Библиотеке требуются волонтёры

Источник

Миссионерский дневник при обзоре Церквей

Книжка 3-я

(из книжек сего формата)

Продолжение книги 2-й сего формата

Епископ Николай

Год 1892

11/23 октября 1892. Воскресенье.

Асахимаци. Оота.

Утром выехали в Оота, где назначена была в десять часов воскресная служба, на грузовых лошадях, ибо другого средства предвижения из такой глуши, как Кабусато, нет, кроме пешеходства, каковое по беспрерывным дождям и грязнейшим дорогам в сих местах невозможно. 3 1/2 ри от Кабусато до Оота, и значит, почти 3 часа на лениво передвигающей ноги лошади, и эти три часа были неумолимой пыткой: посадили верхом без стремян, которые я посовестился велеть приделать – и вот нужно было крепко держаться рукой за все что было под рукой на лошади, чтобы не упасть; это бы еще ничего, но на каждом шагу лошадь билась задними ногами и встряхивалась вся, чтобы сгонять рои осенних мух; я, вынув часы, пересчитал эти пребольные встряхивания меня: ровно 15 приходилось на каждую минуту.

У Оота братия встретили, и все вместе мы пришли в церковный дом, который хотя маленький здесь, но помещающийся на отличном месте, на главной улице среди города, несколько отступив вглубь. Земля под домом арендуемая, но дом – уже церковный, приобретенный христианинами на свой счет.

Отслужили обедницу; пели четыре христианина и довольно сносно; видно, что кое-что у кое-кого из часто переменявшихся здесь проповедников заимствовал. Сказана проповедь о необходимости христианского усердия для возрастания в христианстве.

По метрике рассмотрена Церковь. Всех крещеных здесь 86; из них 40 ныне налицо, 9 охладело, 7 умерло, 30 – в других местах, между прочим, 10 в Сукамура, ибо там прежде не было метрики записывать своих крещеных. Христианских домов 13, из которых 10 в Асахимаци, часть которой составляет Оота по новому распределению, 3 в ближайших деревнях. Сицудзи здесь 2. На богослужение в субботу и воскресенье собирается человек по 10 всего, новых слушателей нет, ибо катехизатор Филипп Судзуки, которому принадлежит Оота, живет в Омикава и здесь бывает только два раза в месяц дня на два.

Определенных жертвований нет, кроме 25 сен ежемесячно на содержание священника; по временам, когда нужно, складываются на церковные расходы.

Никаких христианских собраний нет. И поэтому сейчас же предложено здесь симбокквай со своими кооги – мужское и женское, ибо взрослых мужчин здесь 13, женщин 7 – и объяснено, как производить его; оное и учреждено с общего согласия, и назначено время, и выбраны коогися – для мужского собрания 3, для женского – 2.

Дети испытаны в знании молитв, и никто ничего не знает; дано наставление Филиппу Судзуки и родителям учить детей.

Временное обитание предложено в доме христианина Якова, содержателя кухмистерской. Яков угостил довольно порядочным обедом, после которого поехали посетить христиан; живут достаточно, некоторые богато; из христиан больше всего молодых людей, и народ, по-видимому, усердный. Были и в доме охладевшего врача Такеноуци. Старик принял усердно. И христианского чувства он и его старуха, по-видимому, совсем не лишены; рассорился он когда-то с Иовом Накацука из-за каких-то церковных дел и перестал ходить в Церковь; теперь обещался возобновить усердие; жена его потом вечером и дочь были на вечерне и истово крестились и молились.

Кончив посещение христиан, мы с о. Фаддеем ответили на письмо из Миссии от секретаря Сергия Нумабе по разным спешным церковным делам.

С шести часов была вечерня и поучение. С семи с половиной – проповедь для язычников в доме одного христианина, во втором этаже. Собралось около 400 человек, и слушали очень усердно почти все до конца. Говорили – о. Фаддей о необходимости Веры – весьма умно, и я – обычную начальную язычникам. Кончилось около десяти часов, после чего было совещание по церковным делам с братиями. Убеждал я их найти новых слушателей и побольше, тогда катехизатор будет жить и здесь, поскольку нужно будет объяснить вероучение слушателям с начала до конца по Осиено кагами, затем, если соберутся слушатели Омикава, перейдет туда, чтобы им сказать круг поручений до крещения, и так далее; катехизатор должен жить попеременно в обоих местах, но под условием, что христиане будут находить ему слушателей в обоих; иначе будет жить все время в одном, если в другом нет новых слушателей. Катехизатор должен соединять слушателей в группы, чтобы не говорить беспрерывно тянущейся по одному веренице слушателей, причем, он может иногда не иметь досуга отлучиться в другое место; новым слушателям непременно должно быть говорено учение ежедневно, или, по крайней мере, в два дня раз.

В церковном доме живет Иосиф Накацука, старший сын Иова Накацука, что ныне служит в Миссии показывателем Собора; у Иосифа жена и четверо детей.

Катехизатор Филипп Судзуки – родом здешний – из одного селения, 2 ри от Оота. Катехизатор он хуже, чем я думал; Церкви хорошенько не знает, церковной службы не разумеет, распорядительности не видно.

12/24 октября 1892. Понедельник.

Омикава.

Ночью и все утро рубил беспрерывный дождь, но ехать было нужно, и потому выехали в дождь, и что за мерзкая дорога была, что за мученье бедным дзинрикися, а вылезать из тележки, в облегчение им, нельзя было – грязь невылазная! Им физическое мучение, но нравственное страдание сидящему в это время в тележке не легче; я все время прятал нос за крышкой, стыдясь выглянуть на свет Божий.

5 ри от Оота до Омикава тащились пять часов и прибыли в два часа пополудни. Христиане ждали, и потому сейчас ж отслужили обедницу с поучением и познакомились с Церковью.

Церковь здесь совсем молодая. По метрике крещеных всего 11 человек, и все налицо. Крещения с прошедшего года; все наученные Филиппом Судзуки. Но здесь есть старые христиане, крещеные в Токио: Матфей Миёси (жена Дарья) один из первых христиан Токио, живший в Церкви Асакуса; служит здесь ныне чиновником; у него 6 человек в доме христиан, из которых старшие дети Иоанн и Вера, крещенные еще мной в Токио; Павел Хирано, из деревни в 1 ри от Омикава, бывший в катехизаторской школе при Миссии. Всех христиан в Омикава 19, в 6 домах. Из христиан взрослых мужчин 8, женщин 7, с девочкой Верой, могущей готовить кооги.

Сицудзи здесь еще нет. В Церковь ходят в воскресенье 10–15 человек, в субботу тоже. Поют Судзуки и Хирано с девочками и мальчиками очень порядочно.

Был здесь кенкиуквай, производившийся в третье воскресенье месяца, но в последнее время прекратился.

Дети испытаны были в знании молитв и оказались все знающими, почему розданы им крестики и похвалены родители, научившие их; кстати, сказано и поучение о том, что Ангелы- Хранители помогают родителям воспитывать детей для Царства Небесного.

Христианам предложено завести мужское и женское симбокквай с своими кооги, рассказано, как вести его, указано, как ведется в других Церквах, например, Хакодате, Нанаебаси. С охотою согласились и обещались начать с следующего месяца.

Кончен был разговор по церковным делам в пять часов, после чего мы с о. Фаддеем пообедали; в шесть часов отслужили вечерню; в семь часов началась проповедь для язычников в нанятой для того в городе зале подобных собраний. Сначала попросился говорить катехизатор Филипп Судзуки, и говорил преплохо – без связи и непоследовательно. Потом о. Фаддей сказал о необходимости религии, и я – обычную начальную; кончили в десять часов, после чего христиане привели ночевать в гостиницу, где сие и пишется.

13/25 октября 1892. Вторник.

Омикава. Хокода.

Утром в Омикава посетили четыре дома христиан; три из них местные, четвертый – Матфея Миёси – временный. Местные – все зажиточные; старик Симеон, химик, ныне очень усердный христианин, его жена еще не крещеная, но тоже показывает немалую ревность; рада, что катехизатор постоянно живет в Омикава; без учителя же, говорит, точно «ки-ни ханаретору сару»; но лучше их – их пятнадцатилетний сын Иоанн, исполняющий молитвы, в воскресенье же долго молящийся; у Симеона есть отдельная молитвенная комната. Конфетчик Иоанн, первый по времени из здешних христиан, также усердный, со всей своей семьей; остальной христианин показался мне плоховатым, и из большой семьи его никто еще не крещен. Матфей Миёси с своей большой семьей показывает большую ревность, а я лет пятнадцать тому думал, что он совсем потерянный: в Асакуса, в Токио, он тогда ссорился с другими христианами из-за самых незаметных пустяков; и вот чрез столько лет оказывается, что не только не потерян, а прекрасный верующий; всю семью свою воспитал в духе благочестия; и в Омикава он – главною причиною был водворения христианства. Так-то человеческая душа – тайна, непостижимая для других, да и для самого себя, и ее отношение к Богу – еще большая тайна! Жена Миёси, Дарья, старшая сестра Юлии, вдовы учителя Хоодзёо, получающей ныне 30 сен пенсии в месяц на пропитание больной дочери; быть может, и эта связь с Миссией отчасти способствовала поддержанию христианского духа, по крайней мере, у Дарьи.

Кроме христиан, есть здесь еще одно семейство, приготовленное к крещению, также, по-видимому, с возбужденным духом благочестия: отец, мать и двое детей.

В десять с половиною часов выехали на лодке в Камура, на той стороне реки, в Ибараги-кен. Братья и сестры все – малые и большие – проводили; кстати, и погода сегодня сделалась прекрасною, солнце разогнало, наконец, облака.

Полторы ри до Камура от Омикава мы сделали в продолжение полутора часов и ныне сидим в гостинице и ждем парохода до Хекода, откуда сухим путем нужно следовать в Мито.

В Омикава больше 600 домов; город высматривает порядочным. К сожалению, церковный дом наш спрятан на конце города в переулке. «Сколько за него платится в месяц?» – Спрашиваю. – «1 ену 20 сен, а 30 сен я берегу (адзукару)», – отвечает катехизатор Филипп Судзуки, получающий на квартиру от Миссии 1 ену 50 сен. Это мне не нравится – являет некоторый признак нечестности – платить меньше, чем испросил у Миссии. Филипп женат на сендайской христианке Дарье, которой ныне всего девятнадцать лет; детей у них еще нет.

Филипп Судзуки, когда мы были в доме Иоанна Суда, стал просить меня поставить о. Фаддея священником только Церквей Симооса, Кадзуса и Ибараги, освободив его от служения в Токио. Просьба совершенно совпадает с моими мыслями; только в Токио будет недостаток в священниках, ибо все тамошние священники отлучаются по провинциальным Церквам; когда можно будет умножить число священников, тогда непременно поручить о. Фаддею только три означенные провинции. Ныне же он будет посещать Церкви в них каждые четыре месяца для преподания Таинств и других церковных нужд. Я нашел о. Фаддея, при ближайшем ознакомлении с ним во время поездки, вполне достойным иереем: старателен, внимателен к делу и отличный проповедник. Советовал отцу Фаддею завесть в Церквах провинций частные соборики, наподобие производящихся в Сеноо и Церквах той местности; кроме катехизаторов, на них должны собираться христиане из разных Церквей, что будет сближать их, и хорошее одной Церкви будет передаваться другой, а худое – сглаживаться.

Наказывал Филиппу не разбрасываться по деревням, где, произведя одного-двух верующих, приходится потом бросать их, за недостатком проповедников, а сосредоточить свои силы на двух местах, порученных ему: Омикава и Оота.

Обзором Церкви в Омикава мы кончили обзор Церквей Симооса и ныне направляемся в Церкви Ибараги-кен.

В три часа пополудни мы сели на пароход в Камура и в семь часов высадились в Хокода, сделав при сияющем солнце очень порядочное путешествие. В Хокода остановились ночевать в гостинице Савая, где соседи и крысы мешали спать.

14/26 октября 1892. Среда.

Мито.

В семь часов утра выехали на тележках из Хокода и при солнечной погоде с ветром благополучно достигли Мито в половине первого часа пополудни. Здесь не ждали нас, ибо не знали, когда ждать; посланное из Омикава предупреждение еще не получено здесь. Церковный дом на хорошем месте и хороший. К счастию, встретила нас на улице христианка – старуха Мария, одна из самых усердных здесь; она и привела нас в церковный дом, тогда как о. Фаддей направлялся было в другое место, где прежде была квартира катехизатора. Назначили собраться христианам к четырем часам, чтобы отслужить вместе вечерню, и стали рассматривать метрику. По метрике христиан 155, и еще есть пропущенные; катехизатор Исайя Секи тут же указал нам по своему списку человека четыре, незаписанных в метрику. Из сего числа; 30 ныне в Токио и других местах, 30 – здесь записано христиан Акуцу, 37 неизвестно где ныне, 15 умерли, 9 охладело – всего 121 выбывших; остается здесь 34 да из других мест 5, итого ныне налицо 39 человек в этой Церкви из 155 крещеных! Секи по своему списку насчитывает 46, но мы, как ни бились, уяснить сей разницы не могли. Вообще, Исайя Секи – неаккуратен по службе; не знает, куда разошлись христиане, тогда как, конечно, почти о всех можно знать, где они, даже не позаботился точно узнать, сколько у него ныне в Церкви людей. Сделано ему замечание, чтобы на место нынешней грязной залитой маслом метрики выписал из Миссии новую, вписал в нее аккуратно всех крещеных здесь, разузнал, куда разошлись христиане, и о них известил священников, в приходы которых ушли, чтобы вперед вел метрику аккуратно и знал состояние порученной ему Церкви точно. О. Фаддею сказано, чтобы при следующем посещении Мито досмотрел, сделал ли Секи то, о чем сказано. Сицудзи здесь 4. В Церковь ходят по субботам от 10 до 20 человек, по воскресеньям от 3-х до 8 человек. Значит, Секи не заботится еще внушать христианам, чтобы ходили на общественную молитву. Слушателей новых у него, по его словам, ныне 17, из которых третья часть приготовлена к крещению.

Есть здесь женский симбокквай, производится раз в месяц, во второе воскресенье; кооги говорят две христианки – из Священной Истории, или свои мысли; есть и кандзи, делают пожертвования; словом, как в других Церквах, мы ныне заводим симбокквай с собственными христиан кооги. Это очень приятно. Взрослых женщин 14. Взрослых мужчин в Церкви 11, значит, и они могли бы завести собрания, но Секи говорит – все заняты службой; конечно, дрянные христиане всегда найдут отговорку от христианского дела. Есть здесь между христианами адвокат Николай Накасима; у него 8 человек детей да мать, так что 11 человек в семье, из которой только одна дочь Евгения, воспитанная в нашей Миссийской школе, вышла недавно замуж за катехизатора Николая Такаги. Вернулась Евгения от отца, получив его благословение на брак и привезла от него денег всего 2 ены на свадьбу. «Отчего так мало?» – «Да теперь в Мито выборы в Парламент, так отец потратил все деньги на ,,ундоо“». Старый дурак, – семью оставляет нищенствовать, чтобы подкупать кого-то для выбора кого-то, ибо самому ему, малозначительности его фигуры, и мечтать невозможно быть выбранным куда-нибудь. – Между катехизаторами родом из Мито есть Симеон Такаока, ныне служащий в Кагосима; но отец и мать его не думают сделаться христианами, ныне они живут в Токио, и, по словам о. Фаддея, мать – совсем нехорошая женщина.

Мало-помалу собрались христиане; мать и жена Николая Накасима с целою коллекциею здоровенных детей, больше все девочек; адвокат Павел Есимура, говорят честный адвокат, тогда как Николай Накасима, будучи в домах, берется оправдывать и нечестные дела; Григорий Озаки, бывший семинарист, которого я с первого раза и не узнал – так он поумнел с лица, и прочие. Предложил я остаться здесь завтра на целый день, чтобы утром, помолясь вместе с христианами, посетить их дома, потом взглянуть на Мито с холма, где была княжеская крепость, а вечером сказать проповедь язычникам. Христиане, видимо, затруднялись насчет платы за дом для проповеди, – «дорого надо платить», говорят, и действительно, дорого: 3 ен за вечер. Я предложил заплатить, и дело уладилось; тотчас послали узнать, можно ли завтра на вечер занять дом? «Можно». Послали объявление о проповеди в две газеты; завтра еще расклеят объявления; опасаются, что наберется слишком много слушателей, хотели было, в устранение празднослушателей, назначить проповедь в два часа, но из служащих никто не мог бы быть – назначили в шесть вечера.

В сумерки начали вечерню; поют дети и большие, почти совсем стройно. Поучение сказано на первые три прошения молитвы Господней с приложением в конце, что должны себя и все свои дела посвящать Богу.

Испытаны дети в знании молитв, побольше прочитали «Отче наш», а одна девочка даже «Царю Небесный»; поменьше ответили на вопросы о Боге – самые начальные; похвалены и за эти и даны образки; а катехизатору сказано учить детей больше и лучше.

Предложено братиям завести симбокквай с кооги; рассказано, как вести его, указана польза. Согласились, и завтра изберут коогися и кандзи, а с третьего воскресенья следующего месяца начнут собрания.

Ночевать привели в гостиницу, где нам с о. Фаддеем дали две отличные комнаты и накормили хорошим ужином, но где довольно-таки можно озябнуть, что я сию минуту и испытываю.

Братья сложились и прислали с Григорием Озаки 2 ены – за чай в гостинице; так-де, по уплате счета, на чай от меня не давать. Я хотел отказаться – «Пусть лучше на свои церковные нужды употребят» – но о. Фаддей посоветовал уважить усердие христиан. «Но зачем так много за чай?» – «Гостя-де уважают по тому, сколько он дает о-ча-дай», – ответил Озаки.

15/27 октября 1892. Четверг.

Мито.

В пять часов утра случился со мною болезненный припадок, совсем новый для меня: жар во всем теле и необыкновенный зуд везде, даже на ладонях; я думал, что это просто от того, что несколько дней не был в ванной и ни днем, ни ночью не скидаю драпового подрясника (где же тут раздеваться при таком холоде ночью); но затем прилив крови к мозгу и головокружение почти до полного обморока; в тоже время боль в желудке и груди, и наконец – холодный пот ручьями по всему телу; причин, положительно, не знаю; сказать бы от позднего ужина, в десятом часу; но тогда бы следовало бы желудку показать свое бессилие справиться с ним и поднять тревогу гораздо раньше, а не утром, во всяком случае, такие сюрпризы совсем нежелательны, особенно во время путешествий.

Богослужение назначено было в восемь утра; к девяти едва собралось несколько женщин с детьми. Начали обедницу; дети пищат, люди постоянно входят и выходят; одни певцы стоят с раскрытыми книжками, и тоже» значит, не молятся, ибо книги должны брать в руки, когда петь, а во время чтения Третьего часа зачем же держать их, и чрез то ни разу не перекреститься, что сплошь и рядом я вижу по Церквам. Отслужили обедницу и панихиду; пели хорошо, даже и панихиду почти совсем правильно; Григорий Озаки значительно помогает правильности, хотя и робко поет. К концу службы понабралось несколько и мужчин. Сказано было поучение о необходимости христианской ревности и о средствах воспитывать ее в душе, между прочим молитвой, и указано христианам на их немолитвенность сегодня же заявленную, особенно Святыми Таинствами, и подробно объяснено Таинство Святого причащения; сказано также о пользе поминовения умерших и объяснено значение кутии. – Кончивши все, отправились посещать христиан; посетили 13 домов; зажиточных дома три-четыре; прочие являют бедность, хотя крайней мы не выдали. Бедней всех Григорий Озаки с матерью, еще язычницей, и двумя сестрами, из которых старшая Юлия, кажется, самая разумная и трудящаяся в семье, а сын ленится, ничего не делает; мог бы быть учителем, полицейским, писарем – ничего не хочет взять на себя; праздно ест хлеб, зарабатываемый сестрой и матерью, свертывающими табак под резку и тем бедно питающимися; дом и землю в Мацукава продали и теперь живут здесь в лачужке. Была у меня мысль вчера пригласить Григория на службу Церкви, но нет, нельзя; с такими лентяями ничего не поделаешь. Петр Канеко – безногий столяр, порубивший себе ногу и оттого лишившийся ее – усердный христианин с своими дочерями, но жена не верует, говорит, некогда слушать учение; внушал я дочерям своею любовью обратить мать ко Христу, как обратила некогда маленькая Вера своего отца – ныне Акилу Кису, постоянно таща его на молитву с собою и надевая ему крест, что, наконец, тронуло отца и сделало его самым усердным христианином. Но самый жалкий из здешних христианских домов – это некоего Иокима, видимо, из сизоку, семидесятилетнего старика; в параличе он сам, и испорченность его организма перешла и к его дочери, теперь уже взрослой, четырнадцать лет тому назад впавшей в идиотизм; не стал я расспрашивать подробностей про ее болезнь, но никогда не забуду ее несчастную фигуру, как она стояла все время в полуобмороке, точно застывшая, все время нашего посещения, не сделавшая ни малейшего движения, только глазами сбоку следившая за нами. Жалость истерзала душу, пока мы были там, за дочь и отца! Боже, будь к ним милосерден! Облегчи и спаси их!

До половины четвертого часа посетивши всех христиан, воспользовались остальным временем, чтобы взглянуть на достопримечательности Мито; таковы два публичные сада и место бывшей крепости князя Мито. Один, и лучший, публичный сад составлял когда-то загородный дом князя Ренкоу (так назван по смерти – «Хангесики» князь). Это князь, поднявший и воинственный дух, и ученость своих двухсабельных; он-то перелил колокола буддийских храмов на пушки; одну из них мы видели, – нечто вроде русской Царь-пушки, только поменьше, но есть в другом месте и побольше, говорят – футов 12 длины и свободно человек влезает в нее; по его приказанию также написана Дайнихонси; он, провидя неизбежность сношений Японии с иностранцами, тщился сделать ее грозною для них. Плодом его усилий, между прочим, были целые орды «роонинов» из Мито, лет тридцать-двадцать тому назад, державших в тревоге весь север Японии и южную оконечность Эзо, с Хакодате; «Мито-но роонин» было тогда нешуточное предупреждение, и многие не досчитывались своих голов по причине их разгуливаний. Ренкоу насадил огромную рощу сливовых дерев, и среди ее выстроил загородный дом, в котором мы сегодня разгуливали, любуясь с второго этажа на окрестные поля и холмы, покрытые лесом, и на железную дорогу, пролегающую у самого подножия холма, где сад. В другом, тоже сливовом саду, – бывшая школа китайской учености; ныне он также обращен в публичный; самая большая замечательность в нем – огромнейшая мраморная плита с вырезанною надписью – сочинения и каллиграфии самого князя; но замечательный – чудовищно огромный мраморный белый монолит, составляющий пьедестал ее. В школьном доме внутри и доселе видны следы пуль от происходившего здесь сражения во время возникшей междоусобицы между самими подданными князя Мито. На месте княжеских зданий в бывшей крепости красуется теперь огромная учительская семинария (сихангакко). Роща вековых сосен крепости видела под своею тенью гуляющими целый ряд гордых князей фамилии Иеясу и их оруженосцев.

С шести часов назначена была проповедь для язычников в общественном доме (за наем которого на вечер я заплатил 3 1/2 ены); с половины седьмого началась. Вышел сначала говорить катехизатор Исайя Секи, но не дали ему говорить, – смеялись, кричали, плескали; как ни кричал он, не мог выкричать того, что приготовил; за ним о. Фаддей; у него меньше шумели и кричали, но тоже немало мешали. Я говорил обычную начальную язычникам; мне тоже стали мешать, но, спасибо, полицейский встал со своего стула, подошел к краю эстрады и прикрикнул – это уняло буянов, и после того слушали молча, зато мало-помалу большая половина слушателей разошлась.

Григорий Озаки, чрез Исайю Секи, просился на службу Церкви; не мог не отказать; где же такому лентяю быть полезным Церкви! Лично ему выговорил за бездеятельность и посоветовал найти место учителя в городском училище или писаря в каком-либо ведомстве.

16/28 октября 1892. Пятница.

Акуцу.

Христиане не допустили меня заплатить в гостинице за содержание себя и о. Фаддея, – один из редких случаев щедрости христиан, даже послали провожатого до Акуцу, как я ни отговаривался от того, а другой, адвокат Павел Ёсимура, после догнал, и провожает до Оота (вероятно, впрочем, идет больше по делу). Все эти любезности заменили бы они большим усердием к Богу, лучше было бы – не мучили бы меня в обе стороны, – В семь часов утра мы выехали из Мито в сопровождении Павла Ино, приехавшего вчера из Акуцу встретить меня, и в десятом часу были в Акуцу, 5 ри от Мито. Акуцу – земледельческое селение, состоящее из 300 домов; разделяется на Ками- Акуцу и Симо- Акуцу; в первом у нас построена маленькая Церковь, и есть шесть домов христиан, во втором – один христианский дом. Христиане всем своим обществом, до единого человека, встретили нас на разных расстояниях от Церкви; вход к Церкви украшен зеленой аркой и флагами; еще флаг высоко развевается над самою Церковью, с надписью «Православная Церковь». Тотчас начали обедницу. Катехизатор Иоанн Камой, читая спешил ужасно, так что два раза пришлось останавливать его; пели преплохо, несколько мужчин, почти все врозь; один Камой несколько понимает пение, но не позаботился научить. Проповедь. Потом испытание Церкви по метрике: 40 крещений здесь записано, 2 умерли, 4 в других местах (их них 2 в Семинарии); остальные 34 и 1 из Ибараки, всего 35 – все налицо; ни одного охладевшего и даже ни одного непришедшего ныне в Церковь. Единственная Церковь, в которой я встретил такое усердие!

Испытаны дети в знании молитвы, и побольшие читали все молитвы с начала молитвенника до конца «Отче наш» – видно, что знают и дальше. Даны образки, в поощрение же родителям сказано о том, как Спаситель любил детей и ставил в пример всем – для приобретения Царства Божия, и что детей хранят Ангелы- Хранители и помогают родителям воспитывать их для Царствия Небесного.

Здесь 4 сицудзи. В Церковь ходят, в рабочее время, как ныне, 1418 человек, одинаково по субботам и воскресеньям, в свободное от работ время, как зимой, – все.

Есть здесь симбокквай, мужское и женское; производятся собрания по разу в месяц; на мужском катехизатор говорит поучение и потом бывает вообще религиозный и церковный разговор; на женском катехизатор учит женщин на память молитвам, ибо они безграмотные. Я сказал, чтобы эти собрания так и продолжались, но, кроме того, советовал завести симбокквай со своими кооги. Здесь взрослых мужчин 16, женщин 8 – значит, собрания вести могут, рассказал как вести их, представил в пример того, что и безграмотные могут с помощью катехизатора готовить кооги – прошлый год виденное мною собрание в Нанаебама, близ Хакодате. Охотно согласились и обещались избрать коогися и назначить дни.

Жертвуют здесь ежемесячно: на катехизатора 40 сен, на священника 60 сен; каждое воскресенье христиане вносят по 2–4 сен, кто сколько положил давать; или разом за несколько воскресений отдают; из сего и дается священнику и катехизатору и расходуется на церковные нужды.

Павел Ино одолжил кусок земли под церковное здание и пожертвовал 150 ен на него; прочие христиане жертвовали свой труд на воздвижение сего здания, а после – для снабжения его всем нужным – и деньги.

Есть здесь и церковная земля, вместе с тем и не совсем церковная. Петр Умата отделил 3 тана своего рисового поля якобы на Церковь. 30 мешков риса должно выходить с сего поля; христиане общим трудом возделывают сие поле, и сколько бы с него ни получилось, а Петру 15 мешков риса подай; он потом, раскрыв свою щедрую руку, жертвует на Церковь 3 мешка – 12 же мешков оставляет себе за то, что позволяет на своем поле христианам работать с надеждою добыть кое-что на Церковь; в прошлом году поле дало всего 20 мешков, в нынешнем, говорят, несколько больше будет. Означенные 3 мешка Петра с тем, что останется риса от выплаты аренды ему, должны идти на приобретение уже настоящей церковной земли; но в прошлом году рис был истрачен на обведение церковного здания узеньким навесом (роо); в нынешнем пойдет на ремонт текущей крыши. С будущего, надеются, начнется копление платы, за рис выручаемой, на покупку земли. Земля здесь очень дорога: 1 се (1/10 тана) огородной земли стоит 8 ен, рисовый 10 ен (30 цубо ­­ 1 се). С 1 се выходит 1 мешок рису. Мешок рису стоит 1 1/2 ены. 3 мешка, жертвуемых Петром, в пять лет, значит, принесут 22 1/2 ены; да сколько же нибудь риса будет оставаться для продажи после выплаты аренды в 15 мешков Петру; надеется он и с ним, по-видимому, все, что чрез пять лет церковная земля будет куплена; вместе с тем в туманной перспективе якобы освобождение Русской Церкви от содержания здесь катехизатора, но подобные блага мне при жизни, знать, не видать.

А вот от следующих усердий хоть бы избавили они меня – претят они очень: выписали откуда-то из окрестности повара, служившего на купеческом пароходе в сем качестве, для того чтобы готовить мне пищу здесь – и наготовил повар рыбы столько, что до кое-чего не пришлось и коснуться; сколько ни толкуешь – к Церкви и Богу обращайте все ваше усердие – на главное скудны, на мелочи размениваются.

После обеда пошли посетить христиан; были в 6 домах. Павел Ино живет богато, прочие не скудно; все безбедно. Долина здесь превосходная; все здесь возделывается и отлично родится; кроме риса и обычных полевых и огородных продуктов – хлопок, табак, чай, тутовица, особенно табаку много производится. Но замечательное явление здесь. Были крестьяне этой деревни ленивы. Христиане первые встрепенулись: «Пусть-де не скажут о нас, что мы стали христианами и не сделались лучшими»; и положили общим советом вставать раньше, работать прилежней. И любо же смотреть на здешние поля и огороды: поля – кроме того, что превосходно выделаны, чрезвычайно опрятно содержатся, особенно огороды; сорная трава выполота, дорожки чисты – все блестит аккуратностию и порядком. Язычники, видя христиан переродившимися, и себя не хотят отстать от них, тоже стали раньше вставать и прилежней учиться; так от малого зерна христианства произошло видимое улучшение местности даже в экономическом отношении.

Что до нравственного действия христианства, то пример его благотворности еще яснее здесь же. Павел Ино сегодня в наше посещение его дома рассказывал про себя, что он был по принятия христианства одним из малопутных людей: любил праздность и проводил время главное с борцами, ибо одарен физической силой и полюбил бороться; отец тут же подтверждал его и говорил, что борцы, приходя сюда, жили, пили и ели – к убытку дома и неудовольствию всех, – Павел же не обращал внимание на отца и всех и делал то, что ему нравится. Услышав о христианстве он, как сам рассказывает, хотел побороться и с ним, и победить его – и был сражен, и побежден – знать, сердцем он был достоин того. Но приняв христианство, он тоже должен был бороться, только теперь уже доброю борьбою; отец и особенно мать стали гнать его; мать плакала, бранилась, ходила даже к катехизатору (Андрею Такахаси) браниться с ним и требовать, чтобы он выключил ее сына из Церкви и вернул язычеству. Павел был тверд, вместе с тем он переродился душою, бросил праздную жизнь, сделался образцовым сыном и хозяином дома (ибо здесь обычай, что старики сдают хозяйство сыновьям, а сами живут инде). Мать и ныне не любит христианства и не хочет слушать его, но усмирилась, не преследует сына, увидев от христианства одно только доброе для семьи; отец также еще не христианин, но близок к христианству, – слушает учение и высказывает расположенность принять его. И еще в двух христианских домах старики родители тоже язычники и не хотят сделаться христианами. Во всей деревне Акуцу, кроме доселе принявших христианство, нет ни одного слушателя, и нельзя зазвать слушать учение. Жители деревни при появлении здесь христианства положили себе зарок – не слушать христианство, даже не сноситься с христианами и не иметь с ними никакого дела; в первые годы так и было, но с течением времени вражда ослабела; теперь, кроме религиозного пункта, во всем прочем язычники Акуцу обращаются и живут в ладу с христианами также точно, как между собою; «Скоро станут слушать и учение», – уверяет старик отец Павла Ино, – «Прежде сосед один был должен Павлу, и как только Павел сделался христианином, и сосед узнал о том, – занял у другого, и тотчас выплатил Павлу все сполна, чтобы не иметь с ним никакого дела, а теперь несколько раз уже опять просил в долгу Павла – верный признак перемены расположения к христианству».

Из деревни Акуцу ныне двое учеников в первом классе Семинарии – быть может, даст Бог и хороших служителей Церкви отсюда.

В семь часов вечера назначена вечерня, и мы ныне ждем ее, и что же за шум здесь! Внизу христиане громогласно ведут свои разговоры, кругом толпа детей кричит на всю глотку свои разговоры, – все полно крика, едва можно писать.

После вечерни, думал я, будет проповедь для язычников, но христиане говорят, что звали язычников, и не нашлось охотников слушать – закрыты еще их сердца и уши для Слова Божия.

В половине восьмого началась вечерня, после нее поучение, состоящее в объяснении молитвы Господней, с приложением к настоящему положению христиан. – Внизу собралось и немало язычников, поэтому пошли мы с о. Фаддеем сказать проповедь им; о. Фаддей сказал кратко о Вере, как основании добродетели; я – обычную начальную язычникам, с сокращениями и возможно проще. К концу проповеди остались из язычников только двое деревни Акуцу и восемь деревни Такаку, 1 ри от Акуцу, да христиане; прочие все разошлись, хотя сначала наполняли всю комнату; приходил и «сончёо» (староста), да побродил вокруг дома и ушел: в дом приглашали – не вошел, должно быть, совестился, ибо прежде был возбудителем гонения на христиан.

17/29 октября 1892. Суббота.

Акуцу. Оота. Оонума.

Дождь опять пошел и шел всю ночь и весь день без перерыва, что делало путешествие и неприятным, и продолжительным. Вместо половины седьмого часа утра отправились в восемь из церковного дома в Акуцу. Все христиане и христианки собрались проводить – при каких случаях нужно всегда прощаться в Церкви, пропевши «Царю Небесный» и прочее, до «Отче наш», после чего священником – в дорожном платье – должна быть сказана краткая ектения с моленьем о местной братии и после отпуста и благословения должно быть произнесено прощальное наставление и благожелания. Заехали в Симо- Акуцу к старику Петру Умата, сын которого, Ефрем, в Семинарии. Старик недалеко от дама встретил и, провожая к себе, по дороге зазывал к себе всех соседей направо и налево; я думал, что и соберутся язычники и приготовился сказать им краткую катехизацию. Ничуть не бывало! Только дети собрались и окружили веранду. Старик в ажитации принял, крикливо стал рассказывать о своей вере; собралось и семейство, наполовину не крещеное; я порывался было сказать наставление, но старик стал угощать о. Фаддея каштанами, после чего мы взялись за шапки. – До Оота, 5 ри от Акуцу, увязались провожать катехизатор Камой и один из церковных старост; ехал также вместе Павел Есимура из Мито под предлогом провожания, но в сущности для участи в сегодняшнем энзецуквай либералов в Оота, как оказалось потом; таким образом, у нас все время был, точно свадебный поезд, что ужасно претит мне, но отчего как избавиться, когда им это нравится!

До Оота едва добрались во втором часу. Заехали в гостиницу пообедать и послали за христианином Иоанном Сато. Тотчас явилась его жена Софья, а потом и он сам. Оба, кажется, хорошие христиане; были мы потом у них в доме; нашли иконы и молитвенник в должном порядке; у Сато же хранятся и церковные книги, небольшое количество коих было прислано сюда прежде. От Иоанна и Софьи узнали состояние здешней Церкви – состояние почти никакое, то есть Церкви здесь нет; кроме их двоих да охладевшего слепца Петра Хаяси, да охладевшего Стефана Сиобара, бродячего починивателя зонтов, больше ни единой души христианской здесь нет. А сколько лет жили здесь катехизаторы! Праздные тунеядцы!

В селении Арадзику. 10 чё от Оота, есть христианское семейство, или лучше – часть семейства. Это в богатом земледельческом доме молодой человек Исайя Немото, его младшая сестра Вера и его дядя – старик врач Дамиан Немото. Сюда из Оота убраны молельные иконы – Спасителя (Афонская икона) и прочие; здесь же мы нашли и метрику Оота. По ней крещеных 24, из них 12 ныне в разных других местах, 2 умерли, 1 охладел и 9 налицо – в Оота, Арадзику и еще в селении Тамацукури, 1 ри от Оота; там трое: Иоанн Ватахики, Захария Исикава и одна – из Акуцу, замужем за язычником.

В доме Исайи Немото отслужен был краткий молебен, после чего я сказал несколько слов христианам, убеждая их самим заботиться приумножении христиан; пусть сами проповедуют Христа, как проповедывали, например, Святые Акила и Прискилла; священник, приезжая, будет испытывать подготовленных ими, дополнит то, что не знают, и крестит. Если найдут разом многих слушателей, больше, чем сколько в Мито, то катехизатор прибудет, чтобы сказать им весь круг ученья из Православного Исповедания. – В числе молившихся был здесь и Николай Накасима, адвокат из Мито, имеющий здесь также свою контору. Он и Миёси имеют сегодняшний вечер говорить речи на собрании либералов- значит, оба принадлежат к их клике; собрание возвещено огромными вывесками по Оота; начнется в шесть часов и продолжится до двенадцати ночи; будет, говорил Миёси, человек 500 на нем; ораторов больше полдюжины.

Простившись в Арадзику с христианами в четыре часа, отправились дальше, в Оонума. 3 ри от Оота, по дороге, если не дождь, очень хорошей, только с одним небольшим перевалом. Прибыли в седьмом часу и остановились в деревенской гостинице, куда в скорости пришли дожидавшиеся нас здесь катехизатор Василий Сугаи и из Юнаго, 1 ри от Оонума, Лука Масика. От них узнали состояние здешней Церкви. Христианских домов в Оонума 7, христиан 12; из них 6 в доме Хякусё Коидзуми, 6 по одному в других 6 домах, кроме того, один из здешних христиан, Николай Янаи, недавно переселился в Оота.

В Юнаго (80 домов; в Оонума 60 домов) только 1 христианский дом – Луки Масика; вся его семья – христиане, и это, по словам катехизатора, лучший христианский дом в этой местности; Лука очень усердный; всегда с любовию принимает и покоит у себя катехизатора, когда он сюда приходит из Ооцу; по занятью Лука столяр. Есть и еще один христианин в Юнако, но он теперь в отлучке.

Так как сегодня поздно собирать христиан, особенно по такой грязи, и в дождь, и в темень, то положили мы завтра утром собраться всем в доме Коидзуми, где маленькая икона, и отслужить обедницу, а потом отправиться дальше – в Ооцу, куда нас завтра вечером ждут.

18/30 октября 1892. Воскресенье.

Оонума. Ооцу.

Часов в девять утра известили, что христиане Оонума собрались у Петра Коидзуми на Богослужение. Отправились туда и отслужили обедницу, причем читал катехизатор Василий Сугай совсем плохо: тихо, невнятно, гугниво, пел еще хуже; о. Фаддей больше пел, чем он. Видно, что совсем лентяй: Часослова не умеет взять в руки. Было на молитве человек 12: семья Коидзуми – 6 человек и из других домов пятеро, подошел к концу и еще один. Петр Коидзуми, хозяин, с испитым лицом – пьет сильно, – говорит катехизатор; отец его не знал своего христианского имени, лучшая из семьи по христианству – жена Петра. Другие бывшие оставались с безучастными лицами все время службы и поучения, кроме Луки Масико и его матери Марфы – эти проникнуты христианским чувством, прямо видно. Внушал им самим заботиться о распространении здесь христианства; поставил в непременную обязанность собираться на общую молитву по субботам и воскресеньям попеременно здесь и в Юнаго и читать в субботу вечерню, в воскресенье – утреню, а потом читать Священное Писание и объяснять с помощью толкований; не знаю только, исполнят ли они хоть мало это, очень уж безучастно слушали; только Масико поддакивал, и Петр Коидзуми несколько оживился; в сущности, все зависит от него; по его примеру обратились здесь прочие в христианство; и он, в сущности, умный и добрый; служил прежде деревенским старшиной, был всеми уважаем, был богат, ныне же пьянство лишило его уважения и достатков – в долгах, хотя дом по наружности представительный. – Здесь в доме Коидзуми стоит церковная икона и находятся книги – богослужебные; в Юнако, у Луки Масико – метрика. По ней крещеных в Оонума (?)

Простившись с христианами в Ооцума, отправились дальше и в 1 ри, в Юнаго, остановились у Луки Масико; отслужили краткий молебен, просмотрели метрику. В Сукегава, 1 ри от Юнаго, остановились пообедать, ибо был уже первый час; Масико был с нами; разговорились о местных нравах, и оказывается, что они совсем не так хороши, как можно было предположить по отдаленности сих мест от больших центров: картежная игра у мужчин, вытравление зародышей у женщин здесь в большом ходу; не любят трудиться над воспитанием многих детей – два-три и довольно; прочих – «о-каеси-ангемасу» – возвращают подателю детей. По словам о. Фаддея, служившего некогда в полицейском ведомстве в сих местностях, в Симооса и Кадзуса также очень распространенно вытравливание плода; действительно, в иных местностях совсем мало видно детей. Только христианство может освободить Японию от этого ужасного порока.

От Оонума до Ооцу 10 ри. В Ооцу мы прибыли в восьмом часу вечера и остановились в доме местного богача и первого по времени и, кажется, по усердию христианина Павла Саймару, дочь которого Ирина училась в Миссийской женской школе; комнату дали, устроенную совсем на иностранный манер. Приветливо встретили хозяин, жена и дочь, скоро пришел брат его Андрей Саймару, собрались и другие, но так как к богослужению христиан собирать было поздно, то оно отложено да завтра, а теперь мы занялись исследованием Церкви по метрике. Крещеных по ней 84 человека; из них 28 ныне в других местах, и некоторые из сих неизвестно где, 4 умерло, 1 охладел, остальные 51 в Ооцу налицо.

Сицудзи 1 – Павел Саймару, гиюу – 7. К богослужению собираются по субботам и воскресеньям одинаково от 7–8 человек до 12 и 13; иногда же бывает ни одной души, когда рыбные ловли бывают.

Бывает раз в месяц собрание гиюу, совещаются о церковных делах; раз в месяц – женское собрание – катехизатор объясняет учение.

Больших мужчин здесь 17, взрослых женщин 14, значит, вполне возможны симбокквай со своими кооги; о заведении такого и говорил ныне мужчинам, собравшимся у меня.

На церковные расходы жертвуют с дома в воскресенье по 1 ене, – домов же 16. Кроме того, здесь собрано у христиан на постройку храма 120 ен; проценты с сих денег также идут на текущие церковные расходы.

Новых слушателей в Ооцу нет; несколько их есть в селении Камиока, 14 чё от Ооцу, но определенных катехизаций и там не производится, а идет туда катехизатор говорить учение, когда там пожелают. (Или лжет катехизатор, говоря это, или ленится; во всяком случае, при таком порядке научения христиан не будет.)

19/31 октября 1892. Понедельник.

Ооцу.

В девять часов назначена была обедница; к десяти едва собрались человек 30 с детьми. Досаду возбуждает всегда эта медленность и апатичность; время понапрасну теряется в ожидательном ничегонеделанье. Часы читал катехизатор Василий Сутаи; в первый раз слышу такого плохого чтеца: тихо, вяло, а главное, до того гнусит, что шаг от него стоя, едва разберешь, что он произносит, должен был тут же замечать ему: «Громче, раздельней». Пели Ирина Саймару, бывшая в Миссийской школе, и три мальчика, – очень изрядно; и тут польза Женской школы видна: не будь Ирины, что бы они делали с пением? Для обучения пению куплен здесь органчик. После обедницы отслужили панихиду по пятерым умершим в здешней Церкви, между прочим, по катехизаторе Василии Ватанабе, много потрудившемся здесь проповедью; объяснение панихиды, испытание детей – не совсем удовлетворительное, после чего вновь сказано поучение о необходимости воспитывать детей для Царства Божия, в чем помогают родителям Ангелы- Хранители детей. Убеждение братьям и сестрам завести собрание со своими кооги и рассказ, как производятся оные. Кончив в первом часу и пообедав, отправились посетить христиан, 16 домов. Все живут безбедно, иные зажиточно, оба Саймару – Павел и Андрей – богато, первый даже очень. Между прочим, осмотрели производство йода из морской травы у христианина Емоке [?]; длинная, лентами морская трава, обильно добываемая здесь, сжигается, пепел ее комками вымачивается два дня в воде, потом в котлах, налитых водою, выпаривается: из нее выделяется соль, идущая на производство сои и подобного; оставшаяся йодная эссенция смешивается с каким-то материалом и наливается в другие котлы, где медленно, в продолжение недели, выпаривается в стеклянные колбы, утвержденные над котлами, стоящими вверх дном: в верхних сквозных кругловидных колбах йод осаждается на стенках, откуда, по окончании процесса, счищается в стеклянные закрытые от света банки и поступает в продажу; Емоке [?] показывал одну банку с кристаллами йода, говорил, что цена ее в продаже 40 ен; выделывает он в год 25 банок – значит, производство очень выгодное, при незначительной затрате на материал и труд.

Посещая христиан, кстати, осмотрели город Ооцу; беден, грязен, занят преимущественно добыванием рыбы кацуо, сушеные спинки которой отсюда в изобилии идут в продажу. С утесистого берега довольно красивый вид на залив с рыбачьими лодками и прибрежье. Сопутствовавший Павел Саймару показал потом мета, где бы построить Церковь, и спрашивал, где бы лучше всего. По моему, лучше для Церкви место на берегу моря, на насыпи, устроенной Павлом Саймару, по-видимому, чтобы отдавать в аренду под дома, но пока еще пустующей. Идя с ним к брату его Андрею, я сказал, что снабдил бы Церковь полным комплектом иконостасных икон, если бы христиане построили Церковь. Это заняло Павла, и пока мы дошли до Андрея, у него созрело решение непременно строить. У Андрея собралось и еще несколько христиан; Павел и заговорил: Епископ, мол, обещает иконы, нам как же не поусердствовать! Не откладывая в даль, давайте решим теперь же построить Церковь; соображена была приблизительно величина ее; Павел Саймару тут же на месте с наброском плана начертил, что иконы храма – 7 больших и 7 малых даются от Епископа, – я шутя подписал свое имя, Павел дальше свое – и что жертвует 80 ен; другие заметили: «Пусть же будет составлен настоящий документ»; и под общую диктовку Лука Ямагата, здешний замечательный каллиграф, начертил акт, что тогда-то решено построение Церкви и следующие лица жертвуют на сие: Епископ – иконы, о. Фаддей подписал аналойную икону Воскресения, катехизатор Сугаи – подсвечник на жертвенник, Павел Саймару – 80 ен и от жены Ольги и дочки Ирины 20 ен, Андрей Саймару 15 и так далее, – в четверть часа подписали 250 ен; а за 300, говорят, можно построить при дешевизне леса здесь, землю же Павел Саймару дает под Церковь на столько лет, насколько понадобится, о чем положит в Церковь документ. Решили кончить постройку в конце будущего года, а в январе 1894 мне прибыть освятить ее, что я и обещал.

Вернувшись домой в сумерки и пообедав, я толковал потом с одним пришедшим просить крещения; это, по словам Павла Саймару, довольно замечательная в Ооцу личность; сей человек, Тецу, был два года тому назад самым рьяным врагом Саймару – за христианство его; тогда было здесь почти возмущение, вследствие которого Павел и Андрей Саймару оставили начальственные посты; они лучшие здесь люди для выборов на служебные по городу посты, но они христиане; язычники побоялись дать им власть в руки, «мол, весь город обратят в христианство»; и вот главным внушителем сего и возмутителем народа был означенный человек. Затем он мало-помалу совсем переменился, и из врага Павла сделался самым искренним приверженцем его, так что между ними возник союз вроде родственного: Павел – отец, он – сын, так Павел и отрекомендовал себя и его мне, будучи прежде врагом христианства, он мало-помалу возжелал узнать его поближе и принять. Но попал сначала на лживый путь. У него два брата в Токио сделались последователями синкёо (протестантства); по одному названию «новой веры», не доверяя протестантству, он взялся за старую «киу-кёо», то есть католичество. Призвал сюда патера иностранца, а сей поставил здесь катехизатора; полгода держал его в своем доме, слушал у него учение и помогал ему распространять его; патер также весьма часто приходил сюда, но не почувствовал сердечного влечения к католичеству и отослал патера и его катехизатора назад: «Не хочу, мол, принять киу-кёо, душа не лежит к нему»; патер и катехизатор удалились, хотя и доселе иногда пишут ему. Теперь он, вероятно, под влиянием Саймару, хочет принять православие и прямо просит крещение. Я отказал в сем до времени, пока не узнает яснее веру и будет узнан, искренне ли и твердо прилепится к ней; обещал выслать ему из Токио Догматику и сравнительное Богословие; катехизатор и Павел Саймару помогут ему лучше ознакомится с православием, а о. Фаддей, пришедши сюда в следующем месяце, испытает его и крестит, если он окажется достойным. Дух католичества, между прочим, виден в следующем: в разговоре с сим человеком я привел тест из Священного писания и указал, где он, в какой книге; он отозвался, что не знает сей книги, Евангелия; про Священное Писание у его учителей и речи не было, и он оставался в полном неведении о Новом Завете.

В шесть часов отслужили вечерню; но столько набралось народу, особенно детей снаружи молитвенного дома, и так мешали смехом, возбуждаемым разными остротами стоящих сзади, что трудно было выносить; через дом отсюда, кроме того, шло балаганное представление, шум от которого также доносился и мешал. Саймару, наконец, желая угодить, воздвигнул огромную пирамиду красных фонарей, что, в свою очередь, привлекало зевак и увеличивало шум. Поучения после вечерни невозможно было говорить из-за шума, да и поздно было: в семь часов назначена была проповедь для язычников в доме Андрея Саймару. Отправились туда. По входе тотчас отрекомендовался один старец, полуслепой – известный местный приверженец синту (!!), и попросил разговора прежде проповеди; при нем был помоложе другой синтуист. «В Японии есть свои боги и своя вера, а Николай проповедует другую; хочу узнать, для кого он старается; для России, или для Японии», – начал старец – И вы молитесь своим богам? – спросил я, – Как не молиться! – Просите у них чего-нибудь? – Прошу благ себе, покровительства от бед, от болезней. – Но скажите, дли примера, если бы ребенок, проголодавшись на улице, пришел домой и обратился с просьбой к кошке: «Пожалуйста, накорми меня», – была ли бы исполнена его просьба? – Очевидно, нет. – Вероятно, оттого, что кошка не может исполнить его просьбы. А ваши боги могут ли исполнить ваши? – Японские боги могут, – возразил молодой, тогда как старик задумался. – Какое же вы представите свидетельству тому? – Молчание, – Японские боги не могут исполнить ваших просьб, – и это к вашему благу, иначе вышла бы большая беда. Положим, вы молитесь душе вашего деда, чтобы он завтра дал вам ясную погоду, а вот он молится своему деду, чтобы завтра был дождь, а он также – также своему деду, чтобы дал ему гром и молнию, а еще третий, ваш сосед, молится, чтобы – ни ясно, ни дождливо, а облачно было. Как бы ваши четыре деда исполнили ваши просьбы? Они бы сначала передрались и кто победил бы, тот и сделал бы по-своему; или же, если бы все стали разом исполнять все ваши разные просьбы, то мир бы разнесли по клочкам. Мир, однако, стоит и отлично управляется; ясный знак, что не ваши деды заправляют им, и что, значит, ваших просьб они исполнить не могут, и вы попусту молитесь.

Ничего не возразили на это синтуисты, да и некогда было продолжать этот разговор; набралась целая комната слушателей – нужно было говорить для них. Сначала сказал о. Фаддей, потом я – обычную начальную проповедь язычникам с усилением некоторых мест по адресу синтуистов. – Значит, солнцу молиться не нужно? – вопросил молодой синтуист, когда кончилась проповедь, а я только что представил нелепость поклонения солнцу вместо прославления Творца его, представив в пример религию вавилонян, – Не нужно. – Значит и солнце не нужно?

На это уже я не счел нужным отвечать. А разумней синтуисты представить возражений не могут. – Что же такое наша душа: огонь, воздух, мужское или женское начало, или сочетание обоих? – Продолжал вопрошать молодой, тогда как я только что пространно говорил, что такое душа по учению Божию.

Вместо меня окружавшие христиане принялись толковать с синтуистами, пока те ушли с лицами несколько пристыженными, ибо понятия их о христианстве оказались слишком низменными.

Оставшись одни, христиане избрали для будущего симбокквай, имеющем состояться в третье воскресенье ноября, коогися и кандзи; христианки сделают это на днях под руководством катехизатора.

Катехизатор Василий Сугаи ленив, по всему видно; однако же не противен христианам – отношения между ними дружественные; хорошо и это – и пусть себе пока служит здесь.

У Павла Саймару жив еще отец, 71 год, седой, почтенный и еще бодрый старец, заправлявший отрядом войска Мито во время восстановления Микадо и бывший тогда с отрядом в Хакодате, почему знающий мое имя; поговорили мы с ним дружески, но не проникает к нему в душу Слово Спасения; «Все веры, – говорит, – одинаково хороши»; горы китайских книг около него; эта китайская ученость и его сердце в слепоте, как некогда иная ученость – иных книжников.

20 октября/1 ноября 1892. Вторник.

Ооцу – Мито.

В седьмом часу утра простившись с братиями, проводившими на тележках мили полторы от Ооцу, до перевоза чрез реку, мы с о. Фаддеем отправились в обратный путь и в семь часов вечера прибыли в Мито, 18 ри от Ооцу, и остановились на ночлег в гостинице у самой станции железной дороги, чтобы завтра в шесть часов двадцать минут утра направиться в Токио.

Итак, обзор Церквей в Симооса, одной в Кадзуса и в Ибараги-кен занял ровно три недели. Обзор в иных местах, как в Тега, Акуцу, Ооцу, был радостен, в иных, как в Тоогане, Оота (в Мио), Оонума – очень печален.

Тележки и дзинрикися были проходные от Мито до Ооцу и обратно. Платилось им по 75 сен в день, а за два дня, когда их труд по плохости дорог был особенно тяжел, прибавлено по 25 сен.

21 октября/2 ноября 1892. Среда.

Мито. Токио.

К полдню прибыли из Мито по железной дороге в Токио. В Миссии все найдено благополучно. Но из России по денежной присылке оказалось, что 2100 рублей кредитными, которые я просил у Святейшего Синода на дорогу троим возвращающимся из России академистам – Исигаме, Кавасаки и Кониси, вычтены из суммы Миссии, значит, не даны. Кто-то из высших лиц, по-видимому, начинает не любить Миссию.

22 октября/3 ноября 1892. Четверг.

Токио.

По случаю рождения Японского Императора была служба в Церкви; на молебен и я выходил. После службы было симбокквай тоокейских христиан; о. Павел Савабе сочинил его, чтобы христиане Коодзимаци сблизились с другими приходами. Было до 600 христиан на собрании, несколько человек было из провинций; христианин из Сиракава выразился, что было «юквай-тенкоку-но готоси». Было много речей; катехизаторы и христиане говорили; Епископ молчал; обедом угощались в складчину.

Вечером христиане Коодзимаци приходили клянчить о содержании отца Савабе. Прежде было там кёокиу 20 ен; я и сказал, что буду добавлять о. Савабе 9 ен, а 20 пусть идет ему от Церкви; но там ныне больше 5 ен не дают; значит, и здесь кёокиу падает. Беда с этим вопросом о содержании и с японцами – нищими или попрошайками!

Поздно вечером из принесенных русских газет узнали мы несчастную для Миссии новость; Высокопреосвященный Исидор скончался 8-го сентября! Миссия родного отца потеряла! Что-то будет с нею теперь? Будет ли идти тоже содержание или общиплют ее, а Японская Церковь, еще ползающая, встать на ноги не может!

23 октября/4 ноября 1892. Пятница.

Токио.

Опять из Коодзимаци приходили клянчить о кёокиу. Я и не принял их, очень уж надоели, – а ответил чрез Нумабе, что Савабе не дешевле Ниццума, если последнему давали 20 ен, то почему же первому только 5? Пусть дают все 20. Я не прибавлю к 9.

24 октября/5 ноября 1892. Суббота.

Токио. Хацивоодзи.

Утром была заупокойная литургия и Панихида по Высокопреосвященном Исидоре; все школы молились.

Потом был уже сам о. Савабе с христианами из Коодзимаци просить о содержании, прибавил я 6 ен к 9, так что от Миссии будет получать 15; 14 же пусть дает сама Коодзимацкая Церковь. Конечно, я буду добавлять частно от себя и секретно от коодзимацких христиан столько, сколько они не доплатят из 14, о чем и сказано о. Савабе, к успокоению его.

В три часа пополудни мы с о. Фаддеем Осозава отправились в Хацивоодзи, в сопровождении катехизатора Стефана Тадзима и двух христиан, прибывших навстречу. Дождь лил как из ведра все время, пока мы ехали до станции железной дороги на Синдзику и дальше до Хацивоодзи: братия и сестры тем не менее в значительном количестве прибыли встретить на станции. Закупоренные в тележках от проливного дождя, мы приехали в церковный дом, помещающийся несовсем удобно в переулке, вдали от главной артерии города. Зато внутри церковный дом приятно изумил чистотою, опрятностию и хорошим убранством; иконы здесь превосходные: две большие иконостасные – Спасителя и Божией Матери, в золоченых рамах; другие иконы, также аналои и все прочее устройство молитвенного дома показывает, что христиане с любовью заботятся о нем. Пока мы переоделись, успели собраться немало христиан. И ровно в шесть часов начата была всенощная, продолжавшаяся почти столько же времени, как и миссийском Соборе. Пение здесь, положительно, лучшее из всех слышанных мною в Церквах; его можно ставить первым после миссийского; поют все, даже ирмосы, удивительно правильно по нотам; иногда только, обыкновенно к концу песни, теряют тон и оканчивают низко-низко, так что выходит смешно; поют, разумеется, в один голос. Учителем пения – первый здесь церковный хлопотун, Яков Масуда; его же научил Иоанн Кавамура, ныне киевский академист, родом здешний; кроме того, сегодня здесь отлично поддерживали хор две ученицы Миссийской школы, ныне по болезни находящиеся здесь. Есть для обучения пению фисгармония. Вот так бы и в других местах находились любители, – как бы хорошо было для Церквей!

Поучение сказано о необходимости питать и развивать в душе христианскую ревность для возрастания в христианской жизни, о средствах возжигать и поддерживать душевный огонь молитвой, особенно Святыми Таинствами. Потом благословлены христиане и по метрике испытана Церковь. Испытание, к сожалению, оказалось довольно печальным. Крещеных здесь по метрике: 189, из них рейтан5 37 и почти все – первые по времени христиане; в иных местах 45 (в том числе в миссийской школе 9 девочек, в Семинарии 1, в России, в Академии 1), умерло 21; налицо остается всего 86. Охладевших так много оттого, – объясняли христиане, – что после Иоанна Ямасе, первого здесь проповедника, долго жившего здесь, немало потрудившегося, но, к сожалению, развратившегося, некоторое время не было проповедника – христиане и разбрелись, как овцы, не имеющие пастыря. Так-то опасно оставлять новых христиан без руководителя; катехизатор, хотя и малодеятельный, полезен тем, что – когда на месте – около него группируются христиане; так мало-помалу и нарастает кристалл церковный, обращающийся потом под влиянием благодати Божией в твердый камень; нет центрального зерна – все ползет врозь, как вот и здесь расползлось после Ямасе, пока поставлен был Стефан Кондо, опять собравший вокруг себя и так далее.

Домов христианских здесь 33. Церковных старост – гиюу – 4. В субботу, с шести часов, на вечернее богослужение собирается человек 20, в воскресенье, с десяти часов, – то же число. Бывают собрания кенкиу-квай; братья собираются в первое и третье воскресенье в числе человек 6, читают Евангелие от Матфея и толкуют его (ринкоо) под руководством катехизатора; сестры собираются в первую и третью среду месяца, в числе человек 10; катехизатор объясняет им Священное писание.

Жертвуют христиане в месяц 3 ены 50 сен, из коих 1 ена идет на ренту за землю 100 цубо, что под церковным домом, – хозяину, язычнику, прочее на церковные расходы в молитвенном доме.

Церковный дом построен христианами вчерне на 160 ен; на циновки дано ими 25 ен, на перевозку и установку старой ограды – из Миссии, из Токио, 13 ен, на поправку текущей крыши – 17 ен. Всего на церковный дом издержано христианами около 250 ен.

Испытаны были дети в знании молитв; почти все оказались отлично знающими; розданы им маленькие образки; некоторые – не научены; сказано родителям поучение о необходимости воспитывать детей для Неба, в чем им помогают Ангелы- Хранители детей.

Говорено было о необходимости завести здесь мужское и женское «Кооги квай»; объяснено, как вести его.

В одиннадцать часов вечера собрание распущено.

25 октября/6 ноября 1892. Воскресенье.

Хацивоодзи.

С десяти часов утра обедница, пропетая очень стройно певчими, за что им потом две ены на конфеты, но они нашли лучшее употребление сим деньгам, обратив их на починку фисгармонии. Поучение состояло в объяснении молитвы Господней. После обеда посетили христиан, всего домов 30. Почти у всех дома не свои, а квартиры; у некоторых дома свои, но стоят на чужой земле; собственные дома на собственной земле только у богачей, а такими оказываются отцы некоторых учениц нашей миссийской школы, особенно богатые между ними Кобаяси и Таира; это большие производчики шелковых материй; у первого я смотрел ткание мужских шелковых поясов; нужна немалая сила, чтобы ткать их; бердом прибивается нитка три раза. В двух домах – общественные бани, и это у главного здешнего церковного хлопотуна и певца – Якова Масуда, и у отца ученицы Саломеи Судзуки; здесь, кроме того, верхний этаж отдается в наем зубному врачу, наезжающему из Токио. Подряд с домом Судзуки пустырь, где стоял дом ростовщика Ито, дочь которого в нашей женской школе; дом сгорел. Место продано, и там, где произошло ужасное убийство Ито, связанного предварительно медною проволокою, и трех других в доме, – земля выбрана и свезена в море, на место же ее насыпана другая земля с щебнем; та земля-де осквернена и грозит несчастием тем, кто стал бы жить на ней, – Дом у Сенума, старика, отца академиста Кавамото, собственный; торгует по-прежнему носками; в доме которого жена, сын с женой и ребенок, – еще сын, охладевший в вере и ныне обещавший исправиться. Иоанн Кавамото – приемышем у старухи, еще язычницы, дочь ее – невеста Кавамото, ныне в женской школе на Суругадае. Родной дом катехизатора Иоанна Кобаяси также собственный и хороший; хозяин в нем брат его, Александр; мать их христианка, жена Александра еще язычница. Собственный и богатый у повитухи Февронии, вдовы врача Пантелеймона, очень благочестивого; Феврония не ходит в Церковь, говорит – «некогда», но скорей – оттого, что охладела; двенадцатилетнего крещеного сына обещалась отныне учить христианству. – Особенно бедных между христианами нет. Были в некоторых домах таких, о которых вчера говорили христиане, что совсем охладели, никогда не ходят в Церковь; оказываются, однако, не безнадежными – тоже иконы стоят на своих местах и пред ними молятся. Дано катехизатору и священнику настоятельное внушение, чтобы постарались возгреть и других охладевших; христианам также толковано о сем.

К сумеркам едва кончили обзор христианских домов. С семи часов была вечерня с небольшим поучением. С восьми часов – проповедь для язычников, обычная начальная, но мало было их, человек около 10; наши христиане наполняли Церковь.

В двенадцать часов ночи простился с христианами.

26 октября/7 ноября 1892. Понедельник.

Хацивоодзи. Ицукаици. Гундоо.

В семь часов утра отправились из Хацивоодзи в Ицукаици. Дорога идет среди плантаций тутовицы. Шелковичный червь и здесь господствует не меньше, чем в Маебаси. Зато Хацивоодзи славится производством шелка и для вывоза, и для внутреннего потребления. В Хацивоодзи шесть раз в месяц бывает базар шелка: приезжие купцы и комиссионеры сидят, а пред ними проходят производчики и продавцы шелковых материй, и всякий покупает у них то, что нужно. В бойкое базарное время в один день, говорят, продается здесь тысяч на триста ен. В Хацивоодзи ткутся шелковые материи всех сортов, но для внутреннего потребления; за границу идет только шелк-сырец, который также производится здесь в изобилии, как из местных коконов, так и из присылаемых с окрестностей. Сейчас за городом, по дороге в Ицукаици, завод для разматывания коконов, где колеса приводятся в движение паровой машиной, а работают до 400 разматывательниц. – Дорога была премерзкая от вчерашнего дождя. Занимали возчики своим разговором дорогой. – Скоро все японцы будут христианами, – уведомляет передний возчик заднего, по-видимому, из новичков. – Что так? Чем же берет христианство? – А тем, что по смерти будет «раку» (блаженство). – Стало быть, у христиан уважаются «хотоке» (покойники)? – Очень уважаются… Вон у христиан Николай на Суругадае десять лет строился, – переходит опытный возница к более частному предмету. – А ты был на Суругадае? – спрашиваю я. – Как не быть! Я двенадцать лет был извозчиком в Токио. – Николая-то видел? – Видел – Какой же он? – Пониже тебя будет ростом. – Фигурой-то какой? – Совсем на тебя не похож, – уклончиво ответил он, – Добрый или недобрый? – Я не возил его, с этой стороны не знаю.

И, видимо, увлеченный своими воспоминаниями о Токио, начинает перечислять, где какие посольства в Токио; между прочим, Ликийское (риукиу) поместил у Кудан-сака (тогда как такого посланника и быть не может – Ликийские острова входят в состав Японии). Далее стал наставлять своего малосведущего собрата, что военные инструкторы в Токио все иностранцы. И что у одного из высших лиц сего рода одна нога каучуковая, так искусно, однако, приделанная, что нельзя заметить, что это не своя нога, и прочее, и прочее.

7 1/2 ри от Хацивоодзи до Ицукаици. но в продолжение четырех часов едва одолели сей путь; с полдороги начинается перевал, да такой, что нужно было отпустить дзинрикися совсем, кроме одной тележки для чемоданов, и идти пешком. Ицукаици – город, в котором 400 домов; производит больше всего древесный уголь. При входе в него зашли в молодому врачу – христианину, но совсем охладевшему. Дальше дошли до дома Моисея Хангивара, главного здешнего христианина, но и он оказался совсем холодным. Имеет он в своем доме почту, которою был занят в то время, когда мы пришли. Крещены еще в доме дочь его брата, лет восемнадцати, и ее младший брат. Указали нам второй этаж, куда мы по узкой лестнице взобрались и нашли печальное зрелище. На стене висит икона Спасителя с разбитым и запыленным стеклом; другая молельная икона – Святителя Николая, прекраснейшего письма, на золотом резном фоне, в киоте, данная потому, что здесь Церковь названа именем Святителя Николая, – лежит внизу, на разломанном японском столике; четыре домовые иконы и молитвенные книги в беспорядке навалены на столе. Так как хозяин не являлся, и не было никого из сей Церкви с нами, а было несколько пришедших встречать из Гундоо, то мы не могли начать богослужение, а стали рассматривать метрику. По ней крещеных в Ицукаици 23, из коих умерло 3, в другие места переселилось 6, охладел 1 (следовало бы сказать, что все охладели) – на месте ныне 13. Но попусту мы ждали кого-либо из сих 13. Наконец, появилась девица Кирина – сего дома; несколько раз посылали звать Моисея – хозяина; взошел и он, и о. Фаддей отслужил краткий молебен за живых сей Церкви, потом литию за Анну, жену Моисея. Пели я и катехизатор Стефан Тадзима. Хотели мы потом отправиться в гостиницу пообедать, ибо был уже первый час на исходе; но Моисей уже распорядился приготовить обед, от которого мы не могли отказаться. Из прочих членов сей Церкви во время нашего обеда заявилась какая-то Кириакия с младенцем, больше не дождались и не видали никого; врач обещался прийти на молитву, не пришел. Единственное благочестивое лицо в сей Церкви – старик Марк Хирацука – встретил нас еще дорогой, потом не раз появлялся на втором этаже, но всегда на минутку, ибо служит по поставленному делу и тогда тоже был занят; под конец ушел к себе домой, чтобы принять нас у себя, когда мы, следуя дальше в Гундоо, по дороге зайдем к нему.

Хотел я отобрать здесь икону Святителя Николая и увезти в Токио, оставив здесь для общей молитвы икону Спасителя, но побоялся, что это окончательно расстроит Моисея Хангивара и сделает его непоправимым неверующим, тем более, что он – горд и своенравен. Устроили мы икону Святителя Николая на стене у иконы Спасителя, и заповедал я Моисею собирать, елико можно, по праздникам здешних христиан и молиться с ними; «хей-хей», – отвечал он голосом, заранее не обещающим исполнения. Катехизатора здесь нужно поставить – единственное средство не дать совсем уничтожиться сей Церкви, уже тринадцать лет существующей; этот катехизатор заведывал бы и Церковью в Гундоо, всего 1 1/2 ри от Ицукаици. Катехизатор же Хацивоодзи не может быть полезным Ицукаици, особенно такой слабый, сам опустившийся, как нынешний Стефан Тадзима. Поддерживала здесь христиан Анна, жена Моисея, усердная и твердая, но в июле она померла, к сожалению, и Моисей не имел достаточной твердости, чтобы отстоять от родных ее христианское погребение; ее похоронили по-буддийски.

Дорогой в Гундоо, на выезде из Ицукайици, мы зашли в дом Марка хирацука, который радостно принял нас и угостил каки.

От Ицукаици до Гундоо 1 1/2 ри; шли пешком, ибо ехать невозможно – дорога в гору по узким тропинкам над пропастью. Поднимались выше и выше в Гундоо, прошли, в 20 чё от него, деревню Оциай, где христианский дом учителя Икетани Исаий [?], за которым замужем Кириакия, вдова Висссариона Авано, дочь Павла Курибара, воспитанница Миссийской женской школы. Учитель был на службе; Кириакия с своими двумя детьми, одним за спиной, другим – шесть лет – за руку встретила далеко за деревней вместе с отцом своим Павлом и другими.

В Гундоо 40 домов – все земледельцы, только риса почти не возделывают, ибо деревня разбросана по горе, а производят пшеницу, кукурузу, табак, чай, тутовицу, картофель, дерево, из коры которого делают бумагу, каковым производством занимаются все здесь. Отрасль эта, однако, немного дает; например, Павел Курибара производит дестей десять; десть – 48 листов писчей бумаги – прочной большеформатной, продается за 5 сен; стало быть, с немалым трудом добывает 50 сен всего. До большой высоты поднявшись, мы зашли в дом Павла Курибара; видно, что зажиточный дом; жива еще у него мать, восьмидесятивосьмилетняя старуха; сам Павел преждевременно состарился; семь лет подпольного жития где-то сделали это; заведомо краденое купил он, за что осужден был на семь лет тюремного заключения, от которого и скрывался, живя где-то секретно. Еще выше поднявшись, достигли дома Гамалиила Курибара, зажиточного крестьянина, в доме которого молельная икона и куда собираются по субботам вечером на общую молитву. Здесь просмотрели метрику, общую у Гундоо с Ицукаици. Крещеных здесь 39, из них умерли 5, охладели 2, 32 налицо, в 10 домах. Напившись чаю, сходили посетить христиан – 4 дома, живущих еще выше; 4 дома ниже посетили, идя к Гамалиилу. Два дома рекомендовали как охладевшие, но в первом – безграмотная крестьянка с сопливым еще сыном; икона – на столе, молитвенника нет, да и прочитать его некому, почти извинительное охлаждение; второй дом, самый верхний на горе, идет в гору и по житейскому положению богатеет, пристраивает хорошую веранду, оттого, вероятно, и веру теряет; хозяина Захарию не видали – в горах; мать его приняла благосклонно.

Вернувшись и, в ожидании пока соберутся к вечерне, поужинав местными продуктами, мы в шесть с половиною часов начали служить вечерню, после которой я сказал первоначальное поучение к язычникам; пришли слушать два бонзы из деревни Оциай, местный врач и еще несколько язычников; христиан было, правда, гораздо больше, но и для них не бесполезно было слово, в смысле повторения.

Христиане Гундоо, видимо, хорошие усердные христиане, так как здесь нет еще церковных книг, ни богослужебных, ни для чтения, то из Токио немедленно будут присланы все наиболее нужные и приличные здесь. На молитву христиане по воскресеньям здесь, к сожалению, не собираются, только по субботам вечером – приходят человек 6 посторонних, кроме семьи Гамалиила; и поют здесь очень изрядно: Юлия, дочь Гамалиила, Павел Курибара и христианин Савва.

27 октября/8 ноября 1892. Вторник.

Гундоо. Токио.

В семь с половиною часа утра вышли из Гундо от Гамалиила Курибара, где пользовались гостеприимством, в Хацивоодзи пешком. Шли горными тропинками, минуя Ицукаици, чтобы сократить путь; чемоданы нес Стефан, один из христиан Гундоо, за что потом дана была ему 1 ена. По дороге любовались превосходными горными видами; солнце, иногда выступая из-за облаков, делало чудные переливы света и теней между горными ущельями и среди групп различных пород дерева. Отсюда много вывозится хиноки, сосны, ели и пихты. В половине первого часа пришли в Хацивоодзи, сделав в пять часов 6 ри без особенного утомления. В Хацивоодзи на большой улице видели базар, бывающий шесть раз в месяц; из деревень приходят продавать свои произведения, особенно ткани в эти дни, и закупают потом для своих домов платье, посуду и все нужное; для удобства покупателей и устрояются на скорую вдоль широкой улицы лавочки, тянущиеся на пол-ри, или больше. В Хацивоодзи мы зашли пообедать в гостиницу, чтобы потом тотчас на поезде в Токио; почти все христиане собрались туда и проводили нас на станцию. В половине четвертого часа мы с о. Фаддеем прибыли в Токио, кончив на сей раз обзор его прихода.

В Токио я застал кирпичную кладку основания библиотечного здания. Вопреки моему желанию, архитектор Кондер, как основательный англичанин, настоял на своем, чтобы 1/9 состава для кирпичной кладки состояла из цемента, «не столько для прочности здания, сколько для устранения в нем сырости». Пусть! Кстати и цемент – японский – недорог: 3 ены бочка.

29 октября/10 ноября 1892. Четверг.

Уцуномия.

В два три четверти часа пополудни выехали мы с о. Симеоном Юкава по его приходу – в Уцуномия, и в начале седьмого часа вечера были на месте. Братия Уцуномия встретили на станции, по большой улице с открытыми лавками и магазинами, при ночном освещении казавшимися просто великолепными, мы доехали почти до самого церковного дома, немножко только спрятавшегося в узкий переулок. Под него занята кладовая, в которой в низу живет катехизатор Николай Сакураи с женою и двумя детьми, на втором этаже – молельня. Много христиан собрано было у молельни и в темноте приветствовали нас. Молитвенная комната заново отделана, блестит чистотой и даже некоторой роскошью; кстати и икона здесь великолепная – Казанской Божией Матери, в богатом серебряном окладе, пожертвованных господином Расторгуевым в Москве; только поставлена она не на месте – на угол, налево, вдали от иконы Спасителя, стоящей посредине. Приготовили было зажечь пред Спасителем стеариновые свечи, но я остановил, велел заменить их японскими – восковыми. Вечерню отслужили в полном порядке: о. Семеон служит хорошо, катехизатор истово читает, поют – превосходно – две молоденькие девицы, три девочки и один молодой человек; из первых одна – Агафья Судзуки – ученица нашей Миссийской школы, оттого и пение хорошее – она учит и заправляет пением; есть след и Елисея Хаякава, учившего здесь когда-то пению. После вечерни сказано поучение, потом благословлены христиане, затем, пока дети не совсем сонны, я хотел испытать их в знании молитв; но вышла полная неудача: никто не прочитал ни одной молитвы; катехизатор отзывался, что они молятся, но на память-де не знают; не учил он их, и даже не считал, как видно, своею обязанностью делать то, хотя в катехизаторских правилах это дело поставлено в обязанность катехизатору. Сделал я ему выговор и заповедал, чтобы вперед учил детей молитвам и Закону Божию; о. Семеону наказал смотреть за исполнением катехизаторами этого своего долга; родителям же сказал поучение о необходимости воспитывать детей в страхе Божием и о том, что Ангелы- Хранители даны им на помощь в сем важном деле. Потом по метрике испытали Церковь. Крещеных здесь 193, из них в протестантство ушел 41 человек; это лет восемь тому назад, когда катехизатор Санода возмутил здешних христиан против священника Ниицума; ныне их, впрочем, в протестантстве осталось, говорят, не более 4 человек, прочие все охладели или ушли в язычество; все они с самого начала весьма мало знали учение, ибо были учениками того же Санода, который больше интриговал, чем занимался своим делом; умерло 14, охладело 17, переселилось в другие места 40; остальные 81 и из других мест пришедшие сюда 23, всего 104 человека теперь здесь налицо; христианских домов 27.

Сицудзи 4. В субботу на молитву собирается около 25 человек, в воскресенье около 20.

Есть здесь «кенкиуквай»: двукратно в месяц, по воскресеньям собирается человек 8–9 и толкуют Осиено кагами (ринкоо).

Христианки во второе воскресенье месяца имеют свое собрание, на котором обыкновенно две говорящие рассказывают Жития Святых, или толкуют что-либо из Священного Писания.

Новых определенных слушателей учения нет, а ходит Сакураи, говорил, домов в пять языческих, где ведет религиозные беседы, пользуясь случаем и обстоятельствами; значит, надежды на распространение Церкви мало.

Жертвуют здесь христиане в месяц больше 3 ен, из коих 1 ена идет катехизатору, 1 ена 10 сен священнику, прочее на церковные расходы.

Было сегодня при богослужении всех христиан с детьми около 30. Положено завтра пробыть мне здесь, но проповеди для язычников не произносить – не желают того ни катехизатор, ни христиане; говорят, «боогай» будет (мешать станут язычники). Вообще, Церковь одушевлением похвалиться не может, как и сам катехизатор, видимо опустившийся: «Каков поп, таков и приход».

30 октября/11 ноября 1892. Пятница.

Уцуномия.

Утром катехизатор Сакураи рассказывал про здешних христиан. Самые усердные Яков и Василий Нагасава, родные братья, из хороших местных сизоку; Василий – старший, живет в своем родовом доме и занимается продажею лекарств, Яков сделался часовщиком, имеет на большой улице часовой магазин в собственном доме с кладовыми. Еще хорошие христиане Акила Судзуки, дочь которого Агафья училась в нашей женской школе, учитель портняжного искусства, тоже живущий зажиточно в своем доме, Павел Иидзука, портной, порядочный христианин тоже Павел Кицухара, учившийся несколько в Катехизаторской школе, потом служивший, между прочим, сончёо – вчера усердно подававший кадило. Самый бедный из здешних христиан – отец семинариста Акилы Хирота, он тоже бывший сизоку, но двадцать пять лет тому потерявший употребление ног; прожил он потому свой дом и землю, и ныне промышляющий деланием фонарей, ибо, к счастию, хоть руками свободно владеет; кроме Акилы у него трое детей: девочка пятнадцати лет, и мальцы, лет десять и восемь; жена разносит съестное в городе и тем также немного промышляет.

Пока мы говорили о Церкви и по карте провинции Симоцуке отыскивали и отмечали места, где разбросаны наши христиане, собралось несколько братий, между ними Марк Суто, христианин из Уено, имеющий ныне свое семейство в Сано, и в семействе семь детей; он уже десять лет служит книгоношей; до самого последнего времени был на службе у протестантов, но недавно уволен ими от службы потому, как он говорит, что не захотел перейти в протестантство, чего потребовали от него, с преобразованием части книгоношества у них. Продавал он Священное Писание и разные протестантские брошюрки, разносил и православные небольшие книжки, как Православное Исповедание, молитвенник. Больших наших книг не смог продавать, ибо дороги, говорит – не покупают. Район его книгоношества составляла здешняя провинция и окрестные места. У протестантов на каждую провинцию поставлено по книгоноше: живут книгоноши процентами с продажи книг; добывал таким образом и Марк Суто, по его словам, 5–6 ен в месяц. Товарищ его по профессии, некто Ефрем, ушел в протестантство, чтобы не лишиться куска хлеба с отставлением книгоношества. Марк ныне тоже разносит книги, но от себя, покупая сначала наиболее дешевые брошюры и продавая их с некоторым процентом. Просил он давать ему на комиссию наши религиозные книги; я велел прийти в Миссию, когда вернусь в Токио, чтобы там основательно поговорить и условиться. Найти книгонош для продажи наших книг и мы когда-то старались, и был поставлен у нас книгоноша, некто Ооива, да мало успеха было: нужно было продавать книги с убытком, да еще немалое жалованье платить за разноску их. Попробуем теперь с опытным книгоношей.

В девять часов началась обедница, потом панихида. Пели очень стройно; свою часть о. Семеон так тянул, что вынужден был я заметить ему на ухо: «Произносите несколько живее». – Вместо проповеди объяснено было первое прошение молитвы Господней с переходом к тому, что христиане должны сами стараться о дальнейшем усовершенствовании себя в христианском веропознании, а также о распространении веры между язычниками, и далее к тому, что христианам нужно учредить «кооги-квай», который и будет одним из важных средств и усовершенствованиях в Богопознании и возбуждения ревности к приведению язычников ко Христу; рассказано потом, как вести эти собрания, представлены примеры ведения их в других Церквах.

После полудня посетили дома христиан. Бедных, за исключением дома калеки Хирота, не найдено; живут достаточно, иные и очень.

С холма, на котором стоит синтуистская местная кумирня, взглянули на город: сверху гораздо красивее и представительней, чем когда едешь по улицам.

Посетив домов 18, в сумерки вернулись в кладовую, где Церковь; напился чаю, и вот теперь черчу сие, но что за ужасное место здесь от крика детей катехизатора! Так кричат, так орут, что я, при всей привычке к гаму, уши зажимаю и едва могу писать; два пузыря – мальчугана – шести и четырех лет – производят, играя, эту раздирающую какофонию, третий за плечами матери помогает им. Ну можно ли проповедывать в таком месте! Неудивительно, что никто не приходит слушать учение – выгонят с первого раза. И что всего хуже, нежные родители решительно, по-видимому, не находят ничего несносного в ужасном гвалте их детей – нисколько не останавливают; о. Семеон теперь там внизу, и еще человека 2–3, – никто и ухом не ведет, хоть из разговора слова нельзя слышать от гвалта раскричавшихся пострелят.

В восьмом часу началась вечерня; христиан, особенно христианок, собралось с детьми человек 35. После вечерни поучение; за ним – женское собрание с «кооги», но говорили только подростки: Римма, лет шестнадцати, рассказывала житие и страдание святой мученицы Софии и ее дочерей Веры, Надежды и Любви, – нетвердо знала, вяло говорила; потом шустрая девчонка лет одиннадцати с изорванной от волнения бумажкой, на которой написан был ее рассказ, сказала очень умную вещь, что кто-то думал, нашел алмаз и очень берег его, а потом оказалось, что это простой камень: так – богатство оказывается нисколько не ценным при конце жизни; третью говорила Агафья Судзуки – рассказала, и очень хорошо, о прощении грешницы Спасителем в доме фарисея Симона. Затем предложено было женщинам выбрать говорил для следующего собрания, что они и сделали; мужчины избрали своих еще раньше. Чтобы те и другие серьезно смотрели на свои собрания, сказано было, что пример для них в Священном Писании – в общине Святых Жен, последовавших Христу и у ног Его воспитавших сердце веры и любви, непоколебленное и тогда, когда Апостолы оставили Христа, также в обществе семидесяти учеников Спасителя, проповедовавших по [Его Слову?]. В одиннадцатом часу собрание было распущено.

31 октября/12 ноября 1892. Суббота.

Уцуномия. Канума.

Утром говорил с Софронием Никамура, учителем школы в Команю, деревня из 100 домов в 1 1/2 ри от Уцуномия; он два дня здесь, по случаю моего приезда, чем достаточно заявляет свое христианское усердие; советовал ему завести воскресную школу для рассказов детям Священной Истории и вечернюю для посильной проповеди язычникам; обещал, если возьмется за это, прислать ему нужных для того книг, как-то: Священную Историю обоих переводов законоучительных; он и родом из Команю, – имеет жену, ребенка и мать.

Внушал катехизатору Николаю Сакураи и собравшимся нескольким христианам непременно постараться вернуть в лоно Церкви ушедших в протестантство, а теперь и из протестантства вышедших и совсем охладевших. Уход в протестантство 40 человек – позор Церкви Уцуномия – нигде не было еще такого или хоть приблизительно такого случая. Но и винить нельзя очень заблудших; они младенцы в христианстве – повергнуть на землю младенца, или целый ряд младенцев – ничего не стоит; а грех потом не пожалеть и не постараться поднять их. Итак, пусть Сакураи сегодня пойдет к лучшим из упавших, к тем, которые поведением не расстроились, и поговорить с ними в духе любви и сострадания; пусть пригласит их вновь послушать учение, откроет для них «кенкиу-квай», на котором протолкует им Осиено Кагами со свободою им давать все возражения, а также в пунктах учения, где протестанты заблудились с объяснением сих заблуждений, в сопоставлении их с истиною. Обо всем этом внушено Сакураи сегодня же потолковать с некоторыми; приглашены и христиане к содействию в сем. Быть может, найдено будет полезным, чтобы я повидался с некоторыми заблудшими, тогда я завтра (или после), возвращаясь из Канума, остановлюсь в Уцуномия и повидаюсь; или, если нужно будет, я могу приехать и после, из Токио, для того; быть может, поможет Господь, вернуть хоть некоторых на путь спасения!

В начале одиннадцатого утра отправились на Уцуномия и чрез полчаса были в Канума. встреченные на станции катехизатором Варнавою Имамура с братией. От станции еще было полчаса езды на тележках до Канума – города и церковного дома в нем. Канума, по-видимому, небогатый город; главное местное производство – пенька; по дороге со станции, направо виднеется богато выстроенная фабрика, где обрабатывается пенька в нитки, парусину и прочее. – Церковный дом в узком переулке, впрочем, совсем близко от большой улицы. Построен он на земле христианина Фомы Тасогава, который, как человек богатый, мог бы и пожертвовать сию землю на Церковь. Стоит церковный дом 130 ен; молитвенная комната большая; при ней небольшое помещение для катехизатора; строение очень легкое и недолговечное. К сожалению, еще и долг на нем есть – 25 ен.

По прибытии в церковный дом отслужили часы, причем девочки пели совсем правильно и стройно; оказалось, что четверо из них учились в церковной школе в Коодзимаци; между прочим – отсюда Акилина, одноглазая, бывшая уже учительницей там, и Варвара, круглолицая и приятная с лица. Сказано поучение. По метрике рассмотрена Церковь. Крещеных 108; из них 37 ныне в других местах, умерли 16, охладели 7, 48 ныне налицо. Сицудзи 4. К богослужению собираются по субботам человек 13, по воскресеньям 10. Новых слушателей совсем нет из языческих домов, а говорит Варнава ученье некоторым еще крещенным в домах христиан; говорит также и с некоторыми язычниками о вере, но и сам не называет этого проповедью, а их – слушателями.

Мужского собрания нет ни в каком виде; женское симбокквай заведено месяц тому назад, по субботам, со своими, христианок, кооги. Сегодня вечером имеет быть второе собрание; посмотрим, как оно производится.

После обеда посетили дома христиан – всего 10; бедных нет, особенно богатых также не видно, но Фому Тасогава можно назвать богатым, некоторых зажиточными. Лучшие из христиан, кажется – Моисей Содеяма, кузнец, у которого 7 человек детей и который первым здесь принял христианство и немало потерпел гонений за него от соседей; Иоанн Накамура, у которого правая рука наполовину отрублена напавшим на него дорогой грабителем, – торговец овощами; жена его также, видимо, усердная христианка; благочестиво и семейство слепца Павла, у которого также 7 человек детей, и все такие краснощекие и полные; мать их – благочестивая женщина.

Когда вернулись в церковный дом, пришел сюда один охладевший, у которого мы не были, но который увидел нас проезжающими по улице – обрадовался и прибежал; оказывается совсем не потерявшим веру, а терпящим домашнее стеснение от тестя и тещи, престарелых и закоренелых язычников; не позволяют они ему ходить в Церковь и знаться с христианами; он же, как видно, слаб, или, быть может, боится, что его прогонят из дома, – дом же богатый.

В начале восьмого часа началась всенощная и продолжалась часа полтора – была полная с ирмосами, пропетыми очень правильно. Поучение. Затем женское симбокквай; говорили трое: жена катехизатора – Любовь, о необходимости общественной молитвы: было у нее написано, и весьма длинное рассуждение; вероятно, с помощью мужа составлено; потом Акилина – из школы в Коодзимаци – Житие Святого Иокима и Анны рассказала, затем Варвара – из той же школы – докончила Житие святого Плакиды- Евстафия, начатое в прошлое собрание; значит, все говорившие – воспитанницы Миссийских женских школ, и на них возложена была сия обязанность навсегда; местные христианки отозвались своим неумением и неспособностью к кооги; но я убедил их переменить решение, указал, что и совсем безграмотные отлично говорят кооги, при желании делать то, готовясь при помощи катехизатора; согласились, наконец, и избрали из себя трех к следующему собранию; хотели было избрать совсем малых девчонок, я восстал и против этого, убедил избрать больших; дети же могут, кроме того говорить, если приготовят, равно, как могут говорить и вышеозначенные воспитанницы школ, если захотят, кроме избранных трех говорящих, ибо, например, в Хакодате я видел говорящими человек 15 в одно собрание. Катехизатор Варнава обещался помогать христианкам готовить их кооги. Говорить и вперед положили в субботу вечером после общественной молитвы – не в воскресенье, как везде. Братий убеждал я также завести кооги-квай; вероятно, завтра решат завести. В одиннадцать часов собрание кончилось, и ночевать повели далеко-далеко в какую-то гостиницу, где и поместили в тесной и очень холодной комнате нас двоих с о. Семеоном.

1/13 ноября 1892. Воскресенье.

Канума. Никко.

Ночью, с четвертого часа, не дали спать – все возили что-то по переулку, причем возчики распевали во все горло; кажется, готовились к сегодняшнему здесь «муне-анге» в строящемся новом доме; встали мы с о. Семеоном чем свет, умылись, помолились, причем оказалось, что о. Семеон только одно начало утренних молитв знает на память, даже «Помилуй мя, Боже» прочитать не мог, – молитвенника же не догадался вчера захватить с собой. Плох он, далеко не таков, как о. Фаддей; к управлению Церковью мало способен, совсем дитя по характеру: простодушный, бесхитростный, но совсем недалекий: при всех разговорах и распоряжениях только эхом служит, и притом – бессильным; может он быть полезен еще священником на одном месте, в небольшом приходе, но большой Церкви, и притом неустроенной, поручить ему нельзя – ничего не сделает, – Но кого ставить еще священниками. Пошли, Бог, таких людей!

Оказалось по объяснении, что это мы ночевали в доме родного отца вышеозначенной Варвары, бывшей в школе в Коодзимаци, теперешней здешней лучшей певчей в Церкви и лучшей говорящей на женском собрании, по крайней мере, вчерашнем. Она отдана приемышем в дом Сато – здешнего фотографа, приемная мать ее, Евдокия – усердная христианка; родной же ее отец и мать и приемный отец – язычники, до сих пор остающиеся совсем холодными к христианской проповеди, а между тем отец – гостиник – преклонный уже старец; сильно укоротил я бедную Варвару за то, что она дочернею любовию не старается спасти своих родителей от угрожающей им вечной гибели; речь в тоже время направлена была и к Фоме Тасогава, отец которого совсем в гроб смотрящий, тоже язычник; рассказал, в пример, как маленькая Вера Кису обратила своего отца, постоянно таща его молиться с собою и с маменькою, надевая ему крест и заставляя целовать его; заплакала Варвара, и верно будет же давление от нее на родителей, и поможет ей Господь тронуть их сердца!

В восемь часов утра отправились из гостиницы в церковный дом, дорогой осмотрели местную кумирню, посвященную сыну Сосано-оно микато; снаружи кругом превосходная резьба, но приходящая в упадок, как и быть должно. Вековые хиноки и кеяки окружают кумирню. За ними сейчас и наш юный церковный дом. В восемь часов начали обедницу, за нею была проповедь для христиан, но слышали и собравшиеся язычники. Около десяти служба была кончена; с десяти началась проповедь для язычников. Опасались мы, что совсем мало будет слушателей, ибо как раз в это же время началась лекция о чем-то по земледелию, заранее подготовленная, и для которой приглашен лектор из Токио; собралось, однако, и на нашу проповедь человек до 40, и люди большею частию дельные и видные в городе. Сначала говорил о. Семеон, но совсем не так умно, как о. Фаддей; тянул бесконечные примеры, переливал из пустого в порожнее с самым глубокомысленным видом и поразительным жестом объявлял какую-нибудь зауряднейшую мысль, бухал иногда и ужасную дичь, например, «сууманно хоси-ва Ками-но дзиттай-но уцини цукураретари» (бесчисленные звезды внутри существа Божия сотворены) – это в объяснение Божия вездеприсутствия. Совсем плоховат о. Семеон! Я сказал обычную начальную проповедь язычникам. Кончилось в половине первого часа. Выгода держанья проповеди (так рано днем, между прочим, та, что детей и прочего пустого народа, производящего шум и мешающего и говорить, и слушать, не бывает; приходят слушать именно только желающие слушать, а не праздно шатающийся люд, которого так рано не бывает.

Из Уцуномия от катехизатора Сакураи получено известие, что он говорил с пятью заблудшими, и они хотят повидаться со мною, – чтобы я для того, возвращаясь из Канума, сегодня остановился в Уцуномия, но мы еще вчера послали ему известие, что из Канума проедем сначала в Никко, где есть христианское семейство, потом в Асио, где человек 12 христиан, и на медный рудник, где также есть христиане, повидаться со всеми ими, – и оттуда уже на обратном пути заедем в Уцуномия.

В два часа пополудни отправились мы с о. Семеоном из Канума; по дороге завернули, в сопровождении Фомы Тасогава, осмотреть пеньковую мануфактуру. Устроена превосходно. Кроме местной пеньки, здесь обрабатывается получаемая из Китая и даже из Индии. Ее мнут, чешут, прядут, ткут – паруса и парусины; кроме самого первого расчесывания, все производится машинами; машины приводятся в движение не паром, а водой, падающей с горы и проведенной для того издали. Несколько сот мужчин и женщин заняты работой, которая беспрерывно идет день и ночь. Устроена мануфактура пять лет назад; машины все из Германии, и устроил все здесь немец; теперь на мануфактуре нет ни одного немца – все делают сами японцы. Заведение обязано своим существованием одному предприимчивому и деятельному человеку, который ныне состоит начальником Компании и которого мы видели здесь же, в конторе; по его словам, заведенье стоит 200 тысяч ен; годовой оборот мануфактуры ныне 110 тысяч ен; выпускает он в продажу и нитки, и парусину; первые идут на другую пеньковую мануфактуру, где около Нагоя, для тканья парусины; последнюю – больше всего заказывает Морское Ведомство.

В четвертом часу напутствуемые собравшимися на станцию братиями и сестрами мы с о. Семеоном отправились по железной дороге в Никко и минут чрез пятьдесят были на месте. Остановились в японской гостинице Кониси, во избежание дороговизны по-европейски устроенных отелей; здесь угостили отличной ванной и порядочным ужином, после которого о. Семеон пошел разыскивать здешних христиан, а я черчу сие.

2/14 ноября 1892. Понедельник.

Никко. Асио.

Рано утром о. Семеон опять отправился к христианину, ибо вчера виделся только с его матерью язычницей. Вернулся и сказал, что он придет сюда, а в дом к нему нельзя-де. Скоро и пришел с женой и двумя детьми: девочкой – Марфой, шести лет, и грудным младенцем, некрещеным; дома остался третий, средний между ними, тоже некрещеный; зовут сего христианина Петр Кобаяси, жену – Ниной, он – сын здешнего каннуси, которого специальность – китайская музыка; ежемесячно три раза он, как музыкант, участвует в торжественных богослужениях. Служба эта – родовая сего дома, шестнадцати поколений подряд. Старик (пятидесяти двух лет) нельзя сказать, чтобы веровал в то, чему служит, но так как живет сим, то в другую веру перейти считает невозможным – и оттого и сыну христианином быть не позволяет. Между тем, сын, будучи учителем школы в Канума, сделался христианином и женился на христианке – дочери врача Иосида, младшей систры бывшего катехизатора Ионы. Отец не знает о христианстве Петра, который, обремененный уже семейством из трех детей, принужден малодушествовать, хотя в душе, кажется, искренне верующий. – Все это напоминает старую историю Димитрия Сфеброковача в Ефесе. – Петр получает, как учитель, жалованья всего 5–6 ен, как он говорил, живет в доме отца. Хотел бы поступить в Катехизаторскую школу, – к чему, по-видимому, и способен, да не знает, как быть с семейством, пока будет учиться. Свиданию с нами он и Нина, видимо, обрадовались.

Простившись с ними, мы с о. Семеоном отправились в Асио, 7 ри от Никко, пешком, ибо нужно переваливать чрез горы; не совсем нужные вещи оставили в гостинице; для несения чемодана с необходимыми взяли человека. Проходили, выступая из Никко, у подножия горы, на которой в великолепных кумирнях чтутся, как боги, Иеясу и Иемицу, а в драгоценных […] покоятся своими костями. Тихое место избрал себе для покоя многоутружденный Иеясу; вероятно, и журчание водопадов не доносится до него, и ничто не мешает его сладким грезам. Его гениальный внук лег бок о бок с ним. Оба они совершили великое дело: успокоили Японию на триста лет, связав львов – удельных князей – железными цепями.

Поднимаясь по ущелью выше и выше, мы встретились с современною Японией, хватающею самые верхи практической цивилизации: по воздушной железной дороге, точно по воздуху издали – плывут тяжелые вещи – туда и обратно. В Кодаки и Акакура (в Асио – общее имя) медные рудники тоокейского богача Фурукава; для переправления чрез горы слитков меди из рудников и всего, что нужно в рудники, в четырех местах протянуты по высоким столбам железные канаты, приводимые в движение паровыми машинами. Мы по дороге зашли взглянуть на одну из них. Машина в 15 сил приводит в движение железный канат, протянутый чрез высочайшие вершины и глубокие пропасти на пространстве 3.800 метров; движется канат днем и ночью и заменяет 300 грузовых лошадей в одну сторону и 300 – в другую; идет груз от места до места полтора часа; скоро пар заменят водой, и тогда работа машины будет обходиться еще дешевле. Выписаны машины из Америки и поставлены в запрошлом году. Фурукава начал разрабатывать эти рудники лет пятнадцать тому назад; рудники весьма обильны медью.

В Асио-Мацубара – городок, мы пришли уже в пятом часу вечера, о. Семеон посоветовал мне остаться здесь, сам же отправился в Кодаки, 1 1/2 ри отсюда, чтобы оповестить христиан и собрать их к моему прибытию завтра туда часов в восемь утра. Остановился я в гостинице Идзумия, принял ванну в виде лекарства усталым ногам, поужинал и принялся было читать путеводитель по Никко, как кто-то пришел и, не объявляя о себе, кто он, присел к жаровне и стал курить. «Кто вы?» – Неясно говорит о себе. Наконец, мало-помалу, оказалось, что православный христианин, из смущенных Давидом Санода восемь лет тому назад в Уцуномия, им же наученный вере, крещенный о. Савабе, и потом сбитый с толку; «Бросил я веру», – говорит, но потом по течению разговора оказалось, что искра под пеплом еще теплется. Младший брат был один из двух молодых людей, пришедших сюда из Уцуномия в Катехиза торскую школу и ушедших по наущению Санода; этот брат поступал потом к протестантам и одним из миссионеров (Девисом?) послан в Америку, где проучился шесть лет, и ныне катехизаторствует в Токио у протестантов. О себе говорит сей – Самуил Судзуки, как потом назвал себя, что он в протестантство не перешел; поверил ему. Обещал я ему прислать две-три книги, чтобы он, читая, возобновил знание веры и возгрел сердце; советовал еще ему найти здесь слушателей учения и, если найдет 8 человек, так что с ним и женой будет 10, то я из Токио или другого места пришлю катехизатора, месяца на полтора, протолковать «осиено кагами». Он обещался известить меня в Токио, если найдет. Прощаясь, дал ему крестик вместо полученного им при крещении, который он говорит, отдал младшему брату. Уходя и получая благословение, привычным движением руки перекрестился; значит не «бросил веру!» – «Вероятно, благодать Божия привела меня сегодня увидеться с вами», – говорил он.

Переваливая чрез горы, думал я: в тех местах, где есть христиане, а нет катехизатора, не давать ли ены по две способным сгруппировывать около себя верующих и поддерживать их, как-то школьным учителям и другим, кто будет высмотрен? – Нужно также пользоваться книгоношами для отыскивания наших разбросанных христиан и поддержания веры в них. – А самым ленивым катехизаторам не советовать ли поступать в учителя местных школ, чтобы оставлять им миссийского содержания ены еще по две, по три с обязанностью вышеуказанного? Обдумать еще больше эти вопросы.

3/15 ноября 1892. Вторник.

Асио. Ниюсо.

В пять часов утра я встал и в половине шестого готов был тронуться в путь, в Кодаки, как неожиданно появился о. Семеон и уведомил, что ходить в Кодаки незачем, – Иова Такахаси там нет, и неизвестно, куда делся, других христиан также нет ни единого; вчера вечером он, разыскивая Такахаси, зашел к начальнику селения, от которого и осведомился, что Такахаси по весне был, но куда исчез – неизвестно, – «вероятно, в горах скрывается от долгов»; христиан, работающих в рудниках также нельзя разыскать, ибо-де собирается сюда на работы большею частию народ дурной; хорошие люди, если попадаются между ними, переменяют свои имена, что бы не компрометироваться. Все это мне милый о. Семеон вылил с пафосом, жестами и глубокомысленным видом. Нечего делать. Собрались идти из Асио; «Только нужно зайти в Самуилу Судзуки, который был здесь вчера». – «А! Самуил Судзуки! Он у меня есть в списке», – приставил палец ко лбу, важно заметил о. Семеон. Зашли. Я в двух словах познакомил их друг с другом."А я вчера в Кодаки искал Такахаси и не нашел», – заявил тотчас о. Семеон, «Какого Такахаси? Не Кекица ли?» – «Его». – «Так зачем же было вам искать его так далеко, он здесь, в двух шагах от моего дома», – «Возможно ли?» – возражает пораженный о. Семеон; но мы идем и, действительно, находим Такахаси Иова, его жену Акилину и дочь Пелагею, – лавка со съестными припасами, как толковали нам в Канума; там же толковали, что Такахаси в Асио – городе, – я очень хорошо заметил, – и вчера почти с самого Аоко думал, что мы идем в Асио к Такахаси, но вчера, подходя к городу, стал заверять меня о. Семеон, что он в Кодаки, – книжку записную вытащил – по ней показывал свои записи; значит, перепутал самые простые вещи. – Поговорили мы с Такахаси и Судзуки несколько о церковном. Опять я советовал найти здесь слушателей, тогда на время пришлется сюда катехизатор, чтобы умножить стадо Христово. Обещались. Увидим, исполнят ли. Мой о. Семеон и тут не применул вытащить свою записную книжку и обернуть к небу острие карандаша, готовясь изобразить на листы глубокомысленную фразу, но так как некогда играть в глубокомыслие, то я заметил, что мы, и не записывая, не забудем послать катехизатора, если придет отсюда известие, что десяток слушателей есть. Простившись с христианами, отправились в Акакура, 1 1/2 ри от Асио, увидеть тамошних верующих. Нашлось всего двое: Екатерина, жена аптекаря на руднике, еще язычника, дочь Моисея Содеяма в Канума и Яков – кузнец на заводе. Поговорили с Екатериной и посоветовали ей скорей обратить мужа; муж, видимо, хороший молодой человек, повел нас показать рудник; видели только вход в гору, в которой ри на два идут шахты, откуда вырубают руду; видели множество ее здесь в мелких кусках; куски эти машинами растираются в песок, промываются; отделенная от земли руда прокладывается в печах, обращаясь в черный, как сажа, порошок; порошок этот рассыпается в горны, раздуваемые машинками, и расплавленный металл выливается в продолговатые сосуды, получая форму тех тяжелых плит, перевязка которых видна по всей дороге до Никко. Плиты эти в Токио или Осака вновь переливаются, и получается уже вполне очищенная медь. – На рудниках и плавильных заводах здесь и в Кодаки работают до двадцати тысяч человек; число рабочих часов в руднике, говорят, всего шесть – значит, снисходительно. Управляющие все японцы. Всего один иностранец живет здесь – заведующий электрическим освещением внутри шахты и на заводах. Все виденное нами в совокупности составляет поистине грандиозное зрелище.

Погода с утра была пасмурная, и дождь начался, еще, когда мы смотрели заводы; около десяти часов мы пустились в путь из Акакура, и весь день были под сильнейшим дождем и – на горах – под снегом; последние полтора ри я проехал в тележке, чтобы хоть немного пощадить сапоги, совсем промокшие и размокшие; сыскался в Никко в четвертом часу; о. Семеон, отставший от меня на перевале, прибыл часом позже. Малоуспешно было трудное путешествие: всего 5 христианских душ видели, и те ослабевшие в вере и опустившиеся; ни у кого и иконы не поставлено на стене – отговариваются разным. О. Семеон будет посещать их время от времени и преподавать им Святые таинства; быть может, оживятся, с помощью Божией.

4/16 ноября 1892. Среда.

Никко. Уцуномия.

Случайно попав в Никко, нельзя было не взглянуть на знаменитые кумирни и сёогунские погребальницы его. Утром, взяв проводника, отправились мы с о. Семеоном осматривать. Сначала видели кумирню трех будд с знаменитой медной колонной, в которой похоронен молитвенник; в кумирне чтится и бонза, принесший на своих плечах тело Иеясу из Суругано- Судзуока сюда, в Никко. Потом осмотрели кумирню, где чтится, как бог, Иеясу, и были на могиле его, где он покоится под медным мавзолеем. Великолепие везде выше описания; и нельзя сказать, чтобы это была роскошь; коли чтят, как бога, так где же предел усердию и приношеньям? Нет его. Кроме Японии, с самим Микадо и всеми князьями, Иеясу чтить собрались – Корея, Ликейские острова, даже Голландия; из последней – великолепный бронзовый массивный канделябр принесен в дар ему. К могиле его ведут 204 ступеньки из самого твердого камня; у могилы маленькое здание, где сложены его ежедневно употреблявшиеся вещи – потные платья и прочее. Пред входом в его кумирню, направо, в буддийском храме видели мы буддийское богослужение: механически и с кряхтеньем бонза водрузился на своем центральном седалище, долго не начинал, по-видимому, выжидал, пока мы уйдем; по обе стороны его в ожидании рассевшиеся молодые бонзы безучастно глядели по сторонам; наконец, начал бонза – и что это был мертвенный голос и совсем безнадежное какое-то чтение! Взывал он своим монотонным гнусением и к Нёраю, и к Сяке, и к дайгонгену, но великолепная обстановка – безучастна была к его бесплодному механическому труду, равно как и его сослуживцы, зевавшие себе в рукав, или глазевшие на нас; затянули и они потом, но мы ушли – приятнее было слушать журчание ручейков кругом и шелестенье ветвей великолепных елей. В небольшом музее вещей Иеясу и разных древностей видели, между прочим, носилки, в которых несли Иеясу, когда была последняя война с победой при Секигахара и в которой он чуть не был убит: дыра от пули видна на крышке; видели знамя, развевавшееся в сражении при Секигахара, но интереснее всего – его автографы; первый состоит из двух букв [слогов] «кан-нин» (терпение). Второй начинается: «жизнь есть длинный путь с тяжелой ношей» и прочее – золотые сентенции, выработанные его душой и помогшие ему овладеть Японией. Потом вскользь взглянули на кумирню «Вта-араками», где чтутся самые первоначальные боги сей горы, – на кумирни Иоритоми и Хидеёси; наконец, осмотрели кумирню и могилу гениального внука Иеясу, третьего сёогуна Иемису; великолепие почти такое же, как у Иеясу; дед и внук, понявшие и оценившие друг друга при жизни, и по смерти покоятся вместе неразлучно, почти три столетия крепко держа концы цепей, которыми связали всю вольницу Японии. В первом часу кончили беглый осмотр и с поездом в два с половиной часа отправились в Уцуномия. Здесь остановились в гостинице, и о. Семеон отправился в церковный дом, чтобы собрать тех из кающихся отщепенцев, которые пожелали видеться со мною. Шесть оказалось таких, но из них пришли только трое – остальные, по-видимому, раздумали, ибо под разными предлогами не пришли; взамен их пришел один, просто охладевший и несколько лет не показывавшийся в Церкви. Собралось также много христиан и христианок слушать нашу беседу. В восемь часов позвали меня в церковный дом. Говорил я, как печально то, что они бросили свою Матерь- Церковь и ушли на распутье, сравнивал православие с протестантством, показывая все ничтожество последнего. Слушали, соглашались. Но один, наконец, выказал зубы: не верит ни Таинствам, ни Воскресению. – Да как же не верить, когда в Священном Писании со всею ясностию говорится вот то и то? – Пока не пойму я, не могу поверить – К чему же тогда и вера, коли не поймешь? – Так. А все-таки не могу – Ты ложкой хочешь вычерпать море, но ведь море не было бы морем, коли в ложку вошло. – Все это вера, а поверить не могу, пока не пойму.

Так-то протестантский рационализм погребает веру под обломками и обрывками холодного резонированья.

Братья принялись толковать с недоверком. И зашла беседа далеко, до – «что такое атом?» Есть ли предел его деления? Далеко ли от вещественного мира до духовного? Нашли, что хоть, по-видимому, близко, а все-таки пропасть разделяет их, и так далее – беседа длилась до полуночи и мирно кончилась обещанием двоих слушать по вечерам у катехизатора Сакураи объяснение Православного Исповедания, чтобы возобновить знание вероучения; при пунктах различия православного учения с протестантским Сакураи будет объяснять верность православия и ошибочность протестантства; охладевший обещался с этого времени ходить в Церковь, а возражатель отозвался, что вечером занят своим ремеслом, – ходить ныне слушать учение не может; так, должно быть, и останется испорченным навсегда.

5/17 ноября 1892. Четверг.

Уцуномия. Лита. Оотавара.

С поездом около десяти часов утра выехали из Уцуномия и чрез полчаса с небольшим были в Яита. селении в 200 домов, отстоящем чё на три от станции. На станции встретили: старик Яков Фукухора, учительствующий в деревне Кооха, 15 чё от Яита, врач Лука Кикуци и сын его Ваасилий, бывший в Семинарии и выключенный за болезнью и неспособностью, и Давид Накамура, единственный местный христианин, так как все прочие – пришлые из других мест. Всех христиан здесь, впрочем, не более 10 душ: Давид с женой, родом из Уцуномия, Яков Фукухора с женой и внуком Ильей, учащимся портняжному искусству у Давида, Лука Кикуци с сыном и некто Семеон Соома с детьми Соломоном и Ноем, родом из Оотавара, которых мы не видали за отсутствием их из Яита. Зашли сначала, по дороге, к Луке Кикуци; жена его еще язычница, да и сам он с сыном, видимо, не особенно ревностные христиане. Потом собрались в дом Давида Накамура и отслужили обедницу, после которой сказано поучение, кончившееся наставлением непременно находить новых слушателей для приумножения Церкви; катехизатору же Николаю Сакураи сделано внушение – благоразумней вести дело проповеди, не терять своих трудов и времени даром и не быть бесплодным для Церкви. Оказывается, что он бывает здесь и проповедует, и слушатели находятся, да нет никакого порядка в ведении проповеди; приедет дней в двадцать раз, поговорит с слушателями, приезжает в другой раз – тех слушателей уже нет, а с другими – тоже; и жалуется на наименее постоянных слушателей! Сказано, чтобы новым слушателям непременно часто проповедывал, по крайней мере, в два дня раз, если же в три, то проповедь должна быть более продолжительной, чтобы у слушателей не исчезло из памяти малое содержание слышанного; прежде начатия проповедей строго должно быть условлено с желающими слушать время, и, по возможности, они должны быть соединены вместе, и катехизатор должен быть точен в соблюдении условленного; приезжать же сюда на проповедь так удобно – по железной дороге. В средине проповеди новых слушателей не принимать, а начинать для них потом новый курс. Давид и Яков обещались находить новых слушателей. Внушение христианам собираться по праздникам вместе молиться, а по окончании молитвы читать религиозные книги, более нужные из которых им тут же обещано прислать; дана и икона Двенадцати Праздников, что от Преподобного Сергия. Давид и его жена Юлия подают хорошие надежды; оба, видимо, очень усердные, даже поют церковную службу прекрасно.

Угостили они нас чаем китайским и каки, обедать же препроводили в гостиницу, и за обед никак не дали заплатить, – «Христиане-де усердствуют сим».

С поездом в четыре часа пополудни мы отправились в Оотавара, для чего высадились на следующей от Яита станции и на тележках достигли Оотавара, отстоящего на 1 ри от железнодорожной станции. На станции встретили двое христиан, из которых один оказался Стефан Савабе, учившийся в Семинарии и выключенный за малоуспешность, ныне здесь цирюльником состоящий. По мере следования встретили другие братия и сестры и проводили в гостиницу, из которой для служения вечерни мы отправились в дом старика Николая Осозава, отца священника Фаддея; долго шли по темным улицам города, потом за городом, пока достигли деревни, где живет Осозава; здесь с горящими японскими свечами в руках выстроившись у дома, встретили собравшиеся братия и сестры. Комната, видимо, подновлена, и церковная икона – великолепная. Отслужили вечерню, причем пением заправлял Давид Накамура, нарочно для того приглашенный из Яита. После поучения просмотрена метрика, и по ней оказалось следующее: крещеных записано 103 человека и, кроме того, несколько оказалось пропущенными в записи. Из них 60 ныне в других местах, так как здесь записаны и крещеные в Кодаки, 10 умерло, 13 охладело, 3 ушло в протестантство, остаются ныне здесь только 17, с пришлыми же 21, в 7 домах. – На общественную молитву христиане не собираются, и никакого вида церковного устройства нет. Это зависит отчасти оттого, что в последнее время не было определено, какому катехизатору заведывание сим местом принадлежит – Василию Ямада или Николаю Сакураи; но это показывает также, что на месте нет ревностных христиан, а они должны бы быть: отсюда вышли священник Фаддей Осозава и диакон Павел Такахаси; но видно, родители более довольны материальным содержанием своих сыновей, чем их религиозным положением, – последнее не вдохновляет их. Когда вернулись в гостиницу, в сопровождении братии, сюда явился еще брат, при богослужении не бывший, но напившийся пьяным, – отец бывшего в Семинарии Стефана Савабе, тут же присутствовавшего; вино придавало ему воинственности, и он стал приставать; «Почему мы не побыли у его сына в цирюльне, – там же близ станция, где мы высадились?» Ему отвечали, что нам было невдомек это, ибо не знали про цирюльню его сына, – и едва отвязались от него.

6/18 ноября 1892. Пятница.

Оотавара. Ициносава. И Кодаки (Канеда кёоквай).

В восьмом часу утра опять отправились за город, в домишко Николая Осозава, и отправили обедницу и панихиду. Слово было – отчасти слово укора братьям, что не стараются о поддержании своего христианства: 20 человек их здесь, кроме охладевших, почти все люди пожилые, серьезные, – и нет у них даже общественной молитвы; советовано с этого времени непременно завести ее. – Отправились потом посетить дома христиан; были в восьми. Христиане из сизоку – беднота, как Осозава, Мацумото, Сайто (дядя дьякона Такахаси), мещане – живут зажиточно, но, видимо, холодны как христиане; зато некоторые из вчера рекомендованных охладевших совсем не такие, как семейство Мики – отставного чиновника, богатого старика, купившего здесь имение; сам он отчасти самодур, недалек от христианства, и семейству совсем не мешает исповедывать его. Поражающее страдание и бедность видел в доме сизоку Иоанна Янгисава; нога у него гниет – дассао болезнь, и, говорит он, доставляет ему беспрерывное, не умолкающее страдание, а бок о бок с ним лежит и неумолкаемо стонет жена Мавра, также невстающая с постели; две дочери у него, старшая Марина, взрослая; здесь же в лохмотьях мы видели ее у дома, молотящую сноп риса; меньшей, лет четырнадцати, не было дома. И был брат этот Иоанн прежде деятельный христианин, много хлопотал о Церкви, пока лет пять тому назад не слег вот этою ужасною болезнью. Советовал я ему читать Слово Божие и духовные книги: «Не могу, боль не дает»; оставил ему маленький крестик с изображением распятого Спасителя, чтобы имел всегда пред глазами, оставил еще несколько денег на лечение, и следовало бы ему присылать постоянно, хоть малую, помощь.

Обещали христиане Оотавара вперед иметь по праздникам общую молитву, а после оной читать духовные книги, чтобы взаимно назидаться; написано в Токио, чтобы им и книг прислали для того, в дополнение к имеющимся здесь. Советовал я им иметь общую молитву, по очереди в домах всех братий, где только удобно; большую молитвенную икону нет надобности переносить для того из дома в дом – достаточно и домовой; это, если исполнят, будет способствовать религиозному возбуждению братии; кроме того, всегда отправляться за город – в бедный домишко Осозава – для молитвы и неудобно. По виду Церковь в Оотавара представляет довольно почтенный вид – состоит большею частию из стариков.

В четвертом часу пополудни выехали в Кодаки и Ициносава, селения, лежащие подряд одно с другим; до дальнейшего от Оотавара, Ициносава, всего 1 1/2 ри; ныне Кодаки и Ициносава названы по общему имени соединенных нескольких деревень – Канеда-кёоквай. В Кодаки жителей 81 дом, в Ициносава 93 дома, – все земледельцы. Христианских домов в Ициносава 5, из коих один – Исайи Соома, в котором мы пользовались гостеприимством, другой- Луки Мурокоси, сын которого Александр в Певческой школе; в Кодаки 2 дома, из коих один – Петра Касаиса, младший брат которого Василий – учитель в Певческой школе; стоит сей дом на большой дороге, и около него в саду знаменитое дерево Кооя «Маки», редкостное по величине; другой дом – Тасиро, из которого Конон Тасиро был в Певческой школе; еще между Кодаки и Оотавара, в деревне Накатавара, живет Иов Хаякава, бывший катехизатор, теперь служащий писарем в тамошнем волостном правлении.

Приехали мы в проливной дождь в Ициносава в сумерки; тотчас же стали служить вечерню, после нее и проповеди узнали местные церковные обстоятельства. Никакого церковного заведения здесь еще нет; ни молитвенной иконы, ни богослужебных книг, ни церковных книг для чтения; на общую молитву не собираются; церковного пения никто не знает. Между тем здесь крещеных 36 человек; из них только один умер, 4 охладели, 2 переселились в другие места, а 29 налицо, и еще 5 крещеных в других местах, – всего 34 человека, в восьми домах. Взрослых мужчин 12, женщин 10; значит, и «кооги-квай» производиться могут. Убеждал я братий завести по праздникам общую молитву, обещал прислать для того молельную икону и богослужебные книги; посоветуются и завтра дадут решительный ответ. Убеждал также завести ежемесячные «кооги-квай»; обещал прислать для того духовных книг; на это тотчас же согласились и к завтрему изберут день месяца и назначат говорящих.

В девятом часу вечера собралось несколько язычников; сказана была проповедь и для них; сначала говорил катехизатор Николай Сакураи, славно говорил: умно и красноречиво – ясно выставил, что ни синту, ни буддизм, а христианство нужно для Японии. Я сказал в сокращении обычную начальную проповедь.

7/19 ноября 1892. Суббота.

Канеда-кёоквай. Сакуяма. Батоо.

Утром отслужили обедницу, после чего пошли посетить дома христиан. Хозяин наш, Исайя Соома – один из богачей селения; прочие живут небедно. Лука Мурокоси, кроме земледелия, промышляет еще адвокатством, а так как в деревне для сей профессии мало пищи, то он, говорят, разводит дрязги и устраивает ссоры между соседями, за что пользуется дурною репутацией между ними. Беднейший из христиан сей местности – Иов Хаякава; ни кола, ни двора у него; еле пробивается писательством, родную мать не может пропитать у себя, живет у родных – в доме Касама, а был дом Иова когда-то лучший из дворянских в Оотавара; взять бы его опять на службу Церкви, да ленив очень, притом же семья большая: жена и трое детей.

Братья Церкви Канеда, посоветовавшись между собою, твердо определили – иметь отселе по субботам и воскресеньям общую молитву, после которой читать Слово Божие и духовные книги; собираться для молитвы в доме Соома; Иов Хаякава будет заведывать чтением молитв; по временам катехизатор Николай Сакураи будет посещать Канеда. В полдень мы отправились в Церкви Канеда, посетив последних, по пути в Оотавара, дом (квартиру) Иова Хаякава. Не останавливаясь, проехав в Оотавара, во втором часу мы прибыли в Сакуяма, 2 ри от Оотавара. Зашли в дом Авраама Като, который, впрочем, не оказался дома, а отправился со старшею дочерью (кончившею курс в школе Коодзимаци) в Сиракава, выдавать ее там замуж за христианина. Като имеет несколько домов в Санума и живет достаточно, промышляя торговлею и земледелием.

Была когда-то в Сакуяма Церковь, но за неимением катехизатора для постоянного жительства там расползлась эта Церковь, и ныне остается только дом Като, с семью христианинами в нем. Есть еще здесь: 3 дома охладевших и 2 ушедших в протестанство. Охладевшие: Петр Оосима, торгующий рисом, Павел Ягисава, земледел и два Ока: Иоанн – земледел, и Григорий – учитель. Ушедшие в протестантство: Иоанн Мураками с десятью членами семьи и Павел Икезава. Зашли мы к первому. «Совсем охладел?» – «Бросил совсем», – смеется, – «Отчего?» – «Когда отец жив был, так преследовал меня за веру, я и бросил». – «А теперь ты сам хозяин, отчего не молишься истинному Богу?» – «Забыл, как молиться», – «Молишься идолам?» – «Нет, – еще пуще смеется. – В душе-то я верую в истинного Бога». – «Стало быть, не бросил совсем. Забыл ты учение, нужно возобновить; едва тлеет у тебя под пеплом искра веры, нужно раздуть ее. Хочешь, мы посоветуемся, как сделать это. Пошлешь за другими охладевшими, и все вместе поговорим».

Послали, но, к сожалению, никого не оказалось дома – все по своим работам в отлучке. Между тем пришел ренегат Мураками, видимо, желавший повидаться со мною, ибо мы его не предупреждали и не звали; значит, просивший Петра уведомить его о моем прибытии, Петр же еще вчера был предупрежден. – «Ты-то из-за чего оставил истинную веру и обленился в лохмотья ее? Если у тебя возникли какие-нибудь недоумения насчет веры, следовало просить разрешения их; если же ты сделал это по мирским расчетам, то значит продал свою душу, как на рынке продают товар. Во всяком случае ты на погибельной дороге. Покайся и вернись к матери, народившей тебя для Царства Небесного».

Молчит. – «Слышал я, что ты перешел к протестантам для воспитанья своих детей, двое из которых ныне в ихней школе в Токио. Значит, корысть совратила с пути; если так, то дальше и говорить нечего. Правда ли это?»

Молчит, но лицо из насмешливого сделалось печальным. Оказывается, что он действительно корыстный человек; но потерпел недавно большие убытки в денежных делах, и ныне кается в своей корысти, хотя не сказал прямо, что кается в ренегатстве. Протестантство, здесь, прежде процветшее было, завяло; человек 70 у них было; ныне, по словам Мураками, остается только его семья да некто Томура, изначала протестант; все прочие охладели. Советовал я Мураками вновь осмотреться хорошенько, оценить по-должному свою человеческую душу и не расковать ею вечною частью, а сравнить протестантство с православием, причем он тотчас усмотрит, что первая – позлащенная медь, последнее – чистое золото, возобновит в душе веру – принести покаяние и войти опять в недра Христовой Церкви. Обещал я прислать Сравнительное Богословие и другие нужные книги – катехизатор же Николай Сакураи приезжал бы сюда раз в неделю для поучений, на которых были бы – он, Мураками и охладевшие; с помощью Божией все оживились бы и сделались по-прежнему хорошими христианами. Петр Оосима и Мураками обещались посоветоваться с другими охладевшими, и если все пожелают религиозных наставлений, то известить о том катехизатора и учредить собеседования.

Пообедавши поспешно в гостинице и простившись с катехизатором Сакураи, приход которого здесь кончается, и с Давидом из Лита, провожавшем добровольно в качестве певца, мы с о. Семеоном отправились дальше, в Батоо, 5 ри от Сакуяма.

Следовало бы заехать еще в Кипурегава, недалеко от Сакуяма, там тоже были когда-то небольшая Церковь, но за отсутствием руководителя тоже уничтожилась; остаются только два ренегата, ушедшие в протестантство, ныне, впрочем, и его бросившие, говорят: Петр Исо и Павел Оно; живут еще там на службе два христианина – сыновья Сайто в Оотавара, дяди диакона Павла Такахаси. За неимением времени оставили Кицурегава в стороне, ибо нас давно уже ожидают в Батоо; три дня, как христиане бросили работы из-за ожидания (объяснил потом катехизатор Павел Сайто); живущие в соседних деревнях собрались в Батоо; два посланца выезжали узнавать, что мы не едем и скоро ли будем: одного мы видели в Оотавара, другого – верхового встретили сегодня, не доезжая до Сакуяма. Пред Батоо постепенно по дороге прибыли встречающие братия. Приехали в город уже темно было – тут освещали фонарями. Пред церковным домом – зеленая арка и флаги. Тотчас начали всенощную. Поют могуче, ибо много мужчин в хоре, и одна только виднелась девица – и разнят могуче же; впрочем, в общем – сносное пение; чтение же превосходное; Павел Сайто, учась в Катехизаторской школе, и в Миссийской Церкви был тогда лучшим чтецом. После поучения исследована Церковь по метрике. Крещеных здесь 124. Из них охладело 14, умерло 7, из Кунасе [?] крещеных здесь записано 9, из Якава 8, переселились в другие места 17, умерло 7, налицо ныне 69, с одним же крещеным не здесь всего 70. Сицудзи 4. На богослужении в субботу средним числом собирается человек 10, в воскресенье тоже. Новых слушателей из языческих домов ныне совсем нет, а проповедует Павел Сайто в христианских домах еще не принявших крещения.

Мужское собрание «кенкиуквай» прежде было, ныне нет его. Женское собрание прежним катехизатором Василием Ямада было здесь учреждено такое, чтобы были на нем и язычники; и чтобы, кроме религиозных бесед, приглашались врачи вести беседы гигиенические, мастерицы говорили о мастерствах. Но прекратились эти собрания. Ныне женщины думают завести религиозные собрания с своими «кооги», как в других Церквах.

Жертвуют христиане здесь в год: 12 ен 94 сен на расходы по молитвенному дому, 87 сен в месяц на содержание священника, 5 ен в год – на землю, на которой стоит молитвенный дом. Дом для молитвенной комнаты и жития катехизатора с семьей дает Тимофей Иицука. Христиане собирают деньги для постройки молитвенного дома; собрано ныне 60 ен; когда образуется достаточная сумма, тогда Тимофей перенесет свой дом в другое место, а нынешнюю землю под ним, до 100 цубо, пожертвует на Церковь. Так – в предположении, что будет в осуществлении, Бог весть.

Когда кончился церковный разговор, нас с о. Семеоном проводили в дом Иоанна Уода, где приготовлено было помещение для нас.

8/20 ноября 1892. Воскресенье.

Батоо.

Сегодня ровно двенадцать лет, как я прибыл в Японию Епископом. Как малоплодна деятельность, да и какая плохая была деятельность! Совестно обернуться назад, помоги, Господь, хоть вперед!

В девятом часу отправились в церковный дом и отслужили обедницу. После оной братья, почти все, ушли в соседнюю комнату, уселись около очага и вытащили трубочки: а я в молитвенной комнате, в епитрахилье и ораре остался один с детьми и женщинами; это побудило меня сделать строгий выговор братии, после чего они уселись слушать проповедь. В конце оной я предложил им, как одно из средств возгреть религиозное чувство, учредить мужское и женское сумбокквай с кооги; рассказал, как производить оное, представил примеры. Братии и сестры обещались учредить.

После обеда пошли посетить дома христиан здесь, в Батоо. Были в двенадцати домах, бедных здесь нет; некоторые очень зажиточные. Кроме того, как катехизатор Сайто свидетельствует, христиане живут в мире и согласии; значит, Церковь хорошая, прочно стоящая, «только живой ревности к делу христианства не достает», как говорит Сайто, в чем он сам же первый и виноват. – В доме Тимофея Иицука нашли прокаженного – его сына, лет двадцати, от первой жены; уже двенадцать лет страдалец гниет: лицо обезображено, правая нога отгнивает; но, видимо, что умный и даже развитой, насколько можно в таком состоянии – книги читает; прикорнувши за ширмочкой, лежит свернувшись в комок, – Боже, что за жалостное зрелище! Пошли ему терпение и сделай, чтобы из-за этой ужасной, ничем не заслуженной им лично кары, возблистала его душа на Небе сторицею пред другими, непонесшими сего мучения здесь! Тимофею – другой крест – видеть его свыше, чем восьмидесятилетнюю мать в язычестве: другие родные не пускают ее в христианство, хотя она не прочь от него. Тимофей просил для нее благословления; я сказал ей несколько слов, но что они значат при ее слабости! Будучи старшею в своем доме, подчиняется дурному влиянию младших.

Обошедши дом христиан, я хотел посетить охладевших, но христиане заверили, что никто из них не хочет видеться со мной; катехизатор же почти никого из них не знает, что изобличает его крайнее небрежение к исполнению своего долга. Велел ему сегодня же побыть у охладевших и уговорить их повидаться со мною, что дает ему потом повод сблизиться с ними и возвратить в Церковь тех, о коих будет к сему Воля Божия.

С тех часов, в доме Уеда, была проповедь для язычников, но, как видно, не позаботились хорошенько оповестить, – было человек десять, а до конца досидели человека четыре; при всем том, что говорить нужно было им два часа – первоначальное учение. Прежде меня говорил катехизатор Павел Сайто; плохо говорит; распространяет примеры безмерно, выражает мысли неосновательно, например: «Для государства нужны три вещи – правление, наука и религия», – как будто земледелие, торговля и подобное не нужны!

С семи часов было в церковном доме женское собрание, на котором весь вечер пришлось мне одному говорить; со стороны женщин был только прочтен адрес. Женщины учредили «коогиквай», избрали для следующего собрания трех говорящих и прочее. Мужчины также учредили и избрали «коогися»; у них будет производиться собрание во второе воскресение месяца, у женщин в третье. Взрослых мужчин в Церкви 21, женщин 16; значит, отлично могут вести «коогиквай».

Всех домов в селении Татоо не больше 250. И в таком незначительном селении, среди простонародья, существуют политические партии – дзиюуто, квайсинто и прочие, и ссорятся!

9/21 ноябяря 1892, Понедельник.

Батоо. Кунасе. Карасуяма.

Утром отправились из Батоо посетить христиан в деревне Мукада, лежащей у самого Батоо; всех домов в Мукада 54, христианских 4. (Общее название деревень сего места Нисимономура, Мукада-азана, Кунасе тоже азана). Христиане показались хорошими; катехизатор Сайто надеялся на приумножение христианских домов в сем месте. Кстати, заехали в деревеньку Кавасаки, состоящую из 10 домов, посетить один христианский дом. Потом вернулись в Батоо взять чемоданы и, простившись с братиями, провожавшими доселе, отправились в селение Кунасе, 1 ри от Батоо. Кунасе состоит из 90 домов, разбросанных небольшими группами. <…>

Должность сицудзи исправляет Иосиф Такаяма. Отправлять общую молитву приходит сюда катехизатор Сайто после полудня, отправивши молитву в Батоо; и бывает здесь потому воскресная молитва, коли приходит Сайто, в один час пополудни, коли его нет, то правит Андрей Ока. Я сказал, чтобы вперед молитва отправлялась утром, до полудня, ибо в час пополудни нет по церковному положенного Богослужения.

Есть здесь церковных денег 30 ен. Кроме того, есть церковная земля: 1 тан 8 сё. Землю эту христиане приобрели уже лет пять тому назад; купили ее на деньги, вырученные с обработки кёоюу-ци -(общей деревенской земли). Ныне эту землю – 1 тан 8 сё арендует Иосиф Такаяма, получается с нее 7 мешков моми, из которых он 3 мешка отдает в Церковь. По мере накопления денег имеется в виду расширить церковную землю.

В Кунасе, в доме Ока, мы отслужили краткий молебен, расспросили о церковных делах и хотели идти дальше, но братия, кроме угощения грушами, предложили и посильную трапезу, так как было уже далеко за полдень, то мы с охотою приняли ее; после того посетили дома христиан. Иоанн Ока – местный богач, Андрей Ока также зажиточный земледелец; прежде был здешним каннуси; дом его стоит на возвышении, с которого отличный вид на окрестность, пересекаемую рекой, сверкающей на солнце своими быстрыми струями. У Ока жена и четверо детей, из коих старший в Семинарии. Приготовленное для меня в доме седалище я нашел застланным простыней, стащенной Николаем из Семинарии, когда он шел домой на каникулы; мать отозвалась, что не успела ее вымыть к возвращению сына в Семинарию.

Продолжая путь в Карасуяма, по дороге зашли в дом язычника, в деревне Мацуно, Обата Хейзаемон’а, дочь которого за охладевшим христианином; Обата – местный богач и интеллигент; прислал мне карточку, когда я был в доме Иоанна Ока, и просил зайти, потому и зашли. Встретил далеко от дома; в доме для меня приготовлено было сиденье в глубине комнаты, – я и пошел к нем, но дорогой передавил много каки; оказалось, что задняя комната вся занята сим плодом; из приличия прикрыли его рогожками, оставив для меня узкую дорожку, с которой я сбился; я вытащил стул в общую комнату и с полчаса была религиозная беседа, убеждал Обата принять христианство; охладевший муж его дочери тут же слушал, и лицо его, по-видимому, озарилось христианским чувством, – обещал помогать катехизатору устраивать религиозные беседы в Мацуно. У дверей собралась большая толпа слушателей; едва ли богач Обата проснется на заре, как я его убеждал; не дал он обещания слушать учение, лицо его осталось холодным.

Отсюда прямо направились в Карасуяма, простившись с катехизатором Павлом Сайто, приход которого здесь кончился. Кстати заметить о селении Якава, также принадлежащем Сайто. В Якава, отстоящем на 2 1/2 ри от Батоо, 4 христианских дома, и в Оояма, 2 ри от Якава, 1 дом; эти 5 домов считаются уже отдельною Церковью; там есть, в Якава, молитвенная икона – Спасителя и богослужебные книги, также метрика; есть уже, к сожалению, и один охладевший – пьянствующий, к соблазну язычников. Якава мы не посетили, так как оно в стороне и особенной нужды в том не было.

В Карасуяма прибыли – совсем темно было; много братий ждало ри за полторы – ушло не дождавшись, но за один ри от Карасуяма мы нашли сих братий – дожидавшихся, все на тележках; и устроилась у нас процессия при въезде в город и по городу; Боже, что это за мучение с этими процессиями кейтеев! Несутся во весь дух, иные с слабо светящимися фонарями, больше совсем без фонарей, и не гуськом, чтобы уже была процессия, а по три и по две тележки в ряд – по улицам, наполненным прохожими и множеством детей! Я дрожал все время и молил Бога, чтобы не было несчастия, и одного ребенка на моих глазах чуть не задавили, едва проскользнул между тележками. Вперед положительно при подобных поползновениях кейтеев к торжественности буду выходить из тележки и идти пешком. Ряды красных фонарей понаставили – это пусть, если им нравится, вреда не причинит, кроме убытка совсем глупого.

В церковном доме – совсем за городом – собралось, кроме христиан, много язычников, особенно уличных ребят, привлеченных красными фонарями. Холод нестерпимый, а двери настежь, чтобы все видели и слышали; я велел затворить двери, ибо первое богослужение, проповедь и затем церковный разговор – все это для христиан только, как везде доселе; впрочем, язычникам, кто желает, позволено было войти в Церковь; воспользовались позволением войти [?] одни уличные ребята, которые потом, во время проповеди, выпровожены были, ибо шумели и смеялись.

После вечерни и проповеди исследована Церковь по метрике. Крещеных здесь 159; из них ныне в других местах 39, охладели 15 [?], умерли 12, в протестантство ушло 7 (одна семья некоего Мидзуно из шести человек и еще один); налицо 86. И это большое число, но, к сожалению, из них на богослужение приходит в месяц не больше 38, то есть на восемь богослужений и по 5 человек не приходится. Сицудзи 6. Новых слушателей – надежных – 3. Жертвуется христианами в месяц 1 ена 20 сен, из коих 50 сен идут на содержание священника.

Здесь есть церковная земля; 1 чё 1 тан; пожертвована по кусочку разными христианами. На постройку здания среди ее и на обработку ее употреблено 120 ен, из коих 90 ен дал в долг Ной Кобори (один из жертвователей земли), 30 ен Иеремия (отец Матвея и Гавриила – семинаристов). Возделана на сем земле тутовица и сеется пшеница; приносит это в год ен 26. Земля записана как владение Церкви Православной в Карасуяма, но так как при этом необходимо лицо, с которым иметь дело правительству, то земля поручена Андрею Хонда (из протестантов), как Кан-ри-ся (заведывателю). На имя даны братьями записи, что ими пожертвована земля на Церковь и что вперед никакого притязания на нее иметь не будут; записи эти явлены в местном правлении и к ним приложена правления печать. – Затем дело внутренне церковное – уплата 120 ен долга: 7 христиан приняли в свое заведывание Церковь на пять лет с тем, чтобы в эти пять лет доходами с нее выплатить долг. Земля собственно ныне же дает тутовицы на 50 ен; но половина дохода возвращается в землю, идет на удобрение и на обработку ее. Земля в 3 чё от города; среди участка ныне два здания: одно старое, где хранятся разные земледельческие орудия, но где можно также и жить, другое – нынешняя Церковь. В постройке ее больше всех принимал участие Иеремия Тода; строил, говорят, для собственного жилья (ибо обеднел на разных прожектах) издержал, говорит он, на постройку 47 ен; но как-то не знаю, к сожалению. Это здание обратилось в Церковь. В нынешнем году ураганом оно было разрушено; но восстановление его братия употребили 57 ен, из коих, впрочем, 26 ен были вырученные за тутовицу. – По поводу сего участка земли вообще много здесь было разлада между братьями; и ныне еще Ной Кобори и Иеремия Тода, прямо видно, не в ладах. У Тода – характер нехороший, ссориться не избегает. На Церковь издержанное им он все поставил на счет Церкви, и братия положили выплатить ему; ныне 30 ен, должные ему, пошли на обработку земли, на каковой конец употреблены были только одолженные Ноем Кобори 90 ен, а суть – издержанное им в разное время на Церковь. И ныне, если бы дать ухо к слушанию дрязг, много бы Иеремия наговорил; но я намеренно не берусь слушать, ибо, видимо, дела здесь устроены самими братьями ладно. – Кроме дарственных записей, данных на имя Хонда, в Церкви хранится другой экземпляр дарственных записей, данных на имя бывшего местного священника Павла Ниццума: братия пишут, что жертвуют такие-то участки на Церковь и просят принять эту жертву; местное правление приложило также свою печать, а Павел Ниццума прописал, что жертва принимается (сёодаку), подписался – иеромонах Павел Ниццума и приложил печать. Я советовал сей экземпляр (который братия хотели поручить о. Семеону, выслать в Миссию, с просьбою хранить там, и обещал выслать удостоверение, что дарственные записи получены и будут храниться в церковном несгораемом шкафу.

Восемь лет существует в Карасуяма женское сибокквай и очень похвально обнаруживает свое существование. Раз в месяц оно собирается: 15-го числа; пробовали было христианки сами делать кооги, но уменья не хватило, говорят; ныне катехизатор говорит на сих собраниях что-либо из учения. Женщины же жертвуют на сих собраниях, и их пожертвованиям Церковь обязана здесь отличным гробным покровом, выписанным из России; разные покровы и облачения на столики в Церкви, хоть небогатые – тоже пожертвования христианок.

У братии же нет здесь никаких собраний, рассеянно живут, и только по церковным нуждам собираются.

Ночью, среди сильного холода, повезли обратно из загородного церковного дома далеко в гостиницу ночевать.

10/22 ноября 1892. Вторник.

Карасуяма.

Утром, в девятом часу, отправились в церковный дом. В конце города поворот в поле – к нему, – и тут я изумлен был доселе невиданным зрелищем: на повороте устроена арка, да какая! Настоящие триумфальные ворота – в 29 футов высоты, а направо от нее, по другую сторону дороги – флагшток с висящими от вершины его и развивающимися четырьмя полотнищами разных цветов. Около арки на доске выставлены имена изобретателей и устроителей ее: это – Марк Фунаяма и Яков Такахаси – первый изобрел, последний осуществил; а изображение, действительно, замечательное, главное то, что арка ничего не стоит: вся составлена из корзин, в которых разводятся шелковичные черви, ныне праздных, и из веток елок, мешавших в церковном огороде; а вышло, действительно.

красиво; притом выгода еще та, что ветер не повалил бы арки, всей составленной из сквозных корзин; ветки только обвивали жерди и наверху увенчивали арку; на арке хитро составленная надпись из крупных бус, что, мол, «Николай си-о сюкусу». Немало посмеявшись изобретению, я дождался тележки, ибо по грязи нельзя было пешком добраться до церковного дома, и отправился к нему. Осмотрели церковные землю и здания; земля возделана очень хорошо; первым трудившимся в сем был здесь Иоанн Оохаси, теперь живущий у Павла Ниицума; он в бытность в Карасуяма сделался христианином и при нем куплена земля, тогда пустырь (ныне, будучи возделана, ценящаяся уже в 500 ен, тогда купленная за 75 ен, собранных с христиан). Знания – плохие. Иметь здесь церковный дом совсем неудобно; в грязь к нему и добраться трудно, и слушать учение едва ли кто придет сюда. Дома от ветра окружены елками, от которых и обрубили лишние ветки для арки. Отслужили обедницу. Поют здесь в разлад, хотя и много певчих; следовало бы прислать сюда учителя пения на время. Заключением проповеди было убеждение завести мужское и женское симбокквай с «кооги». Доселешнее женское собрание, 15-го числа месяца, я советовал (оставить по-прежнему, ибо оно уже заявило свою пользу), я рассказал, как храню нераспечатанными 7 ен, присланные женским собранием Карасуяма на кван-овои. Рассказано было, как вести «коогиквай»; представлены примеры. Обещались учредить.

Из города Мотеки, 5 ри от Карасуяма (380 домов) пришел тамошний христианин Петр Катаока, купец, – звать меня туда. К сожалению, я уже написал в Сиракава, что завтра буду там. Да и нет особенной нужды ехать в Мотеки, ибо там всего один христианский дом, сего Петра, с его семьей, всего 7 человек. Впрочем, там есть уже подобие Церкви: прислана церковная икона – Спасителя, что из Новодевичьего монастыря, в киоте, богослужебные книги и книги для духовного чтения и назидания. – Этот Петр Катаока – местный богач, метит в члены Парламента, и ревностный христианин; когда лет семь тому назад принял христианство, местные жители учинили гонение против него, не хотели платить долгов, прекратили сношения с ним; он твердо выдержал все, и ныне прежние гонители извиняются перед ним, – Там, вообще, скоро изменяется настроение японского народа относительно христианства. Семь-восемь лет тому назад, действительно, почти везде еще господствовало неприязненное настроение; теперь о нем совсем мало слышно. – По дороге из Карасуяма в Мотеки в деревне Сеньон (домов 40) есть один христианин, и в Кариуда (домов 30)- два христианина. Все эти по-прежнему остались в ведении Василия Ямада, катехизатора Карасуяма.

После обеда посетили дома христиан, всего 21. Совсем бедных христиан нет; богатые есть, как Кобори, Фунаяма, Хонда. Иеремия Тода (живет в наемном доме), отец Матфея и Гавриила – семинаристов, обременен очень большим семейством: дома у него видели мы четырех ребят, из коих старшему лет одиннадцать, трое мальчиков, одна девочка; да в семинарии двое, да учится медицине один – Афонасий, бывший год в Семинарии, – В доме семинариста Сергия Кобаяси – мать, вдова (отец недавно помер), старший сын в доме – пятнадцать лет – каменщик, и еще ребенок. Отец был каменщиком; дом свой и под огородом земли 3 тана. Есть здесь Накаяма – Фома, бывший когда-то в Катехизаторской школе, – служит чиновником, – усердие показывает (дочь его потом в Миссионерской школе умерла). Были в трех домах охладевших; один крестьянин с женой – безвиннейшие, их и охладевшими нельзя считать, просто учение мало знают и заброшены от братии; дал выговор катехизатору, что не заботится о душах христиан; другой охладевший и не принял в комнаты, а присели мы у входа, – молчит, как истукан, на все вопросы; следует предупреждать охладевших и спрашивать, примут ли, или звать их к себе; унижаться без толку тоже не следует; третьего и дома не застали; Накаяма, таскавший по сим домам, по-видимому, хотел только показать, что сделана честь.

Ночью уже вернулись в гостиницу (кстати, тоже украшенную зеленою аркою; третья арка была у дома Марка Фунаяма), разукрашенную красными фонарями. С семи часов вечера началась проповедь для язычников. Сначала говорил Василий Ямада – преплохо, точно лапти плел. Народу собралось в доме – в нижнем этаже гостиницы – полно, человек 200, снаружи также стояла толпа. Были на проповеди местные власти, полиция (не в форме), учителя, вообще народ хороший; до конца осталось слушать человек около ста. Я сказал обычную начальную – язычникам; продолжалось несколько больше двух часов.

11/23 ноября 1892. Среда.

Карасуяма. Сиракава.

Утром собрались братья и, между прочим, вспоминали обстоятельства основания сей Церкви; много потрудился здесь, будучи катехизатором, нынешний священник на Эзо, о. Тит Комацу; день и ночь проводил в проповедании; пойдет к намеченному для слушания, тот – за работой, Тит велит ему: «Сиди себе и работай, а я тебе поговорю», и проповедует; если соберутся к нему вечером, то – ночь целую говорит учение, да за сделавшимися христианами следил, чтобы поведением были безразорны; в двенадцать часов ночи иной раз отправляется по христианам поверять, дома ли ночуют, да в добром ли виде. С сердцем человек о. Тит; и если одушевится сам, то способен одушевить других. «Оттого и уверовавшие тогда тверды в вере до сих пор», – говорит братия. Ной Кобори рассказал еще смешной случай по поводу Тита; шел однажды Ной и в пути встретил широкоплечего мужчину с завязанным лицом, который обхватил его сзади и начал давить; «Пропал я, – подумал Ной, – разбойник напал»; вдруг отскакивает разбойник и, подняв руки, издает радостный крик; оказалось – Тит обрадовался, встретив друга. Выходка тоже в духе Тита.

Простившись с братиями, в девять часов мы с о. Семеоном отправились из Карасуяма, чтобы шесть ри от Нагакубо проехать на тележках, оттуда по железной дороге с поездом в 3 ч. 40 мин. пополудни поехать в Сиракава.

Церковь Сиракава совсем не была на этот раз в моем маршруте, но Нумабе известил из Миссии, что о. Павел Савабе отправился в Сиракава, так не лучше ли, пользуясь сим случаем, посетить эту Церковь, чтобы после не отправляться для этого из Токио и не отрывать о. Павла от его прихода в Коодзимаци.

В Сиракава прибыли в шестом часу. О. Павел и много христиан встретили на станции. Но истинно поразительная и даже трогательная встреча была в Церкви. Перед церковным домом стоял высочайший треугольник красных фонарей; толпа язычников была огромнейшая. Вход на дворик украшен зеленой аркой с цветами и флагами вверху. От входа на дворик до Церкви по обе стороны стояли в ряд дети с цветами и свечами, и – певчие, которых здесь много, тоже с цветами в одной руке и свечой – в другой. Когда мы подходили к арке, певчие запели: «Достойно есть», – и все было так чудно красиво и так внезапно, что я охвачен был чувством умиления. Став на дворике у арки и послушав «Достойно», благословил стоявших общим благословением; над входом в Церковь была надпись «Радостно встречаем» по изукрашенному полю – все из мелких цветов, истинно художественное произведение. Одевшись наверху, тотчас же начали богослужение; о. Семеон отслужил вечерню; пел огромный хор, человек из 20, одноголосным пением, но весьма стройно – ни в одной ноте не было погрешности. Христиан – полная Церковь. Видно, что Церковь хорошо воспитанная. Недаром здесь жил о. Павел Савабе семь лет. И пожалел я, что он перешел в Коодзимаци; но и там тоже нужен. Оставить дальше Церковь без священника, упадет, а священника нет. Не знаю, что делать. – Пред окончанием вечерни я надел епитрахиль и омофор, о. Павел Савабе – епитрахиль; я сделал отпуст и давал крест целовать, о. Павел кропил святой водой. После проповеди, когда мы встали и делали распоряжения на завтрашний день, вдруг последовал страшный треск: оказалось, что кто-то снаружи бросил камень в окно в алтаре и разбил всю раму стекол; объяснили, должно быть, один из рассерженных, что не пустили в Церковь, ибо язычников не пустили, чтобы не было давки и шума в Церкви, наполненной христианами.

Когда пришли в дом к о. Павлу и от меня взяли паспорт, чтобы заявить в полицию, оказалось, что в паспорт не прописана провинция Фукусияма, в которой мы теперь; я позабыл о сем; а это обстоятельство немаловажное, могут потребовать удалиться немедленно.

12/24 ноября 1892. Четверг.

Сиракава.

Утром по метрике исследована Церковь. Крещеных здесь 472. Из них умерли 52, охладели 4, в протестанство ушел 1 (из Сирасака «протестанты больше поддерживают друг друга» – а ему хочется при помощи других попасть в Парламент); в другие места, в месте заведывания о. Савабе, переселились или неизвестно где ныне 15, в других городах, в пределах Церкви о. Савабе: в Монотума 55, Кариядо 21, Банзава 17, Сукагава 6, Морияма 25, Янамори 4, Сиросака 1, Каная 4, Миёда 4, Оогури 1, Хириу 1, Онахама 1, Михару 1, Юконава 6, Ваамацу 2, Фунада 1. Всего 150.

Остальные 250 христиан налицо в Сиракава.

Сицудзи здесь 5. К богослужению приходит человек 50; в субботу богослужение начинается с семи часов, в воскресение с девяти; когда совершается литургия, тогда в Церкви народу бывает больше. Вообще же – в субботу бывает больше, чем в воскресенье. Есть христиане, никогда не пропускающие богослужения; о. Савабе рассказывает про Николая Хотте (циновщик по ремеслу), что во все семь лет его, о. Павла, службы здесь, не было случая, чтобы Хотте отсутствовал Церкви во время службы; если он где в отлучке, то – хотя бы за 10 ри – ночь напролет идет, чтобы не пропустить богослужения; хвалил он также, как усердных христиан, Авраама Хиросаки и Фоки Сибуки с семьей, из которой один молодой человек заведует хором, а также вечерней школой при Церкви.

Новых слушателей ныне здесь, в Сиракава 7, в Морияма 5. Катехиза тор Роман Фукуи полмесяца проповедует в Сиракава, полмесяца в Морияма и других городах. Катехизатор Иоанн Сея постоянно живет здесь, ибо он не может оставить своего восьмидесятилетнего отца, с которым живет только вдвоем в доме и которому должен прислуживать при столе, стлать постель и прочее.

Есть здесь мужское собрание «Кенкуиквай»: собираются по понедельникам вечером в церковном доме человек 10, и катехизатор Фукуи или Сея толкуют им; ныне – Деяния Святых Апостолов.

Есть еще «Сицудзиквай»: во второй понедельник месяца, вечером, сицудзи собираются для рассуждения о церковных делах и нуждах и средствах удовлетворения их; при этом присутствуют катехизаторы.

Женское собрание производится ежемесячно два раза: в первое и пятнадцатое числа месяца, вечером; собираются 20–30 христианок и произносят «кооги» те из них, кто приготовил. Приготовляют же с помощью катехизатора, именно: назначенные для произнесения кооги приходят к катехизатору и записывают под его диктовку – из Церковной Истории, из Житий Святых, или из Толкования на Священное Писание; готовят это дома и с тем идут на собрание. «Отчего не прямо по книге готовят?» – спросил я Романа. – «По малограмотности, – книгу не умеют прочитать, а свою запись хираганой потчуют».

Две христианки избраны в «кандзи» (делопроизводительницы), и на целый год; на собрании чай бывает, «кваси»; чай покупается на собранные деньги; жертвуют на сих собраниях; ен около 10, собранные ныне, положено на проценты. Собраниям ведется запись, где обозначается, кто был, кто говорил «кооги», кто избран для следующего собрания, но избранные часто отсутствуют, для чего избираются многие; в иные месяцы собраний не бывает, но они не прекращаются совсем – снова опять возобновляются.

Из этой Церкви два катехизатора произошли: Иоанн Сея, здесь живущий, из Сиракава родом, и Фома Ооцуки, родом из Оогури, второй сын в семье, и потому свободный от забот о ней.

В десятом часу в Церкви отправили обедницу и сказана проповедь. Христиан также было много, несмотря на беспрерывно, с ночи, рубящий дождь.

Я послал телеграмму Посланнику: «Прошу паспорт для Фукусима-кен. Нельзя ли телеграммой? Я здесь только на день». Ибо о. Павла призывали в полицию: «Отчего без паспорта?» – «Да не пришло на мысль прежде вписать Фукусима-кен в паспорт», – «Так вот теперь пришло на мысль». – «Но он от долгого путешествия устал, не может тотчас отправиться». – «Устал, значит – нечего делать». – «Так как же быть-то?» – спрашиваю я о. Павла."Да так и быть: и без паспорта нельзя, и отправиться нельзя», – смеется он. Чисто по-японски! Взаимное надувательство в глаза. Я предпочел, для успокоения полиции, просить паспорт, хотя он, по всей вероятности, придет сюда завтра, после моего отбытия; будет показан полиции и обратно отправлен в Токио…

В четыре часа пополудни получена телеграмма от Щеглова из Посольства, что местному правителю послано приказание включить Фукусима-кен в мой паспорт, что и сделано здесь. Моя телеграмма отсюда отправлена была в двенадцать часов. Скоро дело сделано, и местные власти успокоены; тем не менее я завтра в Кооцке должен отправиться; другие же места здешней Церкви, кроме Сиракава, досмотрю после.

В три часа должны были собраться в дом о. Павла старшины церковные, чтобы поговорить о церковных делах. Но ни их, ни о. Павла не было. «Где?» – «У Николая Хотта отец, восьмидесятилетний старец, умирает, о. Павел пошел напутствовать его». Вернулся о. Павел и рассказал, что умиравший старец с таким же усилием заносил ослабевшую руку для креста, с каким некогда ворочал ею и заступом глыбы земли; с великою радостию принял Святое Таинство; не успел о. Павел кончить рассказ, как Николай Хотта пришел известить, что отец его скончался. Блаженная кончина! По поводу сего зашел разговор о погребении, и о. Павел рассказал (тут же были и все сицудзи, собравшиеся к этому времени), что здесь погребение умершего христианина составляет дело всей Церкви; братия собираются омыть, опрятать тело, все собираются на провод и сами несут усопшего до могилы. Отчего происходит такое усердие? Оно, уже вошедшее в обычай, в первый раз обнаружилось по поводу гонения. Когда умер первый христианин, во-первых, не дали могилы ему, во-вторых, обычные носильщики и погребатель отказались нести и погребать христианина; христиане, оскорбленные этим, с необыкновенным усердием сами сделали все, что нужно для покойника; с тем пор и для всех покойников делают то же. Николай же Хотта показал тогда особенное рвение тем, что в несколько дней пешком слетал в Токио узнать, каков будет конец, если начать судиться с мешающими погребению; как раз тогда подобный случай был с нашими христианами в Оказаки, и христиане выиграли на суде; запретили мешать погребению христиан на обыкновенных кладбищах. Хотта с этим известием вернулся в Сиракава, христиане пожаловались, и суд заступился за них; но Хотта так спешил и так устал от ходьбы, когда возвращался в Сиракава, что в бесчувствии упал на дороге и, проспав несколько часов, полуотрезвленный от сна, не разобрав, куда идти, долго прошагал обратно по дороге в Токио, пока опомнился и повернул в Сиракава.

Рассуждали мы, как поддержать Церковь в Сиракава, чтобы не упала после отбытия о. Павла и, конечно, не нашли, кроме как поставить другого священника. Но, во-первых, некого поставить, а если бы и нашелся годный, то его для Сиракава только поставить уже никак невозможно – нужно поручить ему Уцуномия и прочее; во-вторых, христиане еще не находят себя способными содержать, или даже полусодержать священника; им же ныне ныне под влиянием убеждений отца Павла непременно хочется по возможности сделать свою Церковь «докурицу», независимою от русской денежной помощи. Долго мы говорили и сетовали о том, что японские христиане совсем не жертвуют на Церковь. «Не можем», – говорят, неправда, – «Не хотят, не сознали еще себя обязанными содержать служащих их спасению». Говорили мы про времена Апостольские (к назиданию присутствующих); вспоминал о. Павел и начало Японской Церкви: тогда то-де он и первоначальные проповедники – Павел Цуда, Матфей Кангета и прочие – смело отправлялись, почти без копейки, или с самою малой помощью, полученной от Миссии, тогда тоже весьма бедной, и – «не умирали же с голоду, а каждый день тоже ели и пили», – говорил о. Павел. – «А ныне – мы сами и проповедники изменились, требуем больших средств; с самих нас мы должны начать – ограничивать себя, тогда и христиане будут жертвовать, ограничивая себя», и так далее. Вообще, когда о. Савабе одушевится, когда он в хорошем настроении, тогда он похож на человека из времен Апостольских.

В половине седьмого часа вечера мы отправились в Церковь и отслужили панихиду по новопреставленном рабе Божием Самуиле. Потом был произведен экзамен здешней вечерней христианской школы; учащихся до тридцати, но ныне было только десять мальчиков и одиннадцать девочек. Самые малые читали наизусть молитвы; побольше читали по книге «Книжка об обязанностях христианина» (синдзи хонбун), самые большие (лет 13–15) – Новый Завет, а иные Ветхий. В награду детям выписано из Миссии по духовной книжке разного содержания, сообразно с возрастом, учащим тоже даны были книги в награду; их здесь трое: Сибуки и два мальца, помогающие им; велел отныне рассказывать Священную Историю, чего доселе не делалось; в руки детям для руководства выписаны из Миссии тринадцать экземпляров Краткой Священной Истории (сейси тейкёо). Вечерняя школа здесь существует уже семь лет, с самого поселения здесь о. Павла, и принесла немало пользы Церкви; между прочим, ею образован Сибуки, бывший безграмотный, а ныне учащий; очень поддерживается ею также церковный хор.

Потом началось женское собрание. Молодые христианки – народ более или менее ученый – человек шесть говорили приготовленные «кооги» ими в скорости, по случаю моего приезда, по приказанию о. Павла, и говорили весьма хорошо, некоторые весьма умно темы были разные; объяснение нескольких текстов Священного Писания, рассуждения, например, о пользе женских христианских собраний и прочее, по окончании просили меня сказать назидание; я говорил о том, что образец женских христианских обществ – в обществе святых жен, последовавших Христу и у ног Его слушавших учение, о воспитании детей в духе благочестия, в чем родителям помогают Ангелы- Хранители детей. – После этого раздавили всем «кваси», и, значит, был перерыв, во время которого о. Павел рассказал, что здесь, кроме женских собраний для «кооги» существует еще «Кёоси-квай», цель которого «кёндзицу» – благотворения: христианки в воскресение вечером собираются в церковном доме с работой в руках, обыкновенным шитьем – кто-то заказанным, большая часть своим, и выработанное в это время жертвуют на благотворение, то есть сделанная работа оценивается, и в сколько сен оценена, столько отдается работавшей на «кёодзицу». Я заметил о. Павлу, что здесь несколько не неодобрительно то, что работающие в то же время слушают назидание от него, или катехизатора, или же сами ведут религиозный разговор. – Существует здесь еще сиайквай это уже совсем оригинальное; собирают с себя деньги христианки на пилигримство в Миссию, чтобы помолиться на Миссийском Соборе; собрали уже 20 ен; намереваются собрать 150; «Тогда что же будет?» – спросил я. – «Прежде чем собрана предположенная сумма говорить – было бы похвальбой», – ответила инициаторка общества.

Сверх всего этого, катехизатор Роман Фукуи собирает ежемесячно с христиан, пожелавших участвовать в сем, сены на благотворение бедным; собрано 10 ен и положено на проценты. «Отчего же не отдавать прямо бедным?» – Спросил я. – «До ста ен соберем, тогда процентами будем благотворить», – говорит Роман; все слушавшие засмеялись, – велико будет благотворение, да и скоро оно поспеет! – После перерыва опять просили рассказать что-либо; я рассказал историю Эсфири, чем и закончилось собрание; пропета была молитва, и я простился с братьями и сестрами, имея завтра утром уехать из Сиракава.

Братьям сегодня неоднократно внушал тоже завести собрание с «кооги»; обещались, много их было на женском собрании и, видимо, несколько пристыжены были, что женщины далеко опередили их в христианском усердии.

13/25 ноября 1892. Пятница.

Сиракава. Тоцинги.

Утром с поездом в 9 часов 40 минут мы с о. Семеоном отправились из Сиракава. О. Павел Савабе с супругой, катехизаторы и немало христиан собрались на станции проводить. Тут, между прочим, о. Павел советовал в Мидзунума, Сиозава и Никкава (его же возмущением расстроенные восемь лет тому назад и до сих пор непоправившиеся) послать сначала катехизатора Игнатия Мацумото, который ныне в Асигака, где вечно ссорятся и враждуют между собой христиане, и которого там полюбили все за его спокойный и мирный характер. Я думал было послать о. Павла Сато, но о. Савабе не советует: «Безучастен», – говорит, – «души не употребит в дело». Между расстроенными тогда есть очень хорошие люди, например, Петр Такеноуци, из Никкава, ныне член Парламента, Петр Оогура, из Сиозава, ныне «сячёо» шелкомотальни в Мидзунума; о. Савабе говорит, что они еще не потеряли веры, в доказательство чего приводит, что когда в прошлом году во время Собора у братьев Такеноуци умер отец, они просили о. Павла приехать похоронить и согласились, если нужно, хоть десять дней ждать, не хороня, пока он не приедет.

В 12 часов 20 минут остановились в Уцуномия до следующего поезда, чтобы взять белье, отданное мною здесь в мытье и, кстати, повидаться с катехизатором Николаем Сакураи и спросить, нет ли чего нового по его приходу, бывают ли у него по вечерам совращенные в протестантство слушать ученье (см. стр. 105). – «Не бывают, теперь языческий праздник; один из обещавших слушать – делатель фонарей, которых так много употребляется в языческие праздники, другой производчик конфет, которых также много идет». И так апатично объясняет все это Сакураи, с такой холодной усмешкой, что едва ли выйдет какой-либо прок из всего, что натолковано ему и что наобещано им. Говорил ему, что нынешнее состояние его Церкви схвачено у меня в дневнике; во время Собора сравню, – и если не будет никакого движения вперед, то сильно выбраню его; говорил, что он один и старейших уже и наиболее опытных катехизаторов, что на него много возлагается надежды, что он должен давать пример молодым; улыбается на все холодной усмешкой и апатично уверяет, что с этого времени постарается.

В пять часов вечера прибыли в Тоцинги, чтобы повидаться с немногими здешними христианами. Холод отучит от брезгливости: я так озяб, что рад был пойти в ванну, несмотря на то, что в ней уже сидели, по словам служанки, пять-шесть человек, значит – гораздо больше; и отлично согрелся.

О. Семеон отправился отыскивать здешних христиан, и через час после его ухода явился прежде всех Марк Суто, книгоноша из Сано, встретившийся с о. Семеоном. Потом пришли Мария Китамура, жена Павла, служащего на железной дороге; вскоре за нею – и он сам; кроме них есть еще здесь Варвара Оосава, замужем за язычником, очень, впрочем, расположенным к христианству, ее мать Ирина и сын – отрок Акила; прочие трое детей еще не крещены. Итак, ныне всего пять христиан в Тоцинги; шестой, некто Петр Кокубу, учитель в школе в селении, 1 ри от Тоцинги.

14/26 ноября 1892. Суббота.

Тоцинги. Маебаси.

Утром посетили два дома здешних христиан. Варвара Оосава – очень ревностная христианка, ее много уговаривали протестанты, которых здесь две секты – баптисты и ицциквай – совратиться к ним; но она победоносно отразила их, и ныне они оставляют ее в покое, а налегают на мужа; тот тоже не идет к ним, а будет, даст Бог, православным. Живут они очень зажиточно: торгуют лекарствами и дают деньги под залог (екция). Тоцинги город большой, поблизости есть тоже многолюдные города; без катехизатора это место оставить нельзя. Но нужен ли он теперь? Или место еще не совсем готово для проповеди? По совету вчера с Китамура, сегодня с Варварой и ее мужем Хиросе, – это место еще не совсем открыто для проповеди: народ очень холоден к вере, интереса к религиозным вопросам еще не возбудилось; три года назад жил здесь катехизатор Василий Сугаи, он немало старался, как свидетельствуют они, и всего только трое сделались христианами – Китамура с женой й Кокубу. У протестантов здесь тоже, судя по времени, сколько они здесь живут, успехи не блестящие. Итак, Тоцинги еще можно некоторое время оставить без постоянного проповедника; для христиан же; помолиться с ними и поговорить об учении, пусть раз в месяц приходит из Канума катехизатор Варнава Имамура, о чем и написать ему сегодня же. Потом, когда откроется возможность прислать сюда катехизатора, то Хиросе говорил – нужно сюда молодого, деятельного, а также развитого, словом, из Симинарии, но несколько напрактикованного.

От Оосава отправились к Китамура, Павла не застали дома, – на службе, жена Мария показала хранящуюся там метрику; но по ней всего и есть трое крещенных: Петр Кокубу и двое Китамура. Там же хранится церковная икона Спасителя и Благовещения и разные церковные вещи.

Так как нет здесь постоянного катехизатора, то Варвара с мужем и всей семьей и оба Китамура будут снабжены из Миссии наиболее необходимыми книгами для поддержания веры и для отражения врагов православия.

Потом съездили за полри за город на гору Кинцякуяма, чтобы с нее взглянуть на город и окрестности, ноне ясно виден оттуда город, отчасти заслоненный деревьями, отчасти собственной окраиной домов; кроме того, дымка легкого тумана лежала над ним и дальнейшими окрестностями. Вид, впрочем, был превосходный, при ясном утре.

В 12.40 часов отправились из Тоцинги и в исходе четвертого были в Маебаси, встреченные братьями и сестрами на станции. По прибытии в церковный дом отслужен краткий молебен; сказано поучение и по метрике исследована Церковь. Первоначальная метрика, вместе с церковным домом и со всем церковным имуществом здесь сгорела; теперешняя составлена по воспоминаниям и по черновым записям бывшего здешнего священника Романа Циба; есть в ней пропущенные, тем не менее записано крещеными 610 человек. Но из них катехизатор Тит Накасима уже высчитал: 252 человека ныне в других местах, 120 охладели, 63 померли и только 175 ныне налицо в Маесаби. Такое большое количество переселившихся в другие места преимущественно оттого, что здесь приняло крещение много девиц, учившихся и работавших на шелкомотальных заводах, – они были из других мест, куда и вернулись. Сказано катехизатору сделать и дать мне выписку всех 252 человека, с обозначеньем, где они, насколько известно; я приму меры, чтобы, по возможности, ближайшие катехизаторы и священники позаботились о них. Число охладевших поразительно; это показывает, как вредно сначала иметь священника в Церкви, потом лишиться его; при священнике Церковь быстро растет, а потом еще слабая и неустроившаяся столь же быстро приходит в упадок, когда священник уходит. Но что и делать было! Сначала христиане попросили священника и обязались содержать его, давая 20 ен в месяц, потом, обеднев от шелковичных неурожаев (то есть дешевизны шелка, ибо не требовалось много за границу), попросили священника взять обратно и чуть не уморили его с голоду, пока он был взят. При том же священник к концу ослабел, так что и при нем, вероятно, не менее овец оказалось бы заблудшими, как ныне без него; не было бы этого при более бодром пастыре. Из 120 заблудших, однако при проверки их, многие оказались просто отсутствующими, иные же, по признанию братии, не совсем охладели; многих катехизатор и в глаза не видал, таких велено ему было увидеть и позаботиться об оживлении их. Из показанных охладевших некоторые ушли в протестантство, иные развратились в поведении, – те и другие безнадежнее всех.

Сицудзи 3. В субботу к богослужению приходит человек 20, в воскресенье человек 30.

Женское «симбокквай» производится ежемесячно в первое воскресенье; собирается христианок 20, и катехизатор или священник, если случается ему быть здесь тогда, произносит поучение; потом бывает общий церковный разговор. Были здесь и «кооги» самих христианок, но прекратились – неудачными оказались, а также и потому, что выбирали для них по жребию, который слеп, – Мужских никаких собраний нет; только в самые большие праздники производится симбокквай.

Жертвуют в месяц на церковные расходы не больше 1 ены.

Церковной земли здесь под церковным домом и вокруг него около 100 цубо; дает она в год дохода с тутовицы и прочего ен 5.

Нынешний церковный дом, выстроенный после пожара, обошелся в 150 ен; но многие работы по постройке христиане производили сами, чего в счет не включено.

Новые слушатели учения ныне есть у катехизатора в двух языческих домах и в шести христианских.

В половине восьмого часа стали служить всенощную и кончили в десятом часу; пели очень стройно одни девицы и подростки; заправляет ими, кажется, Вера Намеда, сестра Климента, что в Киевской Академии, – После поучения убеждал братий и сестер непременно завести «кооги квай», рассказал, как они производятся, какая польза от них.

Когда стали готовить постель, оказалось, что нарочно устроили соломенный матрац – длинный и толстенный; что будешь делать с этим усердием, которое они считают необходимым, но которое истинно тяготит; забыл прибавить, что после молебна и поучения приветственный адрес читали.

15/27ноября 1892. Воскресенье.

Маебаси.

В десятом часу утро началась обедница, причем пришлось пожалеть, что не догадался велеть о. Семеону взять антиминс, сам же он и не подумал о том: просфоры были здесь наготовлены, но литургии отслужить за неимением антиминса нельзя было; потом отслужена панихида; поминаемых было более 30, кутьи столько блюд, что пришлось поставить два стола. Поучение было о христианском усердии и средствах воспитывать его; потом объяснение значения кутьи.

После обеда посетили 5 домов – сицудзи и «бучёо», то есть старшин городских христианских округов, в которых старшины собирают пожертвования, объявляют церковные решения и прочее; таких «бучёо» пять; некоторые в то же время и сицудзи. За исключением Сайто, все богачи, большие шелковые производчики; Окаяма на прошлой выставке получил первую награду за свои мотки шелка; Кувадзима постоянно посылает своих работниц к графине Сайго помогать выводить коконы и разматывать их; мы видели у него превосходную шелковую цветную материю, сделанную во Франции из шелка графини Сайго. Сайто, отец семинариста Василия, беден; живет в чужом доме, имеет в семье, кроме женатого сына Иустина, который содержит себя с семейством сам (ныне нанимаясь в провинцию Коци, на Сикоку, учить разведению коконов и разматыванию шелка), мать, жену, двух дочерей, из которых одна невеста, другая лет семи, сына, лет восьми, и Василия в Семинарии.

К трем часам вернулись домой, ибо с этого времени имело начаться женское симбокквай. На нем по пропении «Царю Небесный» три девицы прочитали приветственные адресы, потом три «коогися» сказали «кооги», и очень хорошо, только не умеют говорить – спешат и очень тихо говорят, что и замечено им. По окончании попросили меня рассказать что-нибудь; я рассказал историю Эсфири, которую, однако, не многие слушали внимательно; не показывали на лицах никакого участия, – должно быть не слушали.

Со вчерашней всенощной у меня не идет с ума мысль, как возможно больше упорядочить катехизацию Японии; до сих пор катехизаторы расставлялись по местам совершенно случайно, безо всякой системы; оттого в захолустьях вроде Тега, Кабусато, Гундо, Сукава и подобных есть христиане, и, конечно, нужно заботиться о них, тогда как в огромнейших городах и в целых частях Японии – нет ни христианина. С этого времени нужно положить твердым решением – по всем главным городам провинций поставить проповедников. Конечно, этого разом нельзя сделать; несколько лет потребуется, но если положить целию достигнуть этого, достигнуто будет. – На Соборе будущего года отделить двухтрех проповедников в новые, большие провинциальные города, потом каждый год делать то же.

С семи часов вечера была проповедь язычников; Тит Накасима отказался тем, что не готовился. Собралось человек сто, но из них много учеников гимназии, которым нужно было вовремя возвращаться домой: послушав немного, они стали расходиться, что только мешало проповеди. До конца осталось слушателей человек 50; в девять часов проповедь кончилась, после чего был разговор с братьями; между прочим, старшие братья приходили сказать, что мужское собрание с «кооги» они тоже решили учредить, но сегодня еще не могут сговориться обо всем, выбрать коогися и прочее, а непременно сделают это немедля же; Софья Намеда, плача, просила, чтобы ее сына Тихона не исключали из церковной службы.

16/28 ноября 1892. Понедельник.

Маебаси. Сукава.

С поездом в семь часов мы с о. Семеоном отправились по конной железной дороге, которая идет на 4 ри до города Сибукава – в Сукава. Несмотря на ранний час и очень холодное время, христиане и христианки во множестве собрались проводить; некоторые же провожали до Сибукава. Не доезжая Сибукава, при переходе по мосту чрез реку Тонегава, мы наткнулись на ужасное зрелище: на половине моста – в сторонке лежит младенец лет двух с перерезанным горлом; нож положен ему за пазуху; ноги связаны; около трупа две пары аси-гета с палкой, явный знак, что один из убийц был ама-слепец и что оба владельца гета, совершив ужасное преступление, бросились в реку. Один из кучеров конки рассказывал, что вчера в сумерки он видел проходивших здесь слепца с женщиной, у которой за плечами был ребенок, вероятно, это они; одеты они были недурно, но, конечно, бедность заставила их покончить с собой и ребенком. Целый день у меня метался перед глазами этот несчастный невинный страдалец – младенец со своим кровавым горлом и рисовалась в воображении ужасная драма, порождая тяжелые грустные думы о людях вообще и японцах в особенности; по правде сказать, они ближе, чем люди Европы, к зверству. Сколько у меня толпится в памяти случаев ужасного зверства японцев, вроде, например, того, как один в Татебаси деревянной колотушкой размозжил головы жены и троих малых детей, а сам проткнул себе ножом горло и бросился в колодец (еще там я застал церковный дом, дешево-де, никто из японцев не нанимает; разумеется, дом тотчас же был переменен). Портило это сегодняшнее расположение духа, а оно должно быть хорошо: проезжали и проходили по живописным местам: все время тянулось горное ущелье с быстро катящеюся Тонегава, которой исток в соседних горах, и еще какими-то речками; ущелье суживалось до того, что лишь одну реку пропускало между своими высокими утесами и обрывами, то раздвигалось и давало место целым большим селениям с полями и огородами; тутовица везде здесь господствует; оттого должно быть деревни являют вид изобилия и богатства, каких редко можно найти; дома – огромные, отлично построенные, с мезонинами для выводки коконов: шелковичный червь богатит здешний люд.

От Сибукава до Сукава 9 1/2 ри, из которых 5, до Тогано, мы проехали на тележках и уже здесь встретили трех братьев, вышедших встречать нас; в Тованго все впятером пообедали и до Гокан, 2 ри, тоже поехали; отсюда 2 1/2 ри до Сукава шли пешком, ибо дорога идет в гору и очень плоха; одна тележка взята была для чемоданов. Постепенно по дороге встречая братьев, в сумерки мы прибыли в Юдзюку, 8 чё от Сукава, где и остановились. Несколько отдохнув и напившись чаю, мы отправились в Сукава, на гору, чтобы помолиться с братьями и сестрами.

В темноте не видно было деревни, но церковный дом внутри сиял иконами и прочим убранством.

Пока собирались христиане мы просмотрели метрику и расспросили о церковных обстоятельствах.

По метрике здесь 51 крещеный. Из них 7 ныне в других местах, но из оных 6 – в Огавадзима, 1 умер, 43 – налицо; кроме того 3 крещеных в других местах ныне здесь (один из сих – Георгий Абе – крещен о. Георгием в Маебаси); всего в Сукава 46 христиан, охладевшего нет ни одного. Из христианских домов 6 в Сукава, 1 в Нодобаре (коаза, Фусе ооаза, Куга-соомей); молодой христианин Павел Хирасава, учившийся несколько в школе Коодзимаци, 1 дом в Минова (коаза в Фусе), 1 дом в Касихара (коаза в Сукава), Георгий и Павел Абе с семьей оттуда, 1 дом в Сироиси (коаза, Аимата ооаза, Юнохара-сомей), 1 дом в Мисака (коаза, Нагаи ооаза, тоже в Куга) – селении в два дома всего, на вершине Микуни-токе; Александр Исизака, тоже в Маебаси крещенный о. Георгием, оттуда; в доме у него 5 христиан; от Сукава до Мисаки 3 1/2 ри.

Всего в Церкви Сукава 11 христианских домов. Всех домов в Сукава 60. Сукава – тоже ооза и находится в Кугамура (соомей). Нодобара (всего 10 домов), Минова и Касахара – деревни в нескольких чё от Сукава, от Сироиси в 1 ри.

В Юдзюку (коаза в Фусе; всех домов в Фусе 350) около 100 домов; здесь в гостиницах ванны из горных теплых ключей – кажется, серные. Проповедь здесь тоже была, но христиан еще нет.

Есть еще христианин в деревне Цукабара (коаза, Камидзу – оаза, в Момомура – соомей), 2 ри от Сукава; но этому селению лучше считаться принадлежащим к Церкви Огавадзима, ибо от него только 30 чё до Огавадзима.

Сицудзи в Церкви Сукава 2. К службе, которая и без катехизатора здесь происходит, в субботу собирается, смотря по состоянию сельских работ, от 10 до 20 человек с детьми, в воскресенье от 10 до 15.

Службу читает Исидор Койке, ныне, к сожалению, лежащий больным; поют человек 5 и довольно сносно, как я слышал на вечерне. После службы читают Священную Историю Ветхого Завета; читая, насколько могут – объясняют; шесть человек назначено было для этого прежде отцом Семеоном, и они исполняют это по очереди; наиболее способный из них Георгий Абе, бывший долго в Токио.

Есть «Фудзинквай» по субботам, после службы христианки остаются в Церкви, и один из вышеозначенных шести читает и объясняет им что-либо из божественного; всех здесь 17 христианок; на собраниях бывает их 4–8. Но несмотря на видимую незначительность сего Фудзинквай, плод от него очень заметен: христианки немало жертвуют на Церковь: справили отличную под золото раму к иконостасной иконе Спасителя, сделали занавес; и ныне у них собрано около 5 ен; собирают на выписку гробного покрова из России.

Стефан Морисита прежде пожертвовал здесь постройку под Церковь. Потом Антоний Комуро пожертвовал 104 цубо земли для постройки Церкви. Разобрали здание, пожертвованное Стефаном, прикупили к нему леса и прочих материалов и построили нынешнюю Церковь с помещением при ней для катехизатора. Денег пожертвовано христианами на сие 133 ен, да разным материалом много дано; всего нынешнее здание обходится больше 200 ен. Здесь пять лет тому назад, то есть почти с самого начала Церкви, заведен следующий прекрасный обычай: христиане жертвуют на Церковь два листа семян шелковичного червя; из этих семян выводят червей и коконы, продают последние, получается не менее 24 ен – и это идет на церковные расходы. 30 ен из так полученных денег издержано на постройку церковного дома. 25 ен ныне хранится. Имеется в виду собрать на покупку церковной земли.

Когда собрались христиане, отслужена была вечерня, причем только путались певцы и чтец и чувствовалось неудобство неимения катехизатора; сказано поучение, советовано настоятельно христианам и христианкам завести симбокквай с «кооги», и в одиннадцатом часу отправились вниз мы с о. Семеоном в Юдзюку ночевать; я едва мог идти от ревматизма в ноге.

17/29 ноября 1892. Вторник.

Сукава.

Утром, поднявшись из Юдзюку наверх, в Сукава, в десятом часу начали обедницу, потом отслужили панихиду; первую кое-как пели здешние певцы, вторую пел я один. После проповеди рассуждали мы сначала вдвоем с о. Семеоном, потом вместе с братьями, как устроить эту Церковь. Катехизатора здесь нет и некого поставить, ближайший – в Маебаси, но и он слишком далек, притом неопытен; поручить ему значило бы то же, что никому не поручать. Итак мы прямо оставили эту Церковь под непосредственный надзор о. Семеона, он будет навещать месяца в три, или в два с половиной здешних христиан, проводить с ними несколько дней и преподавать им Таинства. В прочее время они будут сами смотреть за своею Церковью; будут по субботам и воскресеньям собираться на молитву; для исполнения должности чтецов избраны пять способных читать; для преподавания пения прислан будет сюда месяца на два Елисей Хаякава, ныне уже не нужный в Сайкёо; 10 детей будут ежедневно иметь у него класс пения; родители поручились за детей; питать здесь Елисея также обещались. И о. Семеону на обратный путь отсюда обещались давать не менее 1 1/2 ен; сюда же дорожными он будет снабжен от Миссии. Христиане будут производить ныне; в свободное от работ время – до конца четвертого месяца – «коогиквай» два раза в месяц, во второе и четвертое воскресенье, после службы, часов в одиннадцать; два «коогися» уже избраны для первого собрания, 11-го числа декабря. Христианки будут иметь свой «коогиквай» в третье воскресенье месяца, раз в месяц, ибо у них останется еще нынешний «симбокквай», по субботам производимый.

Убеждал я христиан самим проповедывать здесь Христа, чтобы возрастала Церковь. Народ здесь честный, неиспорченный, очень расположенный к вере, как показывали вчерашние вереницы богомольцев, почти беспрерывною нитью тянувшиеся нам навстречу по дороге: тот народ возвращался из кумирень, с поклонения Кваннму, праздник которого был вчера, ибо было десятое число одиннадцатого месяца старого японского стиля. И много ли нужно знания вероучения, чтобы рассказать о Боге и Спасителе, без которого есть или нет Бог – все равно для человека? У всякого христианина хватит этого существенного знания, а оно только и нужно, чтобы приводить желающих спасения ко Христу. Священник же, приходя сюда, будет восполнять эти знания, испытывать наставленных и преподавать крещение уверовавшим во Христа.

Кроме вчера записанных селений, и в других, по словам братии, рассеяны христиане; так в городе Нумата заведомо есть четыре христианина. Это самый большой из окрестных городов; в нем 1300 домов. Там был князь с 3500 коку, развалины крепости которого есть там. Из бывших катехизаторов оттуда родом Антоний Секине, сначала несколько проповедывавший там. Даны были уже туда маленькие иконы Спасителя и Богоматери (что из Новодевичьего монастыря, в киотах). Но праздными они остались там; Секине, уходя, поручил их хранить язычнику, от которого получил их и принес в Сукава о. Семеон (ныне они и находятся здесь в Церкви). Все бывшие в Сукава катехизаторы пробовали свои силы в Нумата, отстоящего всего на 4 ри от Сукава, но до сих пор бесплодно. Живущие ныне там христиане – пришедшие из других мест, например, сапожник Кобаяси из Токио, адвокат Павел Хоригуци, бывший катехизатор из Цицибу. Кстати, сей Хоригуци, кажется, совсем испортился: женат ныне на другой, тогда как от первой жены у него ребенок есть; впрочем, подробностей неизвестно.

После обеда пошли мы с о. Семеоном посетить дома христиан и были в шести домах в Сукава и одном в Касавара, 10 чё от Сукава, у Георгия Абе и его семьи. Все живут богато: отличные дома, приспособленные для разведения шелковичного червя, за коконы которого Василий, старик, получил на выставках много похвальных листов. Особенность здешних домов внутри – широкий очаг среди комнаты, у которого и принимают гостей, содержа эту комнату чистою; зимние холода побудили, очевидно, иметь большое место с горячим углем – главным местом в доме зимой.

Нужно отметить похвальную черту здешних христианок: вьют соломенные веревки и жертвуют их на Церковь; связка в десять сажень стоит 8 рин, иногда 1 сен; веревки эти в деревне уже пользуются известностью; кому нужны, особенно в шелковичное время, приходят спрашивать: «Нет ли в Церкви веревок?»; христианки от усердия хорошо их вьют – прочны. Это в совокупности доставляет Церкви порядочный доход, ибо христианки все занимаются этим, плетут также лапти (варадзи) для продажи на Церковь.

С трудом шагая больною ногою по грязи, я думал: «Хорошо, конечно, иметь христиан и в таких захолустьях, но еще нужнее иметь их в главных провинциальных городах». И пришло мне на мысль вызвать из Токио Спиридона Оосима и послать его в один из больших городов попытаться водворить проповедь – до времени Собора; послать не на церковный, а на свой, частный, счет, чтобы, если он и опять окажется ленивым, отставить его от службы легче и проще; но, быть может, он опять хорошо послужит, как прежде служил. Вернувшись в Токио, вызову его; кстати же, угнетенный бедностью, так усердно просится на службу.

С семи часов вечера в церковном доме сказана проповедь для язычников. Собралось человек 60; до конца осталось почти столько же; кроме язычников, были протестанты, которых в Сукава и окрестности довольно много. Говорил сначала о. Семеон; на этот раз лучше, чем в Канума: в ученость вылазку сделал краткую – только примеры разводенил [?].

После проповеди поговорили несколько с братиею и, простившись, вернулись в гостиницу в Юдзюку.

18/30 ноября 1892. Среда.

Огавадзима. Такасаки.

В половине седьмого часа утра отправились из Юдзику пешком; Георгий Абе, Александр – с Микунитоке и еще один христианин несли наши с о. Семеоном вещи. Дошедши до Цукиёно, 2 1/2 ри от Юдзюку, свернули на 5–6 чё в сторону, за речку, в Огавадзима, селение из 60 домов, к христианам, которых здесь четыре дома: 1) Павел Иидзука (старик, что при встрече роняет шапку и палку на землю) с семьей из пяти человек. Сын его, Василий, учась шелкомотанью у Иоанна Фукусава, в Маебаси, вынес оттуда христианство; 2) Иоанн Харасава, купец, сын которого, Тимофей, лет четырнадцати, был в школе в Коодзимаци; в семье 6 человек; 3) Игнатий Ооги – земледел, и 4) Григорий Такахаси – учитель. Всего христиан 13.

Молитвенная комната в доме Павла Иидзука. Отслужили мы там молебен, стали расспрашивать и советоваться о церковных делах. Самостоятельною здешняя Церковь еще не может быть, как по малочисленности, так и незначительности сего места вообще; вместе с Цукиёно, где также 60 домов, Огавадзима составляла бы еще довольно большое место, но там христиан нет, хотя Павел Ниццума когда-то держал там проповедь. И поэтому положено Церковь Огавадзима считать принадлежащею к Сукава. Но так как к богослужению ходить туда далеко, то христиане будут собираться для общей молитвы по субботам и праздникам здесь, в доме Павла Иидзуки, и совершать ее сами. Для того выписаны из Миссии для сего места богослужебные книги, а также наиболее нужные назидательные книги для чтения после молитвы. Христиане обещались исполнить это. Для приумножения сей Церкви настоятельно убеждаемы были христиане проповедывать язычникам христианство собственными силами, особенно способен для сего Павел – старик, всего пятидесяти одного года, но сдавший уже хозяйство Василию и живущий на покое. О. Семеон, приезжая по временам, будет дополнять знания вероучения у тех, кого они привлекут ко Христу, и преподавать им крещение. Всего час мы провели с христианами, не могли принять от них никакого угощения, ибо обещано сегодня вечером быть в Такасаки, – и отправились дальше. Когда я проходил из домика Павла на улицу по огороду, Павел вытащил из-за пазухи кусок белого полотна и пристал ко мне с просьбой отпечатать на нем след ноги; в первый раз столкнувшись с такой странностью, я на секунду остановился в недоумении, но, видя пресмешную просящую физиономию Павла, расхохотался и ступил грязным сапогом на кусок полотна; Павел его и упрятал к себе за пазуху.

Из Цукиёно мы наняли тележки до Сибукава, простились с братьями и отправились, но такой холод был целый день, так пробирал насквозь, что вот я ныне, на другой день, пиша сие в Такасаки у Иосифа и Анны Суто в кладовой на втором этаже, чувствую себя совсем простуженным: голова болит, насморк, озноб, еще чуточку бы погодить простуде – дней на пять осталось пути.

Из Сибукава до Маебаси по конке, отсюда до Такасаки шестнадцать минут по чугунке, и в сумерки мы были на станции среди братии, с которыми отправились в Церковь куда-то на край города. Перед церковным домом выстроены были певчие, запели навстречу «Достойно» – и нужно было, до костей продрогши, стоять еще с открытой головой на стуже, пока они тянули свое пение. Я едва выдержал, и строго нужно будет запретить вперед такое глупое усердие – в Церкви пусть поют. В Церкви я был приятно изумлен отличным убранством ее; все чисто, опрятно, красиво. Иконостасные иконы вставлены в иконостас; иконы – из Миссии данные, конечно, прекрасные, иконостасик устроен прилично. Маленький алтарик также хорош; запрестольная икона Рождества Христова, в Миссии писанная, великолепная; занавес на Царских вратах шелковый. Вечерню пели безошибочно правильно, но несколько спешили, за что и сделан выговор потом. После проповеди по метрике увидели статистическое состояние Церкви. Крещеных 262; из них очень охладевших 18, ныне находящихся в других местах 102, умерших 33; остается здесь налицо 109 человек. Охладевшими показал было катехизатор Игнатий Мукояма 51, но по изъявлению изумления такого большого числа и по более тщательной проверке с участием братьев, большая часть охладевших признана далеко не безнадежною. Изумительная беспечность катехизатора Мукояма, будучи здесь несколько лет, многих из аттестуемых им он и в глаза не видал, и где живут они, не знает. Сделан ему выговор за это, и велено всех охладевших постараться немедленно исправить; только едва ли какой прок выйдет из его обещания сделать то; о. Семеону я также внушал непременно разыскать сих заблудших овец Христовых и постараться вернуть их во двор овчий. Отсутствующих велел переписать, и список прислать в Миссию, чтобы поручить ближайшим катехизаторам и священникам.

Гиюу здесь 11. К церковной службе приходит около 20 человек, в воскресенье и того меньше, человек около 12. Новых слушателей ученья ныне 14.

В месяц раз Мукояма отправляется в порученное ему Тоеино, отправляет там воскресную службу, говорит поучение христианам и возвращается; мимоходом видится с христианами в Томиока, также порученном ему.

Есть собрание молодых людей «сейненквай»; с первого месяца сего года заведено; по воскресеньям вечером собираются человек 10 и читают – всякий те книги, которые желает, так что есть читающие конфуцианские книги, есть – материалистические, но есть и священные; производится объяснения христианского вероучения, его слушают все; объясняет Мукояма; если его нет, то Иоанн Накахора (отец Ии, что в женской школе), по профессии школьный учитель; производится «тооронквай» – спорят о разных предметах вероучения.

Есть женское собрание. Производится раз в месяц, в первое воскресенье. Если кто из женщин приготовил «кооги», то говорят; большею частию объясняет вероучение или рассказывает что-либо Священное Лукия, жена катехизатора, кончившая курс в Миссийской женской школе, иногда сам катехизатор говорит.

Жертвуют христиане в месяц 5 ен; из сего 50 сен идет на содержание священника, 1 1/2 ен на церковные расходы, прочее на цидей и прочее.

Церковной земли здесь 300 цубо; куплена она за 250 ен. На ней стоявшее здание куплено вместе с землей, а к сему зданию потом сделана новая пристройка для алтаря; первое стоило 230 ен, второе обошлось в 200 ен. Итого на нынешнее недвижимое имущество Церкви издержано 680 ен; из сей суммы ныне 70 ен состоит в долгу – Иосифу Суто; прочее все выплачено пожертвованиями христиан; главный жертвователь, конечно – дом Суто, очень богатый дом и с очень усердными в нем Анной, женой Иосифа, и Иоанном, сыном его. На церковной земле, кроме церковного здания, есть садик, больше ничего она Церкви не приносит.

Куплена также христианами земля для погребения христиан в Тоёока, 1 ри от Такасаки; заплачено за нее 100 ен; ограда и прочее устройство стоит 50 ен. Кладбищенская земля куплена десять лет тому назад по случаю затруднения погребения христиан на буддийском кладбище. Земля под Церковь куплена восемь лет тому назад.

По окончании церковного разговора нам предложен был ужин, а ночевать мы с о. Семеоном приведены были в дом Иосифа и Иоанна Суто. Иосиф же не был на вечерне; у себя в доме принял отчасти со сконфуженным лицом; дело в том, что у него в Токио заведена наложница; часто по делам бывает в Токио; нельзя-де без постоянной квартиры там, а квартире нельзя быть без жены – и завел, к своему стыду. А Анна такая хорошая, благочестивая старуха у него! Жаль очень! Одиннадцать лет тому назад я также пользовался гостеприимством в сем доме; тогда не слышно, чтобы у Иосифа была наложница.

19 ноября/1 декабря 1892. Четверг.

Такасаки.

Утром в десятом часу стали служить обедницу, потом панихиду. Пели безукоризненно правильно и истово; пеньем заправляет здесь девица Марфа Хикано, очень благочестивая, по отзыву о. Семеона, строго соблюдающая посты и прочие уставы церковные, любящая благотворить сэкономленными из расходов на себя средствами, помогающая брату в его ремесле делания кистей. Была обычная проповедь. После обеда, в третьем часу, началось мужское симбокквай; участвовало человек 25, причем человек 5 было язычников. Прочитали приветственные адреса. На просьбу сказать назидание я направил речь к тому, чтобы убедить братьев завести симбокквай с кооги; объяснил, что пришло время Японии сделаться христианскою, своей собственною религиозною историей она приведена к тому, что счастливы они – нынешние христиане, усмотревшие свет прежде других, что их долг будить других, ибо везде при введении христианства – сами христиане заботятся о распространении его, что для сего они должны иметь сердце полно христианскими чувствами, чтобы уста их глаголили христианство, для сего же у ног невидимо присутствующего Спасителя должны поучаться и учиться поучать, то есть завести собрания с своими «кооги», – Братия очень охотно приняли предложение. О. Семеон тут же убедил их, не медля выбрать для первого собрания «коогися», что и сделали, избрав троих, «кандзи» – каковых и назначили двоих, – на случай, если бы одному случилась какая помеха. 15-е число первого месяца следующего года, то есть третье воскресенье, назначено для собрания, вечером с семи до десяти часов. «Зачем назначать предел до десяти?» – спрашиваю. – «Здесь обычай – долго сидеть ц говорить (калякать); если не назначить до десяти, то заговорятся до двенадцати, а в таком случае и соберутся не к семи, а гораздо позже», – пояснили. Что город, то норов! – Под говор о сем шло угощение чаем с конфетами да такими богатыми и в таком изобилии, что я впервой, кажется, вижу при подобном обстоятельстве такую роскошь; видно, что богачи есть в Церкви, – Всех мужчин здесь, могущих участвовать в «коогиквай» до 25.

С половины восьмого часа вечера началось женское собрание. Еще до него слышалось из церковной комнаты что-то вроде бойкого чтения книги на разные голоса; пошел посмотреть, что такое: старшие сестры прослушивали младших, поправляли их и помогали – готовили к «кооги»; носились также с большими бумажными свитками. Началось собрание; рядом вокруг всей комнаты сидели всех возрастов христианки, человек до 30; в соседней комнате виднелось несколько «боочёиин» – слушателей из мужчин. Пропели «Царю Небесный». Началось чтение адресов, сначала маленькой девочкой, потом побольше, заключилось Лукией, женой катехизатора, – от лица всех сестер. Начало было такое высокопарное, что я расхохотался и долго не мог серьезно настроиться. «Радуйся, Небо, веселись, Земля! – мол, сюкёо к нам приехал», восклицала двенадцатилетняя ораторка с такой комическою важностию и пафосом, что не было сил удержаться от смеха. Во время чтения своего великолепного адреса умной Лукией, мне пришло на мысль хранить все эти адресы, в разных Церквах читаемые, как отчасти рисующие настроение нынешних христиан. – По прочтении адресов, писал «сюкёо – банзай» и рисовал картинку пятилетний сын катехизатора Мукояма – Авдий; пресмешно было смотреть на это упражнение: седой дедушка, прислуживая, подавал кисть, а он, ростом не больше рака, важно принимал и чертил; но в самом деле, ребенок с зачатками больших дарований, если Бог поможет ему правильно развиваться. Бог спас его от смерти при родах, когда его мать в беспамятства мучилась, и все опасались о жизни ребенка; Таинство Елеосвящения тогда спасло и Лукию от страданий и смерти.

Потом были «кооги», к которым готовились дети; десятилетняя Ольга Накахора рассказала, – да как хорошо! – историю Каина и Авеля, одиннадцатилетняя Фотина – приношение в жертву Исаака, двенадцатилетняя – прощение Спасителем грешницы в доме Симона; потом говорили большие; в заключение старуха Анна Суто сказала несколько слов, закончив просьбой, чтобы еще сказал что-либо в назидание. Я дополнил «кооги» Лукии «об обязанности матерей» – о необходимости воспитывать детей для Царства Небесного, в чем Ангелы- Хранители детей помогают родителям. Потом говорил о необходимости учреждения христианками правильного «кооги симбокквай»; рассказал, как вести его, представил примеры. Все охотнейше согласились, и тотчас же назначили из себя «коогися» – трех и кандзи – к воскресенью, 22 числа будущего января. В переменах предметов собрания пели ирмосы с аккомпанементом гармоники; пели очень стройно и красиво. По окончании было угощение чаем и конфетами, тоже очень роскошное, В это время мы с о. Семеоном составили список книг в награду всем сегодняшним адресаткам и коогися; даны большею частию Священные истории Ветхого и Нового Завета протоиерея Соколова, также училище благочестия; серьезных книг не жаль, ибо прямо видно, что принесут пользу.

После богослужения и проповеди сегодня днем было испытание детей в знании молитв, и прошло очень блистательно; дети знают молитвы отлично, даже пятилетний Авдий прочитал все «Отче наш». Конечно, этим Церковь обязана больше всего жене катехизатора Лукии: так-то помогают катехизаторам в их службе хорошие жены из женского духовного при Миссии училища! Детям розданы крестики, певчим дано на гостинцы за отличное пение.

20 ноября/2 декабря 1892. Пятница.

Такасаки. Аннака.

Утром отправились посетить главных из христиан Такасаки, ибо всех посетить не было времени.

Между сопровождавшими был старик Иов Суто, брат Анны, хозяйки дома, где мы гостили. Старик этот, по христианскому усердию, замечательный; крещеный одиннадцать лет, он с этого времени ежедневно ведет свой христианский дневник, который мне показывал, а главное – не перестает заниматься Священным писанием; будучи малообразованным, он не может читать Священное писание без катаканы; будучи старым, не может читать мелкой печати. И потому он положил себе зароком – переписать все Священное Писание Нового завета крупными знаками и везде поставить катакану; немалого труда это ему стоило, но весь Новый Завет он уже переписал и тепрь подставляет катакану и достиг уже до 9-й главы Евангелия от Матфея. Никогда не расстается он с ящиком, где хранится его Священное Писание; куда бы он ни шел, ящик с ним; ибо он ныне, по случаю моего приезда, пришел гостить к сестре; с великим удовольствием он показывал мне рукописи свои. Живет он в Ооисо, где его сын Илья имеет одну из лучших гостиниц для съезжающихся летом на морские купанья; лет Иову 75.

Посещенные христиане – гиюу Церкви Такасаки – все люди зажиточные или и богатые. Между прочим, зашли к Агнии, дочери Захарии Иеда, замужем за богатым купцом, страдающим по временам припадками сумасшествия; убеждали его познать истинного Бога и обратиться к нему; изъявил желание слушать катехизации. Когда были у Петра Ямагуци, позван был сосед, часовщик. Совсем охладевший к вере. Пришел, улыбается. «Как ваше христианское имя?» – «Яков», подумавши, сказал он, потом поправился: «Нет, Иосиф, Яков это был мой крестный отец». – «Совсем потеряли веру?» – «Совсем», – откровенно сознается. – «Да как же это?» – «Да так, вероучения я знал мало, когда крестился, а там еще поссорился с катехизатором Яцки, вот и перестал ходить в Церковь». – «Однако же сколько-нибудь в душе веры было, когда крестились?» – «Как не быть! Я поражен тогда был христианским учением, оттого и крестился». – «Так нельзя ли теперь восстановить ту веру?» И сказано было наставление. Иосиф сделался серьезным, сознался, что он и теперь в душе питает благословление к христианству, и обещался у катехизатора слушать вероучения сначала, после чего, если Бог поможет ему оживиться душою, примет Таинство Покаяния и Причащения, и выйдет в среду братии; сознался он, что есть у него икона и духовные книги, но все ныне заброшено; я обещался прислать ему кое-что из новых книг. – Сюда же, к Ямагуци, позван был старик Симидзу, первый хлопотавший о введении в Такасаки христианства, но и до сих пор сам остающийся некрещеным; вероучение он слушал много и у разных катехизаторов, участвовал в молитве, даже сам когда-то служил вроде священника, над чем до сих пор смеются христиане, но горд он очень, считает себя ученым, оттого и не может почувствовать глубокой веры. Убеждал я его войти наконец в дверь, которую первый он указал другим; обещал и он слушать вероучение; ему также будет прислано несколько книг, что тем более нужно, что второй сын его (первый нехорошего поведения) спознался с протестантами здесь и может уйти в трущобное христианство.

Зашли к Луке Ямада, отцу учительницы Елены в нашей женской школе; о жене его рассказывали ужасы, что она бьет Луку, в дом не пускает мать его, уходит о него произвольно и опять возвращается, однако по виду совсем порядочная и трудящаяся; Лука же, при более подробном рассказе, оказывается излишне вялым, ленивым, мать сама отказывается жить с ними, говорит: «Считайте меня умершею». Не всякому слуху нужно давать веру; христиане иногда очень ригористичны, без меры преувеличивают.

Кончивши обход христианских домов и пообедав в церковном доме, мы с о. Семеоном в три часа отправились в Аннака, сопровождаемые немалым числом братии до Аннака, причем нам не дали заплатить и за билеты до сего места.

В Аннака братия и сестры – иные встретили на станции железной дороги – все ждали в церковном доме. Тотчас же отслужен был краткий молебен и сказано приветствие. Потом взята метрика. По ней крещеных здесь 49; из них 22 ныне в других местах, 6 умерли; 21 и 3, прибывших из других мест – всего 24 налицо. Охладевшего нет ни одного, что очень утешительно.

Сицудзи 2, при них сёки 1 (заведующий церковными документами). К богослужению ходят все, но так, что одни – именно более мужчины – в субботу, другие – более женщины, в воскресенье.

Новых слушателей ныне нет, ибо до сих пор продолжались полевые и шелковичные работы, но с сего времени до четвертого месяца – время свободное, и потому слушатели непременно будут. Есть женское собрание со своими «кооги», в две недели раз, в воскресенье оно бывает; «кооги» говорят две христианки; всех на собрании бывает до 9, кроме детей, трех женского пола, то есть все христианки, за исключением трех, у которых мужья язычники. Жертвуют; собрано 40 сен.

Мужчины собираются по средам каждую неделю, вечером, для «сей-сёокенкиу»; катехизатор толкует им Священное Писание; мужчин бывает человек 6 (всех мужчин здесь 9, детей мужского пола 2). С сего времени и мужчины будут готовить и говорить «кооги».

На церковные расходы христиане жертвуют в месяц 30 сен.

Церковный дом здесь построен одиннадцать лет тому назад; на него, между прочим, дано было тогда от Миссии 150 ен. Но земля под ним и до сих пор чужая. Церковный дом записан на имя двух христиан, как «кёоёу-буцу» -(общинное владение); на имя Церкви здесь записывать власти не согласились (тогда как в Карасуяма это сделали).

В восьмом часу начали всенощную (пред завтрашним праздником Введения). Поют здесь всего три девочки, им помогала Зоя Иида, нарочно на всенощную прибывшая сюда, в место ее родины и в церковный дом, построенный стараниями ее отца. В пении очень разнили; я сначала думал, что это Зоя, забывшая пение, но оказалось потом, что одна из девиц Судзуки. Всенощная была без ирмосов. После нее сказана проповедь. Затем привела в смущение всех внезапная болезнь Марии Мурата, молодой женщины, впавшей в обморок от каких-то внутренних болей, призван врач, с помощью которого она оправилась и пошла домой с мужем.

21 ноября/3 декабря 1892. Суббота.

Праздник Введения. Аннака, Тасино. Томиока.

Рано утром пришел христианин Иоаким Судзуки объясняться насчет земли под церковным домом, по поводу моего вчерашнего вопроса о сей земле и ответа христиан, что она еще церковная. Землю эту, больше 90 цубо, Судзуки обещал пожертвовать на Церковь, но вместо того продал ее Стефану Канаи за 60 ен, да и с самого начала жертвовать, по-видимому, не имел намерения, ибо брал с братии ежегодно ренту за землю. Стефан Канаи имел намерение пожертвовать, но умер, оставив мать в долгах. Мать – очень благочестивая старуха Мария – не имеет возможности пожертвовать по бедности, но и не хочет полной цены за землю, а отдала бы ее на Церковь, если бы братия собрали для нее ен 35.

Продолжение в книге 4-й сего формата

21 ноября/3 декабря 1892. Суббота.

Аннака. Тасино. Томиока.

Братия, хотя, по правде сказать, могли тотчас же сделать это, ибо между ними Фома Ямада – богач, Яков Такеи очень зажиточный, Иоанн Судзуки – тоже, но считают себя, по обычаю всех грошовников, немогущими. Я дал 15 ен с условием, чтобы земля немедля переведена была на имя троих – Ямада, Такеи и о. Семеона – как их покупка от Канаи, и в Миссию был прислан от них акт за печатью местных властей, что эта земля не их, а церковная. На Судзуки жаль было смотреть: сидел сконфуженный, покрасневший – хоть это облегчает его вину.

Была обедница, после которой и поучения, отправились посетить дома христиан; были в 9; кроме вышеозначенных, все не являют большого довольства в своей домашности; впрочем, и не особенно бедны. Андрей Яко, тофуя, отличается необыкновенноя ревностию к распространению христианства: Разнося тофу, везде, где можно, заводит речь о Христе и побуждает слушать учение; родом он из Эцинго. Вчерашняя больная Мария поправилась и угостила нас прекрасным каки; муж ее служит на шелковосучильном заводе. К часу пополудни мы вернулись в церковный дом, пообедали, были провожены почти всею Церковью до моста за городом и отправились в Тасино. Якову Негоро, катехизатору в Аннака, надбавил я содержания 2 ены, ибо получал доселе только 6. Человек он очень степенный, добрый, хотя не являет большой способности к катехизаторству. При нем, в качестве «квайдо-мори» живет старуха – мать Луки Ямада из Такасаки, которая заботится о Якове как о сыне, а он, при своем скудном содержании, питает ее. Убеждал я христианок Аннака давать пищу старухе, ибо она хранит и убирает их церковный дом.

От Аннака до Томиока 2 ри, отсюда до Тасино 10 чё. Отправившись в два часа из Аннака, мы были в четыре в Томиока.

Дорогой сильно я рассердился на досугу братии, выходящих на встречу за несколько верст; только и знай, что вылезай из тележки и благословляй их. Едешь из одной Церкви в другую, – нужно подумать о виденном, проверить в мыслях все, что заметить, что упущенное поправить, а тут только и знай, что раскланивайся и улыбайся на обе стороны, да вылезай вон. Нужно, наконец, отдохнуть, собраться с мыслями для нового приема труда в новой Церкви. Рассердился я здесь потому, что завчера послал сюда катехизатора Игнатия Мукояма, которому принадлежат Тасино и Томиока, приготовить здесь все и твердил ему, что встреч не нужно; а тут как назло: почти с самого выезда из Аннака встречает один, потом другой, там целая толпа. Так как мы обещались быть в сумерки в Тасино, а приехали в Томиока совсем засветло, то остановились здесь в гостинице, и здесь не выдержал я, дал сильный нагоняй Игнатию Мукояма, что он не слушается – высылает встречать, когда ему наказано было не делать того; он оправдывался тем, что удерживал братию, но они все-таки пошли. Толковал я, что архиерею не такая, чисто наружная, встреча нужна, а духовная, чтобы были все при богослужении, когда архиерей приезжает, усердно слушали его поучение да исполняли их; говорил, как народ в храме встречает архиерея в России, и прочее. Но, проходе вспышки, пришло раздумье: хорошо ли я делаю, что запрещаю наружные выражения усердия? Вон о. Семеон говорит, что на него роптали христиане где-то, что он уж слишком просто явился к ним, волоча на спине свой чемодан: «Не подобает-де симпу это, приезжай в тележке»; – говорит еще, что на меня изъявляли неудовольствие, что я избегаю принимать услуги христиан, – «Да чем же больше нам заявить усердие, если не услугами», – отвечают. Особенно здесь, в новом месте, христиане и пред язычниками стараются показать наружными знаками выражения уважения важность своего кёоси – и можно ли не дозволять им этого? Хотел было опереться я на Священное Писание, что-де скромность подобает духовному лицу, но и Священное Писание против меня в сем случае: Спаситель не запретил самарянам выйти к нему навстречу, не изъявил неодобрения, когда из Иерусалима далеко вышли навстречу Ему. Итак, сказал я вновь о. Семеону, Игнатию Мукояма и Петру Унно, что пусть себе христиане встречают и выражают усердие, как хотят, – не будем им мешать в сем; нужно только останавливать нелепости вроде мчания на тележках по три в ряд по улицам, как было в Карасуяма.

К шести часам прибыли в Тасино. Христиане собраны были в доме Петра Такигами, где устроена молитвенная комната, и христиане обыкновенно собираются для молитвы; недаром однако, оплата 4 ены в год Петру за комнату. Начали всенощную. Пение здесь хорошо знает Любовь Унно, дочь бывшего катехизатора Петра; она обучила нескольких девочек, и пение довольно сносно; только папенька мешал своей дочери, бася все время не в лад, что под конец стало совсем невыносимым, и я остановил его; пели и ирмосы, и тоже порядочно. По окончании службы по метрике проверили Церковь. Крещеных по ней 110 человек. Из них христиан:

в Томиока (домов 100): 11, в том числе 2 охладевших; но в Томиока еще из других мест 7, всего 18 христиан в 8 домах.

в Тасино (60 домов в селении): 44, из них охладевший 1, в 8 домах; в Фукусима: 8 человек, в 5 домах, 1 охладевший; 3 чё от Тасино, всего домов 300;

в Курокава: 2 человека, 1 дом; 1 1/2 ри от Тасино, домов 100; в Нандзяе: 3 человека, в 3-х домах; 3 ри от Тасино; домов 150; в Нанукаиии: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 370; в Ивазаки: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 200; в Дзимбо: 2 человека; в 2 домах; 2 1/2 ри от Тасино; домов 100; в Обата: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 150;

в Ёсии: 3 человека в 1 дома; 2 1/2 ри от Тасино; домов 350;

в Такасе: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 200;

в Вараби: 3 человека (ныне инде) в 1 доме; 1 ри от Тасино; домов 50;

в Каннохара: 1 человек; 2 1/2 ри от Тасино; домов 200;

Ныне в других местах 14 человек.

Умерли 15.

Сицудзи еще нет в Тасино. На молитву собираются в субботу и воскресение человек по 14; читают Иоанн и Павел Такигами. Поют.

В Томиока по субботам бывает общая молитва в доме Петра Унно, но приходят человека два; в воскресение – не бывает.

В Тасино жертвуют на содержание священника 40 сен в месяц; на плату за молитвенную комнату 4 ены в год. Всего в год жертвуют ен 10 – Думают ли о приобретении недвижимого церковного имущества на содержание Церкви? Думают: завели «мудзин»: 12 человек сложились по 10 ен; и кто вытащит выигрыш, тот откладывает из него 10 ен на Церковь; мудзин этот на десять лет; значит, чрез десять лет будет у Церкви капитала 120 ен; ныне есть 10 ен. Долго ждать Церкви в Тасино средств на покупку недвижимого имущества!

В двенадцатом часу ночи, простившись с оставшимися в церковной комнате братьями, мы вернулись на ночлег в Томиока. Ночь была такая холодная, что я все время не мог согреться: один бумажный щит отделял комнату от наружи.

22 ноября/4 декабря 1892. Воскресенье.

Томиока. Тасино.

Утром отправились в Тасино служить обедницу, вчера назначенную на 10 часов; едва в одиннадцать начали – все ждали сбора братии; потом отслужили панихиду. После поучения испытаны были дети в знании молитв, и почти все оказались хорошо знающими; даны им крестики. Потом сказано поучение о воспитании детей для Царства Небесного. После скромного деревенского обеда отправили посетить дома христиан: были в трех в Фукусима, в семи в Тасино; ни одного дома бедного; все зажиточные крестьяне; все, кроме земледелия, занимаются производством шелка; наиболее скромного по домашней обстановке, Павла Такигами, читавшего ныне в Церкви, спросил: «Сколько он в сем году получил за выведенные коконы?» «Полтораста ен», – говорит; покупает же одно платье, во всем прочем на собственном иждивении живет, получая все с собственного поля и огорода.

Когда мы были у Иоанна Такигами, видели отщепенца Исайю Сунгита, бывшего катехизатора, потерявшего веру, поступившего, по слухам, к тем, которые не веруют в Христа как Бога; живет он ныне у Такигами с тем, чтобы жениться на сестре своей бывшей жены, недавно умершей.

Когда ему катехизатор Мукояма говорил, этот брак – противозаконный, то он ответил, что, оставил Церковь, он не верует в ее законы; Такигами же слишком новые христиане, чтобы понять важность подчинения уставам церковным; в семье у них больше всего мать хочет этого брака. Как же? Сунгита – дворянин родом и занимается философией; вон каких красивых корешков на стол навалил – и все немецкие! Еще не желать этого брака мужичке для своего детища! Свадьбу давно бы уже и сыграли, да, к несчастью, невеста еще совсем ребенок, лет четырнадцати. Жаль мне, однако, стало Сунгита; припомнил я его когда-то усердную службу; вот и здесь в метрике под его катехизаторским именем больше десятка значится обращенных в христианство. Послал я за ним. Приходит. Располнел, оброс волосами и одет так щеголевато; дармоедом жить у богатого мужика в пользу.

– Совсем потерял веру? – спрашиваю.

– Нет. В Христа верую, а вот насчет Троицы у меня свои мнения.

– Но было же прежде хоть несколько веры и в Троицу.

– Было, без того не был бы катехизатором.

– Значит, вера ослабела, а потом и совсем исчезла; без веры в Троицу нельзя веровать в Христа, как Бога; потерял ты всю веру. Но ее можно возобновить. Не сделаешь ли этого? Жаль мне тебя: отвергшись от Христа, ты вступил на путь Иуды, на путь вечной погибели, и если не постараешься вернуться к Христу, ты обречен на нее. Обратись. И Апостолы когда-то чувствовали слабость веры и молились: «Умножь нашу веру». Помолись и ты.

– Я занят наукой ныне, у меня свои цели.

– Какой специальной наукой?

– Философией.

– А лет тебе сколько ныне?

– Двадцать шесть.

– В двадцать шесть лет дармоедничать! Тебе нравится накупить книг с красивыми корешками, снискивать тем вот это красивое платье да сладкую пищу, да деньги на расходы, да покой и лень сколько душе угодно.

– Я вовсе не ленюсь, а сильно занят, чрез три-четыре года вы узнаете, что такое Сунгита, на что он способен.

– То есть чрез три-четыре года ты издашь книгу, даже две-три, больше по философии, если богатый мужик даст тебе денег на то, натешишь тем свое самолюбие; книги твои чрез три-четыре года еще будут всеми забыты, ибо у тебя нет способности созидать книги прочные; ум у тебя самый заурядный; знаю я тебя по школе, не человек ты науки; так теперешнее твое занятие – не простая ли потеря времени, лучшего времени в жизни, данного человеку для работы, для служения Богу и ближним?

– Но мне хочется исследовать разные истины, решить вопросы…

– Вечность будет у нас для решения твоих вопросов, если они религиозные; здесь дано нам знать настолько, насколько только нужно, чтобы предчувствовать радость решения вопросов, – там, у Бога, источника истины. А хочешь исследовать, насколько возможно, то здесь, вот тебе путь: приходи опять в катехизаторскую школу: там ныне преподается Основное Богословие, которого ты не изучал, и другие науки, небывшие по программе, когда ты учился; преподаватели, кончившие курс в Духовной Академии, хорошо знакомые с философией; при помощи их ты можешь лучше успокоить свои сомнения и решить вопросы, чем живя здесь.

Задумался. Видимо, не совсем он потерянный, нет у него заскорузлой гордости, какая у другого отщепенца, его приятеля, должно быть, и смущавшего его, Павла Нисиока.

– Да вот еще. Не смущай ты христианское семейство и не вводи его во грех проявления Божией Заповеди. Брось намерение жениться на сестре своей покойной жены, принимай благодеяние дома Такагами, как родственного тебе по жене, но за них не плати дому Такагами злом – введения их во грех.

И на это ничего не выразил, а ушел, после еще длинных увещеваний с моей стороны, в раздумье.

– Завтра утром отвечу, – говорит. Я заметил ему, что ответ может быть и не так скоро; только пусть будет благо обдуманный и решенный. Призвал потом Иоанна Такигами, увещевал его не выдавать сестру за Сунгита, не губить ее тем, ибо не может быть благословения Божия на брак, прямо противном Божьей Воле, и у людей, ясно знающих сию волю; советовал Иоанну мало-помалу действовать на мать и отца и переменить их мысли насчет сего брака.

С семи часов вечера началась в доме Петра Такагами проповедь для язычников. Собралось всех, с христианами, человек 60. Проповедь устроена была именно с тем, чтобы отчасти отразить смущение, не могущее не быть от Сунгита, некогда катехизатора здесь, ныне противника Христианской веры, и потому хорошо, что были почти все христиане на ней.

Сначала говорил катехизатор Игнатий Мукояма – недурно, только не в меру растягивает примеры и пояснения; из-за лесов часто не видно здания. Я говорил начальную – о Боге и Спасителе, но с применением к местной потребности.

По окончании проповеди братия устроили краткий симбокквай; адрес прочтен был; я убеждал завести «кооги», ибо здесь взрослых мужчин 15, женщин 13. Братия тотчас согласились и избрали для следующего собрания трех «коогися» и «кандзи». Так как теперь время совсем свободное от работ, то собрания будут производиться два раза в месяц, во второе и четвертое воскресенье. Христианки после при помощи Мукояма заведут «кооги-квай»; ныне их мало было налицо.

Мукояма, катехизатор, будет посещать Тасино в три недели раз, чтобы каждое третье воскресенье молиться здесь с братьями и говорить им поучение. Чтобы это было верно, я обещал ему дорожные. Больше пока ничего нельзя сделать для сей Церкви. Нельзя также ничего сделать для совсем захиревшей Церкви Томиока; катехизатора бы нужно для сего большого города, но нет его.

В двенадцать часов ночи, по сильному холоду, вернулись на ночлег в Томиока.

23 ноября/5 декабря 1892. Понедельник.

Томиока.

Утром пошли посетить братий в Томиока; были в пяти домах. Есть здесь врач Лука Оогами, родом из Оита-кен на Киусиу, автор вчера прочтенного адреса; есть Павел Куросава, мой крестник, заведующий пересылками (цу-ун квайся); в доме его когда-то о. Павел Ниццума служил литургию, но хладен сей мой крестник к вере, знаком чего служит то, что до сих пор он один христианин в доме – семья некрещеная; впрочем, когда нужно, жертвует на Церковь; живет и торгует здесь Петр Унно, бывший катехизатор, и, к удивлению моему, нашел я его дом и лавку в самом блестящем состоянии; торговля пока еще, конечно, грошовая – торгует игрушками, фонариками, папиросами и прочей мелочью, но видно, что на хорошей дороге; жена у него, к счастию, умница; она с своей стороны трудится – учит шитью; до 90 учениц у нее – не все, конечно, разом приходящие; застали работающими шесть; на одну девочку она указала, как на неверующую в идолов и каждое утро молящуюся Отцу Небесному – значит, и ревность к распространению веры у Юлии есть. Петр Унно собирается, несколько оправившись средствами, заняться проповедью самостоятельно, не получая денежной помощи от Миссии; боюсь только, что он, развившись, забудет Бога, – В заключение сегодняшнего обхода осмотрели здешнюю шелкомотальную фабрику, самую большую в Японии. Основана двадцать лет тому назад Правительством, в образец народу; и до сих пор она правительственная. Выписаны были французы построить и завести дело в ней; начальник их, Mr. [monsieur?] Brunat, и до сих пор печатается на фактурах шелковых тючков. Работают на ней 300 молодых женщин: разматывают коконы, соединяют в нитки по четыре шелковинки, делают мотки шелку, взвешивают каждый моток, упаковывают мотки для отправки в Америку и Францию; на весь шелк имеется предварительный заказ. Работают парами. Фабрика, по-видимому, в самом блестящем состоянии.

Братья и сестры из Тасино пришли проститься. В двенадцать часов мы выехали из Тамиока, чтобы доехать в тележках до станции железной дороги в Аннака, и отсюда в Токио. Братья и сестры вышли за город, пока мы на скорую руку обедали и, построившись у школы, приняли благословение и распрощались с нами. Сегодня у них будет церковное собрание, симбокквай, поговорить о том, что вчера много было внушаемо им; оставлены они в очень благочестивом настроении. Собрали нам с о. Семеоном на дорогу 6 ен; я эти деньги принял, но пожертвовал им обратно в Церковь. Они тем не менее оказались обязательными: наперед заплатили за наши – мою, о. Семеона и катехизатора Мукояма тележки до Аннака. 1 1/4 часа было нашего пути до Аннака от Томиока. Налево красиво вырезывалась на небе трехвершинная скалистая гора Мёогизан и рисовалась снежная Асама, на которой, впрочем, сегодня не видно было дыма ее кратера. (Аннака-station, два часа дня).

* * *

5

Охладевшие.


Источник: Дневники святого Николая Японского : в 5 т. / Сост. К. Накамура. - СПб : Гиперион, 2004. - Том 2. 880 с. ISBN 5-89332-092-1

Комментарии для сайта Cackle