Беседа в день Рождества Спасителя. Св. Феодота, епископа Анкирского

Прекрасен предмет настоящего торжества, приносящий людям общее спасение. Достославно также и настоящее собрание, приемлющее дарованную благодать с благодарением. А благодать, обыкновенно, с обилием изливается на тех, которые приемлют ее с благодарением, потому что дары сообщаются по мере благодарности тех, которые получают их. Когда оказываешь благодарность благодетелю за получаемый от него дар, тогда не только вознаграждаешь за полученное, но обязываешь благодетеля к большим благодеянием. Итак, с благодарением принимайте сию предлагаемую благодать и настоящий праздник соделайте светлым для нас. Причиною же настоящего праздника служит явление Бога между людьми, пришествие всегда присущего, присутствие все наполняющего, посещение все видящего. Во своя прииде, говорит слово Божие, и свои Его не прияша, и еще: в мире бе, и мир Тем бысть, и мир Его не позна (Ин. 1:10, 11). Но это неведение не вменяется в вину людям. Бога, по Божественному Его естеству, не может объять человеческая мысль; разум человеческий не может созерцать Его: Божественное естество не доступно понятию ума человеческого; оно выше того, что постигается нашим чувством. Итак, у нас нет познания Бога, по причине превосходства Его естества. Для устранения этого великого для нас несчастья, невидимый принимает видимое естество; неприкосновенный принимает на Себя осязаемое тело; невидимый Бог становится видимым; Слово Божие облекается в тело; единородный Сын Божий соединяется со Своими рабами общением по рождению для того, чтобы естество, превышающее разум человеческий, не оставалось недоступным для людей.

Но не подумай, будто родился Сын, чуждый Божеству. Ибо издревле предызображалось пришествие Божие, и непостижимый зрим был всегда в человеческом образе, при помощи стихий видимых для нас. Иначе пусть придет сюда неверующий явлению Бога в человеческом естестве, и пусть скажет: каким образом Моисей видел Бога? видел ли он невидимое естество? – никак: оно непостижимо для ума человеческого; Моисей видел огонь, горящий из купины, но не опаляющий самой купины. Почему же ты не веруешь в Рождаемого от Девы, и сохранившего Деву невредимою? Или, слыша, что Бог провозглашает из купины и говорит Моисею: Аз есмь Бог Авраамов, и Бог Исааков, и Бог Иаковль (Исx. 3:6), а сам Моисей воздает поклонение, – ты веруешь, разумея не огонь видимый, а беседующего Бога; когда же я упоминаю о девической утробе, ты отвращаешься. Скажи мне: что – маловажнее, купина ли, или девическая утроба, чистая от всякой греховной страсти? Неужели ты не знаешь, что события, совершившиеся в древние времена, заключают в себе образы новейших событий, совершившихся теперь? Тайны предуказаны были древним в образах. Почему купина горит, огонь виден, и однако же действия, свойственного огню, не совершается? Огонь светит, а не опаляет, – сияет, а не пожирает, – оказывает благодеяние, а не причиняет мучений. Неужели ты не усматриваешь в купине Деву? неужели не видишь в огне любви и человеколюбия Того, Кто снизшел к нам? Судия обращается между виновными, а суд не производится; Судия находится среди осуждаемых, а наказания нигде не видно; Судия приходит не с осуждением, а с врачеванием. Видишь ли, как тот таинственный огонь предызображал явленное здесь милосердие. Не дивись, что Бог Слово рождается из девической утробы: Бог не делает ничего бесславного в том, что рождается для нашего спасения. Не почитай естество Божественное униженным и презренным оттого, что оно некогда будто подлежало уничижению. Все слабое и бренное, принятое Богом для нашего спасения, не наносит бесчестия Его естеству: Он усвоил Себе земное, чтобы спасти наше естество. Если же это низкое не делает никакого унижения естеству блаженного Бога и соделывает наше спасение: то как ты осмеливаешься говорить, будто то, что делается для нас во спасение, наносит бесчестие Богу?

Итак, Бог родился днесь от Девы, а Дева, сохранивши непорочность девства, соделалась матерью. Ибо дающий нерастление не производит растления, виновник нерастления не совершил никакого растления. Смотри, как рождение приводит нас к двум мыслям о самом Рожденном. Если Он рожден подобно нам, то Он – человек: если же сохранил неповрежденным девство матери, то все здравомыслящие признают рожденного Богом. Ибо Бог приходит в мир, не переходя с места на место, но воспринимая мою природу, или, как я сказал, благоволив открыть Себя невидимого по своему естеству. Итак, в рождении Он получил начало, не для того, чтобы быть Богом, а для того, чтобы быть видимым для людей. Будучи Богом, Он, по Своему милосердию к нам, восхотел соделаться человеком, чтобы мы усвоили себе Самого Творца, как уже сродного нам, – чтобы мы, обременявшиеся прежде свойством собственных дел, чрез Него Самого получили дерзновение. Когда приводимый пред судилище не может опереться на свои добрые дела, он возлагает свои надежды на заслуги своего родственника. Итак, что же? Является Бог, как человек, не переходя с места на место, но невидимое Свое естество представляя видимым, и, будучи видим, как человек, является и родственным людям, как говорит и Евангелист: Слово плоть бысть. Кто-нибудь скажет: „как возможно, чтобы Бог Слово сделался человеком»? Но если бы мы могли понять непостижимость этого образа, то чудо было бы не чудом, а естественным делом: если же совершившееся есть знамение и чудо, то образ совершения предоставь чудодействующему Владыке. Я хочу, чтобы ты знал совершившееся и верою получил от того пользу; а каким образом совершилось, это предоставь Совершителю. Ты веришь наставлениям и предписаниям врача, поручаешь свое здоровье его искусству и не исследуешь с любопытством правил врачевания. Точно также и несведущий в каком-либо другом искусстве не исследывает приемов художника, но, видя его произведение, предоставляет самому искусству то, каким образом художник создал работу; а ты стараешься изследовать законы всех Божественных чудес, как будто тебе нужно знать эти законы для того, чтобы творить те же самые чудеса вместе с Богом. Повторяю опять: событие, образ совершения которого мы знаем, не есть чудо или знамение. Вот пример. Архитектор строит дом: мы знаем образ постройки, видим материалы вместе сложенные, можем рассказать, как и из чего дом построен, хотя по неопытности не годимся быть строителями. Единородное Слово Божие, Иисус Христос брением открыл глаза слепому от рождения: это – выше нашего разумения, – и как не может быть постигнуто разумом человеческим, то и именуется, чудом; событие, выходящее из обыкновенного порядка вещей, называется знамением; и хотя мы знаем то, что совершилось, но образа совершения объяснить не можем. Из глины выделывается только слабый сосуд, или кирпич, но не образуется изящная форма глаз, не делаются тонкие перепонки, не составляется разнообразный и красивый вид зрачка, не производится художественная округлость с такою прелестью цвета. Из глины нельзя образовать такого благородного органа, как глаз. Итак, земля воспринимает несвойственную ей форму (ибо она не годна к тому, чтобы принимать форму глаза), не потому, чтобы Сам Совершитель чудес служил законам природы, но потому, что природу покорял Своему изволению. Посему не ссылайся более на слабость человеческой природы, и не говори: каким образом человеческая природа могла вместить в себе Бога? каким образом Бог соделался человеком? каким образом Бог Слово явился в видимой плоти? Но веруй совершившемуся, а образ совершения предоставь знать Самому Совершителю. Если ты хочешь, чтобы мы пояснили тебе сказанное каким-нибудь примером, то я покажу, каким образом бестелесное воплощается, невидимое делается видимым, неосязаемое становится осязаемым, не изменяя собственного естества, но принимая видимый и осязаемый образ. Слово, которое произносится людьми, которое мы употребляем в разговоре с другими и которым передаем друг другу свои мысли, не доступно ни для зрения, ни для осязания, но воспринимается только слухом. Однако же, когда я беру собственное наше слово в пример ипостасного Слова Божия, то никто не должен думать, будто я говорю, что и Божественное Слово произносится устами. Нет. Сын Божий называется Словом потому, что Божественное Писание изображает рождение Его бесстрастным, – так как и ум человеческий рождает слово бесстрастно. Поэтому Св. Писание называет Его в ином месте Сыном Отца, а в другом – Словом, а иногда – Сиянием Отца: каждое из этих наименований приписывается Ему для того, чтобы ты имел истинное понятие о Христе, уклоняясь от всякой хулы. Слово Божие усвояет Ему и другие наименования, с тем, чтобы передать учение о славе Божией. Так, например, желая выразить единосущие Сына Божия с Богом Отцом, слово Божие называет Сына единородным. Поскольку твой сын имеет равное с тобою естество, то Св. Писание для выражения того, что Отец и Сын имеют одну и туже сущность, называет Сына единородным, от Отца рожденным, Сыном Отца. Потом, так как со словами – „рождение» и „сын» у нас соединяется понятие о страдании, которым сопровождается рождение, то Св. Писание называет Сына еще „Словом», выражая этим последним именем бесстрастность рождения. Но так как всякий, сделавшийся отцом, как человек, бесспорно старше своего сына (ибо самое наименование „отчества» указывает то, что отец представляется в мысли существующим прежде сына): то, чтобы ты не отнес этого и к Божественному естеству, но исповедовал Единородного всегда с Отцом, слово Божие именует Сына Божия „сиянием Отца». Ибо сияние хотя происходит от солнца, однако не позже солнца; по нашим понятиям, как скоро является солнце, является вместе и сияние от него. Итак, наименование Сына „сиянием Отца» показывает тебе вечное бытие Его с Отцом, наименование Его „Словом» – бесстрастность Его рождения, наименование „Сыном» – единосущие Его со Отцом.

Но возвратимся к предмету и уясним примером, как невидимое по естеству становится видимым, – и неосязаемое, по своему бестелесному естеству, делается осязаемым. Слово, произносимое нами и употребляемое в наших разговорах друг с другом, есть слово невещественное, невидимое для глаз и неподлежащее осязанию; но когда это слово облекается в форму букв и вещественных предметов, то становится и видимым и осязаемым. Представь себе кого-нибудь, говорящего с другим человеком: видишь ли ты слово, выходящее из его уст? или, можно ли осязать его рукою, когда оно произносится? Если то, что сказано устно, напишешь на бумаге, тогда увидишь то, чего ты прежде не видел, и чрез бумагу и буквы осяжешь образ речи, которую прежде не мог осязать. Почему это? – потому, что невещественное слово на хартии приняло на себя как бы вещество бумаги и облеклось в форму букв. Указав этот наглядный пример, покажу, при помощи его, и то, каким образом единородный Сын Божий, Бог Слово, сущий прежде всех веков с Отцом, бестелесный по естеству и в последствии времени принявший человеческую плоть, родился от Девы, получил начало не для того, чтобы быть Богом, но для того, чтобы явиться в человеческом виде. Не говори мне: „если Единородный родился от Отца, то как Он опять рождается от Девы“? От Отца Он родился по естеству, а от Девы рождается по Божественному домостроительству; там рождается – как Бог, а здесь – как человек. И твое слово есть также порождение твоего ума. Но, если это слово, родившееся в твоем уме, ты захочешь выразить в веществе и буквах, начертить на бумаге, и напишешь буквы рукою: то слову своему некоторым образом дашь новое рождение, не потому, будто бы оно получает свое начало с того времени, как ты пишешь его рукою, или когда изображает рука твоя буквы (ибо оно еще прежде родилось из ума), но потому, что в то время оно начинает быть видимым для глаз чрез буквы, изображенные рукою. Итак, если этот пример для тебя ясен и вразумителен, то приложим образ к самому Первообразу. В этом примере ты видишь ум, а в самом Первообразе, для уяснения которого мы взяли его, разумей Отца: там ты познаешь слово, произведенное умом, – здесь созерцай своею мыслью существенное и ипостасное Слово, рождаемое от Отца; там видишь руку, рождаюшую слова чрез буквы, – а здесь разумей Деву, рождаюшую Слово по плоти, не так, будто этим рождением Она дала начало Божеству, но так, что родила Бога, вочеловечившегося и явившегося людям. А так как Бог соделался тем, что – и я, то необходимо и родился так, как я, воспринявши вместе с моим естеством и мое рождение. Поэтому Бог Слово усвоил Себе и рождение, и., избравши матерью Деву, прошел чрез славную девическую утробу. Богъ не отвращается ни от чего, созданного Им, потому что в творении Его нет ничего недостойного Его; все, что сотворено Богом, добро и притом добро зело, как Сам Творец нашел Свои творения, ибо виде Бог вся, елика сотвори: и се добра зело (Быт. 1:31). На все смотри глазами непомраченными от страстей, и если будешь смотреть так, как смотрит Бог, то увидишь, что вся добра зело. Отбрось страсти, и увидишь красоту творения. Итак, что удивительного в том, что Бог восхотел обитать в Своем творении и доселе? Но ты говоришь, что Богу прилично жить на небе; а человека представляешь недостойным Бога обиталищем, рассуждая о существе дела не по истине, а по страсти и по предзанятому мнению. Скажи мне, что выше – человек, или небо? Не смотри на блеск стихий, не предпочитай природе предметов красоту цвета, не изумляйся пред лучами сияющего солнца. Не смущайся тем, что я, по словам божественного Иова, кожею и плотию облечен (Иов. 10, 11); но обрати внимание на превосходство разумной души, рассмотри состав человека, и ты удивишься этому творению: оно имеет разум, способный господствовать и управлять всеми прочими животными, – имеет руки, которые служат его здравому разуму, которыми, как орудиями, производит он всякого рода искусства. Только один человек из всех тварей одарен свободным произволением (в своих действиях); одного только человека Бог создал господином его воли. Не видишь ли, что солнце вращается по закону необходимости? не замечаешь ли, как постоянно и всегда одинаково его обращение? А от чего это? – оттого, что оно не обладает свободною волею; ты же поступаешь свободно: делаешь, что хочешь, – не терпишь никакого насильственного принуждения, – ты создан свободным по душе. Солнце повинуется необходимости, а человек одарен свободною волею. Кто же лучше, скажи мне, раб или свободный? порабощенный ли игу необходимости, или свободный от всякой необходимости? Итак, нет ничего удивительного, ничего невероятного и нового в том, что Бог обитал в человеке, которого при сотворении благоволил облечь Своим образом. Любовь Свою к человеку Бог показал в самом начале, когда взял персть из земли и образовал его, соделавши истинным образом Своего Божества. Для чего Бог, положивши в совете Своем почтить человека так высоко, образовал его из такого бренного вещества? для чего Бог создал человека не из блестящей материи солнца, но из земли, из персти земной, вещества столь низкого и попираемого ногами всех животных? хочешь ли знать, для чего? Бог почтил человека Своим образом и образовал его из бренной материи для того, чтобы преимущество чести не возгордило человека, – чтобы, будучи предпочтен (видимой) природе, он удерживался от падения мыслью о бренности своей природы и разумел, что преимущество чести даровало ему не по заслугам его, а по благости дарующего. Итак, делом благости Творческой было и то, что образ Божий произошел по своей природе из земли. Эта природа служит залогом смиренной души. Следовательно, человек – высокое существо, хотя в последствии времени он и унизился от прившедших к нему страстей. Не смотри на его падение, а цени в нем высокое достоинство Божественного образа до грехопадения его. Зачем ты презираешь его падшего, забывая о первоначальном его устройстве, и не обращая внимания на то достоинство, которыми он преисполнен был сначала, и которое снова и с избытком возвратил ему Бог, воссоединивши с Собою Свой образ. Ничто не отвергнуто было благостью Божиею. Для благого Господа не унизительно прийти в общение с рабом в рабском его состоянии: чрез что не унижается Благий, а познается тем, что Он есть. Не удивляйся этому. Если ты устроишь себя самого в жилище для Бога, то и Бог будет обитать в тебе, хотя и не так, как во Христе, ибо во Христе живет вся полнота Божества телесне (Колосс. 2:9). Но, о чудо! Вся полнота Божества обитает телесно в одном и однако же наполняет все и возвышается над всею тварью, всецело находится в одном и не отделяется ни от одного из творений. И сказанное не должно казаться тебе невозможным. Так, например, я произношу теперь слово: это слово все находится в одном, и также делается присушим во всех: и все это слово усвоил себе один, но от многих других оно не отчуждается. Итак, если вещь, имеющая начало и конец, вся существует в одном и вся обретается во всех: то что удивительного, если Бог и весь был на небе и весь находится во всем? Таким образом, причина торжества в настоящий день заключается в том, что Бог, соделавшись человеком, восприял человеческое, чтобы сообщить человеку Божественное, – усвоил Себе страдания, чтобы даровать нам бесстрастное, – подвергся смерти, чтобы даровать нам бессмертие. Он принял на Себя наши немощи, как Свои собственные; однако же не изменил Своему собственному естеству, и усвоил их Себе по Своему свободному хотению, – и это сделать было весьма прилично, когда Он определил спасти человека. Почему же Он усвоил Себе немощи человеческой природы? – потому, что восхотел немощи уничтожить немощию же, смерть упразднить смертью и подобное победить подобным. Он восприял на Себя крест, претерпел заушения, возложил на Себя узы, чтобы страдания, сделавшиеся страданиями Самого Бога, получили силу против страданий. От этого Божественное естество не потерпело повреждения, приняло на Себя немощи, не изменяясь само в себе, но сообщило этим немощам силу против немощей. Ибо смерть, как смерть Самого Бога, упразднила смерть; умирая, Бог разрушает владычество смерти, потому что Он был Бог и человек вместе.

Чтобы и это для тебя было яснее, обратимся опять к примеру. Представим себе, что царь издает какой-нибудь эдикт, возвещающий кому бы то ни было свободу, или другую царскую милость, и, выразивши свою волю буквами на какой-либо хартии, посылает в тот или другой город: представим, что этот эдикт перехватил какой-нибудь изменник и возмутитель, недруг государства и враг царя, и, перехвативши, разорвал; скажи мне: что здесь разорвано, хартия ли только, или царский декрет? Если скажешь, что – одна хартия, то этот поступок (раздрание хартии) может искупиться слишком малою ценою: виновник его или вовсе не был бы подвержен никакому наказанию, или заплатил бы каких-нибудь пять оволов. Между тем такой человек подвергается самому строгому наказанию, определенному за уголовные преступления, не только как разорвавший бумагу, но и как уничтоживший царский декрет. Несмотря на то, что царское слово не терпит от этого ничего, оставаясь тем, что по существу своему не может быть осязаемо, рукою или разрываемо; оно однако же как бы разрывается, потому что ему усвояется то, что свойственно бумаге и письменам. Из этого видишь, каким образом то, что само по себе не подлежит никакому страданию, – подвергается страданию, поскольку сообщается с предметом, подлежащим страданию. Слово само по себе не может быть разорвано на части, но оно принимает на себя повреждение бумаги и письмен.

Итак, пусть не извиняется иудей тем, будто он пригвоздил ко кресту простого человека. Ибо то, что видимо для глаз, была бумага; а то, что сокрывалось в ней невидимо, было царское слово, выраженное не языком, но в существе. Единородный называется Словом, не тем словом, которое произносится устами, но ипостасным и существенным, и как Слово, не подлежащее страданию, Оно не страдало в Своем естестве, но перенесло на Себя страдания видимой природы, как Свои собственные. И как царский эдикт, явившись в вещественном виде бумаги и письмен, принимает на себя и повреждение хартии: так и единородное Слово Божие усвоило Себе страдания пригвожденного ко кресту тела. Посему, как тот, кто разорвал царскую священную хартию, подвергается тягчайшему наказанию, как бы повредивший самый царский эдикт: так и иудей, распявший видимое естество Иисуса Христа, подвергся за то наказанию, как восставший против Самого Божественного Слова. Ибо Бог наказывает за такое злодеяние, как за оскорбление Его Самого. Но об этом довольно сказано... Надобно взять в расчет и вашу память поскольку обилие речи, обременяя мышление слушателей, приводит слушателей к забвению того, что было сказано. Благодать Божия да сотворит то, чтобы вы могли и сами обнять памятью сказанное, и другим доставить из того пользу, и наследовали царство небесное. Сего царства да достигнем все мы – благодатью Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь⁶³.