149. За честь Креста Христова

Триста лет тому назад, когда впервые проникли в Японию латинские миссионеры, правительство Японии воздвигло гонение на христиан и, чтобы узнавать их, распорядилось положить в городских воротах кресты – так, чтобы нельзя было войти в ворота, не насту­пив на крест. И говорит предание Римской церкви, что многие, искренно уверовавшие во Христа, скорее соглашались отдать себя на мучения и смерть за Христа, чем наступить на изображение знамения нашего спасения – креста Господня.

Подобие креста как геометрическая фигура нередко употребляется как украшение в архитектурных рисунках и вообще в произведениях искусства. И пока такое изображение не имеет никакого отношения к нашей христианской вере, пока оно не касается нашего религиозного чувства с той или другой стороны, дотоле мы относимся к нему безразлично, как к простой, самой обычной геометрической фигуре, как например, в оконных рамах, две­рях и т. п. Но как скоро искусство или, лучше сказать, его представители, художники хотят намеренно подчеркнуть свое неуважение к кресту, как к знамению нашего спасения, то мы должны протестовать самым решительным образом, ибо в таком случае является уже страш­ный грех кощунства. Представьте себе, что паркет пола в нашей квартире представляет пра­вильно расположенные кресты: позволит ли вам совесть ваша спокойно ходить по такому полу даже тогда, когда вы не знаете, что это сделано намеренно, чтобы заставить вас попи­рать крест?.. А мы живем в такое несчастное время, когда не только возможно, но и в самом деле бывает намеренное поругание Креста Господня слугами сатаны – иудеями и их прислужниками-масонами. Вот что пишет мне с юга одна чуткая к чести Креста Господня душа:

“Не могу не поделиться с вами скорбью сердца моего. Этим летом я посетила А. женский монастырь, в который стекается много молящихся, в особенности недужных, к чудо­творному образу Богоматери. И вот, чтобы приложиться к образу, надо пройти по коврам, на которых вытканы... кресты!.. Стало быть, христианин, прежде чем подойти к иконе, обязан попрать ногами, потоптать символ своего спасения – вытканный на ковре крест. И у царских врат, и везде в храме такие же кресты на коврах. Увидев это, так была поражена, так терзалось сердце мое, что я не выдержала и тут же сказала монахиням: “Ведь только сектанты топчут изображение креста, а мы, православные, разве смеем это делать?” И я просила, очень про­сила снять эти ковры и не гневить Господа поруганием креста Его. На это мне ответили: “Это – жертва, обидятся жертвователи. У нас все ковры такие: что мы будем делать с ними?” Я сказала им: “Зашейте кресты такого же цвета гарусом, обратите их в круги или четырех­угольники, а впредь с крестами ковров не принимайте, объясняя жертвователям, что топ­тать крест грешно”. Сняли ли ковры и зашили ли кресты, я не знаю. Духовенство, большею частью, на это не обращает внимания, а сектантам это и на руку: они могут указывать, что де и православные попирают крест. И это творится не в одном А. монастыре, но и других храмах: у нас, например, в соборном храме был ковер от престола через всю солею, и когда я обратила на это внимание отца протоиерея, ковер тотчас же был убран раз навсегда, и меня благодарили за то, что указала”.

Мне скажут, что я обращаю внимание на мелочи. Да разве это мелочи – попирание изображения креста Христова, хотя бы и на ковре? Мы упрекаем латинян, что они целуют папскую туфлю, на которой, говорят они в оправдание, изображен крест; мы говорим: место ли изображению креста на туфле? Но разве место сему на коврах, по коим мы ходим? Пусть фабрикант говорит нам, что это – не крест, а геометрическая фигура, раз возникает сомнение: так ли? – мы должны требовать, чтоб совсем таких крестовых ковров не выделывалось! Фабрикант говорит, что это – не крест, а простая фигура, такой-де рисунок; а кто поручится в наше грешное время, что тут нет злого умысла – нарочито подвергнуть поруганию крест Господень? Прочтите вот правило 73-е Шестого Вселенского Собора:

“Поскольку животворящий крест явил нам спасение, то подобает нам всякое тщание употребляти, да будет воздаваема подобающая честь тому, чрез что мы спасены от древнего гре­хопадения. Посему и мыслию, и словом, и чувством поклонение ему принося, повелеваем: изображения креста, начертываемыя некоторыми на земли, совсем изглаждати дабы зна­мение победы нашея не было оскорбляемо попиранием ходящих. И так отныне начертывающих на земли изображение креста повелеваем отлучати”.

Видите: святые отцы Вселенского Собора не считали “мелочью” рассуждать об изображениях креста, хотя бы они были начертаны просто на земле: они “повелевают” такие изображения “совсем изглаждати”, уничтожать, этого мало: они не задумались написать и такое “повеление” – “начертывающих на земли изображение креста повелеваем отлучати”. Заметьте, из сего постановления соборного не видно: с какою целью сии отлучаемые от общения церковного начертывали изображение креста на земле; может быть, просто по небрежению к тому, что делали, может быть, у них не было ясно сознаваемого намерения подвергнуть святое изображение попранию. А в наше время возможно, что рисовальщики узоров для фабрик делают это и намеренно, чтобы ходящие попирали крест. Припомните, что письмо получено с юга: почему знать, может быть, те же штундисты на фабриках, изде­ваясь над православными, делают рисунок с крестами и намеренно. Строго судят святые отцы даже легкомысленно начертывающих крест на земле. Какому же строгому суду подле­жат делающие это с намерением подвергнуть попранию изображение креста?.. И можно ли назвать мелочью то, о чем мы говорим?

Русский православный человек столь чтит сие изображение, что даже простое напоминание о нем на перекрестках дорог побуждает его творить крестное знамение при проезде через перекресток, а в некоторых местностях России на перекрестках, для сугубого напоми­нания о кресте, – знамении нашего спасения – ставятся кресты. Православный христианин помнит, что самый мир создан во образ креста: четыре страны света напоминают ему крест Христов. Он знает, что “крест – хранитель всея вселенныя, крест – красота церкви, крест – царей держава, крест – верных утверждение, крест – ангелов слава и демонов язва”.

Силою Креста Христова он верует спастись как от бед и напастей в сей временной жизни, так и в грядущей вечности. Тропарь, или песнь, Кресту есть в то же время и молитва за Царя православного, за все Отечество, победная песнь торжествующей веры. И не потому ли так ненавистен Крест Христов всем врагам христианства? Не говорю уже о духах тьмы; они трепещут и трясутся, по выражению песни церковной, при одном знамении крестом; даже люди, предавшие себя врагу Божию – диаволу, отшатнувшиеся святой веры и Церкви Православной, и те как бы боятся Креста Господня. Рассказывал мне один миссионер: раз, во время беседы со штундистами о Кресте Господнем, его собеседники громко потребовали от него, чтобы сотворил силою креста какое-либо чудо тут же, пред ними. Миссионер ска­зал, что это значило бы искушать Господа, подобно иудеям, но что Господь, конечно, силен и чудо сотворить, если сие потребно для их вразумления. “Пусть, – сказал он, – тот, кто хочет на себе испытать силу крестного знамения, подойдет ко мне ближе: я осеню его сим знаме­нием, и он тотчас же ослепнет: верую, что Господь может сие сотворить!” И что же? Никто из сектантов не дерзнул подойти к миссионеру: страх объял хулителей Креста Господня. В другой раз тот же миссионер, приглашенный сектантами на чашку чая, осенил, по обычаю иерейскому, стакан, ему поданный, крестным знамением, и мгновенно стакан лопнул и раз­валился. Надо было видеть, как это поразило штундистов: они от страха побледнели. Кто знает? Не подсыпали ли в стакан какого снадобья?.. Наши интеллигенты обычно, елико можно, елико допускает им приличие, избегают, как бы стыдятся знамения крестного. Присмотритесь, как делает на себе знамение крестное иной полувер-интеллигент, когда этого требует его положение, например, при похоронах своего сослуживца, при торжественных молебнах, когда он является в храм “ради парада”: он едва водит рукою по груди, будто ощупывает, все ли у него пуговицы целы. Спросил бы я его: да умеет ли он по-православ­ному ограждать себя крестным знамением: на чело, на перси, на плечи? Или разучился уже? Не вяжет ли руку его все тот же ненавистник Креста Христова, князь мира сего прелюбодейного?.. И выходит: сотворить истово крестное знамение – стыдно, а вот попирать Крест Христов, нарочито, может быть, составлять рисунки, где святое знамение спасения будет потом попираемо – это можно, это современно, во вкусе века. Да не честнее ли было бы уж вовсе отречься от веры во Христа, как сделал это великий еретик нашего времени, извест­ный Толстой? Ставят ли себе такой вопрос наши интеллигенты, эти полусознательные хри­стиане, полусознательные язычники? Или им выгоднее прикрываться до поры до времени именем христиан, пока не нашли себе более подходящего, но уж не такого старого слова, как “язычество”? Впрочем, кажется, уже и находят, по крайней мере, около такого имени бро­дят: ведь уже слышатся странные для нашего православного уха слова: голгофское христи­анство, неохристианство, оккультизм, спиритизм. Еще немного, и придумают, наконец, и слово это будет новое, модное и ухватятся за него все наши полуверы, и станут уже полными неверами, сбросив с себя имя православных христиан, как изношенную одежду. К тому идет дело, читатели мои! Неверие, сначала практическое, в жизни, а затем и теоретическое, в учении, мутною волною разливается по лицу земли среди якобы образованного общества, а оттуда спускается и вниз, в среду невежественных масс; и этому всячески содействуют враги Церкви Божией – иудеи и масоны, растлевая и ум и сердце чрез печать, театры, лжена­уку и всеми иными мерами. Врагу страшна только твердыня Православия: если ее удастся расшатать, то с остальным он уже легко справится. Вот почему и ведется подкоп именно под Православие: его хотят всячески унизить, приравнять к суеверию, в него внести разложение в виде разных сект и ересей, его ослабить расколами и раздорами в среде его исповедников. С непонятною, на первый взгляд, ненавистью относится именно к Православию вся иудейская и иудействующая печать, с каким-то пренебрежительным снисхождением – наша интелли­генция, даже и та, которая считает себя еще верующей в Бога; и только те, которые еще чтут авторитет Церкви-матери, еще таят в глубине своего сердца любовь и веру к этой матери, только они, вместе с нею, скорбят, болеют душою, видя поношение или искажение Креста Христова – уже не на коврах только, а всюду, где можно: например, в столице замечено пра­вославными, что на одном храме поставлены кресты как бы перевернутыми вершиною вниз, так что поперечник креста приходится в нижней его части, не в верхней, как обычно. А тот знак, под которым масонство выступило на борьбу якобы с чахоткой, а на деле – едва ли не с другим чем-то, знак перечеркнутого креста? Кто видел этот “красный крест”, тот пусть нари­сует его на лоскутке бумаги: он состоит из вертикальной линии, пересеченной двумя рав­ными по размерам горизонтальными поперечинами: соедините же вершину такого креста с концами нижней поперечины и вы получите треугольник вершиною вверх, а если соедините концы верхней поперечины с основанием креста, то получите треугольник вершиною вниз, то есть, получите два пересекающихся треугольника или шестиугольную звезду: обычный знак врагов христианства – масонов. Если я ошибаюсь в толковании этого новомодного “креста”, то пусть гг. учредители сборов на “белый цветок”, измыслившие такую невидан­ную форму якобы креста, объяснят мне смысл этой формы! Ни христианская древность, ни православная современность не знают такого креста. Это не крест, а телефонный столб с двумя равными поперечинами. Признать это крестом мы отказываемся, а если это не крест, то что такое?..

Опытные в духовной жизни подвижники пишут, что враг наш, диавол, даже в сонных мечтаниях, не может представить Креста Господня: он обычно представляет какую-либо геометрическую фигуру, а на мысль искушаемого влагает, будто это – крест. Не то же ли и тут, особенно если заподозрить участие масонов в этих новомодных сборах на разные цветы?.. В тревожное время мы живем: там искушают нас попранием Креста Господня, а тут – подме­ною его какою-то фигурою, в виде телеграфного или телефонного столба. Воистину, дние лукави суть!..