Азбука веры Православная библиотека История Церкви История Русской Церкви в Синодальный период Церковно-гражданские законоположения относительно православного духовенства в царствование императора Александра II
Н. Руновский

Церковно-гражданские законоположения относительно православного духовенства в царствование императора Александра II

Источник

Содержание

К читателю Введение. Общий очерк состояния приходского духовенства в России ко времени царствования Императора Александра II Глава I Главa II Главa III Глaвa IV Попытки к преобразованию судебной части в духовном ведомстве О предметной части проекта Судоустройство и судопроизводство Глава V Глaвa VI  

 

К читателю

Предлагаемое мною вниманию читателя исследование имеет своим предметом обозрение церковно-гражданских постановлений, изданных правительством Александра II с целью улучшения быта православного духовенства. В состав его войдут законоположения, относящиеся исключительно к положению приходского духовенства. На этом основании в нем совсем опущен вопрос о реформе духовно-учебных заведений, так как она касается воспитания и обучения детей духовенства и прямого отношения к положению самого духовенства не имеет. Старый и сложный вопрос о положении духовенства, издавна занимавший и волновавший общественное мнение, достаточно разработан в исторической науке, начиная с древнейших времен истории и кончая прошлым столетием. Довольно указать на капитальное исследование об этом Π. В. Знаменского: «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра». Нельзя этого сказать о царствовании императора Александра II. История законодательных работ, относящихся к положению духовенства за это время ни в целом, ни в частях (за исключением вопроса об отношении духовенства к народному образованию, (соч. Ф. В. Благовидова)) не была еще предметом специального научного исследования. Она представляет до крайности многосложный и разнообразный сырой материал, разбросанный в памятниках церковного и гражданского законодательства, в подлинных документах, хранящихся в синодальном архиве, в статьях, заметках и корреспонденциях, появлявшихся в свое время в разных периодических изданиях духовной и светской прессы. Думаем, что труд, посвященный специальному исследованию означенного материала, не будет излишним в исторической литературе уже по тому одному, что мероприятия царствования императора Александра II в отношении к духовенству оставили свой неизгладимый след в русской церковно-исторической жизни.

Введение. Общий очерк состояния приходского духовенства в России ко времени царствования Императора Александра II

Сословная замкнутость духовенства как результат постепенного развития наследственности духовного звания. Правовое положение духовенства в его историческом развитии. Права и преимущества, соединенные с духовным званием и определяющие положение духовных лиц в гражданском быту. Положение духовенства в своем собственном кругу. Неприглядные стороны пастырской жизни и деятельности. Епархиальная администрация. Состояние судебной части в духовном ведомстве. Материальное обеспечение приходского духовенства. Источники и способы содержания членов причта.

Сословная замкнутость белого духовенства, издавна утвердившаяся в русской церкви, представляет, явление местного характера, составляющее исключительную принадлежность русской церкви. Она установилась путем продолжительного исторического развития и утверждения положительным законодательством. В древней Руси духовное звание не было исключительным в том смысле, чтобы в это звание могли поступать только лица известного класса. Кто чувствовал склонность к духовной службе, кто искал ее, тот и поступал, не взирая на его происхождение и принадлежность к тому или другому сословию. От него требовались только нравственные качества и книжность, понимаемая в самом скромном смысле уменья читать и отчасти петь. Но с течением времени такая свобода вступления в духовное звание все более и более ослабевала. Она шла в разрез прежде всего планами самого правительства. В силу особых преимуществ, предоставленных лицам белого духовенства, новопоставленный через поступление в духовное звание освобождался даже вместе со своим потомством от службы, если он до поступления был служилый человек, и от тягла, если тяглый. Это было совсем не в интересах правительства, так как уменьшение податного и служилого классов, через поступление их членов в духовное звание, на его взгляд, могло неблагоприятно отразится на общем благосостоянии государства. Развитие крепостничества в конце XVI века еще более помогло выделению наследственного духовного сословия, окончательно закрыв, доступ в духовное звание крестьянам. Понятно, что помещикам и вотчинникам вовсе было нежелательно лишаться своих крестьян, на которых они привыкли смотреть как на неотъемлемую собственность. Рядом с правительством образованию наследственного духовного сословия много содействовала и сама духовная власть. Она преследовала свои интересы. При свободном доступе в духовное ведомство лицам всех сословий, духовное звание могло наполниться людьми недостойными священных степеней ни по своему образованию, ни по поведению. Сохранившиеся от того времени исторические документы отчасти знакомят нас со способностью и подготовкою лиц, занимавших в то время священнослужительские места. «Вот приводят ко мне мужика, говорит в своей грамоте Геннадий, архиепископ новгородский (около 1500 г.), я велю ему апостол дать читать, а он и ступить не умеет; велю дать, псалтирь, он по тому едва бредет; я ему откажу, а они кричат: земля, господин, такая, не можем добыть человека, кто бы грамоте умел. Вот теперь у меня побежали, – продолжаем читать в жалобе того же Геннадия митрополиту, – четверо ставленников – Максимка, да Куземка, да Афанаска, да Емельянка мясник, этот и с неделю не поучился побежал». На стороне детей духовенства в этом случае было важное преимущество. При всей своей необразованности, они были, по крайней мере, грамотные; при том же, с ранних лет обращаясь в духовной среде, невольно приучались ко всем церковным порядкам. Отсюда понятно, что русские иерархи смотрели на них как на наиболее подготовленных и достойных кандидатов к занятию церковных должностей. Такой взгляд не остался без влияния на детей духовенства. Со своей стороны они привыкали смотреть на себя, как на принадлежащих к духовному званию, законных кандидатов на церковные места и преемников своих отцов по духовной службе. Под влиянием указанных условий постепенно развивалась и крепла сословная обособленность духовенства.

Указать первые следы ее нет возможности. В XVI в. она является уже довольно развитой и распространенной, В законодательстве XVI и XVII веков, хотя и нет прямого воспрещения принимать в духовное звание лиц из других сословий, но ясно уже проводится взгляд на духовное звание как на наследственное. Стоглавый собор, напр., так определяет порядок замещения церковных мест в приходах: «который поп или дьякон овдовеет и будет у него сын или зять или брат или племянник, а на его место пригож и грамоте горазд и искусен, и его на место в попы поставити». Созванный в 1667 году в Москве собор, изыскивая меры к исправлению церковных нужд, между прочим, постановил следующее правило: «повелеваем еще к сему, яко да всякий священник детей своих научает грамоте и страху Божию и всякому церковному благочинию, со всяким прилежанием, яко да будут достойни в восприятие священства и наследницы по них церкви и церковному месту; а не оставляти им детей своих наследников мамоне, и церковь Христову корчемствовати, и во священство поставлятися сельским невеждам, иже инии ниже скоты пасти умеют, кольми паче людей»1. Таким образом, Московский собор 67 года откровенно и определенно высказал мысль, что духовная служба должна быть достоянием исключительно детей священно-церковнослужителей, дабы, выражаясь словами собора, не допускать в священство сельских невежд, иже инии ниже скоты пасти умеют, кольми паче людей.

Принцип наследственности духовного звания, прочно установленный собором 1667 года, всецело перешел, и в петровское законодательство. Реформа Петра Великого внесла существенное изменение в сословную жизнь государства. С этого времени сильнее обозначилось сословное разделение народа. Разграничивая сословия, преобразователь руководился особыми соображениями. Обстоятельства времени требовали особенно сильного напряжения материальных сил страны. Основание армии, флота, крепостей, заведение новых промыслов, фабрик и вместе со всем этим тяжести двадцатилетней войны сопряжены были с громадными издержками и заставляли правительство обратить особенное внимание на увеличение массы служилого и тяглого классов. Разделение народа на сословия с предоставлением каждому из них особых прав и преимуществ и запрещением перехода в другие звания могло служить в глазах преобразователя одним из средств к возвышению материального благосостояния страны. Вообще, в видах порядка и централизации, преобразователь не мог не желать, чтобы то или другое сословие было заключено в определенные рамки, занимало определенное место в государственном быту и состояло из известного круга лиц. В этом случае государству удобнее было взять его под свой контроль и употреблять для своих целей. При строгом разграничении сословий духовенство не могло избежать общей участи и обособилось еще более прежнего от других сословий. Этому особенно способствовало учреждение со времени реформы особых школ при архиерейских кафедрах для обучения детей духовенства «в надежду священства». Указами 15 января 1708 года и 11 ноября 1710 строжайше предписано священно-церковнослужителям отдавать своих детей в указанные школы2. Эта мера подтверждена затем в духовном регламенте и в прибавлении к нему3. Насильно заставляя духовенство отдавать своих детей в школы, правительство думало этим возвысить его в умственном и нравственном отношениях и приготовить достойных и просвещенных пастырей церкви. Нужно заметить, что духовенство петровского времени само не в состоянии было еще сознавать потребности просвещения и было крайне невежественно. Известный современник Петра Великого, крестьянин Иван Посошков в своей книге о скудости и богатстве пишет: «видел я в Москве пресвитера из знатного дома боярина Льва Кирилловича Нарышкина, что и татарке против ея задания ответу здраваго дать не умел, что же может рещи сельский поп, иже и веры Христианския, на чем основана не ведает»4 . Такая нелестная характеристика приложима к большей части тогдашнего духовенства. Учреждение обязательных для духовенства школ с просветительными целями имело важное значение для развития наследственности духовного звания. Детям духовенства волей неволей приходилось избирать тот же род службы, на котором подвизались их отцы.

При преемниках Петра сословная замкнутость духовенства развивается еще более по мере того, как, с одной стороны, в духовном ведомстве уясняется сознание сословных интересов, с другой, по мере возрастающей заботливости правительства об охранении и увеличении податных и служилых сил страны.

Духовная школа все более замыкается для посторонних лиц и принимает специальное назначение – воспитывать детей духовенства «в надежду священства». Число светских воспитанников в духовных школах, довольно многочисленное на первых порах, при их основании, быстро сокращалось. Духовное начальство ревниво оберегало сословные интересы. Так, при Петре II указом 1728 г. Св. Синод отстранил от обучения в Московской Академии всех солдатских и крестьянских детей, от которых нельзя было ожидать поступления на духовную службу5. Впрочем, и сами светские воспитанники, скорее по необходимости, за недостатком учебных заведений, чем по личному расположению, поступали в духовные школы. Основание первого русского университета (1755 г.) избавило их от этой необходимости и окончательно закрепило сословный характер духовных школ. Наряду с замкнутостью духовных школ, все более обособлявшей духовное звание от других сословий, шло развитие сословной замкнутости духовенства путем законодательным. Правительство твердо следовало раз принятому началу – обособлению сословий в государстве и от времени до времени издавало распоряжения, стеснявшие выход из духовного звания и доступ к нему посторонним лицам. В 1731 г. (18 ноября) Св. Синод издал решительное распоряжение о неувольнении вовсе священно-церковнослужительских детей в светское звание, о чем и послал епархиальным архиереям указы следующего содержания: «московских соборов и приходских церквей священникам и диаконам и прочим церковным причетникам детей своих для научения, в надежду священства, отдавать в школу, без всякого отлагательства и отговорок, а в подъячие, по коллегиям и канцеляриям, также и в другие чины отнюдь не отдавать, под лишением чинов своих и под беспощадным наказанием». В соответствие этому указу правительствующим Сенатом от 24 мая 1732 года предписано коллегиям, канцеляриям и приказам поповских, диаконских, и причетнических детей в подьячие отнюдь не принимать и не определять, а отсылать их в школы6.

При императрице Елизавете в 1744 году Св. Синод ходатайствовал пред Сенатом, чтобы священнослужительские места были замещаемы только духовными людьми, мотивируя свою просьбу тем, «что церкви святыя удобнее и приличнее наполнять таковыми чинами, нежели как прежде, по необходимой нужде, в разсуждении в причте церковном недостатка, крепостных и помещичьих людей и крестьян в церковный причет определять»7.

Воспрещая священно-церковнослужительским детям выходить из своего звания, правительство в тоже время ревниво оберегало духовное ведомство от наплыва в него посторонних лиц. Это нужно в особенности сказать относительно лиц податных классов. В этом случае ревность его причиняла большой ущерб интересам церкви. Так, в Тобольской епархии за неимением священников и причетников многие церкви совершенно пустовали, ставленников из духовного звания не было, а определять на церковные должности кого-нибудь из других сословий, кроме причетнической, было запрещено8. В 1729 году Св. Синод в виде исключения позволил доставлять на церковные должности в Астрахани из купцов и других горожан, но это распоряжение, кроме того, что вызвано было смертью множества священно-церковнослужителей от морового поветрия и недостатком на их места новых кандидатов, сделано было с большими ограничениями: из разночинцев разрешено определять на церковные должности только в том случае, если они не были положены в подушный оклад, не числятся в службе и не состоят под делом и, вообще, люди свободные и не беглые, а из купцов только под условием обязательства со стороны купечества платить за них подушные деньги9.

Строгость правительства при определении на церковные должности податных людей простиралась даже на церковников, если они каким-нибудь образом имели несчастье попасть в подушный оклад по прежним разборам – с них велено брать (указ 1725) подушные деньги, а детей их, которые приписаны вместе с ними к подушному окладу, оставлять за помещиками10. Такое направление законодательства очень невыгодно отзывалось на духовном звании. Вследствие этого оно сокращалось в своих пределах до того, что в некоторых местностях чувствовался ощутительный недостаток в кандидатах на церковные должности. Разборы духовенства в 1730 годах еще более опустошили это сословие и усилили нужду в новых кандидатах. Правительство, наконец, обратило внимание на это обстоятельство и указом 1741 года дозволило определение достойных людей из податных церковников с выключением их из оклада. Но ревизия 1744 г. восстановила прежний порядок – посвящение податных церковников снова запрещено11. Вопрос об определении их был поднят потом в 1761 году и решен согласно с прежними определениями – посвящать церковников, записанных в оклад, позволено только в тех случаях, когда общества, к которым они приписаны, или их помещики обяжутся платить за них оклад до будущей ревизии12. Все указы относительно посвящения податных церковников имели полную силу и по отношению вообще к податным людям.

В законодательстве второй половины XVIII столетия развиваются те же начала в отношении к духовному званию, какие были высказаны в начале столетия.

В 1769 году Св. Синод новым распоряжением подтвердил старые указы о переходе в духовное звание податных людей. Поводом к нему послужило донесение архангельского губернатора Головина о посвящении в его губернии большого числа податных крестьян: в предупреждение подобных случаев на будущее время велено со всех посвященных взыскать положенные сборы, не взирая на их посвящение13. В 1774 году последовало новое, более решительное распоряжение Св. Синода. Около того времени многие церковники, записанные в оклад, домогались возвращения в духовное звание. Св. Синод, отказав им в просьбе, постановил: «на церковные места определять только детей священно-церковнослужителей, не записанных в оклад и только в случае крайней надобности – из положенных в подушной оклад, если же такой надобности не будет, то всех таковых церковников с их детьми кроме священников и диаконов и детей их, рожденных до вступления их в священнослужительские чины, исключать из церковного причта, высылать в те вотчины, где они в подушном окладе быть должны». Указом 1775 г. епархиальным архиереям рекомендуется, в случае недостатка церковников в одной епархии, обращаться за кандидатами в соседние епархии14. Не довольствуясь этими указами, Св. Синод в 1784 году снова решительно подтвердил прежние распоряжения о замещении церковных мест детьми одних только действительных священнослужителей и церковников15.

В законодательстве первой половины текущего столетия встречаем те же стеснительные меры относительно перехода в духовное звание людей из податных классов. В 1826 г. Сенат возбудил вопрос о приеме в духовное звание людей податных классов. Государственный Совет, рассмотрев дело, постановил: «люди податных состояний, в том числе и вольноотпущенные, допускаются в белое духовенство не иначе, как по удостоверении епархиального начальства в недостатке по его ведомству лиц духовного звания к замещению должностей. Проситель, сверх того, должен иметь узаконенное увольнение от своего общества. Дела сего рода, по рассмотрении оных казенною палатою или палатою государственных имуществ по принадлежности, восходят к начальнику губернии на окончательное разрешение». В своде законов и уставе духовных консисторий (1841 г.) эти условия несколько изменены тем, что соблюдение их предоставлено на волю епархиальных архиереев: «при недостатке кандидатов на священно-церковнослужительские места, – читаем в уставе духовных консисторий, – епархиальное начальство может вызывать достойных из других епархий, где духовенство многочисленнее. В сих случаях епархиальные начальства должны оказывать одно другому всякое содействие и желающих не удерживать у себя без действительной в них надобности. Епархиальное начальство может принимать в духовное звание из других состояний, но не иначе, как по удостоверению, что поведение и образование желающих вступить в оное соответствует духовному чину»16. Если принять во внимание, что только в немногих епархиях оказывался недостаток в кандидатах на церковные должности, в большинстве же наоборот чувствовался излишек в них, что епархиальная власть всегда предпочитала своих кандидатов и что, наконец, для поступления постороннего лица требовалось предварительное удостоверение о его поведении и образовании, то указанные ограничения относительно приема в духовное звание людей податных классов окажутся равносильными почти полному закрытию для них доступа в духовную службу.

Менее стеснений существовало относительно приема в духовное звание людей свободных состояний; 269 статья IX т. свода законов (о состояниях) гласит, что «в белое духовенство могут поступать лица всех вообще состояний, кроме крепостных, пока не будут отпущены узаконенным порядκοм на волю». Но посторонние лица, как можно видеть из отчетов синодального прокурора, за это время очень редко пользовались этим правом17. Крайне униженное общественное положение духовенства, материальные нужды и лишения, потеря с переходом в духовное звание прав и преимуществ, приобретенных в светской службе, отбивали охоту у всякого желающего посвятить себя духовному служению, как бы сильно и искренно у него это желание ни было. По законам, поступающий в духовное звание лишается всех чинов военных и гражданских, так что прежняя служба его даже не числится в формуляре; личный дворянин вследствие этого, напр., теряет личное дворянство, приобретенное прежней службой, и приравнивается к простолюдину; в случае увольнения из духовного звания он остается с правами податного состояния. Дети личного дворянина или чиновника сохраняют свои права во всех ведомствах, но, если их отец поступит в священнослужители, они теряют эти права18.

Если так труден был переход в духовное звание людей других классов общества, то не легче был и выход из него для его собственных членов. В 1778 году, по-видимому, произошла перемена в направлении законодательства относительно увольнения священно церковнослужительских детей из духовного звания. 9 января 1779 г. последовал Высочайший указ о приеме в канцелярские должности разного звания людей из свободных состояний в том числе и излишних церковнослужительских детей19. А в 1784 году 29 марта Высочайше утвержден был доклад общего присутствия Синода и Сената, которым испрашивалось позволение всем священно-церковнослужительским детям, остающимся излишними за размещением по штатным местам, избирать такой род жизни, «какой сами похотят, то есть в службу ли вступить, или в купечество, мещане и цехи записаться, или в число государственных поселян войти»20. Эти указы многим дали возможность выйти из духовного ведомства; но они имели временное значение и вызваны были скорее необходимостью, чем сознанием действительной нужды – разомкнуть духовное сословие. Дело в том, что с введением в 1775 г. в действие учреждения о наместничествах встретился недостаток в людях для замещения канцелярских должностей. В этом случае и обратились к духовному сословию, потому что в нем за распределением штатных должностей оказывалось много лишних, безместных лиц. Вскоре, когда миновала эта надобность, означенные указы потеряли свою силу. В 1800 г. 27 мая последовало Высочайшее повеление, чтобы семинаристы без особого Высочайшего повеления не были обращаемы ни в какое другое звание21. Затем, 30 мая 1801 года император Александр I, в личном присутствии в Св. Синоде, повелел, чтобы только о студентах философии и богословия, которые об увольнении в светские звание просить будут, епархиальные преосвященные представляли на разрешение Св. Синода и без синодского разрешения не увольняли. Что же касается до учеников прочих классов, то их предоставлено самим преосвященным увольнять и, в случае надобности, определять из них в приказные служители по консисториям и духовным правлениям, но не иначе, как по точном удостоверении, что просящийся или неспособен быть в духовном звании, или по другим таким обстоятельствам, кои, по рассмотрении их преосвященным, заслуживать будут уважения, имея всегда в виду, чтоб в духовных местах не могло последовать в них оскудения, и при том обо всех увольняемых ежегодно представлять списки Святейшему Синоду22.

Самые решительные меры к обособлению духовенства в ряду других сословий положены в начертании правил об образовании духовных училищ 26 июня 1808 года. По этим правилам все священно-церковнослужительские дети обращены к одной исключительной цели – к приготовлению для духовной службы. По достижении 6 лет от роду, все они должны были состоять в ведомстве приходского училища; при этом, хотя и было дозволено обучать детей в домах их родителей, но с тем, чтобы дети обучаемые в домах были представляемы ежегодно для испытания в приходское училище, в одно известное время, в течение великого поста. Дети, оказавшие успехи в первый год, отпускались в свои дома для продолжения учения; не оказавшие же успехов в первый год оставлялись в училище23. Детям, оказавшим успехи в училище или в домах, по испытании их, выдавались свидетельства с означением, что к продолжению наук они способны (ст. 20). Без свидетельств приходского училища дети священно-церковнослужителей ни в высшие училища, ни к должностям церковным, даже и к самым низшим не могли быть определяемы (ст. 27). По окончании курса в приходском училище, дети поступали в уездное училище (ст. 31), а из оного в семинарию (ст. 41).

Таким образом, дети духовенства с малолетства прикреплялись к духовному званию и волей неволей должны были готовиться к занятию священно-церковнослужительских должностей.

Мера эта была крайним проявлением принятого законодательством начала сословного обособления духовенства; но она еще раз наглядным образом показала всю ненормальность и несправедливость, созданной долголетним опытом практики замещения священно-церковнослужительских мест. Прикрепляя к духовной службе с ранних лет детей духовенства, обращая через то к одной цели людей с разными способностями и наклонностями, правительство брало на себя тяжкую нравственную ответственность. Оно как бы ручалось за то, что люди, предназначаемые к духовному служению, действительно расположены к нему и принесут своим служением пользу церкви, а не вред. Но ручательство это, как оказалось, было слишком смелое. Невыгодные следствия, проистекавшие от сословной замкнутости духовенства, известны каждому, кто мало-мальски знаком с литературой 60 годов по вопросу о духовенстве. «Развиваясь особняком целые столетия, – говорит профессор Знаменский, – духовенство успело за это время отлиться в цельный и законченный кастовый тип, составить совершенно изолированное общество, особую «породу», с которой другие сословия не имеют уже ни родственных, ни общественных связей, к которой относятся даже враждебно. Общее отчуждение от него успело развиться до того, что оно потеряло и доверие своих пасомых, и нравственное влияние на них, сохранив за собой одно только официальное обрядовое значение. Вместе с этим для светского общества стало чуждым едва ли не все, относящееся к церковной жизни, стало чуждым само изучение религиозного учения, как дело поповское, дело касты»24. Известные попреки, раздававшиеся часто по адресу духовенства в литературе и обществе, в том, что оно механически относится к исполнению пастырских обязанностей и смотрит на свое служение как на наследственное ремесло, имеют большую долю правды; но в этом случае обыкновенно несправедливо видят причину такого печального явления исключительно в самом духовенстве. Нельзя отрицать того, что существуют люди с разными способностями и наклонностями, и как бы ни было высоко и важно пастырское служение, человек, избирающий его по необходимости, в силу своего родопроисхождения, а не по личному расположению, всегда будет чувствовать себя не на месте и заботиться о внешнем только исполнении своих обязанностей.

После издания особых правил об образовании духовных училищ последовали новые распоряжения, еще более закрепившие сословный характер духовенства. Положением о канцелярских служителях гражданского ведомства 14 октября 1824 года вовсе воспрещено принимать в гражданскую службу церковнослужителей и их детей25. В 1843 году 24 декабря государственный совет по поводу возникшего вопроса о праве церковнослужителей и их детей на поступление в гражданскую службу, хотя бы они и не приобрели по воспитанию права на чин, решил общий вопрос о порядке поступления в гражданскую службу воспитанников духовных училищ и семинарий26.

Утвержденные им правила заключаются в следующем:

1) «Ученики духовных семинарий первого разряда могут быть выпускаемы на службу с чином четырнадцатого класса, – второго и третьего разрядов, в звании канцелярских служителей, когда они по своему происхождению имеют право вступать в оную.

2) «Обучавшиеся в духовных семинариях и одобренные в поведении дети священнослужителей (исключая рожденных до получения отцами их духовного сана) могут поступать во все вообще ведомства гражданской службы, по их избранию, но не иначе, как по получении надлежащего увольнения от духовного начальства.

3) «Из детей церковнослужителей и священнослужителей, рожденных до получения их отцами духовного сана, правом поступления в гражданскую службу, по их избранию, пользуются те, кои, по окончании полного курса в семинарии или других учебных заведениях второго или высшего разряда, получили право на классный чин. Неполучившие ceгo права могут поступать на службу только в духовные консистории, попечительства и правления; в прочие же места гражданского ведомства определяемы быть не могут.

Примечание. Из сего исключаются определяющиеся на службу в отдаленные и малонаселенные края Империи, на основании §§ 2 и 3 положения 9 июня 1842 года.

4) «Дети церковнослужителей и священнослужителей рожденные до получения их отцами духовного сана, по выпуске из семинарии, поступающие в гражданскую службу, принимаются в оную с разрешения Правительствующего Сената, на рассмотрение коего должны быть представляемы выданные им об успехах в науках аттестаты.

5) «Уволенные духовным начальством прежде окончания курса наук, ученики духовных училищ, в поведении и способностях одобренные, могуг быть принимаемы в канцелярские служители, если они рождены после получения отцами их сана священника или диакона.

6) «Воспитанники духовных училищ, исключенные из оных за дурное поведение, не принимаются в гражданскую службу.»

Правила эти вошли и в свод законов изд. 1857 года. Относительно тех священнослужительских детей, кои, по увольнении из духовного звания для избрания рода жизни, не поступят на службу, с 22 ноября 1828 г. действовало следующее правило, вошедшее и в свод 1857 г., «дети священников и диаконов, кои, по увольнении от духовного начальства. для избрания рода жизни, объявив желание определиться в гражданскую службу, в течение года в оную не поступят, немедленно должны быть записаны в податное звание, по их избранию»27.

Не смотря на крайнее направление законодательства в пользу сословного обособления духовенства, мысль о настоятельной необходимости разомкнуть духовное сословие официально уже высказывалась в 40-х годах текущего столетия. В 1837 году министр народного просвещения подал на Высочайшее усмотрение проект относительно соединения духовных училищ со светскими. «Теперь, – говорилось в проекте, – когда сын священнослужителя, мещанина, первого чиновника в государстве слушают университетские лекции на одной скамье, строгое отделение детей духовенства от детей мирян есть совершенный анахронизм»28. Мысль эта, впрочем, тогда же встретила опровержение со стороны московского митрополита Филарета. Высокопреосвященный высказался в пользу сословного обособления духовенства, находя, что «только наследственное к духовной службе расположение и направление к ней в духовных училищах располагает получивших образование к вступлению в нее и что образование детей духовенства вместо духовных училищ в светских может повести оскудение духовного звания»29.

Проект министра народного просвещения остался без исполнения, но основная мысль его о необходимости уничтожения замкнутости духовного звания не замерла. В конце концов, высшее духовное начальство само пришло к сознанию этой необходимости. Вследствие издания указа 26 июня 1808 года в духовном ведомстве накопилась масса лишних лиц. Все эти лица, имевшие полные права на церковные места, обращались к епархиальным начальствам с просьбой о размещении и ставили через то последние в крайнее затруднение. Эти в свою очередь обращались в Св. Синод за разъяснением, как им поступать с теми лицами, которые, за недостатком священнослужительских и церковнослужительских мест, продолжают оставаться целые годы в духовном ведомстве без всяких определенных занятий. Осаждаемый отовсюду жалобами епархиальных начальств за излишек людей, остающихся без мест в духовном ведомстве, Св. Синод почти пред самым началом царствования императора Александра II в конце 50-х годов возбудил дело о способах к размещению таких лиц и о мерах к предупреждению накопления их на будущее время. В этих видах в 1849 году им учрежден был, под председательством присутствовавшего в то время в Св. Синоде преосвященного Иннокентия Херсонского, особый совещательный комитет из лиц духовных и светских, которому и поручено было рассмотреть представленные из епархий сведения о количестве безместных лиц в духовном ведомстве, указать способы их размещения и предупредить накопление их на будущее время30. Комитет, по подробном исследовании вопроса, пришел к следующим заключениям: 1) что накопление в духовном ведомстве массы лишних людей является следствием закона, состоявшегося в 1808 году и несколько еще смягченного в 1814 г., по которому все дети духовенства мужского пола с шестилетнего возраста должны поступать в духовно-училищное ведомство, что поэтому настоятельно необходимо отменить действие упомянутого закона, освободив духовенство от непременной обязанности представлять малолетних детей в духовные училища и предоставив это на их личное усмотрение; 2) в виду размещения лиц, оказывающихся излишними в духовном ведомстве, предоставить им на волю выйти из духовного ведомства и устраиваться на службе в других ведомствах, при содействии и ближайшем участии в сем деле епархиальных преосвященных; 3) произвести разбор лиц, оказывающихся недостойными духовного звания, как то исключенных из училищ без одобрительных аттестатов, причетников с худым поведением и всех таковых передать гражданскому начальству для избрания рода жизни; 4) в виду предупреждения на будущее время накопления лишних лиц в духовном ведомстве определить нормальное число в средних и низших духовно учебных заведениях, соответственно тому, какое число кандидатов для священно-церковнослужительских мест нужно для каждой епархии. Рассмотрев заключения комитета и признавая целесообразными и необходимыми проектированные им меры, Св. Синод решил на первых порах приводить их в исполнение только в многолюднейших епархиях, где чувствовался избыток духовенства. При этом он возлагал все надежды на епархиальные начальства, поручая выполнение предположений комитета их пастырской внимательности и попечению. Им внушалось приводить означенные меры в исполнение постепенно, с благоразумною предусмотрительностью, не допуская никаких стеснений и предотвращая всякий ропот, а тем более жалобы в духовенстве.

Открытие выхода из духовного звания лицам оказывающимся лишними в нем было вызвано необходимостью и проектировалось Св. Синодом, в качестве временной, предупредительной меры; но и это было очень важно. И этого достаточно для того, чтобы видеть, что мысль о настоятельной необходимости разомкнуть духовное сословие созрела и окончательно выяснилась уже ко времени царствования императора Александра II, что высшее духовное начальство, не находя выхода из затруднительного положения, созданного всей предшествовавшей практикой замещения церковных мест, в основе которой лежал принцип родовой наследственности и сословной замкнутости, само в конце концов должно было объявить свободный выход из духовного звания, рискуя в противном случае подвергнуться новым еще большим затруднениям.

Рядом с постепенным развитием наследственности духовного звания и обособлением духовенства в ряду других сословий шло определение его гражданских прав. Широкое влияние церкви в древней России и тесная связь между ею и государственной властью объясняет нам общий характер гражданского положения духовенства за это время. Сильное своим моральным авторитетом, единством и превосходством умственного развития, оно сразу заняло приличное и влиятельное положение в русском обществе. Этому способствовали самые условия древнерусской жизни и в особенности упомянутый тесный союз между церковью и государственной властью. Свое уважение к религии князья простирали и на ее служителей. Они часто давали духовенству несудимые грамоты, разные привилегии, дарили имения, уступали в пользу его сборы. С своей стороны церковная власть отстаивала свои права «настойчиво и небоязненно», исходатайствовала себе грамоты у князей и ярлыки у ханов31. Отсюда неизбежно должно было произойти обособление духовенства, выделение его из общей массы государственного народонаселения в особое привилегированное общество. Члены его пользовались правами, приравнивающими их к лицам свободных сословий в государстве, не подлежали лично требованиям государственной службы и тягла; на основании еще греко-римского права, перешедшего к нам вместе с принятием христианства, освобождались от личных податей и повинностей. Но при этом необходимо иметь в виду одно важное обстоятельство: свобода от личных податей и повинностей не была неизменным правом, общей государственной привилегией духовного чина. Она обусловливалась скорее религиозностью и личным расположением того или другого князя и правительства и давалась только некоторым духовным лицам и учреждениям по жалованным грамотам, являлась следовательно пожалованием, милостыней, а не правом. Лицо, пожаловавшее грамоту, всегда могло по своему усмотрению наложить свою властную руку на облагодетельствованное им духовенство и лишить его дарованных привилегий. Здесь очевидно кроется причина того, что рядом по видимому с выгодным и привилегированным положением духовенства происходит часто самое грубое нарушение его гражданских прав и преимуществ. Такая раздвоенность в определении гражданских прав духовенства составляет характерную черту в его положении в течение всей истории духовного ведомства и выступает яснее и резче по мере приближения к петровскому времени.

Самым наглядным подтверждением нашей мысли может служить гражданское положение духовенства при Петре I во время всеобщих реформ в государстве. Непрочность его прав на свободу от платежей обнаружилась тотчас же, как только началось напряжение материальных сил страны по случаю войн. Духовенство наряду с податными классами привлечено было к отправлению повинностей и платежей за владение землей. Мало этого, явились новые налоги: так называемый банный оброк, сборы с мельниц, рыбных ловель и пчельников. Начавшиеся войны кроме материальных издержек потребовали усиленных наборов для пополнения войска. Духовенство не избежало участи податных классов. Начались наборы поповичей и церковников в военную службу; для священнослужителей вместо государственной службы в 1707 г. установлена была подать на войско драгунскими лошадьми. По просьбе самого духовенства подать эта заменена была потом денежным сбором (с священнослужителей за каждый городской двор прихода по 2 алт. 3 деньги, а за уездный по 10 ден.). Таким образом, дети духовенства и церковники обязаны были лично отправлять воинскую повинность, а сами священнослужители взамен этого привлечены были к материальной службе государству. Ревнуя об увеличении материальных сил страны, не делая исключения в сборе податей и отправлении повинностей даже для класса самих священнослужителей, правительство обратило внимание и на тех из детей духовных и церковников, которые оказались почему либо негодными к военной службе. На них наложен был особый сбор под именем церковнического или козловского оклада. Вследствие неоднократных и настойчивых ходатайств Св. Синода указанные сборы были сложены с духовенства только в конце 1724 года. Кроме отправления военной повинности, уплаты драгунского и козловского сборов духовенство в 1711 году привлечено было к отправлению адмиралтейской повинности. Рядом с привилегированным положением духовенства как то плохо мирились все эти налоги и повинности. Правда правительство открыто не считало его податным сословием, но фактически чрез привлечение к общегосударственным повинностям оно, очевидно, приравнивалось к податным сословиям. В царствование же Петра I-го духовенству грозила сильная опасность открыто попасть в податное состояние. В 1720 г. в первый раз произведена была поголовная перепись всех податных людей; вместе с тем установлен был новый способ раскладки податей и повинностей по душам, а не по дворам и промыслам. При введении его возник вопрос и об отношениях духовенства к государственным платежам. Требовалось более точно и ясно определить эти отношения, так как прежняя свобода духовенства от личных платежей и повинностей при отсутствии поголовной или подушной раскладки сборов и повинностей в древней России не могла иметь значения. На первых порах правительство колебалось, как поступить с лицами духовного звания, записывать их в подушный оклад или нет. Впрочем, сомнение его относилось только к самим священнослужителям; остальных людей духовного звания – детей духовенства и церковников указом 1721 года велено записывать в подушный оклад. Этим указом яснее всего обнаружилась шаткость и двойственность гражданского положения духовенства. Допущением в среде его податных людей правительство, очевидно, нарушало одну из самых важных привилегий духовенства, как свободного сословия и низводило его в разряд податных состояний. Вследствие усиленного ходатайства Св. Синода указ 1721 года был отменен и 1722 году. Указом 4 апреля этого года все действительно-служащие члены причтов объявлены свободными от подушного оклада вместе с своими семействами за исключением только церковников, которые не были детьми священнослужителей. Духовенство, таким образом, избавилось от грозившей ему опасности; но и после этого указа оно продолжало нести разные повинности вроде сборов лошадьми, на устройство каналов, постойной повинности на полки, полицейской и др. Эти мелкие повинности, продолжавшие существовать после общего утверждения свободы духовенства от податей, тяжелым бременем ложились на него и фактически приравнивали его к податным состояниям. Но главное, в среде его допущено было существование в собственном смысле податного священства. Священнослужители, вышедшие из крепостных людей разных владельцев или из купеческих, мещанских и крестьянских обществ, считались по ревизионным сказкам наряду со всеми податными душами и одинаково с последними облагались всеми податями и повинностями. Этим в принципе нарушалась привилегированность духовного чина.

Рядом с нарушением одной из коренных привилегий духовенства в отношении к государственным повинностям в царствование Петра выступает другая темная сторона в быте духовенства – произвол и незаконное вмешательство в судебные дела над духовными лицами разного рода светских начальств. Известная фраза «слово и дело», сделавшаяся орудием личной мести и ложных доносов, получила широкое развитие и в среде духовенства. Правительство намеренно вмешивало духовенство в систему доносов, пользуясь его особенным положением среди общества и в случае проступка духовных лиц явного или просто даже вымышленного по какой-либо неприязни, жестоко расправлялось с ними. Достаточно было какому либо дьячку сделать донос на своего счастливца настоятеля, что он в ектениях пропускает прошение о плавающих и путешествующих, следовательно не молит Бога о флоте, основанном царем, и последнего ожидал целый судебный процесс, допросы, пытки и таскание из одного судебного места в другое. Счастье его, если удавалось отделаться одним только тасканием. Все это совершалось на почве закона и прикрывалось авторитетом закона. Еще более своеволия и произвола совершалось вне закона в частных отношениях к духовенству разных начальств – воевод, помещиков и др. Каждый из них считал себя в праве обращаться с духовным лицом, как со своим холопом. Много сохранилось от того времени фактов вопиющей несправедливости, наглядно характеризующих отношения к духовенству разного рода начальств32. Достаточно указать на следующий случай. «Один помещик однажды наехал пьяный ночью с своею челядью в дом священника, наговорил его жене и дочерям девкам разных скандалов, хотел с ними танцевать, в другой раз на сенокосе палил в них из ружей, а еще раз зазвал его священника к себе и избил «мучительски дубинною безвинно». Священник нажаловался архиерею; тот обратился к губернской канцелярии, но последняя не вступилась в такое пустое дело. После этого архиерей хотел позвать помещика в свой духовный приказ, но тот и повестку архиерейскую изорвал, а послов выругал и пугнул батожьем».

Мы остановились на времени Петра, чтобы ознакомить читателя с гражданским положением духовенства за время всеобщих реформ в государстве. При преемниках Петра, когда во главе правительства выступили разные временщики и фавориты, гражданское положение духовенства ухудшилось. Проповедники того времени не находят достаточно ярких красок, чтобы изобразить всю тягость и бесправность положения духовенства. «На благочестие и веру нашу наступили, – говорил Амвросий Юшкевич. Под образом, будто хранения чести, здравия и интереса государева коль бесчисленное множество благочестивых, верных, Бога и государство весьма любивших, в тайную полицию похищали, в смрадных узилищах и темницах заключали, голодом морили, пытали, мучили, кровь невинную потоками проливали. Весь обще чин духовный равно с простым народом вменяли и почитали, ни единого в нем посвящения и характеру пастырского не признавали, и для того сами собой пастырей – священников без суда правильного низлагали, предающе оных на узы и темницы, на преисподняя заключения и ссылки»... «Коликое гонение, – говорит другой проповедник Димитрий Сеченов, – на чин духовный возвели: архиереев, священников, монахов мучили, казнили, расстригали; непрестаные почты водою и сухим путем, – куда? зачем? монахов, священников, людей благочестивых в дальние сибирские города, в Охотск, Камчатск, Оренбург отвозят». «К печальным и вредным явлениям того времени, замечает историк Петербургской епархии, принадлежит тο, что духовная власть, преосвященные архиереи и все священство были унижаемы против других гражданских учреждений и персон, им параллельных».

С восшествием на престол Елизаветы Петровны и в следующие царствования начинается ряд попыток улучшить гражданское положение духовенства и приблизить его к свободным сословиям в государстве. Елизавета Петровна предоставила наследственную свободу от податей всему служащему духовенству, не исключая и церковников и в частности освободила духовенство от полицейских повинностей. Важным шагом вперед было уже то, что духовенство если не непосредственно, то через Св. Синод получило возможность открыто ходатайствовать перед императрицей о своих нуждах. Для него сделаны были облегчения в политических розысках. Императрица стремилась ограничить самоуправство и произвол светских властей и помещиков в отношении к духовенству. Губернаторам и воеводам в городах и провинциях предписано было, чтобы «духовным персонам никаких обид и притеснения чинено не было».

Екатерина II не ограничилась уже частными мерами, а хотела произвести коренную реформу в быте духовенства – возвысить его в нравственном, гражданском и материальном отношениях. Комиссия, созванная императрицей для составления уложения, представляла свои соображения и об улучшении гражданского положения духовенства. В видах этого улучшения она предлагала дозволить выход из духовного звания в светское и обратно, дозволить духовным лицам покупать крепостных людей, освободить священников от неприличных работ и проч. Большинство из этих соображений осталось в области предположений. Но гуманное направление законодательства не замедлило обнаружиться в некоторых благодетельных для духовенства постановлениях. Императрицу сильно возмущали телесные наказания, существовавшие в духовном ведомстве. Вследствие этого последовали указы, которыми священники и диаконы освобождались от телесных наказаний; только в том случае, когда священнослужитель подпадал светскому суду, последний имел право назначить ему телесное наказание. Императрица решительно высказалась и против преследования духовных лиц по подозрению в политических проступках. Известно несколько случаев, когда она оставляла без последствий доносы на духовных лиц. Для внесения большей законности в светские суды над духовными лицами постановлено приглашать особых выборных депутатов от духовенства. Известны также указы, которые издавала императрица с целью оградить духовенство от вмешательства в его ведомство светских начальств и помещиков.

То же благосклонное отношение к духовенству мы видим при Павле Петровиче. В царствование его много сделано для возвышения духовенства и выделения его из ряда податных классов. Духовенство получило свободу от земледельческих работ. Указ Екатерины II о свободе священнослужителей от телесных наказаний дополнен новым распоряжением, по которому священнослужители не подвергаются телесным наказаниям и в том случае, когда судятся в уголовных преступлениях. Впоследствии, впрочем, этот закон снова был отменен. Дома духовенства освобождены указом 1708 года от сборов на содержание полиции. При Павле же Петровиче в первый раз были учреждены награды для духовенства: крест, скуфья, камилавка и митра для знатнейших из духовных лиц. Для поощрения достойнейших Священнослужителей положено удостаивать их наград орденами, назначенными для дворянства.

В первой половине настоящего столетия продолжаются попытки улучшить гражданское положение духовенства. Так при Александре Благословенном расширены прежние узаконения относительно свободы духовенства от податей и повинностей. Дома всего белого духовенства указом 1821 года избавлены от постоя, поземельного сбора и всех городских и полицейских повинностей, кроме исправления и сохранения в чистоте мостовых. Духовным лицам разрешено покупать незаселенную землю. Указ об отмене для священнослужителей телесных наказаний, изданный при Павле Петровиче, но затем при нем же оставленный без исполнения, снова был подтвержден 22 мая 1801 года. В 1808 г. эта свобода распространена и на священнослужительские семейства.

Не смотря на искреннее желание возвысить гражданское положение духовенства и приравнять его по правам к интеллигентным сословиям в государстве, в общем положение его за все рассматриваемое время было далеко незавидное. Не говоря уже об отдаленных царствованиях Елизаветы Петровны и Екатерины II, в которые бесправность духовенства достигала иногда ужасающих размеров, даже в ближайшие к нам царствования грубый произвол и самоуправство продолжали господствовать в отношениях к духовенству разных властей и помещиков.

Известна масса случаев, когда духовенство незаслуженно терпело всевозможные унижения33. Разгулявшийся помещик мог свободно побить священника, затравить его собаками, и в большинстве случаев такие действия оставались безнаказанными. Но и те права, которые по видимому ставили духовенство в привилегированное положение среди других сословий общества, принадлежали его членам только дотоле, пока они находились в духовном ведомстве. Дети духовенства, причислявшиеся к духовному ведомству, с выходом из духовного звания оставались совершенно бесправными. Прежде всего, не все из них, пользовались правом вступления в гражданскую службу. Доступ в нее совершенно закрыт был для тех детей священнослужителей, которые рождены были до получения их отцами духовного сана, даже и в том случае, если они окончили полный курс семинарии. Дети священнослужителей, рожденные после получения их отцами духовного сана, имели право поступать в гражданскую и военную службу, но и для них это право было ограничено многими стеснениями. Желающий поступить в гражданскую или военную службу обязан был приискать себе место в течение года; если он не успевал, то записывался в одно из податных сословий. Такая же участь ожидала уже поступившего на службу, если он увольнялся от службы до получения классного чина, и детей духовных лиц, поступивших в белое духовенство из податного состояния. Дети церковнослужителей с выходом из духовного звания пользовались еще меньшими правами. Только некоторым из них в виде исключения позволено было поступать канцелярскими служителями в духовные консистории, попечительства и правления с ограничением, чтобы они не имели права переходить в иную гражданскую службу. Дети церковнослужителей, поступившие в гражданскую службу, причислялись к четвертому классу канцелярских служителей, а поступившие на правах вольноопределяющихся в военную к третьему разряду с правом производства в офицеры через 12 лет. Самый срок для определения их в гражданскую и военную службу был ограничен одним годом, в случае непоступления с ними поступали как с праздношатающимися. Дети церковнослужителей не получившие места в духовном ведомстве и не поступившие в гражданскую службу приписывались к одному из податных состояний.

Из представленного краткого очерка состояния гражданских прав духовенства видно, что попытки возвысить гражданское положение духовенства существовали и ранее царствования императора Александра II. Но они не в состоянии были существенно изменить положение духовенства к лучшему. Причину этого нужно искать не в личном расположении того или другого правительства к духовенству, а гораздо глубже – в государственном строе насквозь проникнутом крепостным правом и крайним бюрократизмом, при которых почти невозможно было обуздать произвол и самоуправство помещиков и всевозможных начальств. Сильно этому препятствовала и сословная обособленность духовенства. При крайнем развитии замкнутости духовного сословия самое расширение прав могло поставить его в изолированное положение среди других сословий государства, но едва ли могло сделать равноправным членом общества. Отсюда понятно, что предполагаемая реформа гражданских прав духовенства не могла обойтись без предварительного расторжения его сословности, и наоборот это последнее осталось бы мертвой буквой закона, если бы фактически путем расширения прав не была признана равноправность духовенства с гражданским обществом. Отсутствие равноправности духовенства с гражданским обществом невыгодно отразилось на его общественном значении в ряду других сословий Общество, не доросшее до сознания внутренней силы и величия человека независимо от внешних прав и привилегий, ему принадлежащих, привыкшее измерять этими правами достоинство каждого сословия, недоверчиво и свысока относилось к духовенству.

Если гражданское положение духовенства умаляло его значение и подрывало авторитет в глазах общества, то положение его в самом духовном ведомстве представляло еще более неприглядных сторон, стеснявших свободное и успешное выполнение им пастырских обязанностей. Начнем хотя бы с первого шага кандидата священства – с определения его на должность. Прежде всего, он не мог располагать по собственному желанию выбором прихода, так как поступление на место стеснено было обычаем наследственности мест. Упомянутый обычай очень рано входит в практику церковноприходской жизни и имеет свою продолжительную историю. Уже в 17 веке среди духовенства стало прочно укореняться убеждение, что дети священно церковнослужителей суть законные наследники их мест. Собор 1667 года ясно упоминает об этом обычае в следующих словах: «да будут они (дети поповы) достойни в восприятие священства и наследницы по них церкви и церковному месту». Такой взгляд целиком перешел в 18-е столетие и утвердился в жизни духовенства еще более. Он находил сильную поддержку в условиях церковно-приходского быта священно-церковнослужителей. По причине недостатка в архиерейских школах будущие кандидаты священства обычно подготовлялись к церковным должностям в том самом клире, из которого и исходили. Разумеется, священно-церковнослужители охотнее готовили себе в наследники своих же детей или родственников. К этому присоединилась еще другая причина, так называемый вопрос о церковных домах. Каждый вновь поступающий священнослужитель обязан был купить дворовое строение своего предшественника, но это не каждый мог сделать по недостатку средств, вследствие чего и приходилось вступать в сделки с семейством предшественника, т. е., говоря иначе, или покупать место или брать замуж дочь последнего. Духовная власть несколько раз поднимала вопрос о владельческих правах на церковные места духовных лиц, но при этом высказывала сильное колебание. Возьмем для примера один случай. В 1768 году Синод решительно высказался против владельческих отношений духовенства к церковным местам, но как скоро вопрос об уничтожении их из области предположений перешел на практическую почву, Синод отказался от радикальной меры, «помышляя о сиротах и вдовах, не могущих себя пропитать, а наипаче о тех, которые такие места сами покупали великою ценою и, не выплатя заимодавцам долгов, померли, а жены и дети их не только в сиротстве, но и в крайних от тех заимодавцев остаются бедствиях». К началу рассматриваемого нами царствования практика замещения церковных мест по праву родства утвердилась повсеместно. Без преувеличения можно сказать, что из всех лиц белого духовенства, поступивших на должности за последние 20–25 лет, едва ли найдется 1/20 таких, которые бы поступили без всяких обязательств семейству предшественника, или без взятия замуж девицы, за которой было предоставлено место34. Дело обычно происходило так: священник, задумав оставить приход, обращался к епархиальному преосвященному с просьбой об отставке; при этом прилагалась просьба об определении на его место его сына, племенника, или кого-либо из родственников, а чаще всего просьба о зачислении оного за дочерью или какою-либо родственницей, причем приискивался и жених, имя которого прописывалось в прошении. Иногда желающие поступить на место священника или диакона подыскивали престарелых священнослужителей, чтобы купить у них место. Происходил, таким образом, настоящий коммерческий акт. Часто епархиальные начальники назначали приходы в приданое за воспитанницами духовных женских училищ и воспитанниками духовных семинарий. Не говоря уже о том, что подобные порядки устраняли всякую мысль о выборе кандидатов священства на основании их личных достоинств, а не прав родства, они вносили много нестроений в семейную жизнь духовенства, возбуждали множество тяжебных дел. Но вот, допустим, кандидат священства добился своего – поступил на место. Стеснения однако не оставляли его и в дальнейшей пастырской жизни. Возьмем хотя бы то, что он обязан был служить до преклонных лет и мог освободиться от службы ранее определенного срока только по болезненному состоянию, формально доказанному.

Другие стороны церковноприходской жизни не были устроены надлежащим образом. Занятия мест, возведения в священные степени, перемещения часто производились по личному усмотрению без всякого определенного порядка.

Существовавший строй епархиальной администрации более, чем указанные явления в быте приходского духовенства требовал коренной перемены и исправления. Мы не будем вдаваться в подробное изображение существовавшей системы епархиального управления – это завело бы нас слишком далеко; ограничимся общими положениями. Во главе епархиальной администрации, в тесной сфере которой вращались преимущественно отношения приходского духовенства, – стояла власть епархиального архиерея. Общее направление государственной администрации, в основе которой лежали страх и смирение подчиненных пред начальствующими, наложило свою печать и на характер отношений епархиальных властей к управляемому им духовенству. Вся система этих отношений построилась на патриархальном воззрении, по которому только начальствующее лицо имеет самостоятельный ум и права, а подчиненные суть его дети, существа неразумные, нуждающиеся постоянно в руководстве. Выражения, постоянно встречаемые в архиерейских грамотах в роде: «учинить жестокое наказание плетьми на страх», «наказание плетьми приумножить», могут служить лучшим указанием на те педагогические приемы, какие практиковались в отношениях епархиальных властей к подчиненному им духовенству. Отношения второстепенных епархиальных властей были копией указанных отношений высших властей.

Рядом с такими начальническими отношениями существовали незаконные поборы с духовенства со стороны второстепенных и третьестепенных епархиальных властей. Так называемое «кормление от дел» поддерживалось всем характером тогдашних административных нравов и считалось обычным вознаграждением за службу чиновных лиц, тем более, что последние в силу необходимости, по причине ничтожных окладов содержания, должны были прибегать к посторонним доходам. Сам Св. Синод в указе 1729 г. об управлении санкт-петербургской тиунской избы принужден был сказать, чтобы чиновники избы имели пропитание от дел, кто что даст. Указанные административные порядки во всей силе существовали до Екатерины II.

Реформа 1764 и 1765 годов, высвободившая духовенство из податного состояния, произвела некоторый переворот и в отношениях духовенства к иерархии. Духовное начальство, под влиянием общего гуманного настроения времени, старалось смягчить и облагородить эти отношения. Указом 1765 года Св. Синод запретил архиереям, без разрешения его лишать священнослужителей священного сана; указом 1766 г. осуждались прежние жестокие приемы суда и повелевалось при взысканиях сообразоваться с человеческими немощами; белому духовенству предоставлено было право представительства в духовных консисториях (ук. 1768 г.); уничтожались незаконные поборы с духовенства (ук. 1765 г.). Руководясь гуманным расположением правительства, лучшие из русских иерархов старались пробудить в духовенстве сознание личного достоинства. Известно напр., что Платон Московский, с целью возвысить духовенство своей епархии, предписывал начальствующим лицам обращаться с подчиненным им духовенством без унижения последнего; на место прежней системы застращиваний старался ввести наказания более исправительного и мягкого характера. Но отдельные указы правительства и гуманное настроение лучших иерархов не в состоянии были радикально изменить существовавший строй епархиальной администрации. В общем она осталась тою же и после реформы, что была и прежде. С некоторыми изменениями она продолжала существовать и в настоящем столетии. Духовенство по-прежнему чувствовало себя приниженным и забитым пред епархиальными властями, и лишено было самостоятельного участия в епархиальном управлении.

Самое естественное по-видимому право выбирать самому кандидатов на низшие епархиальные должности постоянно было оспариваемо у него. С отменой института поповских старост выборное начало начинает падать. Характерен в этом отношении указ Св. Синода 1805 г., которым он разрешает духовенству Киевской епархии ввести выборной порядок в назначении благочинных. Подобное дозволение является, очевидно, только исключением из общего порядка назначения благочинных.

При Александре Павловиче снова вспомнили о выборном начале. По поводу одного несчастного случая (в Москве в 1825 году опился один дьякон), Св Синод поручил Киевскому митрополиту Евгению составить подробные правила для воздержания духовенства «от неприличных случаев». В своих правилах Киевский митрополит для предотвращения зазорного поведения духовенства проектировал усилить благочиннический надзор и ввести выборной порядок в назначении благочинных. Император Александр вскоре скончался и проект митроп. Евгения за исключением одной Киевской епархии не получил практического осуществления. По новым законоположениям (уст. конс. ст. 67) все должности в духовном ведомстве, – благочинных, членов правлений и попечительств, духовных депутатов определено замещать по благоусмотрению епархиального архиерея без участия духовенства. Выборною должностью в духовном ведомстве оставалась только должность духовников, но и то не вполне и не везде. Духовник, во-первых, избирается для целого благочиния и утверждается в своей должности епархиальным архиереем; во вторых, в епархиях с обширными благочинническими округами определяются двое и более духовников уже прямо по назначению архиерея (уст. дух. конс. ст. 70 и 71). Лишенное инициативы и самодеятельности в общественной жизни, бессильное и приниженное пред епархиальными властями, духовенство при отсутствии общих интересов жило разрозненно, без взаимного обмена мыслей в каких либо коллективных учреждениях.

Подобно общему строю епархиального управления состояние судебной части в духовном ведомстве заставляло желать много лучшего. Ко времени царствования императора Александра II вопрос об организации судебной части в духовном ведомстве имел свою продолжительную историю. На всем протяжении этой истории не трудно заметить борьбу двух взглядов. На первых порах духовный суд принимает строго сословный характер. Духовное ведомство стремится подчинить все проступки духовных лиц исключительно ему одному; но государство по мере своего развития стремится все более и более проникнуть своим влиянием в судебно-гражданскую область церковной жизни. В древней Руси принято было общим правилом, что духовные лица подлежат духовному суду по всем возникающим в среде его делам как духовным, так и гражданским искам и даже по делам уголовным. Основанием для разграничения между гражданской и церковной подсудностью являлись таким образом не характер и не существо судных дел, а принадлежность подсудимых к тому или другому званию. Епархиальный архиерей, как начальствующее лицо в епархии, был облечен властью судить разные церковно-гражданские дела, подчиненных ему духовных лиц. Помощниками ему по отправлению судебной части были так называемые волостели и впоследствии наместники. В грамотах, которые выдавались наместникам при назначении их на должность, святители писали: «приказал есть ему и оправдания вся церковная, и суды, и дела духовныя управляти и села церковныя и людей отвсюду блюсти и дозирати и вся церковныя и духовныя дела управляти, колика сила». Стоглавый собор сделал первую попытку к ослаблению судебно-гражданской обособленности церковного ведомства. Суд по церковным делам он предоставил епархиальным преосвященным, уполномочив их, если бы они захотели, или если бы представилась к тому необходимость, предоставлять рассмотрение дел вместо себя другим лицам только из духовных, а не из мирских. В том и другом случаях внушалось производить суд не по единоличному усмотрению, а соборно со всяким истязанием и обыском, по священным правилам, да непорочен будет суд святительский. Но оставив суд по церковным делам на прежних основаниях, рассмотрение гражданских преступлений белого духовенства собор предоставил суду светских лиц, святительских бояр и десятильников. Впрочем, окончательное решение судебного дела было предоставлено усмотрению епархиального архиерея. Десятильники, по определению собора, должны были полагать решение «по суду и обыску в Божию правду безпосулно и безволокитно». Попытка Стоглавого собора провести границы между церковной и гражданской подсудностью не привела к серьезным результатам. Московские соборы 1667 и 1675 гг. снова возвращаются к порядку в подсудности духовенства, установленному и утвержденному в предшествующее время. Собор 1667 г., организуя устройство духовного суда, определил: «да не вовлачают отныне священников в мирския судилища, ниже да судят мирские люди церковнаго причта, якоже запрещают правила св. апостол и отец... Повелеваем во всех архиерейских домах быти духовным искуснейшим мужам судити духовныя лица и духовныя дела». Определениями последующего московского собора 1675 года светские лица окончательно устранены от участия в духовном суде в десятинах и заказах епархии и исполнение судейских обязанностей возложено исключительно на лиц духовного сана – поповских старост и заказчиков. Способы судопроизводства за время соборов: Стоглавого, 1667 и 1675 годов употреблялись следующие: обыск, отзывы о подсудимых окольных жителей, показание свидетелей, очная ставка истцу и ответчику и их свидетелям; если при помощи означенных средств не возможно было доискаться истины, то дело предоставлялось суду Божию и решалось жребием. Петр Великий сделал попытку разграничить судебные ведомства духовной и светской властей по новому началу, по различию не лиц, а самых дел, подведомых тому или другому суду. С этою целью в январе 1701 года восстановлен был монастырский приказ. Его вниманию поручалась судебно-гражданская деятельность по касавшимся духовенства делам уголовным. Кроме монастырского приказа духовенство по некоторым проступкам подвергалось ведению и других мест: по делам уголовным судному приказу, по политическим розыскам – преображенскому. Указом 15 марта 1721 года суд над духовенством устроен был по прежнему сословному началу. Св. Синод старался сосредоточить суд над духовенством по гражданским делам в своих руках. Но и при всем том ведомство светского суда в отношении к лицам духовного звания было велико. Случаи привлечения духовных лиц к мирскому суду были разнообразны. Одним из поводов к этому привлечению были обвинения в замыслах и преступлениях политического характера. Кроме дел политических духовенство подвергалось преследованию светского суда по подозрению в распространении суеверий, обнародовании ложных чудес, видений и пророчеств и по делам уголовным. Не смотря на то, что производство первоначального следствия по делам уголовным еще указом 15 марта 1721 года возлагалось на духовную власть, светские суды продолжали забирать по ним духовенство без сношения с духовным начальством. Указанный порядок привлечения духовных лиц к светскому суду сохранился с некоторыми изменениями в последующие царствования вплоть до рассматриваемого нами царствования императора Александра II. Вмешательство светских судебных мест в дела по проступкам духовных лиц, произвол и самоуправство в решениях составляют отличительную особенность судопроизводства над духовными лицами по гражданским делам за все рассматриваемое время. Не говоря уже о царствовании Анны Иоанновны и др. известных господством разных временщиков и запятнанных крайне жестоким отношением к духовенству, даже в гуманные царствования напр., в царствование Екатерины II, они составляли самое обычное явление. Наряду с существованием светского судопроизводства над духовенством по делам гражданским продолжал сохранять свою самостоятельность духовный суд по проступкам духовных лиц исключительно церковного характера. Вскоре по учреждении Св. Синода для производства его дел в епархиях постановлено учредить при архиерейских кафедрах консистории, в уездах при наместниках и протопопах – правления. Епархиальные учреждения, известные под именем консисторий, получили однообразное устройство с изданием их устава 1841 года 27 марта. В нем в подробности определены судоустройство и порядок судопроизводства по преступлениям духовных лиц. Недостатки устава духовных консисторий, ставившие отправление правосудия в духовных судах в самые невыгодные условия и возбудившие вопрос о коренном преобразовании духовных судов, подробно и ясно раскрыты в отзывах духовных консисторий и епархиальных преосвященных, представленных ими на рассмотрение учрежденного в 1870 г. специального комитета для изготовления основных положений преобразования духовно-судебной части.

Жалкое материальное обеспечение духовенства и особенно неблаговидный и даже оскорбительный в большинстве способ такого обеспечения дорисовывают общую картину состояния духовенства ко времени царствования императора Александра II. Ко времени рассматриваемого царствования духовенство располагало следующими средствами для своего содержания: 1) приходскими: а) вознаграждением за требоисправления и сборами с прихожан; б) землей или взамен ее ругой; в) церковными домами, г) в западных губерниях даровым крестьянским трудом по обработке церковной земли; 2) пожертвованиями от правительства: д) жалованьем от государственной казны, е) денежными пособиями в случае сиротства и крайней бедности. За исключением немногих окладов казенного жалованья и отведенных по милости правительства многим причтам церковных земель, духовенство до царствования императрицы Екатерины II в средствах содержания зависело исключительно от доброхотства прихожан. Доход от исправления треб существовал, вероятно, со времени введения в Россию христианства, но размер его не был определен какими-нибудь правилами. Прихожане могли дать за требоисправление, но могли и не дать ничего или дать очень мало. Размер платы за требоисправления в значительной мере обусловливался кроме расположения прихожан обычаями, установившимися от долговременной практики. Еще более подчинены были случайностям сборы причта от прихожан разными хозяйственными предметами. Кроме расположения прихожан здесь имело большое значение их благосостояние, часто зависящее от случайных условий крестьянской жизни. Более постоянный и существенный источник обеспечения причтов составляла церковная земля, но и она была доброхотным даром общины. Количество отводимой к разным церквам земли было различно. По новгородским напр. писцовым книгам оно определялось средним числом в 10 четей для каждого поля (при трехпольном хозяйстве) на причт, да около 30 копен сена; причт большею частью состоит из трех-четырех человек. Четь равняется одной с половиною десятине. Некоторые церкви имели свои собственные земли, приобретенные по дарственной записи их строителей или просто по завещанию частных лиц, и в таких случаях приходские общины уже не отмежевывали им земли. Некоторые причты взамен наделов земли получали от прихожан ругу, которая большею частью выплачивалась не деньгами, а натурою – определенною мерою с известного количества земли, бывшего во владении прихожан, или с тягла. Но выгода от такого замена была небольшая. Правильное выплачивание ее ничем не было гарантировано. Приход всегда мог или приостановить выдачу ее или урезать самый размер. Обеспечение причтов посредством готовых помещений от прихожан известно было в древней Руси. Но по мере того, как стала развиваться наследственность духовного звания, причты стали обзаводиться собственными домами. Этим путем они могли вернее сохранить за собой и передать своим родственникам нажитое место и устранить от занятия церковных мест тех кандидатов, которые, хотя бы и имели на них право по своим достоинствам, но не имели материальных средств для покупки церковных домов. Стремление духовенства укрепить за собою владельческие права на церковные места посредством приобретения собственных помещений обратило на себя внимание Петра I. В 1718 году им издан указ, чтобы все собственные дома духовенства, выстроенные на церковной земле, были куплены старостами в собственность церкви, а где таких домов нет, там чтобы были выстроены новые церковные дома.

Реформа Екатерины II не увеличила общей суммы перечисленных наличных средств содержания белого духовенства. Она сообщила только некоторую официальность и юридическую обязательность условиям прихожан с духовенством касательно способов его обеспечения. В 1765 году вышел указ, определявший общую таксу для оплачивания треб. Размер платы установлен был следующий: за молитву родительнице 2 κ., крещение младенца 3, за свадьбу по 10 κ., за погребение взрослых 10, младенцев 3 к., за исповедь же и причащение Св. таин запрещалось брать плату, вознаграждения за молебны и поминовение родителей предоставлялись доброхотству прихожан. В 1801 году такса была увеличена вдвое. В царствование Александра Благословенного воскресла мысль духовного регламента о замене мелких сборов за требоисправления постоянным окладом для духовенства. Правительство предполагало установить вместо платы за требоисправления один общий налог и разложить его на всех вообще мирян на основании общих правил, принятых для казенных сборов. Но эта благая мысль не получила дальнейшего хода; найдено было, что обязательная подать противоречит свободно-нравственным отношениям паствы и пастырей. Такса 1801 года осталась таким образом неизменной и, вызывая массу практических затруднений, жалоб и нареканий на духовенство, продолжала существовать до самого царствования императора Александра II. Екатерина II позаботилась и о наделе причтов церковною землею. Указом 1765 года было предписано во время генерального межеванья всем церквам, не получившим руги от прихожан, нарезать по 30 десятин в каждом поле на церковь и по 3 десятины на сенные покосы. Благодаря такому распоряжению, за царствование императрицы Екатерины II землею наделены были причты в 19 губерниях. Начатое дело продолжалось при преемниках Екатерины II.

При Павле Петровиче получили наделы землею причты еще 4-х губерний. Но особенно энергично шло наделение причтов землею при Николае Павловиче. В 1829 году он издал указ, «чтобы гражданския начальства отмежевание церквам указаннаго числа земли и дополнение оной, где не достает в сие количество, производили немедленно и неопустительно, и что бы в казенных имениях и заводах, а также и вообще в богатых землей местностях увеличить церковные наделы до полуторной, двойной и тройной пропорции земли». Вследствие такого распоряжения в 1843 году вновь были наделены землею причти в пяти губерниях великороссийских и восьми западных, обратившихся в 1839 году в православие. Не смотря на благоприятные распоряжения правительства, ко времени царствования императора Александра Николаевича оставались еще многие причты без узаконенной пропорции земли. Обеспечение причтов церковными помещениями шло сравнительно туго. Мысль о необходимости такого обеспечения не раз возникала и поддерживалась правительством со времени Екатерины II, но она как-то мало исполнялась на деле. При Александре I в 1808 году проектирован был даже особый церковно-строительный капитал, который предполагалось составить из процентов на ⅘ части предположенных к отобранию у церквей экономических сумм. Но из этого капитала было выстроено, кажется, всего только два дома в Москве в 1837 и 1848 гг. В 1829 году вышел указ, чтобы прихожане заводили и поддерживали дома своим причтам, но правительственное распоряжение плохо исполнялось на деле. Только в западном крае в 1842 году постройка домов сделана была обязательною.

Духовенство западных губерний кроме указанных приходских средств обеспечения пользовалось даровою обработкою крестьянами нормальной пропорции земли. Обязательная работа крестьян, на полях причтов в западных губерниях была узаконена в 1842 году и представляла воспроизведение узаконенного еще Павлом Петровичем всеобщего обязательного земледельческого труда на духовенство. Этот закон впоследствии был отменен Александром I, как несогласный с внутренним характером свободно-нравственных отношений прихожан и причта. Но пользы от обязательной работы духовенству в западном крае было не много. Крестьяне, видя в этой «панщине на попа» только одно отягощение для себя, стали неприязненно относиться к духовенству; последнее, чтобы не раздражить против себя населения, само принуждено было отклоняться от обязательных услуг прихожан.

Кроме приходских средств обеспечения духовенство пользовалось для своего содержания воспоможениями от правительства. Эти воспоможения выражались в определенных окладах жалованья. Жалованье в древней Руси было известно под именем «царской руги» и носило характер царской милости. Как милостыня, руга представляла непрочный и непостоянный источник обеспечения. Правительство по своему усмотрению могло урезать ее или совсем прекратить ее выдачу. В 1786 году в первый раз положено было некоторым церквам, взамен отобранных от них вотчин, в собственном смысле жалованье. При распределении жалованья церкви разделены были на три разряда; к первому отнесены три кремлевские собора с жалованьем от 2752 до 1558 р.; ко второму – 22 городских собора с жалованьем по 115 р. и третьему –110 церквей с жалованьем по 50 р. в год. При Павле Петровиче штатные оклады были увеличены вдвое. В царствование Александра I среди духовенства оживилась надежда на обеспечение его правительственным жалованьем. Потребную для обеспечения причтов сумму правительство думало составить кроме отпускаемых из казны на духовенство 245,432 р. из процентов на экономические суммы церквей, которые предполагалось отобрать от последних, из доходов от продажи свечей и новых государственных ассигнований; но оно встретило сильное препятствие в стремлении церквей сохранить за собой скопленные ими суммы. Гораздо успешнее шло дело обеспечения духовенства жалованьем при Николае Павловиче. В 1829 году из государственного казначейства была отпущена преимущественно на содержание бедных причтов вспомогательная сумма в количестве 500,000 р.; а в 1842 г. были утверждены правила о штатных окладах для причтов западных, бывших униатских епархий. Сначала жалованьем были наделены причты епархий – литовской, минской, полоцкой, могилевской и отчасти волынской. На них ассигновано было 415,000 р. серебр. Сообразно с количеством душ мужского пола все приходы разделены были на 7 классов с жалованьем от 140 до 576 р. Священники получали от 100 р. до 180 р. В 1843 году была отпущена вновь сумма в 1.000,000 на епархии киевскую, подольскую, 10 уездов волынской, а потом на петербургскую, новгородскую, псковскую и некоторые особенно нуждающиеся местности черниговской и полтавской. Оклады жалованья назначались на основании общих нормальных штатов. С 1842 года по 1845 год стали ассигновываться особые прибавки по 250,000 на содержание духовенства внутренних губерний, а с 1846 года по 100,000 р. К концу царствования Николая Павловича жалованьем пользовались 57,035 священно-церковнослужителей при 13,862 церквах в 33-х епархиях, при чм отпуск Сумм из государственного казначейства возрос в 1855 г. до 3,139,697 р. 86 коп.

Денежные пособия от правительства бедным духовного звания существуют менее 100 лет. В 1799 году правительство в первый раз обратило внимание на горькое положение вдов и сирот городского духовенства. На пособие им предполагалось обратить: 1) из богаделенных сумм, определенных архиерейским домам от 250 до 500 на епархию, по 5 р. на каждое призреваемое лицо и с прибавкой 1797 г. по 10 р. 2) остатки сумм от доходов с погребения на церковных кладбищах; 3) различные штрафы по духовному ведомству и т. д. Но помощь из составленных таким образом сумм была мизерна. Екатерина II решила основать пенсионный фонд, но только для тех из причтов, которые состояли у церквей и соборов, вошедших в штат 1764 г. В 1801 г. положено было выдавать из государственного казначейства до 5,000 р. в год полковому духовенству. В царствование Александра I вспомнили наконец и о сельском духовенстве. В 1823 году были открыты по всем епархиям духовные попечительства, на которые возложено призрение бедных всего вообще духовного звания. Средства этих попечительств должны были составиться: 1) из добровольных приходских пожертвований по книжкам; 2) из таких же пожертвований чрез учрежденные при церквах для этой цели особые кружки и 3) из ежегодных выделений 150,000 р. из свечных доходов. Но средства новых попечительств были крайне скудны: пожертвований было мало, а 150,000 р., распределенные между всеми епархиями, превращались в очень мелкие суммы.

Старый и сложный вопрос о приходском духовенстве, не раз поднимавшийся в предшествующие царствования, ко времени императора Александра II оставался в том же нерешенном положении. Духовенство по-прежнему представляло из себя забитое и приниженное сословие, лишенное равноправности с другими классами общества. По-прежнему оно трепетало пред разного рода епархиальными начальствами и подвергалось всевозможным злоупотреблениям и вымогательствам со стороны епархиальных чиновников. По-прежнему погоня за своим обеспечением и боязнь остаться без куска хлеба заставляли его жертвовать и пренебрегать высокими интересами своего служения. Все затруднения и неблагоприятные условия, в которые было поставлено духовенство, самым невыгодным образом отразились на его нравственном настроении. Недовольство своим положением, приниженность и забитость духа, механическое исполнение обязанностей, бездушное отношение к своим прихожанам, сослуживцам своего звания, к общим церковно-гражданским интересам и т. п. пороки, которыми светское общество привыкло так часто награждать духовенство, без сомнения, если не исключительно, то в большей мере зависели от тяжелых и неблагоприятных условий его положения в государстве. Можно было надеяться, что новое царствование, одушевленное гуманными идеями, обратит серьезное внимание на положение сословия, призванного к высокому служению в государстве и не ограничится по-прежнему только благими желаниями и начинаниями, но предпримет действительные меры, которые в состоянии были бы улучшить положение духовенства и возвысить его авторитет и значение в глазах общества.

Глава I

Характер царствования императора Александра II. Возбуждение вопроса о духовенстве в связи с общим преобразовательным движением времени. Меры правительства к ослаблению сословности духовенства в конце пятидесятых и начале шестидесятых годов. Учреждение в 1862 году 18 июня особого присутствия по делам духовенства и его деятельность. Обсуждение в Высочайше учрежденном присутствии вопроса о сословном устройстве духовенства. Мнения епархиальных преосвященных и комитетов по означенному вопросу. Причины, способствующие развитию замкнутости духовного сословия и следствия, вытекающие из нее по отношению к церкви, духовенству и обществу. Суждение о мерах, которые могут ослабить замкнутость духовного звания и устранить ее следствия. Новые законоположения, изданные с целью ослабления замкнутости духовного сословия в промежуток между 1863 и 1867 г.г. Всеподданнейший доклад Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора, генерал-адъютанта Безака с запискою о средствах к обрусению юго-западного края. Мнение Безака о сословной замкнутости духовенства и неудобствах, вытекающих из нее для государственной жизни России. Отношение к вопросу о сословном устройстве духовенства периодической печати. Разногласие ее органов относительно замкнутости духовного звания: должна ли она существовать как явление полезное и желательное, или наоборот должна быть уничтожена и какие в этом случае могут быть допущены меры. Взгляды Высочайше учрежденного присутствия на сословную реформу в быте духовенства и его заключения. Обсуждение предположений присутствия в Государственном Совете. Реформа 26 мая 1869 года; изменения, внесенные ею в сословную жизнь духовенства и ее значение в системе законодательства о сословном устройстве духовенства.

В истории русского государства царствование императора Александра II без сомнения занимает выдающееся место как по обширности и гуманности реформ, предпринятых государем-преобразователем, так и по их освободительному направлению и значению для развития государственной и общественной жизни России. Совершенно справедливо присваивают этому царствованию название преимущественно реформенного времени и ставят его рубежом, отделяющим старую дореформенную Россию от новой, обновленной великими преобразованиями. Во главе коренных преобразований этого времени должна быть поставлена крестьянская реформа 19 февраля 1861 года. Уничтожение крепостного права, доставившее свободу труда русскому народу, положило начало новому строю государственной и общественной жизни, отличному от старого дореформенного строя. Падение крепостничества явилось только началом предполагавшихся обширных работ по переустройству всего государства. Оно должно было послужить фундаментом для новых преобразований, осуществление которых было немыслимо при существовании крепостного права с его порядками и понятиями, которыми насквозь была проникнута вся жизнь русского общества дореформенного времени. Введение земских учреждений, призвавших к ближайшему участию в заведывании делами, относящимися до хозяйственных нужд каждой губернии и каждого уезда, местное население; преобразование старых судов, стяжавших себе печальную известность недостатком правосудия; широкое покровительство просвещению – пересмотр старого цензурного устава, предоставление русской печати права обсуждать открыто общественные вопросы, открытие новых учебных заведений и общее улучшение их быта и проч. – все эти преобразования проникнуты тем же общим началом, которое лежит в основе крестьянской реформы. В них видно тоже стремление преобразователя уничтожить крепостное право в корне – искоренить самые последствия, вытекавшие из него – порядки и воззрения, утвердившиеся под его влиянием во всех проявлениях жизни русского общества. Сухой перечень преобразований, предпринятых в рассматриваемое царствование, не может еще дать ясного и живого представления об этом памятном времени. Необходимо при этом иметь в виду нравственный подъем, охвативший общество, то одушевление и оживление, которое возникло в обществе под влиянием коренной ломки старых традиций и устоев, наглядно показавших всю свою непригодность и неспособность удовлетворить новым запросам времени.

В порыве общего преобразовательного течения не было забыто и духовенство. Вопрос о духовенстве представлялся в тесной связи с крестьянской реформой. Русский православный народ издавна привык жить в непосредственном общении с пастырями церкви, к ним он привык обращаться за советами и указаниями в разных случаях жизни. Реформа 19 февраля 1861 г. в корне изменила положение крестьян, возвысив их из бесправных рабов на степень свободных людей. Она указала новые задачи для их будущей деятельности, в тоже время наложила на них и новые обязанности по отношению к государству. Духовенство, как непосредственный руководитель народа, особенно призывалось теперь к выполнению своей общественной миссии, воспитанию на новых началах освобожденного народа, укоренению в его сознании начал православной веры и нравственности. Насколько само духовенство в состоянии было удовлетворить новым запросам времени, вызванным естественным ходом развития народной и государственной жизни России и насколько условия его жизни благоприятствовали ревностному и успешному выполнению им своего высокого служения, можно судить по предшествующему очерку. Члены свободного сословия в государстве обыкновенно пользуются правом выбирать тот или другой род занятий, смотря по личному желанию и склонностям. Духовенство, прикрепленное к определенному роду службы, было лишено этого права. Мысль о ненормальности общих начал, положенных в основу законодательства о сословном устройстве духовенства, как было уже замечено, окончательно выяснилась ко второй половине текущего столетия.

Новому правительству, предпринявшему коренные преобразования во всех сферах государственной и общественной жизни России, взявшему на себя также задачу решить общий вопрос об улучшении быта православного духовенства, предстояла в частности нелегкая задача так или иначе решить и назревший вопрос о сословном устройстве духовенства. В этом случае для него мог быть двоякий исход – или оставить без изменения старые начала, положенные в основу законодательства относительно сословного положения духовенства и имевшие целью изолировать его в ряду других сословий государства и в таком случае помириться с нравственными и практическими неудобствами, вытекавшими из сословной замкнутости духовенства, от времени до времени прибегая для удаления излишних людей из духовного ведомства к разборам духовного сословия, обычно практиковавшимся в этих случаях, или в корне изменить сословное положение духовенства, заменив старые законодательные начала новыми. Как новое правительство решило этот важный церковно-общественный вопрос – увидим из нижеследующего.

На первых же порах оно определенно высказалось против искусственного стеснения духовного звания определенными рамками, прикрепления к духовной службе известного класса лиц. Правда в конце пятидесятых и начале шестидесятых годов оно ограничивается изданием отдельных только распоряжений, открывающих выход из духовного звания и доступ к нему посторонним лицам; но и в них можно усматривать следы того общего направления, которого намерено было держаться правительство при разрешении вопроса о сословном устройстве духовенства. Распоряжения эти касаются по преимуществу отдельных и малонаселенных краев России. В 1855 году Святейший Синод издал определение (определение утверждено государем императором 22 января) о дозволении поступать в духовное звание в Якутской области людям из туземцев и податного состояния, по предварительном сношении с местным гражданским начальством и без особого разрешения Правительствующего Сената35. В том же году Высочайше разрешено, за недостатком священно- и церковнослужительских детей единоверческого духовенства в Уральском казачьем войске, определять там на причетнические вакансии казаков и малолетков, при этом сделано такое ограничение: в случае, если окажется впоследствии излишек, в духовном сословии против штатного числа, всех сверхштатных обращать в число служащих казаков, а детей их, рожденных по определении на должность, оставлять в казачьем сословии, на общих правилах о казачьей службе36.

Некоторые из распоряжений правительства направлялись к тому, чтобы открыть детям духовенства доступ в светские учебные заведения. В 1859 году военный министр, в виду постоянно подававшихся просьб к начальникам военных училищ о принятии в их училища лиц духовного звания, сделал запрос в Святейший Синод, не считает ли он излишним и вредным такое поступление? Обер-прокурор Св. Синода граф Толстой на сделанный запрос отозвался, что Святейший Синод находит принятие в училища военного ведомства детей православного духовенства благодетельным для них. Последовавшее по этому случаю Высочайше утвержденное распоряжение разрешает детям лиц духовного ведомства поступать в училища военного ведомства, на общих правилах, установленных в положении о сих училищах (§§ 10–13) для приема детей дворян, обер-офицеров и канцелярских служителей37. В 1861 году Святейший Синод разрешил правлению новооткрытой (в 1851 году) Томской семинарии принимать воспитанников светских заведений с соблюдением следующих правил: при поступлении в соответствующие классы семинарий и духовных училищ принимать без экзамена, а в случае желания поступить в высшие классы, производить обычное испытание из всех предметов семинарской и училищной программы, кроме тех, которые преподаются исключительно в духовных заведениях, напр., церковного пения и устава38. В 1862 году Высочайше утвержденным положением главного правления училищ детям духовенства предоставлено право поступать в пансионы при с. петербургских гимназиях39. В 1864 году, вследствие ходатайства Виленского, Гродненского, Ковенского и Минского Генерал-губернатора и главного начальника Могилевской и Витебской губернии, Высочайше разрешено в северо-западных губерниях принимать детей церковнослужителей, не имеющих прав по образованию, в гражданскую службу во все присутственные места40. В следующем 1865 году Святейший Синод сделал попытку облегчить самый выход из духовного звания. Указом от 29 сентября право увольнять кончивших курс семинарий из духовного звания в светское предоставлено епархиальным преосвященным, а по армейскому ведомству – главному священнику армии и флота, не испрашивая на то особого разрешения Святейшего Синода41.

Между тем, как правительство отдельными распоряжениями старалось облегчить выход из духовного звания накопившейся массе, постепенно подготовлялась более глубокая мера, назревал общий вопрос об улучшении быта духовенства. Вопрос этот возник по поводу официально и настойчиво заявленной нужды в улучшении положения духовенства в юго-западном крае. Положение православного духовенства в крае, где русская народность подвергалась постоянной опасности быть вытесненной латино-польским влиянием и где требовалось особенное содействие пастырей церкви, было крайне печальное. По справедливому отзыву неизвестного автора записки об улучшении быта духовенства в юго-западном крае, духовенство здесь ничем не отличалось от простых крестьян хлебопашцев, было лишено всякого нравственного влияния и авторитета в глазах прихожан. Такими же чертами характеризуют его представленные на Высочайшее благоусмотрение соображения киевского генерал-губернатора о положении духовенства в юго-западном крае. Соображения эти предварительно поступили на рассмотрение министра внутренних дел. Представляя их в августе месяце 1861 года на Высочайшее благоусмотрение Государя Императора, министр внутренних дел вместе с тем высказал общий взгляд на дело. По его мнению, вопрос об улучшении быта православного духовенства в юго-западном крае не может быть решен удовлетворительно до тех пор, пока не будет решен общий вопрос об улучшении быта всего духовного сословия в государстве, пока в самом средоточии государства это же самое духовенство останется в том же положении и на том же уровне, на котором оно находится.

Чтобы обеспечить успех в разрешении вопроса об улучшении быта духовенства, нужно поставить его возможно шире, перенести из круга действий одного или двух ведомств, в круг высших правительственных соображений и сделать его общим для всей империи. При этом министр внутренних дел замечал и тот путь, который следует избрать при решении означенного вопроса. Главная причина нравственного упадка и бедности духовенства, по его убеждению, заключается в сословных о нем постановлениях, которые, имея преимущественно целью изолировать его от прочих сословий государства и затруднять выход из духовного звания, содействуют увеличению, без нужды, массы этого сословия. В заключение министр повергал на Высочайшее благоусмотрение Государя Императора мысль об учреждении особого комитета из высших духовных и светских лиц для рассмотрения вопросов относительно средств к улучшению быта православного духовенства42.

К мысли об учреждении особого комитета по делам православного духовенства сочувственно отнесся и обер-прокурор Св. Синода генерал-майор Ахматов. Впрочем, соглашаясь в общем с министром внутренних дел, он находил неудобным официально и печатно оглашать Высочайшую волю об учреждении присутствия, как предполагал последний, мотивируя это тем, что такое оглашение может подать повод к преувеличенным ожиданиям и неосуществимым надеждам. 28 июня 1862 года последовало Высочайшее повеление об учреждении особого присутствия для изыскания способов к большему обеспечению быта духовенства и «между прочим, именно: 1) к расширению средств материальнаго обезпечения приходскаго духовенства; 2) к увеличению личных и гражданских прав и преимуществ; 3) к открытию детям священо-церковнослужителей путей для обезпечения своего существования на всех поприщах гражданской деятельности; 4) к открытию духовенству ближайшаго участия в приходских и сельских училищах». Председателем его повелено считать с.-петербургского митрополита, а членами – наличных членов Св. Синода, министров внутренних дел и государственных имуществ, обер-прокурора Св. Синода, директора духовно-учебного управления и статс-секретаря. Учреждение особого присутствия43 вызвало небывалое оживление и сочувствие духовенства: «слава Богу, слава доброму Царю! спасибо и журналистике духовной и светской, подготовившей это великое учреждение, и гласности, давшей возможность подготовить его, – писал один из представителей его. – Комитет составит эпоху в истории нашего духовенства, ему предстоит решить своего рода крестьянский вопрос. Все с трепетною надеждою ожидают результатов этого учреждения. Быть или не быть – вот состояние нашего духовенства в настоящую минуту»44. Подобное убеждение было голосом всего духовенства. Истомленное безысходною нуждой, стесненное в своих правах, униженное нравственно в глазах общества, оно возлагало слишком радужные надежды на новое учреждение, думая, что комитет в состоянии сразу и в корне изменить его положение к лучшему. С своей стороны Высочайше учрежденное присутствие старалось внушить мысль, что вопрос об улучшении быта духовенства не есть результат узких сословных стремлений духовенства, а дело общегосударственной важности, в котором одинаково должны быть заинтересованы все сословия. В виду этого к всестороннему обсуждению его призывались само духовенство, печать, как выразительница общественного мнения, представители администрации, земства и общества. В первом заседании 17 января 1863 года Высочайше утвержденное присутствие приступило к выяснению общих начал и задач своей деятельности. Сознавая, что успешное разрешение обширного вопроса об улучшении быта духовенства требует предварительных точных сведений о нуждах духовенства и что эти сведения всего лучше могут быть доставлены самим же духовенством через его непосредственные начальства, присутствие решило обратиться от имени председателя к епархиальным преосвященным с просьбою о доставлении им нужных сведений с тем, чтобы эти сведения они истребовали предварительно от местного духовенства через городских и сельских благочинных, обсудили их, если найдут нужным, в особых комитетах из духовных лиц епархиального ведомства и присоединили к ним свои соображения и заключения45. Во избежание разнообразия в системе изложения сведений и происходящей от этого путаницы и затруднений для работ присутствия, предположено было выработать особую программу и разослать ее циркулярно епархиальным преосвященным. Впрочем, такая программа, по мысли присутствия, не должна была стеснять духовенство в открытом заявлении своих нужд. «Духовенство, – говорилось в заключение программы, – приглашается к представлению сведений, не стесняясь указанными в программе вопросами, но излагая с полною откровенностью свои потребности»46. Впоследствии, с той же целью упорядочения системы в изложении сведений и для местного заведывания в губерниях делом улучшения быта духовенства, присутствие положило открыть местные губернские присутствия и поручить им рассмотрение намеченных духовенством и комитетами предположений47.

Между прочими предметами учрежденному по Высочайшему повелению 28 июня 1862 года особому присутствию по делам духовенства поручено было изыскать способы к открытию детям священно-церковнослужителей путей для обеспечения своего существования на всех поприщах гражданской деятельности (пункт III). Отобрание сведений по предложенному пункту могло поставить приходское духовенство в затруднение, потому что самое решение затронутого в нем вопроса есть дело исключительно государственной власти; поэтому присутствие по делам духовенства сочло нужным сведений по означенному пункту совсем не отбирать от причтов, а истребовать только мнения епархиальных преосвященных48. В составленной и разосланной, согласно постановления присутствия, программе епархиальным преосвященным по означенному пункту предлагались следующие вопросы:

1) от чего зависит, что только немногие из детей духовенства, остающиеся без мест по окончании курса, или по исключении из семинарий и училищ, оставляют духовное звание и почему поступают они преимущественно в гражданскую службу?

2) Если это происходит не от сословных каких-либо предубеждений, а от действительных препятствий, то в чем именно заключаются эти препятствия?

3) Чем можно устранить их? Нужны ли для сего особые льготы и в чем они должны состоять?

Епархиальные преосвященные с сочувствием отозвались на приглашение Высочайше учрежденного присутствия; большинство из них, прежде чем представлять свои соображения по предложенным пунктам программы, совещались с ближайшими к ним лицами – старшими протоиереями епархии или благочинными, а некоторые организовали особые комитеты из духовных лиц и им поручали обсуждение намеченных вопросов. Мнения преосвященных и комитетов поступали в Высочайше учрежденное по делам православного духовенства присутствие в течение 1863 и 1864 г. г.

При разнообразии в мелочных подробностях, мнения эти за немногими исключениями, в сущности, сходны между собою. Поэтому, не входя в рассмотрение каждого из них в отдельности, мы попытаемся соединить их между собою и обсудить в совокупности, подразделяя лишь по различию предметов.

Мысль, что духовенство живет замкнутою жизнью и не имеет нравственного влияния на общество, что главная причина этого заключается в настоящем строе его, как особого наследственного сословия, сложившемся вследствие принятых обычаев и существующих узаконений, и что во имя блага церкви необходимо уничтожить сословную отчужденность духовенства, безусловно, разделяется почти всеми преосвященными и епархиальными комитетами.

Из сохранившихся мемуаров Высочайше учрежденного присутствия видно, что только два отзыва – преосвященного могилевского и костромского комитета пытаются защищать сословную замкнутость духовенства, как меру благодетельную для духовенства, церкви и общества. По мнению первого в благоустроенном государстве потомственные роды жизни и деятельности естественны и это важно и благотворно для государственного благоустройства и его долговечности, поэтому и сословную замкнутость духовенства нужно не уничтожать, а сохранять в полной силе.49 По мнению второго самая мысль об уничтожении замкнутости духовенства высказывается людьми неблагонамеренными, которые понимают, что духовенство вообще тверже всех сословий сохраняет преданность православному учению и ведет жизнь сообразно с уставами и постановлениями церкви, что в сословном устройстве духовенства заключается одно из важнейших препятствий к развращению служителей церкви и к проведению в обществе понятий вольных, а также и к распространению образа жизни и привычек противных православию50.

Всю массу остальных мнений преосвященных и епархиальных комитетов по предложенному вопросу можно сгруппировать в следующих пунктах: I) выяснение причин, почему дети духовенства редко оставляют духовное звание и переходят на другие роды службы, II) указание неблагоприятных последствий, вытекающих из замкнутости духовенства для церкви, духовенства и общества и Ш) суждение о мерах, которые могут повести к сближению духовенства с обществом.

Первая и главная из причин, способствующих развитию сословной замкнутости духовенства, по мнению большинства преосвященных и комитетов, заключается в строго-сословном характере духовной школы. Воспитание и образование духовного юношества носит свой особый отпечаток, резко отличающий его от направления, существующего в светских учебных заведениях. Еще на скамье духовный юноша привыкает жить понятиями духовного звания, так как самый курс его воспитания и образования приспособлен к духовному званию и мало дает ему возможности узнать поближе жизнь других сословий. Еще в школе он заранее знаком с ожидающей его духовной должностью и теоретически и отчасти практически. Поэтому он страшится оставить духовное звание и поступить в другую службу. Ему думается, что там он будет человек чужой, что там отнесутся к нему неласково и недружелюбно51.

Оставаться в духовном звании нередко побуждает детей духовенства и особый, встречающийся у многих родителей, взгляд на духовное служение, как на единственное, в котором можно сохранить веру и благочестие и понятное отсюда желание, чтобы их дети посвящали себя на служение церкви52.

Сживаясь с духовным бытом сначала в семье своих родителей, потом в школе, духовный воспитанник и по окончании ее невольно привязывается к своему званию. Оно становится ему дорогим. Любовь к нему нельзя назвать сословным предубеждением; оно – врожденное чувство, воспитываемое в духовных юношах всем строем их жизни, как домашней, так и школьной и проистекает из благоговейной любви к церкви.

Если не всех, то весьма многих духовных воспитанников удерживает в духовном звании одушевляющее их убеждение в высоком духовном значении призвания, к которому промысл Божий привел их путем рождения и воспитания, сознательное понимание важности священно и церковнослужительских обязанностей и особенное настроение благочестивого чувства, которое возбуждается с малолетства и укрепляется воспитанием и вследствие которого воспитанники духовно-учебных заведений, особенно вскоре по окончании курса, проникнуты бывают большею частью горячим желанием всецело посвятить себя на служение церкви53.

Если приведенное мнение слишком преувеличивает идеальные побуждения, которые будто бы заставляют духовное юношество оставаться в своем звании, то следующее мнение Курского преосвященного наоборот совершенно отрицает их. По заявлению преосвященного, неправильно видят главную причину незначительного выхода детей духовенства из своего звания в идеальной привязанности к нему. Если бы действительно эта привязанность была сильна и чиста, тогда духовенство состояло бы из людей преданных своему делу, самоотверженных, готовых всегда служить благу своих ближних. К сожалению, опыт не оправдывает этого. Подтверждая свое замечание, преосвященный рисует следующую картину. «Вот, напр., приходит студент священнического места просить: о своих будущих обязанностях говорит он вяло и неохотно, как будто на семинарском испытании, без малейшего к ним влечения; но как скоро услышит, что свободного места нет, а надобно подождать, он тотчас одушевляется, начинает описывать горестное положение, свои нужды, бедность многочисленных родных, невыгоды и шаткость светской службы, и в заключение своей речи, оживленной и некраткой, с горделивою выразительностью напоминает о своих правах, что не напрасно же он учился и курс окончил студентом.» Случаи в этом роде встречаются на каждом шагу и свидетельствуют против восхваляемой привязанности духовного юношества к своему званию. Привязывает духовных юношей к духовному званию, по мнению преосвященного, не любовь к нему, а те выгоды, которые доставляет оно, и невыгоды, от которых избавляет. Главная из выгод это легкость обязанностей священно-церковнослужительских. Высокие и трудные по своему внутреннему значению эти обязанности по большей части являются легкими в исполнении. Если взять псаломщиков, то большинство их, за немногим исключением, ограничиваются только внешним произношением чтений и песнопений церковных, нисколько не заботясь понять то, что произносит их собственный язык. Точно также и среди священников встречаются немногие, которые бы относились к исполнению своих обязанностей не внешним образом, а искренно бы заботились об уразумении того, что совершают и к чему призваны самым служением. Естественно, что и дети, видя, как легко дается служба их отцам и как немногого требуют от них, сами располагаются идти по стезе родительской54.

Одним из препятствий к переходу детей духовенства в светскую службу, по мнению некоторых преосвященных, служит также относительная обеспеченность духовной службы, сравнительно с другими родами занятий, которые представляются доступными детям духовенства.

Сколько бы ни говорили о бедности духовенства, во всяком случае духовная служба никогда не оставит человека без куска хлеба и необходимой одежды. Духовный воспитанник хорошо это знает, знает также и то, что за пределами духовного звания его по большей части, особенно на первых порах, ожидает голод и нищета, да и будущее обещает мало. Между тем, поступая во священники, он сразу становится и хозяином и семьянином, приобретает значительную степень независимости и может рассчитывать хотя и на скудное, но верное обеспечение55.

Но самое главное препятствие к выходу детей духовенства из своего сословия, по мнению преосвященных и комитетов, заключается в стеснительных ограничениях, которыми закон обставляет переход их в разные роды служб. При обозрении разных мнений, высказанных по этому предмету, мы остановимся подробнее на отзыве преосвященного Антония, архиепископа волынского56. Мнение его представляет обстоятельное обозрение разных стеснений, которые существуют в законодательстве относительно перехода детей духовенства в гражданскую службу.

Преосвященный различает двоякого рода ограничения, – с одной стороны те, которые совершенно устраняют некоторых из лиц духовного ведомства от поступления в гражданскую службу, с другой те, которые, хотя прямо и не воспрещают переход из духовного звания, но затрудняют его, обставляя ограничительными условиями. К первым относятся:      1) воспрещение принимать в общие места гражданской службы детей священнослужителей, если те дети рождены до получения их отцами священного сана или сами занимали причетнические места (св. зак. т. III кн. I ст. 3); 2) устранение от поступления в гражданскую службу церковнослужителей и их детей, за исключением тех, которые по окончании полного курса в семинарии или других учебных заведениях, средних или высших в первом разряде, получили право на классный чин (т. III кн. I ст. 4 и 5); 3) лишение детей духовенства права на вступление в гражданскую службу, в случае исключения из духовных училищ за дурное поведение (т. III кн. I ст. 189–191).

Не довольствуясь простым указанием существующих в законах ограничений относительно перехода духовных лиц в светскую службу, преосвященный старается рассмотреть их критически и с этою целью, обращаясь к истории, следит за их возникновением в нашем законодательстве и выясняет основные недостатки и противоречие их с другими постановлениями законодательства, касающиеся того же предмета. Лишение общих прав на поступление в гражданскую службу тех из детей священнослужителей, которые рождены до получения их отцами священного сана в причетническом звании, по мысли преосвященного, крайне унижает церковнослужительское звание. По закону дети священнослужителей принимаются на службу на правах равных с детьми личных дворян (т. IX кн. I, ст. 291; т. XIV, ст. 295). Этим правом пользуются все сыновья офицеров, имеющих права личных дворян, даже и те, которые были рождены прежде приобретения отцами их офицерского чина, исключая рожденных в то время, когда отцы их неимевшие сами права на вступление в гражданскую службу, находились в низших воинских званиях. (т. III, кн. I, ст. 25). Сравнивая детей священнослужителей и детей офицеров в общих правах, закон допускает явное противоречие и несправедливость, лишая в тоже время детей священнослужителей, рожденных до получения их отцами сана того права, которым пользуются таковые же лица в офицерском звании. Это несправедливо тем более, что этим правом пользуются дети евангелическо-лютеранских и реформатских пасторов за исключением тех, которые рождены после оставления отцами их духовного звания (т. IX, ст. 385). «Единственная причина такого ограничения, – писал преосвященный, – заключается в том, что закон, оттесняя от гражданской службы церковнослужителей и их детей, для выдержания этой мысли, не делает от нее отступления и в отношении к детям священнослужителей, рожденным в то время, когда отцы их, до рукоположения в этот сан, находились в церковнослужительском звании»57. Что же касается строгого разграничения между священнослужительскими и церковнослужительскими детьми в отношении прав на гражданскую службу, то в законодательстве по этому предмету нет определенного и строго выдержанного взгляда. В издание свода законов 1835 г. было внесено (в т. III, кн. I, ст. 5, 7 и 8) из положения о канцелярских служителях гражданского ведомства 14 октября 1827 г. (полн. собр. зак. № 1469) запрещение принимать в гражданскую службу церковнослужителей и их детей, кроме тех из них, которые по образованию получат право на классный чин. Но в том же издании помещена была статья (74) основанная на указе правительствующего Сената 23 декабря 1813 года (полн. собр. зак. № 25506), по которой детям церковнослужителей предоставлялось право поступать на гражданскую службу по окончании семинарского курса, наравне с детьми священнослужителей, без ограничения этого права разрядом выпуска. Такое противоречие скоро обратило на себя внимание. Государственный Совет в постановленном пред новым изданием свода законов 1842 года мнении (24 декабря того же года) заметил, что «статья 74, как вошедшая в свод по явной ошибке тогдашних редакторов и притом неимевшая и немогшая никогда иметь, по противоречию с прочими статьями, действительного исполнения, должна быть непременно соглашена с существующими по настоящему предмету узаконениями». При этом заграждение церковнослужителям и их детям доступа к гражданской службе мотивировалось во-первых тем соображением, что определение в гражданскую службу собственно по праву происхождения допускалось и допускается не иначе, как с допущением определяемого в один из трех существующих разрядов канцелярских служителей; а так как церковнослужители ни в одном из этих разрядов не поименованы, то и принятие их на службу, очевидно, не может иметь места, и во вторых тем, что это ограничение относится только к второразрядным и третьеразрядным ученикам семинарии, едва ли способными к занятию даже низших должностей, и не касается лучших воспитанников. Разбирая приведенные основания, преосвященный находит, что первое из них, несправедливо ставит церковнослужителей и их детей вне трех общих разрядов канцелярских служителей. Если к третьему разряду причисляются питомцы воспитательных домов, исключенные в 1849 году из горного ведомства нижние чины уральских, алтайских и нерчинских горных заводов, сыновья однодворцев Бессарабской области (т. III, кн. I, ст. 46), то ужели неприлично и оскорбительно среди такого разночинного состава поместить лиц церковнослужительского происхождения. С другой стороны, называя их неспособными к занятию даже низших должностей в гражданской службе, закон допускает противоречие, потому что способность к занятию даже высших должностей не отрицается в других воспитанниках, стоящих не выше их по степени образования и имеющих за собой только происхождение из других сословий. Отказ в праве на поступление в гражданскую службу воспитанникам духовных училищ, исключенным за дурное поведение, представляется преосвященному слишком жестоким. Увольнение из школы часто происходит вследствие незначительных проступков, после которых всегда есть возможность исправиться: а между тем лишение таких воспитанников очень важного права заграждает им навсегда путь к улучшению своей участи приравнивает их к исключаемым из духовного ведомства за пороки.

Кроме прямого воспрещения вышеупомянутым лицам поступать в гражданскую службу, в законодательстве существуют разные ограничения, касающиеся собственно тех лиц духовного звания, которым по-видимому предоставлено право выходить из своего сословия.

Преосвященный указывает следующие ограничения: 1) дети священников и диаконов принимаются в гражданскую службу по увольнительным видам, выданным духовным начальством в надлежащем порядке (т. III ст. 29); 2) дети священников и диаконов, обращаемые по излишеству духовным начальством в распоряжение гражданского для избрания рода жизни, в случае выраженного ими желания вступить в гражданскую службу, принимаются по выданным им на то от губернского правления свидетельствам. Если кто из них с получения свидетельства в течение 6 месяцев не определится, тому срок продолжается еще на полгода с правом приискать место уже в другой губернии. Но кто по истечении вторичного полугодового срока ни в гражданскую, ни в военную службу не поступит, тот, по распоряжению казенной палаты, записывается в одно из податных состояний, по его избранию. Сроки эти обязательны для увольняемых из духовного звания не только по излишку, но и по собственным прошениям. Лица, поступившие в гражданскую службу по увольнительным из духовного звания свидетельствам в течение предоставленного им на то годового срока, если будут уволены от службы до получения классного чина, по собственной просьбе, или по распоряжению начальства, когда оно найдет их неспособными и к продолжению службы, обязаны записаться, по их избранию, в одно из податных состояний (т. III, ст. 31–33; т. IX ст. 291 и примечание к ней).

Если принять во внимание, что эти, юридически существующие ограничения, на практике обставлены новыми затруднениями, происходящими вследствие выполнения разных формальностей при производстве дела и частых проволочек, то и самое дозволение духовным лицам поступать на гражданскую службу окажется равносильным почти полному запрещению.

Прочие преосвященные и другие места и лица, доставившие мнения, касаются большею частью тех же предметов, которые разобраны и обсуждены в отзыве преосвященного Волынского. Только немногие из них указывают на новые обстоятельства, способствующие развитию замкнутости духовного сословия. Так, по мнению нижегородского комитета, причина, отделяющая духовенство от других сословий, заключается в его происхождении от самого себя, дающем детям его право принадлежать к духовному званию до тех пор, пока сами пожелают выйти из него и определяться к духовным должностям предпочтительно пред всеми, происходящими из других сословий58. Преосвященный Арсений, митрополит Киевский и Галицкий в отношении от 10 ноября 1864 года на имя председателя Высочайше учрежденного присутствия, предлагая меры к устранению замкнутости духовенства, также высказал мысль, что в духовном звании должны числиться только лично священно-церковнослужители, а дети их не должны принадлежать к духовному ведомству59. Некоторые преосвященные в числе причин, препятствующих детям духовенства выходить из своего сословия, указывают на невозможность поступать им в светские учебные заведения. Большая часть учебных заведений, в особенности специальные напр. военные корпуса, лесной институт и проч., и общеобразовательные, университеты и гимназии совсем закрыты для детей духовного звания. В одни из них дети духовенства не принимаются; в другие не поступают в силу практической невозможности. Для поступления в светские учебные заведения требуется, во-первых, предварительно разрешение епархиального начальства и, во-вторых, необходимы материальные средства для содержания себя в этих заведениях и для платы за право обучения, каковых их родители по своей бедности не в состоянии доставить60. Замкнутое относительно выхода собственных членов духовное звание закрыто и для прилива посторонних свежих сил. В этом отношении, по заявлению некоторых преосвященных, особенно неблагоприятно отражается на интересах церкви и духовного звания постановление законодательства, по которому люди податных состояний допускаются в духовное звание не иначе, как по рассмотрении просьб их казенною палатою или палатою государственных имуществ и по разрешению начальника губернии (ст. 335 уст. о подат. и 2701 X т. св. зак.). Нет сомнения, что среди лиц означенного класса встречаются люди достойные по своим качествам и способные с успехом и пользою занять церковные должности, так что устранение их причиняет явный ущерб интересам церкви, усиливая существующую рознь между духовенством и обществом.

Выясняя начала, лежащие в основе сословного строя духовенства, преосвященные и епархиальные комитеты вместе с этим указывают и последствия, вытекающие из такого строя для церкви, духовенства и общества. За немногими исключениями все они держатся того взгляда, что замкнутость духовного сословия явление вредное и нежелательное. Строго сословный характер духовенства, удерживающий в нем без всякой надобности массу его собственных членов и преграждающий пути в него посторонним лицам, поселяет рознь между духовенством и обществом и заставляет первое замыкаться в свой тесный круг и жить исключительно сословными интересами. Вследствие этого происходит то, что духовенство, живущее среди общества, не оказывает, однако, нравственного влияния на него; с другой стороны общество, имея самые смутные понятия о его внутренней жизни, чуждается и смотрит на него как на особый загадочный мирок, а вместе с тем удаляется от церкви, привыкая смотреть на интересы веры, как на дело исключительно поповское. Кроме того, замкнутость духовенства очень вредно отражается на его нравственном настроении. Многие из воспитанников семинарии еще на скамье мечтают о светской службе и поэтому с большой неохотой идут по окончании курса в священники или диаконы; требуется искреннее расположение к пастырскому служению, чтобы переломить себя и любить его. Но не всегда это удается. Здесь-то кроется одна из причин того, что в духовном звании попадаются лица, которые по своему образу жизни и поведению только унижают духовное звание и дают повод к нареканиям на духовенство со стороны светского общества.

Наконец, с замкнутостью духовенства связано еще одно неудобство. Вследствие замкнутости в духовном звании накопляется масса лишних лиц, которые затрудняют епархиальные начальства своими докучливыми просьбами и жалобами на отсутствие мест. С течением времени эта масса более и более увеличивается и в будущем грозит новыми затруднениями для епархиальных начальств, для устранения которых рано или поздно придется прибегнуть к коренным мерам.

Обращаясь к обозрению мер, предложенных епархиальными начальствами, легко заметить, что все они распадаются на две главные группы. Одни из мнений требуют коренных изменений в сословном положении духовенства, уничтожения потомственного духовного сословия и слияния его с другими сословиями государства; другие, не касаясь коренного переустройства существующего строя, предлагают лишь такие меры, которые могут повести к ослаблению замкнутости духовного знания. На необходимость коренных преобразований в существующем сановном строе духовенства указывают, нижегородский духовный комитет, преосвященный Нижегородский, общее собрание благочинных Рижской епархии и преосвященные Рижский и Херсонский. Общую мысль, разделяемую ими, можно формулировать в следующем положении: духовенства, как потомственного сословия, не должно быть, в виду пользы для церкви и общества необходимо сделать его общенародным, предоставить детям духовенства полную свободу на избрание рода жизни и открыть доступ в него всем желающим из всех сословий без различия происхождения. Предлагая в корне изменить сословное положение духовенства и приблизить его к тому порядку избрания пастырей, какой изначала существовал в православной церкви, упомянутые лица и учреждения расходятся в выборе мер, посредством которых можно было бы, по их мнению, достичь предположенной цели.

Нижегородский духовный комитет, принимая во внимание, что замкнутость духовенства имеет в своем основании строго сословный характер духовных школ, предлагает, прежде всего, обратить внимание на них, и именно: существующие духовные семинарии и училища закрыть, а духовенству предоставить право обучать своих детей в общеобразовательных учебных заведениях: сельских школах, городских народных училищах, в прогимназиях и гимназиях. Чтобы сироты и дети беднейших отцов, с закрытием духовных училищ, не оставались без образования, давать им вспоможение из венчиковых сумм. Чтобы не отягощать духовное звание массою лишних лиц, ограничить его кругом лиц, занимающих священно церковнослужительские должности; детей же духовенства считать состоящими в духовном ведомстве только во время нахождения их в училищах, а по исключении из училищ или по окончании учения в гимназиях, считать вышедшим из духовного звания. Для приготовления достойных пастырей церкви, по мнению комитета, необходимо учредить особый четырехлетний «духовно-церковный курс», под старым названием семинарии. Курс этот должен иметь общесословный характер, т. е., в него должны поступать дети лиц из всех сословий без различия и предпочтения.

Видя основной недостаток существующего сословного строя духовенства и лежащего в его основе сословного воспитания и образования в том, что пастыри церкви избирают свое служение часто без всякой склонности и расположения к нему единственно потому, что обязаны к тому самым происхождением, комитет специальною целью нового типа семинарии ставит приготовление достойных пастырей церкви, которые смотрели бы на пастырское служение не как на принуждение, а как на дело свободного и сознательного избрания. В виду этого и самый возраст для поступления в семинарию назначается 18-летний, т. е. такой, когда юноша в состоянии уже сознательно относиться к своим запросам и, следовательно, свободно избирать тот иди другой род жизни, подходящий к его склонностям. Воспитанники принимаются в духовную семинарию не иначе, как по строгому испытанию в знании предметов общего образования и тех, которые будут признаны нужными для поступающих в семинарии. Поступающие в семинарию с тем вместе поступают в духовное звание и даже некоторым образом на служение церкви, почему и принимаются на полное церковное содержание, а время нахождения их в духовно-учебном заведении зачитается в действительное служение в священном сане. Новая семинария по прежнему сострит в ведомстве православного исповедания и содержится на епархиальные средства, имеет в себе известное число учащихся, определенное соответственно ежегодным потребностям епархии. Духовная семинария будет сообщать своим питомцам главным образом теоретическую подготовку к будущему служению; для практического же приготовления и окончательного испытания способности к пастырскому служению, необходимо назначать кончивших курс в духовных семинариях предварительно занятия священных должностей, в учителя городских и сельских школ с причислением к местным клирам61.

Мнение Нижегородского комитета представлено было на рассмотрение местного преосвященного и встретило в нем сочувствие. Разделяя взгляды комитета на необходимость уничтожения замкнутости духовного сословия, на меры к уничтожению этой замкнутости и надежды комитета на благотворные следствия реформы, преосвященный останавливается главным образом на способах исполнения означенной реформы. В таком великом и важном для церкви деле, как упомянутая реформа, по его словам, нужна крайняя осмотрительность. Слияние духовных школ со светскими может принести благотворные следствия, для церкви и общества в том случае, если образование в светских учебных заведениях будет вполне православное. Лучшим ручательством за сохранение православного направления в светском образовании, писал преосвященный, может быть сосредоточение в Св. Синоде главного надзора за направлением преподавания наук и вообще образования и воспитания в светских учебных заведениях, или, «если сочтут это неуместным – учреждение губернских воспитательных присутствий, в которых членами были бы доверенные лица – от церкви – Епархиальный Архиерей, от государства – губернатор, от духовного сословия два лица по выбору духовенства, от дворянского сословия тоже по выбору двое, двое от купечества и от прочих сословий также по двое по выбору, с тем чтобы такое присутствие имело право делать замечания, внушения, выговоры начальствующим и учащим и даже вовсе увольнять их от службы, не только за противодействие, но и за несодействие православному направлению в учении и образовании детей и чтобы каждый член присутствия во всякое время мог посещать классы, присутствовать при лекциях, требовать для своего просмотра учебные записки и письменные руководства по наукам, выдаваемые наставниками для учеников62.

Мысль об уничтожении сословной замкнутости духовенства посредством реформы духовно-учебных заведений несколько в иной форме, сравнительно с представленной в вышерассмотренных мнениях, развивается в отзыве общего собрания благочинных Рижской епархии63. Согласно с мнением Нижегородского духовного комитета, благочинные Рижской епархии считают необходимым назначить собственно специальное богословское образование для всех желающих и избранных, а детям духовенства дать возможность получать образование наравне с детьми других сословий. Разница между тем и другим заключается собственно в выборе средств для выполнения предположений. По последнему мнению не представляется необходимости совершенно закрывать прежние духовно-учебные заведения и создавать на место их новый тип духовно-учебного заведения. Практичнее существующие духовно-учебные заведения соединить со светскими – семинарии с гимназиями, а академии с университетами; для образования собственно богословского присоединить к гимназиям высшие специальные богословские классы, а в университетах открыть богословские факультеты. Такое соединение духовного образования со светским будет плодотворно для церкви и духовенства – оно откроет доступ к поступлению на служение алтарю всем желающим, привлечет таланты и деятелей усердных, а для детей духовенства откроет ход ко всем родам общественной деятельности, сообразно с их способностями и наклонностями. С другой стороны оно будет полезно и в том отношении, что ослабит существующую вредную разъединенность духовного образования со светским и откроет путь к распространению и укреплению религиозных истин в обществе.

По мнению преосвященного Херсонского64 главная причина сословной замкнутости духовенства заключается в строгом разграничении сословий, установленном законодательством. Следствием такого разграничения является крайняя разобщенность сословий между собою и затруднительность перехода из одного в другое; каждое из сословий разрастается, при невозможности выхода в другие сословия в каждом накопляется масса лишних членов, образуется таким образом пролетариат, крайне опасный для государства. Для блага государства необходимо устранить преграды, лежащие между сословиями, сблизить средние сословия (личное дворянство, почетное гражданство) с низшими и переход одних в другие сделать совершенно свободным и для всех удобным. «Это не то значит, – рассуждал преосвященный, – чтобы средние сословия притиснуть к низшим, а то, чтобы низшие сословия возвысить до средних, до личного гражданства. Тогда дети чиновника и поселянина, священника и купца, причетника и ремесленника были бы одинаково гражданами и, по достижении совершеннолетия, обращались бы туда, где более в них нужды и где, по их понятию, им выгоднее, занимались бы тем, к чему кто более способен»65.

Рассмотренные мнения представляют особенность в том отношении, что все они требуют коренных изменений в сословном положении духовенства и соответственно этому предлагают меры слишком крутые и тяжелые для духовенства при его многочисленности и материальной необеспеченности.

Большая часть преосвященных и епархиальных учреждений при обсуждении мер к уничтожению сословной замкнутости духовенства предлагают устранить те или другие ограничения, существующие в законодательстве и практике относительно лиц духовного звания при переходе их из своего сословия в разные роды службы. Предлагаемые ими меры могут быть подразделены на следующие главные разряды:

1) Облегчения к поступлению детей духовенства в светские учебные заведения. 2) Облегчения к поступлению детей духовенства в гражданскую службу. 3) Облегчения к поступлению в военную службу. 4) Общее возвышение прав лиц духовного звания, могущее влиять на увеличение перехода в другие звания. Во всех отзывах прежде всего настойчиво проводится мысль о необходимости предоставить православному духовенству право воспитывать своих детей во всех светских учебных заведениях66.

В остальном желания епархиальных начальств сводятся к следующему: необходимо отменить прежнее постановление, по которому дети духовенства при поступлении в светские учебные заведения должны были увольняться из духовного звания67.

Во внимание к бедности духовенства при поступлении детей его в светские учебные заведения, освобождать их от платы за право обучения или68 принимать на казенное содержание, для чего открывать для них вакансии или стипендии от казны.

Дарование воспитанникам семинарий, желающим поступить в светские учебные заведения особенных льгот даже исключительно пред другими сословиями, напр., принятия их на полное казенное содержание, стипендии, единовременных пособий при самом отправлении не было бы несправедливостью и не должно возбуждать зависти в других сословиях, потому что все другие сословия имеют более материальной возможности воспитывать своих детей. Для выдачи ежегодно денежных пособий беднейшим воспитанникам, поступающим в светские учебные заведения, по мнению некоторых преосвященных, полезно было бы открыть постоянный духовно-учебный капитал69.

Меры, предложенные епархиальными начальствами для облегчения детям духовенства поступать в гражданскую службу, касаются: 1) допущения в гражданскую службу причетнических детей и лиц, занимавших низшие церковные должности; 2) увеличения вообще прав детей духовенства в отношении поступления на службу по происхождению и образованию; 3) отмены ограничений сроком и местностью при поступлении детей духовенства на службу, обязанность увольняться для поступления на службу и приписываться в податное состояние, в случае поступления на службу; 4) назначения денежных пособий при определении детей духовенства на службу и 5) изменения правил для производства детей духовенства в чины. В большинстве отзывов высказывается желание, чтобы детям церковнослужителей, как кончившим курс в семинарии без звания студента, так и необучавшимся в семинарии или училище, было предоставлено право на поступление в гражданскую службу наравне с детьми священнослужителей. Соответственно этому проектируется изменить ст. 293 и 294 ст., IX т., в которых содержится ограничения относительно прав таковых лиц на гражданскую службу70. Некоторые из преосвященных настаивают и на том, чтобы право вступать в гражданскую службу по всем ведомствам было предоставлено тем воспитанникам семинарий, которые, по окончании курса в них, занимают или занимали низшие церковные должности, равно и всех исключенных из училища или семинарии не за пороки71. Увеличение прав всех вообще детей духовенства на поступление в гражданскую службу составляет общее желание всех епархиальных начальств. Общий голос их за то, чтобы уничтожено было строгое различие между светскими и духовными воспитанниками при выборе лиц для разных родов службы, даже для таких, в которых не требуется какое либо специальное образование и чтобы предоставлена была детям духовенства полная свобода поступать в гражданскую службу по всем ведомствам.

С тою же целью облегчения детям духовенства доступа в гражданскую службу епархиальные начальства предлагают отменить годовой срок, назначенный законом для определения их в гражданскую службу72, или по крайней мере увеличить до 3 лет73, в случае непоступления в течение означенного срока, не обращать их в податное состояние74, или, если приписывать к одному из податных состояний, то непременно с правом снова выходить из него, в случае приискания места на гражданской или военной службе75, выдавать пособие при первоначальном определении на службу не в зачет жалованья76; наконец изменить правила для производства детей духовенства в первый и следующие чины приблизительно в следующем порядке: детей духовенства, кончивших курс семинарии в первом разряде, определять на службу с чином XIV класса, второразрядных производить в первый чин чрез два года и уволенных из среднего отделения семинарии через четыре года77; причетническим детям, кончившим курс семинарии, назначить срок на получение первого классного чина, равный с окончившими курс детьми священнослужителей78; воспитанникам семинарии первого разряда, в отличие от прочих, усвоить право на получение последующих чинов через два года по ст. 666 т. III, прочим же второразрядным и третьеразрядным через три года по 664 ст. того же тома79.

В чем должны заключаться права и льготы детей духовенства при поступлении их в военную службу, мнения епархиальных начальств различны. Одни требуют отмены некоторых ограничений, напр., обязанности увольняться из духовного звания для поступления на службу80 и сокращения сроков для определения детей духовенства на службу81, другие высказываются за предоставление детям духовенства особых льгот, напр. назначения им денежных пособий как при определении на военную службу, так и при дальнейшем прохождении ее82, сокращения сроков для производства детей духовенства в военной службе в первый и следующий чины83, награждения детей духовенства при выходе из военной службы в отставку землею84. Тем из детей духовенства, которые почему-нибудь не могут или не захотят определяться в государственную, церковную или военную службу, по заявлению некоторых из епархиальных начальств, необходимо предоставить все способы к тому, чтобы облегчить доступ им к промышленным, торговым и разного рода частным занятиям. В этих видах одни предлагают устроить в духовном ведомстве ремесленные, художественные и др. подобные заведения85, другие полагают отдавать детей духовенства в существующие заведения или к частным ремесленникам и художникам86.

Кроме рассмотренных мер некоторыми из епархиальных начальств высказываются особые предположения. В особенности заслуживает внимания мысль, высказанная преосвященными Киевским и Смоленским о постановлении семействам лиц духовных не числиться в духовном звании87. Мысль эта, как мы увидим впоследствии, легла в основу новой реформы касательно сословного положения духовенства. Из других мер можно указать еще на предположение об увольнении из духовного звания ненужных ему лиц и об образовании в военном ведомстве отдельных учреждений исключительно для детей духовенства. По первому пункту преосвященными высказано желание, чтобы епархиальным начальствам предоставлено было право, по истечении известного срока, назначенного для поступления на службу, увольнять духовных воспитанников из духовного звания88. Преосвященный Курский предлагал обратиться к старому средству, обычно практиковавшемуся в случаях излишка лиц в духовном ведомстве, делать каждогодно строгий разбор церковнослужительским детям89. Костромской духовный комитет в видах размещения лишних людей в духовном ведомстве проектировал: 1) составить исключительно для детей духовенства особый полк волонтеров с присвоением ему каких-нибудь преимуществ в армии; 2) учредить особые кадетские корпуса исключительно для детей духовного звания90.

Из обозрения отзывов, представленных в Высочайше учрежденное присутствие епархиальными начальствами в 1863 и 1864 году, видно, что мысль о необходимости дать детям священно-церковнослужителей православного исповедания свободный выход из своего сословия и сделать духовное звание доступным для желающих и избранных составляет единодушное и искреннее желание всех епархиальных начальств. Настойчивое заявление их в пользу отмены потомственного духовного сословия заслуживает особенного внимания, как выражение взгляда лиц, поставленных быть руководителями и наставниками духовенства, лиц, которые условиями своего быта поставлены в непосредственные отношения к духовенству и, следовательно, скорее всего могли знать его настоящие нужды и недостатки.

Такое значение приведенные отзывы, без сомнения, должны были получить и в глазах Высочайше учрежденного присутствия.

Последнее только в 1868 году приступило к их рассмотрению. За этот довольно продолжительный промежуток времени в законодательстве последовали весьма важные постановления, которыми, с одной стороны, отменены были некоторые ограничения, на необходимость отмены которых указывали епархиальные начальства, с другой, духовенству дарованы были новые права, о которых ходатайствовали епархиальные архиереи и комитеты.

19 ноября 1864 года Высочайше утвержден новый устав гимназий и прогимназий ведомства министерства народного просвещения91, открывший двери в означенные заведения детям всех состояний. Духовенству наравне с другими сословиями предоставлено право помещать своих детей в светские учебные заведения без всяких предварительных ходатайств и разрешений. Еще за год до издания этого устава в 1863 году студентам семинарий открыт доступ в университеты. Правда, поступление семинаристов в университеты допускалось только как временная мера; впоследствии оно было значительно ограничено и, в конце концов, снова отменено. Но и это временное позволение семинаристам поступать в университеты имело весьма важные последствия в практическом отношении. Воспользовавшись случаем, духовная молодежь, не смотря на полную материальную необеспеченность, на крайние лишения, которые ей приходилось испытывать в течение университетского курса, массами устремилась в университеты. Процент поступающих в университеты из духовных возрастал с каждым годом. В 1874 году число поступивших в университеты из кончивших курс гимназий простиралось до 61%, остальные же 39% приходились на долю духовных семинарий. В 1875 году поступившие в университеты из гимназий составляли уже 5З%, поступившие же семинаристы свыше 46%92.

Издание положения 1866 года 24 декабря о военных начальных школах расширило права духовенства на поступление в военную службу, открыв его детям доступ в означенные заведения наравне с детьми всех состояний93. Предоставленное означенными узаконениями священно-церковнослужителям право воспитывать своих детей в светских учебных заведениях снова подтверждено в 1867 году с изданием новых уставов духовных училищ и семинарий. В основу нового устава положена мысль, что духовно-учебные заведения должны приготовлять достойных священнослужителей церкви. Соответственно такой цели в духовные семинарии открыт доступ для молодых людей православного исповедания всех сословий94. Сверх этого для изучения специально богословских наук предоставлено право поступать в семинарии всем людям, отличающимся церковною начитанностью, если они в зрелом возрасте почувствуют расположение и призвание к духовному званию; все поступающие в духовные семинарии освобождаются от платы за право обучения. В духовные училища по новому уставу принимаются дети духовенства бесплатно, а из других сословий с платою за обучение95. «Допущение в духовные заведения детей не одного духовного звания, – замечает обер-прокурор Св. Синода в отчете за 1867 год, – облегчит выбор из них более способных и лучших по своим познаниям. Эта мера, давая возможность иметь более людей с истинным призванием к священству, снимает с духовенства нарекание в сословной замкнутости и в преследовании одних личных или сословных интересов»96. Преобразование духовных школ в указанном отношении едва ли, впрочем, могло освободить духовную школу от нареканий в сословности. Дело в том, что, будучи по новому уставу школами общесословными, в том смысле, что доступ в них открыт лицам из всех сословий, – по своей экономической организации и общей постановке учебного плана, они по прежнему остались школами сословными, назначенными исключительно для детей духовенства. Поэтому и введение в организацию духовно-учебных заведений начала общесословности едва ли могло иметь важные практические последствия. В принципе право поступления предоставлено было каждому и недуховного происхождения, но на практике лица светского круга по-прежнему чуждались духовенства и страшились отдавать своих детей в духовно-учебные заведения.

Означенные постановления 1864, 1866 и 1867 годов имели важное значение для дальнейших работ Высочайше учрежденного по делам православного духовенства присутствия. Они отчасти предрешали некоторые вопросы, которыми заинтересовано было само присутствие и указывали путь для решения новых вопросов. Почти через полгода после издания новых уставов духовно-учебных заведений произошло новое обстоятельство, оказавшее решающее влияние на ход и направление работ Высочайше учрежденного присутствия. В ноябре 1867 года Государю Императору представлен был всеподданнейший доклад Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора, генерал-адъютанта Безака с запискою о средствах к обрусению юго-западного края. По мнению главноуправляющего юго-западным краем, изложенному в записке, все меры, предпринимаемые правительством к обрусению юго-западного края, не помогут полному водворению русской народности в крае. Выселение польских помещиков и замена их русскими обрусит только верхний слой общества, между тем среднее сословие по-прежнему останется польским. Должности канцелярских чиновников в присутственных местах, управляющих имениями и другие места, где потребуются лица, имеющие специальные знания по сельскому хозяйству, за недостатком русских людей в крае, по-прежнему будут замещаться поляками. Указав на необходимость обратить внимание главным образом на обрусение среднего сословия, генерал-губернатор следующим образом решал вопрос о том, где взять русских людей, которые бы при знании местных условий жизни могли возместить недостаток русского чиновного мира и наполнить местные школы.

«Есть у нас, – докладывала записка, – класс русских людей, способных избытком своим значительно пополнить недостаток среднего сословия в юго-западном крае. У нас есть сословие сплошь русское, без всякой посторонней примеси, в массе своей едва ли не более прочих сословий образованное, и притом вполне знакомое с сельским хозяйством – сословие многочисленное и даже затрудняющее правительство избытком лиц, но запертое само в себе и прикрепленное к особой службе, которая не нуждается в этом прикреплении, ни в таком множестве лиц служащих и неслужащих и для нее специально воспитывающихся. Это наше православное духовенство»97.

«Что же препятствует употребить в дело готовый православно-русский элемент, бесцветно прозябающий в юго-западном крае? Что мешает вызвать наше духовенство на поприще борьбы за восстановление русской народности? Главным и единственным препятствием служит у нас сословность или яснее – сословная замкнутость духовенства»98. Мы приведем целиком те места, где автор касается вопроса о сословном положении православного духовенства в России. Места эти в высшей степени характерны и живо выставляют неудобства, вытекающие из сословной замкнутости духовенства для государственной жизни России. «Русское духовенство, – читаем в записке, – приведено в такое положение в отношении к прочим сословиям, в какое поставлен был Израильский народ в отношении к язычникам и самарянам; чем более духовенство было изолируемо от общества, тем более этим самым оно удалялось от его симпатий, а по мере того как рвались связи духовенства с обществом, более и более затруднялся детям священнослужительским доступ в другие роды службы и деятельности. Вследствие сословной отчужденности духовенства, общество, наконец, стало относиться даже враждебно к лицам духовного звания, переходившим на службу гражданскую или учебно-гражданскую, подобно тому как оно несимпатично смотрит на допущение евреев в государственную службу. Отсюда возникло странное явление в христианском обществе, именно, что дети пастырей христианской церкви, переходя в другие роды общественной службы, вынуждены скрывать от общества свое происхождение, стыдиться звания своих отцов, как будто дети каких-нибудь преступников: явление небывалое прежде у нас и невозможное в протестантском обществе.. Испросить себе увольнение из духовного звания не то же ли значит, что испросить причисление в податное сословие? Справедливо ли такое положение детей духовенства? Испытывает ли другое какое сословие подобное стеснение в выборе рода жизни и деятельности? Дети военных и гражданских чиновников, дети потомственных и личных дворян определяются ли в государственную службу, или остаются вне оной, обращаясь к частным занятиям, – они сохраняют права свободного сословия, сыновья священников и диаконов принадлежат даже к личным дворянам, по видимому; но лишь только кто из них захочет оставить род службы, к которой прикреплен своим рождением, лишь только захочет перейти в разряд действительно свободных лиц, – он теряет все права и преимущества своего прежнего знания, за исключением определения в гражданскую службу в шестимесячный срок и причисляется в одно из податных сословий, как будто совершивший уголовное преступление...

«Сын чиновника 14 класса или прапорщика не прикреплен к какому либо роду службы, свободно вступает в ту или другую, а если не вступает в службу, все же не лишается прав почетного гражданства, не причисляется к податному, – а сын протоиерея или священника, в случае неопределения в гражданскую службу, становится податным. При затруднительном и с такою опасностью сопряженном выходе из духовного звания, естественно, православное наше духовенство замыкается само в себе и возрастает в несообразном потребностям церкви количестве; лишенное средств умножать свое благосостояние свободными промыслами, оно истощает и те средства, какие может доставить общество действительным членам причта, беднеет, а вместе с тем падает и нравственно. Дети низших воинских чинов давно уже освобождены от прикрепления к своей службе, как неполезного для службы и отяготительного для родителей. Совершилось и освобождение от крепости и сословия крестьянского. Не пора ли, для пользы русского края и русского в нем дела, снять уже крепость и с духовного сословия?»99?

Способы, посредством которых, по мнению генерал-адъютанта Безака, можно уничтожить сословную замкнутость духовенства и возвысить его нравственное значение, представлены в его записке те же самые, какие указаны и в мнениях епархиальных начальств. Не излагая их снова, нужно заметить только, что в записке особенно настойчиво и определенно высказана мысль о необходимости считать в духовном звании только лиц, действительно имеющих священный сан и занимающих церковные должности, детей же священно и церковнослужителей не числить в духовном звании, показывая их только для сведения в формулярных списках отцов100.

Мысль эта, как нам уже известно, высказывалась в отзывах только двух преосвященных Киевского я Смоленского и легла в основу всей реформы касательно сословного положения духовенства. 29 ноября 1867 года всеподданнейший доклад генерал-адъютанта Безака вместе с запискою передан был, по Высочайшему повелению, на рассмотрение комитета министров. Последний воздержался высказать прямое суждение по означенному вопросу. В самом журнале комитета министров объяснено только, что «имея в виду, что, изложенная в записке генерал-адъютанта Безака, мысль о необходимости дать детям священно-церковнослужителей православного исповедания свободный выход из своего сословия удостоилась уже полного сочувствия Государя Императора, комитет не мог не выразить при сем и своего убеждения в несомненной пользе, какую обещает осуществление означенной мысли в пределах возможности удовлетворения при ней потребностей духовного ведомства»101.

Для окончательной разработки вопроса о преобразовании гражданского положения духовенства означенная записка при выписке из журнала комитета министров от 5 декабря 1867 года передана была обер-прокурору Св. Синода графу Толстому, а им представлена была в Высочайше утвержденное по делам православного духовенства присутствие.

Обозрение предварительных работ, подготовивших Высочайше утвержденному присутствию прочную почву для решения вопроса об открытии детям духовенства свободного выхода из своего сословия, равно как и содействовавших его разъяснению после уже обнародования реформы 1869 года, было бы неполно, если бы мы не коснулись мнений и соображений, высказанных по означенному вопросу в тогдашней литературе. Духовная и светская журналистика, оживившаяся в 60-х годах, вследствие возбуждения многих весьма важных общественных вопросов, уделяла каждому из них известную долю внимания и имела хотя и косвенное, но сильное влияние на направление и ход законодательных работ за рассматриваемое царствование.

Вопрос о сословном устройстве белого духовенства, как и следовало ожидать, при своем появлении в литературе вызвал оживленные и различные толки102.

В то время, как одни из периодических изданий высказывались против сословной замкнутости духовенства, находя ее вредной для интересов церкви, духовенства и общества, другие – сравнительное меньшинство – отрицали самый факт существования сословной замкнутости духовенства или настаивали на ее сохранении и поддержании на будущее время, видя в ней залог сохранения и утверждения строго православного направления среди духовенства и через него среди общества; иные, наконец, не трудясь спокойно и беспристрастно исследовать вопрос, ограничивались одними высокомерными и придирчивыми обвинениями и попреками духовенства в кастичности, тунеядстве, бездейственности, отсталости и тому подобных пороках.

Почти одновременно с возбуждением общего вопроса об улучшении быта православного духовенства в «Русском Вестнике» появилась статья, направленная против существующей обособленности духовного сословия103. Статья эта, по своему серьезному тону и совершенно новой постановке вопроса, не могла пройти незамеченной. Автор ее, оставляя в стороне практические соображения относительно последствий, вытекающих из сословной замкнутости духовенства, пытается решить вопрос принципиально, уяснить, как нужно смотреть на существующую сословную организацию духовенства с точки зрения канонических правил. Сопоставление этих правил приводит его к убеждению, что существование потомственного духовного сословия не только не имеет никакого основания в учении св. Писания и соборных постановлениях, но и прямо противоречит им. В посланиях апостольских, рассуждает автор, сказано, что желание посвятить себя на служение алтарю возбуждается в христианине действием благодати св. Духа (1 Kop. 12:5–11). В книге Деяний Апостольских мы читаем, что это призвание к служению алтарю есть «жребий, который указывает Господь сердцеведец всех» (Деян.1:24). Самое название «клирики» указывает на свободное избрание их. Поэтому несправедливо предоставлять право служения алтарю поголовно целому привилегированному сословию, а не всем членам церкви. Отцы 6-го Вселенского собора осудили этот обычай в следующих словах: «Понеже мы уведали, что в армянской стране приемлются в клир только те, кои суть из священнического рода, определяем: да не будет отныне позволено желающим возвести некоторых в клир впредь взирати на род проручествуемого, но испытывая, достойны ли они, по изложенным в священных правилах определениям, быти сопричисленными к клиру, да проручествуют их в церковники, хотя бы они происходили от предков иереев, хотя бы нет. Аще же кто усмотрен будет творящим вопреки предписанному, да будет отлучен» (пр. 33). Какие же нужны меры к уничтожению сословности духовенства! Это видно из правил, определяющих условия поступления в клир. 10 правило Сардикийского собора говорит, что неприлично, дерзновенно и легкомысленно приступать к тому, чтобы поспешно поставляти епископа, или пресвитера, иди диакона. Отцы 6 Вселенского собора повелели поставлять по испытании и избрании (пр. 22), чтобы избираемый во священника имел от роду 30 лет, а в диакона 25 лет (пр. 14). Св. Апостолы совершили избрание Матфия на место предателя Иуды в присутствии всего собрания верующих (Деян. 1:15 и 24). Точно также избраны были 7 диаконов (Деян. 6:2–3). Право народа подавать голос при избрании его пастырей издавна сохранялось в церкви. Осуждая, на основании церковных правил, прочно установленное законодательством и практикой выделение духовенства в особую замкнутую корпорацию, автор в заключение высказывает свои pia desideria, заключающиеся в следующем: доступ к священным должностям должен быть открыт всем людям, достойным их по своему настроению и образу жизни без различия звания и происхождения. Собственно же для приготовления к пастырской деятельности, для основательного изучения предметов веры, нужно учредить специальные церковные училища с трехлетним курсом, где будут преподаваться исключительно богословские предметы. Принимаются в них по предварительном испытании в знании светских наук. Таких училищ можно иметь по одному на три епархии. Затем духовные училища необходимо закрыть, а духовенству предоставить право воспитывать детей в уездных училищах с выдачей прежних денежных пособий от церкви. Что же касается духовных семинарий, то их не нужно упразднять совсем, достаточно сократить их число. Сокращение должно быть значительное. К четырем академиям нужно прибавить еще 5-ю в юго-восточной части России.

Мысль о необходимости отмены потомственного духовного сословия посредством слияния сословной духовной школы с общеобразовательною светскою встретила горячее сочувствие в некоторых светских изданиях. Вслед за Русским Вестником, или вернее за автором вышеупомянутой статьи, за слияние духовных школ со светскими высказались Московские Ведомости и Вестник Европы. Означенные издания с особенною настойчивостью проводили мысль, что сословная школа является главным орудием в образовании замкнутости духовенства, что, не смотря на все преобразования, направленные в пользу отмены наследственности духовного звания, сословный характер духовной среды не изменится: она останется, как была, чистым продуктом сословно-духовной школы, запечатленная всеми ее особенностями, останется в совершенном отчуждении от общества, пока путь в нее будет лежать единственно через эту школу.

В передовой статье от 25 декабря 1871 года Московские Ведомости следующим образом развивали мысль о соединении духовных академий с университетами: «некоторые предметы, напр. гражданская история, церковное законоведение, языки и др. читаются и в академиях и в университетах; почему бы не предоставить слушание лекций по этим предметам в университетах? Существование этих предметов в академиях требует отдельных преподавателей и, следовательно, лишней траты денег на их содержание, лишней потому, что изучение этих предметов гораздо с большим удобством может происходить в университетах. Не это одно только неудобство. Есть другое, не менее важное. Получаемое в университетах образование при отсутствии в университетских программах некоторых из предметов, изучаемых в духовных академиях, напр. богословских предметов, является неизбежно односторонним; точно также и богословская наука, при своем изолированном состоянии, не достигает полных результатов. В интересах сближения светского образования с духовным, и взаимного дополнения тем и другим, необходимо соединение духовных академий с университетами. Такое соединение, будучи полезным для интересов церкви и науки, не представит при своем исполнении практических затруднений». Присоединение каких-нибудь 20 или 30 новых слушателей филологии к филологическому факультету, 30 историков к историческому и 30 юристов к юридическому факультетам, очевидно, не потребует не только аудитории, но даже и каких бы то ни было перестроек. За сим останутся преподаватели и слушатели собственно богословия. Им предоставить читать и слушать лекции в тех аудиториях, где и в настоящее время преподается в университетах то же богословие, только в сокращенном виде. («Моск. Вед. » 1871 г. 25 дек. столб. 5-й)104.

В том же смысле, в каком говорили «Московские Ведомости» относительно соединения духовных академий с университетами, впоследствии высказался «Вестник Европы» по вопросу о слиянии вообще духовных школ с общеобразовательными светскими. Рассматривая существующую духовную школу, названный журнал не касается общей постановки учебной и воспитательной части в ней, а обращает внимание исключительно на одну сторону, именно на то, что она школа сословная, полагающая начало отчужденности духовенства от общества. «Все мероприятия правительства, направленные и устранению отчужденности духовенства от общества, – писал хроникер этого журнала105 – останутся мертвою буквой, если духовная каста будет поддерживаться сословными школами. Пусть детям духовенства будет открыт доступ в светские учебныя заведения, пусть лица духовного происхождения будут преобладающими в составе светских деятелей: чиновников, врачей, адвокатов и т. д. Духовное происхождение ничем не хуже и не лучше других. Но далеко не все равно, в какой школе эти деятели получили свое «общее образование – в общей, бессословной, создающей гражданскую солидарность, устраняющей кружковые недостатки, предрассудки, резкости, или в сословной, которая вся насквозь пропитана нравственными особенностями одной касты. Такая сословная школа непременно приучает своих питомцев считать себя особняками в обществе и сознавать, что оно смотрит на них, как на особняков, хотя бы это было и неверно». Единственный путь для сближения духовенства с обществом автор видит в слиянии школ духовенства со школами общественными. Существование особых духовно-учебных заведений в таком числе и таких размерах, что содержание их требует расхода до 4 ½ миллионов р. в год, по его мнению, совершенно излишне, так как общее образование духовенство имеет возможность получать в гражданских училищах, а духовные академии могут быть слиты с университетами в виде богословских факультетов. Для получения же богословского образования необходимы только курсы, подготовляющие к духовному служению всех, желающих посвятить себя ему. Указанный взгляд, требующий уничтожения сословных духовных школ, не остался без опровержения со стороны периодической, главным образом, духовной печати. Еще редакция «Русского Вестника», помещая на страницах своего журнала вышеупомянутую статью «об улучшении быта духовенства» и соглашаясь в принципе со взглядом автора на сословную замкнутость духовенства, сочла с своей стороны нужным заметить, что она лично не разделяет взгляда относительно мер, предложенных автором – закрытия духовных училищ. «Мы считаем делом неоцененной важности, – писала редакция, – чтобы в России продолжали существовать общеобразовательные училища, не находящиеся в руках светской государственной власти, которая по делу народного воспитания представляет мало гарантий, обеспечивающих естественный ход и спокойное развитие общественной жизни. Передать духовные уездные училища в ведение министерства народного просвещения, и тем поставить церковь в совершенную невозможность охранять умы и сердца будущих священнослужителей от влияния изменчивых направлений центральной и местной бюрократии, значило бы решиться на меру, последствия которой могут быть неисчислимы»106.

Но особенно сильное опровержение упомянутый взгляд, вызвал со стороны органов духовной печати. В ответ на передовую статью «Московских Ведомостей» от 25 декабря 1871 года редакция Православного Обозрения в январской книжке за 1872 год поместила свою статью, в которой, признавая всю важность и значение затронутого вопроса о слиянии духовной школы с гражданскою, постаралась с своей стороны разъяснить, в чем она видит главные недостатки предлагаемой меры и в чем заключаются ее собственное желания. Признавая в принципе пользу соединения научно-богословской специальности с другими специальностями в стенах университета и считая весьма полезным во многих отношениях такое соединение, редакция восставала, собственно, против осуществления предполагаемой меры на практике, предлагая действовать в этом случае осторожно, постепенно вводить и развивать новое, не разрушая сразу старого и отнюдь не начиная с уничтожения существующих и исторически сложившихся учреждений для развития научно-богословской специальности. «Не следует, – писала она, – сбивать богословскую специальность с старого пути и выживать с старого места прежде, чем будут твердо обеспечены и устроены для нее новый путь и новое место»... (стр. 109). Возражая против главной мысли Московских Ведомостей о распределении академических студентов и преподаваемых в академиях предметах по разным факультетам университетов, редакция Православного Обозрения замечала, что такое распределение академических студентов и преподаваемых в академиях предметов привело бы к неминуемому упадку богословскую специальность, что в духовных академиях, собственно говоря, нет студентов филологов и юристов, а есть три отделения – богословское, церковно-историческое и церковно-практическое, по внутреннему строю, по расположению предметов преподавания далеко не совпадающие с тремя университетскими факультетами, что предметы собственно богословского отделения никак нельзя вдвинуть в те пределы, в каких преподается в университетах богословские. В интересах же сближения духовной науки со светскою и уничтожения одностороннего направления той и другой, она предлагала избрать другую меру – не закрывая духовных академий, открыть в университетах особые самостоятельные богословские факультеты. Открытие их, по ее словам, уничтожит существующую рознь между представителями богословской науки и представителями других научных специальностей, поселит между ними общение интересов и живой обмен идей, в то же время мало по малу устранит отчуждение деятелей духовной науки и служителей церкви от общества, заочно высокомерное или пугливое предубеждение против людей других общественных классов, равнодушно вялое отношение к общественным вопросам и интересам, а вследствие этого и остальное духовенство мало по малу будет сближаться с обществом и принимать живое участие в его интересах. Наконец, с основанием богословских факультетов, всего скорее можно надеяться и на привлечение светских людей к специальному изучению богословских наук и к поступлению на церковное служение.

Мысль о присоединении духовных академий к университетам встретила опровержение и со стороны другого органа духовной печати – «Церковного Вестника»107.

Автор статьи «по вопросу о слиянии духовно-учебных заведений со светскими», помещенной в № 32 этого издания за 1876 год, возражая против указанного взгляда, резонно замечал, что специальное поприще всякой службы и, в особенности, службы духовной требует особых специально подготовленных и подготовляемых кандидатов и что, если признано необходимым существование специальных учебных заведений на ряду с параллельными им университетскими факультетами, то почему же не должно быть специальных духовно-учебных заведений. Необходимость существования таких заведений вытекает и из того соображения, что при открытии на место духовных академий богословских факультетов при университетах, без сомнения, окажется недостаток в высокообразованных богословах для замещения соответствующих мест, так как заранее можно быть уверенным в том, что сравнительно немногие пожелают посвятить себя служению духовной науке и церкви. Взятые в совокупности условия пастырской жизни таковы, что в состоянии охладить самое искреннее и ревностное стремление к пастырскому служению и духовной науке.

Точно также духовная печать по оставила без уяснения и опровержения и второй взгляд, требующий в интересах науки и церкви слияния общеобразовательной духовной школы с гражданскою. На голос «Вестника Европы» прежде всего откликнулось «Православное Обозрение». В октябрьской книжке за 1876 год, редакция этого журнала поместила обстоятельную статью: «современное обозрение по вопросу о слиянии общеобразовательной духовной школы с гражданскою», посвященную специально разбору взгляда, высказанного светским журналом. Отдавая должное уважение соображениям упомянутого журнала, автор статьи находит справедливой его мысль, что обособленная кастовая школа дает своеобразный нравственный склад своим питомцам и что она полагает начало и основание отчужденности духовенства от общества, которое составляет уже всеми замеченный недостаток церковно-общественной жизни, но с другой стороны, не видит в ней единственной причины сословной отчужденности духовенства, главное зло и корень всех печальных явлений церковно-общественной жизни. Оговорившись, что духовные школы, хотя и имеют своими воспитанниками почти исключительно детей духовенства, но все-таки, в строгом смысле слова, они не суть школы сословные, по крайней мере de jure сословность их уничтожена, автор следующим образом аргументирует мысль о необходимости существования специальных духовных школ. Сословность духовной школы без сомнения была причиной, обусловливающей отчужденность духовенства от общества, но причиной далеко не единственной. Сословность духовенства – исторически сложившаяся форма церковно-общественной жизни, под влиянием многих обстоятельств. Реформа духовной школы, в смысле слияния ее с гражданскою, не освободит духовенство от сословной замкнутости. Без одновременной коренной реформы быта духовенства, без всестороннего улучшения его положения прежде всего в экономическом отношении, а потом и со стороны его общественного и юридического положения, такая реформа не ослабит ее; сомнительно, чтобы при материальной необеспеченности и других неблагоприятных условиях, в которые поставлено служение пастыря, духовное сословие стало пополняться образованными лицами из других сословий; наоборот она повлечет совершенное оскудение духовного звания. Существование отдельных специальных духовно-учебных заведений необходимо в виду крайней материальной бедности духовенства; духовенство нуждается в таких школах, где бы оно могло тратить на образование детей лишь несколько десятков рублей; без существования даровой школы значительное число детей духовенства вовсе не получило бы школьного образования, а так как таких школ нигде нет, то необходимо духовенству иметь свои школы. Кроме этого, закрытие епархиальных духовных школ поведет за собою оскудение духовного звания. «Одна уже мысль о том, что обзаведшись семейством, не будешь иметь ни собственных средств дать образование своим детям, ни помощи от правительства на этот предмет, способна удержать всякого от духовного звания» (стр. 379); к этому должно будет еще присоединиться в общеобразовательных школах знакомство с иными сферами жизни и поприщами деятельности, более привлекательными в практическом отношении, чем служение пастыря церкви. – Те же опасения, по поводу закрытия специальных духовных школ, выражал и «Церковный Вестник». «Слияние духовных школ со светскими, – писал автор вышеупомянутой статьи, облегчит только способы поступления духовным лицам на общественную службу и совершенно удалит их от духовной среды... Оно должно быть признано столь же опасным, насколько нежелательно, чтобы на св. Руси прекратилось духовное звание, в смысле особого служения религиозно-нравственным интересам народа и общества»108.

Полемизируя по вопросу о слиянии духовной школы с гражданскою, упомянутые духовные издания в принципе не вооружались против той мысли, что сословная отчужденность духовенства действительно существует и по своим последствиям представляет явление крайне вредное и нежелательное; они указывали только на то, что специальная духовная школа не есть единственная причина такой отчужденности и что реформа сословного положения духовенства должна начаться не с закрытия сословных духовных школ, а с улучшения общего положения духовенства в экономическом, общественном и юридическом отношениях.

В духовной литературе, впрочем, высказывался и другой взгляд в защиту существующего сословного строя духовенства. Так, между прочим, «Воскресное Чтение» перепечатало в переводе статью, помещенную во французском журнале la Nord под заглавием «Русское духовенство», представляющую ответ на письмо неизвестного корреспондента французского журнала109. В означенной статье самая мысль о существовании сословной отчужденности духовенства приписывалась несправедливым нападкам на духовенство. «Духовное звание в России, – заявлял автор, – открыто для всех; с другой стороны, дети духовенства имеют законное право поступать по своему выбору во все звания. Значит, совершенно несправедливо приписывать ему характер отдельной касты, общества, закрытого для других и имеющего монополию исключительных прав». (стр. 582).

В заключение нашего обзора мнений печати по вопросу о сословном устройстве духовенства, нельзя не упомянуть о статье г. Пиотровского: «одна из каст» помещенной в июньской книжке «Библиотеки для чтения» за 1861 год. Статья эта заслуживает внимания, как образец поразительного незнания того, о чем автор берется судить. Вся она проникнута высокомерным и придирчивым тоном по отношению к духовенству: автор не находит достаточно ярких слов, чтобы заклеймить православное духовенство: оно, по его словам, старообрядческая каста, темное царство, в которое не проникает луч света. Про него рассказываются в статье неслыханные ужасы и небывалые пороки. Чтобы иметь представление о показаниях автора, достаточно привести рассуждения его относительно того, как совершаются церковные требы православными священниками. «Св. крещение младенцев, – говорит он, – совершается описываемою кастою по большей части за раз над несколькими новорожденными. Каста вообще не торопится совершать требы и держится пословицы: «гуртом дешевле», конечно по отношению ко времени, а не к получаемым за требы деньгам. Бывает, так, что в сутки крестят младенцев по тридцати, по сорока, а другой раз по пятидесяти. Происходит это обыкновенно таким образом: перепишут младенцев и кумов на записку, потом загонят всех в предел, где наставлены купели с водою по числу подлежащих крещению, а дьячок или кто другой положит начало и начнет каждого младенца окунать. А священника весьма часто и видом не видать и слухом нс слыхать... Он является к так называемому пополнению крещения: поставят среди церкви купель, поют, читают, как следует, потом поставят каждого младенца по колени в воду, а священник накладывает в, это время на младенца руку». «Не лучше бывает с исповедью. Народу набьется видимо не видимо. Выйдет дьячок; залезет в алтарь, сядет там на стул, а в дверях поставит столик. Народ лезет к нему с просьбой о записке. Потом поставят налой, выйдет опять дьячок и начнет грехи перебирать, прочтет правило, велит за собой повторять: – идет исповедь; а там выйдет священник, прочтет отпуст и делу конец»....

Остальные показания автора в этом же роде, и повторять их нет надобности.

Высочайше учрежденному присутствию предстояло разобраться в разных соображениях, высказанных епархиальными начальствами, принять во внимание предположения генерал-адъютанта Безака и постановления, явившиеся в законодательстве в промежуток между 1864 и 1868 годами, наконец иметь в виду отзывы печати и, на основании всех этих данных, выработать общую меру. В заседании 18 декабря 1868 года присутствие приступило к окончательному рассмотрению и решению вопроса об открытии детям духовенства путей для обеспечения своего существования на всех поприщах гражданской деятельности.

Из сличения предположений, представленных епархиальными начальствами и изложенных в записке Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора, присутствие убедилось, что мнения их, в сущности, сходны между собою, поэтому не входя в рассмотрение каждого из них в отдельности, решило наметить следующие общие положения и подвергнуть их обсуждению: 1) детей духовенства не числить в духовном сословии; 2) предоставить им право воспитываться не только в духовных, но и в светских учебных заведениях, не испрашивая увольнения от епархиального начальства; 3) отменить сроки для определения священнослужительских детей в службу; 4) право на поступление в гражданскую службу предоставить детям и церковнослужителей, также не назначая им сроков для определения в эту службу, 5) детям духовенства, поступившим в военную службу, даровать льготы при производстве в офицерский чин и выдавать денежные пособия; 6) детям священнослужителей сохранять право личных дворян и вне службы при занятиях торговлею, промыслами и т. п.; 7) священно- церковнослужительским детям предоставить право бесплатного обучения в заведениях министерства народного просвещения110.

В журнале Высочайше утвержденного присутствия каждое из указанных предположений рассматривается отдельно приблизительно в таком порядке: сначала представлены мнения по известному вопросу епархиальных начальств и изложенные в записке генерал-адъютанта Безака, а затем уже указаны соображения и заключения самого присутствия. Заключения эти не представляют чего-нибудь нового, сравнительно с известными уже нам мнениями епархиальных начальств и генерал-адъютанта Безака; они касаются исключительно разъяснения и пополнения некоторых частных пунктов, не затрагивая сущности дела.

Так, разделяя мысль преосвященных, комитетов и генерал-адъютанта Безака о непричислении детей духовенства к духовному званию, присутствие с своей стороны сочло нужным указать на то, что сословная замкнутость духовенства явление чисто случайное, вызванное историческими условиями жизни русского общества, что она получила начало в то время, когда образование других сословий было до крайности низко и когда по этой причине для приготовления образованных пастырей признано было правительством за необходимое всех детей духовенства отделить на служение церкви и принять принудительные меры к обучению их в епархиальных школах, воспретив выход в другие сословия. В настоящее время условия эти изменились. За последнее время само правительство сознало необходимость разомкнуть духовное сословие, открыть его членам свободный выход из своего звания (опред. св. Син. 19 дек. 1850 г.). В виду этого было бы несвоевременно и непоследовательно оставлять в силе узаконения, поддерживающие замкнутость духовного сословия, заключающиеся в том, что все дети лиц белого духовенства причисляются, по родителям своим, к духовному ведомству, из которого не иначе могут переходить в другие состояния, как по предварительному увольнению духовным начальством из духовного звания111.

Из других пунктов обратило на себя особенное внимание присутствия предположение некоторых преосвященных и комитетов относительно предоставления детям духовенства права бесплатного обучения в заведениях министерства народного просвещения. В виду возможности этого проекта, присутствие входило в особое сношение с министерством народного просвещения. Мысль о бесплатном обучении детей духовенства в светских учебных заведениях не встретила себе сочувствия. Министерство народного просвещения находило только возможным для облегчения детям духовенства доступа в гимназии и прогимназии ходатайствовать об освобождении от платы за учение в гимназиях и прогимназиях всей империи, где введены новые штаты, сверх 10% учеников, освобождаемых по § 60 уст., утвержд. 19 ноября 1860 года, еще 10% из общего числа учащихся с тем, чтобы в счет этих последних входили исключительно дети тех священно- и церковнослужителей, кои по бедности будут затрудняться платить за обучение своих детей. Принимая во внимание, с одной стороны, что означенные меры могут значительно облегчить священно-церковнослужителям воспитание детей своих в учебных заведениях ведомства народного просвещения, с другой, что подлежащие распоряжения к их исполнению относятся к ведению министерства народного просвещения, присутствие воздержалось от дальнейших суждений по этому предмету и предоставило окончательное рассмотрение и исполнение предположений самому же министерству народного просвещения.

На основании вышеизложенных соображений епархиальных преосвященных, комитетов и генерал-адъютанта Безака, а также собственных рассуждений, Высочайше учрежденное присутствие выработало следующие общие положения, которые легли в основу новой реформы сословного положения духовенства: 1) дети лиц православного духовенства, не принадлежа лично к духовному званию, показываются только для сведения в послужных списках отцов: сыновья до определения на службу или до устройства своего быта, по достижении совершеннолетия, на других поприщах деятельности, а дочери до вступления в брак; 2) дети священнослужителей, пользуясь всеми правами детей личных дворян, принадлежат наравне с таковыми детьми с самого своего рождения к потомственному почетному гражданству, а дети церковнослужителей к личному почетному гражданству. Но само собою разумеется, что этим постановлением не отменяются права тех священно- и церковнослужительских детей, которые будут иметь право высшего состояния, и на этим основании дети священно и церковнослужителей из потомственных дворян пользуются правами потомственного дворянства, а дети церковнослужителей или священнослужительских сыновей, имеющих права потомственного почетного гражданства, принадлежат также к потомственному почетному гражданству; 3) сыновьям как священнослужителей так и церковнослужителей, нежелающим посвятить себя на службу церкви в духовном звании, предоставляется: а) право поступать в службу как военную, так и гражданскую, в последнюю на всем пространстве Империи и во все присутственные места и б) полная свобода обращаться к торговым, промышленным и другим частным занятиям на существующих для дворян и почетных граждан основаниях; 4) при поступлении в гражданскую службу сыновья священнослужителей пользуются правами по существующим законам, им предоставленным, только с отметкою а) срока на поступление в службу (зак. сост. ст. 291 и б) воспрещения вторичного поступления на службу, в случае увольнения из нее прежде производства в первый классный чин (уст. служб. прав. ст. 33). Теми же правами по гражданской службе пользуются и сыновья тех церковнослужителей, которые поступят в причетническое звание из личных дворян или священнослужительских детей. Затем, сыновья прочих церковнослужителей, при определении в гражданскую службу, причисляются к третьему разряду канцелярских служителей112.

Прежде чем получить окончательное утверждение, предположения присутствия должны были пройти обычным законодательным порядком несколько инстанций. 15 января 1869 года они были представлены обер-прокурору Св. Синода для внесения в государственный совет. Вместе с ними обер-прокурором представлен был и проект изменения, соответственно предположениям присутствия, подлежащих статей свода законов 1857 г. и его продолжения. Государственный совет, имея в виду, что предположения Высочайше утвержденного присутствия об изменениях в сословном положении белого духовенства требуют или совершенной отмены некоторых статей в своде законов и замены их новыми или же только дополнений в существующих статьях, передал означенные предположения на рассмотрение и заключение главноуправляющего II отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии статс-секретаря князя Урусова. В своем отзыве князь Урусов, участвовавший ранее в самых совещаниях присутствия, обратил внимание исключительно на формальную или кодификационную сторону предположений, именно остановился преимущественно на согласовании существующей редакции соответствующих статей свода законов с предположениями присутствия, не касаясь самого существа их113. 12 апреля 1869 года предположения присутствия с отзывом на них главноуправляющего II отделением рассматривались в департаменте законов. Соглашаясь в существе с предположениями Высочайше учрежденного присутствия, департамент законов обратил внимание на отдельные пункты, которые, по его мнению, требуют несущественных поправок. Так в 1-м пункте заключений Присутствия, где говорится, что дети лиц православного духовенства не принадлежат лично к духовному званию, показываются только для сведения в послужных списках их родителей сыновья до определения на службу или до устройства ими своего быта, по достижении совершеннолетия, на других поприщах деятельности, а дочери до вступления в брак, департамент законов счел нужным последнюю часть настоящего пункта, начиная со слов «сыновья до определения на службу», совсем исключить на том основании, что дети обоего пола служащих как в военном, так и в гражданском ведомстве лиц показываются в послужных списках их отцов без ограничения возрастом и вступлением в брак, так как послужной список может во всякое время служить одним из доказательств происхождения и что было бы непоследовательно не распространить эту меру и на духовное звание. При рассмотрении других пунктов департамент законов остановил свое внимание на часто встречающемся в существующих узаконениях выражении «церковнослужители», заметив, что это выражение не имеет точного и вполне определенного значения. Между тем, если придать ему то или иное значение, будет зависеть определение круга лиц церковнослужительского звания, коим должны быть дарованы права личного почетного гражданства.

По статье 246 зак. о сост. к православному белому духовенству, кроме священнослужителей, принадлежат одни лишь причетники, но из статьи 278 тех же законов следует заключить, что под церковнослужителями разумеются не только церковные причетники (дьячки, пономари и псаломщики), но также певчие, звонари и сторожа. Было бы вполне справедливо, по мнению департамента, предоставить испрашиваемые права детям церковных причетников; что же касается детей остальных лиц, упомянутых в ст. 278 (певчих; звонарей и сторожей), то, имея в виду, что обязанности эти часто исполняются по найму лицами податных сословий, будет нисколько не несправедливо не распространять новых прав на детей означенных лиц. Во избежание же разных недоразумений, могущих произойти от неопределенного значения выражения «церковнослужители», необходимо заменить его словом «причетники» в смысле, присвоенном ему ст. 246 ст. зак. о сост., а детям прочих церковнослужителей, исчисленных в ст. 278, предоставить, по достижении ими совершеннолетия, избирать род жизни на общем основании114.

Согласно указанным соображениям департамента законов в предположения Высочайше утвержденного присутствия были внесены некоторые несущественные поправки. В таком измененном виде 12 мая 1869 года они были рассмотрены вторично в общем собрании Государственного Совета. Последний, со своей стороны, выразил полное согласие с предположениями присутствия и заключением департамента законов. При этом он высказал только опасение, не вызовет ли отмена узаконений о принадлежности детей духовенства к духовному званию некоторых затруднений в замещении священно-церковнослужительских должностей. Опасение это впрочем тогда же было устранено обер-прокурором Св. Синода. В своих объяснениях по этому поводу он указывает на то, что: 1) у большей части священно-церковнослужителей слишком сильна привязанность к своему званию; эта привязанность коренится в установившихся веками обычаях и семейных преданиях; она, не смотря на предоставление духовенству в 1850 году полной свободы отдавать или не отдавать детей своих в духовные училища, побуждала его удерживать их в духовном звании; под влиянием ее духовенство без сомнения пожелает и на будущее время вести детей своих путем духовного же служения; 2) трудно допустить, чтобы духовно-учебные заведения с введением новых порядков опустели, так как большинству предоставляются здесь средства к безмездному обучению при содержании на казенный счет. Вместе с этим соединяется уверенность по окончании курса получить должность, дающую верный кусок хлеба, тогда как воспитанники других учебных заведений за немногими исключениями должны содержаться на собственном иждивении, платить за право обучения и по выпуске часто по целым годам не находят себе обеспеченного положения; 3) наконец, с открытием свободного доступа к духовной деятельности лицам всех сословий, духовное звание будет пополняться свежими силами, в особенности, когда будет улучшено материальное положение духовенства. Государственный Совет вполне убедился представленными соображениями и окончательно утвердил предположения Высочайше утвержденного присутствия115. 26 мая 1869 года мнение его получило Высочайшее утверждение и вошло затем в свод законов. По силе нового положения духовенство не признается более потомственным сословием. Дети его не принадлежат лично к духовному званию и в послужных списках своих отцов показываются «только для сведения». Им открыт свободный доступ во все роды гражданской службы с отменой существовавших в этом отношении ограничений, дозволяется также поступать, по желанию их, в военную службу и обращаться к торговым, промышленным и другим частным занятиям. Отменяя старые порядки, новое узаконение, однако, сохраняет за детьми лиц духовного звания права на образование в духовно-учебных заведениях, на определение в священнослужители и церковнослужители и на существующие по духовному ведомству способы призрения116.

Еще раньше положения 26 мая присутствие по делам православного духовенства издало распоряжение касательно лиц, причислявшихся по прежним законам к духовному званию, как то: вольнонаемных церковников, звонарей, сторожей, сторожей при консисториях, духовных правлениях и духовно-учебных заведениях. Указом 16 апреля они отчислены от духовного звания, хотя бы они происходили от лиц духовного звания117.

Новые узаконения радикально изменили сословное положение духовенства. Духовное сословие юридически признано сословием свободным, неограниченным определенными рамками и нестесненным более массою препятствий относительно вступления и выхода его членов. Достаточно сопоставить прежние узаконения, существовавшие до реформы 69 года и установленные ею, чтобы видеть громадное значение последних в области законодательства касательно сословного положения духовенства. По прежним законам, определяющим основные условия сословного устройства белого духовенства (св. зак. 1857 г. т. IX.; зак. сост. 272, 273, 274, 275 ст.), как сами священно-церковнослужители, так равно и лица, принадлежащие к их семействам, т. е. их жены и дети, первые по замужеству, а последние по самому рождению, принадлежат к духовному ведомству, не обязываясь избирать для себя другого состояния; из священно- и церковнослужителей все пришедшие в возраст сыновья предназначаются для пополнения открывающихся в церковных причтах вакансий или для других по духовному ведомству должностей, в случае же излишества, или неспособности, или нежелания посвятить себя на служение церкви, они обязаны избирать иной род жизни, но могут не иначе переходить в иные состояния, как по предварительном увольнении их духовным начальством из своего ведомства. Положение 69 года в корне изменяет такой порядок. Прежде всего, в духовном звании оставлены одни только лица, имеющие священный сан и отправляющие причетнические должности; дети же их лично не принадлежат к духовному ведомству и показываются только для сведения в послужных списках отцов; им предоставлен свободный выход из своего звания во все роды государственной службы; в духовное звание открыт доступ всем желающим и имеющим призвание к духовному служению. В то же время уничтожено строгое различие, существовавшее в прежнем законодательстве между священно-служительскими и церковнослужительскими детьми, в отношении прав на поступление в гражданскую службу. Легко заметить, что в основу новых преобразований в сословном быте духовенства положен принцип свободы и избрания пастырского служения по доброму желанию и призванию, а не по принуждению, обусловливаемому родопроисхождением известного класса лиц. Устанавливая такой принцип, новые узаконения, очевидно, ставили на должную высоту пастырское служение, лишая его характера принудительности и приближая к тому порядку избрания пастырей, который сначала существовал в православной церкви и составлял ее отличительную особенность. Говоря о тех переменах, которые внесла в существовавшее до 60 годов законодательство относительно сословного положения духовенства реформа 26 мая 1869 года, мы имеем в виду собственно ее юридическое значение. Но не нужно забывать, что это значение представляет лишь одну сторону в совершенных преобразованиях. Кроме ее оставалась еще самая важная и трудная задача – проведение новых начал в жизнь. Успешное выполнение ее в значительной мере обусловливалось тем, как само духовенство и общество отнесется к новой реформе в его быте, воспользуется или нет ее плодами; но главное, зависело от того, ограничится ли новое правительство только улучшением сословного положения духовенства или произведет коренные перемены во всем быте духовенства. Взятое в отдельности, без одновременного и всестороннего улучшения быта духовенства в экономическом, общественном и юридическом отношениях, уничтожение сословной замкнутости духовенства было бы бессильно разомкнуть духовное сословие, сделать его фактически, а не на бумаге только свободным относительно вступления и выхода его членов. Нужно было коренное изменение условий пастырской жизни, действительное, а не фиктивное только улучшение всех сторон в быте духовенства, чтобы привлечь к духовному званию людей, искренно расположенных к нему, достойных и способных, без различия, к какому бы знанию и состоянию они ни принадлежали; в противном случае едва ли бы нашлось много желающих подвергнуть себя добровольному подвигу – променять сравнительно обеспеченную светскую службу на полную лишений и унижений жизнь сельского пастыря. Поэтому-то, одновременно и совместно с вопросом об улучшения сословного положения духовенства, в царствование императора Александра II был поднят вопрос о всестороннем и коренном преобразовании его быта, об улучшении его материального, общественного и юридического положения.

Главa II

Благоприятные условия для возвышения гражданского положения духовенства в наступившее царствование императора Александра II. Привлечение духовенства к участию в общественных делах. Мнения по означенному предмету епархиальных преосвященных, комитетов и периодической литературы. Издание положения 2 января 1864 года о земских учреждениях, призвавших духовенство к участию в делах земства. Значение нового законоположения для духовенства. Разъяснение характера земской деятельности духовенства и новых отношений, возникавших из нее между духовенством и обществом в разных органах периодической литературы, Права и преимущества, определяющие положение духовенства в ряду других сословий государства: права по состоянию, по службе, семейные, по торговле и обязательствам. Необходимые и желательные улучшения в гражданском положении духовенства, предположенные в отзывах епархиальных преосвященных, комитетов и органах периодической печати. Реформа 1869 года, определившая гражданское положение детей православного духовенства. Дополнительные к ней распоряжения: мнения Государственного совета 15 марта 1871 г., 20 марта и 13 мая того же года. Изменения, внесенные в законодательство относительно гражданских прав священно и церковнослужителей, состоящих по закону 1869 года в духовном ведомстве.

Гражданское положение священнослужителей, слагающих сан по желанию. История вопроса до царствования императора Александра II. Отсутствие в законодательстве вплоть до настоящего столетия понятия о добровольном снятии сана и гражданских последствиях его. Повод к его появлению в 1831 и году. Правила 1833 года о слагающих сан. Издание закона 28 февраля 1839 года. Повод к возбуждению вопроса в 6о годах. Проект резолюции Св. Синода об облегчительных правилах для слагающих сан. Мнение о проекте обер-прокурора Св. Синода графа Толстого, выраженное им в конфиденциальном письме первенствующему члену Св. Синода Григорию митрополиту Новгородскому и С. петербургскому. Записка неизвестного автора «вдовство священников», поданная Государю Императору. Заключение о ней высокопреосвященного Филарета митрополита Московского. Его взгляд на факт добровольного снятия сана и отношение гражданского законодательства к священнослужителям слагающим сан. Сношения по означенному предмету с Востоком. Обсуждение вопроса в Высочайше учрежденном Присутствии. Мнения епархиальных преосвященных и комитетов. Заключения присутствия. Учреждение для рассмотрения предположений присутствия особой комиссии из чинов II отделения собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Разногласие ее членов относительно определения исходной точки зрения, с которой следует смотреть на вопрос о священнослужителях, слагающих сан по желанию. Соображения двух членов комиссии. Возражения против их доводов пяти членов. Прекращение дальнейшего движения дела, вследствие несогласия членов комиссии во взглядах. Облегчения в законодательстве для духовных лиц, лишаемых сана за пороки.

Вместе с вопросом о сословном устройстве духовенства реформа выдвинула на видное место другую весьма важную сторону в его быту – гражданское положение его членов в государстве. Отмена крепостного права, даровавшая свободу труда русскому народу, введение земских учреждений, призвавших к ближайшему участию в заведывании делами, относящимися до хозяйственных нужд каждой губернии и каждого уезда местное население и выдвинувших общество в качестве особой самостоятельной силы, преобразование старых судов, поставлявших в крайне невыгодные условия отправление правосудия и рядом со всем этим подготовлявшееся всестороннее улучшение быта духовенства и в особенности уничтожение сословной замкнутости, – должны были подготовить прочную почву для возвышения его гражданского положения в государстве. Когда, сдавленная со всех сторон административной бюрократией и регламентацией, общественная жизнь получила небывалое дотоле развитие, и общество, привыкшее быть механическим исполнителем начальственных предписаний, выступило в качестве нарождающейся силы с собственными запросами, тогда безучастность и безжизненное отношение духовенства к общественным нуждам и интересам обнаружились со всею силою. При искреннем и настойчивом желании улучшить быт духовенства, естественно, вопрос о его общественном значении и участии в мирских делах возник с особенной силой. После учреждения в 1862 г. присутствия по делам духовенства, поставившего в числе своих задач изыскание мер к улучшению гражданского положения духовенства, означенный вопрос становится предметом обсуждения епархиальных начальств и периодической печати. Обсуждая меры к возвышению гражданского положения духовенства, многие преосвященные высказывались и за расширение общественного значения духовенства, за предоставление ему права участия в общественных делах. Само духовенство непосредственно и в лице губернских комитетов также спешило заявить свой голос в пользу указанной привилегии. Это участие понималось, впрочем, не в смысле самого отправления общественных обязанностей напр. городского головы, гласного и т.п.., а тем более управления общественными делами (такое участие представлялось несовместимым с духовным саном и обязанностями, возлагаемыми на него), а в смысле совещательного голоса, нравственного воздействия и проведения в общество высоких принципов религии и нравственности. В этом смысле преосвященные и духовенство находили в высшей степени полезным и благотворным – предоставить духовенству право участия в собраниях городских обществ наравне с прочими членами их118; так как духовенство соприкасается с разными ведомствами, то для охранения его интересов, по мнению преосвященных и комитетов, было бы полезно допустить, чтобы кто-либо из старших лиц духовенства присутствовал с правом совещательного голоса в палате государственных имуществ, в строительной и дорожной комиссии, в удельной конторе, в губернском присутствии и проч.119 В видах взаимного сближения духовенства с обществом, весьма важно было бы предоставить духовным лицам право участия во вновь вводимых судебных и земско-хозяйственных учреждениях; в выборах в должности мирового судьи, градского головы120 и т. п. Духовенство по условиям своей жизни неизбежно входит с крестьянами в частое соприкосновение относительно не только предметов веры и нравственности, но и обыкновенных житейских. Необходимо поэтому предоставить ему право участвовать в волостных и сельских правлениях и именно священнику право председательствовать121. Расширение общественного значения духовенства чрез привлечение его к участию в делах, касающихся не только веры и нравственности, но и чисто житейских – общественных, отношений, представляется в отзывах епархиальных начальств одним из действительных и главных средств – возвысить авторитет и значение духовенства, усилить нравственное влияние его на народ путем проведения в сознание последнего начал религии и нравственности и уничтожить вредное отчуждение духовенства от остальных слоев общества. «Духовенство, – рассуждал Московский епархиальный комитет – должно влиять на общество и для этого действовать во всех правительственных и судебных учреждениях, – проникать по старинному в самую внутреннюю общественную жизнь народа и воссозидать самые ее основы, должно принимать живое, деятельное участие в правительственном попечении об улучшении народной жизни во всех христианских общественных ее отношениях122». «Дарование духовенству права совещательного голоса в общественных собраниях, – писали в своем отзыве Высочайше утвержденному присутствию члены Тамбовской духовной консистории, – должно необходимо послужить началом того сближения общества с духовенством, которое все желают, которое ему так крайне необходимо в интересах самого же общества и которое должно возвысить духовенство в самом мнении общества, доселе незаслуженно оказывающего ему обидное презрение. Желательна только средина между крайностями – право совещательного голоса в общественных собраниях, которое, разумеется, нисколько не походит на право управления общественными делами123».

Независимо от официального негласного обсуждения епархиальными преосвященными и комитетами, вопрос об общественно-гражданском значении духовенства и участии его в общественных делах в свое время подвергался открытому обсуждению в текущей литературе. Литература, преимущественно духовная, выставила несколько статей в защиту законного права духовенства на общественную деятельность и с целью уяснения характера, качеств и обязанностей, налагаемых ею на духовенство по отношению к обществу. Не отрицая справедливости раздававшихся в обществе и светской литературе попреков и обвинений духовенства в бездейственности, в отсутствии нравственной связи и влияния на общество, духовная литература по своему объясняла причины такого печального явления. «Общество унижает духовенство» – вот первое объяснение, которое появилось в ответ на все обвинения и нападки на духовенство124. Правда, рассуждали духовные органы, духовенство не имеет нравственной связи с обществом и мало оказывает влияния на него; но от чего это зависит? Не от того, что духовенство не желает сближения с обществом и боится труда в нравственном воздействия на него, нет – в этом виновато и само общество, которое в течение долгого времени устраняло духовенство от участия в общественной жизни и тем способствовало его отчужденности и безучастности к общественным интересам. В видах сближения того и другого необходимо возобновить издавна принадлежавшее духовенству право на участие в общественной жизни. Право это законно и неотъемлемо принадлежит ему по самой идее его служения в обществе.

Мысль эта еще до издания положения 1 января 1864 года о земских учреждениях ясно и определенно высказана была в «Православном Обозрении» в статье С. Д-на «Соображения об улучшении быта православного духовенства в общественно-гражданском отношении»125. Православное духовенство, – рассуждал автор этой статьи по поводу общего вопроса об улучшении общественно-гражданского положения духовенства, – живет замкнутою жизнью, вдали от общества и мало имеет влияния на общественную среду; участие в общественных делах скорее всего сблизило бы его с прочими сословиями и открыло бы широкий путь для его нравственного влияния на общество. Это участие должно состоять в следующем: а) духовенство наравне с прочими сословиями должно иметь право голоса на выборах в общественные должности, напр. в должность мирового судьи, градского головы и т. п., б) участвовать во вновь введенном земском управлении и вообще в делах общества в качестве напр., присяжных заседателей в окружных судах, почетных членов в градских думах и пр.

Не всеми, впрочем, признавалось за духовенством право на участие в общественной деятельности. В среде самого же духовенства находились лица, которым новое право представлялось новшеством, противным каноническим правилам и тем более опасным, что оно могло повлечь за собою отправление общественных платежей и повинностей. Так, костромской протоиерей о. Вихрев в своем мнении, составленном по поводу проекта комиссии, учрежденной в Костроме для устройства общественного городского управления, решительно восстал против допущения духовенства к участию в нем, доказывая противуканоничность такого участия. Служение миру несовместимо с служением церкви. Церковные правила воспрещают клирикам: а) входить в распоряжение мирскими делами (4 всел. соб. пр. 3; 7 всел. соб. пр. 10), или в мирские начальственные должности (двукратн. пр. 11). Участие в общественных делах лишит духовенство свободы от податей и общественных повинностей, составлявшей всегда его неотъемлемое право – вот обычная аргументация, приводившаяся лицами, желавшими устранить духовенство от участия в общественных делах.

Издание положения 1864 года 1 января о земских учреждениях положило конец сомнениям. Духовенству дано право участия в земских выборах, на основании владения им церковными землями, и право избрания уполномоченных для выбора гласных в земское уездное собрание. А так как духовные могут, по смыслу закона, принадлежать к землевладельческим классам или к городским собственникам, то, на основании установленного ценза, они могут непосредственно участвовать в выборе гласных. Наконец сами священнослужители могут быть выбираемы в гласные как уездных, так и губернских собраний.

Приготовительная комиссия, работавшая над составлением проекта о земских учреждениях, руководилась следующими соображениями при допущении духовенства в состав земских сословий: 1) сельское духовенство близко знакомо с народным бытом, с нуждами и потребностями местного населения; 2) по местному призванию и по местной своей связи с народом оно имеет сильное на него нравственное влияние; 3) в тех местностях империи, где высшие классы общества расходятся с массою сельского населения по происхождению, языку и вере (в западном крае), духовенство есть единственный образованный представитель русской народности126. При окончательной редакции «положения», эти, так сказать, нравственные основания были устранены комиссией, исключая, впрочем, последнего, которое выразилось в праве избирательных съездов сельского сословия избирать в гласные местных православных приходских священников и вообще священнослужителей (ст. 35, в). Таким образом, духовенство допущено к участию в земских учреждениях, на основании преимущественно, если не исключительно, своих землевладельческих прав в качестве собственников, а не на основании своего нравственного значения в обществе; участие его ограничено только хозяйственным значением в ряду других земских сословий; но это участие открывало широкий простор его нравственному влиянию на общество. Так именно понимала это и периодическая печать, горячо приветствовавшая издание нового положения.

Вслед за изданием положения в разных изданиях периодической литературы появилось много статей, имевших целью содействовать проведению нового закона в жизнь, уяснению характера и качеств земской деятельности духовенства и новых отношений, возникавших из нее между духовенством и обществом127. Признавая мудрость законодателя и приветствуя новое законоположение, как проникнутое духом справедливости и глубокого сознания народных нужд, литература, прежде всего, старалась разъяснить, что в предоставлении духовенству права участия в земских делах нет ничего противоречащего духу православной церкви и несовместного с характером и служением пастырей церкви. Мысль эта прекрасно выяснена в «Православном Обозрении» в статье священника Сергиевского. «Духовенство, – писал редактор «Прав. Обозр.», – издавна принимало живое и плодотворное участие в общественных делах. Это участие признавала издревле и церковь греческая. Здесь епископам было предоставлено право заведовать всеми делами общественной благотворительности, управлять богоугодными заведениями, наблюдать за приведением в исполнение пожертвований и отказов, сделанными с богоугодною целью, и даже самим приводить в исполнение волю пожертвователей и завещателей; епископу вместе с другими знатнейшими гражданами предоставлялось: каждогодная ревизия всего управления городскими общественными заведениями и попечение, чтобы общественные недвижимые имущества не были незаконно завладеваемы, чтобы граждане не были подвергаемы каким либо незаконным поборам, чтобы капиталисты не производили торговли противозаконно. Этого мало: из законов Юстиниана, Юстина Младшего и Ираклия и так называемых царских книг выводится то заключение, что епископы имели участие в делах гражданского и уголовного суда над лицами всех состояний, так что они не только вместе с мирскими судьями судили дела гражданские и уголовные, но принимали и рассматривали жалобы на самих начальников провинции».

Церковные правила также ничего не говорят против позволительности участия духовенства в гражданских делах. Таковы правила: апостольское 81-е и халкидонского 4 вселенск. собора правило 3. «Неизвестно, – говорит священник Сергиевский, – какими именно случаями жизни вызвано было 81-е апост. правило, но несомненно, что оно запрещает духовенству участие в народном управлении того времени, когда управление это, языческое в своем духе и во всем строе, не имело ничего общего с духовным законом веры и церкви, ибо правило ясно противопоставляет тогдадшние народные управления и служение церковное». Такой смысл апостольского правила подтверждается изложением правила халкидонского собора. Это правило составлено по личному предложению императора Маркиана, который свидетельствовал пред собором, что многие духовные в Царьграде и других местах берут на откуп или в управление чужие имения, принимают на себя поручения по тяжебным делам, оставляя в небрежении возложенное на них служение церкви, и тем производят соблазн и теряют уважение к себе в обществе. Такова причина происхождения 3 правила халкидонского собора. Но самые случаи запрещения, налагаемого правилом и особенно исключения им допускаемые, показывают, что собор осуждает не самое дело участия духовенства в гражданских делах уже христианского общества, но нечистые побуждения и притом произвол принимающих его на себя, соединенные еще с небрежением о делах церкви. Самое же дело служения, налагаемое христианскою властью государственною или церковною, собор знаменательно называет церковною помощью ради страха Божия. Итак, церковных правил, воспрещающих духовенству участие в земских делах, нет и быть не могло: напротив как в древней Греции, так и в России до Петра I духовенство принимало участие в гражданских делах128.

Могло возникнуть другого рода сомнение, совместимо ли с идеей пастырского служения, как звания не от мира сего, участие духовенства в делах и интересах гражданского общества?

В разъяснение такого недоумения другой орган периодической литературы Московские Ведомости замечали, что духовенство, как живущее среди общества и составляющее часть его, не может чуждаться условий мирского порядка. Семейство, право собственности и все, что непосредственно связано с главными основаниями гражданского порядка, столько же свойственно священнослужителю, сколько и мирянину. Поскольку церковь в лице своих священнослужителей входит в гражданское общество и живет посреди его условий, постольку она должна пользоваться правами гражданского общежития. Священнослужитель, служа церкви, не может нести собственно государственной службы, он не может быть чиновником, но он должен быть гражданином и не разниться от других относительно условий гражданской полноправности. Допущенный к мирскому быту, он не может быть устранен от гражданских или политических прав, связанных с тем или другим общественным положением129. Если не может быть никаких препятствий для предоставления духовенству права участия в земских делах, то вопрос может заключаться еще в том, полезно ли такое участие, будет ли выгода от этого для духовенства и земства? Вопрос этот старается уяснить священник Баратынский в статье, помещенной в январской книжке «Духовного Вестника». Участие духовенства в земском представительстве, по его словам, должно послужить началом возвышения духовенства, усилить нравственное развитие и влияние его на народ, сокрушить сословную исключительность и пагубную безучастность к общественным интересам. С другой стороны, по самому положению своему, никому не могут быть так известны условия простонародной жизни, хозяйственные силы и средства местности, содействующие сохранению народного здоровья, распространению народного образования и притеснения, причиняемые землевладельцами крестьянам, как все это известно приходским сельским священникам. Являясь в земском собрании, священник может быть защитником интересов местного населения и проводником религиозно-нравственных понятий в обществе.

Какой же характер должна иметь земская деятельность духовенства, иначе говоря, каковы те высшие принципы, составляющие нравственный закон, которые духовенство в качестве их носителя должно внести в жизнь земства? «Наше земство, – писал священник Сергиевский в известной статье130, – есть христианское, православное земство; члены его суть члены церкви. Всякий христианин всякий член церкви должен относиться к обществу своих сочленов, как обществу братьев, признающих один и тот же божественный закон. Обязанность гражданская освящается здесь высокою обязанностью нравственного сотрудничества и взаимной любви и безучастие к общему делу обращается в эгоистическое преступление святого закона. Это нужно особенно помнить служителям этого закона. Участие духовенства в делах земства есть подвиг христианской любви, которую оно проповедует и которую должно распространять не на словах только, но и на деле. Далее, духовенство должно внести в свое новое служение земству дух высокого закона веры и благоустройства церкви; оно должно предносить себе постоянно закон божественный, и неустрашимо проводить его в область живого обычая и самого права внешнего. Участвуя в делах земства, оно понесет ответственность за всякую неправду, за всякое отступление от правды, за всякий соблазн к сомнению в силе правды, если не будет противостоять ему всею силою духовного мужества, всею бесстрашною правдою в самом обширном смысле этого слова"(стр. 217). «Священнослужитель, – говорилось в другом духовном органе, – прежде всего, должен явиться в земское собрание, как служитель истины и правды, как провозвестник любви и мира, а не как представитель только экономических интересов и хозяйственных выгод.... здесь он должен явиться деятельным подвижником той любви христианской, которую он постоянно проповедует людям»131.

Рядом с общим и единодушным заявлением органов периодической печати за развитие общественного значения духовенства и привлечение его к участию в делах и интересах гражданского общества, как то странно было слышать попреки, раздававшиеся со стороны некоторых органов светской литературы, в том, будто духовенство хочет занять несвойственное ему место в земстве, хочет приобрести не сообразное с характером и историей православного духовенства влияние на дела земские. Такой характер имеет статья, помещенная в петербургской газете «Голос» за 1864 г. (№ 124). В апрельской книжке «Правосл. Обозрения» (1864 г.) помещена была статья Хвостова «Несколько соображений о предстоящем духовенству участии в земских делах». Автор ее имел в виду практическую цель – дать несколько советов духовенству по поводу вышедшего положения 1 января 1864 года о земских учреждениях; соответственно этой цели, он в общих чертах рассматривает отношения духовенства к земству и долю его участия в местном самоуправлении, как они представляются в самом положении. Она то и не понравилась публицисту газеты «Голос». В простых и безыскусственных словах ее автора ему представилось внушение духовенству особых тенденций к вмешательству в светские и гражданские дела государства. «До сих пор, – писал он, – наше духовенство имело то важное преимущество пред духовенством западным, и в особенности пред католическим, что оно не принимало участия в делах политических и в администрации». При этом он выражает опасение, чтобы оно, вследствие внушений Хвостова, не совратилось с своего правого пути и не вступило на путь западного и католического духовенства. Опровергая возражения публициста «Голос», «Руководство для сельских пастырей» справедливо замечало, что наставительный характер пастырей нисколько не изменится с предоставлением им права участия в общественных делах. Участие в делах общества, знакомство с их ходом сделают пастыря церкви только более внимательным к потребностям общества, укажут ему язвы, на излечение которых он должен будет обратить преимущественное внимание132.

Высказываясь за расширение общественного значения духовенства, епархиальные начальства довольно подробно останавливались и на уяснении общего вопроса о правах духовенства, обрисовывающих его положение в гражданском быту. Почти все они ссылаются на крайнюю неопределенность и невыясненность гражданских прав духовенства, вследствие чего является неустойчивое положение его в ряду других сословий общества: по одним правам оно, по-видимому, приравнивается к высшим сословиям, по другим же низводится в разряд податных классов. Права, принадлежащие лицам духовного звания, разделяются на несколько групп: права по состоянию, по службе, семейные, по торговле и обязательствам.

Необходимо разомкнуть духовное сословие, вот общая мысль почти всех отзывов, представленных в Высочайше утвержденное присутствие епархиальными начальствами; но так как с уничтожением наследственности духовного звания, лица, причислявшиеся к нему, оказываются еще в более неопределенном положении, теряют и те права, которые соединялись с духовным званием, то желательно было бы предоставить им новые права – именно священнослужителям права личного дворянства, потомственного почетного гражданства и личного почетного гражданства; всем церковнослужителям, неокончившим курса в семинариях и уездных училищах, – права канцелярских служителей; детям священнослужителей, а равно и детям причетников, кончившим курс в академиях и семинариях, права детей личных дворян133. Справедливость требует, чтобы служители православной церкви, как господствующей в России, стояли в гражданских правах выше духовных лиц других исповеданий. Между тем, наблюдается противное. Протестантское духовенство пользуется правами личного дворянства, даже ахуны магометанские имеют права личного почетного гражданства, а православному духовенству этих прав не дано. Весьма важное стеснение, по мнению преосвященных и комитетов, представляет ст. 272 IX т. св. зак. о сост., по которой жены священно-церковнослужителей сохраняют права своего состояния и во вдовстве, пока не переменят его новым супружеством. В случае нового супружества с лицами низшего сословия, на основании этой статьи, и дочери священно-церковнослужителей также должны терять права своего состояния. Такое лишение по отношению к лицам других сословий следует только за преступления по суду (т. IX о сост. ст. 9). Отмена его настоятельно требуется в виду того, что оно часто служит причиною, по которой многие предпочитают бедственное положение в духовном звании замужеству с лицами низшего сословия, соединенному с лишением принадлежащих прав.

В рассуждениях преосвященных и комитетов о правах духовенства по службе прежде всего обращает на себя внимание предлагаемое некоторыми из них оригинальное разделение духовенства на классы и чины, соответственно тем, какие существуют в военном и гражданском ведомствах. Так преосвященный Вятский предлагал ввести следующее разделение: 1) священника при городских соборах (кроме кафедрального), всех прочих церквах и протодиакона при кафедральном соборе считать в IX классе, 2) протоиерея кафедрального собора в VI; 3) ключаря собора в VII, диаконов в XII, 4) дьячков и пономарей в XIV134. Многими преосвященными и комитетами при этом высказывалась мысль о необходимости установить особые знаки отличия, выдаваемые за беспорочную службу и примерное выполнение обязанностей. В пользу этой мысли настойчиво высказывался преосвященный херсонский, предлагавший давать духовным лицам знаки отличия на следующих основаниях: 1) предоставить право на получение ордена св. Анны 3 степени за 12 лет службы членам духовных консисторий, попечительств, депутатам и проч., 2) предоставить всем лицам духовного звания право на получение ордена св. Владимира 4-й степени за 30 летнюю беспорочную службу, 3) предоставить право на награды за заботу о народном образовании135.

В соображениях преосвященных и комитетов об увеличении прав духовенства семейных, по торговле и обязательствам следует отметить выраженное некоторыми из них желание, чтобы 1) кандидатам на духовные должности предоставлено было право выбирать невест из всех сословий без ограничения кругом девиц духовного происхождения, а доступ к церковным должностям был открыт и неженатым, лишь бы они имели от роду 35 лет и известны беспорочною жизнью136; ‘2) чтобы духовным лицам дозволено было заниматься торговлей и промыслами на следующих основаниях: а) штатным священно-церковнослужителям позволить продажу произведений хозяйства, б) священнослужителям заштатным дозволить торговлю вещами, имеющими употребление в церкви напр.: иконами, крестами и пр., в) церковнослужителям заштатным и их семействам, равно детям штатного духовенства необучающимся в школах и всем членам заштатного духовенства дозволить все виды торговли и промышленности137; 3) чтобы усилить значение духовенства в обществе, необходимо сообщить духовным лицам права: 1) ходатайства и заступничества за невинных перед начальством, 2) доносить о злоупотреблениях властей, не подвергаясь укоризне за вмешательство, 3) требовать от светского начальства удаления из их приходов людей подозрительных, распространяющих противорелигиозные и противонравственные понятия138.

Предлагая те или другие меры к расширению гражданских прав духовенства, епархиальные начальства чужды крайности, по которой улучшение внешнего положения духовенства представляется чуть не единственным и всеисцеляющим средством, способным поставить духовное служение на надлежащую высоту и сообщить ему соответствующее значение. «Никакое увеличение внешних прав, – писал преосвященный Херсонский Димитрий, – не возвысит духовенство в жизни общественной, если оно не возвысит само себя в сознании своего высокого и священного служения, – в бескорыстном и самоотверженном служении благу общества, – в святой ревности к распространению в народе духовного просвещения и чистоте нравов к расширению и утверждению в обществе царства Божия, – в чистоте собственной жизни, сердечных убеждений. Нет никакого сомнения, что эта высшая цель не может быть достигнута одним внешним улучшением. Тут нужно живое содействие самого духовенства, а внешнее улучшение должно только очистить к тому дорогу устранив препятствия гнетущей нужды и бедности. Нельзя достигнуть этой цели и усилением строгости надзора и дисциплины, которая может привести в некоторую благопристойность внешнее поведение духовенства, но не может сообщить ему той энергии духа, той практичности в своей пастырской деятельности, какая нужна ему в настоящее время; подготовкою к сему должно служить воспитание и образование в семинариях, продолжением постоянное самовоспитание и непрестанное самовозбуждение к своему усовершенствованию139».... «Духовное звание, – рассуждал Киевский комитет, – есть звание не от мира сего, оно есть учреждение не гражданской власти, а непосредственно Божественное. Но как в тоже время оно есть служение обществу гражданскому, служение необходимое для общества и тем более благотворное, чем более духовенство уважаемо, то справедливость и самое благо общества требуют, чтобы значение сего сословия в обществе было гораздо более, чем теперь, возвышено»140. А поднять значение духовенства в обществе, по мысли комитета, можно через предоставление ему больших гражданских прав и преимуществ.

Для обозрения суждений периодической печати о других правах духовенства мы остановимся на двух проектах, группируя вокруг них все другие мнения, высказанные кратко в том или другом журнале. Один из них проект священника Хитрова141 касается прав духовенства: 1) семейных, 2) личных, 3) сословных, 4) служебных и 5) имущественных142. Выяснив неопределенность гражданских прав духовенства, по которой оно с одной стороны пользуется привилегиями, присвоенными дворянству и почетному гражданству – свободой от личных податей, телесных наказаний и др., с другой – в собственном смысле не имеет ни того ни другого звания, автор проекта высказывает желание – предоставить духовным лицам с высшим образованием – магистрам, пользующимся правами девятого класса, кандидатам – правами десятого класса и действительным студентам – правами двенадцатого класса, – личное дворянство; право личного почетного гражданства присвоить всем неокончившим академического курса, получившим семинарский аттестат и священникам и диаконам. При переходе одного звания в другое должны соблюдаться те же правила, которым подчинены и светские лица: личное дворянство переходит в потомственное чрез получение известного знака отличия; гражданство поступает в личное дворянство по достижении знака 2 степени Анны. Духовенство в своих отношениях к другим сословиям определяется особыми правами. Духовные лица являются: 1) увещателями при присяге, 2) депутатами в судах гражданских и уголовных, 3) ожидают особого участия в проектируемом городском и земском управлении. Относительно первого пункта автор желает, чтобы значение должности увещателя при присяге было поставлено на вид в законе, а не умалчивалось как прежде. Духовных депутатов по делам гражданским и уголовным необходимо уравнять в правах с светскими членами судов, а для этого желательно выбирать на эти должности достойных кандидатов и дать им жалованье143.

Другой из рассматриваемых нами проектов – проект Киевских Епарх. Ведомостей касается исключительно личных и служебных прав белого духовенства144. Автор проекта желает полного уравнения по службе духовных лиц со светскими. С этою целью он предлагает ввести особое оригинальное разделение всего духовенства на классы, подобно тому, как это существует в военно-гражданском ведомстве. Основанием для такого разделения должно служить место службы. К первому классу следует отнести штатных протоиереев кафедральных соборов, ко второму настоятелей губернских городских соборов, к третьему настоятелей губернских приходских церквей и уездных соборов и т. д. Всего классов 6. От этих классов автор отличает особые чины числом 14, которые даются за выслугу. Приобретение чинов должно быть подчинено обычным правилам, как и в военно-гражданском ведомстве. Для священнослужителей с академическим образованием срок на получение чина сокращается на половину против установленного для священников из воспитанников семинарии. Более возбуждают сочувствия соображения автора о наградах орденами лиц духовного звания, хотя и здесь он не свободен от крайностей. Указав на явную несправедливость, по которой служащие в военном и гражданском ведомствах за выслугу 35 лет имеют право на получение ордена св. Владимира 4 степени, между тем как священнику, хотя бы он имел ученые степени, ничего не полагается и за 50 лет службы, автор требует полного уравнения духовных лиц в правах на награды с светскими. Он проектирует установить для духовных лиц, занимающих высшие епархиальные места, напр. членов консисторий, высшие орденские знаки, доступные председателям губернских присутственных мест.

Проект Киевских Епарх. Ведомостей о разделении духовного сословия на классы и о предоставлении духовенству особых чинов не встретил сочувствия. В нескольких изданиях духовной литературы появились даже опровержения на него. «Священнослужителям – архиереям, священникам и диаконам, – писал один из противников проекта, – как имеющим особое не от мира сего звание, нет нужды ни до каких светских чинов. Пусть каждый почитает их как слуг Христовых и строителей таин Божиих»145.

Главное внимание правительства при обсуждении вопроса о правах духовенства обращено было на детей последнего. Это требовалось по самому ходу вещей. С отменою закона о принадлежности детей священно-церковнослужителей по рождению к духовному ведомству, естественно возникал вопрос, к какому из состояний, установленных законом, должны принадлежать они. Высочайше утвержденное присутствие в своих рассуждениях по этому поводу настаивало на мысли – освободить их от рекрутства и подушной подати и таким образом причислить к одному из свободных сословий в государстве. «Детям протестантских пасторов, – развивало оно свою мысль далее, – Всемилостивейше дарованы все права, присвоенные детям личных дворян (Зак. сост. ст. 385). Было бы справедливо предоставить и детям православного духовенства права детей личных дворян, т. е. постановить, чтобы дети священнослужителей, неимеющих прав потомственного дворянства, пользуясь всеми правами детей личных дворян, принадлежали с самого своего рождения к потомственному почетному гражданству, а дети церковнослужителей к личному почетному гражданству146. Эти соображения присутствия, как известно, легли в основу известной реформы 1869 года, в первый раз серьезно затронувшей вопрос о гражданском положении детей священно-церковнослужителей. Новые права детей духовенства различаются, смотря потому, принадлежат ли их отцы к священнослужителям или к церковным причетникам. Детям священнослужителей, в каком бы звании они ни были рождены, не исключая и податного, предоставлено право потомственного почетного гражданства, а детям церковных причетников (дьячков, пономарей и псаломщиков) право личного почетного гражданства. Закон не забыл и многочисленный класс детей низших церковнослужителей: певчих, звонарей и сторожей. Как лица духовного состояния, они освобождаются от податей и рекрутства и могут по своему желанию, по достижении совершеннолетия, приписаться к городскому или сельскому обществу147. Сыновья священнослужителей и церковных причетников, поступивших в это звание из личных дворян, при поступлении в гражданскую службу, пользуются правами, присвоенными их званию, при чем для них отменяется прежний годичный срок поступления на службу и прежнее запрещение вторично вступать в службу, в случае увольнения из нее до получения первого классного чина. Дети церковных причетников (дьячков, пономарей и псаломщиков), при определении в гражданскую службу, причисляются к третьему разряду канцелярских служителей148. Означенные права распространяются на лиц, как поступивших в гражданскую службу после издания положения 69 года, так и на поступивших до издания его149. Законоположение 69 года не обнимает всесторонне всего вопроса о правах детей духовенства. При согласовании новых постановлений с подлежащими статьями свода законов неизбежно должны были возникнуть недоумения, которые в свою очередь потребовали разъяснения и дополнения новыми законоположениями. Таким именно дополнением и разъяснением реформы 69 года является мнение Государственного Совета, Высочайше утвержденное 15 марта 1871 года. Законоположение 69 года, как известно, признает за детьми священнослужителей и причетников право на поступление в гражданскую службу, но при этом оно умалчивает о том, простирается ли это право на тех детей, которые рождены после получения их отцами духовного сана, или и на рожденных до получения и в податном состоянии. Закон 15 марта признает за теми и другими одинаковое право150. Он определяет также права детей церковных причетников, окончивших курс в духовных академиях или семинариях и права наставников духовных академий, семинарий и училищ, принадлежавших до 26 мая 69 года к духовному состоянию. Все перечисленные лица пользуются правами детей священнослужительских151. Несколько позднее, в марте (20) того же года, обнародованы Высочайше утвержденные постановления главного присутствия по делам православного духовенства, определяющие семейные права духовенства. Одно из постановлений – это уже известный нам закон касательно браков духовных лиц, уничтожающий старый обычай ограничивать кандидатов на духовные должности при выборе невест девицами духовного звания. Другое постановление имеет в виду тех детей духовенства, которые не состоят на службе по епархиальному ведомству. Им предоставляется право вступать в брак на общих основаниях, не испрашивая разрешения епархиального начальства, при чем жены и дети подобных лиц, если они не примут духовный сан, лишаются права на призрение существующими в духовном ведомстве способами152. Окончательное разрешение вопрос о правах детей духовенства получил во вновь вышедшей 13 мая 1871 года редакции статей свода законов о детях лиц православного духовенства. В состав новой редакции вошли вышеприведенные постановления 1869 года и 15 и 20 марта 1871 года; некоторые статьи, существовавшие в старой редакции свода законов о детях духовенства, совершенно отменены, как несогласные с духом реформы, а в некоторые внесены только соответствующие изменения. Отменены статьи 29 и 30 (устав о службе...), по которым дети священнослужителей не иначе могут поступать в гражданскую службу, как по предварительном представлении увольнительных видов от духовного начальства и особых свидетельств от губернского правления153. Устранены также некоторые ограничения, существовавшие в прежних законах о состояниях, напр. известное требование, чтобы увольняемый из духовного звания поступал в гражданскую службу непременно в течение одного года, под опасением в противном случае попасть в податное состояние154, точно также постановление относительно духовных лиц из податного состояния, по которому дети, рожденные ими до принятия сана, остаются в прежнем звании155. Изменения, которые внесены в старую редакцию статей свода законов о детях духовенства, касаются, прежде всего, прав детей духовных лиц, поступивших из податного состояния. При открытом доступе в духовное звание лицам всех сословий таких лиц оказалось очень много. Между тем гражданское положение их семейств по действовавшим законам было далеко незавидное. Правительство, издавая законы о детях духовенства, как бы считало для себя долгом делать везде ограничения для тех из них, отцы которых до принятия сана состояли в податном звании. Эти ограничения уничтожены в новом законодательстве. Дети духовных лиц из податного состояния признаются наравне с другими детьми духовенства в том звании, какое свойственно им по действующим законам. Если их отцы имеют звание потомственного дворянства, то и они считаются в дворянском достоинстве; если же их отцы пожалованы орденами, дающими права личного дворянства, то им усвояется право потомственного почетного гражданства156. В новой редакции статей свода законов с точностью определены права всех вообще детой духовенства при вступлении их в гражданскую службу. Правом вступления в нее пользуются: сыновья священников, диаконов, причетников (дьячков, пономарей и псаломщиков) без различия, рождены ли они до принятия их отцами духовного сана или после, не исключая и рожденных в податном состоянии157. Запрещение поступать в гражданскую службу имеет свою силу только по отношению к церковнослужительским детям, не имеющим ни по происхождению, ни по образованию прав на вступление в нее158, (такие лица обязаны, по достижении совершеннолетия, приписаться к городскому или сельскому обществу) (ст. 274) и к исключенным из духовного звания за пороки159. Впрочем, если на лицо не имеется преступления, а существует одно только подозрение в проступке, то увольняемый из духовного звания может поступать в гражданскую службу, если только имеет на то право по происхождению или образованию160. При определении на службу дети духовенства, на основании прав происхождения и образования, причисляются к тому или другому разряду канцелярских служителей: дети священнослужителей из потомственных дворян причисляются к первому разряду161; сыновья священников, диаконов и церковных причетников, пользующихся правами личного дворянства, равным образом дети церковных причетников, кончившие курс в духовных академиях и семинариях, независимо от их происхождения, принадлежат ко второму разряду канцелярских служителей; к третьему разряду относятся сыновья церковных причетников, не пользующихся правом личного дворянства; наконец, четвертый разряд составляют дети низших церковнослужителей (певчих, звонарей), поступившие до 26 мая 1869 года на службу в консистории и Духовные Попечительства162. Студенты духовных семинарий определяются в гражданскую службу с чином четырнадцатого класса. Для учеников, кончивших курс без звания студента, назначается двухгодичный срок, после которого они могут быть произведены в первый классный чин163. Дети лиц православного духовенства, кроме гражданской службы, могут поступать в военную. В этом случае для них обязательны правила, существующие по военному ведомству для всех лиц, желающих поступить в нее164. С открытием доступа в гражданскую и военную службу, дети православного духовенства сохраняют за собою право на свободу от податей и рекрутской повинности. В новом законодательстве эти права распространены и на сыновей церковнослужителей (певчих, звонарей и сторожей), которые до 26 мая 1869 года принадлежали к духовному состоянию и на лиц податного состояния, которые увольняются обществами для поступления в духовное звание165. Перечисленными постановлениями совершенно изменено было гражданское положение детей православного духовенства: вместо прежней необходимости служить в своем ведомстве им открыт свободный доступ на все роды гражданской службы; вместо бесправности, сопровождавшей оставление духовного звания, им сообщены определенные права, уравнивающие их с членами других сословий. Дети церковнослужителей, получившие богословское образование, сравнены в правах с детьми священнослужителей.

В правах священно-церковнослужителей, состоящих по закону 69 г. в духовном ведомстве, произошли некоторые изменения, в которых нельзя не видеть стремления возвысить в гражданском отношении духовное звание и поставить его в уровень с другими состояниями. Изменения эти коснулись служебных прав духовенства, в частности правил, относительно присвоения духовным лицам наград за полезную службу. По действовавшему уставу об орденах (пунк. 20 ст. 581 учр. орд.), право на получение ордена св. Анны 3-й степени предоставлено было протоиереям и священникам, прослужившим 12 лет сряду в должности благочинного. Государственный Совет, вследствие представления Присутствия по делам православного духовенства, указом от 31 октября 1872 года положил распространить это право также на протоиереев и священников, исполнявших в продолжении 12 лет должности членов: консисторий, духовных правлений, епархиальных попечительств о бедных духовного звания и правлений семинарий или духовных училищ166. Еще ранее издания этого положения, в 1867 году 30 октября, последовало подобное же распоряжение относительно награждения духовных лиц за труды по народному образованию, – духовным лицам за усердное исполнение в течение 25 лет обязанностей по обучению в народных школах, за учреждение и содержание в исправном виде на свой счет в течение 10 лет школы, если притом учредитель и сам занимался в ней в продолжение означенного срока, предоставлено право на сопричисление к ордену св. Анны 3-й степени167.

По отношению к заключению обязательств и договоров духовные лица подлежат двум ограничениям: 1) никто из них не может лично обязываться или ручаться за других ни в каких судебных местах, по подрядам и тому подобным делам; 2) никто из них не может быть ходатаем и поверенным по чужим делам, кроме тех, в коих они ходатайствуют за духовное ведомство, или за жен или детей своих, а также за питомцев, находящихся у них на попечении168. В числе мер к расширению прав духовенства следует упомянуть еще о постановлении касательно вдов духовных лиц, по которому они, если не имеют прав высшего состояния, пользуются правами личного дворянства (вдовы священнослужителей) и личного почетного гражданства (вдовы церковных причетников). Правительство не оставило без внимания и низших членов клира. Оно постаралось возвысить самое звание церковного причетника. Так указом 17 апреля 1863 года церковные причетники освобождены были от всякого рода телесных наказаний169. В рассматриваемом законодательстве им сообщены новые права, которые ставят их в привилегированное положение среди других классов. Они освобождаются от воинской повинности170 и от личных податей171. Дома церковнослужителей, принадлежавших к духовному состоянию до издания закона 26 мая 1869 года, а также дома вдов и сирот их освобождаются от квартирной повинности172. В случае увольнения из духовного звания по собственному желанию, церковные причетники возвращаются в то состояние, которое принадлежит им по правам рождения или образования; те из них, которые этих прав не имеют, обязаны в течение одного года приписаться к городскому или сельскому состоянию173.

Заговорив о мерах, предпринятых правительством к возвышению гражданского положения духовенства, нельзя обойти молчанием весьма важный в каноническом отношении и еще более важный по своему практическому значению вопрос о гражданских правах священнослужителей, слагающих по желанию священный сан. Вследствие неустановленности и невыясненности общих начал для его решения он составлял всегда камень преткновения для духовного ведомства и каждый раз при законодательном обсуждении поднимал бурю недоумений и возражений, весьма невыгодным образом, влиявшим на судьбу самого вопроса. Объясняется это тем, что законодательное определение гражданских последствий добровольного сложения сана всецело зависело от решения другого весьма важного, исключительно канонического, вопроса о возможности снятия священного сана не в смысле карательной меры, усвоенном ему канонами церкви, а по снисхождению к немощам человеческой природы, основанному на личной просьбе священнослужителя, слагающего сан. По тесной связи между церковью и государством то или иное каноническое решение вопроса, очевидно, должно было отразиться существенным образом и на гражданском положении священнослужителей, слагающих сан. Прежде чем излагать историю вопроса о гражданском положении священнослужителей, слагающих сан в рассматриваемое царствование, бросим беглый взгляд на его прошлое.

Практика русской церкви вплоть до настоящего столетия не представляет ни одного случая, когда бы церковная власть считала дозволенным снятие сана по просьбе недовольного своим положением священнослужителя. Верная заветам православной восточной церкви, унаследовав ее учение и взгляды, она в частности усвоила ее взгляд и на факт добровольного снятия сана. Взгляд восточной церкви на этот предмет выражен в 7 прав. IV вселенского собора в следующих словах: Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы ни вступать ни в воинскую службу, ни в мирской чин: иначе дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавать анафеме. Самый вопрос о возможности добровольного снятия сана и гражданских последствиях его, не смотря на представлявшиеся в качестве повода случаи, до настоящего столетия ни разу не возбуждался в русском законодательстве. Между тем таких случаев было не мало. Так, когда на соборе, бывшем в 1667 году в Москве, поднят был вопрос «о вдовствующих священницех и диаконех, иже во вдовстве женятся вторым браком, како им жити и в каким чину», собор постановил лишь: дозволить овдовевшим священнослужителям «в церкви на клиросе пети и псалмы глаголати и ино что подобно деяти», равно находиться в царских и гражданских делах, кроме воинского чина, не упомянув даже о том, чтобы неспособность к жизни безбрачной давала вдовцам право просить о снятии с них сана, и чтобы вследствие этого мера эта могла быть употреблена в отношении к подобным лицам. Точно также в прибавление к духовному регламенту, хотя возложена на Св. Синод забота об устроении вдовых иереев и диаконов «наипаче, которые в юности своей овдовели» (1 полн. собр зак. № 4022), но при этом ни слова не сказано о том, чтобы им дозволять оставлять по просьбам духовный сан. 29 марта 1784 года состоялся доклад Св. Синода и Правительствующего Сената относительно распределения оказавшихся без мест священно-церковнослужителей и детей их174. В 5 пункте этого доклада сказано: «штатных и действительно служащих оставить при своих местах, не производя им никакого разбора, в пополнение же недостающаго (против указанного положения) числа священнослужителей назначить сверхштатных, находящихся в действительном служении, также безместных, а в тех епархиях, где для таких заштатных и безместных священников и диаконов не достанет мест по их званиям, назначить их до открытия вакансий священников на штатные диаконские или церковнические места, а диаконов на церковнические; излишних же в епархиях Астраханской и Черниговской перечислить для назначения на должность в соседние епархии, в рассуждении того, что, хотя они и неправильно сверх потребы произведены, однако уже характер священства и диаконичества имеют и в светском звании быть им не прилично» (1 полн. собр. зак. № 15978). Не смотря на то, что при разборе и распределении в 1784 г. священнослужителей и детей их открывался новый повод к тому, чтобы положить в законодательстве начало добровольному сложению сана, св. Синод не признал возможным допустить эту меру даже по отношению к тем священнослужителям, которые при разборе оказались «неправильно сверх потребы» произведены в священники и диаконы. В 1831 году в законодательстве в первый раз появляется понятие о возможности добровольного снятия сана. Поводом к этому послужила просьба некоего иеромонаха Евгения о сложении с него сана. Хотя вопрос касался монашествующего духовенства, но св. Синод при его обсуждении коснулся положения священнослужителей и из белого духовенства. Едва ли, впрочем, при этом он руководился определенным принципом. Полагая различие между монашествующими и белым духовенством в том отношении, что первые, как «облекшиеся добровольно в ризы скорби и покаяния», по самому характеру своего служения, обязываются вести жизнь безбрачную и переносить все скорби и лишения, тогда как священнослужители, обязанные вступать в брак, часто рано потерявшие жену и остающиеся с малолетними детьми без всякой помощи в их воспитании и домашнем хозяйстве, более заслуживают снисхождения. Св. Синод однако в самых правилах относительно выхода из духовного звания не сделал различия между теми и другими, ограничившись следующим положением: если священнослужитель, имевший всегда поведение неукоризненное, остается непреклонным в своем намерении сложить сан, то по снятии сана в течение 7 лет он не может иметь жительства и приписаться к какому либо городскому или сельскому обществу в той губернии, где он находился священнослужителем, равно как и в обеих столицах. Такая непоследовательность не осталась незамеченной. Департамент законов, рассматривавший этот вопрос по Высочайшему повелению в 1832 году, решил восполнить этот пробел и установить фактическое различие между монашествующим и белым духовенством в отношении к добровольному снятию сана. Принимая в соображение, что в священнослужители поступают люди молодые, обязанные жениться, что многие из них рано вдовеют и так как второй брак для них недозволен, то принуждены бывают вести тяжелую и непрерывную борьбу со своими страстями, заниматься хозяйством и воспитывать малолетних детей, если они есть, и что запрещение оставлять им сан может вместо пользы произвести одно нарушение нравственных законов, он полагал: 1) священнослужителей белого духовенства, просящих увольнения из духовного звания в светское, увольнять со снятием сана: 2) уволенным по собственному желанию из духовного ведомства оставлять права по рождению или приобретенному дворянству, им принадлежащие, дозволяя вступление в государственную службу всякого рода по познаниям и способностям. Государственный совет, соглашаясь с замечаниями департамента законов и оставляя в силе выработанные им правила в отношении к лицам монашествующего духовенства, представил вопрос о белом духовенстве отдельному рассмотрению Св. Синода175. Под влиянием ли замечаний департамента законов или движимый чувством сострадания и снисхождения к овдовевшим священнослужителям из белого духовенства, Св. Синод на этот раз значительно смягчил выработанные им в 1831 году правила о гражданских последствиях добровольного сложения сана. Новые правила, Высочайше утвержденные 28 июня 1833 года, заключались в следующем: 1) Священнослужителей белого духовенства, просящих о снятии сана, испытывать в течении 3-х месяцев в решимости и увещевать не уклоняться от принятого на себя звания. 2) Буде ли за сим кто останется непреклонным в намерении, то с разрешения Св. Синода слагать с него сан и о сем давать знать местному губернскому правлению для сведения. 3) Уволенным из духовного ведомства по собственному желанию оставлять права по рождению или приобретенному дворянству им принадлежащие, дозволяя вступление в государственную службу всякого рода, по познаниям и способностям. 4) Тем из них, кои в духовном звании имели ордена или одну из трех ученых степеней: магистров, кандидатов и студентов, сохранять оное, но имевший степень доктора богословия пользуется только правом магистра. 5) Имевшим до вступления в священнослужители должность, светские чины, военные или гражданские, – как сложенные уже ими при посвящении в духовный сан, оных не возвращать и при поступлении их вновь в службу прежней, в формулярных списках вовсе не показывать. 6) Если оставивший духовный сан поступит в государственную службу, то хоть в послужной его список не вносятся действия по службе, но показывается время нахождения в оной. 7) Когда священнослужитель, просящий о снятии с него сана, находится под следствием или судом, то рассмотрение сей просьбы отлагается до судебного решения о нем дела176. Новое законоположение, дарующее столь важное право лицам, переходящим по своей воле из духовного в светское, служит убедительным доказательством того, что сложение сана утратили в церковной практике каноническое значение и вопрос об этом предмете был поставлен исключительно на почву гражданскую. Так продолжалось до 1839 года, пока один случай не заставил снова пересмотреть и обсудить эти правила. Случай возник по делу протоиерея Воронежской епархии Покровского, судимого по подозрению в недозволительной связи с женою одного из воронежских мещан. Согласно просьбе и по сомнительности поведения Покровского. Св. Синод определил снять с него протоиерейский и священнический сан, но при этом во избежание частого повторения таких случаев на будущее время и происходящего от них вреда и соблазна, высказал необходимость установить некоторые ограничения в правах священнослужителей, слагающих сан. Замечательны следующие его соображения: обеты священнические Богу даются на всю жизнь без исключений; посему, если священник просит снятия сана, он не может считаться совершенно безвинным, а потому не имеет права жаловаться, если с увольнением его из духовного звания будут соединены для него некоторые ограничения. По этим соображениям Св. Синод полагал: всем священнослужителям как в белом духовенстве, так и в монашестве, слагающим сан по собственному желанию, или лишаемым оного, не дозволять никогда ни под каким видом и предлогом иметь местопребывание в той губернии, где были священнослужителями, а также в обеих столицах. С этим предложением Св. Синода не все члены согласились. Духовник его Величества протопресвитер Музовский представил особый отзыв, в котором признавал такую меру слишком стеснительной для белого духовенства и могущею привести к тому, что многие, весьма способные и достойные к прохождению священнического служения, будут избегать его. Разногласие членов Синода было устранено волею императора Николая Павловича. На докладе в 28 день февраля 1839 года последовала его собственноручная резолюция следующего содержания: «полагаю, что звание священническое столь важно, что сколько должно быть разборчиву и осторожну в удостоении оного, столько же должно затруднить добровольное оного сложение. Не отвергая, что могут быть случаи, которые сложение делают иногда необходимым, полагаю, однако, что никак нельзя допускать, чтобы лице, носившее сие высокое звание, могло непосредственно посвящаться иному служению, какое бы ни было, без явного соблазна и как бы в доказательство, что мирские обязательства главнее духовных потому, сколько мне не прискорбно не разделять мнение моего отца духовного, считаю нужным постановит впредь: 1) дьяконам, добровольно с себя слагающим сие звание, воспретить вступать в какой бы то ни было род государственной службы ранее 6 лет, 2) а священникам ранее 10 лет, возвращаясь каждому в первобытное свое состояние и не пользуясь впредь никакими иными выгодами, кроме состоянием, сим присвоенным». Высочайшее решение вопроса о гражданском положении священнослужителей, слагающих сан, не могло положить конец сомнениям и удовлетворить духовное правительство, тем более само духовенство, которому совсем не нравились строгие ограничения при сложении сана, заменившие собою облегчительные правила, действовавшие в царствование Александра Благословенного.

В 60 годах означенный вопрос возник с новою силой и потребовал вновь законодательного обсуждения. В апреле 1856 года священник Полтавской епархии Феофан Свидерский подал всеподданнейшее прошение, в котором указывал на тягость положения вдовых священников, теряющих в ранней молодости своих жен, на правительственные стеснения, сопровождающие сложение сана, и выражал желание, чтобы был восстановлен порядок, существовавший при Александре I, по которому слагающие сан поступали во все государственные должности на правах личных дворян. Св. Синод препроводил это дело преосвященному Нафанаилу Полтавскому, который передал его на рассмотрение местной консистории. Консистория постановила: хотя бы и следовало священника Свидерского подвергнуть строгому наказанию, но так как он подал прошение до Всемилостивейшего манифеста 26 августа 1856 года, то поручить его строгому надзору местного благочинного. Св Синод утвердил такое заключение епархиального начальства177. Хотя священник Свидерский и поплатился за свою дерзкую попытку, но самый вопрос о гражданском положении священнослужителей, слагающих сан, ничуть не был устранен этим. В 1859 году новый случай заставил Св. Синод серьезно заняться его обсуждением. 12 января последовало донесение синодального члена главного священника армии и флота, протопресвитера В. Ив. Кутневича о том, что Тульского пехотного полка священник Крискент Моисеев желает сложить священный сан и избрать новый путь для жизни, более согласный с образом его мыслей и чувствований. Свою просьбу к протопресвитеру в частном к нему письме Моисеев мотивировал следующим: что обстоятельства и жизнь в настоящее время вызывают его на все решиться; одиночество и привычка к семейной жизни с возраста, с которого он себя помнит, расстроили навсегда его слабое здоровье. Иночество всегда казалось ему ужасным, и по склонности его от природы к ипохондрии, ему по совету медиков необходимо развлечение семейной жизни. Все то, что он испытывает в настоящее время, выше всякого испытания, с которым не в состоянии сравняться все те ограничения, которыми обставлено сложение сана. Св. Синод, рассмотрев это представление, разрешил снять с священника Моисеева сан178. Принимая во внимание, что подобные случаи повторялись не раз и ранее, при чем о сложении сана просили большею частью люди достойные, неопороченные в поведении и что правила 1839 года касаются собственно лиц, слагающих сан по сомнительности поведения, в виду чего было бы несправедливо простирать их действие на лиц невинных, Св. Синод находил уважительным и необходимым облегчить участь вдового духовенства исходатайствованием пред Государем Императором всемилостивейшего разрешения на отмену действующих узаконений в отношении к лицам, слагающим сан по желанию, с обращением при этом к действию Высочайше утвержденных постановлений в 28 день июня 1833 года179. Проект резолюции Св. Синода был представлен предварительно обер-прокурору графу Толстому. Последний не согласился с заключением Св. Синода. «Проект резолюции Св. Синода, – писал он в письме к первенствующему члену Св. Синода Григорию, митрополиту Новгородскому и С. петербургскому, – показался мне неожиданным и несогласным с моими чувствами и с теми понятиями, какие в течение всей своей жизни я получил о священстве. С некоторого времени у нас нередко стали обнаруживаться случаи, что священники овдовевшие считают безбрачие во вдовстве не испытанием, посылаемым на них волею Божиею, а искушением, превышающим их силы. Такое явление, не встречающееся в других землях и как бы взывающее Св. Синод на сострадание к немощам человеческим, на отступление от канонов, не попущено ли в наказание за другое нарушение канонов, совершившееся без всякого принуждения со стороны мирской власти, а именно: не происходит ли сие от того, что вопреки апостольскому правилу о 30 летнем возрасте для получения священнического сана, единственно из попечительности о земном, житейском устройстве священнослужителей, сотни душ вверяются юношам, едва кончившим курс учения и едва сошедших со школьной скамьи, не имеющих никакой опытности и не знающих ни себя ни других. Если юность приемлющих священства есть действительно причина тягости, с которою некоторые из них переносят вдовство, то не исправится ли значительно такой недуг духовный в служении церкви, когда иерейское достоинство сделается недосягаемым до 30 летнего возраста, в который человек может зрело обдумать всю важность обета, произносимого им пред Богом и связывающего на всю жизнь»180. Между тем как происходила означенная переписка, Государю Императору была подана особая записка под заглавием «Вдовство священников». Оставляя в стороне каноническое учение о таинстве священства и как бы забывая о нем, автор ее обращает внимание исключительно на практические неудобства, которые сопровождают раннее вдовство священнослужителей. «Трудно или точнее невозможно представить себе, – писал он, – положение этих несчастных тому, кто захотел бы судить об этом a priori, нужно видеть, близко видеть, чтобы понять, что значит сельскому иерею лишиться жены. С потерей жены расстраивается хозяйство, так как по правилам он может держать только ближайшую родственницу и то старуху.... и тащат из его дома все, кто что может; и гибнут беспризорные дети и пустеет весь дом. Но это еще меньшее зло. За потерей жены следует зло невыразимо-страшное, распутство». Записка с особенным вниманием рисует картину тяжелой борьбы с плотскими страстями, которая неизбежно ожидает овдовевшего священнослужителя. « Людей бесстрастных от природы мало, может быть из тысячи один. Все прочие до известных лет в большей или меньшей степени одержимы страстью иметь ближайшие сношения с женщиной, – в браке, а в отсутствии его – вне брака. Соблюсти чистоту почти нет возможности в особенности для познавшего уже плотские движения: ignoti nulla est cupido. Это своего рода подвиг, который некоторые равняют мученичеству. На деле он выше всякого мученичества. Борьба каждый час, каждую минуту, в продолжении десятков лет, борьба с тем, что положено в самой природе человеку, слишком трудна». Блаж. Иероним так изображает тяжесть этой борьбы: «О сколько раз, скитаясь в беспредельной пустыне, опаленный жгучим солнцем, я воображал себе наслаждения Рима! Одиноко сидел я, исполненный горьких дум; прахом был обезображен лик мой; эфиопской чернотой покрылась растрескавшаяся кожа; роскошью была бы мне прохладная струя. Когда же сон одолевал борющееся с ним тело, одни кости со стуком падали на землю. И я заключившийся страха ради геенны в подобную темницу, я сожитель зверей и скорпионов, еще мог иногда переноситься мыслями в хороводы дев, лик мой, умерщвленный постами, еще прежде смерти отжил, но в холодном теле все еще кипели сладострастные порывы». (Вифл. пещера. Путеш. ко св. местам. Муравьев). Если так тяжела борьба со страстями для человека, уже отрешившегося от земных радостей и удовольствий, то каково должно быть положение священника, овдовевшего и принужденного жить не в четырех стенах, а всегда в кругу людей и по самым обязанностям своего служения находящегося в непрерывном общении с женщинами. Устранить неизбежное в этих случаях распутство, по мнению автора записки, можно только тогда, когда овдовевшим священнослужителям будет дозволен второй брак, а так как священник не может быть двоебрачным, то и нужно предоставить ему оставить священство. «Ради истинной чести православной церкви, – заключает записка, – необходимо, чтобы большинство вдовых иереев оставляло свое звание, а для этого пользовалось полной свободой, этого мало, – не быв приневоливаемо, всячески было поощряемо к этому. Пусть остаются иереями те немногие, им же от самого Господа дано вместити слово Его о совершенной чистоте духа и тела. А немогущие вместити, пусть посягают снова, оставив священство и не теряя при этом прежних своих прав»181. Государь Император собственноручно на записке написал: «желаю знать по этому мнение Св. Синода». Обер-прокурор граф Толстой считал неудобным представлять эту записку Св. Синоду; ему показалась странною легкость предположений, которые она высказывает, а также, что она вовсе не упоминает о канонических постановлениях и предполагает вопреки их допустить для вдовых священников свободное сложение сана, основывая все свои доводы единственно на немощи человеческой. «Предложив означенную записку Синоду, – докладывал обер-прокурор Государю Императору, – нельзя будет сохранить ее в тайне от канцелярии, а по странному содержанию этой записки, изумляющей новизною явного посягательства на священные каноны, слухи о ней разнесутся по городу и народные толки потревожат православных и усилят дерзость раскольников»182. В виду этого обер-прокурор предполагал отослать ее на рассмотрение митрополита Московского Филарета. На всеподданнейшем докладе графа Толстого Государь Император собственноручно написал: «Буду ожидать заключения митрополита Московского». Митрополит Филарет не замедлил ответить двумя записками (одна от 10 апр. 1860 г. по поводу записки «Вдовство духовенства» собр. соч. Филарета т. IV стр. 517; другая от 18 апр. 1860 г. по вопросу о снятии сана по прошениям т. IV стр. 527). В первой из них он подверг тщательному разбору присланную на его рассмотрение записку неизвестного автора под заглавием «Вдовство священников». По его мнению, она исполнена неверностей, крайне преувеличенно изображает бедственное положение вдовых священников, разврат и бессилие борьбы со страстями, признает необходимым облегчить оставление священного сана, упуская из виду канонические постановления и потому, если бы и была необходимость пересмотреть закон о снятии сана, не может быть принята в соображение. Любопытен взгляд приснопамятного святителя на самый факт добровольного снятия сана и гражданские последствия его, выраженный им в конфиденциальных письмах на имя обер-прокурора Св. Синода графа А. П. Толстого. Православная церковь, – рассуждал по этому поводу митрополит Филарет, – не знает учения о неизгладимом характере священства (character indelibilis). Учение это занесено из средневековой схоластики, получив начало в 16 веке на Тридентском соборе и не может быть обязательным, для православной кафолической церкви. Правила церковные узаконивают лишение сана за пороки183. «Но если возможно лишение сана за вину, в наказание, то возможно и снятие сана по уважительным причинам и, между прочим, по предосторожности против вредных последствий от невольного оставления в священстве»184. Церковь, снисходя к немощам человеческой природы, по состраданию, разрешает в некоторых случаях слагать сан. «Положим, что овдовевший священнослужитель открывает начальству, что он не сознает в себе дара жить целомудренно без брака, и потому просит взять от него священство. Сим обнаруживается, что он в искушении, что совесть его поколебалась, что он, начав духом, плотию скончавает; жалеет, что благодати священства предпочитает чувственное наслаждение или блага мирской жизни. Если он получит отказ в просимом, не должно ли опасаться, что искушение его усилится, что искуситель будет сим отказом извинять в глазах его могущее случиться грехопадение, что за злом падения может последовать зло соблазна, и, наконец, он будет лишен священства с большим отягощением его совести, с большим соблазном, нареканием на звание. Сим опасением и предосторожностью против сего может быть оправдана решимость взять от него священство ранее, по его просьбе»185. Из приведенных соображений позволительно сделать такое заключение, что, если церковь признает возможным снимать сан по просьбе священнослужителя, то, по тесному взаимоотношению церкви и государства, нет основания и закону гражданскому обставлять оставление священного сана стеснительными ограничениями, равносильными почти полному закрытию выхода из духовного звания. Высокопреосвященный однако не разделяет этого взгляда. На первых порах он считал нужным даже совсем оставить без изменений действующий закон, как вполне справедливый и не требующий поправок186. Но впоследствии, когда ему сделались известными соображения и рассуждения, бывшие об этом предмете в Св. Синоде, он несколько изменил свой взгляд: «прежде, – писал он, – представлялось мне возможным удержать существующий закон в полной силе187.... Вновь рассмотрев этот вопрос, я полагаю установить следующие правила о слагающих сан: 1) бывший протоиереем или священником по снятии сана не имеет права жить в той епархии, в которой служил протоиереем или священником, в продолжении семи лет, а. бывший диаконом в продолжении трех лет; 2) бывшие священнослужители, по снятии с них сана, не имеют права вступать в государственную службу ранее трех лет (вместо 10). Защищая строгие узаконения относительно слагающих сан и высказываясь против облегчительных правил, проектированных в 1832 году Департаментом законов, Высокопреосвященный руководился следующими соображениями. Просящий снятия сана, по сознанию своей немощи, не может быть сравнен с тем, который лишается сана за действительный порок или преступление, но тем не менее, и он виновен, хотя и не так тяжко. Он виновен: 1) в нарушении закона священства, которое дается на всю жизнь и присяги верно соблюдать обязанности его188; 2) В противлении начальству. Священнослужитель прежде снятия сана увещавается оставить свое намерение. Но когда он, по увещании, не оказывает «раскаяния» и не соглашается «возвратиться к тому, что прежде избрал для Бога» он является виновным в противлении начальству. Если же в случаях добровольного снятия сана несомненно существует виновность священнослужителя, то было бы несправедливостью предоставлять лицам, слагающим сан, одинаковые права с людьми совершенно невинными.

Еще ранее, чем было получено заключение митрополита Филарета, обер-прокурор Св. Синода вошел в сношения с востоком по означенному вопросу. В письмах к Кириллу епископу мелитопольскому, архимандриту Антонину в Афинах, архимандриту Петру в Константинополе и архимандриту Порфирию, посланному на восток по распоряжению Св. Синода, он указывал на существующие в России случаи сложения сана по собственному желанию и просил сообщить, какая существует на востоке практика относительно сложения сана, бывают ли случаи, чтобы кто либо добровольно слагал с себя священство и какими правами пользуются такие лица189. Сведения, полученные с Востока, особенно важные в виду того, что восточная церковь всегда считалась неизменной хранительницей в чистоте христианского учения, единогласно подтверждали мысль о неизменном характере священства. Восточная церковь строго всегда соблюдала, блюдет и намерена блюсти неослабно все каноны церкви, а так как каноны церковные (Луки 9:62; 6 всел. соб. 3 и 6 пр.; Фот. гл. 28 отдел. 9) запрещают слагать сан по собственному желанию, то и она, верная ее заветам, не дозволяла добровольного снятия сана, – эта общая мысль всех ответов, полученных с востока. «Примеров, чтобы священники овдовевшие проявляли желание сложить священство и вступить во второй брак, – писал настоятель посольской церкви в Константинополе архимандрит Петр (письмо 26 апреля 1860 г.) – на востоке и не слыхано. Самая мысль об этом представляется дикою. «Никто́же возло́жь ру́ку свою́ на ра́ло и зря́ вспя́ть, упра́вленъ е́сть въ ца́рствiи Бо́жiи (Луки 9:62), так гласит нам Спаситель, так узаконяет и Св. Церковь. Отцы 6 всел. собора, утверждая 26 пр. св. Апостол, постановили, чтобы отныне и впредь ни иподиакон, ни диакон, ни пресвитер, не имеет позволения жениться после посвящения своего в сан. Если же кто сделает это, тот лишается сана (6 Всел. соб. 6 пр.) ».... «Если бы кому из священников и пришла в голову мысль сложить с себя сан, – так говорили иерархи, к которым я обращался, – то таковой, по должном вразумлении, был бы сослан в один из монастырей святогорских для покаяния в нечистоте своих намерений. Если же священники лишаются сана по причине зазорной их жизни, то таковые могут вступать в брак, если того пожелают, но «таковые нечестивцы» (по 44 пр. 3-го отд. Фотия в Пидалионе), не возводятся ни в мирское достоинство, ни в военную службу не принимаются и живут в нем миряне, преследуемые всеобщим презрением и нося название ἂναπας (νείποπ)190«. В этом же роде были получены сведения от Кирилла епископа Мелитопольского, начальника Миссии в Иерусалиме (письмо 5 мая 1860 г.), от настоятеля посольской церкви в Афинах, архимандрита Антонина (два письма: одно от 5 мая, другое от 28 июля) и архимандрита Порфирия (письмо от 20 августа). В иерусалимском и антиохийском патриархатах, по словам епископа Кирилла, самая мысль о сложении сана по добровольному желанию представляется дикою191. Что же касается греческой церкви, то в ней неизвестно и самое слово расстрижение. В общем, взгляд ее на этот предмет таков: благодать священства также неотъемлема и неистребима как благодать крещения и лишить священства кого бы то ни было не возможно. Можно только запретить ему на время или навсегда священнослужение. В смысле запрещения потому надобно понимать каноническое слово извержение (καϑαίρεσις). Из такого понятия о священстве естественно выводится мысль о непозволительности второго брака для лица, раз освященного. На подобный брак церковная власть должна смотреть как на преступление и наказывать оный извержением лица, посягнувшего на то. Извержение потому должно быть следствием его как наказание, а не поводом к нему, как вина благословная. Из такого понятия об извержении, как церковном наказании, следует, что не может быть допущено добровольное сложение сана192.

Около того же времени, как получены были сведения с Востока, на имя обер-прокурора Св. Синода прислано было письмо от английского священника Джемса Скинера. «Я с прискорбием услыхал, – писал он, – что у Вас теперь возник вопрос, влекущий за собою уничтожение великого кафолического учения о «indelibilite» священства и что предположено, для дозволения вторых браков священникам, позволить им скинуть с себя одну из самых отличительных принадлежностей их священного сана. Мера эта нанесет ужасный удар Божественной правде, доставит великую победу папизму и причинит глубокую рану всей церкви193.

Учреждение в 1862 году особого присутствия по дедам духовенства избавило Св. Синод от необходимости входить в подробное рассмотрение означенного вопроса. Большинство епархиальных преосвященных и комитетов, представляя свои соображения в присутствие об улучшении быта духовенства, касались и вопроса о гражданском положении священнослужителей, слагающих сан, в связи с другим – о возможности самого снятия сана. Напрасно бы, однако, читатель стал искать в их отзывах полного и всестороннего решения вопроса в связи с каноническим учением о таинстве священства. Невыясненность и односторонность составляет их отличительную черту. В немногих отзывах вопрос ставится на каноническую почву; но такая попытка ограничивается ссылкою на два или три места из церковных канонов, запрещающих священнослужителям оставлять свое звание и вступать в мирское194. Остальные мнения при обсуждении вопроса о слагающих сан различают случаи, когда слагающий сан делает это по легкомыслию и пренебрежению к святости сана, и случаи оставления сана по необходимости, по немощи человеческой и соединенной с глубоким уважением к сану. В первом случае сложение сана по смыслу канонических правил – самое тяжкое преступление против священства, поэтому строгие узаконения в этих случаях должны оставаться во всей силе. Но бывают случаи напр. раннего вдовства. «Гнетущая печаль о семейном несчастии, тоска и упадок нравственных сил, потом опасения за чистоту сердца и своего святого служения, среди соблазнов мира, упорная, иногда неравная борьба с своими помыслами и страстями, наконец, мучения совести от сознания своего внутреннего недостоинства – все это иногда превращает священный сан, носимый служителем алтаря, в тяжкое иго, невыносимое для слабых сил человеческих195. Вторым побуждением к оставлению сана могут служить физические недостатки, препятствующие прохождению священных должностей, которым подвергся священнослужитель по принятии священства. Указанным лицам, по мнению епархиальных начальств, необходимо предоставить свободный выход из духовного звания. Основания для этого заключаются в слове Божием. Спаситель, внушая превосходство безбрачия, не делает его обязательным для всех, «могий вместити да вместит», сказал Он. Еще яснее говорит апостол: «добро́ и́мъ е́сть, а́ще пребу́дутъ я́коже и а́зъ: а́ще ли не удержа́тся, да посяга́ютъ: лу́чше бо е́сть жени́тися, не́жели разжиза́тися» (1Кор. 7:8–9). Нет сомнения, что апостол говорит ко всем вдовым и безбрачным христианам и не представляется основания для исключения отсюда вдовых священнослужителей. Православная церковь требует непорочности от священнослужителей (9 пр. Ник. соб.). В этих видах она запретила священнослужителям вступать во второй брак и определила подвергать ослушников извержению из сана (3 пр. Трулльского собора). Но если бы кто, не вступая самопроизвольно во второй брак, изъявил только желание на него, и, чтобы не опорочить священного служения, просил церковь сложить с него священнический сан, то должна ли она налагать на него другое наказание – духовное, кроме того, которое он сам испрашивает себе? Разница между этим виновником и нарушителем 3 правила Трулльского собора не малая: последний преступает канонические правила и нарушает чистоту священного служения, а первый, чтобы не дозволить себе ни того ни другого, желает и решается по суду церкви только оставить священный сан, как бы это ни было для него тяжело. Казалось бы церковь для соблюдения в чистоте священства и из человеколюбия, всегда ей свойственного и предоставляемого ей 16 прав. IV Вселенск. собора, не должна удерживать таких несчастных священнослужителей в дому своем и преследовать их наказаниями, определяемыми за нарушение канонических правил. Тем менее представляется основания для лишения таковых духовных лиц гражданских прав. А потому желательно, чтобы восстановлена была для них сила гражданского закона 1833 года, по которому они беспрепятственно должны быть принимаемы на государственную службу, с сохранением прав образования и рождения. Но чтобы не было при этом злоупотреблений, необходимы ограничения напр.: а) не посвящать в священнослужительский сан лиц молодых, неиспытанных в их способности и призвании к святому служению церкви, а для этого следовало бы готовящимся к священнослужительскому сану предварительно проходить низшие степени церковного клира, на которых могли бы выясниться их способности и качества духовные; б) не вдруг делать решение о снятии сана, а по предварительном исследовании причин, побудивших к сложению сана; в) поставить в обязанность сложившему сан избирать род службы в другой губернии или, по крайней мере, в другом отдаленном уезде той губернии, в которой священнодействовал196. В приведенных отзывах обращает на себя внимание одна особенность: не отрицая того, что церковные правила высказываются против оставления священного сана, они просят дозволить сложение сана по снисхождению к немощи человеческой и только в некоторых исключительных случаях и вследствие этого отменить или ослабить строгие узаконения относительно гражданских последствий добровольного снятия сана. Некоторые из представителей епархиальной власти идут гораздо далее в своих требованиях. Оставление сана, по их словам, должно быть дозволено не как милость и послабление, а как справедливость. В особо доставленном в Высочайше утвержденное присутствие мнении члена нижегородского епархиального комитета священника Лаврского мысль эта развивается следующим образом: 1) если священнослужитель предпочитает какие бы то ни было временные блага благодатному дару, дарованному ему в таинстве священства, он уже нравственно отрекся от своего сана и не должен быть терпим в чине священнослужительском, ибо Христос не ищет себе подневольных служителей. 2) Но в некоторых случаях сложение сана должно быть внутреннею обязательностью, нравственным долгом. Это 1) вдовство и 2) физические недостатки. 1) Хотя борьба со страстями составляет долг для всякого ученика Христова, но есть люди, которые по самой природе своей не могут вместить высокий подвиг девственной жизни. Поэтому и вдовый священнослужитель, испытавший себя и сознавший, что он не может «удержаться», исполнит свой долг, если он оставит свой сан, а не впадет в сане в дважды преступный для него грех. В этом случае причиною сложения сана является нравственная неспособность оставаться проповедником веры и служителем таинств. От удержания вдовых лиц в духовном звании может проистечь много зла духовному званию; 2) физические недостатки также могут служить достаточным основанием к сложению сана197.

Высочайше учрежденное Присутствие в заседании 28 марта 1869 года, рассмотрев предположения преосвященных и комитетов по вопросу о последствиях добровольного сложения сана и относящиеся к этому делу документы, пришло к следующим заключениям: «По учению православной церкви о священстве, утвердившемуся и в народном сознании, тайнодействующие дары благодати, низводимые на посвящаемого чрез архиерейское рукоположение, должны пребывать неизгладимыми до конца его жизни. Поэтому и нельзя не желать, чтобы случаи сложения сана повторялись возможно реже»198.

Установив в принципе такую точку зрения, присутствие в дальнейших рассуждениях по этому предмету отступило от нее, допустив в качестве исключения некоторые случаи, напр., вдовства, которые делают желание сложить сан вполне уважительным и законным. Основанием для такого исключения в глазах его членов служила та ревность, с которою церковь относится к чистоте своих служителей. Она требует, чтобы в священном звании состояли только люди, истинно преданные делу своего служения. Поэтому введение в законодательство таких постановлений, которые имеют назначением задерживать в священном сане лиц, вовсе не желающих носить этого звания, должно приносить церкви едва ли не более вреда, чем пользы. В виду указанных соображений, присутствие настаивало на смягчении и ослаблении действующих узаконений относительно слагающих сан и в замен их полагало установить следующие правила: 1) священнослужители, просящие о сложении с них сана, могут быть, по усмотрению епархиального преосвященного, подвергаемы увещанию не более 3-х месяцев не уклоняться от принятого уже на себя звания, если преосвященный признает продолжение служения ими в духовном звании полезным для церкви. 2) Лица, слагающие священный сан, возвращаются в то состояние, к коему они принадлежали до восприятия священного сана или права коего они приобрели по воспитанию, по чинам и по пожалованным им орденам. 3) Ученые степени и соединенные с ними, а также и вообще с воспитанием, права по состоянию и по службе слагающими добровольно сан сохраняются. 4) Гражданские и военные чины, если кто либо имеет таковые до восприятия священного сана, как уже сложенные, ни в каком случае не возвращаются, но права состояния, с такими чинами соединенные, т. е. права личного и потомственного дворянства или личного и потомственного почетного гражданства, сохраняются. 5) Равным образом сохраняются при добровольном сложении сана права состояния, приобретаемые чрез пожалование орденами, полученными как до восприятия духовного сана, так и в продолжении службы в духовном ведомстве; самые же ордена и другие светские знаки отличия сохраняются или снимаются на следующих основаниях: а) добровольно слагающие духовный сан сохраняют и, по сложении сана, ордена и другие знаки отличия, кроме знаков отличия, установленных только для лиц духовного звания. 6) На изложенных в пунктах (2–5) основаниях, те из лиц, слагающих сан, которые не имели прав дворянства или почетного гражданства по своему рождению и не приобрели таковых прав ни по воспитанию, ни по чинам или орденам, записываются в одно из податных состояний, в мещане или казенные крестьяне, по их желанию; те же из подобных лиц, которые по рождению или воспитанию, или по чинам и орденам, имеют права дворянства или почетного гражданства, остаются в одном из сих состояний, по принадлежности, сохраняя при том и принадлежащие кому либо из них права на поступление в государственную службу с нижеследующими ограничениями. 7) Добровольно слагающие сан подвергаются, по снятии сана, церковной епитимии, по усмотрению епархиального архиерея, на срок не более одного года, но нахождение их под епитимиею не составляет для них препятствия к поступлению в государственную службу, в которую они могут быть определяемы, если по рождению или воспитанию имеют на то право, без ограничения сроками, но с тем, чтобы они не были определяемы в службу в той губернии, где состояли на службе в духовном сане. Эти предположения представлены были обер-прокурору для внесения им на рассмотрение Государственного Совета, по предварительном сношении с главноуправляющим II отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Не входя в подробное рассмотрение их, князь Урусов, участвовавший ранее в заседаниях присутствия, передал это дело на рассмотрение особой комиссии, составленной из чинов II отделения (16 апреля 1869 года).

Приступив к обсуждению вопроса, члены комиссии па первых же порах разошлись относительно определения исходной точки, с которой следует смотреть на вопрос о священнослужителях, слагающих сан по желанию. Два члена комиссии заявили, что снятие сана по желанию признается законодательством как факт положительный и что, при обсуждении предположений об этом духовного ведомства, следует принять исходной точкой существующий текст действующего с 1831 года закона, который указывает различие взгляда законодательства на слагающих сан по собственному желанию и лишаемых сана по приговору духовного начальства. Остальные члены комиссии напротив находили, что такой исключительно гражданский взгляд противоречит каноническому учению церкви, которое должно служить единственным основанием при решении означенного вопроса. Принципиальное различие во взглядах между членами естественно привело их к самым противоположным выводам. Существующее ограничение права священнослужителей, слагающих сан по желанию, вступать в государственную службу, рассуждали два члена, представляется 1) как наказание – несправедливым; 2) как мера предупредительная – неблаговидным и недействительным и 3) в смысле оказания уважения к церкви и к служебному поприщу – непоследовательным. По этим причинам необходимо его отменить.

Основанием 276 ст. IX т. зак. о сост., полагающей различие между слагающими сан по желанию и лишаемыми сана по суду, послужил сенатский указ 19 августа 1831 года (по полн.      собр.      зак. № 4765), в котором, между прочим, сказано: «что касается священников и диаконов, в сей сан из личных и действительных дворян поступивших и по собственному их желанию из духовного звания увольняемых, то оные должны обращаться в прежнее свое звание и пользоваться тем преимуществом, какое им до поступления в духовное ведомство принадлежало». Ограничение же в праве этих лиц поступать в государственную службу установлено уже впоследствии и является наказанием. Но если церковь в подобных случаях по снисхождению признает возможным снять с этих лиц сан, то и закон гражданский не имеет основания считать их в чем-нибудь виновными и подвергать ограничению одного из прав состояния. Если принять указанное ограничение в смысле меры предупредительной против частого повторения просьб о сложении сана, то      и в этом случае оно окажется излишним. В настоящее время предположено и вступление в священный сан и самое положение клира установить на иных, более совершенных основаниях и, если случаи сложения сана по желанию и ранее повторялись редко, то нет причины опасаться умножения их на будущее время. Наконец, в смысле оказания уважения церкви и службе гражданской мера эта является непоследовательной. Закон запрещает вступать слагающим сан в гражданскую службу только в течение 10 лет священникам и 6 – диаконам, но после этого срока разрешает. Но, если нарушение уважения к церкви и служебному поприщу бывает в течение означенного срока, то оно есть и после него, между тем, по истечении этого срока, закон допускает их в службу199. К таким выводам пришли два члена комиссии, стоя на почве действующего закона о добровольном сложении сана и оставляя в стороне каноническое учение о нем. В защиту этого учения возвысили голос остальные пять членов комиссии. Сущность их воззрений на этот предмет заключается в следующем: вопрос о добровольном сложении сана, как по своему значению так и по свойству, есть исключительно вопрос канонический, а потому и вытекающие из факта добровольного сложения сана гражданские последствия должны быть обсуждаемы лишь с канонической точки зрения. Если допустить, что вопрос о гражданских последствиях добровольного сложения сана подлежит обсуждению лишь на основании статьи 276 т. IX зак. о сост., то неминуемо и самый факт снятия сана по желанию должно признать вопросом государственным, ибо по смыслу юридическому, – деяние и вытекающие из него последствия всегда носят в области права одинаковый характер и всегда причисляются к одному роду юрисдикции, а потому никогда не могут быть относимы к разным законодательным сферам. Но как добровольное сложение сана нельзя считать предметом права государственного или гражданского по той причине, что в этом праве нет для существования его никаких элементов, то отсюда следует, что и соединенные с ним последствия не могут быть, обсуждаемы исключительно с государственной точки зрения, так как подобное обсуждение способно привести к противоречию с взглядом, установленным на этот предмет каноническими правилами. В чем же заключается этот взгляд? Ни в одном из церковных правил нет указания на то, чтобы возможно было добровольное снятие сана; даже самое слово «снятие сана» не известно им; везде, где идет речь в правилах об этом предмете, употребляются выражения «лишение сана» или еще чаще «извержение из сана.» Сложение сана по учению, изложенному в церковных правилах, может быть употребляемо только в значении карательной меры и ни в каком ином смысле. Ни в одном из правил не указывается на то, чтобы какие либо обстоятельства в жизни священнослужителя, как напр., вдовство, болезнь и т. п. могли быть поводом к снятию священного сана, между тем как, напротив, об оставляющих свое звание священнослужителях встречается в канонах ясное и точное постановление. В 7 пр. IV Всел. собора сказано: «Вчиненным единожды в клир и монахом определили мы ни вступать ни в воинскую службу, ни в мирской чин: иначе дерзнувшим на сие и не возвращающимся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавать анафеме». Означенное правило заключает в себе указание на то, что вступивший однажды в священное звание не может уже по своему желанию выйти из него в течение всей своей жизни. Оно относится именно к тем священнослужителям, которые возымеют намерение снять с себя духовный сан. В этом убеждает его содержание и сопоставление с 81 и 83 ап. правилами. Воспрещение духовным лицам совмещать со своим званием какие либо светские чины или должности составляет предмет упомянутых правил. В виду этого становится невозможным допустить, чтобы в разбираемом правиле скрывалось понятие о каком либо совмещении. В высшей степени также поучителен взгляд на добровольное сложение сана святителя Кирилла, выраженный им в 3 правиле послания к Домну, где говорится: «с церковными постановлениями не сообразно, яко некии священнодействователи представляют рукописание отречения. Ибо аще достойны служити, да пребывают в сем; аще же недостойны, да удаляются от служения не отречением, но иначе осуждением по делам.» Таким образом, на основании канонических правил оказывается, что Вселенской Церкви не было известно то, что ныне соединяется с понятием о добровольном сложении сана. Снятие его по просьбам священнослужителей несогласно ни с духом, ни с сущностью церковных правил. Российская церковь, как преемница Византийской, никогда прежде не допускала сложение сана по желанию священнослужителей; оно составляет позднейшее и без сомнения случайное явление в нашем церковном и светском законодательствах. По тесной связи между религией и государством добровольное сложение сана должно повлечь карательные последствия и в государственных узаконениях. Таким образом, по мнению большинства членов, нет основания изменять существующие о слагающих сан правила; они должны быть изменены разве только в том отношении, чтобы с помощью вновь изданных возможно было удерживать от перехода из духовного звания в светское, и таким образом приближать снятие сана к тому значению, какое усвоено этой мере церковными правилами, т. е. наказанию200. Вследствие коренного разногласия членов комиссии, законодательные работы по вопросу о гражданских последствиях добровольного сложения сана не были приведены к концу. Из архивных материалов не известно, какова была дальнейшая судьба вопроса. Можно впрочем с уверенностью сказать, что запискою комиссии, составленной из чинов II отделения, закончилось его законодательное обсуждение. Попытка уяснить и решить в высшей степени важный в каноническом отношении вопрос о гражданских последствиях добровольного снятия сана, вследствие невыясненности общих начал для его решения, оказалась безуспешною. Закон 1839 года о слагающих сан, обязанный своим происхождением, личной воле Государя Николая Павловича, остался в полной силе.

Счастливее была судьба другого вопроса о лишаемых сана за пороки по приговору духовного начальства. Правительство сделало для них значительные облегчения. По новому изменению, внесенному в закон, священнослужители, лишаемые сана за пороки, если они имеют по происхождению или по полученным орденам личное или потомственное дворянство или почетное гражданство, не приписываются к податному состоянию, но сохраняют права своего состояния201. Им запрещается въезд в обе столицы и жительство в них в течение 7 лет, также вступление в государственную и общественную по выборам дворянским и городским службу – для диаконов в течение 12 лет, а для священников в течение двадцати. Относительно церковных причетников, исключаемых из духовного звания за пороки, в законах сделаны также облегчения. Высочайше утвержденным 15 марта 1871 года мнением Государственного Совета наказание тем из причетников, которые принадлежат к дворянству или почетному гражданству, ограничено запрещением поступать как в гражданскую, так и в общественную по выборам службу202; причетникам же, не пользующимся указанными правами и увольняемым из духовного звания за порочное поведение, назначено водворение в Якутской области. Подобное неравенство в распределение наказаний за одинаковые проступки не могло однако не обратить внимания правительства, стремящегося ввести суд равный для всех. Государственный Совет, рассмотрев представление Высочайше утвержденного присутствия по дедам духовенства, постановил отменить правило о водворении причетников, лишаемых духовного звания за пороки и не имеющих прав дворянства или почетного гражданства, в Якутской области и наказание для них ограничить запрещением поступать им в гражданскую и общественную службу, с обязательством приписаться к городскому или сельскому обществу203.

Главa III

Условия пастырской жизни и деятельности. Изменения в церковном законодательстве относительно: а) замещения, священно-церковнослужительских мест и состава причтов; б) возведения в степени священства, в) перемещения с одного места на другое, г) увольнения за штат д) и ведение церковного письмоводства и делопроизводства. Административный строй и управление. Введение нового штата духовных консисторий 25 марта 1869 года. Увеличение окладов жалованья членам консисторий и служащим в них чиновникам. Предоставление духовенству инициативы и права самостоятельного участия в заведывании собственными делами. Заявления епархиальных начальств о недостатках существовавшего строя епархиальной администрации, ее отношении к приходскому духовенству и необходимых в ней улучшениях. Учреждение съездов духовенства для обсуждения разных предметов учебно-воспитательного дела и пастырской практики. Введение благочиннеческих советов. Применение выборного начала при выборе кандидатов на разные епархиальные должности, преимущественно на должности благочинных.

Отношение духовенства к делу начального народного образования. Мысль о предоставлении духовенству, как руководителю и воспитателю народа, непосредственного участия в народном образовании. Издание указа 1861 г. 21 февраля/15 апреля и его влияние на развитие школьной деятельности духовенства. Противодействие деятельности духовенства. Учреждение в Петербурге центрального комитета для обсуждения вопроса о начальном народном образовании и его предположение об устранении духовенства от участия в народном образовании. Обсуждение вопроса об участии духовенства в народном образовании в Высочайше учрежденном присутствии. Издание в 1864 году 14 июля положения о начальных народных училищах. Характер образовательной деятельности духовенства по этому положению. Замена его новым (25 мая 1874 года). Окончательное решение вопроса об участии духовенства в народном образовании в прошлое царствование. (Правила о церковно-приходских школах 13 июня 1884 года).

Преобразовательное движение шестидесятых годов, возникшее в духовном ведомстве под влиянием общего гуманного направления времени, широкой волной захватило не только общественно-гражданское положение духовенства, но и те стороны в его быту, которые непосредственно касались условий пастырской жизни – епархиальный строй и управление. Едва ли найдется время, когда духовенство жило такой напряженной жизнью, полной самых розовых надежд на свое будущее. Новое веяние проникло в эту среду, отвыкшую самостоятельно рассуждать о своих нуждах и потребностях, способную механически руководиться одними начальственными предписаниями, и пробудило небывалый здесь подъем нравственного сознания, редкое оживление и полную энергии и самостоятельности деятельность. Церковное правительство само поддерживало такое настроение среди духовенства. Оно издало целый ряд, узаконений, существенно изменивших прежние порядки, существовавшие: а) в замещении священно-церковнослужительских мест и составе причтов, б) возведении в степени священства, в) перемещении с одного места на другое, г) увольнении за штат д) и ведении церковного письмоводства и делопроизводства.

А. Обычай наследственности церковных мест, получивший широкое распространение ко времени рассматриваемого нами царствования, кроме того, что стеснял духовное начальство в выборе достойных кандидатов на церковные должности, вызывал много практических затруднений и нестроений в семейной жизни духовенства. Эти неудобства прекрасно сознавало духовное начальство и в предшествующие царствования; с целью устранения их оно неоднократно вооружалось против зачисления, купли и продажи церковных мест; но попытки устранить их обычно не приводили ни к каким результатам. Наследственность церковных мест поддерживалась всем строем церковно-приходской жизни духовенства. Св. Синод в 1823 году сам вынужден был допустить зачисление духовных мест в виде меры к обеспечению служителей церкви и призрению вдов и сирот духовного звания. Благоприятные условия для отмены обычая наследственности церковных мест наступили в настоящее царствование, когда открылись новые более благовидные способы обеспечения духовенства. Епархиальные начальства, призванные к обсуждению мер для улучшения быта приходского духовенства, в своих отзывах Высочайше утвержденному присутствию единогласно высказались против наследственности церковных мест. В числе неудобств, которые настоятельно требуют отмены такого неблаговидного способа замещения церковных мест, они указывали следующие: а) всякое служение, а тем более духовное, требует осмотрительности в выборе кандидатов, а между тем предоставление мест не в интересах служения, а в интересах сословного призрения, открывает доступ к ним часто лицам недостойным; единственным основанием для существования такого порядка выставляется родство или обязательство поступающего на место помогать семье своего предшественника. Некоторые священнослужители сделали из этого обычая особенный промысел, покупают места для дочерей с торгу и, обманывая начальство, просят о призрении престарелого или больного родственника (на деле совершенно чужого); б) при зачислении мест за несовершеннолетними девицей или мальчиком часто протекают значительные промежутки между временем зачисления и действительным замещением должности, вследствие чего является нужда предоставлять исправление должности по месту наемным лицам, а это естественно лишает приход постоянного нравственного руководства; в) допущение наследственности и купли мест не достигают цели обеспечения служителей церкви и их сирот, так как средства обеспечения причтов и без того скудны, а в данном случае они обязаны еще делиться ими с принятыми на их содержание лицами; г) члены причтов, нередко невольно, или намеренно не исполняют обязательства, вследствие чего возникают семейные нестроения, переходящие иногда в тяжебные дела; а отсюда проистекает обременение Св. Синода и епархиальных начальств постоянными просьбами и жалобами204. В 1867 году Св. Синод, в виду поступавших заявлений в пользу отмены наследственного начала в замещении церковных мест, обратился в Государственный Совет с ходатайством об отмене такого порядка, как допущенного временно и по необходимости. Государственный Совет, рассмотрев представление Св. Синода об отмене существовавших правил для замещения священно-церковнослужительских вакансий, положил: 1) определение на места священно-церковнослужителей их детей или родственников отменить, и при распределении вакансий, открывающихся по смерти или увольнении от службы священно-церковнослужителей между состоящими в ведении епархиальных начальств кандидатами, не считать родства с умершими или уволенными за штаг обстоятельством, дающим преимущественное пред другими лицами право на занятие вакансий; 2) зачисление священно-церковнослужительских мест за дочерью или родственницами занимавших сии места лиц, с правом определения на те вакансии тех кандидатов, которые вступят в брак с такими девицами, на дальнейшее время более не допускается; 3) обязательства со стороны лиц, поступающих на священно-церковнослужительские места, касательно выдачи предшественникам своим или их семействам известной части доходов, не признавать действительными, и никакой переписки по духовному ведомству о принятии понудительных мер к исполнению таких обязательств не производить; 4) не допускать открытия новых в составе церковных причтов вакансий не по нуждам приходов, а для определения на оные известных лиц, или для призрения осиротевших духовных семейств; 5) из средств призрения, общих для всего служащего при церквах духовенства, остаются: 1, принятие сирот на казенное содержание в училищах и 2, определение вдов и сирот женского пола в просвирни при церквах205. Указ 1867 года дал епархиальным преосвященным возможность выбирать кандидатов на церковные места, на основании их личных достоинств, а не на основании родства или обязательств их своим предшественникам. «Облегченные законом 1867 года, – читаем в отчете Обер-прокурора Св. Синода за 1868 год, – они, при выборе кандидатов священства обращали главное внимание на их личные качества и познания. Для удостоверения же в их подготовленности подвергали ищущих священства предварительному испытанию (стр. 117–118)». Но духовенство, сжившееся с обычаем наследования мест по праву родства, не так скоро помирилось с своим новым положением, тем более что оно хорошо сознавало неудовлетворительность тех других способов призрения, которые в законе 1867 года указывались на место прежних. В Св. Синод продолжали поступать просьбы о зачислении родовых мест. Вследствие этого, указом второго января 1868 года он снова настойчиво подтвердил епархиальным преосвященным чтобы они внушали чрез благочинных духовенству своих епархий, что все просьбы духовных лиц о предоставлении священно-церковнослужительских мест за детьми или родственниками их будут оставляемы без рассмотрения и ответа. Инициатива в издании указов 1867 года и 1868, отменяющих старый обычай наследственности церковных мест, принадлежит непосредственно Св. Синоду. Между тем Высочайше утвержденное Присутствие по делам православного духовенства продолжало свои работы по вопросу об улучшении быта духовенства. Часть этих работ оно обнародовало в новой реформе 1869 года о новом распределении приходов и составе причтов. Упомянутая реформа имеет в виду главным образом улучшение экономического быта духовенства посредством сокращения малолюдных приходов и лишних членов причта206, но она широко захватывает и другие стороны церковно-приходской жизни белого духовенства. Изменения, которые она вносит в быт духовенства, касаются, прежде всего, состава причтов и взаимных отношений двух священников, состоящих в одном приходе и при одной церкви. Нормальный штат каждой церкви по положению 1869 года, должен состоять: из священника – настоятеля церкви и одного причетника в звании псаломщика. В приходах с многочисленным населением или состоящих из значительного числа отдаленных от церкви приходских деревень в помощь ему назначаются младшие священники с званием помощников настоятеля и в таком случае определяется к церкви второй штатный псаломщик; кроме штатных псаломщиков прихожанам дозволяется содержать на собственные средства вольнонаемных церковников и сверхштатных диаконов. Отношения между двумя священниками в одном приходе до издания положения 1869 года не были определены надлежащим образом. Двухштатный приход обычно разделялся на две половины между двумя священниками, из которых каждый считал себя полноправным настоятелем в приходе. При такой равноправности редко где обходилось без препираний о первенстве, о праве распоряжаться в церкви и в приходе, о совершении той или другой требы и т. п. По положению 1869 года один из двух священников, служащих при одной церкви, пользуется правами настоятеля по церкви и приходу, а другой – правами помощника ему. Помощник настоятеля обязан слушаться настоятеля и совершать свое служение под его руководством207.

Б. При замещении открывающихся вакансий положение 1869 года обязывает епархиальных преосвященных наблюдать постепенность: на места младших священников или помощников настоятеля назначать прослуживших некоторое время в звании псаломщика или диакона, на места настоятелей определять из младших священников208. Правило это не распространяется а) на кончивших курс в духовных академиях, б) кончивших курс в духовных семинариях и прослуживших не менее трех лет наставниками в духовно-учебных заведениях и в) на достигших зрелых лет лиц светской службы, желающих посвятить себя пастырскому служению. Такие лица могут быть определяемы на места помощников настоятелей или настоятелей без соблюдения означенного порядка209. На места псаломщиков, по новым правилам, определяются лица, кончившие полный курс богословского образования, «которыя по познаниям и способностям могут быть возведены впоследствии в сан священника»210. Отступления от этого правила могут быть допускаемы только в тех епархиях, где ощущается недостаток в лицах с полным богословским образованием для замещения штатных псаломщических вакансий. В таких случаях можно определять на места псаломщиков из лиц, неокончивших полного курса, но с званием исправляющего должность псаломщика211. Обязанности псаломщиков, в силу нового положения, ограничены чтением, пением, церковным письмоводством и обязанностью сопровождать священника при совершении треб212. Им позволено носить светское одеяние без ращения волос213. Означенные постановления имеют очень важное значение для церковно-приходской жизни духовенства: они с одной стороны вводят известного рода движение по службе, с другой прохождение должностей псаломщиков, диаконов и помощника настоятеля является своего рода школой, в которой кандидат священства практически пройдет круг знаний, необходимых пастырю церкви. Другим условием, необходимым для возведения на церковные должности, кроме порядка постепенности, в новом положении считаются лета от рождения: в сан диакона, на вакансию псаломщика, постановлено возводить только достигших 25 лет от роду, а в сан священника не моложе 30 лет214. Законом 1869 года сделано ослабление для лиц, остающихся в безбрачном состоянии и желающих посвятить себя пастырскому служению. Обычай не возводить в священный сан таковых заграждал вступление в церковный клир иногда весьма достойным лицам. Теперь лица, подвергшиеся вдовству после первого брака, а равно остающиеся безбрачными во всю жизнь, получают возможность без препятствий принимать сан диакона и священника, если только они имеют при других необходимых условиях 40 лет от роду и известны епархиальному начальству безукоризненною жизнью215.

В. Высочайше учрежденное Присутствие по делам духовенства обратило внимание и на частые перемещения священно-церковнослужителей. Отзывы преосвященных и комитетов, к которым оно обращалось за предварительным обсуждением этого вопроса, сводились к заявлению, что частые перемены священников, кроме расстройства их быта, лишают прихожан устойчивого нравственного руководства и приучают их смотреть на пастырей, как только на исполнителей обрядовой части, вследствие чего последние теряют доверие и уважение к священнику. Следуя этому заявлению и принимая во внимание, что могут быть случаи, в которых перемещение священника является необходимостью и которые однако нельзя определить какими-либо правилами, Присутствие по делам духовенства нашло нужным постановить только общее правило в том смысле, чтобы епархиальные начальства, кроме случаев перемещения, указанных в Уставе Духовных Консисторий, обращались к этой мере в отношении священников, без собственного о том прошения, в видах административных, только в случаях действительной необходимости, и чтобы о числе перемещенных без прошений священников объясняемо было в годовых отчетах о состоянии епархии216. Последствия такого указа не замедлили обнаружиться. В некоторых епархиях преосвященные для предотвращения частых перемещений из одного прихода в другой, устанавливали сроки, по прошествии которых священнослужители могли переходить в другой приход. Так в Астраханской епархии, по инициативе преосвященного и с согласия местного духовенства, назначен трехлетний срок, о чем постановлено объявить духовенству епархии217.

Г. Касательно увольнения за штат священно-церковнослужителей Присутствие по делам духовенства признало необходимым, в видах удовлетворения желаний духовенства, отменить 82 статью Устава Духовных Консисторий, по которой увольнение священно-церковнослужителей за штат допускалось только по старости, не моложе 60 лет, или по болезни, засвидетельствованной врачом или благочинным; взамен этой статьи постановлено: кроме случаев увольнения за штат по приговорам епархиального суда (Уст. Дух. Конс., ст. 187. п. 7) увольнять: а) по собственным о том просьбам священно-церковнослужителей; б) по распоряжению епархиального начальства, в случае дознанной неспособности их к дальнейшему прохождению службы по преклонной старости или болезням; при этом выходящие за штат ранее срока, положенного для выслужения, лишаются права на пособие из казны или из сумм епархиального попечительства218.

Д. Кроме вышеприведенных постановлений, вводящих новые начала в церковно-приходскую жизнь духовенства, заслуживают внимания постановления, направленные к упорядочению церковного письмоводства и делопроизводства. Ведение церковного письмоводства составляет одну из важных обязанностей священно-церковнослужителей; доставляемые причтами сведения служат одним из главных оснований для утверждения семейных, сословных и имущественных прав и, как статистические данные, составляют одно из важнейших пособий для правительства в его административных распоряжениях и общих законодательных мерах. По Высочайше утвержденному 16 апреля 1869 года, ст. 4 пунк. 6, журнала главного Присутствия по делам православного духовенства, все письмоводство по церкви и приходу, за исключением описей имущества и церковных приходо-расходных книг, ведение которых лежит на обязанности церковного старосты, возлагается на псаломщика; но главная ответственность за правильность ведения всего церковного письмоводства лежит на настоятеле прихода. Он обязан следить за правильным ведением метрических и обыскных книг и исповедных росписей. Синодским указом 1872 г. 24 декабря ему предписывается наблюдать, чтобы билеты кредитных учреждений, как церковные, так и причтовые, по поступлении их немедленно вносились в опись, чтобы церковные старосты записывали денежные пожертвования и билеты кредитных учреждений (пунк. 2-й 146 ст. Уст. Дух. Конс. и Указ Св. Син. 24 декабря 1872 № 52) в приходную книгу в тот же самый день по поступлении оных, чтобы добровольные пожертвования прихожан, получаемые за совершение треб, немедленно записывались, на основании правил Высочайше утвержденных 1873 года 24 марта, в братскую тетрадь, чтобы церковные суммы, вынимаемые из ящиков и кружек, по истечении каждого месяца, по счете их, согласно правилам 24 декабря 1876 года, немедленно записывались в приходную книгу и в другие подлежащие тетради, а также в конце каждого месяца, в присутствии почетных прихожан и священно-церковнослужителей, производилось освидетельствование прихода и расхода с подписью в книгах всех присутствовавших при этом; в конце же года, на основании правил 24 декабря 1876 года, составлялись перечневые ведомости, в узаконенном количестве экземпляров, для представления благочинному, а вместе с ними и ведомости о вырученных суммах. В видах сокращения делопроизводства по духовному ведомству, указом Св. Синода от 14 апреля 1871 года за № 19 предписано причтам метрические книги представлять в консисторию по почте или через благочинных, без всякого обязательства являться для сего лично в консисторию; в случае замеченных при ревизии неисправностей, от причтов могут быть потребованы письменные объяснения, предоставляемые ими или непосредственно или чрез благочинных. С тою же целью церковным причтам предоставлено право самолично, не обращаясь к посредству епархиального начальства, отсылать лишние кошельковые суммы для приращения процентами в кредитные учреждения219. Вместе с тем указом 1866 года от 24 ноября церковные причты избавлены были от необходимости постоянно обращаться к епархиальному начальству за разрешением в разных случаях, когда требовалось произвести какую-нибудь починку или приобрести новую вещь на церковные суммы, им предоставляется право производить мелочные починки в церквах, а также приобретать богослужебные книги, церковную утварь и проч. на сумму не более 50 рублей без особого разрешения епархиального начальства, но с ведения благочинного. Разрешение епархиального архиерея требуется только в тех случаях, когда стоимость предпринимаемых починок или приобретаемых вещей превышает указанную сумму, или когда производится починка алтаря с нарушением его существенных частей.

Существовавший строй епархиального управления в рассматриваемое царствование подвергся существенным изменениям, вследствие издания новых законоположений относительно общего состава и материального положения лиц, служащих в духовных консисториях, предоставления духовенству инициативы и права самостоятельного участия в устройстве и управлении собственными делами и применения выборного начала при назначении на разные епархиальные должности.

Епархиальные учреждения, известные под именем духовных консисторий, не пользовались уважением и сочувствием духовенства. Среди него сложилось нелестное убеждение, что это такие учреждения, в которых прежде всего стараются обобрать человека, если ему случится обратиться к их помощи и содействию. Незавидная репутация, сложившаяся за консисториями, без сомнения имела основания в действительных отношениях этих учреждений к подначальному духовенству, но эти отношения обусловливались не одним только дурным характером и направлением служащих в них лиц. На них в значительной мере влияло материальное положение чиновников. При крайне скудных окладах жалованья консисторским чиновникам волей неволей приходилось обращаться к разного рода подачкам и вымогательствам у своих просителей. Положение их грозило сделаться еще более затруднительным, вследствие увеличивающейся дороговизны на предметы первой необходимости. По существовавшим штатам общее содержание консисторий колебалось между 8,414 и 1,160 р.; но при этом нужно принять к сведению, что высшими окладами обеспечены были только немногие консистории (С. петербургская, Московская, Рижская и консистории западных епархий); на долю остальных приходилось от 2,000 до 1,160 р. Сложные и трудные обязанности членов консисторий, за исключением десяти епархий: Кавказской. Рижской, Таврической и 7 западных, где членам консисторий назначалось от 200 до300р., во всех остальных совсем не оплачивались. Жалованье секретаря в большей части консисторий ограничивалось 257 рублями и в немногих доходило до 500 рублей. Понятно, какая скромная доля приходилась прочим чиновникам консистории: для столоначальников, архивариусов, регистраторов 200–300 рублей считалось высшим окладом и существовало в немногих епархиях; случалось иногда, что они получали вознаграждение менее 100 р. в год; письмоводителям при епархиальных архиереях назначалось от 200 до 375 рублей. Духовное правительство давно обратило внимание на крайне скудное материальное положение духовных консисторий и старалось помогать им из своих специальных средств. В последнее время на содержание консисторий отпускалось а) из духовно-учебного капитала по 258 р. 69 коп. на пособие чиновникам консисторий Великороссийских епархий и Киевской; б) из капитала духовенства западного края канцелярским служителям духовных консисторий в западном крае 3,000 р. и в) из типографского капитала на содержание секретарям при митр. С.-Петерб. и Москов. 1,449 р. 95 κ., на добавочное содержание чиновникам Казанской консистории 2,360 р. и на добавочное содержание секретарю Пензенской консистории 847 р. 85 к. В 1868 году снова возникла мысль об увеличении содержания духовных консисторий. Обер-прокурор Св. Синода обратился с представлением об этом предмете в Государственный Совет. Указом 13 мая того же года разрешено было представить проект нового штата духовных консисторий. По окончательном рассмотрении в Государственном Совете проект этот был Высочайше утвержден 25 марта 1869 года220. По новому штату общее содержание консисторий исчисляется в 604,500 р. Кроме суммы 209,577 р. 65 к., отпускавшейся прежде из Государственного казначейства на содержание консисторий, недостающую сумму 394,922 р. 35 к. положено рассрочить в течение трех лет, и для этого «на усиление средств консисторий в 1869 году отпустить сверхсметным на счет остатков от заключенных смет кредитом 100,000 р.; в смету Св. Синода на 1870 год включить на тот же предмет еще 200,000 р., итого 300 т., а начиная с 1871 года, вносить ежегодно в сметы Синода всю дополнительную на содержание консисторий сумму 394,922 р. 35 к., т. е. со включением доселе отпускавшихся 209,577 р. 65 к., полную по новому штату сумму 604,500 р. в год. По окладам содержания духовные консистории разделяются на два разряда: высшие оклады назначены для столичных консисторий С.-Петербургской и Московской, в виду дороговизны самых способов содержания в столицах; ко второму разряду отнесены консистории всех остальных епархий. Для ознакомления с размером этих окладов мы предлагаем таблицу Высочайше утвержденного 25 марта 1869 года штата духовных консисторий.


В С.-Петерб. и Московск. В остальн. 50 консист.
Число лиц Содержание одного в год Число лиц Содержание одного в год
Члены консисторий. 4 1000 4 500
Секретари 2 1700 1 1500
Столоначальники С.-Петерб. 7 Москв. 5 750 4 600
Казначей 1 600 1 500
Регистратор 1 600 1 500
Архивариус 1 600 1 500
Секрет. при архиерее 1 750 1 600
Помощн. секретаря 1 600
На содерж. канцеляр. чиновников 4000 2000
На канцел. расходы 3200 1200

Новый штат духовных консисторий оставляет без изменения прежние оклады пенсий служащим в консисториях221 и возвышает служебное положение секретарей и столоначальников; по новому положению первые из них числятся в VII классе вместо VIII, а последние в IX вместо X222. Вместе с увеличением окладов содержания, Св. Синод обратил внимание и на личный состав духовных консисторий. В видах пополнения его лицами, получившими высшее образование, он постановил замещать должности секретарей духовных консисторий лицами с академическим образованием и для этого зачислять желающих поступить на означенные должности из окончивших курс в академиях в штат Синодальной Канцелярии для ознакомления их с делопроизводством, и ассигновать на содержание их по 600 р. в год каждому из типографского капитала223. Введением новых штатов Духовных Консисторий служащие в них выведены были из своего бедственного положения и избавлены от необходимости прибегать для своего обеспечения к неблаговидной «системе кормления» от своих мест. Но само собою разумеется, что законодательство могло только ослабить злоупотребления, существовавшие при старых штатах духовных консисторий, уничтожить же их могла только жизнь. Штатом 1869 года нормальное число членов духовных консисторий ограничено четырьмя. Права и обязанности их в общем остались прежние, но область их деятельности определена более точными границами. Так синодским указом от 23 января – 14 февраля 1876 года предписано было, чтобы члены консисторий, как штатные, так и сверхштатные не были допускаемы ни под каким видом и предлогом к прохождению благочиннических должностей, так как прохождение членами консисторий благочиннических обязанностей, говорится в указе, «не соответствует пользам службы и вредно для правосудия»224. Было замечено далее, что во многих епархиях неоднократно повторялись вмешательства духовных консисторий в дела съездов епархиального духовенства по училищным делам, вопреки указанию против этого вмешательства устава духовно-учебных заведений; в некоторых епархиях члены консисторий избирались председателями и депутатами съездов духовенства и своим положением и влиянием стесняли духовенство в свободном выражении мнений в училищных делах. Указом Св. Синода 1870 года 20 августа и заключением Учебного Комитета при Св. Синоде, приложенным к исполнению при указе 23 сентября 1875 года, духовные консистории устранены от участия в духовно-учебном деле, членов их запрещено избирать не только в председатели, но и в депутаты съездов духовенства по училищным делам225.

Введение нового штата духовных консисторий и увеличение окладов жалованья, самое большее, могло избавить епархиальное духовенство от разного рода взяток консисторских чиновников. Но этого было недостаточно для улучшения административного положения духовенства. Нужно была пробудить его от нравственного усыпления, в которое оно ввергнуто было всем строем существовавшей епархиальной администрации, побудить, чтобы оно не ограничивалось машинальным исполнением начальственных предписаний, но и самостоятельно заявляло, по мере возникновения новых требований со стороны жизни, о своих нуждах и изыскивало меры к их удовлетворению. Этой цели могла удовлетворить общинная деятельность духовенства, проявляемая в какой бы то ни было форме. Требование ввести в жизнь приходского духовенства наиболее живое начало самоуправления, самостоятельности и большего простора в действиях раздавалось даже с той стороны, откуда по-видимому менее всего можно было ожидать либеральных взглядов. Епархиальные власти, непосредственно стоявшие к делу епархиального управления и заинтересованные в этом деле, беспристрастно и откровенно заявляли о непригодности существовавшего строя епархиальной администрации и ее отношений к приходскому духовенству. Заявления большинства преосвященных и комитетов сводились к тому, что духовенство руководится в своей жизни и деятельности одним началом: «делай как приказано, а не умничай», а не высшими интересами веры и церкви. От этого в духовенстве обычные пороки: лицемерие, скрытность, недоверчивость, иногда ложь и обман, несамостоятельность, боязливость высших, унижение, апатичность ко всему, что не касается прямо их. Чтобы устранить эти болезненные явления, необходимо ввести в жизнь духовенства начало самоуправления, более всего соответствующее духу учения Христова о братстве, начало, введенное св. апостолами и постоянно действовавшее в церкви в форме соборов вселенских и поместных, временных и постоянных226; необходимо дозволить духовенству иметь общие собрания для обсуждения предметов, относящихся к нравственно-религиозному состоянию прихожан и к собственной пастырской деятельности священников227, а для оживления ввести выборное начало в избрании должностных лиц, в особенности благочинных. «Одна мысль, – писал Новгородский комитет228, о том, что должность благочинного для всех доступна, – оживила бы и возбудила к полезной деятельности весьма многих, которые теперь живут, опустивши руки, других расположила бы к общительности с своими собратьями, к взаимной услужливости, к осмотрительности в жизни, в делах службы всех вообще обрадовала бы надежда, что должность благочинного чаще будет даваться истинной заслуге и людям истинно полезным». Среди общего заявления епархиальных начальств в пользу введения выборного начала в жизнь приходского духовенства, каким-то диссонансом звучит мнение костромского комитета, для коего самая мысль об избрании благочинных представляется хитрой выдумкой досужей фантазии, противной духу православной церкви. «Выборное начало, – писал комитет в своем донесении Высочайше утвержденному Присутствию, – 1) не согласно с достоинством епископов, которые по Божественным установлениям имеют полномочную власть управления как духовного, пастырского, так и внешнего, начальственного и судебного по делам церковным, 2) противно вообще духу и устройству кафолической церкви, которая в своем управлении никогда не принимала начал, на которых устроены ныне правительства, так называемые конституционные. Всего менее выборное начало может быть приложено к благочинным. Благочинные суть органы исполнительной епархиальной власти: они наблюдают за точным исполнением законов, постановленных для духовенства, служат проводниками распоряжений епархиального начальства, они – доверенные лица от епархиальной власти. Но исполнительные должности нигде, даже в самых либеральных государствах, не утверждаются по выбору граждан. Не имея права определять благочинных по своему усмотрению, епархиальная власть, очевидно, не будет иметь возможности следить за точным исполнением правительственных распоряжений и являться ответственною пред высшим церковным правительством»229. Мнение немногих лиц, проникнутых консервативными взглядами, не в состоянии было остановить могучее гуманное движение, поддерживаемое большинством свободомыслящих и просвещенных людей в духовном ведомстве. Церковное правительство само взяло на себя инициативу в упорядочении церковной администрации. Уставом духовно-учебных заведений 1867–1869 гг., вверяющим дело воспитания детей самому духовенству, приглашением духовенства к обсуждению мер, касающихся улучшения его собственного быта, оно вводит в жизнь духовенства новые начала самоуправления и гласности. Понятно, что правительство не могло установить точных правил для проявления этих начал в жизни. Это было бы своего рода ограничением дарованного права. Новые порядки требуют исключительной деятельности епархиальных начальств и самого духовенства и заставляют их высказать все разнообразие личных усмотрений. Поэтому-то в одной епархии вводятся съезды духовенства для обсуждения разных предметов учебно-воспитательного дела и пастырской практики и вырабатываются правила для них; в другой предметы занятий съездов и самые правила видоизменяются соответственно местным условиям; во многих епархиях вводятся выборы в административные должности и составляются инструкции и т. п. Начнем с съездов духовенства, как наиболее типичной формы общинной деятельности духовенства.

Новыми уставами духовно-учебных заведений духовенство призывается к участию в их благоустройстве. Для этой цели служат общие совещания духовенства. По § 94 семинарского устава епархиальные съезды собираются чрез каждые шесть лет для выбора из среды священнослужителей членов семинарского правления на шестилетний срок. В тех епархиях, где существуют на средства самого духовенства параллельные классы, епархиальные съезды могут собираться, кроме указанного срока, однажды в год для обсуждения экономических вопросов касательно содержания таковых классов230. Предметами для занятий епархиальных съездов, кроме указанных, могут служить: соображения о разграничении училищных округов, открытие вновь женских епархиальных училищ, избрание членов в совет училищ, изыскание средств к улучшению экономического быта епархиальных учебных заведений и общей помощи духовенства какому-нибудь училищу в особенных случаях231. Низшие духовные училища уставом 1867 года вверены преимущественному попечению епархиального духовенства. Для этой цели каждая епархия, по числу духовных училищ, разделяется на училищные округи, границы коих определяются епархиальным начальством. Для обсуждения вопросов, касающихся быта духовного училища, духовенство училищного округа, в котором оно находится, собирается однажды или дважды в год на так называемые окружные съезды. Депутаты съезда предварительно избираются самим духовенством по одному от десяти причтов232. В выборах участвуют не только протоиереи и священники, но и прочие члены причта233. Способы избрания депутатов и время для созвания съездов определяются местной консисторией, но последняя не может вмешиваться в решения съездов и отменять их своею властью234. Кроме депутатов на совещаниях присутствуют члены училищного правления, избранные от духовенства; их обязанность доставлять съезду сведения по делам училища и, в случае нужды, заявлять о потребностях училища и предлагать меры к их удовлетворению. На съезды допускаются кроме избранных духовенством и другие священнослужители с правом принимать участие в совещаниях, но без права голоса. Для соблюдения порядка и правильности в ходе совещаний съездом выбирается председатель, на обязанности которого лежит – давать совещаниям съезда надлежащее направление, соблюдать очередь при рассмотрении предлагаемых вопросов, отбирать голоса, объявлять съезду принятые большинством решения235 и сноситься с епархиальным преосвященным236. Предметами занятий съезда служат: 1, обсуждение заявляемых ему сведений о состоянии училища в учебном и воспитательном отношениях; 2, изыскание мер к лучшему содержанию училища и назначение с этою целью единовременных или ежегодных пожертвований на училища, как из собственных средств состоящего в училищном округе духовенства, так и из других источников; 3, определение размера ежегодной платы с учащихся в училище из других сословий; 4, избрание посредством закрытой баллотировки кандидатов (не менее двух) на должность смотрителя училища, а также членов училищного правления из среды местных священнослужителей237. Предметами, подлежащими обсуждению съезда, могут быть и посторонние дела, имеющие соприкосновение с состоянием учебных заведений, напр. о церковно-приходских школах, свечных епархиальных заводах и пр., но только с распоряжения местного преосвященного238. Вообще же епархиальный съезд устраняется от решения вопросов, посторонних по отношению к учебно-воспитательному делу, и от вмешательства в дела училищного правления239. По окончании совещаний решения съезда представляются через председателя на усмотрение преосвященного, от которого зависит утвердить их или отстранить240. Кроме указанных съездов важное значение в деле благоустройства церковной жизни имеет учреждение съездов духовенства по церковно-общественным делам. Подобно съездам по училищным делам, они не составляют правильно и однообразно организованного учреждения для всех епархий. Устройство их как и предметы занятий зависят от усмотрения местного преосвященного и епархиального духовенства. Этим именно объясняется, что тотчас по возникновении их обнаружилось все разнообразие в выборе предметов для их занятий в разных епархиях, это разнообразие замечалось и во внутренней организации их. Так в Тамбовской епархии учреждаются собрания благочинных, такие же собрания появляются в Подольской, Орловской, Таврической и др. епархиях241. В Минской епархии такие собрания открываются под именем собориков. В Рязанской вводятся два рода ежегодных духовных собраний: благочиннические, на которые однажды в год, в июне месяце, должны съезжаться священники каждого отдельного благочиния, и уездные, на которых также однажды в год в начале сентября, должны собираться в город благочинные уезда, духовники и депутаты по следственным делам. В общем предметами занятий съездов этого рода служат: обмен мыслей, сведений и наблюдений по различным предметам церковной практики; разрешение разных сомнений и недоумений, встречающихся в пастырской деятельности каждого священника; суждения о мерах к удовлетворению нужд церквей и духовенства, к благоустройству приходов, церковно-приходских школ, церковных попечительств, прекращение возникающих между членами причтов неудовольствий общими пастырскими увещаниями и пр.242 Чтобы познакомить читателя, хотя бы в общих чертах, с внутренней организацией и ходом совещаний того или другого рода съездов, мы рассмотрим правила, составленные относительно съездов, по поручению съезда благочинных Тульской епархии243. Правила эти приблизительно и в общем могут служить руководством для всякого рода собраний всех епархий. Главное лицо, заправляющее ходом совещаний – председатель, избираемый съездом из среды депутатов. Им может быть каждый священник, в каком бы захолустье он ни жил. Со времени избрания он становится руководителем собрания. Предварительно совещаний он должен сам составить ясное и отчетливое представление своего дела, для этого ознакомиться с вопросами, подлежащими обсуждению в собрании, тщательно их изучить, ознакомиться с законоположениями, относящимися к ним и для известного решения вопроса запастись вескими аргументами. В назначенный им час, если на лицо присутствуют не менее двух третей членов, открывается собрание. Председатель предварительно располагает в системе вопросы, подлежащие обсуждению собрания, и предлагает тот или другой вопрос на взаимное обсуждение. При заявлении депутатами мнений он наблюдает порядок: его обязанность – дать высказаться каждому желающему так, чтобы он не был перебиваем другими. В случае несогласия депутатов в решении известного вопроса, он может прибегать к голосовке; вопрос тогда решается большинством. Обязанность записывать мнение депутатов и председателя возлагается на секретаря собрания. Когда вопрос, требующий решения, сложен и обширен, избирается особая комиссия, которой и поручается подробно рассмотреть его. По тщательном обследовании, комиссия предлагает его на окончательное решение собрания. К обязанностям председателя, помимо изложенных, относятся: наблюдать, а) не утомилось ли собрание долгим обсуждением одного и того же вопроса; б) чтобы собрание не обсуждало вопросов, неотносящихся к прямой цели; в) чтобы собрание велось тихо и чинно; всякое нарушение порядка и тишины председатель останавливает тотчас же вежливым приглашением к порядку, звоном колокольчика; г) когда все вопросы порешены и протоколы написаны, председатель тщательно их просматривает, поверяя число подписей, и при своем рапорте представляет епархиальному архиерею на утверждение. Учреждение епархиальных съездов не могло не произвести освежающего действия на духовенство; оно открыло ему путь к взаимному обмену мыслей, знания и опыта в обширной области церковно-общественного служения, дало ему возможность к свободному заявлению своих нужд и к обсуждению мер для их удовлетворения и этим путем способствовало освобождению его от тяжелого сознания своего административного бесправия.

Епархиальные съезды – не единственная форма самоуправления духовенства. С тою же целью – предоставить духовенству право самостоятельно устроять церковно-приходскую жизнь, – в разных епархиях учреждены благочиннические советы. Не смотря на частные разности во внутреннем устройстве в разных епархиях, благочиннические советы по своим основным задачам повсюду однородные учреждения. Благочиннический совет в каждой епархии обычно состоит из благочинного и нескольких священников, избираемых духовенством. Его назначение – помогать благочинному в исполнении обязанностей, принимать меры для благоустройства взаимных отношений членов причта с прихожанами и между собою. Этой основной задачей определяется круг предметов, подлежащих его ведению. Такими предметами могут быть: 1, разбирательство (большею частью словесно) разного рода недоразумений и несогласий причтов с прихожанами и между собою; 2. отчет о благоповедении священно-церковнослужителей (поведение отмечается отметками в клировых ведомостях); 3, представление лиц, заявивших особое усердие по службе, к наградам; 4, назначение священнослужителей для произнесения катехизических поучений в известном году; 5, рассмотрение письменных жалоб и обвинений священно-церковнослужителей: а, в небрежном исполнении своих обязанностей по отправлению богослужения, требоисправлению, самовольных отлучках; б, в предосудительном поведении: нетрезвости, ссорах, знакомстве с людьми зазорного поведения и пр. Меры взыскания, которые может налагать благочиннический совет на виновных, преимущественно нравственного характера – увещание, выговор; но в некоторых случаях он может налагать денежный штраф от одного до пяти рублей, который идет па пользу епархиального попечительства о бедных духовного звания. В случае повторения известных проступков, после троекратного штрафа, а также, если виновный не захочет подчиниться распоряжению благочиннического совета, последний передает дело о нем на усмотрение епархиального начальства244.

Открывшиеся епархиальные съезды, благочиннические советы, представительство духовенства в лице нескольких членов в заведывании духовно-учебными заведениями и в консисториях потребовали применения к духовной администрации выборного начала. В этом случае духовенство первое заговорило и настойчиво высказало мысль о необходимости введения нового начала в церковно-общественную жизнь. Вот что напр. писал один из представителей его: «мы хотим себе уважения от других. Но можем ли мы считать себя, по своему положению, хотя уравненными с другими? Все сословия пользуются правом выбора судей и нужных для себя лиц. Только у белого духовенства нет этого выборного начала, что, естественно, лишает его самостоятельного значения.... Выборное начало для нашего возвышения и влияния на общество должно быть поставлено во главе всего. Тогда пойдет жизнь у нас светлым и естественным путем; тогда только можно надеяться на внимание к нам общества. Общество не приступает к нам, потому что видит у нас такие особенности, которые никак не прилаживаются к его строю»245 (Свящ. Свирелин). Епархиальные начальства, которым предоставлена была инициатива в утверждении выборного порядка в епархиях, сочувственно отнеслись к желаниям духовенства. В разных епархиях выборное начало получает широкое распространение при выборе кандидатов на разные епархиальные должности. Так духовенством Петербургской епархии на съезде 1 июня 1869 года была заявлена просьба о введении в Петербургской епархии выборов при назначении в должности членов консистории, благочинных и членов попечительства; желание духовенства вызвало сочувствие Высокопреосвященного митрополита и утверждено им246. На епархиальном съезде Московского духовенства постановлено: произвести выборы членов от духовенства в правления семинарий и духовных училищ247. В Киевской епархии духовная консистория, принимая во внимание, что защищение церковных интересов в гражданских присутственных местах много зависит от уменья депутатов, их опытности и знания законов, каковые свойства могут быть более известны самому духовенству, с разрешения Высокопреосвященного Арсения, постановила: предоставить духовенству в каждой епархии произвести выбор духовных депутатов в уездные присутственные места, вменив в обязанность каждому из благочинных, за общим подписом священников своего ведомства, донести консистории, кого из духовенства своего уезда они признают более способным и благонадежным к прохождению депутатской должности в уездных присутственных местах; для производства самих выборов снабдить благочинных краткой инструкцией248. Необходимость выборного порядка особенно сильно чувствовалась при назначении в должность благочинных. Применение этого начала с одной стороны открывало доступ к прохождению означенной должности лицам достойным по своим умственным и нравственным качествам, с другой – облекало их доверием духовенства, которое могло служить верным залогом их серьезного и добросовестного отношения к исполнению своих обязанностей. Благодаря этим выгодам, выборное начало в назначении благочинных очень скоро распространилось почти во всех епархиях249. Предоставляя духовенству право выбора благочинных, епархиальные преосвященные давали подробные инструкции как относительно порядка избрания, так и относительно качеств, какие должны иметь избираемые лица. Так напр. преосвященный Макарий, архиепископ Литовский, признавая выборное начало наиболее благонадежным при назначении на должности благочинных и их помощников, предоставил духовенству своей епархии избирать самому кандидатов на означенные должности и дал в руководство духовенству правила выборов250. Подробные правила выборов выработаны были в Саратовской251, Харьковской252 и других епархиях. Разнообразные по своим частностям, правила эти сходны в общих указаниях. При выборе на должность благочинного представляются несколько кандидатов, наиболее опытных и достойных по общему признанию духовенства. Такими кандидатами могут быть все протоиереи и священники, состоящие на штатном месте в том округе, для которого производится выбор. Должность благочинного считается несовместимою с должностью члена консистории, и член консистории, избранный в благочинные, должен отказаться предварительно от своей должности. Самое избрание производится всем состоящим на лицо штатным духовенством известного округа под председательством старейшего по летам или службе священника или протоиерея. Местом для собрания должна быть по преимуществу церковь и самое избрание должно носить церковный характер, сопровождаться напр. молебствием. Выбор производится обыкновенно баллотировкою причем рассуждения о том, кто может быть подвергнут баллотировке, могут производиться гласно, а подача голосов должна быть закрытою. Выбор считается состоявшимся, когда большинство голосов в пользу известного лица. По окончании выбора выборные листы тут же подписываются всеми избирателями и затем представляются председателем к епархиальному начальству на утверждение. Срок для прохождения должности благочинного в, разных епархиях неодинаков – от 3 и до 6 лет. Подобные правила распространяются и на помощников благочинных при назначении их на должность.

Предоставление духовенству начал самоуправления и гласности через введение епархиальных съездов, учреждение благочиннических советов, участие в воспитании своих детей и выбора должностных лиц имело громадное освежающее значение для духовенства. Нет слов, что при осуществлении новых начал обнаружились свои темные и неприглядные стороны. Эта почти общая судьба каждого, вновь вводимого учреждения. Привыкшее к иным порядкам, воспитанное в иных, противоположных новым, взглядах и понятиях, духовенство, конечно, не могло сразу освоиться с новыми учреждениями и на первый раз чувствовало себя не в своей сфере. Но уже одно обстоятельство, невольно обращающее на себя внимание – небывалое одушевление и оживление среди духовенства по поводу новых учреждений, подъем нравственного сознания и проявление полной энергии и самостоятельности деятельности, говорят об их плодотворном значении.

Предоставляя духовенству новые права, правительство Александра II наложило на него и новые обязанности. Нарождающаяся потребность в народном образовании требовала ближайшего определения отношений пастырей церкви, как руководителей и воспитателей народа, к важному для них делу народного образования253. Вопрос о народном образовании и участии в нем духовенства возник в тесной связи с крестьянской реформой.

Мысль о необходимости образования освобожденного народа была всеми признаваема, оставался лишь нерешенным вопрос, кому поручить это образование. Правительству естественнее всего было обратиться в этом случае к содействию духовенства, так как оно стояло в непосредственном отношении к народу и всего скорее могло удовлетворить его желаниям и взглядам на народное образование, как образование преимущественно религиозно-нравственное в духе православия и народности. До 60-х годов взгляд правительства на отношение духовенства к делу народного образования еще не выяснился окончательно, хотя и в первые годы царствования оно старается расположить и поощрить духовенство к заведению народных школ. Сильное влияние на развитие дела о церковно-приходских школах оказал указ Св. Синода 1861 года 21 февраля/15 апреля епархиальным преосвященным о доставлении ежемесячных сведений по делу о церковно-приходских школах. В силу этого указа епархиальные преосвященные обязываются ежемесячно к первому числу представлять Св. Синоду краткие сведения: а, сколько к тому месяцу, за который представляются сведения, состояло в епархии училищ при церквах и сколько было в них учащихся; б, сколько вновь в течение этого месяца открыто таких училищ и сколько поступило в них учеников и учениц; в, кем открыты эти училища и где они помещаются: в домах ли священнослужителей или в домах прихожан и г, о всех тех, бывших в течение месяца, случаях, которые по отношению к означенным училищам заслуживают особенного внимания. Таким образом, Синод сам обратил внимание на народное образование, повелев доставлять ему ежемесячные сведения о состоянии церковно-приходских школ. Духовенство справедливо могло видеть в этом указе поощрение своей деятельности в пользу народного образования. Вслед за изданием его число церковно-приходских школ начинает быстро увеличиваться. Не смотря на явные и значительные успехи духовенства в школьном деле, его деятельность не встретила сочувствия со стороны лиц светского ведомства. Раздавались голоса о полной неспособности духовенства к преподаванию в народных школах, о необходимости совершенно устранить его от участия в народном образовании; при этом высказывались опасения за судьбу народа в случае, если дело народного образования окажется в руках духовенства. Опасения эти существовали даже в правительственных сферах и побудили учредить в Петербурге особый центральный комитет для обсуждения вопроса о начальном народном образовании. В выработанном комитетом проекте почти единогласно всеми членами (за исключением князя Урусова) признавалось необходимым подчинить в учебном отношении все сельские школы министерству народного просвещения, устранив духовенство от учительской деятельности и поручив ее особым учителям. Вследствие настойчивого и решительного заявления Св. Синода против взглядов на дело народного образования, выраженных членами комитета, означенный проект не получил утверждения. В решении же спорного вопроса «в чьем ведении должны находиться народные училища», указано руководиться следующими правилами: 1) «Учрежденные и впредь учреждаемые духовенством народные училища оставить в заведывании духовенства с тем, чтобы министерство народного просвещения оказывало содействие преуспеянию оных, по мере возможности, 2) оставить на обязанности министерства народного просвещения учреждать по всей Империи, по сношению с подлежащими ведомствами, народные училища, которые и должны находиться в ведении министерства, при чем министерству следует пользоваться содействием духовенства во всех случаях, когда духовенство найдет возможным оказать ему содействие»254.

Высочайше учрежденное присутствие по делам православного духовенства, изыскивая способы к улучшению положения духовенства, признало нужным обратить особенное внимание на отношение его к делу народного образования, для чего и постановило (постановление было утверждено 4 марта 1663 г.): потребовать от епархиальных архиереев местные сведения и соображения по данному предмету. Епархиальные преосвященные должны были представить ответы на следующие вопросы: 1, Какие существуют народные школы в приходах, где они помещаются и чем содержатся? 2, Какое участие принимает местное духовенство в этих школах: а, по управлению и б, по обучению? 3, В чем признается неудовлетворительным нынешнее участие духовенства в этих школах и что нужно для того, чтобы изменить к лучшему это участие? 4. Не затрудняется ли духовенство в принятии деятельного участия в народных школах по отдаленности их, недостатку средств для помещения, или по каким либо другим обстоятельствам, и где бы можно было помочь в этих случаях. Из отзывов преосвященных, представленных в присутствие по делам духовенства, было видно, что духовенство желает быть исключительным распорядителем в учреждаемых им церковно-приходских школах и получить большую меру участия и влияния в народных училищах, открываемых другими ведомствами. Характер отношения духовенства к делу народного образования окончательно выяснился в 1864 году, вследствие издания положения 14 июля о начальных народных училищах. Новым положением духовенству было предоставлено право заведовать, под наблюдением училищных советов, своими церковно-приходскими школами, преподавать закон Божий и другие предметы в народных школах, не подчиненных его ведению, и наблюдать за религиозно-нравственным направлением обучения во всех начальных народных училищах; в то же время, положением 1 января 1864 года о губернских и уездных земских учреждениях, духовенству, в качестве членов уездных и губернских земских собраний, предоставлялось право, совместно с прочими сословиями, заведовать и всеми вообще начальными училищами. В видах же улучшения собственно состояния церковно-приходских школ, присутствие по делам духовенства постановило обратиться за содействием делу народного образования к обществу и земствам. Духовенство, однако, не встретило себе ни сочувствия, ни материальной поддержки со стороны земства и общества. Началось быстрое уменьшение числа церковно-приходских школ. В 1866 году их уже было только 19,436 вместо 21,420, числившихся в 1865 году. Упадок церковно-приходских школ не могли остановить уже ни подтверждения присутствия по делам духовенства епархиальным преосвященным иметь особое наблюдение за точным исполнением сельскими священниками возложенных на них обязанностей по народному образованию, ни предоставление духовенству права на получение ордена св. Анны 3-й степени за заслуги по обучению детей. 25 мая 1874 г. последовало издание нового положения о начальных народных училищах, существенно изменившего характер отношения духовенства к народным школам. Новое положение лишает епархиальных преосвященных председательства в губернских училищных советах и оставляет за ними право наблюдать за преподаванием закона Божия и религиозно-нравственным направлением обучения в начальных народных школах и, в случаях необходимости, сообщать свои замечания и соображения по предмету народного образования непосредственно министру народного просвещения. Но, вверяя епархиальным архиереям наблюдение за преподаванием закона Божия и религиозно-нравственным направлением обучения в народных школах, новое положение предоставляло им право утверждать в звании законоучителей только тех лиц, которые будут представляемы к утверждению инспекторами народных училищ. Кроме преподавания закона Божия, которое, по новому положению, преимущественно (но не исключительно) было оставлено за духовенством, лица духовного звания могли обучать в начальных народных училищах и всем прочим предметам, но не иначе, как с дозволения инспектора народных училищ и по истечении годичного испытания, на основании которого инспектор мог бы убедиться в их способностях в педагогической деятельности. По новому положению духовенство, хотя и потеряло прежнее значение в деле народного образования, тем не менее, еще могло оказывать свое влияние на ход первоначального обучения в качестве наблюдателей и наставников школ, так как в ведении духовенства по прежнему оставались церковно-приходские училища, открываемые в городах, посадах и селах с пособием и без пособия казны, местных обществ и частных лиц, а духовное начальство имело право, по своему распоряжению, открывать и закрывать учрежденные им начальные народные училища, сообщая только об этом для сведения уездному училищному совету. В 1879 году в правительственных сферах снова возбужден был вопрос о предоставлении духовенству преобладающего участия в деле народного образования. В видах восстановления церковно-приходских школ комитет министров в 1881 г. предоставил «обер-прокурору Св. Синода, по сношении с подлежащими ведомствами, представить в установленном порядке, ближайшие соображения о расширении круга деятельности духовенства на поприще народного образования, с целью лучшей организации надзора за начальными училищами разных ведомств». Окончательное решение вопрос об участии духовенства в деле народного образования получил уже в прошлое царствование. Обер-прокурор Св. Синода. пользуясь правом, предоставленным ему комитетом министров, образовал особую комиссию из членов от Св. Синода и от министерства народного просвещения, которая и выработала «проект положения о церковно-приходских школах» с объяснительною запискою и выработанные, согласно с проектом, «правила о церковно-приходских школах» (13 июня 1884 г.).

Глaвa IV

Попытки к преобразованию судебной части в духовном ведомстве

Возбуждение вопроса об улучшении духовно-судебной части, по поводу издания судебных уставов 20 ноября 1864 г. Учреждение комитета 1865 года с целью составления пояснительных правил, необходимых в виду состоявшихся по светскому ведомству новых судебных учреждений и законоположений в их применении к ведомству православного исповедания. Повод к возникновению мысли об общем и коренном преобразовании существующего порядка духовного судопроизводства. Записка юрисконсульта относительно изменения существующих в духовном ведомстве правил по бракоразводным делам и общего преобразования духовно-судебной части. Учреждение в 1870 г. 12 января особого комитета для составления основных положений преобразования судебной части по духовному ведомству. Руководственные начала для комитета в его преобразовательных работах. Записка члена комитета А. Ф. Лаврова, предположения, высказанные в ней относительно духовно-судебной реформы и их отношение к проекту основных положений преобразования духовно-судебной части, выработанному комитетом. Содержание последнего: круг дел, подсудных духовному суду, и наказания, налагаемые за проступки духовных лиц. Основные начала, изложенные в проекте относительно духовного судоустройства и судопроизводства. Отзывы на проект комитета духовных консисторий. Разногласие их относительно достоинств и недостатков его. Основные недостатки, свойственные ему, по мнению большинства консисторий. Отзывы о проекте духовно-судебной реформы епархиальных преосвященных. Их единогласное заявление о непригодности проекта и его противоречии каноническим устоям православной церкви.

Новые распоряжения, состоявшиеся по духовному ведомству и имевшие целью всестороннее улучшение быта духовенства, могли получить правильное развитие и иметь успех только под темь условием, если бы в самом духовенстве было поднято и ограждено право личности, если бы духовным лицам предоставлена была законная свобода деятельности, соответственная их призванию и не нарушаемая сторонним произволом. А право личности и законная свобода деятельности духовных лиц, как и всякого общественного класса людей, могли найти себе опору и гарантию исключительно в верной постановке этих лиц в судебно-правовом отношении в государстве вообще и в частности в верной постановке церковных судов и церковно-судного права. Необходимость преобразования духовных судов, в виду их неудовлетворительного состояния, давно сознана была духовным правительством, но по обычной консервативности оно воздерживалось от коренных реформ в существующем порядке духовного судопроизводства. Первый толчок, к возбуждению вопроса о духовно-судебной реформе дан был преобразованием светских судов. 24 ноября 1864 года последовал Высочайший манифест, извещавший Россию о замене старого суда новым – скорым, правым, милостивым и равным для всех. Введение преобразованных судов, водворивших в светском ведомстве правосудие на новых началах, провело резкую грань между духовными и светскими судами, показав отсталость и непригодность первых сравнительно с последними. Вынужденный, по поводу судебных уставов 1864 года, обратить внимание на состояние духовно-судебной юрисдикции, Св. Синод «дал почти решительное обязательство (пред государством) улучшить свои суды так, чтобы они сделались столько же способными к раскрытию, истины (к установлению правды), как и суды светские государственные»255. В течение нескольких лет продолжаются затем работы над улучшением духовно-судебной части. Судебные уставы 64 года не коснулись юрисдикции специальных духовных судов. «Судебная власть духовных судов вместе с прочими сословными судами, – сказано в примечании к ст. 2 учр. суд. уст., – определяется особыми о них постановлениями»256. Но при всем том введение их в действие не могло остаться без влияния на суд духовный. Столкновения между новыми судебными порядками и старыми были неизбежны в особенности в тех случаях, когда требовалось в делах суда гражданского участие духовного ведомства и наоборот. Св. Синод, предвидя эти столкновения и принимая во внимание, что в судебных уставах содержатся некоторые постановления, имеющие прямое или косвенное отношение к духовному ведомству и что «с введением их в действие должны отчасти измениться существующие между светскими судебными и правительственными установлениями отношения, а вместе с тем должны последовать изменения и в отношениях духовных властей к светским, со стороны порядка и образа действий, признал необходимым, во избежание могущих возникнуть в практике недоразумений и затруднений, составить особое для них разъяснение, как вошедших в новые законоположения правил, в чем либо касающихся ведомства православного исповедания, так образа и порядка действий со стороны духовных установлений в тех случаях, когда этими законоположениями указываются права и обязанности сих установлений по некоторым предметам епархиального управления и суда»257. Составление предварительных соображений, на основании которых можно было бы выработать пояснительные правила, было поручено синодальным обер-прокурором генерал-адъютантом Ахматовым, состоявшему при нем юрисконсульту, И. И Полнеру. Сущность рассуждений юрисконсульта, изложенных в своевременно доставленной им докладной записке, сводилась: 1) к разъяснению вошедших в судебные уставы 20 ноября 1864 года постановлений, имеющих отношение к ведомству православного исповедания; 2) к составлению проекта правил для руководства духовным установлениям в тех случаях, когда на них возлагаются сими постановлениями какие либо обязанности, или предоставляются права по некоторым предметам управления и суда; и 3) к составлению проекта новых постановлений по некоторым отдельным предметам судопроизводства в духовных установлениях, подлежащих введению в действие теперь же до общего преобразования судебной части в духовном ведомстве258. Излагая соображения о применении судебных уставов 1864 г. к юрисдикции специальных духовных судов, записка юрисконсульта указывала на неотложную необходимость общего преобразования судебной части в духовном ведомстве, в частности настойчиво требовала отмены теории формальных доказательств и введения правил о решении дел по внутреннему убеждению судей, основанному на тщательном соображении обстоятельств дела в совокупности. Получив означенную записку и приняв во внимание, что значительная часть правил, предначертанных в записке, может быть утверждена не иначе, как по предварительном сношении с министерствами юстиции, внутренних дел и со вторым отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, синодальный обер-прокурор Д. А. Толстой в своем докладе Св. Синоду предложил, предварительно рассмотрения этой записки, подвергнуть ее обсуждению особого временного комитета с тем, чтобы замечания его внесены были потом на рассмотрение Св. Синода. Мысль обер-прокурора была принята и 29 сентября 1865 г. последовало Высочайшее соизволение на учреждение комитета259. 4 ноября того же года комитет открыл свои заседания и продолжал их до 6 февраля 1867 г. Согласно определению Св. Синода, работы комитета ограничились исключительно рассуждениями и замечаниями на соображения и предположения, изложенные в записке юрисконсульта. В свое время они вместе с запискою были представлены на обсуждение Св. Синода, но этим представлением, кажется, и ограничилась попытка к улучшению духовно-судебной части, вызванная изданием светских судебных уставов. В журналах комитета, представляющих данные об его занятиях, нет указания на дальнейшую судьбу и направление этого дела. Безуспешная попытка комитета 1865 года на короткое время приостановила работы по преобразованию духовно-судебной части. В 1869 году они снова начались: на этот раз возник вопрос об общем и коренном преобразовании существующего духовного судопроизводства. Поводом к его возбуждению послужил следующий случай. 5 апреля 1866 года в Петербургской духовной консистории возникло дело о расторжении брака некоего Зиновия Дехтерева с его женою Еленою Алексеевой. Недовольный крайне медленным движением бракоразводного дела, Дехтерев подал жалобу на духовную консисторию в III отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии. Отношение Управляющего этим отделением было сообщено обер-прокурору Св. Синода, графу Д. А. Толстому. Д. А. Толстой, обратив внимание на то, что причиною медленного производства дела служило намеренное нежелание одной из сторон являться по призыву консистории, и что подобные случаи могут повторяться часто, поручил, состоявшему при нем, юрисконсульту (В. А. Степанову) заняться соображениями об изменении существующих в духовном ведомстве правил, по коим от неявки одной стороны замедляется иногда на целые годы разрешение бракоразводных дел260. 2 мая 1869 г. соображения юрисконсульта были представлены обер-прокурору. Излагая предположения относительно изменения существующих в духовном ведомстве правил по бракоразводным дедам, юрисконсульт высказал мысль, что улучшения судопроизводства по ним можно ожидать только в том случае, когда будет произведен общий пересмотр всего судопроизводства по делам подведомственным духовному суду, в противном же случае правила о суде духовном окажутся в довольно резком несогласии с общими законами о суде духовном. В разъяснение мысли о необходимости и неотложности общего и коренного преобразования духовно-судебной части, юрисконсульт приводил следующие соображения. Устав духовных консисторий, составленный в 1841 году соответственно правилам, содержавшимся в своде законов 1832 года, еще в то время представлялся поверхностным и крайне неудовлетворительным; с введением новых судебных уставов 1864 г. и по сравнению с ними, он является поразительно отсталым и несовременным законоположением. «Переработка необходима не только потому, чтобы поставить духовный суд и судопроизводство по делам оного в уровень с светским судом и судопроизводством, но и потому, что в нем есть статьи, которые, при действии судебных уставов, Высочайше утвержденных 20 ноября 1864 г., решительно требуют изменения, а также и потому, что он не содержит в себе многих, весьма существенных правил судопроизводства»261. Работы по преобразованию духовно-судебной части не должны, однако, ограничиться исправлением только некоторых статей или отделов действующего устава духовных консисторий. Подобное изменение было бы бесполезно. Необходимо произвести коренное преобразование духовно-судебной части, приняв в основание новые начала, составляющие сущность реформы, произведенной судебными уставами 1864 года. Признавая необходимым и благовременным произвести общий пересмотр Устава духовных консисторий, юрисконсульт в общих и главных чертах намечал некоторые стороны в существующем порядке духовного судопроизводства, которых, по его мнению, должно коснуться преобразование.

Всего настоятельнее требуется отменить господствующую в духовном судопроизводстве теорию формальных доказательств. Несостоятельность этой теории ясно засвидетельствована Государственным Советом, который в одном из своих журналов делает следующий упрек по адресу духовных судов: «Кому неизвестны последствия действующей на суде духовном узкой теории доказательств по делам о прелюбодеянии: действительно виновные признаются неизобличенными потому только, что не были застигнуты на месте преступления несколькими свидетелями, а те, которые никогда не нарушали супружеской верности, признаются прелюбодеями потому, что потеряв всякое терпение от распутной жизни своих жен, вступили с ними в сделку и приняли на себя вину с подготовкою для того надлежащей свидетельской обстановки»262. Преобразования, по взгляду юрисконсульта, должны коснуться и существующего судоустройства. Существенный недостаток действующего устава о судоустройстве заключается в отсутствии близких судов, которые давали бы возможность разбирать судные дела на месте. Следствием отдаленности епархиального суда является с одной стороны то, что многие дела вовсе не возбуждаются и многие пороки духовных лиц остаются безнаказанными, с другой – консистория обременяется массою маловажных дел, при чем отдаленность суда крайне вредит производству самого дела, оттягивая его на долгие сроки и предоставляя много затруднений для правильного решения его. В устранение этих недостатков юрисконсульт предлагал: учредить единоличные местные суды на подобие мирового судебного института, введенного по гражданскому ведомству новыми судебными уставами; по делам же маловажным судебную власть предоставить одному из священников, по выбору духовенства каждого благочиннического округа263. 23 мая 1869 года соображения юрисконсульта в несколько измененном и дополненном виде представлены были обер-прокурором Св. Синоду. В своем предложении граф Толстой подробно останавливался на уяснении и раскрытии недостатков существующего источника духовного судопроизводства, приводя в подтверждение этого многие статьи устава духовных консисторий264 и ссылаясь на их общую неудовлетворительность и несоответствие с новыми законоположениями. В заключение своего представления Св. Синоду обер-прокурор предлагал тотчас же приступить к преобразовательным работам по духовно-судебной части и для всестороннего обсуждения их учредить особый комитет из нескольких ученых и практиков, под председательством одного из преосвященных, присутствующих в Св. Синоде, поручив этому комитету главнейшую часть работы в этом деле, именно «составление основных положений для преобразования судебной части по духовному ведомству, сообразно тем началам, на которых преобразована судебная часть по гражданскому, военному и морскому ведомствам, насколько сии начала окажутся применимы к цели и потребностям суда духовного»265.

Определением от 10/16 декабря 1869 года Св. Синод выразил полное согласие на предложение синодального обер-прокурора и предоставил ему испросить Высочайшее соизволение на учреждение при Св. Синоде, под председательством присутствующего в нем преосвященного Макария, архиепископа литовского и виленского, особого комитета для составления основных положений преобразования судебной части по духовному ведомству266.

12 января нового года последовало Высочайшее соизволение на учреждение комитета, а 30 апреля того же года комитет открыл свои заседания. Руководящей нитью для комитета в его рассуждениях по предлагаемым вопросам послужила, как видно из его журналов, записка «несколько соображений об изменениях в устройстве церковного суда», читанная во втором заседании 2-го мая 1870 г. членом комитета проф. Московской Духовной Академии А. Ф. Лавровым267. Осуждая в корне существующее судоустройство и судопроизводство, записка брала на себя задачу начертать план нового суда с новыми формами и приемами действования, неизвестными уставу духовных консисторий. Имея в виду, что «в первом заседании комитета принято было – начать действия комитета с обсуждения основных начал судоустройства, послуживших основанием новых судебных уставов, с целью прийти к заключению, какие из этих начал удобоприменимы к устройству церковного суда», записка ставила вопрос, может ли быть проведено в устройстве церковного суда первое правило основных положений: власть судебная отделяется от исполнительной, административной и законодательной. – И отвечала: может; но только с значительными ограничениями и видоизменениями. Эти ограничения обусловливаются особым положением церкви, сравнительно с гражданским обществом. Если гражданский быт держится не на непреложных, а на изменяемых началах, то в церкви есть неизменные начала, положенные Спасителем, апостолами, соборами и отцами на вечные времена. Одно из таких начал есть сосредоточение в лице одного епископа и правительственной и судной власти. Следовательно, не может быть речи о безусловном проведении означенного начала в устройство церковного суда. «Не может быть в одной и той же епархии, в одном и том же городе двух епископов – правящего и судящего, друг от друга совершенно независимых... В церкви и судная и правительственная власть должна принадлежать одному лицу – епархиальному архиерею. Председатель епархиального суда есть епархиальный архиерей; как он же есть и правитель вверенной ему церкви» (стр. 6–7). Положение это подтверждается ссылками на св. писание, апостольские и соборные определения, непрерывную от начала христианства практику всей православной церкви и даже на законы греко-римских императоров.

Подробно остановившись затем на выяснении противоречий, которые заключаются в самом факте лишения епископа судной власти и крайне вредных последствий, которые неминуемо повело бы это лишение, записка продолжала: «итак мысль об устройстве специального церковного суда без участия в нем архиерея никаким образом не может быть принята. Non possumus, как выразился один из почтеннейших членов комитета в первом заседании. Духовный епархиальный суд без епархиального архиерея быть не может. Но здесь предел нашему non possumus в отношении к вопросу об отделении судной власти от административной. Церковно-судная власть, сосредоточенная во всех других органах, может быть отделена от прочих видов власти без канонических препятствий» (стр. 15).

Применяя принцип отделения церковно-судной власти от прочих видов власти к устройству низшей судебной инстанции, записка проектировала установить единоличную власть духовного судьи. Духовный судья, носящий название действительного духовного судьи, избирается из протоиереев и священников примерно на 50–100 приходов, или же для приходов целого уезда, а в столицах и больших городах и на большее количество. Он разбирает и судит по делам меньшей важности. В интересах церковного правосудия, представляется полезным для дел того же рода, т. е. меньшей важности, учредить еще одну апелляционную инстанцию, состоящую из собрания нескольких, не менее четырех, духовных судей, избираемых из священников того же округа и именуемых почетными духовными судьями. По апелляционной жалобе на неокончательный приговор духовного судьи – собрание судей, признав жалобу уважительной, может отменить его приговор и постановить свое решение, которое почитается окончательным и никакому обжалованию неподлежащим.

Переходя к общим епархиальным духовным, судам, и следуя принципу отделения судной власти от прочих видов церковной власти, записка предлагала выделить из консистории особое судное отделение, которое, состоя из 4–7 членов пресвитерского сана, под председательством епархиального архиерея, решало бы духовно-судные дела на коллегиальном начале и именовалось бы Духовный суд... « Члены этого суда, избираемые из духовенства епархии и духовенством же епархии, и имеющие добрый отзыв о себе архиерея как рукоположителя и пастыря их, были бы утверждаемы Св. Синодом и отрешаемы от должности не иначе как по Синодальному суду». (стр. 21). Независимость членов суда от председателя есть одна из важнейших гарантий свободы их суждения, но в тоже время достигнуть этой независимости в духовно-епархиальных судах так, чтобы члены были не подначальны председателю архиерею, не возможно. Чтобы выйти из этого противоречия – остаться верной каноническим основаниям и сохранить независимость членов суда от председателя, записка думала найти гарантию этой независимости: I) в образе назначения, II) увольнения членов духовного суда, III) в точном определении последующих отношений членов духовного суда к архиерею, как правителю епархии, IV) в определении точной меры участия членов духовного суда в суждении и постановлении приговоров и V) наконец, в образе производства суда. В видах обеспечения независимости в суждениях членов духовного суда записка предлагала, прежде всего, принять выборное начало для их определения. Применение выборного начала в этом случае должно было поставить их в независимость от епархиального архиерея. Впрочем, не далее как чрез страницу автор как бы совсем уничтожает это значение выборного начала в применении к духовным судьям. «Значение выбора в члены духовного суда духовенством, – говорит он, – не то, чтобы сим актом устранить архиерейское участие в сем деле, а то, чтобы указать архиерею лицо, которое, по мнению духовенства, способно к отправлению церковного правосудия. И теперь архиерей, назначая на должности, в большей части случаев не самостоятельно действует, а следует рекомендациям консистории. Вопрос значит в том, какая рекомендация лучше – консисторская ли, часто исходящая даже не от членов, а от канцелярии, или же рекомендация лиц, в сообществе с которыми живет известное лицо и качества которого им хорошо и вполне известны». (стр. 24). Таким образом, применение выборного начала в назначении духовных судей низведено на степень простой рекомендации их епархиальному архиерею; понятно, что и самая независимость в их суждениях, в силу их подначальности архиерею, как назначаемых и утверждаемых им, уничтожается. Такое противоречие в воззрениях автора объясняется желанием с одной стороны сохранить в лице епархиального архиерея церковно-судебную власть, с другой избежать недостатков старых судов, где исключительно царила власть епархиального архиерея, а консистория являлась лишь совещательным учреждением при нем по судным делам. Нужно сказать, такая попытка не совсем удается автору, хотя он и замечает в заключение, что проектированный порядок избрания и утверждения членов духовного суда представляется не умаляющим права власти епархиального архиерея, в качестве епархиального начальника, и вместе с тем ограждающим в некоторой мере независимость членов духовного суда. На самом деле участие архиерея при назначении духовных судей очень умалено. Епархиальному архиерею предоставляется только возможность, в случае несогласия на признание достойными получивших большинство голосов, предоставлять особо своих кандидатов и в таком случае окончательное избрание и утверждение представленных кандидатов принадлежит Св. Синоду.

С тою же целью обеспечить независимость членов духовного суда в произнесении ими судебных приговоров, записка предлагала принять следующие правила: 1) что члены духовных судов не могут быть ни увольняемы без прошения, ни переводимы из одной местности в другую без их согласия, что они не могут быть удаляемы от должности иначе как с преданием суду, или отрешаемы от должности иначе как по суду; 2) что члены духовного суда, имея в мысли Бога мздовоздаятеля судящим правду, ни от кого никаких наград не получают и во все время, пока состоят в сей должности, не могут быть перемещены ни на какое другое священническое место, ни на лучшее, ни на худшее; 3) что они принимают не совещательное только участие, как было в старых судах, с тем, чтобы своими доводами убедить решающего дело архиерея; 4) голос каждого из них имеет самостоятельное значение и известную долю участия в решении дела; 5) пятое весьма важное обеспечение независимости членов духовного суда записка предлагала найти в введении в процесс судопроизводства начала гласности, составляющего одно из основных правил новых судебных уставов 1864 года. Это начало судопроизводства, широко примененное в светских судебных уставах, желательно и с пользою может быть введено в духовное судопроизводство. Автор записки подробно останавливается на уяснении мысли о необходимости введения в духовное судопроизводство начала гласности. Мысль эта у него аргументируется ссылками на Св. Писание, практику древней церкви и собственными соображениями. Из Св. Писания автор указывает на два места: одно – известные слова апостола Павла епископу Тимофею: обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях, согрешающих обличай (ἐλέγχε) пред всеми (ἐνώπιov πάντων), чтоб и прочие страх имели (1Тим. 5:19, 20). В этих словах, определяющих образ епископского суда над пресвитером, относить ли их исключительно к пресвитерам или вообще ко всякому согрешающему, по словам автора, нужно видеть заповедь апостола производить суд над согрешающими гласно, обличать их пред всеми (ἐνώπιov πάντων). Согласна с заповедью апостола была и практика, какую предписывал апостол для частных случаев церковного суда. Первый частный случай церковного суда апостола Павла над коринфским кровосмесником показывает, что гласность судопроизводства существовала в апостольской церкви. Апостол предписывает коринфянам в собрании их (συναχϑέντων ὑμῶν καί τοῦ εμοῦ πνεύματος) предать такового сатане (1Кор. 5:4). Обращаясь к практике древней церкви в отношении к образу производства суда, записка замечает, что церковь в этом случае никогда не имела своих непреложных правил, а следовала тем правилам, какие в данное время приняты были в государстве. В первое время, когда в судах Римской Империи допущена была широкая гласность, церковные суды также производятся открыто, гласно. В соответствии и одновременно с тем, как гласность исчезает из светских судов, и церковные суды делаются мало по малу закрытыми. Впрочем, в некоторых странах гласность судопроизводства продолжала существовать и позднее. Синоды архиереев при Константинопольских патриархах даже в XIV веке происходят гласно в присутствии клириков, монашествующих и мирян (καί ἀπό προκρίτων πολιτων οὐκ ὅλιγοι... καί πολλῶν ἄλλων συνδεδραμηκάτων). История русской церкви не представляет примеров гласного церковного суда; в первой четверти текущего столетия была практикуема гласность другого рода, именно до 1821 года был закон оглашать во всеобщее сведение неблагочинные поступки духовных лиц, в церквах учиненные, в страх и предостережение другим (Именн. ук. 3-го июня 1821 года).

Уяснивши историческим путем необходимость применения гласного судопроизводства по проступкам, подлежащим духовному суду, записка останавливается затем на разборе возражения, которое может быть представлено в оправдание существующей практики, основанной на принципе закрытости и канцелярской тайны. Возражение это заключается в том, что допущение гласности в духовных судах, в которых иногда исследуются и решаются дела между прочим и о предосудительных поступках духовных лиц, может производить соблазн и вести к неуважению священного сана в народе. В ответ на него записка основательно возражает, что соблазн происходит вследствие преступного и неприличного поступка, а не вследствие суда, имеющего целью определить точную меру преступности проступка и положить на допустившего его определенное законом возмездие. Если остаются гласными, известными для всех начало – самый проступок и конец – наказание, налагаемое за него, то нет никакого основания скрывать и средину, лежащую между началом и концом. Освещение гласностью процесса, от гласно известного всем начала, к известному также для всех концу не может повести к ослаблению уважения к духовному сану.

Гласность судопроизводства составляет необходимое условие для успешного выполнения предпринятой реформы духовных судов. Безгласность духовного суда рядом с открытыми светскими судами сделает бесплодной эту реформу и поколеблет доверие к преобразованному духовному суду общества – этого доверия почти невозможно ожидать ни при каком их преобразовании без открытия духовных судов. Для самих духовных судей гласное производство суда желательно и полезно; оно будет постоянно поддерживать на надлежащей высоте их внимание к делу, доставит им уважение православного священства и общества и в значительной мере обеспечит независимость их от епархиального архиерея. Установлением вышеозначенных правил автор записки думал обеспечить независимость членов духовного суда от епархиального архиерея. В то же время, развивая дальнейшие соображения об устройстве епархиального суда и желая остаться верным основному принципу о сохранении в лице епархиального архиерея судной власти, он предлагал предоставить епархиальному архиерею или его викарию право председательства в духовном суде во всех наиболее важных делах, предлагая в делах менее важных поручать председательство одному из членов пресвитерского сана, именуемому старшим членом.

Одну из особенностей проектированного запискою судопроизводства составляет учреждение особого института дополнительных судей, по своему характеру аналогичного с институтом присяжных. Мысль об усиленном составе духовного суда возникла в виду того соображения, что при произнесении приговоров по проступкам важным, влекущим лишение священного сана и другие тяжкие церковные наказания, необходима крайняя осмотрительность, которая скорее всего может быть достигнута при усиленном составе суда. Сославшись в оправдание мысли об усилении духовного суда, посредствам присоединения дополнительных судей, на соборные правила (29 пр. Карф. соб.) и практику древней церкви, записка следующим образом определяла способ избрания дополнительных судей и образ их действий на суде:

1) Дополнительные члены духовного суда избираются из: протоиереев и священников епархии, состоящих на священнических должностях более 10 лет, с соблюдением следующих правил:

2) В духовном Совете (консистории) составляются четыре списка, из коих в первый вносятся отдельно все священники епархии, прослужившие от 10 до 15 лет, во второй от 15 до 20 лет, в третий от 20 до 25 лет и в четвертый от 25 до 30 лет.

3) Билеты с именами, вошедшими в каждый список, влагаются в отдельные ящики, и по окончании последнего заседания, в усиленном составе бывшего, избранный на это заседание старший из дополнительных членов вынимает из каждого ящика по три билета.

4) Вынутые имена вносятся в особый протокол, подписываемый всеми членами суда, – и считаются призванными для усиления состава духовного суда в следующую затем сессию.

5) После сего вынимают еще по одному билету из каждого ящика. Сии последние члены считаются запасными на те случаи, если бы кому-либо из очередных нельзя было явиться для присутствования в суде по болезни, или другой уважительной причине.

6) Когда предлежит духовному суду в усиленном составе рассматривать дело о лице монашествующем, то подобным же образом в состав дополнительных членов суда избираются из монашествующих два иеромонаха.

Дополнительные члены участвуют в суде или в качестве присяжных окружных судов и в таком случае их обязанностью будет произнесение приговора только о виновности или невиновности подсудимого, или же в качестве временных членов военных судов и в этом случае они должны принимать в суде такое же участие, как и постоянные судьи. Первый род избрания представляется предпочтительным, как наиболее оберегающий правосудие. Заседания с усиленным составом духовного суда назначаются примерно раза 4 в год, но в случае отсутствия дел, подлежащих рассмотрению, могут происходить вместо четырех три, два и даже один раз в год.

Следуя принципу отделения судебной власти от других видов власти административной и исполнительной, записка предлагала организовать и обвинительную власть отдельно от судебной. В этих видах проектировалось возложить на одного из членов Духовного совета (этим именем должно быть заменено имя Консистории, как подвергшееся нареканиям и сделавшееся презрительным) прокурорские обязанности, т. е. обязанности надзора и обвинения перед судом. Исправляющий прокурорские обязанности член духовного совета находится в прямой зависимости от Св. Синода и непременно должен быть духовное лидо, а не светское. Основание для этого прежде всего то, что поручение прокурорской оффиции при духовном суде светским лицам лишало бы церковь существенного права и значило бы, что за исполнением церковных законов наблюдает само государство и оно же преследует нарушение церковных правил. Далее, правильное обвинение может быть сделано только таким лицом, которому фактически хорошо известны все обязанности священного служения, со всеми его специальностями и подробностями. «С каким убеждением, – говорилось в записке, – напр. светский человек стал бы преследовать и обвинять пред духовным судом настоятеля церкви, для ускорения службы, дозволившего причетнику поставить стихиры на Господи воззвах только на 4, тогда как уставом дня предписывается ставить на 10? Или с какою совестию светский обвинитель стал бы преследовать пред судом священника, посещающего театр, читающего соблазнительные книги, играющего в карты, дерзнувшего совершить литургию после того, как выпил чашку кофе?» и т. д. (стр. 46). Нужно заметить, что в предложенном членом комитета Лавровым проекте по преобразованию духовно-судебной части, учреждение прокуратуры при духовном суде предполагалось не в смысле особого совершенно отдельного института, как при светских судах; проект предлагал воспользоваться для этого готовым элементом – выделить из духовной консистории, или, как переименовывает ее автор, из духовного совета, одного члена с помощником и возложить на них те обязанности, какие возлагаются на прокуроров. По предложению этого члена Духовного Совета будет происходить предание суду. В этом акте судебного процесса епархиальный архиерей не принимает участия; он может только передавать сведения, доходящие до него, о предании кого-нибудь суду в совет для сообщения им дальнейшего движения.

Для устройства следственной части по духовному ведомству записка предлагала обратиться к так называемым почетным духовным судьям и на них возложить обязанность производить следствия.

Относительно адвокатуры в записке высказаны следующие соображения: « Каждый год, – докладывала она, – оканчивает у нас довольное количество кандидатов священства, которые священнические места получают не скоро, и до того времени превитают Бог знает где. Почему бы не состоять желающим из них при духовном суде с тем, чтобы служба их считалась действительною службою, занятия же их состояли бы в защищении обвиняемых пред судом, по назначению председателя, и в письмоводстве при суде. » (стр. 51 52).

Вышеуказанные соображения касаются исключительно устройства средней инстанции епархиального духовного суда. Для образования высшей духовно-судебной инстанции записка проектировала выделить из Св. Синода особое судное отделение, состоящее, примерно, из трех архиереев и трех лиц пресвитерского сана, в числе которых может быть один архимандрит. Такое выделение по проекту необходимо для последовательного проведения принципа отделения судной власти от иных видов власти. Раз в епархиальном суде принято начало отделения судной власти от административной, было бы непоследовательно оставлять высшую духовносудную власть по-прежнему в зависимости от административной. В виду практических удобств записка предлагала даже преобразовать в судное отделение существующую Московскую Синодальную Контору. Св. Синод, по проекту члена комитета Лаврова, представляет последнюю и высшую инстанцию церковного суда для всей российской церкви, но так как могут быть случаи, когда являются недовольные судом Св. Синода и подают просьбы на Высочайшее Имя, а эти просьбы снова препровождаются из Комиссии прошений в Св. Синод, который подвергает их новому пересмотру и таким образом судит самого себя, то было бы полезно, для устранения вышеуказанной аномалии, в случаях жалобы на суд Св. Синода, составлять один раз в году соединенное присутствие Правительствующего и Судного отделений Св. Синода с приглашением еще 12-ти архиереев по особому для сего установленному порядку, и именовать такое присутствие Собором. Сущность высказанных в проекте соображений относительно введения соборного начала в духовно-судебную практику сводится к следующему:

Святейший Синод в вышеуказанном составе, усиливаемом приглашением архиереев, или собор пересматривает дело в том случае, когда жалоба, принесенная на решение судного отделения Св. Синода, признана будет подлежащею уважению. Дело, подлежащее пересмотру, не позднее месяца перед открытием заседаний, рассылается первоприсутствующим Синода к архиереям, имеющим присутствовать в синодских заседаниях, для приготовления к докладу.

Доклад производится устно архиереем, приготовлявшим дело к докладу. Но при сем допускается и чтение документов, имеющих особую важность в деле. По выслушании доклада, дает заключение член Синода исполняющий обязанности наблюдения и обвинения. Обвиняемый и его защитники могут быть допускаемы к представлению своих объяснений. Собор русской церкви решает судные дела в трояком качестве:      1) в качестве первой и      единственной инстанции дела о проступках и преступлениях членов Синода во всем, что касается исполнения ими их синодальных обязанностей. 2) В качестве второй и последней инстанции все дела, вчиняемые в судном отделении Св. Синода, как 1-й инстанции дела об архиереях, членах духовного суда и совета. 3) В качестве 3-й инстанции в крайних исключительных случаях, когда дело, уже рассмотренное в двух инстанциях, перешло на суд Императорского Величества, Решение Собора почитается окончательным и никакому обжалованию не подлежит. (стр. 57–58). В таком виде представляется по проекту организация соединенного Присутствия Правительствующего и Судного отделений Св. Синода, усиливаемого приглашением епархиальных архиереев и представляющего апелляционную инстанцию по отношению к высшей духовно-судной инстанции судному отделению Св. Синода.

Что бы яснее представить взаимное инстанциальное отношение проектированных органов духовного суда, нужно обратить внимание на то, что, по проекту, все судные дела разделяются на два разряда: на дела меньшей важности и дела большей важности и что каждое из этих дел может быть рассматриваемо не больше как в двух инстанциях. Таким образом, некоторые из дел меньшей важности, точно обозначенных в уставе, решаются окончательно духовным судьею; иные же с правом апелляции; апелляция на решение духовного судьи подается собранию почетных духовных судей; их решения считаются уже окончательными и никакому обжалованью не подлежат. В соответствие такому порядку и дела большей важности могут быть решаемы не более как в двух инстанциях. В первый раз они решаются в собрании пресвитеров под председательством архиерея, а в особенно важных случаях в усиленном составе пресвитеров, и в случае неудовольствия этим судом, в судном отделении Св. Синода. Суд собора есть суд чрезвычайный. Ему будут подлежать только наиболее важные и трудные дела: а) которые при существующем порядке восходят на Высочайшее Имя и б) важнейшие дела, которые, вчиняясь в судном отделении Св. Синода, как 1-й инстанции, апелляциями возводятся еще выше.

Предложенный комитету членом его Лавровым проект преобразования духовно-судной части имел в виду внести в существующее судоустройство и судопроизводство не поправки только, а образовать новые суды с совершенно новыми формами и приемами действования. Весь проект можно рассматривать как результат стремлений, с одной стороны, преобразовать старые духовные суды по началам светских судебных уставов 1864 года, с другой, остаться при этом преобразовании верным каноническим устоям, сохранить в лице епархиального архиерея церковно-судную власть. Весьма важная и трудная задача – применить основные начала светского судоустройства и судопроизводства к духовному суду, так чтобы остаться верным церковным правилам и не нарушить канонического устройства православной церкви, – составила главный пункт преобразовательных работ по духовно-судебной части. Им впоследствии измерялось доброкачественность, если так можно выразиться, того или другого проекта по преобразованию духовно-судебной части.

Предложенные комитету в записке Лаврова правила церковного судоустройства и судопроизводства имели для него значение руководственных данных; некоторые из этих предположений, как мы увидим, приняты были комитетом в свой проект; в иных пунктах комитет пошел дальше и выработал свои правила. Главною и существенною особенностью предначертаний комитета в отличие от предположений вышеупомянутого проекта являлся вопрос об отношении епархиального архиерея к суду. В мнениях членов комитета по этому вопросу обнаружилось больше разногласие. На первых порах большинство членов склонялось к мысли, чтобы, не делая епархиального архиерея председателем суда, предоставить ему посредственное участие в судебном процессе. В виду этого высказывалось желание, чтобы ему предоставлено было, с одной стороны, право назначать от себя уполномоченного на суд для поддержания обвинения, с другой – право возбуждения дел о лицах духовного звания, предания их суду и право утверждения и неутверждения судебных решений, с обязанностью в последнем случае перенести дело в высшую инстанцию. При осуществлении означенных предположений едва ли можно было надеяться на улучшение духовно-судебной части и на плодотворность реформы. Выяснение истины путем судебного процесса по-прежнему ставилось в зависимость от личного усмотрения епархиального архиерея, от него зависело возбуждение судебного процесса и утверждение или неутверждение судебных решений. В последнем случае являлось новое неудобство – обязанностью переносить дело в высшую инстанцию, в случае неутверждения, вводилось как бы некоторое состязание между судом и епархиальным архиереем. Это обстоятельство, а также сознание, что при осуществлении указанных предположений дело реформы не увенчается успехом, заставило членов комитета искать другого выхода и выработать новые схемы для решения вопроса. В этих видах одни из членов комитета предлагали решить вопрос об отношении епархиального архиерея к суду таким образом: сделать его председателем суда и в тоже время устранить от административных распоряжений по судебным делам; другие предлагали сохранить за епархиальным архиереем, соответственно его положению, права возбуждения дел о духовных лицах и предания их суду, при вспомогательной во всех этих предуготовительных к суду действиях прокурорской оффиции. В видах устранения разногласия во мнениях членов по самому главному и важному вопросу духовно-судебной реформы и приведения работ комитета к окончанию, в заседании комитета 30 сентября 1872 года председателем был предложен вниманию членов особый проект, представлявший новую схему для решения вопроса об отношении епархиального архиерея к суду. Указав на недостатки того и другого проектов, – первого как неудовлетворяющего канонам церкви, признающим за каждым епархиальным архиереем неотъемлемое право духовного суда в пределах его епархии и второго, как неудовлетворяющего требованиям начал новых судебных уставов об отделении судебной власти от административной и существовании отдельной самостоятельной прокуратуры, председатель докладывал комитету: «представляется еще способ решения двух вышеозначенных вопросов, и притом такой, какой может повести обе разномыслящие стороны к соглашению; представляется возможность из двух проектов, или вернее вместо двух проектов составить один, который бы равно удовлетворял и требованиям каноники и требованиям новейшего законодательства. I) Право суда духовного, в пределах своей епархии, существенное и неотъемлемое право каждого епархиального архиерея. Но из всех существенных и неотъемлемых прав архиерея есть только два такие, которыми он может пользоваться исключительно сам, и которые не может предоставлять другим низшим священнослужителям: это – право совершать таинство священства – право хиротонии – и право освящать миро для таинства миропомазания и, в частности, освящать этим миром антиминсы. Все прочие свои права, в том числе и право суда, архиерей может осуществлять и сам непосредственно, и чрез своих уполномоченных, предоставляя им это право. Посему-то, как известно из истории древней церкви, на соборы, которые обыкновенно рассуждали о делах веры, благочестия и церковного управления, а также производили и духовный суд, епархиальные архиереи иногда не являлись сами, а посылали своих уполномоченных из числа подведомых им священнослужителей, – и это признаваемо было совершенно согласным с канонами церкви. Посему же, как известно из истории отечественной церкви, некоторые наши архиереи имели у себя наместников из лиц иерейского сана, которым предоставляли, между прочим, и право суда в тех или других участках своих епархий. II). Если так, то устройство духовного суда по делам каждой епархии, можно представить в следующем виде: 1) Епархиальный архиерей сам не производит суда в своей епархии, и непосредственно не участвует в нем, но производит суд чрез своих уполномоченных, которым предоставляет свою судебную власть. В частности: а) все маловажные дела по епархии архиерей судит чрез духовных судей, которые избираются духовенством епархии и утверждаются архиереем, и которые, по силе этого утверждения и этой уполномоченности, действуют потом совершенно самостоятельно и независимо от архиерея при решении предоставленных им дел (мысль, уже принятая комитетом); б) все прочие, т. е. более или менее важные, дела по епархии архиерей судит чрез уполномоченных от него членов окружного духовного суда, которые также избираются духовенством епархии и утверждаются в должности архиереем, и которые потом, по силе этого утверждения и этой уполномоченности, действуют совершенно самостоятельно и независимо от архиерея при решения указанных им дел. 2) Каждый окружной духовный суд, учреждаемый на три, на четыре или более соседних епархий, состоит: а) из членов суда, уполномоченных (по одному или по два) от архиереев этих епархий, и б) из председателя суда, местного викарного или какого либо другого архиерея, который назначается на должность председателя, и следовательно, служит потом как бы уполномоченным от обер-прокурора Святейшего Синода. III). При таком устройстве духовного суда сохранятся начала и выполнятся требования канонического права: 1) сохранится право суда, принадлежащее каждому епархиальному архиерею в пределах его епархии, и участие его в решении всех судебных по епархии дел. Он только судит не непосредственно, а чрез своих уполномоченных, и судебная власть не будет отнята у архиерея, а будет только предоставляться им самим его уполномоченным; 2) сохранится неприкосновенность его епархии от всякого вторжения в пределы ее стороннего архиерея, ибо хотя председателем окружного духовного суда будет архиерей не епархиальный по отношению к каждой из тех епархий, которые войдут, в судебный округ, но членами этого суда будут уполномоченные представители епархиальных архиереев округа, которые, таким образом, в лице своих уполномоченных, сами будут участвовать на окружном суде в решении судных дел по своим епархиям; 3) сохранится то существенное, необходимое свойство окружного духовного суда, без которого решения этого суда не могли бы иметь канонической силы для епархий округа. Состоя из уполномоченных от епархиальных архиереев округа, под председательством старейшего уполномоченного от Святейшего Синода, окружный духовный суд будет, действительно, образом и подобием тех окружных соборов, на которые в древней церкви собирались епископы церковных округов; а иногда присылали своих уполномоченных, и на которых, под председательством старейшего архиерея в округе или митрополита, решались судебные и другие дела, касавшиеся их епархий. – IV). При таком устройстве духовного суда сохранятся также начала и выполнятся требования новых наших судебных уставов: 1) судебная власть в каждой епархии будет отделена от административной, так как духовные судьи и члены окружных духовных судов, получив вначале, при утверждении в должности, уполномоченность от своего архиерея, будут уже затем действовать совершенно независимо от него и самостоятельно, и будут ограждены от всякого стеснения со стороны епархиальной администрации законом; 2) прокурорская власть на духовном суде будет равно отделена от административной и поставлена столько же твердо и самостоятельно, как она поставлена на судах светских; 3) две первые инстанции духовного суда будут вполне соответствовать тем же инстанциям суда светского: духовные судьи – мировым судьям, духовные окружные суды – окружным судам»268.

Предложение председателя было принято большинством голосов и сообразно с ним последовало составление проекта.

О предметной части проекта

По точному смыслу данной комитету инструкции269 реформа церковного суда должна была ограничиться лишь процессуальной стороною – производством суда и устройством судебных органов и инстанций, но так как с нею теснейшим образом соединен вопрос о ведомстве церковного суда, то комитет, приступая к составлению проекта, решил, прежде всего, начать с определения круга предметов, подлежащих ведению духовного суда, чтобы уяснив его, «приступить затем и к самому устройству духовно-судебных установлений в таком количестве и в таких размерах, которые соответствовали бы действительной надобности270.

Исходным и начальным пунктом для комитета в его рассуждениях при определении ведомства духовного суда служило определение его в уставе духовных консисторий 1841 года.

Перечисление предметов, подсудных духовному суду, указанное в 158 ст. устава, представлялось членам комитета неполным, неточным и неясным. Оно подавало и подает повод к постоянным недоразумениям и пререканиям между духовными и светскими судами. С введением в действие уставов 1864 года пререкания еще более усилились. При пересмотре комитетом проступков, подсудных духовному суду, оказалось, что многие преступления отнесены к ведомству светского суда, тогда как их правильнее было бы отнести к духовному. Таковы напр. проступки, доказывающие явное неуважение к правилам и обрядам церкви православной – кощунство, употребление в проповеди непристойных слов. Духовное лицо, обвиняемое в этих проступках по указанию 182 ст. улож. наказ., подлежит светскому суду. Но очевидно, что самое свойство проступков требует в указанных случаях скорее участия духовного суда, чем светского. На основании этого соображения, все подобного рода проступки в проекте комитета отнесены к ведомству духовного суда. С другой стороны все дела касательно браков комитет предположил изъять из ведомства духовного суда.

Изменения в брачном процессе комитет мотивировал следующими соображениями: 1) оставление дел о незаконных браках в ведомстве духовного суда противоречит общему правилу, принятому церковным законодательством для производства дел смешанной подсудности.

Правило это заключается в том, что дела о преступлениях и проступках, за которые в законах уголовных определено сверх церковного покаяния еще другое наказание, решаются уголовным судом, приговор коего сообщается духовному начальству для предания осужденного церковному покаянию.

Такому порядку производства следуют преступления против веры и другие, соединенные с нарушением церковных правил.

По судебным уставам 1864 года ему же подчинена часть дел о незаконных браках – именно: дела о браках, совершенных по насилию или обману и дела о многобрачии. После этого становится непонятным, почему прочие дела о незаконных браках как то: о вступлении в брак в недозволенных степенях родства или свойства, о воспрещенном браке христиан с нехристианами, о четвертом браке православных и о браках таких лиц духовного звания, коим по законам церкви запрещено вступать в брачный союз, – продолжают оставаться в ведении церковного суда. 2) С передачею указанных дел светскому суду, духовное ведомство избавится от производства многих, нередко весьма сложных следствий по этим делам.

Дела о расторжении браков: а) по безвестному отсутствию одного из супругов, б) по неспособности одного из супругов к брачному сожитию и в) по жалобе одного из супругов на нарушение другим святости брака прелюбодеянием, по проекту, должны быть также отнесены к ведомству светского суда. С передачей бракоразводных дел первого рода светскому суду, святость и неразрывность брачных уз будет более ограждена, чем при существующем порядке, потому что отзыв о безвестно-отсутствующем супруге, основанный на показаниях родственников супруга и местных и окольных жителей, показаниях, иногда шатких и недостоверных, будет проверяться судебным порядком и, следовательно, тогда менее будет ошибок при расторжении указанного рода браков. Что касается бракоразводных дел: б)      по неспособности одного из супругов к брачному сожитию и в) по жалобе на нарушение святости брака прелюбодеянием, то и передача их светскому суду скорее принесет пользу в нравственном отношении, чем вред. Духовное начальство будет избавлено от разбора таких дел, которые наполнены описанием сцен самых соблазнительных и отвратительных, в которых нередко бывает собран весь смрад разврата271. На основании всех вышеуказанных соображений, по мнению комитета, необходимо установить следующие правила касательно брачных дел272: 1)      дела о противозаконных брачных сопряжениях, предусмотренных уложением о наказаниях, начинаются в светском суде, который свои приговоры о незаконности брачных сопряжений передает епархиальному начальству для соответственного распоряжения относительно признания недействительности брака (ст. 149). Дела о расторжении браков по безвестному отсутствию одного из супругов производятся в светском суде, который, в случае признания безвестного отсутствия доказанным, сообщает свое решение епархиальному начальству для расторжения брака (ст. 151). Просьбы о расторжении брака по неспособности одного из супругов к брачной жизни обращаются к епархиальному архиерею, который делает распоряжение об увещании супругов, что бы они оставались в брачном союзе. Если увещание не достигнет цели, предоставляется просившему расторжения брака супругу обратиться в суд светский, который, в случае признания действительной неспособности, сообщает свое определение епархиальному архиерею для расторжения брака. Желающие расторжения брака по нарушению святости оного прелюбодеянием, обращаются к епархиальному архиерею, который делает распоряжение об увещании супругов к примирению. Если увещание окажется безуспешным, предоставляется просившему расторжения супругу обратиться в суд светский, который постановляет решение по обвинению в прелюбодеянии и, в случае признания события прелюбодеяния доказанным, сообщает копию с этого решения архиерею. Архиерей вновь делает распоряжение об увещании супругов к примирению и, если примирения не последует, распоряжается расторжением брака (153). Светские и духовные лица по делам о выдаче метрических свидетельств относительно событий рождения и крещения, брака, смерти и погребения обращаются к епархиальному начальству. В случае неимения метрических записей об указанных событиях или сомнительности в них, исследование их событий и разрешение дел принадлежит светскому суду, который о решении своем сообщает епархиальному начальству (154). Рассуждая о предметах церковного суда, комитет, таким образом, с одной стороны, несколько расширил область предметов церковной подсудности по отношению к духовным лицам, но с другой стороны и сузил эту область, так как проступки мирян, дела касательно браков духовных и светских лиц изъяты им из ведомства духовного суда.

Определив круг дел, подлежащих духовному суду, комитет не оставил без внимания и самых наказаний, налагаемых им (ст. 3). В общем, наказания оставлены те же, какие существовали и ранее. Комитет исправил только некоторые неточности, существовавшие в уставе духовных консисторий. В уставе напр. не было определено с точностью, как велико должно быть денежное взыскание или как продолжительно заключение в монастырь (уст. дух. конс. ст. 187, пункты 5 и 9). По проекту денежный штраф простирается до 100 рублей, а заключение в монастырь до 3-х месяцев (гл. II пункты в и г). Поклоны и усугубление надзора совсем изъяты комитетом из числа наказаний.

Судоустройство и судопроизводство

Исходным пунктом рассуждений комитета во 2-й части о проектированном судоустройстве и судопроизводстве служит изображение состояния непреобразованных духовных судов. По мнению членов комитета, изложенном в объяснительных записках, » духовный суд неудовлетворителен не в частных каких либо принадлежностях его устройства, а в общей постановке и существе начал, положенных в его организации»273.

а) Духовный суд не имеет, прежде всего, характера самостоятельного института. Он представляет смешение властей судебной, обвинительной и административной. В одном установлении – духовной консистории производятся и духовный суд, и духовное управление. Одно и то же установление соединяет в себе обязанности преследователей нарушения, защитников обвиняемого и судей. «Лица и установления, прямо назначенные для действий администрации, без сомнения, должны смотреть на отправление лежащих на них судебных обязанностей, если не как на постороннее, то как на второстепенное для них дело, потому судебные действия обыкновенно отправляются ими вяло и медленно, и приговоры их носят отпечаток административных соображений и целей. Вмешательство соображений административной власти в постановления судебных решений до того очевидно, что едва ли будет несправедливо заключить, что по проступкам и преступлениям священно-церковнослужителей нет действительного формального суда, а есть суд административный, которым пользуется епархиальный архиерей, как начальник над подчиненным ему духовенством»274.

б) Духовный суд производится втайне и без бытности подсудимого, на основании письменных актов, составленных во время предварительного следствия. Такой порядок судопроизводства противоречит церковным правилам, по которым присутствие обвиняемого и публичность заседаний составляют необходимую принадлежность духовного суда и заочные решения допускаются только, как изъятия из общего правила (пр. ап. 74). Он не гарантирует также духовные суды от неправильных решений, так как решение суда, очевидно, основывается на показаниях предварительного следствия, а оно даже при самом добросовестном производстве не может исчерпать всех средств к открытию истины, а представляет только собрание материалов для полного его обнаружения при судебном следствии.

в) При постановлении окончательного решения суда принимается во внимание не личное убеждение судьи, вынесенное им из всей совокупности обстоятельств, относящихся к разбираемому делу, а так называемая теория формальных доказательств.

г) «Епархиальный архиерей, который является главным представителем духовного суда в епархии, – по словам комитета, не имеет возможности отнестись к производству суда с должным вниманием. Постановления консистории, утвержденные епархиальным архиереем и собственные решения последнего весьма часто не только изменяются, но и совершенно отменяются резолюциями того же архиерея. В подтверждение этой мысли достаточно указать на то, что почти в каждой консистории можно найти несколько противоречивых резолюций и решений по одному и тому же делу, одни другие отменяющих и уничтожающих без открытия новых, законом указываемых причин»275...

д) К указанным недостаткам присоединяется еще проволочка и излишняя трата времени при производстве суда. О совершенном проступке необходимо, прежде всего, довести до сведения епархиального архиерея, который делает распоряжение о производстве следствия. По производстве следствия его рассматривает консистория, из дела консистории составляется записка, которая предлагается для прочтения и рукоприкладства подсудимому, и после этого уже консистория приступает к решению.

Что бы устранить перечисленные недостатки, комитет проектирует: 1) отделить судебную власть от обвинительной и административной, 2) учредить суды более близкие к подсудимым; 3) заменить письменное производство устным с публичностью заседаний      суда      и 4) отменить теорию формальных доказательств. 1) Для отделения суда      от администрации, по проекту, предположено учредить в епархиях особые органы из лиц духовного сана. Лица эти, по одному на каждый участок епархии, избираются всеми священно-церковнослужителями участка и представителями от приходов, по одному от каждого, на три года и утверждаются архиереем, в качестве его уполномоченных. Кандидатами на должность духовного судьи могут быть      местные      протоиереи и священники участка, имеющие      не менее 30 лет      от роду и не состоявшие под судом. При духовном судье состоит один кандидат, который, в случае болезни или отсутствия судьи, исправляет вместо него судейские обязанности276. Духовным судьям подлежат дела: а) о наносимых духовными лицами духовным же и светским лицам оскорблениях чести, которые в светском ведомстве предоставлены разбору мировых судей и б) вообще о проступках духовных лиц, за которые положены следующие взыскания: 1) замечание, 2) выговор без внесения в послужной список, 3) денежное взыскание до 100 рублей, 4) заключение в монастырь до трех месяцев и 5) выговор с внесением в послужной список277. Для разбора дел большей важности, которые не могут быть предоставлены рассмотрению духовных судей, учреждаются духовно-окружные суды. Проектируя ввести подобные коллегиальные учреждения по одному для нескольких епархий, а не для одной, комитет руководился следующими соображениями: 1) важные преступления духовных лиц, как оказалось из сведений, полученных комитетом от епархиальных преосвященных, сравнительно малочисленны и в виду этой малочисленности совершенно излишне учреждать для каждой епархии особый духовно-окружной суд; 2) суд, приуроченный к епархии, в какой бы форме ни был он, всегда останется в зависимости от администрации; 3) при существующих пароходных сообщениях и железных дорогах обращение в окружной суд, хотя бы он и отстоял для некоторых местностей дальше, чем епархиальный город, не будет тягостно для духовенства. Впрочем, что бы не стеснять подсудимых, а также и свидетелей, комитет составил правило, что заседания окружного суда, кроме города, где суд имеет постоянное пребывание, могут быть открываемы и в других местах, к округу принадлежащих. В состав окружного суда, по проекту, входят: председатель, назначаемый по представлению Св. Синода Высочайшею властью из лиц архиерейского сана и определенное число членов, избираемых в каждой епархии и утверждаемых местными архиереями. Председатель не может принимать участия в делах духовной администрации. В случае отсутствия председателя его обязанности исправляет старший из членов духовно-окружного суда. Срок службы членов окружного суда считается шестилетний. В члены духовно-окружного суда избираются: а) духовные судьи как состоящие на службе, так и прежде бывшие; б) лица пресвитерского сана белого и монашествующего духовенства, окончившие курс в высших учебных заведениях и в) в случае неизбрания священнослужителей первой и второй категории, лица, окончившие курс в средних учебных заведениях, если они прослужили в сане священника не менее пяти лет и имеют от роду не менее тридцати лет. Для открытия заседаний духовно-окружного суда необходимо присутствие трех членов; в случае отсутствия кого н. из членов, приглашаются духовные судьи; но они не могут участвовать в решении таких дел, по которым сами производили следствие или суд278. Духовно-окружному суду подсудны: а) все дела, неподлежащие разбору духовных судей и судебного отделения Св. Синода; б) дела по отзывам и протестам на приговоры духовных судей279. Для рассмотрения жалоб на приговоры духовно-окружных судов при Св. Синоде учреждается особое судебное отделение, состоящее, по предположениям комитета, из первоприсутствующего и членов архиерейского и пресвитерского сана, назначаемых Высочайшею властью. Членов архиерейского сана вместе с первоприсутствующим полагается две трети, а пресвитерского одна треть. Кроме специальной задачи – рассматривать дела по жалобам на приговоры духовно-окружных судов – судебное отделение Св. Синода будет разбирать дела: 1) о лицах архиерейского сана, главных священниках гвардии и гренадер, армии и флотов как по преступлениям против должности, так и вообще по всем преступлениям и проступкам, подлежащим духовному суду и 2) о членах Синодальных контор и духовно-окружных судов по преступлениям против должности. Последней судебной инстанцией, на приговоры которой не допускается никаких жалоб, является общее собрание обоих отделений Св. Синода – правительствующего и судебного. Ему подлежат дела по жалобам на приговоры судебного отделения Св. Синода и суд над членами и присутствующими Св. Синода280. Для наблюдения за единообразным и точным применением закона, преследования перед судом законнопреступных деяний и предложения суду по некоторым случаям предварительных заключений, при духовно-окружных судах и при судебном отделении Св. Синода учреждается особый институт из лиц прокурорского надзора. Лица эти назначаются из гражданских чинов, получивших высшее образование, и состоят под наблюдением обер-прокурора Св. Синода. При них состоит определенное число товарищей по штату. Общий надзор за духовно-судебными установлениями принадлежит обер-прокурору Св. Синода. В таком виде представляется, по изображению комитета, устройство духовных судов. В проектированном судоустройстве принцип отделения суда от администрации проведен довольно резко. Епархиальный архиерей, по проекту, не принимает участия в решении дел, подлежащих духовно-окружному суду. Ему предоставлено только право предания суду. Каждое дело начинается не иначе, как по постановлению епархиального архиерея о предании обвиняемого суду.

Самый процесс судопроизводства определяется комитетом в следующих чертах. Судебные заседания духовно-судебных установлений происходят публично, за исключением некоторых случаев, определяемых законом281. Обвинительная власть отделяется от судебной. Обнаружение преступлений и преследование виновных принадлежит, по делам, производящимся у духовных судей – духовному начальству и частным лицам, а по делам, подведомственным духовно-окружному суду, судебному отделению и Общему собранию Св. Синода, – прокурорскому надзору и частным лицам282. Поводом к производству судебного следствия могут служить: а) сообщения духовного начальства, б) сообщения светских властей, в) заявление частных лиц и наконец, г) проступки, лично усмотренные духовным судьею и подлежащие преследованию, независимо от жалоб частных лиц283. В тех случаях, когда следствие начинается по сообщениям духовного начальства, духовный судья обязан предварительно сообщить епархиальному архиерею и прокурорскому надзору. В качестве мер для воспрепятствования подсудимому уклоняться от следствия судья употребляет: а) отобрание подписки о неотлучке из места жительства, б) отдача на поруки, в)      взятие залога и г) в случаях наиболее важных личное задержание. Самое следствие производится под наблюдением прокурора. При следственных действиях имеют право присутствовать духовное начальство, прокурор, лицо, потерпевшее от преступления и обвиняемый. Они же могут представлять доказательства и удалять по законным причинам некоторых свидетелей.

По рассмотрении духовным судьей, дело о преступлении передается прокурорскому надзору. В случае недовольства произведенным следствием, заинтересованные лица могут жаловаться духовно-окружному суду. Рассмотрев следствие, прокурор составляет обвинительный акт, в котором обозначаются существо дела, основания обвинения, род и вид преступления. К обвинительному акту прилагается список свидетелей, которые должны быть вызваны на суд. Если подсудимый окажется невиновным, прокурор составляет акт о прекращении следствия и представляет его на утверждение епархиального архиерея. Последнему предоставляется право или утвердить его или заменить своим постановлением. В случае несложности и ясности преступления, прокурор может совсем не допускать предварительного следствия. После того как составлен обвинительный акт, дело может перейти в ведение духовно-окружного суда, если он признает его подсудным себе. Обвиняемому предоставляется право указать, кого он признает нужным вызвать к судебному следствию и кого избирает своим защитником. Требование такой явки обвиняемого на суд и вызов к суду свидетелей, указанных сторонами, зависит от усмотрения суда. Судебное следствие начинается чтением обвинительного акта или постановления архиерея о предании суду. Представленные доказательства поверяются и дополняются в заседании суда: а) рассмотрением подлинных протоколов и других письменных и вещественных доказательств и б) отобранием показаний от подсудимого, сведущих людей, свидетелей и участвующих в деле лиц. В допросах и прениях на суде обвинитель, обвиняемый, его защитник и лицо, потерпевшее от преступления, пользуются равными правами: но последнее слово в прениях на суде принадлежит всегда обвиняемому и его защитнику. Приговор о виновности или невинности подсудимого постановляется по внутреннему убеждению судей, основанному на совокупности обстоятельств, обнаруженных при следствии и суде. В случае разногласия в мнении судей, предпочтение отдается тому мнению, за которое стоит большинство голосов. При равенстве голосов – тому, которое принято председателем; если голос председателя не дает перевеса, то тому мнению, которое снисходительнее к участию подсудимого. Постановленный приговор провозглашается в публичном заседания суда284. Изложенному порядку судопроизводства следует судебное отделение Св. Синода при разборе подлежащих ему дел. Общему порядку судопроизводства с некоторыми изменениями подчиняются и все дела по преступлениям должности духовно-судебной и духовно-административной. Отступления от общего правила заключаются в том, что каждое из этих дел начинается и решается в соответствующих в порядке подчиненности судебных установлениях и соответствующими лицами285. Взаимное отношение двух судов духовного и светского при рассмотрении дел смешанной подсудности, по проекту, определяется в следующих чертах: 1) если в преступлении, подвергающем виновного духовному суду, участвуют другие лица, подлежащие светскому суду, то в отношении ко всем соучастникам назначается один суд – светский. О своем приговоре светский суд сообщает суду духовному для замены светского наказания лицу духовного сана соответственным церковным наказанием; 2) дело по обвинению духовного лица в двух или более проступках, предусмотренных светскими законами, из коих одни подсудны светскому суду, а другие – духовному, решается светским судом во всей его совокупности; 3) духовный и светский суд рассматривают каждый отдельно подсудное ему дело в том случае, когда духовное лицо обвиняется в двух проступках, из коих один предусмотрен светскими законами, а другой исключительно церковными. Но окончательный приговор по совокупности преступлений постановляется судом светским. Впрочем, при наложении наказаний светским судом, виновный не освобождается от наказаний церковных, состоящих в запрещении священнослужения, лишении сана и исключения из духовного ведомства286.

Таков должен быть, по изображению комитета, церковный суд со стороны своего устройства и организации своих форм. Выработанный комитетом проект основных положений преобразования духовно-судебной части, согласно определения Св. Синода от 16 мая 1873 года, был разослан на предварительное обсуждение к епархиальным архиереям и в духовные консистории. Отзывы епархиальных консисторий поступали в Св. Синод в течение 1873 и 1874 гг..

Немногие из консисторий (четыре – астраханская, вологодская, псковская и туркестанская) поняли требование от них Св. Синодом мнения о проекте только как формальность. В своих отзывах они находят, «что проект удовлетворяет своему назначению» или «вполне соответствует времени и состоянию реформ и учреждений в прочих частях государственного управления287. Но как понимается упомянутыми консисториями назначение проекта и почему они считают его соответствующем времени и состоянию реформ, остается совершено непонятным, так как все содержание отзывов исчерпывается 5–10 строками. За исключением упомянутых консисторий большинство отнеслось к призыву Св. Синода с должным вниманием. Из всех отзывов, представленных в Св. Синод, выдается своими достоинствами мнение Пермской духовной консистории288. Отзыв Пермской консистории представляет полный и основательный разбор проекта. Содержательность, строгая последовательность и основательность в критических приемах ставят его очень высоко в научном отношении и делают из него очень ценный материал для практического разрешения вопроса о церковно-судебной реформе. Пермская духовная консистория в своем отзыве не увлекается проектом, но шаг за шагом разбирает его положения и одобряет некоторые основные начала проекта, другие находит несостоятельными и противоречивыми, или же недостаточно полными и ясными и в таких случаях делает свои пояснения и изменения289. Обращаясь к рассмотрению отзывов других консисторий, читатель поражается, прежде всего, крайним разнообразием отношений консисторий к предложенному на их рассмотрение проекту. Одни из консисторий (московская, рижская, костромская, подольская и кавказская) решительно высказываются против проекта и видят в нем одни недостатки. По их взгляду проект несостоятелен как в его основных принципах, так и в частностях. Под влиянием опасения тех последствий, которые может принести реформа церковного суда, некоторые из них предлагают совсем отложить духовно-судебную реформу или, в случае ее неотложности, избрать иной способ для ее разрешения, именно «созвать собор из всех российских архипастырей, так чтобы они могли обменяться личными взглядами, подвергнуть вопросы взаимному обсуждению и затем уже дать разрешение290 (отз. кавказск. консистории).

Совершенно противоположного взгляда на проект держатся консистории: смоленская, литовская, тверская, тамбовская и орловская. По их отзывам основные положения проекта не могут вызывать никаких возражений291 и проект этот, насколько возможно, удовлетворяет как юридическим требованиям, так и желаниям общества292. Поэтому упомянутые консистории, при обсуждении проекта, ограничиваются разъяснением частных недоразумений, которые, по их мнению, может, возбуждать проект. Иные из консисторий, соглашаясь с одними положениями проекта, находят неправильными и противуканоничными другие. Так владимирская консистория в своем отзыве считает законными и целесообразными следующие требования проекта: 1) чтобы суд духовный был гласный, 2) чтобы он был словесный, а не канцелярский, 3) чтобы решение постановлялось судьями по внутреннему убеждению, 4) чтобы обвиняемые имели право защищаться на суде. В тоже время она не разделяет воззрений комитета по другим пунктам, именно о лицах и предметах, подлежащих духовному суду, о наказаниях, об устройстве окружных судов и о прокурорском надзоре293. Но большинство консисторий держится среднего взгляда т. е. не осуждают и не одобряют целиком проекта, видят в нем существенные недостатки, как с принципиальной стороны, так и со стороны частной, но в тоже время признают законными и справедливыми некоторые его требования. Мы не будем рассматривать мнения духовных консисторий каждой в отдельности, а попытаемся свести их под один общий итог.

Рассматривая проект с разных точек зрения, консистории находят, 1) что он, прежде всего, противоречит Слову Божию, канонам вселенской церкви, истории и неизменной практике всех православных церквей. Он отчисляет из подсудности церкви всех мирян; многие дела, подлежащие духовному суду, передает в суды гражданские, отнимает судебную власть у всех епархиальных архиереев и передает ее лицам пресвитерского сана и частью архиереям, неимеющим епархий, т. е. поставляемым в антиканонические условия, уничтожает суд при кафедре епископа и создает духовно-окружные суды на несколько епархий, через что епархиальные архиереи лишаются самостоятельности в управлении епархиями, подчиняет духовенство, архиереев и духовные суды прокурорскому надзору, отменяет многие формы церковного суда м заменяет их формами гражданского судопроизводства, неприменимыми к духовному» суду; наконец, изменяет самое понятие о духовном суде, разумея под ним только суд по проступкам духовенства (отз. костромской конс.)294.

Церковь есть Богоучрежденное самостоятельно существующее общество верующих Иисуса Христа, следовательно в ней должен быть свой Богоучрежденный суд и этому суду должны подлежать все члены Церкви без всякого исключения. Господь Иисус Христос, преподавая судебную власть в Церкви апостолам словами «елика аще свяжете на земли»... и проч., не ограничил пространство этой власти подсудностью ей лиц духовного звания. Правила апостольские, соборные и отеческие, история церкви и все источники церковного права единогласно удостоверяют, что суду Церкви во все времена подвергались и духовные и миряне (отз. костромской, московской, рижской и. др. конс.)295. Изъятие комитетом из ведомства духовного суда брачных дел свидетельствует о непонимании им сущности брака, как таинства. Брак – не гражданский договор, а таинство и, как таинство, может совершаться, признаваться недействительным и расторгаться только церковью. Предоставление брачных дел ведению светского суда есть неправильное вторжение его в область церковной юрисдикции (отз. пермской конс.)296. Самый важный пункт, в котором, по мнению многих консисторий, погрешает комитет – это отнятие судебной власти у епископа. В христианской церкви духовно-судебная власть всегда принадлежала епископам. Эта власть дана от Господа Иисуса Христа Апостолам (Мф. 18:18; Ин. 20:23) и от них, во всей ее силе, передана преемникам их епископам      (I Тим. 5:20 и 4:2).

В правилах апостольских и постановлениях как вселенских так и поместных соборов везде      (пр. ап. 32; 1 вселенск. собор. 5; антиох. 4, 6, 12 и 20 и др.),      где      идет речь о суде над клириками, говорится, что они судятся у своих епископов, подвергаются от них осуждению, отлучению, извержению, и только после осуждения своим епископом клирик, если недоволен этим решением и считает себя невинно осужденным, имеет право жаловаться на решение своего епископа собору епископов (отз. костром., кишиневск., моск. и др. конс.)297. Столько же антиканонично введение в церковную иерархию безъепархиальных архиереев в качестве председателей духовно-окружных судов. По церковным правилам епископ есть или епархиальный, имеющий свою епархию, или его помощник – викарий или член Св. Синода, или, наконец, должен быть на покое. Но нигде в канонах нет указания, чтобы был еще епископ без определенной епархии. Это произвольное измышление комитета. Точно также устройство духовно-окружных судов, обнимающих своею властью несколько епархий, не имеет основания в канонах церкви, нет ни одного церковного правила, в котором был бы хотя малейший намек, что возможно судить в первой инстанции клирика, подсудного духовному суду не в его епархии и не судом его епископа, а в другой епархии судом пресвитеров, или чужих епископов, но не своего (отз. рижской и кишеневск. конс.)298.

2) Проект имеет своей задачей применить начала светских уставов 1864 года к ведомству духовного суда, но исполняет это довольно неудачно, так как во многих местах допускает отступления от них и явные противоречия принятым в основание началам. Начало отделения судебной власти от административной в светских судебных уставах проведено вполне и совершенно, в проекте же проводится только на половину, даже менее того. Духовные судьи члены окружных судов и члены судебного отделения признаются по проекту независимыми от духовной администрации, но эта независимость только видимая. Все они будут считать себя внутренно-зависимыми от своих архиереев. Архиерей рукоположил их в священный сан, под его начальством останутся они на священнослужительской должности, по окончании службы по судебному ведомству архиерей будет представлять их к наградам и подвергать суду и т. д. (отз. костром. конс.). Дела по спорам между духовными лицами, возникающими из пользования движимою и недвижимою церковной собственностью, проект передает в ведение духовной администраций и через это впадает в новое противоречие с принципом отделения суда от администрации, так как неправильное пользование церковным имуществом есть правонарушение и требует судебного решения, а не административного (отз. полоцкой конс). Гражданские судебные уставы для производства следствий установляют особые органы, проект же признает это излишним и соединяет должность следователя в одном лице с должностью духовного судьи. Проект провозглашает начало гласного, скорого и близкого для подсудных суда, но в тоже время удаляет суды из епархий на тысячи, а для некоторых епархий – на десяток тысяч верст, вводит сложные отношения и переписку между многочисленными инстанциями и должностными лицами, разделенными пространством на тысячи верст; устрояет в проектируемых духовно-окружных судах судопроизводство без обвиняемых, без свидетелей, по одним бумагам, пересылаемым через это пространство. Отсюда видно, что комитет и в применении гражданских судебных порядков также бесцеремонно распоряжается, как бесцеремонно относится к каноническим правилам, отчего и выходит, что будущий суд не то церковный, не то гражданский. Это какое-то новое творение, созданное ни по образу Божию, ни по подобию человеческому, а по чистому произволу299 (отз. рижской конс.).

3) В проекте много вымышленного или заимствованного с других слов. Часто замечаются в нем внутренние противоречия, неустойчивость, борьба различных взглядов. Изображение старого суда и его деятелей в объяснительной к проекту записке сильно преувеличено. Комитет не в состоянии был справедливо и беспристрастно отнестись к духовным консисториям и епархиальным архиереям. В его словах замечается какое-то ожесточение и раздражение. По изображению записки «в духовных консисториях господствует тупоумие, невежество, пристрастие, произвол, дикая ненависть к духовенству, низкое раболепство пред архиереями и т. д. Архиереи в судах руководствуются своими личными видами и целями, стесняют консистории, угнетают духовенство и т. д.» (отз. костром. конс.)300. В судах невозможно добиться правильного решения, в них нет ни правды, ни милости. Проект представляет много других недостатков и эти недостатки лучше всего обнаруживаются объяснительными записками. Читателя поражают в них постоянные повторения одного и того же, ложные цитаты, искажение исторических фактов, явные противоречия (напр. в одном месте записки говорится: были и должны быть три судебные инстанции, в другом – четыре, в третьем – опять три и т. п.)301, неправильные толкования церковных правил и т. п. (отз. костромск. конс.).

4) Изложенная в проекте реформа церковного суда повлечет за собой в высшей степени важные и вредные практические последствия. Устранение епархиального епископа от участия в суде, противоречащее канонам церкви и воззрениям на этот предмет других православных церквей, как нововведение, неминуемо повлечет за собой ослабление и охлаждение той нравственной связи, какая соединяет русскую церковь с восточными православными церквами. Не лучшее действие произведет она и на русский православный народ, который в течение многих веков привык смотреть на епископа как на духовного судью в его епархии. Наконец, особенно это нововведение нежелательно потому, что может подать повод к нареканиям на православную церковь со стороны христиан иноверных и раскольников.

Так отнеслись к проекту основных положений преобразования духовно-судебной части духовные консистории; нам остается проследить отношения к нему епархиальных преосвященных.

Из всех преосвященных, представивших свои отзывы о проекте духовно-судебной реформы, только один преосвященный Псковский вполне одобряет проект и безусловно принимает все его положения302. Но он не объясняет, почему так относится к проекту. Отзыв его занимает всего две страницы. Такою же краткостью отличаются отзывы о проекте преосвященных: екатеринославского, кавказского черниговского, главного священника армии и флотов, преосвященных камчатского и якутского. Из них два последние находят проект неприменимым к их епархиям по местным условиям церковной жизни. Главный священник армии и флотов в своем отзыве в несколько строк ограничивается скромным изъявлением желания, чтобы в случае привлечения полковых священников к суду, отправление священнослужения поручалось ближайшим епархиальным священникам303. Отзывы остальных упомянутых преосвященных направлены против проекта и представляют ряд отдельных кратких замечаний на те или другие положения проекта, смотря по тому, на каких из них останавливается взгляд преосвященного. Один из них (кавказский) находит противуканоничным изъятие судебной власти у епископа и распределение ее между духовными судьями, членами и председателем окружного суда304. Другому (екатеринославский) представляется правильным учреждение института единоличных судей, но незаконным и стеснительным для архиерея учреждение окружных судов305 и т. д.

За исключением приведенных мнений отзывы других преосвященных о проекте духовно-судебной реформы в большинстве случаев очень пространны и касаются разных частей проекта, в которых, по их мнению, с наибольшею ясностью выражаются основные воззрения составителей его на существо церкви. Не смотря на разнообразие в частностях, в отзывах преосвященных о проекте основных положений преобразования духовно-судебной части наблюдаются общие признаки, которые дают возможность подвести их под несколько общих категорий.

Отзывы большинства преосвященных сходны между собою по своему содержанию, по общим принципам, развитым в том или другом мнении, по внешним критическим приемам и по общему тону, каким они написаны. Это самая большая группа, к которой принадлежат отзывы преосвященных: орловского, вятского, астраханского, калужского, подольского, рязанского, полоцкого, пензенского, тамбовского, нижегородского, тверского и др. Во всех упомянутых отзывах проводится одна общая мысль, что проект преобразования духовно-судебной части как в основных принципах, так и в частностях не соответствует тем нормам, которые приняты в основу церковного правосознания в православной церкви. Основанием для такого заключения является то общее положение, что церковь есть Богоучрежденное общество верующих в Господа Иисуса Христа и во всех своих отправлениях должна руководствоваться исключительно правилами, изложенными в слове Божием и канонах церкви. С этой общей точки зрения оцениваются разные положения проекта. Так преосвященный олонецкий видит в проекте проявление бюрократического взгляда на церковь, по которому она уподобляется обыкновенному человеческому обществу. Вследствие такого взгляда извращается самое понятие церковного суда; в основу проекта полагается неправильная мысль, будто духовные суды всецело должны быть преобразованы по образу светских судов306. Точно также, по мнению преосвященных пензенского и владимирского взгляд комитета на церковный суд противоречит православному взгляду на церковь и на ее судебную власть. Церковь не есть одно из ведомств в государстве, как представляет комитет, параллельное ведомствам гражданскому, военному и морскому, а Богоучрежденное общество. Начала, выработанные юридической наукой, не могут быть вполне приложены к церковному суду. Его основания – Слово Божие и каноны церкви307. Под влиянием указанного взгляда преосвященный иркутский заподозривает самую правоспособность комитета заниматься обсуждением канонического вопроса о преобразовании церковного суда308. По словам преосвященного характер проекта обусловливается составом комитета; большинство его членов составляли светские лица, а так как спорные вопросы решались большинством голосов, то, очевидно, перевес всегда был на стороне их взглядов. Между тем из практики древней церкви известно (свидетельство от внешних Феофил. пр. 7, карф. 61), что светские лица имеют право только совещательного голоса, но не решающего. При разборе проекта преосвященные пользуются теми же критическими приемами, какие известны нам из отзывов духовных консисторий, т. е. берут известные положения проекта и указывают соответствие их или противоречие Слову Божию, канонам, практике православной церкви и практические последствия. С особенной силою преосвященные восстают против предположения комитета об изъятии судебной власти у епископа. В их отзывах неоднократно и настойчиво проводится мысль, что судебная власть принадлежит епископу на основании вероучения и многовековой практики православной церкви. Некоторые в подтверждение этого ссылаются на учение отцов церкви: Игнатия Богоносца и Киприана (отз. астрах. преосв.)309. Соображения преосвященных относительно проекта основных положений преобразования духовно-судебной части сводятся к следующим положениям. 1) Проект неправильно отделяет судебную власть от епископа, 2) исключает из подсудности церкви мирян в послушников, 3) передает бракоразводные дела суду светскому, через все это он становится в противоречие с учением Слова Божия (1Тим. 5:19–21; Мф. 18:15–18), правил св. апостолов, вселенских и поместных соборов и св. отец; 4) идет наперекор учению догматических и символических книг православной церкви и угрожает превратить ее из православной в пресвитерианскую; 5) идет вопреки тысячелетней церковной практике, действующей доныне во всей восточно-кафолической церкви; 6) усиливается подорвать силу и значение таинства брака, настаивая на передаче известного круга брачных дел в светские суды; 7) проект неудобоисполним по важным практическим затруднениям, отменяя суды епархиальные и вводя на место их окружные; 8) осуществление предположенного преобразования духовно-судебной части отразится вредными и опасными последствиями на отношениях к ней иноверных христиан и особенно раскольников. Кроме этих общих положений в некоторых отзывах, предлагаются частные замечания на отдельные статьи проекта. Сходство разных отзывов в критических приемах объясняется отчасти тем, что многими преосвященными при разборе проекта приняты были в соображение: сочинение, изданное Елагиным в 1873 году «предполагаемая реформа церковного суда» и мнения члена комитета Лаврова310. На них по местам делаются и ссылки311. Иные из преосвященных, считая излишним вдаваться в подробное обсуждение проекта, прямо отсылают читателя к вышеназванному сочинению, в котором, по их словам, полно, основательно и благонамеренно раскрыта вся несообразность проекта с Словом Божиим, канонами св. вселенских соборов и с многовековою практикой церкви (отз. уфимск. преосв., могилевского, оренбургского). Оспаривая те положения проекта, которые, по мнению преосвященных, составляют отступление от канонических устоев православной церкви, большинство из них сочувственно относится к лучшим предположениям комитета, таковы: 1) введение гласности суда (хотя и не в такой степени, как предполагает комитет); 2) замена письменного судопроизводства словесным; 3) решение дел на основании личного убеждения судьи и т. п. Самый тон рассуждений преосвященных в большинстве случаев спокойный и беспристрастный. В проекте, составленном комитетом, они видят лишь неудачную попытку преобразования церковного суда, но не отрицают неотложности и необходимости церковно-судной реформы. Протестуя против проекта, они сознаются, что действующий устав духовных консисторий нужно во многом изменить, восполнить и приноровить к новому своду законов и к новым судебным учреждениям.

В другом совершенно тоне написаны отзывы преосвященных: уфимского, костромского, саратовского и киевского. Они не хотят признать необходимости церковно-судной реформы. Настойчивое заявление со стороны духовенства и общества о необходимости реформы духовных судов для них не существует. По словам одного из них – «это вопли только либералов газетчиков, в числе которых есть и члены комитета. А из духовных какие н. двадцать, тридцать борзописцев, поставляющих себе за честь и удовольствие помещать всякую грязь на страницах человекоугодливой газеты «Современность», не могут считаться представителями всего духовенства»312 (отз. уфимского преосв.). Общественное мнение, по убеждению преосвященного, решительно против всяких нововведений в церкви. В частности возникновение мысли об отделении судебной власти от административной преосвященный возводит ко времени французской революции 1789 года, а в настоящее время, по его заявлению, эта мысль настойчиво повторяется только людьми «вольного духа, заносчивого, дурного характера, которые не терпят никакой подчиненности».

По словам другого преосвященного, недовольство состоянием церковного суда заявляется только лицами враждебного православию направления. Эти недовольные – клеветники. «Они не только в частных разговорах, но и в просьбах Святейшему Синоду не совестятся выдумывать на свое начальство всякие лжи и клеветы, ни с чем несообразные (отз. костром. преосв.)313. Понятно, как при таком общем взгляде на духовно-судебную реформу можно смотреть на проект комитета. В глазах преосвященных упомянутого лагеря проект является продуктом «духа времени, враждебного церкви», «веянием либерализма». Что касается частных сторон в проекте, то отделение судебной власти от администрации «придумано коварным умом»314 для того, чтобы освободиться от влияния церкви; изъятие брачных дел из ведения духовного суда, – чтобы вообще ослабить брачные узы, связываемые таинством. Комитет не находит достаточно мрачных красок для изображения состояния непреобразованных духовных судов и это придумано намеренно, чтобы оскорбить и опозорить русских архиереев и духовные консистории315. Осуществление предположений комитета будет сопровождаться в высшей степени вредными для общества и духовенства последствиями. Одно отнятие у архиереев права суда совершенно ослабит власть и влияние их на духовенство. «От этого произойдет в духовенстве большая распущенность, разовьется дух республиканский, дух своеволия, необузданности, который легко может передаваться и прихожанам. Это может служить лучшею подготовкою к революции, которая бывает естественным, неизбежным последствием развития республиканского духа (либерализма) в народе» (отз. уфимск. преосв.)316.

Из всех отзывов преосвященных о проекте основных положений преобразования духовно-судебной части, помещенных в I и II томах, выдаются отзывы троих преосвященных: пермского, московского и волынского. Рассуждения их авторов отличаются самостоятельностью и по местам оригинальностью. Отзыв пермского преосвященного Антония занимает до 185 стр. и представляет всесторонний и основательный разбор проекта. Составитель отзыва не увлекается проектом, но шаг за шагом разбирает его положения. Во всем разборе преосвященный следует одним и тем же критическим приемам, выписывает сначала статью проекта в буквальной редакции, сопоставляет эту статью с другими статьями проекта и местами объяснительных записок, имеющих отношение к ней; иногда преосвященный пользуется при сопоставлении статьями судебных уставов, уложения о наказаниях, устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, подходящих по содержанию к статьям проекта. На основании этих данных, преосвященный делает общие критические положения касательно содержания каждой разбираемой статьи. Для читателя, таким образом, с наглядной очевидностью и неопровержимыми доводами раскрываются: 1) внутренние противоречия между различными статьями проекта, 2) противоречия его с объяснительными записками, 3) противоречия с судебными уставами и памятниками церковного законодательства.

Для наглядного знакомства с критическими приемами преосвященного достаточно привести одно место из его отзыва. Статья 9 проекта гласит: власть духовного судьи простирается на определенный участок епархии, власть духовно-окружного суда простирается на несколько епархий, образующих духовно-судебный округ.

I. «На стр. 70-й ч. II-й объяснительной к проекту записки сказано: суд областнаго собора являлся единственно законным органом правосудия древней церкви, и не казался ни для кого затруднительным, ибо епископския епархии (παροικίαι) по большей части обнимали один город с принадлежащими к нему селениями и местами, а область митрополита (ἐπἀρχια provincia) обнимала несколько таких городов. В ст. 77 учр. суд. уст. сказано: окружный суд учреждается на несколько уездов.

II. На стр. 15-й краткой объяснительной записки сказано: для преобразования духовно-судебной части необходимы те самые меры, какие были приняты для преобразования судебной части по гражданскому, военному и морскому ведомствам, необходимо учредить суды более близкие к подсудимым. На стр. 19-й ч. IV объяснительной записки сказано: мысли церковного правительства, учредившего комитет, а равно и работы последнего клонятся к тому, чтобы обеспечить для духовенства и дать ему, по возможности, суд скорый, правый и близкий. На стр. 8-й ч. II-й отдаленный суд не может действовать ни с надлежащей быстротою, ни с надлежащим успехом; ибо многие обстоятельства дела, которые могут быть известны ближайшим судьям, имеющим возможность разобрать дело на месте и лично выслушать подсудимых и свидетелей, остаются или вовсе неизвестными, или неправильно сообщенными судьям отдаленным, лишенным возможности самим проверить их.

III. На стр. 18 краткой объяснит. записки сказано: хотя духовно-окружной суд для некоторых местностей будет отстоять дальше, нежели епархиальный город, но духовенство этим не будет тяготиться. Существующие пароходные сообщения и железные дороги уже и ныне представляют духовенству многих соседних между собою епархий более удобств для сообщения с городами этих епархий, чем с своим епархиальным городом, а сооружаемые вновь железные пути еще более, с течением времени, облегчат сообщение с предполагаемыми духовно-окружными судами, которые должны находиться в более населенных и более центральных пунктах.

IV. На стр. 18-й ч. I-й объяснит. записки сказано: цель всякого узаконения – улучшить положение того сословия и общества, для которых оно предназначается.

Ha стр. 5-й III ч. священно-церковнослужители православного ведомства обыкновенно люди бедные, живущие на средства от службы, люди, которым самое звание и служба не позволяют пользоваться общими средствами пропитания и приобретения, как то: заниматься куплею, торговлею и тому подобными промыслами.

На стр. 128-й той же части некоторые судные издержки ни в каком случае не могут быть приняты на счет правительства, напр. издержки на вызов свидетелей, требуемых обвиняемым. На основании всех этих извлечений составитель отзыва делает общий вывод относительно учреждения духовно-окружных судов: 1) Проектирование духовно-окружных судов, простирающих свою власть на несколько епархий, идет в прямой разрез не только с нуждами духовенства и потребностями суда духовного, но и с учреждением комитета, проектировавшего ввести суд близкий к подсудимым; 2) так как существующие пароходные сообщения по рекам Каме и Тоболу ограничиваются только пятью месяцами в году, и водяные пути соприкасаются только к весьма немногим местностям, а железных дорог здесь нет, и предполагаются к постройке только от Перми на Екатеринбург и на Вятку, то для предположения, что духовенство не будет тяготиться учреждением судов в Казани и Тобольске, в городах известных ему только по слухам и книгам, оказываются необходимыми кроме изложенных в записке еще какие-либо основания», и 3) если устроение новых судов имеет целью улучшение положения духовенства и если это духовенство, обыкновенно люди бедные, а между тем в проекте предполагаются для него значительные, или непосильные, или граничащие с разорением судебные издержки, то естественно быть вопросу и о том – преступление ли, или явка в суд для оправдания будут сопровождаться тогда для подсудимого последствиями тягчайшими317.

Отличительная особенность отзыва московского митрополита состоит в том, что преосвященный в проекте комитета 12 января 1873 года усматривает стремление уничтожить непосредственный архиерейский суд и заменить его судом внешним. Преосвященный жалуется, что ведомство непосредственного архиерейского суда и без того было не обширно, между тем в комитетском проекте суду духовному, архипастырскому совершенно не дано никакого места. Наказания, имеющие духовный характер – епитимии, поклоны изгнаны из проекта совершенно, право непосредственного архипастырского суда заменено административным правом начальства налагать без суда три взыскания: замечание, выговор и временное испытание в архиерейском доме до 2-х недель. По мысли преосвященного такое направление проекта противоречит Слову Божию; право непосредственного архипастырского суда нужно не уничтожать, а совсем наоборот следует расширить его действие. Этого требуют: обетование Спасителя апостолам о предоставлении им власти вязать и решить и практические соображения. Епископ есть глава религиозного и церковного общества. Между ним и пасомыми должны существовать такие же отношения, какие существуют между отцом и его детьми. И как отцу семейства свойственно судить некоторые проступки домочадцев своим домашним судом, так и епископу необходимо предоставить права единоличного внутреннего суда. Это послужит к устранению многих прискорбных явлений в отношениях между клириками, напр. взаимных ссор между духовными лицами. Преосвященный намечает и пределы, которые, по его мнению, должны определять юрисдикцию непосредственного архиерейского суда. «Признаю возможным и обещающим благие последствия, – говорит он318, – чтобы архипастырскому суду подчинены были все проступки, или лучше сказать, все грехи духовных лиц против благоповедения и всякое нарушение благоговения во время отправления богослужения, а затем все проступки духовных лиц против должности, за исключением, разумеется, подсудных светскому суду, должны подлежать формальному духовному суду. Образ производства непосредственного суда состоит в личном и негласном испытании архиереем совести духовного суда. Архиерею, как духовному отцу всех клириков, принадлежит власть этого суда. Производство сего суда архиерей может поручать общим духовникам духовных лиц, или другим доверенным священникам. Последствиями сего суда могут быть внушение, замечание и выговор, поклоны наедине или в церкви, клиросное или другое послушание в архиерейском доме, монастыре или соборной церкви, а в важных и тайных случаях запрещение священнослужения. На приговоры архиерея, налагаемые в порядке сего суда, жалобы не допускаются»319.

Отзыв волынского преосвященного замечателен в том отношении, что он всю сущность проекта полагает в лишении епархиальных архиереев права суда и передаче этой власти Обер-Прокурору Св. Синода. В учреждении прокурорского надзора, зависящего во всех действиях непосредственно от Обер-Прокурора Св. Синода, преосвященный видит подчинение духовных лиц Обер-Прокурору, на подобие закрепощения крестьян. «Православные священники, – рассуждает составитель отзыва, – имея над собою постоянный прокурорский надзор, устремленный к обвинению одних только их, будут поставлены через это в положение арестантов, присужденных подлежать ежеминутно прокурорскому обвинению»320. Расширение власти Обер-Прокурора через передачу ему архиерейских прав, по мнению преосвященного: 1) обидно для духовенства, 2) стеснительно для него, 3) неприлично, 4) несправедливо и 5) вредно для православной церкви.

Глава V

Отношение духовной и светской литературы к вопросам духовно-судебной реформы. Неудовлетворительность существующих форм судоустройства и судопроизводства в духовном ведомстве – исходный пункт всех рассуждений литературы по означенным вопросам. Желательные улучшения в духовно-судебной юрисдикции. Принцип отделения суда от администрации и централизация судной власти в лице епархиального архиерея. Разногласие органов литературы относительно определения границ, в каких принцип разграничения судебной власти от административной и обвинительной, составляющий принадлежность светских судебных уставов, может быть применен в духовных судах. Аргументация защитников полного применения означенного принципа к духовно-судебной юрисдикции. Возражения их литературных противников. Отношение печати к вопросу о сокращении церковной юрисдикции и передаче брачных дел из ведомства духовного суда в светский. Затишье в литературной полемике, наступившее к началу 1874 года и дальнейшая литературная судьба вопроса о преобразовании судебной части в духовном ведомстве.

Безуспешный исход попытки к общему и коренному преобразованию духовно-судебной части. Учреждение комиссии 1876 года для устранения злоупотреблений в судопроизводстве по брачным делам. Отсутствие в законодательстве устойчивых и точных границ в определении подсудности брачных дел. Попытки к секуляризации брачного процесса, начиная со времени Петровской реформы и в первой половине текущего столетия. Изменения, проектированные в производстве брачных дел комиссией по составлению судебных уставов 1864 года и комитетом 1870 года по преобразованию духовно-судебной части. Работы комиссии 1876 года. Ее соображения относительно недостатков существующего порядка судопроизводства по брачным делам и предположение о передаче этих дел в ведомство светского суда. Основания в пользу исключения брачных дел из подсудности духовному суду. Разногласие членов Св. Синода при обсуждении предположений комиссии 1876 года об изменениях в брачном процессе. Соображения, приводившиеся четырьмя членами в пользу оставления брачных дел в ведении духовного суда. Согласительный проект, предложенный на обсуждение Св. Синода Обер-прокурором, графом Толстым. Безуспешность попытки к соглашению членов Св. Синода.

Работы комитета по преобразованию духовно-судебной части происходили негласно и, если делались отчасти известными обществу, то путем неясных и иногда заведомо ложных слухов. Такое обсуждение вопроса, имеющего громадное жизненное значение и глубоко заинтересовавшего общество, едва ли могло внушить особенное доверие работам комитета. Поэтому, весьма важно было, когда одновременно и рядом с официальными работами по преобразованию духовно-судебной части, обсуждением вопроса занялась текущая духовная и светская литература. В лице своих органов, она горячо отнеслась к заинтересовавшему общество вопросу и открыла столбцы газет и страницы журналов для его обсуждения. В виду того, что все статьи, появившиеся в самый разгар литературных прений по церковно-судебным вопросам, (начиная с 1870 года и кончая приблизительно 1877 годом), касаются по преимуществу нескольких главных пунктов, составляющих сущность проектированной церковно-судебной реформы и часто повторяются по одному и тому же вопросу, мы считаем лишним обозревать каждую из них в отдельности; вместо этого остановимся на нескольких основных вопросах, на которые было обращено главное внимание периодической печати, и изложим мнение последней по ним с возможной подробностью и обстоятельностью.

Самой обильной темой и исходной точкой для рассуждений литературы по вопросам церковно-судебной реформы является вопрос об общей постановке непреобразованных духовных судов и образе производства в них дел. «Жизнь со всеми ее разнообразными требованиями давным-давно опередила существующие принципы церковного судоустройства. Даже самые коренные основы современной нам церковно-судебной практики, по указанию горького опыта, утратили свое практическое значение и, так сказать, свою устойчивость. При нынешнем церковном судоустройстве правосудие неизбежно должно страдать, вследствие смешения чисто юридических понятий с нравственными.... одним словом, существуют непримиримые противоречия между судебными порядками в среде духовенства и новыми юридическими понятиями, выработанными наукой и положенными в основу наших судебных учреждений по гражданскому ведомству... Поэтому, преобразуя церковный суд, необходимо изменить не внешние только формы его, а самые основания их, нужно изменить самую систему во всей полноте, поставить более разумные начала и сообразно с ними создать новую систему, новые формы для суда». Такое отношение к установившимся порядкам церковного суда составляет едва ли не общее явление и прежде всего, бросается в глаза в каждой газетной и журнальной статье, имеющей своим предметом церковно-судебную реформу. Особенно рельефно крайности духовного судопроизводства изображены профессором Московского университета Н. К. Соколовым в его статьях о духовном суде, напечатанных в «Православном Обозрении» за 1870 г. (Май–Июнь)321.

Все недостатки духовного судопроизводства и происходящие от них следствия, по его мнению, зависят не от каких-нибудь частных случайных причин, а кроются в существе самых начал, лежащих в основе развития судебного процесса. Первая и главная из причин неудовлетворительности заключается в отсутствии одного цельного и строго определенного действующего законоположения, которое обнимало бы все юридические вопросы, могущие возникать в церковно-судебной практике. Устав духовных консисторий по своей неудовлетворительности и отсталости не может заменить такое законоположение. При отсутствии определенного формулированного устава церковного судопроизводства, при постоянном смешении нравственных начал с юридическими, отправление правосудия естественно не может быть поставлено в правильные и законные границы. Духовная власть, нестесняемая в судебной деятельности определенными рамками, может карать и миловать по личному усмотрению, руководствуясь соображениями чисто субъективного характера. Одно из существеннейших условий правильности, законности и твердости всех отправлений правосудия может быть достигнуто только в том случае, когда будет выработано для церковно-судебной практики строго-определенное основание в полном и систематическом собрании законов, действующих в церкви, когда оно будет поставлено на почву строгой законности, которая устраняла бы влияние произвола власти и личного усмотрения, как в определении фактических отношений, так и в приложении к ним законодательных норм. Другое необходимое условие, составляющее conditio sine qua non церковно-судебной реформы, заключается в полной самостоятельности и отдельности церковно-судебной юрисдикции. Епархиальный духовный суд не удовлетворяет этому требованию. Он не отделен от администрации и находится под сильным давлением последней в ущерб для целей правосудия, благодаря сосредоточению в одних руках и административной и судебной власти. В собственно судебной деятельности существует полное смешение разнородных судебных отправлений. Все функции судебной власти соединены в одном лице епархиального архиерея. Ему принадлежит обвинительная власть, т. е. право предания преступника суду; он назначает уполномоченных для исследования факта преступления (следственная), от него же зависит и окончательный приговор (судебная в тесном смысле слова). Наконец, он же составляет и апелляционную инстанцию – ему должны быть приносимы жалобы на действия различных лиц, которым он поручает исполнительную часть дела. Консистория не есть судебная инстанция с самостоятельною юрисдикцией. По своим отношениям к епархиальному архиерею она скорее его официальная канцелярия, имеющая производить подготовительную работу по делам в нее вступающим, которую потом чужая рука будет заканчивать. В ней существует тоже смешение судебной деятельности с административной. В остальном причины неудовлетворительности существующего духовного судопроизводства сводятся к следующему: 1) отсутствие низших судебных инстанций с самостоятельной юрисдикцией производит чрезмерное скопление всякого рода дел в одном епархиальном учреждении в ущерб правильности и быстроте судебных отправлений; 2) в отношении к судопроизводству недостаточно выяснено и установлено пространство духовного суда и не определена подсудность лиц духовных; 3) формы предварительного следствия совершенно устарели и основания их в прежнем судопроизводстве теперь уже преобразованы и отменены законодательною властью; следовательно, существование их остается без фундамента; 4) духовный процесс с преобладающим значением следственного элемента, облеченный в письменную форму, не представляет никаких достаточных средств для убеждения в фактической истине со стороны судьи и для охранения и защиты своих прав со стороны подсудимого; 5) наконец, порядок обжалования решений епархиального суда и рассмотрения апелляционных и кассационных отзывов и протестов устроен так, что не представляет для стороны обвиняемой достаточных средств к ограждению своей невинности и восстановлению своих прав.

Таковы в общих чертах недостатки духовного судопроизводства, представляющие неодолимые препятствия для правильного и законного отправления правосудия322.

Но если существующее церковное судопроизводство неудовлетворительно и неудовлетворительность эта заключается не в частных проявлениях, а кроется в существе самих начал, лежащих в основе существующей церковной юрисдикции, то в силу логической необходимости является потребность изменить существующие формы духовного судопроизводства так, чтобы они, отвечая современным потребностям и не противореча каноническим устоям, в состоянии были обеспечить правильное и законное течение судебного процесса. Где же взять те устои, которые могли бы служить руководственными началами при проектировании изменений в духовно-судебной юрисдикции?

Церковный суд должен отвечать современным запросам и в этом только случае он может представить прочные гарантии для правильного отправления правосудия: следовательно, основные начала, добытые современной юридической наукой и примененные уже в светском судопроизводстве, должны быть применены и в области его юрисдикции. Но безусловное применение этих начал, возможное в светском судебном процессе, подчиняющемся в своем развитии общему закону прогресса, не возможно в духовном судопроизводстве по той причине, что в православной церкви существуют свои неизменные начала, положенные Спасителем и апостолами. Эти начала, определяющие основное устройство церкви, должны постепенно сохранять свое значение и сдерживать увлечение результатами, добытыми современной юридической наукой. Отсюда логически возникал вопрос, в чем же заключаются эти неизменные начала по отношению к духовно-судебной юрисдикции? Литература подробно останавливалась на выяснении этого основного вопроса. В свое время в разных органах периодической печати по поводу его помещено было много статей. Кроме известных нам статей профессора Московского университета H. К. Соколова укажем на следующие: «О духовном суде, в виду предположений духовно-судебной реформы» Т. В. Барсова (Христ. Чт. за 1873 г. кн. 3); его же в Хр. Чт. за 1870 г. ч. 2); в «Прибавлениях к твор. св. от.» – «Новый вопрос в православной Русской церкви» A. Ф. Лаврова (1871 г. кн. 2 и 1872 г. кн. 4); отдельная книга: «предполагаемая реформа церковного суда» изд. Елагина, в газете «Голосу» 1871 г. №№ 115 и 116.

Главные усилия литературы при обсуждении вопросов церковно-судебной реформы направлены были к уяснению преимущественно двух самых капитальных вопросов: первый заключался в том, в какой мере принцип разграничения суда от администрации может быть применен к церковным судам и имеет ли основание в канонических правилах централизация судной власти в одном лице епархиального архиерея, второй касался сокращения церковной юрисдикции – передачи некоторых из дел, подсудных церковному суду, в ведение светского суда. Не трудно было предвидеть, что первый из них возбудит самые горячие споры и составит центр и средоточие литературных прений. Всмотримся глубже, и мы увидим, что принцип самостоятельности судебных функций и независимости их от других видов власти, добытый современным юридическим знанием и широко примененный в современных законодательствах, составляет краеугольный камень духовно-судебной реформы. С ним теснейшим образом связан самый вопрос о возможности улучшений в духовно-судебном процессе. Улучшение частностей судебного устройства, – введение выборного начала судей, гласности судопроизводства и др., – нисколько не подвинуло бы дело реформы вперед, если бы суд остался в руках администрации и ей предоставлено было право давать ему направление и постановлять приговоры по судебным делам. Не удивительно поэтому, что по поводу его в литературе возникли разногласия, перешедшие потом в оживленную и запальчивую полемику. Большинство органов печати, преимущественно светская литература и из духовных изданий «Православное Обозрение» и ,,Церковно-Общественный Вестник», доказывали необходимость полного применения в духовном ведомстве принципа отделения суда от администрации и разъясняли, что в существе и свойствах этого начала нет и не может быть ничего противного догматическим основаниям правильного церковного устройства323. Меньшинство изданий–местные духовные органы во главе с органом Московской Духовной академии («Прибавления к твор. св. от.») высказывались за сохранение судной власти в лице епархиального архиерея, заявляя, что принцип нераздельности властей в духовном ведомстве основан на божественном праве, что епископ jure divino есть и непременно должен быть и судьею и администратором324.

Сущность доводов защитников принципа отделения суда от администрации заключалась в следующем. В Евангелии и Апостольских посланиях находится несколько мест, относящихся к церковно-судебной деятельности. Между ними первое место по своему значению занимает известное изречение Спасителя о согрешившем брате: «Если согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним. Если послушает тебя, то приобрел ты брата своего. Если же не послушает, возьми с собою еще одного, или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово. Если не послушает их, скажи церкви, а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе, и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе.... (Мф. 18:15–18)». В другом месте (1Тим. 5:19) Апостол, делая Тимофею различные наставления об устройстве Ефесской церкви, предписывает не иначе принимать обвинение на пресвитера, как при двух или трех свидетелях. В двух местах Св. Писания, касающихся церковно-судебной деятельности, идет речь о внешних гражданских отношениях членов церкви. В Евангелии от Луки повествуется, что однажды некто из народа, слушавшего проповедь Спасителя, обратился к нему с такою просьбою: учитель, скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство. Он же сказал человеку тому: кто поставил меня судить или делить вас? Этими словами Основатель церкви показал, что его церковь не может иметь самостоятельной юрисдикции в делах гражданских, но она может приобрести ее под условием уполномочения со стороны законной власти, на что указывает вопрос Спасителя: кто поставил Меня судить вас? Другой способ указывает Апостол Павел в 1-м послании к Коринфской церкви (гл. 6). В этом месте он дает наставление, как должны христиане поступать в гражданских спорных исках и тяжбах, – сохраняя достоинство своего высокого звания: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых (т. е. у язычников), а не у святых (т. е. христиан)? Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела?... К стыду вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими?.... (ст. 1–5)». Наконец, в двух местах представляются два опыта чрезвычайного апостольского суда (1 Kop. 5:3–5; 1Тим. 1:19–20).

Из этих важных указаний священных новозаветных книг, по мнению защитников мысли о раздельности судебной и административной властей, с несомненною ясностью вытекают два главные положения: 1) что судебная власть принадлежит церкви неотъемлемо по самой ее природе, и основывается на ясных и определенных полномочиях, данных церкви ее Основателем; 2) что на основании приведенных мест нельзя говорить что-нибудь о церковно-судебной власти в том смысле и в тех определенных чертах, в каких она представляется в лице епархиального архиерея, что они имеют в виду не внешний суд церкви, а внутренний, суд над совестью, не подлежащий никаким процессуальным определениям. Последняя мысль разделяется, впрочем, не всеми из поборников мысли о независимости судебной власти от административной. Соколов в разъяснение первого листа (Еван. Мф. 18:15–18) замечает: «что в словах Спасителя идет речь не об одном суде совести, суде над внутренними помыслами и душевными расположениями, но разумеется суд над внешними, общественными отношениями внутри церкви, между ее членами, – это очевидно из прямого смысла слов: говорится не о тайном грехе, но о действии, направленном против брата, о средствах к примирению, о свидетелях, о публичном суде пред целым обществом церковным»325. необходимо различать, по его мнению, суд троякого рода: внутренний – над совестью человека, внешний, – основанный на нравственных началах, лишенный определенных юридических форм, и в собственном смысле юридический, – подлежащий процессуальным определениям. Возьмем суд отца над своими детьми. В нем могут быть и обвинение, и жалоба, и свидетели, и изобличение поступка и устрашение, как цель разбирательства; в нем также не должно быть пристрастия к той или другой стороне. По всем этим признакам он необходимо будет суд внешний, а не внутренний; но в нем ничего не будет юридического, потому что весь он основан на чисто нравственных началах. Во всех местах Св. Писания, относящихся к церковно-судебной деятельности, ничего не говорится ни об организации судебной власти, ни о формах судебной деятельности; в них имеется в виду церковный суд, проникнутый нравственными началами, подобие которому может представлять отчасти суд отца в семействе; а не суд, основанный на юридических началах. Этот суд есть произведение уже позднейшего времени. Вообще, в духовном суде необходимо различать две стороны – нравственную и юридическую. «Первая, согласно с первоначальною и основною идеею церковного суда, должна неотъемлемо принадлежать епископу и вполне сообразна с духовным характером его сана. Эта именно сторона суда разумеется в Св. Писании. Вторая, как возникшая вследствие исторических потребностей церковной жизни, может быть поставлена отдельно. Первая постоянно присуща существу церковной власти, основана на догматических началах иерархического устройства; вторая – временная, изменяющаяся, не имеющая прямой связи с существом церкви, может проявляться в тех или других формах. Первая для своего отправления требует духовных благодатных даров (права вязать и решить), полнота которых заключается в епископстве, вторая чисто юридическая может быть поручена церковною властию различным органам, производиться в различных формах по требованию временных обстоятельств церковной жизни и к догматическим основаниям церковного устройства не относится»326.

Что касается второго главного основания для духовного суда – церковных правил, то и оно, по мнению защитников мысли об отделении суда от администрации, не может служить оправданием существующего устройства духовного суда, главный порок которого заключается в крайней централизации, в средоточении всех видов власти в одном лице епархиального начальника и в постоянном смешении духовно-нравственных прав епископского сана, которым он облечен, с юридическими правами его внешнего положения. В этом можно убедиться, проследив процесс постепенного образования и развития церковного суда. Основные начала судебной деятельности церкви, начертанные в учении Спасителя и апостолов, явились зерном, из которого впоследствии развилась стройная организация церковного суда с разнообразными формами и приемами действования. Из правил Апостольских, представляющих единственный памятник канонического устройства и управления церкви, относящийся к после-апостольскому времени (с 1–2 век) видно, что в церкви действительно установились и начали развиваться те формы суда, основание для которых было указано в Св. Писании. Возрастающие потребности церкви и постепенно осложняющиеся отношения ее членов потребовали соответствующего развития и осложнения церковно-судебной деятельности. Уже в эту эпоху суд по делам церковным начинает принимать некоторые постоянные формы и становится предметом канонической регламентации. Но, в общем, он продолжает сохранять свой первоначальный характер и приближается к тому порядку суда, который существовал в апостольское время. Здесь нет еще строгого различения между духовной властью епископа, как правителя дома Божия, и властью юридической, внешнею, и нравственные принципы смешиваются с юридическими. В нем, поэтому, нельзя искать основания для устройства церковного суда в том виде и в тех определенных чертах, в каких он представляется в настоящее время. Более обильный материал для выводов в отношении к вопросу о церковном суде, его устройстве и производстве представляет период вселенских и поместных соборов. На основании канонических и исторических данных, представляемых древними церковным законодательством и практикой вселенских и поместных соборов, можно установить следующие общие положения: 1) В церкви с самого ее начала образовался свой отдельный круг предметов и отношений, законодательные нормы для которых созданы были ею самою и на основании ее внутренних начал. К области самостоятельной церковной юрисдикции отнесены все вопросы о предметах веры, христианской морали и все те церковные права, которые созданы церковью на почве церковных отношений и которые раздаются и отнимаются под условиями, определенными самою церковью. 2) Признавая суд по всем этим предметам своим собственным, церковь производила его по своим собственным законам, канонам, которые были выработаны церковной властью самостоятельно и не заимствованы ниоткуда. 3) Для суда по этим предметам в церкви существовали особые, отдельные от государственных, учреждения.

Рассматривая положительное законодательство вселенских и поместных соборов относительно церковного суда, нужно заметить, что их определения касаются только существеннейших сторон судебной деятельности церковной власти. Но в них не встретишь указаний на очень многие стороны судебного процесса, которые имеют весьма важное значение для отправления правосудия. В них, напр., ничего не говорится ни о порядке привлечения к суду, ни о производстве дознания, пи о допросах, ни о доказательствах, ни о составлении приговора и т. д. Так как с течением времени круг общественной деятельности иерархии расширялся, вместе с тем делались гораздо разнообразнее и сложнее внутренние отношения в ней самой и внешнее соприкосновение ее с другими сферами жизни, вследствие этого в сложных судебных процессах невозможно было уже довольствоваться простыми моральными правилами и несложными формами отеческого патриархального разбирательства, то простая надобность побуждала сообщить духовному суду правильные и постоянные формы. Но откуда было заимствовать их? Естественнее всего было обратиться к римскому праву и усвоить из него некоторые формы судебного процесса, применив их настолько, насколько позволяли особенности духовного суда, определяемые характером лиц и дел, подсудных церковной власти. Действительно, многие из правил, определяющие организацию общих судов в империи и основанные на общих требованиях здравого юридического смысла, перенесены без всяких изменений из римского права в каноническое. «Почти весь внешний строй, все главнейшие правила, определяющие движение и порядок судебной процедуры, были перенесены из римского права в каноническое, усвоены в практике церковною властию и отчасти перешли в самый церковный канон. Мало этого, даже основной принцип, характеризующий все направление процесса – обвинение с состязательным характером – удержался в церковном судопроизводстве»327. Такую же судьбу испытала и идея нераздельности властвования и на ней основанное соединение в одном лице суда, администрации, законодательства и исполнительной власти. Она не есть церковно-каноническая идея, а общая идея всего византийско-римского мира, господствующая в византийско-императорском праве, откуда она сама собою перешла в каноническое законодательство.

Таким образом, хотя в церковных правилах и содержится указание на совмещение в лице епархиального архиерея власти судебной и административной, но это общее понятие о епископской власти нигде в канонах ясно не выражено и не формулировано – в правилах судья духовный не различается от судьи внешнего, стало быть, оно не обязательно и принадлежит к той области порядков и форм, которые слагались под влиянием стихий государственных.

Должна ли теперь иметь значение неизменного догмата идея нераздельности властей, представляющая скорее продукт греко-римского мира, чем неизменное начало самой церкви, другими словами, – имеет ли право церковь изменить по своему усмотрению указанное начало? Возникал, таким образом, весьма важный вопрос об обязательности для всех веков и народов, о неизменяемости постановлений, правил церковных, касающихся не учения веры, но церковной организации. Сознавая всю важность его, сторонники полного проведения в церковном суде принципа отделения суда от администрации уделили уяснению его значительную долю внимания; в их статьях можно найти довольно подробное и обстоятельное разъяснение той мысли, что церковь всегда имеет право изменять те или другие правила, касающиеся внешнего устройства и неимеющие догматического значения. Более ясно и определенно мысль эта развита в известных нам статьях о духовном суде Н. К. Соколова и в Церковно Общественном Вестнике за 1874 г. В последнем издании помещен целый ряд статей (№№ 83–88), представляющих подробное обозрение канонических правил. Правила различаются: касающиеся догматических истин и носящие характер неизменности и касающиеся церковной администрации и юрисдикции; последние не имеют непреложного характера и могут изменяться, сообразно обстоятельствам времени. Автор исторически доказывает, что церковные правила, касающиеся разных вопросов не догматического характера, в разные времена подвергались весьма существенным изменениям и что многие из них давно уже не соблюдаются на практике, в частности, изменяемость правил, относящихся к церковному суду, доказывается изменениями, бывшими в разное время в судебном процессе. Еще резче и определеннее мысль эта выражена в Петербургской газете «Голос». «Все древнее церковное судоустройство, – замечает автор передовой статьи, помещенной за 1871 год № 116, – хотя и основанное на церковных канонах, не имеет догматически обязательного значения. Скажем более: даже некоторые из самих правил церковных, утвержденных собором, для нашего времени должны утратить силу церковного закона, так как они и при самом формулировании их церковною законодательною властию, не предназначались для всеобщего и постоянного действования (Неокесс. 7, 11, 15), а вызваны историческими обстоятельствами и местными условиями частных церквей. Все вообще древние церковные правила важны для нас не столько сами по себе, сколько по тем основным принципам, которые в них проводятся, и по тому внутреннему характеру, которым они проникнуты. Все же внешнее и условное в них составляет, так сказать, исторический нарост, необязательный для последующего времени».

Итак, если правила, касающиеся внешней организации церкви, не имеют догматически обязательного значения и подлежат изменению, если, далее, принцип нераздельности судебно-административной властей относится именно к внешнему устройству церкви, не затрагивает ни одного из догматов церкви и представляет случайное наслоение, перенесенное в каноническое право из греко-римского, то, понятно, не может быть никаких препятствий для полного проведения в церковно-судебную юрисдикцию противоположного принципа самостоятельности судебных функций и независимости их от других видов власти, без которого не может быть и речи о нравственном и рациональном устройстве всякого суда, а тем более церковного представляющего поразительное смешение нравственных понятий с юридическими и господство полного произвола и личных соображений епархиальной власти.

Изложенными соображениями исчерпывается сущность аргументации, приводимой защитниками принципа отделения суда от администрации.

Главные усилия их литературных противников направлены были к разъяснению и доказательству того основного положения, что судебная власть неразрывна с полномочиями епископского сана, что епископ jure divino есть и главный судья в своей епархии. Сущность их аргументации сосредоточена была в трех главных положениях: 1) В Слове Божием содержатся ясные и непререкаемые свидетельства о принадлежности епископу судной власти не в смысле внутренних или внешних полномочий, основанных на нравственных началах, а в смысле юридического права производить суд над внешними отношениями членов, суд, подчиненный определенным юридическим правилам и формам. 2) Апостольские и соборные правила ясно и определенно узаконивают совмещение в лице епархиального архиерея власти судебной и административной. Нераздельность суда и администрации не есть римско-византийская идея; она получила свое начало в учении Спасителя и Апостолов и принята была церковью, как неизменное начало, определяющее основные права епископа. 3) Лишение епархиального архиерея судебной власти противоречит всегдашней практике церкви и повлечет разрушительные последствия для Православной церкви. Слово Божие ясно свидетельствует о принадлежности епископу судной власти. К такому убеждению приводят вся пятая и шестая главы первого послания апостола Павла к Тимофею, в которых он дает наставления своему ученику-епископу относительно внешнего суда и преподает заповеди, имеющие юридический характер, каковы: о дозволении молодым вдовицам вступать в новые браки, о необходимости осмотрительности и испытания при хиротониях и т. д. «В существе и содержании, равно как и в образе выражений Апостола заключается яснейшее доказательство, что здесь дело идет о суде внешнем, юридическом, а не внутреннем, совестном. Апостол говорит о юридических предметах и юридическими терминами. Он 1) говорит о принятии обвинения (παραδέχεσϑαι την κατηγορίαν)–юридическом судебном действии; 2) о свидетелях (μάρτυρες); 3) об изобличении (ἔλεγχος); 4) о производстве изобличения публично пред всеми (ἐνώπιον πάντων); 5) о цели такого действования судом, которая, по апостолу, должна состоять в устрашении других (ινα καί οί λοιποί ϕόβον ἔχωσι). И публичность производства суда и устрашение, очевидно, никак не могут принадлежать к понятию внутреннего суда и составляют существенные атрибуты суда внешнего. Наконец, 6) апостол, призывая во свидетели Господа Иисуса Христа и ангелов, дает заповедь Тимофею производить суд без предубеждения и без пристрастия к которой либо из двух сторон (πρόσκλισις inclinatio in alteram partem). Заповедь, заключающаяся в последнем слове, очевидно, относится только к внешнему суду, на котором бывают две стороны, а не к внутреннему, на котором всегда одна сторона»328. В этом именно смысле, а не в каком-нибудь другом, понимал приведенные места св. Иоанн Златоуст. Приведши слова апостола: обвинение на пресвитера не приемли и проч. (1Тим. 5:19–20), он делает вопрос: ужели вообще должно без исследования произносить приговоры? За сим на слова: согрешающих пред всеми обличай... замечает: «то есть, не тотчас отсекай, но все исследуй с великою точностью. Когда же ясно узнаешь, строго взыскивай, чтобы и другие вразумлялись. Ибо как необдуманно осуждать – бывает вредно, так и не наказывать ясно согрешивших, значит давать дорогу другим к тому»... Апостол хочет, чтобы все имели страх пред епископом и поставляет его над всеми. Но так как многие подвергались осуждению по подозрению, то он говорит, что надобно, чтобы были свидетели, которые обличали бы его – согласно предписанию древнего закона (Втор. 19:15). На пресвитера хулы не приемли. Не сказал не осуждай, но: и не принимай на него обвинения и вовсе не призывай его на суд. Сохрани сие без предубеждения, ничего не делая по пристрастию. То есть, ты должен быть дружелюбным и справедливым к судящимся и ожидающим от тебя приговора и никто не должен предрасполагать тебя в свою пользу и склонять на свою сторону». Таким образом, и св. Златоуст видит в словах Апостола указание на внешнюю судебную власть епископа.

Что касается правил церковных, то и в них содержатся ясные и определенные указания на принадлежность епископу судной власти именно в юридическом смысле, а не в каком-нибудь другом, 32-е апостольское правило говорит: «аще который пресвитер или диакон от епископа в отлучении будет и пр.... епископ отлучает пресвитера, следовательно, и судит. Первый вселенский собор повторил это апостольское правило и дополнил, предоставив от суда епископского клирикам и мирянам, недовольным этим судом, обращаться к собору (1 Вселенский соб. 5 апр.). IV-й Вселенский собор в 7-м правиле говорит: аще который клирик с клириком же имеет судное дело, да не оставляет же своего епископа. Но сперва да производит свое дело у своего епископа. А кто вопреки сему поступит, да подлежит наказаниям по правилам. В правилах Антиохийского собора 4, 6 и 12 читаем: аще кто своим епископом отлучен от общения церковного. В правилах Карфагенскаго собора определено, чтобы, когда пресвитеры и диаконы и прочие низшие причетники жалуются на суд своих епископов, выслушивали их соседние епископы. В 117-м: аще кто из клира будет просити от царя рассмотрети о себе в светских судилищах, лишен будет своея чести. Аще же будет просити от царя себе суда епископского: отнюдь да не возбранится ему сие. 121: «да не настоит един епископ на решение своего суда. 139: «Аще пресвитеры, диаконы и прочие низшие от клира по имеющимся у них делам не довольны решением своих епископов: то соседние епископы да слушают их».

Все эти правила ясно говорят о принадлежности епископу судной власти в юридическом смысле; в них говорится об отлучении и низвержении клириков епископом, об апелляционном переносе дела клириками недовольными судом их епископов к собору, о подсудности только епископскому суду судных дел между клириками и т. п.329

Если слово Божие и правила церковные непререкаемо свидетельствуют о принадлежности епископу судной власти в юридическом смысле, то понятно, что идея нераздельности судебно-административной власти не могла перейти из византийско-римского мира.

Учение, история и практика Православной церкви служат также наглядным подтверждением той мысли, что судная власть нераздельно с правительственной принадлежала епископу с самого начала существования церкви и основывалась на ясных свидетельствах слова Божия и правил церковных. Мысль эта принята и ясно выражена в символических книгах Православной церкви и составляет непременный член догматического ее учения. Она засвидетельствована целым рядом изречений отеческих и свидетельств исторических; она ясна в законах греко-римских императоров; она выражена в практических источниках нашего русского права; она составляет основу ныне действующего права всех частных православных церквей, за исключением церкви Сербского княжества330. Устранение епископа от суда было бы явлением антицерковным и антиканоническим, – таким нововведением, которое, находясь в противоречии с сложившимся в продолжение целых веков воззрениями русского народа на епископа, как на судию, неизбежно произвело бы смущение народной совести и подало бы повод раскольникам и другим иноверцам к упрекам и нареканиям на православную церковь.

Мы уже замечали, что доводы противников разграничения судебно-административной власти впоследствии были объединены, дополнены новыми мыслями и вышли в виде отдельной объемистой книги (458 стр.) под заглавием: «Предполагаемая реформа церковного суда» (выпуск II). Книга эта издана Елагиным и, по его последующему признанию331, принадлежит перу профессора Московской Духовной Академии А. Ф. Лаврова, принимавшего живейшее участие в обсуждении вопросов духовно-судебной реформы, с одной стороны, в качестве члена комитета по преобразованию духовно-судебной части, с другой, в качестве главного вожака и представителя литературной партии, высказывавшейся против разграничения суда от администрации и сокращения церковной юрисдикции. Книга написана в полемическом духе и проникнута страстным тоном, все усилия ее автора направлены к одному – помешать осуществлению духовно-судебной реформы в том виде, как она предполагалась печатью и выработанным комитетом проектом. С этого целью она была разослана епархиальным преосвященным, и, как можно судить по их отзывам на проект комитета, оправдала возлагавшиеся на нее надежды. Некоторые из преосвященных в своих отзывах прямо ссылаются на ее доводы, воздерживаясь от самостоятельных соображений и заключений. Общий характер книги и ее содержание обрисовывается отчасти из ее основной тенденции. Все оружие автор направляет против «поборников отделения судебной власти от административной в лице епархиального архиерея». Цель его рассуждений – доказать, что все теоретические и практические соображения, приводимые ими в пользу своей мысли, неосновательны, не заслуживают внимания, и что, следовательно, проектируемое ими изменение в духовно-судебной юрисдикции не должно иметь места. Содержание книги можно разделить на две части – в первой представлены теоретические доказательства против поборников мысли об отделении суда от администрации, во второй – практические. Главное значение имеют первые. Приводимые автором свидетельства состоят большею частью из буквальных выписок и расположены в следующем порядке: 1) Слово Божие (Мф. 18:15–19; 1Тим. 5:19–21) с толкованиями, заимствованными из апостольских постановлений, из творений Св. Иоанна Златоуста, блаж. Феодорита, из сочинений: Макария, архиеп. Литовского, – Иоанна, еп. Смоленского, Андрея Шагуны, архим. Михаила, Келльнера, Фесслера, Т. В. Барсова, H. К. Соколова и др. 2) Церковные правила: а) церковные правила о судебной власти епископа; б) правила и другие свидетельства об отношениях пресвитера и прочих клириков к их епископу и в) правила и свидетельства о силе и обязательном значении церковных правил; 3) учение, история и практика православной церкви и посторонние свидетельства о судебной власти епископа.

Указанные свидетельства представляют сырой материал для решения вопроса. Выводы из них и применение их сделаны автором в отделе, непосредственно примыкающем к свидетельствам – в разборе теорий, выставленных, говоря словами автора, «для оправдания предприятия об отнятии судебной власти от епископа» и обобщенных им в три главные вида: теория необязательности указаний Слова Божия и канонов, теория дисциплинарного суда и административных взысканий и теория поручения. Во второй части сочинения следует разбор практических соображений, приводимых в пользу отделения суда от администрации; в конце сочинения представлен автором особый проект основоположений преобразования церковного суда. Общий вывод из рассматриваемого сочинения, к которому приходит автор, может быть выражен в следующих положениях: «Принадлежность епископу церковно-судебной в юридическом, а не в нравственном только смысле власти» основывается на слове Божием, «выражена и формулирована в правилах церковных и находится в органической связи с сущностию церковных учреждений и их обосновывает». ,, Церковныя правила вообще, и в частности, в приложении к вопросу о принадлежности судебной власти епископу, не могут быть изменяемы или отменяемы», а потому и церковно-судебная власть не может быть отнята у епископа прежде полного и решительного отречения от существеннейших основ православной церкви и ее устройства, Слова Божия и правил апостольских и соборных.

Другой важный вопрос, на который обращено было внимание периодической печати, заключался в том, должна ли церковно-судебная юрисдикция остаться в тех границах и в том виде, как она существует в уставе духовных консисторий, или же некоторые из дел (брачные), подсудных церковному суду, должны быть изъяты из его ведения и переданы светскому суду? Духовная литература почти не касалась этого вопроса. Он возник и обсуждался преимущественно в светской литературе и при том исключительно в одном направлении – в смысле сокращения церковной подсудности и передачи многих дел из духовного суда в светский. Еще при самом начале деятельности состоящего при св. Синоде комитета по преобразованию духовно-судебной части, Петербургские ведомости высказывали мнение о несвойственности и неприличии духовным судам заниматься разбором бракоразводных дел. «Признавая вполне, – писали они, – что самое расторжение брака должно зависеть исключительно от духовной власти до тех пор, пока не будет у нас введен гражданский брак, мы не находим никаких разумных оснований, почему духовному, а не светскому суду могут быть подсудны дела о прелюбодеянии супругов и неспособности одного из них к брачному состоянию. Как те, так и другие, по самому свойству их, несравненно более приличны судам светским. Между тем, с передачей этих дел светскому суду они поступят на рассмотрение гласного суда, пользующегося доверием и уважением общества и будут изъяты из ведения консисторий, которые никогда ничьим доверием не пользовались»332. В этом же смысле впоследствии они выражали сочувствие предположениям комитета относительно секуляризации брачных дел333, проникавшим в печать посредством разных слухов и сообщений. Соглашаясь в общем со взглядами комитета на брачный вопрос, они еще дальше проводили мысль о сокращении церковной юрисдикции. «По нашему мнению, – заявляли они в передовой статье от 11 ноября, – ведению духовнаго суда должны подлежать дела, относящиеся исключительно к духовной профессии, а все другие правонарушения духовных лиц, не относящиеся к сфере специально церковной, должны ведаться на общих основаниях мировыми учреждениями и гражданскими судами».

Брачные дела должны быть безусловно подчинены ведению одного светского суда; решения его должны быт обязательны для епархиальной власти и исполняться ею в точности. Увещание архиереем, расторгающим брак, если только его неизбежно сохранить, должно предшествовать судебному разбирательству, а не следовать за судебным решением. «В противном случае, епархиальная власть совершенно посторонняя светскому суду, имеет возможность, в случае примирения супругов, оставить судебное решение без последствий, т. е. будет пользоваться такими прерогативами, какия не предоставлены и министру юстиции по отношению к гражданскому суду». Почти одновременно с голосом Петербургских Ведомостей в пользу секуляризации брачных дел, высказался по этому вопросу журнал, посвященный специальному исследованию юридических вопросов (Журнал гражданского и торгового права 1872 г. кн. III стр. 418.). В мартовской и апрельской книжках его напечатана обширная статья г. Оршанского: «Духовный суд и семейное право». Написанная специалистом, статья эта представляет крайнее развитие взгляда, высказанного светской литературой по вопросу о брачных делах. Г. Оршанский ярый противник существующего порядка судопроизводства брачных дел. Он долго и подробно останавливается на выяснении его основных недостатков с тем, чтобы обосновать затем свои соображения относительно улучшений в брачном процессе. Общие положения, выставляемые им для доказательства, мысли о ненормальности порядка судопроизводства по брачным делам, заключаются в следующем. Духовный суд по брачным делам в своих отношениях к общим судебным местам страдает крайней неопределенностью. Эта неопределенность всего яснее обнаруживается в производстве следствий по бракоразводным делам, возникающим по безвестному отсутствию одного из супругов. До издания новых судебных уставов производство их вменялось в обязанность полиции. Уставы 64 года совершенно устранили полицию от общей обязанности производить следствия по гражданским делам, учредив для этой дели особый самостоятельный институт судебных следователей. Между тем, духовные консистории, следуя прежнему порядку, продолжают обращаться к полиции с требованием, чтобы она принимала участие в следствиях по бракоразводных делам. Такое требование, при действии новых судебных правил, представляет явную логическую несообразность и несогласно с новыми началами судебной реформы. Бракоразводные дела большею частью рассматриваются и в светских и духовных судах. Но точного указания, в каких случаях и когда дело, начатое таким или другим порядком, должно переходить для производства из суда духовного в светский или наоборот, нет. От этого проистекает запутанность и непоследовательность бракоразводного процесса, необыкновенно сложная процедура производства, чрезмерно затрудняющая судебный ход дела и обременительная для лиц, заинтересованных в этом деле. Отсутствие единства, последовательности и одной руководящей идеи составляет отличительную черту в законах, определяющих порядок производства брачных дел. Так, напр., по закону 1836 года дела о многобрачии производились предварительно в духовном ведомстве, а по окончании над виновными суда духовного, поступали к светским судам для определения уголовного наказания. Но с 1850 г. порядок этот заменен ныне существующим, по которому дела эти рассматриваются с самого начала светскими судами, требующими только сведений у духовного начальства. Но порядок, существовавший до 1850 г. для дел о многобрачии, удержан до сих пор для дел о вступлении в брак с не христианами, в недозволенных степенях родства и в четвертый брак. Трудно понять, почему одни дела (о многобрачии и кровосмешении), составляющие более важные церковные преступления, признано возможным считать подведомыми общим судам, а менее важные дела подчинены в больших размерах духовному суду и преследуются двумя родами наказаний: определяемыми духовными судами по законам церкви и светскими судами по уголовным законам. Несправедливость и непоследовательность такой системы производства брачных дел слишком очевидна.

Осудив в корне существующий порядок производства брачных дел и обращаясь к проектированным комитетом изменениям в брачном процессе, г. Оршанский выражает сожаление, что комитет остановился на полдороге в секуляризации брачных дел и, в сущности, сделал очень немногое. Это немногое он формулирует следующим образом:

1) «Комитет установил тот принцип, что деятельность духовного начальства по тем из брачных дел, которые ведаются в уголовных судах, есть не судебная, а административная функция... что означает шаг вперед в деле секуляризаций брачных дел».

2) «Комитет предложил подчинить дела о расторжении браков по безвестному отсутствию гражданским судам с тем, чтобы по окончании в гражданском суде производства о безвестном отсутствии, дела эти поступали к епархиальному начальству для расторжения брака».

3) «Комитет предложил изменить порядок производства дел о расторжении браков по неспособности одного из супругов к брачному сожитию след. образом: первоначальное заявление о разводе делается архиерею, и в случае безуспешности его попыток к примирению супругов, дело передается в гражданский суд, который разрешает судебным порядком вопрос о неспособности и сообщает архиерею для расторжения брака».

4) «Комитет предполагает подчинить дела о прелюбодеянии одному светскому суду, если архиерею не удастся предварительно примирить супругов с тем, разумеется, что по окончании уголовного суда дело передано будет архиерею для расторжения брака, если ему опять-таки не удастся и тогда помирить супругов».

5) «Комитет предположил установить правило, что дела о законности рождений и об удостоверении и действительности браков, когда факты эти представляются сомнительными, производятся в гражданском суде, требующем нужные сведения у духовного начальства». Но как ни важны, – замечает г. Оршанский, – предполагаемые комитетом изменения в брачном процессе, они не уничтожают ни сложности и обременительности производства брачных дел, ни многих столкновений и недоразумений между духовным и светским судом, «ни, что всего важнее, вредного преобладания церковного элемента в нашем семейном праве». Устранить все это можно только в том случае, если рядом с реформой судопроизводства по брачным делам будет предпринята «реформа материального семейного права, как совокупности норм, обусловливающих тот или другой характер деятельности судебных мест по брачным делам, потому что корень зла лежит не в процессуальных правилах, а в материальном семейном праве, насквозь пропитанном церковным элементом»334.

В русском законодательстве брак является исключительно церковным учреждением и заключение и расторжение его зависят исключительно от епархиальной власти. Гражданская сторона брака совершенно поглощена церковной. С этой стороны именно в отношении объема влияния церковного элемента на семейное право русское законодательство далеко отстоит от всех европейских. Комитет, проектируя изменения в церковно-судебной юрисдикции, совсем не коснулся материального – семейного права. Такая полумера не поведет к предположенной цели. Для успешности дела необходимо, чтобы рядом с секуляризацией брачного процесса предпринята была секуляризация материального семейного права.

После изложенного становится очевидной внутренняя пружина всех рассуждений г. Оршанского – это проложение пути к введению гражданского брака. Желания его всецело направлены к одному – доказать, что необходимо уничтожить преобладание церковного элемента в материальном семейном праве, разграничить его от гражданского права и организовать семейный союз на гражданских началах, сообразно потребностям общественной жизни.

Мы изложили в кратких чертах взгляд, развитый светской литературой по вопросу о брачных делах. Разъяснение его в смысле противоположном отчасти можно найти в книге Κ. П. Победоносцева «Курс гражданского права» ч. II и в изданной г. Елагиным книге «Предполагаемая реформа церковного суда» вып. 1-й.

В первой из них нашла себе опровержение и вышеупомянутая основная мысль, развитая светской литературой о вредном преобладании церковного элемента в семейном праве и необходимости организовать брак на гражданских началах. «Гражданская форма брака, говорит Κ. П. Победоносцев, появилась на западе вследствие издавна существующего там раздвоения между церковию и государством.....Учреждение это глубоко противоречит коренным основам здравого религиозного чувства в народе и само в себе заключает внутреннее противоречие, подобно тому историческому отложению церкви и государства, из коего оно возникло. И потому невозможно согласиться с мнением тех, кои почитают учреждение гражданского брака желательным и полезным для такого народа, коего история, к счастию, не представляет печального раздвоения между церковию и государством. Было бы не благоразумно, без всякой необходимости, прививать к простому быту столь искусственное учреждение, может быть и безнравственно было бы прививать к сознанию народному чуждую ему мысль о раздвоении, которого он не понимает. Где масса народная принадлежит к единому вероисповеданию, глубоко слившемуся с национальностью, где народ и не слыхивал о политической борьбе между церковию и государством, где нет никакой причины желать и никакого повода возбуждать разделение той и другого, там нельзя и придумать ничего лучше и соответственнее святости брака и практическим потребностям быта народного, как существующая церковная форма» 335.

Первый выпуск книги «Предполагаемая реформа церковного суда» специально посвящен разбору доводов, представленных светскою литературою в пользу изъятия брачных дел из ведения духовного суда и передачи их светскому суду. Предлагаемое исследование, «стоящее, – по словам автора, – на точке зрения церковных правил и действующих ныне государственных законов, имеет целию путем анализа доводов противной стороны, заявляемых в литературе и обществе, и путем раскрытия оснований действующих церковных правил и государственных законов о предметах церковного суда, показать разумность и необходимость существования церковного суда и на будущее время в нынешних его пределах»336.

Судя по этим словам, читатель вправе ожидать, что автор в своем исследовании даст полный научный ответ на все поднятые светской литературой вопросы касательно объема компетентности духовного суда. Но на первых же страницах он узнает, что предметом исследования автора будет только подробный разбор тех оснований, которые имел комитет при своих предположениях относительно сокращения объема подсудности церковного суда и изложение тех соображений, по которым он не должен был расширять свою задачу, заключающуюся в проектирований изменения в процессуальном праве, а не в пересмотре круга предметов, подсудных церковному суду, следовательно, в его исследование вошло не все то, что светская литература высказывала относительно предметов церковного суда. Сузив задачу своего исследования, автор разделил его на две главные части: 1) о предметах общего церковного суда, имеющего карательный характер и последствия и неимеющего таковых и 2) о предметах особенного церковного суда. Особенность его аргументации заключается в том, что объем компетентности церковного суда определяется на основании действующих церковных правил и светских законов. Их он приводит как существеннейшее доказательство разумности и основательности существования церковного суда в нынешних его пределах и на будущее время. Для иллюстрации такого приема достаточно привести одно место. «Суду православной церкви, – говорит автор, – подлежат все члены православной церкви – миряне и клирики» ... «Но случается, – продолжает он, – слышать голоса, что суду церкви, и тайному, и открытому, подлежат, конечно, клирики, как ближайшие служители церкви, что же касается мирян, то они подлежат только назиданиям и вразумлениям духовных пастырей и тайному суду духовных отцов: открытому же суду церкви подлежать не должны. В виду таких заявлений представляется необходимость пояснить, что основания церковно-судебной власти над мирянами столь же тверды, как и основания церковно-судебной власти над клириками». Затем, автор указывает на слово Божие и каноны церкви, устанавливающие церковный суд не только тайный, но и открытый, на духовный регламент, устав духовных консисторий и действующее светское законодательство, признающее церковный суд в той и другой его форме по отношению не только к клирикам и ко всем вообще членам православной церкви, а в заключение замечает: по сим основаниям изъятия мирян из под церковного суда и проектирование правил нового духовного суда исключительно для клириков представляется невозможным (стр. 6). Такой же прием употребляется при определении церковной подсудности и других предметов и лиц. Если сопоставить требования в доводы, выставляемые светской литературой в пользу сокращения церковной подсудности, хотя бы, например, указание на вредное, по ее мнению, преобладание церковного элемента в семейном праве и означенный прием аргументации, то легко видеть, что он не совсем достигает намеченной автором цели – представить опровержение доводов светской литературы. После общих замечаний о характере и приемах названного исследования не представляется надобности входить в подробное изложение доказательств его автора, тем более, что в разборе доводов светской литературы он не прибавляет почти ничего нового и повторяет те же соображения, которые имелись в виду комитетом при обсуждении вопроса о брачных делах, а затем повторены были особо учрежденной для проектирования изменений в судопроизводстве по брачным делам комиссией 1876 года.

Горячая и шумная полемика, вызванная в литературе учреждением комитета для составления основных положений преобразования духовно-судебной части, стала утихать к началу 1874 года, а вместе с тем и самое оживление и внимание литературы к вопросам духовно-судебной реформы начинает ослабевать. И вот в эту минуту затишья, когда, вызвавший столько шуму и все-таки не решенный, вопрос о духовно-судебной реформе готов был сойти со сцены и испытать печальную участь заявления, в его литературной судьбе произошло новое обстоятельство. В «Сборнике государственных знаний», издаваемом под редакцией В. Н. Безобразова, за 1875 г. (т. II) помещено было несколько статей, принадлежащих профессору канонического права при Петербургском университете свящ. М. И. Горчакову. Три из статей: «Научная постановка церковно-судного права», «Мнения духовных консисторий относительно проекта преобразования духовно-судной части», «Мнения епархиальн. преосвящ. о том же» с разных сторон касаются вопросов духовно-судебной реформы. Для нас имеет значение первая: с ней мы и познакомимся.

Из самого заглавия ее видно, что автор намерен раскрыть научные основания церковно-судного права. Разъяснение этих оснований он не находит ни в печати, ни в практических сферах. По его словам не справедливо утверждать, что все писавшие об этом предмете «научно разъяснили начала, на которых должно быть поставлено церковно-судебное право в России». Предлагаемая статья и служит выражением научного понимания церковно-судного права и в месте с тем есть «голос из среды белого духовенства по вопросу, относительно которого оно сохраняло доселе полное безмолвие».

В чем же заключается научная постановка церковного суда, иначе говоря, каковы те начала, на которых должно быть поставлено церковное судебное право в России?

Сущность воззрений о. Горчакова вкратце можно изложить так. В церковно-судебном праве необходимо различать две взаимно переплетающиеся стороны – богословскую и юридическую. От неправильного понимания их взаимоотношений происходит спутанность, неясность и безрезультатность попыток облегчить дело реформы. «Общие начала правильной постановки должны быть выведены из понятий о существе церкви, права и государства согласно с современными научными юридико-политическими воззрениями на отношения государства к церкви и к общественным союзам». Выписав из Пространного Православного Катехизиса определение церкви, автор выводит из него троякое значение последней: она 1) божественное установление, 2) общество людей для религиозных целей, 3) общество, занимающее определенное положение в государстве. Соответственно троякому значению церкви различаются три основания, по которым принадлежит ей судебная власть. Как установлению божественному, ей принадлежит суд в делах личной нравственно-религиозной жизни, осуществляемый в таинстве покаяния. Органы этого суда – епископы и священники, и первые здесь не должны иметь больше власти, чем последние, а потому «непосредственный архиерейский суд в том виде, как он формулирован в 165 ст. устава консисторий 1841 года и как практикуется в епархиях, должен быть уничтожен. Как обществу для достижения религиозных целей, церкви усвояется общественная власть. Автор пространно излагает различные доказательства в пользу этой власти церкви. Она принадлежит ей, как клубу и всякому другому общественному союзу, имеющему свои уставы и признанному государством. «О том же свидетельствует consensus gentium по исследованиям ученых, и во всяком религиозном обществе во все времена и у всех народов существовала и существует своеобразная религиозная судная власть, проявляющаяся во внешних формах по отношению к его членам». Далее, это право церкви выражено прямо в словах Спасителя (Мф. 18:15–17) и ап. Павла (1Кор. 5:35; 6:5). Церковь, как общественный организм («Тело Христово»), должна принимать меры к излечению религиозно-нравственных болезней, поражающих ее отдельные члены. Церковно-общественная судная власть необходима, чтобы поддерживать и восполнять усилия отдельных членов церкви в исправлении нравственных недостатков ближних в духе братской любви и т. п. На основании законодательства вселенской церкви, сообщающего этой власти твердую постановку и организацию, автор указывает особенности церковно-общественного суда и его отношение к государству. Наконец, церкви, по исторически сложившемуся положению ее в государстве, последнее усвоило судебную власть в уголовных преступлениях и гражданских делах, по природе своей подлежащих ведению государственной юрисдикции. Эта судебная власть, несовместная с существом и назначением церкви, не основанная на канонах, постепенно вытеснила из строя русской церкви действия церковно-общественной судебной власти или исказила истинный нравственный характер последней. Автор подробно излагает вред церковного суда по уголовным и гражданским делам для обеих сторон, – и для церкви и для государства. Из всех своих размышлений автор извлекает такое общее заключение: «церковно-судебная реформа в настоящее время должна состоять: а) в решительном освобождении иерархов и правительственных учреждений церкви от уголовной власти, б) в организации самостоятельного церковно-общественного судного права и церковно-общественной судной власти, независимой во внутреннем ее строе и деятельности от государства, но под апелляциею ex abusu к государству u ad principem, – и в том, чтобы организация эта соответствовала существу и назначению церкви, а равно и началам законодательства вселенской церкви, которые указываются в книге правил».

Статьей профессора Горчакова мы закончим обзор литературы по вопросам духовно-судебной реформы. После нее не было написано ничего нового и самое движение в обществе и печати как то незаметно стихло 337.

Отрицательное отношение к проекту, выработанному комитетом, большинства преосвященных и духовных консисторий, борьба взглядов среди членов самого комитета (некоторые из членов, напр. Лавров, решительно высказались против предположений комитета), разноречивые отзывы и соображения периодической литературы не могли остаться без последствий для дальнейшего направления дела преобразования духовно-судебной части. Становится понятным, почему проект комитета не получил движения. Вместе с тем и самый вопрос об общем и коренном преобразовании духовно-судебной части, наделавший в свое время много шуму и вызвавший обширную и горячую полемику в духовной и светской литературе, как-то незаметно стушевался. Но неудовлетворительность существующего порядка духовного судоустройства и судопроизводства, по крайней мере, в отдельных частях рядом с преобразованными светскими судами слишком резко бросалась в глаза и не могла не сознаваться духовным начальством. В 1876 году сделана была новая попытка к улучшению духовного судопроизводства именно, к пресечению злоупотреблений в судопроизводстве по делам брачным. Она вызвана была умножавшимися год от году злоупотреблениями в судопроизводстве по делам брачным. При обсуждении этого вопроса внимание сосредоточилось на двух пунктах, изъять ли брачные дела из области церковной юрисдикции и передать их в светские суды, или по прежнему оставить подсудными духовному суду. То или другое решение вопроса имело весьма важное значение; передача брачных дел светскому суду влекла сокращение церковной юрисдикции и, следовательно, некоторым образом ослабление влияния церкви на народную жизнь, с оставлением их в ведении духовного суда сохранялось то и другое, но выставлялось другое неудобство – как бы заграждался самый путь к возможным улучшениям в духовном судопроизводстве.

Прекращение брака, независимо от смерти супруга, по законам может последовать или: 1) вследствие признания браков незаконными и недействительными, когда брак совершен при таких условиях, при которых невозможно существование брачного союза, и 2) расторжения браков по искам супругов.

Попытки к передаче брачных дел из области церковной юрисдикции в ведение светских судов начинаются со времени Петра Великого. До учреждения Св. Синода дела о признании браков незаконными и недействительными, равно как и бракоразводные, подлежали исключительно ведению духовных судов338.

12-го апреля 1722 года Св. Синод представил Государю докладные пункты, испрашивая разрешения, в чьем ведомстве должны быть дела, которые прежде подлежали суду патриаршему, в том числе и дела, касающиеся браков. На докладные пункты Св. Синода последовали резолюции Императора, по которым брачные дела распределены между духовными и светскими ведомствами так: а) к рассмотрению духовного начальства отнесены дела о сомнительных браках; о браках, совершенных по принуждению со стороны родителей; о браках, заключенных при жизни мужа или жены (т. е. о многобрачии) и о расторжении браков. б) Светскому суду были предоставлены дела о насильственном к браку восхищении, о кровосмешении и о посягании к женитьбе детей без воли родителей.

В начале нынешнего столетия снова сделана была попытка изъять дела о незаконных и недействительных браках из ведомства духовной власти и передать светскому суду. Государственный Совет в 1810 году, при обсуждении внесенного в него бывшим директором комиссии составления законов Сперанским проекта Гражданского уложения, предполагал установить, чтобы следствия «о ничтожности браков, как то: о несогласии родителей и опекунов, о малолетстве, о насилии, об уголовных преступлениях, предшествовавших браку и проч. производимы были в гражданских судебных местах, а духовной власти было предоставлено вершение дела и окончательное определение, должно ли браки считать ничтожными». Подобная передача мотивировалась между прочим следующими соображениями (журнал Государственного Сов. 1810 г. № 6): 1) «Все вины недействительности брака предполагают полицейское и судебное следствие: духовное начальство не может произвести сего следствия без помощи гражданского; оно не имеет своей собственной и отдельной полиции. Предположив, что следствие сие будет производимо в низших судах гражданских, должно установить порядок его ревизии, ибо в деле столь важном, как брак, следствие не может быть допущено без ревизии. Но каким образом следствие, напр., здесь в городе Управою Благочиния произведенное, будет ревизовать Консистория? Два сии места суть совершенно разнородные и одно другому не подвластные. Из сего неминуемо должно произойти смешение, медленность и беспорядок, коих следы самый опыт в делах сего рода столь часто обнаруживал. 2) Вины, уничтожающие брак, суть более вины гражданские, нежели духовные. И напр., недостаток положенных лет, несоизволение родителей, самые даже степени близкого родства суть препятствия, установляемые более гражданским, нежели духовным законом. Вины сии были приемлемы основанием к уничтожению браков в самых древних законодательствах и прежде, нежели основалось каноническое право». Предположение комиссии о передаче указанного рода дел светскому суду не получили утверждения, вследствие разногласия членов и протеста со стороны синодального Обер-прокурора, князя Голицына. Но попытки к секуляризации дел о незаконных и недействительных браках не прекращались. В 1836 году в светский суд переданы дела о многобрачии, а в 1850 г. последовало постановление Государственного Совета (Высоч. утверж. 6-го февраля), по которому признано необходимым предоставить светскому же уголовному суду дела и о брачных сопряжениях, совершившихся в сумасшествии одного или обоих брачившихся. По судебным уставам, Высочайше утвержденным 20-го ноября 1864 года, установлен следующий порядок для производства дел о незаконных браках. Одни из этих дел начинаются в светском ведомстве и по окончании суда уголовного обращаются в духовное ведомство, а другие дела наоборот – начинаются в духовном суде и по окончании оного передаются в уголовный суд, на следующих основаниях. Дела о браках, совершенных по насилию, обману или в сумасшествии одного или обоих брачившихся, начинаются в уголовном суде, приговор коего относительно насилия или обмана сообщается духовному суду как для решения о действительности или недействительности брака, так и для определения ответственности духовных лиц, совершивших бракосочетание (уст. Угол. Судопр. ст. 1012). Дела о многобрачии лиц христианского исповедания также подлежат уголовному суду, но предварительно предания обвиняемых суду, от духовного начальства требуются точные сведения о совершении брака при существовании уже другого (уст. Угол. Судопр. ст. 1013). Прочие затем четыре вида дел о незаконных браках, предусмотренных уложением о наказаниях, как то: 1) о вступлении в брак в недозволенных степенях родства или свойства; 2) о воспрещенном браке христиан с нехристианами; 3) о вступлении в брак прежде или позднее определенного возраста и о четвертом браке православных, и 4) о браках таких лиц духовного звания, коим по законам церкви их воспрещено вступать в брачный союз, если виновными употреблен был обман или подлог – поступают к уголовному суду по окончании над виновными суда духовного.

Что касается собственно бракоразводных дел, то и они до Петра Великого подлежали ведению исключительно духовной власти. В судопроизводстве по этим делам церковь руководствовалась греческими законами. Те самые причины, по которым допускался развод по греческому законодательству, считались и у нас уважительными для расторжения браков. Причины эти следующие: 1) неспособность к супружескому сожитию, по трехлетнем пребывании в браке доказанная; 2) пятилетнее безвестное отсутствие; 3) прелюбодеяние жены или мужа; 4) совещание жены на жизнь мужа или сведение и утайка от него такого совещания, другими предпринятого; 5) если жена без согласия мужа будет с другими мужчинами пить и мыться в бане; 6) если жена без согласия мужа преспит ночь вне дома его и родительского; 7) если жена без ведома мужа на конское ристание, или на позорища, или же на лов (охоту) отлучится; 8) если муж на царство совещавает, или, зная заговор, не донесет; 9) если муж, на жизнь жены совещавает, или, зная таковое совещание, не обнаружит; 10) если муж сам жену свою введет в прелюбодеяние; 11) если муж сделает донос в прелюбодеянии жены и доноса сего не докажет и 12) если муж в доме своем будет держать наложницу. Общим правилом при производстве бракоразводного процесса было обращаться к суду епархиального архиерея или патриарха; им принадлежало суждение о том, существовала ли причина к разводу или нет и насколько уважительна она для развода. Но так как точного определения порядка суда не было ни в кормчей книге, ни в других каких н. правилах, то на ряду с указанным приемом существовал другой, более легкий способ расторжения брака. Желающие развода обращались к духовному отцу и, довольствуясь его разрешением, расторгали брак между собою, в этом случае им давались священно-церковнослужителями особые распускные письма. Такой порядок развода, как можно усматривать из Синодского указа от 10 июля 1767 года (Перв. Полн. Собр. Зак. № 12935), существовал и долго спустя после Петра Великого. «Из производимых в Св. Правительствующем Синоде дел, – читаем в упомянутом указе, – усмотрено, что в епархиях обыватели многие от живых жен, а жены от живых мужей в брак вступают; не безызвестно же, что и распускные письма священно и церковнослужителя им пишут».

Мысль о предоставлении светскому суду участия в производстве бракоразводных дел в первый раз возникла в прошлом столетии в царствование Екатерины II. 14-го декабря 1766 года Императрицей издан был манифест о созвании комиссии для сочинения нового Уложения. В виду того, что при составлении Уложения имелись в виду нужды и духовного ведомства, в частности затрагивался вопрос о бракоразводных делах, Святейший Синод с 20-го марта 1767 года посвятил несколько заседаний для составления наказа своему депутату в комиссию, Преосвященному Дмитрию, Митрополиту Великоновоградскому и Великолуцкому. Одна из глав наказа посвящена специально вопросу о бракоразводных делах. Касаясь этого предмета, члены Св. Синода единодушно заявили, что одним из недостатков существующего порядка судопроизводства по бракоразводным делам является то, что указанные дела производятся исключительно в духовном ведомстве, тогда как в этих делах часто бывают ссылки на многих светских свидетелей. В этих видах Св. Синод проектировал постановить, чтобы оные до разводов брачных касающиеся дела не в одних духовных, но и в светских судебных местах произвожены были таким образом: когда муж или жена будут искать вечного между собою развода, в таком случае мужу на жену, или жене на мужа представлять точно, с явным и близким доказательством, одни токмо до прелюбодейства касающие причины, по которым, по слову Божию, равно осуждаются муж и жена, и сии представления чинить к епархиальным архиереям доношениями, по коим оному самолично и не продолжая ни малого времени, чинить разбирательство по допросам ближних людей, и, если которое лицо в том виновато окажется, то увещевать прилежно невинного о примирении; а буде по некотором времени и многим увещаниям к примирению отнюдь не склонится, в таком случае поступать, как Словом Божиим, в Евангелии от Матфея, в главе 19 изъясненным, повелевается. Буде же по таким, до точного разводу принадлежащим делам, окажутся такие затруднения, что виноватого надобно будет обличить через собирание из дальних мест свидетелей, или через другие каковые окрестности, в таком случае оное производство, по представлениям от духовных мест чинить в светских командах, и не судом по форме, но следствиями, а когда таковое следствие окончено и виноватый в том обличен будет, тогда уже из светских представлять обоих прящихся к архиереям, объявляя точно, какими обстоятельствами о вине которого лица дойдено, и по таком представлении, не чиня уже никакого производства, поступать по вышеписанному339.

Та же мысль о необходимости предоставить участие светским судам при решении бракоразводных дел высказана в проекте Гражданского уложения, внесенного Сперанским в январе 1810 года в Государственный Совет. По означенному проекту предполагалось установить следующие правила для производства бракоразводных дел: развод может последовать только по двум причинам: вследствие доказанного преступления одного супруга против другого, за которое обвиняемый может подвергаться суду уголовному, и вследствие прелюбодеяния. Иск о прелюбодеянии начинается в суде гражданском не позже одного года со времени, как муж о нем мог узнать достоверно; потом уже дело переходит в духовное ведомство, которое по требованию невинной стороны и на основании решения гражданского суда, постановляет приговор о разводе. Примирение супругов останавливает действие иска, на этом основании самому разводу по прелюбодеянию предшествует духовное увещание; если оно окажется безуспешным, то супруги прежде развода разлучаются от стола и ложа на год и уже по истечении года, по просьбе невинного супруга совершается развод340. Предположения, изложенные в проекте гражданского уложения относительно производства бракоразводных дел, встретили опровержение со стороны четырех членов Св. Синода (заключение Св. Синода от 14 февр. 1810 г.). (Из членов Св. Синода только один Митрополит Новгородский Амвросий высказался за то, чтобы дела о разводах были производимы на том основании, какое положено о них в наказе 1767 г.). К мнению четырех членов присоединил свой голос и тогдашний Обер-Прокурор Синода – князь Голицын. В своем разъяснении Государственному Совету он заявлял, что все статьи о расторжении браков или о разводе должны быть исключены из Гражданского Уложения и предоставлены на рассмотрение Св. Синоду с тем, чтобы Синод, оставив причиною развода одно только прелюбодеяние, сочинил проект формы суда для просящих развода и представил бы оный на утверждение в Государственный Совет, а все прочие причины, принимаемые Государственным Советом за основание к разводу, отнести к суду гражданскому и постановить в уложении правила, как приносить по оным жалобы с тем, чтобы по окончании сих дел в гражданском ведомстве обиженному лицу было предоставлено право просить в духовном ведомстве не о расторжении брака, но о разножитии, на основании св. апостола Павла: «аще ли же разлучится жена, да пребывает безбрачна, или да смирится с мужем своим». (Мнение Обер-Прокурора Св. Синода). Проект гражданского уложения не получил утверждения, а вместе с этим не были приведены в исполнение и проектированные меры относительно производства бракоразводных дел. Вопрос о них снова возник при составлении судебных уставов 1864 года. Комиссия по составлению судебных уставов проектировала установить следующий порядок для производства бракоразводных дел: «дела по жалобе одного из супругов на нарушение другим супругом брачнаго союза прелюбодеянием (улож. о наказ. ст. 2156) производятся в светском уголовном суде. Просьбы о расторжении по сей причине брака подлежат ведению духовнаго суда не прежде, как по окончании суда уголовнаго, которого обвинительный приговор признается во всяком случае за несомненное доказательство прелюбодеяния осужденного лица». Святейший Синод не согласился с заключением Комиссии и предлагал ввести общим правилом, чтобы дела о прелюбодеянии производились двояким способом или светским судом или духовным на следующем основании. Кто начнет дело в светском суде, тот теряет право объявить иск в духовном суде и наоборот, кто обратится к духовному начальству с исковою просьбою о разводе брака, тот не может просить светский уголовный суд о назначении виновному наказания. При обсуждении представления Св. Синода в Государственном Совете мнения членов разделились. Большинство голосов было согласно с проектом комиссии. Пять членов находили, что по поводу вновь составленного устава уголовного судопроизводства не представляется основания входить в обсуждение подсудности и порядка производства дел в духовных судах о расторжении браков по прелюбодеянию, а тем менее установлять правила, отменяющие существующий в сих судах порядок производства этих дел. При этом пять членов присовокупили, что, если однако признается неизбежным внесение в устав уголовного судопроизводства правил, касающихся производства дел о расторжении браков в судах духовных, то надлежало бы внести правила, предложенные Св. Синодом. Это мнение пяти членов Государственного Совета удостоилось Высочайшего утверждения, вследствие этого в устав уголовного судопроизводства внесено следующее, изложенное в 1016 ст. узаконение: «дела по жалобе одного из супругов на нарушение другим святости брака прелюбодеянием ведаются или 1) уголовным судом, когда оскорбленный супруг просит о наказании виновного по уголовным законам (улож. о наказ. ст. 2156), или 2) судом духовным, когда оскорбленный супруг просит о расторжении брака и о наказании виновного по церковным законам». Учрежденный в 1870 г. особый комитет, окончив свои работы по преобразованию духовного судоустройства и судопроизводства, представил в Св. Синод свой проект основных положений преобразования духовно-судебной части вообще по всем делам духовного ведомства, в том числе и по делам брачным. Какие же перемены проектированы были комитетом для производства брачных дел? Прежде всего, комитет предположил все дела о противозаконных брачных сопряжениях подчинить одному порядку, чтобы и те четыре вида дел, кои начинаются в духовном ведомстве и из него передаются в уголовный суд341, были вчиняемы в светском суде и, по окончании уже уголовного суда, были бы передаваемы для надлежащих распоряжений в духовное ведомство, подобно тому, как дела о браках, совершенных по насилию, обману или в сумасшествии одного или обоих брачившихся, начинаются в уголовном суде, приговоры коего относительно насилия или обмана сообщаются духовному начальству для решения о действительности или недействительности брака, и для определения ответственности духовных лиц, совершивших бракосочетание. Проектированные комитетом перемены относительно бракоразводных дел касаются: 1) расторжения браков по безвестному отсутствию одного из супругов, 2) по неспособности одного из супругов к брачному сожитию и 3) по причине прелюбодеяния одного из супругов. Дела первого рода комитет предлагал передать светскому суду с тем, чтобы ему принадлежало признание действительности безвестного отсутствия, а духовному суду – самое расторжение брака, постановляемое на основании решения светского суда. Для производства дел второго рода комитет предполагал установить следующее правило: «просьбы о расторжении брака по неспособности одного из супругов к брачному сожитию обращаются к епархиальному архиерею, который делает распоряжение об увещании супругов, чтобы они оставались в брачном союзе. Если увещание не достигнет цели, предоставляется просившему расторжения брака супругу обратится в суд светский, который, в случае признания действительной неспособности, сообщает свое определение епархиальному архиерею для расторжения брака». В делах о расторжении браков по причине прелюбодеяния одного из супругов комитет полагал предоставить духовной власти предварительное увещание к примирению супругов и окончательное постановление о расторжении брака; самое же исследование факта прелюбодеяния передать светскому суду, который постановляет решение по обвинению в прелюбодеянии и, в случае признания события прелюбодеяния доказанным, сообщает уже копию с этого решения архиерею.

Из представленного исторического очерка видно, что ведомство суда по делам брачным не было в строгом смысле устойчивым и неизменным. Неоспоримым доказательством этого служит переход в разное время некоторых из брачных дел в светский суд и выше изложенные попытки к изъятию брачных дел из ведомства духовного суда. В 1876 году вновь возник вопрос о пресечении злоупотреблений по бракоразводным делам. По поводу нареканий на С.-Петербургскую Духовную Консисторию в том, что в ней бракоразводные дела производятся не иначе, как за известные довольно значительные вознаграждения, Государю Императору представлен был доклад, в котором подробно изложены были обстоятельства дела. По поводу этого доклада Государь Император повелел: «сообразить с. Главноуправляющим II отделением Собственной Его Имптераторского Величества Канцелярии, Министром Юстиции и Обер-Прокурором Св. Синода, какие можно принять меры против подобных злоупотреблений»342. Приступив к обсуждению мер против злоупотреблений по брачным делам, участвовавшие в совещании по этому предмету остановились прежде всего на изложении существующих законов относительно порядка производства брачных дел с тем, чтобы показать его основные недостатки. По мнению вышеупомянутых лиц, изложенному в журнале совещания 25 ноября 1876 года, устав духовных консисторий, определяющий343 правила для производства брачных дел, страдая недостатками общими с прежними светскими судами в частности не представляет прочных гарантий и для правильного производства брачных дел; в этом случае ему свойственны исключительные недостатки, которых не было даже в старом уголовном суде. Так в исках о разводе по причине безвестного отсутствия одного из супругов за основание к расторжению брака принимаются без всякой судебной проверки показания родственников отлучившегося и окольных жителей, что им не известно пребывание отсутствующего супруга, и отзывы губернских правлений, а в делах о разводе по причине неспособности к брачному сожитию, основание для расторжения брака составляет отзыв медицинского управления, который также не подвергается судебной проверке. Понятно, что при таком порядке трудно ручаться, действительно ли существуют уважительные причины для развода. Опыт наглядно свидетельствует, что бывали случаи, когда браки расторгались по этим причинам, между тем в действительности не было ни безвестного отсутствия, ни неспособности к брачному сожитию одного из супругов. В делах о расторжении браков по причине прелюбодеяния возможны еще большие злоупотребления. По 240 ст. Устава Духовных Консисторий подсудность бракоразводных дел определяется не местом совершения прелюбодеяния, но постоянным пребыванием супругов, т. е. местом служения, принадлежностью к какому либо сословию или всегдашним жительством, как сказано в примечании к 240 ст. уст. дух. консисторий. Вследствие этого, собрание сведений о факте прелюбодеяния бывает крайне затруднительно и самое дело о разводе тянется часто несколько лет.

По делам о разводах истцы и ответчики должны сами являться к суду; поверенные допускаются не иначе, как по болезни истца или ответчика, засвидетельствованной местной врачебной управой, за отсутствием по службе, или в других заслуживающих уважения обстоятельствах и то не иначе, как по определению епархиального начальства (уст. Дух. конс. ст. 244). При существовании этих правил в законах нет точного определения тех мер, какие могут быть принимаемы для понуждения истцов и ответчиков к своевременной явке, а это служит причиною того, что та или другая из сторон, заинтересованных в деле, иногда не является к судоговорению по каким н. личным расчетам; чрез это ход дела еще более замедляется.

Допрос свидетелей и другие следственные действия по делам бракоразводным возлагаются на полицию; это было естественно при составлении устава дух. консисторий; полиция производила тогда следствия вообще по всем делам уголовным. (Свод 1832 т. XV, зак. Суд. угол. ст. 767). Но после того, как в 1860 году следственная часть выделена от полиции и возложена на особых чиновников – судебных следователей, требования дух. консисторий относительно допроса под присягою свидетелей и относительно выполнения других следственных действий (повальных обысков, местных осмотров и т. п.) по делам бракоразводным, не имеют для себя основания и поэтому часто встречают отказ со стороны полицейских управлений. Наконец, самый важный недостаток определяемого уставом дух. консисторий порядка производства бракоразводных дел заключается в том, что эти дела производятся на основании так называемой теории формальных доказательств. По этой теории главными доказательствами преступления признаются: а) показания двух или трех очевидцев свидетелей, и б) прижитие детей вне законного супружества, доказанное метрическими актами, а прочие доказательства – письма, обнаруживающие преступную связь ответчика, показания свидетелей, не бывших очевидцами преступления, но знающих о том по достоверным сведениям и др., принимаются только тогда, когда соединяются с одним из главных или когда в своей совокупности обнаруживают преступление. «Посему, для вернаго успеха, большею частью, стараются выставлять двух или трех очевидных свидетелей, так как по принятой в уставе дух. консисторий теории формальных доказательств суд не в праве не признать за совершенное доказательство присяжнаго показания двух или трех очевидных свидетелей. От этого, в делах сего рода возможны неправильныя решения, вследствие стачки свидетелей с супругами, ищущими развода, и бывали случаи, что по решении духовнаго суда браки расторгались на основании показания свидетелей, выдававших себя за очевидцев прелюбодеяния, – а впоследствии возбуждались дела в уголовном порядке против свидетелей, и эти свидетели, за лжесвидетельство на суде духовном, приговаривались уголовным к лишению прав состояния и к ссылке в Сибирь»344. Исчисление недостатков в судопроизводстве по делам брачным последовательно привело совещавшихся по этому предмету к мысли о необходимости передачи этих дел в ведомство светского суда. В защиту этой мысли приводились следующие основания. Духовные суды при указанных недостатках не имеют возможности всегда безошибочно производить предварительные следствия по брачным делам, вследствие чего самые решения о расторжении брака часто постановляются на основании лживых показаний. Подобные ошибки не возможны в светских судах, которые имеют в своем распоряжении все средства для правильного производства предварительного следствия. «Впрочем, – замечали совещавшиеся, – если бы устроить следственную часть и при духовных судах на тех же основаниях, как она поставлена в гражданском и военном ведомствах, то предварительные следствия могли бы производиться удовлетворительно и в духовном ведомстве. Но для этого потребовались бы значительные расходы, которые при малочисленности бракоразводных дел были бы совершенно напрасным бременем для государственного казначейства»345.

В ответ на возражение, выставляемое сторонниками противной мысли, что передачей брачных дел светскому суду будет разрушено одно из таинств церкви, так как церковь не может постановить определения на основании исследования, не ею произведенного, указывалось на существующий порядок судопроизводства по делам о расторжении браков, когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния. Основанием для расторжения браков в этом случае служит приговор светского уголовного суда о лишении другого супруга всех прав состояния. Формула для решений епархиального начальства по делам этого рода употребляется следующая: так как из представленной просительницей, надлежаще засвидетельствованной копии приговора такого то суда видно, что муж ее по решению суда, вступившему в законную силу, приговорен к лишению всех прав состояния, то брак ее с этим мужем, согласно ее просьбе, расторгнут, дозволив ей вступить в новое супружество. Если в делах этого рода духовное начальство расторгает браки на основании решения уголовного суда и это не считается разрушающим таинство брака, то, очевидно, не может этого произойти и в том случае, если допустить, что и в делах другого рода предварительные следствия, обнаруживающие виновность той или другой стороны, будут производиться светским судом, а духовное начальство, на основании приговора светского суда, будет постановлять окончательное решение о расторжении брака. Делалась также ссылка на мнение Св. Синода, высказанное им в 1767 году. В наказе своему депутату в комиссию по составлению нового уложения Св. Синод единогласно признавал необходимым, чтобы бракоразводные дела «не в одних духовных, но и в светских судебных местах произвожены были, дабы архиерей, не чиня никакого уже судопроизводства, мог, на основании решения светскаго суда, делать распоряжение о расторжении брака»346.

Помимо вышеизложенных оснований, необходимость передачи брачных дел светскому суду вызывается следующими соображениями. При производстве сдедствий о прелюбодеянии духовные лица нередко обязаны бывают отбирать показания от содержателей и содержательниц домов непотребства и от свидетельниц, по преимуществу принадлежащих к разряду публичных женщин, а иногда должны производить и самые осмотры в домах разврата. Если по правилам Святых Апостол и Святых Соборов священнослужителю, клирику и монаху не дозволяется входить в корчемницу, разве только по необходимости и именно для ночлега или отдыха в пути (Апост. 54 и Карф. 49), то тем более несообразно с достоинством священнослужителя входить в дом непотребства, хотя бы даже и для производства осмотра по делам бракоразводным. Передача в светские суды исследования вопроса о факте прелюбодеяния не только не увеличит числа разводов, как некоторые предполагают, а наоборот, сократит его, так как тогда разводы будут происходить не иначе, как по причине действительно доказанного прелюбодеяния; наконец, духовное ведомство с изъятием этих дел избавится от необходимости предпринять соответствующее изменение духовно-судебной части и многих неприятных осложнений через эти дела. Указанные соображения, по мнению совещавшихся, приводят к заключению, что брачные дела необходимо изъять из ведомства духовного суда и передать светскому суду, а духовной власти предоставить в этих делах только административное распоряжение об увещании супругов к примирению и постановление о расторжении брака. В виду же того, что означенная мысль подробно разработана в проекте комитета по составлению основных положений преобразования духовно-судебной части, они находят совершенно излишним входить в особое суждение относительно мер к пресечению злоупотреблений по брачным делам и в своем представлении Св. Синоду предлагали для этой цели воспользоваться готовыми работами комитета. 1-го апреля 1877 года журнал совещания 25 ноября 1876 года с относящеюся к нему запискою предложены были Обер-Прокурором Св. Синоду347. При обсуждении вышеозначенных предположений в Св. Синоде мнения членов разделились. Два члена Преосвященный Архиепископ Литовский и Протопресвитер В. Б. Бажанов были согласны на изменение порядка суда по делам брачным, сообразно проекту комитета; четыре же члена – Преосвященные митрополиты С.-Петербургский и Киевский и архиепископ Воронежский и протоиерей И. В. Рождественский высказались против мысли о передаче брачных дел светскому суду. Самым существенным основанием и исходной точкой для рассуждений четырех членов в вопросе о брачных делах служит мысль о том, что брак, как одно из таинств церковных в Православной церкви, может быть и совершаем и признаваем действительным или недействительным и расторгаем только церковью, и что церковь в деле признания браков законными или расторжения их не может быть только исполнительницей приговоров светского суда. «Только церковь, – читаем в означенном мнении, – имеет право и совершать таинство брака и определять, законно или незаконно совершено таинство брака, а равно и то, прекратилось или не прекратилось действие брака, как таинства, в каждом данном случае, возможно или невозможно расторжение брака, имеют силу или не имеют ее представленные доказательства. Все заключения о законности или незаконности, действительности или недействительности браков должны основываться на точном разуме правил церковных»348. С изъятием брачных дел из ведомства суда духовного и с передачею их суду светскому духовное начальство обратилось бы в исполнителя приговоров светского суда и деятельность его была бы сходна с деятельностью полиции при исполнении приговоров светского суда. Церковная власть, исполняющая приговор светского суда, обязывается в сем случае на собственной ответственности пред Богом и церковью определить три важнейшие наказания и дать одно важное разрешение, именно: определить расторжение брака, наложить церковную епитимию с тяжкими последствиями отлучения от Святого Причастия, осудить виновного супруга на всегдашнее безбрачие и сверх того дать разрешение другому супругу на вступление в новый брак и все это обязывается сделать, не входя в обсуждение приговора светского суда по существу дела и единственно в качестве исполнительной власти. Такое положение унизительно и вредно для церкви и стеснительно для церковной власти»349.

Второе важное основание, приводившееся в пользу оставления брачных дел в духовном суде, заимствовалось из истории. Брак, как таинство церкви, рассуждали упомянутые члены Св. Синода, всегда был расторгаем по суду церкви и церковь всегда верно следовала этому началу. Отступление от него было бы нарушением и посягательством на те начала, которым Православная Церковь всегда следовала при производстве брачных дел. В частности, принятием мысли о передаче этих дел в светский суд произнесено было бы осуждение на направление и характер деятельности по этому предмету Св. Синода. В 1864 году при составлении светских судебных уставов была попытка отвести брачные дела из области церковной юрисдикции в светский суд; но Св. Синод решительно восстал против такой мысли. К его мнению присоединились и пять членов Государственного Совета. Соображения со стороны Св. Синода и пяти членов Государственного Совета признаны были основательными и получили Высочайшее утверждение. После этого было бы несообразно с достоинством Св. Синода, если бы он нарушил порядок производства брачных дел, некогда им же самим защищаемый, и отвергнул собственные свои соображения. Наконец, оставление брачных дел в ведении духовного суда необходимо в виду вредных последствий для семейной жизни православного народа, которые неизбежно произойдут в случае передачи их светскому суду. Семейная жизнь русского народа находится под охранением православной церкви, ее уставов и правил. Изъятие брачных дел из ведомства духовного суда лишило бы церковь ее существенного права – охранения семейной жизни и посеяло бы среди православного народа убеждение, что брак есть мирское дело, а не союз, освященный церковью.

Осуждая в корне проектированные комитетом изменения в брачном процессе, четыре члена, очевидно, признавали желательным и законным существующий порядок судопроизводства брачных дел, определяемый уставом духовных консисторий350.

Но при этом возникал вопрос, как устранить те злоупотребления в брачном процессе, какие указаны в мнении совещавшихся по этому предмету (журн. совещ. 25 ноября 1876 года). Не имея возможности отрицать этих злоупотреблений в виду фактических показаний, упомянутые лица указывали только на то, что существующие злоупотребления не могут служить законным основанием к секуляризации брачных дел и что они возможны при производстве этих дел и в светских судах, собственно же для устранения повода к злоупотреблениям предлагали изменить установленным порядком редакцию 252 статьи устава духовных консисторий, в которой содержится определение доказательств преступления по делам о расторжении браков по причине прелюбодеяния и составить особые правила для устранения замедления при производстве брачных дел, происходящего от неявки которой л. из сторон, желающих развода351.

В виду разногласия членов Св. Синода самая попытка к улучшению судопроизводства по брачным делам грозила окончиться также печально и безрезультатно, как окончилась известная попытка комитета к общему преобразованию духовно-судебной части. Чтобы привести членов Св. Синода к соглашению и прийти к определенным и устойчивым выводам Синодальный Обер-прокурор граф Толстой предложил собственный согласительный проект. Проект этот, впрочем, скорее по названию, чем по существу дела, был согласительным. В сущности, он представлял ту же попытку, но только более обоснованную, отстоять мысль комитета об изъятии брачных дел из ведомства духовного суда и передать их светскому суду. Он рассчитан был на то, чтобы привести разномыслящих к соглашению путем уяснения тех пунктов, которые служили для них камнем преткновения. При такой постановке вопроса понятно, что между сторонниками той и другой мысли не могло быть точек соприкосновения, и соглашение между ними могло быть достигнуто не иначе, как отказом той или другой стороны от своего мнения. Задача проекта направлена была к обоснованию и утверждению двух положений: 1) что с изъятием брачных дел из ведомства духовного суда и передачей их светскому суду, не разрушается таинство брака и что 2) не будет противоречивым и несообразным с достоинством Св. Синода, если он допустит такую передачу.

Для подтверждения, что участие светского суда в делах брачных возможно, не смотря на то, что брак есть таинство, составитель проекта ссылался на дело о признании действительным брака некоего Андрея Баташова с бывшей его крепостной Матреной Егоровой352. По этому делу, в 1802 году состоялось определение Св. Синода о признании брака недействительным на том основании, что событие этого брака не могло быть доказано церковными книгами, хотя во многих гражданских документах Матрена Егорова называлась женою Баташова. По всеподданнейшей просьбе дело это дважды рассматривалось в Государственном Совете. Пересмотрев обстоятельства дела во второй раз, Государственный Совет признал просьбу уважительной и брак действительным. В своем решении он руководился следующими соображениями: «Брак по правилам Церкви есть таинство; но нельзя не признать, чтобы содержание книг церковных и вписание в оныя имен бракосочетающихся почитаемо было таинством.... Сопричисление всех деяний священнослужителей к таинственному, снисходящему свыше при браке действию, было бы противно высокому понятию о святости таинства. С окончанием в церкви брачнаго обряда таинство совершилось, все же последующее входит в разряд дел и обязанностей более гражданских, нежели духовных». Новобрачные, вышедши из церкви, вступают под устав и постановления гражданские, коими приобретают в общежитии новые права, принимают на себя новые обязанности, бывшие им дотоле чуждыми, и таинственный союз их скрепляется гражданским союзом столь тесно, что во всю жизнь все деяния их и случаи соделывают оба сии союза неразлучными. В общем собрании Государственного Совета по этому делу заявлены были разные мнения, но Император Николай Павлович собственноручно 27-го ноября 1830 года написал следующую резолюцию: «совершенно согласен с мнением гражданского Департамента Государственного Совета и согласившихся с ним членов»353.

В приведенном мнении Государственного Совета суммирована сущность соображений, приводившихся в защиту мысли, что с изъятием брачных дел из ведомства духовного суда не разрушается таинство брака. Для подтверждения другой мысли, что в передаче брачных дел светскому суду нет ничего не сообразного с достоинством Св. Синода, в проекте делались указания на известные уже нам попытки к секуляризации брачных дел, инициатива в которых принадлежала или Государственной власти или даже самому Св. Синоду (наказ 1767 г.). Незначительные изменения, предложенные проектом в видах соглашения членов Св. Синода, касались правил, установленных комитетом относительно расторжения браков по безвестному отсутствию одного из супругов к брачному сожитию. Для производства дел первого рода комитет проектировал следующее правило: «Дела о расторжении браков по безвестному отсутствию одного из супругов производятся в светском суде, который, в случае признания безвестного отсутствия доказанным, сообщает свое решение епархиальному начальству для расторжения брака». Чтобы устранить повод к толкованию этого правила в том смысле, что будто бы духовная власть является только исполнительницей решений светского суда в делах о расторжении браков, составитель согласительного проекта предлагал изменить приведенное правило таким образом: «Если один из супругов находится пять лет в безвестном отсутствии, то другой в праве обратиться в гражданский суд с иском о признании отлучившегося супруга безвестно отсутствующим и затем, в случае признания судом безвестного отсутствия доказанным, может подать Епархиальному архиерею, с представлением копии решения суда, просьбу о расторжении брака»354. Точно также предлагалось изменить второе правило – вторую половину его, начиная со слов: «предоставляется просившему расторжения брака обратиться в суд светский, который в случае признания действительною неспособность, сообщает свое определение епархиальному архиерею для расторжения брака» заменить следующими словами: «предоставляется просящему расторжения брака супругу обратиться в суд светский с ходатайством о признании другого супруга неспособным к брачному сожитию и затем, в случае признания действительною неспособности, подать, с представлением копии решения суда, просьбу епархиальному архиерею о расторжении брака355. – Замена одних слов другими в приведенных правилах без изменения самого существа дела конечно не могла привести к соглашению сторонников той и другой мысли по брачному вопросу. Разница между ними заключалась в принципиальных взглядах, а не в частностях. Понятно, что согласительный проект Обер-прокурора Св. Синода не достиг своей цели. Члены Св. Синода по прежнему остались при своих мнениях; вследствие этого и самый вопрос об улучшении судопроизводства по брачным делам не получил разрешения. Та же судьба, которая постигла проект общей духовно-судебной реформы, постигла и эту последнюю попытку в царствование императора Александра II к улучшению судебной части в духовном ведомстве.

Глaвa VI

Вопрос об обеспечении приходского духовенства. Деятельность Высочайше учрежденного присутствия к изысканию мер улучшения материального положения причтов. Суждения епархиальных преосвященных, комитетов и периодической печати: 1) о размере наличных средств содержания духовенства, недостаточности этого размера и неудобствах некоторых из этих средств содержания; 2) о мерах улучшения экономического быта духовенства прямым путем установления правительством средств содержания духовенства, размера и источника их; 3) о мерах того же улучшения косвенным путем возбуждения общественной инициативы в церковно-приходских делах и солидарности в среде самого духовенства Направление вопроса об обеспечении духовенства, определившееся циркуляром 1863 года Высоч. учрежденного присутствия. Улучшение положения причтов местными епархиальными и в частности приходскими средствами. Издание в 1873 году правил относительно местных средств содержания и раздела их между членами причтов. Возбуждение самодеятельности церковно-приходской общины. – Учреждение церковно-приходских попечительств. Привлечение земства к участию в деле улучшения быта духовенства. Реформа 16 апреля 1869 года. Сокращение приходов и причтов. Наделение жалованьем от правительства причтов западного края и других, особенно нуждающихся, преимущественно на окраинах государства. Обеспечение заштатных священно-церковнослужителей и их семейств. Образование пенсионного капитала и временные правила 1866 года на пользование им. Производство единовременных пособий заштатным священно-церковнослужителям из той части пенсионного капитала, которая оставалась свободной за распределением пенсий. Учреждение в видах призрения заштатных клириков и духовных сирот епархиальных попечительств о бедных духовного звания, попечительных благочиннических советов и эмеритальных касс. Дальнейшая судьба вопроса об улучшении материального положения духовенства в царствование императора Александра II.

Из церковно-общественных вопросов, поднятых в царствование Императора Александра II, вопрос об обеспечении духовенства по своей всесторонней разработанности, по оживлению, которое он вызвал в обществе и духовенстве, и по своей жизненной важности занимает самое видное место. В течение целого двадцатилетия шло его обсуждение. Рядом с деятельностью Высоч. учрежденного присутствия духовная и светская печать наперерыв спешила заявить свой голос по тому или другому из вопросов, касающихся материального положения духовенства. Страницы газет и журналов буквально переполнены были статьями и заметками о нуждах духовенства, об источниках и способах его обеспечения. Улучшение материального положения представлялось чуть не всеисцеляющим средством, способным освободить духовенство от всех недугов и возвысить его авторитет и значение в глазах общества.

В 1862 году по воле Государя Императора образовано было особое присутствие по делам православного духовенства. Одну из важнейших задач его деятельности составило изыскание мер к улучшению материального положения духовенства. Чтобы обеспечить успех в решении вопроса, присутствие с самого начала решило придать ему самую широкую гласность – призвать к его обсуждению духовенство, печать и общество. В первом заседании 17 января было постановлено: во избежание разнообразия при изложении сведений составить программу и разослать ее епархиальным преосвященным с требованием, чтобы они доставили в главное присутствие свои соображения и заключения по изложенным пунктам. В состав программы вошли вопросы: 1) какими и в каких размерах средствами пользуется ныне духовенство а) денежными: жалованьем, где оно полагается, и другими доходами; б) вещественными: a) землею, b) помещением, c) отоплением, d) ругою и e) разными добровольными приношениями? 2) Как велико народонаселение каждого прихода, т. е. число душ мужского пола и отдельно женского. Какое самое дальнее расстояние жилищ прихожан от церкви? 3) В чем именно признается неудовлетворительность нынешних средств содержания и не представляется ли каких либо местных способов к его улучшению?

При этом могут быть объяснены и другие предположения, клонящиеся к улучшению материального быта духовенства. Сведения по предложенным пунктам программы епархиальным преосвященным предоставлено истребовать от местных причтов и обсудить, если найдено будет ими нужным, в особых комитетах из духовных лиц епархиального ведомства (журнал 21 февраля 1862 года).

Для местного в губерниях заведывания делом обеспечения духовенства предположено учредить губернские присутствия и поручить им рассмотрение намеченных духовенством и комитетами предположений касательно способов обеспечения причтов356. Распоряжения главного присутствия вызвали полное и деятельное сочувствие духовенства и епархиальных начальств. Вслед за изданием указа во многих епархиях приступлено было к совещательному обсуждению предложенных присутствием вопросов. Почин в этом деде положен был в киевской, подольской и полтавской епархиях. Киевский митрополит Арсений сделал предложение духовенству своей епархии, чтобы всякое соображение касательно улучшения быта духовенства представлялось непосредственно ему. В подольской епархии местное начальство распорядилось – полученные программы по вопросам об улучшении быта православного духовенства немедленно при указах разослать благочинным и старшим священникам с тем, чтобы они по этой программе собрали от подведомого им духовенства обстоятельные сведения по каждому приходу порознь и доставили эти сведения в местную консисторию; а для большей обстоятельности и основательности отзывов рекомендовало духовенству каждого благочиния собраться в одном или двух пунктах, под наблюдением благочинного или его помощника, для общего обсуждения вопроса о положении духовенства357.

В полтавской епархии, по распоряжению преосвященного Иоанна, рассмотрение всех представленных от местного духовенства сведений возложено было на местные консистории358. В рижской епархии отобрание сведений от причтов и составление из них свода мнений поручено было благочинным359. При отобрании сведений от причтов не обошлось, конечно, без злоупотреблений. Так по отзыву корреспондента Воронежской губернии, местному духовенству не дано было возможности высказаться, как бы оно желало, во-первых, уже потому, что для этого назначен короткий срок, который еще более сокращался разными начальственными инстанциями, во-вторых, потому, что многие из благочинных настоятельно требовали от подчиненного им духовенства писать только то, что они указывают, а не то, что желало духовенство360. Учреждение губернских присутствий должно было подвинуть дело обеспечения духовенства значительно вперед. На них возлагалась обязанность собрать отрывочные и часто противоречивые сведения от местных причтов, привести их в систему, составить из них свод общих мнений и в таком виде представить в главное присутствие по обеспечению духовенства. При обсуждении предложенных вопросов в разных губернских присутствиях много было высказано соображений, предложено практических мер; каждое из них пыталось высказать свои желания применительно к местным потребностям и условиям той или другой епархии: нередко некоторые из них вдавались в крайности, впадали в противоречия; но в общем, в их соображениях проглядывают одни и те же желания духовенства. Содержание всего высказанного в их отзывах и в периодической печати по вопросу об обеспечении духовенства подходит под следующие рубрики: 1) суждения о размере наличных средств содержания белого духовенства, недостаточности этого размера и неудобствах некоторых из этих средств содержания; 2) суждения о мерах улучшения экономического быта духовенства прямым путем установления правительством средств содержания духовенства, размера и источника их; 3) суждения о мерах того же улучшения косвенным путем возбуждения общественной инициативы в церковно-приходских делах и солидарности в среде самого духовенства. На основании сведений о способах содержания духовенства, доставленных причтами разных епархий, размер каждого в отдельности из средств содержания белого духовенства перед временем царствования императора Александра II и в первые годы этого царствования представляется в следующих чертах.

Жалованье назначалось правительством в качестве дополнительного средства к местным способам обеспечения причтов. Ко времени учреждения особого присутствия по делам духовенства общая цифра его на все причты простиралась до 3. 727. 987 р. 45 к. Эта сумма распределялась между 17, 547 приходами, входившими в штаты. В число штатов вошли причты губерний: полтавской, псковской с 1843 г.; новгородской, олонецкой с 1844 г.; оренбургской с 1845 г., екатеринославской с 1846 г., смоленской с 1847 года, ставропольской, таврической, уфимской, харьковской с 1848 г., казанской и калужской с 1850 г., самарской с 1851 г., пермской с 1852 г., с.-петербургской, саратовской с 1853 г., архангельской, астраханской, вологодской с 1854 г., костромской с 1855 г., пензенской с 1857 г. Кроме того в число штатов, вошли причты западного и балтийского края и многие приходы сибирского края. За вычетом причтов, вошедших в штат, оставалось еще до 20,000, на долю которых не пришлось совсем жалованья. В таком положении находились губернии: владимирская, воронежская, вятская, кишиневская, курская, московская, нижегородская, орловская, симбирская, рязанская, тамбовская, тульская и ярославская. Небольшое пособие из казны назначалось в некоторых уездах беднейшим приходам, большею частью зараженным расколом. Более половины общего количества приходов оставалось вовсе без жалованья. Да и штатное жалованье было настолько незначительно, что не в состоянии было удовлетворить и самым насущным потребностям духовенства. Во внутренних губерниях оно для священника равнялось от 72 до 144 р. и только в некоторых губерниях (астраханской, казанской, полтавской и др.) доходило до 90–80 р., а в петербургской до 150–240 р. При этом в разных епархиях оно распределялось крайне неравномерно. Так по отзыву духовенства новгородской епархии361 общая сумма, назначенная от казны на жалованье духовенству и ассигнуемая из капиталов удельного ведомства на 654 церкви, простирается до 125 313 р. 3 ¼ к., средним числом на причт 191 р. 91 к. Священникам в первоклассных и второклассных приходах назначено жалованья 180 р.. а священнику прихода, состоящего в 7 классе, имеющему одинаковые обязанности с первым, одинаковые заботы и пользующемуся меньшими частными доходами от меньшего количества прихожан сравнительно с первыми, положено 110 р. Очевидно при таком распределении жалованья между причтами принято было во внимание соображение, что чем многочисленнее приход, тем больше трудов, требующих большего и вознаграждения. Но при этом упущено было из виду, что в приходах многочисленных всегда бывает более доброхотных приношений от прихожан за совершение треб, нежели в малочисленных. Вследствие этого оказалось, что где получали много, там стали получать еще больше, а где мало, там меньше. Из корреспонденций, помещенных в Православном Обозрении, видно, что неравномерное распределение жалованья существовало и в других епархиях362. Назначение определенного жалованья духовенству в том виде, как оно существовало до 60-х годов, не представляло особенных выгод для духовенства и по другой причине. Дело в том, что правительство, назначая незначительные денежные оклады, требовало, от причтов, чтобы они безмездно исправляли все важнейшие христианские требы, довольствуясь так называемыми добровольными приношениями от прихожан. Выгода, очевидно, была небольшая, так как во многих приходах, особенно многочисленных, сумма вознаграждений за требы превышала определенные денежные оклады.

Жалованьем от казны пользовалось незначительное число причтов. Повсюду распространенные и постоянные способы обеспечения духовенства составляли: а) доходы от земли, б) плата за требы, в) разные сборы, г) церковные дома, д) в некоторых епархиях обязательная работа прихожан на землях причтов и готовое отопление. – а) Доход, получаемый от земли, по отзывам духовенства разных епархий, вообще очень незначительный и зависит от разных случайных причин. Распределение земли между причтами разных епархий неправильно и неравномерно. Большинство причтов владеет одной пропорцией земли – полным 33-х десятинным наделом; но во многих приходах при церквах не достает до полной узаконенной пропорции, а в некоторых приходах и вовсе нет земли. Так, по заявлению тамбовского духовенства, существующие наделы церковной земли крайне недостаточны: в тамбовском уезде две церкви вовсе без земли и 10 церквей с недостаточным наделом земли. Недостаточны наделы земли в уездах: козловском для 8, для 2 совсем нет, в лебединском для 3, в темниковском – 10, в елатомском 11 и др.363. Также неодинаковы наделы земли и в других епархиях364. Но и те причты, которые располагают полным 33-х десятинным наделом, немного прибыли получают от нее, потому, что она обусловливается урожаями, качеством самой земли, уходом за нею, стоимостью обработки и ценностью земли в различных местностях. Помимо этого пастырь церкви условиями своего служения поставлен в такое положение, что не в состоянии, как следует, обработать ее. Заниматься работой самому – не позволяет время, большая часть которого уходит на исправление пастырских обязанностей. Нанимать рабочие руки – не хватает средств; при этом нужно бывает обзаводиться разными земледельческими орудиями, которые тоже требуют немалых издержек. Отдавать землю в аренду совсем невыгодно, как по причине малой арендной платы, так и потому еще, что арендаторы выжимают, что называется, последние соки из земли и сильно истощают причтовые поля. Приходится причтам пополам с горем обрабатывать землю своими руками. Многие из них прибегают еще к одной мере, обрабатывают землю, убирают хлеб и покосы миром, собирая так называемые помочи. Но, не говоря уже об унижении, которое приходится испытать пастырю, чтобы уговорить прихожан, которые иногда не прочь поломаться пред своим батюшкой, помочный способ обработки земли неудобен и по другим обстоятельствам. Помочи обыкновенно устраиваются в праздничные или воскресные дни и непременно сопровождаются угощением, переходящим, по принятому везде обычаю, в пьяный разгул. Допуская и то и другое, священник является вдвойне нарушителем праздника и через это может потерять авторитет и уважение в глазах своего прихода. Вообще обработка церковной земли, по общему заявлению духовенства, представляет много неприятных сторон и мало выгод.

б) Доходы от исправления церковных треб не представляют прочного источника обеспечения; в разных приходах они различны и зависят от религиозного настроения, доброхотства и зажиточности прихожан. Доходы эти составляются из платы за совершаемые таинства и требы у прихожан, также за хождение с крестом и св. водою в общие христианские и местные храмовые праздники. Из сведений, представленных причтами, видно, что они, за исключением незначительной части приходов, представляют жалкую цифру. Maximum ее на весь причт 743 рубля, a minimum 115 р. Самая большая цифра доходов приходится на вятскую епархию, жители которой, благодаря большим земельным наделам, отличаются зажиточностью, а самая меньшая на кишиневскую с малоземельным и бедным населением, разбитым на мелкие приходы. Количество доходов, получаемых в других епархиях, колеблется, смотря по зажиточности крестьян и их усердию, между указанными крайностями. Счастливое исключение представляет только западный край, в котором, вместо платы за требоисправления, духовенство получает государственное жалованье. При материальной невыгоде доходы за требоисправления имеют еще невыгоду нравственную. Плата за требоисправления соединена с унижениями для духовенства и оскорбительна для святыни таинств. Совершение таинств, обрядов, молитвословий превращается через это в глазах народа как бы в ремесло и самая благодать, сообщаемая в таинствах, является чем то, как бы продажным. Другая невыгода указанного способа обеспечения та, что он поставляет духовенство в полную зависимость от прихожан. Ничто так вредно не влияет на пастырские отношения, как сознание этой зависимости. Ревность пастыря к исполнению своего долга невольно сдерживается боязнью лишиться доходов, если он не будет жить в ладу с миром. Это опасение вынуждает священно- церковнослужителей волей неволей принижаться перед прихожанами, иной раз выкланивать средства к жизни или удовлетворять всем требованиям их. С другой стороны и прихожане, сознавая полную зависимость от себя причтов в средствах содержания, не стыдятся при случае заявлять об этом притязательными требованиями. Случается иногда, что они считают и вовсе лишним заплатить причту, за его труды. Отсюда неизбежны поводы к взаимным неудовольствиям между духовенством и прихожанами.

в) Кроме доходов за требоисправления духовенство пользуется сборами с прихожан доброхотных даяний, разных сельскохозяйственных продуктов: ржи, гречи, ячменя, шерсти, льна, яиц, иногда даже лык, соломы, горшков и т. п.365. Среди духовенства выработались даже специальные термины петровщины, осенины, нови, ленуванья и пр. для обозначения этих сборов. Насколько приятны были для духовенства эти сборы, можно судить по его корреспонденциям. Они переполнены картинами его унизительного материального положения. Хождения по дворам, сборы крупицами, разные унизительные приемы выпрашиванья, остроты и насмешки хозяев хорошо известны всякому, мало-мальски знакомому с бытом духовенства. Через мелочные и унизительные сборы духовенство уже прямо становилось в ряды нищих, но последние пользовались все же лучшим положением, чем причты, собирающие подаяния. Они, по крайней мере, встречают сочувствие. Нельзя этого сказать относительно духовенства. Тайный укор, а под час и насмешка в большинстве случаев встречают при сборах священно-церковнослужителей. Не даром в народе сложились на счет духовенства нелестные поговорки в роде следующих: – «что не мило, то попу в кадило», или: «на тебе Боже, что нам не гоже», или восклицания: – «куда попам деньги то девать, дерут с живого и мертвого».

г) Церковными домами пользуются причты только в немногих епархиях и то не во всех приходах. Напр. в харьковской губернии готовые помещения существуют только для ⅕ всех причтов366, в новгородской на 50 причтов367 и только в западном крае церковные помещения, в силу положения 1842 г., существуют при всех православных церквах. Причты, не имеющие казенного помещения бывают вынуждены или строить дома на свои средства или нанимать квартиры; и то и другое сопряжено с издержками и большими неудобствами. Особенно нужда в помещении сказывается на первых порах при вступлении священнослужителя в должность. Что касается отопления и обязательной работы на землях прихожан, то они существуют в самой незначительной части епархий (обязательная работа только в западном крае) и обставлены такими условиями, что духовенство за лучшее считает отклонять эти услуги прихожан.

Положение заштатного духовенства и осиротелых семейств особенно горестно. Определенной пенсии им нет; если они не успели скопить копейки на черный день, им грозит опасность остаться совсем без пропитания. Денежное пособие из капиталов попечительства о бедных духовного звания дается не всем, а только малолетним до совершеннолетия и престарелым и так скудно, что едва ли станет его и на месячное содержание (напр. от 5–10 р. в год).

Неудовлетворительность материальных средств обеспечения духовенства и неблаговидность способов их добывания достаточно ярко раскрыты в тогдашней литературе духовной и светской. В самый разгар рассматриваемого вопроса с 1863–1866 г. появилось много картин, изображающих всю неприглядность материального положения духовенства. Вот для примера одно место из отчета синодального обер-прокурора за 1867 г. «Способы к жизни духовенства, всегда скудные и всегда зависимые от благосостояния и усердия других, оказываются в большей части случаев совершенно недостаточными. Недостаточность эта является наиболее ощутительною в такое время, когда все силы духовенства самым ходом религиозно-нравственной жизни в отечестве призываются к неутомимой деятельности, а горькая бедность и безысходное положение естественно устремляют мысли и чувства священнослужителей к законной заботе о пропитании себя и семьи. Тяжелый гнет наличной жизни духовенства тем тяжелее для него, чем безотраднее он не только в настоящем духовенства, но и его будущем, когда с утратою сил и здоровья, священнослужитель, по обычаю, поступает за штат, или когда сиротеет его семья и в бесприютном сиротстве своем остается по большей части без крова и без хлеба. В таком положении находится преимущественно сельское духовенство. Не лучше, в большей части случаев, участь городского духовенства, от которого требуется между тем некоторая представительность, условливаемая иною средою жизни и деятельности»368.

В видах улучшения материального положения духовенства в местных губернских присутствиях по обеспечению духовенства и в текущей литературе, преимущественно духовной и отчасти светской, высказано было много мнений и предложено практических мер. Мнения эти большей частью появлялись в виде корреспонденций и составляли голос самого духовенства. В них трудно найти какой-нибудь порядок и постепенность. Авторы их не следят за постепенным развитием вопроса и говорят, так сказать, не слушая друг друга.

Все высказанные мнения по вопросу об улучшении быта духовенства мы попытаемся обозреть по предметам содержания, разделив на две группы: 1) меры, предложенные к улучшению быта духовенства прямые и 2) косвенные. К первого рода мерам относятся: 1) назначение денежного жалованья, 2) доходы от земли и 3) непосредственные пособия от прихожан – плата за требы, устройство и содержание домов для причта и вспомоществование в обработке церковного поля.

I. На первых порах, когда пронесся слух об учреждении особого присутствия по обеспечению духовенства, последнее остановилось на жалованье от правительства, как единственном и лучшем способе обеспечения своего быта. «Жалованья, жалованья!», слышалось со всех сторон369. Истомленное своей бедностью и разными унижениями, духовенство не хотело обидеть себя и в размере жалованья. Не менее 800 р. и не более 1 200 для священника, в среднем около 1 000, около 500 для дьякона и 250 для причетника, суммы, указанные для содержания духовенства г. Уманцом поместившим в Отеч. зап. 1862 г. (VII) статью «о некоторых улучшениях в духовном ведомстве», представлялись нормальными окладами для всего духовенства. При таких окладах общая сумма, считая священников 37 000, 12 428 дьяконов и 66 171 причетников, простиралась до 58 миллионов рублей. Самый простой и естественный вопрос, откуда взять такую сумму, в порыве общего увлечения, совсем игнорировался. Слышались и возражения против жалованья от правительства преимущественно со стороны светской прессы (День 1863 г. .№ 52; Моск. Вед., Русский Вестник 1863 г. X). Из духовных журналов отчасти Православное Обозрение указывало неудобства при исключительном способе обеспечения причтов жалованьем. Московские Ведомости замечали, что если духовенство будет содержаться на счет правительства – получать определенное казенное жалованье, то будет все более и более принимать характер чиновничества, а такой порядок может иметь серьезное и, конечно, весьма вредное влияние на отношения духовенства к обществу370. Против такого положения справедливо возражали Труды Киевской Духовной Академии, что «опасения духовенства, поступившаго на жалованье правительства, подчиниться его интересам, действительно справедливы. Но не останется ли эта опасность и от контроля противоположной стороны – народной? Народность является такою же силою как и государство и грозит такою же зависимостью, как и первое. Формализм в исполнении пастырских обязанностей возможен всегда»371. «Трудно согласиться, – писал один из корреспондентов Пр. Обозрения, – чтобы назначение определенного жалованья имело вредное влияние на отношения духовенства к обществу. Чтобы священник мог иметь доброе влияние на свою паству, необходимо, чтобы он не был в прямой, исключительной зависимости от нея; нужно чтоб он, имея перевес в нравственном отношении над своими прихожанами, и в материальном не зависел бы исключительно от их воли. Опасение, что священники, получая определенное жалованье, сделаются невнимательными и нерадивыми в совершении св. таинств и других треб, совершенно несправедливо. Теперь священники в дождливую и холодную погоду безотлагательно идут совершать крещение над младенцем, имея в перспективе не более 5–6 к. сер.; неужели над ними совершится печальная метаморфоза, когда вместо 5 или 6 κ., примерно за крещение, будут получать средним числом 30 к. cep»372. Русский Вестник указывал на то, что назначение жалованья несогласно с учением св. апостола Павла и противно духу, правилам и преданиям вселенской церкви. Служение алтарю есть дело святое, совершаемое для пользы церкви. Это жертва Богу, а не выгода, это бескорыстная обязанность любви, а не доходная должность373. По замечанию Руководства для сельских пастырей это возражение – пустые слова, совсем не идущие к делу374.

Более рассудительная часть духовенства, однако, и сама видела несбыточность надежд на полное и исключительное обеспечение денежным жалованьем и остановилась на среднем мнении о совмещении правительственных и приходских средств содержания375. При совмещении этих средств общая цифра правительственного жалованья, конечно, значительно сокращалась.

Источниками для составления этой суммы указывались: 1) налог на всех исповедующих православную веру, распределяемый правительством приблизительно по 50 к. на душу (по мнению других по 30 к.)376. Если считать круглым числом населения 50,000,000 и положить по 50 к. на душу, получится капитал в 25 миллионов – сумма достаточная для того, чтобы обеспечить, хотя и не вполне, духовенство; 2) пошлины на разные документы, выдаваемые церковью: метрические свидетельства о рождении, браках; 3) а) свечные суммы в приходских церквах; б) торговля иконами, крестиками и другими предметами религиозной потребности; в) продажа ладана и деревянного масла; г) учреждение при церквах кружек для добровольных подаяний в пользу причта377. Священник Чижевский предлагал еще одну оригинальную меру: завести книжку – летопись жизни и раздавать ее по одному экземпляру каждому прихожанину; в нее причт записывает за известную плату важные события в жизни ее владетеля: рождение, крещение, брак, рождение детей и, наконец, смерть378. Некоторые думали увеличить капитал на составление жалованья духовенству путем сокращения причтов – исключения из духовного звания причетников и их детей и предоставления в их пользование всего существующего надела церковной земли с освобождением от податей и повинностей. От такой операции ожидалась экономия в 800,000 р. в год – от содержания причетников, полагая на каждое лицо по 50 р. и 650,000 от воспитания их детей, а всего 1,450,000379.

В самый разгар литературной полемики по вопросу о жалованье в сентябре 1863 года, Высочайше учрежденное присутствие по делам духовенства разослало циркуляр, положивший конец всем недоумениям, и давший окончательное направление вопросу об обеспечении духовенства. Циркуляр этот представляет извлечение из составленной г. министром внутренних дел записки по предмету изыскания способов для улучшения быта духовенства. «При изыскании средств к улучшению быта духовенства, – говорилось в записке министра, – внимание обращается почти исключительно на одни только правительственные способы, в частности на средства государственного казначейства... Между тем обеспечение причтов составляет первоначально обязанность самих прихожан. Правительственные пособия вообще должны иметь вспомогательное добавочное свойство и оказываться преимущественно там, где приходские средства не достаточны. Кроме того при нынешнем финансовом положении государства желательно, чтобы эти пособия усматривались не в денежных ассигновках, а в других источниках, которые для разных местностей могут быть найдены в большем или меньшем числе, в землях и лесах ведомства государственных имуществ»380.

Заявление министра разбивало все надежды духовенства на легкий исход из тяжелого материального положения посредством назначения денежных окладов, но самый вопрос об обеспечении духовенства был поставлен на более твердый путь. После этого циркуляра внимание духовенства и местных по делам его учреждений обратилось к изысканию местных и приходских средств обеспечения.

II. Доход от земли, естественно, оказался первым в числе местных и приходских средств обеспечения. Почти все духовенство, за исключением причтов нечерноземной полосы381 России, большинство епархиальных комитетов и губернских присутствий по делам духовенства высказывались за увеличение существующих наделов церковной земли382. Размер наделов определялся различно. Духовенство Донской епархии желало получить по 200 десятин на священника, 100 на диакона и 50 на причетника. Такое же количество земли на каждого из членов причта назначило духовенство кубанского казачьего войска383. Другие предлагали удвоить нормальную пропорцию земли, а иные и совсем не определяли размера земельных наделов. Более затруднений представлялось при решении вопроса, как духовенству пользоваться землей – самому ли обрабатывать ее? отдавать в аренду или извлекать доходы из нее иным способом. Большинство духовенства было того мнения, что занятие земледельческими работами не совместимо с пастырским служением384 и стояло за отдачу в арендное содержание. Под этой арендой подразумевались: 1) отдача церковной земли в пользование прихожан с тем, чтобы они взамен дохода, получаемого от земли, каждогодно вносили в общий на духовных капитал такую сумму, какая будет признана безобидною по взаимному согласию духовенства и прихожан. По мнению напр. новгородского духовенства рубля 2 за каждую десятину385. Доход от земли по взаимному согласию причтов с крестьянами может доставляться и натурой – в снопах или зерне; 2) что бы гарантировать духовенство от неприятностей, которые могут возникнуть вследствие обязательства крестьян обрабатывать церковные земли, некоторые предлагали другую меру – возложить сбор арендной платы на какое н. правительственное место, напр. казначейство386. 3). Предложена была еще мера – определив стоимость церковной земли, отдать ее в пользование прихожан лет на 10 с тем, что бы в течение этих лет они платили каждогодно, не смотря на неурожай, установленное число четвертей или плату за четверть387. Другие не разделяли мнения об обязательной обработке прихожанами церковной земли и просили только пособия для возделывания земли и для этого предлагали назначить ежегодный сбор через земскую полицию, примерно к. по 25 с каждого сельского жителя, по 30 с городского, с купцов добавочных до пошлины по 20 κ., и с земли помещиков и имеющейся у крестьян сверх надела по 2 к. с десятины. При таком сборе в среднем из общей суммы на священника придется до 200 р. Сбор этот распределяет на причты епархиальное начальство.

III. Доходы от требоисправления. Порядок личного вознаграждения со стороны каждого прихожанина за обязательные требы почти единогласно был признан подлежащим отмене. Взамен этого предлагалось установить определенные оклады жалованья, размер окладов определялся различно: екатеринославский комитет назначал напр. для священника 500–600 р., диакона – 250–300 р. и причетника – 100–150 р. Что бы устранить от священника личные денежные расчеты с прихожанами, предполагалось предоставить раскладку денежных окладов или приходскому обществу или приходским попечительствам. Слышались и возражения против назначения определенного денежного содержания взамен платы за требоисправления. Говорили, что обязательное денежное вознаграждение будет служить причиною постоянных неприятностей и столкновений причтов с прихожанами, что вносить внешнюю обязательность в свободные нравственные отношения их противно основным началам и духу православной церкви388. Что касается платы за вольные требы – молебны, водосвятия и проч., то она признается необходимою почти всеми писавшими об улучшении материального положения духовенства. Существующие сборы с духовенства по приходу, по общему заявлению последнего, следует или совсем отменить389, так как они кроме унижения не приносят никакой прибыли причтам, или облагородить самый способ собирания их – видоизменить в добровольные приношения прихожан продуктами390.

IV. Устройство церковных домов признано духовенством важнейшей и неотложной нуждою391. Предлагали строить дома по определенному плану. Напр., новгородское духовенство высказывало желание, чтобы дома строились (для двух или трех членов причта один) двухэтажные, для прочности каменные или на каменном фундаменте, не менее как на 6 саженях по лицу, на 7 саженях во двор, чтобы квартира священника состояла из 4-х комнат, диакона из трех, а причетника из двух покоев с особою кухнею для каждого члена причта. При домах должны быть дворы и необходимые службы392. Расходы по постройке церковных домов и их ремонтировке должны быть возложены на прихожан. На случай крупных исправлений в домах священно-церковнослужителей предлагалось образовать особый капитал; источниками для составления его указывались: 1) ежегодные узаконенные взносы из кошельковых церковных сумм; 2) сборы известного процента с доходов причта, и 3) определенный налог на прихожан393.

V) Улучшение положения заштатных священно-церковнослужителей и сирот, по единодушному заявлению духовенства и местных по делам его учреждений, составляет предмет вопиющей необходимости. Все писавшие об этом предмете согласны были в том, что для их обеспечения необходимо назначить пенсии: но когда речь заходила об источниках для образования пенсионного капитала, мнения расходились. Одни думали обратиться для образования его к государственному казначейству, другие к церковным суммам и третьи к наличным средствам самого духовенства. Так калужское губернское присутствие для составления такого капитала предлагало вычитать из церковных кошельковых сумм и других доходов по 10 процентов; сюда же обращать остатки от жалованья причтам, остающиеся за временными недостатками нужных лиц в причтах394. Священник Панов полагал образовать пенсионный капитал из ежегодных взносов (примерно по 5 р.) всех лиц, желающих пользоваться пенсиями395. По мнению г-на Чижевского396 источниками для образования пенсионного капитала могут служить: 1) вычет по 1% из жалованья духовных лиц; 2) взнос по 1 рублю из кошельковой суммы каждой церкви; 3) взнос от получающих награды за набедренник по 1 р., скуфью 3 р., камилавку 4 р., наперсный крест и палицу 10 р. Проектировалось также устроить общественные дома, в которых могли бы помещаться заштатные и сиротствующие семейства и учредить особые кассы взаимопомощи.

К косвенным мерам улучшения материального положения духовенства относятся: 1) возбуждение самодеятельности церковно-приходской общины. Для этой цели предполагалось учредить церковно-приходские попечительства и привлечь земство к участию в деле улучшения быта духовенства; 2) ослабление сословности духовенства и 3) сокращение числа приходов и состава причтов.

1) От учреждения приходских попечительств ожидалась важная помощь делу улучшения материального положения духовенства. Надеялись, что попечительства своим содействием побудят прихожан искреннее отнестись к делу обеспечения причтов, как делу близкому для них, и не видеть в этом обеспечении только лишние налоги на себя. По мнению тамбовского комитета, попечительства могли бы разъяснить прихожанам разные недоразумения и опасения, встречающиеся при обеспечении причтов, изыскать и указать удобные и возможные способы обеспечения, определить, напр., какой способ вознаграждения причтов удобнее при наличных условиях приходской общины: один ли денежный сбор с прихожан, или и натурой – землей, лесом, лугами и пр., могли бы взять на себя, наконец, устройство церковных помещений для жительства священно-церковнослужителей и, вообще, изыскание всевозможных мер к материальному обеспечению духовенства397.

2) В пользу привлечения земства к участию в материальном обеспечении приходского духовенства указывали на церковно-религиозное значение последнего в благоустройстве земской жизни и вытекающую отсюда необходимость для земства позаботиться об улучшении материального положения полезного ему сословия398. Земство стремится к поднятию умственного и нравственного уровня в массе населения; лучшим средством для этого может служить привитие народу здравых религиозно-нравственных идей, а этого можно достичь лучше всего через посредство духовенства. От привлечения земства к участию в обеспечении духовенства в свою очередь ожидалось, что оно своим нравственным влиянием и в силу своих полномочий расположит прихожан к назначению в пользу духовенства, взамен непосредственной платы за требы и сборов, особого денежного сбора399.

3) В сословности духовенства многие видели также одну из важных причин его бедности. Замыкаясь в своем тесном кругу и не имея общих интересов с другими сословиями общества, духовенство, естественно, не могло рассчитывать на помощь со стороны последних. Самым лучшим и действительным средством к выходу духовенства из его сословности, по мнению большинства, могло служить уничтожение сословной школы, предоставление духовным лицам права воспитывать своих детей в общих школах и открытие специальных богословских курсов для приготовления будущих кандидатов на священные степени400.

4) Мысль об улучшении быта духовенства путем сокращения числа приходов и состава причтов вначале намечена была как то робко. Представлялось жестоким – произвести улучшение содержания одних причтов на счет благосостояния других, которые за припискою их приходов к другим остались бы за штатом. Находили также, что по численности населения в России нужно не сокращать, а наоборот увеличивать число причтов. В подтверждение этого приводили статистические данные. По вычислению напр. Киевских Епархиальных Ведомостей, один священник в России приходится на 1365 душ, а в наиболее населенных губерниях один на 1588 душ401. С открытием губернских присутствий мысль об изменении состава приходов и причтов стала более выясняться и встретила во многих из них сочувствие (напр.: ярославское, калужское, костромское, новгородское, харьковское, тамбовское и др.)402. Применяясь к местным условиям, указанные присутствия находили, что существует много крайне дробных приходов, которые с удобством можно соединить; необходимым условием при этом выставлялось, чтобы сокращение числа приходов, или приписка одних к другим производилась с согласия самих прихожан, и чтобы тем причтам, которые за припискою их приходов к другим останутся без места, были предоставляемы первые открывшиеся места в штатных приходах. Впрочем, по заявлению присутствий, указанная мера, хотя и принесет много неприятностей некоторым причтам, но зато она вдвойне искупится тою пользою, которую со временем принесет всему духовенству403.

Наряду с указанной мерою была предложена другая – сократить состав причтов. Сокращение это предлагалось произвести через устранение причетников из духовного звания и замещение их вольнонаемными404, или через уменьшение числа диаконов405.

Из предложенных духовенством, местными губернскими присутствиями и епархиальными преосвященными мер к улучшению быта православного духовенства только некоторые были осуществлены, иные только намечены, а другие и совсем не получили практического приложения. Окончательное направление вопроса об обеспечении быта духовенства определялось циркуляром главного присутствия 1863 года. После него мысль об исключительном обеспечении духовенства денежным жалованьем от правительства отходит на задний план и уступает место другой мысли об улучшении положения духовенства местными епархиальными и в частности приходскими средствами. Правительство само указало на них, как на единственно возможный и верный источник улучшения материальных средств духовенства. Благодаря его указанию, в разных епархиях стали предприниматься частные меры к изысканию способов улучшения материального положения духовенства. Выбор средств в данном случае обусловливался местными экономическими условиями, в которых находилось население той или другой губернии. Епархиальные преосвященные, призванные ближайшим образом к попечению о материальных нуждах духовенства, старались побуждать прихожан к улучшению материального положения причтов или путем личного воздействия на них, или через благочинных или через представителей гражданской власти – посредников, предводителей дворянства, исправников, волостные правления и пр. Деятельность их по обеспечению духовенства характеризуется такими выражениями в каждой книжке отчетов синодального прокурора: «со стороны епархиальных начальств приняты энергичныя меры» (отч. за 1868 г. стр. 242), «преосвященные при удобных случаях убеждали прихожан» (ibid), «деятельно продолжали приводить в исполнение способы» (отч. 1859 г. 248 стр.) и проч. Благодаря такой деятельности местных епархиальных начальств, во многих епархиях причты получили новые нарезки земли, больше всего в тех приходах, где ее не доставало до узаконенной пропорции (губерниях: полтавской406, минской407, самарской408, владимирской409, кишиневской410, астраханской411 и др.). В некоторых губерниях, особенно в лесистой местности, прихожане снабжали причты строевым и дровяным лесом412 (полтавской413, астраханской414 и др.). В иных, назначали определенные денежные оклады (таврической415, ярославской, вологодской, воронежской416, кишиневской417 и др.), строили на свои средства дома для причтов (полтавской418, донской419, нижегородской420, самарской421, и др.). Успешному ходу дела по устройству домов много содействовали выработанные Высочайше учрежденным присутствием облегчителные меры к приобретению домов для причтов. Еще в 1863 году присутствие по делам духовенства журналом от 21 июня постановило, чтобы епархиальные начальства, в случае поступления к ним просьб и ходатайств об образовании новых приходов, обращали внимание и на то: есть ли готовые помещения для причтов, и если нет, обязывали прихожан новооткрываемых приходов строить их; в случае их несогласия, епархиальным начальствам предоставляется право оставлять их просьбы и ходатайства без исполнения, за исключением тех случаев, когда, по усмотрению епархиальных преосвященных, оказывается особенная необходимость устройства новых приходов и церквей, в видах пресечения действий раскола, распространения христианства между магометанами или язычниками и т. п.422. Впоследствии к этому правилу присоединены были новые. Они состояли в следующем: епархиальным начальствам предоставлено было: 1) обращать часть церковных доходов, неимеющих специального назначения, и вечных вкладов на покупку церковных домов и приобретение в собственность церкви недвижимых имуществ для постоянного обеспечения из доходов с них содержания священно-церковнослужителей, и 2) принимать в особое внимание, при представлении церковных старост к отличиям, попечение их о построении или покупке церковных домов, о содействии же при этом волостных и сельских начальников сообщать их начальству для назначения им соответствующих их службе наград423.

Как ни действительна была помощь духовенству в его бедственном материальном положении от местных средств содержания, все же она была минимальна в сравнении с теми нуждами, которые приходилось ему испытывать. Кроме того, распределение местных средств содержания, по крайней мере, на первых порах не было подчинено определенным правилам. Выбор и размер их обусловливались добровольным соглашением и расположением прихожан и зависел от разных случайностей. Подробные правила относительно местных средств содержания и раздела их между членами причтов изданы были Высочайше учрежденным присутствием уже в 1873 году. Издание их было вызвано реформой 1869 года, значительно сократившей наличное число приходов и причтов и, вследствие изменения их состава, потребовавшей некоторых перемен в распределении между членами причтов средств содержания. Правила эти составлены на основании отзывов епархиальных преосвященных и точно обозначают как источники, которыми может пользоваться духовенство для своего содержания, так и самый способ пользования ими424. К общим местным средствам содержания приходского духовенства относятся: 1) добровольные даяния прихожан за исполнение для них церковных и приходских треб; 2) церковная земля или продовольствие, производимое прихожанами причту вместо отвода узаконенной пропорции земли; 3) проценты с предназначенных в пользу причтов вечных вкладов и 4) Доходы с церковных оброчных статей, также предназначенных в пользу причтов. Добровольные приношения прихожан разделены на два рода: 1) одни составляют личное вознаграждение одного из членов причта за исправление принадлежащих его званию треб и обязанностей; 2) другие назначаются для всего причта в целом его составе за исправление таких церковных треб, которые совершаются священником с низшими членами причта. Приношения второго рода отпускаются в общую братскую кружку и, по истечении каждого месяца, делятся между всеми членами причта (§ 2). Церковные земли разделяются: 1) на усадебные (места под церковными домами, гумна, сады, огороды и пр.); 2) полевые (пашни, сенокосы). Священнослужители и причетники, имеющие определенные участки земли, обрабатывают их или средствами собственного хозяйства или через отдачу в аренду. Отдача в аренду церковной земли производится или особо одним членом причта достающегося ему участка, но непременно с ведома настоятеля церкви или его помощника и прочего причта, или сообща всем причтом. В этом случае требуется общее согласие всех членов причта. Церковная земля может быть отдана в аренду на срок не более одного года и не иначе, как по условию, которое скрепляется подписью членов причта и съемщика. Плата, получаемая за отдачу в аренду церковных земель всем причтом, вносится в братскую кружку, из которой и выдается помесячно или по третям года. Настоятелю прихода, по общему согласию с прочим причтом и церковным старостой, предоставляется право отделять некоторую часть усадебной земли заштатным священнослужителям и причетникам, состоявшим на службе в том же приходе, равно как вдовам и сиротам служившего в том же приходе духовенства (§§ 2, 8, 9. 10, 12). К оброчным статьям в правилах отнесены церковные дома, не предназначенные для жительства причта, лавки, мельницы и земельные угодья, принадлежащие причту сверх узаконенной пропорции земли. В церковные оброчные статьи дозволяется обращать, по общему согласию членов причта и церковного старосты и с разрешения епархиального архиерея, места на церковной земле, годные для выделки кирпича, извести, для пристаней и т. п. Оброчные статьи отдаются в аренду с разрешения епархиального начальства и не долее 12 лет (§§ 4, 6, 11).      В правилах далее определено, как должны быть распределяемы местные средства содержания между членами причтов, как поступать в распределении их при переменах в личном составе причтов, между предместниками или их семействами и преемниками и т. п. При разделе общих доходов от местных средств содержания настоятель получает три части, его помощник – две и псаломщик одну; но проценты с капиталов или доходы с пожертвованных имуществ предоставляются тем членам причта и распределяются между ними в таком количестве, кому и в каком размере определены самим жертвователем. В тех приходах, в которых существует несколько церквей, пользование общими местными средствами содержания определяется следующими правилами: 1) каждый причт пользуется землей и кружечными доходами только по своей церкви, не участвуя в выгодах по другой; 2) если в приходах к главной церкви приписаны другие в виде кладбищенских или для совершения богослужения причтом главной церкви, то местные средства содержания делятся между членами причта главной церкви; 3) в том случае, когда в одном соединенном приходе имеются церкви того и другого рода, т. е. как имеющие прихожан, так и бесприходные, доходами от первых пользуется причт каждой церкви в отдельности, а доходы от вторых распределяются между членами всего причта соединенного прихода (§ 19). При переменах в личном составе причтов пользование местными средствами содержания определяется следующим образом: расчеты между предместниками или их семействами и преемниками производятся за целый сельскохозяйственный год; началом такого года считается окончание уборки с полей озимых и яровых хлебов и сена. Заключенный причтом договор остается в силе до истечения срока условия, хотя бы за это время и произошли перемены в составе причта. В случае перемен в личном составе причта прежде окончания сельскохозяйственного года, произведениями пахотных полей пользуется обработавший и осеменивший их предместник или его семейство, удовлетворяя преемника платою за землю по расчету времени службы его в приходе и по ценам, по каким идут в той местности земли. Если священнослужитель или причетник удобрил и распахал землю, но не успел засеять ее до определения на его место другого лица, то он имеет право засеять и пользоваться доходами от нее, но за это должен удовлетворить преемника соответствующею платою. Он лишается права пользования землею в том случае, если только удобрил поля, но не распахал их под посев; за удобрение полей он получает от своего преемника вознаграждением. При переменах в причте в течение сельскохозяйственного года предместникам или их семействам и преемникам позволяется входить во всякие соглашения, но в случае возникновения по этому поводу недоразумений, епархиальные начальства не обязываются входить в их разбирательство (§§ 20–25). Член причта, подвергшийся епитимии в монастыре или при архиерейском доме или временному отрешению от места по случаю нахождения под следствием и судом, пользуется половиною кружечных доходов, процентных и арендных денег, другую же половину, а равно все доходы, составляющие личное вознаграждение, получает исправляющий его должность (§27). При распределении доходов от праздных священнических и причетнических мест, впредь до определения на них священников или псаломщиков, наблюдаются следующие правила: 1) если место сделалось праздным по случаю увольнения занимавшего лица за штат, без запрещения в священнослужении, то уволенный за штат допускается к временному исправлению своей должности с правом на получение всех присвоенных оной местных доходов; 2) если уволенный за штат не может по болезненному положению исправлять должность, то получает половину выгод от оной, другою половиной пользуется временно исправляющий должность; 3) в случае, когда место сделалось праздным по случаю смерти занимавшего оное лица, половиною выгод от праздного места пользуется оставшееся после умершего семейство и 4) если после умершего не осталось семейства, то половина выгод от праздного места обращается в пользу епархиального попечительства о бедных духовного звания (§ 28). Утвердив означенные правила, главное присутствие предоставило усмотрению Св. Синода делать в них изменения, какие окажутся впоследствии нужными по указаниям опыта. Вместе с тем оно предоставило усмотрению епархиальных преосвященных – вводить новые правила о разделе местных средств содержания в тех епархиях, для которых еще не утверждены новые штатные расписания приходов и причтов. При утверждении изложенных правил имелось в виду ввести порядок и устранить всякого рода недоразумения и споры между членами причтов при пользовании местными средствами содержания.

Обеспечение духовенства посредством местных средств содержания не могло принести ему большой выгоды и существенно изменить к лучшему его материальное положение. Уже одно то, что местные средства содержания зависели от доброхотства прихожан, отнимало у них значение верного и постоянного источника обеспечения. Рвение и заботливость прихожан об обеспечении причтов, проявившиеся на первых порах, с течением времени могли ослабеть. Так действительно и случилось. Под конец царствования императора Александра II дело обеспечения духовенства означенными средствами мало подвинулось вперед. Так, по отчетам за 1878 г. Обер-прокурора Св. Синода, в таврической губернии, где с 1864 г. это дело пошло так успешно, что половина причтов была обеспечена жалованьем, в последнее время этот порядок стал оказываться ненадежным, так как прихожане стали уклоняться от принятых на себя обязательств425. Тоже случилось и в других епархиях.

Одною из причин бедственного материального положения духовенства была отчужденность его от общества и равнодушное отношение последнего к его интересам. Признав единственно возможным и верным источником улучшения положения духовенства – обеспечение его со стороны общества и прихода, правительство естественно обратило свое внимание на возбуждение самодеятельности церковно-приходских обществ. Этого оно надеялось достигнуть через учреждение так называемых церковноприходских попечительств и через привлечение земства к участию в деле улучшения быта духовенства. Мысль об учреждении церковно-приходских попечительств была высказана и развита еще в 1863 году в записке г. министра внутренних дел. «Между священнослужителями и приходом, – говорилось в записке, – должна быть особого рода связь и желательно, чтобы прихожане принимали ближайшее участие в заботах о благоустройстве приходского храма и о благосостоянии причта. Здесь учреждение церковно-приходских попечительств могло бы принести особую пользу »426. Мысль эта была принята и Высочайше учрежденным присутствием по делам духовенства. Выработан был проект нового учреждения, исправлен и изменен в некоторых чертах по указаниям Государственного Совета и издан в 1864 году 2 августа в окончательном виде под названием «Положения о церковно-приходских попечительствах». Попечительства назначено открывать по всем епархиям, но не одновременно, а постепенно, по мере удобств и возможности. Через учреждение попечительств ближайшим образом предполагалось возвысить материальное положение духовенства, но при этом были и другие соображения. По идее церковно-приходское попечительство является органом самодеятельности церковно-приходской общины в кругу церковно-общинных дел и религиозно-общественных интересов. Цель их состоит в попечении о благоустройстве и благосостоянии приходской церкви и причта в хозяйственном отношении, а также об устройстве первоначального обучения детей и в благотворительных действиях в пределах прихода (§ 1). Их организация представляется в следующем виде. В состав их входят как непременные члены местные священнослужители, церковный староста и волостные старшины, так и избранные от прихожан. От избираемых требуются качества чисто нравственного свойства, как то: известные обществу усердие к церкви, к вере, готовность служить религиозно-общественным интересам общества при материальной возможности к тому и т.п. Численный состав выборных членов попечительства не определен «Положением» и предоставлен усмотрению самих приходских обществ (§§ 2, 4 и 9). Председатель попечительства избирается общим собранием прихожан из лиц, пользующихся особенным доверием; избранным может быть и местный священник (§ 3). В круг дел церковных попечительств по «Положению» входят: 1) попечение о содержании и удовлетворении нужд приходской церкви и об изыскании средств для производства нужных исправлений в церковных строениях; 2) о том, чтобы приходское духовенство пользовалось всеми предоставленными ему средствами содержания, а в случае недостаточности, об изыскании новых способов к увеличению их; 3) об устройстве домов для церковного причта; 4) об изыскании средств для учреждения в приходе школы, больницы, богадельни, приюта и других благотворительных заведений; 5) вообще об оказании бедным людям прихода в необходимых случаях возможных пособий, также о погребении неимущих умерших и о содержании в порядке кладбищ (§ 5). Материальные средства для достижения своих целей попечительства могут получать из добровольных пожертвований. Предположения же их о назначении определенного сбора с прихожан на удовлетворение какой-либо приходской надобности делаются обязательными только для лиц, изъявивших на эти предположения свое согласие (§ 6). Попечительства ведут свои дела гласно, и по окончании года отдают отчет в своих действиях общему собранию прихожан, которое для проверки отчетности попечительства может назначать из своей среды от 3 до 15 человек, смотря по обширности прихода (§§ 8, 13). Время заседаний попечительств, порядок их занятий и пр. определяются самими попечительствами (§4). Собрание считается состоявшимся, когда налицо присутствует не менее 1/10 членов. Предлагаемые на обсуждение предметы разрешаются большинством голосов (§ 12). В сомнительных случаях и по предметам, превышающим права попечительств, они обращаются за разрешением к епархиальному архиерею (§ 14).

На первых порах после издания «Положения о церковно-приходских попечительствах» увлечение новым учреждением охватило почти все епархии. Число попечительств быстро росло. В 1868 году во всех епархиях, за исключением епархий западного края, попечительств состояло 5,327427; в 1870 г. – 7,502; в 1871 г. – 8,244: в 1872 г. – 8,854; в 1873 г. – 9,257; в 1874 г. – 10,152; в 1875 г. – 10,755; в 1876 г. – 10,966; в 1877 г. – 11,317; в 1878 г. – 11,444; в 1879 г. – 11,616 и в 1880 г. – 11,816. Из представленного ряда цифр видно, что наибольший рост попечительств падает преимущественно на первые годы их учреждения.

От введения новых учреждений духовенство ждало значительного улучшения своего материального положения. Но эти надежды не оправдались. Правда, попечительствами много было сделано на пользу приходских церквей, церковно-приходских школ и для приходской благотворительности, но всего менее приложено было ими средств к улучшению содержания причтов. Невнимательное отношение попечительств к материальным нуждам духовенства лучше всего обнаруживается из следующих данных: за 1868 год из 45 епархий, о попечительствах которых были сообщены сведения Св. Синоду, в 26 – пожертвований на причт не было совершенно, в 3 были сделаны пожертвования от 1 до 3 рублей, в 3-х же от 41 до 70 р.; за 1870 г. на содержание причтов не было ничего дано из 56 епархий, имеющих попечительства, в 22; от 3 до 5 р. положено было в 2-х; от 19 до 65 р. в 5; за 1875 г. из того же числа епархий причты не получили никакого вспомоществования также в 22; от 12 до 90 р. в 7; за 1880 г. из 56 же епархий причтам не оказано никакого пособия в 18; от 8 до 84 р. в 5. Мало содействуя улучшению материального быта духовенства, многие попечительства (напр., псковское, пензенское и др.) между тем присваивали себе права, вовсе им не принадлежащие, напр. право контроля приходо-расходных книг церковного имущества. В виду неоднократно заявляемых об этом многими попечительствами и земскими собраниями ходатайств, Св. Синод в 1868 г. поручил епархиальным преосвященным объявить по епархиям, что всякое вмешательство попечительств в распоряжение церковными имуществами противно церковным канонам428.

Не много содействия оказало улучшению материального положения духовенства и земство. По «Положению о земских учреждениях 1864 года 1 января» духовенству было предоставлено право участия в совещательной деятельности земства. Думали, что подобное участие и служение духовенства земству побудит в свою очередь и земство обратить внимание на улучшение материального положения полезного ему сословия. Но на деле оказалось совсем не то. Земство крайне недружелюбно встретило духовенство в своей среде. За первые годы существования земских учреждений к правительству поступали многие ходатайства об его устранении от участия в земских делах. Выставляли на вид, что духовенство даже и не имеет права участвовать в них, так как оно освобождено от всяких повинностей в пользу земства и так как мирские интересы должны быть вообще чужды лицам духовного звания (Петербургское, Московское, Смоленское, Тамбовское, Тверское и др.)429. «Тяжело приходится нашему сельскому духовенству, – писалось в 1879 году, – над которым находят особенное удовольствие глумиться разные цивилизованные земцы, третирующие священников, как совершенных обскурантов и невежд... Земцы воздвигают на священников настоящее гонение. Это своего рода Kultur-kampf на отечественной ниве, борьба против «поповства», вожди которой пародируют вождей западной социалистической противоцерковной партии»430. В 1866 году последовало циркулярное предписание министра внутренних дел к губернаторам о вменении в обязанность земским собраниям заняться вопросом об обеспечении причтов431. Упомянутый министерский циркуляр побудил земцев повнимательнее отнестись к положению духовенства. Земские управы затребовали массу сведений для решения по этому вопросу от самого духовенства, от приходских попечительств, консисторий, присутствий по делам духовенства. На многих земских собраниях стали раздаваться голоса о необходимости непосредственного участия земства в изыскании способов к улучшению положения духовенства, говорилось о необходимости для земства принять на себя обязанность собирания денег с прихожан и выдачи их духовенству. Но все толки об улучшении быта духовенства ограничивались более теоретическими рассуждениями и предположениями, которые в большей части случаев не получали практического осуществления, а если и исполнялись, то приносили самую незначительную пользу. Из отчетов синодального обер-прокурора только в двух книжках за 1868 и 69 г. упоминается о деятельности земств в пользу улучшения быта духовенства, но и в них эта деятельность характеризуется такими выражениями: «духовенство не теряет надежды найти в земстве сочувствие к своим материальным нуждам. Но пока надежда эта осуществляется в немногих губерниях и в малых размерах»432. «Участие земства ограничивается немногими распоряжениями, имеющими значение несущественной помощи духовенству»433.

Указывая на необходимость обеспечения быта духовенства местными средствами со стороны общества и прихода, правительство в тоже время не оставляло мысли – произвести коренную реформу в экономическом быте духовенства, которая бы простиралась на все белое духовенство. Из отзывов и соображений церковных причтов, епархиальных преосвященных и губернских присутствий по обеспечению духовенства было видно, что в большей части епархий приходы были измельчены без всякой нужды, что многие приходы имели по два и по три причта, тогда как в них без труда мог бы исправлять все требы один причт. Духовенство и губернские присутствия находили нужным число приходов и причтов сократить и селения расписать между церквами с большим для причтов и жителей удобством. При этом имелось в виду, что при сокращении приходов и причтов наличное количество приходских средств будет распределяться между меньшим числом потребителей. Мысль о сокращении приходов и причтов, возникшая в губернских присутствиях и среди самого духовенства, с сочувствием была принята и главным присутствием по делам духовенства; но оно не взяло на себя задачу составить подробное расписание приходов и причтов. Очевидно было, что для правильного определения состава приходов и причтов нужно знать и предвидеть все местные условия, которые могут встретиться при соединении приходов и сокращении числа причтов, а это всего удобнее можно было исполнить через губернские присутствия, которые имели в своем составе представителей всех ведомств и, следовательно, лучше всего могли знать местные условия церковно-приходской жизни. Высочайше учрежденное присутствие взяло на себя обязанность определить только общие начала для проведения этой реформы (1869 г. 16 апреля434). Они заключались в том, чтобы губернские присутствия по делам духовенства, при уравнении существующих приходов через упразднение самостоятельности некоторых из них и через приписку их к другим, принимали в соображение: а) населенность приходов; b) расстояние церквей одной от другой, и от состоящих в их приходах деревень; с) удобство сообщения приходских деревень с церквами; d) поместительность здания храмов; е) нравственно-религиозное состояние прихожан, степень привязанности их к своим церквам и другие тому подобные местные условия; наконец, f) привязанность их к причту, по которой они, обеспечивая от себя причт вполне достаточным содержанием, могут и при малочисленном составе представлять самостоятельный приход (§ 1–2). Что касается состава причтов, то он определялся следующими основаниями. Нормальный штат каждой самостоятельной приходской церкви должен состоять из священника – настоятеля церкви и одного причетника, в звании псаломщика; в многочисленных и разбросанных приходах может быть другой священник – помощник настоятеля; в таком случае определяется в церкви второй штатный псаломщик; диаконские вакансии из штатов упраздняются. Доля каждого штатного члена причта в местных средствах содержания была определена правилами, Высочайше утвержденными 24 марта 1873 года. По ним настоятель получает три части, его помощник две и псаломщик одну. Губернские присутствия по обеспечению духовенства, на которые возложено было составление нового расписания приходских церквей и причтов, деятельно взялись за исполнение этого важного дела. Собрание нужных сведений они поручали благочинным или благочинническим советам, съездам духовенства по благочинническим округам, или особым комиссиям из представителей духовенства, гражданской власти и самим причтам435. Сведения, полученные таким путем, губернские присутствия снова подвергали обсуждению и составляли проект нового расписания приходов и причтов, который отсылался затем на окончательное рассмотрение и утверждение главного присутствия, при котором образована была специально для этой цели особая комиссия из трех лиц. Работа присутствия по составлению расписаний приходов и причтов облегчалась руководственными правилами, изданными Высочайше учрежденным присутствием в 1871 г. 20 марта. Они состояли в следующем. 1) Назначение священнослужителей и церковных причетников в определенный расписанием штатный состав причтов, а также определение одних – настоятелями прихода, а других – их помощниками предоставляется усмотрению епархиального преосвященного; 2) он же определяет отношения к настоятелям их помощников, имеющих пребывание не при одной с ними церкви. При этом он руководствуется следующими правилами: а) помощники настоятеля во всех важных и сомнительных случаях обращаются за разрешением недоумений к настоятелям, б) в случае болезни или отлучки они исполняют один за другого обязанности по церкви и приходу: в) во всех важных случаях помощник настоятеля ничего не может сделать без ведома и согласия настоятеля; на этом основании приходо-расходные книги, приходские документы, книги брачных обысков, метрики и исповедные ведомости, хотя и могут вестись помощником настоятеля особо при его церкви, но по окончании года представляются настоятелю; 3) не вошедших в штатное расписание священнослужителей и причетников положено оставить на старых местах с сохранением права на исполнение своих обязанностей и на пользование доходами и землею впредь до определения на штатные места. В видах скорейшего распределения их на штатные вакансии поручалось епархиальным преосвященным впредь до окончательного распределения сверхштатных новых лиц к приходским церквам не определять и представлять, по истечении каждого года, Св. Синоду перечневую ведомость, с объяснением, сколько остается в епархии сверхштатных священнослужителей и причетников, сколько открылось в отчетном году штатных вакансий и кем они замещены. 4) Епархиальный преосвященный может определять к церквам по особым просьбам прихожан сверхштатных диаконов, но не иначе как с непременным условием обеспечения таковых диаконов особым содержанием от прихожан. 5) Ходатайства прихожан об образовании новых приходов, учреждении новых причтов или изменении в штатном составе, определенном новым расписанием, представляется на рассмотрение Св. Синода, от которого зависит окончательное решение дела. Благодаря деятельности губернских присутствий по обеспечению быта духовенства, дело сокращения приходов и причтов пошло в ход довольно успешно. Из ведомостей, приложенных к отчетам обер-прокурора Св. Синода видно, что в 1869 году упраздненных или приписанных церквей состояло 2,533, к 1870 г. их было уже 2,915; к 1871 – 3,070, к 1872 г. 3,113, к 1873 г. 3,233, кг 1874 г. – 4,492, к 1875 г. – 4,582, к 1876 г. – 4,644, к 1880 г.–4,690. За одно десятилетие, таким образом, число самостоятельных приходов сократилось на 2,157. Параллельно этому шло сокращение причтов главным образом за счет упразднения дьяконских и причетнических вакансий. За десятилетие число штатных членов причта, дьяконов и причетников, уменьшилось на 27,046 человек. Наличный же состав белого духовенства за это время сократился на 22,848 человек. По мере сокращения числа приходов и причтов, наличные средства содержания духовенства должны были распределяться между штатными причтами в более значительных долях. Общая сумма содержания духовенства, прежде всего, увеличилась от казенных окладов жалованья, остающихся свободными вследствие закрытия некоторых штатных вакансий в причтах. Кроме приращения денежных окладов благосостояние духовенства возвышалось на счет земли, доброхотных даяний и платы за требы, оставшихся излишними с упразднением некоторых самостоятельных приходов и с сокращением причтов. Но, в общем, польза, принесенная реформой 1869 года, по свидетельству духовенства, была незначительна. «Когда наши приходы из 500 прихожан сделались тысячными, – говорит один из священников, – то очень многие из крестьян стали убавлять плату за требоисправления на половину: давал прежде крестьянин, напр. за молебен 20 коп., стад давать 10, мотивируя это тем, что-де у тебя, батюшка, приход теперь 1000 душ»436. Подобное же явление засвидетельствовано епархиальными преосвященными в их отзывах. Так преосвященный Олонецкий свидетельствует, что «хотя вследствие указанной реформы и меньше стало духовенства, но эта мера весьма немного повлияла на улучшение обеспечения духовенства, потому, что с уменьшением численности духовенства убавились и доходы от прихожан и затруднительнее стало для духовенства заниматься сельским хозяйством». По объяснению Минского преосвященного, прихожане стали неприязненно относиться к духовенству, так как считали его главным виновником реформы и объясняли ее корыстием духовенства437. Таким образом, и вопрос об улучшении материального положения духовенства путем сокращения приходов и причтов мало повлиял на возвышение его материального благосостояния.

Что касается определенных окладов жалованья духовенству от правительства, то они, в общем, были незначительны и простирались на небольшое количество причтов. В распределении жалованья правительство осталось верным своему принципу – назначать его только там, где чувствовалась неизбежная нужда. Сообразно этому жалованьем от правительства были наделены причты западного края и другие, особенно нуждающиеся, преимущественно на окраинах государства. Духовенство юго-западных епархий: Киевской, Подольской и Волынской первое получило обеспечение денежными окладами. Нормальные денежные оклады для юго-западного духовенства определенны 1-го января 1868 года и представляются в таком виде: а) в губернских и уездных городах положено производить в год: штатному протоиерею 500 р.; священнику и протоиерею на священнической вакансии 400 р.; диакону 180; дьячку 100 р.; пономарю 70 р.; б) в местечках и селениях: священнику 300 р., диакону 100 р., дьячку 50 р. и пономарю 38 р.; в) просфорням, как городских, так и сельских церквей от 32 до 16 р. Означенные оклады предположено составить: 1) из сумм, отпускавшихся на содержание духовенства юго-западных епархий по прежним положениям 1842, 1843 и др. гг.; 2) из назначенных на возвышение содержания духовенства в том крае 400 т. р. из процентного сбора с помещичьих имений; 3) из сумм, отпускаемых из казны с 1864 года на пособие нуждающимся лицам приходского духовенства 58,000 р.; 4) из сумм, назначаемых на вознаграждение священников за отмену повинности прихожан по обработке земли – 374,500 р.; 5) в случае недостатка в суммах на обеспечение всего духовенства юго-западных епархий полными окладами, сюда же положено отнести доходы, получаемые причтами от излишков сверх узаконенной пропорции церковных земель, проценты с внесенных в кредитные учреждения в пользу причтов капиталов и т. п.438.

Причтам северо-западных епархий: Могилевской, Витебской, Виленской, Гродненской, Ковенской и Минской с 1-го января 1870 г. положено производить денежные оклады в следующих размерах: а) в городах: протоиерею 600 р., священнику – 500 р., соборному диакону – 800 р., прочим диаконам – 200 р., причетнику 150 и просфорне от 50 до 36 р.; б) при сельских церквах: священнику – 400 р., диакону – 120, причетнику 96 и просфорне – 24 рубля. На производство этих окладов обращены суммы: 1) отпускаемые из казны по штатам 1842 г.; 2) ассигнуемые с 1864 г. из процентного сбора с доходов помещиков, в размере 400,000 р. на вспомоществование особенно нуждающимся причтам Литовской, Могилевской, Минской и Полоцкой епархий (Прав. Об. 1865 г.; XIV, 164) и 3) назначаемые из особого поземельного сбора взамен отмененных 1870 г. 16 марта натуральных повинностей крестьян по обработке церковной земли439. Кроме духовенства юго-западного края жалованьем от правительства за время 1862–1881 г. были обеспечены отдельные причты в разных местах, преимущественно на окраинах государства. Так денежные оклады получили причты епархий: Рижской с 1872 г.,440 Варшавской441, Холмской442, в Новогородском и Старорусском уездах Новогородской губернии443, в 1869 г. причты городов: Баку, Эривани, Дербента и др.444, в 1870 г. назначено жалованье 9 причтам в приамурском крае на сумму 10,125 р.445; в 1876 г. назначено содержание причтам шести приходов Донской епархии, зараженных расколом446. Из отчетов синодального обер-прокурора видно, что правительство каждый год старалось по мере возможности назначать денежные оклады в разных местностях наиболее нуждающимся причтам. К концу царствования императора Александра II общая сумма отпускаемого на содержание духовенства жалованья простиралась до 5,909,683 р. 32 коп. и распределялась между причтами 18,197 церквей447. Размер нормальных окладов сельских причтов из сумм, отпускаемых из казны, определен Высочайше утвержденным 9 мая 1871 года журналом присутствия по делам православного духовенства. По нему, за нормальный оклад жалованья для остающихся штатных членов причта должен быть принимаем высший из существующих в епархии окладов, именно: а) в С. петербургской епархии для настоятелей сельских церквей 240 р., их помощников 160 и псаломщиков 60 р.; б) в Новогородской, Псковской, Олонецкой и Архангельской – для настоятелей – 180 р., их помощников 120 и псаломщиков 60 р.; в) в Черниговской, Полтавской, Кавказской, Астраханской и Казанской – для настоятелей – 160 р., их помощников 106 р. и псаломщиков 53 р. – и г) в Херсонской, Таврической, Екатеринославской и др. для настоятелей 144 р., их помощников 96 р. и псаломщиков 48 р. в год. При этом дополняя существующие оклады на счет освободившихся сумм до нормальных, преосвященные обязывались соблюдать такую постепенность, чтобы эти суммы, прежде всего, обращались на возвышение содержания тех псаломщиков, которые кончили полный курс богословского образования, а затем на пополнение окладов причтов, особенно нуждающихся в улучшении содержания448.

Для получения жалованья местною консисторией предварительно составляется расписание и представляется в казенную палату, а оттуда передается в местные казначейства. Выдача жалованья из казначейств производится через доверенное лицо, уполномочиваемое причтом, обыкновенно благочинного; для этого ему дается доверенность на простой бумаге, за подписью всех членов причта и с приложением церковной печати. Жалованье обычно выдается два раза в год, в некоторых же епархиях помесячно. По распределении жалованья между членами причтов благочинные представляют ведомость в консисторию о полученном причтами содержании (Ук. Св. Син. 1878 г. 30 ноября на имя Кавказского преосвященного). Кроме назначения некоторым причтам жалованья, правительство, в видах общего улучшения материального быта духовенства за время царствования императора Александра II, издало несколько частных постановлений, а именно: 1) Высочайше утвержденным 1868 г. 20 января мнением Государственного Совета положено производить духовным лицам, командируемым по требованию гражданских начальств для нахождения при следствиях выдачу суточных денег по 60 коп. в день449; 2) священникам, приглашаемым в местные окружные суды на месте своего жительства для привода к присяге, назначается, по усмотрению председателей этих судов, денежное вознаграждение из канцелярской суммы (отношение 1871 года 1 ноября г. товарища обер-прокурора Св. Синода на имя епархиальных преосвященных450 и; 3) духовные лица, командируемые для привода к присяге новобранцев, могут получать суточные и прогонные деньги (Опр. Св. Синода 1876 г. февраля 24 дня)451; 4) священнослужители, оказавшиеся за штатом и обязанные перемещаться на штатные места (по новому расписанию), равно как и вновь рукополагаемые на таковые, могут получать единовременное пособие в количестве 30 р. (Ук. 1876 г. 17 ноября)452.

Принимая меры к материальному обеспечению служащего духовенства, правительство не оставило без внимания и участия и положение заштатных священнослужителей и их осиротелых семейств. В видах улучшения их материального положения оно установило новый кредит на производство пенсий. Пенсионный капитал образовался в Св. Синоде из 2% вычетов из жалованья городского и сельского духовенства и причислявшейся сюда половинной части из той суммы, которая назначалась вновь на жалованье духовенству. В 1860 г. пенсионный капитал был передан с накопившимися на него процентами 868,040 р. 53 к. в государственное казначейство. В 1861 году, по просьбе Св. Синода о предоставлении в его распоряжение процентов с переданного в казну пенсионного капитала, открыт ему кредит из государственного казначейства на производство духовным лицам пенсий. Кредит этот простирался до 180,290 р.453. В 1866 г. размер кредита на пенсии был возвышен до 286,000 р. чрез причисление к прежнему кредиту: 1) 2% вычета из жалованья духовенству на сумму 71,000 р. и 2) части наросших на пенсионный капитал процентов 868,040 р. 53 к.454. В 1870 г. он еще возрос до 316,409 р. 66 к., благодаря установлению 2% вычета на некоторые оклады жалованья, свободные еще от него455. К 1880 г. он, вследствие привлечения к 2% взносу новых окладов жалованья и ускользавших еще от него некоторых старых возрос до 335,391 р. 36 к.456 и затем в этом же году увеличился еще на 6, 387 р. 73 к. из того же источника – 2% вычета. Относительно распределения означенного капитала на пенсии заштатным священнослужителям и их сиротствующим семействам в 1866 году вышли временные правила457. По этим правилам право на получение полного оклада пенсии приобретают: а) священнослужители, прослужившие 35 и более лет – в размере 70 р. в год и б) вдовы их бездетные или имеющие детей малолетних или увечных – 45 р. Вдова священнослужителя имеет право на пенсию, если он 1) умер на службе, по приобретении права на пенсию беспорочною выслугою срока; 2) находился в отставке с пенсией или без пенсии, но имеет право на оную и 3) находился под судом или следствием, по окончании дела был оправдан и приобрел выслугою лет право на пенсию (В. 19–20 и Б. 15)458. Пенсии назначаются Св. Синодом (Г. 25), а выдача их производится из местных казначейств в особо назначенные сроки (Д. 35). Желающий получить пенсию подает о том прошение епархиальному преосвященному с приложением надлежащих документов; подача прошения производится в течение одного года лицами, имеющими место жительства внутри России и в течение двух лет – находящимся вне России. Преосвященные, по рассмотрении просьб и прав просителей, представляют о них Св. Синоду, от которого зависит назначение пенсии (Г. 22–23). Определенные лицам пенсии получаются ими или собственноручно под расписки или через доверенных от них (Д. 35). Производство священнослужителю пенсии прекращается: 1) осуждением по судебному приговору к лишению сана, или к низведению в причетническую должность; 2) вступлением снова в службу епархиального ведомства и 3) поступлением в монашество; 4) в случае предания получающего пенсию священнослужителя суду, по делам прежней его службы, производится ему половина пенсии, другая же половина выдается по совершенном его оправдании. Пенсия вдовам прекращается: 1) замужеством, 2) вступлением в монастырь и 3) осуждением по судебному приговору к наказанию, лишающему права на пенсию; 4) призреваемым в богадельнях и вдовьих домах, если они находятся на полном содержании сих заведений, производится половина назначенной им по закону пенсии; в противном случае следующая им по закону пенсия производится в полном количестве (Е. 40. 41. 43. 45). По правилам 1866 года усмотрению Св. Синода кроме производства пенсии предоставлялось производить из той части пенсионного кредита, которая оставалась свободной за распределением пенсий, единовременные пособия заштатным священно-церковнослужителям, прослужившим не менее 25 лет (Ж. 46). Для священников и их вдов эти пособия равнялись 70 р., для диаконов и их вдов – 50 р. и для причетников и их вдов – 30 р. Нуждающийся в единовременном пособии обращается с просьбою об исходатайствовании такого пособия к епархиальному преосвященному, а тот представляет сведения о лицах нуждающихся в пособии в Св. Синод (Ук. Св. Синода 1867 г. окт. 7; Ук. Св. Синода 1869 г. дек. 12–29). В видах увеличения средств для назначения пособий духовным лицам Св. Синод определил производить взнос от лиц, неполучающих казенного содержания, в следующем размере: от священников городских церквей от 6–12 р., сельских от 2 до 5 р., с диаконов городских от 2 до 5 р., с сельских от 1 до 3 р. (Ук. Св. Синода 1866 г. ноября 14 дня) и постоянный 2% вычет из казенного жалованья духовенству (Опр. Св. Синода 1878 г. от 19 июля – 9 сент. за .№ 1144). С 1877 года единовременные пособия были распространены на все нуждающиеся семейства заштатных и умерших духовных лиц, хотя бы эти лица и не прослужили 25 лет459. Пенсии и единовременные пособия, ограниченные по своим размерам, выдаются только тем духовным лицам и их семействам, которые подходят под существующие правила относительно пенсий и единовременных пособий; но и затем остаются еще лица, которые по существующим постановлениям не имеют права на пенсию или пособие. Источником для удовлетворения их материальных нужд, а также для вспомоществования лицам, хотя и пользующимся пенсиями и пособиями, но недостаточными для их обеспечения, служат средства самих духовных лиц. Взаимовспомоществование производится или через епархиальные попечительства, или через окружные попечительства, или, наконец, через эмеритальные кассы. «Епархиальные попечительства о бедных духовного звания» имеют своей задачей оказывать пособие нуждающимся лицам духовного звания и их осиротелым семействам. Средства их составляются: а) из особого кружечного по церквам сбора в пользу вдов и сирот духовного происхождения, б) частных пожертвований и в) сбора по пригласительным листам, выдаваемым от попечительств приходским священнослужителям460. Но эти средства, в общем, были бы очень ограниченны, если бы к ним не присоединялись добровольные пожертвования самого духовенства. За царствование императора Александра II духовенство почти всех епархий на своих епархиальных съездах добровольно облагало себя известным процентом в пользу касс попечительств. Так напр. духовенство Полоцкой епархии постановило отчислять из своего жалованья на указанный предмет по 1 коп. от причта с каждой приходской души мужеского пола и с каждой десятины земли и по 3% с жалованья461, – Рижской по 2% из жалованья462, Литовской–по 2 1/2 % 463, Харьковской по 2%464 и др. Благодаря таким пожертвованиям благотворительная деятельность епархиальных попечительств постепенно возрастала. К 1871 г. оставалось наличными 107,742 р., билетами 3.056,736 р., в этом году поступило от сбора в епархиях 600,653 р., билетами 337,341 р., в расходе было наличными: 621,289 р., билетами 247,866 р. К 1880 г. оставалось: наличными 128,705 р., билетами 3.441,401 р., в этом году поступило: от сбора в епархиях 782,149 р., билетами 799,777 р., в расходе было наличными 665,176 р., билетами 682,197 р.465.

Кроме епархиальных попечительств, для призрения заштатных клириков и духовных сирот в епархиях с 1867 года стали учреждать окружные попечительства или попечительные благочиннические советы. Прямое их назначение – оказание пособий бедным лицам и семействам лиц духовного звания в своем округе, попечение о сиротах духовенства, назначение им опекунов, свидетельствование опекунских отчетов, наблюдение за содержанием сиротских имуществ, увеличение денежных средств в пользу заштатных и сирот и, наконец, выдача заимообразных ссуд нуждающимся священно-церковнослужителям466. Самые ранние из окружных попечительств – попечительства Подольской епархии, открытые в 1867 г. с капиталом в 7,535 р. С течением времени этот капитал возрастал, так что к 1878 г. простирался до 20,000; пособия из него оказаны были более чем 850 лицам467. По примеру Подольской епархии окружные попечительства открыты были и в других епархиях: Вологодской468, Псковской469, Пензенской470 и др. Наиболее верное средство к вспоможению бедным и сиротам духовного ведомства представляется в учреждении эмеритальных касс. Духовенство Самарской епархии первое подало пример открытия такой кассы (1867 г.)471. Почти одновременно с Самарской епархией открыта эмеритальная касса духовенства г. Саратова, а, через два года основалось «Общество взаимовспомоществования и прочего духовенства города Саратова»472. Появились эмеритальные кассы и в других епархиях, напр. Таврической (с 1874 г.), Астраханской (1876 г.), Полтавской (1878 г.) и др. Устав каждой из эмеритальных касс, открываемых в разных епархиях, имеет своеобразные особенности. Наиболее типичным образцом, точно выражающим основные особенности внутренней организации новооткрываемых учреждений взаимовспомоществования, может служить устав эмеритальной кассы С.-Петербургской епархии, утвержденный в 1880 году473. Цель учреждения эмеритальной кассы духовенства С.-Петербургской епархии состоит в выдаче пенсий вдовам и сиротам духовных лиц, участвовавших в составлении ее своими взносами, а равно и самим священно-церковно-сдужителям, оставляющим службу по исполнении числа штатных лет. Средства кассы заключаются в основном капитале и ежегодных доходах ее. Для образования капитала: 1) ежегодно отчисляется из текущих церковных доходов всей епархии 3% т. е. 10,000 р.; 2) в продолжение первых 10 лет сюда зачисляются членские взносы и % на эти суммы; 3) наконец, по истечении 10 лег сюда идут остатки ежегодных доходов кассы и % на них. К доходам кассы принадлежат: 1) взносы от духовных лиц епархии, 2) проценты с капиталов кассы и 3) другие могущие быть поступления в пользу кассы. Участие в кассе предоставляется усмотрению самих священно церковнослужителей. Взносы соразмеряются с избранными окладами пенсии: с каждых 10 р. полагается 1 р. 50 к. взноса, со 100 р. пенсии 15 р. взноса. Выдача пенсий из кассы начинается спустя 10 лет со дня ее учреждения. Вкладчикам или семьям их, платившим менее 10 лет, никаких пенсий не выдается, а только возвращаются взносы. Полные оклады пенсии выдаются за 25 платных лет; за 20 лет взноса выдается 3/4 оклада, за 15 лет –1/2 и за 10 лет 1/4. Неизлечимые болезни, увечье и т. п. несчастные случаи дают право на пенсию в сокращенные сроки. Вдовы получают пенсию пожизненно, а сироты до совершеннолетия. Делами кассы, под высшим наблюдением епархиального начальства, заведуют: 1) общие собрания депутатов от участников кассы и 2) правление эмеритальной кассы.

Вопрос об обеспечении белого духовенства, обсуждаемый в течение целого двадцатилетия, вызвавший всеобщее оживление и встреченный горячим сочувствием и большими надеждами со стороны духовенства и общества, не получил окончательного разрешения. В последние годы царствования императора Александра II заметно и в обществе и в духовенстве общее сомнение в близости этого разрешения. Духовенство, наученное опытом, не стало уже обольщать себя надеждами на скорое легкое избавление из своего бедственного материального положения и по-видимому снова помирилось с своей незавидной и неизбежной участью сословия, принужденного терпеть материальные нужды и лишения в своей жизни.

* * *

1

Перв. Полн. Собр. зак., № 412. Выписка из деяний собора 1667 года, глав. II, ст. 29.

2

Перв. полн. собр. зак., №№ 2186 и 2308.

3

Перв. полн. собр. зак., №№ 3418 и 4022 п. 1.

4

вышеознач. соч. стр. 19.

5

П. С. З. VIII, № 6066.

6

Перв. полн. собр. зак. № № 5882 и 6066.

7

П. С. З. XII, № 8904.

8

См. приходск. духов. в России со врем. реформ Петра В. – Знаменского стр. 95.

9

Там же.

10

П. С. З. XII, № № 4802, 4804.

11

Там же XII, № 8981. XIII, № 9781.

12

Там же XIII, № 9781. XV, 11336.

13

Знаменский. Прих. дух. в России... стр.105.

14

П. С. З. XX, № 14475.

15

П. С. З. XXII, № 15981 п. 3–4.

16

Уст. дух. конс. 1841 г. ст. 79 и 80.

17

Число посторонних лиц, поступавших в духовное звание, ни за один год не превышало 91, а за некоторые годы и совсем не было случая поступления в духовное звание постороннего лица.

18

Св. зак. IX, 275, 276 п. 4, 291 п. 3, т. III уст. о служ. гражд. ст. 32 и 33.

19

Перв. полн. собр. зак. № 14831.

20

Перв. полн. собр. зак. № 15978.

21

Перв. полн. собр. зак. № 19434.

22

Перв. полн. собр. зак. № 19897.

23

Перв. полн. собр. зак. № 23122 ч. 1, ст. 14 и 23.

24

Знаменский. Прих. дух. в России со вр. реф. Петра, стр. 120.

25

Втор. полн. собр. зак. № 1469.

26

Там же № 16346.

27

Т. V уст. подат.ст.385.

28

Мнения митр. Филарета т. II, стр. 386.

29

Мнения Филарета т. II, стр. 391.

30

Канц. Обер.-Прок. Св. синода. I отд. II ст., № 31 стр. I. 9 марта 1849 года.

31

Неволин «о пространстве церк. суда в древн. России». Сбор. соч. т. VI стр. 312.

32

Желающих ближе ознакомиться с ними отсылаем к книге П.В. Знаменского «Приходское духовенство в России врем. реф. Петра» стр. 380–402.

33

См. Приходск. дух в России со врем. реф. Петра. П.В. Знаменского.

34

Прих. дух в России со времени реформы Петра. П.В. Знаменского, стр. 169.

35

П. С. З. 1855 г. янв. №, 28, 966.

36

Отч. Обер.-прокур. 1852 г., стр. 48.

37

П. С. З. 1859 г. янв. № 34729.

38

Отч. Об.-прокур. 1861 г., стр. 80.

39

П. С. З. 1864 г. янв. № 38569.

40

П. С. З. 1864 г. окт. № 41328.

41

П. С. З. 1865 г. сент. № 42506.

42

Архив Св. Синода. Опись делам Высочайше утвержд. присут. № 2 стр. 1–5.

43

П. С. З. 1862 г., июнь, № 38414.

44

Прав. Обозр. 1863 г., т. X, стр. 128–129. По поводу учреждения комитета. Свящ. Стас.

45

Журнал присут. от 21 февраля 1863 г., Пр. обозр. 1863 г. т. X, стр. 115.

46

Архив Св. Синода. Опись дел. присут. № 9, стр. 12.

47

Прав. Обозр. 1863 г., т. XI, стр. 1–3.

48

Опись дел. присут., № 9, стр. 38 на обор.

49

Архив Св. Синода, по описи № 55, стр. 35 на обор.

50

Там же, № 54 стр. 34.

51

Архив Св. Синода. Опись дел. Выс. учр. прис. № 104, ч. 1. Свод мнений епарх. начальств по вопросу об открытии дет. дух. путей для обеспеч. своего существ. на всех попр. гражд. деят. Мнения преосвящ. Владимирск., Воронежск., Вятск. и др.; комитетов: нижегородск., с.-петербургск., московск. и общего собрания благочин. Рижской епархии.

52

Там же, мнение преосв. Екатериносл., Кишиневск., Псковск. Тверск., и комит. Нижегородск. и Новгородск.

53

Там же, мнение преосвящ. Екатеринославск., Волынского; комит. Костромского и общего собрания благочин. Рижской епархии.

54

Там же стр. 10–13.

55

Там же, мнения: Курского преосвящ. Екатеринославского, Минского и др.

56

Там же стр. 40–61.

57

стр. 48.

58

Свод мн. стр. 130.

59

Там же стр. 171–172.

60

Св. мн. стр. 31–32, мн. преосв. Симбирск., Смоленск., духовн. комит. Орловского.

61

Свод мнений еп. нач. 86–89 стр.

62

Свод мн., стр. 89–92.

63

Свод мн., стр. 92–94.

64

Стр. 97–98.

65

Стр. 98.

66

Напр., мнен. преосв. Вятского, Волынского, Рязанского дух. комит. Таврического, Нижегородского и др.

67

Мнен. преосв. Смоленск; Херсонск., комит. Нижегородск., Орловского и др.

68

Мнен. Орловского комит.

69

Мнен. преосв. Воронежского и др.

70

Мнен. преосв. Вятского, Симбирского, Тверского, Херсонского, Курганского, Пензенского, Псковского и др.

71

Мн. преосв. Оренбургского, Вятского.

72

Мн. комит. Московск., Таврич., Петербургск.

73

Мн. преосв. Харьковск., Томской дух. консистории.

74

Мн. Московск. комитета.

75

Мн. Томской консистории.

76

Мн. преосвящ. Курского и Волынского.

77

Мн. Орловского дух. комитета.

78

Мн. Симбирского преосвящ.

79

Мн. Вятского преосвящ.

80

Мн. Черниговск. преосвящ.

81

Мн. Томской консистории.

82

Мн. преосвящ. Владимирск., Волынского.

83

Мн. Калужского присутствия, Орловск. дух. комит. и др.

84

Мн. преосв. Пензенского.

85

Мн. преосв. Харьковск., Вятского, Пензенского.

86

Мн. преосвящ. Курского и Калужского Присутствия.

87

Мн. Киевск. митр., стр. 171 и Смоленск. преосв. стр. 171.

88

Мн. преосв. Херсонского, Псковского, Волынского и др.

89

Мн. преосвящ. Курского, стр. 173.

90

Стр. 176.

91

Собр. узак. и распор. прав. 1864 г., № 112, ст. 688.

92

Журнал министерства народн. просвещ. 1876 г., февраль.

93

Собр. узак. и распор. прав. 1866 г., № 49, ст. 462, п. 8.

94

Уст. дух. сем. 1867 г. § 6.

95

Уст. дух. учил. § 6.

96

Отч. обер-пр. Св. Син. 1867 г., стр. 62.

97

Опись дел. Высоч. утв. прис. № 104, ч. 1, стр. 5

98

Там же стр. 11.

99

Там же, стр. 12. 14. 16. 19.

100

Стр. 20.

101

Выписка из журн. комит. министров 5 декабря 1867 года. Опись дел прис. № 104, ч. 1, стр. 26.

102

В своем кратком очерке мы не намерены рассматривать всех мнений по означенному вопросу, высказанных в тогдашней периодической печати, а коснемся только главных: этого совершенно достаточно, так как все они решают вопрос в том или ином смысле, указанном нами в нашем разборе, и изложение всех их было бы только лишним повторением одного и того же.

103

«Русский Вестник» 1863 года, октябрь. «Об улучшении быта духовенства». стр. 463.

104

Впоследствии, с появлением полемической статьи в Православном Обозрении «Моск. Ведом.», заявляли, что им ложно приписаны мысли о закрытии дух. академий, что они только выражали желание, чтобы дух. академии примкнули к университетам в качестве богословских факультетов. Статья от 11 февр. 1872 г.

105

«Вестник Евр.» 1876 г., т. II, стр. 806; т. III, стр. 802.

106

«Русский вестник». 1863 г., октябрь.

107

«Церковный Вестник» 1876 г. № 32 «по вопросу о слиянии духовно-учебных заведений с светскими». Т. В. Барсов.

108

«Церк. Вест.» 1876 г., № 32, стр. 6.

109

1863 г. № 23–25.

110

Журнал Высоч. утвержд. прис. 18 декабря 1868 г. Канц. Св. Синода – опись дел присутств. № 104 ч. 1, стр. 217, на обор. 218.

111

Там же, стр. 219–221.

112

Журнал присут. Высоч. утвержд. 13 января 1869 г. канц. Св. Синода. Опись дел. прис. 104, ч. 1 стр. 271–273.

113

Там же, стр. 299–303.

114

Журнал. департ. зак. канц. Св. Син. отд. Опись дел Присут. № 104, ч. I, стр. 323–326.

115

Журнал Общего Собр. Госуд. Совета 12 мая 1869 г. № 104, ч. 1, стр. 329–332.

116

П. С. З. 1879 г. № 47138.

117

П. С. З. 1869 г. № 46974.

118

Архив Св. Син. Опис. дел. присут. № 28 стр. 134 на об. Мнение Вятского преосвящ. Мнение Кишеневск. духов. № 37 стр. 34.

119

Там же, Мнение Вятского преосвящ. стр. 135.

120

Мнение Новгородского комит. по описи № 42 стр. 246 на об. – 248.

121

Мнение Вятского преосв. стр. 135.

122

Арх. Св. Синода. по описи № 39 стр. 38–39.

123

№ 69 стр. 29–30.

124

Православ. Собеседн. 1859 г. ч. I «Духовенство и общество».

125

1863 г. т. XII стр. 219.

126

День 1863 г. № 30 стр. 9. Ю. Самарин.

127

В «Правосл. Обозрении» статья свяш. Сергиевского (1864 г., февраль т. XIII); статья Хвостова «несколько соображений о предстоящем духовенству участии в земских делах» (1864 г. апрель). Свящ. Баратынского – «о новом устройстве земства»... – «Духовный Вестник» (1864 г. январь). «Руководство для сельских пастырей» (1864 г. №№ 19 и 21) – «Вопрос об улучш. быта дух. в связи с земскими учреждениями»; №№ 14, 16 и 22. – «К тому, что было говорено об общественном положении духовенства»; «Духовенство и земство» – т. II стр. 403 и 669. «Современный листок» (1864 г. № 14 и 15).

128

Прав. Обозр. 1864 г. февраль т. XIII.

129

Моск. Ведомости 1864 г. №№ 138 и 140.

130

Прав. Обозр. 1864 г. февраль т. XIII.

131

Руководство для сельск. паст. 1864 г. стр. 410–411.

132

Рук. для сельск. паст. 1864 г. т. II стр. 227.

133

Архив св. Син. Опись дел. присут. 1862 г. Мнен. преосв. Вятск. № 28 стр. 98, Пензенск. № 48 стр. 30; комит. Астраханск. № 35 стр. 36; Литовского № 39 стр. 31–33.

134

Мн. Вятск. преосвящ. № 28 стр. 107–109.

135

№ 41 стр. 74. В этом же роде писал преосвящ. Вятский № 28 стр. 109–110.

136

Мн. Костромск. Комит. № 54 стр. 11–12 и 14–18.

137

Мн. Вятск. преосвящ. № 28 стр. 150–152, Тульского преосв. № 47 стр. 40, Литовского комит. № 39 стр. 35 на обор.

138

Мн. Тверск. преосвящ. № 29 стр. 32–33.

139

№ 41 стр. 85 на об. – 87.

140

№ 59 стр. 53–54.

141

Духовный Вестник 1863 г. т. VI.

142

Мы рассмотрим здесь только права, обусловливающие гражданское положение духовенства.

143

Почти тоже повторяет Современный Листок в статье «О правах правосл. духовенства» 1863 г. № 50.

144

Киевские Епарх. Ведом. 1864 г. № 1.

145

Прибав. к Калужским Епарх. Ведом. 1864 г. № 11–12 стр. 194 – Против же проекта направлена другая статья: «заметки о современном» помещенная в Черниговск. Епарх. Ведом. 1864 г. № 5.

146

Дело присут. № 104 ч. I стр. 224.

147

П. С. З. 1869 г. № 47 138 пунк. 2.

148

Там же, пунк. 4.

149

П. С. З. 1871 г. № 49509

150

1871 г. № 49361 пунк. 1.

151

Там же – пунк. 2 и 4.

152

1871 г. № 49382 пунк.: a) и b).

153

П. С. З. 1871 года № 49595. Уст. о службе т. III ст. 29 и 30.

154

Ст. 387.

155

Ст. 273.

156

Учрежд. орденов ст. 201.

157

Устав. о службе ст. 3. п. 4.

158

Уст. о службе ст. 4 п. 9.

159

Там же, ст. 35.

160

Там же, ст. 85.

161

Там же, III, 33, I.

162

Там же, 46 отд. II п. 3; 46 отд. III п. 5; 47.

163

Там же, ст. 187.

164

Там же, ст. 291.

165

Уст. рекрутск. 13, п. 31; Уст. о податях 12, п. 20 и 333.

166

П. С. З. 1872 г. № 51471.

167

Отч. об. пр. св. Син. 1867 г. стр. 181.

168

Зак. о сост. изд. 1876 г. ст. 379.

169

П. С. З. 1869 г. № 39504.

170

Там же 1875 г. окт. 31 № 46.

171

Уст. о подат. 12. 20.

172

Уст. о повинност. 270, п. 3.

173

Уст. о поддат. т. V. 404, п. 4; Зак. о сост. т. IX. 277.

174

1 ое полн. собр зак. № 15978.

175

Мнение госуд. сов. 26 октября 1832 года.

176

2-ое полн. собр. зак. № 6289.

177

Арх. Св. Син. Прот. Св. Син. 1857 г. № 1.

178

Арх. Св. Син. Проток. за 1860 г. № 1305 стр. 168.

179

Арх. Св. Синода по описи № 88 док. 5.

180

Арх. Св. Син. дело канц. обер-прок. № 249 стр. 2–4.

181

Арх. Св. Син. дело канц. обер-прок. № 249 стр. 34–38.

182

Всеподд. записка обер-прок. графа Толстого 8 марта 1860 г. стр. 39–42.

183

Письмо митр. Филарета к обер-прок. Св. Син... с запискою о неизгладимом характере священства. Мнения Филар. т. IV стр. 478.

184

Письмо митр. Фил. о снятии сана по прошению. Там же, стр. 496.

185

Там же, стр. 499.

186

Там же, стр. 500.

187

Письмо митр. Фил. 1860 г. 18 апреля. Мн. т. IV стр. 528.

188

Письмо 1860 г. 3 февраля стр. 499–500.

189

Канц. о.-пр. Син. № 249 стр. 47.

190

Канц. о.-пр. Син. отд. I № 249 стр. 70–76.

191

Там же, 89 стр.

192

Письмо арх. Антон. Там же стр. 91–92.

193

Там же стр. 114.

194

Мн. Ниж. преосв. Канц. Св. Син. дело выс. учрежд. Присут. № 31 стр. 2 на обор.–3; мн. преосв. Херсонск. Там же, № 41 стр. 72–74.

195

№ 68 стр. 67–68 мн. кавказск. комит., мн. нижегородск. комит. № 31 стр. 10–11; мн. Самарск. преосв. № 32 стр. 10–11; мн. Псковск. преосв. № 72 стр. 20.

196

Мнение кавказск. комитета № 68 стр. 70–72.

197

Мн. священн. Лаврского № 31 стр. 33–37.

198

Опись дел. Выс. утв. присут. № 18 стр. 57.

199

Дело присут. № 18 стр. 137 и д.

200

Опись дел. присут. № 18; записка особой комиссии составленн. из чинов II отдел.

201

Отч. об.-пр. Св. Син. 1867 и стр. 181.

202

Уст. о предупр. и пресс. прест. 285

203

Отч. об.-пр. Св. Син. 1872 г. стр. 194–198.

204

Мн. Преосв. Тверск. Опись дел. Присут. № 29 стр. 14–16. Новгор. комит. № 42 стр. 85–86 и др.

205

П. С. З. 1867 г. № 44, 610.

206

В виду этого мы подробно остановимся на ней при рассмотрении вопроса об обеспечении быта духовенства.

207

П. С. З. 1869 г. № 46974; II, 2 и 3 пункт

208

Ibid. IV, I.

209

Ibid. IV, 2 а и б.

210

Ibid. IV, 3.

211

Ibid. IV, 3 – примечание.

212

Ibid. II, 4.

213

Ibid. II, 8.

214

Ibid. IV, 1, – 6.

215

Ibid. IV, 4.

216

Ibid. V, а и б.

217

Отч. Об.-пр. Св. Син. 1876 г. стр. 121.

218

П. С. З. 1869 г. № 46974, VI, а. и б.

219

П. С. З. 1865 г. окт. 14 № 42, 562.

220

П. С. З. 1869 г. № 46899.

221

Ibid. пунк. 2.

222

Ibid. пунк. 3.

223

Отч. О.-пр. Св. Син. 1869 г. стр. 268.

224

Определ. Св. Син. 1876 г. 23 янв. – 14 февр. за № 128 в Церков. Вестн. № 9.

225

Ук. 1870 г. авг. № 50 Пермск. Еп. В. №1 и указ 1875 г. 23 сен. в Церков. Вестн. 1880 г. № 44.

226

№ 42 стр. 249–251.

227

Мн. Вятск. преосв. № 28 стр. 140–141.

228

№ 42 стр. 94.

229

Опись дел. присут. № 54 стр. 73–76.

Примечание. Отношение периодической печати к вопросам, непосредственно связанным с улучшением административного положения духовенства, не представляет особого интереса, так как напоминает отношение к ним епархиальных начальств. В большинстве же случаев представляют небольшие журнальные и газетные заметки описательного характера об открытии в разных епархиях съездов, благочиннических советов, деятельности в них духовенства и применении выборного начала к должностным лицам епархиального ведомства.

230

Опр. Св. Син. 18/20 дек. 1867 года.

231

Опр. Св. Син. 27/31 авг. 1873 года.

232

Уст. Дух. Учил. §§ 19–21.

233

Опр. Св. Син. 18/20 дек. 1867 г. и 27/31 авг. 1873 г.

234

Опр. Св. Син. 18/20 дек. 1867 г. и 11/25 март. 1868 г.

235

Уст. д. учил. § 21, 2 примеч. – 23.

236

Опр. Св. Син. 18/20 дек. 1867 года.

237

Уст. д. учил. § 24.

238

Опр. Св. Син. 27/31 авг. 1873 года.

239

Опр. Св. Син. 18/20 дек. 1867 года.

240

Уст. д. учил. § 25.

241

Отч. О.-пр. Св. Син. 1866 г. 105 стр.

242

Отч. О.-пр. Св. Син. 1866 г. стр. 106.

243

Настольная книга для каждого священника,... председателя собраний... Успенский.

244

Отч. О.-пр. св. Син. 1868 г. 128; 1869, 100; 1870, 120; 1871, 89; 1872, 84 и Каз. Еп. Изв. 1877 г. стр. 8–15.

245

Дух Христианина 1862–63 гг. июльская книжка.

246

Пр. Об. 1869 г. 252 стр.

247

Пр. Об. 1867 г. т. 24 стр. 139.

248

Киев. Еп. Вед. 1864 г. стр. 133. Пост. 24 июля.

249

Отч. О.-пр. Св. Син. 1866 г., 108; 1870, 119; 1871, 89; 1872, 84.

250

Лит. Еп. Вед. 1870 г. № 18.

251

Прав. Об. 1864 г. т. 15, 141 стр.

252

Прав. Об. 1864 г. т. 13, 229 стр.

253

Вопрос об отношении духовенства к народному образованию в царствование императора Александра II подробно и обстоятельно исследован в исторической науке (Сочин. Ф.В. Благовидова Деятельность русского духовенства в отношении к народному образованию в царствование императора Александра II). В виду этого мы ограничимся указанием главных моментов в развитии вопроса, не вдаваясь в его детальное изложение, так как последней цели удовлетворяет вышеназванное сочинение.

254

Высочайшее повеление 18 января 1862 года.

255

Предп. реф. церк. суда. Изд. Елагина 1873 г. Вып. 1 стр. 90.

256

Суд. уст. издан. госуд. канц. Спб. 1867 г. ч. 3, стр. 18.

257

Церк. уст. Св. Син. 14 янв. 1865 г.

258

Доклад. зап. юриск. при обер-пр. Св. Син. Введение стр. 3–4.

259

В состав комитета вошли: председатель, присутствовавший в то время в Синоде преосвященный Филофей, архиепископ Тверской и Кашинский; члены – от второго отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии д. с. с. Тюрин, от министерства внутренних дел д. с. с. Китицин, от министерства юстиции д. с. с. фон Дервиз, от Св. Синода по распоряжению обер-прокурора т. с. Полнер, делопроизводителем комитета назначен обер-секретарь Синода Мордвинов.

260

Опись делам юрисконс. № 51 ч. I; 1869 г. стр. 2–4.

261

Там же стр. 19.

262

Ibid. стр. 22.

263

Ibid. стр. 25 на об.

264

Таковы ст. 172, 181, 240, 248, 251, 255.

265

Ibid. предложение обер-прокур. Св. Синоду 23 мая 1869 г. стр. 40.

266

В состав комитета, кроме председателя, вошли: от дух. вед. главный свящ. армии и флота, доктор богословия протоиерей М. И. Богословский, члены дух. консисторий: С.-Петербургской – протоиерей Н. Н. Содальский, московской – протоиерей И. Н. Рождественский, киевской – протоиерей П. Г. Лебединцев, профессор Киевского университета, доктор богословия, протоиерей Н. А. Фаворов; профессора духовных академий: Московской А. Ф. Лавров, С.-Петербургской – Т. В. Барсов и юрисконсульт при обер-прокуроре Св. Синода В. А. Степанов, от бывшего II отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии Ф. Л. Маркус и А. С. Любимов; от министерства юстиции И. С. Бурлаков, А. А. Сабуров, Н. В. Бажанов, Н. А. Неклюдов, сверх сего два профессора С.-Петербургского университета С. В. Пахман и А. П. Чебышев-Дмитриев. Делопроизводителями по комитету назначены: И. Т. Камчатов и П. А. Матвеев.

267

Свод печатных записок о духовно-судебной реформе. Архив Св. Синода «несколько соображений об изменении в устройстве церк. суда» Лаврова.

268

См. Журн. комит. № 74. Заседание 30 сентября 1872 г.

269

Краткая объяснит. зап. к проекту Христ. чт. 1873 г. ч. II стр. 673.

270

Краткая объяснит. зап. стр. 652.

Примечание. Проект комитета состоит из четырех частей, в 1-й части говорится о лицах и предметах, подлежащих ведению духовного суда и наказаниях, им налагаемых; во 2-й – об устройстве духовных судов; в 3-й – о судопроизводстве в них и в 4-й – о делах, изъемлемых из ведомства духовного суда. В объяснительной записке первая и четвертая части проекта объединены в одну – в ней говорится вообще о предметах церковного суда, вторая и третья также соединены в одну – в ней идет речь об изменениях в процессуальной, формальной части суда. При изложении проекта мы для удобства будем следовать порядку, изложенному в объяснительной записке. При этом не ограничимся голым изложением проекта, а будем указывать и те соображения, которыми руководился комитет при своей работе.

271

Краткая объясн. зап. к проекту Христ. чт. 1873 г. ч. II стр. 652.

272

Проект осн. пол. преобр. духовно-судебной части ч. IV, ibid. ч. II стр. 648.

273

Предп. реф. дух. суда. Вып. II. стр. 406.

274

ibid. – стр. 407.

275

ibid. – стр. 407.

276

Христ. чт. 1873 г. ч. II; проект осн. пол. преобр. дух. суд. части ч. II гл. II.

277

ibid. ч. III гл. II.

278

Проект ч. II гл. III.

279

ч. III гл. II ст. 70 пунк. а) и б).

280

ibid. ч. II гл. V.

281

ibid. ч. II гл. VII ст. 44.

282

ст. 73.

283

ibid. ст. 88–119.

284

ibid. ст. 88–119.

285

ibid. г. III ст. 131–141.

286

ст. 142–144.

287

Мнения духовных консист. о проекте...изд. 1874 г. т. I стр. 1.

288

ibid. т. I стр. 358–442.

289

Примечание. – Подробнее познакомимся мы с отзывом Пермской консистории при рассмотрении отзывов других консисторий.

290

ibid. т. I стр. 455.

291

т. I стр. 22.

292

т. I стр. 23.

293

ibid. стр. 457.

294

ibid. т. I стр. 240–241.

295

ibid. т. I стр. 76–77; 191–192.

296

ibid. стр. 416–442.

297

ibid. стр. 77; 201–202; 298.

298

ibid. стр. 171 и 314.

299

ibid. стр. 38; 175; 214; 241.

300

ibid. стр. 237–238.

301

ibid. стр. 237.

302

Мнения преосвященных относ. проекта преобраз. дух. суд. части т. II стр. 11.

303

ibid. т. I стр. 153.

304

ibid. т. I стр. 129.

305

ibid. т. I стр. 69.

306

Мнения преосв. отн. проекта т. II стр. 363–365.

307

Т. II стр. 2; 280.

308

Отзыв преосв. Вениамина еписк. Иркутск. т. I-й стр. 154.

309

Т. I стр. 60.

310

Из отзыва псковского преосвященного видно, что некоторым преосвященным неизвестным лицом была послана книга, изданная Елагиным «предполагаемая реформа церковного суда». «Конечно не я один из епархиальных архиереев, – пишет преосвященный в отзыве, – от совершенно незнакомого мне лица неожиданно получил книгу «предп. реф. церк.суда.» С. II Б. Типография Сущинскаго 1873 г.; – спустя несколько времени и объемистый 2-й выпуск сей книги – как готовое суждение (недоброго свойства) о проекте комитета» т. I стр. 114.

311

Т. I стр. 30 и 57.

312

Т. I стр. 139.

313

Т. II стр. 89.

314

Т. II стр. 430.

315

Т. I стр. 132; т. II стр. 80.

316

Т. I стр. 132.

317

Т. I стр. 375.

318

Т. I стр. 87.

319

Т. I стр. 89.

320

Т. I стр. 187.

321

Отзывчивый и талантливый Н. К. Соколов много содействовал разъяснению вопросов, касающихся духовно-судебной реформы. В «Православном Обозрении» напечатан целый ряд его статей о церковном суде. В первых двух «О началах и формах духовного суда» (№№ 5 и 6) автор начертывает общие начала, из которых должно исходить преобразование духовных судов, чтобы ближе возвратиться им к духу древне-вселенской церковной жизни и, вместе с тем, удовлетворить духу и потребностям времени; далее, чтобы иметь прочную опору для выводов, знакомит читателя с образом духовного суда в первые три века христианства и в период вселенских соборов. («Церковный суд в первые три века христианства». № 9. 1870 г.; «Каноническое устройство церковного суда по началам вселенского соборного законодательства» №№ 11 и 12; «Практика церковного суда на вселенских и поместных соборах» 1871 г., кн. 2 и 3); наконец, в двух заключительных статьях – «Основные начала судебной реформы в применении к ведомству духовного суда» (Прав. Обозр. 1871 г. №№ 3 и 5) представляет самые соображения о том, как могли бы быть устроены духовные суды. В конце 1871 года им написаны еще две статьи – «О разделении суда и администрации в духовном ведомстве» (1871 года, №№ 10 и 11). Статьи эти написаны по поводу полемики с профессором Московской Духовной Академии А. Ф. Лавровым.

322

Другие органы печати указывают на те же недостатки, но только менее подробно и обстоятельно. Сюда относятся статьи, помещенные в Петербургской газете «Голос» (1871 г. №№ 115 и 116); в Церк. Общ. Вестн. (1871 г. № 25); в «Правосл. Обозр.» – неизвестного автора «о желательных и необходимых улучшениях в духовн. судопроизводстве» (1871 г. кн. II стр. 544) и др.

323

Православное Обозрение – статьи Соколова. Неизвестного автора – «О желательном и необходимом улучшении в духовном судопроизводстве» 1877 г. кН. 11–12. «Церковно-Общ. вестник» 1874 г. №№ 14, 17, 25, 29, 83–88. «Петербургские Ведомости» 1872 г. №№ 283, 286, 292. «Голос» 1871 г. № 116 и 1872 г. № 60; 1875 г. № 11; «Новости» 1879 г. № 308.

324

Разбросанные первоначально в виде статей и заметок в разных журналах и газетах (в прибавлениях к твор. св. от. за 1871 г., в Московск. Епарх. Ведом., в газетах – Современные известия, Русский мир за 1872 г. и др.) доводы защитников нераздельности административной и судебной власти в лице епархиального архиерея, объединенные и несколько дополненные новыми мыслями, появились потом в виде отдельного, довольно обширного сочинения под заглавием: «предполагаемая реформа церковного суда». 1873–1874.

325

Православное Обозрение 1870 г. Сентябрь стр. 310.

326

Православное Обозр. 1871 г. Октябрь стр. 499.

327

Соколов: «Практика церковного суда на собор.» Пр. Обозр. 1871 г. кн. 3, стр. 377.

328

Твор. Св. от. 1871 г. кн. 2 стр. 335. «Новый вопрос в Правосл. русской церкви».

329

Твор. Св. от. 1871 г. кн. 2 стр. 346–347.

330

Подробнее см.об этом в сочин."Предполагаемая реформа церк.суда» Вып. II стр.66–85.

331

Церковн. Вед. 1891 г. № 8.

332

Петербургские Вед. 1870 г. № 9 и 141.

333

1872 г. № 310.

334

Стр. 456.

335

Ч. II стр. 58.

336

Предисл. стр. V–VI.

337

В недавнее время (1896 г. вопрос о церковно-судебной реформе в царствование императора Александра II-го сделался предметом целого сделался предметом целого исследования, составляющего часть общего труда под названием «св. Синод в его прошлом» (проф. Петербургской Дух. Академии Т. В. Барсова). Автор возобновляет в памяти ход и постепенное развитие вопроса; но в своем исследовании ограничивается исключительно изложением официальных работ в особо учрежденном комитете и в отзывах епархиальных начальств. Весьма важный отдел об отношении духовной и светской печати к затронутым реформою вопросам в нем совсем опущен, а между тем, этот отдел имеет существенное значение, так как без него невозможно правильное уяснение стадий развития вопроса о церковно-судебной реформе. Далее, в названном сочинении не упоминается о работах комиссии 1876 года, учрежденной для изыскания мер к улучшению судопроизводства по брачным делам и составляющей продолжение предпринятых Св. Синодом общих работ по преобразованию духовно-судебной части. Помимо неполноты, указанное исследование страдает тенденцией; сколько можно видеть из общего характера и тона сочинения, автор его задался скорее апологетической целью – оправдать преосвященного Макария, председателя Высочайше учрежденного комитета, от нареканий, возводимых в свое время на него, за его участие в составлении проекта основных положений преобразования духовно-судебной части.

338

До Петра Великого духовной власти подлежали не только дела брачные, но и дела о приданом и об имуществах между супругами и даже все вообще дела о завещаниях и наследстве.

339

Христ. Чтение 1876 г. № 9–10, стр. 263 и 264.

340

Канц. Об.-Прок. Св. Син. Отд. 1 № 51, стр. 128–129.

341

1., о вступлении в брак в недозволенных степенях родства или свойства; 2., о воспрещенном браке православных с нехристианами; 3., о вступлении в брак прежде или позднее определенного возраста и о четвертом браке православных и 4., о браках таких духовных лиц, коим, по законам их церкви, воспрещено вступать в брак, если виновными был употреблен для сего обман или подлог.

342

Канц. Об.-Прок. Св. Син. № 51, ч. II, стр. 7.

343

Там же, стр. 10.

344

Журнал совещания 25 ноября 1876 года Канц. Обер-Прокур. Св. Син. № 51, ч. II, стр. 5–6.

345

Записка, приложенная при журнале совещания 25 ноября 1876 года Канцел. Обер-Прокур. Св. Синода № 51. ч. II. стр. 13.

346

Записка, приложенная при журнале совещания 25 ноября 1876 года Канцел. Обер-Прокур. Св. Синода № 51. ч. II. стр. 16.

347

Канц. Об.-Прок. Св. Син. № 51., ч. II., стр. 31.

348

Мнение четырех членов о мерах к пресечению злоупотреблений по делам бракоразводным. Канцел. Обер-Прокур. Св. Синода № 51., ч. II., стр. 35.

349

Стр. 37.

350

Ibid, 40 стр.

351

Ibid, стр. 40–41.

352

№ 51., ч. II., стр. 139.

353

Ibid, стр. 140.

354

Ibid, стр. 120.

355

Ibid, стр. 121 на обор.

356

П. С. З. 1863 г. № 39, 481.

357

Прав. Обозр. 1863 г. т. 10 стр. 63.

358

Прав. Обозр. 1863 г. т. 11, заметки стр. 80.

359

Ibid. заметки 140 стр.

360

Ibid. заметки 16 стр.

361

Пр. Обозр. 1865 г. т. 16 стр. 75 и 179.

362

Пр. Обозр. 1863 г. т. 12, замет. стр. 15; 1866 г. т. 20, стр. 94.

363

Пр. Обозр. 1866 г. т. 20, стр. 287.

364

Ibid... 1863 г. т. 13 зам. стр. 18.

365

В новгородской губернии в колоденском погосте устюжского уезда собиралась: шерсть, лен. солома. горшки, лапти, лыки и лучина. Пр. Обозр. 1865 г. т. 16 стр. 86.

366

Пр. Обозр. 1864 г. XIII т. стр. 177.

367

Пр. Обозр. 1865 г. XVI т. стр. 311.

368

Отч. Об.-пр. Св. Син. за 1867г. стр. 157–158. см. еще Прав. Обозр. 1863г, т. XII стр.25.

369

Все статьи об улучшении быта духовенства, напечатанные в 1862–63 г., на разные лады повторяют это общее желание духовенства.

370

Моск. Вед. 1863 г. № 17.

371

Труды киевск. дух. ак. 1863 г. т. IV зам. Крыжановского.

372

Пр. Обозр. 1863 г. т. X стр. 205–206 зам.Раевского.

373

Русск. Вест. 1864 г. октябрь приб. к № 13-му.

374

Рук. для сельск. паст. 1864 г. стр. 465.

375

Для примера укажем Труды киев. д. ак. 1863 г. т. IV зам. Крыжановского; Пр. Обозр. 1863 г. т. II стр. 33.

376

Пр. Обозр. 1863 г. т. X стр. 199 и 209.

377

Дух. Вестн. 1863 г. т. VI стр. 444.

378

Ibid. июльская книжка.

379

Пр. Обозр. 1864 г. т. XIII стр. 125 «Об улучшении быта православного духовенства собственными средствами» Ушинский.

380

Пр. Обозр. 1863 г. т. XII стр. 4–11.

381

Против наделов земли высказались напр. Костромское присутствие по обеспечению духовенства (Пр. Обозр. 1863 г. т. XII стр. 77) и новгородское духовенство. По всей новгородской епархии, по общему заявлению местного духовенства, каждая десятина церковной земли приносит причту в среднем чистого дохода не более 1 р. 35 к. Соображения городск. и сельск. дух. новгор. епархии. Пр. Обозр. 1865 г. т. 16 стр. 78.

382

Пр. Обозр. 1863 г. т. 10 стр. 38; т. 11 стр.17; т. 13 стр. 16–18; 57.

383

Пр. Обозр. 1864 г. т. 13, стр. 16–17.

384

Пр. Обозр. 1863 г. т. 11 зам. стр. 5, подольск. еп. вед. 1863 г. № 10.

385

Пр. Обозр. 1864 г. т. 13, стр. 60. 1865 г. т. XVI стр. 182.

386

Пр. Обозр. 1864 г. т. 13, стр. 11. Дух. Вестн. 1863 июль.

387

Рук. для сельск. паст. 1864 г. стр. 458.

388

Пр. Обозр. 1863 г. т. XI стр. 21.

389

Ibid. 1863 г. т. XII, зам. стр. 1384.

390

Ibid. 1864 г. т. XIII, зам. стр. 163.

391

Пр. Обозр. 1863 г. т. X стр. 131; т. XI стр. 36 и 103; т. XIII стр. 176, зам. 56; 68; 165 и пр.

392

Пр. Обозр. 1865 г. т. XVI стр. 312.

393

Пр. Обозр. стр. 315.

394

Пр. Обозр. 1864 г. т. XIII стр. 167.

395

Тульские Еп. Вед. 1863 г. № 18.

396

Дух. Вестн. 1863 г. июль.

397

Пр. Обозр. т. XX, 1866г., стр. 300.

398

Рук. для сельск. паст. 1865 г. I, 20–21 стр.

399

Чтение в общ. люб. дух. просв. 1875 г. 483–494 стр.

400

Русский Вестн. 1869 г. Сент. стр. 375. Киевск. Еп. Вед. 1863 г. № 19.

401

1863 г. № 10.

402

Пр. Обозр. 1863 г. т. 11 стр. 190; 1864 г. т.XIII стр. 18, 58, 169; 1866 г. т. XX 301 стр.

403

Пр. Обозр. 1864 г т. XIII стр. 58.

404

Дух. Вестн. 1864 г. Май.

405

Пр. Обозр. 1864 г т. XIII стр. 178.

406

Отч. Обер.-Пр. 1868 г. 241; 1869 г. 248.

407

– 1869 г. 250 стр.

408

– 1871 г. 219.

409

– 1871 г. 220.

410

– 1872 г. 199; 1873 г. 208; 1875 г. 225; 1876 г. 273.

411

– 1873 г. 199; 1874 г. 186; 1875 г. 255; 1876 г. 273.

412

– 1868 г. 241; 1879 г. 259.

413

– 1869 г. 248.

414

– 1872 г. 199; 1873 г. 208; 1874 г. 187.

415

Пр. Обозр. 1865 г. XVI, 182–186.

416

Отч. Об.-Пр. 1870 г. 133–234.

417

– 1873 г. 210.

418

– 1868 г. 241; 1869 г. 248.

419

– 1869 г. 249.

420

– 1871 г. 218.

421

– 1871 г. 219; 1876 г. 273.

422

П. С. З. 1863 г. № 39, 769.

423

Отч. Об.-Пр. 1869 г. 244.

424

Ук. Св. Синода 1873 г. 24 мая. Руководств. для правосл. дух. указы Св. Синода (1879 г.) стр. 182.

425

Отч. Об.-Прок. 1878 г. стр. 266.

426

Пр. Об. 1863 г. XII, 8.

427

Отч. Об.-Пр. 1868 г. Таб. № 27.

428

Ук. Св. Синода 1868 г. 12 октября.

429

Пр. Об. 1867 г. XXII 27 стр.

430

Чт. в общ. л. д. просв. 1879 г. 484. 487 стр.

431

Церковная летопись «Духовной Беседы» за 1866 г. стр. 282. Циркуляр мин. № 64.

432

Отч. Об.-Пр. 1868 г.

433

Ibid. 1869 г. № 250.

434

П. С. З. 1869 г. № 46, 974.

435

Отч. Об.-Пр. 1869 г. 234–240.

436

Рук. для сельск. паст. 1881 г. 77–78.

437

Отч. Об.-Пр. 1879 г. 252–253.

438

Отч. Об.-Пр. 1868 г. стр. 23–238.

439

Ibid. 1870      г. стр.      240.

440

Ibid. 1872      г. стр. 185.

441

Ibid. 1867      г. стр. 42.

442

Ibid. 1876      г. стр. 260.

443

Ibid. 1871      г. стр. 224.

444

Ibid. 1869      г. стр. 247.

445

Ibid. 1870      г. стр. 224.

446

Ibid. 1876      г. стр. 263–264.

447

Ibid. 1881      г. Вед. № 22 и 4.

448

Ibid. 1871      г. стр. 207.

449

Руководствен. пр. для прав. дух. Св. Синода 1879 г. стр. 199 № 161.

450

Ibid. № 159.

451

Ibid. № 162.

452

Ibid. № 158.

453

Докладная записка Обер-пр. 1865–1866 г. стр. 60–61.

454

Отч. Об.-пр. 1867 г. стр. 99.

455

Ibid. 1870 г. стр. 248.

456

Ibid. 1880 г. стр. 180.

457

Временные правила о пенсиях, изд. 15 октября 1866 г. Церк. Летопись «Духовной Беседы» за 1866 г. стр. 625.

458

Этот размер пенсии в последствии был возвышаем: в 1867 г. священникам положено по 90 р., вдовам их по 55 и 65 р. (Отч. Обер.-пр. 1868 г. 100); а с 1879 г. священникам назначено по 130 руб.; их вдовам по 90 р., если они имеют малолетних детей, и по 65 р., если не имеют таковых.(Отч. Обер-пр. 1880 г. 180).

459

Отч. Обер-пр. 1877 г. стр. 284.

460

Отч. Обер-пр. 1872 г. стр. 204.

461

Ibid. 1866 г. стр. 167. 1875 г. стр. 259.

462

Ibid. 1868 г. стр. 249.

463

Ibid. 1871 г. стр. 234.

464

Ibid. 1875 г. стр. 259.

465

Цифры взяты из отчетов за соответствующие годы.

466

Отч. Об-пр. 1877 г. стр. 286–287.

467

Ibid. 1878 г. стр. 273.

468

Ibid. 1869 г. стр. 255; 1872 г. стр. 207.

469

Ibid. 1870 г. стр. 253.

470

Ibid. 1870 г. стр. 253; 1877 г. стр. 287.

471

Ibid. 1866 г. стр. 165; 1869 г. стр. 260 и др.

472

Ibid. 1868 г. стр. 252; 1877 г. стр. 291 и др.

473

Руководство для сельск. паст. 1881 г. ч. I. 143–146 стр.


Источник: Казань, Типо-литография Императорского Университета, 1898. По определению Совета Казанской Духовной Академии от 3 мая 1898 г. печатать дозволяется. Ректор Епископ Антоний

Комментарии для сайта Cackle