Дальнейшие отношения с Патриархом Софронием

Несмотря на причиненную Софронием обиду, святой Нектарий и впоследствии продолжал испытывать к нему самое искреннее уважение и теплую признательность за прежние благодеяния. Это отношение к Патриарху хорошо видно из письма от 25 августа 1893 года, исполненного смирения и всепрощающей любви:

«Святейший Владыка, благоговейно лобызаю всесвятую Вашу десницу!

По долгу посылаю Вашему Святейшеству малый мой труд под названием “Набросок о человеке”. Умоляю Ваше Святейшество благосклонно принять сию книжицу, составленную для доказательства правоты Священного Писания и опровержения ложных мнений, колеблющих вероубеждения христиан, и помолиться Господу, чтобы Он принял благое мое произволение как единственное доброе дело и простил мне множество прегрешений. А так как Он повелевает, чтобы мы сами первые отпускали другим прегрешения их, то и я все простил и молюсь обо всех, против меня согрешивших. Сверх сего ищу прощения у Вашего Святейшества, если чем Вас огорчил. Господь да сохранит Божественнейшее Ваше Святейшество в непрестанном здравии на многие лета.

Кима, Эвбея, 25 августа 1893 года.

Со всяческим благоговением лобызающий десницу Вашу и испрашивающий богопокорных Ваших молитв наималейший митрополит Пентапольский Нектарий Кефалас».

В начале сентября 1893 года Пентаполец узнает из газет о серьезной болезни Софрония, угрожающей его жизни. Он собирается ехать в Египет, чтобы испросить у бывшего своего покровителя молитв и благословения. Но для этого требовалось разрешение греческого Министерства по делам Церкви, куда митрополит Нектарий не имел доступа. И тогда именитые граждане Кимы (остров Эвбея)¹⁰⁸, включая мэра К. Сарафьяноса, обратились в Афины к своему депутату Александру Кондоставлосу, занимавшему пост министра иностранных дел, с просьбой исходатайствовать митрополиту надлежащее разрешение и проинформировать греческого консула в Александрии о цели приезда владыки. Последнее требовалось, чтобы пресечь толки о его притязаниях на патриарший престол, которые неминуемо вызвали бы новый взрыв ненависти врагов, ожидающих своего часа. Письмо кимийцев (отрывок из которого приводился выше¹⁰⁹) было вручено в Афинах министру иностранных дел самим владыкой Нектарием:

«Досточтимый наш друг, господин Александр!

Предъявитель настоящего письма, которого мы посредством сего Вам представляем, – Высокопреосвященный митрополит Пентапольский кир Нектарий Кефалас, в течение трех лет пребывавший в должности иерокирикса Эвбеи и недавно переведенный в ном¹¹⁰ Фтиотида-Фокида.

Высокопреосвященный Нектарий, принадлежа, как известно, к Александрийской Патриархии, удалился оттуда в августе 1890 года по причине нездоровья и на основании бессрочного разрешения, предоставленного ему Святейшим Патриархом Александрийским кир Софронием, который и хиротонисал его в архиереи.

В настоящее время, узнав из газет, что здоровье Его Святейшества серьезно ухудшилось, и опасаясь, что он по причине глубокой старости внезапно предаст дух Господу, Высокопреосвященный Нектарий из благоговения пред архипастырем Церкви, к которой сам принадлежит, и по долгу перед вышестоящим и предстоятелем своим возымел намерение до отбытия к месту нового назначения посетить Александрию, чтобы принять от него молитвы и благословения.

Ввиду вышеизложенного ему необходимо заручиться разрешением Министерства по делам Церкви на трехмесячную отлучку, и мы убедительно просим Вас оказать полезное и необходимое в том содействие.

Но весьма вероятно, что прибытием Его Высокопреосвященства в Александрию будут встревожены тамошние алкатели и соискатели Александрийского престола (и первый из них – небезызвестный синаит, человек весьма богатый и к тому же россофрон, уроженец Закинфа, а ввиду богатства своего – большой приятель и любимец некоего Грипариса, доводящегося кузеном нашему дипломатическому агенту в Египте), которые сочтут, что появление здесь в такой час митрополита Пентапольского вызвано желанием наследовать Его Святейшеству, и обвинят его в намерении вызвать настроения или высказывания, возмущающие мир и покой Церкви и всего церковного общества, хотя он нимало о том не помышляет. Посему просим Вас как лицо, всецело ответственное за внешние сношения, еще до отъезда Высокопреосвященного Пентапольского официально распорядиться, чтобы тамошний дипломатический агент известил Патриарха Александрийского о его прибытии в трехмесячный отпуск с намерением удостоиться молитв и благословения Его Святейшества и облобызать десницу его. При отъезде же снабдите Его Высокопреосвященство официальным или полуофициальным рекомендательным письмом дипломатическому агенту Греции с просьбой обеспечить ему покровительство и помощь во все время пребывания в Александрии. Всем этим Вы чрезвычайно нас обяжете.

Почтительнейше просим оказать всестороннее содействие Высокопреосвященному Пентапольскому и предоставить ему достаточное время для аудиенции, дабы Вы могли выяснить многие обстоятельства, связанные с Александрийским патриаршим престолом и имеющие особую важность для греческого мира и греческой нации.

С глубоким почтением к Вашим домочадцам от нас и наших семей кланяемся и остаемся преданными Вашими друзьями (Подписи)».

Исполняя просьбу своих избирателей, Кондоставлос обратился в Министерство по делам Церкви, и необходимое разрешение было получено. Подготовил он и рекомендательное письмо дипломатическому агенту в Александрии И. Грипарису. Но поездка не состоялась – вероятно, потому, что владыка Нектарий получил известие о выздоровлении Патриарха. А спустя несколько дней пришел и ответ от самого Софрония с теплым отзывом о присланной книге. В порыве радости святой немедленно написал Патриарху из Ламии:

«Святейший Владыка, почтительнейше лобызаю всесвятую Вашу десницу!

Получил и с волнением прочел многочтимое послание Вашего Божественнейшего Святейшества, известившее меня об отеческих Ваших чувствах. Посему и настоящее мое письмо есть изъявление благодарности. Благодарю и за благосклонный отзыв о моей книге и усердно прошу помолиться, да просветит и наставит меня Дух Святой на защиту и ограждение истинной веры в Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа.

Посылаю почтой Вашему Божественнейшему Святейшеству несколько экземпляров той же книги для служителей Вашего Престола, а также несколько экземпляров “Поминовения усопших”. Уведомляю Ваше Божественное Святейшество, что количество книг, подлежащих раздаче, зависит всецело от Вашего усмотрения.

Лобызая вновь всесвятую Вашу десницу, остаюсь засим всецело преданный

митрополит Пентапольский Нектарий,

иерокирикс нома Фтиотида-Фокида».

11 ноября того же года святой Нектарий пишет Софронию вновь и просит у него не должности, отвечающей его дарованиям и личным качествам, а всего лишь «постоянного проживания», чтобы целиком посвятить себя богословским трудам, для которых не оставляла досуга должность разъездного проповедника в Греции. Не исключено, что к этому шагу побудили его признаки расположения, замеченные в одном из писем Патриарха. Итак, вот его письмо:

«Святейший Владыка, почтительнейше лобызаю всесвятую Вашу десницу!

Непреодолимая склонность к богословским занятиям и составлению малых и незначительных, но все же полезных книг побуждает меня обратиться к Вашему Святейшеству с просьбой милостиво снизойти к сей склонности, предоставив мне постоянное проживание под сенью Вашего Престола при библиотеке, в помещении Патриаршего представительства или при обители Святого Георгия. Зная предрасположенность Вашего Святейшества к благотворению, дерзаю на сие прошение в надежде, что оно будет услышано. Деятельность иерокирикса доставляет мне все потребное для благоденствия, но не отвечает означенной склонности. Я издерживаю время в переездах и не имею условий для богословских занятий, ибо постоянное пребывание в пути не позволяет иметь под рукой необходимые книги и собраться с мыслями. Посему прошу Ваше Святейшество милостиво предоставить мне постоянное место жительства, и да подаст Вам Всеблагий Бог исполнение всех к Нему прошений о спасении и жизнь вечную.

С глубочайшим благоговением остаюсь всецело преданный

Нектарий Пентапольский, Ламия, 11 ноября 1893 года».

Ответ Софрония неизвестен. Судя по характеру следующего письма владыки Нектария, прошение это не было отвергнуто, и вполне вероятно, что последовало обещание исполнить его «во время благоприятное». Однако четыре месяца спустя, 8 марта 1894 года, он был назначен на должность директора Ризарийской семинарии в Афинах, которая позволила ему удовлетворить свою «непреодолимую склонность» к богословским трудам. Обрадованный владыка счел своим долгом тотчас известить об этом давнего своего благодетеля и испросить у него молитв для укрепления на новом поприще:

«Ризарийская Духовная семинария. Афины, 9 марта 1894 года.

Святейший Владыка, почтительнейше лобызаю Вашу десницу!

По случаю Вашего тезоименитства приношу смиренные знаки сыновнего благоговения и желаю всего наилучшего и любезного Богу и Вашему Святейшеству. Одновременно пользуюсь случаем довести до Вашего Святейшества радостное известие о моем назначении директором Ризарийской Духовной семинарии и призвать отеческие и богоугодные молитвы Ваши для укрепления в исполнении новых начальственных обязанностей, возложенных на меня Государством и Церковью, и для благопоспешения делу, составляющему цель сей семинарии.

Засим, почтительнейше лобызая вновь всесвятую Вашу десницу, остаюсь всецело преданный и благонадежнейший

митрополит Пентапольский Нектарий, директор Ризарийской Духовной семинарии».

По-видимому, Патриарх благожелательно откликнулся на это сообщение письмом, отправленным с какой-то оказией, чем и объясняется особо радостный тон следующего послания святого:

«Ризарийская семинария. Афины, 6 апреля 1894 года.

Святейший Владыка, почтительнейше лобызаю Вашу десницу!

Смиренными руками принял и с великой сыновней приязнью прочел доставленное мне многочтимое послание Вашего Святейшества. Пронизанное любовью приветствие и изъявление радости по случаю моего назначения директором Ризарийской семинарии исполняет сердце радостью, доходящей до глубокого волнения, а пожелание благоуспешности важнейшему делу, которое возложено на меня Церковью и Государством, вдохновляет и укрепляет. Умильно и от всего сердца благодаря за изъявление отеческих чувств и отеческое объятие, призываю богоугодные молитвы и благословения Вашего Святейшества. Высылаю Вашему Святейшеству почтой две новые брошюры, выпущенные недавно для назидания христиан в их обязанностях, и прошу принять сие как знак моего уважения и благоговения.

Засим, лобызая всесвятую Вашу десницу, остаюсь со всяческим благоговением наималейшее чадо Вашего Святейшества и бесконечно преданный

Нектарий Пентапольский».

Видя, что контакты между Патриархом Александрийским и Пентапольцем возобновились, враги святого принялись, как прежде, клеветать на него, и клевета эта разрушила едва наметившееся со стороны Софрония доброе и доверительное отношение. Во всяком случае, когда правительство Греции, рассматривая кандидатуру владыки на должность директора Ризарийской семинарии, запросило сведения о нем у своего дипломатического агента в Египте И. Грипариса (как запрашивало оно и своего агента в Стамбуле о другом кандидате – митрополите Ниле, бывшем Карпафском), последний в своем отчете министру по делам Церкви и народного просвещения от 28 января 1894 года написал:

«По поручению Его Превосходительства господина министра иностранных дел имею честь представить Вашему Превосходительству сведения о Преосвященном Нектарии Кефаласе, бывшем епископе¹¹¹ Пентапольском, и, в частности, о причине удаления его из Египта.

Означенного епископа еще в бытность монахом одного из монастырей на Хиосе знал косский уроженец Янис Хоремис, взявший его под свое покровительство и настоятельно рекомендовавший Святейшему Патриарху Александрийскому, после чего сей Нектарий Кефалас иждивением обоих был отправлен в Афины для изучения богословия. Окончив курс богословского факультета в Национальном университете и получив диплом лиценциата, он вернулся в Александрию, где был возведен Патриархом в архимандрита и назначен проповедником и секретарем Патриархии. Исполняя эти обязанности, он выказал поистине величайшее усердие и притом вел жизнь настоящего подвижника. Через некоторое время Патриарх командировал его в Каир, под начало патриаршего эпитропа митрополита Ливийского. Когда из-за возникшего вскоре обоюдного неудовольствия между Патриархом и Высокопреосвященным Ливийским последний отбыл в Смирну, должность патриаршего эпитропа принял архимандрит Нектарий, который продолжал занимать ее и после своего рукоположения в епископа Пентапольского.

Поначалу Патриарх был вполне удовлетворен служением Высокопреосвященного Пентапольского, обнаружившего недюжинную энергию и деловые качества, но затем стал проявлять недовольство его склонностью к своевольным и независимым действиям, которые расценил как непослушание. Ввиду этого Его Святейшество почел правомерным удалить его из Египта. Согласно некоторым источникам в Патриархии, удаление Пентапольского Преосвященного, помимо своеволия его, вызвано было и причинами морального свойства. Но считаю своим долгом заявить, что, по другим источникам, и притом достойным доверия, сей митрополит оказался жертвой интриг и клеветы.

В заключение имею честь уведомить Ваше Превосходительство, что Пентапольский Высокопреосвященный во мнении всех, и даже самих служителей Патриархии, пользуется репутацией образцового, деятельного и энергичного клирика.

С совершенной преданностью И. Грипарис».

Случайно узнав четырнадцать месяцев спустя содержание отзыва Грипариса и, таким образом, о тайных происках недоброжелателей, владыка Нектарий счел необходимым защититься от обвинений, обрекавших его на «моральную смерть». Его взволнованное письмо Софронию столь же безупречно-почтительно, сколь и нелицеприятно. В нем сквозит глубокая душевная боль перед лицом явной клеветы. Ссылаясь на текст Грипариса (за исключением похвал в свой адрес), святой писал:

«Афины, 11 марта 1895 года.

Святейший Владыка!

Министерство по делам Церкви и народного просвещения запросило у дипломатического агента Правительства Греции в Александрии г-на Грипариса сведения о моей персоне и, в частности, о причине моего удаления из Египта. Вот что написал в Министерство господин дипломатический агент:

“По поручению Его Превосходительства господина министра иностранных дел имею честь представить Вашему Превосходительству сведения о Преосвященном Нектарии Кефаласе, бывшем епископе Пентапольском, и, в частности, о причине удаления его из Египта. <...>¹¹² Когда из-за возникшего вскоре обоюдного неудовольствия между Патриархом и Высокопреосвященным Ливийским последний отбыл в Смирну, должность патриаршего эпитропа принял архимандрит Нектарий, который продолжал занимать ее и после своего рукоположения в епископа Пентапольского. Поначалу Патриарх был вполне удовлетворен служением Высокопреосвященного Пентапольского, обнаружившего недюжинную энергию и деловые качества, но затем стал проявлять недовольство его склонностью к своевольным и независимым действиям, которые расценил как непослушание. Ввиду этого Его Святейшество почел правомерным удалить его из Египта. Согласно некоторым источникам в Патриархии, удаление Пентапольского Преосвященного, помимо своеволия его, вызвано было и причинами мораль- ного свойства” и т. д.

Итак, Ваше Святейшество, я оказался в Ваших глазах столь скверным, что и через четыре года после несправедливого моего удаления из Египта, когда я, влача жалкое существование, искал хлеба насущного, чтобы делить его с нищими, и оставался глух и безгласен перед всевозможными должностными лицами Патриархии, те же лица дают сведения обо мне в ответ на официальный запрос греческого Правительства! Когда же, Ваше Святейшество, усмотрели Вы во мне склонность к непослушанию? В каких делах она проявилась? И на основании чего назван я нечестивцем, мятежником и лукавым рабом, злоумышляющим против своего Священноначалия? Каким церковным судом был я судим, признан виновным и обличен в безнравственности, если люди Патриархии дерзают сообщать дипломатическому агенту Правительства Греции, официально запросившему у них столь важные сведения, что я изгнан как смутьян и безнравственный? Где протоколы суда? Где обвинители мои? Где свидетели? Где состав преступления? На чем основано обвинение, обрекающее меня на моральную смерть? Какое зло причинил я Вам, Ваше Святейшество, или кому-нибудь в Патриархии, что-бы убивать меня из-за угла? За что и поныне преследует меня гнев Ваш, ищущий конечной моей гибели? Чем же я досадил Вам? В чем великий мой грех пред Вами? Что за лукавство во мне и какое зло? Я призываю в свидетели Бога, что ни на кого не мыслил зла, но всю жизнь свою искал лишь блага, рачителем и делателем которого стал. Полагаю, что Ваше Божественнейшее Святейшество имели случай испытать мою благонамеренность и получить очевидные ее доказательства.

Но к чему все это? Дело окончено, гнев удовлетворен, “лукавый раб” наказан. Для чего же запоздалое сие самооправдание? Не для чего иного, как для уведомления Вашего Божественного Всесвятейшества, что все негодование Ваше против меня напрасно. Бог да будет моим Свидетелем и Судией.

Остаюсь с глубочайшим почтением и пожеланием всего наилучшего

Нектарий Пентапольский».

Сведений о реакции Софрония у нас, к сожалению, нет, но можно думать, что переписка на этом закончилась. Тем не менее Нектарий Пентапольский до конца дней чтил Патриарха и благоговел перед его памятью. Свидетельство тому – письма владыки, говорящие о «приснопамятном Отце и Патриархе нашем Софронии», о «безграничном уважении» автора «к священному его лицу»¹¹³.