О молитве

Что такое молитва? Это когда

мы находимся рядом с Христом.

Из дневников

Государыни Александры Феодоровны

Матушкина молитва была действенной, она глубоко касалась душ человеческих. Когда матушка жила у нас, ее окормлял протоиерей Александр Ш., которого она очень почитала и называла «настоящий батюшка». Однажды я вошла в комнату после того, как матушку причастили. Она сидела на краю своей кровати – батюшка рядом на стуле. Это были два Ангела, погруженные в глубокую молчаливую молитву. У меня невольно вырвалось с восхищением: «Батюшка, как Вы красиво сидите с матушкой – на одном уровне». Батюшка немедленно отреагировал: «Чтобы соответствовать действительности – мне нужно было бы сесть на пол».

– Матушка, читаю утренние и вечерние молитвы безо всякого внимания. Тучи помыслов. Иногда просто не хочется молиться.

– А ты разберись, кому это против шерсти. Это не тебе – а ему – не хочется! И свидетельствует: в какой мы власти кое у кого. И что же? Неужели будем ему угождать и делать то, что врагу нравится? Помнишь, как кричал слепец, просил у Господа милости. Многие заставляли его молчать (Мк.10:47). Тогда он стал кричать еще сильнее. Вот так и нам надо поступать. Не умолкать трусливо – молиться серьезнее, когда на нас бес цыкнул. Самое демону приятное: видеть наше разленение, на молитве – нерадение, грехов – забвение... Более всего ему нравится – когда мы идем – в погибель. Не может такого быть, чтобы нам не хотелось молиться. Вся наша радость и утешение в этом. Что светлее – общения с Богом?! Если у тебя есть близкая сердцу душа – как ты рад с нею общаться. Она одна тебя поймет, ободрит, приласкает. А Бог-то гораздо ближе нам любого человека. Увы, обыкновенно, мы приходим к этому разумению, когда нам очень плохо – и нет понимающего. Тогда человек всерьез обращается ко Христу и слышит Его сострадание – к себе, и Любовь – за которую ничего не жалко отдать... Господи, прости нашу безответность в ответ на Твою Неизреченную к нам Любовь, Снисхождение, Милость... Сколь же мы непотребны... Не робей, борись с бесами. Скоро ты узнаешь, что все дела и обстоятельства пытаются выстроиться так, чтобы помешать молитве. А ты должна их использовать так, чтобы они – молитве помогали. Любящим Бога – все споспешествует во благо. Не трусь. Сопротивляйся врагам. Они воюют против молитвы, а ты их молитвой побеждай. Пробивайся, пробивайся к Богу! Жизнь течет, как песок сквозь пальцы, скоро все дни кончатся... Торопись не остаться перед Богом безответной, чтобы не прийти нам к Нему – с пустыми руками.

...Чтобы углубить нашу молитву, – говорила матушка, – нужно углубить наше восприятие текста. Как-нибудь, когда спешить некуда, сядь и переживи заново – ставшее привычным. Прямо от первой строчки до последней читай – очень медленно, на каждых двух-трех словах – останавливайся. Вникай в то, что сказано. Верни утраченное живое чувство святыни.

Надо неотступно просить Бога дать молитву. Но не так, как просит хлеба ребенок: «Мама, дай, мама, дай...», а потом будет валять его в грязи, по слову одного старца. Надо, чтобы Бог чувствовал наше благоговение. Чтобы Он видел, что молитва для нас – является самой насущной необходимостью. И если так – проси с дерзновением – непременно получишь.

Скоро слышит Бог молитву двоих или троих, молящихся от сердца вместе, – писал святой праведный Иоанн Кронштадтский. Матушка советовала в сложных ситуациях молиться по соглашению.

При чтении Евангелия нередко матушка произносила неожиданные для меня комментарии:

– Сотворите же достойный плод покаяния (Мф.3:8). Ты думаешь, Иоанн Предтеча только к фарисеям и саддукеям обращал эти слова? Заблуждаешься. Сотворили ли – достойный плод покаяния – мы?! После причастия считаем, что у нас – полный порядок. Но как мы исповедовались?! Чаще всего холодно, формально, без глубокой скорби сердца. А ведь это и есть подготовка к причастию: не только вычитать, что полагается, но и – прочувствовать преступления свои... И, Боже, как читаем? – на бегу, часто без всякого смысла... Прости и помилуй, Господи! Торопимся – будто за нами гоняться. Да и вправду – гоняться и – погоняют! И известно – кто настегивает! Ну, так нужно это осознать. В недостойной нашей подготовке к причастию – принести покаяние. И исправляться, хоть понемногу.

– Ну, так много же нужно прочесть. Времени не хватает...

– Брось. Лучше не дочитай. Пришел послушник к старцу: «Отче, я сегодня пять акафистов прочел». В ответ: «А слышал ли Бог – хоть одно слово – из твоих акафистов?» Лучше не все исполнить – но с толком. Чтобы сама слышала, что произносишь. А то ведь останови нас – мы не скажем, какую мысль, какое слово последнее произнесли. Боже, милостив буди нам, грешным! Будешь сама слышать – да, с сердцем: сердце прилагать надо! – тогда и Господь приклонится к тебе, чтобы услышать: «Что там Мое дитятко Мне лепечет?!» И ощутишь в сердце Милость, ласку Божию. А то ведь – абсурд. Утешения от Бога – все хотим иметь. Но потрудиться, чтобы его получить – вовсе не стараемся... Кстати, можно готовиться к причастию не один вечер – впопыхах, а несколько дней. Вот оно качественней и выйдет и вины не будет, что не дочитала...

Все, что написано в Евангелии, имеет прямое отношение к нам. А еще лучше сказать – о нас здесь всякое слово: и обличает и помогает. Великий грех воспринимать Святое Евангелие – отстраненно. Для общего образования, что ли, читаем?! Это Любимый наш Отец научает нас, как нам – не погибнуть. Как же с прохладой к этому относиться?.. Слово здесь каждое оплачено – Кровью Христовой... Именно Евангельские слова будут судить нас на Страшном Суде. Святые как Евангелие читали?! Преподобный Серафим его целиком, с Апокалипсисом, – за неделю прочитывал. А кто-то и наизусть знал. А есть христиане – за год один раз едва ли прочтут. Господи, прости и помилуй моих крестников, всех близких... Не остави нас, Господи, не отступи от нас. Вонми в помощь нашу, Господи, спасения нашего.

Перечитывая строки Паисия Афонского⁵², думаю о том, как созвучны они душевному строю матушки. Одна и та же ревность по Богу наполняет их:

– Когда идешь в храм, то говори в своем помысле: «Куда я иду? Сейчас я вхожу в дом Божий. Что я делаю? Поклоняюсь иконам, Богу». Из своей кельи или с послушания ты идешь в храм. Так иди же из храма на Небо и еще дальше – к Богу.

– А как это происходит?

– Храм – это дом Божий. И наш настоящий дом находится в Раю.

Здесь поют сестры. Там – Ангелы, святые... Если, приходя в какой-нибудь мирской дом, мы стучимся в дверь, вытираем ноги и скромно присаживаемся, то как мы должны вести себя в дому Божием, где приносится в Жертву Христос? Единою каплей Божественной Крови Он искупил нас от греха, и после этого Он отдает для нашего уврачевания реки (Своей Честной) Крови и питает нас Своим Всесвятым Телом. Итак, все эти страшные и божественные события, когда мы возобновляем их в памяти, помогают нам вести себя в храме с благоговением. Но на Божественной Литургии я замечаю, что даже в тот миг, когда священник возглашает: Горй имеим сердца», и мы отвечаем: Имамы ко Господу, тех людей, чей ум действительно устремлен к Господу – так мало! Поэтому нам лучше в уме говорить: «Да будем иметь наши сердца ко Господу», ибо наши ум и сердце все время пресмыкаются долу. Мы и лжем вдобавок, говоря имамы, но не имея там (горй) своего ума. Понятно, что если мы будем иметь наше сердце устремленным горе, то и все (остальное) будет устремлено горе...

Диавол – искусник. Например, если духовному человеку принести во время Божественной Литургии скверный помысел, то он поймет это, встрепенется и отгонит его. Поэтому диавол приносит ему помысел духовный. «В такой-то, – говорит он, – книге о Божественной Литургии написано то-то». Потом он отвлекает внимание, например, на паникадило, и человек думает о том, кто его изготовил. Или же лукавый напомнит о том, что надо проведать такого-то больного. «Вот это да! – скажет человек. – Озарение пришло во время Божественной Литургии!» – тогда как внутрь уже встревает диавол. Человек начинает собеседовать со своим помыслом и, только услышав, как священник возглашает: Со страхом Божиим и верою приступите! – понимает, что Божественная Литургия закончилась, а сам-то он нисколько не соучаствовал в ней. Да вот и здесь, в храме, когда монахиня идет зажигать свечи на паникадиле, я замечаю, что даже людям немолодым искуситель переключает туда внимание, и они глазеют на то, как сестра возжигает свечи. Это же совершенное детство! Подобные вещи только ребятишкам на радость. «Зажгла!» – говорят они. Малым детям есть в этом оправдание, но взрослым людям? Или, тогда как во время Божественной Литургии должно избегать движений, искуситель может подтолкнуть какую-нибудь из сестер (братьев) перелистывать в священный момент книгу на аналое, создавать шум и отвлекать других молящихся, которые слышат шелест и спрашивают: «Что это такое?» Их ум уходит от Бога, а бес рад. Поэтому следует быть внимательными, чтобы во время богослужения из-за нас не отвлекалось внимание других. Мы вредим людям и не понимаем этого. Или проследите за каким-нибудь чтением в храме: как только чтец дойдет до самого священного момента, от которого люди получат пользу, то сразу (что-нибудь произойдет): или ветер сильно хлопнет дверью, или кто-то закашляется... Внимание людей оторвется, и пользы от читаемых священных слов они не получат. Так делает свое дело бес.

Враг постоянно переключает нашу настройку на другую частоту. Только лишь подвизающийся готов прийти от чего-то в умиление, он «щелк!» – переключает ему настройку на что-нибудь, что может отвлечь человека. Опять вспоминает что-то духовное? «Щелк!» – приводит ему на память что-нибудь другое. (Так) враг то и дело сбивает христианина с толку. Если человек поймет, как работает диавол, то от многого освободится.

– А как это понять?

– Наблюдать. Наблюдая, учишься. Кто самые лучшие метеорологи? Пастухи. (Почему?) Потому что они наблюдают за облаками, следят за ветром.

...Поющему, читающему в Церкви следует держать свой ум в Божественных смыслах произносимого и иметь благоговение. Кроме того, не надо относиться к тропарям и стихирам, как к литературному произведению, но воспринимать их Божественный смысл сердцем. Благоговение – это одно, а искусство, наука церковного пения – это (внешний слой) краски. Когда певчий совершает свое послушание с благоговением, псалмопение изливается из его сердца и поет он с умилением... Когда однажды святой Иоанн Кукузелис пас козлов и запел, козлы поднялись и встали на ноги. Отсюда (наблюдавшие за ним) поняли, что это был Кукузелис, певчий императорского двора. Так делайте же все, что вы делаете – с сердцем – для Христа. И в вышивки ваши вкладывайте благоговение, ибо ими будут покрываться святыни... Когда человек имеет благоговение, его душевная красота проявляется во всем, что он делает, и в чтении, и в пении, и даже в ошибках.

– Как стяжать благоговение?

– Паисий Великий, будучи спрошен кем-то, как возможно стяжать страх Божий, ответил: «Сообщайся с людьми, которые любят Бога и имеют страх Божий, чтобы и тебе стяжать Божественный страх». Это, конечно же, не значит, что надо смотреть за тем, что они делают и внешне повторять это, не ощущая смысл действий внутренне, поскольку в таком случае это будет не благоговение, а – лжеблагоговение. Ложное отталкивает. Благоговение – это Благодать от Бога внутри человека. Благоговейный делает то, что он делает, потому что так он это ощущает в себе. Есть в нас, конечно, благоговение от естества, но если мы не возделываем его, то бес, вселяя забывчивость, низвергает нас в бесчувствие и неблагоговение. Благоговение передается. Движения, поведение человека благоговейного, как аромат, передается другому; конечно, если в нем есть доброе расположение и смирение. Скажу тебе, что если человек не имеет благоговения, то он не имеет – ничего. Благоговейный же, будь он и необразован, всякую Святыню видит чисто, видит ее такой, какая она есть в действительности. Он не ошибается ни в чем, что связано с Божественными смыслами. Благоговейный человек – словно ребенок, не имеющий злого помысла о своих отце и матери, потому что своих родителей он любит, уважает и видит все, что они делают, добрым и чистым. Насколько же больше (должно благоговеть) перед Богом, Который ни с чем не сравним и во всем – совершенен!

Во всем необходимо благоговение и сердце. Все, что исходит от благоговения, освящено. В стяжании благоговения также очень помогает знакомство со святыми нашего края, нашей Родины, любовь к ним и соединение себя с ними. Бог радуется, когда мы благоговеем перед святыми и любим их. А когда у нас будет благоговение к святым, насколько большее благоговение будет у нас к Богу. ...Как Божественной благодати приблизиться к человеку, если он не благоговеет перед святыней? Благодать пойдет к тем, которые ее чтут. Не дадите святая псом, – говерит Священное Писание. Преуспеяние невозможно, если отсутствует духовная чуткость. ...Тот, в ком есть многая вера и истинное благоговение, питается высшим, духовным, тем, что неописуемо.

Когда мы с матушкой читали Евангелие, перед каждой главой она произносила: Спаси, Господи, и помилуй раба Божия (имя) словами Божественного Евангелия, чтомыми о спасении раба Твоего, попали, Господи, терние всех его прегрешений, и да вселится в него благодать Твоя, просвещающая, очищающая, освящающая всякаго человека грядущаго в мир. Матушка говорила, что необыкновенно важно так молиться о наших близких, когда они в неблагополучии. «Ты узнаешь, что не зря эти слова к каждой главе добавляла», – наставляла она. Позже я прочла у святителя Феофана, что по прочтении с этой молитвой Евангелия об одной дорогой ему заблудшей душе, он увидел во сне, как огонь молнией прошел по полю сорняков и прогремел Небесный голос: Я попалил грехи этой души!

– Если бы мы со вниманием читали Евангелие, – говорила матушка, – и тут же, как послушные дети, исполняли сказанное, ничего бы больше нам и не требовалось знать. Пятую, шестую и седьмую главы от Матфея – каждую неделю в памяти заплесневелой – освежать. Заучить бы наизусть эти три главы. Ведь здесь все заповеди для ежедневного исполнения. И что прибавить? Не судите, да не судимы будете; ибо, каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь! Или, как скажешь брату твоему: дай, я выну сучок из глаза твоего; а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего. Тут может быть двоякого, непонятного? Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешений их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших. Ясно, как Божий день. Почему же мы так плохо это выполняем?! Потому что не укоренили в сердце своем это слово. А ты прочти строчечку, и не набрасывайся на следующую. Остановись, помолчи, подумай. Разгреби мусор мысленный и – в сердце углуби слово. Углуби его, вот как семечко сажают в почву: разрыхлят сначала, сделают ямку и, когда посадят, – польют. Вот и нам бы, если не слезу пролить – потому как ничего мы этого не выполняем, что читаем, то хоть – поскорбеть: Господи, что же такая никчемная я у Тебя?! годы идут, а все – ни с места! Укорени во мне слово Твое, взрасти опытное познание заповедей Твоих. Да, чтоб и плод это знание принесло. А иначе, чем оправдаю имя свое христианское? Христианка – значит – Христова, во всем последующая Христу. То есть, к какой высоте, какой непорочности мы призваны! Каждый день стоит себе напоминать! Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного... Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот; и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое. Так вот, живи и оглядывайся – на чем строишь свою жизнь? Благословили бы тебя на дела, слова и мысли – Елисавета Феодоровна, Пресвятая Богородица, Христос? Если да, – иди к Господу, Богоматери, к любимым святым – и проси на дела твои благословения и помощи. А если совесть подсказывает – это Господу полностью чуждо, тогда – не делай! задуманного. Не совершай то, что совсем уж делать собралась. Остановись! В этом – мужество, христианское здравомыслие – остановиться вовремя. А если без рассуждения, без благословения все делать – то вскоре окажется, что мы строили на сыпучем песке, и все расползется. Первые серьезные испытания – трагически это обнаружат.

Так и остался этот матушкин завет: Евангелие читать всегда медленно, со смыслом и рассмотрением: что сегодня этими словами хочет мне сказать Господь? «Ведь каждая строка здесь написана лично для меня, для моих сегодняшних обстоятельств, – говорила матушка. – Как и для всех миллионов людей, живущих на земле. И для каждого – лично. Эти строки – золотой ключ, отворяющий все твои тупики, разрешающий все вопросы».

Однажды мы читали акафист Преподобному Серафиму: «Не спеши, – ласково остановила меня матушка, – вслушайся в то, – что говоришь. Произносишь: “... старец сый немощный и претрудный, тысящу дний и тысящу нощий на камени в молитве пребывал еси. Кто доволен изрещи болезни и борения твоя, блаженне Отче, яже претерпел еси, воздел преподобнии руце твои к Богу, амалика мысленного побеждая и Господеви поя: Аллилуия”. Давай потрудимся хоть что-нибудь ощутить из того, что пережил Преподобный, выстаивая на камне месяц за месяцем; в зной – облепленный комарьем (он ведь никогда ни одной мошки не убил!); в холод, пургу – в голоде (ведь не ел, можно сказать, ничего – если с нами сравнить – настоящий голод!). Нас, несытыми, выпусти на мороз, сразу закостенеем. Вот попробуй в лесу стань на колени на камень и постой минуты три, а лучше пятнадцать... – матушка умолкла и сидела, переживая сказанное, и я впервые в жизни – попыталась вслед за ней что-то новое понять. – Какая сила духа, какая ко Господу Любовь за этим подвигом стояли! Смирение, которое мы представить себе не можем. Вот так помолчишь над акафистом, в смысл слов вникнешь – сердцем дрогнешь и ощутишь-то в себе, наконец, хоть робость какую, может она – самость нашу (самоуверенность, с которой мы так свыклись, что и не замечаем ее) – немного пошатнет... Хоть начальное желание – святым подражать. Нам бы не в лесу, в наших легких обстоятельствах, хоть слегка нудить себя – ко смирению... Господи, Господи, жизнь прожила – ничего не нажила, чем оправдаюсь?..»

И сейчас, многие годы спустя, открывая дорогие страницы других наставников, с трепетом и умилением – слышу матушкину тональность. Как дороги строки старца Паисия, глубиной сердца черпающего из бездны Милосердия Божия. Господи, дай внимать, дай прислушаться – услышать. Дай в жизни своей, в своих ситуациях использовать этот святой совет матушки: «Жить надо – стремиться не застыть». Дьявол – хладен. Он всех нас мечтал бы превратить в кусок льда. Дай, Боже, – убегать внешних слов, безразличия, бездушия – прилагать ко всем и всему не сентиментальную отзывчивость – живое сердце.

Из советов старца Паисия священнику (но и каждому молящемуся): «Поминай, сколько можешь, на проскомидии, сердцем, а не по привычке, только сухо называя имена... подумай о боли людей и скорби, и вообще, прежде в сердце свое помести человека и его проблему – и потом проси помощи от Бога. Тогда, верю, Бог поможет, потому что увидит – искреннюю сердечную любовь».

«Лучше помолись меньше, – повторяла матушка, – но чтобы слова святые в тебя проникли, тогда и Господь оглянется на твое чтение. А то вычитываем: радуйся, звери дивия кротостию твоею покоривый – и думаем, речь о медведе, который у ног Преподобного, как щенок, сухарь грыз. А ведь более жутких «зверей» Серафим покорил – все страсти, всех лютых бесов... Прочтем, да и подумаем: а я, Батюшка, окаянная, ни одну свою мелкую глупость не победила: ни раздражение, ни осуждение, ни обидчивость, не говоря уже о чем крупном. Помоги, любимый Батюшка. Ведь так – и до смерти можно не исправиться. Даруй хоть каплю твоей преданности Господу, твоего пренебрежения к своему самолюбию. Помоги мне, родимый Батюшка, погрязшей в болотине грехов, – не погибнуть. (Нужно было присутствовать при том, как говорила и молилась матушка – это было прямое обращение ее детской светлой души за меня, окаянную, – к живому Преподобному!). Ведь часто бесчувственно святейшие слова произносим. Хоть всю Псалтирь без смысла протараторь – все на ветер. Можно два часа перечитывать один псалом – и наплакаться вдосталь. И это заменит все правило. Батюшка наш советовал и в русском переводе время от времени Псалтирь читать. Боже, Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плотъ моя в земле пустой, иссохшей и безводной (Пс.62:2). После русского чтения в славянском варианте ты эти слова лучше понимаешь. Поэтому надо – перечитывать их – и по-русски. И Евангелие – параллельно и по-славянски, и по-русски. Даже в утренних и вечерних молитвах сестер благословлял, пусть с неправильностями – но использовать женский род, чтобы слова не звучали у нас – отвлеченно...

Пресвятая Владычице Богородице, свете помраченныя моея души, надеждо, покрове, прибежище, утешение, радование мое, благодарю Тя яко сподобила мя еси, недостойную, причастницей быти пречистаго Тела и честныя Крове Сына Твоего... И она прочла молитву до конца, используя женский род в окончаниях «Любой текст молитвы относится – лично к себе! Хоть за шкирку, но надо возвращать себя к смыслу каждой молитвы. О-хо-хо, а мы-то, где только не налетаемся, пока две-три страницы прочтем. Прости нас, Милосердный Господи, помилуй. И – исправи...»

В другой раз матушка заметила: «Мы ведь не перед идолом, не перед деревянным истуканом фразы вычитываем, это язычникам простительно бездушно перед бездушным что-то тараторить. А мы молимся – Живому Богу!»

«Помни, – пишет отец Иоанн Кронштадтский, – что если ты во время молитвы не празднословишь, а с чувством говоришь слова молитвы, то слова твои не возвратятся к тебе тощи, без силы (как шелуха без зерна), но непременно принесут тебе те самые плоды, которые заключаются в слове, как плод в оболочке. Это дело самое естественное, как естественны и обыкновенны в природе плод и оболочка его... Чем искреннее, сердечнее будешь произносить каждое слово, тем больше плода от молитвы; каждое слово, как зернышко, принесет тебе плод духовный, как зрелый колос... Но если ты слова бросаешь попусту, без веры, не чувствуя силы их, как шелуху без ядра, – то пустыми они к тебе и воротятся; шелуху бросаешь, шелуха к тебе и воротится».

Давно-давно жил один святой старец, который много молился и часто скорбел о грехах человеческих. И странным ему казалось, почему это так бывает, что люди в церковь ходят, Богу молятся, а живут все так же плохо. Греха не убывает.

«Господи, – думал он, – неужели не внемлешь Ты нашим молитвам? Вот люди постоянно молятся, чтобы жить им в мире и покаянии и ни как не могут. Неужели суетна их молитва?»

Однажды с этими мыслями он погрузился в сон. И чудилось ему, будто светозарный Ангел, обняв крылом, поднял его высоко-высоко над землей... По мере того, как поднимались они выше и выше, все слабее и слабее становились звуки, доносившиеся с поверхности земли... Лишь порой долетали откуда-то гармоничные, нежные звуки, как звуки далекой лютни.

– Что это? – спросил старец. .

– Это святые молитвы, – отвечал Ангел, – только они слышатся здесь!

– Но отчего так слабо звучат они? Отчего так мало этих звуков? Ведь сейчас весь народ молится в храме?..

Ангел взглянул на него, и скорбно было лицо его.

– Ты хочешь знать?.. Смотри...

Далеко внизу виднелся большой храм. Чудесной силой раскрылись его своды, и старец мог видеть все, что делалось внутри.

Храм весь был полон народом. На клиросе виден был большой хор. Священник в полном облачении стоял в алтаре.

Шла служба. Какая служба – сказать было невозможно, ибо ни одного звука не было слышно. Видно было, как стоявший на левом клиросе дьячок что-то читал, быстро-быстро перебирая губами, но слова туда, вверх, не долетали. На амвон медленно вышел громадного роста диакон, плавным жестом поправил свои пышные волосы, потом поднял орарь, широко раскрыл рот, и... ни звука!

На клиросе регент раздавал ноты: хор готовился петь.

«Уж хор-то, наверно, услышу...» – подумал старец.

Регент стукнул камертоном по колену, поднес его к уху, вытянул руки и дал знак начинать, но по-прежнему царила полная тишина. Смотреть было удивительно странно: регент махал руками, притопывал ногой, басы краснели от натуги, тенора высоко поднимали головы, рты у всех были открыты, но пения не было.

«Что же это такое?» – подумал старец.

Он перевел глаза на молящихся. Их было очень много, разных возрастов и положений: мужчины и женщины, старики и дети, купцы и простые крестьяне. Все они крестились, кланялись, многие что-то шептали, но ничего не было слышно.

Вся церковь была немая.

– Отчего это? – спросил старец.

– Спустимся, и ты увидишь и поймешь... – сказал Ангел.

Они медленно, никем не видимые, спустились в самый храм. Нарядно одетая женщина стояла впереди всей толпы и, по-видимому, усердно молилась. Ангел приблизился к ней и тихо коснулся рукой... И вдруг старец увидал ее сердце и понял ее мысли. «Ах, эта противная почтмейстерша! – думала она. – Опять в новой шляпе! Муж – пьяница, дети – оборванцы, а она форсит!.. Ишь выпялилась!..»

Рядом стоял купец в хорошей суконной поддевке и задумчиво смотрел на иконостас. Ангел коснулся его груди, и перед старцем сейчас же открылись его затаенные мысли: «...Экая досада! Продешевил... Товару такого теперь нипочем не купишь! Не иначе как тыщу потерял, а может, и полторы...»

Далее виднелся молодой крестьянский парень. Он почти не молился, а все время смотрел налево, где стояли женщины... Ангел прикоснулся к нему, и старец прочитал в его сердце: «Эх, и хороша Дуняша!.. Всем взяла: и лицом, и повадкой, и работой... Вот бы жену такую! Пойдет или нет?»

И многих касался Ангел, и у всех были подобные же мысли, пустые, праздные, житейские. Перед Богом стояли, но о Боге не думали. Только делали вид, что молились.

– Теперь ты понимаешь? – спросил Ангел. – Такие молитвы к нам не доходят. Оттого и кажется, что все они точно немые...

В эту минуту вдруг чей-то детский, робкий голосок отчетливо проговорил:

– Господи! Ты Благ и Милостив... Спаси, помилуй, исцели бедную маму!..

В уголке, на коленях, прижавшись к стене, стоял маленький мальчик. В его глазах блестели слезы. Он молился за свою больную маму.

Ангел прикоснулся к его груди, и старец увидел детское сердце.

Там были скорбь и Любовь.

– Вот молитвы, которые слышны у нас! – сказал Ангел.

Таким образом, наши лицемерные, чисто внешние молитвы до Бога не доходят и плода не приносят.

Приближаются ко Мне люди сии устами своими, – говорит Господь, – и чтут меня языком; сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня (Мф.15:8–9). Более того: такая молитва прогневляет Бога.

«Прекрасно пишет о молитве Игнатий Брянчанинов, – говорила матушка. – Надо учиться молитве у святых отцов. А то вычитали правило – и повод имеем свысока на неверующих смотреть, позволяем себе – раздражаться на ближних. А молитва – великий дар: с Самим Богом общение. Смысл моления – обрести смирение. А где оно? Где результат молитвы? Выходит, что я и есть – первая неверующая! Почему так трудно нам молиться? Потому что надо вырваться из тисков мира сего – настроиться на Божественную тональность кротости... Куцая наша молитва – обличение страшной нашей привязанности к миру, нашего материализма...»

Слушая матушку, поняла, что еще не начинала учиться молиться. Явственно увидела, что смирения нет в помине – и, значит, – нет молитвы. Благодаря матушкиной пристальности, я разглядела полчище невидимых прежде грехов в своей только по имени называющейся молитве. И позже, с помощью святителя Игнатия (Брянчанинова) перечень их увеличился.

Смирение есть единственный жертвенник, на котором дозволено человекам приносить молитвенные жертвы Богу, – единственный жертвенник, с которого молитвенные жертвы приемлются Богом. ... Невозможно, невозможно никакое духовное преуспеяние для того, кто отверг смирение, кто не озаботился вступить в священный союз с молитвою. ...завещание Апостола: непрестанно молитеся... Упражнение молитвой – есть заповедь Самого Господа, заповедь, соединенная с обетованием: просите, приглашает нас Господь, повелевает нам Господь, и дастся вам: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам. Не воздремлет, ниже уснет, молитва ... доколе не введет его в небо. Там она преобразится в непрестанную жертву хвалы. Эту хвалу непрестанно будут приносить, будут провозглашать неумолчно избранные Божии от непрестанного ощущения блаженства в Вечности, прозябшего здесь, на земле и во времени, от семян покаяния, посеянных внимательной и усердной молитвой. Аминь»⁵⁴.

Прочитав наставления святителя Игнатия «Молитва новоначального», вспомнила письмо Дивеевского пастыря иеромонаха Владимира, которое он писал человеку, прошедшему увлечение оккультизмом: «Без сокрушенного сердца Иисусова молитва может превратиться едва ли не в медитацию. Может стать гибельной для христианина, о чем весьма часто повествуют святые отцы. Начало премудрости – страх Господень (Притч.9:10), а его-то и нет в восточных учениях; там присутствует лишь одно своеволие, гордыня и стремление своими средствами перейти те запреты, которые заповедал нам Господь в нашем земном существовании – для нашего же блага.

Как пишет святитель Игнатий: “Все виды бесовской прелести возникают из того, что в основании молитвы не положено покаяние, что покаяние не сделалось душою, целью молитвы... Болезнование духа, плач сердца, самоосуждение, памятование смерти, Суда Божия и вечных мук, ощущение присутствия Божия, страх Божий – суть свидетельства правильного молитвенного подвига; отсутствие их – признак уклонения в ложном направлении”».

Утреннее правило матушка заканчивала молитвой: Господи Иисусе Христе, Сыне Единородный безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими – яко без Мене не можете творити – ничесоже. Господи мой, Господи, верою объем в души моей и сердце – Тобою реченная. Припадаем Твоей Благости (из внутреннего чувства матушки при этих словах было ясно, что это воистину – припадание). Помози нам, грешным, сей день, сии дела, нами ныне начинаемая, о Тебе Самем совершити – во Имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Господи помилуй (три раза). На день грядущий и все дела – благослови – святыми молитвами: (и далее имена близких святых).

Принимая просфору, матушка молилась своими словами: «Господи, помилуй всех моих близких: живых и усопших – особенно о тех умоляю и прошу, кому особенно плохо – здесь и там...»

Часто мы пели перед святым углом – тропари любимым святым, начиная с праведных Марфы и Марии: Праведнаго Лазаря боголюбивыя сестры, Марфо и Марие преславныя, чистым сердцем Христа в житии вашем возлюбили есте – мироносиц вземши чин, и Его, яко Сына Божия, безбоязненно исповедали есте, сего ради во обителях Отца Небеснаго со всеми святыми славно царствуете. Умолите, Его же возлюбили есте, и нам, грешным, в вере и любве Христовой утвердитеся и Царствия Небеснаго сподобистеся. Величаем вас, святии праведнии жены, Марфо и Марие, матушка Елисавето и все жены-мироносицы – всех времен и чтим святую память вашу, вы бо молите за нас Христа Бога.

У меня с детства не было никаких музыкальных данных. Я стеснялась своей бездарности и старалась петь тропари как можно тише. Настоящее духовное пение особенно в дни Страстной седмицы, всегда доводило меня до слез. Один раз сказала матушке: «Не очень ли я Вам мешаю своим пением при отсутствии слуха и голоса? Так люблю музыку... И все в нашем роду были музыкальные. Бабушка пела удивительно. Мама хотя бы кончила музыкальную школу. А я не знаю, в кого уродилась». «При чем тут голос? – сказала с добротой матушка, – поют – сердцем. Для Бога ничто внешнее – не имеет никакого значения, ни внешние подвиги, ни таланты. Пой для Бога Своего из глубины сердца. Когда-нибудь запоешь как птица», – и она погладила меня по голове, как ребенка. Матушка обладала редкой чуткостью. И всегда могла отличить стеснительность от гордости – от других ее видов.

Всегда пели тропари: Нерукотворенному Спасу, Архистратигу Божию Михаилу, Государю, Матушке Елисавете, Ангелу-Хранителю, Иоанну Предтече, Преподобным Сергию и Серафиму, святителю Николаю... несколько тропарей Божией Матери, обязательно Иверской... Любили кондак Елисавете Феодоровне: От славы царственныя, вземши крест Христов, прешла еси к славе Небесней, молящи за врагов и обрела еси радость вечную, святая Преподобномученице Великая Княгине Елисавета с Варварою мученицею – тем же молите о душах наших.

Молитва святым женам-мироносицам

О святыя Марфо и Марие и прочии святыя жены-мироносицы! Умолите Возлюбленнаго вами и вас возлюбившаго Сладчайшаго Иисуса, егоже вы исповедали есте Христа, Сына Божия, да даст и нам, грешным рабам Божиим (имена), грехов оставление, в вере правей нелицемерное и твердое стояние. Вселите в сердца наша дух страха Божия, смиреннаго на Бога упования, терпения и ко ближним Милосердия. Избавите нас молитвами вашими от искушений житейских, бед и напастей, да тихое и мирное житие поживше зде, с помыслы непорочными и сердцем чистым предстанем на оный Страшный суд, и добрый ответ на нем воздавше, радости неизреченныя во Царствии Небеснем сподобимся во веки веков.

– Люди нередко недооценивают святых праведных сестер Марфу и Марию. Но Великая Княгиня Елисавета, промыслом Божиим, приняла Православие в Лазареву субботу. В день, когда Спаситель совершает величайшее чудо – воскрешение Лазаря – брата Марфы и Марии. Этим Господь назнаменовал – путь Ее будущего служения. Очень глубоко воспринимала Елисавета Феодоровна этих святых, – говорила матушка.

Радуйтеся, Марфо и Марие, образ веры и любви нам показующия. Учитель здесь и зовет тебя. Так Марфа звала свою сестру Марию в минуту глубокой скорби об умершем брате Лазаре. Перед этим сестры послали сказать Ему: Господи, вот кого Ты любишь болен: Иисус сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий. Иисус любил Марфу и сестру ея и Лазаря (Ин.11:3–4).

Сколько утешения и назидания мы получаем в 11 главе от Иоанна о воскрешении Лазаря, как предзнаменование воскресения Спасителя и нашего.

Сколько мудрой любви у Божественнаго Друга!..

Марфа полна жизни, стремительной любви, всегда готова служить Христу; Он ее даже в этом остановил: Марфа, Марфа, ты заботишься о многом. Она тогда не сознавала, что бывают минуты в жизни, когда телесные нужды уступают место духовным, где душа больше пищи.

Кроткая Мария вся ушла в Богосозерцание.

Вот Марфа пошла навстречу Ему, Мария же сидела дома. Сколько веры и любви у обеих в служении и смирении.

Посмотрите, с какой твердостью Марфа исповедует свою веру, когда Иисус ей сказал: Воскреснет брат твой. Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день. Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь, верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет во век. Веришь ли сему? Она говорит Ему: так, Господи, я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир. Можно смело ее сравнить с Апостолом Петром: глава 16 от Матфея стихи 15–17, где на вопрос Спасителя: А вы за кого почитаете Меня? Симон Петр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыла тебе это, но Отец Мой Сущий на Небесех.

Мария же в смиренной преданности Христу сидела дома.

Как кротка и глубока ее вера, с каким благоговением она слушала Его беседы и, предчувствуя приближение Его смерти, она взяв фунт нардоваго чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса, приготовляя Его тем к погребению.

Мы выбрали этих святых сестер, как покровительниц нашей Обители, желая приобрести их дивныя добродетели и отдать нашу Жизнь Богу и ближнему, достигнуть веры и любви – в служении, молитвы – в смирении...

«(Великая Княгиня создала общину), в которой внутреннее духовное служение Богу органически соединено было бы с деятельным служением ближним во имя Христово...

Марфо-Мариинская Обитель предназначалась быть как бы домом Лазаря, в котором так часто пребывал Христос Спаситель. Сестры Обители призваны были соединить и высокий жребий Марии, внемлющей вечным глаголам жизни, и служению Марфы, поскольку они опекали у себя Христа, в лице Его меньших братий... Поясняя свою мысль... Елисавета Феодоровна говорила, что Христос Спаситель не мог осудить Марфу за оказанное Ему гостеприимство, ибо последнее было проявлением ее Любви к Нему: Он предостерегал только Марфу и в лице ее женщину вообще, от излишней хлопотливости и суетности, способной отвлекать ее от высших запросов духа.

Быть не от мира сего и однако жить, и действовать среди мира, чтобы преображать его – вот основание, на котором Она хотела утвердить Свою Обитель»⁵⁶.

Одна знакомая говорила матушке: «Стараюсь молиться, но чувство, что Бог меня не слышит...» – «Молись! – ответила ей матушка, – напрасной молитвы не бывает».

И в ясный день, и средь метели,

При встрече с счастьем иль бедой,

Несется ль туча над тобой

Или звезда сияет – молись!

Молись! В нас тайные плоды

Святой молитвы созревают!

Петр Вяземский.

Научить людей истинно молиться – значит научить их по-христиански жить (Из дневников Государыни Александры Феодоровны).

Молитвы дар, – дар чудный, дар бесценный,

Замена всех непрочных благ земных;

Блажен, кому дано душою умиленной

Изведать таинство святых отрад твоих!

Блажен, кто молится в минуты счастья,

Кто с Богом сердце так умел сдружить,

Что Божья мысль святит в нем радости и страсти,

И может их порыв безумный укротить.

Блажен, кто молится в тоске и муке,

Под ношею тяжелого креста,

Кто, горем посещен, возносит к Небу руки,

Твердя: «Ты свят, Господь, и власть Твоя свята!»

Граф Растопчин.

Если ко всякой добродетели навык приобретается не вдруг, а по мере упражнения в ней, то тем более навык к молитве требует более продолжительного труда и неослабного самопринуждения. А между тем, не удивительна ли эта печальная истина, что душа человеческая так косна и неусердна к молитве! Ведь молитва, как всем известно, есть беседа с Богом, – есть возношение ума и сердца к Богу, Который и есть Первообраз и Начало души нашей. Не естественно ли, кажется, стремиться душе к своему Началу (Быт.2:7, 3:22), к сродному ей Первообразу! – С какою поспешностью стремимся мы побеседовать с близкими нам и любимыми нами людьми, с какою готовностию открываем свои дела и нужды сильным и могучим мира сего, с какою охотою показываем врачу свои раны и болезни, – а в молитве, представ пред любящим нас Отцем Небесным, о Котором и мы имеем смелость сказать, что любим Его, пред Врачом нашим благодатным, Архиереем великим, могущим спострадати немощем нашим (Евр.4:15), пред Царем царствующих и Господом господствующих, – стоим не только не с достаточным благоговением, без надлежащей любви и стремления к Нему, но нередко даже и без внимания, как бы насильно, по обязанности, а не по влечению сердца. Не странно ли это и не прискорбно ли, и какая может быть сему причина?

Причин этому много, главная из них и как бы коренная причина – это та, что мы чрезмерно оземленились, осуетились настолько, что уже не душа господствует над подвластною ей плотию, а наоборот – плоть поработила душу. Эта рабыня тления, многострастная плоть, взяла верх над бессмертною, свободною душою, и дебелостью своею как бы придавила крылья ее, затруднив ей полет к небесам! Многомятежная жизнь наша на земле так осуетила нас, так опутала своими тенетами, что трудно нам стряхнуть их с себя и на один час, чтобы чистыми предстать пред пресветлое Око Божие и чистым сердцем узреть свет Солнца Славы, Христа, ибо только чистии сердцем Бога узрят (Мф.5:8).

– Матушка, как научиться молиться? Сколько ни пробую – ни с места!

– Не ленись, замечай свою никчемность, упрекай себя, а иначе, кто тебя попрекнет? – улыбалась матушка, – никто тебя, как ты сама себя – не знает. Это и есть делание духовное. И птицу, как известно, можно выучить – и будет целый день повторять святые слова. Но духовной жизнью это отнюдь не называется. Постоянное себя рассмотрение, за собой слежение – самоукорение и нелицемерное покаяние на каждом шагу. Не для того, чтобы до уныния себя довести, а чтобы реально убедиться в своей никчемности. Тогда и молитва сама собой пойдет, потому что ее источник – скромное о себе мнение, добытое опытом. Тогда живая молитва зажурчит – живой ручеек. А без сердца, без сокрушения – все мертво. Молитва без покаяния – для Бога – копейка, а со смирением – золотой.

Все хотят молиться исключительно Иисусовой молитвой. И когда бесы их пыл охладят (так как для этой молитвы – требуется неложное смирение) – вообще бросают молиться. Но не доставим такого удовольствия дьяволу. Как Преподобный Амвросий говорит: «Какие дрова: березовые, осиновые, дубовые – не важно, лишь бы печка грела. Каким видом молитвы пользоваться, все равно, лишь бы душа – горела к Богу».

Бывает такое состояние, оно тоже для нашей пользы, когда душа – каменная земля, никакой влаги, никакого умиления – окамененное нечувствие – это и от грехов нераскаянных и от бесов может быть. Тогда молись, хоть как-нибудь. Когда человек изнемогает от бесчувствия, или от вражеских помыслов, но все-таки принуждает себя к молитве – его молитва мученическая. Но такое бесчувствие у нас, конечно, от нераскаянности. Один человек не приступал к молитве, прежде чем не приводил себе на память многие свои грехи, и исповеданные в том числе. И когда на самом деле приходил в сознание того, что он – первый грешник, тогда со страхом и трепетом, и сокрушением сердечным – начинал молиться. Но никакого уныния быть не должно! Трезвенная память: мы – сор, выметенный с Неба. Но желаем вернуть себе утраченное звание – детей Божиих.

Святые не оскорблялись, когда их всячески уничижали, потому что они унижали сами себя – значительно больше. Считали: по достоинству! Пришли к одному подвижнику с обвинениями: мы все про тебя знаем: ты – вор! Конечно, – ответил тот. Ты – блудник, – не унимались они. Он и на это был согласен. И на все последующее молчал. Под конец старец услышал: «Ты – еретик!» Тогда он поднял голову и твердо сказал: «Нет, я – не еретик». Тогда они спросили: «Почему же ты не возражал раньше?» «Потому что все, в чем вы меня обвиняли, – имеет прямое ко мне отношение: не делом, так словом или помыслом. Но еретиком я, слава Богу, – не был. Христа никогда не предавал». Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс.50:19). Бог не оставит Своей благодатью – кающееся сердце. А ведь, что у нас? Я – не хуже других! – и все. А в переводе звучит: я гораздо лучше других! С этим чувством и на исповедь идут и от нее отходят. А что это значит? Я еще не положила начала покаянию! – вот, что это на самом деле значит. Я – величайшая из нераскаянных грешниц. Ты положи основание молитве – неложное покаяние. За это всю жизнь нужно биться. До смерти.

Найдем возможность смирить себя: скажем себе – да я за целый день вовсе о Тебе Боже – не вспомнила, все христиане имеют единственную цель – сблизиться с Тобой. Кто же я есть? Христова только по имени. Вот если эту кору, эту скалу гордостную – самолюбия и прекрасного о себе мнения – пробьем – если каплю горя в сердце ощутим – тогда хоть минуту да помолимся. У святых в сердце бил источник смирения – поэтому молитва шла – непрерывающимся потоком. Пока мы идем вместо дороги смирения – путем самоутверждения – откуда взяться молитве?

Этот разговор помог матушкиной знакомой выйти из состояния окамененного нечувствия. Матушка была для нас великим утешением, даром Божией Милости – нашему убожеству, который мы полностью не заслужили. Рядом с ней мы увидели себя полумертвыми, лишенными горения, ревности по Богу – не положившими и начала покаянию... Людьми, которые не приобщились к духовной жизни, так как не начинали нудить себя – ко смирению. Мы старались делать какие-то «добрые дела» не замечая, что надмеваемся своим куцым деланием и таким образом превращаем их – в прах.

Подвиг есть и в сраженье,

Подвиг есть и в борьбе, –

Высший подвиг в терпенье,

Любви и мольбе...

Алексей Хомяков.

Молитва о даровании молитвы

Многомилостиве Господи! Сподоби нас Божественнаго дарования святой молитвы, изливающейся из глубины сердечной; собери расточенный наш ум, дабы всегда стремился он к Тебе, Создателю и Спасителю своему; сокруши разженныя стрелы лукаваго, огревающие нас от Тебя; угаси пламень помыслов, сильнее огня пожирающий нас во время молитвы; осени нас благодатию Пресвятаго Твоего Духа, дабы до скончания нашей грешной жизни Тебя Единаго любить всем сердцем, всею душею и мыслию и всею крепостию, а ближних как самих себя, и в час разлучения души нашей от бреннаго сего тела, о Иисусе Сладчайший, прими в руце Твои дух наш, егда приидеши во Царствии Твоем. Аминь.

– Матушка, как ни стараюсь – страшное рассеяние на молитве, устаю от помыслов.

– А ты вот так: Воспеваю Благодать Твою, Владычице, молю Тя, ум мой облагодати, – и делай земной поклон. – Ступати право мя настави, путем Христовых заповедей (поклон). Бдети к песни укрепи, уныния сон отгоняющи (да, не прерывай поклона, пока не доведешь до ума и сердца, – что произносишь). Связана пленицами грехопадений, – мольбами Твоими разреши, Богоневесто (поклон).

Она дочитала известную молитву до конца. Казалось, я эти слова – слышу в первый раз в жизни. Матушка обращалась ко своей Всесильной Заступнице, как дитя к матери, – никогда еще при мне никто так проникновенно не молился.

– Эту молитву надо знать наизусть, – помолчав, добавила матушка, – кто, как Она, заступит нас в скорби, в гонении... на мытарствах.

Перечитывая маленькую книгу «Сестра по скорби и утешению», я вспомнила матушкины слова. Когда в очередной раз умирала монахиня Екатерина, и ее душа начала проходить мытарства, имела власть защитить ее – одна Царица Небесная. «Монахиня Екатерина умирала много раз: душа покидала тело, и она видела себя со стороны. Однажды, когда долго не поступал воздух, душа разлучилась с телом и начала проходить мытарства. Матушка увидела себя в центре огромной площадки, напоминающей арену, а вокруг толпились страшные чудовища, высотою до неба. Они дико кричали, смеялись и радовались, что эта душа принадлежит им, и они ее не отпустят... Не дерзала монахиня Екатерина молить Господа о спасении. Стала она просить о помощи Пресвятую Богородицу. И вдруг увидела руку, к ней протянутую. И вынесла ее эта рука из страшного круга. Матушке дано было узнать, что душа ее попала сюда за неисповеданные нечистые помыслы».

Дело молитвы есть первое дело в христианской жизни. Молитва дыхание духа. Есть молитва – живет дух, нет молитвы – нет жизни в духе. Стоять перед иконою и класть поклоны – не есть еще молитва, – а только принадлежность молитвы; читать молитвы на память, или по книжке, или слушать их – не есть еще молитва, а только орудие молитвы или способ обнаружения и возбуждения ее. Сама молитва – есть возникновение в сердце нашем одного за другим – благоговейных чувств к Богу, – чувства самоуничижения, покаяния, преданности, благодарения, славословия, прошения, сокрушения, покорности воле Божией, усердного припадания и подобных.

Вся наша забота должна быть о том, чтобы во время нашей молитвы эти и подобные чувства наполняли душу нашу, чтобы сердце не было пусто. Когда есть в нем эти чувства, или какое-либо одно из них, устремленное к Богу, то молитвословие наше есть молитва, а когда нет – оно не есть еще молитва.

Молитву, или устремление сердца к Богу, нужно возбудить и возбужденную укрепить, или, что тоже нужно, воспитать в себе молитвенный дух.

Первый способ к этому есть питательное, или слушательное наше молитвословие. Читай или слушай, как следует, молитвословие, – и непременно возбудишь и укрепишь восхождение в сердце твоем к Богу, то есть войдешь в молитвенный дух. В молитвах святых отцов движется великая молитвенная сила, и кто всем вниманием и усердием проникает в них, тот – в силу закона взаимодействия – непременно вкусит молитвенной силы, по мере сближения настроения своего с содержанием молитвы... Необходимо совершать молитвословие так, чтобы – и мысль и сердце воспринимали содержание молитв. Три самых простых приема для этого: 1) не приступай к молитвословию без должного приготовления, 2) не совершай его кое-как, – а со вниманием и чувством, 3) и не тотчас по окончании молитв переходи к обычным занятиям.

Когда молимся, надо умом стать пред Богом и о Нем Едином помышлять. Между тем в голове непрестанно толкутся разные мысли и отвлекают ум от Бога. Для того, чтоб научить ум стоять на одном, святые отцы употребляли молитвы и навыкли произносить их непрестанно... Они держали и ум, и помышление в Боге, и разгоняли все сторонние мысли. У нас вошла в общий обычай молитва Иисусова: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного.

Что есть молитва Иисусова?.. Она назначается на то, чтоб ум держать на одной мысли о Боге.

...Этим путем скорее укрепиться можно, скорее прозреть духовно и дойти до мира внутреннего. Не зная сего, иные, или большая часть, останавливаются на телесных и душевных деланиях и почти праздно иживают труды и время. Кажется, простая вещь, но, не узнав о ней, можно долго пропотеть – и все малоплодно... Телесная деятельность... легче, потому и привлекает; внутренняя же трудна, потому и отталкивает... Оставит иной внутреннее, будто до времени созрения... но после (поймет), что срок пропущен... он вовсе (к внутреннему) стал неспособным...

Отчего совесть неспокойна и недовольна? Тут же сами отвечаете: от того, что Бога не помню. Это правда: без памяти Божией, без страха Божия, без чувства к Богу сделать душу довольною нельзя. Если так, то об этом теперь и заботу всю надо иметь.

...Правила молитвенного оставлять никогда не должно... Всегда начинать с молитвы делательной. С нею должна быть умная, а за ними придет и сердечная...

Молитва Иисусова... сильнее всех только всесильным именем Иисуса Христа, когда оно призывается с верою полною, теплою, не колеблющеюся, что Он – близ есть, все видит и слышит, и тому, чего просят, вседушно внимает и готов исполнить и даровать просимое. Упование такое не посрамляет. Если замедляется иногда исполнение, это зависит – от неготовности еще просящего принять просимое.

Духовное горение сердца к Господу есть Любовь к Нему. Она загорается от прикосновения Господа к сердцу. Как Господь весь есть Любовь, то прикосновение Его к сердцу тотчас и возжигает Любовь к Нему. А от Любви – и горение сердца к Нему. Вот это и должно быть предметом искания.

Оставь все мирское, отрекись от него, возненавидь (все страсти и приманки его), исторгни мир из сердца своего и возлюби только Иисуса. День и ночь думай о Нем, читай молитву: Господи Иисусе Христе, помилуй мя, Иисусе Христе, помилуй мя, дражайший Иисусе мой, памилуй мя. Всесветлый, сияющий Женише мой, помилуй мя.

Все в мире – нищета, богатство – на Небесах. Куда бы ты не пошла, где бы ни сидела, где бы ни находилась, не оставляй Иисусову молитву, читай ее постоянно...

Когда будешь постоянно читать Иисусову, зажжется внутри тебя Его Любовь, радость и ты будешь вопиять, что «самый счастливый человек в мире – это я»...

С этой маленькой, но всесильной молитвы начинали святые Отцы и стали светилами Церкви, учителями вселенной, и возблагоухали их мощи.

Читай Иисусову, чистая голубица... и обретешь духовное восхождение...

Необходимо, однако, и понуждение, и терпение, и настойчивость. Благодать не задержится – придет...

– Каких только мыслей бесовских не наслушаешься на молитве. Как с вражескими помыслами бороться?!

– Вот читаешь молитву, поймал себя на помысле – возвращайся к началу, так святые отцы учат. И так, хоть сто раз – пока единожды прочтешь со вниманием. Дьявол убедится, что ты за количеством не гонишься и твердо на своем стоишь – желая добиться внимания сердечного, призывая на помощь Ангела-Хранителя и любимых угодников, и отбежит прочь. Проси святых: «Вы-то, как по-настоящему молились – не откажите, дайте каплю вашего покаяния, вашего понимания своей никчемности перед Владыкой». Один отец говорил: «Надо молиться так, чтобы святые отложили свои дела, желая послушать, что ты им хочешь сказать». А вообще, если от сердца и в простоте просить (а что такое простота?! – это знание: я – ничто!) – тогда никто не помешает, и Бог легко услышит.

В революцию в голодные годы отец одного семейства уехал менять вещи на хлеб из Москвы на Украину. Шло время – никаких вестей. В воскресенье семья пошла в Данилов монастырь. После Литургии ищут – не найдут младшего. А он приник к мощам благоверного Князя Даниила и что-то шепчет. Мать ему: «Мы уходим». Он серьезно отвечает: «Не мешайте мне разговаривать с Князем Даниилом», – и продолжает шептать, уткнувшись лобиком в край раки. Через неделю вернулся отец. Рассказал, что долго ничего не мог обменять, а потом в один день всего навезли. Это был день, в который его пятилетний сын разговаривал с любимым святым. Так и ты молись – с простотой и верой несомненной – как дети у любимых матери и отца просят. Ребенок ведь знает, что во всем необходимом мама, конечно, не откажет.

И повторила еще раз: «Проще, как можно проще молись...»

Годы спустя, меня утешил Московский старец Алексий Мечев: «...Молиться как-нибудь, – говорит преподобный Марк Подвижник, – состоит в нашей силе, а молиться чисто – есть дар Божией благодати. Итак, что сможем, то и пожертвуем Богу, хотя бы количество, для нас возможное, и Божия сила изольется в вашу немощную силу, и молитва сухая и рассеянная, но частая – всегдашняя, обретши навык и обратясь в натуру, сделается молитвою чистою, светлою, пламенною и достодолжною...»⁵⁹

Однажды матушка вспоминала о том, как молилась матушка Любовь. «Ищу, ищу ее, наконец, найду в пустом храме или в другом укромном месте – перед иконами. Она молится так, что страшно на нее смотреть: лицо полыхает, глаза не видят этого мира, будто без слов с Господом говорит – лицом к Лицу. Порой лежит на полу, распростертая ниц, ручьи слез, если ее и позвать – не отзовется и не услышит – восхищена умом и душой к Господу. Это высшая степень молитвы. Редкие удостаиваются...»

Годы спустя прочла у игумении Таисии (Леушинской) воспоминание о молитве одной из монахинь ее монастыря, которое напомнило мне слова нашей матушки о молитве матушки Любови.

«Помню только, что я стала читать наизусть акафист Сладчайшему Иисусу, присутствие Которого я еще ощущала в своем сердце, ибо только в тот день приняла Святые Тайны. Читаю икос, читаю другой, чувствую, что душа моя все больше и больше умиляется и согревается любовию к Господу, помню, что мало-помалу вся я, и душой и телом, начинаю как бы трепетать, обливаясь слезами, силы физические изменяют мне и, чтобы не упасть, становлюсь на колени и повергаюсь ниц перед святыми иконами, продолжая мысленно читать акафист; кажется, уже до половины прочитала я его, но затем ничего уже не помню; все окружающее меня в келье, самый пол, на котором лежала ниц, все словно скрылось куда-то, а мне виделось все иное: словно вдали Престол Божий, и Сам Иисус воссидит на нем, вокруг Престола бездна стоящих, не знаю – людей ли или Ангелов, но все они поют дивно, дивно хорошо; я тут же позади всех стою и наслаждаюсь. Больше я ничего не помню, и сказать не могу. Долго ли длилось это видение – я тоже не знаю; только потом сказывали мне мои келейные послушницы, что когда они пришли в келью и увидели меня поникшею перед иконами, подумали сперва, что я молюсь, а затем, так как я долго не подымалась, – приняли меня за спящую, стали окликать меня, но безуспешно, – и оставили меня в покое. Когда я пришла в себя от чудного восхищения и видения, в келье опять не было никого, чему я была весьма рада. Пол, на том месте, где лежала голова моя, был так обильно смочен слезами, как бы пролита была на него вода, – значит, телесные члены не были лишены жизни в то время, – глаза источали потоки слез, но я этого не чувствовала и не знала. Да вернее сказать, я и совсем не знаю, что было со мною; но сладость, наполнившая мое сердце в те святейшие минуты, долго оставалась в нем, как залог небесного посещения»⁶⁰

В начале Великого поста матушка посоветовала знакомой иметь текст Канона Андрея Критского, чтобы полноценно воспринимать службу.

В праздник Пресвятой Троицы одна жаловалась: «Батюшка очень тихо читал Коленопреклоненные молитвы, так хочется все понять, ну, ничего не разобрала...» – «В таких случаях надо хоть раз в году их прочитывать, хотя бы знать, о чем в них идет речь!».

Помня наставления матушки, стараюсь прочитать, если не все, то основные молитвы из Троичной Минеи. Как радостно стоять на службе, когда понимаешь, что читают и поют! Мы старались с матушкой всегда прочесть что-нибудь из святых отцов, посвященное празднику.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа, во имя Троицы Единосущной и Нераздельной и Животворящей, Бога единого. Отец, Сын и Дух Святой... Святая Троица, Которую явил Господь Иисус. Все ипостаси Троицы в наиближайшем родстве, все нераздельны, однако и неслитны. Триипостасность и Единство. Вечная гармония, вечная песнь и вечная музыка в слаженности упоительной. Самое близкое, самое тесное родство. Какое родство может быть ближе и теснее, чем Отец, Сын и Дух Святой, тот именно Дух, которым дышат и Отец и Сын? Здесь нет трех отдельных имен – как Вишну, Брама и Шива, – а лишь именование родства: Отец, Сын и Дух Святой. Родство подчеркнуто, а не имя. Между тем в индийской триаде подчеркивается имя... Это – три компаньона, которые в постоянном несогласии. Ведь что бы ни говорил Вишну, Брама это подвергает сомнению, а Шива отрицает. И все, что Вишну строит, Брама не одобряет, а Шива разрушает.

Такова же и триада египетская... и эллинско-римская... Все пребывают в ссорах, наветах и в недоверии друг к другу... (Так называемые «боги» дышат жаждой убийства и мщения.) (Не говоря уже) о бесчисленных иных «божествах» – развратного олимпийского табора. (Все эти мифические существа – олицетворение бесовских страстей. И демоны мечтали бы заразить ими все человечество.)

Совершенно иное – Святая Троица христианская. Личные имена здесь и неведомы, и сокрыты. Объявлены человечеству лишь наименования родства: Отец, Рождающий Сына, и Дух, Исходящий от Отца. Отец, Сын и Дух Святой. Никакого упоминания о столкновении либо расхождении... Это Откровение, это Откровение Христово о Святой Троице. И всегда Церковь Христова вспоминает Святую Троицу как Бога единого, а не трех...

А сейчас, вот тебе указатель пути, чтобы ты отличал Святую Троицу в единстве от несвятой триады в раздоре, истину от лжи, свет от тьмы, жизнь от смертной плесени. Господь Иисус Христос, Сын Превечного Отца говорит:

Никто не знает Отца, кроме Сына; и Сына не знает никто, кроме Отца... Я Сын Божий... Я и Отец – одно... Отец во Мне, и Я в Отце... Ненавидящий Меня ненавидит и Отца Моего... Все, что имеет Отец, Мое есть... Я исшел от Отца и пришел в мир; и опять оставляю мир и иду к Отцу... Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам...

После Своего славного Воскресения явился Господь ученикам Своим и сказал им: Мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю Вас. Произнеся это, дунул и сказал им: Приимите Духа Святаго. Итак, идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа...Примете силу, когда снизойдет Дух Святый на вас; и будете Мне свидетелями... вплоть до края земли.

И когда прошло пятьдесят дней... исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал, так и говорили.

Евангелист Иоанн пишет: Всякий, кто отвергает Сына, не имеет и Отца.

Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном. И еще много подобного есть в Евангелии и в Писаниях святых Апостолов Христовых.

И все, что написано и передано Святой Церкви Божией во спасение людей, свидетельствует единодушно, что Святая Троица есть Единый и Единственный Бог... Один Бог, одна Любовь, одна мысль, одна воля, одно действие. Из вечности в вечность. Как же это несопоставимо отличается от всех верований!

В истории мира только Бог христианский – Бог безымянный. Единственное имя Его – Отец. Никакого другого имени Его Новый Завет не упоминает. Как же это чудесно! И зачем нам другое имя?

Он хочет, чтобы мы были Его детьми. В Новом Завете, в Завете родства и Любви, Бог не именуется иначе как Отец. Вечный Отец, вечный Сын и вечный Дух Святой. Одна жизнь и один источник жизни...

В индийских Ведах есть и такое страшное учение: «Истина и ложь относительны, и обе необходимы как составные части иллюзии» (Пранова Веда, 1,24). Действительно страшно!.. Ложь стоит рядом с истиной и зло царит наряду с добром. Но и одно, и другое – иллюзия!

Встань... и перекрестись. Помяни Отца и Сына, и Святого Духа, Троицу Единосущную, Нераздельную и Животворящую, Бога Истины и Света, к Которому ни наималейшая ложь не смеет приблизиться... (Бога, в Котором нет никакой тьмы).

Молитва Святому Духу

Бог – Утешитель, Дух мира, Дух любви, Дух сладости, Дух радости, Дух счастья, Дух блаженства, Бог всех любящих Его, Бог – Свет и Светодатель, Тебя просим, Тебя молим, к Тебе припадаем: Прииди, прииди, прииди и к нам, смиренным. Пошли один луч на рабов Твоих и помоги им, и просвети их, и научи их, чтобы и они стали избранными Твоими сосудами, дабы и они унаследовали вечные блага, которые уготовала отеческая Твоя Любовь. Аминь.⁶²