22-я гл. Евангелия от Матфея и параллельные

(Мф. 22:1–14)

Блаженный Иероним. Изъяснение Евангелия в 14 Неделю по Пятидесятнице. «Воскресное чтение», 1818

Уподобися Царствие Небесное человеку царю, иже сотвори браки сыну своему.

Этот царь, соделавший брачный пир для сына своего, есть всемогущий Бог, Который сделал брачный пир для Господа нашего Иисуса Христа и Святой Церкви Его, составленной из иудеев и язычников.

И посла рабы своя призвати званныя на браки, и не хотяху приити.

Под именем рабов здесь разумеется, во-первых, Моисей, чрез которого Бог приглашенным дал закон, а потом святые пророки, которые призывали иудеев и которых сии презрели.

Паки посла ини рабы, глаголя: рцыте званным: се обед мой уготовах, юнцы мои и упитанная исколет, и вся готова, – приидите на браки.

Под именем этих других рабов разумеются святые апостолы; а под именем обеда, тельцов и других откормленных животных можно разуметь или богатство Царя Небесного, представляя под видом чувственных блага духовные, или величие учения, вполне изображающего нам волю Божию.

Они же небрегше отъидоша, ов убо на село свое, ов же на купли своя: прочии ж емше рабы его, досадиша им и убиша их.

Нехотящие покориться Евангелию много различаются между собою. Те, кои не хотят придти на пир по занятию своими делами, не столько виновны, как те, кои, презрев расположение к себе царя, оскорбили или убили посланных к ним слуг. В сей притче не говорится об убиении жениха, а только о презрении, которое показали к брачному торжеству приглашенные на оное, убив посланных звать их.

Слышав же царь той, разгневася, и послав воя своя, погуби убийцы оны и град их зажже.

Выше, когда было говорено о приглашении на брачный пир и о делах милосердия Божия, царь назван человеком; а здесь, когда дело идет об отмщении, упоминается просто царь, без прибавления имени человек. Под именем войска можно разуметь или лютых ангелов, о которых говорится в 77 псалме (ст. 49), или римлян, которые, избив иудейский народ под предводительством Веспасиана и Тита, сожгли мятежный Иерусалим.

Тогда глагола рабом своим: брак убо готов есть, званнии же не Быша достойны. Идите убо на исходища путий, и елицех аще обрящете, призовите на брак. И изшедше раби о́ни на распутия, собраша всех, елицех обретоша, злых же и добрых: и исполнися брак возлежащих.

Эти призванные на пир с перекрестков были язычники, которые действительно находились не на дороге, а на распутиях. Но спрашивается: каким образом были между ними и добрые? Это объясняет апостол, когда говорит, что язычники, исполняющие закон по естеству, осуждают иудеев, не исполнивших закона писаного (Рим. 2:27). Впрочем, язычники по сердечным расположениям много разнятся друг от друга: одни из них весьма склонны к порокам, а другие честны и преданы добродетели.

Вшед же царь видети возлежащих, виде ту человека, не оболченна в одеяние брачное, и глагола ему: друже, како вшел еси семо, не имый одеяния брачна. Он же умолча.

Под этим вшествием царя в храмину пиршества для осмотра пировавших разумеется день суда, когда Господь откроет дела и подвиги каждого из людей; а под именем человека, не имевшего одеяния брачного, разумеются совокупно все злые, чуждые дел, предписываемых законом и Евангелием, которые составляют одеяние нового человека. Если кто из именующихся христианином явится в день суда не в брачном одеянии, то есть не с делами небесного человека, но в оскверненной ризе, в рубищах ветхого человека, тому Господь скажет: Друже, како вшел еси семо? Называется другом потому, что был приглашен на пир, и обличается в бесстыдстве, потому что скверною одеждою нанес бесчестие святому торжеству брачному. Сказано, что этот человек умолчал: это значит, что тогда нельзя будет ни раскаяться в грехах, ни запереться при свидетельстве всего мира.

Тогда речет царь слугам: связавше ему руце и нозе, возмите его и вверзите во ту кромешную: ту будет плачь и скрежет зубом.

Связание рук и ног, также плач и скрежет зубов, можно почитать указанием на истину воскресения тел; но можно видеть в связании рук и ног у грешников то значение, что руки перестанут там производить злое, а ноги устремляться на пролитие крови. Плач же и скрежет зубов упомянуты для того, чтобы дать понятие о тяжести мучений адских.

Мнози бо суть звани, мало же избранных.

Сими словами Господь заключил сию притчу, как и притчу о виноградарях, дабы показать, что в притчах сих мы должны обращать внимание не на начало, а на конец.

(Мф. 22и далее)

«Душеполезное чтение», 1878

Кого здесь называет царем Господь наш Иисус Христос? Никого иного, как Самого Бога и Отца Своего. И для кого другого сотворил Отец браки, Кроме Единородного Сына Своего, Господа нашего Иисуса Христа? Какого же царя дщерь благоволил Владыка всяческих и Господь избрать в невесту Сыну Своему? Из нас людей каждый, собираясь женить своего сына, со всем вниманием высматривает ему в невесты дочь какого-нибудь более знатного и более богатого, чем сам он. Но Бог кого найдет хоть бы сколько-нибудь равным Себе, чтобы дочь его взять в невесты Сыну Своему? О сем Царе говорится у пророков, что Он содержай круг земли, и живущия на ней аки пруги (Ис. 40:22), Бог вечный, Бог устроивый концы земли – (ст. 28), и на ничесомже утвердивый столпы ея (Иов. 38:6), призираяй на землю и творяй ю трястися (Пс. 103:32). Итак, такой Царь чью дочь взял в невесты и сотворил браки Сыну Своему? Узнаете чью. Но безмерное снисхождение Божие делает меня исступленным. Хочу сказать и трепещу. Но опять воодушевляясь благостию Его, приемлю смелость и говорю, что взял Он дочь человека, согрешившего пред Ним, сотворившего блуд и убийство, то есть взял в невесты дочь блудника и убийцы. Видишь ли благость и снисхождение неизреченное и несравненное? Видишь ли предельное человеколюбие? Видишь ли море любви и благостыни? После сего всякий, считающий себя великим, пусть научится из того, что я говорю, смиренномудрствовать и никого никогда не презирать, хотя бы он был царь, величайший всех других царей, или вельможа, знатнейший всех других вельмож, или богач, богатейший всех богачей. Пусть взирает он на владыку и единого Вседержителя, живущего во свете неприступном и неизреченном, – на Него, говорю, пусть смотрит, как Он снизошел много, что благоволил взять дочь блудника и убийцы в невесты Единородному Сыну Своему, невидимому, непостижимому, неисследимому, Содетелю и Творцу всяческих, тебя ради и твоего спасения. Но кто сей блудник и убийца, коего дочь избрал Бог в невесты Ему? Давид, сын Иессеев, убивший Урию и соблудивший с женою его. Его-то дочь, говорю, Марию, пренепорочную, чистую и пречистую Деву взял Он в невесты. Я называю Ее пренепорочною и пречистою, сравнивая ее с нами человеками, рабами Ее; но сравнивая ее с Женихом Ее и Отцем Его, называю Ее человеком, как и все люди, только святою и пресвятою паче всех людей, непорочною и чистейшею из всех родов.

Итак, Ее, Деву Марию, взял Он в невесты и сотворил браки Сыну Своему. Каким образом? Слушай повнимательнее. Отец Господа нашего Иисуса Христа послал с высоты небесной одного из рабов Своих Гавриила-архангела сказать Деве: радуйся! Он тотчас сошел на землю и соделался служителем таинства, говоря Деве: радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! И со словом сим во утробу Девы вошло все ипостасное единосущное и совечное Отцу Слово Бог, и чрез наитие и содействие единосущного Ему Духа восприяло плоть от непорочных и чистых кровей Ее, сделавшись совершенным человеком с телом и душою. И се неизреченное сочетание! Се таинственный брак Божий! Так совершился новозаветный союз Бога с человеками: Он принял плоть и даровал Божество. Сам пресущественный, преестественный Бог неслиянно соединился с тленным и бедным естеством и существом нашим человеческим. Зачала Дева и предивно родила о двух естествах, Божестве и человечестве, единого Сына, совершенного Бога и совершенного человека, Господа нашего Иисуса Христа, Который ни девства Матери Своей не нарушил, ни от недр Отца Своего не отлучился.

Впрочем, руководясь словами Святого Евангелия, мы можем помыслить при сем и сказать и нечто иное, что таинственно всегда бывает со всеми сынами света. Ибо по какой причине не сказано: сотвори брак сыну своему, а – браки? По какой? По той, что такой же точно брак бывает и с каждым верным сыном дня. Бог и с нами сочетавается пречистым и пренепорочным браком и производит в нас некое таинство, высшее всякой человеческой силы. Что же такое есть это, производимое Им в нас? Послушай с вниманием, да уразумеешь. После того как Сын Божий и Бог, вошед во утробу Пресвятые Девы и восприяв от Нее человеческое естество, и соделавшись человеком, родился от Нее, как мы сказали, совершенным человеком и совершенным Богом, будучи один и тот же Бог и человек неслиянно, – после сего, коль скоро и мы, человеки, веруем в Сына Божия и Сына Приснодевы и Богородицы Марии и, веруя, приемлем верно в сердца свои слово о сем и устно сие исповедуем, каясь при сем от всей души во всех прежних грехах своих, тотчас Сей Бог Слово Отчее входит и в нас, как и во утробу Приснодевы: мы приемлем Его, и Он бывает в нас, как семя. Слыша о сем страшном таинстве, ужасайся, но приими слово о нем с верою и убеждением. Так зачинаем Его и мы, не телесно, как зачала Дева и Богородица Мария, но духовно, однако существенно. Мы имеем в душах своих Того Самого, Которого зачала и пренепорочная Дева. И как Пресвятой Девы не опалил огнь Божества, так как Она была пренепорочна; так и нас не опаляет Он, когда имеем сердца свои чистыми и непорочными, но бывает в нас небесною росою, источником воды живой, потоком жизни вечной. Что мы подобным образом приемлем непокровенный огнь Божества, об этом послушай, как говорит Сам Господь: Огня приидох воврещи на землю (Лк. 12:49). Какой это другой огнь, кроме единосущного по Божеству Духа, с Коим вместе входит в нас и созерцается и Сын со Отцом? Но поскольку Сын Божий и Бог воплотился уже однажды от Девы и родился от Нее телесно, паче слова и разума, и невозможно Ему опять воплощаться и рождаться телесно в каждом из нас; то что Он творит? Ту самую пренепорочную плоть, которую принял Он от Пречистой Марии Богородицы и в коей от Нее родился, преподает нам в таинстве, и вкушая ее, мы имеем внутрь себя, разумеется каждый достойно причащающийся, всего воплощенного Бога и Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия и Сына Девы, Пренепорочной Марии, сидящего одесную Бога и Отца, по слову Его же Самого: Ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает и Аз в нем (Ин. 6:56). Вселяясь же в нас, Он не познается сущим в нас телесно, яко плод чрева, как был в Пресвятой Деве, но есть бестелесно в нас, и соединяется с существом и естеством нашим неизреченно, и нас обоготворяет, так как мы соделываемся сотелесниками Ему, бывая плоть от плоти Его и кость от костей Его.

Вот таинство браков, кои сотворил Бог и Отец равночестному, единосущному и соприсносущному единородному Сыну Своему и звал на него многих. Он послал рабов Своих звать званных на браки, но они не хотели пойти. Кто же были эти посланные? Пророки. А кто позванные? Евреи. Они и тогда, и с самого начала были позваны, но не хотели слушать звавших. Тогда послал, говорит Евангелие, Царь Отец других рабов, говоря: Рцыте званным: се обед мой уготовах, юнцы мои и упитанная исколена, и вся готова: приидите на браки. Они же небрегше отъидоша, ов убо на село свое, ов же на купли своя, прочии же емше рабов его, досадиша им и убиша их (Мф. 22:4–6). Кого же называет здесь Господь вторыми рабами посланными? Святых апостолов Своих. А обед какой это? Небесное Царствие, которое уготовал Бог от сложения мира для званных и приходящих на него по собственному произволению. Юнцами же и упитанными кого называет Он? Самого Сына Приснодевы и Бога, Который есть телец упитанный от сложения мира, на сие определенный, на то, то есть, чтобы быть приносиму в жертву и быть снедаему. Он же есть и юнец, яко по силе своей непобедимый. Назван же Он здесь юнцами во множественном числе, потому что святая Плоть Его разделяется на многие частицы, из которых каждая есть опять весь Христос. Он столько силен, что побеждает всех врагов тех, кои причащаются Его, и им самим дает силу побеждать мири область чадом Божиим быти. Называется еще и единолетним агнцем Он, всенепорочный Агнец Божий, яко всесовершеннейший, каковым был. Он носит крест, как роги, которым (крестом) дал Он и смертоносный удар врагу нашему диаволу, когда на нем распяли Его и убили евреи.

Другими рабами, как я сказал, называет здесь Господь святых апостолов, которых послал Он созывать проповедью, заповедав им на путь языков не идти и во град Самарийский не входить, но идти паче к погибшим овцам дома Израилева, то есть к евреям; но они и апостолов не приняли, а иных из них поносили и били, иных же совсем убивали, из числа которых есть и первомученик Стефан. И слышав о сем царь той, разгневася, и послав воя своя, погуби убийцы оны, и град их зажже (ст. 7). Убийцами называет Господь нечестивых евреев, которых Он побил, уничтожил и опустошил посредством римских воинов. Ибо и злые называются Божиими воинами, когда посылаются для наказания других злых, как говорит пророк Давид: Поем на ня гнев ярости Своея, ярость и гнев и скорбь, послание ангелы лютыми (Пс. 77:49), Тогда, наконец, глагола царь рабом своим: брак уже готов есть, званнии же не Быша достойни. Идите убо на исходища путий, и елицех аще обрящете, призовите на браки (ст. 8–9). Видишь ли последовательность и порядок вещей? Видишь ли точность притчи? – Тогда глагола: когда это? Когда евреи, позванные в Царство Небесное, не только не восхотели слушать их, но поносили и убивали. Тогда уже послал Он их во весь мир ко всем языкам. И изшедши, говорит далее притча, раби о́ни на распутия, собраша всех, елицех обретоша, злых же и добрых: и исполнися брак возлежащих (ст. 10). Апостолы обошли всю вселенную, проповедуя слово Божие, и собрали во единство веры и Боговедения всех тех, которые послушались их и которые были злы, но преложились от злых дел своих и сделались добрыми. Вшед же царь видети возлежащих, виде ту человека не оболчена во одеяние брачное: и глагола ему: друже, како вшел еси семо, не имый одеяния брачна? Он же умолча. Тогда рече царь слугам: связавше ему руце и нозе, возмите его и вверзите во тму кромешнюю: ту будет плач и скрежет зубом. Мнози бо суть звани, мало же избранных (ст. 11–14). Видишь, что говорит Господь? Что на браки собираются те, кои прелагаются от зла и делаются добрыми и добродетельными; те же, которые имеют на себе какое-либо лукавство или зло, хотя и входят на браки, но извергаются и изгоняются со стыдом ангелами, которые здесь называются слугами. Те, которые остались сидящими за трапезою, суть святые. Впрочем, я знаю некоторых, которые думают, что под неимущим одеяния брачного здесь нужно разуметь тех, которые осквернили тела свои блудами, прелюбодеяниями и убийствами; но это не так. Всякий, оскверненный какою бы то ни было страстью и греховною склонностью, не имеет одеяния брачного. И что это справедливо, послушай, что говорит святой Павел: Не льстите себе, ни блудницы, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложницы, ни лихоимцы (которые называются и идолослужителями), ни татие, ни пияницы, ни досадители, ни хищницы (но скажу и от себя, ни те, которые имеют ненависть или зависть к какому-либо брату), Царствия Божия не наследят (1Кор. 6:9–10) и не имеют части и места на брачном торжестве Господа нашего Иисуса Христа. Видишь, как всякая страсть и всякий грех оскверняют одежду души нашей и изгоняют нас из Царства Небесного?

஠󳤭ﭳО вопросе фарисеев: достойно ли есть дати кинсон кесаревы, и ответ Иисуса Христа

(Мф. 22:15–22)

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Слова в день восшествия на престол Государя Императора

Фарисеи, завидуя славе Господа Иисуса и будучи раздражены обличениями от Него и неблагоприятными для них предсказаниями, решились погубить Его и общим совещанием изобрели для сего средство. Фарисее, пишет святой евангелист Матфей, совет восприяша, яко да обольстят Его словом (22:15). А святой Лука дополняет: да имут Его в словеси, во еже предати Его начальству и области игемонове (20:20).

Сличим сие начало предприятия с окончанием, намерение с последствием, и усмотрим над безобразием дел человеческих величественный образ действующего Провидения Божия, которое искусно задуманные, но неблагонамеренные предприятия обращает в стыд изобретателям и даже из зла производит благо. Фарисеи думали, как сетью, хитрым и лицемерным словом, уловить Иисуса и неизбежно вовлечь в погибель; но покушение кончилось тем, что Его словом обнаружена их слабость и посрамлено их невежество. Исконный враг рода человеческого думал чрез них погубить Христа и разрушить едва только полагаемое основание Церкви Христовой; но вместо того дал только Христу случай провозгласить учение, навеки утверждающее союз между Церковию и государством, благоприятный для спокойствия Церкви, существенно важный для блага и прочности государства.

Хитрость и неблагонамеренность фарисеев прежде слов открывается в лицах посланников их ко Христу. Посылают к Нему ученики своя со иродианы. А почему же не пошли к Нему сами? Без сомнения, по тому расчету, что в случае успешного действования чрез учеников насладятся успехом так же, как бы сами действовали; а в случае неудачи пусть лучше на лице учеников падет стыд, а учители останутся в стороне. Но для чего посылают не одних учеников своих, а присоединяют к ним иродиан? Здесь-то и является искусство злоумышления. Когда Иудея, прежде независимая, покорена была римлянами, тогда неприятная, по причине нового и чуждого владычества, обязанность платить подать римскому кесарю сделала для многих занимательным вопрос: достойно ли есть дати кинсон кесареви, или ни? Иродиане и фарисеи были о сем противоположных мнений. Иродиане, заимствовавшие наименование от Ирода, который получил свою власть от кесаря римского, утверждали, что должно платить подать кесарю, и противников сего мнения почитали мятежниками. Напротив, фарисеи, согласно с зилотами, мнимыми ревнителями закона Божия, полагали, что иудеи как народ Божий должны, в отличие от языческих народов, платить одну только дань Богу, в Его храм по полусиклю с души, как предписано в законе Моисеевом, и что платить подать римскому кесарю, идолопоклоннику, значит оскорблять истинного Бога. Как же сии люди противоборных между собою мнений соединяются теперь, чтобы действовать заодно? Они отлагают на время свою вражду, чтобы общими силами сделать зло ненавистному тем и другим Учителю истины. Вот их расчет. Если Он скажет, что достойно есть дати кинсон римскому кесарю, то фарисеи провозгласят, что Он изменил народу Божию и Богу, и таким образом, опровергнут в лице Его достоинство посланника Божия и веру к Нему народа. Если же скажет Не достойно есть дати кинсон кесарю, то иродиане донесут на Него римскому правителю как на мятежника и подвергнут Его суду смертному. Не правда ли, что сеть крепко связана и ловко расставлена, да имут Его в словеси?

Как приманка для привлечения в сеть, положен вопрос: достойно ли есть дати кинсон кесареви? Но Тот, Кого хотят уловить, видит не только приманку, но и скрытую за ней сеть, не только вопрос, но и сердца и намерения вопрошающих. Чтобы положить осязательное основание решению вопроса, Он требует златицу кинсонную, монету, которую надлежит употребить для уплаты подати, и, на взаимный вопрос: чий образ сей и написание? – получив неизбежный ответ, что это изображение и надписание кесаревы, и следственно, право его на монету очевидно, произносит решение, которое расторгает сеть и в то же время уловляет самих ловителей: Воздадите убо кесарева кесареви, а Божия Богови. На что теперь пожалуется ревность фарисеев? Сказано: Воздадите Божия Богови? – Что донесут игемону иродиане? Сказано: Воздадите кесарева кесареви. Тем и другим должно быть стыдно, что предлагали, как будто необычайно трудный, такой вопрос, который разрешается одним взглядом на монету.

Но фарисеям и иродианам стыд, а всему миру спасительное поучение.

Особенного примечания достойно, что, хотя вопрос фарисеями предложен был только об обязанности к кесарю и хотя сей вопрос указанием на кинсон и заповедию воздадите кесарева кесареви разрешается достаточно и непобедимо, – Господь, однако, сим не удовлетворился, но простер Свой ответ за предел вопроса и непосредственно присовокупил другую заповедь: и Божия Богови, означая сим союз обеих заповедей и неполноту первой без последней. Подобно сему, и в других случаях слово Божие обязанность к царю непосредственно соединяет с обязанностию к Богу. Так говорит ветхозаветный мудрец: Бойся Бога, сине, и царя (Притч. 24:21). Так и апостол Петр: Бога бойтеся, царя чтите (1Пет. 2:17).

(Мф. 22:23–33; Мк. 12:18–27; Лк. 20:27–39)

Иннокентий, архиеп. Херсонский. «Последние дни жизни Иисуса Христа»

Посрамленные ответом Иисуса Христа, фарисеи и иродиане удалились. Для саддукеев показалось обстоятельство сие благоприятным случаем испытать и свои силы, дабы победою над Иисусом Христом унизить вместе и гордость фарисеев, кои были всегдашними их соперниками и врагами. Может быть, хотели даже изведать, не одобрит ли Иисус Христос, так злобно оскорбленный фарисеями, учения их секты и не покажет ли Себя благосклонным к саддукейству, в каковом случае им надлежало бы уже изменить свою ненависть к Нему на приязнь, по крайней мере приостановить дальнейшее преследование. Такую надежду могли основывать, между прочим, на том, что Иисус Христос, постоянно обличая фарисеев, реже и менее говорил против саддукеев. Какую бы, впрочем, цель ни имели саддукеи, только искушение их уже не заключало в себе личной опасности для Иисуса Христа: хотели сразиться одною ученостью. Предмет для состязания взят был тот самый, который непрестанно обращался в споре между фарисеями и саддукеями – воскресение мертвых. Иисус Христос постоянно и всенародно учил, что души человеческие бессмертны и что все умершие должны некогда воскреснуть. Для опровержения сей истины саддукеи выбрали самое сильное из своих возражений, которое, вероятно, почиталось неотразимым в их спорах с фарисеями. Потом, как люди, не имеющие никаких тайных и опасных для Иисуса Христа видов, приступили к делу прямо.

«Учитель! Моисей сказал: ежели кто умрет, не имея детей, то брат его должен взять за себя жену его и восставить племя брата своего. Вследствие сего закона случилось вот что: было семь братьев: первый, женясь, умер и, не имея детей, оставил жену брату своему: другой, взяв ее, также умер бездетным; подобным образом умер третий и четвертый, – даже до седьмого. Наконец, после всех умерла и жена. Спрашивается, (продолжал саддукей): которого из семи мужей будет она женою в то время, когда все воскреснут? Все семеро (прибавил он) имели ее».

К чему идет дело и для чего предложен странный случай с женою – надлежало доразуметь. Так обыкновенно поступали раввины в своих состязаниях, указывая на какой-либо пример, делая одни намеки и не употребляя раздельных умозаключений и выводов, к коим житель Востока не может привыкнуть. По нашему образу изъяснения мыслей, сила возражения саддукейского состояла в следующем: «В книгах Моисеевых не только нет никакого доказательства бессмертия душ, но еще есть нечто такое, что совершенно противоречит учению о воскресении мертвых; именно – закон касательно ужичества. Ежели мертвые воскреснут (как учат фарисеи и Ты), то жена, представленная в пример, должна по закону ужичества принадлежать или всем семи мужьям, или никому, что равно нелепо; но такового нелепого закона (каковым оказывается закон ужичества в отношении к бессмертию) Моисей, мудрейший, Богодухновенный законодатель, дать не мог; следовательно, по учению Моисея, нет воскресения мертвых, и мы, не принимая учения о бессмертии, совершенно правы». Умствование, казалось бы, не без силы: только им предполагалась недоказанная и ложная мысль, что чувственный союз супружества остается в силе и по воскресении мертвых, в будущей жизни, между теми лицами, кои были супругами в настоящей жизни. И фарисеи не все допускали последнее мнение, а Иисус Христос не одобрял ни того, ни другого. Тем удобнее было отвечать на софизм.

Не оттого ли именно, сказал Господь саддукеям, и происходит ваше заблуждение, что вы не знаете истинного смысла Писаний и не имеете правильного понятия о всемогуществе Божием? Самый образ мыслей ваших о состоянии будущей жизни нелеп и ложен. Жениться, выходить замуж есть принадлежность только настоящей жизни, в которой господствует чувственность. Но там нет ничего чувственного; а потому нет и брака. Сыны воскресения будут сынами не плотскими, а Божиими; их состояние подобно состоянию ангелов.

Замечания сего уже было достаточно для посрамления саддукеев; потому что им совершенно опровергалось возражение саддукейское и с его основанием. Но Господь, вероятно, видел возможность вывести некоторых саддукеев из их заблуждения: посему не удовольствовался одним опровержением возражения, а присовокупил с Своей стороны весьма убедительное доказательство бессмертия.

Столь же несправедливо, продолжал Он, думаете вы, что в законе Моисеевом нет ничего о воскресении мертвых и будущей жизни. Разве вы никогда не читали тех мест, где описывается явление Бога Моисею? Как там называет Себя Бог? «Аз есмь, говорит Он, Бог Авраамов, Бог Исааков, Бог Иаковлев. Но Бог не есть Бог мертвых, а живых; посему у Него все живы».

Саддукеи молчали. Доказательство, приведенное Иисусом Христом, кроме неожиданности (у саддукеев почиталось за несомненное, что в книгах Моисея нет подобных указаний на бессмертие) отличалось глубокостью и духовностью смысла, невиданною в умствованиях раввинов, большею частью мелочных и слабых. Каждый невольно чувствовал, что Бог действительно не назвал бы Себя Богом Авраама, Исаака и Иакова, если бы сии святые мужи вовсе перестали существовать. Некоторые из саддукеев выразили свое одобрение даже вслух народа, который тем более радовался, что торжество Иисуса над саддукеями казалось Ему собственным торжеством.

󥠼em>Ответ законнику на вопрос о заповедях

(Мф. 22:35–46)

«Воскресное чтение», 1825

В числе других совопросников явился к Иисусу Христу один законник, или законоучитель, искушая Его и спрашивая: которая из заповедей больше всех в законе? Человек этот, как можно судить по самому его названию, принадлежал к разряду лиц, отличавшихся особенным знанием закона и принимавших на себя обязанность быть его толкователем.

Вопрос, предложенный законником Спасителю, был один из главных вопросов, занимавших в ту пору иудейское общество, и служил выражением тогдашнего настроения умов. Когда под влиянием секты фарисейской развилось в народе преувеличенное понятие о важности внешних обрядовых дел закона и вместе с этим начал между ними иссякать дух истинного богоугождения; тогда они, вместо того чтобы под руководством богодарованного закона идти путем предположенной для него цели, путем покаянной веры и любви к Богу, и самым опытом изведать его главные и существенным требования, стали вдаваться в излишние и скрупулезные рассуждения о том, какие заповеди в законе имеют больше важности, какие меньше, и среди их выискивать главную заповедь, чтобы на ее исполнении успокоить надежду своей праведности. Мнения были различны и по самому направлению, принятому иудеями, естественно, склонялись более ко внешним и формальным предписаниям закона; например, существовало у многих то мнение, что заповедь о жертвах, как таком деле, которое исключительно совершается в честь Иеговы и составляет именно первую заповедь закона; считались также в числе главных заповедей другие правила обрядности – закон охранении субботы, об обрезании, и т. п. Конечно, при этих рассуждениях одни старались выказать свое превосходство над другими в понимании закона, и святая воля Божия делалась вследствие того предметом человеческого совопросничества и состязания; между тем подобные споры не могли не приводить в недоумение и истинных ревнителей закона. Таким образом, отчасти чтобы найти удовлетворение недоумению, отчасти чтобы изведать мысль Иисуса, законоучитель обращается к Нему с своим вопросом.

Посмотрим теперь, какой дан ему Спасителем ответ. В другом случае, то есть если бы вопрос был обращен не к такому важному лицу, это обстоятельство могло бы не заслуживать особенного внимания; но тут Сам Начальник веры и Совершитель спасения дает Свой отзыв на вопрос, действительно важный по своему общему содержанию. Что же отвечал Спаситель? Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всею мыслию твоею (ст. 47): это, говорит, есть первая и наибольшая заповедь. Но вслед за тем Он присоединяет к ней другую – подобную: возлюбиши искреннего, то есть ближнего твоего, яко сам себе, – (ст. 39), и в заключение прибавил, что в сих двух заповедях состоит весь закон и пророки – то есть сущность всего учения закона и пророков. Таким образом, Спаситель указал не только первую и большую заповедь закона, но и общее существенное содержание его заповедей, обнимающее собою все сии последние без исключения. Все это, по смыслу Его слов, заключается в любви, которая, сосредоточиваясь в любви к Богу, проявляется потом любовью к ближним. Из этого видим, что Спаситель поставляет дух и существо закона выше его внешних предписаний, и как Провозвестник благодати Нового Завета, который пишется на скрижалях сердца, указывает для человека высоту нравственного совершенства в его внутренней жизни – в чувстве сердца и вообще в проявлениях духовной жизни. Впрочем, Он не опускает здесь из виду положительных требований закона, и слов Его нельзя назвать каким-либо уклонением от прямого ответа на предложенный вопрос: обе указанные заповеди приведены Им из того же древнего закона и еще прежде высказаны у Моисея в разных местах (Втор. 6:5; Лев. 19:18). Тут показывается, что и ветхий закон не составляет существенной противоположности с Новым Заветом и в коренных основаниях своих имел одну и ту же окончательную для человека цель – утвердить в его душе внутреннее общение с Богом и обратить это для него в предмет первой потребности.

Но где же прямой ответ на вопрос законника, когда Спаситель говорит сначала об одной заповеди, но тут же указывает на две и в заключение ту и другую из них вместе поставляет основанием закона и пророков? Которую из них нужно считать главною, и одну ли ее нужно признавать такою? Будем точнее держаться собственных же слов Спасителя. Когда Он приводит заповедь любви к Богу и говорит, что это есть первая и большая заповедь в законе, то значит, так и нужно понимать се. На нее даже нельзя смотреть иначе, судя по самому содержанию сей заповеди и по самой форме ее изложения. Человеку вменяется в обязанность – любить Господа Бога своего всем сердцем своим, всею душою, всею мыслию. Можно объяснять различным образом эти выражения; так, например, под «сердцем» можно разуметь душевную способность чувствований, или, как другие понимают, стремлений; под «душою» – способность живых ощущений, или же вообще духовную силу жизни и деятельности, под «мыслию» – умственную силу человека. Но во всяком случае выходит то общее замечание, что любовь к Богу должна царствовать над всем, что есть в душе человека, занимать его собою ежечасно и ежеминутно: остается ли тут место для другой какой-либо сторонней любви? После сего можно разве только удивляться тому, каким образом законник, спрашивавший Иисуса, и другие не сознавали всего значения этой обязанности. Единственное на это объяснение мы находим в том вышеуказанном обстоятельстве, что они слишком отдалялись от внутреннего духа служения Богу и всю нравственную деятельность свою сосредоточивали на делах внешности, а потому здесь только и видели для себя правило жизни.

Но почему Спаситель приводит потом другую заповедь закона, считая Свой ответ как бы неоконченным? Он говорит, что вторая заповедь подобна первой: у иудеев были очень извращены и сужены понятия о любви к ближним, которую они ограничивали приязнью к единоплеменникам, и то более внешнею, чем внутреннею; теперь Христос внушает законнику должное понятие о том, как важна священная обязанность любви к ближним и какого требует к себе внимания. Заповедь о любви к ближним подобна первой потому, что, как и первая, сосредоточивает внимание человека не во внешних, условленных отношениях приличия или каких бы то ни было житейских форм, которые часто бывают сухи и холодны, без содержания, а во внутреннем чувстве благорасположенности; требует от человека таких же чувств бескорыстия и самоотвержения, как та; наконец, нераздельно с нею соединена при самом исполнении. Только истинная любовь к ближним в человеке может подать твердое и несомненное свидетельство о том, что он любит Бога, потому что здесь человек имеет самое живое и близкое к Нему поприще для развития и выражения собственной любви к Богу. Не любяй брата своего, егоже виде, говорит апостол Иоанн, Бога егоже не виде, како может любити? (1Ин. 4:20). По смыслу апостольского замечания выходит, что если любовь человека не обнаруживается надлежащим образом в отношении к собратиям Его, то значит, она и вовсе не существует у него в действительности и не имеет для себя соответственного упражнения. В отношении к христианину замечание апостола тем более имеет применение, что христианская любовь к ближним существует ради Бога и держится на единстве общей веры и благодати искупления: христианин, любя общего Отца всех, любит потому и каждого, рожденного от Него (1Ин. 5:1); так же точно любит они всех людей как предмет Божественной любви. Это в особенности и соединяет обе заповеди тесным союзом, не нарушая господствующего значения одной из них и в то же время в обеих вместе сосредоточивая успех человеческого усовершения.

Заповедь закона говорит, что человек должен любить ближнего, как самого себя. А как обыкновенно выражается у нас любовь к самим себе? Не одним только словом или случайным возбуждением внутреннего чувства, но всегда вместе и делом: мы находимся постоянно в движении и деятельности, заботясь о своем благосостоянии. Значит, и в отношении к ближним своим человек должен быть исполнен такой же деятельной благожелательности и готовности служить их пользам.

Когда потом снова собрались фарисеи, Спаситель со Своей стороны предложил им вопрос, который должен был обличить несостоятельность их понятий о личном достоинстве Мессии. Иисус Христос, давая им частые и очень убедительные уверения в том, что Он есть истинный Мессия, в то же время неоднократно свидетельствовал о Себе как о Сыне Божием; но это последнее обстоятельство, вместо того чтобы усилить в них веру в посланного Богом Спасителя, обращалось у них только в укор для Него. Поэтому Он теперь относится к ним с общим вопросом: «Что вы думаете о Христе, – чей Он сын»? Отвечают Ему: «Давидов» (Мф. 22:42). Ответ был верный и согласный с Писанием, но неполный, потому что не говорил ничего о Божественном достоинстве Мессии, которое они, действительно, и опускали из внимания. Теперь Спаситель указывает им на свидетельство самого Давида о Мессии и спрашивает: «Как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: Рече Господь Господеви Моему: седи одесную Мене, Дóндеже положу враги Твоя подножие ног Твоих?» (ст. 43–44; Пс. 109:1). Без сомнения, фарисеи были очень хорошо убеждены, что приведенное место псалмопевца относится к Мессии и что имя Господа, которое здесь Ему усвояется, указывает на Его Божеское величие: потому что ни слова не могли ответить на предложенный вопрос и, следовательно, самым молчанием своим признали, что Иисус Христос, являясь в качестве Мессии, имеет право присвоять Себе величие и власть Божественную. Как бы то ни было, для нас при объяснении указанного псалма настоящий случай имеет очень большую важность, потому что Сам Спаситель ясным образом определяет значение слов псалмопевца.