к России, и таковое стремление объясняется желанием тамошних жителей избавиться, во что бы ни стало, от ненавистного владычества немцев.

В Царстве Польском в течение минувшего года все было тихо, хотя нельзя допустить, чтобы туда не доходили возмутительные подстрекания заграничной демокрации и чтобы события в Италии, которым поляки оказывали сильное сочувствие, не порождали в них тайных надежд на восстановление Польши. Судя по направлению действий наших поляков должно думать, что они более внемлют наставлениям аристократической партии насчет приготовления будущей их независимости увеличением внутреннего благосостояния и оживлением национального чувства, чем возмутительным воззваниям заграничных демократов. В продолжение войны удалились тайно из Царства Польского с намерением сражаться за свободу Италии не более трех молодых людей, тогда как в 1846–1848 годах число бежавших за границу для присоединения к мятежникам того времени было очень значительно. Учрежденное в Царстве агрономическое общество под председательством графа Замойского⁸⁰⁷, имеющее уже до 4000 членов, старается об улучшении сельского хозяйства. При строгом наблюдении начальства за этим обществом, оно не могло приобресть политического значения, хотя нельзя ручаться, чтобы эта цель была совершенно чужда мысли об его учреждении. Журнал «Demokrata polski» в одном из последних его листков поместил ответ безымянного члена агрономического общества на сделанный тем журналом упрек в холодности общества к отечественному вопросу следующего содержания: «Обвинение целого общества несправедливо; оно должно пасть на президента и на членов совета, которыми вообще недовольны. С другой стороны, нельзя не заметить, что им всем следует действовать с крайнею осторожностью, дабы не навлечь подозрения местного начальства, весьма недоверчивого к этому учреждению». Литературная деятельность в Царстве с некоторого времени очень развилась. Там печатаются сочинения по разным отраслям наук и выходят многие журналы, из которых самый замечательный «Gazeta Warszawska» имеет 10 000 читателей. С недавнего времени издается в Варшаве журнал под названием «Biblioteka», который стремится к учреждению в Царстве общества литераторов, так как другое периодическое издание «Roczniki Gospo- darstwa» достигло уже своей цели учреждением агрономического общества. Завязавшаяся в минувшем году ссора между редактором Варшавской газеты Лешновским и зажиточными евреями, которых он, по поводу невнимания их к таланту артистки Неруда, обвинял в своей газете, что они покровительствуют только своим единоверцам, тотчас обратила нарекания заграничной пропаганды на таковой поступок Лешновского как вредящий сохранению политического единства жителей Царства, необходимого для достижения общей народной цели.

Пограничный наш комиссар по делам с Пруссиею донес в июле минувшего года, что Нейденбургский ландрат задержал тринадцать центнеров пороха, назначенных к отправлению в Царство Польское, и что в Нейденбурге неизвестный поляк хотел заказать 200 ружей, обещав делать таковые заказы и впредь. Наместник Царства Польского, которому сообщено было донесение пограничного комиссара, отозвался, что в одно время с этим сообщением он получил уведомление о большом транспорте пороха, задержанном близ Кенигсберга, но что, несмотря на все принятые с его стороны меры для удостоверения в действительном назначении сказанного порохового транспорта, получены только такие сведения, по которым можно заключать, что порох предназначен был к ввозу в Царство Польское не с политическою целью, но в виде контрабанды, для распродажи по мелким частям на обыкновенные потребности. Что же касается оружия, заказанного будто бы в Нейденбурге для Царства Польского, то, по произведенному разысканию, никаких сведений о нем невозможно было собрать.

Наместник бдительно следит за происками заграничных руководителей поляков и вообще сим последним не доверяет. По поводу появившейся в минувшем декабре в «Demokrata polski» статьи, которою дается полякам наставление волновать народ всеми способами, дабы довести раздражение его против правительства до высшей степени, князь Горчаков писал, что он удостоверился, что всякое снисхождение, оказанное правительством, служит только поводом к новым подобным домогательствам с целью довести постепенно народное волнение до той точки, на которой явный мятеж мог бы быть поднят с успехом. Должно ожидать от опытности наместника, что изъясненный, без сомнения справедливый, взгляд его на положение дел в Царстве не увлечет его к мерам, которые имели бы вид незаслуженного преследования поляков.

В Западных губерниях равным образом не замечено со стороны поляков никаких противозаконных покушений под влиянием революционной пропаганды. Доходили сведения о появившихся между ними возмутительных брошюрах, из коих одна под заглавием «Coteraz robic» (Что теперь делать), а другая с предсказаниями на 1860 год. Сверх того в июле месяце, т. е. при самом разгаре войны, получено возбудившее надежды поляков письмо выходца Оборского⁸⁰⁸ к неизвестному лицу, которое указывало на существование в Познанском герцогстве центрального комитета заговора (Comité central de conspiration), a в особом, приложенном в копии письме этого комитета к лондонским полякам заключалась просьба выслать возмутительную прокламацию для распространения оной во всех польских провинциях, особенно же в Царстве Польском и Западных губерниях, где расположение умов представляется наиболее для того выгодным. По всем таковым сведениям делаемы были местными главными начальниками самые тщательные разведывания, но помянутых воззваний нигде не обнаружено и никто не подавал подозрения в хранении у себя подобных сочинений. На освобождение крестьян в Западных губерниях заграничные демократы смотрят как на меру, которою только дворянство должно было бы воспользоваться, став в главе этого предприятия и даровав крестьянам свободу безусловную, дабы привязать их к себе, причем поставить их в положение свободных граждан, вместо того чтобы принять предоставленную дворянству в губернских комитетах жалкую роль, и вынуждено соглашаться на потерю собственности, не приобретая взамен оной свободных помощников в деле восстановления польской независимости. Действия дворян не доказали до сего времени, чтобы они покорялись столь коварным наставлениям эмиграции, и каковы бы ни были сокровенные их чувства, но они не дали повода подозревать их в положительном злоумышлении против правительства. Заготовленный подольскими дворянами адрес, который они желали подать лично Вашему Императорскому Величеству в Каменце, указывал, однако ж, на мечты их восстановлении польской народности в Западном крае.

В мае минувшего года президент Познанской полиции сообщил российскому пограничному комиссару имена 4-х эмиссаров, отправленных будто бы из Парижа польскою революционною партиею в бывшие польские провинции. Против лиц этих были приняты меры предосторожности, но они, по-видимому, в пределах наших не появлялись. Кроме того, прусский консул в Галацах донес своему правительству о 10-ти эмиссарах, большею частью венгерцах, которые были посланы панславянскою заграничною партиею в Придунайские княжества и, показываясь часто в Тульче, Браилове, Измаиле и Галацах, состояли в постоянных сношениях с французским консулом в Сулине и сардинским – в Галацах. Наместник Царства Польского признал нужным установить и за этими эмиссарами наблюдение, подозревая, что кроме распространения идей панславянизма они легко могут иметь поручение приготовить возмущение в Венгрии или соседней с Царством Галиции. В декабре 1858 года задержан был в Кракове подозрительный монах Кассевич. Человек этот показал себя при допросах уроженцем Царства Польского Карвицким. исключенным из духовного звания, отданным в солдаты, успевшим бежать за границу, где состоял в связях с главными польскими выходцами, и потом поступившим вновь в Риме в орден капуцинов, от которого имел поручение в Кракове по делам ордена. Австрийское правительство сначала предполагало передать Карвицкого в Царство, но впоследствии уведомило, что он освобожден и что местопребывание его неизвестно. В 1858 же году арестован был в Познани Эгмонт Ревит. оказавшийся польским беглецом Яковом Маевским. Навлекши на себя подозрение в прибытии в Познань в качестве эмиссара революционного общества, он приговорен в исходе 1859 г. к двухгодовому заключению и к высылке затем из Прусских владений. Сделано распоряжение, чтобы как Маевский (Ревит). так и вышеупомянутый Карвицкий (Кассевич) не были пропущены в пределы империи. Подобная мера принята была и в отношении венгерца Баниа. которого австрийская полиция замечала блуждающим в окрестностях Кракова.

Римский двор, не оставляя без внимания религиозные чувства поляков, с давнего времени и поныне пользуется оными для утверждения своего влияния в землях, населенных племенами польского происхождения. Действия в этом отношении католицизма производятся самым тайным, но вместе с тем упорным образом, и прикрываются завесою законности. Партия Чарториского, которой сочувствует почти вся польская шляхта, особенно женский пол, упирается на преданности и уважении ее к католическому престолу. Доказательством же, что сей последний поддерживает это направление польского дворянства для собственных политических видов, может служить, между прочим, оказываемое со стороны оного особое покровительство учрежденному недавно в Риме и Париже польскими выходцами Кейссевичем, Семененкой и Еловепким духовному ордену под названием «Smertwowstancy» (Prêtres de la résurrection). По восторженному взгляду, выраженному в брошюре Альберта Jijot под заглавием «La Pologne en 1859», Польша представляется страною, избранною Богом, испытанною мучениями и имеющею великое в будущности призвание установить власть Евангелия в делах мирских. Миссионеры этого ордена заботятся о поддержании колеблющейся веры и об оживлении патриотических чувств между польскими выходцами. Вообще влияние католицизма на положение дел в Царстве Польском и в Западных губерниях носит отпечаток самого неприязненного российскому правительству. В Царстве неприязнь эта имеет значение чисто политическое, а в Западном крае с ним соединяется и религиозная цель по причине соревнования там двух церквей, православной и римско-католической. Хотя в том крае несравненно менее католиков, нежели православных, но в числе первых состоят почти все помещики и дворяне и вообще образованный класс жителей, тогда как большинство народонаселения, исповедующее греко-российскую веру, составлено из крестьян, которые, быв униатами, недостаточно еще укрепились в добросовестном исполнении обрядов православной церкви. К сему присоединяется еще различие в положении духовенства обеих церквей: православные сельские священники, обремененные семействами, живут в бедности, не получая от помещиков никакого пособия, и, по низкой степени их образования, вообще равнодушны к исполнению своих обязанностей. Напротив того, католические ксендзы, будучи одиноки, живут в довольстве и принадлежа по просвещению, а иногда и по происхождению, к кругу дворян, пользуются их покровительством, занимаются воспитанием юношества и вообще неутомимы в кругу их деятельности. Таким образом, несмотря на ограниченность числа католических священников в сравнении с русскими, они имеют гораздо более влияния на развитие нравственного и политического духа народа, не исключая и православной части оного. Неблагонамеренность ксендзов к правительству обнаруживается, между прочим, совращением в католицизм перешедших в православную церковь униатов и крещением детей их по католическому обряду. В последние годы замечено, что они действовали в этом отношении с большею противу прежнего отважностию, не довольствуясь соблазнением отдельных лиц, но стараясь о совращении даже целых селений. Главные два примера таковых действий были в 1858 году. 1) В Витебской губернии принадлежащие к православной церкви крестьяне помещика Корсака, подученные, по-видимому, ксендзами, в проезд митрополита Жилинского⁸⁰⁹ бросились ему в ноги и просили о принятии их вновь в католическую веру, а потом они, по совету митрополита, обратились по сему предмету со всеподданнейшим прошением. После продолжительных неуспешных стараний местного начальства, которому крестьяне отвечали, что в настоящее царствование всем подданным Империи предоставлена полная свобода вероисповеданий, – они были, наконец, приведены к послушанию и принятию Св. причастия по обряду православному благоразумными распоряжениями посланного в Витебскую губернию сенатора Щербинина⁸¹⁰. 2) В Гродненской губернии в казенном селе Порозове совращены были в католицизм около ста православных крестьян. Об этом произведено было следствие, и местное окружное начальство должно было принять меры строгости для возвращения упорствовавших на лоно православия. По окончании сего дела, в 1859 году возникло между Литовским митрополитом Иосифом⁸¹¹ и генерал-губернатором⁸¹² несогласие, и хотя генерал-адъютант Назимов главную причину случившегося приписывал нерадению русского священника Станкевича, но митрополит Иосиф пред тем еще обратился к Вашему Императорскому Величеству с письмом, в коем изъяснил опасения свои насчет общего ниспровержения великого подвига, ознаменовавшего прошедшее царствование присоединением униатов к православию. Кроме вышеизложенного, в минувшем году получены сведения из Гродненской губернии, что с некоторых пор католическое духовенство с особенным рвением проповедует своим прихожанам как о превосходстве католической веры, так равно о необходимости поддерживать оную всеми возможными средствами, не допуская никого совращаться в другие исповедания и стараясь о распространении католицизма. Вместе с тем, имеется известие, что в числе богомольцев, отправляющихся в м. Яново в Царстве Польском на поклонение мощам Св. Виктора (присланным недавно Папою⁸¹³ графине Потоцкой), бывают и воссоединенные униаты, которые одинаково с католиками допускаются там к исповеди и Св. причастию⁸¹⁴. В Ковенской губернии ксендз Юрашко был заключен в монастырь за говоренные им крестьянам проповеди коммунистического содержания, а некоторые другие католические священники дозволяли себе произносить крестьянам возмутительные речи против помещиков. В течение минувшего года замечалось также неоднократно и в Ковенской, и в Минской губерниях изъявление крестьянами несвойственного вообще им желания, чтобы дети их были обучаемы польскому языку. Наконец, от помещиков Волынской губернии поступила к Киевскому военному губернатору просьба о разрешении приходскому католическому духовенству преподавать крестьянским детям первые начала веры в костелах, но в таковом домогательстве князь Васильчиков усмотрел скрытную мысль дворян иметь чрез духовенство влияние на крестьян в видах польского патриотизма, и потому оно оставлено без последствий. Подобные попытки, без всякого сомнения, будут возобновляться и впредь. Внимательное наблюдение за ними необходимо и предупреждение вредных последствий, которые могут ими быть произведены, должно составлять предмет особенной заботливости местных властей⁸¹⁵.

Внутреннее состояние России в течение 1859 года было вообще удовлетворительно. Народное спокойствие хотя в некоторых губерниях и нарушалось, но было восстановляемо скоро и без особенных затруднений. Вредные замыслы на самом деле не обнаруживались; однако же мысли о преобразованиях в духе широкой независимости и неудовольствие против правительственных распоряжений в существенных государственных вопросах оказывались во многих случаях.

Преимущественное внимание образованных сословий обращено было на крестьянское дело и на некоторые другие новые предположения особенной важности.

Предположения эти не могли не возникнуть с наступающим освобождением крестьян. Действительно, для устройства их быта и введения нового порядка в хозяйстве помещиков нужны кредит и земские банки. Между тем чрезмерный наплыв бумажных денег, исчезновение монеты, а также колеблющееся доверие к нашим акционерным компаниям и к другим промышленным предприятиям произвели падение курсов, застой в торговых делах и тягости для жизни, особенно бедных людей. Кроме того, при соображении средств к восстановлению доверия к финансам и ценности денег, открылись ошибочные основания наших кредитных учреждений.

С другой стороны, давние жалобы на лицеприятие и злоупотребления в судах убедили, что упрощение судопроизводства необходимо без отлагательства.

Затем, непомерное усиление литературной деятельности потребовало новых цензурных правил.

Одним словом, все части государственного управления более или менее подвергаются изменениям, и хотя, может быть, Россию ожидает будущность счастливая, но настоящее переходное ее состояние естественным образом возбуждает опасения и порицания.

Впрочем, трудность борьбы не может и не должна останавливать правительство в исполнении предначертаний, клонящихся к благу государства. Никакое важное предприятие без противодействия не совершалось, и успех его несомненен, если оно основано на пользе, беспристрастии к сословиям и законности.

В 1859 году все губернские комитеты по крестьянскому делу привели свои занятия к концу. Учрежденные в С.-Петербурге редакционные комиссии составляли свод из положений этих комитетов и общие по оным соображения. Журналам комиссий дана была некоторая известность. Дворяне, нетерпеливо следящие за ходом этого дела, столько для них существенного, разбирали каждое постановление комиссий в подробности и, образуя из себя огромное множество интересованных⁸¹⁶ судей, находили, что ожидания их не удовлетворялись.

Главные замечания их состояли в том:

что выводы редакционных комиссий не верны и не могут быть верными, ибо статистические данные, полученные ими из Министерства внутренних дел, относятся большею частью к старому времени, сведения же, представленные губернскими комитетами, собирались только приблизительные, в каждом уезде по разным способам, во многих местах со слов приказчиков и старост и везде – без достаточной поверки на деле;

что, кроме того, в заключениях комиссий не рассчитаны разность климатов, производительность или непроизводительность земли, близость или дальность от мест сбыта продуктов и другие выгоды или невыгоды каждого поместья;

что даже губернские комитеты не могли представить точных по сим предметам определений, ибо предписанного для их занятий 6-месячного срока было слишком недостаточно, и

что назначение наделов землею, повинностей крестьян и меры вознаграждения помещикам за отходящую от них собственность по сведениям неверным повлекло бы за собою бедствие половины России.

Независимо от общих причин тревожного состояния дворянства, которые я полагаю неуместным здесь повторять, так как они были выражены в отчете моем за 1858 год, помещики думают:

что при утверждении того расчета, по которому надел земли определен редакционными комиссиями для полосы черноземной, нечерноземной и степной, две трети их должны будут лишиться всей земли без остатка;

что крестьяне, неумеренно наделенные землею, не будут иметь ни времени, ни надобности работать по найму, или несоразмерно возвысят цену за труд;

что от этого помещичьи земли останутся невозделанными;

что за тем неизбежно последуют многолетний недостаток хлеба, застой торговли, дороговизна, расстройство дворянства и самих крестьян, а быть может – и беспорядки в государстве.

Вызванные в С.-Петербург члены губернских комитетов первого приглашения желали все это представить на благоусмотрение правительства; но мнения их, как они жаловались, приняты были без благосклонности, от чего последовала неправильность и опрометчивость в их собственных действиях. Высшее начальство нашлось вынужденным выразить большей части из них неудовольствие, и, возвратясь в губернии оскорбленными, они усилили чувство озлобления, которое, к сожалению, распространено уже было между дворянством прежде.

Теперь находятся в С.-Петербурге члены второго приглашения. Они занимаются делом своим усердно и искренно признательны за милостивые слова, которыми Вашему Величеству благоугодно было их удостоить. После того прием, сделанный им графом Паниным, произвел на них впечатление тем более неприятное, что скромным поведением своим они до того времени не заслужили никакого упрека. Но впечатление это изгладится, когда они увидят благонамеренность действий графа, и можно надеяться, что под опытным его руководством труды комиссий получат направление, если не вполне соответствующее всем желаниям, то, по крайней мере, самое близкое к тому, которое дозволит сложность вопроса.

Вообще, раздражение целого сословия всегда почти горестно отражается на будущности государства. К прискорбию, не все лица, стоящие в главе управления, верят этой истине и довольно заботятся о том, чтобы устранять поводы к таковому раздражению. Действия их в этом отношении были часто неосторожны, они не согласовались с тем благорасположением, коего ясное выражение дворянство слышало из собственных уст Вашего Величества, и от того в нем невольно развилось чувство сословной защиты.

Сам покойный генерал-адъютант Ростовцев не мог не сознать в одном из своих всеподданнейших писем, что предпринятое в России преобразование, по праву гражданскому, есть несправедливость от начала до конца, но прибавил, что по праву государственному оно священно и необходимо.

Последнее мнение понятно только для тех, которые близки к Престолу и готовы к самоотвержениям, но первое мнение очевидно для всех без изъятия. Каким же образом можно было ожидать, чтобы 115 000 помещиков, из коих половина (около 55 000) владеют самым ничтожным состоянием (от 1 до 21 души), а потому не могли получить высокого образования, сроднились с мыслью о государственном праве или, лучше сказать, о государственной необходимости (raison d’Etat)! Они видели в предположенных мерах одно только посягательство на их собственность, сопряженное с разорением. При таких убеждениях беспокойство их было неизбежно, и хотя многие из них за неуместные свои поступки достойны были взыскания, но общее нравственное волнение может быть успокоено одною только благосклонностью к человеческим слабостям, тем более заслуженною, что правительство не принимает на себя никакого пожертвования, подобного тому, которое требуется от дворян.

В заключение нельзя не подтвердить, что окончание дела об освобождении крестьян в исходе настоящего года было бы крайне желательно. Трудно с полною уверенностью отвечать, чтобы преобразование это не было сопровождаемо где-либо частными сопротивлениями; но вообще потрясение будет устранено, если внутренняя полиция получит благовременно устройство более надежное и если за действиями как помещиков, так и крестьян, будет неусыпное наблюдение местных властей. Первою их обязанностью должно быть, как до сих пор, предупреждение всякого самоуправства. Допускать его не следует, даже если бы оно казалось вызванным справедливым неудовольствием, ибо при общем тревожном состоянии потворство произволу, на каких бы доводах он ни был основан, ведет к самым пагубным последствиям, давая оружие под разными другими предлогами людям неблагонамеренным. Прежде всего, должен быть подавлен беспорядок, и тогда уже можно приступить к разбору виновных и невинных. Это единственное средство сохранить общественную безопасность во всяком государстве, но особенно в таком разнородном и еще мало образованном, какова Россия⁸¹⁷.

В течение 1859 года случилось у нас событие совершенно неожиданное. Жители низших сословий, которые, как прежде казалось, не могут существовать без вина, начали добровольно воздерживаться от употребления крепких напитков. Это проявилось еще в 1858 году в Ковенской губернии под влиянием римско-католического духовенства, которое с разрешения епархиального начальства в церквах приглашало народ присоединиться к братству трезвости, установленному Папою Пием IX, с обещанием за то его благословения и отпущения грехов. Проповеди сии имели такой успех, что до февраля 1859 года почти вся Ковенская, а вскоре и более половины населения Виленской и Гродненской губерний, принадлежали к братству трезвости.

В то же время подобное стремление возникло в Приволжском крае. Возвышение новым откупом цен на вино, весьма дурное его качество и увеличение дороговизны на все вообще предметы привели крестьян к решимости отказаться от употребления вина, если не навсегда, то, по крайней мере, временно. Это началось в Саратовской, и вслед за тем зароки повторились в Рязанской, Тульской и Калужской губерниях. Крестьяне на мирских сходках добровольно отрекались от вина, целыми обществами составляли о своих обетах письменные условия с назначением денежных штрафов и телесных наказаний тем, которые изменят этому соглашению, и торжественно, с молебствиями, приступали к исполнению условий. Этим примерам последовали в скором времени жители разных местностей Самарской, Орловской, Владимирской, Московской, Костромской, Ярославской, Тверской, Новгородской, а также Воронежской, Курской, Харьковской и других губерний.

Содержатели откупов всемерно старались отклонить крестьян от трезвости: угрожали взысканием правительства за уменьшение питейных доходов, понижали цены на вино, даже предлагали оное в некоторых местах безвозмездно. Но крестьяне твердо хранили свои обеты и только в двух случаях отступили от своих намерений: 1) в Сердобском уезде Саратовской губернии откупщик объявил, что цена водки возвышена для того, чтобы уделять по 1 рублю с ведра на их выкуп, – и это удержало крестьян от составления условий о трезвости; 2) Московской губернии в Серпуховском уезде содержатель откупа заплатил за жителей села Дракино недоимки 85 рублей и также успел от зарока их отклонить.

Правительство признало нужным при таковых обстоятельствах обратить внимание только на самовольные поступки ревнителей трезвости, которые принуждали других к воздержанию штрафами и взысканиями, а потому местным начальствам было предписано не допускать произвольного составления жителями каких-либо обществ и письменных условий, а также самоуправных наказаний.

С другой стороны, содержатели питейных откупов, пользуясь правом продажи улучшенного вина по возвышенным, вольным ценам, отпускали потребителям только это вино, отказывая в полугаре, который они обязаны продавать по 3 руб. сер. за ведро. Таким образом, дороговизна вина и дурное его качество возбудили в народе, кроме обетов трезвости, общее неудовольствие. Еще в феврале месяце возник в С.-Петербурге слух о намерении крестьян разбивать питейные дома. Этот слух не имел последствий; но тогда же здесь произведено было дознание, которым подтвердилось, что полугаров продаж не было, а равно, что вино отпускалось по ценам возвышенным и неполною мерою. По Высочайшему повелению об этом было предъявлено Совету гг. министров и сообщено министру финансов для общего соображения, вследствие чего министр сделал распоряжение о внушении откупщикам, чтобы они непременно отпускали полугарное вино по надлежащей цене. Сообразно с этим были даны предписания по ведомствам Министерства внутренних дел и Государственных имуществ. Крестьяне, узнав о таковом распоряжении, начали толковать об указе против откупа и требовать из питейных заведений дешевого вина, а отказ в том был поводом к буйному самоуправству народа.

Первое волнение обнаружилось 20 мая Пензенской губернии в городе Наровчате, где во время базара толпа угрожала разбить питейные дома. Хотя наиболее виновные были немедленно арестованы, но беспорядок не прекратился, и в течение трех недель разграблено в семи уездах той же губернии более 50 питейных домов. При этом местные начальники и сельские старшины были оскорбляемы, подвергались побоям и даже смертным угрозам; в селе Исе ранен офицер, а в городе Троицке толпа с кольями напала на прибывшую воинскую команду.

В то же время Московской губернии в Волоколамском уезде крестьяне, собравшиеся на ярмарку близ Иосифова монастыря, разграбили три питейных дома, а вслед за тем местные жители разбили такие же дома в семи селениях Волоколамского и Богородского уездов.

Слухи об этих событиях, переходя из одного места в другое, произвели подобные беспорядки в Тамбовской, потом в Саратовской, Самарской, Симбирской, Тверской, Оренбургской и Казанской, наконец, во Владимирской, Смоленской и Вятской губерниях. Замечено, что в Самарской губернии грабежи произведены из одних только корыстных видов, а в Вятской, по ограблении питейного дома в селе Петровском, опились до смерти 8 человек.

Буйства эти происходили большей частью при сборищах крестьян на ярмарки и на базары, сопровождались нанесением побоев служителям откупов, сельским старшинам и в некоторых местах чиновникам земской полиции, из которых одного крестьяне ранили, а двух покушались убить. В Самарской губернии староста села Тирша от полученных побоев умер. В городе Волгске крестьяне избили нижних чинов, переломали их оружие и ранили городничего. В городе Бугуруслане толпа смяла призванную команду казаков.

Во многих местах для укрощения буйства было употреблено содействие воинских команд, а по губерниям Пензенской, Тамбовской, Саратовской и Самарской были командированы штаб- и обер-офицеры Корпуса жандармов с частью нижних чинов. По Высочайшему повелению в Пензенскую губернию для принятия более деятельных мер к прекращению беспорядков был отправлен генерал-адъютант Яфимович: по Тамбовской губернии восстановление спокойствие было возложено на генерал-адъютанта Толстого: в Самарскую послан был генерал-лейтенант Ладыженский с жандармским офицером и двумя сотнями казаков. Сверх того, в Пензенской губернии содействовал прекращению беспорядков ревизовавший означенную губернию сенатор Сафонов⁸¹⁸.

Распоряжениями этих лиц, а по другим губерниям – местных на- чальств народное волнение прекращено совершенно.

Оказалось, что в 12 губерниях разграблено 220 питейных заведений; предупреждено 26 покушений. Участвовавших в буйствах обнаружено до 400 человек. В числе подстрекателей замечены: в Пензенской губернии помещик Либенау, дьякон, 2 дьячка, несколько мещан и бессрочноотпускных нижних чинов; в Самарской – 2 купца Худяковы, мещанин Васильев и бессрочноотпускной рядовой Кузнецов, назвавшийся Великим Князем Константином Николаевичем; в Симбирской – отставной прапорщик Попов и чиновник Никольский.

Наиболее виновные заключены под стражу и преданы суду, другие подвергнуты исправительным наказаниям. Из Пензенской губернии удален в Сибирь изобличенный в разных предосудительных поступках мещанин Линьков: об отпускных нижних чинах дела переданы военному начальству.

По возвращении своем генерал-адъютант Яфимович представлял, что за поведением бессрочноотпускных нижних чинов, по значительному их числу в Пензенской губернии, следовало бы учредить строгое наблюдение и что для удержания откупщиков от стеснительных для народа действий необходимо принять особые меры. Кроме того, он донес о неуместных распоряжениях управлявшего Пензенскою палатою государственных имуществ статского советника Сумарокова, который, возложив на подчиненных ему лиц наблюдение за продажей вина в казенных селениях, дал первый повод крестьянам к превратным толкам об указе продавать вино только по 3 руб. сер. за ведро, к негодованию на откуп и, наконец, к началу своеволий, распространившихся оттуда по другим губерниям.

По Высочайшему повелению донесения эти были представлены на рассмотрение Комитета министров и получили окончательное решение Вашего Величества.

Круг деятельности главных управлений государства в 1859 году мало в чем различествовал от предшествовавших лет. Улучшения по разным отраслям, ими предпринятые, еще не осуществились, и потому Россия находится в ожидании. Возгласы на злоупотребления и неправосудие бесчисленны, и одни только благомыслящие люди чувствуют, сколь трудно искоренить закоснелые недостатки. Совершенно уничтожить их едва ли даже возможно; но они могут быть уменьшены. Для этого необходимо, чтобы главные правительственные лица, поработив свое самолюбие, откинув упорство и свергнув, хотя в некоторой степени, иго формальностей, часто чрез меру подчиняющее их влиянию лиц, им подведомственных, вникали в сущность общественных потребностей и не теряли слишком много времени на изыскание средств к их удовлетворению. Настоятельное направление их к этой цели, особенно по Министерствам внутренних дел, народного просвещения, юстиции, финансов и по управлению путей сообщения, принесет чувствительную пользу и послужит, с помощью Божиею, к преуспеянию драгоценного нашего отечества.

Генерал-адъютант князь Долгоруков

10 марта 1860 года

Скопища политических выходцев в Англии, Франции, Бельгии и Швейцарии в течение тридцати уже лет составляли источник всех разрушительных в Европе замыслов. В главе революционной пропаганды постоянно стоял Иосиф Мадзини как неутомимый поборник итальянской свободы и всемирной республики, в которой мечтатель сей видит счастье рода человеческого. В 1833 году он основал в Лондоне общество юной Италии, и вслед затем, в связи с оным, учредились общества юной Германии, юной Польши и юной Европы. Влияние этих обществ на дух народов постепенно усиливалось, и главным успехом их были повсеместные возмущения в 1848 и 1849 годах. Прекращение республиканского правления во Франции, в 1852 году⁸²⁰ и последовавший вместе с тем разрыв Людвига Наполеона с демократическою партиею, хотя нанесли сей последней сильный удар, но не могли остановить деятельности Мадзини и соединенных с ним главных революционеров всех стран. Кроме существовавшего уже в Лондоне французского общества под названием «Commune révolutionnaire» или «Marianne»⁸²¹, составленного из Феликса Пиата, Бернара Леру, Рибероля⁸²², Виктора Гюго с некоторыми другими коммунистами и глубоко пустившего корни свои по всей Франции, образовался в Лондоне «Международный союз», который, имея основанием правила социализма, нашел особенно сильное сочувствие со стороны выходцев, переселившихся в Северо-Американские штаты, и оттуда получал значительные денежные пожертвования. «Центральный комитет демократов Европы» в Лондоне же под председательством Мадзини, Ледрю Роллена, Луи Блана, Пиацци, Кинкеля, Руге⁸²³, Коссута и Герцена усердно продолжал революционные действия и влияние свое на образовавшиеся отдельные комитеты различных народностей, из числа коих особенно деятельными оказались венгерский и итальянский. Сей последний, по-видимому, пользовался скрытным покровительством пьемонтского правительства, ибо Мадзини неоднократно проживал тайно в Генуе, откуда он родом, и был терпим местным начальством, несмотря на предуведомления парижской префектуры.

Брошенные в 1858 году в Париже бомбы Орсини доказали крайнюю опасность, которая грозила французскому престолу, воздвигнутому на революционном основании, от сопротивления идеям итальянской эмансипации. Вскоре после того Людвиг Наполеон объявил себя торжественно защитником угнетенной Италии и вместе с тем воздвигнул начало возрождения национальностей. Мадзини и его приверженцы оставлены были на время в стороне; но вызванная миром в Виллафранке реакция побудила пьемонтское правительство опять протянуть руку Мадзини. Рядом с ним стал Гарибальди⁸²⁴, и этим началось торжество революции. С того времени пламя мятежа все более и более распространяется, и во всей почти Европе готовятся политические перевороты. Французское правительство внешнею своею политикою и твердостию внутреннего управления старается охранять у себя порядок, но и во Франции демократическая партия очень сильна: число приверженцев общества Марианны, по частным сведениям, дошло до 200 000 человек. В Германии так называемая национальная партия, имевшая свои собрания во Франкфурте на Майне, Эйзенахе и Кобурге, проникнуто республиканским духом и грозит опасностью престолам государей. Ею руководят находящиеся в Лондоне германские демократы, ибо неоднократно мнения помянутой партии были отголоском демократического журнала «Герман», издаваемого в Лондоне выходцем Кинкелем, которого недавно заменил Бауер. Они оба известны как самые деятельные члены демократического комитета. Особенное же внимание обращает на себя ныне волнение умов в Венгрии, Польше, Черногории, во всех придунайских и греческих областях Турции. Доказательством тому служит: а) скрытный привоз в эти области и в Молдавию на сардинских и английских судах военных снарядов; б) стечение значительного числа венгерских и польских выходцев в Молдавии, а именно в Яссах и Галацах, где местное начальство оказывает им снисхождение, несмотря на настояние Австрии, требующей их высылки; в) существование в Генуе комитета из Коссута, Клапки и Пульского⁸²⁵, для распоряжения помянутыми выходцами, готовыми вооружиться, как сообщают оттуда дипломатические агенты, и вторгнуться по первому сигналу в Венгрию для распространения там мятежа; г) поездки Коссута, Клапки и Тюрра в минувшем декабре в Константинополь и, наконец, д) отправление из Парижа в Геную, Турин, Неаполь и Капреру Людвига Мирославского. о котором получены были сведения, что он согласился принять на себя начальство над образующимися мятежническими легионами.

Граф Владимир Федорович Адлерберг

Политики видят в совершающихся приготовлениях к сильной народной борьбе признаки слияния итальянского вопроса с венгерским, польским и возобновляющимся восточным вопросами. Близкая будущность, может быть, подтвердит эту догадку; но между тем, орудие, избранное для задуманных планов, достаточно уже доказывает чисто революционный, демократический характер сих последних.

Польская эмиграция состоит из выходцев 1832 и 1848 годов. Первые, по числу их и по нравственному влиянию, гораздо важнее последних, которые большею частию оставили Польшу в молодых летах по увлечению к праздной жизни, не имея твердых политических убеждений. Общее число польских выходцев не превышает ныне 1500, из коих 300 находятся в Англии, 100 – в Бельгии и Швейцарии и остальные – во Франции. В Лондоне бедные выходцы получают от правительства гласное незначительное пособие, а в Париже с 1852 года таковое выдается негласным образом префектурою. Лондонские поляки почти исключительно принадлежат к демократической партии. Замечательнейшие между ними суть: Антон Забинкий, редактор журнала «Demokrata polski», Зенкович. Штольпман, Фаддей Забинкий, Жаба, Тхоржевский и Свентославский. Лица эти составляют демократический польский комитет. Из небольшого числа польских аристократов в Лондоне заслуживают внимание только Жульчевский, секретарь и кассир существующего там литературного польского общества, учрежденного покойным лордом Стуардом, и полковник граф Вержинский, отчаянный патриот; но и эти два лица находятся под влиянием парижских польских аристократов как обладающих богатством и весом в обществе. Главнейшие из них суть: князья Чарториские (отец Адам, с двумя его сыновьями – Витольдом и Ладиславом); Ладислас Замойский, Ксаверий Бранипкий, Ледуховский, Рыбинский и Барзиковский. Все они пользуются благосклонностью и знакомством принца Наполеона⁸²⁶. Редакторами журнала этой партии «Wiadomosci polskie» суть выходцы Клачко и Вронтновский, заклятые враги России. Главами демократической польской партии в Париже суть Мирославский и Высоцкий⁸²⁷. Оба они знают военное дело и обучают оному в Батиньольской школе, в которой находятся 275 сыновей польских выходцев. Школа эта состоит под ведением выходца из Вильно доктора Голензовского и под покровительством принца Наполеона⁸²⁸.

Между польскими демократами еще заслуживают внимания Быстрожевский. находившийся в Карсе во время последней восточной войны⁸²⁹; Островский, деятельнейший политический интригант, который уже в 1837 году был изгнан из Франции; Яновский и Ходзько⁸³⁰, корреспонденты лондонского журнала «Demokrata polski»; Хоецкий. пишущий брошюры и статьи под именем Charles Edmond: и, наконец, Елзановский, редактор демократического журнала под названием «Przeglad rzeczy polskich» (revue polonaise). Из числа помянутых демократов принц Наполеон оказывает особое внимание Хоецкому, который слывет его секретарем и другом, и Мирославскому, которого он в истекшем году лично представлял императору. В надежде на желанное соединение партий демократической с аристократическою принц сблизил Мирославского с Замойским, но общих от сего последствий до сего времени не было, хотя доходили сведения из Лондона, что и там видны старания о сближении двух партий для единодушного стремления к общей цели. В Париже, где польская эмиграция сделалась орудием французской политики относительно России, выходцы уже с лета минувшего года, по поводу итальянских и венгерских дел, находились в постоянном движении. Совещания их у князя Чарториского и у принца Наполеона повторялись часто. В них участвовал, кроме вышеупомянутых лиц, и граф Понятовский. делающий пособия неимущим полякам, и тут зашла речь о сформировании польского легиона для совокупного действия с итальянцами и венгерцами. Раздражение парижских поляков сообщилось, наконец, и лондонским под влиянием ультралиберальных английских журналов, в том числе «Daily news», в котором появились самые злые статьи после Высочайшего путешествия Вашего Императорского Величества в Вильно и в Варшаву. Вообще свидание трех Монархов в сем последнем городе очень взволновало заграничных поляков, при несомненном подстрекательстве со стороны французского правительства.

29 ноября польские выходцы праздновали тридцатую годовщину последней их революции. В Лондоне на празднестве этом произнесены были разные речи, доказывающие надежды эмиграции на восстановление Польши. В Париже поляки с нетерпением ожидали речи князя Адама Чарториского, соединившегося с ними после богослужения в польской библиотеке. В сущности, содержание его речи заключало следующие мысли: «Между тем, как для всего человечества наступила новая эра, эра справедливости, и в политические соображения Запада входит также священное право национальности, в одной только Польше возобновляется жестокая система, которая на короткое время было прекратилась. Но не следует ни отчаиваться, ни торопиться. Угнетатели Польши ослаблены и ослеплены, что доказывается последним собранием их в Варшаве. Среди поляков, напротив того, оказывается счастливый прогресс и сознание прежних ошибок, ограждающее от возобновления оных. Следует выжидать событий. Галицийские поляки, конечно, не упустят употребить переворот в их положении⁸³¹ для общей пользы, и жизнью одного члена Польши оживятся и все прочие. В русской Польше улучшение положения крестьян, удерживаемых варварскими законами в рабстве, составляет предмет особых стараний со стороны владельцев заселенных имений, и они готовы понести величайшие жертвы для счастливого решения сего жизненного вопроса». Затем, отдав похвалу познанским полякам за единодушное поддержание на законном поприще их народных прав, князь Чарториский предупреждал обитателей прочих польских провинций, чтобы они не поддавались коварным искушениям полиции, по примеру прусской, уличенной в недавнем времени в вызове познанских поляков на политический замысел. Упомянув о проекте составления польского легиона в Италии, Чарториский сказал, что никто не усомнится в сочувствии поляков к итальянскому вопросу и в готовности их сражаться вместе с итальянцами против Австрии, но что, тем не менее, поляки не захотят вмешаться во внутреннюю их борьбу и никогда не решатся поднять оружие против столицы католического мира. Наконец, он изъявил благодарствие Всевышнему за дозволение находящимся в Болгарии польским выходцам содействовать религиозному движению болгар к воссоединению с всемирною церковью, движению, которое лишает Россию навсегда влияния ее на эту страну.

Речь Чарториского была отправлена из парижского «bureau de presse» в Геную, Турин, Милан и во все департаменты Франции под адресом префектов для напечатания в тамошних журналах, откуда она перешла во все периодические издания Европы.

Согласно с духом этой речи посланы из Парижа наставления к полякам в Царстве, чтобы ничего не предпринимать до устройства судьбы крестьян, так как в настоящем положении вещей сии последние обратились бы против мятежных дворян и граждан, но что должно стараться внушить крестьянам, будто польское дворянство исторгло у Царя льготы в их пользу.

Между тем, главные надежды польских выходцев, как в Париже, так и в Лондоне, основаны на событиях, готовящихся в Венгрии. Они рассуждают следующим образом: или возмущение в Венгрии, в котором поляки примут участие, будет выгодным для их собственного дела, или же Венгрия, быв преобразована Австриею, даст полякам большую нравственную силу, дабы требовать преобразования Польши.

В 1860 году число русских, оставивших Отечество и явно присоединившихся к оппозиции против законного правительства, увеличилось несколькими лицами. Лица эти суть следующие: 1) Князь Петр Долгоруков⁸³², сочинитель книги под заглавием «La vérité sur la Russie». Издав оную в Париже в начале минувшего года, он вскоре после того отправился в Лондон и сблизился там с Герценом и Огаревым. По дошедшим сведениям, помянутое его сочинение признано и за границею злостным помрачением всего существующего в России порядка, ее истории и царствующей в ней Династии и повредило ему во мнении всех благомыслящих людей. В Лондоне неодобрение Долгорукова выразилось еще ярче в высшем кругу тамошнего общества по причине заключающейся в означенной книге клеветы на покойного князя М.С. Воронцова, которого имя пользуется в Англии большим уважением. По поводу сей же клеветы ожидает Долгорукова в Париже, куда он вызван судом, уголовный процесс⁸³³, и каков бы ни был исход сего последнего, но он, вероятно, уронит его еще более в общественном мнении. Долгоруков издает с прошедшей осени русский журнал под заглавием «Будущность», который печатается в Лейпциге. До сего времени появились оного 8 номеров, которые по примеру «Колокола» тайным образом доходят в Россию.

2) Князь Юрий Голицын, бежавший из России вследствие навлеченного им на себя справедливого взыскания за непозволительную переписку с Герценом. По ограниченности его умственных способностей, Голицын. прибыв в Лондон, не мог подвизаться на литературном поприще, и, нуждаясь в средствах к жизни, он извлекает таковые из музыкального его таланта, давая концерты в Лондоне и в разных городах внутри Англии. Концерты его возбуждали вначале особенное любопытство англичан, а самое предприятие это, как необыкновенное со стороны русского аристократа, заслужило похвалу Герцена в «Колоколе». Герцену посвящено было одно из петых на концертах сочинений Голицына. По отзыву находящегося при посольстве нашем в Лондоне священника Попова, к которому обращался Голицын, сей последний едва ли решился на бегство из Отечества по причине политических его убеждений, но скорее по расстроенным его денежным обстоятельствам.

3) Некто Кислеев или Кистельиев, молодой человек 28 лет, называющий себя доктором медицины, между тем, как другие считают его священником, и занимающийся в Лондоне переводом на русский язык Библии под именем Вадима. Священник Попов только слышал о нем, но не видал его, ибо вообще русские выходцы не ходят в посольскую церковь. 17/29 ноября, в день празднования польскими выходцами годовщины их революции, Кислеев (Кистельцев) присутствовал на этом торжестве и говорил речь в пользу революции⁸³⁴.

4) Иеродьякон Агапий (состоявший при посольстве нашем в Афинах), который, поссорившись с архимандритом, бежал в Лондон. Священник Попов полагает, что иеромонах Агапий (до пострижения в монахи называвшийся Андреем Гумницким) участвует с Кислеевым в переводе Библии.

Все помянутые выходцы пристали к обществу Герцена и Огарева, которые, с своей стороны, продолжают вредные свои издания и сношения с революционною пропагандою в Лондоне. По секретным сведениям, кроме помянутых лиц, находятся за границею еще другие русские подданные, которые, не огласив враждебных чувств своих к законному правительству, тем не менее, тайно участвуют в революционных замыслах и издании вредных сочинений. В недавнем времени сделалось известным, что двое русских, Дитмарс, отставной офицер, и Мечников⁸³⁵, отставной чиновник, сражались в войсках Гарибальди.

Конституционные права, которыми пользуется Великое Герцогство Познанское, дают тамошним полякам, в лице депутатов на Берлинском сейме, возможность явно вступаться за их национальность, проповедуя патриотические чувства с кафедры и выражая ненависть к немецкому элементу, в местных журналах, отзывающихся вообще необузданным духом изданий заграничной польской пропаганды⁸³⁶. Правительство же смотрит на все это очень снисходительно, как бы остерегаясь решительных мер. Хотя в минувшем году познанские поляки, следуя предначертанному плану, не предпринимали никаких мятежных действий, но между ними заметно было сильное волнение, и они пользовались каждым случаем, чтобы жаловаться на распоряжения начальства, с целью уронить оное в общественном мнении, приготовляя таким образом польское население к восстанию в ожидании благоприятных тому внешних обстоятельств. Главным в сем отношении орудием в минувшем году послужило обвинение познанской полиции депутатом Неголевским на сейме в коварном вызове поляков, посредством рассылки вымышленных прокламаций, на политические замыслы. Не совсем удовлетворительное оправдание членов полиции против сего обвинения имело последствием окончательный разрыв в сношениях поляков с немцами. С другой стороны, беспрестанно повторялись настоятельные требования о вводе употребления польского языка в судебных инстанциях, и были примеры, что подсудимые отказывались отвечать на немецком языке, притворяясь, будто не понимают оного. Польский патриотизм познанцев выразился равномерно в демонстрациях: 29 февраля в Гнезине в францисканской церкви служили с необыкновенным торжеством панихиду по генерале⁸³⁷ Скржинецком⁸³⁸ при огромном стечении жителей всех сословий из окрестных мест, перед коими священник Ивицкий произнес надгробную речь, кончившуюся молитвою с изъявлением надежд на лучшую будущность. Панихиды о Скржинецком служили и в других местах Великого Герцогства Познанского, наконец, поляки намеревались исполнить это и в самом г. Познани в кафедральном соборе, избрав для сего время карнавала, когда съезжается туда все польское дворянство. Но правительство, предвидя демонстрацию в огромном размере, запретило служить панихиду по Скржинецком на том основании, что он был революционер. Мера эта произвела между поляками самое дурное впечатление. 25 ноября в Познани же по случаю похорон депутата Потваровского. одного из самых теплых патриотов, находившегося 30 лет в главе национальной партии, все почти народонаселение присутствовало на церемонии, и знатнейшие граждане несли гроб на большое пространство.

Пример Венгрии имел нравственное влияние на Галицию в том отношении, что жители обеих земель заметно сблизились в своих чувствах. Между прочим, это довольно резко выразилось прошедшим летом в некоторых пограничных местах, где существуют заведения минеральных вод: посетители, венгерцы и поляки (в том числе и уроженцы русской Польши), попеременно переходили несколько раз одни к другим, устраивали балы, обеды и прогулки в национальных костюмах, провозглашали тосты за Венгрию и Польшу, пели патриотические песни и во время национальных плясок, которые исключительно только были допускаемы, раздавали трехцветные кокарды и букеты. Наиболее оказывалось патриотическое движение в Кракове между студентами: они домогались ввода польского языка в учебных курсах, отправив для сего депутацию в Вену; прибили на улице своего инспектора, удержавшего их в университете для предупреждения демонстрации; во время утренних их прогулок, известных под названием «Маювек», пели песни времен мятежа 1830 года и имели частые сходки в одном из городских кофейных домов. По поводу этих сходок получено было в июне месяце местным начальством безымянное письмо, что студенты составили между собою нечто вроде тайного общества. Назначенное по сему предмету следствие до сего времени продолжается. К нему оказались прикосновенными и обучавшиеся в Краковском университете уроженцы Царства Польского: Левенгард и Свионтковский и бывший студент Киевского университета Милович^{839, 840} Более всех оказался замешанным по этому делу отставной поручик российских войск Нарциз Янковский, на которого было сделано указание в помянутом безымянном письме. Выехав до получения сего письма в Париж, Янковский при возвращении в минувшем сентябре был арестован на границе и доставлен в Краков. Сначала тамошнее начальство предполагало передать Янковского в Россию, коль скоро он не окажется против австрийского правительства виновным, но передача его длилась весьма долго⁸⁴¹. Австрийское правительство даже явно уклонялось от сообщения сведений о ходе сего дела наместнику Царства Польского⁸⁴², который официально о том отнесся, считая нужным и с своей стороны войти в разыскания о Янковском. Из этих разысканий и конфиденциальных сведений, доставленных гражданским начальством Краковского циркула, надворным советником Вокусевичем, оказалось следующее.

Поручик Нарциз Янковский, сын умершего помещика Киевской губернии, после увольнения в 1857 году из Ольвиопольского уланского полка жил около трех лет в Варшаве, посещал там разные курсы и неоднократно выезжал во внутренние места Царства для обозрения образцовых хозяйств. Он заводил знакомства с варшавской молодежью, открывал у себя собрания, на которых происходило чтение разных сочинений, и, кроме того, занимались у него фехтованием и стрельбой из пистолета. 6 мая Янковский отправился в Краков, где записался в ученики художественной школы и находился в постоянных сношениях с студентами, а в июне уехал чрез Познань и Бреславль в Париж. При арестовании Янковский очень смутился и успел некоторые свои бумаги уничтожить, а другие даже проглотил. Из захваченных бумаг особенно возбуждает подозрение: писаный его рукою очерк программы польского демократического комитета в Париже вместе с инструкциею образования тайных обществ для произведения одновременно во всех местах Польши вооруженного восстания и записка чужою рукою о передаче ему 100 брошюр 15 и 30 июня «Przeglad rzeczy polskich» для взятия их с собою в Варшаву⁸⁴³. Из бумаг Янковского еще видно, что ему поручались при отъезде письма в Познань для переговоров об установлении путей для пересылок, что он имел письменные сношения с помянутыми студентами Свионтковским и Миловичем, а равно с студентом Киевского университета Фомою Тромбчинским, который находился прежде в Варшавской медицинской академии. Оказалось еще, что Янковский дал взаймы 600 рублей матери вышеозначенного студента Левенгарда и что он делал денежное пособие некоему его другу Ивану, находящемуся в Париже. Затем в Варшаве узнано, что за Янковским во время отсутствия его оставалась квартира и что приставленный к оной служитель имел поручение все получаемые письма на имя его господина отправлять к нему в Краков. Слуга этот, получив приказание представлять таковые пред⁸⁴⁴ в варшавскую полицию, передал, однако ж, одно письмо знакомому Янковского, служащему в варшавской лютеранской консистории Болеславу Денелю. По отобрании письма оно оказалось от некоего Осипа, двусмысленного содержания.

Варшавская следственная комиссия, по рассмотрению всех бумаг Янковского. как найденных в его квартире, так и переданных в копиях из Кракова, и по соображении сообщенных оттуда конфиденциальных сведений с разведаниями, сделанными в Варшаве, вывела следующее заключение.

Нарциз Янковский, проживая в Империи и находясь в военной службе, вовсе не занимался политикою, но впоследствии, незадолго до приезда его в Варшаву, вероятно, вошел в связи с неблагонамеренными людьми и, по всему правдоподобию, с студентами в Киеве, где он бывал по семейным своим делам, ибо с этого именно времени замечается переписка его с помянутыми студентами. Не подлежит сомнению, что на Янковского имели влияние и другие лица, что он допущен к тайне зловредных намерений против нашего правительства и что даже был одним из главных деятелей. Происки его и связи имели место в Париже, Гейдельберге, Познани, Бреславле, Кракове, Киеве и Варшаве, но комиссия полагает, что в сем последнем городе они ограничивались приготовлением молодежи, собиравшейся у него, и что он не оставил там прямых участников, кроме разве Болеслава Денеля. скрывшегося в м. декабре, вероятно, заграницу.

После обнародования в минувшем октябре императора австрийского о перемене в образе правления всех отдельных частей империи положение дел в Галиции приняло новый оборот. Патриотические демонстрации перестали быть преступлением, доколе они не выходят за пределы закона, и на основании сего в м. декабре избранному в Лемберге членом депутации для подания в Вене прошения о допущении в Галиции в курсах учения польского языка профессору Смолке, который играл важную роль в событиях 1848 года, сделана была студентами факельная овация, на которую они испросили по телеграфу разрешение министра Шмерлинга⁸⁴⁵. Смолка с балкона своего говорил речь, которую народ слушал, сняв шапки, и потом мирно разошелся по домам.

Примечание. В декабре месяце в издаваемом в Париже польском обзоре (Przeglad rzeczy polskich) помещена была статья, в которой автор, упоминая о манифестации в мае студентов Краковского университета, утверждал, что восстановление польской самостоятельности может осуществиться только усилиями воспитывающегося юношества, а потому советует сему последнему усугубить свою патриотическую ревность, не обращая внимание на то, что они за таковое похвальное усердие навлекли на себя порицание многих старых корифеев польской народности.

Наместник Царства Польского сообщил в начале минувшего года полученное от президента познанской полиции сведение, что польский эмиссар Лисецкий появился в Великом Княжестве Познанском и распространял возмутительные брошюры, выдавая себя за эмиссара, посланного Мирославским для разведания, можно ли в Познани и в Царстве Польском произвести возмущение, что Лисецкий снабжен французским паспортом, засвидетельствованным миссиею, и что по слухам он отправился уже чрез таможню Слупцы в города Лодзь и Люблин для свидания с его родственниками. По дополнительному же сведению, полученному равномерно из Познани, Лисецкий был в половине 1859 года в Иновроцлаве и Тржемешке, находя убежище у польских жителей среднего и низшего классов, отличавшихся в 1846 и 1848 годах демократическим образом мыслей, что 21 февраля прошлого года он отправился, как представляется вероятным, в западную Пруссию и что из перехваченного письма из Парижа (rue neuve St. Geneviève № 2) от 14 февраля действительное имя этого эмиссара, называющегося то Лисецким, то Гнатовским, есть Артюр Трок. Вместе с тем был доставлен и его портрет.

Вследствие сего приняты были как в Царстве Польском, так и в западных и вообще пограничных губерниях самые строгие меры к задержанию помянутого эмиссара, если он появится где-либо в пределах империи. Хотя по производству следствия над молодыми людьми в Варшаве и Вильне, обличенными в неблагонамеренных действиях, были сделаны ими некоторые указания на пребывание в тех местах эмиссара Лисецкого. но неположительные указания эти основывались единственно на слышанных речах и не могли служить к открытию следов эмиссара.

В сентябре прошлого года получены были частным образом сведения, что некто Антон Садовский, который бежал в 1848 году из австрийской армии в сардинскую, откуда в 1849 году перешел к Мадзини в войска Римской республики, а в 1852 году находился в Лондоне в распоряжении венгерско-польского революционного комитета, в истекшем году заказывал в Бельгии ружья и заплатил за них 16 сентября значительную сумму, говорил, что они назначаются в Италию, тогда как они отправлены были чрез Антверпен в Венгрию; 17 же сентября, объявив и о себе, что идет в Италию, отправился в Берлин в сопровождении трех других поляков, а оттуда вместе с ними 20 числа в Варшаву.

Сведения эти вместе с описанием примет помянутого Садовского переданы были наместнику Царства Польского и Виленскому военному губернатору. Князь Горчаков уведомил, что в 1845 году задержан был в Царстве подозрительный человек, выдававший себя за прусского подданного Антона Садовского и предъявивший паспорт, выданный ему на имя Ходацкого. у которого отобраны были две книги с возмутительными стихами, пара пистолетов, пули и форма для литья пуль, но что по доставлении сего человека в г. Калиш он успел из-под ареста бежать и не мог быть отыскан ни в тамошнем крае, ни в Пруссии. К сему князь Горчаков присовокупил, что за неимением ввиду примет сего последнего лица, не известно, относятся ли прописанные о нем сведения к отыскиваемому ныне Антону Садовскому, но что, между тем, приняты самые деятельные меры для удостоверения, не находится ли злоумышленник сей в Царстве Польском.

Граф Дмитрий Николаевич Блудов

По доходившим в прошедшем году сведениям из Царства, тамошние поляки горячо сочувствовали событиям, совершившимся в Сицилии и Неаполе, как равно национальному движению в Венгрии и Галиции, но они оставались спокойными в ожидании, конечно, благоприятного для себя переворота внешней политики. Между тем, они обращали всю свою деятельность на развитие внутренних народных сил: улучшением нравственности низшего класса чрез воздержание его от пьянства и побуждения чаще посещать церкви; учреждением земских банков для освобождения сельской промышленности от разорительного влияния на оную евреев и, особенно, усовершенствованием земледелия, как главного в Польше источника народного богатства. Главным к сему орудием было учрежденное в 1859 году Земледельческое общество, которое в короткое время приняло огромные размеры, состоя в связи с подобными же обществами в Познани и Галиции, несмотря на строгое за оным наблюдение, стало уже в начале минувшего года проявлять стремления к вредному для правительства политическому значению в Царстве, особенно в деле улучшения быта крестьян. Посему представилось необходимым ограничить влияние Земледельческого общества, закрыв провинциальные собрания оного, но главное сохранилось, однако же, в Варшаве. Означенная мера произвела между поляками неудовольствие, и против оной сильно восставали заграничные революционные польские журналы, которые, как объяснено выше, проникают тайным образом в Царство.

Из числа сих последних «Польские ведомости», орган Чарториского и вообще аристократической партии, поддерживая патриотизм поляков, постоянно советует им не предпринимать никаких преждевременных против правительства явных действий, которые могли бы только повредить отечественному делу. Напротив того, издаваемый также в Париже демократический журнал «Обзор польский», орган Мирославского и юной партии, беспрерывно возбуждает польскую молодежь к мятежу. По случаю же движения между Краковскими студентами, отправившими в мае месяце в Вену депутацию просить о вводе при обучении в университете польского языка, «Обзор польский», выхваляя этот поступок, старался действовать на умы обучающегося юношества и в прочих областях польских.

В июне месяце по поводу похорон вдовы полковника бывших польских войск Савинского. оказавшего храбрость при защите в 1831 году предместья Воля, сделана была со стороны Варшавских жителей патриотическая демонстрация. Они собрались на кладбище в числе нескольких тысяч человек, и когда священник назвал покойницу вдовою полковника Савинского. то толпа одним голосом закричала: генерала, генерала! чтобы доказать уважение свое к памяти отечественных своих героев.

В октябре последовали в Варшаве более важные беспорядки. К углам некоторых улиц прибиты были в ночное время воззвания и таковые же рассылались публике по городской почте, в театре разливали зловонную жидкость и на иллюминации обливали одежду зрителей купоросною кислотою с целию удержать публику от принятия участия в увеселениях и торжествах по случаю съезда в Варшаву монархов. Виновниками сих беспорядков обнаружены несколько человек несовершеннолетних учеников реальной гимназии и художественной школы, из коих наиболее причастны: Филиппович, Тромбчинский, Клечинский, Семионтовский и Моравский. Все эти лица арестованы. Главный виновник Филиппович показал, что он получил помянутые воззвания в трех экземплярах по почте из Парижа с пересылкою из Познани в обертке, на которой адрес был написан рукою, похожею на почерк Болеслава Денеля⁸⁴⁶, и, отгадав цель, для которой они были присланы, он вместе с Тромбчинским, Семионтовским и Моравским, списав некоторое число экземпляров, разослали оные по городской почте. С показанием Филипповича более или менее согласовались и показания прочих учеников, кроме Клечинского, сделавшего во всем запирательство. Эти самые лица оказались виновными в беспорядках, случившихся в театре и на иллюминации при содействии других учеников. Сверх этого при допросах открылось, что у Филипповича были собрания учеников, подобные тем, которые происходили у отставного поручика Янковского во время пребывания его в Варшаве и на которых побывали Филиппович, Тромбчинский и Клечинский. Следствие продолжается для доведения причастных лиц до более точных и полных сознаний, но полученные до сего времени достаточно уже обнаруживают источник действия виновных. Показания Янковского, вероятно, разъяснят это дело окончательно.

Основываясь на производстве означенного следствия, наместник Царства Польского отозвался, что, соображая открывшееся по оному, полученными из Кракова и других мест сведениями, он не сомневается в существовании между студентами всех областей прежней Польши зловредного сообщества, что цель оного доныне, по крайней мере, относительно Царства, ограничивается наведением на благомыслящих людей страха и что даже самая неблагонамеренная тамошняя партия не одобряет подобных попыток, представляющих, так сказать, ребяческие шалости, а между тем она не умеет или не может оный остановить. К сему князь Горчаков присовокупил, что он видит более действительную опасность в замеченном в Галиции и в Царстве сближении революционных деятелей, подобных Янковскому, с низшим классом, ремесленниками и поселянами, коих они привязывают к себе посредством раздачи пособия, не посвящая их до времени в тайны своих предначертаний, коих исполнение зависеть будет от оборота дел в Венгрии.

17/29 ноября, в годовщину польской революции, сделаны были приготовления к отслужению молебствия в церкви кармелитов, но это было предупреждено полициею, и вечером по обыкновению, принятому в Варшаве, на церковной площади перед изображением Богородицы происходило только церковное пение, на котором присутствовало значительное число жителей. Беспорядков не было, однако же, никаких.

6/18 декабря наместник давал у себя раут с нарочным намерением испытать расположение публики. К нему приехала, по обыкновению, вся бывшая в Варшаве польская знать, но в ночи брошены были два камня в окна квартир прусского консула и генерал-майора Иолшина. По разведанию оказалось, что намерение существовало сделать демонстрацию в большем виде, но что она была остановлена бдительностью полиции. Накануне нового года вновь был у наместника съезд, во время которого не происходило на улицах варшавских никаких демонстраций. После того возобновлялось неоднократно кидание камней в окна и посылка безымянных писем насчет воздержания от увеселений. Подобные шалости делались и в Люблине.

Между тем, быстрые успехи революционной партии в Венгрии, смелое письмо Пестского епископа Цитовского к императору австрийскому, дарование конституционных прав, в числе прочих австрийских владений и Галиции, наконец, почти несомненное политическое подстрекательство извне, усилили волнение умов между поляками Царства. Следствием сего было то, что в Варшаве произошли демонстрации: 13 февраля, в годовщину Гроховской битвы, 15 – в день окончательного заседания Агрономического общества и 18 – при похоронах пяти лиц, убитых выстрелами русских солдат. Найденная при арестованных полициею 13 февраля зачинщиках прокламация Мирославского указывает на истинный характер бывших демонстраций. Направление оных выразилось столь же ясно в поданном епископом Фиалковским⁸⁴⁷ прошении на Высочайшее Имя Вашего Императорского Величества, в котором подписавшие оное лица под предлогом возбужденных на улицах беспорядков присвоили себе право охуждать⁸⁴⁸ весь ход государственного управления.

Будущие события покрыты мраком, но могут быть крайне горестны, если меры к восстановлению порядка в Царстве будут приняты несвоевременно или несоответственно обстоятельствам. Каждый день для сего чрезвычайно драгоценен.

Кроме вышеизложенных обстоятельств, представляющих очерк политического положения Царства Польского, обратила там в 1860 году внимание личность польского выходца Михаила Лемпицкого. который вследствие начавшихся с 1857 года домогательств его объявить Вашему Императорскому Величеству мысли свои касательно блага России и Польши, получил в 1858 году дозволение прибыть из Кракова в Варшаву. Лемпицкий. принадлежащий к религиозно-социальной секте, образованной в Париже выходцем из Вильно Товянским, изложив мысли свои об упадке в европейских государствах монархического начала и о средствах к восстановления оного силою веры и закона, выразил убеждение, что Ваше Императорское Величество вызваны провидением для спасения европейских престолов от разрушения чрез имеющую неминуемо последовать всеобщую революцию. Для этого он советовал, чтобы Россия и Польша соединились тесным союзом и чтобы той и другой даны были конституционные права, с полным признанием отдельных их национальностей, каковой союз, по его мнению, совокупил бы под скипетром России все славянские племена и открыл бы ей путь в Константинополь. Лемпицкий, признанный наместником Царства безвредным мечтателем, оставлен был на жительстве в Варшаве, где в поведении его не замечено ничего предосудительного. В октябре минувшего года Лемпицкий отказался принять присягу на верность подданства, коей требовали от него как от возвратившегося в Отечество изгнанника, объявив, что доселе все поляки без исключения лгут, обещая верность российскому правительству в Польше, и что таковою присягою он только помрачил бы прекрасные чувства, которые в глубине души питает к Вашему Величеству и которые выразил в своих письмах. В декабре Лемпицкий вновь обратился к наместнику с письмом, в котором выразил, что прежние предсказания его все сбылись и что, если с того времени, к несчастью, политика Франции воспользовалась теми выгодами, которые могли бы пасть на долю России, то сей последней все еще предстоит возможность предупредить грозящее отпадение от нее Польши, восстановив ее гражданскую независимость. К сему он присовокупил, что освобождение в России крестьян должно повлечь за собою и возрождение национальной жизни народов, соединенных под одним скипетром, для развития элемента цивилизации и устранения всех злоупотреблений власти, нравственного разврата, обеднения и всякого рода вреда и несчастий, проистекающих от настоящего неестественного отношения России к Польше, между тем, как сия последняя в высшей степени способна к слитию с Россией в одно могущественное государственное тело.

Для предупреждения вредного влияния, которое, при настоящих политических обстоятельствах, могло бы иметь на поляков распространение мыслей Лемпицкого, Ваше Величество Высочайше повелеть соизволили, отправить его на жительство в г. Самару, назначив ему там содержание и учредив наблюдение за его перепиской.

Молодые люди в Западных губерниях вообще проникнуты вредным духом и заражены идеею о возможности восстановления независимости Польши. Польский патриотизм постепенно развивается в них ввиду политических событий настоящего времени, за которыми они следят с любопытством, усваивая себе господствующие в Европе революционные мысли. Приведенное выше мнение наместника Царства Польского, что между студентами всех областей прежней Польши существует род политического сообщничества, отчасти подтвердилось по наблюдению в минувшем году за студентами в Виленской и Киевской губерниях. В Вильно во время вакационного времени съехалось до 180 человек тамошних уроженцев, обучающихся в разных российских университетах и академиях. По отзыву главного местного начальника, они вели себя, за немногим изъятиями, весьма дурно, показываясь на улице не иначе как в развратном виде, с отпущенными бородами, длинными по плечам волосами и проводя весь день в трактирах и винных погребах, где предавались порочным суждениям и громко распевали неприличные песни. Кроме того, замечено, что они раздавали своим знакомым привезенные с собой запрещенные сочинения и издаваемые в Париже «Польские ведомости»⁸⁴⁹.

В сентябре месяце получены были генерал-адъютантом Назимовым сведения, что в Вильно образуется общество, коего цель состоит в том, чтобы пробудить в народе усыпленный дух патриотизма, и что основателем оного бывший ученик виленской гимназии, мещанин Викентий Витковский, при содействии дворянина Вишневского, также обучавшегося в той гимназии. При внезапном арестовании и обыске этих лиц у Витковского найдены: неоконченная брошюра собственного его сочинения под заглавием «Да возлюбим друг друга» и на тему «Да упадут троны из своего поднебесного величия и воссияет повсеместная свобода», а также восторженные патриотические стихи под названием «Тосты». По произведенному следствию оказалось, что Витковский, сын Виленского сафьянного мастера, имеющий от роду 19 лет и преисполненный идей республиканских, возмечтав устроить движение в пользу восстановления Польши, в этих видах начал сближаться с учениками гимназии, с находившимися в отпуску студентами университетов и с ремесленниками, и что он приглашал сих молодых людей к себе в особую квартиру, где сам постоянно не жил, угощал их и возбуждал к пению вместе с ним неблагонамеренных польских песен, в числе которых одна начиналась словами: «За оружие, братцы, за оружие!». По собственному показанию Витковского. он имел намерение составить общество для изъявления в приезд Вашего Императорского Величества в Вильно вида уныния по поводу отказа в дозволении открыть там университет. Между тем, он уличен был сознанием ремесленника, из дворян, Ивана Наркевича. в обращенных к нему однажды в загородном месте следующих словах: «Если бы здесь были какие-либо замыслы для освобождения Отчизны, имел ли бы он желание принадлежать к их товариществу?». Дворянин Карл Вишневский, также сын ремесленника, оставивший гимназию по причине крайней бедности его родителей, оказался человеком совершенно потерянным, который от разврата сделался беспамятным и тупоумным. Дабы получить деньги на свое содержание, он взялся приводить к Витковскому ремесленников и вообще сделался его соучастником в распространении замысла, ему известного. Вишневский показал на разных лиц, бывавших у Витковского. читавших преступные его сочинения и певших у него патриотические песни, но в этих показаниях отчасти оказалась неосновательность, а иногда он сам себе противоречил, выказывая притом особую наклонность к оговору лиц, которых потом признал невинными. Вообще же из обстоятельств этого дела ясно видно, что замысел Витковского не созрел и не получил развитие в той степени, чтобы сделаться опасным для общественного спокойствия страны. Вследствие сего генерал-адъютант Назимов, освободив арестованных по сему дел ремесленников, двух братьев Наркевичевых, учителей Домбровского и Яковипкого, дворянина Янковского и еврея Асса (из коих последние два обвинялись только в имении у себя недозволенных цензурою книг), оставил всех этих лиц под секретным надзором; насчет же главных виновников Витковского и Вишневского вошел с представлением, дабы в избежание огласки не предавать их суду, но отправить обоих рядовыми в Отдельный Оренбургский корпус, на что и воспоследовало в м. декабре Высочайшее соизволение.

В ноябре месяце дошли частным образом сведения, что в Киевском университете составились между студентами польского происхождения общества с целью действовать в пользу польской национальности и что таковых обществ образовалось пять: Волынское, Подольское, Украинское, Царства Польского и Литовское.

Вследствие сего генерал-губернатор князь Васильчиков уведомил, что между студентами, русскими и поляками, действительно нет единства. Они разошлись на партии и составляют, так сказать, отдельные корпорации. Быть может, студенты польского происхождения делятся еще и на свои особые кружки: Подольский, Волынский, Украинский, Царства Польского и Литвы, по названию губерний или мест, которых они уроженцы, но об этом положительных данных у него, князя Васильчикова, нет. Хотя в действиях студентов не обнаружено еще неблагонамеренных целей, но не подлежит сомнению, что на них имеет влияние заграничная революционная пропаганда, в чем удостоверяет, между прочим, и обстоятельство дела задержанного в Кракове поручика Янковского, с которым находились в близких сношениях некоторые студенты, кончившие курс в Киевском университете, и находящийся там поныне студент Фома Тромбчинский⁸⁵⁰. брат вышеупомянутого Адама, одного из главных участников в бесчинствах в Варшаве. До князя Васильчикова доходили также сведения, что студенты-поляки стремятся сближаться с простым народом и действовать на него внушением вредных понятий. По учрежденному в этом отношении надзору, два лица навлекли на себя подозрение. К сему князь Васильчиков присовокупил, что разъединение студентов, русских и поляков, в настоящее время приносит ту пользу, что первые, будучи недовольны тем, что их товарищи польского происхождения чуждаются общения с ними, следят за их действиями.

Находящийся в Киевской губернии подполковник Корпуса жандармов Грибовский представил донесение, согласное с отзывом князя Васильчикова, дополнив оное сведением, что в Киеве появились национальные костюмы, чего прежде не бывало. Поляки стали обзаводиться шапками, известными под именем конфедераток, а многие студенты, католики и малороссияне, носят простонародные костюмы украинский и малороссийский, весьма схожие между собою: высокую баранью шапку, кобеняк с каптуром простого крестьянского сукна с прорезами на глаза и сапоги с длинными голенищами.

Подполковник Грибовский, отзываясь вообще о необузданном поведении студентов Киевского университета, коих считается вместе с вольнослушателями до 1900 человек, не признающих над собою власти полиции и успевающих всегда в случаях преследования за шалости и бесчинства скрывать виновных, представил о необходимости в настоящее время для удержания студентов в пределах строгой законности издать для них положительную инструкцию, которой до сего времени они не имеют, насчет поведения их в публичных местах и обществах, со внушением, что за нарушение правил благочиния они будут подвергнуты исключению из университета. О таковом представлении передано на уважение министра народного просвещения⁸⁵¹.

Во время бывших в Киевской губернии в июне минувшего года дворянских выборов дворяне представили Вашему Императорскому Величеству Всеподданнейшее прошение о дозволении ввести в учебных заведениях тамошнего края преподавание польского языка. Впоследствии обнаружено и между студентами намерение послать в С.-Петербург депутацию с прошением на Высочайшее Имя об открытии в Киевском университете кафедры польского языка, но исполнение сего было отклонено.

По сведениям, полученным от генерал-губернатора графа Берга⁸⁵², в Финляндии образовалось тайное общество из лиц, не расположенных к российскому правительству, которые, состоя в связи с некоторыми финляндскими выходцами в Швеции, посылают туда для напечатания в шведских газетах статьи, враждебные России, с целью возбудить против нее финляндцев, особенно же юное поколение учащихся, между коим в Гельсингфорсском университете замечается весьма вредный дух. Интриги эти обратили внимание шведской политики, видящей в них свою пользу, и следствием сего было назначение в конце 1859 года в Гельсингфорс шведским генеральным консулом Дальфельда. который, принадлежа к обществу масонов, очень сильного в Швеции и составляющему опору короля, пользуется особенным расположением Его Величества. При всей осторожности и тонкости Дальфельда замечено, что он вошел в знакомство с мелкими литераторами, которые именно суть орудием распространения враждебных понятий о России, и что с ним действуют заодно консулы английский и американский. У последнего, между прочим, в загородном его доме бывают собрания лиц, подозреваемых в принадлежности к тайному против России обществу. По поводу отправления осенью минувшего года Дальфельда в Данию и Францию на 6 месяцев граф Берг приписывал сей поездке политическую цель, так как, по его мнению, за границею кроется начало интриг, развивающихся в Финляндии против нашего правительства.

Константин Владимирович Чевкин

На предмет сей обращено особенное внимание находящегося в Гельсингфорсе полковника Корпуса жандармов Тобизена, который в присутствие его в С.-Петербурге подкрепил вышеизложенные сведения. Согласно с предположением графа Берга, на Тобизена возложено стараться проникнуть далее в замеченные в Финляндии политические интриги и обнаружить участников, с предоставлением в его распоряжение, под руководством графа Берга, необходимых для сего средств.

В 1860 году из внутренних вопросов, наиболее занимавших умы на всем, можно сказать, пространстве Империи, весьма естественно был самым важным, как и в предшествовавшие три года, вопрос об освобождении помещичьих крестьян от крепостной зависимости. Тяготясь неопределенностью взаимных отношений, помещики и крестьяне ожидали с нетерпением скорейшей развязки этого жизненного для них вопроса. Вообще надеялись, что решение оного последует к концу года, но при всех усиленных стараниях правительства ожидание народа не могло к тому сроку осуществиться, и только в настоящем 1861 году дело это получило положительное окончание. Между тем о нем происходило много разнородных суждений. Никто, однако ж, не мог не сознать высокой нравственной и государственной цели, с которою было связано освобождение крестьянского сословия. Полная независимость, допущенная Вашим Величеством в прениях об этом вопросе, немало содействовала к обстоятельному его рассмотрению. В разных местах России опасались, что при объявлении крестьянам свободы произойдут между ними беспорядки. Для предупреждения их приняты были при обнародовании Высочайших Ваших решений соответственные меры, и вследствие сего, а также благодаря здравому смыслу народа, событие, которого ожидали с столь тревожным чувством, совершилось не только безмятежным, но самым спокойным образом.

Введение в действие разных положений, относящихся к преобразованию в быте крестьян, живущих на помещичьих землях, встретит, несомненно, некоторые затруднения в подробностях, но с помощью Божьею затруднения эти буду преодолены, и тогда сердце Вашего Величества порадуется вполне благополучному исходу знаменательного предприятия, постоянно заботившего Ваши мысли.

Великое это преобразование не коснулось сословия крестьян в Прибалтийских наших губерниях, как пользующихся уже свободою, но, не менее сего, в том крае, где дворянство на основании древних оного привилегий имеет исключительное право владеть землею, правительство изданием в минувшем году нового постановления насчет продажи казенных имений частным лицам без различия званий явило пример, который может со временем иметь влияние на переворот в тамошнем сельском устройстве, сблизив оное с новым порядком в прочих частях России. В Лифляндии и Эстляндии означенная мера не возбудила со стороны дворянства особых возражений, но у некоторых дворян Курляндии родилось опасение, что их привилегии будут нарушены и что новый класс землевладельцев получит равное с ними право как в обсуждении местных общественных вопросов, так и в занятии должностей по выборам.

На бывшем в начале 1860 года в Митаве ландтаге дворяне рассуждали о необходимости изменить такое распоряжение, дабы предупредить беспорядки, могущие произойти оттого, если крестьяне, живущие на арендуемых ими землях, будут требовать уступки им таковых за плату, по примеру тех крестьян, кои приобрели земли покупкою от казны. Вследствие сего, дворяне поручали губернскому предводителю ходатайствовать о предоставлении покупки казенных земель одним только местным дворянам, но старания его по этому предмету остались без успеха, и пять казенных ферм проданы на основании нового положения.

Между тем часть рабочего населения помещичьих имений в Прибалтийском крае неоднократно выражала желание переселиться на юг России. Это стремление в 1860 году наиболее проявлялось в Лифляндской и Эстляндской губерниях. Из первой многие крестьяне подали просьбы о водворении их в Самарской губернии, и хотя помещики старались им в этом намерении препятствовать, опасаясь недостатка в работниках для возделывания земли, однако на казенные участки означенной губернии перечислено до 400 душ, впрочем, без предоставления им льгот и пособий.

После того в Верроском уезде Лифляндской губернии число решившихся на переселение в ту же губернию в августе месяце превышало установленную для того норму, 1/5 часть волостного населения. Местные власти отказали крестьянам в разрешении на выход из губернии, но крестьяне объявили, что на помещиков работать более не будут, и были обращены к порядку только личными распоряжениями генерал-губернатора.

К предмету преобразований в сельском быту можно отнести и последствия особого явления, оказавшегося в минувшем году на Таврическом полуострове, именно переселение значительного числа крымских татар и ногайцев в Турцию. Переселение это угрожало землевладельцам полуострова невозможностью продолжать хлебопашество за неимением рабочих рук. По этому случаю дворяне Таврической губернии съезжались в Симферополь и соображали средства к замене уходящего населения наймом работников из внутренних губерний, а также введением машин и усовершенствованных орудий земледелия. Они постановили собрать подписки от всех местных землевладельцев на учреждение там земского банка и составить необходимый для поддержания хозяйства капитал посредством выдачи закладных листов на заложенные в банк имения.

Между тем было сделано распоряжение о приостановлении выдачи татарам паспортов на выезд за границу, не касаясь тех, которым билеты уже выданы. Сверх того, по Высочайше утвержденным основаниям для поддержания производительности страны Министерству государственных имуществ предоставлено переселять казенных крестьян на владельческие земли Таврической губернии из ближайших или малоземельных губерний по добровольному желанию крестьян и по предварительному их с землевладельцами соглашению, с дарованием переселенцам льгот на срок от двух до восьми лет.

Сообразно с сим Министерство государственных имуществ назначило уже к водворению в Крыму до 1200 семейств из Черниговской и Полтавской губерний.

Одновременно с попечением правительства о политическом и материальном устройстве крестьян, появились и частные старания как об улучшении нравственного их положения, так равно о развитии умственного их образования, первое – посредством учреждения обществ трезвости, а второе – чрез открытие воскресных школ для молодого поколения простого народа.

Развитие обществ трезвости в 1859 году оказалось неестественно быстрым, быв вызвано в Великороссийских губерниях вооружением людей низшего класса против злоупотреблений винного откупа, а в Западном крае влиянием католического духовенства, действовавшего по начертаниям учрежденного Папою Пием IX братства трезвости. После воспрещения начальством насильственных мер со стороны ревнителей нравственности, успехи их в 1860 году потеряли прежнюю свою резкость.

Мысль учреждения частных воскресных школ для низшего класса народа обоего пола нашла замечательное сочувствие. В короткое время воскресные школы открыты в значительном числе не только в обеих столицах, но в губернских и уездных городах. Теперь же при содействии высшего духовенства стараются учредить таковые и для крестьян, обитающих на помещичьих землях. Делу умственного развития народа одни спошествуют деньгами, другие посвящают оному безвозмездно свои познания и досуг. В числе последних находятся, кроме священников, большей частью молодые люди из учебных заведений и некоторые офицеры.

Воскресные школы состоят под надзором учебного начальства, но дабы предупредить вредные последствия, которые могли бы произойти от ложного учения и превратных толкований, на эти школы обращено внимание и местных управлений.

По всем отраслям государственного управления существовала в минувшем году большая деятельность, вызванная постепенным приближением решения крестьянского вопроса, который влечет за собою обширные нововведения и перемены в существующем порядке, по частям административной, судебной, хозяйственной и финансовой. Труды по предмету этих нововведений еще продолжаются, следовательно, суждение о них принадлежит позднейшему времени. Между тем, нельзя не надеяться, что справедливость и сочувствие к народным потребностям, которые должны сопровождать великое дело уничтожения крепостной зависимости, возымеют благодетельное влияние на всех исполнителей высокой Вашей воли и возбудят в них благородное соревнование к достижению государственной цели.

По Министерству финансов исполнилось в 1860 году важное преобразование. Все кредитные учреждения соединены в одно под названием Государственного банка, к которому присоединены и находившиеся при опекунских советах сохранные казны. По кратковременности действий Государственного банка нельзя еще сделать положительного заключения, соответствует ли это финансовое учреждение его назначению, которое, как сказано в указе об устройстве его, состоит в содействии развитию торговли и промышленности, а также в распоряжении на сей предмет оборотами Государственного казначейства. Среди купечества и промышленного класса слышны уже некоторые отзывы, что отпускаемые казначейством банку 15 миллионов рублей в год для поощрения, посредством выдачи взаймы, торговой и промышленной деятельности России недостаточно и что самые основания банка, как учреждения государственного, действующего не своими капиталами, а суммами казначейства, связывают его в их употреблении слишком строгою ответственностью. Впрочем, правильность подобных суждений может разъясниться только дальнейшим опытом.

О главной финансовой мере в 1860 году, состоящей в определении постепенного выпуска 4% билетов нового внутреннего займа в 100 миллионов рублей, нет равным образом положительных в публике заключений, кроме опасения за больший еще упадок кредита от постоянного накопления государственных бумаг.

В заключение сего отчета нельзя не выразить, что народный дух в России с каждым годом более стремится к обеспечению и расширению гражданских прав, к зависящему от оного развитию материальных сил народа и к распространению круга умственной его деятельности на современных либеральных основаниях. Печатным выражением этих стремлений или, скорее, возбуждением оных служат журналы, в которых, несмотря на наблюдение за ними цензуры, часто проявляются суждения и взгляды на правительственные предметы слишком свободные и даже опасные. Правительство, будучи связано в своих действиях к улучшению народного быта столь многими затруднениями, которые вдруг преодолеть невозможно, делается страждущим лицом перед порывами либеральной журналистики. Сия последняя подстрекает свойственное и без того настоящей эпохе брожение умов и как бы дает руку водворяемым тайно из-за границы революционным русским изданиям, направленным против существующего в России порядка и самой монархии. То, что было и есть истиною для других государств, должно быть таковою и для России: необузданность печати, которую, конечно, следует понимать сравнительно, смотря по государственному устройству, есть величайшая опасность для сохранения существующего порядка, с другой же стороны, в руках правительства печать может быть и лучшим орудием для достижения его целей.

Кроме стремления к свободным постановлениям, проникли в Россию и обуревающие Европу мечты о возрождении начала отдельных национальностей. Мечты сии небезопасны для Российской империи по разнородности составляющих ее племен. Они стали проявляться не только в Западных наших губерниях, в различных и там оттенках сообразно историческим преданиям, но даже в Малороссии и Финляндии. Современная политика Запада дает этим мечтам более значения, особенно в отношении к подданным польского происхождения, на привязанность коих российскому престолу и прежде нельзя было положиться. Домогательства о введении в учебных заведениях и в судопроизводстве польского языка, учреждение публичных польских библиотек, издание исторических книг и журналов на польском языке, употребление в частности польских костюмов, собирание между польской молодежью для чтения польских авторов и пения патриотических песен, наконец, овации, делаемые в честь умерших польских знаменитостей новейших времен, – все это в совокупности указывает ясно на сильное пробуждение между русскими поляками национальных чувств и на надежду их восстановить свою независимость.

Судьбы государств в руце Божией, и определения Всевышнего неизбежны. Много предстоит Вашему Императорскому Величеству забот и трудов. При помощи Провидения и юной силе России Вы можете восторжествовать над замышляемыми в Отечестве нашем переворотами, но предвидеть их необходимо и указать на оные я поставил себе священной обязанностью.

Генерал-адъютант князь Долгоруков

22 марта 1861 года

Революционный дух, овладевший большею частью Европы, сделал в истекшем 1861 году значительные успехи. Главными его действиями были: окончательное падение Неаполитанского престола⁸⁵⁴, возмущение южных славянских племен, непокорность венгров и поляков, волнения в Греции⁸⁵⁵ и – покушения юношей-фанатиков Бекера и Дозиоса на жизнь двух венценосцев, короля Прусского⁸⁵⁶ и королевы Греческой. По доходившим из разных источников сведениям, назначено было, сначала весною, а потом осенью, открытие вооруженной борьбы революционеров в Венеции, Венгрии, на берегах Дуная, в Польше и отчасти в Германии. Политические обстоятельства и строгие меры правительства заставили отложить исполнение этого плана. Между тем восстание приготовлялось несомненно: распространением прокламаций, отправлением оружия в порты При- дунайских княжеств, сбором в сии княжества и в Геную значительного числа политических выходцев разных краев, выпуском в Лондоне Коссутом венгерских ассигнаций, частыми совещаниями предводителей европейской революции в Лондоне, Париже и Генуе, а также на острове Капрера, у Гарибальди, которого голос неоднократно ободрял партию действия, и наконец, стараниями, преимущественно Мирославского. Клапки и Тюрра. образовать легионы из польских, венгерских и итальянских выходцев, которых в конце года собралось в Генуе несколько сот человек. Для вспомоществования им составился там благотворительный комитет под покровительством Гарибальди, и для образования офицеров учреждена военная школа под руководством Мирославского.

Кроме исчисленных наиболее выдающихся событий и фактов, революционное движение развивалось почти везде под покровом начала народностей. Составившийся в 1859 году в Германии народный союз (National verein), которого гласная и ближайшая цель есть соединение всех Германских владений под один венец, имел в июне и августе минувшего года два общие собрания во Франкфурте-на-Майне и в Гейдельберге. Из произнесенных на этих собраниях речей и прочитанных отчетов, подтвержденных секретными сведениями, видно, что союз состоит уже из 16 000 членов, тогда как в 1860 году было их не более 3000; что при возрастающем к нему доверии народном и сочувствии он имел сильное влияние на выборы депутатов в Палаты, как это оказалось недавно в Пруссии и самом Берлине; что он смело готовит народ к государственному перевороту, образуя под предлогом ограждения Германии от внешней опасности общества военных и гимнастических упражнений, сливающиеся с прежними того же рода и с обществами национального пения; наконец, что, собирая на сооружение Германского флота деньги, с передачею оных в Прусское Морское министерство, Союз представляет в совокупности своих действий как бы отдельную власть в Германии, располагающую более и более нравственными и материальными ее силами. По последним сведениям, Германский народный союз, состоя в связи с Польским Комитетом в Париже, по общему между ними соглашению решил отправить агентов в Прибалтийские наши губернии для приготовления оных к присоединению к Германской конфедерации. Главным же действующим лицом в этом предприятии есть известный в Германии с 1849 года революционер Штурц. проживающий ныне тайно в Париже и бывающий часто у принца Наполеона⁸⁵⁷. В Лондоне среди германских выходцев существует по названию и направлению подобный описанному National verein союз для достижения единства и свободы Германского отечества. Многие члены сего союза, в том числе прославившиеся еще в 1848 году демократы Герги, Шульце-Делич, Унру, Леви, Рейс, Штрейт, Якоби воспользовались амнистиею, дарованною Королем Прусским при вступлении на престол, и возвратились в Германию и Пруссию, где личное влияние их воспламеняет либерализм. В Лондоне главными деятелями Германской пропаганды суть Кинкель, Бекер⁸⁵⁸ и Карл Блинд⁸⁵⁹, напечатавший в 1861 году замечательную брошюру о необходимости исключения из Германского союза славянских областей Австрии, дабы, ослабив влияние сей последней на Германию, содействовать скорейшему достижению ее единства. Под руководством помянутых двигателей издается в Лондоне журнал «Герман», имеющий равным образом сильное влияние на внутреннее политическое состояние Германии. В Лондоне между немецкими выходцами существуют еще: общества Concordia и Germania и союзы для покровительства ремесленников. В собраниях этих обществ не скрывается чисто демократическая их цель. Там развевается красное знамя, тогда как в народном союзе выставляют трехцветное Германское, но это делается только для одной личины и временно. Республиканцы идут пока заодно с конституционною партиею и с приверженцами германского единства, дабы достигнуть общими силами разрушения ныне существующего порядка; впоследствии же, оставив за собою прочих, они намерены идти далее, то есть к учреждению конфедеративной республики.

Л. А. Перовский

Во Франции в минувшем году внутреннее спокойствие поколеблено не было; но, тем не менее, есть повод полагать, что революционная пропаганда, пользуясь раздором между правительством и духовенством и оживлением чрез то самое духа партий, была деятельна и там. В июне месяце арестован был и осужден к 4-хлетнему заключению возвратившийся из Англии на основании амнистии Императора Наполеона в 1859 году известный революционер Бланки, которого клуб прославился в Париже в 1848 году и который провел 25 лет жизни своей в различных острогах за политические преступления. На него пало этот раз обвинение в принятии на себя поручения от пребывающего в Англии выходца Феликса Пиата. одного из глав тайного общества Марианны, восстановить во Франции упавшее его влияние. Бланки в этом не сознался, но не мог отвергнуть, что состоял в Лондоне в связи с Пиатом. Луи Лебланом и Бернаром. Вместе с Бланки осуждена его сообщница, некая Фремо. к годичному заключению. В ноябре месяце правительство, видя опасность от распространившегося в последние годы по всей Франции религиозно-филантропического общества «St. Vincent de Paul», принявшего политическое значение под влиянием высшего духовенства, решилось закрыть центральное его управление в Париже, подчинив комитеты общества в департаментах действию общих законов, то есть надзору административной власти. По секретным сведениям, полученным Российским посольством в Париже, после бывшего в Лондоне под председательством Мадзини конгресса демагогов отправились оттуда с преступными замыслами противу коронованных особ 15 выходцев разных наций, которые в июне задержаны во Франции и заключены в Мазас для тайного над ними следствия. Кроме этих фактов, сделалось еще известным содержание письма французского выходца Виктора Гюго, не воспользовавшегося амнистиею 1859 года и находящегося в Брюсселе, к центральному революционному союзу в Палермо, во главе коего стоит Мадзини. Знаменитый поэт обещал в этом письме действовать всеми силами в пользу союза, выразившись в следующих словах: «Дело Италии есть дело просвещения. Будущая великая Европа развивается. Народы группируются по племенам, дабы потом группироваться континентально. За первым единством, почти уже совершившимся, последует второе, еще до истечения XIX столетия. Будет время, когда падут все границы; войны уничтожатся братством племен и наступит великий день отчизны человечества (le grand jour de la patrie humaine)».

В Италии смерть Кавура⁸⁶⁰, умевшего обратить в пользу Пьемонтского правительства многолетние труды революционеров, став во главе их предприятий и удалив их, так сказать, на задний план, ободрила сих последних. Они спешат в мечтах своих идти далее; хотят завоевать Венецию и Рим, а потом одним ударом раздробить итальянскую корону о краеугольный камень мадзиниевской республики. На поступившие к Гарибальди революционные адресы, между прочим, из Калабрии, и на разные патриотические письма он всегда отвечал наставлениями быть готовым к скорой борьбе вооруженною рукою. В ноябре было общее собрание итальянских патриотов в Генуе, и вследствие статьи газеты «Times», будто на этом собрании произошел разрыв между партиями Мадзини и Гарибальди, главные приверженцы сих последних: Саффи, Бертани, Компанелло, Мосто, Сакки, Сави и Марио, протестовали в той же газете противу помянутого известия, уверяя, что все патриоты согласны между собою насчет избранной цели. Вообще видно, что в Италии составляется план предстоящего взрыва при соглашении тамошних революционеров с главами венгерской и польской эмиграции, в некоторой же степени с Германским народным союзом, и что для сего взрыва готовы подкопы в избранных ими пунктах, на которых оказались⁸⁶¹ уже политические потрясения.

В Италии, как в Германии, революционная пропаганда в высших ее слоях приняла введенное во французских клубах в 1848 году известным демагогом Ледрю-Ролленном правило лжи (principe menteur), то есть, чтобы скрывать пред народом истинную цель стремления, привлекать его мыслями, льстящими его самолюбию и выгодам, а потом, в минуту достижения мнимой цели, ловким образом заменить ее другою. По сему самому подобострастие, оказываемое в Италии Виктору Эммануилу, а в Германии – Королю Прусскому и герцогу Кобургскому⁸⁶², едва ли не есть применение означенного правила. Мадзини, с своей стороны неотступно стремящийся уже 30 лет сряду к осуществлению мечты о всемирной республике, в одном из своих революционных наставлений выразился так: «Если к мыслям вашим пристанут владетельные особы, то влеките их за собою, сколько будет возможно, а когда они откажутся идти дальше, то покиньте их. Прочих же князей старайтесь гласным и печатным словом, обвинениями и унижением лишить доверия и уважения их подданных».

Старания некоторых польских патриотов за границею насчет соединения различных партий польской эмиграции по примеру прошлых лет остались тщетными и в 1861 году. В начале оного по поводу событий в Царстве Польском происходили совещания между представителями партий. Одни, аристократы, советовали ограничиваться мирными демонстрациями для заявления перед Европою стремлений польского народа; другие, демократы, требовали открытого восстания, быв уверены, что наступило время возрождения Польши. Последние, составляя так называемую партию действия (parti d’action), учредили в Париже центральный Комитет под председательством Мирославского. Заодно с ним действуют Ксаверий Браницкий, Высоцкий, Ледуховский⁸⁶³ и Хоецкий (Charles Edmond)⁸⁶⁴, пользующийся особою доверенностью принца Наполеона, а за ними следует почти вся нетерпеливая польская молодежь. Аристократическая партия, лишившаяся в минувшем году долголетнего своего представителя, князя Адама Чарториского, и еще одного деятельного члена, бывшего генерала польских войск Моравского, представляема ныне князьями Ладисласом и Витольдом Чарторискими, графом Станиславом Замойским и графом Понятовским. Обе помянутые партии в планах своих не теряют из вида положения России: аристократическая надеется достижением больших реформ в Польше вызвать политическое соревнование в России и вместе с тем ослабить власть ее правительства. Демократическая же, сближаясь с Герценом, рассчитывает на выгодный для Польши оборот от возбуждения революции в нашем отечестве. Польская эмиграция, без различия в ее оттенках, воспользовалась еще в минувшем году расширением во Франции свободы печати, дабы помещать в тамошних главных журналах клеветы насчет действий Российского правительства в Польше. Подобные враждебные статьи являлись часто в «Journal des Débats», «la Patrie», «le Courrier du Dimanche» и в «Monde», составляющем орган католического духовенства. Но совершенно неожиданно для поляков возвысил против их мятежного брожения голос в журнале «la Presse» знаменитый социалист Прудон⁸⁶⁵, высказав им горькую правду и указав на Россию как на единственный источник возможного для них в будущем благоденствия.

В предыдущей статье уже было упомянуто о деятельности Мирославского. о его прокламациях, совещаниях с главами итальянского и венгерского движения и о стараниях его на счет составления в Генуе польского легиона. По плану Мирославского сей последний должен был вместе с итальянцами и венграми ворваться чрез Далмацию в Австрийские владения, но если верить частным сведениям, то Гарибальди объявил недавно Мирославскому, что король Виктор Эммануил решительно противится совместному действию итальянцев с польским легионом, дабы не подать повода России к нареканиям. После таковой неудачи Мирославский будто бы сблизился с Клапкою. замышляя соединенными силами венгерцев и поляков распространить междоусобие в Галиции и Трансильвании. Миро- славский располагает большими деньгами, собранными для него посредством подписки в Царстве Польском и Западных губерниях, а отчасти происходящими от пожертвований графа Браницкого и принца Наполеона. Средства эти употребляются им для содержания его пропаганды, постепенно усиливающейся, и для покупки и отправления воинских припасов в разные места. В настоящее время Парижский Польский Комитет требует у него отчета в полученных им деньгах, но он не намерен выпустить их из своих рук, представляя необходимость употребления в скором времени значительных средств на военные действия. Ввиду таковой деятельности Мирославского, возбуждающей некоторое опасение, посол граф Киселев счел нужным обратить на сей предмет внимание министра Тувенеля⁸⁶⁶, который отвечал, что за Мирославским уже учрежден надзор полиции.

В 1861 году продолжалось издание польскою эмиграциею революционных журналов: «Польского обзора» (Przeglad rzecry polskich), органа Мирославского, «Польского демократа» и «Польских ведомостей» (Wiadomosci polskie), органа аристократической партии. В последних было, между прочим, напечатано духовное завещание князя Адама Чарториского, умершего в июле месяце. Он завещал старшему своему сыну Ладисласу продолжать идти по пути, им указанному, сказав, что дело Польши в руках самого народа, которому принадлежит выбор средств и людей для достижения своей независимости, но что обязанность эмиграции состоит в том, чтобы объяснять перед Европою положение и труды народа, возбуждая к оному справедливое сочувствие иностранных государств.

Для увековечения памяти князя Адама Чарториского эмиграция предположила выстроить в Париже польскую церковь на капитал 500 т. франков, в число коих 100 т. уже собраны посредством подписки. При сем оказывают особенную деятельность граф Станислав Замойский, зять Чарториского, граф Понятовский, с помощью преданных ему клерикалов, и ксендз Яловицкий, принадлежащий к числу учредителей польского духовного ордена Смертвостанцев (l’ordre de la résurrection) и бывший исповедником Чарториского.

Яловицкий в октябре говорил в церкви «de l’afsomption» проповедь, которая навлекла на него негодование демократов. Он выразил в ней, что повторяемая повсюду в польских землях известная песня: Boze coz Polske не есть чисто церковная, ибо она в настоящем, измененном, ее виде не утверждена высшею духовною властью, и что неоднократные его, Яловицкого, представления по предмету ее к епископам и в самый Рим остались до сего времени без последствий. Яловицкий тем не менее пламенный польский патриот, а церковь, в которой он служит, есть место совещаний выходцев и средоточие политических их сношений, письменных и личных.

При праздновании поляками в Париже 17/29 ноября годовщины возмущения 1831 года так называемое литературное общество собралось в Польской библиотеке, где Ладислас Чарториский в первый раз занял место покойного его отца. Он прочитал патриотическую речь, которая не произвела большого впечатления. Были читаны и другие еще речи, между прочим, выходцем Боржиковским. Кроме того, другое собрание происходило в Батиньольском училище, из приверженцев партии Мирослав- ского, и третье, из чистых демократов, под председательством Ледуховского. Затем выходцы всех оттенков польской эмиграции и находящиеся в Париже приезжие поляки из разных провинций отправились на кладбище Монмартр, где в минувшем году воздвигнут их иждивением каменный крест в память погибших при беспорядках в Варшаве и Вильне. После совершенного на кладбище богослужения ксендз Каменский произнес проповедь.

В Лондоне также соединились в тот день польские выходцы и вместе с ними несколько английских консерваторов и радикалов. Из числа сих последних адвокат Белес не успел вполне прочесть письмо Станислава Замойского, ибо был прерван выходцем Бенявским. Сей последний стал бранить Замойского и Белеса; тогда произошел общий шум и драка между демократами и приверженцами Замойского, чем и кончилось собрание. Впоследствии граф Замойский сам приезжал в Лондон с целью соединения двух партий, но демократы, в том числе Забицкий, заменивший умершего в 1860 году графа Ворцеля, как главу их, отвергли его предложение. Польские выходцы в Лондоне в настоящее время немногочисленны и большею частию люди бедные. Многие поляки отправились оттуда в Соединенные Американские Штаты, другие во Францию, в Италию и на Дунай, третьи, наконец, переселились во внутренность Англии, дабы снискивать себе пропитание. Великобританское правительство, хотя производит польским выходцам денежное вспомоществование, но в весьма ограниченном размере, тогда как во Франции официально отказано им в пособии, но зато оное выдается им довольно щедро из рук полицейской префектуры.

Наступивший во Франции в конце 1861 года финансовый кризис и связанная с ним осторожность во внешней политике ослабили и степень предприимчивости польской эмиграции; но она надеется, что скоро появятся опять во Франции деньги и вместе с тем возобновится еще с большею силою покровительство началу народностей. Сближение в последнее время нашего Двора с Римским породило сильное неудовольствие между польскими выходцами.

О русских выходцах за границею получены были в 1861 году следующие сведения.

Герцен и Огарев, продолжая жить в Лондоне в тесной между собой связи, сделались еще большими противу прежнего демагогами, заглушив в себе совершенно уважение, которое в прошлые годы они в известной степени оказывали к личному направлению Вашего Императорского Величества по делам государства. В церковь Герцен и Огарев никогда не ходят, и родившийся у последнего в минувшем году сын, по примеру прочих его детей, не крещен. Для увеличения своей популярности в России они приглашают к себе по воскресеньям на обед всех русских, которые их навещают. Герцен был в июне месяце в Париже. Так как он был выслан оттуда в 1850 году с воспрещением возврата по настоянию Российского посольства, то французское министерство уведомило графа Киселева, что разрешение приезда в Париж дано Герцену по его просьбе на короткое время для устройства его частных дел. Ему сделана была в Париже овация со стороны польских выходцев, соединившихся для сего в числе до 500 человек. Герцена видели прошедшим летом и в Дрездене, где живет его дочь. В декабре же месяце 20-тилетний сын Герцена⁸⁶⁷ приезжал в Гейдельберг. По сему случаю проживающие там в значительном числе русские давали обед, пригласив на оный и поляков, и тут провозглашены были тосты в честь Александра Герцена с отдачею ему похвалы за старания его о соединении национальностей русской и польской.

Юрий Голицын, который в начале его пребывания в Англии прославился там своими концертами, впал потом в долги и в минувшем году дважды посажен был в долговую тюрьму. Герцен ему не оказывал никакого пособия, не будучи вообще склонен к благотворительности и не имея лишних денег, ибо доход от «Колокола», как говорят, покрывает только расходы издания. В августе месяце Голицын, по освобождении из тюрьмы, объяснял священнику Российского посольства в Лондоне Попову⁸⁶⁸ о несчастном своем положении и о желании его возвратиться в Россию на каких бы то ни было условиях. Вслед за тем он обратился по сему предмету к Вашему Величеству с прошением, на которое и последовало Высочайшее разрешение на его возврат. До сего времени он еще остается за границею.

Олимпий, бывший дьякон при Российском посольстве в Афинах, продолжает заниматься у Герцена. В ночь на Светлое Христово Воскресение он в первый раз вошел в посольскую церковь в Лондоне.

Кельсиев⁸⁶⁹, который перевел в Лондоне под именем Вадима пять книг Ветхого Завета, уехал в Шотландию в качестве секретаря известного русского выходца Джунковского⁸⁷⁰, сделавшегося иезуитом и находящегося ныне настоятелем одной из древних католических церквей на Шетландских островах. О Кельсиеве священник Попов узнал, что учился несколько медицине и в 1860 году отправлялся в Ситку, но в Лондоне переменил свое намерение, оставшись при Герцене.

Михайловский, занимавшийся короткое время у Герцена, определился в минувшем году на великобританский флот. О происхождении его и прежней жизни сведений не имеется, но из собственных слов его при разговоре со священником Поповым сей последний мог заключить, что он находился в морской службе.

Головин, уклонявшийся от воспользования дарованным ему в 1859 году дозволением возвратиться в Россию без всяких ограничений и высланный в 1860 году из Берлина за неприличные поступки и ослушание полиции, находился в минувшем году в Мюнхене, вступил там в брак с девицею Гессе и вскоре после того уехал в Ниццу.

Бакунин, который в 1857 году отправлен был из Шлиссельбургской крепости на житье в Сибирь, а в 1860 получил право вступить в Иркутске в службу канцелярским чиновником 4-го разряда, в минувшем году бежал из Сибири в Японию, откуда, отправясь морем в С.-Франциско и перебравшись чрез Панамский перешеек, приплыл в Нью-Йорк, а в конце декабря прибыл чрез Ливерпуль в Лондон, где встречен был Герценом.

Петр Долгоруков провел часть минувшего года внутри Франции на водах, а другую в Париже. Он продолжал издавать революционную газету «Будущность», которая печатается в Лейпциге. Ему нанесен сильный нравственный удар решением в Парижском суде против него процесса его с князем Воронцовым.

В числе возмутительных средств, к которым прибегала польская эмиграция, было и отправление эмиссаров в Царство Польское и Западные наши губернии с печатными воззваниями к народу, с письмами и с изустными наставлениями. Имена и назначение некоторых эмиссаров сделались известны, как то: Милевский – назначался в Вильно; Новицкий – в Киев; Вольский и Гуттемер – в Волынскую губернию; Комаровский – в Гродно; Чиборовский и Блажиевский – в Варшаву. Более близких сведений о сих лицах из заграницы получено не было, кроме описания примет некоторых из них. Собранные, по возможности, на их счет справки в секретном архиве 3-го Отделения о польской эмиграции были немедленно переданы местным начальствам и пограничным таможням для строгого за их появлением наблюдения.

В великом герцогстве Познаньском в продолжение минувшего года польское население оставалось по наружному виду довольно спокойным, не делая никаких против правительства демонстраций, но тем не менее были признаки внутреннего волнения и стремления к народной самостоятельности. Поляки пели в церквах религиозно-политические гимны, праздновали годовщины событий из отечественной истории и дни смерти национальных знаменитостей, они с упорством возобновляли домогательства насчет введения польского языка в общее употребление, в местных журналах, особенно в «Dziennik polski» и в «Nadwislianin», печатались беспрерывно статьи, очень резкие, в пользу восстановления подавленной польской народности с выражением сочувствия затеям по сему предмету польской эмиграции, наконец, католическое духовенство выказывало потворство развитию национального движения.

Ввиду такого поведения поляков Прусское правительство сначала оставалось без опасений, надеясь на большое развитие в великом герцогстве Познаньском германского элемента, который там преобладает, хотя не по численности, но по умственным и материальным его средствам. Однако же, в конце года выборы в Познани депутатов на Берлинский Сейм приняли невыгодный для правительства оборот. Несмотря на то что число немецких избирателей превышало число таковых же польских, из сих последних выбрано на Сейм 20 человек, тогда как из немцев выбрано только 8. Эту неудачу немцев объясняют несогласием их между собою и тем, что евреи поддерживали сторону поляков. Выбраны, между прочим, Пробоиз Прусаковский, бывший в 1848 году деятельным членом национального комитета, и Неголевский, произведший уже много шуму на сеймах прошлых лет поддерживанием польской национальности и обвинением местного начальства в умышленном вызове беспорядков. Этот раз он не принял посланного к нему объявления о его избрании потому, что оно было написано на немецком языке, и затем оно было прибито к дверям его жилища. В сем обстоятельстве виден был зародыш прений на сейме относительно всеобщего ввода в употребление в Познани польского языка.

В Галиции поляки хотя также пели патриотические гимны, но вообще вели себя скромно. Галицийский губернатор граф Менедорф⁸⁷¹ снабжен был полномочием прекращать порядком военного суда всякое нарушение спокойствия. С другой стороны, содействовал мерам правительственным конкордат Австрии с Римским Двором. В декабре месяце Лембергский архиепископ Вержхлейский и суфраганы его, епископы Пршемысльский и Тарновский, издали публичное неодобрение пения в церквах, в противность духовным правилам, возмутительных гимнов, угрожая вместе с тем строгим взысканием тех ксендзов, которые впредь допустят таковое пение. Неоднократно отправленные к помянутым духовным сановникам депутации галицийских поляков с просьбою взять обратно запрещение насчет пения гимнов не имели никакого успеха.

При взгляде на политическое положение Царства Польского в 1861 году представляется от начала до конца грустная картина возмутительных замыслов, враждебных манифестаций и борьбы правительства с революционными стихиями, между которыми религиозно-политическая занимала главное место. Духовенство всего края, забыв истинное свое призвание, тайным влиянием и примером своим возбуждало прочие сословия к непокорности и измене, допустив в храмах Божьих пение возмутительных патриотических гимнов. Таким образом, правительство, в распоряжениях своих для восстановления законного порядка, потеряло всякую опору, ибо не могло уже полагаться ни на чиновников, прямых его орудий, ни на ксендзов, ни на дворян. Сии последние отказались от содействия гражданской власти не только в лице их предводителей, поспешивших в самую опасную минуту оставить свои должности, но и в полном почти составе дворянства, собранного в Варшавском земледельческом обществе, которое после событий 13/25 и 15/27 февраля выказало политическое значение, совершенно противное правительству. Сильная демонстрация, вызванная распущением в апреле месяце земледельческого общества, подтвердила вредное его влияние на народ.

Когда не утихавшее волнение и ослушание поляков заставили, наконец, объявить 2 октября Царство Польское на военном положении, а на другой день упорное, вопреки строгого запрещения, празднование в Варшаве памяти Костюшки вынудило для прекращения оного окружить церкви войском и ввести в одну из них, по необходимости, солдат, без ружей, то немедленно за тем духовенство заперло все храмы в Варшаве под предлогом предохранения алтарей от осквернения. Беспримерная сия в летописях мера продолжалась четыре месяца, и если она не достигла возмутительной ее цели, то неуспех этот должно отнести к строгому наблюдению местного начальства и благоразумному оглашению истинных причин, лишающих народ богослужения.

Военное положение немедленно усмирило поляков. Они пользовались долготерпением и снисходительностью правительства до последней крайности, считая их выражением слабости и как бы не понимая, что давно уже заслуженная поведением их строгость отлагалась для того единственно, чтобы не остановить исполнения дарованных им льгот, а именно, выбора членов во вновь учреждаемые городские и уездные советы, составляющие вместе с учреждением Государственного Совета Царства Польского важный шаг к осуществлению желаемого поляками самоуправления.

Наступившая наружная тишина в Царстве не должна, однако же, служить ручательством в продолжительном спокойствии того края. Кроме крестьянского сословия, преданного в ожидании личных выгод Российскому правительству и не доверяющего дворянству, несмотря на все его обещания и ласки, – прочее население Царства неприязненно России и проникнуто надеждою на скорое восстановление самобытности Польши. Расположение это распространяется даже на евреев, невзирая на оказанные им в минувшем году благодеяния, предоставлением равных с христианами гражданских прав. Образованные и богатые евреи в Польше, как равно в Германии, суть самые злые демагоги и горячим патриотизмом стараются прикрыть свое происхождение. Бедные же находятся в зависимости от богатых и вообще под влиянием страха перед польским населением.

Революционный дух перешел в Польшу из Италии и Венгрии и встретил в легкомыслии и воспламенительности поляков плодотворную почву при несомненном подстрекательстве со стороны польской эмиграции и ее политических покровителей.

Во влиянии эмиграции убеждают печатаемые в ее журналах наставления и распространяемые между народом прокламации Мирославского. Те и другие оказались в самом начале движения у арестованных учеников варшавских училищ, которые были увлечены к преступным действиям наущениями Нарписа Янковского, задержанного потом за таковые же действия в Кракове и находившегося в сношениях с польскими выходцами в Париже.

Янковский как уроженец Киевской губернии и отставной поручик наших войск в начале минувшего года передан был из Австрии в Варшаву. При допросах в тамошней следственной комиссии он отвечал уклончиво и упорно запирался, но за всем тем из показаний его и некоторых лиц, имевших с ним сношения, он оказался виновным в том, что по прибытии два года тому назад в Варшаву открыл у себя собрания для молодых людей с видимою целью распространения между ними вредных идей и запрещенных сочинений. Сверх того оказались при нем отрывки из очерка какого-то неизвестного общества. Янковский, по-видимому, имел и в Киевской губернии, где он помещик, многих соучастников в злоумышлениях противу правительства, и потому он по Высочайшему повелению отправлен в апреле минувшего года из Варшавы в Киев для предания военному суду. Об окончательном решении сего последнего еще не получено уведомление.

Судя по секретным сведениям, полученным из-за границы, события в Варшаве в начале минувшего года были для глав революционной пропаганды, в том числе и для представителей польской эмиграции, явлениями, превзошедшими их ожидание, почему и последовали немедленные между ними совещания. С другой стороны, в самом волнении варшавской черни и ее видимых руководителей не замечалась готовность к вооруженному восстанию. Следовательно, можно допустить, что случайные обстоятельства увлекли манифестации за предел начертанного плана действий и что вслед за тем Варшавское агрономическое общество, которого патриотический труд еще вполне не созрел, вынуждено было выступить на политическую арену преждевременно, а католическое духовенство захватило в свои руки общее движение.

Все тщательные в Царстве разведывания не обнаружили по сие время существования тайного общества заговорщиков. Между тем присутствие движущей силы ощутительно по согласию и точности в исполнении революционных манифестаций, равно как распоряжение насчет воздержания в известных случаях от беспорядков, избежания публичных и частных увеселений, ношения траура и известных патриотических знаков, – все это под явным страхом взыскания за ослушание.

По уважению изъясненного выше убеждения, основанного на фактах, о сильном влиянии католического духовенства на политическое состояние Царства Польского, можно надеяться, что назначение в Варшаву нового епископа Фелинского⁸⁷², человека достойного и благоразумного, понимающего истинную пользу поляков, упрочит настоящее спокойствие края. Внешние польские возмутители уже восстают против Фелинского, называя его «Московским», и вообще после открытия в Варшаве церквей они нападают на тамошнее духовенство за уступки его правительству.

Немаловажным также ограждением спокойствия в Варшаве служат преобразование и усиление в минувшем году тамошней полиции, равно близкое наблюдение за внешними происками поляков, сосредоточившимися последнее время в Кракове. Все таковые меры предосторожности могут, однако, оказаться недействительными, если разразится вдруг на юго-западе Европы скопляющаяся там громовая туча революции.

Все, что сказано выше насчет революционного движения в Царстве Польском, повторялось более или менее и в Западных, возвращенных от Польши, губерниях. События варшавские отозвались там сильным сочувствием. Едва ли остался во всем крае город, в котором бы не было произведено церковных процессий при пении польских патриотических гимнов. Особенно многолюдные и торжественные ходы совершены были 31-го июля в память соединения за 300 лет пред сим Литвы с Польшею. Из Ковно, Белостока, Россией и из разных пограничных местечек процессии эти отправлялись в ближайшие местечки Царства Польского и соединялись с другими, выходившими оттуда. Наиболее замечательна была ко- венская процессия. Из Ковно утром 31-го июля выступило до 6 т. народа, и хотя по распоряжению управлявшего губерниею выведены были из моста на Немане два плашкота, а у самого моста поставлена сотня казаков, но толпа прорвалась сквозь эту сотню, овладела плашкотами, ввела их в мост, перешла через реку и там была встречена почти столько же многолюдною и торжественною процессиею из жителей Царства Польского. Эти большие демонстрации оканчивались угощением простого народа, пением патриотических песен и народными плясками, в которых помещики плясали с крестьянками, а дамы с крестьянами. В эти дни дамы одевались в блестящие, праздничные наряды, но на другой день, по-прежнему, все были в трауре.

Увещание со стороны местных начальств и полицейские меры не имели в сих случаях никакого успеха. Пение возмутительных гимнов и политические демонстрации не останавливались даже в присутствии полиции; местные же власти, городничие, директоры гимназий и другие, делались иногда предметом насмешек и даже гонения. В Житомире 10-го марта при совершении панихиды по убитым в Варшаве один из частных приставов, находясь при входе в костел, был оскорблен до крайности. Над ним смеялись, пришпиливали к нему польские кокарды, клали их в его карманы и кололи его булавками. Подвергались оскорблениям и жандармские офицеры в Ковно, в Вельске, в Тельшах. Вообще полицейские чины теряли всякое значение и нередко во время беспорядков скрывались, чтобы не подвергаться обидам. Многие из них, самые усердные и благонамеренные, просили об увольнении их от службы, находя положение свое невыносимым.

Во главе всех демонстраций стоят, как и в Царстве Польском, католические священники. За ними следуют польские дамы, а потом студенты, гимназисты и другие юноши и дети. Неблагонамеренные люди выдвигают их вперед, полагая, что дам и детей, во всяком случае, не подвергнут жестокому наказанию. Много неблагонамеренных являлось и из дворян, но они, особенно служащие по выборам и чиновники, участвуя в манифестациях, тотчас прекращали возмутительное пение, как скоро замечали, что в церковь входили наблюдающие лица.

Нельзя сказать, чтобы между уроженцами Западных губерний не было людей, понимающих неприличие поступков своих соотчичей, но многие из них не имеют довольно твердости, чтобы противиться влиянию других. Отставать от неблагонамеренных людей там почти и невозможно: ибо тех, которые не поют возмутительных гимнов, заставляют силою выходить из костелов; не участвующих в политических процессиях преследуют насмешками и оскорблениями, даже угрожают им убийством; цветные платья обливают серной кислотой или изрезывают; в окна домов, где составился вечер для удовольствия, бросают каменьями и разбивают стекла. Напротив того, лица, подвергшиеся за участие в манифестациях взысканиям, приобретают сочувствие, и молодые люди, до того времени никому не известные, не только становятся заметными личностями, но пользуются почетом. Некоторым из них устраивали восторженные встречи, других защищали от законного преследования. Так, гродненские жители 24-го июля, ожидая отправления в сопровождении жандармов за участие в одной манифестации из Гродно в Тамбов поручика Вольского, вышли в числе до 1000 человек за город, там приостановили Вольского, бросали вверх шапки, кричали: «Ура! Да здравствует Вольский!» и снабдили его деньгами. В начале сентября в Поневеже двое крестьян, участвовавшие в пении возмутительного гимна, были задержаны и вскоре освобождены; ксендзы тотчас сняли с них фотографические портреты, дабы этими личностями привлекать на свою сторону других из простого народа; когда же упомянутые крестьяне были потребованы в полицию для допроса, в то время толпа женщин, предводительствуемая ксендзами, пришла в квартиру городничего и нанесла ему оскорбления.

Несмотря на это, по отзыву местных начальников, половина польских помещиков и наибольшая часть служащих чиновников остаются верными правительству. Но, к сожалению, люди тихие и скромные всегда затираются теми дерзкими выскочками, которые при спокойном положении дел составляют худшую часть общества, а при народном волнении делаются руководителями и господствующими лицами.

Что касается до крестьян, то они не только в юго-западных, но и в литовских губерниях хорошо расположены к правительству и устраняются от политических беспорядков. Если в некоторых местах крестьяне участвовали в процессиях, то единственно по религиозному побуждению, будучи обмануты ксендзами и помещиками; но как только начинали видеть истинную цель процессии или понимали смысл гимнов, они тотчас, с выражениями: «Это против Царя», отставали от процессии или выходили из костела. Ни пляска с крестьянами и крестьянками, ни обещание некоторых дворян отдать им даром поземельные участки не склонили их на сторону помещиков. Вообще низшие классы народа в Западных губерниях смотрят на нынешних руководителей беспорядков подозрительно и недружелюбно.

К прекращению неустройств в Западном крае принимались одна за другою различные меры. Везде войска расположены так, что они могут быть передвинуты всюду, куда потребует их надобность. Простые манифестации предписано (5 апреля) предупреждать более увещаниями, но в случае упорства толпы или неблагонамеренных предприятий разрешено употреблять и силу оружия. Отобрано у жителей, за несколькими исключениями, всякое оружие; запрещена или ограничена продажа частным лицам пороха. Во всех городах учреждены временно полицейские суды. За участие в демонстрациях и пении возмутительных гимнов несколько предводителей дворянства уволены от должностей; довольно много чиновников, особенно в северо-западных губерниях, удалено от службы; многие помещики и помещицы высланы из городов в их имения, а студенты отправлены в те университеты, к которым они принадлежат. Особенно же неблагонамеренные лица высылаются в великороссийские губернии.

Из помянутых мер учреждение временных полицейских судов, по замечанию местных властей, не приносит ожидаемой пользы. Председатели этих судов (уездные судьи) сами польские уроженцы, и некоторые из них участвовали в манифестациях. Они обыкновенно держат сторону обвиняемых соотчичей своих. При том же ныне в Западных губерниях никакое политическое преступление не подтверждается фактами: все допрашиваемые свидетели отвечают, что пение возмутительных гимнов или процессии происходили по общему желанию народа, что зачинщиком и руководителем никто не был и что они никого из певших или бывших в процессии лично не знают и не заметили.

Другие меры, особенно размещение повсюду войск, повеление действовать в случае надобности вооруженною силою, отобрание у жителей оружия и высылка некоторых из них во внутренние губернии, производили впечатление, и после каждой из них жители Западного края несколько времени удерживались от беспорядков. Но вскоре потом неблагонамеренные люди принимались петь возмутительные гимны и устраивать демонстрации.

Сильнее всех вышепомянутых мер подействовало военное положение, которое местные генерал-губернаторы, уполномоченные Высочайшим Указом от 6-го августа⁸⁷³, вынуждены были объявить: в исходе того же августа в северо-западных губерниях, за исключением нескольких мест, и в сентябре – в некоторых частях юго-западных губерний. Это объявление навело на жителей панический страх, и хотя впоследствии боязнь ослабла, но уже с того времени возмутительные гимны поются с некоторою осторожностью, манифестации прикрываются более, чем прежде, благовидными предлогами, траурные платья и конфедератки появляются реже и вообще дерзость смельчаков смягчилась.

Впрочем, во внутреннем настроении жителей Западного края не произошло никакой перемены. В Виленской губернии – по отзыву тамошнего жандармского штаб-офицера – «для посторонних глаз все кажется спокойно, но стоит всмотреться в лица поляков, чтобы убедиться в выражении злости и ненависти ко всему русскому». Общий смысл и других донесений показывает, что во всех Западных губерниях политическое положение дел такое же, как в Виленской губернии.

Имея это в виду, некоторые (наприм. бывший Ковенский, ныне Вологодский губернатор Хоминский) полагают, что на нынешнее польское движение следует смотреть как на заразу нашего времени, занесенную к нам с Запада, и что беспорядки у нас, без особых внешних обстоятельств, сами собою прекратятся.

Генерал-адъютант князь Васильчиков 1-й в одном из донесений своих писал, что польские уроженцы в Западных губерниях на открытые враждебные действия не решаются: потому, что они находятся среди русского православного населения; что ныне, с освобождением помещичьих крестьян, дворянство не может, как было в 1831 году, рассчитывать на их содействие; что везде расположено достаточное число войск, готовых остановить возмущение; и, наконец, потому, что поляки не имеют ни оружия, ни других средств, необходимых к успешному восстанию. Общественное спокойствие – по его мнению – могло бы нарушиться только в таком случае, если б в Западные губернии вторгнулись извне шайки мятежников.

Генерал-адъютант Назимов, с своей стороны, доносил, что во вверенных ему губерниях масса народонаселения равным образом состоит из русских и что поэтому надежда поляков на присоединение Литвы к Польше – есть одна мечта.

Неоднократно выраженные генерал-адъютантом графом Бергом опасения насчет существования в Финляндии секретного политического общества под влиянием Швеции, Англии и Франции были в 1861 году предметом тщательных разведываний. Подозрение графа Берга не основывалось ни на каких данных, кроме сообщения в Швецию неблагонамеренных сведений, которые, по напечатании в тамошних журналах, распространялись, посредством ввоза оных, в Финляндии. Сверх того, замечены были графом Бергом частые секретные свидания между некоторыми финляндцами и консулами шведским, английским и французским, из числа которых первый, Дальфельдт. пользуется особым расположением и доверенностью Его Величества Короля Шведского.

Возбужденное графом Бергом подозрение подкрепилось некоторым образом появившеюся в минувшем августе в парижском журнале «la Patrie» статьею о Финляндии, до того времени никогда еще не занимавшей французскую журналистику. В статье выражалось сочувствие к стеснению прав финляндцев и выведена параллель между ними и венгерцами.

Вскоре за тем французский журналист Леоне Дюпон получил от Короля Шведского⁸⁷⁴ орден Вазы за написание брошюры в пользу составления скандинавского государства присоединением к Швеции Дании и Финляндии.

Для удостоверения во внешнем влиянии на расположение умов в Финляндии обращено было на сей предмет внимание Российских посольств в Стокгольме, Париже и Лондоне и собирались сведения в самой Финляндии с соблюдением крайней при том осторожности. Генеральный консул наш в Христиании, статский советник Мекелин, с разрешения его начальства принял поручение съездить в Гельзингфорс, где он имеет знакомых и родных, дабы лично узнать об истинном положении вещей и необходимости учредить там согласно представлению графа Берга тайную полицию.

Вследствие сего статский советник Мекелин донес:

1. Что он нашел между финляндцами общее неудовольствие по случаю учреждения выборного Комитета вместо созвания народного Сейма для рассуждения о нужных реформах и вместе с тем убедился в довольно сильном нерасположении жителей к графу Бергу, особенно же класса литераторов и университетской молодежи.

2. Что идея скандинавизма действительно развилась в Финляндии и что тлеющие повсюду искры ее легко могут быть раздуваемы шведскими агентами, но что не видно признаков организованной для сей цели пропаганды в прямом смысле сего слова, и, наконец, что сношения его с лицами, на которых указал граф Берг, не возбудили подозрения его, Мекелина; в том числе и английский консул Браун показался ему молодым человеком, неспособным к политическим интригам.

3. Что в течение последних годов мысль национальности сильно стала занимать финляндцев, несмотря на различие направления существующих между ними двух партий: финноманов, старающихся исключительно в духе национальном о нравственном и материальном развитии их земли, и так называемой шведской партии или финляндских либералов, склонных к идее скандинавизма, которые смотрят на владычество России как на узурпацию. Обе партии усердно домогаются полного и скорого восстановления законодательного порядка в виде Сейма.

4. Что, доколе Финляндия наслаждалась благосостоянием, противные российскому владычеству идеи не пускали глубоких корней, быв опровергаемы ощутительными выгодами существующего положения; но с появлением денежных затруднений вследствие последней войны, в коих обвиняют русское правительство, неудовольствие противу оного стало возрастать.

5. Что на основании всего вышеизложенного можно полагать, что старания правительства о финансовом устройстве Финляндии с удовлетворением, на пути законном, желания финляндцев насчет восстановления их конституционных прав пресекут влияние в крае идеи скандинавизма.

Донесение статского советника Мекелина получено было в октябре месяце. С того времени назначение Финляндским генерал-губернатором генерала от инфантерии барона Рокасовского⁸⁷⁵, который приобрел уже прежним его управлением расположение Финляндцев; объявление его тотчас по приезде своем в Гельзингфорс в разговоре с представившимися ему сенаторами о безотлагательном созвании Сейма по окончании предварительных работ Высочайше учрежденного Комитета из выборных членов от всех сословий для обсуждения изменения некоторых узаконений и других вопросов; и, наконец, переданное им, бароном Рокасовским, последнее Высочайшее повеление об открытии Сейма, коль скоро рассмотрены будут Комиссиею главные проекты новых законов, не дожидаясь окончания прочих работ, суть меры, которые не могут не убедить финляндцев в попечительности правительства.

Первое объявление генерала Рокасовского насчет созвания Сейма возбудило общую радость, выразившуюся в Гельзингфорсе иллюминациею города и великолепным освещением во время представления в театре Императорской ложи, причем пропет был с необыкновенным одушевлением народный гимн Vart Land (Отечество). Однако вместе с тем происходила уличная демонстрация, толпою более 300 молодых людей, которая направлена была противу финляндского почт-директора генерал-майора Гриненберга и двух цензоров, обвиняемых в излишней строгости. В этой демонстрации принимали участие многие студенты и некоторые другие лица образованных классов, но она была опорочена людьми благомыслящими, в каковом смысле отозвались и местные журналы.

Начало 1861 года ознаменовано блистательным в истории России событием – уничтожением крепостного состояния. Чувства народа выразились во многих местах, особенно внутренних губерний, молебствиями, крестными ходами, пожертвованиями на приобретение икон, на устройства в церквах приделов во имя Св. Александра Невского, на сооружения в Москве, Рязани и в Таврической губернии храмов, а также памятника Пермской губернии в Очерском заводе, на учреждение богаделен, училищ, в С.-Петербурге же – на устройство больниц для рабочего населения.

Крестьяне нескольких губерний, равно дворяне Ветлужского уезда, Костромской и Покровского Владимирской губернии представили всеподданнейшие адреса; кроме того, крестьяне многих имений и фабричные люди имели счастье поднести Вашему Величеству хлеб-соль в С.-Петербурге, Царском селе, Москве, Туле и других городах.

Главные правила положений 19 февраля последовавшими потом узаконениями повелено применить к имениям государственным, удельным, горнозаводским, посессионным, а также к тем, которые принадлежат на помещичьем праве учебным и другим заведениям с увольнением населения их от обязательных работ. Приведение к одним общим началам сего крестьянского состояния возложено на учрежденный по сему предмету главный комитет.

Между тем, для введения в действие законоположений 19-го февраля были командированы во все губернии, населенные помещичьими крестьянами, лица Свиты Вашего Величества, облеченные доверием устранять недоумения жителей и в случаях нарушения ими спокойствия принимать по соглашению с губернаторами соответственные меры.

Обнародование Высочайшего Манифеста сопровождалось везде тишиною и замечательным в некоторых частях империи проявлением трезвости; но этот порядок вскоре был нарушен. Большинство крестьян надеялось получить совершенное освобождение от обязательных повинностей помещикам и даровой надел земли. Не понимая достаточно нового положения, они обращались за объяснением к священникам, дьячкам, отставным солдатам и разным малограмотным людям; но из сих лиц одни, по своей необразованности, особенно в селениях, отдаленных от городов, не могли дать наставлений, а другие, из личных выгод, старались применяться к желанию крестьян и толковали положение превратно. Это дало крестьянам повод уклоняться от прежних обязанностей, не доверять помещикам и местным властям, наконец, предаваться своеволию. В то же время в Казанской и Смоленской губерниях появились самозванцы – посланники Царские для разъяснения воли.

Государь вручает графу Ланскому Положение 19 февраля 1861 г.

В Нижегородской один беглый солдат объявил, что он принадлежит к числу 36-ти защитников крестьянского сословия, избранных Великим Князем Константином Николаевичем; в Пензенской губернии крестьянин Егорцев, назвавшись Великим Князем Константином Павловичем, произвел там возмущение; в Самарской бессрочноотпускной Орловского пехотного генерал-фельдмаршала князя Варшавского полка рядовой Василий Храбров разглашал, что он Император, обещал в скором времени свободу и одного ямщика наградил медалью. Иные лица разъезжали по деревням под названием чиновников и неправильно толковали жителям об их правах, собирая за это деньги. Крестьяне, смущаемые таким образом, одновременно в разных губерниях перестали повиноваться, и для усмирения их оказалось необходимым командировать во многие имения воинские отряды. Важнейшими из этих случаев по упорству крестьян были: Казанской губернии в имении сенатора Мусина-Пушкина, куда собралось несколько тысяч крестьян окрестных селений, приведенных в заблуждение выдавшим себя за пророка раскольником Петровым. Они не допускали арестовать его и не могли быть рассеяны иначе, как только вооруженною рукою. То же происходило в Пензенской губернии, сначала в Чембарском поместье графа Уварова, где от ложных разъяснений священника Померанцева сборище из 2 т. человек, сопротивляясь исправнику, заковало его, а также управителя, приказчика, трех нижних чинов и нанесла побои нескольким солдатам; потом в имении помещика Волкова в Керенском уезде более 10 т. человек, собранных по подстрекательству упомянутого крестьянина Егорцева, сопротивлялись всем убеждениям властей. В обоих случаях для прекращения беспорядков признано также неизбежным употребить силу. Подобное же возмущение было в Смоленском имении князя Павла Голицына, где более 3 т. крестьян при увещеваниях исправника были окружены 3-мя ротами пехоты; но крестьяне напали на солдат, отняли у некоторых ружья и трех из них ранили; причем толпа эта была стеснена прикладами и тем обращена к покорности. Кроме того, для усмирения неповиновавшихся, оружие было употреблено в 4-х имениях Витебской, Подольской, Екатеринославской и Пермской губерний. При всех ознаменованных случаях лишились жизни 140 и ранены или ушибены⁸⁷⁶ 170 человек.

Большая часть прочих волнений прекращена кроткими внушениями; содействие же воинских команд потребовалось только или к арестованию возмутителей и наказанию на месте зачинщиков беспокойства, или в виде кратковременного постоя для сохранения восстановленного порядка.

При тщательном изыскании причин бывших возмущений постороннего злоумышленного к тому подстрекательства не открыто; и во всех случаях сопротивления местным властям намеренного неповиновения Высочайше утвержденным правилам не оказалось. Напротив того, крестьянами постоянно выражалась непоколебимая вера в Царскую волю. Одно опасение уклониться от оной и вновь подвергнуться крепостной зависимости доводило их до ослушания по сомнению вообще в помещиках и чиновниках, которых они во многих местах обвиняли в сокрытии настоящего Манифеста.

Это сомнение подкрепили впоследствии разнесшиеся повсюду слухи, что по истечении 2-х летнего срока будет объявлено новая полная воля с дарованием земли и что этого права будут лишены те, которые согласятся на предлагаемые теперь помещиками условия. Посему введение уставных грамот встретило везде упорное сопротивление; в надежде получить более выгод в будущем крестьяне под разными предлогами не соглашались на условия помещиков, хотя весьма многие из последних предлагали значительные в их пользу уступки. Было несколько случаев, что грамоты, составленные по соглашению с крестьянами, они отказывались подписывать, обещаясь и без этого исполнять все повинности; не давали выборных для поверки представленных помещиками грамот; не принимали тех, которые были уже утверждены и в некоторых имениях бросали их к ногам мировых посредников. Беспорядки сего рода прекращены частию воинским постоем, а частию арестованием зачинщиков.

Вообще дарование прав бывшему крепостному населению не произвело, за немногими исключениями, таких важных беспорядков, каких многие помещики в предшествовавшем году опасались. Только полевые работы шли неуспешно: крестьяне или уклонялись от них, упуская удобное время, или работали небрежно и большим против прежнего числом рук, а за наемный труд требовали чрезмерно высокой платы; от этого некоторая часть хлеба осталась неубранною с полей, и посев на 1862 год уменьшен местами до третьей части, в Рязанской же и Самарской губерниях до половины прежнего количества.

Впечатление, произведенное на дворян положениями 19-го февраля, было различно: в первое время по обнародовании их помещики оставлением земли их собственностью и назначенными за пользование ею повинностями крестьян были довольны, но потом начали находить обеспечение последних значительным наделом для себя невыгодным, опасаясь, что они будут отказываться от наемного труда, нарекали на предоставление крестьянам пятилетнего пользования прежними угодьями и сожалели о невозможности немедленного перевода их, без соглашения с ними, на оброк. В нескольких губерниях замечен ропот помещиков на уменьшение их доходов, на общее уклонение крестьян от повинностей и на потворство им со стороны губернских властей. В Калужской все предводители дворянства жаловались на односторонние действия начальника губернии ко вреду землевладельцев, в Нижегородской, Курской и Псковской губерниях дворяне обвиняли губернаторов в том же и ожидали беспорядков от безнаказанности своеволия крестьян.

Вообще из хода дел видно, что помещики к устройству своего хозяйства на новых основаниях не приготовились и что, не имея капиталов, они претерпевают чувствительные лишения от крайнего затруднения в частном кредите.

Кроме того, во многих местах помещики обвиняли мировых посредников в пристрастных к крестьянам действиях, а в некоторых губерниях присовокупляли нарекание, что многие из них назначены к должностям вопреки желанию дворянства, что, следуя данному от начальников губерний направлению, они оставляли жалобы оного без последствий или потворствовали самоуправству крестьян, оправдывая таковое неизбежным проявлением новой их гражданской жизни.

Эти нарекания были в нескольких случаях не без оснований. Хотя посредники большею частию беспристрастным и дельным разбирательством недоумений и споров оказались весьма полезными в деле устройства крестьянского состояния, однако некоторые из них действительно выказали себя несоответствующими своему назначению: одни – не имея достаточных сведений о сельском хозяйстве и быте крестьян, руководствовались произволом и произносили несообразные с обстоятельствами решения; другие – односторонностью или же личными своими качествами не могли приобрести ни доверия, ни уважения общества; наконец, некоторые превышали свою власть, считая себя подчиненными не губернскому начальству, но одному только Сенату, которым были утверждены в должностях. На действия всех этих лиц обращено надлежащее внимание министра внутренних дел⁸⁷⁷.

Что касается до губернских начальств и губернских же по крестьянским делам присутствий, то в их действиях замечалась тоже неравномерность. Там, где, строго следуя новому положению, они требовали того же и от уездных учреждений, оказывалось в народе более спокойствия; в тех же губерниях, где хотя не встречалось противодействия новому порядку, но не было и надзора за точным исполнением новых правил, или где губернские власти при одностороннем на дело взгляде считали крутые меры необходимыми и составляли урочные положения обременительные для крестьян, там ослаблялось доверие народа к властям и скорее развивались мечты о полной свободе.

В общей сложности нельзя сказать, чтобы во внутренних губерниях дворянство не старалось привести крестьянское дело к устройству на данных началах и не содействовало тому возможными уступками и пожертвованиями в пользу крестьян. Доказательством тому служит то, что отчасти оно успевало достигать добровольных с крестьянами соглашений. Таким образом, в последнее время составлены и введены уставные грамоты во многих имениях и из числа их в довольно значительном размере с предоставлением крестьянам земли в собственность и с прекращением всех обязательных отношений.

Меры, принимаемые в Прибалтийских губерниях к улучшению быта тамошних крестьян, находят мало сочувствия между дворянством этого края и дают ему даже повод видеть в них посягательство на привилегии всего дворянского сословия. Размер арендных обязательств крестьян зависит преимущественно от землевладельцев, которые притом пользуются правом удаления каждого крестьянина из своего имения, так что последнему остается или соглашаться на условия для него обременительные, или же оставлять свою оседлость; но в последнем случае он не принимается в других имениях иначе как с обязательством повинностей более тягостных, чем прежде.

Таким образом, по неопределенности труда в пользу помещиков и по отсутствию права наследственного владения землею, находящеюся в пользовании крестьян, сии последние ожидают перемен и продолжают желать переселения во внутренние губернии.

Допущенная в числе упомянутых выше мер продажа казенных земель прибалтийским крестьянам в собственность шла довольно тихо. Для приобретения покупкою земли определено требовать взноса пятой части ценности покупаемого участка, а потом ежегодной уплаты в продолжении тридцати лет по 6% со всей суммы, что составляет значительно высшую плату в сравнении с арендным оброком. По сему большая часть желающих удерживается от покупки по недостатку средств и остается в надежде, что земли со временем будут или продаваемы дешевле, или же раздаваемы безвозмездно.

Назначенных в продажу участков куплено: в Лифляндской губернии, где казенные земли составляют 1/7 часть всего пространства губернии, на два миллиона рублей, а в Курляндской, где казенному ведомству принадлежит 1/3 часть всех земель, только на один миллион рублей.

Замечено, что положение крестьян-собственников весьма хорошо и что они составляют самый зажиточный класс земледельцев.

Перевод крестьян с барщины на оброк или на денежную арендную плату продолжался более успешно. В казенных имениях барщина уже уничтожена; в Эстляндской губернии предполагают достигнуть того же в продолжение двух лет; но в Лифляндской и Курляндской губерниях барщинную систему отстаивают еще владельцы некоторых имений, особенно пожалованных правительством в прежнее время, а также таких, которыми в Курляндии пользуются служащие лица в виде жалованья или содержания.

Впрочем, нельзя не полагать, что и в последних двух губерниях все крестьяне в непродолжительном времени будут переведены на оброк, тем более что барщина в немногих имениях, когда большая часть примет другую систему повинностей, будет уже невозможна.

В тех имениях, где оброк введен, крестьяне делаются вообще бережливее и быт их заметно улучшается.

Для заселения мест, оставленных в 1860 году вышедшими в Турцию татарами и ногайцами, число которых простирается до 230 т. душ обоего пола, в конце того же года был сделан вызов в 11-ти губерниях крестьян, желающих переселиться в Крым, а между тем для занятия опустевших после выхода ногайцев казенных селений, равно как и для обеспечения путей сообщения, были переведены туда из трех северных уездов Таврической губернии свыше 5 т. душ. В 1861 году разрешено водворение более 16 т. семейств государственных крестьян, а также из отошедшего к Молдавии участка – жителей бывших русских казенных селений и болгарских колоний. Из этого числа переселилось, как в означенные три, так и в другие уезды, государственных крестьян малороссийских, равно Тамбовской, Рязанской, Орловской и Калужской губерний более 2 т. семейств; кроме того перешло выходцев из Турции и Молдавии до 1380 семейств, что составляет, с переселившимися в 1860 году из внутренних губерний крестьянами, до 50 т. душ обоего пола.

Большая половина сих переселенцев водворена в Бердянском, Мелитопольском и Днепровском уездах; одни из них построили уже дома, другие поместились в купленных у ногайцев и, по-видимому, положением своим довольны.

Семейства, прибывшие из Турции, явились большею частию в крайней бедности, лишенные всего необходимого, так что местные жители, особенно в Евпатории, поспешили, по возможности, облегчить их положение добровольным пожертвованием припасов и других пособий. Для обеспечения нужд этих людей командированы особые чиновники с тем, чтобы они старались удовлетворить самым необходимым потребностям каждого семейства.

В Перекопском уезде недостаток воды весьма затрудняет новых жителей и даже был поводом неповиновения местным властям выходцев из Добруджи, которые желали перейти оттуда в северные уезды; но, по надлежащем внушении, согласились остаться на указанных им местах.

Духовные требы между переселенцами не могли быть исполняемы по неимению церквей и принтов. Посему было сообщено епархиальному начальству о назначении на места новых поселений нескольких священников и причетников.

Сверх вышеупомянутых выходцев осенью прибыло в наши пределы 3086 семейств болгар из Виддина и из колоний в числе более 18 т. душ обоего пола, которые по случаю позднего перехода размещены временно по разным селениям Новороссийского края.

Между тем увольнение татар, желавших удалиться за границу, продолжалось. С другой, стороны из числа переселившихся в Турцию татар и ногайцев до 1000 семейств просили дозволения возвратиться и некоторые из них, получив на то разрешение, прибыли уже обратно.

Происходившие в 1861 году в некоторых великороссийских губерниях дворянские выборы сопровождались вообще оживленными прениями, доказывавшими раздраженное состояние умов. В Тульской же губернии крестьянское дело было предметом особенных рассуждений дворян. Тут были рассмотрены мнения разных лиц насчет положения всего поместного дворянского сословия и угрожающих ему разорения и других бедствий. Согласно таковому взгляду составлен за подписью большинства членов собрания адрес на Высочайшее имя Вашего Величества. Дворяне ходатайствовали в оном: 1. О дозволении переводить крестьян с изделачной повинности на оброк без предварительного их на то согласия и с обеспечением оброка правительством; 2. О разрешении немедленного разверстывания угодий; 3. О дозволении продажи в казну наделов, если крестьяне сами не пожелают приобрести их в собственность; 4. О скорейшей выдаче нуждающимся мелкопоместным дворянам следующих им по положению денежных пособий. К сему дворяне присовокупили просьбу следующего содержания: «Для спокойствия государства, для благоденствия всех верноподданных устранить на будущее время в издаваемых узаконениях ту неприменимость к делу, которая доселе так часто в них встречалась. Как единственное же для достижения сего средство, вместо отдельных Комиссий, трудящихся над составлением проектов преобразований по разным отраслям государственного управления, учредить одну Комиссию, в которую назначить членами по выбору из каждой губернии хотя по нескольку собственников, присоединив к ним экспертов от тех частей управления, до которых относятся изготовляемые узаконения. Комиссии этой предоставить право представлять проекты законов прямо на Высочайшее благоусмотрение Императорского Величества».

Таковой исход совещания тульского дворянства имел более или менее близкие отголоски на открытых в январе и феврале месяцах текущего года обыкновенных собраниях дворянства в Москве и чрезвычайных в С.-Петербурге и в Твери, разрешенных для обсуждения вопроса о земских банках. Вопрос этот встретил большое различие в мнениях, и окончательного заключения не последовало по оному нигде. Между тем некоторые дворяне возбудили на сих собраниях ряд других важных вопросов, относящихся к крестьянскому делу, и выражали мысли свои о несоответственности во многих отношениях государственного порядка в империи. В Москве прочитано было Николаем Безобразовым⁸⁷⁸ предложение тамошнему дворянству о необходимости выйти со всеподданнейшим ходатайством насчет пересмотра положения 19-го февраля избранными дворянством из среды своей уполномоченными для исправления недостатков оного и в видах соглашения положения с основаниями жалованной российскому дворянству грамотою. Предложение Безобразова, хотя произвело довольно сильное впечатление на дворян, но оставлено без последствий. Затем, однако же, московское дворянство обратилось со всеподданнейшим адресом, в котором просило почти того же, что тульское.

Наконец, в С.-Петербургском чрезвычайном собрании было также выслушано означенное мнение Безобразова, но здесь оно совершенно забаллотировано как несвоевременное.

В числе прочих, отчасти резких, рассуждений о последствиях нового положения поместного дворянства в отношении к поселенным на их землях крестьянам обратило на себя общее внимание читанная царскосельским уездным предводителем Платоновым записка, в которой, упомянув о заседаниях в прежние времена Земской Думы при разрешении дел особенной важности, он полагал и ныне полезным для совещания по вопросам государственным собирать представителей от всего земства империи. Обсуждение этой записки по желанию самого составителя отложено до будущего съезда дворян в 1863 году.

Заседания С.-Петербургского дворянства составляли предмет необыкновенного любопытства публики, собиравшейся каждый день в зале дворянского собрания в числе нескольких сот человек большею частью из высшего общества, а также лиц дипломатического корпуса и иностранцев. Мнения, обличавшие прогрессивные идеи, высказанные на прениях с увлечением, вызывали восторженное одобрение со стороны слушателей; вообще же заседания шли довольно чинно.

В Тверской губернии случилось событие особой важности. На чрезвычайном собрании 1-го, 2-го и 3-го февраля дворянство составило прошение Вашему Величеству, в котором заявило: 1. Несостоятельность закона 19-го февраля; 2. Необходимость предоставление земли крестьянам в собственность; 3. Несостоятельность сословных привилегий; 4. Несостоятельность правительства удовлетворить общественным потребностям, – причем указать единственный неизбежный к тому путь, то есть собрание представителей всего народа без различия сословий. Вслед за тем поступило 6-го февраля в Тверское губернское по крестьянским делам присутствие заявление 13 лиц, в том числе 9-ти мировых посредников, одного кандидата в эту должность, двух уездных предводителей и во главе их всех члена помянутого губернского присутствия от правительства Николая Бакунина⁸⁷⁹, о том, что они считают долгом принять убеждения, высказанные дворянством, за единственное руководство их деятельности, признавая всякий противный этим убеждениям образ действий враждебным обществу.

Начало этого дела относится еще к минувшему году, ибо уже 12-го декабря мировые посредники Тверской губернии высказали свое мнение, что единственный исход из настоящего положения дел есть обязательный выкуп и установление общественного порядка на взаимном доверии между правящими и управляемыми.

Виновные в нарушении законного порядка 13 лиц, подписавшие помянутое заявление, арестованы и преданы суду 1-го Отделения 5-го Департамента Правительствующего Сената. Что касается до разных предметов, о коих собрания дворян ходатайствовало несогласно с существующими постановлениями, то им объявлено, что эти ходатайства по сему самому оставлены без уважения.

Следуя за ходом событий, можно утвердительно сказать, что в течение настоящего столетия не существовало еще в государственной жизни Российской Империи подобной деятельности, какая вызвана была в минувшем году по поводу Положения о крестьянах. Деятельность эта не ограничивалась прямым исполнением сего важного законоположения, но по связи его с целым организмом государства она распространялась на все части внутреннего управления. За тем повсюду предприняты и продолжаются великие преобразования и усовершенствования существовавшего поныне порядка по частям хозяйственной, административной, судебной и полицейской.

Кроме такового огромного в империи переворота, политические обстоятельства в Царстве Польском, в Западных губерниях и отчасти в Великом княжестве Финляндском потребовали неусыпной бдительности для сохранения спокойствия и приведения в действие, среди сильного брожения умов, правительством постановленных мер и дарованных льгот.

В то же время возникшие в русских университетах со стороны учащегося юношества беспорядки, обратив внимание правительства на несоответственное потребностям времени образование этих высших учреждений народного просвещения, вызвали труды для поспешных реформ по учебной части⁸⁸⁰.

По Министерству финансов, сверх многосложных мер, совместных с изменением положения крестьян на землях помещичьих и государственных по предмету раскладки и взимания податей, делались распоряжения насчет введения с будущего года новой акцизной системы по продаже питей, и предпринято преобразование кредитных учреждений; в связи же с сим последним решено оглашение впредь государственной росписи. Мера эта составляет эпоху в государственной жизни России, она заслужила уже благодарность русских и одобрение всей Европы.

В 1861 году произошли некоторые перемены в составе лиц, коим вверены главные части государственного управления. По недавности их назначения основательное суждение о пользе их действий принадлежит позднейшему времени.

Обращаясь к переходному состоянию, в которое Россия вступила по случаю изменения одной из главных основ ее гражданского устройства, нельзя не видеть, что оно сопряжено с неизбежным болезненным ощущением, проявляющимся с различными оттенками во всех слоях общества. Земледельцы, понимая, что в настоящую минуту решается вековая их судьба, и питая свойственное всем людям желание стяжать по возможности большие выгоды, как бы не сознают пожертвований, делаемых в их пользу помещиками, не доверяют им и по сие время не оставляют надежды на предоставление им правительством постепенно еще значительнейших льгот. Таковое настроение умов крестьян нарушает между ними и землевладельцами согласие, столь необходимое при устройстве новых обоюдных их отношений. Без посредничества и твердости правительства оно могло бы повести к плачевным последствиям.

Дворянство, повинуясь необходимости отречься от старинных прав своих над крестьянами и от многих связанных с оными преимуществ, жалуется вообще на свои вещественные потери, которые оно считает несправедливыми и проистекающими от положения государственной казны, не дозволяющего ей доставлять им удовлетворение. Таким образом, все бремя, мудрой, впрочем, меры предупреждения в России пролетариата, составляющего главное бедствие прочих государств Европы, падает ныне исключительно на русское дворянство, угрожая ему чувствительным расстройством.

Неудовольствие дворян не произвело еще в большинстве сословия явных помыслов о каком-либо политическом перевороте. Отдельные личности, первенствующие в разряде дворянских либералов, выступили, однако ж, из сельского их уединения на политическое поприще, распространяя печатным и изустным словом мысли свои о свободе гораздо далее намерений самого правительства. Мыслители эти принадлежат к образовавшейся в России в последние годы партии прогресса, которая составлена преимущественно из молодых литераторов, наполняющих статьями своими периодические русские издания. Число сих последних возрастает постоянно, и надзор за ними цензуры весьма нередко оказывается недействительным, частью по искусству авторов избегать применения к их изворотливым выражениям строгости правил, частью же по невольной уступке цензоров усиливающейся с каждым днем стихии либерализма. Периоды обширной свободы всегда выдвигают вперед подобных народных руководителей, которые во времена большей строгости держатся в стороне, но, скрываясь, смотрят неприязненно на необходимые связи общественного благоустройства. Нет сомнения, что этот класс людей в России действует под влиянием заграничной русской революционной пропаганды посредством главных ее органов, но вместе с тем и по вдохновению либерально-мятежной эпохи в прочих европейских государствах.

Император Александр II с цесаревичем Николаем на Сенатской площади принимают хлеб-соль от крестьян

К сожалению, под сим пагубным влиянием находится более или менее все юное поколение России, не исключая воспитанников казенных гражданских и военных учебных заведений, откуда политическая язва проникает в присутственные места и в ряды армии. Немало к тому содействует также распространившийся у нас повсюду польский элемент, умевший в последнее время снискать расположение русских либералов. Подтверждением выраженного убеждения служили в минувшем году события во всех российских университетах, в Николаевской Инженерной Академии и в Технологическом Институте, как равно сочувствие, оказанное нарушителям порядка и закона, не только со стороны воспитанников прочих главных училищ, но и со стороны молодых людей, состоящих на службе, которые увлеклись публично к необдуманным словам и действиям.

В 1861 году обнаружились в столицах империи в высшей степени преступные происки распространением посредством подкидывания на улицах и в домах возмутительных воззваний под заглавиями: «Великоросс» и «К юному поколению»⁸⁸¹. Замечательно, что мятежный замысел этот вызвал в отдаленной Европе радость известного демагога Мадзини, прославлявшего оный в статье за его подписью в Миланской газете как доказательство зрелости России к политическому перевороту с низвержением Царствующей Династии. К счастью, Мадзини и русские подражатели его ошиблись насчет степени этой зрелости; воззвания не произвели никакого особенно дурного действия; некоторые же из главных распространителей оных были открыты и преданы суду.

Из вышеизложенного обозрения оказывается, что настоящее внутреннее политическое положение чрезвычайно натянуто. Оно делается, некоторым образом, опасным потому еще, что общее безденежье, застой в торговле и промышленности и предвидимая по примеру истекшего года неуспешность полевых работ в продолжение неопределенного времени угрожают России бедствиями пауперизма, на которых обыкновенно рассчитывают злоумышленные руководители народов. Все это подтверждает необходимость продолжать неусыпное наблюдение за расположением умов. Сверх того правительство, составляя стражу государства, должно употреблять все средства, дабы удержать в руках своих знамя начатого им передового движения, неуклонно руководствуясь правилом подавлять преступные замыслы возмутителей систематическою последовательностью действий, беспристрастною справедливостью и силою закона.

Генерал-адъютант князь Долгоруков

6 марта 1862-го года

Начало народностей, продолжающее волновать умы в Европе, и современное общее стремление к либеральному прогрессу составляли в 1862 году главные революционные силы, которыми пользовалась демократическая пропаганда, чтобы нанести решительный удар монархическим престолам и существующему гражданскому порядку. Для этой цели революционеры различных оттенков – республиканцы, радикалы и анархисты – положили действовать заодно, и хотя их замыслы не имели полного успеха, но, тем не менее, они произвели в некоторых государствах важные политические потрясения, а в других усилили напряженность политического состояния. О сем свидетельствует следующий краткий обзор главных в минувшем году революционных действий.

Вооруженная борьба черногорцев и сербов против Оттоманской Порты⁸⁸³ имела поводом, кроме вековых, справедливых жалоб христиан на угнетения турок, и внешнее революционное подстрекательство. По сознанию самого Кошута, напечатавшего в итальянском журнале “Allianza” свой план дунайской конфедерации, и по объяснению органа германской эмиграции в Лондоне “Herrmann”, помянутая борьба была началом обширного движения южных славян, к которому должны были присоединиться венгерцы, поляки, греки, итальянцы и немцы.

Возмущения греков, прежде в Навплии, а потом в Афинах⁸⁸⁴, были продолжением и развязкою революционной драмы, начавшейся в 1861 году с выстрела студента Дозиоса в греческую королеву и кончившейся падением короны с головы короля Оттона. По газетным сведениям, убийца Дозиос во время мятежа в Афинах получил свободу и ходил, увенчанный по улицам столицы. В обстоятельстве этом отражается характер главного события, заключающего в себе зерно будущих волнений на востоке.

В Италии, ввергнутой в политический хаос, сильно волновались революционные страсти. На конгрессе патриотов в Генуе, в марте месяце, решили требовать у правительства амнистии для Мадзини. назвав его достойнейшим итальянцем, которому сам король⁸⁸⁵ обязан короною Италии; а в мае, на таковом же собрании в Милане, положили протянуть руку германскому коммунистическому союзу в Лондоне для совокупного старания низвести Габсбургскую династию, препятствующую свободе Италии и Германии. В вышеупомянутом журнале “Herrmann” были напечатаны письмо по этому предмету Гарибальди к начальнику партии коммунистов, венскому выходцу Блинду, и согласный ответ сего последнего. За конгрессами итальянских патриотов последовали попытки вторжения вооруженных шаек в Тироль и отправление толпищ волонтеров, собранных из выходцев различных наций и военных дезертиров, в Южную Италию с целью возбудить междоусобную войну и низвергнуть папский престол. В главе всех этих революционных действий стояли: Гарибальди, идол Италии, которого мятежная стопа остановлена была на время роковою пулею при Аспромонте⁸⁸⁶, и старец Мадзини, с несокрушимой твердостью преследующий мысль свою об итальянской и о всемирной республике.

В Австрийской империи продолжалось пассивно-революционное сопротивление правительству со стороны разных племен – венецианцев, кроатов, поляков, особенно же со стороны венгерцев, несмотря на дарованную их политическим преступникам в минувшем году полную амнистию. Кроме того, замечено чрезвычайно усилившееся народное волнение между чехами, которые возмечтали об отделенном королевстве Богемии и Моравии. Волнением этим руководят профессоры и литераторы, старающиеся в речах и сочинениях оживить национальное чувство чехов. В 1863 году предположено праздновать тысячелетие введения в Богемии Св. Кириллом христианской веры, в каковом торжестве намерены участвовать и познанские поляки. При настоящем движении чехов замечаются происки и панславянской пропаганды в Лондоне, ибо между оною и Прагским университетом обнаружились сношения.

В Германии национальный союз (National Verein), состоящий уже из 25 т. членов, сделался необыкновенно влиятельным чрез избрание многих членов оного народными представителями в палаты, между прочим – в Прусскую. В минувшем году она была собираема дважды в преимущественно демократическом составе, и главными противниками королевского министерства были члены национального союза, как то: адвокаты Meц, Шульце-Делич, Унру и другие, восстававшие противу военной реформы и бюджета армии. Противодействие их по сим вопросам объясняется направлением национального союза к крайнему ограничению германских постоянных армий и замене оных народным вооружением (Landwehr). Сие последнее предполагается образовать из обществ стрельбы и гимнастики, более и более распространяемых по всей Германии. В августе 1862 года национальный союз составил из этих обществ во Франкфурте на Майне огромную вооруженную народную демонстрацию, на которую соединился весь германский элемент, даже австрийские тирольцы и швейцарцы. Среди сего народного собрания явилось одно владетельное лицо, герцог Кобургский. Он говорил речь в духе германского единства и был предметом общего восторга.

Совещания комитетов национального собрания происходили в 1862 году по нескольку раз во Франкфурте, Берлине, Лейпциге, Гейдельберге, Нюренберге и Кобурге. Национальный союз составлен почти исключительно из граждан (burger), людей зажиточных; но на прошлогоднем общем собрании во Франкфурте решили соединение “National Verein” с тамошним “Handwerker Verein” (союз ремесленников), и этот шаг подал повод к заключению, что приближается время открытых действий посредством народной силы.

Существующий в Англии германский национальный союз из выходцев, между коими первенствуют Беккер, Блинд, Шерцер и Кинкель, имел также собрания в Лондоне, Брэдфорде и Ливерпуле, и на оные приезжали из Германии многие члены тамошнего главного союза. В произнесенных на этих собраниях речах, вошедших в орган национального союза, еще яснее выражались планы сего последнего, стремящегося к единству Германии в виде конфедеративной республики или империи, если этого на первый раз избежать нельзя, но не иначе как с упразднением многих мелких престолов, с возобновлением конституции 1849 года и с учреждением на основании оной германского парламента. Пруссия, как передовая по своему благоустройству и образованности чисто германская держава, имеет быть поставлена в главе конфедерации. Для сего на нее устремлено ныне особенное влияние демократии, и дабы победить существующее против нее предубеждение в южной Германии, положено изолировать в глазах сей последней консервативного короля и его правительство от направления самого народа, выражающегося будто бы в палате в либеральных речах его представителей, которые, вместе с тем, преследуют, таким образом, и общую их демократическую цель.

Во Франции, несмотря на твердость ее правителя⁸⁸⁷, опирающегося на преданность армии и на строгую бдительность полиции, при постоянном его благоразумном внимании к нуждам рабочего класса, существует сильное внутреннее волнение, поддерживаемое различными партиями. Между сими последними самая опасная есть партия республиканцев 1848 года, которая не прощает Наполеону совершенной им 2 декабря 1852 года измены⁸⁸⁸, как ей, так и началу, которое его возвысило. Хотя парижские газеты умалчивают об арестованиях, последовавших в 1862 году, но, по секретным сведениям, они были многочисленны, причем следствием обнаружена деятельность тайного общества «Марианны»⁸⁸⁹, сего неизводимого страшилища Франции, которое можно сравнить с сицилийскою «Камор рою»⁸⁹⁰ по его неуловимости и по всесущности его влияния.

Федор Иванович Прянишников

В течение года парижская учебная молодежь неоднократно выказывала возмутительный свой дух, делая шумные демонстрации, в театрах по поводу представления пьес, написанных в угоду империализму, и раз в медицинском факультете, по причине назначения туда самим императором декана не из профессоров. Вообще так называемый Латинский квартал в Париже стал подымать голову, что выражается, между прочим, в песне, сочиненной будто бы Виктором Гюго, которую студенты поют с прошлой весны, и которая начинается следующими стихами: “Non, la jeunesse n’est pas morte, dans sa colère elle a surgi; que césar garde bien sa porte, le jeune lion a rugi”⁸⁹¹.

После поражения и пленения Гарибальди в отдаленных кварталах Парижа, населенных рабочим классом, явились на стенах домов возмутительные воззвания, и полиция неоднократно разгоняла шумные сборища народа. В конце года разнесся, с большими подробностями, слух о покушении на жизнь Наполеона во время охоты в Компьене; а вслед за тем много говорили и писали о полученном предостережении на счет опасности, грозящей Наполеону при церемонии открытия бульвара принца Евгения. Отлагательство этого торжества, принятые со стороны полиции и военного начальства строгие меры предосторожности при исполнении оного 7 декабря; оказанные в то же время попечительные милости сословию рабочих и, наконец, лесть, расточенная сему сословию в речи императора, назвавшего улицу по имени ткача Ришара Ленуара, все это в совокупности доказывает, что действительно был важный повод к политическому опасению, ввиду которого Наполеон нашел нужным подкрепить расположение к себе простого народа. Опасение это можно объяснить и сообщенными посольством нашим секретными сведениями, по коим парижская полиция отыскивала высланных от Мадзини заговорщиков, в числе их неаполитанца Бенетти, принадлежащих к Лондонскому обществу убийц под названием «Меnіаnе»⁸⁹², которое составляет отделение французской «Марианны». Мадзини усугубил злобу свою противу Наполеона со времени переворота политики его в Италии и готовит вновь орсиниевские бомбы, взяв в помощники известного Рудио, который за участие в замысле Орсини сослан был в Каенну и оттуда бежал.

После учреждения в Париже правительственного официозного органа “La France” под редакциею Лагероньера, стала выходить в Лондоне французская газета под названием “La France libre”, которой редакцию принял на себя эмигрант Феликс Пиат, красный республиканец.

В числе революционных действий в 1862 году занимает значительное место волнение поляков в трех государствах – в России, Австрии и Пруссии. К прискорбию, должно присовокупить, что рядом с польским движением выступило на политическом горизонте, уже в более ярком свете, движение юной России. Два эти движения занимают в этом отчете особые отделы.

Из всего вышеизложенного видно, что демократический дух в Европе быстро усиливается и что общее положение делается с каждым годом опаснее. Если б программа развивающейся социально-политической революции была плодом зрелых, честных убеждений со стороны двигателей, имея действительно в виду благоденствие народов и сохранение общественного спокойствия, то правительства могли бы стать, безусловно, в главе прогрессивного движения, приобретая тем славу и прочность собственного их владычества. Но ближайший взгляд на деяния и цель демократической пропаганды обнаруживает, что она, под личиною прогресса, жаждет лишь анархии, кровопролития и коммунизма, дабы на развалинах престолов утвердить свою собственную власть. Следовательно, против такой революции необходимо бороться всеми силами, то есть материальными и нравственными, разумея под первыми исполнение строгости законов противу намеревающихся нарушить государственный порядок, а под последними – полезные преобразования, согласные с требованиями века, дабы отнять у агитаторов самое опасное их оружие – возбуждение жалоб, встречающих сочувствие в народе.

О замыслах польской эмиграции получались в 1862 году многочисленные сведения от императорского посольства в Париже, от консульств российских и австрийских в Придунайских княжествах и от особых секретных агентов. Сущность всех этих сведений заключается в следующем фактическом выводе:

Начальник партии движения польской эмиграции, Людвиг Мирославский. очевидно участвовал вместе с главными мятежниками итальянскими, венгерскими, греческими и германскими в составленном в начале года обширном революционном плане, на котором значилось и восстание всех польских земель. Располагая большими денежными средствами от пожертвований польских патриотов, Мирославский содержал во Франции, в Придунайских княжествах, преимущественно же в Генуе, значительное число польских выходцев, стекавшихся с разных сторон под знамена образуемого им польского легиона. Он обучал их военной службе, вместе с тем заготовлял оружие, боевые снаряды и морские суда для перевозки шаек его на места действий.

Неожиданный переворот в политике туринского кабинета в мае месяце вдруг остановил деятельность Мирославского на главном пункте, в Генуе. Польские выходцы не только лишились там прежнего покровительства, но были подвергнуты надзору полиции, а массы должны были разойтись. Около того же времени была распущена переведенная уже перед тем из Генуи в Кунео военная школа Мирославского вследствие беспрерывно случавшихся между учениками беспорядков и дуэлей. Воспитанники, в числе 120 человек, разошлись в разные стороны; большая часть отправилась в Париж и в Лондон, а некоторые остались в Италии. Мирославский, приписывая свои неудачи проискам польской аристократической партии в Париже или влиянию российского правительства по поводу признания оным Итальянского королевства, надеялся, однако ж, еще на успех общего революционного плана со стороны Гарибальди. Между тем денежные средства Мирославского ограничились, ибо комитет польской эмиграции в Париже сделал распоряжение, чтобы народные пожертвования поступали впредь уже не к нему в руки, а в кассу комитета. От отчета, потребованного сим последним у Мирославского в издержанных им огромных суммах, он уклонился, удержав в своем распоряжении остальные деньги на военные потребности, и таковым поступком вооружил противу себя всю влиятельную часть эмиграции. Тем не менее, Миро- славский не унывал, продолжая действовать на молодое поколение издаваемыми под его руководством демократическими журналами «Bacznosc» («Бдительность») и «Przeglad rzeczy polskich» («Польский обзор»), распространением в народе возмутительных воззваний и личным подстрекательством рассылаемых им многочисленных эмиссаров. Главные его приверженцы и сотрудники суть выходцы: Бржозовский⁸⁹³ и Эльяновский⁸⁹⁴, редакторы помянутых двух журналов, Куржына⁸⁹⁵, его секретарь, Мицкевич⁸⁹⁶, сын поэта, и Юлий Бялобржеский. Хоепкий (Charles Edmond) и Ксаверий Бранипкий. приближенные к принцу Наполеону, также оказывали Мирославскому содействие.

В продолжение всего года притоном польских выходцев и эмиссаров партии Мирославского были Молдавия и Валахия. Области эти служили этапом для сношений их с польскими землями, Италиею и Константинополем. В Галацах проживал главный агент центрального генуэзского комитета венгерец Берзенсци, который снабжал деньгами и направлял являвшихся к нему выходцев разных наций. В Константинополе существует польский комитет под названием Восточного, учрежденный выходцем Бранским, которого называют генералом. Из этого комитета направлялись революционные происки, между прочим, в Булгарию и Армению. В самых княжествах на границах Турции, Австрии и России составлялись тайные склады оружия, в чем удостоверяли неоднократно замеченные на Дунае транспорты военных снарядов на французских судах Mysageries. Сардинские консулы в княжествах, до вышеупомянутого переворота в политике, покровительствовали польским выходцам, выдавая им паспорты и деньги. Со стороны же владетельного князя Кузы⁸⁹⁷ хотя и было оказываемо внимание к представлениям российских и австрийских консулов насчет козней выходцев польских и венгерских и неоднократно отдавались со стороны его приказания удалить всех тех, кои проживают в княжествах без законных видов, но местные полицейские власти слабо исполняли таковые приказания, и положение не изменялось. Вследствие сего представилось необходимым в конце года усилить там наши средства секретного наблюдения. Австрийское правительство также строго наблюдает за происками польских и венгерских выходцев в Молдавии. Из последних, сообщенных австрийскими дипломатическими агентами сведений было видно, что польские выходцы усиливают свою дерзость, учредив патрули по российской границе, на берегу Прута, на довольно большом расстоянии, для содействия переходу беглецов, и что они получили приказание соединиться в исходе декабря в Ботошанах, где будет сформирован из них батальон, который должен вторгнуться в пределы наши при первом известии о восстании поляков. Подобного же содержания донесение было получено в конце декабря и от консула нашего в Яссах⁸⁹⁸, который указал на поляка Мелько, или Мельковского, проживающего в Михалени, как на главного в настоящее время деятеля, получающего наставления из Варшавы и соединяющего около себя самых фанатических выходцев. Кроме того узнано, что вышепомянутый генерал Бранский приезжал в конце года из Константинополя в Яссы и учредил там польский комитет взаимного пособия, сделавшийся новым центром революционных действий.

Аристократическая партия польской эмиграции, имеющая в главе двух братьев Чарториских, Ладисласа Замойского, Понятовского и Ледуховского (родственника графа Валевского⁸⁹⁹), а равно остатки бывшей военной партии, генералы Дембинский и Рыбинский, порицали опрометчивые действия Мирославского. Аристократы стремятся также к восстановлению независимости Польши, но совершенно различными путями: они советуют продолжать пассивное сопротивление, которое принесло уже столько пользы их отечеству; ищут участия к делу Польши в высшей правительственной сфере в Париже; помещают статьи в журналах в духе, соответственном их направлению; обращаются к Папе⁹⁰⁰ о духовном содействии, и ожидают успеха от покровительства императора Наполеона, помня, конечно, завещание князя Адама Чарториского, который выразился в оном, что после событий в Варшаве в 1861 году польской эмиграции остается уже только внешнее, политическое содействие патриотическому делу, коего корень укренился⁹⁰¹ в самом Царстве Польском. Приезд в Париж графа Андрея Замойского. который держит себя там очень осторожно, привел в движение отель Ламберт. Аристократы выхваляют в высшем парижском обществе патриотизм Замойского, вызвавший своим примером адресы подольского и минского дворянства. Между парижскими польскими аристократами и так называемою «Дворянскою дирекциею» – «Direction noble» в Царстве есть связь; сия последняя высылает в Париж значительные суммы для раздачи бедным выходцам, адресуя деньги на имя Людвига Воловского⁹⁰², которого рекомендовал граф Андрей Замойский. Ладисласа Чарториского и Ладисласа Замойского называют претендентами на польскую корону. Посему весьма естественно, что они и приверженцы их не могут согласоваться с демократическим направлением партии движения; но, тем не менее, общим старанием польских журналов, твердивших в минувшем году с особою настойчивостью о необходимости единодушных действий для пользы отечества, удалось, наконец, соединить, хотя для наружного вида, все оттенки эмиграции. В Париже составился комитет, называющийся «Центральным народным комитетом», под председательством Ледуховского: но большинство членов составляют демократы, и в числе их находится генерал Высоцкий, принадлежащий к партии действия.

Несмотря на существование этого комитета, различные партии все-та- ки продолжали свои отдельные происки. Единственным настоящим средоточием действий революционной пропаганды была передаваемая ей частным образом воля императора Наполеона. По секретным сведениям, органом этой высочайшей воли в отношении к политическим выходцам различных наций есть сенатор Пьетри, у которого часто собираются главы эмиграции, прислушиваясь к его наставлениям. Он постоянно давал им надежды, но вместе с тем отклонял от мятежных вспышек. Наконец, утомленные тщетными обещаниями, демократы, в том числе Мирославский, видя участь, постигшую Гарибальди, и застой в деле Италии, решились действовать по собственному внушению. Центр интриг перенесен был в Лондон, так как парижская полиция ввиду грозящей императору Наполеону опасности от неистовства революционеров под руководством Мадзини приняла в отношении к политическим выходцам вообще самые строгие меры наблюдения.

Между тем учрежденный в Париже «Центральный народный комитет польской эмиграции» постепенно более подчинялся влиянию революционной власти, управляющей внутренним польским движением и издающей свои приказания от имени «Центрального народного комитета в Варшаве». Некоторые члены и агенты сего комитета, находящиеся за границею, сделались известны, как то: Цверцякевич⁹⁰³, издававший в Варшаве подметный листок «Straznica»; Годлевский⁹⁰⁴, Чапинский⁹⁰⁵, Милович, Анборский⁹⁰⁶ – студент из Варшавы, якобинец и яростный враг России; он удален по ходатайству нашего посольства из Парижа в Перпиньян под надзор полиции; Булевский⁹⁰⁷, бывший издатель в Лондоне газеты «Demokrata», намеревающийся издавать ныне листок центрального комитета; Сохновский, служивший офицером в российской армии; Подлесский, Пршеволоцкий, Косицкий, Бобровский⁹⁰⁸, Вольский⁹⁰⁹, Сикорский⁹¹⁰ и другие, большею частью беглые студенты из Царства Польского и из российских университетов. Из числа помянутых членов центрального комитета в ночи с 9/21 на 10/22 января арестованы были парижскою полициею: Цверцякевич, Годлевский (называвшийся Шмидтом) и Чапинский, только что возвратившийся из Лондона. При этих лицах найдены важные бумаги, обнаружившие их сношения с Мадзини. от которого они привезли письмо к Евгению Араго⁹¹¹, и с Царством Польским, а также сделанные ими заказы оружия в Англии и Бельгии для доставления оного в конце декабря в складочные места на границе прусский Силезии и Познани. Цверцякевич и Годлевский вскоре были освобождены с возвращением им бумаг и денежных документов, но с тем, чтобы они немедленно выехали из Франции. На освобождение их от судебного преследования имело влияние ходатайство сильных покровителей, между прочим, графа Валевского, и с другой стороны, то обстоятельство, что к обвинению их в возмутительных действиях против французского правительства не представилось достаточных юридических доказательств. Третье названное лицо, Чапинский, оставлен под арестом, ибо он оказался Игнатием Хмиеленским, который участвовал вместе с Радовичем, равномерно бежавшим за границу, в преступном замысле, исполненном Ярошинским⁹¹² противу особы Е. И. В. Великого Князя Константина Николаевича. Кроме помянутых, проживающих в Париже и Лондоне членов «Варшавского центрального народного комитета», оказались агенты оного и в Гейдельберге. В этом городе образовалось сборище поляков, человек около пятидесяти, посещающих университет и сблизившихся временно с находящимися там русскими. Начало сего сближения было в январе минувшего года, когда русские, сделав обед в честь прибывшего в Гейдельберг сына Герцена, пригласили на оный и поляков.

Между вышеозначенными двумя «Центральными народными комитетами» вскоре возникло открытое несогласие по следующему поводу: варшавский комитет, вступив в союз с русскою революционною пропагандою в Лондоне, стал разделять мнения сей последней насчет предоставления Литве, Белоруссии и Малороссии выбора между присоединением к Польше или к России. Вследствие сего Мирославский протестовал не только в польских, но и во французских журналах против родившегося предположения насчет тождества обоих центральных комитетов, назвав изменою мысль об уступке хотя одной из областей, принадлежавших Польскому королевству.

Торжественное празднование годовщины последней польской революции 17/29 ноября было в прошедшем году запрещено парижскою полициею, и это чрезвычайно раздражило эмиграцию. Молебствия в церквах и обычных больших обедов не было, но происходили частные собрания: партия Мирославского соединилась в различных местах, между прочим, в Батиньольском польском училище, где провозглашен был тост: «Смерть всем монархам Европы», а партия Чарториских – в польской библиотеке. Ладислас Чарториский говорил патриотическую речь, выразив, что меры принимаемые русским правительством в Царстве Польском, особенно рекрутский набор, видимо побуждают поляков перейти из пассивного сопротивления к открытой борьбе; но что народ к оной достаточно не приготовлен, и если возмущение вспыхнет в скором времени, то это поведет к окончательному разрушению Польши.

В Лондоне выходец Жаба устроил в означенный день на деньги Ладисласа Замойского митинг в гостинице, на который приглашены были и некоторые члены английского нижнего парламента. Из сих последних, однако, не явился ни один. Празднество кончилось спором и дракою по поводу вышепомянутого выходца Булевского, члена «Варшавского центрального народного комитета», который требовал, увлекаясь притом до произнесения угроз, чтобы вся польская эмиграция, в Англии и во Франции, подчинилась исключительно варшавскому комитету. Волнение между членами собрания дошло до того, что многие хватались уже за ножи, но ловкая английская прислуга потушила газ, и наступившая вдруг темнота заставила присутствующих разойтись.

В Гейдельберге полиция равномерно запретила полякам церковное торжество по случаю годовщины революции; но они придумали совершить молебствие в синагоге. Затем соединились в гостинице 42 поляка и 10 русских. Поляки Пиентковский, Зебровский, Мелицер и Оссоикий произнесли речи. Первые три предсказывали скорое восстание, а последний возразил, что таковое не будет иметь успеха, ибо есть одни генералы, без солдат. За эти слова Оссоцкий выброшен был прочими из комнаты. В тот же день гейдельбергские поляки отправили телеграмм⁹¹³ Гарибальди, изъявив свое уважение к освободителю угнетенных народов. Гарибальди не замедлил, также по телеграфу, выразить свою признательность за оказанное ему внимание и сочувствие делу Польши.

Годовщина польской революции праздновалась еще в Турине. На данном обеде было 106 поляков и несколько человек венгерцев, но ни одного итальянца. Первенствовал на оном и говорил речь князь Марцелий Любомирский.

Наконец, польские выходцы вспомнили революцию и в Константинополе, где партия Мирославского находит покровительство со стороны ренегата Садика Паши – выходца 1831 года, Чайковского.

Прусское правительство успокаивается насчет политического состояния Великого Герцогства Познанского мыслью об успехах германизации того края; но по полученным оттуда секретным сведениям, немцы берут верх только в самом городе Познани, где находится большое число немецких чиновников и военных; во внутренних же частях провинции, за исключением известного числа помещиков из пруссаков, все население остается чисто польским, состоя под влиянием католического духовенства. Ненависть к немецкому языку обнаруживается везде столь сильно, что поляки дали себе слово употреблять оный только в самых крайних случаях. Они настаивают на введении польского наречия во всех отраслях местного управления. При выборах депутатов на Берлинский сейм поляки одержали успех: выбрано 19 поляков и только 9 немцев. Духовенство поощряет польский патриотизм; особенно отличаются в этом отношении пробоиз Прушинский и сам епископ Гнезненский и Познанский Пршылуцкий. Сей последний ездил в минувшем году, в мае, на собрание епископов в Рим и повез с собою к Папе меморию о притеснениях, претерпеваемых католиками в Польше, Литве и Белоруссии.

В Познани повсюду распространяются земледельческие общества, и недавно тамошние поляки учредили на акциях союз под названием «Теллус», которого цель есть удержание сельских недвижимостей в польских руках. Эти два общества сближают познанских поляков с жителями Царства Польского и Литвы, принимающими в оных деятельное участие.

Выходящие в Познани газеты “Dziennik Pozanski”, “Nadwislianin”, “Prziaciel ludu”, особенно же “Dziennik polski”, издаются в духе крайнего польского патриотизма, знакомя население с содержанием революционных журналов польской эмиграции.

В конце года обнаружено между учениками 1 и 2-го высших классов познанской гимназии существование тайного общества под названием «Национального», которое имело целью приготовить искусных освободителей порабощенного отечества.

Женский пол в Познани, как во всех польских землях, носит черную одежду. Дамы высшего общества послали минувшим летом изящную работу своих рук графу Монталамберту, который после посещения того края написал брошюру под заглавием: “Une nation en deuil”.

Минувшей осенью неоднократно замечались на протекающей чрез герцогство Познанское реке Варте транспорты с порохом, а в декабре обнаружилось, как объяснено в предыдущей статье о польских выходцах, что на границе Познани назначались складочные места для заказанного польскими заговорщиками в Англии оружия.

В Галиции предоставлено полякам много конституционной свободы при настоящем государственном преобразовании всей Австрийской империи. Они пользуются таким положением для развития идей о польской самостоятельности, особенно в Кракове, куда стекается в Ягеллонский университет молодежь всего края. Журналы “Czas” и “Glos” издаются в духе патриотически-возмутительном. Вождем демократической партии в Галиции есть доктор Смолка, который состоит депутатом в государственном совете и членом земского сейма. Австрийское правительство хотя и обращает внимание на настроение поляков, но не опасается возмущения в Галиции иначе как от внешнего толчка, и потому не принимает особых мер предосторожности. Спокойствие правительства в сем отношении основано, между прочим, на несогласии между поляками, обитающими в Западной Галиции, и русинами, населяющими восточную часть. Сии последние желают вовсе отделиться от поляков, избирая на сейм особого от себя депутата. Сверх того, во всей Галиции дворянство помнит еще кровопролитие 1846 года⁹¹⁴, и, не доверяя крестьянам, обращается с ними крайне осторожно.

В лесах галицийских появились в конце минувшего года вооруженные шайки, состоящие, по-видимому, из выходцев не простого звания из Царства Польского и Западных наших губерний. Шайки эти грабят в селах, но выдают жителям квитанции в том, что отнимают; равно нападают они на проезжающие по дороге дилижансы и только в случае сопротивления употребляют насилие. Жители повинуются их требованиям и видят в явлении этом приближение времени открытого восстания поляков.

В продолжение минувшего года часто доходили из-за границы сведения о посылке эмиссаров, преимущественно от Мирославского, в Царство Польское и в Западные губернии, с письмами и с поручением личного приготовления умов к возмущению. Большая часть должна была проникнуть в наши пределы со стороны Молдавии; другие чрез Галицию; третьи, отправленные их Константинополя, морем. Главные эмиссары, по донесениям агентов, были следующие: Высоцкий, Новацкий, Подлесский, Бобровский, Кржеменецкий, Оборский, Милевский, Пржесловкевич, Маевский, Грегорович, Чапский, Кучковский и Островский. Все имена эмиссаров, которые, впрочем, отправляются обыкновенно с фальшивыми паспортами, были сообщаемы вместе с описанием лиц, когда оно встречалось в донесениях наместнику Царства⁹¹⁵, генерал-губернаторам Западных губерний и вообще пограничным начальствам для принятия мер предосторожности.

В продолжение всего минувшего года в Царстве Польском действовали два совершенно противоположные политические стремления. Со стороны правительства шли безостановочно, несмотря ни на какие революционные препятствия, коренные для пользы края преобразования в духе желанного поляками самоуправления и вместе с тем оказывались изъявления попечительных милостей, как то: 1) учреждение Государственного совета, городских и уездных советов; 2) пересмотр некоторых стеснительных для католического духовенства законов, между прочим закона о смешанных браках, и восстановление сношений с Римом на правилах, существовавших до 1845 года⁹¹⁶; 3) труды в сфере общественного воспитания, преобразованием начальных школ, а также учреждением Варшавской главной школы на правах университетских, Технологического и Сельско- лесного институтов, без всякого в оных стеснения национального развития юношества; 4) очиншевание⁹¹⁷ и усобственение крестьян⁹¹⁸; 5) издание законов о гражданской равноправности еврейского народонаселения и об уничтожении некоторых тягостных для оного податей; 6) восстановление самостоятельного управления почт и путей сообщения; 7) преобразования в Польском банке и кредитных установлениях и выдача дополнительных ссуд под заложенные имения; 8) прекращение исков казны с значительного числа частных имуществ, подлежавших конфискации; и, наконец, 9) многочисленные помилования политических преступников. С другой, мрачной стороны революционного противодействия, являлись: 1) покушения на жизнь лиц, стоящихy у кормила правления, в том числе императорского брата и царского наместника на другой день приезда Его Высочества в Варшаву с преступною целью предупредить благодетельное влияние на край, связанное с высоким Его назначением; 2) религиозно-политические демонстрации посредством пения возмутительных гимнов на беспрерывных по всему краю процессиях в дни торжественные и на панихидах по усопшим «мученикам свободы», а равно чрез патриотические надписи на крестах в память убитых и чрез всеобщее ношение траура с насильственным устранением публики от развлечений всякого рода; 3) старания поколебать верность русских войск посредством подбрасывания возмутительных сочинений; 4) такие же меры в отношении к польским крестьянам, не приставшим к революционному движению городов; 5) образование в Варшаве и Люблине обществ для вербования под присягою охотников в мятежную армию; 6) издание возмутительных листков «Стражницы», «Руха» и «Косиньера», которые предписывали всему населению законы, угрожая, в случае неисполнения оных, поджогом имущества, телесными мучениями и насильственною смертью, каковые угрозы неоднократно осуществлялись над минными жителями края.

Революционный ареопаг, управляющий всем этим преступным движением, принял название «Варшавского центрального народного комитета», о котором уже упомянуто выше в статье о польских выходцах. Организация представляемого им обширного заговора составлена по образцу французского общества «Марианны» с разделением членов на десятки, сотни, округа, подчиненные городским отделам и провинциальным комитетам, над коими состоит центральный комитет⁹¹⁹. Выбывающие члены, по арестованию или смерти, немедленно заменяются другими. Приказания комитетов исполняются слепо и с величайшею точностью на всем пространстве Царства, а уполномоченные их собирают с жителей на дело вольности и независимости Польши народную подать. Сила центрального комитета возросла до неимоверных пределов и, по имеющимся сведениям, опирается на 7000 лицах ремесленного, фабричного и вообще городского простого класса, обязанных присягою по первому знаку восстать с оружием в руках против русского правительства и русских войск.⁹²⁰ После Варшавской губернии, самая развращенная в политическом отношении есть Люблинская, затем Радомская⁹²¹ и Плоцкая; Августовская же – менее прочих, как полагать должно из того обстоятельства, что тамошние городские советы отчасти исполняли требование начальства о назначении от себя членов в рекрутские комиссии, тогда как советы прочих губерний все от этого уклонились и некоторые даже подали в отставку. Католическое духовенство в Царстве, с самого начала беспорядков в 1861 году руководившее народными демонстрациями, не посовестилось подать руку центральному комитету, действуя с ним заодно. Мелкая беспоместная шляхта равномерно подчинена и сочувствует революционной власти. Помещики же более независимые по их положению исполняют требования комитета насчет наружных знаков траура и взноса денег, но вообще стараются держаться от мятежного движения в стороне, преследуя свои собственные виды под влиянием так называемой “Direction noble”. Тем не менее, и они в сентябре месяце решились в поданном графу Андрею Замойскому адресе выразить дерзкое домогательство полной автономии Царства с присоединением к нему всех областей, входивших некогда в состав Польского королевства.

Огромный вред в отношении настроения умов в Царстве причинили заграничные органы польской публицистики, особенно краковский “Czas”, осуждая и искажая все правительственные меры и усиливая, вместе с подметными листками, революционный дух жителей.

Изложенный краткий очерк внутреннего состояния Царства Польского представляет плачевную картину болезненного политического тела, которое мечется под разрушительным действием революционной отравы, не сознавая благодетельных мер, изливаемых на него щедрою рукою правительства.

По связи, существующей между революционным движением поляков во всех странах, ими населенных, почти все то, что делалось в Царстве Польском, отражалось в 1862 году и в политическом положении Западных губерний. Враждебные правительству силы сосредоточиваются и там, в католическом духовенстве, помещиках, учениках и молодых чиновниках польского происхождения. Опору же законной власти составляют, кроме расположенных в каре войск, одни крестьяне, как православного, так и католического вероисповеданий. На откровенную преданность евреев, несмотря на оказанную им милость предоставлением всех гражданских прав, рассчитывать нельзя, по причине их материальных выгод от сношений с польскими помещиками и по природной трусости, подчиняющей их революционному давлению. Но сельское население Западного края, помня из рода в род угнетение страшного польского владычества и иезуитов, не доверяет настоящим обещаниям помещиков, старающихся привлечь его на свою сторону, и католическая часть оного не поддается, по крайней мере, до сего времени, фанатическим наущениям ксендзов. Крестьяне благодарны правительству за их освобождение из крепостного состояния и от него же ожидают для себя еще новых милостей, именно бесплатной уступки земель, находящихся в их пользовании. По этой причине они уклонялись в минувшем году от составления уставных грамот, и неприязненные столкновения их с помещиками требовали нередко вмешательства земской полиции или мировых посредников. Сии последние отчасти уже оказывались в Западных губерниях опасными деятелями польской пропаганды, и, следовательно, правительство приобрело в них новых врагов. Ввиду такового, вообще невыгодного положения правительства еще более чувствительно отсутствие религиозного влияния православного духовенства в Западном крае, где две трети населения принадлежат к греческой церкви. По недостатку образования и нерадению, а еще более по корыстолюбию, объясняемому, некоторым образом, скудностью содержания, русские священники вообще не пользуются уважением от крестьян. Сверх того, православные храмы не поддерживаются помещиками, а крестьяне оказываются к сему предмету равнодушными, между тем как католические костелы содержатся роскошно, и ксендзы находятся под покровительством высшего сословия. Католическое духовенство и польские революционеры старались в 1862 г. еще более уронить русских церковнослужителей в глазах народа, сделав их предметом преследований, публичных обид и насмешек. Но система эта в последнее время отчасти изменилась. Согласно с наставлениями «Варшавского центрального комитета», в разных местах проявлялось желание поляков сблизиться с русскими всех сословий, к которым они, будто бы, всегда питали, как к соплеменникам, доброе расположение, ненавидя одно правительство, деспотически угнетающее всех своих подданных. В этом духе составлялись и возмутительные воззвания, которые злоумышленники подбрасывали русским войскам.

В начале 1862 г., сравнительно с 1861 годом, когда политические страсти поляков были в полном разгаре, в Западных губерниях, по примеру Царства, водворилось повсеместно наружное спокойствие. Пение в церквах патриотических гимнов если не совсем прекратилось, то являлось довольно редко, и из прежних манифестаций осталось лишь ношение женским полом траура. Причины наставшей тишины объяснялись различно: по уверениям одних, коноводы польского дела, находя, что Польшею и Западным краем достаточно заявлено перед целым светом непоколебимое их намерение отделиться от России, положили не раздражать более без всякой пользы гласными манифестациями российское правительство, а выжидать событий в Италии и Венгрии и тогда действовать единодушно и энергически. По мнению других, польские злоумышленники ожидают скорой революции в России, что и будет сигналом для общего восстания.⁹²² Только немногие соглашались, что твердые меры правительства⁹²³ объявлением в разных губерниях военного положения имели главное влияние на успокоение края. Помянутое спокойствие поляков хотя и не было нарушено уличными беспорядками и впоследствии, но, тем не менее, под ним заметно скрывалась неугасаемая внутренняя злоба, и по временам в разных местах повторялись как панихиды по убитым и казненным в Варшаве, так равно духовные процессии в память исторических событий, пение в церквах возмутительных гимнов и сборища с патриотическою целью в народных костюмах. Главные манифестации в Литовском крае происходили в день 31 июля, в годовщину Люблинской унии или соединения Литвы с Польшею в 1569 году⁹²⁴. Празднование этого события, которое вызвало в 1861 году столь серьезную демонстрацию, исполнялось и в минувшем году почти повсеместно в Литовских губерниях, но с умеренностью, определенною в тайно распространенных перед тем между поляками воззваниях из Варшавы. В губерниях: Киевской, Волынской и Подольской достаточно, по-видимому, огражденных верою, языком и преданиями от искушений польской пропаганды, являлись равным образом революционные попытки. Еще сильнее оказались они в Минской губернии и даже в Белорусском крае, под влиянием нескольких неблагонамеренных лиц, воспользовавшихся снисходительностью местного начальства.

Из различных манифестаций в Западных губерниях в минувшем году наиболее замечательны следующие.

В Брест-Литовске происходила 30 апреля демонстрация по поводу проезда из Бобруйска в Варшаву всемилостивейше прощенного епископа Бялобржеского. Он был встречен толпою мужчин и женщин, которые выпрягли лошадей из его экипажа и на себе везли оный⁹²⁵ до почтовой станции, где, прощаясь с ним, стали на колени и обнажили головы. Гродненской же губернии в м. Друзгениках, на минеральных водах, праздновали 31 июля соединение Литвы и Польши. На отслуженном молебствии все посетители вод были в костюмах. Вечером на пароме среди Немана поставлен транспарант, изображавший две протянутые с двух противоположных берегов руки. После обедни угощали до 100 человек крестьян завтраком в клубном зале, разыграли в пользу их лотерею и под конец дворяне гуляли вместе с простым народом по иллюминированному саду. В Каменец-Подольске в сентябре епископ Фиалковский по случаю приведения к присяге дворян, собравшихся в губернском городе для выборов, сказал им патриотическую речь, в которой говорил только о крае, о народе, об исторических воспоминаниях, но ни слова о должностных обязанностях и о преданности престолу. Речь эта очень понравилась дворянам, которые затем стали съезжаться в Каменецком клубе и составили свой дерзкий адрес о присоединении Подольской губернии к Царству Польскому.

В Минске 17 апреля разбиты каменьями стекла в занимаемом католическим епископом Войткевичем доме, который был иллюминован по поводу торжественного дня. По случаю провоза чрез Минскую губернию политических преступников из Варшавы часто происходили демонстрации, сопровождаемые иногда и беспорядками. В числе оных главное произошло 2 июня: при отправлении трех преступников из Минска толпа в двести человек вышла провожать их за заставу; женщины бросали на дорогу цветы, а при дальнейшем следовании около 500 человек, скрытых в лесу, бросились с палками к повозкам арестантов; но, видя сзади себя отряд пехоты, удалились. Из задержанных при этом 79 человек большею частью оказались гимназисты, которые и подвергнуты взысканиям. Доказательством нерасположения к правительству минских дворян послужило намерение их следовать примеру подольского дворянства представлением адреса о присоединении Минской губернии к Царству Польскому. В Витебске неоднократно происходило пение гимнов при участии заседателя гражданской палаты Корсака, который также был замечаем в ношении польского костюма, в коем он являлся даже на службу. За сие Корсак был выслан по Высочайшему повелению в Вятку. Между крестьянами Витебской губернии, присоединившимися к православию, распространяем был гимн, который пели прежде в униатских церквах. Полоцкий архиепископ⁹²⁶ жаловался обер-прокурору Св. Синода⁹²⁷ на ухищрения вообще католического духовенства для увлечения бывших униатов в прежнюю их веру. В сентябре в костеле местечка Уллы Лепельского уезда ксендзы перестали одно время поминать на суппликациях⁹²⁸ Ваше Императорское Величество, но простолюдины католического и православного исповедания, вознегодовав за это, восстали против ксендзов и настойчиво требовали поминания имени Вашего Величества при богослужении.

Кроме революционных в различных местах манифестаций, замечены были в Западных губерниях еще общие злонамеренные действия, имевшие важное значение, как то: 1) Католические ксендзы наущали народ на исповеди лжесвидетельствовать в полицейских судах и возбуждали сопротивление правительству⁹²⁹; 2) Повсеместно распространялись на различных наречиях возмутительные воззвания и листки, которые приклеивались к костелам и домам; 3) Помещикам и вообще дворянам и зажиточным людям возбранялось от имени центрального революционного комитета выкуривать вино и предаваться излишеству в жизни и удовольствиям под страхом пожаров и убийств. Вместе с тем от них требовались деньги на дело освобождения Польши; 4) С большим единодушием старались вовсе исключить из употребления русский язык и распространять народные училища с целью возрождения между простым народом польской национальности.

Ввиду необходимости противоборствовать столь опасному настроению поляков в Западном крае восстановлен в сентябре минувшего года по Высочайшему повелению Западный комитет. На этот комитет возложено обсуждение предположений и мер, относящихся к водворению в означенном крае порядка и упрочению в нем спокойствия.

Прибытие в начале минувшего года в Лондон бежавшего из Сибири Михаила Бакунина оживило деятельность русской пропаганды. Он немедленно вступил в сообщество с Герценом, Огаревым и Кельсиевым и заявил в «Колоколе» необузданную свою революционную решимость. Следовало ожидать усиленных замыслов для низвержения в России законного порядка, тем более что наступавший срок открытия в Лондоне всемирной выставки представлял эмиграции удобный случай сближаться с отправлявшимися туда многими русскими. Посему осторожность требовала учредить в Лондоне самое близкое секретное наблюдение, как за политическими выходцами, так и за их посетителями. Предпринятые по сему предмету меры имели полный успех. Одному, отправленному отсюда с этой целью, лицу удалось приобресть доверие Герцена и Бакунина, которые чрез несколько времени, видя в нем полезного соучастника в деле революции, объяснили ему задуманную ими программу. Сия программа, в общих ее чертах состоит в том, чтобы на всем пространстве России учредить отдельные кружки, каждый из пяти лиц, не более, привлекая в члены кружков, кроме образованного класса, и мещан и дворовых людей как посредников между тем классом и низшим слоем народа; на составленные же таким образом кружки возложить, как ближайшую задачу, утверждение крестьян в мысли, что земля принадлежит и должна принадлежать им; вместе с тем, поколебать всеми средствами доверие народа к правительству, склонять войска на сторону переворота и, наконец, подготовить общее требование о созыве Земской думы⁹³⁰.

По словам самого Герцена, программа эта в отношении к народу не получила еще достаточного развития; без народа же, говорил он, ничего сделать нельзя, и потому невозможно начинать открытых действий до наступления окончательного срока для представления уставных грамот. Тогда, по его мнению, непременно будут восстания крестьян и вместе с тем наступит для них, революционеров, пора действовать, сосредоточивая восстания, дабы нельзя было оные подавить. Между тем, он, Герцен, старается об увеличении своих корреспондентов в России и поддерживает волнение умов посредством своего журнала и других сочинений.

В разговоре о русских выходцах Блюммере⁹³¹, Петре Долгорукове и Головине Герцен выразился следующими словами: «Мы их в грош не ставим; печатаем же статьи, которые они нам присылают и защищаем их потому, что они принадлежат к партиям, действующим против правительства»⁹³².

По предмету пересылки из Лондона в Россию «Колокола» и других сочинений заведывающий типографиею Герцена выходец Тхоржевский⁹³³ объяснил, что «Колокол» посылается к подписчикам по почте в виде писем в обыкновенных обертках, а более объемистые посылки доставляются по назначению чрез контрабандиров⁹³⁴.

По наблюдению за русскими, посещавшими Герцена в июне месяце минувшего года, оказалось, что их было человек до тридцати и что они делились на таких, которые приходили к нему в определенные приемные дни преимущественно из любопытства, и на таких, которые участвуют, более или менее, в преступных его намерениях. К сей последней категории принадлежали, кроме постоянно бывших у Герцена известных выходцев, следующие приезжие лица, большей частию мелкие журнальные писатели: Альбертини⁹³⁵, Достоевский⁹³⁶, Мартьянов⁹³⁷, Писемский⁹³⁸, Черкесов⁹³⁹, Косаткин⁹⁴⁰, Калиновский⁹⁴¹, Сатин⁹⁴², Стасов⁹⁴³, Ковалевский⁹⁴⁴, Давыдов и Ветошников⁹⁴⁵.

Вследствие дознания в Лондоне же, что из числа помянутых, Ветошников, оказавшийся потом купеческим приказчиком здешнего торгового дома Фрума, принял на себя при отъезде в Россию поручение от Герцена, сделано было распоряжение о его задержании на границе и об осмотре его бумаг. Между ними оказались революционные сочинения и письма от Герцена, Бакунина и Кельсиева, обнаружившие степень развития опасных их замыслов и несомненную виновность лиц, которым письма были адресованы. Письма эти были переданы в Высочайше-учрежденную под председательством статс-секретаря князя Голицына секретную следственную комиссию, где по ним производились подробнейшие разыскания. О сих последних изложено ниже, в кратком обзоре действий комиссии.

Между тем, дознания, сделанные в Лондоне, дополнялись в Париже посредством учрежденного и там секретного наблюдения за перепискою Герцена и Бакунина. Вследствие сего, кроме лиц, значившихся в бумагах, привезенных Ветошниковым, открыты еще многие другие корреспонденты и участники в Париже, Флоренции и Гейдельберге, как-то, из русских: Лугинин⁹⁴⁶, Бакст⁹⁴⁷, Михайлов⁹⁴⁸, Миротворцев⁹⁴⁹, Тургенев⁹⁵⁰. Из поляков же: названные в предыдущей статье члены «Варшавского центрального народного комитета» – Пверцякевич, Анборский и Сохновский, некий Теодор в Гейдельберге, оказавшийся по разведанию Новицким и глава польской партии движения – Мирославский. Содержание всех писем, сделавшихся известными, относится к политическим замыслам, обнаруживая в России деятельные подготовления к возмущению и собрание подписей для адреса насчет созвания Земской думы. По польскому же вопросу выражается ожидание скорого взрыва, но в то же время со стороны Герцена и даже Бакунина слабая надежда на успех по причине недостаточного приготовления польских крестьян и русских войск. Бакунин в письме к Цверцякевичу выразился, что если вспыхнет мятеж в Варшаве, хотя бы преждевременный, то он немедленно явится туда под знамена революции. Из перехваченного же письма Мирославского к Бакунину видно было, что, хотя они разошлись в мнениях насчет пределов будущего Королевства Польского, но что они сохраняли еще свои связи, стремясь вместе, прежде всего, к революции. В том же письме Мирославский старался уверить Бакунина, что «Варшавского центрального комитета» вовсе не существует, что это лишь обман, но что главная революционная сила заключается в партии его Мирославского. В конце года письма Бакунина обнаружили уже явный его с Мирославским разрыв, который произошел отчасти под влиянием одного ловкого анонимного подстрекательства. Тогда Бакунин стал печатать во французских и польских журналах колкие статьи против Мирославского. Вместе с тем, Бакунин, сблизившись еще более с «Варшавским центральным комитетом», писал, под адресом Коссиловского, в Париж, следующие слова: «Nous avons donné notre main à ce noble comité de héros obscures, journaliers, mais don’t le dévouement sans bornes affrontait les plus terribles dangers à se creer une formidable puissance polonaise au centre même de l’oppression muscovite-pétersbourgeoise. Nous lui avons donné et nous lui garderons notre foi⁹⁵¹. – Вы жалеете, что комитет состоит из людей темных, никому неизвестных – апостолы из кого состояли?» и проч.

Наконец, из письма Бакунина же во Флоренцию под ложным адресом, сделалось известным, что он имеет намерение приехать в С.Петербург, когда представится к тому серьезный повод.

Следственная комиссия под председательством статс-секретаря князя Голицына была учреждена в мае минувшего года по поводу распространения в столице возмутительных воззваний под разными наименованиями, как то: «К молодому поколению», «Молодая Россия», «Что делать войску», «К офицерам», «Что нужно народу», «Граждане»⁹⁵³ и других, указывавших вообще на существование революционных замыслов. Некоторые распространители воззваний были уже задержаны по распоряжению III отделения, в том числе несколько женщин. Комиссия, приступив к допросам этих лиц, вскоре признала нужным произвести еще значительное число арестований, преимущественно между студентами здешней Медико-хирургической академии и университета. По следствию они были уличены в составлении, печатании, на заведенных ими для сего станках, и распространении возмутительных сочинений, в преступном сближении с народом в воскресных школах и читальнях и даже в подговаривании солдат в казармах. Особенно виновными оказались студенты: Рымаренко⁹⁵⁴, Гюбнер⁹⁵⁵, Баллод⁹⁵⁶, Яковлев⁹⁵⁷, литератор Писарев⁹⁵⁸ и типограф Марков⁹⁵⁹. Обнаружилось, что начало этих преступных действий относится еще ко времени содержания в 1861 году студентов за открытое сопротивление начальству под арестом в Кронштадте, где они придумывали между собою способы проводить в народе преступный их образ мыслей ко вреду правительства. Но, вместе с тем, комиссия уверилась, что допрошенные ею лица суть лишь орудия скрывающихся главных злоумышленников. Затем, захваченные в июле месяце у возвращающегося из Лондона вышеупомянутого Ветошникова бумаги и письма, порученные ему Герценом, Бакуниным и Кельсиевым, объяснили, что средоточие всех преступных замыслов против Российской империи и ее правительства составляет лондонская пропаганда.

По уличительному содержанию означенных писем, комиссия тотчас сделала распоряжение об арестовании литераторов Серно-Соловьевича⁹⁶⁰, Чернышевского⁹⁶¹, отставного штабс-капитана Петровского⁹⁶², кандидата Набалдина⁹⁶³, купца-раскольника Шибаева⁹⁶⁴, купеческого приказчика Владимирова⁹⁶⁵ и отставного поручика Белозерского⁹⁶⁶. По рассмотрении бумаг этих главных соучастников последовало арестование в разных местах России еще многих лиц, числом более ста, из служащих и отставных чиновников, офицеров, учителей, лиц, занимающихся книжною торговлею и студентов, отчасти удаленных уже из университетов. В числе сих последних арестован и родной брат Кельсиева⁹⁶⁷, участвовавший в 1861 году в беспорядках московских студентов.

К следствию над этими лицами присоединены были временно и переданные из военного и морского ведомств делопроизводства об офицерах Л.-гв. саперного батальона Еллинском⁹⁶⁸, Энгеле⁹⁶⁹ и Посникове, о подпоручике Л.-гв. Измайловского полка Григорьеве⁹⁷⁰, о юнкере 24-го флотского экипажа Трувелере⁹⁷¹ и о гардемарине Дьяконове⁹⁷², судившихся военным судом за неблагонамеренные действия и вредные внушения нижним чинам.

Общая доказанная виновность всех арестованных лиц состоит в распространении возмутительных воззваний и других сочинений с целью поколебать верность народа и войска престолу. Подобные воззвания должны были быть разбросаны и 8 сентября как в С.Петербурге, так и Новгороде по случаю празднования торжества тысячелетия России.

Участники злоумышленных действий оказались, кроме столиц, почти во всех частях России, даже в самых отдаленных – в Сибири, на Кавказе и в Оренбургской губернии. В городе Уфе открылось гнездо неблагонамеренных чиновников, распространявших возмутительные правила; в числе их были: служащий в канцелярии оренбургского генерал-губернатора чиновник Ильин: судебные следователи Жуковский⁹⁷³, Рязанцев⁹⁷⁴, Бобров: оренбургский мировой посредник Циолковский⁹⁷⁵: самый злой возмутитель и враг правительства, начальник канцелярии оренбургского гражданского губернатора Поллонский, который принадлежал к особой еще польской партии, собиравшейся у ксендза Боярского, и член оренбургского губернского по крестьянским делам присутствия отставной инженер- капитан Авдеев⁹⁷⁶. Сей последний уличен, между прочим, в преступной политической переписке с женою бывшего оренбургского, а потом саратовского гражданского губернатора Барановского⁹⁷⁷, и с отставным подполковником Корпуса лесничих Шелгуновым⁹⁷⁸, отправившимся вместе с женою в Сибирь для свидания с государственным преступником Михайловым.

В Полтавской губернии обнаружено общество, предположившее действовать в видах отделения Малороссии; к нему оказались между прочими прикосновенными: капитан Корпуса инженеров путей сообщения Лобода. учитель Стронин⁹⁷⁹, судебный следователь Харьковской губернии Лялин⁹⁸⁰, состоявший в сношениях с Бакуниным, и бывший студент С.Петербургского университета Чубинский⁹⁸¹. Сей последний представлял из себя в Киеве малороссийского патриота и, под предлогом отправления на поклонение праху национального поэта Шевченко, ездил с шайкою студентов, одетых в фантастические костюмы, по деревням Киевской губернии, сближаясь с народом, и пел возмутительные малороссийские песни. В Золотоношенском уезде появилось мятежное воззвание, которого сочинение приписано было тому же Чубинскому.

Главные происки заграничной пропаганды направлены были на возмущение раскольников. Это видно из переписки Кельсиева, привезенной Ветошниковым, и из писем Бакунина, взятых у весьма близкого ему и по домашним отношениям кандидата Набалдина, и, наконец, из показаний разных лиц, между прочим, вышепомянутого Лялина и здешнего корреспондента Бакунина, маркиза Траверсе⁹⁸², сознавшегося, что, находясь в Лондоне, он давал деньги на издание сочинений о расколе. Наиболее деятельные помощники Кельсиева и Бакунина по части раскола были, в С.Петербурге – Николай Серно-Соловьевич. а в Москве – отставной штабс-капитан Петровский: первый по книжной его торговле, а последний как переводчик и издатель разных иностранных сочинений о религиозных сектах. Сочинения эти вместе с «Общее вече» и «Сборником» Кельсиева предполагалось распространять в большом числе в Москве, во внутренних губерниях и, особенно, на Нижегородской ярмарке, причем имелось в виду, кроме возмутительной цели, приобретение денег, в коих лондонская пропаганда для своих действий нуждается. Обнаружение этого обстоятельства побудило к учреждению в Нижнем Новгороде и в Приволжских губерниях строжайшего надзора и к Высочайшему возложению особого по сему предмету поручения на генерала от кавалерии Фон-дер-Лауница⁹⁸³, который исполнил свои обязанности с совершенным успехом.

Исследования комиссии подали также повод к предположению, что Кельсиев ездил в марте минувшего года по делам пропаганды в Константинополь чрез С.Петербург и Москву, жил в обеих столицах короткое время по турецкому паспорту, выданному на имя Василия Яни, и возвратился из Константинополя в Лондон опять чрез С.Петербург; что в октябре месяце он вторично был в Москве под тем же именем, что в марте месяце Кельсиев имел сношения здесь с Серно-Соловьевичем: литератором Максимовым: книгопродавцем Кожанчиковым и коллежским регистратором Ничипоренкой: а в Москве, кроме главных его соучастников, литератора Петровского и раскольника Шибаева, с московским мировым посредником князем Павлом Трубецким, помещиками Орфано⁹⁸⁴, надворным советником Афанасьевым, отставным поручиком Ошмяновым, учителем Козловым и писателем Косаткиным, выехавшим потом за границу; но подробные дознания всего, здесь изложенного, положительно не подтвердили.

Из вышепомянутых лиц обратил на себя особенное внимание коллежский регистратор Ничипоренко. В июне минувшего года, прибыв из Лондона в Пескиеру, он был обыскан австрийской полициею. При нем оказались прокламации к итальянцам, письма к Гарибальди от друга его Саффи и к секретарю его Беллаци, а также в большом числе экземпляров воззвания к русским о пожертвовании для предприятий Герцена и Огарева. Ничипоренко успел отправиться из Пескиеры в Константинополь и оттуда приехал в Россию. Из взятых при арестовании Ничипоренко бумаг видно, что он состоял в близких сношениях с Бакуниным, который поручал ему отвезти письма в Прагу, и что вместе с ним должен был явиться к Гарибальди Потехин. Сей последний принадлежит к числу здешних мелких писателей. Он подвергнут аресту.

Следственная комиссия окончила рассмотрение дел о большей части арестованных лиц, испросив Высочайшие решения насчет дальнейшего с ними поступления. Об остальных главных преступниках исследования продолжаются.

По наблюдению за расположением умов в Финляндии в минувшем году не обнаружено влияния тех внешних политических происков, которые в 1861 г. нашли сочувствие среди финляндцев, преимущественно в кругу профессоров, студентов и литераторов. Стокгольмские газеты продолжали, однако ж, печатать статьи, имевшие целью ослабить доверие финляндцев насчет созвания сейма, и вообще из тех газет было видно, что Швеция, питая к России неудовольствие, обнаружившееся, между прочим, в минувшем году по случаю сохранения у нас празднования Полтавской победы, не отказывается от видов своих на Финляндию в неопределенном будущем. Король Карл⁹⁸⁵ послал пострадавшим от неурожая жителям северной части Великого Княжества денежное пособие в 25 000 риксдалеров, или 10 000 рублей. Расчетливое великодушие это, исчезавшее, впрочем, перед щедрыми знаками сострадания нашего двора и российского народа, не произвело, сколько было слышно, того впечатления, на которое, вероятно, надеялся шведский король. Главный интерес, занимающий умы финляндцев, составляет народный сейм, которого созыв приближается по мере успеха производящихся в глазах населения приготовительных трудов финляндского сената. Общее настроение финляндцев выражает признательность к Вашему Императорскому Величеству за попечение о их крае и за уважение к его конституции; но, следуя за журналами, издаваемыми в Гельзингфорсе, и за отдельными публичными фактами, можно заключить, что чувство самостоятельности в короткое время значительно выросло в крае. Таким образом, по поводу финляндского заграничного займа немедленно завязалась полемика: в опровержение доводов, объявленных сенатором Лангеншельдом⁹⁸⁶, управляющим финансовою комиссиею, доказывали, что, хотя необходимость может оправдать заключение займа без согласия сословий, но что мера эта не должна быть названа законною; что приведенные сенатом примеры подобных произвольных действий шведских королей Густава III и Густава-Адольфа⁹⁸⁷ не могут служить оправданием, ибо государи эти не славились уважением к законам, и что за это, под конец, они сами, как свидетельствует их участь, не были ими защищаемы. Кроме того, в местных журналах проявлялись притязания на назначение за границею отдельных от империи финляндских консулов и на предоставление финляндскому торговому флоту особого флага. Впоследствии таковой являлся уже на некоторых мелких финляндских судах, состоя из цветов желтого, синего и белого, указывавших на симпатию к Швеции. Наконец, довольно резким действием оказалось обращенное кемнерским судом к финляндскому генерал-губернатору барону Рокасовскому чрез ньюландского губернатора требование, чтобы он явился в тот суд для объяснения по жалобе некоего Бреннера на неисполнение им заключенного условия по найму под укрепление, во время последней войны, принадлежащей ему, Бреннеру, местности. Суд, вследствие отказа барона Рокасовского в личной явке, как несоответствующей его званию, объявил себя некомпетентным для решения самого дела. По этим отдельным чертам можно ожидать, что на предстоящем сейме, несмотря на определение предметов, подлежащих его обсуждению, не обойдется без жарких прений и смелых выходок со стороны представителей сословий под влиянием шведской партии. Сия последняя, в соединении с чисто финскою, составляют оппозицию против русской партии, самой малочисленной в крае, и против российского престола.

В представленном в начале минувшего года политическом обозрении я всеподданнейше доносил Вашему Императорскому Величеству о неблагоприятном вообще настроении умов в империи под влиянием двух главных партий, из которых одна стремится к народно-представительному порядку правления, надеясь приобресть в палате личное, нравственное значение взамен потерянного крепостного над крестьянами права; а другая, при подстрекательстве революционной заграничной пропаганды распространяет за пределы благоразумия либеральные, демократические свои притязания, угрожающие общественному спокойствию и монархическим основаниям государства.

После того положение становилось постепенно хуже. Публичные чтения профессоров, начавшиеся в январе минувшего года и имевшие целью заменить для учащегося юношества университетские лекции, вскоре обратили на себя внимание вредным направлением преподаваемого с кафедры учения. Оно оказывалось тем более опасным, что в публичных чтениях вне стен университета теряется чисто научная цель, извиняющая иногда несоответствующий существующему в государстве образу правления взгляд преподавателей на обсуждаемые ими политические предметы. Ни в одном, впрочем, конституционном даже государстве не было бы, вероятно, позволено профессору, читающему при открытых дверях, сказать перед тысячью собравшихся с улицы людей, «что вполне обязательных законов не существует, и если закон оказывается вредным для народа, то сей последний имеет право его отвергнуть». Между тем, слова эти и много подобных речей были произнесены на здешних публичных чтениях. Когда же профессору Павлову за преступные намеки, сделанные им на литературном вечере, данном, как оказалось после, в пользу сосланного в Сибирь Михайлова, и вызвавшие шумное одобрение со стороны толпы его приверженцев, запрещено было читать, то и прочие профессоры отказались от своих кафедр, кроме одного Костомарова. Молодежь не допустила, однако ж, и его к чтению, сделав ему при общем смятении публичную обиду. Лекции были закрыты, а возмутители воспользовались этим обстоятельством и удалением Павлова из столицы, чтобы навлечь на правительство нарекания в несправедливости и стеснении народного просвещения.

Вскоре затем стали появляться в столицах разные революционные воззвания, которые подбрасывались в частных домах, в казармах и даже в Зимнем Вашего Величества дворце. В мае начались опустошительные пожары, которые общественное мнение приписало поджигательству, убеждаясь в том еще более смыслом воззвания «Молодая Россия»⁹⁸⁸, написанного в духе политического исступления.

В июне из захваченных на границе писем главных русских возмутителей в Лондоне обнаружилось, сколь далеко распространилось уже во всей империи злоумышление и сколь необходимо было принять противу оного решительные меры для отвращения великих несчастий.

Вследствие сего состоялись, по Высочайшему Вашего Величества повелению, закрытие всех в империи воскресных школ и публичных читален, как служивших проводниками революционных идей, запрещение некоторых вредных журналов, закрытие здешнего шах-клуба, как сборища неблагонамеренных литераторов, усиление цензуры изданием некоторых дополнительных правил и увеличение вообще надзора со стороны исполнительной в столице полиции. С другой стороны, Высочайше учрежденная около того же времени особая секретная следственная комиссия, обнаруживая, по сообщаемым ей III отделением сведениям, революционных деятелей, задержала, как изложено выше, главных виновников и многих сообщников.

Исчисленные здесь меры⁹⁸⁹ строгости имели успех; волнение умов видимо успокоилось⁹⁹⁰; бывшие в столице пожары, составляя сами по себе большую вещественную потерю, возбудили в публике, особенно же в пострадавшем наиболее торговом и низшем классе здешнего населения, чувство самосохранения, и, вместе с тем, общее негодование против подозреваемых в поджигательстве беспокойных студентов, поляков и вообще против мятежных голов. Герцен и его пропаганда понесли чрез это довольно сильный удар, которому потом содействовали еще издатели московского журнала «Русский вестник» Катков⁹⁹¹ и Леонтьев⁹⁹², первые в России выступившие печатным, резким словом против несбыточных, пагубных теорий Герцена. Посыпавшиеся на помянутых издателей злые нападки со стороны либеральных российских журналов доказывают меткость удара, нанесенного пропаганде, и, вместе с тем, солидарность с оною большой части литературного нашего общества.

Таким образом, удалось на этот раз рассеять скопившуюся над русской землею революционную тучу, которая грозила разразиться при первом удобном случае, и этот случай возмутители предвидели, между прочим, в готовившемся возмущении поляков. Тем не менее, происки заграничной пропаганды продолжаются с большим ожесточением, в возмездие за потерю многих усердных ее деятелей. Внутри же России пропаганда поддерживается еще либеральною журналистикою, представляющею, наподобие прессы некоторых западных государств, могущественный рычаг нравственно-политического переворота.

Взгляд на сборник запрещенных в продолжение 1862 года журнальных статей, составляющий два больших тома, вполне обнаруживает направление нашей литературной фаланги. Направление это имеет две главные исходные точки: одна есть школа так называемой «Юной России», которая отрицает весь существующий со времен Петра Великого государственный строй, стремясь к первичной земской самоуправе в духе чистого славянизма; другая есть отвлеченное, западное утопическое учение социализма и коммунизма, примененных к расколу. По словам наших реформаторов, многочисленные, независимые общины раскольников образованы на основаниях братского равенства, выборного начала и солидарности, группируясь в виде федерации, которая состоит уже из 10 миллионов душ, и которая, под личиною религиозного принципа, имеет главною целью сохранение гражданской свободы.

Названные две школы существуют отдельно, но обе они имеют в предмете передачу верховной власти в руки народа и, следовательно, обе противоборствуют правительству. Действия их сливаются в преследуемой ими системе «нигилизма» или отрицания всего существующего государственного порядка при старании унижать публично достоинство правительственных лиц и охуждать принимаемые правительством меры судебные, финансовые, административные и, особенно, полицейские. В системе этой революционные деятели обеих партий видят громадную силу для достижения своих целей.

Изъясненное преступное направление выражается и в большой части статей, невольно разрешаемых цензурою по более отвлеченному их изложению, но в которых, тем не менее, прозорливому читателю скрытый смысл понятен. Таким образом, нравственный яд постепенно проникает в слои читающего общества, особенно же он поражает пылкое, восприимчивое воображение молодежи.

Принятые во второй половине истекшего года меры против пропуска в периодических изданиях статей, написанных в дурном политическом духе, и арестование нескольких главных литературных возмутителей имели уже некоторое влияние на журналистику. Для более успешного за оною наблюдения составляется, по повелению Вашего Величества, новый цензурный устав. Положить окончательный предел журнальному волнению тем необходимее, что, по мере распространения грамотности и развития общественной жизни между низшими сословиями, это революционное орудие получает постоянно большую важность⁹⁹³. Можно даже утвердительно сказать, основываясь на горьких опытах западных держав, прошедших трудный путь народного развития, на который вступает в настоящий период быстрыми шагами Россия, что устранение, или, по крайней мере, ограничение опасности, грозящей ей со стороны прессы, избавит ее от главных бед, сопряженных обыкновенно с политическим пробуждением народов.

В заключение я считаю себя в обязанности повторить, что, несмотря на раскрытие революционной в империи стихии, сия последняя не слабеет, и Лондонская пропаганда, конечно, воспользуется для своей преступной цели новым затруднением, которое правительство встречает в Царстве Польском и Западных губерниях. Поэтому крайне необходимо не только продолжать, но усилить еще неусыпное наблюдение за происками революционеров, дабы отвратить пагубное их влияние на общее положение государства и на главный оплот его силы, на войско, в рядах которого также стали проявляться признаки сего влияния.

Генерал-адъютант князь Долгоруков

2 марта 1863 года

Представляя Вашему Императорскому Величеству нравственно-политическое обозрение за 1862 год, я почел долгом указать зародыш социально-политической революции, вызываемой и подготовляемой демократическою пропагандой, которая, под личиною прогресса, жаждет лишь анархии, кровопролития и переворотов, дабы на развалинах престолов утвердить свою собственную власть. События 1863 года, плод революционного движения, обнявшего всю Европу, служит новым, грустным подтверждением этой мысли.

Обращая более зоркое внимание на свойство революционных происков, господствующих в наше время, нельзя не заметить два главных направления, отличающихся и целью, и образом действия. Одно из них, поставившее себе задачею возвышение благосостояния и политического значения низших классов народа, распространяет преимущественно свои убеждения путем печати и устной пропаганды, не упуская, впрочем, случая осуществить свои идеи и иными, не столь спокойными средствами. Известное под названием социального, оно опасно, может быть, правительствам западной Европы, где сосредоточение поземельной собственности и капиталов в руках аристократии и среднего сословия образовало многочисленный безземельный пролетариат; но для России это направление особенной опасности не представляет, ибо в большей части империи крестьянское сословие, получившее гражданские права вследствие уничтожения крепостного состояния, в то же время наделено землею и тем самым обеспечено в удовлетворении первых своих потребностей.

Совершенно иное значение имеет другое направление, которое один из замечательнейших писателей социальной партии, Прудон, чрезвычайно метко назвал якобинизмом. Это направление, ведущее свое начало от французской революции 1789-го года⁹⁹⁵, не вносит в общество никакой новой идеи и стремится только к ниспровержению существующего порядка, чтобы, под благовидною личиною всенародного господства, утвердить собственное владычество и удовлетворить своему властолюбию. Чуждое всяких убеждений, это направление естественно не может рассчитывать на торжество путем мирного обсуждения, и потому главным своим орудием всегда считало и считает насильственные перевороты. Оно обращается к народным страстям, предрассудкам и, не пренебрегая никакими средствами, стремится постоянно к одной цели – волнению масс. Идеи самые противоположные одинаково для него хороши, если могут привести к переворотам. Права народов и естественные границы, начало национальностей и насильственные присоединения, все одинаково служит якобинизму, отвергающему начала порядка и законности. Столь опасное для спокойствия Европы направление было на время обуздано трактатами 1815 года⁹⁹⁶ низложением революционного правительства во Франции; но в последнее десятилетие беспрерывно усиливалось и достигло полного развития, найдя центр и точку опоры в правительстве одной из великих держав Европы, основанном на шатком начале всеобщей подачи голосов (le suffrage universele). Это правительство, поддерживающееся искусно разжигаемым антагонизмом капиталистов и рабочего класса, сознает свою слабость и надеется упрочить свое существование внешними войнами, удовлетворяющими народному славолюбию. Европейские державы скоро разгадали политику второй Империи⁹⁹⁷ и поняли, что нельзя рассчитывать на прочный с ее правительством союз. Чувствуя себя не принадлежащим к семье законных государей, император французов необходимо должен был сблизиться с революционною партиею и принять ее разрушительные принципы. Начало народностей, впервые провозглашенное патриархом революции, старцем Мадзини, которое, в сущности, есть не что иное, как отрицание истории и возвращение к первобытному состоянию, это чисто революционное начало было усвоено Людвигом-Наполеоном и сделалось в его руках опасным орудием для нарушения спокойствия и политического равновесия европейских государств. Опираясь на огромную славолюбивую армию, не щадя жертв и крови народа для удовлетворения его воинственных инстинктов, императорское правительство Франции стало во главе революционного движения, совершающегося во имя ложно истолковываемого начала народностей, и объявило связывавшие его трактаты 1815 года несуществующими. Не говорим уже об Италии, так как этот совершившийся факт признан правительством Вашего Величества; но и в деле Дунайских княжеств, и в шлезвиг-голштинском вопросе⁹⁹⁸, и в вопросе польском, везде политика второй Империи является представительницею начала народностей. Особенно в последнее время, когда просвещенная часть французского народа громко подняла голос против непомерных расходов и непрерывных войн, когда, несмотря на искусственную организацию всеобщей подачи голосов, выборы Парижа и главных промышленных центров приняли чисто оппозиционный характер, Людвиг-Наполеон неминуемо должен был сделать новый шаг на этом скользком пути. Этим шагом было – торжественное отрицание Венского трактата и предложение всеобщего конгресса государей для утверждения нового порядка вещей в Европе. И вот теперь, когда ответы монархов Европы показали правителю Франции несостоятельность его идеи, французская официальная и полуофициальная журналистика высказывает, как угрозу, мысль о созвании конгресса представителей, избранных всеми европейскими народами, посредством всеобщей подачи голосов. Понятно, какое потрясающее действие может быть произведено подобным заявлением, если оно последует от императора французов, и какое страшное революционное движение может им быть возбуждено. Если одна смутная надежда на появление французской армии на берегах Вислы поддерживала и ободряла польских инсургентов, то прямой вызов правителя Франции поднимет всю революционную партию в Европе, значение которой и без того уже возвышено современными политическими событиями.

Граф Павел Дмитриевич Киселев

Падение престолов Италии перед волею народа, высказывавшегося даже не через своих законных представителей, а прямым путем восстания, представляет первый прочный успех революционного движения, опирающегося на начало народностей. Новое итальянское правительство, признанное почти всеми государями Европы, поняло несовместность революционного начала с этим признанием; битва при Аспромонте была сигналом разрыва с якобинизмом и вступления Италии в семью держав, основанных на начале государственном. Но движение, раз вызванное правительством, не могло уже быть подавлено по желанию. Замыслы вождя итальянской революции Мадзини и его популярного орудия Гарибальди не остановились перед первой неудачей. Они неуклонно стремятся к своей цели и, опираясь на сочувствие ими же возбужденной массы, неутомимо готовятся к новой попытке. Письмо Гарибальди к знаменитому французскому изгнаннику Виктору Гюго, в котором он смело высказывает, что ему нужен миллион ружей, письмо, перепечатанное во многих иностранных и русских журналах, показывает, что революционная партия слишком уверена в успехе и не считает даже необходимым скрывать свои намерения в тайне. В то же время итальянское правительство, увлеченное потоком общественного мнения, искусно направляемого демагогами, деятельно приводит в военное положение свою армию и крепости Ломбардии. Ныне сомнения, что и с этой стороны новая буря угрожает спокойствию Европы, причем нельзя быть уверенным, чтобы весною и гарибальдийские отряды, и регулярное войско Италии не начали неприязненных действий против Австрии, а быть может, и против Рима. Готовясь к этой новой попытке, итальянские революционеры, вероятно, рассчитывают если не на содействие, то, по крайней мере, на нейтралитет правителя Франции, недовольного отказом австрийского правительства принять участие в конгрессе.

Явно преобладающая на юге революционная партия не покидает своих замыслов и в центральной Европе, волнуя Германию во имя того же начала народностей и всеобщей подачи голосов. Германский национальный союз (National-verein), имеющий почти во всех значительных городах Европы свои отделения (из коих особенно замечательно Лондонское, руководимое известными демагогами Беккером, Блиндом и Кинкелем), еще в прошлом 1862 году соединился с Союзом ремесленников (Handwerker-verein) и стремился к сближению с рабочим классом. Многочисленные общества рабочих, распространенные по всей Германии, образовали в Лейпциге центральный комитет, принявший социальные теории Фердинанда Лассаля⁹⁹⁹, изложенные им в открытом послании к Лейпцигскому центральному комитету (Offenes-Antwortschreiben an das Leipziger Central-Comite). Комитет обнародовал проект устава всеобщей ассоциации германских рабочих, которого главная цель должна состоять в том, чтобы добиться права всеобщей подачи голосов как главного основания всякой дальнейшей меры к улучшению быта рабочих. Программа Лейпцигского центрального комитета встретила противодействие многих рабочих обществ, примкнувших к более умеренному учению Шульце-Делича и партии Прусских прогрессистов. Поэтому на созванное Лейпцигским комитетом собрание рабочих 23 мая явились представители далеко не всех обществ, противники же их собрались 7 июня в числе 120 человек (от 54 обществ из 48 городов) во Франкфурте-на-Майне, где единогласно учение Лассаля отвергли. Эта борьба двух разнородных теорий, ясно показывающая, что германские рабочие в высшей степени озабочены политическими вопросами, была, без сомнения, главною причиною того, что общества рабочих не примкнули еще окончательно к Национальному союзу.

Унитарные стремления, волнующие умы Германии с 1848 года, неизбежно имели сильное влияние на деятельность Национального союза. Поневоле отказавшись от надежды увлечь за собою прусское правительство, он, в лице наружного главы своего, герцога Эрнста Саксен-Кобург-Готского, решился сблизиться с Австриею. Результатом этого сближения был съезд германских государей во Франкфурте, созванный австрийским императором¹⁰⁰⁰ для рассмотрения предложенного им проекта союзной реформы. Отсутствие Пруссии, противодействие Бадена, Мекленбурга и некоторых других правительств, несмотря на поддержку герцога Эрнста и франкфуртского съезда германских депутатов, окончательно ослабили этот проект, задуманный в видах утверждения преобладания Австрии.

Демократическая партия, примкнувшая на время к императорскому проекту, поддерживала, однако же, его не безусловно: съезд германских депутатов торжественно объявил, что принимает его с известными ограничениями, и, конечно, видел в нем только средство проложить путь дальнейшим, более решительным реформам. Когда же надежды на осуществление проекта угасли, то демократическая партия созвала вновь на 9/21 декабря сейм депутатов во Франкфурте, который назначил постоянную комиссию, выдающую себя за орган германской нации и сделавшуюся центром, около которого группируются различные демократические общества. Деятельность их получила особенное значение и важность по поводу шлезвиг-голштинского вопроса.

Напряженные отношения, издавна образовавшиеся между датским правительством и германским сеймом, усложнились вследствие обнародования Датской конституции 6/18 ноября и особенно смерти короля Фридриха VII¹⁰⁰¹, которая возбудила вопрос о престолонаследии в герцогствах. Присоединение Шлезвига и появление претендента, принца Фридриха Аугустенбургского, вызвали резолюции так называемого депутатского сейма во Франкфурте и революционное движение во всей Германии. Отказ прусской палаты разрешить предположенный правительством заем, адрес ее королю, открытие подписки в пользу претендента, образование дружин волонтеров – были главными мерами демократической партии, которая успела увлечь большинство германского народа и мелкие государства Германии, принявшие сторону принца Аугустенбургского вопреки Лондонскому протоколу¹⁰⁰². Настойчивые усилия Англии, несмотря на содействие Австрии и Пруссии, не могли поддержать права, основанного на договорах, тем более что император Наполеон в письме к претенденту, выразил мысль, что желания населений в герцогствах, согласные с началом национальностей, могут поколебать обязательства, основанные на трактатах. В таком положении был голштинский вопрос, когда занятие Голштинии экзекуционным корпусом и прибытие в страну герцога Аугустенбургского вызвали выражение сочувствия к его особе в большинстве населения герцогств. Вслед за сим Пруссия и Австрия решились занять Шлезвиг, несмотря на противодействие датских войск, пораженных на всех пунктах.

Рядом с этою, так сказать, официальною деятельностью революционной партии, шли тайные происки ее крайних представителей, мечтавших ускорить движение. В Италии партия действия, находящаяся в непосредственных сношениях с Мадзини. образовала тайные комитеты действия в Риме и в Венеции и снова сблизилась с Кошутом. подготовляющим новое восстание в Венгрии. В Пеште образовался тайный комитет, наводнивший в начале декабря всю страну революционными воззваниями так называемого венгерского национального правительства, призывающими народ именем Кошута к восстанию.

Во Франции общество Марианна продолжало организоваться и распространяло свои ветви по департаментам, набирая участников преимущественно между рабочим населением промышленных местностей. Тесно связанное с тайными обществами других стран, оно, вероятно, не оставалось чуждым покушению на жизнь Людвига-Наполеона, предупрежденному бдительностью французской полиции и вызвавшему многочисленные аресты.

Вообще в последнее время революционеры всех стран почувствовали потребность соединить свои усилия и дать стройную организацию революционному движению в Европе. Сближение главных двигателей вызвало эту мысль, и на 26 сентября 1863 года назначен был в Брюсселе международный демократический конгресс для слияния всех оттенков революционных партий Европы и единовременного направления их к одной общей цели. Впрочем, до сих пор положительно не известно, состоялся ли и к чему привел этот конгресс.

Но главным пунктом, на котором сошлись и тайная пропаганда, и дипломатический якобинизм французского правительства, на котором сосредоточились в истекшем году стремления всех революционных элементов Европы, было Польское восстание¹⁰⁰³, встретившее сочувствие революционеров всех стран и возбудившее усиленную деятельность польской эмиграции.

Главный комитет эмиграции в Париже, находящийся под исключительным влиянием князя Владислава Чарториского¹⁰⁰⁴ и считавший в 1862 году до 1400 членов, располагая значительными материальными средствами, издавна уже подготовлял восстание в Польше. С этой целью он сблизился с демократическою партией Мерославского и чрез нее с революционерами Италии, Венгрии и России, обещавшими свое живое содействие. Царство Польское было подчинено тайной революционной организации; значительные заказы оружия сделаны были в различных городах Европы, преимущественно в Литтихе, и вооруженное восстание назначено было произвести весною, в марте или апреле. Но при напряженном состоянии Царства Польского, возбужденного тайною пропагандою заграничных эмиссаров, малейшей искры было достаточно для произведения всеобщего пожара. Рекрутский набор в Польше, падавший всею тяжестью на бездомный пролетариат, преимущественно возбужденный революционерами, ускорил подготовленный взрыв. Восстание вспыхнуло в ночь с 10 на 11 января, почти неожиданно. Аристократическая партия первое время даже колебалась, какое положение принять относительно инсургентов. Мерославский и его приверженцы были недовольны несвоевременностью взрыва, и Мадзини в письме к Саффи прямо высказывал мысль, что восстание, вызванное преждевременно, не может иметь успеха, тем более, писал он, что убийство русских солдат, приписываемое им естественному чувству озлобления противу притеснителей, уничтожило надежду на присоединение русских войск, будто бы бывших готовыми к возмущению и к соединению с поляками.

Вскоре, однако же, эмиграция поняла необходимость признать инсуррекцию и поддержать распоряжения Варшавского центрального революционного комитета. Впрочем, и здесь выражалось отсутствие единодушия, постоянно ее отличавшее. Между тем, как демократическая партия возлагала все свои надежды на успех возмущения и мечтала о границах 1772 года, партия Чарториских рассчитывала преимущественно на поддержание общественного мнения и на европейские кабинеты. Так, граф Михаил Тышкевич, в письме на имя Владислава Чарториского. советует главное внимание обратить на подкуп французских, английских и немецких журналов, на что и жертвовал 100 тыс. франков. Он указывал также необходимость приобрести участие польскому делу между дамами высшего общества, которые, по его мнению, могут быть полезны своим влиянием. Только небольшой кружок умеренных, представителем которого является Лубинский, осмеливался возвышать голос против революции, возлагая все свои надежды на милосердие Вашего Величества и ожидая, что по подавлении революции Вам благоугодно будет даровать Царству Польскому конституцию.

Усилия принца Наполеона соединить различные партии польской эмиграции в одно целое увенчались, наконец, успехом: в Париже образовался Комитет Соединения (ľunіоn), к которому примкнуло 1520 человек. В главе его стоял тайный комитет из 75 членов, преимущественно отчаянных революционеров; впрочем, и аристократическая партия поддерживала его, по крайней мере, денежными взносами. Так, графы Тышкевичи. Иван и Михаил пожертвовали 40 т. франков, а граф Ксаверий Браницкий, Грохольский и князь Четвертинский собрали в течение двух месяцев 200 т. франков. В то же время в Париже были устроены четыре временных комитета для выдачи пособий желающим ехать в Польшу с целью принять участие в восстании: у князя Владислава Чарториского, у генерала Высоцкого, у Северина Ельжановского¹⁰⁰⁵ редактора «Обзора дел польских» (Przeglad rzeczy Polskich), и у доктора Галензовского. Агентом Комитета соединения в Лондоне назначен был Жабипкий¹⁰⁰⁶, редактор журнала «Свободный голос» (Wolny glos).

В марте месяце все эти отдельные комитеты слились в один общий комитет содействия революции, составившийся из графа Ксаверия Браницкого, полковника Каменского, князя Понятовского, Хоецкого (Charles Edmond), Михаила Тышкевича, князя Марцелла Любомирского, Ординги¹⁰⁰⁷, Янушевича и Северина Галензовского: князь же Чарториский, Иван Тышкевич, Грохольский и Грибовский продолжали действовать отдельно.

Европейская журналистика, на приобретение содействия которой Парижский центральный комитет не жалел денег, деятельно волновала умы европейского общества и поддерживала враждебное России движение. Митинги в пользу Польши составлялись в Англии, в Швейцарии и Италии, где главными деятелями являются Антонио Мости, агент Мадзини, и Бертани, агент Гарибальди. В Швецию в начале марта отправлены были два члена тайного комитета, Янушевич и Новицкий, с целью возбудить волнения в Финляндии. В то же время не прекращались деятельные сношения с русскими эмигрантами и революционерами из западнославянских земель: так, в секретном собрании у Хоецкого (Charles Edmond), бывшем в половине марта, участвовали Герцен-сын и чех Фрич.

Между тем главный польский комитет в Париже все еще находился в руках приверженцев Владислава Чарториского. Членами его, под председательством самого князя Владислава, были Северин Галензовский, президент польской школы в Батиньоле, А. Гуттри¹⁰⁰⁸, депутат Познани, А. Бонольди¹⁰⁰⁹, депутат Литвы, А. Воловский, граф Ксаверий Браниикий и Иосиф Ординга, секретарь. Принц Наполеон принял звание почетного члена. Агентами комитета были: в Италии Крамер¹⁰¹⁰, в Англии Цверцякевич, изгнанный в 1862 году из Франции, и в Австрии Рембелинский, закупавший в Вене оружие для инсургентов. Пожертвования стекались в главный Парижский комитет в огромных размерах. Князь Владислав Чарториский с января по июнь внес миллион четыреста тысяч франков, граф Ксаверий Бранипкий 600 тыс., кроме 35 тысяч, переданных Крамеру. Кроме того, центральный французско-польский комитет, под председательством герцога д’Аркура. образовал отделения в значительнейших городах Франции и открыл подписку в пользу восстания при многих парижских и департаментских журналах.

В Лондоне польская пропаганда сосредоточивалась первоначально в руках Владислава Замойского. постоянно соперничавшего с Чарториским. Чрез агента своего, Жабу, и депутата Геннесси он составил Общество друзей Польши, неоднократно собиравшее митинги и дававшее ложное направление общественному мнению в Англии. Отделения лондонского комитета открыты были: в Шеффильде, в Манчестере, в Ливерпуле и на острове Джерсее¹⁰¹¹.

В Цюрихе граф Платер¹⁰¹² образовал центральный польский комитет, около которого сгруппировались двадцать кантональных комитетов. Комиссионерами Платера были часовые фабриканты Патек, Чапек и комп, (в Женеве), имеющие купеческие конторы в Париже и в Варшаве. Цюрихский комитет отправил в Польшу через Лондон и Стокгольм полтора миллиона франков и, кроме того, – 700 т. в Краков.

В Италии, где поляки находили постоянную опору в приверженцах Мадзини и Гарибальди, центральный польский комитет, под председательством сенатора Плецца, при участии гарибальдийца полковника Паллавичини и секретаря Бухгольца, эмигрировавшего из Варшавы в 1831 году, открыл свои действия в Генуе, центре итальянского революционного движения. Около него сгруппировались комитеты, образовавшиеся в Неаполе, во Флоренции, в Болонье, в Бресчии¹⁰¹³ и в Милане. Впрочем, Италия доставляла польскому восстанию малое число волонтеров, так как демократические общества запрещали молодежи оставлять родину, предвидя скорую необходимость в них для освобождения Венеции; зато денежные вспомоществования были значительны. Не только частные лица, но и общины делали пожертвования деньгами, оружием, вещами, и даже само правительство ежемесячно тратило на пособия эмиграции 7600 франков.

В Брюсселе центральный комитет составился под председательством Сабинского, к которому на время присоединился один из вождей демократической партии, Бобровский.

В Стокгольме также образовался центральный комитет по польскому делу, под председательством барона Раба, члена палаты дворян. Этот комитет состоял, впрочем, только из 10 членов, между которыми замечателен один Сольман. редактор либерального журнала “Aftonblad”.

В Константинополе действовали Витольд Чарториский¹⁰¹⁴, агент парижского главного комитета, и Иордан¹⁰¹⁵, находившийся в сношениях с Мерославским. Опираясь на дипломатических агентов Франции и на поддержку известного ренегата Садык-паши (Чайковский), они вооружали турецкое правительство против России и содействовали образованию шаек волонтеров на Дунае. Кроме того, Иордан составил обширный план восстания на Кавказе.

В Дунайские княжества парижский комитет отправил Мильковского для переговоров с князем Кузою и для устройства вторжения в южную Россию.

В Познани организацию восстания принял на себя граф Дзялынский. а в Галиции князь Лев Сапега. Кроме того, в Кракове был образован революционный комитет под председательством генерала Высоцкого, Христиана Островского и Северина Ельжановского.

Таким образом, деятельность парижского главного комитета охватила всю Европу и даже проникла в Америку, где образовался польский центральный комитет в Нью-Йорке (председатель Звольский, секретарь Яворский) и издавался даже революционный журнал «Эхо из Польши» (Echo z Polski).

Учредив сбор денег и отправление волонтеров в Польшу, парижский комитет послал в Варшаву для руководства восстанием Андрушевича, впоследствии убитого, и Савицкого, который вскоре возвратился в Париж и поселился у Владислава Чарториского, партия коего в начале весны пользовалась преобладающим влиянием на дела. Мерославский, отстраненный в участия в занятиях парижского комитета, потеряв свой орган “Васznosc” («Бдительность»), запрещенный французским правительством, продолжал, однако же, свои тайные интриги, переезжал из Парижа в Краков, оттуда в Яссы, из Ясс – в Литтих. Неудача, испытанная им в Польше, и назначение Лангевича¹⁰¹⁶ диктатором окончательно убили его влияние.

Не довольствуясь отправлением небольших партий волонтеров в Польшу, парижский комитет, по соглашению с варшавским революционным правительством, задумал послать отдельную экспедицию в Балтийское море. Для приобретения судов и снаряжения экспедиции собрано было до 700 т. франков, из которых 400 т. пожертвованы Ксаверием Браницким. В этом предприятии деятельное участие принял русский выходец Бакунин, постоянно поддерживавший тесные сношения с польскими революционерами, особенно с Цверцякевичем, получившим звание главного агента варшавского революционного правительства в Лондоне. Князь Константин Чарториский из Галиции, еще в начале марта через Париж проехавший в Лондон, по совещании с Цверцякевичем отправился вместе с польским литератором Калинкою в Стокгольм, где вошел в сношение с демократическими журналистами Швеции и Дании. Вслед за ним прибыл туда под именем профессора Сулеса из Канады, Бакунин, получивший инструкции от Цверцякевича. Князь Чарториский. принятый при дворе, старался восстановить шведское правительство против России и направить общественное мнение в пользу поляков, для чего устраивал митинги не только в Стокгольме, но и в Упсале, в Христиании, в Норкепинге. Непосредственные сношения Калинки и Бакунина с шведскими журналистами, особенно с Сольманом дополняли усилия Чарториского и распространяли по всей стране волнение в пользу Польши, возбуждая народные страсти и воспоминания, враждебные России.

Между тем, лондонский комитет подготовлял все необходимое для снаряжения экспедиции, и 11/23 марта судно “Ward Jackson”, принадлежащее компании Hartlepool, нагруженное 600 бочонками с порохом, тремя нарезными орудиями, 1200 карабинами Минье и двумя тысячами сабель, с 300 волонтерами под командою мнимого полковника Лапинского¹⁰¹⁷ и в сопровождении комиссара варшавского революционного правительства, Феликса Домонтовича вышло из Темзы. Приготовления производились в такой глубокой тайне, что наше посольство только накануне узнало о предприятии, почему и не могло воспрепятствовать выходу корабля. Впрочем, только что известие об экспедиции было получено, отсюда немедленно приняты все меры для уничтожения враждебного замысла.

16 марта “Ward Jackson” пришел в Копенгаген, где к экспедиции присоединился и Бакунин, прибывший из Стокгольма. Но капитан, узнав цель экспедиции, оставил корабль; большая часть экипажа последовала за ним. Тогда агент компании Hartlepool, желая предупредить конфискацию судна, набрал матросов в Копенгагене и немедленно отправил “Ward Jackson” в Мальме, где волонтеры принуждены были высадиться. Шведы приняли их с энтузиазмом; однако же, несмотря на происки Чарториского и Бакунина, уехавшего с Домонтовичем и Лапинским в Стокгольм, правительство наложило на корабль и на груз секвестр, и хотя судно было впоследствии возвращено владельцам, но оружие и порох остались конфискованными.

Неуспех первой попытки имел благотворные последствия: хотя лондонский комитет еще прежде зафрахтовал у Гартлепульской компании два других парохода, “Gipsy-Queen” и “Dwina”, но неудача, постигшая “Ward Jackson”, заставила отказаться от рискованного предприятия.

Впрочем, Чарториский и Бакунин продолжали действовать в Швеции в пользу поляков; но осторожность министерства и письма гамбургских банкиров, угрожавших шведскому правительству, в случае поддержки польского восстания, упадком кредита и невозможностью нового займа, привели к благоприятному результату. Сейм подал голос в пользу сохранения мира, и Чарториский, видя все свои усилия тщетными, выехал из Стокгольма, где остался один Бакунин, надеявшийся еще через Сольмана и других журналистов взволновать Финляндию. Вскоре прибыл к нему Герцен-сын, и шведские демократы воспользовались этим случаем, чтобы подогреть остывший жар. Они устроили в честь Бакунина. Герцена и Домонтовича обед, в котором приняли участие не более 140 человек, в том числе президент сословия крестьян, несколько членов этого сословия и сословия граждан, незначительное число духовных и военных, три или четыре дворянина весьма сомнительной репутации и большинство ремесленников и лавочников.

В то же время волонтеры, поселившиеся лагерем в Мальме, отправлялись небольшими партиями через Гамбург в Англию, чему деятельно помогали шведское правительство и гамбургская полиция. Наконец, и Лапинский вышел 4 июня из Мальме на пароходе «Фультон» с последними 88 волонтерами, убежденными, что они возвращаются в Англию. Но ожиданиям их не суждено было исполниться. По приходе в Копенгаген, на пароход явился Домонтович и объявил, что они отправляются в Балтийское море с целью произвести высадку между Мемелем и Полангеном и через Пруссию пробраться в Польшу. Ночью, в открытом море, они перешли на ожидавшую их шкуну¹⁰¹⁸ «Эмилия», нагруженную оружием, купленным в Копенгагене. Беспрепятственно достигли они Пруссии; но шлюпка, на которой они начали высадку, пошла ко дну, не дошедши до берега, и Лапинский, потеряв утонувшими 24 человека, отказался от дерзкого плана. Вся шайка высадилась на острове Готланд, где по распоряжению шведского правительства отобрали у них оружие и на военном судне отправили в Англию.

Между тем борьба между партиями аристократической и демократической не прекращалась. Надежда на благоприятный исход посредничества Франции, Англии и Австрии давала перевес партии Чарториского. постоянно рассчитывавшей на поддержку западных кабинетов. На польской конференции, собравшейся в апреле в Лондоне под председательством Лончинского, родственника графа Валевского, решено было принять вполне политику Франции и Англии и назначить при этих дворах уполномоченных комиссаров. В Лондон был назначен граф Владислав За- мойский, а в Париж князь Чарториский.

Это решение возбудило неудовольствие партии демократической, которая после поражения Лангевича употребляла все усилия захватить власть в свои руки. Лондонская эмиграция, состоявшая, впрочем, только из 350 человек, не признала Замойского в качестве комиссара, а лондонский комитет от 24 мая заявил, что название эмиграции уничтожается и все комитеты объявляются закрытыми, почему требовал уничтожения и парижского комитета, признавая власть только варшавского революционного правительства и его агента в Лондоне Цверцякевича. Вслед за тем варшавское революционное правительство подтвердило заявление лондонского комитета; но, в то же время, в виде уступки аристократической партии, образовало в Париже Главный польский комитет из князя Владислава Чарториского, Северина Галензовского, Орденги, Гуттри (депутата от Познани), Бонольди (депутата от Литвы), Воловского и Ксаверия Браницкого. Кроме сего, были сведения, будто бы варшавское революционное правительство предложило этому комитету основать банк в 12 миллионов франков. Из того же источника сообщено было, будто Чарториский принял это на себя, с условием, чтобы его признали претендентом на корону и президентом революционного правительства; по согласии же варшавского комитета, королева Христина, теща Владислава Чарториского. выдала 10 миллионов, Браницкий и Замойский – 2 миллиона, Иван и Михаил Тышкевичи – по 100 т., граф Дзялынский – 165 т. и различные лица – до полумиллиона. Впрочем, сведения эти требуют подтверждения.

Несмотря на приказ варшавского революционного правительства, польские комитеты не закрывались и продолжали свои происки. В Лондоне Цверцякевич употреблял все возможные усилия, чтобы подействовать на лорда Пальмерстона¹⁰¹⁹ через его родственника лорда Шефтсбюри; Жабицкий, редактор «Вольного голоса» (Wolny glos), постоянно доставлял лицам, ехавшим в Польшу английские паспорты за подписью лорда Росселя¹⁰²⁰. Из Франции, Италии и Швейцарии отправлялись шайки волонтеров, проникавшие в Царство Польское преимущественно через Галицию. Ослабление волнений в Литве вызвало экспедицию Высоцкого, впрочем, неудачную.

Решительный неуспех дипломатического вмешательства возвысил значение демократической партии и дал перевес влиянию Мерославского. В самой Варшаве борьба партий разгоралась все более и более. В конце сентября три комитета сменились в течение шести дней. Наконец, при содействии Станислава Франковского¹⁰²¹ (Флата), самые ярые приверженцы Мерославского взяли верх. Его секретарь Куржина, бежавший из Лемберга, сделался одним из главных членов революционного правительства. Следствием этого было назначение Мерославского главным организатором польской армии, с подчинением ему литтихского комитета заготовления оружия. Для успокоения же умеренной партии Владислав Чарториский, удаленный из главного комитета, преобразованного в финансовый, оставлен дипломатическим агентом. Таким образом, в Париже составились три комитета:

1) финансовый, из Воловского, Браницкого и других; он собирает подати и пожертвования, заботится о заключении займа, заведует отправление волонтеров;

2) дипломатический, порученный исключительно Чарторискому;

3) военный, под ведением Мерославского, из Борковского, Грабского, Окорского и других.

Вскоре за тем последовало назначение капитана Маньяна, преданного Чарторискому, генерал-капитаном воображаемого польского флота, назначение, вызвавшее мысль о приобретении малого броненосного судна, заказанного Турциею. Но, вероятно, неудача в размене похищенных закладных листов и недостаток средств заставили отказаться от этого плана, а прокламация Маньяна, встреченная общим изумлением, вызвала протесты журналистики и угрожающее заявление Порты.

Назначение дипломатических агентов повело к учреждению в значительнейших городах Европы польских консульств, преимущественно с финансовой целью. Так, некто Ячковский, под именем консула варшавского революционного правительства, собирал с поляков, проживающих в Дрездене, по 15 зильбергрошей в день; в Париже тоже устроено было консульство, собиравшее взносы за прописку паспортов; впрочем, местная полиция, предупрежденная нашими дипломатическими агентами, остановила деятельность мнимых консулов, и, вследствие неудачи первых попыток, варшавский комитет отменил это учреждение.

Недостаток в деньгах и желание подорвать кредит России внушили Станиславу Франковскому (Флатт) и Рупрехту¹⁰²² мысль открыть в Лондоне подделку русских кредитных билетов на огромную сумму. Доски были уже заказаны, но нам удалось открыть этот план и принять меры, уничтожившие предприятие в самом зародыше.

Деятельность Мерославского. по назначении его главным организатором польской армии, преимущественно сосредоточилась на заготовлении оружия в Сент-Этьене, Бирмингаме и Литтихе. Ружья, отправляемые им из Лондона чрез Чарльстона, поверенного Замойских, а из Парижа чрез Гофмана (rue d’Hauteville, 58), по большей части перехватываемые Австрией, стоят на месте по 45 франков, а по прибытии по назначению обходятся до 85 франков. Они портятся в дороге или в хлебных ямах, куда приходится их зарывать в ожидании борьбы. Таким образом, деятельность Мерославского оказывается бесплодною, несмотря на огромные суммы, им затраченные. Неуспешность его действий и некоторые произвольные меры (как, напр., учреждение в Париже особого агентства под председательством Крачкевича для надзора за проживающими там русскими и поляками) возбудили против него общее неудовольствие. Варшавское революционное правительство потребовало от него отчета в израсходованных им суммах и, вместе с тем, отрешило его от должности, с обещанием поручить ему весною начальство над экспедициею в Балтийское море. Несмотря, однако же, на официальное объявление решения народового жонда, Мерославский не только по-прежнему, вместе с Гуттри, делает значительные закупки оружия, но в то же время вербует эмигрантов и иностранных офицеров и поддерживает постоянные сношения с Варшавой. Он собрал около себя значительное число молодых людей из богатых польских фамилий и обучает их употреблению оружия и военному делу. Такой образ действия заставляет предполагать, что или увольнение Мерославского есть уловка, придуманная для успокоения партии Чарториского. или он действует независимо от революционного правительства, под собственною ответственностью.

Во всяком случае, отрешение его сосредоточило дела в руках Чарториского, который учредил особую канцелярию, разделенную на три отделения:

1) полиции, под начальством Калинки;

2) дипломатическое, порученное Клачке, и

3) военное, заведываемое Иорданом, вызванным из Турции, где его должность поручена Оржеховскому (Окше).

В то же время Збышевский, назначенный главным организатором флота, отправлен в Марсель для приобретения транспорта на деньги, обещанные Владиславом Замойским. Туда же направляются волонтеры, которых предполагают отправить в Черное море ко времени возобновления военных действий, т.е. к марту месяцу. Оружие отовсюду доставляется в Вену Квятковсому, шурину Ксаверия Шленкера¹⁰²³, одного из главных виновников мятежа, а Квятковский пересылает его при случае в Галицию.

Последние аресты в Царстве Польском вызвали со стороны инсургентов новые предосторожности: теперь обыкновенно курьеры, отправляемые из Варшавы, получают депеши на границе от лиц, совершенно им неизвестных; большая же часть переписки переходит через руки Скорупки, живущего в Вене, как и Квятковский. Самые деятельные сношения производятся с Парижем, центром польского движения за границей. Туда прибыли в последнее время Пшибыльский¹⁰²⁴, бывший долгое время революционным начальником Варшавы и членом народового жонда, а ныне назначенный главным комиссаром за границею и Эдмонд Ружицкий, замечательнейший из начальников банд по своим дарованиям, энергии и решимости. Необходимость соединить все силы к готовящемуся в марте восстанию вызвала новое сближение партии аристократической и демократической и повела к преобразованию главного парижского комитета. В начале января настоящего года он получил совершенно новую организацию и образовал нечто вроде министерства. Министром-президентом, заведующим иностранными делами, назначен князь Владислав Чарториский. военным министром – Мерославский. внутренних дел и журнального бюро – Галензовский, полиции – Крачкевич, финансов – Орденга: тайный кабинет князя Чарториского и контроль – Калинка и Клачко. Армия, которую предположено довести к марту месяцу до 40-тысячного состава, разделена на четыре корпуса. Первый поручен генералу Круку¹⁰²⁵, второй Боссаку¹⁰²⁶, третий полковнику Скале, а четвертый, разделенный на две части, Топору¹⁰²⁷ (в Мазовии) и Рачковскому (в Плоцкой губернии).

Обозрев деятельность польской эмиграции и ход польского движения за границею, вообще, необходимо обратиться к странам, прилегающим к России, где восстание подготовлялось и откуда шайки волонтеров направлялись в Царство Польское и в Западные губернии, именно к княжествам Дунайским, Познани и Галиции.

Дунайские княжества издавна были сборными местами эмигрантов и агитаторов всех стран, особенно же стран с ними соседственных. Молдавия, по своему географическому положению между владениями русскими и австрийскими, естественно сделалась центром польских интриг. Польские выходцы благодаря своим сведениям в сельском хозяйстве и промышленности легко находили там средства к существованию. Многие из них сделались фермерами, управляющими, поверенными румынских бояр; сотни других жили на их счет. Число эмигрантов возрастало в княжествах, особенно в Молдавии, которая почти ополячилась: доктора, управляющие, фермеры, прислуга, чиновники, торговцы, рабочие – все почти поляки.

В 1862 году число выходцев из наших западных провинций значительно возросло в княжествах; туда стекались молодые люди, польские студенты наших университетов, большею частию скрывавшиеся под ложными именами. Местные власти не только не препятствовали этому приливу беглецов, но даже открыто выдавали паспорты как желавшим остаться в краю, так и отправлявшимся за границу.

К этому-то времени относится устройство правильных сношений между западными областями России и иностранными революционерами. На всем пространстве соединенных княжеств устроены были комитеты для собирания вспоможений, для вербовки и снаряжения волонтеров, станции и этапы для тайных сношений. Курьеры, депеши и оружие отправлялись из Константинополя, поднимались по Дунаю до Галаца, пересекали Молдавию и достигали до Буковины между Фольтишенами и Михайленами.

Когда восстание охватило почти все области древней Польши, когда Англия и особенно Франция перестали скрывать свои враждебные намерения, польская агитация в Молдавии приняла громадные размеры: в Берладе, в Яссах, в Галаце, в Ботушанах, в Измаиле образовались польские комитеты, находившиеся в сношениях с парижскою эмиграциею и с варшавским революционным правительством. Французские дипломатические агенты оказывали им явное покровительство, а пароходы “des messageries françaises” перевозили по Дунаю оружие и военные припасы. На жалобы нашего генерального консула¹⁰²⁸ князь Куза отвечал, что он принял все меры для отстранения всякого повода к неудовольствиям со стороны нашего правительства, и объяснял неуспешность их неспособностью и недобросовестностью исполнителей. Впрочем, благодаря настояниям наших дипломатических агентов главные революционеры были изгнаны из княжеств; но пагубная легкость, с какою турецкое правительство дает пас- порты полякам, позволила многим из них возвратиться в Молдавию.

Между тем сборным пунктом для волонтеров, как высланных из княжеств, так и вновь прибывших из Франции и Италии, назначены были Тульча, Шумла, Мачин и Кюстенджи, где сосредоточилось до 4 т. человек, расположившихся лагерем и находившихся в распоряжении Суходольского, зятя Садыка-паши (Чайковского), и полковника Киркора. Поляки склонили на свою сторону два полка некрасовцев¹⁰²⁹. Из лагеря инсургенты небольшими партиями отправлялись через Галицию в Россию при содействии консульских агентов французского правительства; а французский вице-консул в Тульче выдавал даже денежные пособия, по одному франку на человека ежедневно. В оружии недостатка тоже не было. Князь Куза по договору обязался возвратить 10 т. карабинов и столько же ружей, которые пожертвованы были императором Наполеоном в пользу Венгерской революции, и после, с его согласия, переданы Кошутом князю Кузе. Ввиду восстания в Польше Кошут, с согласия Наполеона, предложил выдать их полякам. Вероятно, для устройства этого дела генерал Тюрр приезжал в Браилов, где имел свидания с полковником Брянским и князем Любомирским.

Сношения между Константинополем и Краковом не прекращались. В конце мая Мерославский приехал через Константинополь в княжества, где имел сношения с главными революционерами. Вслед за тем, полковник Мильковский¹⁰³⁰, президент тайного революционного комитета, сформировал отряд в две тысячи человек, в числе которых было до 350 малороссиян, частью некрасовцев, частью перешедших в разное время в княжества, завербованных отставным майором русской службы Парфентием Гвоздовским. План Мильковского, задуманный в Варшаве, состоял в том, чтобы овладеть Акерманом и сделать его операционным базисом восстания в юго-западных губерниях.

Попытка эта не удалась: шайка Мильковского после поражения при Костангалии принуждена была положить оружие. Мильковский. адъютант его Рошбрюн¹⁰³¹ и большая часть инсургентов были взяты в плен. Хотя же за сим они почти немедленно освобождены и выпущены из Молдавии, но Мильковский подпискою обязался ничего против России не предпринимать.

Дело при Костангалии нанесло поражение не только полякам, но и внутренним врагам князя Кузы. Убедившись, что перевес на стороне настоящего правительства соединенных княжеств, эмиграция, опиравшаяся до сих пор на румынских демагогов, тотчас же изменила свои планы и, прервав на время сношения с здешнею оппозициею, решилась склонить на свою сторону самого господаря. Князь Чарториский. агент главного комитета в Константинополе и Букаресте, получил поручение выразить господарю сожаление о случившемся и уверить его, что на будущее время в княжествах ничего не будет предпринято поляками без предварительного согласия его светлости. Кроме того, в Молдавию прибыл агент, будто бы французского правительства, для убеждения князя Кузы действовать против России. Происки Франции находят здесь опору как в настроении умов городского сословия, так и в личном честолюбии господаря, который охотно прикрывает внутренние раздоры и неустройства края дипломатическими успехами, и был бы, по-видимому, готов принять на себя роль возродителя румынской народности.

Таким образом, поражение Мильковского не остановило действия поляков в княжествах, а только дало им другое направление. Сам Мильковский. отправленный на пароходе в Константинополь, вскоре после того возвратился в Молдавию под именем Скрынского для совещания с остатками своей банды. Вслед за ним прибыл агент польских комитетов в Италии граф Лещинский, посланный в Молдавию для распоряжений по перевозки из Анконы оружия, купленного на 450 т. франков, пожертвованных Владиславом Чарториским. Лещинский давно уже находится в дружественных сношениях с Кошутом. который, по его словам, ведет деятельную переписку с Мокаром. секретарем Людвига Наполеона.

Вероятно, для содействия перевозке оружия Иордан, агент главного парижского комитета в Константинополе, купил буксирный пароход «Самсон», принадлежавший прежде англичанам и употреблявшийся неоднократно для подвоза оружия на Кавказ. Впрочем, закупка оружия производилась непосредственно в Константинополе и польским комитетом, обладающим значительными денежными средствами, которые, по-видимому, доставлялись также и из юго-западных губерний. Говорят, будто бы некто Кожуховский привез из России вексель на 300 т. рублей, собранных, вероятно, между польскими помещиками и евреями.

В сентябре месяце появился в Молдавии чрезвычайный комиссар Варшавского революционного комитета, австрийский подданный, помещик Тарнопольского округа в Галиции, Михаил Мразовипкий, предприимчивый и пылкий революционер. Он учредил агентства в Галаце и Ботушанах, выбрал чиновников, привел их к присяге на верность и выдал им шнуровые книги и печати. Эти правильно устроенные агентства вступили в сношения с Иорданом и составили проект образования польского легиона в Добрудже под руководством генерала Ружипкого из Галиции. Рассчитывают на присоединение к этому легиону русских дезертиров, которых в Болграде¹⁰³² считается до трех тысяч. Некто Токарский, известный под именем Панрика, поляк, проживающий в Измаиле, ездил к князю Кузе для исходатайствования от него разрешения переманить дезертиров и, как слышно, получил в ответ, что со стороны молдавского правительства предприятие это не встретит никакого препятствия.

В последнее время деятельность польских революционеров в Княжествах и в Турции чрезвычайно усилилась, особенно со времени смены Иордана, ненавидимого поляками до такой степени, что они распускают о нем слух, будто бы он сообщает сведения нашей миссии.

Есть известие, что на место Иордана назначен граф Платер: но до сих пор занимает эту должность Оржеховский (Окша), находящийся в тесных сношениях с Садык-пашою и с его другом Тачановским¹⁰³³, который в половине декабря прибыл в Константинополь с своим адъютантом Цилинским. По словам Окши, большая часть оружия, привозимого в последнее время в соединенные княжества на имя князя Кузы, предназначена для поляков, которых шайки будут формироваться в Измаиле и Рени, против Бесарабии и южной России. Для приготовления их к открытию военных действий весною, в марте месяце, едет туда недавно прибывший в Константинополь Яницкий.

Тайная организация, обнявшая все Царство Польское и подготовившая восстание, распространялось также на Познань и Галицию, где все было устроено для поддержания мятежа. Но твердые меры прусского правительства не дали польской агитации возможности укрепиться, тогда как колебания Австрии содействовали развитию революционного движения в Галиции и сделали эту страну главной точкой опоры польского восстания.

Издавна уже аристократические фамилии и землевладельцы Познани, недовольные владычеством германского племени, находились в сношениях с поляками Галиции и Царства Польского, и всеми мерами противодействовали германизации края. В последнем отчете уже было указано значение познанского земледельческого собрания и общества на акциях «Тел- лус», имеющего целью удержание сельских недвижимостей в польских руках. Эти два общества сближают познанских поляков с жителями Царства Польского и Литвы, принимающими в них деятельное участие. Такое сближение поддерживается польскими газетами, выходящими в Познани, которые издаются в духе крайнего польского патриотизма и знакомят население с содержанием революционных журналов польской эмиграции.

Главою польского движения в Познани был граф Дзялынский, один из богатейших и влиятельнейших владельцев, член прусской палаты депутатов. В начале восстания он занял под залог своего имения сто тысяч талеров и употребил значительную часть своего имущества на подкуп чиновников полиции и железных дорог. Под его влиянием в Познани образовался революционный комитет, в котором отделением внутренних дел заведовал Александр Гуттри (помощником его был Владислав Коссинский), отделением полиции и прессы – известный депутат Неголевский (помощник Волькевич), финансов – сам Дзялынский (помощник Ярочевский), иностранных дел – Рачинский (помощник граф Иоанн Дзялынский). Агентом комитета в Лондоне был Роман Чарториский. Дзялынский, пожертвовавший вместе с Рачинским на польское восстание 250 т. талеров, не ограничивался одними денежными пособиями: он находился в прямых сношениях и с парижскою эмиграцией), и с варшавским революционным правительством, заготовлял оружие, формировал банды. Действия его обратили внимание прусского правительства, и он был арестован; в его замке произвели обыск, причем найдены были важные бумаги и целый склад оружия. Несмотря на это, правительство принуждено было освободить Дзялынского как депутата, и он принял начальство над одной из мятежнических шаек.

Арест Дзялынского расстроил познанский комитет: лица наиболее заподозренные, между прочим, Александр Гуттри и Рачинский бежали в Париж. Впрочем, волнения не утихали. Между Парижем и Познанью продолжались деятельные сношения, преимущественно при посредстве депутата Бентковского и графа Мычельского, постоянно ездившего взад и вперед. Главный парижский комитет назначил своими агентами в Познани депутатов Зыбликевича, бывшего агента Дзялинского, Вегнера и Лысковского. Мерославский также неоднократно посылал своих агентов в Познань для сбора денег с землевладельцев, которые, в то же время, получали подобные требования от Варшавского революционного правительства. Наконец, в начале января 1864 года в прокламации, подписанной генерал-организатором Мерославским и разосланной по всей области, объявляется, что существовавший до сих пор познанский национальный комитет упраздняется и что вместо него учрежден исполнительный комитет в прусской части бывшего польского королевства, на который возлагается доставление средств к продолжению восстания, чтобы оно могло принять весною более обширные размеры.

Польская пропаганда, подавляемая прусским правительством, нашла себе опору в прогрессивной партии. Недавнее освобождение от ареста польских депутатов Неголевского, Сулежицкого, Шумана и Лубинского, постановленное 4/16 января 1864 года прусскою палатою депутатов по предложению Лысковского. ясно показывает неминуемую связь между революционерами всех национальностей и партий.

В Галиции, где неосторожное потворство местных властей дало время революционным страстям разгореться, положение дел более опасное, чем в Познани, и для австрийского правительства, и для Царства Польского. В отчете за 1862 год были уже указаны первые признаки готовившегося мятежа. Вооруженные шайки выходцев из Польши и Западных губерний появились еще тогда в Галиции и забирали все необходимое в селах, выдавая, впрочем, квитанции. Жители исполняли их требования, предвидя приближение открытого восстания поляков.

Поднятие оружия в Царстве Польском было сигналом усиленной агитации в Галиции. Значительнейшие и богатейшие владельцы края, князь Адам Чарториский. Лев Сапега. Адам Сапега. Адам Любомирский. Константин Чарториский. Александр Чацкий. Август Чайковский и сыновья киевского помещика, Михаил и Александр Любомирские. составили центральный комитет, к которому вскоре примкнул и Адам Потоцкий. Избранные комитетом депутаты отправлены были во Францию, с целью просить содействия императора Людвига-Наполеона; но французское правительство, рассчитывавшее на сближение с Австриек), не только не вступило с ними в сношения, но даже выслало их из Франции. Эта неудача не остановила движение. По всей Галиции открылись комитеты для сбора денег, формирования волонтеров, вооружения их и отправления в Царство Польское. Центром революционной деятельности сделался Краков, издавна бывший главным местом польской пропаганды. Здесь образовался революционный комитет, составленный из Христиана Островского. Ельжановского и генерала Высоцкого и находившийся в прямых сношениях с варшавским революционным правительством. Впрочем, не все поляки увлекались мечтою об успехе восстания: к числу сомневающихся принадлежал даже один из вождей демократической партии, доктор Смолка, который открыто противодействовал вербованию молодых людей в Лемберге.

Ввиду волнения, австрийское правительство не могло оставаться совершенно бездейственным. Лев Сапега был заключен в тюрьму, но, несмотря на то, продолжал действовать через своего агента, депутат Губицкого. Беспокойства не утихали; польские журналы, особенно “Czas”, разжигали народные страсти, распространяя ложные известия то о победах повстанцев, то о мнимых жестокостях русских. Из Кракова волонтеры направлялись и в Царство Польское. Революционное движение достигло крайнего развития и покрыло всю страну сетью тайных организаций, парализовавшей действия местных властей. Убийство судьи Кучинского открыло глаза австрийскому правительству, увидавшему, наконец, что восстание направлено столько же против него, сколько против России. Оно поняло необходимость репрессивных мер, но уже нелегко было водворить спокойствие в взволнованном крае. Агент варшавского революционного правительства Владислав Замойский (сын лондонского эмигранта), руководил планами революционеров и поддерживал деятельные сношения с Веною и Парижем. В то же время Таневский (Тетера), агент Мерославского. явившийся сюда с титулом начальника штаба и организатора банд восточной Галиции, собирал волонтеров и волновал население. Агитаторы полагали, что местные власти, несмотря на строгость данных им новых инструкций, будут по-прежнему снисходительно смотреть на их козни. Ряд арестов и почти непрерывные домовые обыски показали им ясно, что прежняя пора миновалась. Особенно поразило их запрещение на три месяца газеты «Час», подтвержденное и апелляционным судом. Хотя «Час» был немедленно заменен новой газетой «Минута» (“Chwila”), совершенно подобной ему форматом, шрифтом и числом столбцов; но урок не прошел даром, и хотя “Chwila” издается тою же партиею и даже, может быть, теми же лицами, однако ж, тон ее умеренней.

За всем тем волнение не прекращалось. Место Таневского занял Ружицкий, человек умный и энергический, пользующийся большою доверенностью поляков. По его настоянию Иордан был сменен и на его место назначен, как выше сказано, Оржеховский: вместе с тем на место Замойского назначены Евгений Любомирский и Людовиг Красинский. В декабре Ружипкий уехал в Париж, поручив временно организацию банд Круку (Галензовский) и Савицкому (Strus – (страус))¹⁰³⁴. Вскоре после его отъезда в Краков были взяты под стражу несколько подозрительных лиц, и эти аресты нанесли приверженцам польского восстания тяжелый удар. В этот раз не только задержаны некоторые из деятельнейших агентов Мерославского, но в то же время у них найдены бумаги, не оставляющие никакого сомнения насчет планов, предположенных крайними польскими демократами к весне 1864 года.

Из этих документов открывается точный очерк революционного устройства Галиции в том виде, как он предположен партией Мерославского и отчасти приведен уже в исполнение. Зная по опыту, что увлечь русинов, враждебных полякам, затруднительно, агитаторы задумали действовать на них чрез духовенство, склоняемое на их сторону всевозможными уступками и льготами. За сим они устроили во всем крае тайные школы, где безденежно преподаются, преимущественно женщинами, история Польши и Галиции в духе ненависти к России и Австрии. Кроме того, учреждением ремесленных братств и так называемой национальной стражи они соединили в одно целое все польское население сел и городов. Вся масса населения, по мере своей готовности к бою и преданности делу, вступает в состав национальной гвардии, обязанной под страшной клятвой образовать в данную минуту общее ополчение. В плане организации, как уверяют, обозначено уже образование отдельных кадров и снаряжение трех подвижных колонн, предназначенных для неожиданных нападений на указанные государственные кассы. Наконец, предположено образовать особую шайку гверильясов¹⁰³⁵ для открытия и поддержания сношений с Венгрией через Карпаты.

Эти открытия окончательно докажут австрийскому правительству и германским приверженцам польской пропаганды, что Австрии и Пруссии грозят те же ужасы и преступления, которые в истекшем году разразились над Царством Польским и Западными губерниями России.

Революционная пропаганда, издавна устроенная польскою эмиграциею, постоянно поддерживала в напряженном состоянии класс помещиков в Царстве Польском и через него действовала на шляхту и мелкое городское население, возбуждая в них ненависть к русскому правительству, которую еще более воспламеняло фанатическое духовенство. Партия крайних демократов овладела общим движением и устроила таинственный центральный комитет, коему одни подчинились из сочувствия, другие – под давлением терроризма. Взволновав своими манифестациями почти все слои общества, кроме крестьян, центральный комитет скрытно подготовлял восстание. Ему удалось образовать ядро революционного войска в ремесленном классе городов, и, уверившись в участии ксендзов и помещиков, он искал лишь удобного случая, чтобы принудить их к действию. Рекрутский набор, падавший исключительно на боевые силы заговора, был главным поводом к ускорению взрыва. Еще в декабре 1862 года центральный комитет распускал слухи, что будет противиться этой мере правительства; но когда набор состоялся, между заговорщиками начало проявляться на слабость комитета неудовольствие. Это неудовольствие, как признак недоверия, деморализировало комитет, которого распоряжения по приобретению необходимых средств для восстания еще не вполне были приведены в исполнение. Кроме того, недоставало лица, которое именем своим и популярностью могло бы привлечь к общему делу партии всех оттенков, а опытностью в военном искусстве ручаться за успех.

Во время сего затруднительного положения прибыл из Кракова 7/19 января 1863 года Владислав Яновский с предложением поставить в главе народного движения Мерославского. Несмотря на возражения некоторых членов, предложение было принято и Мерославский провозглашен диктатором. Затем центральный комитет решился переехать в м. Кутно и оттуда в Плоцк, чтобы там официально провозгласить Временное народное правительство; для управления Варшавою назначен был начальником города эмигрант Стефан Бобровский. Тогда же посланы были в Литву и Жмудь воззвания к возмущению, и сделано распоряжение о высылке туда отрядов. Мильковскому поручено сформировать шайку в Молдавии и вторгнуться с нею в подольскую губернию; Галиции и Познани приказано содействовать восстанию высылкою людей, денег и особенно оружия; Бакунину предложено прибыть на Русь. Оружие, закупленное Миловичем в Германии, направлялось чрез Бреславль и чрез Данциг к Домонтовичу, главному комиссару от Литвы. Из Франции, Англии и Италии приглашались эмигранты, в числе их и генерал Высоцкий. Для привлечения крестьян издан был род манифеста, обещавший им безвозмездный надел землею. Край был разделен на воеводства, и начальниками назначены были, в Августовском – Мысловский; в Подлясском – Левандовский; в Люблинском – Лангевич; в Краковском – Куровский; в Калишском – Рудзкий; в Плоцком и Мазовецком – Подлевский. При начальниках войск состояли комиссары центрального комитета и другие административные чиновники. Одним словом, для успеха движения приняты были всевозможные меры; но ускорение набора заставило временное правительство, ранее приведения их в исполнение, поднять знамя бунта, и он начался в ночь с 10/22 на 11/23 января изменническим нападением на наши войска. Известие о дне, назначенном для восстания, было получено заблаговременно и немедленно сообщено Его Высочеству наместнику¹⁰³⁶; но первая вспышка мятежа захватила наши рассеянные по Царству отряды врасплох. Впрочем, результаты сего нападения не оправдали ожиданий мятежников. Поэтому временное правительство приказало начальникам шаек до прибытия Мерославского, избегая боя, только собирать деньги, оружие, формировать шайки и повсеместно учреждать революционное управление.

Между тем парижский комитет употреблял все усилия, чтобы привлечь на свою сторону так называемую шляхетскую дирекцию, которая после распущения земледельческого общества образовалась в Варшаве и в провинции из влиятельнейших его членов. Поверив обещаниям внешней помощи, шляхетская дирекция в заседании 9-го февраля постановила всеми средствами поддерживать восстание и разослала решение свое во все уезды с присланными для совещаний делегатами.

Первым результатом присоединения к ней умеренной партии было провозглашение диктатуры Мариана Лангевича. собравшего около себя до 6 т. инсургентов. Избранный краковской аристократчею, Лангевич был принят партией крайних демократов единственно с целью приобрести содействие богатейшего и влиятельнейшего в Польше сословия; но вместе с тем, желая удержать за собою власть, центральный комитет выговорил себе право по-прежнему самовластно распоряжаться в делах внутреннего управления. Помощниками же Лангевича назначены были – Бентковский. по гражданским делам, и Высоцкий, по заведыванию военною частию.

Назначение нового диктатора возбудило протест Мерославского. но почти одновременное поражение их – Лангевича под Влощовой, а Мерославского под Влодславском и последовавшее за тем удаление первого в Галицию, где он был арестован, а последнего – в Познань, уничтожило и их соперничество, и надежды инсургентов. Вследствие этого, предположение образовать открытое временное правительство было оставлено, и все распоряжения сосредоточились по-прежнему в тайном комитете, принявшем уже в начале мая месяца название «Жонда народового». Польское восстание, сосредоточившее в себе силы всех революционных партий Европы, первоначально не вызывало дипломатического вмешательства западных кабинетов; но конвенция, заключенная с Пруссией, послужила поводом для признания польского вопроса общеевропейским, международным. Император французов обратился ко всем правительствам с предложением принять в этом вопросе дипломатическое участие. Вмешательство Франции, поддерживаемое Англией и Австрией, и выразившееся, наконец, предложением известных шести пунктов, было с достоинством отвергнуто.

Однако же, отстраняя это посредничество, Вашему Величеству благоугодно было изъявить желание оказать заблуждающимся подданным новый знак монаршего милосердия и манифестом 31 марта/12 апреля даровать всемилостивейшую амнистию всем тем, кто по 1 мая положит оружие и возвратится на путь долга. Мятежники, увлекаемые надеждами на содействие европейских держав и даже на вооруженное заступничество французского правительства, не вняли голосу благоразумия: восстание не только не утихало, но с наступлением весны все более и более разгоралось. Одно сельское население оставалось большею частью верным присяги; но зато оно и страдало от повстанцев, забиравших по деревням скот, лошадей, подводы. Жонд народовый, не останавливаясь перед столь явным несочувствием мятежу многочисленнейшего класса населения, решился терроризмом запугать недовольных и насильно привлечь их к восстанию. К этому времени относится особенное развитие организации жандармов-вешателей, наполнивших своими злодеяниями самые отдаленные и глухие местечки Царства. Войска наши, занятые преследованием и истреблением мятежных шаек, не всегда и не везде могли присутствием своим защищать мирных жителей края; притом измена прокралась в самую администрацию, и многие чиновники правительства заблаговременно предупреждали инсургентов как о всех распоряжениях, так равно о передвижении наших отрядов. Похищение из казначейства банка заставных листов на 24 миллиона злотых всего лучше показывает, что революционеры имели послушных и преданных агентов в самом составе Варшавского главного управления.

Несмотря на полный разгар мятежа, несмотря на явные признаки измены и предательства на всех ступенях служебной иерархии, правительство Вашего Величества все не прибегало еще к мерам строгости и, ограничиваясь преследованием мятежнических шаек, надеялось успокоить край мерами снисхождения.

Наконец новые злодеяния, убийства многих лиц, преданных законному правительству, и покушение на жизнь графа Берга, показали несвоевременность подобного образа действий. Графу Бергу, вступившему в права наместника, разрешено было по явной необходимости, прибегнуть к мерам строгости. За сим, хотя край, взволнованный до крайней степени, не мог быть успокоен мгновенно; хотя восстание, ободряемое иностранным дипломатическим вмешательством и поддерживаемое обширною организованною эмиграциею, не могло при столь неблагоприятных условиях быть быстро подавлено; однако же, ряд мер, направленных к одной общей цели и приводимых в исполнение с настойчивостью, не замедлили принести свои плоды. Строгое наблюдение полицейских правил, установленных в Варшаве, тщательные и непрерывные обыски подозрительных зданий и монастырей повели к открытию и арестованию многих коноводов мятежа. Изменение состава таможенного и почтового управления, а также учреждение постоянного надзора за движением по железным дорогам Царства затруднили сношения инсургентов и доставку оружия и военных припасов из Познани и Галиции. Неуклонное взыскание податей и налогов, наложение значительной контрибуции, распространенной и на духовенство, показали мятежникам, что правительство твердо решилось не делать никаких уступок, ободрило мирных жителей, страдавших от терроризма жонда, и склонило на нашу сторону хотя часть нерешительных и робких людей, всегда пристающих туда, где сила и твердость. В то же время, обращено особенное внимание на устройство быта сельского населения. Лица, избранные для исполнения столь благих начертаний, ознакомившись с состоянием крестьянского сословия в Польше, составили уже положения, имеющие целью освободить оное от влияния помещиков и соединить тесными узами благодарности с русским правительством и русским народом. Означенные положения удостоились Высочайшего утверждения 19 февраля сего года и приводятся в действие.

Совокупность этих мер с учреждением военно-полицейского управления во всем Царстве Польском обещает благоприятные результаты. Хотя иностранные агитаторы и подготовляют восстание к весне, хотя народовый жонд и формирует на бумаге четыре отдельных корпуса; но в настоящее время, кроме небольших шаек, нет ни одного значительного скопища, даже в Люблинской губернии. Важные неудачи, постигшие их в последнее время, рассеяли остальные силы, и раздоры партий обнаруживаются более и более. В начале мятежа поляки могли рассчитывать и на собственные средства, и на поддержку извне. Теперь положение изменилось, и на Западную Европу едва ли можно им надеяться. Несмотря на это, революционная партия не прекращает своих происков. Из-за границы, из Познани и Галиции беспрерывно доходят слухи о новых приготовлениях и о новых шайках, готовящихся вторгнуться в наши пределы. В Царстве же народовый жонд употребляет громадные усилия, чтобы вырвать из рук истощенного населения последнюю копейку для продолжения восстания. Вследствие сего внутреннее положение края весьма горестно. Упадок промышленности и торговли, разорение помещиков, необузданная распущенность ремесленников и глубокое нравственное падение общества, цвет которого погиб в мятеже, – грозят стране продолжительным еще неустройством.

Сравнивая последнее восстание с польскою революцией 1830 года, нельзя не заметить между ними, невзирая на единство цели – восстановление независимости Польши, поразительно резкое различие в характере. Революция 1830 года имела по преимуществу характер военно-шляхетский. Действуя открыто, от имени явно организованного правительства, мятежники придавали восстанию вид исключительно политической и правильной международной войны. Не то было в истекшем году. Мысль о борьбе за независимость в течение целого тридцатилетия была внушаема городскому населению, сословию ремесленников и фабричным рабочим. Волнуя необразованные массы, агенты пропаганды вносили в свои проповеди извращенные социальные и демократические идеи. Это изменило и самый характер восстания. Из военно-шляхетского оно сделалось клерикально-демократическим, и из чисто политического – социально-революционным. Такое направление отразилось и на деятельности жонда, не устыдившегося прибегать к тайным убийствам, кинжалу и яду, и на действиях мятежнических банд, грабивших и истязавших всех, попадавшихся им в руки. Число несчастных жертв, замученных или повешенных инсургентами с 10/22 января 1863 по 2/14 января текущего года, дошло до 924 человек; из казначейств и присутственных мест похищено, кроме заставных листов, до миллиона рублей. Подобные явления показывают страшную безнравственность населения, увлеченного революционным фанатизмом и утратившего всякое благородное чувство. Поэтому самое раскаяние, выражаемое в представленных и заготовляемых адресах, является скорее плодом страха и утомления, чем сознанием заблуждений. Столь ужасное растление целого края далеко не может служить залогом существенного спокойствия; только время и постепенное воспитание грядущих поколений в состоянии уврачевать раны и поднять нравственный уровень павшего общества. В настоящее же время единственною живою силою польского народа остается сельское население, с которого и должно начаться возрождение края, призываемого к новой жизни на иных, лучших основаниях.

Западные губернии в начале 1863 года казались довольно спокойными; но это спокойствие было только наружное: местное начальство имело уже сведения о секретных съездах дворян, о сборе денег для каких то целей, о тайном противодействии распространению народных русских школ, о возмутительных воззваниях к войску и народу, наконец, о замысле ксендзов и влиятельных помещиков постепенно приготовить крестьянское население к революционным идеям чрез мировых посредников и преданных им волостных старшин или писарей. Эта партия, самая опасная, называлась умеренною, пред правительством же выдавала себя за консервативную, заявляя гласно одни желания о введении польского языка в училищах и судах, а также о восстановлении университета в Вильне и Литовского статута в крае. Она предположила идти осторожным, медленным, но более верным путем к соединению, при помощи народа, с Царством Польским, тогда как партия красных или крайних, состоявшая, за малым исключением, из мелких помещиков, незначительных чиновников, шляхты, однодворцев и мещан, желала неотлагательного восстания с оружием в руках, рассчитывая на революцию в России и помощь Франции, Италии и Венгрии. Кроме этих партий была еще третья, в сущности малочисленная, но имевшая большой авторитет в крае по богатству, образованию и связям. Уклоняясь от участия в политических манифестациях, как от заявлений, раздражающих наше правительство без пользы для дела, партия эта при всем патриотическом настроении своем, мечтала о присоединении Западного края к свободной Польше в неопределенном будущем; и, не доверяя успеху, предприятий умеренных, тем менее желала такового красным демократам, исповедовавшим принципы коммунизма и разрушения всех сословных, столь дорогих для польских аристократов, традиционных преимуществ. Ограничив участие свое в патриотическом движении денежными пожертвованиями, от которых устранять себя ввиду угроз революционного комитета было опасно, – большая часть дворян сей партии, поручив поместья свои в распоряжение арендаторов или управителей, удалилась в города, во избежание скоплявшейся на политическом горизонте грозной бури и непрестанных столкновений с крестьянами, обнаруживавшими раздражение против владельцев.

Крестьянское население, чуждое по своему происхождению польским идеям, оставалось, невзирая на все внушения ксендзов и дворян, верным своему долгу и смотрело неблагосклонно на патриотические их затеи. В юго-западном крае население это, коренное русское, и кроме немногих бывших униатов, чисто православное, готово было во всякое время истребить все польские элементы вконец; но и там дворяне выказывали враждебное расположение к правительству.

В Белоруссии, т.е. в Могилевской и Витебской губерниях, дворянское сословие, коего большинство состоит их выродившихся поляков, не обладая ни отвагою, ни энергиею западных своих соотчичей, сочувствовало им, однако же, в патриотизме и не отказывалось по требованию революционного комитета от денежных пожертвований; но на крестьян оно также рассчитывать не могло, тем более что все они, как старые русские, так и бывшие униаты, ненавидят своих помещиков. Наконец, евреи всех этих губерний, всегда малодушные и всегда продажные, хитрили на обе стороны, готовые пристать к тому, кто сильнее и от кого можно было ожидать более вещественных выгод.

При таком натянутом положении местное правительство усугубило надзор за съездами дворян и за действиями посредников, а также заменило некоторых неблагонамеренных чиновников польского происхождения, волостных старшин и писарей – людьми благонадежными. Затем распространение народных школ и, самое главное, ожидавшееся в скором времени постановление о прекращении обязательных отношений между помещиками и крестьянами, в видах разъединения их общих интересов и пресечения влияния первых над последними, подавали надежду на сохранение в крае должного порядка.

Ожидания эти, однако, не сбылись: вспыхнувший в январе в Царстве Польском и принявший неожиданно опасные размеры мятеж отразился ярким заревом в Западных губерниях, где крайняя партия приняла его как нетерпеливо ожиданный сигнал к дружному восстанию. Шайка инсургентов вторглась из Царства в Гродненскую губернию и произвела внезапное нападение, ночью с 10 на 11 января, на роту, квартировавшую в заштатном городе Сураже (близ Белостока). Вслед за сим получено было известие о скопищах, образовавшихся на линии Виленско-Варшавской железной дороги, о порче сей последней и о бандах, появившихся в Бельском уезде в числе до 3000 человек, которые, после отчаянного сопротивления, потерпели поражение при местечке Семятичах 25 января.

Так начался в Западных губерниях мятеж, в который, кроме красных, вовлечена была впоследствии едва ли не большая часть умеренных и разная сволочь, не имевшая оседлости или упроченного пропитания. Вскоре появились шайки в окрестностях Бреста-Литовского и Пружан, в Трокском, Свенцянском, Лидском уездах и в некоторых местностях Минской губернии; наконец, волнения возникли Ковенской губернии в Поневежском уезде, где сосредоточились многие скрывавшиеся в лесах шайки, привлеченные туда слухами о высадке у берегов Курляндии отряда заграничных инсургентов и прибытии парохода с оружием (предприятие это, как известно, не удалось). Показались также значительные скопища в Тельшевском и Шавельском уездах. К числу наиболее замечательных военных действий в этих местах принадлежат истребление шайки в 500 человек ксендза Мацкевича¹⁰³⁷ (15 марта), и другой, в 700 человек, а также разбитие 9 апреля у Роговского леса банды в 2000 человек. В Виленской губернии истреблена 25 апреля шайка в 600 человек известного Нарбута¹⁰³⁸, который убит. 26 апреля разбита банда в 1500 человек под предводительством Сераковского¹⁰³⁹ и Колышки¹⁰⁴⁰, взятых в плен; а 27-го понес Мацкевич, предводительствовавший многочисленною шайкою, вторичное и решительное поражение. Кроме того, разбиты или истреблены в разных местах Виленской, Ковенской, Гродненской и Минской губернии более или менее значительные скопища. Немедленно после первого появления и разбития войсками шаек в Минской губернии сформирована там из крестьян и отставных солдат, для ограждения мирных жителей от нападений, местная стража, вооруженная отбитым у мятежников оружием.

Наконец, сверх всякого чаяния, обнаружилось волнение и в Витебской губернии. 13 апреля около м. Креславки (Динабургского уезда) произведено нападение на небольшой транспорт с оружием шайкою, состоявшею из местных помещиков-поляков под предводительством графа Платера; но вооружившиеся крестьяне рассеяли оную и взяли в плен предводителя и других дворян, из коих некоторые оказались агентами революционного комитета. Кроме того, под Себежем разбито небольшое скопище, скрывавшееся в лесу. В Могилевской губернии появившаяся в конце апреля шайка произвела варварское нападение на г. Горки и Горы-Горецкое земледельческое училище; причем часть города сожжена, а училище ограблено. Шайка впоследствии разбита.

Характер собственно военных действий мятежников в Северо-западном крае, руководимых варшавским революционным комитетом, был чисто партизанский. Местные топографические условия, лазутчики, набираемые волею или неволею между крестьянами или евреями, в особенности же помещики, арендаторы, управители и однодворцы поддерживали усилия мятежников. Лесные дебри укрывали их от преследования войск, а подводы жителей служили пособием и даже средством для быстрых передвижений и развлечения внимания наших отрядов. При неудачах шайки раздроблялись и рассеивались по окрестностям, условившись относительно сборных пунктов. Устрашенные угрозами и беспощадными расправами крестьяне в большей части случаев хранили строгую тайну и скрывали, под страхом смерти, следы мятежников. Войска утомлялись бесполезными преследованиями; но всякая встреча с шайками при малейшей попытке к сопротивлению кончалась разбитием оных. Намерения мятежников избирать опорные пункты для систематического развития восстания решительно не удавались; и потому им оставалось волновать край способами террора. Ряд самых безобразных злодеяний, которых жертвами соделались многие преданные правительству лица, в том числе священники, чиновники земской полиции, крестьяне и попадавшиеся в плен военные – достаточно свидетельствуют о свирепости мятежа. Совсем тем, масса крестьян, почти нетронутая обольщениями, угрозами и даже истязаниями, понимая всю несостоятельность задуманного восстания, оставались в повиновении законным властям, за малым исключением случаев в Телыпевском, Трокском и Лидском уездах и на окраинах границ Гродненской губернии с Царством.

Между тем, не взирая на решительное поражение самых сильных мятежнических отрядов, вначале под м. Семятичами, а впоследствии под предводительством прославленных вождей Нарбута, Сераковского, Колышки и свирепого ксендза Мацкевича, на которых поляки возлагали большие надежды, невзирая на прекращение в марте месяце обязательных отношений между помещиками и крестьянами и на всемилостивейше дарованную по 1 мая амнистию, восстание, ободренное дипломатическим вмешательством Франции и Англии, продолжалось; но свойство его стало заметно изменяться, принимая часто разбойничье направление. Весь край приходил более и более в самое напряженное состояние, испытывая всю тяжесть ненормального положения дел, настоятельно требовавшего, кроме увеличения числа войск, более суровых и решительных административных мер. Они были необходимы как для подавления мятежа, так равно для обуздания наглой заносчивости и предательства остававшихся в деревнях и участвовавших тайно в мятеже поляков, которые принимали оказываемое им в некоторых случаях великодушие и снисхождение за слабость или даже за бессилие нашего правительства.

Но им предстояло в скором времени разуверится. Назначенный на место генерал-адъютанта Назимова генерал от инфантерии Муравьев, которому с тем вместе подчинены и две белорусские губернии, прибыл в Вильну 14 мая и тотчас обнаружил сильную энергию и непреклонную строгость в распоряжениях своих, поразивших ужасом всех поляков. Военное положение в крае восстановлено во всей силе; учрежденные в разных местах по полевому

головному уложению суды стали действовать решительно, без всякого послабления; вследствие сего казнены в Вильне предводители мятежников Колышко, Сераковский, несколько ксендзов и многие другие, а в Динабурге – граф Платер. Виленский католический епископ Красинский¹⁰⁴¹, уклонявшийся от исполнения данного ему приказания, сослан в Вятку; польки должны были немедленно снять траур, а все проживающие в городах помещики – возвратиться в свои имения, с обязанностью оказывать всякое пособие проходящим войскам и доносить правительству о появлении в окрестностях мятежничьих шаек. Изобличаемые и подозреваемые в преступных намерениях или действиях лица взяты под стражу; значительнейшая часть из них сослана в отдаленные губернии; туда же отправлены некоторые служившие по выборам дворяне и мировые посредники, подавшие в отставку по распоряжению революционного комитета; другие арестованные, не подлежавшие смертной казни, сосланы в крепости или Сибирь, с сохранением или лишением прав состояния; наконец, остальные содержатся еще в тюрьмах. Многие помещичьи имения секвестрованы или конфискованы; на все же остальные наложен денежный сбор с доходов. Сбор этот предназначен для покрытия военных издержек и для пресечения владельцем средств к поддержанию мятежа. Окольная, мелкая шляхта и однодворцы подвергнуты, за преступные действия членов из их среды, солидарной ответственности своим имуществом. Военным уездным начальникам предоставлены обширные права. Наконец, чиновники польского происхождения заменены русскими. Из крестьянского же населения, как главной, после войска, опоры законной власти в крае, образована сельская стража для ограждения деревень от грабежа и неистовых мятежников.

Самые замечательные военные действия со времени вступления генерала Муравьева в управление краем, в который прибывало все более и более войска, происходили в мае и июне месяцах в Ковенской губернии. Там, при местных условиях, гнездились еще довольно многочисленные шайки Мацкевича, Станевича и Яблоновского¹⁰⁴², из коих первый успел собрать до 1600 человек, но был двукратно разбит, как равно и Станевич, имевший не столь значительное скопище. Что касается до Яблоновского. распоряжавшегося хорошо обученною бандою до 1500 человек, то атака 10 июня, произведенная на укрепленную ее позицию близ м. Попелян 4-мя ротами пехоты, была неудачна, и отряд должен был отступить с потерею; но вскоре потом банда эта была разбита другим отрядом (18 июня), как равно и несколько скопищ в Виленской губернии, в том числе одно в 800 человек, а в Гродненской – в 700 человек. Наконец, неистовый ксендз Мацкевич пойман и повешен по приговору суда 16 декабря в Ковне.

Ныне мятеж в Северо-западном крае, по-видимому, подавлен. Многие мятежники явились добровольно к местным властям с просьбою о помиловании. Но, вместе с тем, генералом Муравьевым объявлено в декабре посредством циркуляра, что с наступлением холодного времени предводители шаек распустили и расквартировали их в фольварках помещиков, шляхетских околицах и некоторых селениях государственных крестьян (в особенности в Ковенской губернии), намереваясь, вероятно, продолжать мятеж весною. Поэтому предписаны строгие меры к обнаружению скрывающихся.

В юго-западном крае замыслы поляков не могли развиться на неблагоприятной для них почве. В конце апреля перешедшие из Галиции шайки мятежников появились в пределах Волынской губернии, и волнение обнаружилось в Киевской: местные жители из поляков, преимущественно дворяне, студентов и мещане составили скопища и произвели несколько грабежей; показались также мятежники на Волыни, в местах, пограничных с Минской губернией и Полесьем. Но действия правительства, при помощи верного и отважного народонаселения, уничтожили все эти попытки. Мятежники разбиты или забраны в плен, и самые виновные преданы заслуженной казни; многие прикосновенные помещики арестованы с преданием суду, сосланы в отдаленные губернии и Сибирь и некоторые и в каторжную работу. Между тем, новые шайки, образовавшиеся в восточной Галиции из тамошних поляков, эмигрантов и иностранцев, пытались прорваться в наши границы, но все покушения их отражены войсками Киевского округа. 19 же июня сделано было нападение на Радзивиллов двумя отрядами, более нежели в 1400 человек, под главным начальством эмигранта Высоцкого; после упорного боя они были разбиты и удалились обратно в Галицию. Кроме того, в начале июля происходили небольшие дела на рубеже Волынской губернии с Царством Польским и Гродненской губернией, кончившиеся истреблением мятежников.

Несмотря на все вышепрописанные успехи и на строгие распоряжения генерала Муравьева, Западный край умиротворенным признан быть не может. Тревожное состояние его продолжается, злоба против правительства значительной части населения несомненна, администрация далеко еще не достигла нормального устройства, враждебное влияние ксендзов на легковерных поддерживается, надежда на внешнюю помощь не исчезает – все это представляет будущность края на долгое еще время в мрачном виде, тем более что даже крестьян католического исповедания, при фанатизме их духовенства, нельзя считать совершенно нам преданными. Что касается до поселян православных, то они бы должны при благодеяниях, на них излитых, оставаться верным оплотом правительства; но, к прискорбию, смуты часто препятствуют сохранению в массах того повиновения властям, которое необходимо для общественного спокойствия, особенно когда они чувствуют свою силу. Вот почему управление ими требует большого искусства и способных деятелей, ибо сколько драгоценна преданность народа, столько опасно его своеволие.

До сих пор заметны: в Северо-западных губерниях ряд энергических, по большей части произвольных мер, невольно рождающих жажду мести; в прочих губерниях не довольно последовательное подавление польского элемента и слабое действие к предупреждению беспорядков, могущих вновь возникнуть при сочувствии соседних стран. Затем, крайнее затруднение заменить все туземные должностные лица коренными русскими, которые, по достоинствам, заслуживали бы уважения, и предоставлять им денежные или другие преимущества, значительно усложняет дело. Оно вызывает точное и систематическое решение вопроса о Западных губерниях на сколь возможно единообразных основаниях.

Волнение Северо-западного края, развившееся в прошедшем году, сильно потревожило Курляндскую и Лифляндскую губернии, в особенности первую, которая примыкает своими границами на значительном протяжении к губернии Ковенской. В некоторых местностях Курляндии крестьяне латышского происхождения оказали даже хозяйственным управлениям неповиновение и произвели беспорядки; но они были усмирены. Тем не менее, помещики продолжают опасаться проявившегося в народе свободного настроения умов. Вообще в поселянах Остзейского края явно обнаруживается желание достигнуть преимуществ, дарованных крестьянам всего государства, и прекращения, как в Западном крае, обязательных отношений к владельцам.

Помещики, с своей стороны, находя, что необходимые рабочие силы уменьшаются с каждым годом чрез переселение туземных крестьян на юг России, стараются привлечь немецких хлебопашцев из Пруссии, Мекленбурга и Голштинии, но предприятие это не имело до сего времени большого успеха.

Относительно улучшения быта крестьян в остзейском крае имеются в виду следующие сведения:

На конференции курляндских дворян в июне месяце постановлено: допускать продажу усадеб христианам всех сословий, с преимущественным правом купли для крестьян, занимавших усадьбы; арендный срок определен не менее 12 лет; и, наконец, для совершенного прекращения барщины назначен 4-х летний срок.

По годовому отчету лифляндской комиссии крестьянских дел, арендные участки в помещичьих имениях распределяются теперь следующим образом: на издельной повинности находится 16822 участка; на смешанной повинности (отбываемой частью работами, частью деньгами или взносами хлеба) – 8884 участка; на денежной повинности – 10062 участка; в собственности крестьян (с получением для сего ссуд из учрежденного крестьянского банка) 922 участка; причем стоимость всех проданных крестьянам участков представляет капитал до 1383000 рублей.

По сравнении этих цифр с отчетами за предшествовавшие годы, оказывается, что в помещичьих имениях Лифляндской губернии замен издельной повинности оброком, в особенности же выкуп крестьянами участков, шли успешнее прежнего. Но и этот результат далеко не представляется еще удовлетворительным, в сравнении с ходом выкупной операции в Великороссийских губерниях на основании Положения 19 февраля 1861 года.

Наконец, по годовому отчету комитета крестьянских дел в Эстляндии, состоит во владении крестьян не более 76 усадеб. Столь малый успех приписывается недостатку в губернии кредитных учреждений, которые могли бы доставлять крестьянам способы к приобретению земель; число крестьянских усадеб, состоящих на денежном оброке и смешанной повинности, простирается до 10436, а 6005 хозяев отбывают еще барщину.

В июле минувшего 1863 года, недель за 6 до открытия финляндского сейма, издаваемая в Гельсингфорсе на шведском языке, весьма распространенная в крае газета “Dagblad”, рассуждая о положении оного, вводила заключение, что все существование Финляндии страдало и страдает от глубокой несоответственности между национальным и умственным развитием ее с внешними отношениями, которыми связан финляндский народ, составляющий отдельную нацию; что признанная в Финляндии конституция, в продолжении более полувека, фактически не выполняется; и что интересы народа часто терпят от положения к теперешней союзнице его, России, вследствие войн и денежных кризисов, которым Финляндия невольно подвергается. Основываясь на таких данных, газета заявляла широкую программу желаний для необходимого развития внутренних и внешних политических форм края, а именно, чтобы сейм собирался в периоды от 3 до 5 лет с правом предоставлять собственные предложения на утверждение монарха; чтобы взимание без согласия представителей таможенных пошлин и других непрямых налогов было уничтожено; чтобы все повинности и расходы определялись и контролировались сеймом; чтобы высшие чиновники были ответственны перед народными представителями; чтобы допущена была свобода печати; чтобы военные силы края существовали отдельно; чтобы Финляндия в случае войны России могла сохранять нейтралитет; наконец, чтобы отдельная монетная система края была совершенно независима от русской. Затем, в конце июля, перепечатана была в той же газете статья из английской “Morning Post”, что шведские манифестации в пользу Польши и отказ финляндцев в требуемых Россиею верноподданнических адресах принудили русское правительство согласиться на созвание финляндского сейма и что финляндцы должны воспользоваться настоящим политическим положением России, дабы получить полную гарантию в самостоятельном и свободном правлении. Вообще, как эта газета, так равно некоторые другие в крае выказывают явное нерасположение к России и большое сочувствие Швеции, нередко перепечатывая из тамошних газет неприязненные против нас выходки, в особенности относительно происшествий в Польше.

При таком направлении, предшествовавшем собранию сейма, можно было ожидать, что кроме предметов, определенных правительством, произойдут в оном жаркие прения в либеральном духе и по другим вопросам, тем более что в крае чувство самостоятельности заметно развилось в последнее время; но занятия сейма, после торжественного открытия его Вашим Императорским Величеством 6-го сентября, шли весьма медленно. По истечении шести недель ни один проект закона по предложению правительства не был еще представлен на обсуждение сословий. Медленность эту приписывают флегматическому характеру финляндского народа, необходимости употреблять на совещаниях финский и шведский языки, главным же образом, неопытности и непривычке к занятиям подобного рода, требовавшим установления форм заседаний и устройства различных комитетов. С образованием сих последних принята была публичность прений и учреждение общего клуба для сближения всех четырех сословий: дворянского, духовного, городского и крестьянского. За сим все четыре сословия решили ходатайствовать о периодических сеймах, чрез каждые три года, независимо от всемилостивейше обещанного созвания такового по истечении первых 3-х лет.

К представителям духовенства поступили в то же время петиция и протокол избирателей Нижне-Бьернеборга, заключающие желания, заявленные уже (как упомянуто) газетою «Dagblad». 7 протоколов избирателей разных округов и несколько петиций одинакового содержания представлены и в крестьянское сословие, но с присовокуплением двух новых требований: уничтожения сословных прав и предоставления Финляндии своего собственного купеческого флага. В мещанское сословие поступило 35 протоколов избирателей и петиций, выражающих большею частью те же самые желания.

8/20 ноября сейм, видя невозможность кончить дела в назначенный 3X месячный срок, всеподданнейше ходатайствовал о продолжении оного в мере необходимости для удовлетворительного решения предложенных ему столь многих обширных и так глубоко затрагивающих государственное устройство и управление страны вопросов; причем сословия дворянское и духовное просили об отсрочке до 15-го апреля будущего 1864 года, а мещанское и крестьянское – до 1-го мая. Вследствие сего Высочайше разрешено продолжить сейм еще на 3 месяца, т.е. до 15-го марта нов. ст.

Затем в заседаниях дворянского сословия приняты в течение ноября следующие наиболее замечательные постановления: 1) уничтожение исключительного права дворян владеть особыми привилегированными имениями, пользующимися довольно значительными льготами; 2) существовавшие до сего различные виды личных налогов, от которых было освобождено дворянство, – заменены поголовною податью, падающею на всех без исключения жителей; 3) отменено разделение дворянского сословия на три класса, так что на будущих сеймах все дела будут решаться простым большинством голосов; бароны же и рыцари лишаются первенствующего значения. Внесенная представителем Вейсенбергом петиция о предоставлении Финляндии особого торгового флага не принята ландмаршалом на том основании, что край находится в зависимости от России и что в конституции оного о собственном флаге не упоминается ни слова.

19-го ноября, после продолжительных и оживленных прений, принято было также весьма замечательное постановление, незначительным, впрочем, большинством; что финский дворянин, не подлежащий финским законам и не платящий податей, лишается права представительства. Большое число членов протестовало против этого решения, отнимающего у многих лиц политическое право заседать на сейме. По внесении своего veto в протокол, члены эти оставили залу заседания и не участвовали в подаче голосов по следующему, принятому оставшимися членами дополнительному пункту; что дворянин, находящийся не по финским служебным обязанностям вне пределов отечества более шести лет и по истечении оных вернувшийся в Финляндию, но не живший постоянно в пределах ее трех лет и не плативший податей, лишается равномерно права представительства.

Вообще стремление финляндцев к развитию политического прогресса, проявляется с такою силою и единодушием, что оно легко может перейти за указанные им пределы, если за ним не будет постоянного и разумного наблюдения.

Польское возмущение было предметом главной деятельности русских выходцев, в последние годы сблизившихся, как было указано в отчете за 1862 год, с польскою демократическою партиею. Находя, что русское общество недостаточно подготовлено для открытого восстания, лондонские агитаторы употребляли чрезвычайные усилия, чтобы отложить мятеж в Польше до более удобных обстоятельств, т.е. до того времени, когда – как они надеялись – русское войско перейдет на сторону поляков. «Большое несчастие, – говорил Герцен в Колоколе, – что польское восстание пришло рано; многие, и мы в том числе, делали все, нашим слабым силам возможное, чтобы задержать его». Между тем, агитаторы и печатными статьями, и чрез тайных эмиссаров старались восстановить русских офицеров против правительства и возбудить в них сочувствие к инсургентам, которых прославляли с восторгом, доходившим иногда до смешного. «Да, поляки-братья, – писал Герцен при первой вести о восстании, – погибнете ли вы в ваших дремучих лесах, воротитесь ли свободными в свободную Варшаву, мир равно не может отказать вам в удивлении... В вас благословенна родина ваша; она, в своем терновом венке, может гордиться своими сыновьями. В вас благородно, изящно сочетались два великих наследства двух великих покойников: все чистое, восторженное и преданное рыцаря со всем доблестным и могучим древнего римского гражданина... и когда мы возле вас, идущих на смерть, на каторгу, представляем себе бедного русского воина, мы готовы рыдать, как дети. Он должен краснеть своих побед и бояться своих успехов. Его положение страшно: быть палачом людей. Вызванных на восстание, или идти против своих – где тут воля выбора?».

Но революционная пропаганда «Колокола» осталась бесплодною: за немногими, постыдными исключениями, вся русская армия осталась верною своему знамени и присяге.

Кроме того, по сведениям, полученным из Лондона, Герценом и Огаревым было налитографировано значительное число экземпляров воззвания к раскольникам, будто бы изданного в Белокриницах. Воззвание это, отпечатанное славянскими буквами и начинающееся словами: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, спаси нас грешных» – проникло чрез Швецию в Архангельскую губернию, но в других частях России не распространилось. В Лондоне же печатались подложный манифест, имеющий целью восстановить крестьян против дворянства и чиновников, и возмутительное воззвание к казакам; но распространение в России и этих изданий устранено.

Во время пребывания Бакунина и Герцена-сына в Стокгольме между ними возникла ссора, едва не вызвавшая разрыв между Бакуниным и Герценом-отцом; но усилия Огарева повели к их примирению. Герцен снова сошелся с Бакуниным в Париже, куда последний прибыл по возвращении из Швеции. Там Бакунин сблизился с Бюлозом, редактором “Revue des deux mondes”, пригласившим его принять в этом журнале участие. Бакунин согласился и осенью, поселившись в Вэве, занялся составлением статей о Финляндии и о Остзейских губерниях. В то же время он подготовлял к изданию свои собственные записки. В декабре он оставил Вэве и отправился в Италию, был на острове Капрере¹⁰⁴³, вероятно для свидания с Гарибальди, а оттуда прибыл во Флоренцию, где подружился с проживающим там русским выходцем Мечниковым (бывшим питомцем Александровского лицея). Мечников, служивший прежде в отряде Гарибальди адъютантом генерала Мильдица, живет обыкновенно в Ливорно; но в начале нынешнего года поселился во Флоренции, и на митингах в пользу Польши неоднократно говорил речи, направленные против русского правительства.

В Лондоне сверх других русских революционеров поселился в 1863 году бывший князь Петр Долгоруков, изгнанный как из Бельгии, так и из Франции. Он завел в Лондоне свою типографию (14, Panton-Street, Haymarket), которою заведует Жуковский, бежавший из России в 1862 году. Издания Петра Долгорукова «Листок» и «Le Veridique», почти не раскупаются; но авторское самолюбие побуждает его рассылать их знакомым и незнакомым. Герцен, Огарев и Бакунин принимают Долгорукова у себя, но не сближаются с ним и многого ему не доверяют.

Прочие русские выходцы, первоначально жившие в Гейдельберге, где усилиями Бакста¹⁰⁴⁴ была устроена тайная русская читальня, в начале 1863 года рассеялись по всей Европе, преимущественно по Швейцарии и Италии. Бакст поселился в Берне, открыл там русскую типографию и печатал в ней прокламации, предназначавшиеся для отправления в Россию. Не находя средств исполнить это намерение, он прибегнул к Платеру¹⁰⁴⁵ чрез посредство Черкесова¹⁰⁴⁶, жившего в Цюрихе; но Платер принял его за тайного русского агента и отказал в его домогательстве.

По последним известиям, русскую типографию, устроенную в Берне, предположено соединить с типографиею Герцена и Огарева, которую они намерены перевести в Италию.

В Цюрихе вместе с Черкесовым жил также Касаткин¹⁰⁴⁷, враждовавший с Бакстом, несмотря на усилия Герцена и Огарева примирить их. Касаткин. потом переселившийся в Лозанну, неоднократно выписывал из Лондона возмутительные издания Герцена. Огарева и Бакунина, и пересылал их разными путями в Россию. С ним в последнее время сблизился Александр Серно-Соловьевич¹⁰⁴⁸, первоначально живший в Неаполе и постоянно находившийся в переписке с лондонскими возмутителями.

Отдельно от прочих выходцев действовал Блюммер. который, оставив Берлин, по принуждению прусской полиции, находился некоторое время в Брюсселе и участвовал в издании журнала “Polska”. Ныне он поселился в Дрездене, где издает на русском языке еженедельную политико-литературную газету «Европеец», первый нумер которой вышел 7 февраля сего года.

Но особенно опасное направление приняла в истекшем году деятельность русского выходца Василия Кельсиева. который с братом своим Иваном, недавно бежавшим из России, отправился во время самого разгара польского мятежа из Лондона в Константинополь, а оттуда в Добруджу для возбуждения некрасовцев против России. В Турции братья Кельсиевы вступили в сношение с тамошними поляками, особенно с известным ренегатом Садык-пашою (Чайковский), через которого, как говорят, получили денежное пособие от общества лазаристов и поддержку французского посольства в Константинополе. Они уговаривали некрасовцев подняться всем войском и вместе с польским легионом идти через Дунайские княжества и Бесарабию на Волынь и Подолию, дабы в этих краях распространить мятеж и одновременно посредством эмиссаров возмутить во имя старой веры донских, линейных и уральских казаков. Воззвания в этом духе были отправлены к старообрядческим епископам, Иову Кавказскому и Израилю Уральскому и Бударинскому, но обоими отвергнуты. Также поступил и епископ Задунайский Аркадий, бежавший из России в начале 40-х годов.

Имея намерение основать типографию в Славе, Кельсиевы просили Аркадия принять их дело под свое покровительство; но узнав настоящую их цель, он решительно отказал им в своем содействии. Тогда Кельсиев и Садык-паша при помощи французского посольства обратили на Аркадия и преданных России некрасовцев гнев султана, обвинив их в государственной измене. Донос этот вызвал строгое следствие в Добрудже; многие Некрасовцы под конвоем увезены в Константинополь и сосланы в отдаленные провинции азиатской Турции. Аркадий успел бежать в Измаил.

После неудачи в Славе Кельсиевы завели типографию в Тульче и приступили к печатанию Псалтыря с чтимым старообрядцами предисловием патриарха Иосифа, которое, по распоряжению Св. Синода, не вносится в издания московской единоверческой типографии. Если Псалтырь Кельсиевых разойдется по России, то он непременно возбудит в старообрядцах к лондонским деятелям то сочувствие, которого они доселе безуспешно добивались.

Сознательно или бессознательно, но русские выходцы избрали самое удобное место для основания новой вольной типографии. В среде русских старообрядцев лондонские листки возбуждают сомнение; но юго-запад, даже заграничный, таких сомнений между ними не возбудит: они свято почитают книги, изданные в течение XVI, XVII и XVIII столетий в Яссах, Букаресте, Вене, Венеции, Львове, Уневе, Почаеве и в других местах. Может быть, сами Кельсиевы. судя по вышедшим до сих пор лондонским изданиям, не нашли бы способа печатать старообрядческие книги в таком виде, чтобы они вселяли доверие, но у них есть какой-то беглый раскольник-монах, большой знаток старообрядческого книгопечатания. При его помощи они могут произвесть действительный вред, который далеко оставит за собою пагубное влияние «Колокола». «Общего веча» и других подобных изданий. Эти революционные листки действовали только на незначительное меньшинство, тогда как произведения новой вольной русской типографии грозят проникнуть в народную массу, среди которой десятимиллионное население старообрядцев и раскольников имеет огромное значение как по большей зажиточности и развитию, так и по тайным связям, соединяющих их в одно сильное целое.

События 1862 года показали уже ясно тесную связь революционных идей, проводимых некоторыми опасными личностями в России, с лондонскою пропагандою. Эта связь была раскрыта из перехваченной переписки Герцена, Бакунина и Кельсиева с русскими злоумышленниками. Но в 1863 году к этому источнику беспорядков присоединились также происки польских агентов, надеявшихся восстанием в империи отвлечь внимание и силы от польского мятежа. Так, одновременно с появлением польского манифеста от 1-го февраля в С.-Петербурге были распространены печатные экземпляры воззвания на русском языке, со штемпелем: Русский центральный комитет – «Земля и Воля»¹⁰⁴⁹. Воззвание это приглашало русских действовать в пользу возмутившихся поляков и отклоняло офицеров и солдат нашей армии от исполнения священного их долга. Несколько оттисков сего воззвания вместе с типографскими принадлежностями вывезены были из имения Мариенгаузен, Витебской губернии, причем захваченные с ними лица указали на бывшего студента Николая Утина¹⁰⁵⁰ как на главного по этому делу распорядителя. Утин, замешанный в беспорядках, произведенных студентами С.Петербургского университета, по освобождении из крепости отдан был на поруки отцу его, коммерции советнику Исааку Утину. который подпискою обязался наблюдать за его поведением под опасением ответственности по всей строгости законов. Кроме того, на ближайший за ним надзор обращено было особенное внимание полиции, но, несмотря на эти предосторожности, Николай Утин, предвидев, что он будет арестован, бежал за границу.

В Москве те же воззвания опускал в почтовый ящик врач Павловский¹⁰⁵¹, показавший, что они доставлены ему в конверте с надписью «во имя отечества». Из Москвы подобные же экземпляры посылались в приволжские губернии вместе с подложными манифестами о даровании крестьянам земли, о распущении армии и прекращении сбора податей. Молодые люди, развозившие эти манифесты, были задержаны и заявили, что распространении их поручено им французским подданным Иеронимом Кеневичем¹⁰⁵², сыном возвратившегося из эмиграции помещика Минской губернии. Кеневич¹⁰⁵³, служивший прежде в управлении железных дорог, был, как по следствию оказалось, агентом революционной партии в Москве и в Литве. Партия эта, рассчитывая на отсутствие войск, задумывала восстание в Казани¹⁰⁵⁴ и с этою целию завлекала в свои сети неопытную молодежь. Из агентов, действовавших по сему делу, задержаны штабс-капитан Иваницкий¹⁰⁵⁵, поручик Мрочек¹⁰⁵⁶ и много других лиц, едва достигших юношеского возраста, которые принадлежат к числу несчастных жертв окружающей их крамолы.

Возмутительные прокламации появились и в Чернигове. Показания арестованного с ними Васильковского уездного землемера Андрущенки¹⁰⁵⁷ и сообщников его, служивших в управлении Московско-Нижегородской железной дороги дворян Шатилова¹⁰⁵⁸ и Мосолова¹⁰⁵⁹ дают повод подозревать существование революционного общества «Земля и Воля», стремящегося к ниспровержению существующего порядка и употребляющего воззвания как способ для волнования умов. К сожалению, ни один из виновных, по незнанию ли или по упорству, не указал ни членов общества, ни его местопребывания, ни его средств и деятельности.

Всевозможное старание употребляется и будет употребляться к дознанию, в какой степени возбужденное подозрение основательно, ибо действительность оного никакими ясными доказательствами не подтверждена. Во всяком случае, можно с достоверностью сказать, что грустные явления, помрачающие государственный наш быт, происходят не от народных источников, а от заграничной или польской пропаганды.

Современное состояние России заслуживает действительно глубокого изучения. Ряд самых важных преобразований обнял все стороны народной жизни, изменил основы нашего общественного устройства и не мог не произвести некоторого замешательства во взаимных отношениях сословий. Старые связи уже порваны, новые еще не установились, и общество, возрождаемое к новой жизни, на других началах, находится пока в брожении. Среди колебаний, неизбежных в эпоху подобных преобразований, естественно явились личности, желающие воспользоваться обстоятельствами для достижения своих эгоистических целей. Рассчитывая на временное неудовольствие, возникшее в сословиях, считавших свои интересы принесенными в жертву государственным потребностям, злоумышленники надеялись возбудить обширное восстание; но, к счастью, они в своих расчетах ошиблись. Польский мятеж и особенно дипломатическое вмешательство иностранных кабинетов в домашнюю племенную распрю затронули чувство русской национальности. Весь русский народ, сознавая оскорбление, нанесенное его гордости, поспешил выразить верноподданническую преданность монарху; все сословия, в том числе и московские раскольники поповщинского толка, внезапно слились в чувствах истинного патриотизма и торжественно заявили готовность принести за целость и честь отечества не только достояние, но самую жизнь. Кроме поданных тогда всеподданнейших адресов, русский дух выразился равным образом в письмах и телеграммах к некоторым государственным нашим сановникам. Дипломатическая деятельность государственного вице-канцлера князя Горчакова¹⁰⁶⁰ и энергические меры генерал-губернатора Муравьева в Северо-Западном крае и наместника графа Берга в Царстве Польском дали повод неоднократной передаче этим лицам уверения общей признательности за их заслуги.

Но как не утешительно столь единодушное и повсеместное пробуждение патриотизма, для многих неожиданное, тем не менее, самый способ его проявления вызывает на размышление. Открытое, торжественное выражение народного чувства неоспоримо доказывает, что общественное мнение, до сих пор не существовавшее в России, успело в последние годы образоваться, окрепнуть и теперь сознает свое значение. Пользуясь правом изъявлять сочувствие и одобрение действиям правительства, общество незаметно привыкает к мысли, что ему одинаково принадлежит право высказывать порицание; оно приучается считать свое мнение верховным приговором и вряд ли затрудниться произнести его в решительную минуту. Даже в настоящее время похвала одним из государственных деятелей была как бы косвенным осуждением других, направление которых не совпадало с народным настроением. Такую привычку нельзя считать безопасною; ибо общество, под влиянием как собственных заблуждений, так еще более внешних подстрекательств, легко может не понимать цели и значения иных правительственных мер, вызываемых иногда государственною необходимостью и прямым благом народа. При таких обстоятельствах противодействие общественного мнения может повести к затруднениям и даже ослабить законный авторитет правительства. Поэтому необходимо не только подчинять выражение общественного мнения некоторым пределам, но и внимательно следить за его развитием, отстраняя по возможности вредные внушения.

Такое наблюдение является особенно важным ввиду новых законодательных мер, которых действие на народ не всегда может быть предусмотрено. Между прочим, одна из тех, которые приняты в истекшем году, не могла не отозваться на народном характере и на состоянии общественной нравственности. Уничтожение откупов произвело вследствие низкого акциза чрезмерно быстрое понижение цены на вино, увеличило пьянство до невероятной степени, и хотя во вторую треть года число умерших от неумеренного употребления вина сравнительно уменьшилось, но это утешительное явление объясняется, быть может, только наступлением рабочей поры.

Затем мера правительства, возбудившая особенное внимание общества, есть Положение о земских учреждениях, Высочайше утвержденное 1 января сего 1864 года. Трудно определить вперед, какое она будет иметь влияние на общественное хозяйство, на народное развитие; но нельзя упустить из виду того впечатления, которое она произвела на образованные классы. Только немногие видели в ней меру чисто экономическую; большинство же объясняло ее или как уступку, вызванную современными обстоятельствами, или как первый шаг к представительному правлению. Она возбудила надежды в одних и опасения за будущее в других.

С нетерпением также ожидаются новые постановления относительно народного образования. Благомыслящие тем более желают им полного успеха, что, к прискорбию, настоящие учебные заведения, особенно высшие, породили много тлетворных плодов. Довольно значительная часть политических преступников и лиц, подозреваемых в сочувствии к их замыслам, оказалось принадлежащею к числу питомцев этих училищ, и признания некоторых из них ясно обнаруживают, что вредные семена запали в их юные умы еще на школьной скамейке. Поэтому нельзя не прийти к заключению, что корень зла гнездится в воспитателях и в преподавателях, которые, усвоив себе революционное учение, нередко передают его незрелым юношам, легко увлекающимся всякою новизною.

Другим источником вредного направления молодого поколения является наша периодическая литература, получившая в последние годы особенно сильное развитие и значение. Принимая деятельное участие в обсуждении всех вопросов внутренней и внешней политики, русские журналы рассматривали важнейшие явления жизни государственной и общественной, пользуясь с ловкостью малейшим случаем для проведения и разъяснения своих воззрений. Впрочем, начало самодержавия не подвергалось ни нападкам, ни даже обсуждению наших публицистов; но, тем не менее, они иногда высказывали убеждения, несогласные с монархическим образом мыслей. Три главных направления выразились в нашей журналистике; землевладельческое, охранительного свойства, но с указанием некоторого представительства, имевшее своими органами «Русский Вестник»¹⁰⁶¹, «Современную летопись»¹⁰⁶² и «Московские ведомости»¹⁰⁶³; конституционно-демократическое, главными представителями которого были «С.Петербургские ведомости»¹⁰⁶⁴, «Голос»¹⁰⁶⁵ и «Отечественные записки»¹⁰⁶⁶; и революционно-демократическое, отразившееся преимущественно в «Современнике»¹⁰⁶⁷, «Русском Слове»¹⁰⁶⁸, «Современном Слове»¹⁰⁶⁹ и «Очерках»¹⁰⁷⁰, вскоре по появлении слившихся с «Современным Словом». Различие их воззрений выразилось даже в суждениях о польском вопросе, который в общей сложности разобран был, однако же, нашими публицистами в видах правительства и с сознанием собственного национального достоинства. Пользуясь различием образа действий правительственных лиц в Царстве Польском и в Северо-западном крае, журналы выражали симпатии одному направлению, тем самым бросая тень на другое, не возбуждавшее их сочувствия. Вопрос этот вызвал жаркую полемику между «Московскими ведомостями», предпочитавшими систему, принятую в Западных губерниях, и «Голосом», защищавшим предшествовавшее управление в Царстве Польском. Было даже несколько передовых статей, в которых настаивали на необходимость даровать Царству Польскому полную автономию. Далее всех зашел в этом отношении журнал «Время»¹⁰⁷¹, поместивший на своих страницах статью «Роковой вопрос», в которой доказывал превосходство польской цивилизации перед русскою и выводил из этого справедливость требования поляками прежних их владений. Появление сей статьи, по неосмотрительности пропущенной цензурою, вызвало прекращение издания журнала «Время».

В вопросах иностранной политики различие журнальных воззрений выражалось с тою же силою. Одна только деятельность императора Людвига-Наполеона вызывала общее несочувствие наших публицистов всех партий. Но верную оценку их убеждений можно себе составить на основании отзывов их о прусском правительстве и прусской прогрессивной партии. Между тем, как московские журналы порицают дерзость и отсутствие патриотизма в оппозиции прусской палаты депутатов, журналы конституционно-демократические осыпают насмешками министерство Бисмарка¹⁰⁷² и даже не без иронии отзываются о короле Вильгельме¹⁰⁷³, восхваляя главных прогрессистских вождей, а издания революционно-демократические с презрением отзываются и о последних, как о людях отсталых, непрактических, продолжающих парламентскую оппозицию, тогда как, по мнению публицистов этого оттенка, настала пора действовать иным оружием.

Учение материалистов имело своими органами преимущественно «Современник» и «Русское слово», которые излагали его в общедоступной, популярной форме. К сожалению, это учение не встретило себе довольно сильного отпора в других изданиях: одни из них, главнейшее духовные, мало следят за светской литературою и имеют очень ограниченный круг читателей; другие же, как, напр., «Домашняя беседа»¹⁰⁷⁴, неприличным тоном своей цинической полемики не могли заслужить ни сочувствия, ни уважения благомыслящих людей.

Таким образом, наша журналистика, даже при существовании предварительной цензуры, находила способы высказывать и распространять в массе публики учения, далеко не согласные с существующим в России порядком. Кроме того, были примеры открытого нарушения цензурных постановлений. Так, газета «Современное слово» помещала статьи без исключения мест, недозволенных цензурою, что и повело к запрещению этого издания.

Подобное положение журналистики, действующей не только на людей зрелых и достаточно развитых для самостоятельного суждения, но также на юношество и на грамотных простолюдинов, представляет один из опаснейших элементов народного развития. Не отвергая заслуг, какие может она оказать всесторонним обсуждением правительственных проектов и предположений, не отвергая выгод гласности, часто доводящей до сведения правительства факты, которые без того могли бы остаться неизвестными, нельзя не заметить, что периодическая литература, часто с непростительною легкостью решающая вопросы, едва ей известные, может иметь пагубное влияние, особенно в наше переходное время.

Из всего вышеизложенного следует, что, несмотря на всеобщее, единодушное пробуждение чувств преданности Царю и отечеству, вызванное польским восстанием и дипломатическими действиями Запада, наша общественная жизнь все еще представляет разрушительные начала, которые, особенно при постоянно усиливающейся революционной пропаганде, могут получить опасное развитие и поколебать самые основы государственного устройства.

Необходимость иметь за ними неусыпное наблюдение становится тем ощутительнее, что губительное влияние их, прежде всего, отражается на молодых поколениях, от которых зависит будущее величие и благоденствие нашего отечества.

Генерал-адъютант князь Долгоруков

2 марта 1864 года

Всеподданнейше представляя Вашему Императорскому Величеству отчет о действиях Высочайше вверенного мне управления за 1866 г., осмеливаюсь доложить, что важнейшее событие этого года – злодейское покушение 4 апреля на жизнь Вашего Величества¹⁰⁷⁵ хотя составляло предмет особого исследования Высочайше учрежденной в С.Петербурге следственной комиссии под председательством генерала от инфантерии графа Муравьева¹⁰⁷⁶, но тем не менее оно поглотило в продолжении нескольких месяцев всю деятельность III отделения Собственной Вашего Величества канцелярии.

В самый день 4 апреля, вслед за арестованием преступника¹⁰⁷⁷, он первоначально был подвергнут допросам в III отделении; причем, несмотря на упорство его открыть свое имя, приобретена первая нить для последовавших о нем розысков.

Из найденных у него бумаг оказалось, что он пользовался в С.Петербурге от болезни, и спрошенный о фамилии лечившего его доктора, он назвал Кобылина¹⁰⁷⁸, последний немедленно был вызван в III отделение, и таким образом таинственность преступника стала разъясняться.

С передачею на другой день, 5 апреля, дела о Каракозове в вышеупомянутую следственную комиссию и с открытием действий другой комиссии, учрежденной по тому предмету в Москве, под председательством генерал-адъютанта князя Долгорукова-2-го¹⁰⁷⁹, деятельность III отделения в обнаружении соучастников и соумышленников главного преступника не только не прерывалась, но еще более усилилась. Поставленные в известность о событии 4 апреля чины Корпуса жандармов, не упуская из виду ни малейшего обстоятельства, могущего иметь связь с этим событием, неуклонно доносили о своих наблюдениях III отделению, которое, смотря по важности их, немедленно сообщала о том подлежащим комиссиям, служа в то же время посредником между ними; кроме того, на чинов Корпуса жандармов было возложено как строгое наблюдение за людьми подозрительными, так и производство обысков и арестов; наконец, почти все распоряжения Высочайше учрежденной в С.Петербурге следственной комиссии относительно лиц, проживающих в столицах и во всех местностях империи, производились чрез посредство III отделения, усиленная деятельность которого не прекратилась даже и тогда, когда в августе месяце обеими комиссиями, в С.Петербурге и Москве, были обнаружены и переданы на судебное обсуждение главные виновные по событию 4 апреля. Оставались еще не вполне обследованными обстоятельства, касавшиеся второстепенных лиц, или же открывались новые данные – и во всех этих случаях III отделение неослабно содействовало как комиссиям, в исполнении поручений Высочайше на них возложенных, так и другим административным учреждениям.

Обстоятельства дела о событии 4 апреля представили фактические доказательства, что те разрушительные начала и пагубное направление, которые вкоренились в известной среде нашего общества, преимущественно в юношестве, не только продолжали существовать, но приобретали все более и более последователей, не останавливающихся ни перед какими преградами и готовых на самые безнравственные и кровавые преступления.

Такого рода данные обязывали III отделение продолжать с своей стороны преследование пагубных учений во всех местах империи. В этих видах употреблены все возможные средства для пресечения зловредной пропаганды, и как при дознаниях было обнаружено, что вредное направление заразило даже многих служащих по разным ведомствам, преимущественно по министерствам: юстиции, просвещения и финансов, то III отделение постоянно настаивало на удалении подобных лиц от должностей, и нет сомнения, что в этом отношении достигнуты немаловажные результаты.

Важнейшим событием этого года было злодейское посягательство на драгоценную жизнь Вашего Императорского Величества. Оно составляет и будет иметь в дальнейшем развитии России значение историческое. Никогда еще факты, обнаруженные правительством, не свидетельствовали до какого глубокого нравственного падения, до какого страшного преступления могут быть доведены молодые неопытные умы, безнаказанно развращаемые революционными идеями. Никогда преданность русского народа Своему Государю не высказывалась столь единодушно, сознательно и благотворно, как по случаю счастливого избавления Вашего Величества от угрожавшей опасности. Преданность эта запечатлена во всеподданнейших адресах и в полномочиях депутациям, которые со всех мест России были немедленно отправлены по этому случаю в С.Петербург. Русский народ, выражая свои беспредельно и неизменно верноподданнические чувства к Монарху- Освободителю, старался увековечить эти чувства разными делами благотворения: в память события 4 апреля устраивались иконы, часовни, храмы; учреждались стипендии, училища, богадельни и делались разного рода сборы и пожертвования, а самый участник спасения Вашего Величества Комисаров¹⁰⁸⁰ признан почти всероссийским гражданином. Таким образом, если в 1863 году покушение польских мятежников на отторжение Западного края Империи, оскорбив народное чувство, вызвало публичное заявление всех сословий о готовности жертвовать имуществом и жизнию за неприкосновенность отечества и, в связи с распоряжениями правительства, остановило дальнейшие злоумышленные действия мятежников, то покушение 4 апреля вызвало народное заявление несравненно величественнее и еще более богатое своими последствиями. Видя в спасении Монарха действие Божественного Промысла, русский народ громко требовал казни преступника и его соумышленников, и перед целым светом заявил, что покушение злодея считает покушением на свою собственную жизнь. Одним словом, враги Монарха-Преобразователя и враги прогрессивного правительства становятся врагами государственного порядка и общественного спокойствия, и прежде, нежели они подвергнуться каре закона, им произносится общественным мнением роковой приговор.

Граф Петр Андреевич Шувалов

Народные заявления были столь единодушны и искренни, что на первых же порах можно было убедиться, что задуманному преступниками злу суждено, по неисповедимым судьбам Промысла, выйти наружу, прежде чем оно успело глубже пустить свои корни. Убеждение, что Каракозов и его соумышленники составляют в России явление исключительное, вполне подтвердилось разысканиями Высочайше учрежденной в С.Петербурге следственной комиссии, которою обнаружено, что в покушении на цареубийство участвовала горсть ничтожных личностей, хотя по преимуществу русских, но действовавших под влиянием и для цели польской пропаганды. В числе преступников, кроме нескольких молодых дворян, не оказалось ни одного сколько-нибудь известного имени ни в государственной, ни в ученой, ни в общественной деятельности; участники преступных замыслов, в числе 34 лиц, были большею частию студенты и вольнослушатели Московского университета, Технологического института и Петровской Земледельческой Академии.

Несмотря, однако, на ничтожность и малочисленность их, обнаружено, что лица эти образовали в Москве тайное общество, под названием «организация», которое имело целию распространять социалистическое учение; разрушать начала общественной нравственности; колебать веру в основы религии и путем революции ниспровергнуть существующий в государстве порядок.

Средствами для этого должны были служить:

а) пропаганда между сельским населением, с объявлением, что земля составляет собственность всего народа.

б) возбуждение крестьян против дворянства и вообще против властей.

в) устройство школ, артелей, мастерских и разных ассоциаций, дабы посредством их сближаться с народом и внушать ему зловредные учения социализма.

г) заведения в провинциях библиотек и разных обществ в началах коммунизма.

Денежные средства для достижения таких преступных целей общества положено было приобретать чрез пожертвования, под разными благовидными предлогами, которыми прикрывались все, по наружности, благотворные и полезные для народа учреждения, предположенные этим обществом. В случаях же надобности допускались воровство, убийство богатых людей и похищение денег на почтах и в казначействах.

Общество подразделялось на отделы, с различными наименованиями, и все эти отделы для прикрытия революционной цели главных распорядителей, предполагалось облечь законною формою, испросив на это утверждение правительства. Кроме того, общество это стремилось войти в ближайшие сношения с социалистическими кружками и деятелями в С.Петербурге и других местах Империи, которые поддерживались, с одной стороны, – направлением преподавания в учебных заведениях, а с другой – большею частию журналистики, явно распространявшей идеи социализма и нигилизма, с возбуждением общественного мнения против правительственной власти и государственного управления. Это разрушительное направление между молодым поколением поддерживалось также заграничною революционною прессою, находившею средства распространяться даже среди учебных заведений.

Лица, составлявшие упомянутое общество, имели два направления: одни желали достигнуть переворота в государстве постепенно, до низвержения законного правительства; другие стремились скорее к цели произвести революцию и признавали нужным, рано или поздно, прибегнуть к крайней мере – цареубийству.

Мысль об этом и, вообще, о приступе к крайним мерам разделялась немногими из них, образовавшими особый кружок, под названием «Ад», к которому принадлежал Каракозов, а главою кружка был двоюродный его брат Ишутин¹⁰⁸¹.

Злоумышленники эти имели в виду освободить от каторжной работы государственного преступника Чернышевского, для того, чтобы он издавал в Женеве журнал, в видах содействия предполагаемому в России перевороту; Ишутин заботился о введении на заводах генерал-майора Мальцова начал коммунизма между рабочими, которые были им возбуждаемы к неповиновению владельцу. Сверх того, еще в 1865 г., предположено было освободить пересылавшегося чрез Москву в Сибирь преступника Серно-Соловьевича.

Русские революционеры имели сношения с некоторыми лицами польского происхождения, снабжавшими их ядом. Деятельность последних заключалась также в содействии к побегу и укрывательству политических преступников: Оржеховского, Домбровского¹⁰⁸², Верницкого¹⁰⁸³, Юндзилла¹⁰⁸⁴ и других; в сборе денег для пересылаемых арестантов-поляков и в сбыте ввозимых из-за границы фальшивых кредитных билетов для снабжения деньгами польских эмигрантов.

Подготовление революции в России производилось несколько лет, и пункты преступных сборищ не ограничивались одною империею. В 1862 году в Гейдельберге была устроена русская читальня молодыми русскими, проживавшими там на свои средства, а частию отправленными на счет казны в заграничные университеты для окончания образования. Устройство читальни имело целию приготовить и укрепить молодых людей в противуправительственном направлении, дабы с возвращением в отечество они внесли революционные идеи. Виновные по этому делу подверглись заслуженному наказанию.

Еще прежде, чем сделались известны замыслы злоумышленников произвести революцию внутри России с решимостию посягнуть на цареубийство, получены были сведения о намерении некоторых политических ссыльных произвести, с наступлением весны, восстание в Восточной Сибири. Сведения о тревожном вообще состоянии Сибири поступали еще в предшествовавшие годы; в 1865 году обнаружено даже тайное общество, имевшее целию образование из Сибири независимой республики по образцу Северо-Американских штатов. Но все подобные попытки к возмущению заключались в одном воображении воспитанников учебных заведений и некоторых молодых сибирских офицеров, между тем как событиями 1866 г. обнаружены фактические приготовления злоумышленников к приведению в исполнение их мятежных стремлений. К этому году прибыли в Сибирь предводители польского восстания, жандармы-вешатели и кинжальщики, которые, еще находясь на родине, решились перенести в Сибирь свои затаенные мысли против законного правительства и всего русского народа. Главные коноводы, следуя по этапам Сибири, менялись именами, составляли фальшивые паспорты, устраивали денежные сборы. В Канском округе Енисейской губернии завелась особая организация – тайный клуб – для подготовления побегов с каторжных работ, вследствие чего некоторые преступники и успели скрыться; по прибытии же в 1866 году в Канск главного начальника польских жандармов-вешателей, убийцы разных лиц и посягавшего на жизнь Наместника Царства Польского¹⁰⁸⁵ – Павла Ляндовского¹⁰⁸⁶, составлен план общего заговора к восстанию. Для сближения с русской партией польские мятежники вошли в соглашение с государственным преступником Серно-Соловьевичем и затем приступили к самым действиям: составили возмутительную прокламацию к жителям Сибири от имени русского комитета, а также инструкции, бланки и печати для начальников мятежа, с которыми сносились шифрованною перепискою; разослали агентов в Томскую губернию и в Иркутск с целию агитировать и вооружать смежные округи и в особенности для сближения с проходящими партиями политических преступников, которых предполагалось снабдить косами и оружием, насильственно отнятым у этапных команд, а для произведения большого смятения намеревались захватить генерал-губернатора¹⁰⁸⁷. Но один из этих агентов, отправленный заговорщиками в Томскую губернию, ссыльно-каторжный Шленкер¹⁰⁸⁸, был на пути следования арестован и таким образом замысел обнаружен.

Генерал-губернатор Восточной Сибири, имея в виду, что заговор остался без последствий, не желал предавать дело гласности, чтобы не возбудить тревожных идей в коренном населении, а также не заставить злоумышленников действовать еще осторожнее, и ограничился преданием Шленкера, за побег, и соучастников его суду на общих основаниях, а прочих по мере обвинений приказал переместить в более отдаленные местности края. Преступник Серно-Соловьевич между тем умер.

Разъединение главных зачинщиков заговора в Канске не остановило преступных замыслов других ссыльных поляков. Выказывая постоянно дух своеволия, они в разное время возмущались в некоторых рудниках Нерчинских заводов, в тюрьме Сиваковской, близ г. Читы, и в г. Минусинске. Зачинщики, по суду, также размещены в разные пункты, с увеличением срока работ.

Между тем, находившиеся в Иркутске и окрестностях вновь замышляли произвести там возмущение, освободить содержащихся под стражею, перерезать начальников, избить караулы и поджечь город. С арестованием одного из заговорщиков, Михайловского, бедствие было предупреждено.

В видах удаления ссыльных и занятия их работами, были высланы 720 человек для устройства круго-байкальской дороги. Но умы их были уже подготовлены к восстанию. Они условились спокойно идти на работы, а там заготовлять холодное оружие и организовать восстание с целью пробраться за границу. По этому условию 25 июня они обезоружили конвойных, ограбили ближайшие станции и вступили в открытый бой с войсками. Энергическими распоряжениями местного начальства и усердием воинских отрядов, при содействии жителей, бунтовщики были рассеяны и частию взяты с оружием в руках, а частию сдались добровольно.

Все они были судимы полевым военным судом и, по конфирмации командующего войсками Восточно-Сибирского военного округа¹⁰⁸⁹, распределены в работы по степени участия в бунте, кроме четырех предводителей, которые подвергнуты расстрелянию.

Причины беспорядков между ссыльными заключаются главнейше в недостатке за ними надзора и в небрежности или послаблении со стороны служащих лиц. Совещания поляков между собою в Восточной Сибири облегчаются тем, что им дозволено в городах помещаться десятками в одном доме, а вне городов селиться даже отдельными деревнями. Положение их вообще было неудовлетворительно, и многие из них, нуждаясь в продовольствии, не могли также и от того оставаться в спокойном состоянии.

К устройству положения их приняты возможные меры; чиновники, виновные в упущениях, преданы законной ответственности; что же касается надзора за политическими преступниками вообще, то генерал-лейтенант Корсаков признавал оный затруднительным и не всегда успешным, как по значительному пространству Восточной Сибири, так и по малочисленности воинских команд; тем не менее, к усилению за ссыльными наблюдения сделаны им надлежащие распоряжения.

Хотя результат последнего бунта усмирил их наружно, однако по влиянию находящихся в Пекине агитаторов поляки не оставляют намерения выйти силою из настоящего положения. В конце года разнеслись слухи, что они предполагают общие побеги весною в Монголию и Среднюю Азию. На это обращено особое внимание ближайших властей; но опыт указывает, что к предупреждению всяких со стороны политических преступников замыслов необходимо усилить общие средства наблюдения за ними, дабы иметь возможность следить постоянно за настроением их умов и поступками; в видах же более деятельного и строгого заведования ими, признают необходимым учреждение в Сибири временного военно-полицейского управления.

Сведения о готовившемся восстании в Восточной Сибири были сообщены, для принятия необходимых мер, генерал-губернатору Западной Сибири¹⁰⁹⁰. Вследствие его распоряжения Тобольский губернатор¹⁰⁹¹ отозвался, что подобного восстания в Западной Сибири быть не может, и ручался за порядок и спокойствие, не отвергая, впрочем, возможности осуществления замыслов поляков в Восточной Сибири, по поводу строгого с ними обращения тамошнего начальства. При этом действительный тайный советник Деспот-Зенович представлял, что причины неудовольствия и даже восстания поляков прекратятся с устройством материального их быта; и что 163 семейства преступников из числа сосланных в Западную Сибирь изъявили уже желание получить землю для заведения хозяйств на местах водворения, отказываясь от мысли о возможности возвращения на родину и тяготясь настоящим своим положением.

Вслед затем получены сведения, что поверка донесений о собираемом поляками в Западной Сибири оружии и складах оного Тобольским губернатором была поручена чиновникам из польских же уроженцев, не заслуживающих доверия правительства. По Высочайшему повелению было предоставлено генерал-губернатору Западной Сибири вторично проверить означенные донесения посредством лиц, при главном управлении Сибири находящихся. Результат этой проверки был, как и прежде, совершенно успокоительный и из представления о сем генерал-губернатора оказалось, что сведения о замышлявшемся в Западной Сибири восстании между поляками и татарами и о складах оружия в г. Таре были вымышлены людьми неблагонамеренными.

Совершенно в другом виде изображено политическое состояние Тобольской губернии омским жандармским штаб-офицером, по отзывам которого, значительное число поляков, как состоящих там на службе, так и ссыльных, в особенности ксендзов (всех ссыльных поляков 40 тысяч душ), при религиозном фанатизме коренного татарского населения, либерализме казацких офицеров и при отсутствии дисциплины в войске – заключает в себе все задатки для возмущения с целью отторжения от империи; тобольские тюрьмы наполнены отчаянными людьми, нередко бежавшими с каторжных работ; тюрьмы и казначейства защищены весьма слабо; полиция не удовлетворяет своему назначению ни количественно, ни качественно; по всей губернии бродят пролетарии, ищущие работы на приисках; сибирские линейные батальоны, наполненные поляками, равным образом не надежны, и мирные жители тревожатся постоянно за свою безопасность.

Независимо сего, из сведений, поступивших в Высочайше учрежденную в С.Петербурге следственную комиссию, сделалось известным, что бежавший из Западной Сибири за границу политический преступник Минейко¹⁰⁹², по прибытии в С.Петербург, где он проживал под чужим именем, оставил здесь адресы некоторых лиц, находящихся в Сибири, содействием которых русские злоумышленники, принадлежавшие к обществу Каракозова, предполагали воспользоваться для освобождения из Сибири государственного преступника Чернышевского, и для исполнения чего уже выбран был агент. Факты по этому делу указывали также, что злоумышленники в письменных сношениях употребляли симпатические чернила, и такой способ сообщений предполагали распространить вообще между политическими преступниками; что некоторые из сих последних, вопреки назначения, долго оставались в Тобольске и, пользуясь послаблением полиции, которая большею частию состоит из польских уроженцев, менялись именами и делали побеги.

Для исследования этих обстоятельств учреждена в Омске особая следственная комиссия с участием в оной жандармского штаб-офицера.

Сведения о послаблениях, оказываемых начальствующими лицами в Западной Сибири политическим преступникам, поступили и из других источников, а потому для удостоверения в справедливости их командирован в Сибирь свиты Вашего Величества генерал-майор Сколков¹⁰⁹³.

Польская пропаганда, ознаменовавшая себя вышеизложенными возмутительными явлениями в Сибири, не переставала, однако, действовать в Западных губерниях. По случаю назначения нового генерал-губернатора северной части этого края¹⁰⁹⁴ тамошние жители польского происхождения выражали надежду, что правительство, отменив намерение обрусить край, восстановит прежнее его положение. В некоторых местах они проявляли и частные попытки к возобновлению демонстраций. Ковенской губернии в Вилкомирском уезде явились новые возмутительные песни, в которых поляки призываются оттачивать ножи против русских; в том же уезде 1 ноября ксендзы совершили, вопреки существующих правил, торжественную духовную процессию, в которой участвовало до 800 человек. В Минской и Виленской губерниях было три случая пения революционных гимнов во время совершения богослужения. В первой из этих губерний ксендзы по-прежнему фанатизировали на исповеди своих прихожан, и замечено, что поляки выходили из костелов ранее чтения молитвы за царствующий дом. Вообще, несмотря на все строгие меры, предпринятые правительством в Западном крае, польское население края, за исключением крестьян, не изменило ни своих политических убеждений, ни чувств к правительству и вообще к русским. В последнее же время, с событиями в Италии, Пруссии, Молдовалахии¹⁰⁹⁵, а в особенности с назначением графа Голуховского¹⁰⁹⁶ наместником Галиции, поляки заметно стали чуждаться русских, считая их временными пришлецами, и дабы воспрепятствовать сим последним покупать имения в том крае, возвысили цены на оные. Даже в Киеве, где высшее польское сословие старается заискивать в представителях администрации, оно в душе враждебно всему русскому; польские идеи стали ослабевать только в одной Могилевской губернии. Что же касается до обрусения Западного края, то оно проявилось до настоящего времени только в том, что крестьяне-католики обращаются в православие; что православные священники стали говорить по-русски, а жены некоторых из них, бывшие католичками, обращены в православие. По донесению минского жандармского штаб-офицера, многие тамошние русские священники известны своею безнравственностью и корыстолюбием. В Волынской епархии они равным образом не отличаются христианскими добродетелями. Если бы наше духовенство обладало надлежащими нравственными качествами, то число обращенных из латинства значительно бы увеличилось.

Успешному исполнению предначертаний правительства в отношении Западного края, а, следовательно, и примирению там враждебных элементов, много вредило демократическое направление некоторых тамошних мировых посредников, а также членов поверочных комиссий и губернских по крестьянским делам присутствий, действовавших в ущерб интересов местного дворянства. Кроме сего, были два особенно замечательные случая нравственного оскорбления местных жителей низшими административными лицами при исполнении ими неправильно понятых распоряжений высшего правительства. Так в Минской губернии, вследствие предписания снять с полей, дорог и других мест поставленные там кресты с революционными целями, исправники распорядились снять вообще все кресты, поставленные даже с побуждениями религиозными. Командированный в Поневежский уезд Ковенской губернии состоящий по особым поручениям при генерал-губернаторе Северо-Западного края подполковник Самбикин. имея предубеждение вообще против ксендзов и желая публично опозорить их в глазах местного населения, водил некоторых из них по улицам в сопровождении женщин, которые находились у них в услужении и которых он считал за наложниц; при этом понося ксендзов разными непристойными выражениями и глумясь над ними, Самбикин надевал им на головы шутовские колпаки. Собранный заранее народ, в особенности женщины, видя унижение своих пастырей и не смея остановить ничем не извиняемых поступков генерал-губернаторского чиновника, только вздохами и слезами заявляли свой душевный протест. Не довольствуясь этим, Самбикин, арестовав 18 ксендзов и отправив их с жандармами в Поневеж, приказал ехать с ними на одних повозках, для большего их позора, и женщинам, которые проживали у них в качестве прислуги. Произведенным исследованием об этих ксендзах они не признаны виновными ни в политических, ни в нравственных преступлениях.

Затаенная вековая вражда поляков против всего русского не ослабевает и в тех из них, которые высланы на жительство во внутренние губернии империи. Здесь они образуют отдельные кружки, группируясь преимущественно около сосланных ксендзов, и таким образом составляют особый польский мир среди русского народа. При этом большая часть из них по своему исключительному положению и уровню образования неизбежно возвышается над массою местного населения, и затем, находя сочувствие к себе в тех из своих соотечественников, которые занимают в губернии должностные места, незаметно приобретает влияние, которое повсеместно действует с явным вредом на коренное русское население, воспламеняя в нем политические страсти и вообще враждебный правительству образ мыслей. Наружное влияние польских уроженцев еще более чувствуется там, где они, сравнительно с другими местностями, занимают большее число административных должностей, а в особенности высших. По отзыву командированного в Нижегородскую губернию свиты Вашего Величества генерал-майора Дена¹⁰⁹⁷, поляки-чиновники, доктора, учителя, повивальные бабки и др. имеют такое же влияние на те местности, где они находятся на жительстве, а поляки, служащие в министерствах, вредно действуют на всю Россию.

Значительное число служащих поляков находится в Одессе, где они занимают самые влиятельные места и естественно покровительствуют своим единоземцам. В Вологде также образовалась польская партия, к которой принадлежит и местный губернатор, свиты Вашего Величества генерал-майор Хоминский.

В губерниях Западной Сибири высшие должностные места занимают чиновники-католики, покровительствующие своим единоверцам, и от этого установилась в тамошней администрации тесная связь, которая в данную минуту может отразиться на крае вредным образом. Об этом последнем обстоятельстве сообщено по Высочайшему повелению министру внутренних дел¹⁰⁹⁸.

Кроме полонизма, на современное наше общество особенно вредно действует так называемое нигилистическое учение. В последнее время оно усиливается и не только заражает учащуюся молодежь, легко увлекающуюся всякими утопиями, но находит последователей даже в среде общественных деятелей, преимущественно между преподавателями учебных заведений; и наконец, вредное это учение стало проникать в низший слой нашего общества, и революционная пропаганда не остается бесследною среди простого народа, на который большое влияние имеют члены мировых и земских учреждений и чиновники акцизного ведомства, большею частию проникнутые демократическим направлением. В числе последних, как получены сведения из Казанской и Пермской губерний, преимущественно состоят лица, еще прежде поступления в это ведомство обратившие на себя внимание правительства своею политическою неблагонадежностью, а в Псковской губернии сделались этим известны: председатель тамошней земской управы, мировой посредник корнет Ваганов и председатель Порховской земской управы граф Ростовцев.

Особого рода политические стремления высказаны были в 1866 году дворянами некоторых губерний империи. Так, на Тверском губернском дворянском собрании возбужден был вопрос о привлечении дворян к участию в рекрутской повинности денежным налогом; вопрос этот, однако, забаллотирован. Рязанское дворянство заявило свое сочувствие московскому дворянству за высказанные им в прошедшем году мысли насчет ходатайства о дозволении дворянам выбирать из среды себя депутатов для представления Вашему Величеству о пользах и нуждах дворянства и народа. Вследствие сего собрание рязанского дворянства было по Высочайшему повелению закрыто, а предводитель Реткин уволен от должности; впоследствии он, однако, удостоился получить Всемилостивейшее прощение и избран вновь предводителем.

С.Петербургское дворянство всеподданнейшею просьбою испрашивало Высочайшего повеления, чтобы ходатайства дворянских и земских собраний об изменении, дополнении или отмене какого-либо из действующих узаконений подвергались рассмотрению в Государственном Совете, а прочие ходатайства этих собраний, неудовлетворенные административными лицами, представлялись на разрешение Правительствующего Сената с тем, чтобы при рассмотрении тех и других просьб в Государственном Совете и Сенате избранным дворянскими и земскими собраниями лицам было предоставлено право обсуждения и подачи голоса в означенных учреждениях.

По Высочайшему повелению С.Петербургскому дворянству объявлено, что означенные ходатайства его будут оставлены без последствий, как касающиеся начал устройства и порядка действий государственных учреждений, и потому выходящие из круга предметов, до которых могут относиться, по закону, ходатайства дворянства об их пользах и нуждах.

Общее состояние умов сельского населения империи в 1866 году было вполне удовлетворительное. Крестьяне, сознавая уже всю важность дарованных им прав, не имеют более повода к волнениям, столь часто повторявшимся в прежнее время. Разверстание угодий во внутренних губерниях и поверка земельных наделов в Западных продолжались успешно. В нескольких удельных имениях, при введении в действие нового положения, крестьяне, не усвоившие надлежащих о том понятий или смущаемые неправильными толками, отказывались от принятия уставных грамот, поземельных участков и не соглашались на взнос выкупных платежей. Хотя было признано необходимым ввести в эти имения воинские команды, однако недоумения разъяснены без употребления силы и спокойствие восстановлено частию исправительными мерами, а частию преданием суду подстрекателей.

Таких же беспорядков ожидали и при передаче государственных крестьян в ведение мировых учреждений; но это совершилось почти везде спокойно. В некоторых местностях крестьяне эти желали остаться на прежнем положении, опасаясь, что при новом повинности их будут увеличены, для сравнения с временно обязанными частным владельцам, и что по примеру удельных крестьян количество земли им будет отведено в меньшем против прежнего размере. Впоследствии они убедились в более удобном для них новом управлении и положением своим довольны.

Вводимые правила общинного управления крестьян Прибалтийских губерний и разрешение беспрепятственного всем христианским сословиям приобретения недвижимых имуществ в этом крае будет, без сомнения, основою общего благосостояния тамошнего коренного населения и способствует прекращению его нерасположения к помещикам-немцам, которое возбуждено лицами местного же происхождения и в последнее время проявляется с возрастающим ожесточением.

Кроме нескольких общих случаев сопротивления крестьян землевладельцам и местным властям при возобновлении арендных условий, были примеры и личных нападений на помещиков. Один крестьянин лифляндской мызы Любаны, встретив престарелого барона Вольфа, схватил его за платье и грозно сказал, что он из тех, которые решились истребить помещиков; другой – в курляндском имении Донданген – выстрелил в упор в молодого барона Ховена и смертельно его ранил.

С началом осени в Феллинском и Венденском уездах Лифляндской губернии повторилось несколько поджогов, преимущественно в тех имениях, где крестьяне считали арендные условия для себя стеснительными. Вместе с тем, к дворянам были подкидываемы письма с угрозами, а между крестьянами распространены возмутительные воззвания об уничтожении огнем дворянских имуществ и об истреблении самих помещиков.

Последние были крайне встревожены. Для открытия злоумышленников и предупреждения беспорядков были немедленно командированы: со стороны Корпуса жандармов – местный штаб-офицер и от губернского начальства – полицейский чиновник. Подозрение в составлении воззваний и в содействии поджогам пало на известных там агитаторов-крестьян двух братьев Петерсон. На них было обращено особое внимание генерал-губернатора.

Дознанное еще пред тем подстрекательство ими эстов и латышей к дерзким домогательствам и неосновательным просьбам, равно участие в составлении этих просьб, находилось уже в рассмотрении суда, а потому к этому делу присоединены и означенные выше обвинения. Между тем, Правительствующий Сенат, по жалобам одного из Петерсонов, бывшего студента, предписал освободить его от ареста и от полицейского надзора; но как влияние его на жителей оказывалось весьма вредным, то по ходатайству генерал-адъютанта Альбединского¹⁰⁹⁹ в декабре месяце он выслан на жительство в один из уездных городов Вятской губернии с подчинением надзору местной полиции.

Враждебное помещикам настроение лифляндских крестьян заметно ослабило религиозное их движение, особенно в Феллинском уезде, где недовольных православием было наиболее. Но и пасторы, с своей стороны, на бывшем съезде решили оставаться в течение года в выжидательном положении, устраняясь от столкновения с православными. Нет сомнения, что беспокойство умов относительно веры было вызвано соперничеством духовенства обоих исповеданий, и православное, по беднейшему сравнительно с лютеранским положению, не могло поддержать сочувствия народа. Как на единственный пример отсутствия враждебности между духовными в Лифляндии указывают на имение графа Ферзена, где пробст не фанатик, а священник умел сохранить дружественные отношения со всеми и привлечь прихожан к слушанию своих проповедей.

Но если, с одной стороны, выжидательная система пасторов и отмена подписок при смешанных браках о крещении детей в православие способствовали успокоению умов, то, с другой, православное духовенство, узнав, что протестанты по данному им разрешению крестят в лютеранскую веру детей и таких родителей, которые были уже обязаны подписками, и что на совершение этого обряда «по нужде» им дано разрешение, требовало от местного начальства отмены этого распоряжения и предания суду виновных родителей; не получив удовлетворения, Рижская консистория представила о том Святейшему Синоду.

Для прекращения возникшей по этому предмету между властями переписки, которая по невозможности прибегать к требуемым нашим духовенством насильственным мерам была бы бесплодна, предложено мною статс-секретарю Валуеву составить для разъяснения вопроса личное совещание с обер-прокурором Синода¹¹⁰⁰ и прибалтийским генерал-губернатором, при моем, если окажется нужным, участии.

Религиозное брожение умов продолжается еще и между татарами Приволжского края. Сначала они были смущаемы слухами о намерении правительства обратить всех мусульман в христианство, а потом – о раздачах эмиссарами пособия на переселение их в Турцию; вследствие чего еще в 1865 году возникло стремление татар за границу, под предлогом богомолья, целыми семействами. К удержанию их и прекращению ложных толков были приняты меры, и как религиозная сторона татар не была дотоле затронута, то движение их дало повод подозрению, что они волнуются по внешнему влиянию; но розыски не подтвердили этого, а открыли только, что некоторые из местных жителей, возвратясь из-за границы, распространяли между своими единоверцами превратные сведения и склоняли их к переселению.

Несмотря на предание их ответственности, мусульманская пропаганда не прекратилась. В 1866 г. жители двух деревень Казанского уезда, потомки татар, крестившихся еще в прошлом столетии, поверив двум крестьянам, принявшим татарские имена, о разрешении возвращаться в магометанство, отказались от исполнения христианских обрядов и буйно сопротивлялись уездной полиции.

В то же время в Симбирской и Нижегородской губерниях отпадение крещеных татар от православия приняло значительные размеры. Многие из них, по внушению влиятельных татар Казанской губернии, отправили на Высочайшее Имя просьбы о перечислении их в магометанство; после чего отделились от местных обществ, не допускали священников к совершению треб и обращались для того к муллам, которые, вопреки данных ими подписок, исполняли над ними свои обряды.

Главными подстрекателями оказались: купец Ягудин и два крестьянина, которые по представлению Симбирского губернатора и удалены административным порядком на жительство в Восточную Сибирь.

Развитию в Приволжском крае религиозного брожения, кроме подстрекательства, не способствовало ли, так же, как и в Лифляндии, отсутствие нравственного надзора православного духовенства за своими прихожанами? Зависимое от них в материальном отношении, оно не могло приобрести надлежащего на них влияния и допустило усилиться настроению, внушенному лицами, враждебными существующему порядку. Некоторые священники, как показали жители, допускали совращенных не исполнять христианских обрядов, по их просьбам, из личных своих выгод. Равным образом и местные власти дознанных отступников оставляли без преследования.

Поэтому следовало бы строго подтвердить местным чинам полицейских, мировых и судебных учреждений неослабно наблюдать и принимать своевременные меры против распространения мусульманской пропаганды, а епархиальным начальствам вменить в обязанность обращать должное внимание приходского духовенства на нравственное направление православных жителей, особенно азиатского происхождения; вместе с тем, поручить синодальному обер-прокурору сделать соображение о возможности применения к тамошнему духовенству мер, принятых в исполнение Высочайшей воли, относительно улучшения быта священников, назначаемых в приходы, где находится наиболее раскольников, дабы тем поставить их в независимое, хотя отчасти, положение. Кроме того, как ему, так и министру народного просвещения¹¹⁰¹ необходимо обратить особенное внимание подлежащих начальств на распространение между татарами здравых нравственно-религиозных убеждений.

Ввиду тревожного состояния умов татар-христиан Казанской и Симбирской губерний было поручено тамошним губернаторам стараться лично, или посредством избранных лиц, отклонять этих людей от совращения в исламизм силою убеждения; но мера эта почти повсеместно осталась без успеха. Даже высылка упомянутых выше трех лиц не произвела должного впечатления, ибо татары уверены, что они скоро будут возвращены и что затем правительство оставит это дело без последствий.

Поэтому, для предотвращения дальнейшей пропаганды и вразумления отступников, губернаторы признали необходимым удалить еще несколько лиц, оказавших наиболее упорства и вредного влияния на свою среду. Таких подстрекателей замечено: по Казанской губернии – 47, по Симбирской – 11 человек. По сношению с министром внутренних дел, согласно его предположению, предоставлено переселить их в Туруханский край Восточной Сибири, но с тем, чтобы высылать их не одновременно всех, а постепенно, давая каждому случаю возможно большую огласку, с возобновлением каждый раз внушений татарам прекратить их упорство, и притом удалять только из тех местностей и в таком случае, когда на успех этой меры можно будет надеяться.

[Генерал-адъютант граф Шувалов¹¹⁰²]

Имею счастие всеподданнейше представить Вашему Императорскому Величеству отчет по III отделению Собственной Вашего Величества канцелярии и по Корпусу жандармов.

Еще под конец 1868 года заметно было брожение между молодежью, посещавшею некоторые из здешних высших учебных заведений; студенты Медико-Хирургической Академии, университета и Технологического института собирались в разных местах, то в большем, то в меньшем числе, и толковали о положении студенчества вообще, о средствах к улучшению студентского¹¹⁰³ быта и о путях к осуществлению тех улучшений, которые им казались желательными.

Эта «горячка» сходок, овладевшая академическою молодежью, и наблюдения за самими сходками вскоре привели к заключению, что не только истинные или воображаемые недостатки настоящего положения студентов были причиною постоянно возраставшего брожения, но что важную роль в целом этом движении играли посторонние влияния, преследовавшие цели, чуждые студентскому быту; влияния настолько, однако, замаскированные, что присутствие их только угадывалось, но никогда не принимало определенной, осязательной формы.

Наступил 1869 год. Сходки учащались, разгорячая молодые головы и укрепляя в них дух строптивости и запальчивого вымогательства у начальства согласия на требования, которые студенты собирались заявить. Даже царская щедрость, одарившая университет в день его юбилея столь значительным числом стипендий, хотя и повлияла на некоторых из университетских студентов, переставших с того времени принимать участие в сходках, но зато возвысило в глазах других значение требования, чтобы студенты сами, чрез выборных, имели голос в вопросе о распределении стипендий.

При таком настроении умов нужен был только случай, чтобы дать повод к явным беспорядкам; а где такой случай выжидается, там он всегда находится, потому что факт, который в обыкновенное время прошел бы незамеченным, в минуту ненормального настроения обращается в искру, воспламеняющую накопленный горючий материал.

Одному студенту Медико-Хирургической Академии, при переходе с 1-го курса на второй, было дано неудовлетворительное свидетельство. В присутствии других студентов он дерзко потребовал в том отчета от ученого секретаря конференции; товарищи приняли его сторону; произошел шум. Студент (фамилия его Надуткин) был исключен из Академии. Тогда студенты, неизвестно кем подстрекаемые и созываемые, стали собираться в числе нескольких сот человек уже в самом здании Академии и с запальчивостью требовали возвращения исключенного товарища.

Начальство Академии, выказавшее сначала снисхождение, доходившее до нерешительности и слабости, вскоре увидело необходимость прибегнуть к более энергическим мерам; когда же и эти меры оказались недостаточными для прекращения беспорядков, то было сочтено нужным на время вовсе закрыть Академию.

Спустя два дня в коридорах здешнего университета оказалось приклеенным на стенах объявление от имени медицинских студентов, приглашавшее студентов университета к участию в деле первых. Объявление тотчас было сорвано и уничтожено самими же студентами, и казалось, что в университете порядок не будет нарушен.

Между тем, произошли беспорядки в Технологическом институте, и так как, несмотря на благоразумное поведение большинства студентов университета, все же и там была партия, подстрекавшая к беспорядкам, то конференция решила удалить из университета шесть студентов, коих влияние на товарищей было особенно вредным. Но эта мера, вместо того, чтобы предупредить беспорядки в университете, приспешила¹¹⁰⁴ их: когда решение конференции было объявлено, толпа студентов в 73 человека отделилась и дерзко протестовала против этого решения, и так как студенты узнали, что начальство во всяком случае примет все меры к восстановлению порядка, то в среде их открыто стало выражаться намерение не уступать и, в случае надобности, «защищаться всем, чем можно, даже оружием».

Главные участники беспорядков, из числа студентов трех вышепоименованных заведений, были тогда же высланы в места родины, под надзор полиции.

Однако, как уже упомянуто выше, некоторые обстоятельства, сопровождавшие беспорядки, указывали на влияние агитации, исходившей не из студентской среды и направленной не исключительно в духе интересов студенчества. Первым явным доказательством справедливости этого предположения была рассылка во все редакции петербургских газет печатного воззвания, или обращения студентов к обществу, в котором «дело студентов» выставлялось делом, непосредственно затрагивающим интересы всего общества.

Немедленно начатое дознание о происхождении этого воззвания обнаружило, что оно напечатано в небольшой типографии, купленной незадолго перед тем здешнею мещанкою, девицею Дементьевою¹¹⁰⁵, одною из тех крайних нигилисток, каких последнее десятилетие расплодило такое множество. Дементьева находилась в самых близких отношениях с состоящим под строгим секретным наблюдением мелким литератором Петром Ткачевым¹¹⁰⁶, который принадлежал к числу главных участников студентских беспорядков еще в 1861 году. Несмотря на упорное запирательство Ткачева и Дементьевой, едва ли подлежит сомнению, что автором воззвания «К обществу» был сам Ткачев, или кто-либо из его кружка, и что он передал это воззвание Дементьевой для напечатания.

Дело это в настоящее время передано сенатору Чемодурову¹¹⁰⁷, так как связь его с производимым судебным расследованием обнаружена.

Еще во время студентских сходок, предшествовавших беспорядкам в высших учебных заведениях, внимание полиции обратил на себя учитель Сергиевского приходского училища Сергей Нечаев¹¹⁰⁸, который, не будучи сам студентом, не только принимал самое деятельное участие в сходках и ораторствовал на них, но и собирал их у себя, в казенном помещении, которое он занимал в здании училища. На следующий день после одной такой сходки, бывшей в квартире Нечаева, он был вызван для объяснений в управление С.Петербургского обер-полицмейстера¹¹⁰⁹. Спустя три дня полиция получила уведомление, что учитель Нечаев скрылся; начальство Нечаева считало его заарестованным; на самом же деле он бежал из Петербурга, сперва в Москву, оттуда ездил в Киев и, наконец, с чужим паспортом ушел за границу.

Свое прибытие в Женеву Нечаев ознаменовал напечатанием воззвания к «Студентам университета, Академии и Технологического института в Петербурге»¹¹¹⁰, которое он тотчас стал посылать сюда по почте на имена разных лиц. В этом воззвании Нечаев, рассчитывая на легковерие молодежи, к которой оно было обращено, утверждает, будто бы он бежал «из промерзлых стен Петропавловской крепости». Вероятно, он и перед женевскими эмигрантами дебютировал этою ложью и тем сразу придал себе в их глазах значение героя. Нечаевское воззвание подтверждало, что за студентскими волнениями скрывалась гораздо более серьезная агитация, и сам Нечаев в нем говорит, что в настоящее время все вопросы сводятся к одному, к обновлению русской жизни переворотом.

Почти одновременно с этим воззванием начало получаться по почте другое, за подписью известного агитатора Михаила Бакунина, и за ними последовал целый ряд воззваний самого возмутительного содержания.

Чтобы не дать этим воззваниям распространиться, почтовое начальство обратило особенное внимание на заграничную корреспонденцию, и преимущественно на письма из Женевы. Одно из таких писем поражало странностью своего содержания: по множеству условных выражений, употребленных в нем, смысл его нельзя было определить; только было ясно, однако, что речь шла о каком-то преступном предприятии. Письмо было адресовано к жене отставного полковника Елизавете Томиловой¹¹¹¹. По справкам оказалось, что Томилова принадлежит к числу так называемых нигилисток, что она была очень близко знакома с Нечаевым до побега его за границу и что сестра Нечаева¹¹¹² проживала у ней. За Томиловою тотчас было учреждено самое строгое негласное наблюдение; когда же, спустя несколько дней, пришло под тем же адресом другое письмо, не оставлявшее сомнения в том, что корреспондентом был никто иной, как Нечаев, и что письма его прямо относились к предмету вышеупомянутых воззваний, то у Томиловой был произведен внезапный обыск, и сама она, вместе с мещанкою Анною Нечаевою, была арестована и доставлена в III отделение.

Открытие новых судебных учреждений в С.-Пб. 1866 г.

Уездная земская управа

С этого ареста началось дознание, которое в конце ноября привело к раскрытию организации, основанной Нечаевым в Москве и имевшей в других местах разветвления, из коих теперь еще, быть может, не все обнаружены.

Бумаги, найденные у Томиловой, доказывали сношения ее с Нечаевым, но и то, что существовало или предполагалось образовать общество для какого-то таинственного «дела». Тут были доверенности от некоего Орлова¹¹¹³, коими «все друзья по делу» приглашались именем Нечаева и других доверять Томиловой, и говорилось, что ей передан «весь план дела» и чрез нее можно узнать «друзей дела» и пользоваться средствами, собранными для «дела»; были тут и списки лиц, проживавших в разных местах империи, и лица эти большею частью оказывались такими, которые уже находились на примечании по своей политической неблагонадежности. Никаких разъяснений найденных у ней бумаг Томилова, однако, не давала.

Первою задачею дознания было разыскать Орлова и других лиц, которые по бумагам Томиловой принимали участие в таинственном «деле». Местопребывание некоторых лиц вскоре стало известно, и были приняты меры к доставлению их в С.Петербург, что, однако, требовало немало времени, так как иные находились весьма далеко. Несравненно большие трудности представлял розыск Орлова, неизвестно куда скрывшегося, и в этом розыске можно видеть пример усердных и удачных действий чинов Корпуса жандармов. Благодаря добытой фотографической карточке Орлова, тотчас воспроизведенной в достаточном числе экземпляров и приложенной к циркулярному предписанию о его разыскании, Орлов в конце июня задержан в глухой станице Кубанского войска и доставлен в Петербург.

Но и прочие задержанные лица, так же как Томилова, не давали никаких показаний, способных разъяснить сущность «дела», которое затевалось. Можно сказать, что главнейшие указания на этот счет доставил сам Нечаев, в своих воззваниях и письмах, задержанных на почте и имевших последствием еще несколько арестов. Разнородные обстоятельства, замедлившие ход дознания, принесли ту пользу, что этим замедлением до некоторой степени заменилось отсутствие положительных улик, и в течение времени приобретались более или менее ясные указания на то, что все дело, подлежавшее с весны дознанию, было только прологом чего-то, что еще предстояло в будущем. Эти указания вполне оправдались, и связь весеннего дела с осенним так тесна, что в настоящее время уже почти все лица, задержанные начиная с весны 1869 года, привлечены к следствию, которое сенатор Чемодуров производит по Высочайшему Вашего Императорского Величества повелению.

Непосредственные результаты дознания по весеннему делу можно выразить в следующих предложениях:

а) В прошлогодних студенческих беспорядках ясно обрисовываются две стороны и две категории действовавших лиц: стремление к утверждению студентского быта на измененных основаниях, и сторона политическая, заключавшаяся в том, что недостатки положения студенчества вообще послужили и могут впредь служить предлогом к возбуждению волнений между академическою молодежью. Относительно действовавших лиц можно сказать, что большинство студентов, принимавших участие в беспорядках и подвергшихся за то взысканиям, имели первоначально ввиду только устранение действительных или воображаемых недостатков студентского быта, тогда как лица другой категории, в революционных видах, избрали питомники легко воспламенимого юношества удобными центрами агитации с политической целью, без ведома о том самих студентов.

б) Агитация в студентской среде велась вообще только во имя студентских интересов; если несколько лиц студентского звания и были посвящаемы в другие стороны тайных подкопов и пристали к агитаторам, то это было независимо от их временного звания и не распространялось на студентское движение вообще, от которого сами студенты старательно устраняли все, что имело политический характер.

в) Кроме так называемого студентского вопроса, рычагами агитации должны были служить женский вопрос и рабочий вопрос, которые будут рассмотрены в статье о признаках внутренней агитации, так же как и ясно выражавшееся намерение пропагандировать среди низших классов народонаселения, пользуясь приближением срока, когда обязательные отношения вышедших из крепостной зависимости крестьян к бывшим своим владельцам должны были окончательно прекратиться.

г) Студентскую агитацию полагалось сообщить из Петербурга всем остальным университетам, и дознано, что для этой цели были посланы из Петербурга депутаты в Москву, Казань, Харьков, Киев и Дерпт. Действительно в Московском, Харьковском, Киевском и Новороссийском университетах произошли беспорядки, или были заметны приготовления к ним, не имевшие последствий благодаря своевременному принятию благоразумных мер. Агитаторы хорошо знали, что горсти строптивых студентов не удастся принудить правительство к уступкам и что участники беспорядков будут наказаны. Этого именно они хотели; они добивались исключения возможно большего числа студентов из учебных заведений, рассчитывая, что в лице исключенных студентов им прибудет столько же недовольных правительством, которые будут распространять это недовольство в среде, их окружающей, отчасти и даже преимущественно среди народа; для чего самым удобным путем представлялось поступление этих лиц на службу по мировым учреждениям и по земству, или на должности сельских учителей, в школы, коих размножение предполагалось устроить систематически. Это называлось: «идти в народ».

д) В других слоях, между женщинами (нигилистками), мелким чиновничеством, купеческими приказчиками и разночинцами, агитация производилась посредством распространения дурных сочинений и переписки, которая пересылалась отчасти почтою, но, вероятно, больше чрез преданных делу женщин, беспрестанно переезжавших, без видимой надобности, из одного места в другое. Цель этой агитации заключалась в сплочении всех дурных элементов и в составлении из них организованного целого, по плану и наподобие западноевропейских тайных обществ.

е) Наконец, самый прискорбный результат дознания было убеждение, к которому оно привело, что учение нигилизма, теперь уже усложненное примесью крайних социалистических начал, имеет в нашем отечестве весьма большое развитие, которое грозит быстро принять еще обширнейшие размеры, если правительство не обратит серьезной заботливости своей на прекращение этой политической и нравственной гангрены.

Отыскивая юридические улики против арестованных лиц, III отделение Собственной Вашего Императорского Величества канцелярии, в коем производилось дознание, вместе с тем тотчас приняло меры, соответствовавшие вышеизложенным выводам.

Чтобы прекратить разъезды посредниц агитационной переписки, несколько из них были арестованы, что отклонило других от продолжения этого ремесла. Наблюдение за личностями подозрительными в том же отношении было усилено.

В начале июня всем начальникам Губернских жандармских управлений было дано циркулярное предписание, в коем указывалось на то, что последователи нигилизма, не довольствуясь более одним отрицанием основных начал нравственности и гражданского порядка, стремятся к утверждению и распространению учений, вредных в общественном и политическом отношениях; на каковой конец они сближаются между собою; собираются в общества; приступают к сбору денежных средств и завязывают сношения с разными местами империи. Поэтому, особенно ввиду 19 февраля 1870 г., с каковым днем должны были прекратиться обязательные отношения к владельцам бывших крепостных крестьян¹¹¹⁴, в среде коих злоумышленники предполагали агитировать, чинам Корпуса жандармов было поручено иметь самое зоркое наблюдение за сношениями сомнительных лиц с простонародьем.

По соглашению моему с министром внутренних дел¹¹¹⁵ губернаторам были даны по этому предмету надлежащие инструкции.

Собраны негласным образом сведения об образе мыслей, занятиях и степени политической благонадежности лиц, на имена коих присылались из-за границы воззвания. Таким образом, в короткое время сосредоточились во вверенном мне управлении подробные характеристики более 700 лиц, проживающих в разных местностях империи и относительно коих был повод к подозрению, что агитаторы рассчитывают на их помощь. За действиями этих лиц учреждено секретное наблюдение.

Кроме сих мер, в течение всего прошлого лета были рассылаемы агенты в местности, которые по характеру населения представляют наиболее удобную почву для агитации, а именно: места фабричные и промышленные. Агенты, вращаясь среди различных классов населения, живя иногда подолгу в более интересных местах, знакомились с настроением умов вообще, прислушивались к народным толкам, старались подметить малейшие признаки противузаконной агитации, изучали образ жизни, нравы и нравственность жителей в местностях, порученных их наблюдению, и собирали сведения о лицах, выдающихся в этих местностях своим значением и влиянием на народ. Эта мера оказалась весьма полезною, и только недостаток в средствах и надежных агентах, достаточно развитых для такой задачи, не дозволил распространить ее в одно лето на большее число местностей. Исследованы были в вышеозначенных отношениях: село Иваново, весь Шуйский уезд и вообще фабричные центры Владимирской губернии; подмосковные заводы и фабрики; тульские заводы; путь от Москвы до Нижнего Новгорода и прибрежье Волги до Самары; путь от Москвы чрез Киев в Одессу и оттуда чрез Херсонскую и Екатеринославскую губернии в Крым; губернии Подольская и Волынская.

Спешу засвидетельствовать пред Вашим Императорским Величеством, что по всем сведениям, добытым упомянутыми мерами, нигде не заметно, чтобы политическая агитация успела привиться в народе; сами злоумышленники это понимают, и потому они вознамерились достигнуть переворота путем организованного грабежа.

В начале сентября в III отделение поступили сведения, впрочем крайне неопределенные, будто бы Нечаев прибыл из Женевы в Петербург; подтверждались эти сведения одновременно полученными из Женевы известиями, что он оттуда исчез, и два агента, еще в августе посланные в Швейцарию, собственно для наблюдения за ним, возвратились, не отыскав его там. Но указания на прибытие его сюда были так гадательны и неопределенны, в некоторых отношениях даже противуречивы, что в них невозможно было отыскать нить для систематических и последовательных поисков. В своих письмах к Томиловой, в некоторых из своих воззваний Нечаев, правда, возвещал свое возвращение в Россию, «что бы его не ожидало»; но он бы этого обещания не сдержал, если б не знал, как легко в России укрываться; как розыск лица сколько-нибудь смышленого сопряжен у нас с необыкновенными трудностями, и если б он не изучил предварительно искусства затирать за собою следы.

Следов поиски не обнаружили. Оставалось не терять из виду слуха о возвращении Нечаева; усугубить наблюдение за известными личностями, бывшими на особом примечании, и выжидать.

В то же время, при осенних допросах арестованных имелось в виду получить от них указания на лиц, у которых Нечаев мог найти приют.

В числе лиц, которые обращали на себя особенное внимание, был заведовавший книжным магазином Черкесова¹¹¹⁶ в Москве – Успенский¹¹¹⁷. Его сестра¹¹¹⁸ и две сестры его жены (девицы Зосулич)¹¹¹⁹ уже были арестованы; он сам и его жена¹¹²⁰ были известны как личности, способные ко всему, что входило в учение Чернышевского и последовавших за ним проповедников нигилизма. Вопрос об обыске и аресте Успенского был уже только простым вопросом времени, когда вновь поступили сведения такого рода, что медлить принятием решительных мер более нельзя было. 24 ноября отправлено в Москву по телеграфу предписание немедленно сделать у Успенского самый тщательный внезапный обыск, и его, арестованным, доставить в Петербург со всем, что будет найдено.

Эта депеша есть первый документ в деле, которым закончился 1869 год.

Дознания 1869 года раскрыли и дозволили пресечь в самом начале осуществление государственного злоумышления, составляющего ныне предмет судебного разбирательства. Кроме того, они принесли немаловажную пользу накоплением обильных материалов для оценки настоящего положения той среды, которая служит подстрекателям к беспорядкам почвою для их действий.

Рассматривая эту среду с точки зрения ее составных элементов, первым из них, по численности, является студенчество. Причины тому, насколько они разъяснены дознанием, представляют ряд обстоятельств, из коих одни общи студенчеству всех стран, другие же истекают из тех условий, в которых высшее образование находится собственно у нас в России.

К общим причинам можно отнести: возраст студентов с его естественными последствиями; корпоративность их, то есть ту общность интересов и академических преданий, которая в государстве образует из воспитанников высших учебных заведений если не юридически признанное сословие, то фактически существующую корпорацию; и наконец, накопление учащейся молодежи в университетских городах и в стенах академий. Среда, соединяющая в себе такие условия, естественно представляет самую удобную и восприимчивую почву для агитации, которая живым и печатным словом умеет эксплуатировать как хорошие стороны юношества, так и его недостатки, и труд которой облегчается плотным скоплением студентов в нескольких центрах, и заразительною заманчивостью тайны и запрещенного плода.

Влиянию вышеозначенных общих причин содействуют те условия, которыми собственно у нас определяется положение академической молодежи.

С 1861 года, когда впервые произошли значительные студентские беспорядки, периодически повторявшиеся с того времени в Петербурге, Москве и других университетских городах, изданные в 1859 году правила о надзоре за студентами, как в стенах учебных заведений, так и вне оных, неоднократно подвергались пересмотру; причем имелось в виду подчинить одинаковому надзору воспитанников всех высших учебных заведений, к какому бы ведомству последние не принадлежали. На опыте, однако, оказалось, что единство наружного надзора и дисциплинарных правил недостаточно; и что единство это должно бы распространяться и на другие предметы, на весь склад академической жизни студентов; чего достигнуть нельзя без постоянных по каждому отдельному вопросу сношений и соглашений между начальствами ведомств, коим высшие учебные заведения подчинены; а у нас почти каждому министерству подчинено какое-нибудь высшее учебное заведение, что чрезвычайно усложнило бы упомянутые сношения. Вследствие того, одно и то же желание студентов, разрешаемое или терпимое в одном заведении, не допускается в другом, и тогда как с ведома начальства студенты одного заведения имеют общественную кухмистерскую, вспомогательную кассу и собираются для обсуждения вопросов, касающихся их быта, все это в другом, соседнем заведении, считается запрещенным. Такое отсутствие единства было одною из главных причин беспорядков в здешнем университете, студенты коего хотели достигнуть тех же прав, которыми на деле, хотя без официального разрешения, пользовались студенты Медико-Хирургической Академии, и оно служило подстрекателям поводом к возбуждению неудовольствий и беспорядков.

Другая особенность наших высших учебных заведений, сравнительно с однородными заведениями в других странах, заключается в огромном числе студентов, не имеющих никаких средств к жизни.

В Великобритании, стране полнейшего применения экономических законов, от молодого человека, желающего получить образование в одном из университетов, требуется удостоверение в определенной цифре годового дохода. В Германии университетские правила такого требования не ставят; но там жизнь сама так правильно сложилась, что люди не ищут образования выше своих средств и состояния. К тому же, в большей части германских университетов студент платит так называемые «Collegiengelder» непосредственно тем профессорам, коих лекции он желает слушать, а кому не из чего платить, тот в университет не идет. Следовательно, если в Германии, сверх того нормального числа людей с высшим образованием, которое соответствует потребностям страны и находит себе полезные занятия и обеспеченное существование, и образуется немногочисленный ученый пролетариат, – то всегда остается достаточный контингент молодых людей, довольствующихся курсом средних учебных заведений, ремесленных училищ, учительских семинарий и проч. и не стремящихся даже выйти из своей общественной сферы, то есть из в меру образованного и столь полезного среднего сословия. Поэтому в Германии между студентами не известна та ужасная нищета, которую сплошь и рядом можно найти в России, особенно в столицах. Частые обыски, которые в прошлом году пришлось сделать у студентов, явили истинно потрясающие примеры этой нищеты.

За тысячи верст, со всех концов нашего обширного отечества, стекаются в Петербург молодые люди искать высшего образования. Собственных средств у многих едва хватает на дорогу, и они льстят себя надеждою, что в большом городе им нетрудно будет кормить себя уроками. Эта надежда если и сбывается, то большею частию не скоро и не в достаточной мере, чтобы обеспечить существование студента. Один из студентов Медико-Хирургической Академии, арестованный по делу Томиловой, Орлова и других, жил двумя уроками в неделю по 35 копеек за урок и для них ходил во всякую погоду с Выборгской стороны в Коломну. Подобные примеры весьма нередки. Тиф, чахотка и другие болезни, являющиеся вследствие истощения сил, делают ежегодно обильную жатву среди этих бедняков, которые, оставаясь при среднем образовании, без сомнения, нашли бы себе занятия и пропитание.

Нищета, с вытекающими из нее физическими и нравственными страданиями, и, с другой стороны, вид столичной роскоши – ожесточают молодого человека, и он, вместо того, чтобы винить себя за избрание ложного пути дает веру коварным наущениям людей, которые указывают ему на существующий общественный и государственный строй как на источник всех бед его и ему подобных.

Когда лица судебного ведомства приняли для формального расследования дела, по которым дознания произведены в течение 1869 года в III отделении Собственной Вашего императорского Величества канцелярии, то их поразила бедность большинства арестованных. «Да это все нищие», – говорили они.

Замечено, и некоторые студенты сами высказывали, что особенною ожесточенностью и влиянием в этом направлении на своих товарищей отличаются студенты из семинаристов. Это влияние объясняется зрелым возрастом их и установленностью характера, сравнительно с молодыми людьми, поступающими в университет из гимназий. Семинария есть заведение не только общеобразовательное, но и специальное: высший курс в ней посвящен собственно богословским и философским наукам, которые не нужны для продолжения образования в университете. Окончив курс в семинарии, молодой человек вступает в университет в возрасте от 21-го до 25-ти лет, тогда как из гимназий в высшие учебные заведения переходят юноши 17-ти или 18-летние. Кроме того, строгость семинарского воспитания рано развивает сосредоточенный и ожесточенный характер и придает молодому человеку те свойства, которые образуют фанатика и пропагандиста. Семинарист закален против бедности и всяких невзгод, он, как стоик, переносит их без ропота, и это еще более увеличивает его на юных товарищей. Всего этого не было бы, если б семинаристам было разрешено переходить в высшие учебные заведения по окончании общеобразовательного курса, равняющегося гимназическому.

Неимущих студентов в здешних учебных заведениях так много, что, несмотря на чрезвычайно большое число стипендий, их далеко недостаточно по числу лиц, которые, за отсутствием собственных средств к жизни, в них бы нуждались или желали бы их получить. К тому же стипендия, по самому своему назначению, должна быть настолько же поощрением молодому человеку, уже выказавшему способности и усердие к науке, сколько вспомоществованием, и недостаточно быть только бедным, для того чтобы иметь притязание на получение стипендии. Такой совершенно правильный взгляд, проведенный в уставах высших учебных заведений о назначении стипендий, имеет, однако, то последствие, что иной студент не может получить стипендию собственно потому, что он беден, то есть, что он, по неимению средств к жизни, уделяет большую часть своего времени преподаванию уроков и вообще занятиям, которые могли бы его прокормить; лекции же посещает нерегулярно и к экзаменам приготовлен недостаточно; словом, он является в глазах начальства недостаточно заслуживающим стипендии, даже прямо неподходящим под правила, существующие относительно признания стипендий.

Студенты судят иначе; они не соображают вышеизложенных обстоятельств, и потому им кажется, что при раздаче стипендий бывают несправедливости и злоупотребления; что стипендии не всегда назначаются беднейшим из достойных и достойнейшим из бедных. Отсюда возникло их желание, чтобы выборные из их среды имели право голоса в вопросе о распределении стипендий.

Ввиду изъясненных обстоятельств мысль о судо-вспомогательных студентских кассах, учрежденных для пособия неимущим студентам, особенно в первый год их студенчества, не представляла бы сама по себе ничего предосудительного или вредного; скорее можно было бы признать ее полезною и осуществление ее желательным. Не в одинаковой степени полезными, хотя, в сущности, тоже безвредными, казались бы следующие учреждения:

а) Библиотеки или склады учебных пособий, образованные из книг научного содержания и курсовых записок, пожертвованных более зажиточными или окончившими курс студентами, или даже книгопродавцами и вообще посторонними лицами. Такие библиотеки могли бы оказать неоценимую помощь тем из студентов, коим средства не позволяют приобретать дорогие научные сочинения.

б) Студентские кухмистерские, или заведения, где бедные студенты находили бы по относительно дешевой цене сытную и здоровую пищу. Не направленные к денежной выгоде и управляемые комитетом выборных из среды самих студентов, подобные кухмистерские представляли бы все данные к достижению своего назначения.

в) Ремесленные мастерские. Мысль об устройстве таких мастерских, с целью доставлять студентам по сходным ценам произведения сапожного, портняжного, белошвейного и других ремесел, представляется в теории очень полезною; но на практике она по многим причинам неудобоисполнима, и подобно другим предприятиям, основанным на артельном начале, которые в последние годы явно или тайно затевались студентами, она изобличает влияние коммунистических идей¹¹²¹.

Под воздействием посторонних причин и стремлений, чуждых студентскому быту, все эти по себе полезные учреждения: судо-вспомогательные кассы, библиотеки, кухмистерские и проч. оказались вредными, и правительство нашлось вынужденным противодействовать их устройству и запретить их существование. Из высших государственных видов правительство поставлено в необходимость принять меры, лишающие многих студентов тех выгод, которые им представляли бы названные учреждения, и недоброжелатели не упускают случая истолковать такой образ действий преднамеренным и систематическим притеснением студенчества.

К несчастью. Эти злонамеренные наущения находят веру: провлачив год или два бедственную, почти нищенскую жизнь, не досчитываясь некоторых товарищей, умерших от порождаемых нуждою болезней, многие студенты оставляют заведения и идут приискивать себе пропитание на другом поприще, внося в новую деятельность глубоко засевшие семена озлобления против правительства, мнимого виновника их злополучия, и запас противугосударственных лжеучений.

Если жизнь западных государств для одного из зол, ее удручающих, выработала технический термин: ученый пролетариат, то у нас, под влиянием особенностей того положения, в котором находится студенчество, образуется нечто худшее ученого пролетариата, это – недоучившийся пролетариат, при самом вступлении в жизнь носящий уже в себе зародыши ненависти к существующему государственному и общественному порядку.

Замечательную особенность политических дел, производившихся в последние годы, составляет значительное и возраставшее с каждым новым делом участие в них женщин. Несравненно большее число женщин, хотя не замешанных прямо в разбиравшихся делах, известно по своей неблагонадежности и состоит под постоянным наблюдением. Наконец, есть целый многочисленный разряд женщин, так называемых нигилисток, одинаково вредных в политическом и общественном отношениях; численность его до сих пор растет, и первоначально сосредоточенный в Петербурге, он исподволь распространился на всю Россию!

В конце пятидесятых годов, когда в нашем обществе пробудилась мысль о необходимости расширить для женщин пути к такому образованию, которое могло бы сделать их способными к полезному и более самостоятельному труду, правительство, чуткое к истинным общественным нуждам, признавая пользу этой мысли, поспешило содействовать ее осуществлению. Учреждены были открытые учебные заведения, где девицы за незначительную годовую плату получали полное гимназическое образование; разрешались публичные чтения из разных предметов по программам, специально приспособленным к средней подготовке женщин; дозволено было женщинам посещать некоторые лекции в высших учебных заведениях и проч.

Женские гимназии быстро наполнились детьми; взрослые девицы и замужние женщины с увлечением бросились на предоставленные им средства к образованию.

На первый взгляд, это движение могло казаться вполне отрадным; но тогда же люди наблюдательные, вникающие в сущность явлений, видели и менее отрадную оборотную сторону; их не слушали: общий поток быстро шел в одну сторону; плыть против него было невозможно.

Теперь об упомянутом движении можно судить по свыше десятилетним результатам его, и если вопрос поставится таким образом: поднялся ли за это время общий уровень истинного образования наших женщин, то на него трудно будет отвечать утвердительно.

Оправдалась истина, что образование тогда только дает действительно полезные плоды, когда оно опирается на твердую основу религиозно-нравственного воспитания; там же, где этой основы нет, где образование не только не руководствуется религиозно-нравственными началами, но даже идет вразрез с ними, там оно не может быть плодотворным ни для отдельных лиц, ни для общества. Это именно замечается у нас в новейшем женском образовании, ибо одновременно с ним и в той же среде, из того же источника, где была возбуждена мысль об нем, развились те учения, которые создали так называемый нигилизм. Духу этих антирелигиозных и противунравственных учений тем легче было проникнуть в женское образование, что последнее стало доступным для слоев общества, в которых религиозно-нравственное воспитание вообще стоит весьма низко.

Оттого материальная эмансипация женщин, которой посредством образования желательно было достигнуть и которая в нравственном отношении так полезна, обратилась в уродливое стремление к тому, что в дурном смысле называется эмансипацией женщин, то есть отвержение всяких вообще стеснений; а так как приличие, женственность, нравственность суть стеснения, так как положение женщины в обществе и семействе представляет некоторые стеснения, то следовало отрешиться от них без внимания на то, что они вытекают из физической и нравственной природы женщины.

Для женщин взрослых эти мысли проводились в общежитии, в публичных чтениях, в печатных сочинениях и в периодической прессе. Дети пропитывались ими в школах, откуда они выносили замашку смотреть с высоты мнимого образования на своих родителей, ибо им систематически прививалось убеждение, что родители их люди необразованные, с обветшалыми понятиями, неспособные следовать за духом времени.

В сильнейшей степени чувствуется у нас недостаток в хорошо подготовленных и нравственно благонадежных наставниках и наставницах для женских учебных заведений; этому обстоятельству главнейшим образом следует приписать, что женское образование в новейших учебных заведениях сошло с того пути, по которому оно должно было идти. В деле образования факт открытия учебных заведений тогда только обещал бы безусловную пользу, если бы была уверенность, что не будет недостатка в хороших наставниках. Выбор же наставников требует особенной тщательности при замещении должностей в женских заведениях и народных школах. Из прошлогодних дел видно, что и в тех и других встречаются в учительских должностях личности, которые на вверенных им воспитанников должны иметь самое дурное влияние, что в свою очередь доказывает нерациональность существующих приемов при назначении на эти должности.

Овладевшее нашим обществом увлечение женским образованием было только одною частью программы, составленной в то время для разрешения так называемого женского вопроса. Одновременно в тех же видах стали приискиваться занятия, которые бы могли обеспечивать женщинам существование посредством честного труда. Мысль бесспорно полезная, но, в свою очередь, подвергшаяся искажению при исполнении. Устраивались мастерские переплетные и другие для женщин, последние бросились изучать искусства, как-то: акушерство, стенографию, телеграфию и проч.; предпринимались издания с прямою целью доставлять женщинам переводные и вообще письменные работы. По духу, в котором все это делалось, по превратной систематичности лиц, стоявших во главе всего этого движения и явившихся в нем главными деятелями, можно сказать, что все эти по себе полезные начинания обратились во вред нашему обществу, ибо ими преднамеренно наносились самые чувствительные удары всему, что особенно для женщины считается заветным и должно быть неприкосновенным: семья, религия, женственность.

Искаженное таким образом упомянутое движение, вместо того чтобы облагородить женщину умственным и нравственным развитием, вместо того чтобы, доставлением ей возможности найти пропитание полезным и честным трудом, ограничить нищету, столь часто служащую причиною и извинением разврата, создало эмансипированную женщину, стриженную, в синих очках, неопрятную в одежде, отвергающую употребление гребня и мыла и живущую в гражданском супружестве с таким же отталкивающим субъектом мужеского пола или с несколькими из таковых.

Нельзя требовать, чтобы такая многочисленная семья, как русская, не имела своих уродов; могло бы казаться неопасным зло, которое на 80 миллионов населения имеет едва несколько тысяч представителей. Но есть яды до того острые, что они в самых малых количествах производят разрушительное действие на организм, и такой яд представляет нигилизм, который успел уже из того места, где он впервые привился в России, распространиться по всем жилам ее. Последние дознания явственно доказали повсеместное присутствие этого яда.

Нигилизм в последние годы видоизменился. Из гадкой шалости небольшого числа молодых людей обоего пола, видевших в непризнании наружных общепринятых приличий способ доказать свою самостоятельность, он перешел в положительное учение, преследующее определенные социальные и политические цели. Он уже не только отрицает, но утверждает. Он действует во имя идеи, и это придает его последователям свойство сектаторов, то есть стремление к пропагандированию своего учения и готовность пострадать за него. Допущенный до такого развития, нигилизм уже не может быть искоренен прямым гонением, нужно приискать для борьбы с ним другое оружие.

Русский нигилист соединяет в себе западных: атеиста, материалиста, революционера, социалиста и коммуниста. Он отъявленный враг государственного и общественного строя; он не признает правительства. Это не мешает ему, однако, пользоваться, где и насколько можно, тем самым правительством, под которое он подкапывается. Для мужчин казенные стипендии в высших учебных заведениях, казенное жалование в гражданской службе, должности преподавателей в казенных училищах; для женщин места акушерок, служба по телеграфному ведомству или хоть аттестат с приложением казенной печати на звание гувернантки – вот те материальные средства, коими преимущественно питается нигилизм в России. Отнятие этих материальных средств, совершенно справедливое со стороны правительства, было бы для нигилизма сильнейшим подрывом, быть может, даже решительным ударом.

Если пропаганда вредных учений первоначально нашла восприимчивую почву и усердных последователей в среде так называемых нигилистов, то в настоящее время уже нельзя не заметить, что сфера ее влияния значительно расширилась и, приравнивая естественный ход развития русского общества к ходу, пройденному другими европейскими обществами, можно предвидеть, что эта сфера постоянно будет расширяться, если заблаговременно принятыми мерами, основанными на тщательном изучении и верном понимании социальных явлений, развитие общества не получит правильного направления. Уже несколько лет тому назад термин «нигилист» стал слишком тесен для обозначения совокупности лиц, которые встали в оппозицию к обществу, его обычаям и существующему устройству. В вышедшем в то время сочинении, коего автор подвергся судебному преследованию, этот термин был заменен более широким и выразительнейшим названием: «отщепенец».

Дальнейшее расширение «отщепенства» может привести к образованию того, что в других странах обозначается именем «четвертого сословия», или пролетариата, то есть совокупность бессословных людей, образующая особое сословие. Если этого «четвертого сословия» у нас еще нет или оно, по крайней мере, еще не достигло той относительной численности и того политического значения, какие оно имеет в Западной Европе, то образование его составляет в настоящее время главную, можно сказать, единственную достойную серьезного внимания цель пропаганды. «Четвертое сословие» заключает в себе не только людей праздных и ленивых, но и работающих, не только бедных, но и состоятельных; оно обнимает всех тех, которые вышли и были вытеснены из общественных групп, к коим они до тех пор принадлежали, которые считают преступлением против человечества разделение общества на классы, которые сами себя объявляют «настоящим народом» и требуют, чтобы всякое органическое расчленение было уничтожено и поглощено в общей смеси настоящего народа. Наконец, идя последовательно далее, они стремятся к слитию всех народов, преобразованных по их социально-политическому идеалу, в одну общую массу, в человечество. На этом основании для образованного ими пропагандирующего члена «четвертого сословия» национальность есть противуестественное ограничение, поддерживаемое своекорыстным кастовым духом. Не должно быть ни сословного сознания, ни сознания национального. Словом, «четвертое сословие» отличается полнейшим отсутствием исторической и родной почвы.

Эти-то учения усердно и более или менее явно пропагандируются у нас в настоящее время. Перед важными последствиями, которые неминуемо должна иметь эта пропаганда, тем более опасная, что она проводится чрезвычайно ловко и почти никогда не выходит из пределов законности, совершенно блекнет значение той грубой пропаганды «огня, ножа, петли и проч.», которая пыталась в разных воззваниях проникнуть в Россию из Женевы. Против последней правительство и общество достаточно вооружены, для нее нет почвы в России, и она может найти разве только сотню- другую сумасбродных последователей. Можно питать твердую надежду, что действия этой пропаганды всегда будут вовремя раскрыты. Не так легко противудействовать пропаганде первого рода. Самые законы бессильны против нее, как явствует из нескольких процессов по делам печати, обративших на себя, в течение истекшего года, особенное внимание общества и правительства. Многие на первый взгляд мелкие, но, в сущности, весьма знаменательные подробности, раскрытые политическими дознаниями 1869 года, свидетельствуют, что эта пропаганда начинает приносить и в России свои отравленные плоды.

Сведения, которые были получаемы о состоянии умов и политическом направлении в разных слоях общества, не возбуждают сильных опасений в отношении общественного спокойствия. Слабые попытки тревожить умы проявлялись в некоторых местах Западного края обливанием одежды женщин серною кислотою; но имело ли это политический характер, как в начале бывшего восстания, дознанием не обнаружено, и случаи эти остались бесследными. Более значения имело заявление нежелания слушать в католических церквах проповеди и молитвы на русском языке – что случилось несколько раз в г. Свенцянах, где многие громко выражали свое неудовольствие, выходили из церкви, женщины плакали, а некоторые из крестьян обращались к ксендзу с бранью и угрозою. В Каменце-Подольском польская тенденция высказалась не менее резко в высшем обществе: прибывшие туда два иностранца польского происхождения дали там три концерта; на первом и третьем было местных жителей-поляков до 200 человек; на втором же, который, согласно существующему постановлению, был дан в пользу инвалидов, не явился ни один поляк, несмотря на то, что некоторыми, по приглашению полиции, были взяты билеты – в этом концерте было только 40 человек чиновников и офицеров. В Варшаве содержатель разменной конторы распространял в публике революционные 30-ти и 75-ти копеечные монеты чекана 1831 года. Кроме этих и некоторых подобных частных случаев, не проявлялось ничего такого, что обнаруживало бы общее враждебное направление: польское народонаселение Западного края, по-видимому, спокойно, хотя некоторые, веря легкомысленно заграничной польской прессе, сохраняют еще надежду на перемену существующего порядка, не заметно, однако, противодействия распоряжениям правительства; прежний ропот на произвол местного начальства утихает, и только слышатся повсеместные жалобы на разорительный для большей части землевладельцев налог, взыскиваемый в виде процентного сбора. Уроженцы того края, высланные во время минувших беспорядков в разные места империи, ведут себя также спокойно; многие из них обратились к полезному труду, но он далеко не всем доступен по недостатку занятий в уездных малонаселенных городах тех немногих губерний, в которых им дозволено жительство, и по состоянию их под полицейским надзором, ограничивающим их занятия и затрудняющим вообще приискание мест; а потому многие, и в особенности люди семейные, терпят нужду, которая за истощением последних средств к жизни может иметь вредные последствия.

В некоторых местах появлялись слухи, распущенные, по-видимому, с целью тревожить умы простого класса. Так, в Юго-Западном крае был слух между крестьянами, что тамошний митрополит имел намерение отравить Ваше Величество, примешать яд к Св. причастию, и что по обнаружении этого митрополит осужден к четвертованию; в Харьковской губернии говорили, что на жизнь Вашего Величества покушались сенаторы вследствие выраженной им Высочайшей воли увеличить земельный надел крестьянам. Подобные сим рассказы в кружках простолюдинов проникали и в другие места империи, но, как крайне нелепые, исчезали, не оставляя нигде следов.

Генерал-адъютант граф Шувалов