Эгинское жительство
Свободный от прочих обязанностей, святой Нектарий принял важное решение, которое обдумывалось им несколько месяцев и было связано с выбором места для монашеского жительства по уходе из Ризариона. 21 декабря 1907 года он пишет игумении Ксении:
«Ум мой и желание мое в ином месте – в монастыре Честного Предтечи на Скопелосе, но какой-то сокровенный голос внушает взять на себя попечение об Эгине и исполнять его, находясь там же. Молитесь, да просветит меня Бог и да поступлю по воле Его».
Итак, владыка выбрал Эгину и поначалу прожил там с Фомина воскресенья (20 апреля) до конца лета 1908 года, успев освятить 2 июня храм во имя Святой Троицы. В сентябре он вернулся в Афины, где и остался до середины декабря. Из его переписки явствует, что задержка в столице объяснялась, во-первых, некоторыми нуждами Афинской митрополии, и прежде всего – необходимостью противодействовать ересям, во-вторых, работой над книгой «Священная литургика» и, наконец, хлопотами о профессиональном устройстве Костаса Саккопулоса264. Поскольку переписка с Эгиной обрывается Рождеством Христовым 1908 года, можно думать, что с того времени он фактически не покидал остров, за исключением очень редких и недолгих отлучек на самых первых порах265.
Еще до окончательного водворения на Эгине святой Нектарий, не имея официального разрешения проживать в стенах монастыря, начал строительство небольшого одноэтажного домика (впоследствии перестроенного монахинями в двухэтажный) за его пределами, и известно, что осенью 1908 года оно близилось к концу. Очень скоро настало время подумать о восстановлении монастырских зданий и систематическом окормлении монахинь.
На этом суровом и безводном тогда месте он без устали трудился двенадцать лет. Через двадцать семь лет после его кончины и задолго до канонизации газета «Вестник Эгины» писала:
«При восстановлении монастыря он с величайшим вниманием наблюдал за ходом работ и собственноручно помогал мастерам. И когда чувствовал жажду, брал кувшин, из которого пили рабочие, и испивал из него сам. Рассказывают, что подобным образом поступал и Герасим Кефаллинийский, но тот все же был простой монах, а не митрополит».
Говоря о строительных работах 1904–1920 годов, отметим самое главное. На личные средства святого была возведена церковь Святой Троицы, несколько келий, кухня, трапезная, кладовая, гостиница и дом, где проживал он сам и останавливались особо важные гости. На средства нескольких монахинь, пожертвовавших все свои сбережения и прочие доходы, а также на приношения некоторых боголюбцев266 выстроены остальные кельи и выкопаны резервуары для дождевой воды. Основная территория монастыря, составлявшая муниципальную собственность Эгины, была передана ему в дар сперва на основе устной договоренности, а после особым решением городского совета.
Другим делом святого было разведение сада. Характерный эпизод сообщает Филофей Зервакос, игумен Лонговардского монастыря на Паросе и старинный знакомый митрополита Нектария. Посетив Свято-Троицкую обитель в августе 1910 года (еще иеродиаконом), он застал владыку в соломенной шляпе и подоткнутой рясе за окучиванием деревьев. Думая, что перед ним кто-то другой, он попросил его уведомить Пентапольца о приходе гостя. Тот со словами «Сию минуту, буди благословенно» побежал в дом, привел себя в порядок и вышел к отцу Филофею.
Известно, что несмотря на архиерейский сан святой не гнушался шить обувь для подопечных. Так, в июле 1905 года он просит Костаса Саккопулоса: «Вышли мне посылочную корзину и двадцать ока́267 кожи для женских домашних туфель, и притом тонкой».
Будучи священнослужителем и духовником монастыря, владыка неопустительно совершал, как простой иерей, все предписанные монашеским уставом чинопоследования и окормлял сестер, численность которых к концу его жизни достигла тридцати восьми. Он управлял обителью с непоколебимой верой в Бога и Его Промышление, с пламенной мольбой к заступнице монахинь – Всесвятой Владычице268, с нерушимой верностью преданиям иночества и законоположениям Церкви (особенно уставу общежительного пребывания), с отеческой любовью и великим разумением, без остатка жертвуя собой и своими скудными средствами. Говорит его биограф, святогорский монах Авимелех:
«Исполняя Божеские и отеческие предначертания, он весь неусыпно пребывал в... славословии и псалмопении, в беспримерном благочинии и чистоте, в ангельском на земле житии и Христа ради делании, отвращаясь всех недолжных и чуждых иночеству обычаев, особенно же мужского доступа в обитель, непреложно блюдя весь чин общежития и насаждая в душах вверившихся ему монахинь страх Божий, обоюдную любовь, неразоримую веру, благочестие и самоотвержение.
Он был монастырским священнослужителем, постоянно проповедующим Божие слово в храме и нередко вне храма, вразумляющим сестер вкупе и порознь, исповедующим и наставляющим на правый путь. И говоря вкратце, по слову Спасителя, казался свечой, горящей на подсвечнике, и мужем, на страже сидящим. Он был как свет миру, как град, на горе высящийся».
Убежденный, что настоящее церковное пение поможет монахиням в достижении их главной цели, владыка всячески заботился, чтобы они изучали византийские напевы, и по возможности под руководством опытной и благочестивой иеропсалты.
Утвердив свой монастырь преимущественно на предании отцов, Пентаполец, сам весь смирение и земной небожитель, без колебаний обращался, как мы видели, к простому монаху старцу Даниилу Катунакскому, к иеромонаху того же братства Даниилеев Афанасию и к отцу Софронию Кехайоглу, чтобы те, с их знаниями и опытом, преподали надлежащие наставления сестрам. А в последние годы жизни, когда усиливающаяся болезнь не позволяла ему должным образом исполнять вседневные обязанности священнослужителя, призвал в помощники отца Савву Катергуса, впоследствии прославленного как святой Савва Калимносский269.
Добавим, что святой намеревался устроить на Эгине женскую школу, где благочестивые девицы получали бы религиозное образование, а также нечто вроде богословского училища, выпускающего иерокириксов. К сожалению, эти прекрасные замыслы не осуществились.
Воссозданный Нектарием Пентапольским Свято-Троицкий монастырь вскоре приобрел известность как новый светоч духовной жизни не только на Эгине, но и значительно шире. Вот, к примеру, восторженные строки из журнала «Трис иерархе» («Три святителя») за 1913 год:
«Великолепное и глубокозапоминающееся празднество Всесвятому Духу, которое возглавил Высокопреосвященный Пентапольский Нектарий Кефалас, совершено было в одноименном храме девичьей обители, что в Палиахоре Эгинской.
Ангельское сладкопение непорочных дев окрест земного престола, которому предстоял духовный их отец, вознесло благочестивое собрание верных в святая святых Эдема. А сладчайший облик владыки Нектария умерял скорбные перипетии жизни, даруя радость душам, утружденным в мирских страстях.
Такие иерархи – достойное украшение венца Церкви, которую возглавляет Христос, а адаманты их словес озаряют тьму вещества, и в чаянии сего света сияют улыбкой заблудшие души, дабы мы осознали совершенство веры нашей и прониклись упованием вечной жизни».
Другой пример – из письма к святому митрополита Калавритского и Эгиалийского в 1912–1931 годах Тимофея (январь 1918):
«Возымел пламенное желание приехать, чтобы повидаться лично и вместе с Вами и находящимися под Вашим отеческим руководством сестрами воздать славословие Спасителю и Господу... <...> Первым, что́ я посещу, станет место, где почитается и прославляется Вами Бог»270.
Знаменательно, что именно здесь, в Свято-Троицкой обители, владыка дерзнул восстановить институт диаконисс, исчезнувший в Церкви, увы, много веков назад271. Между тем диакониссы, по крайней мере в женских монастырях, исполняли важное служение, ибо их обязанностью, по его словам272, было облачать святой престол, очищать священные сосуды и в исключительных случаях – доставлять Святые Дары тяжкоболящим сестрам. К слову сказать, во время недавнего монашеского съезда на Эгине (в сентябре 1996) живую и широкую дискуссию об институте диаконисс, которая отражена в опубликованных стенограммах заседаний, вызвал доклад давнего исследователя этой проблемы – профессора Эвангела Феодору.
Известно, что святой Нектарий из остатков скромной его пенсии, уходившей в основном на монастырские нужды, помогал малоимущим островитянам. В трудные 1916–1917 годы он учил монахинь не делать запасов, но все упование возлагать на Бога. И вот оказывалось, что, отдавая безвинно страждущему населению последнее, монастырь никогда не испытывал нужды в насущном.
Кроме своих монахинь, владыка окормлял и мирян. И до сей поры многие на Эгине помнят, как он в простой скуфье и потертой рясе обходил соседние дома, чтобы провести с их хозяевами хоть несколько минут, как ходил с монастырским осликом за водой на Курендский источник, как спускался в город и прилегающие селения, чтобы посетить заключенных, как встречался с простыми людьми, обсуждая с ними всевозможные вопросы, ободряя души и благословляя дела их рук. За последние двадцать пять лет автору этих строк довелось общаться со многими эгинянами, которые знали святого лично, беседовали с ним о самых простых, житейских вещах, получали от него антидор, слагали грехи свои под его епитрахиль, лобызали старческую десницу. Вспоминали они и «какие-то невесомые» пальцы владыки, благословлявшего их, когда они отправлялись на дальнюю ловлю, возвращались оттуда с «великим множеством рыб» (ср.: Лк. 5:6) или уходили в 1912 году на фронт. Другие с волнением рассказывали, как еще детьми являлись в монастырь сами по себе или с учителями на экскурсию, как сопровождали святого во время его паломнических выходов в Палиахору, как он навещал их во время занятий в школе, которая действовала в здании напротив входа в храм и где преподавали – разумеется, даром – монахини Магдалина и Афанасия, как разучивал с ними тропари и благочестивые песнопения, какую удивительную любовь выказывал им совсем простой на вид «дедушка». Многим старикам глубоко памятны литургии и всенощные, которые совершались владыкой в городе и заброшенных храмах Палиахоры. Самые старые передают, как спускался он в Сувалу принимать «лечебные ванны» или в Пердику – купить рыбы для монастыря. И наконец, именно Эгина дала множество подписчиков его книг273.
Когда святой два-три раза в году приходил служить в островную столицу, жители усыпали его путь цветами. Из священнодействий Нектария Пентапольского местное предание называет освящение храма Введения Пресвятой Богородицы (1911), участие в отпевании священника кафедрального собора Николая Муцацоса (когда дети видели владыку стоящим в воздухе на метр от земли) и – по приглашению местоблюстителя вдовствующей Афинской митрополии митрополита Фессалиотидского Евфимия – в хиротесии благоговейного иерея Иоанна Тримиса из Пахьи Рахийской в духовника-сакеллария (24 января 1918).
Знаменательно, что среди всей своей многообразной деятельности он находил время для писательских трудов, выпустив за этот период около десятка книг и подготовив ряд других. Некоторые из них были изданы после его кончины, остальные все еще ожидают публикации.
* * *
Уволившись из Ризариона, К. Саккопулос служил сперва в частном банке Эмберикоса, а затем сверхштатным чиновником в Министерстве продовольствия и, наконец, в Государственном Банке Греции.
Мы располагаем сведениями лишь о посещении им Халкиды в 1913 г. и, возможно, Пирея и Афин в сентябре 1909 г. Бытуют, впрочем, слухи, восходящие к неизвестному источнику, об участии святого Нектария в анафематствовании премьер-министра Елевферия Венизелоса 12 декабря 1916 г. Однако на основании «Книги деяний Высшего (Церковного) суда за 1917 год» из архива Священного Синода, архивных материалов Министерства церковных дел, а также всей доступной нам прессы того времени их следует признать совершенно беспочвенными. К сходным выводам пришли и авторы более ранних исследований по истории этого периода. Установлено, в частности, что святой не принадлежал к архиереям, на которых правительство Греции подало жалобу в Высший Церковный суд, учрежденный, согласно закону от 11 июля 1917 г., для осуждения архиереев – участников анафематствования. Самый простой и естественный довод против участия в этом деле Нектария Пентапольского, а именно что осуждение коснулось архиереев правящих, но не титулярных, не вполне убедителен, поскольку среди обвиняемых фигурирует и викарный епископ Вселенского Патриархата Неофит Троадский. Более основательными кажутся следующие возражения:
1) Согласно деянию Священного Синода (экстренное заседание 11 декабря 1916 г.), решение об анафематствовании состоялось днем раньше, когда сам «Высокопреосвященнейший Председатель [Синода, то есть митрополит Феоклит Афинский] заявил, что обратится к духовенству, дабы склонить его к присутствию на собрании, где будет произнесена анафема». Глубоко осведомленный в церковных делах той эпохи будущий митрополит Гортинский и Мегалопольский, а затем Мессинийский Поликарп пишет: «Тогдашнее правительство Спироса Ламброса в надлежащей форме рекомендовало [Церкви] не допустить анафематствования и оказало помощь священноначалию. Митрополит Афинский Феоклит пообещал властям, что анафематствования не будет. Но вечером того же дня, опасаясь малого телом и рассудком митрополита Ларисского Арсения Афендулиса, который действовал через многих высокопоставленных лиц в пользу анафемы, отказался, по своему обычаю, от обещания и отправился на Аресово поле, где бросил камень анафематствования в Елевфериоса Венизелоса». Таким образом, владыка Нектарий едва ли был призван на акт анафематствования: ведь присутствие там наряду с остальными еще одного архиерея, не пользующегося расположением Феоклита Афинского и вдобавок не состоящего в юрисдикции Элладской Церкви, вряд ли было необходимо и не могло придать дополнительный вес собранию.
2) С 25 ноября 1916 г. Пирейский порт был блокирован силами союзников (держав Антанты), которые поддерживали Венизелоса и разрешали доступ туда лишь отдельным рыболовецким судам. Владыка Нектарий оставался чужд партийных пристрастий, да и ввиду крайней своей болезненности не решился бы предпринять такое путешествие, особенно в зимнее время. Помимо этого есть прямые свидетельства, что в период блокады он находился на Эгине.
3) Будь святой Нектарий участником анафематствования, местоблюститель митрополита Афинского и председатель нового, верного Венизелосу Священного Синода вряд ли пригласил бы его в январе 1918 г. совершить хиротесию в Эгинском кафедральном соборе (см. далее, эту же главу).
4) Равным образом владыка не дерзнул бы 2 марта 1918 г., в обстановке, когда многие иерархи недавно были осуждены за участие в анафематствовании и Высший Церковный суд все еще заседал (последнее заседание его состоялось 10 июля 1919 г.), ходатайствовать перед Синодом об официальном утверждении его монастыря (см. ниже, главу «Новые испытания»).
5) Не преследовал святого и фанатичный приверженец Венизелоса митрополит Мелетий Метацакис, несмотря на то, что мог найти предлог для гонений в доносах пресловутой «свечницы» (см. ниже, главу «Новые испытания»); напротив, известно, что он совершал богослужение в его Свято-Троицкой обители, когда та еще не имела официального статуса. Более того, сама канонизация Нектария Пентапольского произошла при Патриархе Афинагоре, который состоял иеродиаконом при митрополите Мелетии и, по собственному признанию, имел его своим «честны́м старцем». Другой поборник Венизелоса, близкий Мелетию будущий митрополит Афинский Хризостом (Пападопулос), который по причине своих убеждений в ноябре 1916 г. был доставлен под полицейским конвоем в прокуратуру для предания суду «за государственную измену», в ноябре 1920 г., когда разделение нации достигло апогея, выступил в журнале «Панденос» с дифирамбами Пентапольцу и здесь же упомянул о безотлучном его пребывании на Эгине с самого переезда туда. И вполне вероятно, что публикация эта призвана была рассеять необоснованный слух, распространению которого сам автор когда-либо по ошибке письменно или устно способствовал.
6) Подписанные владыкой документы о домовом найме в Пирее, а не в монастыре, не имевшем тогда официального статуса (см. далее текст его завещания), подготовлены на Эгине.
7) Святой не ездил в Афины для объяснений или протестов ни при проволочках с официальным признанием обители, ни в связи с нападками на него митрополита Феоклита.
8) Земляки Венизелоса, критяне, одни из первых стали почитать Нектария Пентапольского как святого.
Так, благочестивая вдова Мариго Калаври продала имение и на вырученные деньги устроила два помещения справа от храма.
Ока́ – мера веса, составляющая 1280 грамм. – Перев.
Вот типичный отрывок его письма монахиням в январе 1907 г.: «Умолил Госпожу Богородицу, чтобы Она всех вас исцелила, и в знак моей благопризнательности пообещал от сего же дня сдать в печать “Феотокарион”».
Преподобный Савва Калимносский – святой нашего времени. Родился в 1862 г. в Восточной Фракии. Монашествовал на Афоне, в Палестине и на Патмосе. С 1919 по 1926 г. проходил иерейское, а по кончине Нектария Пентапольского и духовническое служение в Свято-Троицком монастыре на Эгине. Покинув Эгину, преподобный подвизался как чредной иерей и духовник исихастирия Всех Святых на острове Калимнос, где и почил о Господе 7 апреля 1948 г. Он был талантливым иконописцем, и работы его можно увидеть на Патмосе, Эгине и в других местах. Бог сподобил подвижника дара чудотворений, и очень скоро в народе стала распространяться молва о его святости. Церковное прославление нового чудотворца в лике преподобных состоялось на основании патриаршего и синодального деяния 2 февраля 1992 г. Фамилия преподобного – Катергус – впервые стала известна благодаря его подписи, удостоверяющей подлинность завещания святителя Нектария.
Судя по письмам святого Нектария, митрополит Тимофей Анастасиу неоднократно помогал монастырю.
Отметим, что знаменитую диакониссу Олимпиаду посвятил на это служение святой Нектарий, архиепископ Константинопольский, чье имя носил Пентаполец.
Об этом в докладе святителя Нектария митрополиту Афинскому Феоклиту см. ниже, главу «Новые испытания». Известно, что святой Нектарий поставил через хиротесию монахинь Елисавету Рока и Магдалину Мустака в диакониссы, а архиепископ Хризостом Пападопулос – монахинь Христофору, Кириакию, Евнику, Параскеву, Евфросинию, Феоктисту и Харитину в иподиакониссы. [Хиротесия (от греч. Χειροθεσία – букв.: руковозложение) – наименование чина, принятого в Православной Церкви для поставления в церковнослужители (то есть в низшие степени клира – чтецы, певцы, иподиаконы) и возведения на некоторые церковные должности. Совершается епископом (а в монастырях – настоятелем) через возложение рук с молитвой, которая, в отличие от молитвы хиротонии (посвящения в диаконы, пресвитеры и епископы) не содержит призывания благодати Божией на поставляемых.]
Среди них выделяются игумен Хризолеондийского монастыря Лаврентий Маниатакос, иеромонах Андроник Варелас, иереи Иоанн Тримис, Николай Пеппас, Спиридон Родис, Андрей Битрос, Косма Аргириос, Анастасий Цинис и Иоанн Икономакис.