Преподобный Григорий Синаит – учитель «умного делания»

Много путей ведет в вечные Небесные Обители, различная и слава – по мере подвига в вере и добрых делах – ждет всех идущих по ним. Ина слава солнцу, – говорит Апостол, – и ина слава луне, и ина слава звездам: звезда бо от звезды разнствует во славе. Такожде и Воскресение мертвых (1Кор. 15, 41–42). Один из таких путей в святоотеческом богословии указуется в «умном делании».

Выразителем этого пути и опытным его насадителем-учителем был преподобный Григорий Синаит. В своих наставлениях он раскрывает одну из важнейших форм подвижничества – непрерывное очищение души в совершенном безмолвии помыслов, непрестанном богомыслии, в глубокой умной молитве. «Умное делание» преподобный Григорий неразрывно соединяет с деятельной любовью к Богу и человеку. Свое учение он обращает, по преимуществу, к опытным подвижникам (особенно когда касается высшего созерцания), но оно с пользой может быть принято всеми ищущими спасения. «Умное делание» самим названием показывает, что речь идет не столько о внешнем аскетизме, деятельном подвижничестве, сколько о внутреннем устроении православного христианина – непрерывном очищении души в совершенном молчании, в безмолвии и помыслов, и чувств, в преисполнении всего внутреннего человека богомыслием. Объединяющей безмолвие и богомыслие духовной силой служит постоянное упражнение в умной молитве – молитве, не замечаемой неопытным глазом, невидимой или непонятной для «внешнего» человека.

Это «делание» нашло свое яркое выражение в исихазме – духовном движении, окончательно сформировавшемся в XIV веке. (Известны исихастские споры между «паламитами» и «варлаамитами».) Преподобный Григорий сам лично не принимал участия в исихастских спорах, так как жил немного раньше (лишь последние годы его жизни падают на это время), но стоявший у их истоков преподобный Григорий Палама (с именем которого и соединяются исихастские споры) был его прямым последователем.

Сведения о жизни святого Григория на русском языке имеются в двух редакциях его жития: в «Афонском патерике», где дается перевод с греческого жития, написанного Никодимом Агиоритом (Святогорцем), и житие преподобного, описанное его учеником святым Каллистом, Патриархом Константинопольским.

Родился преподобный Григорий в конце шестидесятых годов XIII столетия в селе Кукуле (Малая Азия). В молодости он был пленен османскими турками, напавшими на его родное село. Из плена его выкупили лаодикийские христиане, на которых произвело огромное впечатление исполнение церковных песнопений пленниками, отпущенными турками в храм, ближайший от военного лагеря.

В дальнейшем житие преподобного связывается с местами монашеских поселений: остров Кипр, гора Синай, Палестина, Критская пустынь, Афон, Парорийская пустынь (возле границы между Болгарией и Византией), снова Афон, Парория. Из этих мест особо следует отметить гору Синай и Афон. На Синае преподобный был пострижен в малую схиму. Здесь он вел истинно подвижническую жизнь, за что и получил наименование Синаита. Самоотверженное послушание, смирение, пост, почти неусыпная молитва (иногда на вершине горы Синай, где вспоминался Боговидец Моисей), усердное чтение Священного Писания, ежедневная исповедь игумену всех своих греховных помыслов, монастырский труд, а в промежутках – переписывание священных книг с искусством каллиграфа…

В «Добротолюбии» читаем, что, придя на Афон, преподобный нашел там «многих отцев, кои украшались познаниями и чистотой нравов, но прилежали только о деятельной жизни, о хранении же ума, точном безмолвии и созерцании так мало были сведущи, что даже и наименований сих не понимали». И вот святой Григорий, видя все это, разгорелся «ревностью и начал учить трезвению, блюдению ума и умной молитве не только безмолвников, уединенно живших, но и всех киновитов».

Скончался преподобный Григорий в середине XIV века (предположительно в 1346 г.).

Как при своей жизни святой Григорий учил внутреннему деланию, так и после кончины своими творениями «прекрасно и полно изображает деятельный способ умносердечной молитвы». До нашего времени сохранились пять творений преподобного. Творения эти следующие:

Весьма полезные главы, расположенные акростихами (137 глав). Другие главы: О страстном изменении. О добром изменении. Об искушениях во сне (7 глав). Обстоятельное рассуждение о безмолвии и молитве, сверх того о признаках благодати и прелести, и о том, какое различие горячности и энергии и как легко впасть в прелесть без руководителя (10 глав). О безмолвии и двух образах молитвы. Каким образом следует совершать молитву. О дыхании. Каким образом следует петь псалмы. О прелести. О чтении (15 глав). О том, как безмолвствующему надлежит сидеть при молитве и не оканчивать ее поспешно. Каким образом следует читать молитву. Каким образом следует удерживать ум (от рассеянности). Как надобно устранять помыслы. Как следует петь псалмы. К некоему спрашивающему относительно обуздания чрева. О прелести и о многих предметах (7 глав). В середине нашего века все они были заново переведены с греческого языка на русский архимандритом Вениамином Миловым (впоследствии епископ Саратовский и Балашовский; † 02.08.1955 г.). Текст этого перевода в машинописи хранится в библиотеке Московской Духовной академии и используется в данной работе.

Рассматривая вышеуказанные творения, мы видим, что они обращены не столько к тем, кто только что встал на путь спасения, сколько к уже искусным в деле совершенствования – подвижникам, опытным в борьбе с грехом и в приобретении добродетелей. Этим объясняются частые его наставления о безмолвии, созерцании или богомыслии, умной молитве – высшем внутреннем самоусовершенствовании при постоянном действии благодати Божией. Вместе с тем святой Григорий предостерегает подвижника от возможных заблуждений, прельщений, чтобы он не принял действие злой силы за действия Божественные, учит отличать первое от второго и немедленно отбрасывать вползающую в душу скверну. А что святой Григорий подчас обращает свое слово и к неискусным в деле спасения, об этом убедительно свидетельствует подразделение им всех подвижников на три категории: новоначальных – «таковые довольствуются только началом»; им свойственна «деятельность», средних – они достигают «средней степени просвещения»; им следует опасаться впасть в беспечность, которая вернет их к прежнему – станут «опять новоначальными», и совершенных – равных «по делам» новоначальным и средним, но и они могут пасть и измениться «в прежнее состояние, по причине беззаботности и самомнения».

В учении о Триедином Боге и человеке святой Григорий выражает общее святоотеческое утверждение. «Беспредельный Бог, – говорит преподобный Григорий, – во всем познается и постигается тройственно. Он все содержит и о всем промышляет чрез Сына во Святом Духе. И нет ни одного (Лица Святой Троицы), Которое бы вне или отдельно от других (Лиц) где-либо мыслилось, называлось и исповедовалось». Святая Троица – простая, несложная Единица. «Троица в Единице» – это почти дословное повторение утверждений святителя Григория Богослова. Личные, или, по преподобному Григорию Синаиту, «неизменные и непреложные свойства Пресвятой Троицы» – это нерожденность, рожденность и исхождение. «Отец – нерожденный и безначальный, Сын – рожденный и собезначальный, Дух же Святой – исходящий от Отца и подаваемый чрез соприсносущного Сына». Аналогией Святой Троицы в человеке являются ум, слово и дух. «Ум – Отец, слово – Сын, Дух же Святой – подлинно Дух».

Человек создан по образу Святой Троицы – «носит неясный образ невыразимой Троицы». Своим преслушанием он воспринял смерть и тление – «душа предала себя страстям», а тело «уподобилось бессловесным скотам». Выйти из этого состояния возможно через чистоту добродетелей и «существенную мудрость созерцаний». Добродетели есть трех видов: деятельные, естественные и Божественные. «Деятельные (представляют результат) свободного избрания, естественные – внутреннего склада, Божественные – благодати». Важнейших добродетелей всего четыре: «мужество, благоразумие, целомудрие и правда». На последнем Суде все унаследуют возмездие «по своим делам». «У кого труды, у тех и награды». Как награды, так и вечные наказания будут различны – сообразно «навыкам и проявлениям страстей и добродетелей».

«Начало добра – вера, в особенности же Христос – камень веры», – размышляет преподобный. Отыскивая эту веру, приобретая ее, «монах вступает в глубину безмолвия», как бы уходит от всех собственных влечений во имя духовного единения с Богом. Характерное начало безмолвия есть «удаление от обычных забот». Основанием же его служат «смирение и терпение». Без этой основы «проводящий безмолвную жизнь всегда имеет сверстницей своей беспечности – самомнение». В свою очередь «ничто столько не способствует сокрушению сердца и смирению души, как разумное уединение и совершенное молчание».

Преподобный Григорий выделяет «три добродетели безмолвия», которые друг друга порождают и охраняют. Это – воздержание, молчание и смирение. К упомянутым добродетелям безмолвника добавляется еще бодрствование, а «богоугодных занятий» его указуется три: молитва, псалмопение и чтение. «Названные добродетели, – заключает святой Григорий, – не только обнимают все (прочие), но и входят в состав одна другой». Строг преподобный и к пище безмолвника. Лишь в десятый час с начала ежедневного подвига он разрешает подкрепиться – вкусить немного хлеба и вина. «Из съестных припасов, какие найдутся, (позволительно) употреблять не столько, сколько прихотливо требует природа, но пользоваться (нужно) с самоограничением лишь предоставляемым Промыслом».

Если началом безмолвия служит удаление от забот, то вершиной его является экстаз, «восхищение ума к Богу».

«Безмолвие рождает созерцание», – учит святой Григорий и рассуждает о богомыслии. Преподобный высоко ставит богомыслие, память о Боге, Едином дающем силу исполнить заветы Его (Втор. 8, 18). Истинный философ тот, кто имеет созерцательный ум, кто через созерцание соединился с Богом, стал Его другом, полюбил «изначальную, творческую и истинную Премудрость выше всякой иной дружбы, мудрости и знания», кто «явно и непосредственно в себе самом имеет сверхъестественное соединение с Богом».

Предметов созерцания восемь:

Бог видимый, безначальный, несотворенный, причина всего существующего, Троичное Единое и пресущественное Божество. Порядок и строй разумных сил. Устройство существующего. Домостроительное сошествие Слова. Всеобщее воскресение. Второе пришествие Господа нашего Иисуса Христа. Вечные мучения. Небесное Царство. «Четыре (первых предмета созерцания) – прошедшие и уже бывшие и четыре (последних) – будущие и еще не осуществившиеся».

Основным занятием безмолвника-созерцателя служит умная молитва, то есть молитва ума, внутренняя молитва, постоянная молитвенная память о Господе нашем Иисусе Христе Сыне Божием, постоянное молитвенное обращение к Нему, соединение внутреннего человека с Его пресвятым именем. Святой Григорий ставит умную молитву выше всех деланий. Через молитву получается духовная мудрость. «Премудрость есть сила умной, чистой, ангельской молитвы». Молитва вселяет в человека чувствование Неба, согревает и радует ум, воспламеняет душу «к невыразимой любви Бога и людей». Она низводит на душу человека благодать Святого Духа. Через молитву «приобретается всякое благо». Поэтому «разлучение» с ней безмолвника святой Григорий считает падением его.

Замечательно определение молитвы святым Григорием. Хотя оно и пространно, но его следует привести полностью, ибо оно наилучшим образом обнаруживает то, какое содержание в ней видит святой отец Церкви. «Молитва, – говорит он, – есть проповедь апостолов, действие веры, лучше же – вера непосредственная, непоколебимость надеющихся, проявляемая любовь, ангельское движение, сила бесплотных, дело и веселие их, Евангелие Божие, извещение сердца, надежда спасения, знак освящения, символ святости, познание Бога, откровение Крещения, очищение купели, обручение Святого Духа, радость Иисусова, веселие души, милосердие Божие, знамение примирения, печать Христова, луч разумного солнца, утренняя звезда сердец, утверждение христианства, выявление Божия примирения, благодать Божия, премудрость Божия, или, лучше, начало премудрости в себе, Божие явление, занятие монахов, образ жизни безмолвников, причина безмолвия, признак ангельского строя жизни. И что говорить много, – молитва есть Бог, производящий все во всех, потому что одно – действие Отца, Сына и Святого Духа, совершающего все во Христе Иисусе». Уже у новоначальных молитва есть «как бы огонь радости», исторгающийся из сердца, а у совершенных – как свет благоухающий, «действующий (в душе)».

Началом умной молитвы служит таинственное «действие, или очистительная сила, святого Духа» в единстве с таинственным «священнодействием ума». Признаки начала ее у разных людей, «которые ищут правильно», бывают различные: у одних «как восходящий свет», у других «как трепетная радость», а у иных как смешение радости и страха (трепета), как «неописуемое сокрушение», мир и любовь ко всем, движение «живого сердца», биение и дыхание Духа, «невыразимо обращающегося от нас к Богу».

Середина умной молитвы – действие озаряющей силы Святого Духа – «просветительная сила и созерцание». Эту стадию успешно проходит молчальник, предавшись усердному молитвенному подвигу.

Последняя, самая высокая стадия умной молитвы – «экстаз и восхищение ума к Богу». Описывая сие, святой Григорий свидетельствует: «Изумление есть полное возвышение сил души к познанному, свойственному великолепной славе (Божества). Или еще: изумление есть чистое и всецелое устремление ума к пребывающей в свете беспредельной силе. Экстаз же представляет не только восхищение к небу душевных сил, но и совершенное «исступление» самых чувств. Ревность (по Богу)… есть духовное опьянение, возбуждающее желание (спасения)».

В экстатическом состоянии безмолвник ангелоподобно возносится к созерцанию безвидной Троичной Единицы и тайн домостроительства нашего спасения. Он приобретает недоступную естественному разуму способность созерцать истинную сущность вещей; ему возвращается первобытное (праотца Адама) просвещение и способность зреть благодатный свет. Именно в молитвенном экстазе преимущественно и наступает созерцание Божественного света – «существенного духовного света». Вся тварь зрится световидной, и сами телеса молитвенников излучают чудную светозарность.

Рассуждая об «умной молитве», святой Григорий наставляет и в том, как нужно совершать ее правильно. «Мысленно или душевно, – учит он, – восклицай непрерывно: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя"». Молитва Иисусова читалась разными отцами по-разному. Одни из них произносили так: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Другие читали лишь вторую ее половину: «Сыне Божий, помилуй мя». Святой Григорий принимает оба обычая, однако не рекомендует часто «переменять призывание имени». «Многократно прочитывая половину [молитвы], ты не должен часто по лености переменять ее [на первую]. И растения, пересаживаемые часто, не укореняются».

Без необходимости не должно даже дышать. «Память об Иисусе» подобает соединять с дыханием. «Сдерживай дыхание «легких», – призывает святой отец, – чтобы не дышать без необходимости, так как слышание вылетающих из сердца вздохов омрачает ум, рассеивает мысли и, изгоняя ум из сердца, предает его плену забвения или незаметно настраивает его на заботливость о другом».

Творить Иисусову молитву можно и мысленно, и устно, ибо из-за слабости иногда устает ум, а иногда уста. «По этой причине надлежит молиться двояко: и устами и умом». Если молитва читается устно, то необходимо помнить, что она должна читаться тихо, невозмутимо, чтобы голос не приводил чувства в смятение и не помешал уму сохранять сосредоточенность. «Пока ум, навыкая в [этом] деле, не получит силы Духа и не усовершится, до тех пор не научится безраздельно и твердо молиться. Тогда же [то есть в силе Духа] не будет необходимости произносить [молитву] устно, да и невозможно, потому что достаточно сил к выполнению [молитвенного] упражнения одним здоровым умом». Собрав ум в сердце, надо наклонить голову, «как бы от утомления»; можно сесть на скамью, а при изнеможении и на «постилку». «Трудясь же [в молитве] и часто чувствую боль в голове и плечах, переноси ее, ища Господа в сердце с напряжением и ревностью».

Хотя святой Григорий убеждает «постоянно хранить непрерывную молитву», но одновременно и указует, «как легче пройти промежуток ночного времени» и новоначальным, и средним, и совершенным. Соответственно состоянию подвижников все ночное время он подразделяет на «три порядка». Первый «порядок» [устав] требует половину [любую] ночи спать, а половину бодрствовать. Второй – один-два часа бодрствовать, затем четыре спать, встать к утрени, молиться часов шесть до утра. Дальше должно «соблюдать порядок занятий по часам», то есть первый час молиться, второй – читать, третий – петь; четвертый – молиться, пятый – читать, шестой – петь; седьмой – молиться, восьмой – читать, девятый – петь; и только за десятым – подкрепиться пищей, а за одиннадцатым – отдохнуть, «если сказывается нужда»; в двенадцатый же час «петь вечерню». Последний, третий «порядок» заключается во всенощном стоянии [на молитве] и в бодрствовании».

Истинное святилище «умного» делателя еще прежде будущей, Вечной жизни есть «сердце, чуждое помыслов». Развращенный непотребными помыслами не имеет чистого разума. Где «постыдные образы помыслов», там нет молитвы. Следовательно, одним из первых препятствий к «умному деланию» являются помыслы.

Начало помыслов лежит в ослаблении памяти о Боге, в мечтаниях. В свою очередь «помыслы предшествуют мечтаниям». Сам по себе ум имеет естественную способность мечтать, строить образы, вспоминать доброе и злое. Иногда злые силы наполняют ум образами или «сами принимают вид сообразно [духовному устроению] нас самих. Они приражаются в зависимости от наклонности души». Обольщенный безмолвник «становится мечтателем, а не безмолвником», превращается в «праздного мечтателя». Мечтающий ум теряет приобретенное от Бога доброе устроение и «бывает совершенно мертв». Поэтому святой Григорий призывает негодовать всегда на мечтания и сохранять свой ум «безвидным и бесформенным».

Еще более, чем помыслы, разрушают внутренний строй человека и удаляют «от него Божественную (охранительную) силу» страсти. Есть тирания страстей – нет «созерцания духовного света, немечтательного ума и нерассеянного; истинного действия молитвы, текущей всегда из глубины сердца».

Предшествуют страстям и являются их причиной помыслы, мечтания и, как осуществление сего, «греховные дела». «Кормилицей» же страстей является самолюбие. Обычно оно способствует беспечности, расслабляет душу, делает ее «вялой к прохождению пути безмолвия».

Ввиду особой опасности страстей для внутреннего делания преподобный Григорий останавливает на них должное внимание и подробно перечисляет их. Все страсти он подразделяет на шесть групп: 1) страсти раздражения, 2) вожделения – воли, 3) плотские страсти, 4) слова, языка, 5) страсти ума и 6) рассудка. Это:

Гнев, досада, бранчливость, вспыльчивость, дерзость, надменность, тщеславие и пр. Любостяжание, распутство, невоздержание, ненасытность, сластолюбие, сребролюбие и самолюбие («тягостнейшее» других страстей). Блуд, прелюбодеяние, нечистота, распущенность, несправедливость, чревоугодие, леность, рассеянность, привязанность к миру, жизнелюбие и др. Неверие, хула, лукавство, коварство, любопытство, двоедушие, злословие, клевета, осуждение, унижение, кощунство, лицемерие, ложь, сквернословие, пустословие, лесть, иронизирование, тщеславие, человекоугодничество, превозношение, клятвопреступление, празднословие и пр. Самомнение («госпожа страстей»), высокомерие, самовосхваление, любовь к спору, негодование, самодовольство, противоречие, непослушание, мечтательность, склонность к вымыслам, любопоказность – влечение к помпе, славолюбие и гордость («первое и последнее из всех зол»). Блуждание, легкомыслие, раболепство, омрачение, ослепление, отступление, прилоги, согласие, склонения, превращения, отвержения и пр.     Из всех страстей преподобный Григорий выделяет восемь «начальственных» (важнейших, опаснейших): три главных – чревоугодие, сребролюбие и тщеславие и пять с ними связанных – блуд, гнев, печаль, леность и гордость. И еще более часто святой Григорий предостерегает от двух страстей – блуда и уныния. Эти две страсти он считает крайне суровыми и тяжкими, господствующими «над несчастной душой» и обессиливающими ее, делающими «природу нашу вялой, расслабленной и как бы разбитой параличом». А так как они тесно сочетаются между собой, святой Григорий видит в этом их несокрушимость, непреодолимость и непобедимость.

Как бы обобщая все сказанное о страстях, святой Григорий с истинно иноческой заботой о заблудших и тревогой за них пишет: «Воцарение в человеке по беспечности хотя бы одной из названных страстей ополчает на него весь сонм зол во главе с гибельным неверием и опустошает его душу, становящуюся от демонских смущений и шума как бы вторым городом Вавилоном… Он делается тогда страстным врагом и обвинителем безмолвствующих, всегда изощряя против них свой язык как бритву и обоюдоострый меч».

Со страстями неразлучна прелесть – «великая противница истин, влекущая теперь к гибели людей». Прелесть – это ложное созерцание, неразумная радость, самомнение – «воспламенение греха».

К появлению прелести ведут три причины: гордость, бесовская зависть и карающее попущение Божие за греховную жизнь. Последнее может продолжаться всю жизнь падшего. По «разнообразию своих козней и засад» прелесть многолика, почему «многими нелегко распознается и почти непостижима». Обнаруживается она часто в мечтательности, за которой стоят гордость или самомнение. «За чрезмерной гордостью следует прелесть», – говорит преподобный Григорий, а с прелестью неразрывны хула, робость, трепет, «противоестественное исступление ума». Иногда прелесть берет свое начало «по отношению к действиям» в сладострастии, которое обычно происходит от плотской страсти. В этом случае является «необузданный порыв к невыразимой безнравственности», ум прелестника темнеет, приходит в страстное исступление от «разжигающего влияния» – попадает в обладание демонов. Под действием «беса распутства» прелестник произносит лживые пророчества, объявляет о якобы виденных им святых и беседах с ними. Подобных лиц надо называть не пророками, а бесноватыми. «Случается, что и сами бесы являются к ним, удручая их страхом, и, подчинив игу сатаны, принудительно движут их на греховные действия, чтобы до конца иметь их пленниками и рабами, предназначенными для мучения».

Святой Григорий Синаит не только учит о препятствиях в «умном делании», но, главное, и указывает способы борьбы с препятствиями, средства духовного врачевания.

Как начало помыслов лежит в ослаблении «первобытной памяти» о Боге и даже потере ее, так и начало борьбы с ними лежит в возвращении «исконней» простоты, в целении памяти. Излечивается память «непрерывным и укрепленным молитвой воспоминанием о Боге, которая, сорастворившись с духом, от предметов естественных направляется к сверхъестественным».

В случае «изнеможения ума», утомления в богомыслии святой Григорий советует петь псалмы. «Когда ум обеспокоивается от непрерывного мысленного вопля… тогда ему следует предоставлять незначительный отдых, высвобождением его из стеснения безмолвием на простор псалмопения». Но стояние на псалмопении не должно быть продолжительным («непродолжительная молитва есть стояние на псалмопении»), ибо уму подобает «весь день» пребывать в умной молитве. Если даже охватит уныние, читать надо «два или три псалма и умилительные тропари без пения, потому что таковые, как говорит Лествичник, не поют».

Для возбуждения большего усердия псалмы должно переменять ежедневно, «чтобы ум не терял удовольствия от сего однообразного пения». Но святой Григорий отмечает, что в святоотеческом учении нет единого взгляда на порядок и продолжительность псалмопения. Одни говорят, что надо петь много псалмов, другие – мало, а третьи – «совсем не следует петь». Что же рекомендует святой Григорий? «Ты же, – говорит он, – во избежание смятения ни часто не пой, ни совсем не оставляй пения по причине последующего расслабления и беспечности, а подражай поющим немного, потому что мера во всем – самое наилучшее». Много петь уместно тем, кто проходит «деятельную жизнь» и не ведает созерцания. Но сие не свойственно безмолвникам, «которые имеют достаточно сил быть в одном Боге и, молясь Ему сердечно, удерживаться от помыслов».

В изложенном нетрудно видеть, что святой Григорий, исходя из неодинакового духовного состояния подвижников, определяет и разную меру псалмопения. Не знающим созерцательной жизни необходимо продолжительное псалмопение; другим, в некоторой степени познавшим ее, уместно небольшое умственное отдохновение в пении псалмов; третьим же, совершенным безмолвникам, свойственно полное оставление псалмопения.

Имеющим «деятельный разум» и борющимся с приражением помыслов святой Григорий рекомендует читать святоотеческие творения преимущественно аскетического характера. «Будучи деятельным, – пишет он, – прочитывай деятельные писания... Всегда читай о безмолвии и молитве у Лествичника, у святого Иоанна, у святого Максима, у Нового Богослова, у ученика его Стифата, у Исихия, у Филофея Синайского и у тех, которые [писали] о том же». Читать надо с благоговением, спокойно, внятно, рассудительно – духовно, без тщеславия или «звукового удовольствия». И опять святой Григорий, как и в псалмопении, призывает к мере в чтении: «Да не будет твое чтение ненасытным, потому что мера – самое лучшее во всем».

В борьбе со страстями преподобный Григорий придает большое значение послушанию. Эта добродетель уничтожает страсти: преслушание, противоречие, самоугождение, самооправдание и гибельное самомнение. Побеждая эти страсти, послушание возводит «малой лествицей» – кратчайшим путем в небесные Царские Чертоги. «Кто первое (преслушание. – К. С.) побеждает послушанием, тот и остальное отсекает одним ударом и быстро возвышается к небесам». Все море страстей можно переплыть безусловно нестяжательностью и воздержанием, которые святой Григорий именует легким и быстроходным кораблем.

Врачевством к исцелению от страстей служит смирение – эта Божественная сила, действующая во всем и производящая все. «Благодаря ей человек, всегда видя себя орудием Божественной силы, совершает с ее помощью удивительные Божии дела». Подлинному смирению чужды показные смиренные речи, смиренные упреки себя, смиренный вид... Есть два настоящих смирения: 1) считать себя грешнее всех, отвратительнее, ниже всех и 2) все свои добрые дела усваивать Богу. «Первое – начало, второе же – конец (смирения)». А способов, ведущих к смирению, семь, которые друг от друга рождаются и взаимно входят. Это: «Молчание, смиренномудрие, смиреннословие, смиренная одежда, самоуничижение, сокрушение духа и отнесение себя (всюду) к последним». Люди «без смирения подобны строящим дом зимой или без цемента».

Чтобы не впасть в прелесть, нужна рассудительность, нужно разбираться во внутреннем делании – не принимать скоро, легкомысленно что-либо чувственное и даже духовное «вне или внутри» себя. Прежде чем принять доброе и отвергнуть злое, должно рассмотреть и духовно оценить одно и другое. «Когда, выполняя дело, – учит преподобный, – вне или внутри себя увидишь свет, или огонь, или какой-нибудь образ – Христа ли, или Ангела, или кого-нибудь другого, не принимай того, чтобы не потерпеть вреда. Не сосредоточивай внимания на образно представляемом тобой самим и не позволяй таковое изображать уму. Все это отвне – неуместно и воображаемое ведет к душевному прельщению».

Признаками истинного состояния подвижника служат непоколебимая любовь к Богу, отрада в сердце, тишина, радость, сердечная теплота. «Теплота приходит не с правой или левой стороны, но в сердце струится наподобие источника воды от Животворного духа». Если вместо теплоты наводится «неравномерное жжение», вместо сердечного веселия – наслаждение, самомнение, тщеславие, если сердце сомневается в приходящем – не должно принимать – все сие не от Бога. «И если заметишь свой ум некоторой невидимой силой влекомым к внешнему или ввысь, не верь тому, и не позволяй уму влечься, но тотчас принудь его к своему делу. Являющееся от Бога, – сказал святой Исаак, – приходит само собой и в какое время, ты не знаешь... Вкус духовный показывает ясно и безошибочно все, каково оно есть». Демоны видоизменяются, могут принимать облики разных святых, но не могут возбудить ничего доброго: кротости, приветливости, смирения, прекращения страстей. Их действия определены: гордость, высокоумие, наведение страха, всякое зло. По этим действиям и распознается, «от Бога ли свет», воссиявающий в душе, или от силы злой. «Если увидишь нечистоты коварных духов, – учит преподобный, – не изумляйся, не останавливайся на них... но... Именем Иисуса бей врагов, так как ни на небе, ни на земле нет никакого более крепкого оружия».

Помогает устроению правильного пути «умному делателю» духовные руководители. Самостоятельно изучить науку добродетелей невозможно. Пытавшиеся достигнуть этого сами обычно впадали в самомнение, в самопрельщение. Если Сын ничего от Себя не творит, но как научил Его Отец, так и творит (Ин. 5, 19–20), и Дух не от Себя говорить будет (Ин. 16, 13), то есть кто достигший столь великой высоты добродетелей, на которой бы не нуждался тайноводстве себя кем-либо посторонним?» – спрашивает святой Григорий. Но этим «посторонним» может быть не всякий. Право руководить другими имеют лишь те, «которым дано Божественное рассуждение», «различение духов», «духовное рассуждение», которые сами опытно «прошли труды в деятельной добродетели» и не заблуждаются «ни в словах, ни в делах, ни в размышлениях». Святой Григорий сознается, что найти такого руководителя «не мал труд». Но «усердно стремящийся в безмолвии достигнуть чистой молитвы» должен найти его и идти к цели «путем спрашивания» его «в великом трепете», всецело подчинить свою волю и под его руководством соблюдать строгий пост, воздержание, бодрствование, коленопреклонение, неподвижное стояние, непрерывную молитву, истинное смирение, «мудрое молчание, как бы приправленное солью, и во всем терпение».

Но на первый план во всем служении подвижника святой Григорий Синаит выдвигает действие благодати Божией. Без благодати Божией, без помощи Божией невозможно не только изгнать страсти, но и «удержаться умом [от рассеянности]». Никто «из новоначальных никогда не изгонит помыслы, если его не удалит Бог». Могут отвергнуть помыслы лишь сильные духом, но и они достигают сего «не сами по себе, а движутся на сопротивление им с Богом, как облеченные в Его всеоружие». Отсутствие благодати в человеке святой Григорий считает духовной смертью. Разобщенная с благодатью душа «вдовеет и становится теперь и в будущем веке жилищем страстей, чтобы не сказать [сильнее] – вертепом демонов». Даже добродетели без благодати мертвы. «И те, которые представляются имеющими добродетели в совершенстве и осуществляющими их [имеют часто] одну только тень и призрак прекрасного, а не изображение истины». А с помощью благодати Божией совершается великое. Действия ее многообразны: очищение души, согревание ее, укрепление «в радости и веселии», умерщвление телесных движений...

Очистившийся от греховных помыслов, страстей, отвергнув прелесть, подчинив свою волю опытным духовным руководителям, при постоянной молитве и помощи благодати Божией вставший на путь спасения – «получит вновь искомое, особенно если будет искать его со смирением».