К вопросу о злонамеренном оставлении одним супругом другого, как основании расторжения брака [по поводу книги проф. Н. С. Суворова: Замечания на «проект положений о поводах к разводу», составленный Особым Совещанием при Священном Синоде

В названной книге¹ проф. Н. С. Суворов взял на себя труд представить свои научные соображения и критику тех поводов к разводу, которые установило Особое Совещание при Св. Синоде в своем проекте, уже опубликованном и по достоинству приветствованном общественным мнением. Проект так отвечает назревшим потребностям времени, что кроме приветствия ничего не заслуживает и возбуждает желание скорейшего утверждения законодательным порядком.

Но ничего кроме благодарности не заслуживает, конечно, и каждый отзыв о нем со стороны частных лиц, особенно таких компетентных судей, как маститый профессор Московского Университета.

Правда в своих «замечаниях» г-н Суворов относится дов. неблагосклонно к проекту, находит в нем много недостатков и в редакционном отношении и по существу, но ведь строгость, когда не враждебна истине и правде, не только не вредна, но и полезна, и думается, Св. Синод внимательно и благосклонно отнесется даже к неблагосклонным отзывам названного ученого мужа к своему проекту. Истина и правда в этом великом и святом деле всего дороже.

Руководясь этим побуждением, и мы, с своей стороны, почитаем нелишним высказать свои замечания и суждения о «замечаниях» г. Суворова, однако же не о всех тех поводах к разводу, которые приняты проектом, но только об одном – т.наз. «злонамеренном оставлении».

Причиною такой умеренности нашей служит то, что признание именно этого повода особенно желательно в смысле удовлетворения назревшим современным потребностям, а с другой стороны и то, что на этом же поводе с особенным вниманием останавливается г. Суворов (стр. 27). Сверх того, об этом поводе мы еще в 1904-м году издали специальную брошюру, не безызвестную, по-видимому, и г. Суворову, хотя о ней он и не упоминает в своей книге²), так что для нас теперь открывается личное побуждение еще раз пересмотреть прежний труд свой и сделать в нем исправления, если бы «научные соображения» г. Суворова вызвали нас к этому.

В своем труде мы старались прежде всего канонически обосновать т. наз. «злонамеренное оставление», как достаточный повод к разводу, и с особенным вниманием останавливались с этою целью на правилах св. Василия Великого, в особенности на знаменитом 9-м его правиле. Одно положение этого, довольно содержательного и большого по размерам правила, нам показалось до того ясно и точно выражающими каноническую достаточность „злонамеренного оставления» как основания для расторжения брака и для оправдания оставленному мужу его вторичного вступления в брак, что мы решились поставить это положение в качестве эпиграфа своей брошюры. Это положение гласит так:

Нам казалось тогда, как кажется и в настоящую минуту, после прочтения книги г. Суворова, что это положение для всякого непредубежденного читателя, и в особенности немножко знающего греческий язык, до того ясно и решительно выражает право оставленного мужа искать развода на основании «оставления его женою», что стоит только ищущему развода мужу, оставленному своею женою, процитировать в своем исковом прошении это положение в одном или обоих текстах – и каждая Духовная Консистория без колебания уважить прошение истца, а Св.Синод утвердит решение Консистории.

Но далеко не таковым показалось это положение и все 9-е правило святого отца профессору Н.С. Суворову, рассматривавшему пристально греческий текст этого правила чрез свои, так сказать, многоученые очки. Вооружив свое зрение этими очками, г. Суворов пришел к решительному заключению, что ни в этом положении, ни в целом 9-м правиле, ни во всех правилах св. Василия Великого и вообще во всех канонах нет и намека на злонамеренное оставление, что – вообще канонического основания для этого повода нет, нет и нет...

„Можно лишь удивляться тому, каким образом можно было найти в этом правиле мысль о фактическом оставлении одним супругом другого, без предшествовавшего ему развода, как о достаточном основании к расторжению брака». Так он сказал! (стр. 32).

Что за причта такая?!

Причта, читатель, простая и довольно обыкновенная: простая, непосредственная очевидность стала в решительный конфликт с научною проникновенностью – и больше ничего.

Что же нам делать? – Спросите вы. – На мой взгляд – поступить по надлежащему: не верьте своим глазам и своему разуму, а доверьтесь всецело ученой проникновенности... в данном случае профессора Н. С. Суворова. Но ведь обидно это для собственных глаз и для своего разума? – Что же делать! Собственные глаза и разум сплошь и рядом надувают нас. Что движется: земля или солнце? – конечно не... солнце. Так и тут.

Впрочем, я на этом не настаиваю, как желаете; сам же пока поостерегусь отказаться от своих глаз в пользу проникновенности г. Суворова на том простом основании, что ученая его проникновенность возбуждает во мне некоторый сомнения, с которыми я и решаюсь поделиться с вами, благосклонный читатель.

1. Научная проникновенность г. Суворова возбуждает во мне сомнение прежде всего с формальной стороны – с методической; мне кажется именно, что в данном случае приходится иметь дело не с научностью, а со схоластичностью, или просто со схоластикою.

Дело в следующем: г. Суворов смотрит на «злонамеренное оставление» глазами учебников и курсов гражданского права, в которых точно сказано, «когда, где и при каких обстоятельствах злостное или злонамеренное оставление заняло самостоятельное место в ряду поводов к расторжению брака, напр. в Германии, Франции, Австрии» (стр. 39 и след.). Ну, а что касается напр. древней Руси или Византии, то ни в одном учебнике, о сем не упоминается, следов, заключает г. Суворов – там его и не было и «составители проекта» хотят ввести нечто совсем новое, «беспримерно оригинальное» даже и для Западной Европы (стр. 42).

Не знаю как вам, читатель, а мне такая научная логика убедительною не представляется; ведь с этою логикою можно как раз прийти к такому заключению: раз я не прописан в участке, – я и не существую, меня в действительности и не было, и нет, нет, нет... Наука нашего православного церковного права, несмотря на «курс» и «учебник» самого проф. Суворова, еще в таком юном состоянии, она еще так не полно обнимает и освещает юридические факты и отношения нашего прошлого, что полагаться так всецело на учебники и курсы, как этого требует г. Суворов, нельзя, не благоразумно. Конечно и спору быть не может, что термина «злонамеренное оставление», «malitiosa desertio, bössliche Verlassung» «abandon» нельзя найти в памятниках нашего церковного права, древнерусского и византийского, и в частности – в правилах Св. Василия Великого; но было бы крайне неразумно отсюда заключать, что в этих памятниках не содержится и упоминания о тех жизненных явлениях, которым перечисленная в учебниках названия соответствуют.

Ознакомление с памятниками нашего права и византийского именно «неотразимо» убеждает, что так называемое учебниками «злонамеренное оставление» и признавалось в законодательстве, и применялось в судебной практике в качестве достаточного основания к разводу, но только под другими наименованиями, напр. «побега», «укрывательства» и под.³ Это же жизненное явление имеет в виду и св. Василий Великий в своем 9-м и других правилах и назвавший его εγκατάλειψις (оставление). Это «энкаталипсис» в сущности означает то же самое, что и „злонамеренное оставление» (malitiosa desertio) и если св. Василий Великий не употребил в своих правилах этого последнего термина, а употребил слово „энкаталипсис», то это произошло по той простой причине, что он писал свои правила на греческом языке, а не на русском⁴.

Более выяснять методическую несостоятельность, или схоластичность научных приемов г. Суворова почитаем излишним. По крайней мере, лично для меня она так ясна, так не служит к раскрытию истины и правды, что я ни за что не променяю ее на собственные глаза, а Вы, читатель, как желаете...

2. Такого же схоластическою мне представляется и филологическая работа проф. Суворова, которую он посвятил 9-му правилу св. Василия Великого.

Что эта филологическая работа есть не более как схоластическая экзерциция на заданную тему (l’extemporale) – в этом легко убедиться, если сравнить стр. 29–32 книги проф. Суворова с стр. 76–77 книги Цахариэ: История греко-римского права, изд.3⁵ и раcсмотреть логическое строение филологической работы г. Суворова.

Логическое построение его, опирающееся на стр. 29–32 книги Цахариэ в сжатом виде представляет следующие силлогизмы.

а) Под «оставлением», как поводом к разводу, в науке и законодательстве разумеется фактическое оставление мужа женою, или жены мужем без какого-либо «акта публичного или частного ^" , в котором бы выражалось «волеизъявление» относительно прекращения брака, и без соблюдения той или другой бракоразводной формы: о каком оставлении говорится в 9-м правиле Василия Великого юридическом или фактическом? (стр. 28–29). (Первая посылка).

б) Разрешая поставленный вопрос, г. Суворов отмечает в 9-м правиле греческие слова и выражения, которые соответствуют русскому слову оставление женою мужа. Эти слова: ἀπολνοάοης τὸ ν ἄνδρκ (оставила мужа), ἀπέστη τοῦ γάμου (отступила от брака), διαζεχθῆναι συνοιποῦντος (разводиться с сожителем), χωριζεσθαι (отделяться), ἀποοτάς τῆς γνναίκὸς ἐπ ἄλλην ἢλθε (отступив от жены, возьмет себе другую жену), γάμον ἐξιστασθαι (выходить из брака) ⁶ . Но эти термины и выражения суть технические для выражения юридического оставления, или акта волеизъявления о прекращении брака (Ср. Zach. стр.76, примеч.171), а отнюдь не служат для обозначения фактического оставления. Чтобы еще более утвердить очевидную верность, так сказать, этих самостоятельных филологических изысканий, г. Суворов приводит следующую тираду из истории Цахариэ:

„Василий Великий в 9-м своем правиле делает уступку существовавшему в его время светскому праву и обычаю, допуская, что по крайней мере муж, которому жена послала разводное письмо, может вновь жениться, не учиняя прелюбодеяния (wenigstens der Mann dem seine Frau den Sclieideberief geschickt hat, wiederheirathen konne ohm dass ein Ehebruch anyenommen werde): так говорит лучший из знатоков византийского права Цахариэ фон Лингенталь» (стр. 32). (Вторая посылка).

в) Итак, о каком же оставлении идет речь в 9-м правиле: юридическом или фактическом? В нем говорится „о выходе из брака, об отступлении от брака, о жене, расторгающей супружеский союз с мужем и о муже, отступающем от жены, т. е. говорится о разводе, в смысле разорвания юридической связи между супругами, а не в смысле фактического оставления одним супругом другого*. (стр. 30). „Можно лишь удивляться тому, каким образом можно было найти в этом правиле мысль о фактическом оставлении одним супругом другого» (стр. 32). (Заключение).

Как видно отсюда, логическое построение г. Суворова – по форме правильное; мало того, заключение и самостоятельные филологические изыскания подтверждены авторитетом Цахариэ: чего бы, казалось, недоставало для раскрытия истины?

И однако же „червь сомнения» не оставил нас в покое и решительно запротестовал против доверия на счет ученой основательности филологической работы проф. Суворова. Оставляя в стороне вопрос о самостоятельности научных филологических изысканий г. Суворова и степени зависимости оных от книги Цахариэ ф. Лингенталя, мы почитаем долгом ограничиться в этом отношении лишь следующими замечаниями:

а) Такие образцы переводов как γάμον ἐξιστασθαι (выходить из брака) ohiie dass ein Ehebruch angenommen werde (не учиняя прелюбодеяния) суть несомненно самостоятельная филологическая работа проф. Суворова.

б) Вышеприведенное указание в 9-м правиле технических терминов для обозначения „частного акта для юридического волеизъявления о расторжении брака», или для обозначения юридического, а не фактического оставления одним супругом другого – тоже несомненно самостоятельная филологическая работа г. Суворова.

Оставляя, далее, в стороне научную ценность образцов перевода г. Суворова, мы не можем не высказать следующая замечания по поводу указания г. Суворовым технических терминов в 9-м правиле.

Указание – бесспорно верное, но вот странность: куда же давался наш эпиграф: «муж оставленный^" и проч., извлеченный нами из 9-го правила? Куда девались термины ἀφείμενος, καταλειφθεὶς, καταλειποῦσα , обозначающие фактическое оставление, а не юридическое, несомненно, в правиле 9-м находящиеся, однако же, г. Суворовым не замеченные, или, по крайней мере, не отмеченные?

В ответ на эти вопросы в выше представленном логическом построении г. Суворова не дается ничего, кроме солидной риторской «фигуры умолчания».

Этот недостаток второй посылки силлогизма имеет роковое значение для решительного заключения и еще более для вставленной в него „фигуры удивления»: как можно найти мысль о фактическом оставлении!!!

Поверка простыми глазами (а не вооруженными научными очками) филологического анализа 9-го правила приводит к несомненному выводу, что во второй посылке силлогизма г. Суворова допущено указание только терминов, обозначающих юридическое оставление, и опущено (намеренно, или по немощи зрения – другой вопрос) указание терминов, обозначающих фактическое оставление.

Вследствие сего и решительное заключение г. Суворова должно быть или решительно отвергнуто, как по существу не правильное, или, по крайней мере, исправлено так: в 9-м правиле несомненно идет речь и о юридическом и о фактическом оставлении, а отнюдь не об одном юридическом. Соответственно сему и фигура удивления г. Суворова должна быть заменена более подходящею фигурою, напр. такою: „можно лишь удивляться тому, каким образом он, г. Суворов, не мог найти в 9-м правиле, не только мысли о фактическом оставлении, но и греческих и русских слов, ясно выражающих эту мысль!!...“

Если бы нами руководил только интерес логического и грамматического состязания с г. Суворовым, то здесь мы и остановились бы с своими контрзамечаниями на „замечания» его о злонамеренном оставлении, как поводе к разводу.

Но интерес наш более серьезен и глубок...

И вот под влиянием его мы решаемся подвергнуть тщательному рассмотрению и то освещение 9-го правила св. Василия Вел., какое дает ему „сам Цахариэ“, под несомненным влиянием которого явилась на свет рассмотренная нами филологическая работа русского профессора церковного права.

Толкование „самого Цахариэ“ заслуживает к себе внимания не по одному только громкому авторитету его, но и по существу, потому именно, что оно возводить на Св. Василия Великого обвинение в том ,что он поступился евангельским законом и древнею суровою церковною дисциплиною в пользу светского права и обычая.

И вот наш „червь сомнения» выдвигает вопрос: кто из двух виноват – святой ли отец и учитель Церкви во взводимом на него тяжком грехе „уступчивости и попущения», или же Цахариэ ф. Лингенталь, знаменитый знаток греко-римского права, – в том, что он неверно осветил 9 правило, оклеветал отца и учителя Церкви и ввел в этот грех православного профессора Московского Университета?

Рассмотрим.

Вчитываясь внимательно в правило, приходишь к полному убеждению, что в нем нет и намека на какое-либо светское право, т. е. римско-языческое, или какое-либо другое; в правиле идет речь только о евангельском законе и обычае, но о каком обычае: светском или церковном? – Опять сомнению не может подлежать, что о церковном: οὔκ ἔχομεν τοῦτο ἐν τῇ συνηθείᾳ τῇ ἐκκλησιαστικῇ τὸ παρατήρημα (не наблюдаем сего в церковном обычае). Откуда явилась у Цахариэ мысль, будто св. Василий Великий делает уступку светскому праву и обычаю – решительно не понятно.

Но может быть величайший учитель Церкви сделал уступку Евангельского закона этому церковному обычаю, или этой строгой древней церковной дисциплине?

И этого утверждать отнюдь невозможно. Св. отец не только не делает уступки этому церковному обычаю, а напротив, сопоставляя с ним закон евангельский, недоумевает, как произошло то, что церковный обычай не вполне соответствует евангельскому закону. «Господне изречение – говорить он – по разуму оного равно приличествует и мужам и женам, но не то – в обычае».

Какая же тут уступка? Далее затем подробно и выясняется – в чем состоит несоответствие обычая Господню изречению, а именно: тогда как Господне изречение равно обязательно и для мужа и для жены, обычай уполномочивает мужа согласно с законом евангельским отрешаться от брака с женою-любодейцею, а жене не разрешает отрешаться от брака ни по какой причине: пусть муж расточает имение, бьет жену, пусть он любодействует на стороне (или предается греху противоестественного совокупления)⁷, пусть он будет даже неверующим, – обычай принуждает жену не отрешаться от брака с ним, не оставлять его дома, а жить с ним; – явно – вопреки Господню изречению. К жене прелюбодеице применяется во всей строгости буквальные изречения, ἀκριλογία ⁸ божественного закона: „держай прелюбодейцу безумен и нечестив“ и т. п., а прелюбодею-мужу оказывается снисхождение⁹.

Принимая это во внимание, должно сказать, что знаменитый византолог допустил весьма грубую ошибку в толковании 9 правила и взвел на великого отца и учителя Церкви обвинение совершенно неверное, нелепое. Если искать в правиле какое-либо „попустительство», то можно отнести его разве к „церковному обычаю», но уже никак не св. Василию Великому, строгому блюстителю древней церковной дисциплины. „Весьма болезную – гов. он в 9 правиле, – яко правила отеческие оставлены и всякая строгость изгнана из церквей»...

Как же можно обвинять его в какой-то уступке светскому праву и обычаю?!...

Но пойдем далее в рассмотрении толкования Цахариэ.

В чем же св. Василий Великий сделал (мнимую) уступку?

В том – отвечает Цахариэ – что он попустил мужу, получившему от жены разводное письмо, жениться вновь, не вменяя сего в прелюбодеяние или „не учиняя прелюбодеяния» по переводу г. Суворова.

Тут (т. е. в словах Цахариэ) все – неверно и неточно.

Неверно здесь то, будто бы св. Василий Великий дает дозволение вступать во второй брак мужу, оставленному женою. Из правила совсем не видно, чтобы к св. отцу обращался какой-либо муж с просьбою о дозволении, а если бы и обратился, то наверное получил бы отказ¹⁰. Речь идете о факте совершившемся и о том – как смотреть на этот факт? А как именно должно смотреть – увидим потом.

Весьма не точно, затем, Цахариэ передает силу правила, когда говорит о муже, вступившем во второй брак, что последний не вменяется ему в прелюбодеяние: в правиле говорится о вышедшей замуж за оставленного мужа – незамужней (вдове или девице): можете ли она почитаться прелюбодеицею или нет? Разность очень важная.

Нельзя, наконец, не поставить в упрек Цахариэ и того, что он об оставившей мужа жене категорически выражается, что она послала ему разводное письмо, подлинный термин правила – καταλειποῦβα – к этому не уполномочивает. Конечно, это мелочь. Но раз эта мелочь способна ввести в заблуждение – что действительно и случилась с профессором Суворовым – умолчать о ней нельзя. Ведь Цахариэ – такой авторитетный знаток греческого технического языка: как же он мог допустить такую неточность?

На нее необходимо указать, ибо в противном случае, т. е. если мы оставим без указания на нее и тем молчаливо признаем, что Цахариэ не мог быть неточным, то в грехе неточности придется обвинить великого отца и учителя Церкви; но это будет уж совсем худо.

Если мы теперь, указав недочеты в толковании Цахариэ, пожелаем установить положительный и точный смысл 9 правила, то должны будем рассуждать так.

Св. отцу был предложен на разрешение его совопросником Амфилохием, епископом Иконийским, следующий казус: одна женщина оставила своего мужа (послав или не послав ему разводное письмо – это безразлично) и вышла замуж за другого; оставленный муж вступил после этого в брак с незамужнею (вдовою или девицею – безразлично). Спрашивается: как с точки зрения евангельского закона и церковного обычая оценить поступки этих четырех лиц?

С точки зрения светского права и обычая того времени действия этих четырех лиц были и возможны, и законны, так как и заключение брака и его расторжение составляли сферу частного права, а не публичного: достаточно было совершить акт личного волеизъявления письменный, или даже и без письма. Но как Церковь должна смотреть на такие деяния с точки зрения своей дисциплины?

Св. Отец разрешает казус так: 1) жена оставившая мужа и вышедшая замуж за другого – безусловно прелюбодеица; 2) прелюбодей и тот, кто на ней женился; 3) муж, оставленный женою, достоит снисхождения, за то, что вступил в новый брак; однако же не безусловно, нужно рассмотреть, по какой причине оставила его первая жена; 4) сожительствующая с ним вторая жена – безусловно невиновна: ибо вся вина падает здесь на оставившую мужа, которая ни по какой причине не могла оставлять мужа.

Таков, по нашему разумению, точный смысл 9-го правила св. Василия Великого.

Позволяем высказать убеждение, что наше разумение его выдержит какой угодно юридический анализ.

В заключение почитаем не лишним привести собственные слова св. Василия Великого, выраженные им в предисловии своего послания к епископу Амфилохию, где он довольно ясно выражает свое отношение к древней церковный дисциплине, или т. н. обычному церковному праву.

„Несмысленному, как речено в писании, вопросившу о мудрости, мудрость вменится: а вопрошение мудрого, кажется, умудряет и несмысленного. Cиe, по благодати Божией, случается с нами каждый раз, когда получаем писания твоей трудолюбивой души. Ибо я становлюсь сведущее и рассудительнее самого себя, из самого вопроса научаясь многому, чего прежде не знал. Забота об ответе делается для меня учителем. По истине и ныне, никогда не озабоченный предметами твоих вопросов, я принужден и рассмотреть с точностью и привести на память, аще что слышал от старейших, и от себя примыслити согласное с тем, чему я научился“.

Так консервативен был св. Василий Великий в отношении к отеческому церковному преданию и так был разумно ревностен в отношение к евангельскому закону!

Но допустим на минуту предположение невероятное, а именно, что св. Василий Великий довольно либерально или безразлично относился к выбору терминов для выражения своих мыслей, был неточен в выражении своих мыслей и что Цахариэ точнее его выразил его же мысль о том, что только документально выраженное „волеизъявление» о расторжении брака женою давало право оставленному мужу вступать во второй брак?

Не выиграет ли чрез это чего-нибудь аргументация г. Суворова в пользу той его мысли, что в 9-м правиле нет мысли „о фактическом оставлении“, а есть мысль только о формальном разводе?

Что сам г. Суворов придавал большое значение различию между фактическим и юридическим оставлением, как поводами к расторжению брака – в том нет сомнения. Первое, по его логике, недостаточно для расторжения брака, а второе совершенно достаточно: ибо есть „частный акт, в котором выражается волеизъявление относительно прекращения брака». Если жена оставит дом мужа и будет проживать отдельно от него, не посылая к нему разводного письма: то он совершенно беспомощен в своем одиночестве и должен дожидаться, пока жена не примет к нему свое „письменное волеизъявление» на счет нежелания жить с ним как с мужем. Но если она, напротив, удалившись из дому, тотчас же пришлет ему таковое волеизъявление, то он и в праве сейчас же вступить в новый брак, потому что юридическая брачная связь разорвалась и он свободен.

Итак, не придавал ли и св. Василий Великий таковое же значение женскому волеизъявлению, выраженному в письма, каковое придает ему профессор Суворов?

Увы! Этого сказать о св. Василии Великом никак нельзя. Не форма оставления женою мужа привлекала его глубокое к себе внимание, – для него было безразлично, с письмом или без письма оставила мужа жена, а то, по какой причине, его оставила? „Подобает – говорить он – смотреть вину оставления.

Значит речь в 9-м и других правилах св. Василия идет не о форме расторжения брака, а о поводе к расторжению: достаточен он, или не достаточен.

Что жениным разводным письмом разрывается юридическая связь мужа и жены и образуется право мужа вступать в новый брак: так действительно судило светское (языческое) право и обычай во времена св. Василия, так судит и профессор Суворов: но не так судила Церковь того времени и строгий ревнитель ее дисциплины святой Василий Великий. Раз фактическое или quasi юридическое оставление ( εγκατάλειψή) налицо, и раз оно совершено не по не достаточной причине – муж достоин снисхождения, если вступит в новый брак, и новая жена его не осуждается.

Так судила тогда церковная дисциплина, выясненная св. Василием Великим в его правилах, по его мнению, несправедливо строгая к женщине.

Дальше идти, кажется, уже некуда, чтобы отыскать в правилах Св. Василия то, чего в них нет. Остается довольствоваться тем, что в них есть, а именно: в них с „неотразимой“ ясностью содержится мысль о том, что оставление женою мужа есть достаточный повод для расторжения брака с оставившею и для вступления в новый брак со вдовою или незамужнею ¹¹ !