Выписки из дневника (1939–1944 годы)

Дело спасения души – дело трудное, скорбное, серьезное, значит, надо заранее обречь себя на терпение и с Божией помощью жить.

Александра Максимовна Царик (28.10.1906–01.11.1964) приходится племянницей отцу Понтию. Она прибыла в Меречь-Михново в 1922 году вместе с матерью, родной сестрой о. Понтия Екатериной Петровной Царик (урожденной Рупышевой), из Вильно, затем продолжала учиться и работать в городе. Окончила женскую Русскую гимназию для православных детей Л.И. Поспеловой¹ в Вильно. Окончательно переехала в Меречь в 1937 году. Обладала литературным и художественным талантами, писала стихи, иконы, которые потом дарили именинникам. Составила иноческий календарь (1958 год). Вела дневник, в котором отразила жизнь общины в военное лихолетье, когда не было уже дорогого батюшки, а старших вывезли в ссылку.

Спокойная и уравновешенная, чуткая и сострадательная, деликатная в обращении, имеющая подход к душе человека, она стала помощницей, а затем и преемницей Варвары Николаевны. Во время высылки Варвары Николаевны была старшей сестрой на участке Гай.

2.03.1939 г. Батюшка не оставил нас и из загробного мира следит за своими духовными детьми и помогает им. Великий светильник батюшка, и очень немногие это видят, знают, понимают. Я поздно пришла в Меречь и всего лишь полтора года пожила при батюшке, но Господь и так дал мне так много, что я не могу выразить словами значение того, что я получила. Господь судил мне жить на участке Варвары Николаевны, видеть и слышать батюшку каждый день, а ведь у батюшки ни одного слова не было даром. Правда я не вмещала всей любви батюшкиной и поэтому, верно, не имела к нему дерзновения. Даровал мне Господь быть и все время в последней болезни при батюшке и быть при нем и до последнего его вздоха. Я видела кончину праведника, поразительное было выражение лица батюшки: полное смирение пред волей Божией. Умер батюшка, то есть нет его между нами на земле, но я еще не могу примириться, т.е. принять эту мысль, в моем сознании все еще живет, что батюшка не ушел, но где-то живет, может, очень далеко.

11.05.1939 г. Как у меня сегодня душа болит о батюшке и Варваре Николаевне! Чувствую тревогу и живу прямо в напряжении, все чудится, что не сегодня-завтра В.Н. умрет, и уже люблю как только умею, и никаких протестов не чувствую, и готова все от нее понести. Проживу день и благодарю Бога, что провела его вместе с В.Н. Загляну в будущее, и сердце сжимается от тревоги, от той ответственности перед Богом и батюшкой, которую придется нести. Чувствую свое полнейшее бессилие и немощь, а только надеюсь на Господа и на батюшку.

25.08.1939 г. Вчера по общей мобилизации были взяты братья² Николай и Владимир, Трифон и Михаил П. Мы служили молебен и просили за них батюшку. Молебен был Господу, Божией Матери, а батюшку каждый из нас усердно просит, и все получаем и ощущаем батюшкину помощь. Он наш великий покровитель. Как хорошо, что Господь забрал батюшку. Надвигаются великие испытания, и они уже не коснутся батюшки, и нам он большой помощник.

18.10.1939 г. Как ужасна современная война, не прошло и месяца, а уже разрушено два государства, может, и еще что случилось, но мы не знаем, газет нет, а слухи так часто обманывали, что верим теперь только своим глазам и иногда своим ушам. По великой милости Божией мы живем по-прежнему, порядок жизни почти не изменился. Конечно, тягость войны и беспорядка легла и на нас, пришлось и имуществом несколько поплатиться, но все это ничего. Вернулись и братья за исключением Трифона и Бориса Александровича. Познакомились мы с большевиками, а теперь сидим, кажется, без всякой власти. Тяжелы были переживания во все это время и, конечно, им еще не конец, но мне чувствуется, что придется пережить еще рано или поздно нечто еще более тягостное, а может, и ужасное. Это нам нужно будет, чтобы окончательно смириться перед Промыслом Божиим, друг перед другом, чтобы отказаться от самих себя, от своей плотяности и душевности. Матерь Божия явно хранит нас: так дороги Ей те, кто хочет жить Господом, но мы, как я вижу, неблагодарные дети, не хотим понуждать себя к добру, к смирению и послушанию друг перед другом, не оказываем достаточной любви взаимной и может нас постичь нечто горшее. Предаемся распущенности: то одежда не нравится, то – пища, а то и еще что выищем. Конечно, не все сестры таковы, но из-за виновных потерпят и невинные. Таков закон жизни, такова воля Божия.

21.10.1939 г. У нас в доме и так скорбь: наши дорогие должны были скрыться от злых людей и теперь терпят и холод и голод, а о страданиях души что говорить. Был сегодня за них молебен. Очень чувствуется в церкви, что их нет.

24.10.1939 г. Наши уже не скрываются, но с осторожностью пребывают дома. Господь и на этот раз оказал нам Свое милосердие.

24.11.1941 г. Как давно уже не писала. 14.06.1941 г. вывезли Варвару Николаевну и Анастасию Николаевну, а куда – неизвестно. Не буду описывать, как это произошло, сестры уже пишут свои воспоминания об этом горестном событии. Твердо верю, что все произошло Промыслом Божиим. Марию Николаевну и Вячеслава Платоновича Господь скрыл, и они теперь с нами. Вот и произошло в нашей жизни то ужасное и тягостное, что предчувствовала душа, и я уже об этом писала. Но мы, братья и сестры, продолжаем жить. Кажется, спотыкаемся и падаем больше прежнего, но все же стараемся вставать. Жизнь течет как-то тревожно, напряженно. Сразу все заботы свалились на наши плечи, и приходится не на словах, но на самом деле поднимать немощи друг друга, и приходится смиряться перед жизнью, перед волей Божией.

26.11.1941 г. Сразу же после отъезда Варвары Николаевны посыпались на нас скорби скорее внешние, паче хозяйственные. Мне было ясно, что это Господь попускал их нам, а почему? – На это Его святая воля. Сестры нервничали, но смирялись. Кто как себя вел и ведет теперь, после разлуки с В.Н.? Могу сказать: разно. Большинство – благодарно, мужественно забывают свои всякие нестроения душевные и тяжесть и входят в общую жизнь и действуют в ней, но, к сожалению, есть и такие, что спотыкаются на мелочах. И все же это не страшно, п<отому> ч<то> и среди них действует покаяние.

10.12.1941 г. К.О.³ <Константин Авдей> поехал сегодня в Вильно: требуют хлопоты о священстве. И может, Бог даст, вернется Варвара Николаевна, а он будет отец Константин. Отец Павел дряхлеет и слабеет на глазах, во время богослужений делает паузы, и я тогда невольно вспоминаю батюшкины службы. Бывало, батюшка быстро идет в церковь, и мы все едва поспеваем, время уже начинать и тогда батюшка – в алтарь; облачится и возглас, не успеешь иной раз и на место свое стать. Такой живостью батюшка как бы образно подгонял нас в Царство Небесное. Какая жизнь чувствовалась в батюшкиных богослужениях, все равно, будничное ли оно было или праздничное, а ведь и всюду с батюшкой как было хорошо, бодро, спокойно. Вот уже через несколько дней и полгода, как Варвару Николаевну вывезли. Приближается ли к концу наша суровая школа жизни? Думаю – да, п.ч. и я уже начинаю изнемогать.

25.01.1942 г. Вот и 1942 год пришел. Костя уехал в Вильно, а оттуда, если Бог позволит, – в Минск и посвящаться. Хотя время стоит и трудное и опасное, в особенности не следует разлучаться с семьей, но я рада, что он поехал, хотя бы даже и в Минск. Господу будет угодно, Он с края света вернет его домой, а К.О. уже дозрело время становиться на крестный путь. Люба так и не вернулась продолжать нести подвиг жизни. За нею на ее родину были посланы сестры Оля Я. и Лидия З., чтобы Люба имела возможность вернуться. Сначала она склонилась было идти домой, но потом наотрез отказалась. Говорят, она наклеветала и на нас, и на нашу жизнь. Что случилось с ней, что мы стали ей такими чужими? Как жалко, жалко, что так легкомысленно человек сам разрушает свою жизнь будущую, и в настоящей она не увидит ни счастья, ни покоя. А ведь Господь ей много дал, она имела дар видений, душа ее была ревностная и чуткая. И вот появилось желание хоть глазком взглянуть на мирскую, ту, свою прежнюю жизнь. Борьбы не вела, желание исполнилось, но она не только взглянула, но и окунулась и осталась вся, потянувшись душой к земной плотской жизни. Я все жду, что она раскается и потянется опять к нашей жизни и пожелает опять встать в наши ряды. Что-то тогда будет? Какова будет сила ее покаяния, примет ли ее батюшка опять в свое стадо?

27.01.1942 г. И еще один день прожит, и слава Богу за него. Сегодня я имела возможность сравнить свои переживания на всех трех участках и вот что нашла: на участке Марии Николаевны – тяжесть, у Анастасии Николаевны – свободу души и чувство множества, а у нас – напряжение и печаль. Что касается напряжения, то я его переживаю почти всегда и успокаиваюсь немного, когда сестры полягут спать. Утром вставать не хочется при мысли, что нужно входить в жизнь или, как говорит Анюта Я., не хочется выходить на подвиг.

16.02.1942 г. Ну, какую радость Господь послал: Костя приехал отцом Константином. Было как раз вечернее богослужение, все сестры и братья были в церкви, потому что первый день Великого Поста. Когда он вошел в алтарь, то я пережила вместе и радостное, и что-то скорбное. И как хорошо, что сразу же и отслужили Господу благодарственный молебен за о. Константина. И брат Трифон на днях вернулся из плена, теперь с большей верой и надеждой будем ожидать и возвращения Варвары Николаевны и Анастасии Николаевны. Вместо Любы приняли другую сестру: Веру Озончик (Азончик), но если бы и Люба вернулась и принесла покаяние!

25.02.1942 г. И радость, но и скорбь: о. Константину нельзя было совершать богослужений у нас, потому что он не нашей епархии. Конечно, через людей действует враг, но просим Господа и батюшку и верим, что все будет благополучно. Только что была неожиданность: приехала Люба и явилась к нам на участок, но я не могла уже ее принять, потому что она не сестра наша. Первое мое впечатление от нее было неблагоприятное. Какая-то тупость и грубость. Бедные души, если бы они не шли за соблазнительным грехом! Не чувствовалось от нее и покаяния и сожаления о совершенном.

О. Константин и Вячеслав Платонович поехали сегодня в Вильно хлопотать о разрешении служить о. Константину.

27.11.1942 г. Сегодня выправила Алексея в город делать крупу и просила Божию Матерь и батюшку, чтобы была ему и с ним путешествующим удача и благополучие. Вечером читала сестрам батюшкины записи благодатных мыслей. Какие там возвышенные, глубокие и действительно благодатные по своему действию на души мысли! По прочтении я почувствовала, как все мое существо наполнилось жизнью. Хочется, чтобы и на сестер живительной струей действовали эти батюшкины записи. Иосиф, говорят, спал, но он ведь еще начинающий в духовной жизни, меньше чем младенец.

1.02.1943 г. Сегодня день посвящения о. Константина в дьяконы, ровно год, как он посвященный служитель Божий. Есть в этом событии и одно замечательное совпадение: сегодня день смерти Татьяны Николаевны Корецкой. У Анастасии Дементьевны, когда умерла ее дочь, в тот день возникла мысль построить храм Божий, а о. Константин в этот же день и посвятился, чтобы служить в этом храме. У Господа на все есть Свой план, но человек часто грехом своим противится планам Божиим или воле Божией.

Год пролетел незаметно, хотя и скорбное мы переживаем время. О. Константин, несмотря на свою болезненность, у него грудь слабая, полон жизни и энергии.

17.03.1943 г. Скончалась Анастасия Дементьевна, мать наших старших. Да, с ее смертью жизнь духовная получает большую свободу, потому что хотя Анастасия Дементьевна была и в сильно смирительное состояние поставлена Промыслом Божиим, но с нею держался еще в доме светский элемент. Мария Николаевна спокойно и мужественно переносит смерть матери.

10.05.1943 г. На днях было новое испытание. Третьего мая была лошадиная комиссия военная. С участка Анастасии Николаевны пошло шесть лошадей, и ни одна не вернулась, с участка Марии Николаевны забрали одну, а с нашего участка все вернулись домой. Вот и еще раз Господь оказал особое Свое хранение и снисхождение к нашему участку. Почему? – Не буду в этом разбираться, конечно, не ради нашего достоинства. Только чувствую, что мы в ответ на это должны еще более усилить свой внутренний подвиг, ведь не для благодушной жизни сохраняет нам Господь хозяйство. Интересный был момент с этой комиссией, конечно, это было чудо и это было делом дорогого батюшки. От нас повели три лошади, потому что Шведка вот-вот должна была ожеребиться и осталась дома. Лошадей на комиссию привели мало, и потому немцы брали, мало бракуя. Нашего Сивака забраковали, что старый, Каштанка оказалась слабой на ноги, а с Малым такая вышла вещь. Когда въехали в город, конь вдруг захромал, и на комиссии, когда его вели перед немцами, он так хромал, так волочил ногу, что те отказались от него совсем, хотя и с большим сожалением, потому что лошадь очень хорошая была, круглая, блестящая. Вернулись кони домой, возблагодарила я Господа, батюшку и Матерь Божию и решила помочь и Михновским сестрам. Дали мы им на работу Каштанку, одну из лучших лошадок. Они очень были рады, потому что думали, хоть бы Сивака получить. Но раз помогать, то чтобы действительно помощь была. Но надеюсь, что батюшка и дальше им с лошадями поможет.

Только что кончилось дело с лошадями, как опять новое испытание; новое требование властей, чтобы дали 60 человек работников: куда – неизвестно, со всех трех участков, а нас всех около 120 человек. Конечно, это невозможно, у нас и так не хватает рабочих рук, а тут еще и коней забрали. И опять наши моления к Господу, Божией Матери и батюшке, потому что это наша единственная и самая надежная защита. Да, я забыла приписать, что «Малый», как только съехал со двора комиссии, престал хромать и теперь не хромает. Иначе как чудом я этого не могу назвать.

12.06.1943 г. Когда-то, давно еще, когда я смотрела, как пишет иконы матушка София, или смотрела на работу Варвары Николаевны, то с сожалением думала: а для меня это недосягаемо. Но все-таки попробовала и акварелью написала две иконы, то есть Божию Матерь и св. великомученицу Варвару. Написала и остановилась. И вот теперь опять начала, но уже масляными красками. Написала брату Трифону его святого и портрет дорогого батюшки. Я знаю, что таланта у меня никакого нет, но работа эта меня очень привлекает. А я думаю, не ждут ли меня новые скорби.

25.07.1943 г. Если бы человек был более внимателен к себе и к жизни, его окружающей, то не томили бы его так внутренние тяжести. Много их попускает Господь, но много и от нашего невнимания. Иногда меня охватывает чувство сильного одиночества, а это так тяжело, так расслабляюще действует, и я стала приводить себе на мысль Марию Николаевну. Ведь она же может чувствовать себя еще более одинокой и, однако, мужественно несет свой крест, и мне делается стыдно, что я останавливаюсь на себе.

8.12.1943 г. Сегодня отправила Анастасию М. в город с Ниночкой к доктору. О. Константин перешел уже на второй этаж в новом доме в понедельник, 6-го. Он тяготился своим бывшим помещением внизу. Сегодня Коля начал науку у Екатерины Петровны. Я очень рада, что мама позволила ему приходить заниматься к себе, ему уже 5 лет. И Наташа Петухова ходит к Екатерине Петровне, вот ему уже и компания. Удивительная у мамы энергия жизни, а сама на костылях. Да, она тесно срастается духом с сестрами своего участка. А сама самоотверженно трудится, не унывая. Но не то со мною происходит, ее дочерью. Я сильно падаю духом и не действую, а только лишь лямку свою чуть-чуть тяну.

28.12.1943 г. Около 5 часов вечера, когда мы с о. Константином собирались идти в церковь на вечернее богослужение, послышались вдруг оружейные выстрелы со стороны Тургель, все чаще и чаще. Пули засвистели у нас над головами, раздались взрывы бомб, со стороны Тургель доносился какой-то шум, крики, смятение, кто-то слышал даже «ура». Потом показалось зарево пожара: горели, как мы предположили, склады зерна, которое недавно сдавали хозяева. Что случилось – неизвестно. В Михново идти страшно. Думаем, что на Тургели напали партизаны какие-нибудь, теперь, говорят, есть и красные, и белые партизаны. Хуже всего неизвестность, болела душа за Вячеслава Платоновича и Марию Николаевну. Собрались мы в комнатах Варвары Николаевны, и о. Константин отслужил нам молебен Божией Матери перед иконой Ее Казанской чудотворной. После молебна почувствовалась сразу свобода духа. Сейчас уже 11-й час вечера, тихо, спокойно. Тревожит только то, что не знаем, благополучно ли на других участках. Пока что Господь нас хранит от того испытания, какое несут теперь люди вокруг, и пока Ему будет угодно, будет хранить. На душе как-то странно спокойно и тогда было, когда шла перестрелка, и теперь.

6.01.1944 г. Сочельник. «Слава в вышних Богу, и на земли мир». И впрямь, как будто все заботы и огорчения отлетели, не хочется ни о чем ни думать, ни рассуждать, а только успокоиться в этом Божественном покое. Но кто же может это получить? Думаю, тот, кто сам живет Богом, кто свою мысль только к Нему направляет. Счастливые такие люди. Много ли их теперь. И наш дорогой батюшка был такой.

25.05.1944 г. Анна скончалась 19 мая; хотя последние дни я и ожидала этого, но все же для меня, да и вообще, смерть ее произошла внезапно. Когда Анна умерла, тогда я ясно, ясно поняла ее сущность, ее дух. Какой это был приятный дух, нежный, кроткий и строгий. Так, мне кажется, и с каждым человеком, если отбросить его немощь, его греховность, то остается его сущность, тот дух, которым одарил его Господь. Это удивительное благоухание духа, и ощущать его не каждому дано. Батюшка имел дар познавать человека и видеть, к чему он способен в жизни. Батюшка очень любил Аннушку, говорил про нее: «Какое изящество духа», – а между тем она особым расположением сестер не пользовалась.

Анна переночевала у нас ночь, и сестры все время читали над нею псалтирь. Вынос тела был на другой день перед всенощной. И это событие не лишено значения. Я несколько раз целовала Анну и заметила, что от тела ее не чувствовалось того могильного холода, как от других покойников, и это же самое заметила и Таня Петровская, которая сама сообщила мне свое наблюдение.

Не знаю, почему так печально и тоскливо стало у меня на душе, когда я приложилась последний раз к иконе Воскресения Христова (было отдание Пасхи).

5.07.1944 г. Что-то Господь нам готовит? Вчера была сильная бомбардировка Вильно. Двигаются большевики, мы теперь в полосе безвластия. Только бы Господь сохранил в нас ревность к Нему и искание единого Царствия Божия.

18.08.1944 г. Пришли большевики. Много, много было пережито и переживается. Господь дивно хранит нас, смягчая сердца всех, и мы живем нерушимо, как пример милости Божией к ищущим Его. Братья – шесть человек – мобилизованы.

Очень мне тяжело, что я не становлюсь другим человеком.

Сколько я читала и знаю, что в монастырях и общежитиях, даже высоких по жизни, бывает проявление злобы и зависти или ревности. То же бывает, к сожалению, и у нас. Долгожданная весточка от Варвары Николаевны и Анастасии Николаевны пришла: получили сегодня письмо от Варвары Николаевны и Анастасии Николаевны, они в Узбекистане, очень им тяжело, последними силами напрягаются и просят вызвать их оттуда. Опять и радость и печаль. Почему-то у меня делается тоже больно на сердце, когда подумаю про Михаила Качана, по годам своим он мог бы быть уже отпущен, и вот все нет.

5.09.1944 г. Сегодня отправила Олю Я. в Вильно в связи с хлопотами о возвращении Варвары Николаевны и Анастасии Николаевны. Пошла Оля пешком.

11.09.1944 г. Получили мы уже несколько писем от Варвары Николаевны и Анастасии Николаевны, и их тоска и тяжесть чувствую, как ложится на нас. Делается все возможное, чтобы ускорить или, вернее, сделать возможным их приезд сюда.

30.09.1944 г. Сегодня какой-то советский чиновник и один из местных жителей описывали у нас все наше имущество и движимое и недвижимое. Повторилась та же история, как и после вывоза Варвары Николаевны, но сейчас мы переносили эту перепись менее болезненно, с большим спокойствием. Но какой же будет финал этой переписи? Такой ли, как в прошлый раз? Очень не хочется насилия.

12.10.1944 г. Удивлялась бы, если бы не знала, кто нас хранит. Все прошло с описью благополучно, Господь смирил самоуверенность бесчинства и чудно обратил к нам сердца людей, могущих помочь.

Получили от Варвары Николаевны письмо, из которого знаем, что и она наше получила.

22.10.1944 г. Получаем письма от Варвары Николаевны и Анастасии Николаевны почти каждую неделю. Им очень трудно живется, но не теряют надежды вернуться. Таким долгим ожиданием их Господь опять нас к чему-то ведет, в чем-то воспитывает, и письма их, которые читаются всем громогласно, всегда оставляют в душе какое-то движение.

Нашей жизнью интересуются власти, посещают нас, подробно расспрашивают и говорят, что у нас осуществлено то, к чему советы такие долгие годы стремятся и не достигли. Да потому что они идут без Бога, а без Бога ничто высокое и великое не есть ценно.

Какое странное у меня наблюдение: мне кажется, если написать сейчас Варваре Николаевне и Анастасии Николаевне о каких-нибудь внутренних состояниях своих или переживаниях, то они не воспримут, потому что слишком сами натерпелись, изболелись и изголодались. От Петра Гайдаровича сегодня получили письмо, а от Михаила Качана – ни звука.

1.12.1944 г. В Михнове стоит войско, заняли почти всю гостиницу, так что сестрам и богомольцам пришлось потесниться.

Разнесся вдруг слух, что Варвара Николаевна и Анастасия Николаевна уже едут и скоро будут дома. Все возможно. Что-то писем от них нет.

5.12.1944 г. На днях получили письмо от Варвары Николаевны, которое произвело настоящую кутерьму в нашей жизни. Это был крик отчаяния изболевшейся душой и телом. Варвара Николаевна написала его под впечатлением неудачи: отказали ей дать пропуск из Узбекистана в Литву. Сестры приняли это разно, но в общем чувствовалась сильная угнетенность, и, однако же, нашли в себе и силу духа и уменье написать ободряющие письма Варваре Николаевне. Мария Николаевна – та запротестовала, как это и часто бывает, против обстоятельств. Да, Господь медленно, но твердо раскрывает перед нашим внутренним взором, какие мы еще немощные и непокорные рабы Божии, даже грубые и чувственные, конечно же. И приводит так Господь нас к глубине смирения, внутреннего смирения тех, кто хочет к Нему прийти.