Азбука веры Православная библиотека Иван Кузьмич Кондратьев Историческое описание Киево-Печерской лавры в г. Киеве

Историческое описание Киево-Печерской лавры в г. Киеве

Источник

Содержание

Начало Христианства на Руси Смирение игумена Феодосия Построение великой церкви Современное состояние Киево-Печерской лавры  

 

Начало Христианства на Руси

Предки наши, славяне, были язычниками и поклонялись идолам; они приносили идолам в жертву не только животных, но даже и людей по жребию. Но так как великий князь Киевский Владимир был человек весьма мудрый, то он вскоре понял, что идолы, сделанные руками человеческими, не могут быть настоящими богами и пожелал переменить свою веру. Для этого он послал в разные государства старцев Киевских, мудрых и опытных людей, посмотреть, как кто совершает свое богослужение. Через несколько времени возвратились посланные, которые побывали у магометан, у евреев, у католиков, а также и в Греции у православных христиан и одобрили греческую веру. Тогда, по совету бояр и старцев, Владимир решил принять греческую, т. е. православную христианскую веру. Но просить об этом греков он считал для себя унизительным и решил лучше завоевать Грецию и тогда уже креститься. Для этого в 988 году Владимир пошел с войском на Греческий город Херсон. Херсонцы заперлись в городе и крепко оборонялись. Владимир послал сказать им: «если не сдадитесь, то три года простою здесь»; но они не послушались.

Тогда Владимир, устроив свое войско, велел делать насыпи вокруг города; но херсонцы, подкопав городскую стену, уносили насыпаемую землю к себе в город.

В это время один Херсонский житель, именем Анастас, пустил стрелу в стан русский, а на стреле было написано: «на восток от тебя колодезь; из него вода по трубе идет в город: откопай колодезь и перейми воду». Владимир тотчас велел копать и, точно воду переняли у граждан; тогда греки изнемогли от жажды и сдались. Владимир пошёл в город с дружиною и послал к греческим императорам, Василию и Константину, с такими словами: «вот я взял ваш славный город; слышу, что у вас сестра девица; если вы не отдадите ее за меня, то и столице вашей будет от меня тоже, что и Херсону». Оба царя, услыхав это; сильно огорчились и отвечали: «неприлично христианам выдавать своих сестер за неверных; если крестишься, то и сестру нашу получишь, а вместе с нею царство небесное и с нами будешь единоверный; если же не хочешь креститься, то мы не можем выдать за тебя сестру». Владимир отвечал послам: «скажите царям, что я готов креститься потому что прежде испытал ваш закон и мне нравится ваша вера и богослужение». Цари, услышав это, обрадовались и послали сестру свою, именем Анну, которую насилу уговорили идти: она села на корабль, простилась с родными и с плачем поплыла через море.

Когда царевна приехала в Херсон, Владимир крестился, a после крещения обвенчался на Анне и отправился с нею в Киев. Прибывши туда, она велел повестить народу: «кто не придет к реке креститься, богатый или бедный, тот будет мне противен».

Услышав это, люди шли с радостью, говоря: «если б эта вера не была хороша, то князь и бояре не приняли бы её». На другой день Владимир вышел с греческим духовенством на Днепр, куда собралось множество народа; все вошли в воду и стояли в ней: одни – по шею, другие – по грудь, малолетние – у берега, а взрослые – дальше и держали на руках младенцев, а священники читали молитвы и совершали обряд крещения.

Так совершилось крещение русского народа. Владимир тут же повелел уничтожать идолов: рубить и сжигать их, а на тех местах, где стояли истуканы, велел строить церкви и поставлял в них священниками, пришедших с ним из Греции священнослужителей. Вскоре он начал строить училища, где греческие священники и ученые мужи обучали русских детей и готовили их к принятию священного сана. И с тех пор у нас, на Руси, начало водворяться христианство и стали созидаться монашеские обители и православные монастыри. Много на построение этих монастырей израсходовано было княжеской казны: князья и бояре не жалели для этого ни каких расходов и много создалось обширных и богатых обителей; но не было лучше и краше тех, которые создались не княжеской казной, а постом, молитвою, трудами и бдением самих смиренных иноков, в поте лица трудившихся в темных и малых кельях. Столь славная и знаменитая ныне Киево-Печерская обитель создалась трудами именно таких смиренных иноков.

Когда прошло 50 лет после крещения Руси, в то время в городах и селах было уже много русских священников, а в Киеве было уже два мужских монастыря – Михайловский и другой во имя св. Георгия, один женский во имя св. Ирины и много великолепных храмов.

В это время близ Киева, в селе Берестово, был священником русский человек Илларион. Он был, как говорит о нем летописец Нестор: «муж благ, книжен и постник». Он весьма любил уединение и часто уходил из Берестово на Днепр, на холм, и тут в густом лесу молился. По обычаю того века, он для молитвы выкопал себе маленькую пещеру, в две сажени. И так он трудился здесь несколько лет; молва об его молитвенных подвигах распространилась в окрестности. В это время великим князем в Киеве был Ярослав. Илларион своими трудами и строгою постническою жизнью обратил на себя внимание набожного князя Ярослава. Ярослав полюбил его и сделал митрополитом в Киеве, а пещерка так и осталась. И от этой-то не большой пещерки суждено было, по усмотрению Божию, создаться великой и обширной Киево-Печерской лавры. Через три года умер князь Ярослав, и ему не пришлось видеть основание Киево-Печерского монастыря. Основание это произошло следующим образом.

Несколько времени спустя после смерти Ярослава, господин человек из города Любеча, который находился в Черниговской области, пошёл странствовать по святым местам. Прежде всего, он направился вниз по Днепру, к православной Греции, где в то время уже славилась своими монастырями и строгой монашеской жизнью св. славная гора Афон. Там много жило иноков в строгом посте, в молитве и уединении. Далеко распространилась слава про их строгую подвижническую жизнь. И вот идет этот человек из, города Любеча, пробираясь к Афонской горе, и не страшится никакой опасности. Сильно ему захотелось посмотреть на отшельников Афонской горы и самому поучиться у них постническому житию; а опасностей на пути ему предстояло много.

Едва лишь успеешь подойти к Днепровским порогам, которые находятся в сорока четырех верстах ниже Киева, неизбежно было встретиться с печенегами, которые любили здесь поджидать торговые суда, чтобы воспользоваться богатою добычей. Чем дальше идти по берегу, тем скорее можно встретить смерть. Но как ни велика была опасность в пути, а сила душевная, упование на Бога и желание побывать на Афоне были сильнее в душе любечанина и он безтрепетно шёл вперед.

Много бед и лишений перенес он на пути, наконец, его желания увенчались успехом – он увидал св. Афонскую гору и обрадовался. Он обошёл все монастыри на Афоне, видел Афонских иноков, которые, обращаясь с любовью к каждому приходящему, пленили кротостью душу русского человека; захотелось и ему вести подобную им жизнь, захотелось потрудиться для Бога, посвятить себя молитвам за грешный людской род, и он попросил игумена, одного из монастырей, постричь его в иноческий сан. Игумен охотно постриг его и наименовал Антонием. При пострижении игумен благословил его и сказал: «иди в Россию – пусть будет на тебе благословение св. горы и пусть от тебя размножатся монахи на Руси». И пошёл Антоний обратно по дороге в Россию. Через несколько времени он пришёл в Киев и стал ходить по Киевским монастырям, отыскивая, где бы ему поселиться. Но не по душе ему было в Киевских монастырях, так как он крепко любил тишину и уединение, и он не остался ни в одном из Киевских монастырей: так, видно, Богу угодно было.

В это время, как уже сказано, был в Киев митрополитом Илларион, который возведен был в этот сан князем Ярославом в 1051 году. Много забот и трудов было митрополиту Иллариону в Киеве, и его двухсаженная пещера оставалась пустою.

Антоний инок пришёл к тому месту и нашёл эту пещеру. Полюбилось ему это тихое, пустынное место, где не было слышно говора людского, и поселился он в пещере Иллариона. «Пусть утвердит меня Господь на этом мест и пусть на нём будет благословение святой горы», думал Антоний, оставаясь в пещере на жительство. Место это было спокойное: не видно здесь человека, не слышно никакого шума и никто не мешает Антонию в его подвижнической жизни. Но тяжела была его подвижническая жизнь: он жил в строгом посте и молитве и в непрестанных трудах; ел один сухой хлеб и то через день, и даже самую воду пил умеренно. Он все продолжал копать пещеру, не давая себе отдыха ни днем, ни ночью. Но недолго пришлось Антонию пользоваться уединенною жизнью. Не скрыл его от людей темный лес, окружавший пещеру. По слову Спасителя: «как светильник, стоящий вверху горы, не может укрыться от глаз», так и жизнь праведного Антония не могла укрыться от людей. Узнали русские люди про великого подвижника, жившего под Киевом, в глухом лесу, на берегу Днепра, и стали приходить к нему за благословением, принося ему все нужное. Он сделался так известен, что Киевский князь Изяслав, который вступил на престол после смерти Ярослава, посетил его со своей дружиною, прося благословения. После того по всюду – и в бедной в хате, и княжеском тереме – стали рассказывать про жизнь великого человека. Захотелось тогда многим разделить со святым Антонием его подвижническую жизнь, и приходили эти люди к Антонию, прося его дозволить, им, пожить с ним и поучиться от него подвижнической жизни. Антоний, хотя крепко любил тишину и уединение, но не отказывал приходившим к нему. Так мало-помалу стала собираться к Антонию братия для иноческой жизни. Прежде всех пришёл к Антонию и поселился с ним некий священник – о. Никон. Неизвестно, кто он был родом, но будучи в сане священника, постригал, по приказанию о. Антония, тех, кто приходил к ним для иноческого жития. В след за о. Никоном и прежде всех других иноков к преподобному Антонию пришёл 17-летний юноша Феодосий. С самого раннего детства Феодосий возлюбил смиренную богоугодную жизнь. Много огорчений пришлось испытать ему прежде, чем пришёл он к преподобному Антонию. Его детская жизнь протекла в городе Васильеве, недалеко от Киева. Родители его были люди богатые и знатные, были благочестивы и добры, они и сына своего старались сделать таким же добрым и хорошим, но мальчик Феодосий удивлял их своим обширным умом и своим странным поведением: не имел он между своими сверстниками – детьми товарищей, не любил он играть с ними и забавляться, не любил также и одеваться – богато и нарядно, его видели постоянно в одежде худой, заплатанной, не слушался он матери, когда та, принарядив его, заставляла играть с товарищами. Все эти поступки часто огорчали родителей его. Н о вот наступило время и Феодосия отдали учиться грамоте. Он оказался весьма способными учеником и быстро выучивался всему, чему только его учили; а учили тогда не многому: уметь мальчику читать церковные книги, да выводить хорошо славянские буквы – и учение считалось оконченным для мирского человека, a Феодосий всему этому научился изрядно, полюбил он всей душою Божественные книги и постоянно был готов слушать и читать их. Одна только и была у него радость: уйти в церковь, стоять там и слушать чтение Божественных книг. Только в церкви и был он спокоен и весел; когда же он возвращался домой, то здесь ожидала его недовольная им и поступками его мать. Она крепко любила своего сына, но не могла понять его высоких стремлений, его боговдохновенных душевных наклонностей. Ей неприличным казалось, как это сын её, из такой богатой и знатной семьи, как была их семья, ходит в заплатанном платье, да еще пойдет, бывало, вместе с работниками в поле и работает там наравне с ними; а то возьмётся просвиры печь для церкви и ходит всегда ненарядный, словно простой работник.

Мать его тоже была женщина богобоязненная, а все-таки думала про сына: «конечно, просвиры нужны для церкви, да все же сыну моему не стать заниматься этим делом“. И часто она уговаривала сына бросить это дело, иногда и побранит его, а иной раз и прибьет, благо сильна была: «аки мужчина“. Феодосий, терпя подобные оскорбления, иногда говорил матери: «Послушай меня, мать, вспомни Господа и вспомни, что Он сделал для нашего спасения. Везде его корили, на Него плевали, заушали и били Его, а Он все терпел ради нас. Тебе не нравится, что надо мной издеваются, смеются, когда я готовлю просвиры, a чем моё дело нехорошо? О моем деле я скажу тебе вот что: Господь возлежал на вечери с учениками своими, тогда взял хлеб, благословил, преломил его и сказал: «приимите, ядите, сие есть тело Моё, еже за вы молимое во оставление грехов». Если сам Господь назвал хлеб Своею плотию, то как ж е мне не делать такого хлеба с радостью?» Мать много дивилась уму своего сына, но все-таки по временам продолжала давать ему выговоры и наставления. И вот в глубине души Феодосия созрела мысль покинуть родной город и уйти куда-нибудь в глушь, где бы можно в уединении молиться. Он часто разговаривал со странниками, проходившими городом из Киева и в Киев. От них он узнал о святых местах, о монастырях Киевских и много разных рассказов о святых людях. Сильно захотелось ему увидать все это и самому сделаться иноком. Однако не скоро удалось ему исполнить свое заветное желание. Мать постоянно останавливала его. Наконец, ему удалось уйти из родного города, и он пробрался прямо в Киев. Увидал он здесь монастыри, которые давно были знакомы ему по рассказам странников; но нигде в Киевских монастырях не хотели принять Феодосия; все судили о нём по его худой одежде и по простому виду. Тогда услыхал Феодосий про св. Антония. Он пошёл к нему и был принят св. Антонием. Такова была прежняя жизнь Феодосия. Теперь же, живя с Антонием и Никоном, он стал им ревностным помощником и подражателем их постнической жизни. И жили, таким образом, три отшельника вместе, работая и молясь Богу. Приходили к ним русские люди из Киева и других городов посмотреть, как живут святые люди, поучиться их житию и принять от них благословение. Из Киева часто приходил к ним сын знатного княжеского боярина Иоанна. Юноша крепко полюбил этих подвижников. Ему хотелось и самому сделаться иноком, лишь бы жить постоянно вместе и трудиться. Св. Антоний долго уговаривал юношу не менять жизни вельможи на трудовую монашескую жизнь; но ничто не могло смутить юношу. Как-то раз явился он к ним на богато украшенном коне, в богатой одежде, а за ним была великолепная свита. Подвижники встретили сына вельможи. Юноша сошел с коня, снял с себя дорогую одежду и сказал преподобному Антонию, что отрекается от всей этой роскоши. Он опять начал просить Антония постричь и его в инока.– «Смотри, помни, кому ты обещаешься, чьим воином ты хочешь быть, чтобы после самому не тужить о покинутом тобою мире», говорил Антоний юноше. По приказанию Антония, св. Никон и остриг юношу. Его назвали Варлаамом. Почти в одно время с Варлаамом и другой боярин, княжий слуга, захотел постричься; он был принят Антонием и в пострижении назван Ефремом. Дошел слух до князя, что его бояре постригаются в монашество. Боярин Иоанн, отец Варлаама, рассерженный поступком сына, требовал от князя примерного наказания монахов; они, как ему казалось, отняли у него сына. Князь призвал к себе Никона, постригавшего Варлаама.

– С чьего позволения постриг ты сына боярина Иоанна? – грозно спросил Никона князь.

– Я постриг его с позволения нашего Царя Небесного, Иисуса Христа,– кротко отвечал тот.

– Ты постриг его, ты же должен возвратить его отцу. Уговори его, чтобы он снял с себя иноческую одежду. Если же ты этого не сделаешь, – сказал князь, – я пошлю всех вас в заточение.

– Как тебе угодно, так ты князь и делай, а мне неприлично отвращать слуг Христовых от служения Господу,– отвечал Никон. Собрались иноки в путь и уж были в дороге; но им не дали отойти далеко. Супруга князя уговорила его возвратить их с пути к заточению, угрожая, что в противном случае несчастье постигнет князя. Тогда возвратились иноки опять в свою пещеру. Но этим не кончились их бедствия. Еще много горя они приняли, когда отец Варлаама сам пришёл за сыном. Отец насильно снял с Варлаама иноческую одежду. Она брошена была в грязь; Варлаама одели в богатую одежду, но он снял её; на него опять надели богатое платье; а чтобы он не снимал его, связали ему руки и повели так по городу. В отцовском доме ждали Варлаама мать и молодая жена. Посадили его за богато убранный стол. Молчаливо сидел святой Варлаам и не дотронулся до пищи. Ни ласки, ни слезы жены не тронули Варлаама. Три дня сидел он в отцовском доме без еды, без питья и не говорил ни слова. Сжалился тогда отец и отпустил сына. Целый дом провожал Варлаама со слезами. Рад был Варлаам, рады были отшельники, когда все впятером, опять соединились. Так с горем и с нуждой начиналась обитель. Число иноков увеличивалось всё более и более, a вместе с этим увеличивался и труд их. Они вырыли большую пещеру. В ней были сделаны церковь и келья для каждого инока, a всех их собралось уж е более двенадцати, не считая Никона, ушедшего в Туркестан, и Ефрема, отправившегося в Царьград. Когда собралось уже столько братии, Антоний захотел опять жить уединенно. «Вот братия“, – сказал Антоний,-» Бог совокупил вас по благословению Святой горы. Это благословение я принес от Святой горы. Я же вас и постриг. Живите теперь сами по себе. Я поставлю вам игумена, а сам пойду на другую гору; я уже и прежде привык уединяться“. И поставил он игумена Варлаама, а сам пошёл и выкопал себе пещеру на соседней горе.

И стали жить подвижники со своим игуменом Варлаамом в своих пещерах. Только тесно было им жить там. Захотелось им хоть церковь поставить вне пещеры. Пошли они к св. Антонию и сказали ему: «отче, братия так размножилась, что нельзя поместиться в пещере. Да будет повеление Божие и твоя молитва, что бы нам поставить маленькую церковь вне пещеры “. И поставили они по благословению Антония церковь маленькую во имя Успения Пресвятыя Богородицы. В эту церковь собиралась братия из своих тесных пещер для общей молитвы. Теперь уже совсем почти устроилась обитель: был у обители свой игумен, была своя церковь.

Но бедны были иноки, ничего они не имели. Им все доставалось с большим трудом. Состроили они cебе маленькую церковку и рады были, что хоть дом-то для молитвы имеют. Помощь княжеская и богатых людей не спешила к ним придти на помощь. Никто им сразу не состроил монастыря и не сказал: «живите тут спокойно и молитесь Богу». Нет, не было этого, как, напротив, это было в других монастырях. Они жили в пещерах, за что и прозвались пещерными или печерскими. Да и пищу, они покупали на свои трудовые деньги. Наделают из шерсти одежи, клобуков и снесут в город продавать свои изделия. И покупали их изделия иноки других монастырей, городских: кому же больше нужны клобуки? Нам отсюда становится понятным, что в других монастырях незачем было так много трудиться, как трудились Печерские подвижники. Продадут они клобуки и на деньги, подученные за свой труд, купят себе хлеба, только не молотого, а зерном; не жалели они своих рук. Привезут зерно в обитель и разделят его между братиею. Тогда всякий и должен смолоть свою часть; а мололи тогда не мельницами ветряными или водяными, а просто толкли в ступке. Придёт ночь и каждый брат истолчет свое зерно. Другой за день-то истомится от усталости и заснет, не смоловши своей муки. Только были между ними очень добрые, очень усердные; увидят, что брат заснул от нужды да от усталости, возьмут, да истолкут ему зерна и поставят муку возле кельи. Особенно сам Феодосий так постоянно делал; он был крепок и силён и знал, что дневная работа в Печерской обители чрезвычайно трудна и не для одних только слабых. Чем свет встанут иноки от короткого сна и молятся Богу, слушают утреню; после утрени каждый идет к своей работе; кто рубит дрова в лесу, кто копает в огороде, кто делает клобуки. Не заметно в труде время проходит до обедни. Кончится обедня, тогда нужно утолить голод, нужно подкрепить слабое тело. Только не окрепнешь и не поздоровеешь от Печерской пищи. Хлеб да вода подкрепляли тело тружеников. И раз в субботу позволяли они себе сварить одно какое-нибудь кушанье. Такая-то была трудовая жизнь в Печерской обители. И как же было не любить Печерских подвижников? Таких добрых да милостивых, каким был Феодосий.

В это время в Киеве князь Изяслав построил монастырь св. Димитрия и взял он у Печерской обители ее игумена Варлаама и поставил его игуменом нового монастыря; думал он, должно быть, что Варлаам сразу устроит в новом монастыре такую же жизнь, какая по немного устраивалась в Печерской обители. Осиротели теперь Печерские отшельники; остались они без игумена. И пошли они к своему покровителю преподобному Антонию. «Поставь нам игумена», просили они его.

– Кого хотите? – спросил он. «Кого хочет Бог и ты», отвечали пришедшие. Сказал тогда им Антоний: «Кто между вами послушливее, кротче, смирение Феодосия, пусть тот и будет вам игуменом». Братия рады были, поклонились старцу и поставили над собой игуменом Феодосия. В это время в обители было уже двадцать иноков. Но это число братии стало по немного увеличиваться. Пришлось тогда новому игумену подумать, как устроить братию. Не один только он думал об этом. Узнало про ІІечерских иноков и стало оказывать свою помощь им русское общество; а общество это было тогда великодушно и сильно: во главе его стояли князья со своею храброю дружиной, со своими боярами и управляли народом; а народ тот был – купцы, земледельцы и духовные. Трудно было жить тогдашнему русскому человеку. Войску земскому и дружине княжеской много было дела. По границам русской земли, на юге и на востоке от Киева, кочевали воинственные племена сначала печенегов, а потом половцев, а на западе и севере нужно было вести войну то с поляками, то с чудью, латышами и т. д.; а там, глядишь, свои князья повздорили между собой и решают какой-нибудь спор кровью своих подданных. Меч тогда редко оставался без дела. Земледелец пахал землю, засевал её и не всегда был уверен, дождется ли он жатвы, получит ли он с поля хлеб: найдут из степей хищные кочевники и все прижгут, все притопчут. Купцам тоже не лучше было: везут товар и не знают, будет ли он у них цел, придется ли им увидать выгоду с товара. И любило тогдашнее общество забывать свои беды, свои невзгоды за чарой крепкого меда. Нынче пирует, пьет крепкий мед русский человек, а на утро с такой же готовностью несется с мечом на врагов, побивает их или слагает свою буйную голову в битве. Нет сомнения, что привычки войны входили в мирную жизнь тогдашнего общества. Да и чем же было действовать против врагов, против грубой силы как не той же самой силой, а была эта силушка не малая. Любил русский человек показать эту силушку, удаль молодецкую, порасправит плечо богатырское. И сослужила русскому человеку его силушка службу великую. Своею грудью защищал он свои дома, церкви и школы, где учились его дети и доброй домашней жизни, и книжной мудрости, и благочестию, набирались уму-разуму. Только как бы ни было крепко плечо, в сеже бы оно погнулось перед сильнейшей силой. Но тут на подмогу русским людям всех званий пришла другая сила; а сила эта была христианство, и те же простые, кроткие иноки Печерские были другим воинством русским, укреплявшим жизнь мирских людей; только сражалось оно не мечом, а другим орудием. Вот отворяются для русских людей двери монастыря: и сам князь, и удалой витязь, и купец, и крестьянин, все одинаково входят в эти двери и новая крепчайшая сила проникает в их душу: здесь они чувствуют себя братьями одной земли русской православной. Другою жизнью веет на русского в стенах монастыря. Любовь здесь царствует вместо войны; нет здесь пиров, нет лжи, нет обмана, нет лести. Воздержанные, честные, без боязни карали иноки неправду, восстановляли от духовной немощи, направляли волю мирян на добро. И поникали русские своим челом перед этой жизнью в монастыре, где Бог присутствует и где живут его святые, и не скупился русский человек на украшение храмов Божиих, на поддержание жизни монастырской.

Вот русское общество обратилось, наконец, с помощью к Печерской обители, так что иноки могли построить себе более просторный монастырь. Пошли они опять к Антонию и сказали ему: «отче, братия умножается, а мы бы желали построить монастырь“. Антоний был рад: «благословен Бог за все!“ сказал он. «Да будет с вами молитва Пресвятой Богородицы и отцов Святой горы “. И, сказав это, послал одного из братий к князю Изяславу сказать ему: «князь мой, вот Бог умножил братию, a место мало; дал бы ты нам ту гору, что над пещерой». Изяслав с радостью исполнил эту просьбу. Заложили тогда иноки большую каменную церковь и скоро окончили её; около неё построили много келий и монастырь обнесли оградою. В 1063 году освятили церковь, и перешли в новый монастырь. С этих пор с каждым годом росла слава Печерской обители по русской земле и со всех концов Руси стекались туда поклонники; иные оставались там и принимали пострижение. Всех укрывала Печерская обитель под свой святой кров. Приходил русский мирянин и говорил, что хочет быть иноком; его принимали и испытывали некоторое время: искреннее ли было желание. Пожелавший быть иноком исполнял в монастыре сначала черную работу: носил дрова для кухни, варил пищу и делал все, что прикажут. Испытав, таким образом, терпение вновь пришедшего, его принимали в число братии и; постригали, и не было там различия ни для кого: все подвергались этому испытанию наравне. Князь Николай Давыдович Черниговский, известный в церкви под именем Николая Святоши, подвергался испытанию наравне с другими простыми людьми. Три года пробыл он в монастырской поварне и работал на братию; он рубил дрова и носил их; потом был привратником, a после служил при трапезе, и тогда перешёл он в келию, когда прошёл всё это испытание. Примером послушания и терпения для вновь поступивших служили подвижники старцы. Раз пришёл к игумену Феодосию служивший на поварне и сказал ему, что некому дров нарубить. Феодосий взял топор и стал сам рубить дрова. Иноки в это время совершали трапезу. Когда они вышли и увидали своего начальника игумена за тяжёлой работой, взяли свои топоры и много дров наготовили. В другой раз пришли к преподобному Феодосию и просили его, чтобы он приказал тому, у кого есть свободное время, наносить воды на поварню. «Да я сам празднен, сказал игумен, и пошёл носить воду. Под влиянием таких-то людей воспитывал себя каждый из Печерской братии и становился он твердым, честным, не боящимся труда. Сколько добра принесли эти люди русской земле – увидим ниже. И таких людей набралось в Печерской обители до ста человек.

При таком числе братии игумен Феодосий не мог уже везде действовать словом и своим примером. Тогда он ввел в Печерской обители устав студийский, который и был взят у греческого Студийского монастыря. По уставу, время было распределено так: утро до полудня посвящается на труд, а в полден ворота запирались и братия до вечерни отдыхала. В это время привратник не мог отпирать ворота для выпуска или впуска кого-нибудь. Случилось раз, что в это именно время приехал побеседовать с Феодосием князь Изяслав. Привратник не хотел его пустить и пошёл к Феодосию, и только по его благословению впустили князя. После вечерни иноки не могли ходить друг к другу, а каждый должен был быть у себя в келии и посвящать все время на молитву. Ночью, игумен обходил около дверей келий, и если тишина была в келии инока, погружённого в молитву, игумен благословлял Бога; если же он слышал разговор собравшихся двух или трех иноков, он призывал их на утро, кротко увещевал исполнять постановления монастыря и налагал на провинившихся монастырское покаяние. Кроме иноков, живших по келям, были ещё особые подвижники – отшельники. Они жили в пещерах кругом монастыря и никуда не выходили из них до своей смерти. В безмолви, в посте и молитве жили они там.

Так устроилась обитель при игумене Феодосии и жили иноки мирно до 1069 года, а в этом году была нарушена мирная жизнь иноков и они выступили, как защитники правды, как покровители несчастных.

Смирение игумена Феодосия

Здесь нужно сказать несколько слов о матери Феодосия, который ушёл из дома без спроса её и не возвращался. Она сильно тосковала и плакала по любимом своем детище, как по умершем. На четвертый год она получила известие, что её сына видели ходившим по монастырям Киевским и искавшим пострижения. Услыхав это, мать немедленно отправилась в Киев узнать, жив ли ещё сын её. Прибыв в Киев, она стала ходить по монастырям, разыскивая Феодосия, но не могла найти его. Наконец, кто-то указал ей на преподобного Антония. Она отыскала Антониеву пещеру и пожелала видеть прежде самого старца Антония. Она решилась открыть ему правду и рассказала, с какой целью пришла и кого разыскивает.

– Молю тебя, отец святой, не утаи от меня, если с тобою живет сын мой. Много горя и скорби вынесла я ради него, ибо думала, что он уже умер. Старцу стало жаль матери, и он сказал ей:

– Сын твой здесь, не плачь и не тоскуй о нём, ибо он жив и здоров.

Она обрадовалась и сказала:

– Отчего же я не вижу его при тебе? Хотела бы я повидать его.

Антоний отвечал ей:

– Если хочешь его видеть, то сегодня уйди отсюда, а завтра приходи опять. Сын твой живет в пещере и никого не видит, я же уговорю его выйти к тебе.

Антоний сошёл в пещеру и стал уговаривать Феодосия выйти к матери.

Мать едва могла узнать сына: так изменилось лицо его и так, исхудал он. С горькими слезами она обняла его и просила, чтобы он воротился домой. Она обещала ему, что дома он будет жить, как пожелает и что никто и в ни чём не будет прекословить ему: «я же не могу жить, не видев тебя; когда похоронишь меня, то возвратишся снова в эти места». Но просьбы её остались напрасными и Феодосий пребыл тверд в своем решении.

– Если хочешь видеть меня, сказал он ей, – останься в Киеве и поселись в женском монастыре. Если поступишь так, то спасешь душу свою и внидешь в царствие небесное; мне же невозможно оставить места сего: я пострижен.

После того мать каждый день приходила к сыну и Феодосий убеждал её послушаться его совета, а она не соглашалась с ним и звала его к себе. Когда же она уходила, то он горячо и подолгу молился Богу, чтобы Бог просветил его мать и направил её на путь спасения.

Однажды мать приходит к Феодосию и говорит ему:

– Сын мой, я решилась исполнить желание твое. Я не вернусь более в свой город, останусь здесь и конец дней своих проведу в монастыре; слова твои вразумили меня.

Антоний дал знать о ней княгине Киевской и её приняли в Никольский женский монастырь, где она и была пострижена и в мире провела остальные дни своей жизни.

Когда потом Феодосий сделался игуменом, он продолжал по-прежнему жить смиренно и нисколько не помышлял о первенстве; он стал ещё строже к себе.

Одинъ из старейших иноков, Никон, временно отсутствовавший из монастыря, посетил снова Печерский монастырь во время игуменства Феодосия. Феодосий упросил его возвратиться в обитель и жить с ним вместе.

Старец Никон действительно возвратился и жил в великом согласии и дружбе с Феодосием, a Феодосий почитал его, как отца и как старейшего. Часто видали их вместе за работою: Никон сшивал и переплетал рукописные книги и был весьма искусен в этом деле, игумен же Феодосий сидел подле старца и прял нитки, потребные для переплета.

Требуя от братии строгой жизни и удаления от мира, Феодосий сам соприкасался с мирскими людьми только делами милосердия: он устроил близ монастыря двор для увечных, слепых, хромых и всякого рода нищих и странников и давал на них десятую часть монастырских доходов, а по субботам посылал хлеб в темницы.

Монастырь все более и более разрастался и получал вклады. Многие бояре жертвовали имения и села. Усердие дателей не отвергалось и монастырь богател.

К Феодосию обращались мирские люди со своими просьбами о заступничестве перед судьями и князьями и он помогал им, ибо судьи и князья уважали голос Феодосия. Однажды пришла вдова к нему, и жаловалась на судью, который решил неправо её дело и присудил отнять у ней имущество. Феодосий пошел к судье и убедил его отдать неправильно отнятое имущество.

Случилось, что к Феодосию привели связанных разбойников, пойманных в одном из сел монастырских. Феодосий, увидав их, в великом горе и раскаянии, сжалился над ними и прослезился. Он велел развязать и освободить; накормил и потом, призвав их, долго поучал.

Затем выдал из средств монастырских потребное им и отпустил их с миром. Они ушли, прославляя Бога и великого игумена и так прониклись его наставлениями, что с тех пор они оставили свое постыдное ремесло и никому более не причиняли зла, но жили своими трудами и были довольны.

Великий князь Изяслав особенно любил и почитал игумена, a Феодосий тоже любил князя за его благочестие; князь нередко бывал у него в пещере и Феодосий тоже иногда бывал у князя во дворце и много поучал и наставлял его.

Однажды случилось, что игумен посетил Киевского князя в одном из загородных дворцов и пробыл у него до позднего вечера. Когда он хотел идти обратно в монастырь, то Изяслав, остановив его, велел запречь для него колесницу и отвезти его в монастырь. Проводник возничий ехал верхом, игумен же сидел в колеснице. Только видит возничий, что везет какого-то инока в плохой ветхой одежде и говорит ему: «черноризец, ты всегда празден, яже постоянно в трудах; устал я, ехавши на коне, уступи мне свое место, а сам сядь на коня. И гумен, ничего не сказав, пересел на коня. Когда же дремота одолевала его, он сходил с коня, шёл пешком и вел коня под узцы. Так провел он всю ночь до утра. Утром стали им попадаться бояре и знатные люди, которые ехали к великому князю. Они узнали в черноризце великого игумена и почтительно ему кланялись. Феодосий разбудил слугу, спавшего в колеснице, и сказал ему:

– Уж белый день, встань и садись на коня. Слуга очнулся, и видит он, что все мимоезжие бояре кланяются черноризцу, которого он везет. Испугался слуга, поспешно слез с колесницы и пересел на коня.

– Беда мне будет за то, что я сделал, подумал он. Вот прибыли они в монастырь. Братия вышла на встречу к игумену и поклонилась ему до земли. Ужас овладел возничим; но Феодосий взял его за руку, ввел в трапезную и велел накормить его.

Преподобный Антоний стал обличать князей за нарушение клятвы и наказанием грозил он князьям. Будто в подтверждение его угрозы, Ярославичей постигла беда, а с ними и русскую землю. Из степей пришли половцы. Это был дикий и хищный народ, живший войною да грабежом.

Ополчились тогда князья русские на врагов. Перед выступлением на битву пришли князья к святому старцу Антонию. «Благослови нас на дело ратное», говорили они ему. Но не поднялась рука Антония благословить князей. «Это в наказание за неправду княжескую послал Господ врагов на землю Русскую», думалось Антонию. Так и пошли князья без благословения на битву. Им Антоний предрек неудачу; так и случилось: одолели половцы, разбито было русское войско, князья бежали с поля битвы: Святослав – в Чернигов, Изяслав со Всеволодом – в Киев. «Дай нам, князь, оружие и коней, мы хоть одни сразимся с врагами», просили киевляне своего князя Изяслава; но не дал им князь оружия, не дал и коней. Раздражил киевлян отказ князя; народ шумел по Киеву; толпой стоял он на площади. Вот разделились киевляне на две части: одна двинулась к тюрьме и выпустила на свободу посаженных злодеев, а другая часть направилась к княжескому двору и освободила заключенного там князя Всеслава Полоцкого. Страх напал на Изяслава пред рассвирепевшею толпою и бежал он из Киева в Польшу, a киевляне поставили себе князем Всеслава. Только не лучше было от этого русской земле. Неизвестно, что было бы с нею, если бы Бог не помог Святославу Ярославичу выгнать половцев; князь одолел их своею храброю ратью.

Недолго пришлось Всеславу княжить в Киеве. В 1069 году возвратился из польской земли бежавший князь Киевский Изяслав.

Киевляне обратились с просьбою к Святославу, умоляя его заступиться за них или же уговорить брата Изяслава, чтобы он не обижал их. Изяслав успокоил киевлян таким ответом: «никого не трону».

Вот подошел он к городу и послал впереди себя сына своего Мстислава. Мстислав казнил в Киеве семьдесят человек; между ними были неправые, но были также и правые. Пришёл и отец, Изяслав, в Киев. Вспомнил он об Антонии, Печерском старце. «Уж не друг ли он Всеславу, что так заступается за него?» пришло ему на мысль. И он ужасно рассердился. Совсем бы лишились теперь иноки Печерской обители своего покровителя, святого Антония, и велика была бы эта потеря. Святослав Черниговский, должно быть, знал, какие мысли были в голове брата Изяслава. Он тайно увез Антония в свою область и скрыл у себя святого от княжеского гнева. И жил Антоний в Черниговской области, в Болдиных горах, где выкопал себе пещеру. Между тем время шло, a вместе со временем проходил гнев Киевского князя на Антония, так что Антонию скоро можно было возвратиться в Печерскую обитель. Восстановилось тогда нарушенное спокойствие этой обители.

До самой своей смерти Святослав княжил в Киеве. Спокойно было жить киевским людям за таким добрым и храбрым князем.

Святослав старался лаской склонить Феодосия на свою сторону и зазывал его к себе в княжеские хоромы, за княжеский стол. На приглашение князя Феодосий отвечал: «не вкушу я брашна, исполненного крови и убийства». Терпел Святослав эти укоры, чувствуя всю их правоту; но Феодосий не переставал укорять князя: он при каждом удобном случае говорили ему: «кровь брата твоего вопиет на тебя к Богу, как кровь праведного Авеля на Каина». Но не только он говорил это словами, но часто и писал к нему. Не трогали Святослава и эти послания Феодосия; но и Святослав, в свою очередь, не сердился и не трогал Феодосия, хотя все-таки продолжал княжить в Киеве и не возвращал Киевского княжения брату своему, чего так желал Феодосий. Горько было Феодосию, что не слушает его князь. Вздумалось тогда игумену Печерскому сблизиться с Киевским князем, поговорить с ним, «может быть живое слово правды заронит луч Божественного света в душу князя», думал Феодосий. Перестал он тогда обличать Святослава. Он дозволил даже поминать его на молитвах после имени старшего брата Изяслава.

Такая уступка со стороны преподобного Феодосия тронула Святослава и он сам пришёл к Феодосию, прося у него благословения.

– Я не смел придти к тебе, говорил князь Феодосию: думал, что ты гневаешься на меня и не пустишь меня в Печерскую обитель.

Велика была любовь Святослава к Феодосию и великое уважение питалъ он к Печерской обители.

Сам своими руками заложил он большую каменную церковь в Печерской обители во имя Пресвятой Богородицы; сам и ров выкопал, обозначая место для церкви. Это было въ 1073 году.

Построение великой церкви

Игумену Феодосию хотелось при жизни своей воздвигнуть каменную церковь в честь Успения Пресвятой Богородицы. Старец Антоний благословил его на это, но в обители не было достаточно средств на сооружение.

В земле Варяжской был некий князь. У него было два сына: Фрианд и Шимон. По смерти отца молодые князья были изгнаны из своей родины и у них отнято было врагами наследие отцов их. У Шимона остался после отца большой крест с изображением распятия Христа. Крест украшен был золотым поясом в 50 гривен (по-нашему около 25 фунтов золота), а на главе Христа был золотой венец. Когда Шимону пришлось бежать с родины, он захватил с собою этот пояс и венец, но в это время он услыхал голос, говорящий ему: «человече, не возлагай этого венца на голову свою, но снеси его на предназначенное для него место, где устроится преподобным церковь во имя Моей Матери».

Вскоре после этого Шимон сел на корабль и поплыл в Россию, по Балтийскому морю. Во время плавания поднялась грозная буря. Шимон испугался и полагал, что Бог наказывает его за то, что он взял украшение от Христова образа. Он стал каяться.

Тогда увидел он высоко на небе изображение церкви и услышал глас с неба: «вот церковь, которая имеет быть создана преподобным во имя Божией Матери и ты будешь положен в ней. Отдай преподобному в руки венец и пусть он повесит его под жертвеаником; поясом же размерь величину церкви: 50 поясов в вышину, 30 в длину и 30 в ширину».

Буря утихла, и Шимон благополучно прибыл в Россию. Пришед в Киев, он однако не исполнил данного ему повеления, но берег у себя пояс и венец. Он стал служить у князя Всеволода. Это было в то самое время, когда дикие половцы напали на русскую землю, а Киевский князь Изяслав заключил Всеслава в темницу. Тогда трое братьев-князей: Изяслав, Святослав и Всеволод, а при Всеволоде и Шимон, соединились, чтобы идти против врагов. Прежде, чем идти в поход, князья – братья поехали в Печерскую обитель испросить себе благословене старца Антония.

Антоний не благословил князей и предрек им не удачу и великую потерю в брани. За князьями подошёл и Шимон. Он поклонился в ноги старцу Антонию и стал умолять, чтобы его миновали беда и несчастия. Прозорливый старец сказал ему: сын мой, многие падут от острия меча, многие будут поражены и изранены, ты же останешься жив: тебе суждено лежать в Печерской церкви, которая здесь воздвигается. После этого князья и Шимон выступили в поход. Русские потерпели сильное поражение: много воевод было убито, много изранено. Шимон тоже был ранен и лежал в поле среди мертвых и умирающ их. Вдруг увидел он снова в воздух изображение той самой церкви, которая уже являлась ему над волнами морскими. Тут он вспомнил голос и повеление, бывшее ему, и взмолился к Спасу: Господи! избавь меня от горькой смерти молитвами Пречистой Твоей Матери и преподобных отец Печерских.

Он избавился от смерти и, исцелившись от ран, вернулся в Киев.

Он поспешил в обитель Печерскую к старцу Антонию, рассказал ему о своих видениях и передал ему золотой пояс и венец.

Антоний принял дары и сказал: отныне, сын мой, ты не будешь больше зваться Шимон, а назовешься Симон.

Старец Антоний послал за игуменом Феодосием, передал ему дар и поручил ему Симона. Симон скоро полюбил игумена Феодосия и много жертвовал для построения церкви. Однажды пришол Симон к игумену Феодосию и после обычного разговора сказал ему:

– Отец, дай мне слово, что ты благословишь меня не только в этой жизни, но и по смерти моей и твоей.

– Это прошение выше силы моей, отвечал Феодосий; но если по моем отшествии от мира сего устроится эта церковь, если будут уважаться в моем монастыре мои уставы и предания, то это будет знаком, что я имею дерзновение пред Богом; а теперь могу ли я знать, угодна ли молитва моя?

Симон отвечал игумену: «от самого Господа слышал я о тебе свидетельство; поэтому и прошу тебя, молись обо мне грешном так же, как ты молишься о своих черноризцах, о сыне моем Георгии и о потомках моих“.

– Я не об одних черноризцах молюсь, прервал его игумен, я молюсь о всех, любящих это место.

Симон поклонился ему до земли и сказал:

– Святой отец, я не уйду от тебя с пустыми руками, дай мне на то удостоверение письменное.

Игумен склонился на его просьбу и дал ему рукописание: «во имя Отца и Сына и Святаго Духа, молитвами Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии и святых сил безплотных»... и прочия слова прощальной молитвы, которую читают теперь при конце отпевания покойника. Эта молитва кончалась так: «да будеши прощен в сем веке и будущем, егда придет праведный Судия судити живых и мертвых». Эту молитву велел Симон положить после своей смерти с собою в гроб, а с тех пор вошло в обычай и всем класть во гроб эту молитву, вышедшую из Печерского монастыря.

И вот приходят из Царьграда четыре искусных строителя, люди богатые. Они пришли прямо в обитель Печерскую и, обращаясь к преподобным Антонию и Феодосию, спросили их:

– Где хотите вы начать строить церковь?

– A где Господь место укажет, там и начнем.

– Чудное дело, отвечали строители, вы узнали о часе своей смерти, а не можете указать место, где стоять церкви; зачем дали нам в задаток столько золота.

Преподобные Антоний и Феодосий удивились таким словам; они призвали братию и стали расспрашивать греков: скажите нам всю правду, что значат ваши слова?

Тогда строители рассказали, что имели чудное видение, что сама Царица Небесная явилась им в виде царицы земной и повелела идти в Киев для построения храма великой церкви. Она вручила им образ, который они и принесли с собою, и сказала им, что Антоиий, благословив их на дело, отойдет в жизнь вечную, a Феодосий отойдет после него на второе лето. Услышав все сказанное греками, Антоний возблагодарил Бога. Затем, взяв золотой пояс, размерил длину и ширину церкви на том месте, где небесное знамение указало быть новой церкви, и заложил её основание. Старец Антоний не дожил до окончания построения великой церкви.

В этом же году он преставился от сей жизни в жизнь вечную, заповедав положить себя в своей пещере.

На следующий год, едва было вы ведено основание великой церкви, игумен Феодосий сильно разнемогся и почувствовал приближение смерти.

Пять дней пролежал он на одре болезни и к вечеру пятого дня велел вынести себя из келии под открытое небо. Его положили против церкви. Чувствуя приближение смертного часа, он пожелал проститься с братиею и при себе уставить порядок и на будущее время.

Ударили в колокол. Иноки стали собираться и все окружили одр игумена своего. Отцы, братия и чада, сказал им Феодосий, вот я отхожу от вас. Кого вы желаете иметь у себя игуменом после меня? я бы благословил его на игуменство.

– «Ты нам отец, отвечали иноки, – кого назначишь, пусть тот и будет у нас игуменом, а мы будем повиноваться ему, как тебе.

Но Феодосий повелел им подумать и сотворить совет между собою.

На другой день братия вновь собралась около своего болящего игумена и сказала ему, что они избрали преемником ему Стефана: он на твоих глазах вырос, тобою пострижен.

Преподобный исполнил волю братии и благословил Стефана на игуменство. Затем, оставшись с ним наедине, долго беседовал, наставлял и поучал его.

Весть о болезни Феодосия дошла до великого князя Святослава Ярославича и он пришел к болящему с сыном своим Глебом. Феодосий благословил его и сказал: я отхожу от света сего и поручаю монастырь твоему хранению, игуменом после себя оставляю Стефана; не давай его в обиду.

В седьмой день своей болезни Феодосий призвал Стефана с братиею и преподал им последние благословение.

Бог, сотворивый все единым словом своим и мудростию,– так говорил он им,– да благословит вас и да соблюдет в вас веру твердую и непоколебимую и да пребудете в единомыслии и любви до последнего вашего вздоха и да пошлет Он вам благодать работать Ему без порока. Будьте совершенны, как и Отец ваш небесный совершен есть, –Господь да будетъ с вами.

Затем Феодосий отпустил братию и остался один.

Один же из иноков, всегда находившийся при игумене, не удалился совсем и, выйдя из келии, стал смотреть в скважину и увидел, что преподобный встал с постели, опустился на колени и со слезами молил Бога о спасении души своей и поручал излюбленное место защите Пресвятой Богородицы. Потом, спокойный и укрепленный молитвою, он лег на постель свою, поднял глаза к небу и лицо его просветлело. Ему было небесное видение. Благословен Бог, проговорил умирающий, я теперь не имею уже страха, а чувствую только радость великую, и, сложив на груди руки крестообразно, он тихо скончался. Наступил вечер. Братия сотворили над ним плач великий, взяв тело его, с пением и множеством светильников – перенесли в пещеру, ту самую, куда он уходил молиться и безмолвствовать. Пещера эта и по сие время называется Феодосиевою или дальнею пещерою, а в которой погребен Антоний, та называется ближнею или Антониевою.

Феодосий скончался 3 мая 1074 года.

Преемник Феодосия, игумен Стефан, ревностно продолжал строение великого храма. Впоследствии Стефан принужден был оставить монастырь Печерский, ибо был призван на высшую должность: он был рукоположен в сан епископа города Владимира Волынского.

Чудеса сопровождали построение церкви. Когда была окончена наружность храма, явились писцы из Греции и рассказывали, что ошибаясь в расчете, они хотели плыть по Днепру назад, но буря против их желания примчала ладьи их к обители Печерской, а сама Божия Матерь во сне не велела им противиться воле Ея.

Мастера и писцы, кончив свою работу, остались жить в монастыре и приняли иноческий образ.

После Стефана игуменом был избран древний пресвитер Никон, первый сподвижник преподобного Антония, друг и духовный отец великого игумена Феодосия. При нем было окончено построение великой церкви во имя Успения Пресвятой Богородицы.

После Никона был игуменом Иоанн. Но обитель продолжала по-прежнему держаться тех правил, какие были при Феодосие. Не рушилась эта обитель после смерти столь славных ее основателей. В это время в обители было уже 180 преподобных иноков.

Первый, удостоившийся чести быть положенным, в этом храме, был Симон вкладчик, пожертвовавший золотой пояс и венец к жертвеннику.

Братия, чтя память Феодосия, жили сообразно его заповедям и уставам. Все трудились во имя Божие, кто как мог, и жили в любви и единомыслии; все были одинаково бедны, своего ничего не имели и содержались общим монастырским продовольствием.

Много народа стекалось уже и в те времена в Печерскую обитель: кто шёл помолиться, кто за советом и утешением, кто за исцелевием.

Был в монастыре иеромонах Дамиан. Он был так воздержен, что кроме хлеба с водою ничего не ел во всю жизнь до самой смерти. Если кто приносил больного ребенка, то игумен Феодосий, бывало, прикажет снести его к Дамиану. Дамиан помолится над больным, помажет его елеем и больной получал исцеление. Дамиан так любил преподобного Феодосия, что только единого просил у Бога, чтобы не быть разлученным с ним и в будущей жизни. В час смерти ангел явился ему и сказалъ, что Бог исполнит его пламенное желание.

Этот святой почивает в пещере под именем Дамиана Целебника.

Был и другой целитель, некто Агапит, врач безвозмездный. Он принял пострижение еще при старце Антонии и, будучи очевидцем его подвигов, и следовал его примеру. Преподобный Антоний ходил за больными и исцелял их молитвами и овощами, которые сам употреблял в пищу. Также и врач Агапит ходил за больными и много помогал им. Он никогда ничего ни от кого не брал: ни даров, ни злата, ни сребра. Когда кто-нибудь из братии тяжко занемогал, Агапит уходил из своей келии и поселялся в келии больного, служил ему, перевязывал и обмывал раны, когда то было нужно, слабого носил на руках и поил зельем, которое сам варил.

Случилось, что разболелся Черниговский князь Владимир Всеволодович Мономах (впоследствии бывший великим князем Киевским). При нем был врач армянин, который лечил его безуспешно: князю не легчало.

Тогда князь послал в Печерский монастырь, прося прислать ему в Чернигов врача инока Агапита. Игумен, призвав Агапита, советовал ему идти к князю Черниговскому; Агапит же отвечал ему: если мне идти к князю, то и ко всем надо идти. Упаси меня Бог ради славы человеческой выйти за монастырские ворота. Однако Агапит вручил посланному от князя приготовленное им зелье. Князь выздоровел после этого.

Но как ни были жестоки к проповедникам иные славяне язычники, из Печерской обители продолжали выходить цросветители русской земли и размещались епископами по русским городам: кто в Новгород, кто в Ростов, кто в Суздале и по другим городам. Тверды духом были Печерские иноки и не страшились никакой опасности.

Напали однажды на Киев половцы; пришли они и в Печерский монастырь. Много горя причинили они монастырю и увели много пленных из Печерской обители и из города Киева и потом продали их какому-то жиду. В числе пленных был блаженный Евстратий. Этот Печерский инок стал ободрять всех пленных, а их было пятьдесят человек; уговаривал лучше умереть, чем ради свободы отступить от веры Христовой; все пленные умерли голодом. Злость охватила жида, когда увидал он, что пропало его золото, отданное за пленных. Жид распял святого Евстратия на кресте, а он, пригвожденный, продолжал укорять жида, который и пронзил святого копьем.

Раз святой Григорий, инок Печерский, пошёл к Днепру за водой; в то время проходил там князь Ростислав Всеволодович. Князь шёл в Печерский монастырь для молитвы и благословения; он с братом своимъ Владимиром Всеволодовичем собрался в поход против воевавших с Русью половцев. Слуги княжеские стали издеваться над иноком; он же, зная, что все они близки к смерти, стал говорить им: «дети мои! когда бы вам нужно было иметь умиление и многих молитв искать от всех, вы только больше зла сделаете; неугодно это Богу. Плачьте о своей погибели и кайтесь во грехах своих. Суд уже постиг вас, все вы и с князем вашим умрете в воде.

Князь не внял словам святого и не поверил ему. «Мне ли предсказываешь смерть от воды, когда я плавать умею!– И рассердился князь, велел связать старцу руки и ноги, повесить камень на шею и бросить в воду. Так и умер святой.

Между тем исполнилось пророчество святого Григория и были наказаны поступившие так немилостиво со святым. Святой Григорий был добрый и ласковый для всех; имущества у него только и было, что одни книги божественные, больше ничего не было. Но в тогдашнее время и книги были драгоценностию, потому что они были рукописные, а не печатные, на переписку тратилось весьма много времени, да к тому же переписчики украшали книги красивыми заставками, и большими заглавными буквами из хитрых узоров. Вот такие книги были и у святого Григория. Нашлись злые люди, которые хотели украсть у него книги. Узнал об этом святой. Не разгневался он на воров: накормил он их, напоил и отпустил.

Только не прошло ворам худое их желание. Узнал об этом городской начальник. Воры были пойманы и преданы суду. В то время с людей, пойманных в воровстве, брали денежную виру, по теперешнему – штраф. Штраф был не всегда одинаков смотря по тому, что было украдено. Доходил он иногда до полутора фунта золота; a где было взять такое количество иному человеку? Если вор не в состоянии заплатить за себя штраф, тогда за него платила та община, к которой принадлежал вор. Случалось, что и община отказывалась от вора, как от человека совсем худого, выдавала вора князю головою; и его тогда лишали свободы, делали на всю жизнь рабом. Должно быть, то же самое случилось и с этими ворами; они подверглись мучению. Узнал св. Григорий об этом и затужил, что из-за него мучаются люди; пошёл он в город и выкупил воров своими книгами. Были у него и другие книги; те он продал, а деньги роздал неимущим. » А то опять, говорил он, кто-нибудь соблазнится на них и в беду попадет“.

Был и ещё такой же случай со святым. Имел, блаженный Григорий, маленький огородец и в нем было у него несколько плодовитых деревьев. Опять нашлись такие, что захотели украсть овощей и плодов. Блаженный сказал ворам: « с этих пор вы будете работать на братию и приносить от труда своего на нужды их. Так и случилось. Вот как поступал св. Григорий.

Из этого выходило то, что люди, будучи дурными до сих пор, воровавшие, и начинали трудиться и становились людьми хорошими. И жили Киевляне за Печерскою обителью, как за твердою стеною: захворает ли кто в Киеве, больного несут в Печерский монастырь; поссорится ли кто с кем – ведут в ту же обитель: в ней найдут они правдивых людей. Когда княжил в Киеве Святополк-Михаил, сын Изяславов, много горя приняли киевляне, а с ними и вся русская земля. Саранча налетела на поля и опустошила их. Настал голод. А тут и князья вели постоянную войну, да случилось еще так, что война-то была с теми областями, с Перемышлем, да с Галичем, откуда привозили соль, и перестали пускать оттуда купцов с солью. Соль поднялась в цене. Продажу её князь отдал на откуп жидам, и не было у киевлян ни хлеба, ни соли; но и тут киевляне нашли себе защиту в Печерской обители. Там жил черноризец Прохор; его постоянной пищей была лебеда, а когда настал голод, он стал собирать лебеду в большем количестве, растирал её, делал и неё хлебы и раздавал их неимущим, изнемогавшим от голода. Многие в это голодное время приходили к нему, и он всех оделял хлебом. И сладко как с медом, и вкусно было для всех то, что он давал им, приготовленное из лебеды. Никому не хотелось пшеничного хлеба, но только пищи, приготовленной руками блаженного, и если он сам давал с благословеием, то светел, чист и сладок, бывал хлеб его; если же кто брал тайком, то был этот хлеб горек без меры, как полынь. Потом блаженный Прохор собрал в свою келью из всех других келий пепел, но так, что никто этого не знал, и раздавал он этот пепел приходящим к нему и, всем по молитве его, была чистая соль. Чем больше он его раздавал, тем больше у него оставалось, и ничего не брал за это блаженный, a всем даром давал, сколько, кому нужно было. Торг опустел, а монастырь был полон приходящими за солью; жиды же стали жаловаться князю Святополку, что у них мало торговли солью. Они

говорили князю: – «Прохор, чернец Печерского монастыря, отнял у нас многое богатство: дает соль всем, кто приходит, никому не отказывает и мы оттого, обнищали».

И послал князь отобрать у инока всю соль. Но когда привезли эту соль из келии святого, то увидали, вместо соли, обыкновенный пепел. Князь велел спрятать пепел на три дня, но все-таки пепел остался пеплом. Только, когда выбросили пепел па улицу, из него сделалась соль; приходили люди и брали её. Стыдно было князю, что обидел он бедного святого инока по пустому наговору. А когда услыхал он, как святой раздавал хлеб, стал уважать и любить инока Прохора и всю Печерскую обитель. Вот какие заступники были в этой обители.

Был между Печерскими иноками родной внук великого князя Святослава Ярославича, того самого, который княжил в Киеве во времена игумена Феодосия, после брата своего Изяслава. Звали его в миру Святославом Давыдовичем, иначе – святошею. При пострижении он получил имя Николая. Святоша, как и другие князья, в ранние годы был женат, воевал с соседями и другими князьями и получил от отца в удел волости по реке Днепру. И вдруг презрел он славу и державную власть и вместо того, чтобы стремиться, как другие его братья, получить богатый город и лучшее княжение, постригся в монастырь Печерский и взял на себя подвиг смирения. Сначала он определился на поварню, где работал три года: колол дрова и носил воду на плечах из Днепра в монастырь по крутой горе; потом он сделался привратником и три года простоял у ворот, не отходя ни на шаг никуда, кроме церкви; затем он служил братии за трапезою и, наконец, по повелению игумена, получил себе особую келью, около которой развел собственными руками сад и огород.

Он никогда не оставался праздным: одежда на нем была его собственного рукоделья; с уст его никогда не сходила Иисусова молитва. Сверх всех трудов своих он много читал и книг, и много их собрал на душевную пользу братии. Преданный ему во время его мирской жизни и служивший ему лекарь, по имени Пётр, поселился в Киеве и часто приходил навещать своего прежнего господина и молил его пощадить своё здоровье и не трудиться через силу. Но потом и сам постригся в монастыре Печерском и врачевал приходящих.

Тридцать шесть лет прожил благоверный князь Николай иноком, и когда он скончался, то на погребение его собрался весь город. Власяница, которую он носил на теле, исцелила от жестокой болезни князя, родного брата его (Изяслава Давыдовича), и князь после того надевал власяницу святоши в болезни и на войне.

Вся русская земля обязана инокам Печерским и никогда не должна изсякнуть в душе у каждого русского благодарность к обители Печерской. Станем ли мы теперь читать про начало нашей родины, Руси, про наших первых князей, как жили и что делали наши предки славяне, и при этом невольно с благодарностью вспоминаем преподобного Нестора летописца, который в семнадцатилетнем возрасте, еще при игумене Феодосие, пришел в Печерскую обитель и в святых её стенах научился многому, и стал он писать летопись свою, повесть о том, как началась русская земля: «откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжети и откуда русская земля стала есть». Он писал и о том, как Владимир просветил Русь крещением, как убиты были младшие сыновья Владимира святого, дети матери христианки, Борис и Глеб, от Святополка окаянного. Описывал он и времена княжения Ярослава, сына Владимира, и годы княжения сыновей этого Ярослава.

Он же описал, как началась обитель Печерская и как обретены были мощи св. Феодосия. Великая была заслуга мудрого мужа Нестора, правдивого писателя. Хотя умер

преподобный Нестор, но правдивая, записанная им, история русской земли не умирает, а остается на память и поучение русскому потомству. Летопись преподобного Нестора продолжали потом писать другие Печерские иноки – Симон и Поликарп.

Много потребовалось бы времени на то, чтобы перессказать жития и подвиги Печерских угодников. Был между ними великий труженик Олимпий. Он научился искусству писать иконы от греческих художников, пришедших украшать стены церкви Печерской; научился же он этому искусству не для прибыли, а Бога ради. Над писанием икон он работал столько, что всем было довольно: и игумену, и братии. Часто просил он друзей своих, что если они увидят, где в церкви обветшалые иконы, то приносили бы ему; он обновлял их и ставил на свои места. Олимпий любил свое искусство и целый день работал.

Заработанные деньги он употреблял на святые иконы, на краски и на милостыню, и так делал он всегда – ночью упражнялся в пении молитв, днем садился за работу. Случилось, что один человек заказал Олимпию местную икону. Олимпий начал икону, но черезъ несколько дней сильно занемог и не успел докончить иконы; заказчик же стал роптать, что икона не будет готова к празднику Успения; но Олимпий уверил его, что икона в праздник будет на предназначенном для неё месте. Человек порадовался такому ответу и, спокойный, ушёл домой. И вот, накануне праздника Успения, он приходит к Олимпию за иконой, но икона стоит неоконченная; Олимпий еще сильнее разболелся. Рассердился заказчик, стал выговаривать иконописцу и укорять его; Олимпий же отвечал: «сыне, разве я по лености это сделал?» Но тот, не внимая ничему, с раздражением ушёл от инока. Олимпий, лежа на одре, тоже скорбел, что не мог дописать иконы Успения Богоматери кеъ празднику Её. И вот видит он – что входитъ юиоша и, взявши кисть и краски, начинает писать. Олимпий подумал, что заказчик прислал своего писца. Сначала пришедший был, как человек, но скорость, с которою он работал, показала, что юноша не от мира сего: то он выкладывал икону золотом, то растирал краски и писал ими. В три часа икона была совсем готова. Юноша обратился к иноку и сказал «не нужно ли, отче, еще чего сделать, не ошибся ли я в чём?»

Но икона была написана прекрасно. Настал вечер и светлый юноша скрылся вместе с иконою. Икона обрелась в предназначенном ей месте, в храме. Унав о случившемся, игумен с братиею пошли к блаженному иконописцу и увидали, что он отходит от мира сего, и спросил его игумен, как и кем, написана икона? Олимпий рассказал всё, как было и прибавил: это ангел написал её, и вот он же стоит возле меня и хочет меня взять с собой». Сказав это, Олимпий скончался.

Прошло более семнадцати лет после смерти святого игумена Феодосия. И вот, игумен Печерской обители Иоанн и иноки собрали совет и решили: не подобает отцу нашему Феодосию, основателю церкви и пастырю инокам, лежать вне стен монастырских и своей церкви. Таким образом велели они устроить место, где положить мощи преподобного. Вот как пишет сам очевидец об этом: «за три дня до праздника Успения Пресвятой Богородицы игумен велел раскопать пещеру, где лежали мощи отца нашего Феодосия и я, грешный, первый слышал это пожелание. Теперь я буду рассказывать не то, о чом только слышал, а при чём сам был первым. Пришёл ко мне игумен и сказал: «пойдем в пещеру к Феодосию». Никто не знал, как мы с игуменом пошли, рассмотрели, где копать и означили место. И сказал мне игумен: «смотри, не рассказывай ни кому из братии, чтобы никто не знал. Возьми только себе на помощь кого захочешь. На следующий день я приготовил орудие, чем копать, во вторник же вечером взял с собою двоих из братии (а из других никто не знал), пришёл к пещере и, отпев псалмы, начал копать. Утомившись, я дал копать другому брату. Так потрудились мы до полуночи и не могли докопаться. И стал я тужить: а ну, как мы да не то место копаем? И взял я лопату и стал работать усиленно. Друг же мой, отдыхавший перед пещерою, сказал мне: «ударили в било“ (в колокол). В это самое время докопался я до мощей Феодосия, и когда мой товарищ говорил: «ударили в било», я сказал: «я уже докопался». Но когда я раскопал место, где почивают мощи, ужас объял меня и я начал звать: «Господи помилуй!“ ...

Вырывши, я послал сказать игумену: приди вынуть его. Игумен пришел с двумя братиями. Откопав побольше, мы сошли на дно. Феодосий лежал мощами: суставы не распались, волосы присохли. Его положили на мантию и вынесли на плечах наверх пещеры.

На другой день собрались епископы и пришли из всех монастырей игумены с иноками и всякие благоверные люди и, взяв мощи Феодосяя, понесли с фимиамом и со свечаки и положили его в церкви, в притворе на правой стороне, 14-го августа, в четверг, в

час пополудни, и светло праздновали день тот».

Так рассказывает очевидец, а очевидец этот был преподобный Нестор летописец, тот самый летописец Нестор, о котором мы уже упоминали и которому ёщё раз должны отдать глубочайшую благодарность за его летописные сказания. Мы до сих пор читаем эти рассказы: и близки, и понятны, и дороги становятся они каждому истинно русскому человеку!

Много уже лет прошло с тех пор, как основалась Русь и как введено было в ней св. Владимиром христианство. Много лет также прошло и кануло безвозвратно в вечность для Печерской обители. Все эти долгие годы пронеслись над древним Киевом и над св. Лаврою, которые пронеслись для неё не бесследно. Много невзгод и горя вытерпела она: то жгли и разоряли её половцы, то грабили татары, то притесняли поляки. Одна невзгода проходила за другою. Горькие минуты сменялись радостными. Видела Печерская обитель в своих стенах перенесение мощей преподобного Феодосия, видела новые храмы, видела возобновление старых, видела, как в стенах её приютилась Киевская академия, где стали учиться молодые люди, становились учеными, a после трудились на духовную пользу Руси. Но таких радостных минут было немного у Печерской обители; гораздо больше она вынесла горя и нужды. Но все это горе, все эти беды и невзгоды не сломили её. Прочно было здание, основанное простыми иноками Антонием и Феодосием, и дожила Печерская обитель до нашего времени. Каждый русский теперь – и старый и малый – знает про эту обитель, а если кто и не знает, то стыдится сказать просвое незнание. Теперь скажем несколько слов о современном состоянии лавры.

Современное состояние Киево-Печерской лавры

Каждый из русских людей, вероятно, слыхал про старинный город Киев, и не даром на Руси сложилась такая пословица, что «язык до Киева доведет», не смотря ни на какое далекое расстояние. У каждого из нас есть родные или земляки и знакомые, которые по бывали в Киеве, и все побывавшие в Киеве отлично знают, что там есть святая Киево-Печерская лавра и что в этой лавре в тёмных пещерах почивают мощи преподобных отцов Печерских.

Со всех концов обширной русской земли стекаются русские люди к Киеву поклониться в Печерской обители мощам преподобных иноков, помолиться чудотворным иконам. Тысячи верст проходит русский человек, чтобы видеть этот чудный город Киев, древнюю столицу Руси, «мать городов русских“, как назвал его великий и вещий князь Олег. Усталый и измученный, доходит наконец путешественник до Киева; еще издали видит он его во всей красоте.

Киев находится на юго-западной части России; от Петербурга до него1114 верст, от Москвы несколько поближе, но все же без малого 1000верст. Но как ни далеко Киев от наших столиц, а путь к нему, как уже сказано, торный, известный, и дорога вполне изведанная, а в настоящее время проведена и железная дорога. Недаром сложилась и выше приведенная пословица: «язык до Киева доведёт». Стоит только спрашивать по пути, всякий сумеет сказать, куда и на какой город надо путь держать богомольцам, а богомольцев туда стекается многое множество: идут православные со всех концов земли русской, из ближних мест и дальних. Идут теперь, как прежде ходили отцы и деды и деды дедов наших, из года в год, из века в век к месту, гд уповают с верою найти помощь и утешение. Медленно, в строгом молчании, подвигаются богомольцы один за другим с посохом в руке и с котомкой за плечами. Иные идут месяц, другие полтора, а которые с дальнего севера, из Архангельска, из-за Уральских гор, или из Сибири, те полагают на путь от 4-х до пяти месяцев. День за днем, неделя за неделей, бредут богомольцы, часто не зная, где придется ночевать и будет ли, что поесть. Иной дает обещание во время странствования не принимать скоромной пищи, не пить ничего, кроме воды, пока не сподобится отговеть в Печерской обители.

Это самая древняя на Руси обитель; с основания её прошло около 900 лет.

Еще не так давно, лет десять тому назад, в Киеве не была проведена железная дорога; но с тех пор, как только провели её, и стала туда ходить машина, то ещё более стало прибывать туда богомольцев. Всего больше их стекается весною, около Троицына дня; их бывает в эту пору до 50 тысяч человек. Но, не смотря на то, что в Киев можно проехать по железной дороге, большая часть богомольцев, по-прежнему, идёт туда пешком.

Недоходя до Киева верст тридцать, большая дорога пойдет посреди соснового леса. В жаркие дни прохладно идти богомольцам в тени дерев, поодаль от пыльной дороги. Они располагаются в лесу на ночлег и спят у дороги, подложив под голову свои котомки; так проводят они последнюю ночь перед Киевом.

Устали они, притомились от долгого, трудного пути: у многих ноги опухли, у иных даже и в ранах; но теперь уже им немного осталось потрудиться; они наедятся, что завтра отстоят праздничную обедню в самой Печерской лавре. Ранним утром, лишь только зорька занимается на небе, встают богомольцы, умываются у ручья, надевают на себя всё чистое и, помолившись, трогаются в путь. Вскоре за ними выходит солнышко, осветит лес и дорогу, утренний туман рассеется под первыми жаркими лучами солнышка, – богомольцы смотрят напряженно вперед, и вот, вдали под лесом мелькнуло что-то в высоте. Переглянулись богомольцы, перекрестились и идут дальше. Солнце поднимается все выше и выше и все яснее блестит глава лаврской колокольни.

Вот показалась и вся колокольня, а ниже её, по горе, заблистали главы святых церквей. Радостно богомольцам; они крестятся и кладут земные поклоны. Перед ними, на крутой горе, вся Печерская обитель, в своей белокаменной ограде.

По левую сторону лавры, среди густых садов, виднеются синие куполы с золотыми звёздами,– это пещерные церкви; а там еще далее влево такие же сады и такие же синие куполы со звёздами,– это Выдубицкий монастырь.

Под горой, внизу течёт широкий синий Днепр. Весною, во время половодья, он разливается на много вёрст и затопляет луга низменного левого берега, а иногда и многие слободы и деревни.

По выходе из леса, богомольцы идут длинною слободою. Каждый дом этой слободы корчма или постоялый двор, приспособленный к приему странников. Хозяева по большей части жиды, стоят перед воротами своих домов и закликают богомольцев.

Миновав слободу, богомольцы переходят через четыре свайных моста, построенных на песчаных отмелях и островах. Затем, пройдя заставу, богомольцы вступают на большой мост. Мост этот перекинут через всю ширь Днепра; он висит на огромных чугунных цепях и своды его крепко-накрепко утверждены на каменных устоях. Вдали, по левую сторону, виднеется другой мост через ту же реку. Над ним часто показывается дымок и сквозь решетку мелькает что-то,– это чугунка бежит через Днепр и тоже направляется к Киеву.

За цепным мостом, на правом берегу Днепра, построена часовня Николая чудотворца. Помолившись в ней, богомольцы подымаются по высокой лестнице да половины горы и затем пробираются тропинками все вверх и вверх по круче, до самого Никольского монастыря.

Обогнув монастырь, они выходят к валу Печерской крепости, дважды проходят сквозь крытые, крепостные проезды и, наконец, останавливаются перед святыми воротами лавры. Полные радости и благоговения, забыв про свою усталость, подходят странники к святым воротам.

Дошли и они, наконец, до желанного места. На большой колокольне гудят колокола, из других церквей доносится благовест и трезвон. Около святых ворот толпится нищая братия. Со всех сторон стекаются к обедни и городские жители, люди всякого звания: богатые, и бедные, знатные и темные, никому неизвестные люди.

Во дворе лавры богомольцев видимо-невидимо. Пришедшие раньше сидят тут под деревьями, ожидая начала праздничной службы. Некоторые, прилегши на траве, отдыхают, другие бродят, разыскивая своих земляков.

Вот зазвонили частым звоном. Заколыхался народ, двинулся к великой церкви. Из митрополичьего дома появилось шествие: то владыко идет совершать литургию, а навстречу ему на паперть церковную вышло духовенство в светлых ризах, со свечами и крестом.

Старец митрополит медленно приближается к храму Божьему, входит в него и прикладывается ко кресту. За ним следом повалил народ; кто идет в самую церковь, кто подымается вверх по лестнице на просторные хоры.

Великая лаврская церковь горит свечами, блестят золотые ризы на иконах, царские двери открыты; с хор раздается протяжное стройное пение: «Достойно есть яко воистину, блажите тя Богородицу», поют певчие, а митрополит тем временем прикладывается к местным иконам и святым мощам.

Приложившись к иконам, он останавливается посредине церкви на возвышении и начинается торжественное его облачение. Затем совершается обедня. Сладостное чувство наполняет души богомольцев, когда они слушают стройное, точно райское пение, и усердными молитвами их наполняется храм Божий.

По окончании обедни, на шелковых шнурах, тихо, при торжественном пении молитвы: «Под твою милость прибегаем Богородице Дево», спускается сверху царских врат чудотворная икона Успения Божией Матери.

Богомольцы один за другим подвигаются к иконе и по очереди прикладываются к ней.

«Под твою милость прибегаем, Богородице Дево, молений наших не презри в скорбях, но от бед избави нас, едина чистая и благословенная», повторяют в умилении молящиеся перед образом Утешительницы скорбных.

После того, как все приложатся к образу, он тихо подымается в высоту, на своё обычное, горнее место.

От иконы Успения богомольцы идут приложиться к раке преподобного Феодосия, игумена Печерского и основателя обители.

Поклонившись преподобному Феодосию, они выходят боковыми дверьми на двор обительский и ожидают там выхода из церкви благословляющего народ митрополита.

Хотя дом митрополичий почти рядом с великою церковью, но митрополит идет иногда весьма долго до него, неустанно благословляя подходящих к нему богомольцев.

Получив благословение, народ расходится в разные стороны.

В пещеры идти теперь не время, туда ходят утром. Там, в подземных малых церквах служатся каждый день обедни от семи до девяти часов. Вновь прибывшие богомольцы выходят за ограду. Налево от святых ворот, за южною стеною лавры, настроено много больших каменных зданий для приюта странников. В большую гостиницу пускают богомольцев бесплатно; тут же для странников и трапеза безвозмездная. За этою трапезою летом питаются до 2 тысяч человек, а иногда и более того. В большие лаврские праздники праздничная трапеза приготовляется во дворе самой обители. Все странники и нищие приглашаются к этой трапез; сам митрополит благословляет пищу и отведывает её. Тут бедные и странные садятся почетными гостями за стол, у почетных людей. Так делали в древние времена преподобные. Антоний и Феодосий, основатели этой обители, так делается и до сего времени в память их.

Возле странноприимной гостиницы находится больница, где лечат заболевших богомольцев. Между монахами есть врачи, служащие при больнице, по примеру древних иноков Дамиана и Агапита. За гостиницей идет спуск вниз, где находятся иконные лавки. Спуск этот оканчивается воротами, за которыми идут сады, разросшиеся на холмах крутого Днепровского берега. Под этими холмами почивают Печерские угодники в подземных келиях, ископанных их же руками.

Рано утром, лишь только раздается благовест к утрени, богомольцы спешат в великую церковь.

По окончании утрени некоторые остаются в великой церкви и служат молебны перед иконою Успения, другие идут в трапезную к беззвонной ранней обедне; большая же часть богомольцев, запасшись просвирами, направляется к пещерам. Покатый сход, устланный диким камнем, ведёт от двора лавры к так называемым пещерным воротам. За этими воротами вдоль по отлогому склону горы, посреди садов монастырских, спускается деревянный, крытый ход, с просветом по обе стороны. На всем протяжении этого длинного перехода, по широким его ступеням, сидят нищие и слепцы и протяжно читают акафистъ сладчайшему Иисусу.

«Иисусе, нищих одеяние – слышится по пути их медленное пение – Иисусе, вдов заступление, Иисусе, сирых защитниче, Иисусе, труждающихся помощи, Иисусе, странных наставниче, Иисусе, Сыне Божий, помилуй нас!»

А вокруг галереи, из чащи лесной раздается громкое, радостное щебетание птиц, во множестве привитающих в этих мирных, уединенных лесах и садах.

Через просвет открывается обширный вид на все Заднепровье, на темные Черниговские леса, а глубоко внизу мелькает сквозь густую листву синий, быстрый Днепр.

По выходе из галереи, богомольцы приходят к Воздвиженской церкви, которая уже с раанего утра наполнена народом. Народ теснится около монахов, продающих свечи и записывающих на просвирах и бумажках имена для поминовения в церквах пещерных.

Церковь Воздвижения построена над ближними пещерами, а в одной из стен её приделана небольшая дверь, чрез которую спускаются в самые пещеры. Тесные и извилистые переходы пещерные не могут вместить много народа. Монахи разделяют богомольцев на партии и поочередно совершают с ними хождение по пещерам.

Из алтаря выходит монах с зажженною свечою, богомольцы спешат зажечь у него свои свечи, и вот отпирается пещерная дверь. Монах входит первый, а вслед за ним, один за другим, проходят богомольцы сквозь узкую дверь и тут же начинают спускаться в тёмное подземелье. Только свечи их озаряют тёмные, низкие своды мрачного пещерного коридора. Так идут они некоторое время до первого поворота; за поворотом издали блеснула лампада, горящая перед иконою в серебряной ризе. Эта икона и неугасимая лампада находятся в келии преподобного Антония. В этой кельи преподобный подвизался многие годы и в ней повелел похоронить себя. Мощи его, согласно его смиренной воле, не

были вынуты из земли. Рядом с кельей Антония находится маленькая церковь имени этого преподобного.

Поклонившись иконе и гробу преподобного, богомольцы идут дальше, и вот им слышится издали пение литургии в одной из подземных церквей. Пение то отдаляется, то приближается, по мере того, как богомольцы подвигаются вперёд по извилистым пещерным переходам.

Пение становится слышнее, подземелье просторнее и богомольцы входят в пещерную церковь преподобного Варлаама, первого игумена Печерского, в которой и служится обедня. В самой церкви почивают мощи этого преподобного.

Прослушав часть обедни, поломники продолжают обход пещер Антониевых. Монах, сопутствующий им, называет по именам святых подвижников, лежащих по сторонам переходов.

Неподалеку от церкви св. Варлаама покоится св. Прохор лебедник, прозванный так от травы лебеды, которою он сам питался и питал народ во время голода. Далее – Дамиан целебник, Афанисий затвориик, Агапит, врач безмездный, священномученик Кукша, обезглавленный язычниками, среди которых проповедовал слово Божие; Пимен многоболезненный, который был долгое время болен и взамен своего здоровья получил дар исцелять других; Нестор летописец и списатель жития преподобного Феодосия, Моисей Угрин и многие другие.

Несколько далее – Иоанн многострадальный, вкопавший себя в землю по плечи. Глава его, покрытая пеленами и скуфьею, и поныне выходит из земли. Усердные поломники, прикладываясь к честной главе святого, надвают скуфью себе на голову. За ним следует Марк пещерник, голосу которого повиновались мертвые и который постоянною мерою воды для питья имел медный крест. Затем – Никола святоша, из князей Черниговских, сделавшийся добровольно вратарем Печерской обители, Олимпий иконописец и многие другие подвижники и ревнители веры. Тут же покоятся мощи преподобномученика Евстратия, распятого жидом на кресте.

В серебряной раке почивает Никон, четвертый игумен обители, сподвижник Антония и друг игумена Феодосия. Далее, по пути к третьей подземной церкви, в отдельном затворе, лежат рядом двенадцать братьев, строителей великой церкви.

В предверии церкви во имя Введения покоятся четыре угодника: Исаакий затворник, Илья Муромец, богатырь земли русской, окончивший жизнь Печерским иноком,

мученик Иоанн младенец и Никон сухой, великий постник, он был взят в плен дикими половцами, напавшими на Киев и ограбившими монастырь Печерский. В живе истерзанный и измученный, святой Никон чудесным образом приплыл по Днепру в свою обитель. Скорбные родители, бездетные и лишившиеся детей, прибегают с молитвою к ходатайству Иоанна младенца о даровании им чад.

При выходе из церкви богомольцам дают испить ключевой воды из медного креста Марка пещерника.

За церковью Введения заканчивается пещерный круг и богомольцы, возвращаясь к устью пещеры, выходят на вольный воздух, против алтаря той же Воздвиженской церкви, из которой они спустились в Антониевы пещеры. Глубокий овраг отдляет ближние пещеры от дальних.

Чрез него, в виде моста, перекинута деревянная галерея, которая и приводит к Зачатиевской церкви. Зачатиевская церковь построена над одним из входов в дальние пещеры, но ход из церкви неудобен, ибо очень тесен и крут. Для большего удобства устроен наружный ход, на востоке от церкви. Многими ступенями спускаются поломники с вершины холма и приходят в небольшую каменную башню, служащую преддверием пещеры. Оттуда с зажжёнными свечами богомольцы снова спускаются в подземелье.

После довольно долгого перехода, ничем не ознаменованного, поломники проходят мимо затворов преподобного Пафнутия и Афанасия; за сим следует затвор преподобного Дионисия, бывшего блюстителя этих пещер.

При этом Дионисие случилось чудо. Во время пасхальной утрени он обходил пещеру с кадилом и крестом и в избыток духовной радости воскликнул, обращаясь к почивающим угодникам: «святые отцы и братия, Христос Воскресе!» – «Воистину Воскресе!» отвечали ему преподобные. После этого чуда Дионисий удалился в пещеры и жил в затворе до конца дней своих.

Несколько далее лежат мощи Феофила, епископа Новгородского, Григория чудотворца, Игнатия целебника, Феодора, князя Острожского, защитника православия, окончившего жизнь свою в схиме, в обители Печерской.

Несколько далее встречаем мощи схимника Илариона, преподобного Нестора некнижного, так названного в отличие от мудрого и книжного Нестора летописца, и затем следует церковь, самая древняя из церквей пещерных; она ископана руками первых подвижников.

Вокруг церкви покоятся преподобные: Павел послушливый, Тит воинъ отроки Леонтий и Геронтий, канонархи Печерские, игуменья Евфросиния, в мире княжна Полоцкая, и многие другие.

Подвигаясь далее, богомольцы приходят к келии, где трудился и молился Феодосий во время пещерного уединения своего и куда впоследствии, будучи уже игуменом и устроителем обители, он часто приходил для уединенной молитвы. Около келии находится церковь имени преподобного Феодосия. Поклонившись еще нескольким угодникам, богомольцы доходят до третьей подземной церкви – Рождества Христова.

У входа в неё лежит преподобный Логин, вратарь печерский. Им заканчивается ряд преподобных, почивающих в дальних пещерах.

Тут богомольцы, окончив своё благочестивое странствование, подымаются по ступеням к выходу через туже башню, через которую они прошли в пещеры.

Неподалеку от Зачатиевской церкви, к югу, крутая лестница ведёт в самую глубину оврага, отделяющая ближние пещеры от дальних. Лестница приводит к колодцу, называемому Феодосиевым кладезем. Преподобный носил на себе воду из этого колодца на вершину горы для потребы братии. По другую сторону оврага, при подошве холма ближних пещер, находится другой колодезь, ископанный, но преданию, руками старейшего из подвижников этих благословенных мест, преподобного Антония.

По левую сторону лаврской ограды, у самого крепостного вала стоит небольшая церковь с 5-ю зелеными главами. Эта церковь Спаса на Берестове. Она построена раньше всех других церквей лаврских; со времени её основания прошло девять сот лет. Эта церковь была первая после введения христианства, в которой жил священник Иларион, выкопавший себе малую пещерку, на месте которой соорудилась теперь такая богатая и обширная Киево-Печерская лавра.

От всей этой лавры Киево-Печерской веет на путника древней стариной, когда он пойдёт осматривать все церкви в лавре, коих теперь шестнадцать.

Все увидит, все посмотрит путник в Печерской обители и с радостным чувством в душе вернется домой.

Конец.


Источник: Историческое описание Киево-Печерской лавры в г. Киеве / [Соч.] И. К-ва [= Иван Кузьмич Кондратьев]. - Москва : Изд. книгопрод. Е.А. Губанова, 1886. - 48 с. (Авт. установлен по изд.: Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов... М., 1957. Т. 2. С. 25).

Комментарии для сайта Cackle