Глава 2. Православное учение о Священстве

Православное учение рассматривает Священство как одно из семи церковных Таинств. Его основой являются: благодать Святого Духа, сообщающая видимой стороне таинства сакраментальное значение; богоустановленность; историческая непрерывность; прагматическая необходимость.

В таинстве Священства рукополагаемый христианин получает особую благодать Святого Духа. Она делает его священнослужителем, через посредство которого Дух Святой преподает другим христианам спасающую благодать. Получение спасающей благодати лично для священнослужителя остается столь же необходимым, как и до посвящения: ему, так же как и мирянам, необходимо молиться, исповедоваться, причащаться. Благодатная способность совершать Таинства, в том числе Евхаристию, право и обязанность проповедовать, совершать различные богослужения не зависят от личных свойств и духовного состояния священнослужителя ни в момент его рукоположения, ни в дальнейшем. Если поведение священнослужителя находится в явном противоречии с его саном, он может быть лишен такового высшей церковной властью; в таком и только в таком случае совершаемые им Таинства и другие священнодействия утрачивают свою силу. Можно сказать без преувеличения, что объективная действенность благодатных средств, их независимость от нравственных свойств преподающего их лица в основе всей церковной жизнедеятельности. В самом деле, если бы она не имела места, то, прежде чем подходить к Святой Чаше, христианину пришлось бы сначала убеждаться в том, что служащий священник обладает должными нравственными достоинствами и даже в том, что он совершает Литургию в должном духовном расположении.

Святой Иоанн Златоуст, стараясь дать своим слушателям понятие о величии священнослужителя, в частности, в момент совершения Евхаристии, писал: «Священнослужение совершается на земле, но по чинопоследованию небесному, и весьма справедливо, ибо ни человек, ни ангел, ни архангел и ни другая какая сотворенная сила, но Сам Утешитель учредил этот чин, и людей, еще облеченных плотию, соделал представителями ангельского служения... Предстоит священник, низводя не огонь, но Святого Духа». Допущение принципа зависимости и действенности священнического служения от личных свойств священнослужителя привело бы к отрицанию самих священнодействий, а в конечном итоге – и всей Церкви в целом.

В своем «Слове о Священстве» святой Ефрем Сирин († 373) говорил: «Если не знаешь о каком иерее, достоин ли он сана или не достоин, то не презирай его ради заповеди Христовой. Как не терпит вреда золото, если покрыто оно грязью, а также и самый чистый бисер, если прикоснется к каким-нибудь нечистым и оскверненным вещам, так подобно сему и Священство не делается оскверненным от человека, хотя бы принявший его был и недостоин».

Утверждение нерушимости объективного значения и действия таинства Священства не только обосновывается приведенными прагматическими соображениями, но и прямо вытекает из того факта, что любые церковные священнодействия, в том числе и Евхаристия, совершаются по существу не только священнослужителем, но самой Церковью, понимаемой как таинственный целостный организм, как Тело Христово, включающее в Себя всех своих земных и небесных членов. Этот экклезиологический аспект Священства глубоко выявлен в трудах известного русского богослова профессора В. Экземплярского († 1928), который так писал о таинственной связи служения Спасителя и церковной иерархии: «Как служение делу освящения верующих и созидание чрез это Церкви Христовой на земле, служение новозаветного священника-иерарха находится в живой связи с первосвященническим служением Самого Христа Спасителя и может быть названо продолжением этого служения на земле, или, еще точнее, одним из проявлений вечного ходатайственного посредства между Богом и людьми – Единого Ходатая Бога и человеков. Связь между служением Христа Спасителя и иерархией Церкви не только духовно-органическая, но и внешне-таинственная. Последняя, проявившись в избрании и поставлении Самим Господом святых апостолов, осуществляется теперь в преемственном от апостолов поставлении священников Церкви в таинстве Священства, в котором именно и подается избранным пастырям Церкви особый дар благодати Святого Духа».

Проводником спасающей благодати священнослужитель становится через правильное рукоположение. Одна из важнейших особенностей дара благодати Священства выражается в том, что этот дар своими благими плодами относится не столько к личности самого священнослужителя, сколько к жизни чад церковных. В этом именно залог того, что христианское пастырство по самому существу своему есть истинное служение

Церкви, но не господство над наследием Божним. Благодаря этому общее священническое достоинство христиан не унижается и не подавляется существованием в Церкви священников-иерархов, но, напротив, в лице последних все верующие должны находить самоотверженных соработников в деле «соделывания» своего личного спасения и осуществления истинных целей жизни всей Церкви.

Лично для себя священнослужитель не может совершать ни таинства Крещения, ни Миропомазания, ни Покаяния, ни Брака, ни Елеосвящения, ни Священства, – во всех этих Таинствах необходимо участие других членов Церкви, и священник в Таинстве преподает им ту или иную благодать Божию. Лишь одно Таинство «пользует» и самого совершителя его, – это Евхаристия. Каждый раз, принося Бескровную Жертву, священник первый причащается Святых Тела и Крови Господних во оставление грехов и в жизнь вечную. Затем причащает других. Но священник не может совершать Святую Евхаристию лично для себя, чтобы причаститься Святых Таин¹.

Этим ни в коей мере не снимается личная ответственность священника перед Церковью за его отношение к своим обязанностям, а перед Богом – также и за его духовное состояние при совершении любого священнодействия, в особенности Евхаристии. «Когда священник призывает Святого Духа и совершает страшную Жертву и часто прикасается к общему всем Владыке, тогда, скажи мне, с кем наряду поставим его? Какой потребуем чистоты от него и какого благочестия?», – говорит святой Иоанн Златоуст.

Евхаристия предлагается членам Церкви как Таинство, необходимое всем для спасения в ее лоне по слову Спасителя: Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную: и Я воскрешу его в последний день (Ин. 6:53–54).

Если совершать Евхаристию, причащаться и преподавать Святые Дары мирянам может каждый священник, то совершать Хиротонию может только епископ. Для принятия Священства тоже имеются ограничения: по половому признаку, по возрастному цензу, по физическому состоянию, по семейному положению, по степени духовной и образовательной подготовки.

Для участия в таинстве Причащения или Евхаристии всех этих ограничений не существует.

В Евхаристии налицо вещественные элементы – хлеб и вино, пресуществляемые в Тело и Кровь Христовы; в таинстве же Священства такие вещественные элементы отсутствуют: внешняя сторона Таинства исчерпывается актом рукоположения, кратковременным священнодействием, сопровождаемым, конечно, как и Евхаристия, молитвенным призыванием Святою Духа.

Проблема всеобщего священства в соотношении с иерархическим служением представляет особый интерес, так как с ней тесно связаны существующие расхождения во взглядах между Православными и Протестантскими Церквами по кардинальному вопросу: обусловлено ли совершение Евхаристии иерархическим положением, иначе говоря, духовным саном ее совершителя? Если такая обусловленность существует, то ограничивается ли она церковно-правовой сферой, или же относится к Божественному установлению и притом в такой степени, что совершение Евхаристии лицом, не имеющим священнического или епископского сана, недействительно по самому существу Таинства? Наконец, если такая обусловленность действительно вытекает из Божественного установления, то носит ли она вссобщий характер или допускает исключения и если так, то в каких случаях?

Все эти вопросы имеет смысл затрагивать только в свете ясного представления о наличии в христианской Церкви двух видов священства. К сожалению, догматическая разработка учения о всеобщем священстве значительно отстает от раскрытия сущности и значения Священства иерархического.

Под всеобщим священством Церковь понимает благодатную освященность, которую получает каждый ее член в таинствах Крещения и Миропомазания. Эта освященность осуществляется действием Святого Духа, который усыновляет христианина Богу Отцу, посвящая его в сан мирянина, члена Церкви – таинственного Тела Христова. Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии. Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять житье страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Αββα, Отче!» Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии. А если дети, то и наследники наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться (Рим.8:14–17).

Наиболее яркое высказывание о великом и священном достоинстве каждого христианина перед Богом мы находим у апостола Петра: Сами как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом... Вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой cвem (1Пет.2:5,9). Царями и священниками называются все члены Церкви также в Апокалипсисе (1,6; 5,10).

Освященность христианина, его сыновняя принадлежность к Богу находят свое выражение в том, что он обладает возможностью независимо от времени и места (Ин.4:21–23) обращаться к своему Отцу Небесному с полной уверенностью в Его любви и милосердии (1Ин.4:19); пользоваться спасительными благодатными средствами Церкви, среди которых первое место принадлежит Таинствам; быть совершенно уверенным, что и при грехопадениях и отступлениях он не лишается любви Божией, но в любой момент может покаяться и любящим всепрощением Божиим будет принят и восстановлен в прежнем состоянии сыновней близости к Богу (Лк.15:7,10,11–32; Мф.6:14; 18:21–35; Рим.14:4; 1Ин.1:9). «В силу такой именно близости к Богу, – писал профессор В. Экземплярский, – все христиане должны быть рассматриваемы как священники, в известном смысле слова, способные лично и непосредственно служить Богу, что, действительно, и утверждает слово Божие и учение нашей Церкви».

В авторитетном вероучительном документе Православной Церкви – «Православном исповедании Кафолической и Апостольской Церкви Восточной» (1643) – говорится: «Священство духовное имеют все христиане, как учат апостолы Петр (1Пет.2:9) и Иоанн в Откровении (5, 9–10). Таковому священству сообразные бывают и приношения, а именно: молитвы, благодарения, умерщвления плоти, предание себя на мученичество за Христа и другие, сим подобные» (ответ на вопрос 108).

Это учение Слова Божия о всеобщем священстве является основой нашей убежденности в особом положении, которое занимает христианин в сфере духовной жизни.

На основе всеобщего священства в Древней Церкви существовало разнообразие харизматической практики, о которой упоминает апостол Павел (1Кор.12:1,4–14) и которая вскоре фактически исчезла. О большом богатстве и разнообразии форм участия народа Божия (1Пет.2:9–10) в жизни Церкви первых веков говорит широкое участие в практической церковной деятельности женщин, которые, хотя и лишены были учительских функций (1Кор.14:34), имели широкое поле хозяйственной и благотворительной деятельности (диакония).

Церковь времен апостолов не знала деления на клириков и мирян в нашем смысле, как и не содержала самих терминов мирянин и клирик. Это – основной факт церковной жизни первоначальной эпохи, но из этого неправильно было бы делать заключение, что служение в Церкви исчерпывалось общим для всех священническим служением. Основным фактом жизни первоначальной Церкви было разнообразие служений. Тот же Дух, Которым все крестились в одно тело и Которым все напоены, разделяет дары каждому особо для действования и служения внутри Церкви: Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно (1Кор.12:4–11).

Разнообразие служений вытекает из органической природы Церкви. В ней каждый ее член занимает определенное, одному ему свойственное положение и место. Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. А если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело одно (1Кор.12:18–20).

Это не нарушает единства природы членов Церкви. Их онтологическое единство вытекает из их единства во Христе. По своей природе все члены одинаковы, так как у всех один и тот же Дух. Никто не может ставить себя выше других в Церкви, а тем более выше Церкви, или претендовать на то, чтобы особым образом выражать Церковь. Ни апостолы, ни пророки, ни учители не составляют сами по себе, все вместе или каждый в отдельности, Церковь. И те, и другие, и третьи только члены Церкви, а не вся Церковь, поэтому не могут существовать без остальных членов, так как иначе для них было бы невозможно выполнять те функции, для которых они поставлены Богом. Различие между лицами, имеющими или не имеющими особые служения, возможно не онтологическое, а функциональное.

Это различие перешло бы в онтологическое, если бы в Церкви не существовало общего для всех ее членов священнического служения. В Церкви не может быть безблагодатных членов, как не может быть и членов без служения. В Церкви на всех ее членов в полноте излита благодать Духа: от полноты Его все мы приняли и благодать (Ин. 1:16). Различие состоит в том, что призванные к особому служению в Церкви получают для него и особые дары Духа. Все одарены Духом, но не все имеют одни и те же дары Духа. Имеющие особые служения имеют и особые дары, которых не имеют те, кто этого служения не исполняет. Например, в таинстве Брака брачащиеся получают дары Духа для их совместной жизни. Этих даров не имеют лица, не состоящие в Браке, но облагодатствованы и те и другие.

Различие даров не связано с различием полноты благодати. Благодать не распределяется между разными дарами. В каждом даре имеется вся полнота благодати. Конечно, из того, что полнота благодати преподана всем, не следует что каждый всю ее усваивает. Это дело жизни каждого и каждый принимает ту меру благодати, которую он способен усвоить. Людям не дано измерять меру благодати, которую Бог дает не мерою, но каждый из нас знает, что эта мера не одинакова. В святых она достигает очень высоких степеней, а в других едва-едва светится. При различии даров Духа Святого благодать остается одной и той же, а мера благодати, которая усваивается, может быть разной и при одних и тех же дарах.

Особое служение – предстоятельство. Оно находит свое выражение в евхаристическом собрании. Без него не могло быть Евхаристии, так как такова ее природа, которая требует предстоятеля. «В так называемый день солнца (воскресенье), – пишет святой мученик Иустин Философ, отец и учитель Церкви (нач. II в. – 166), – бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам или селам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда перестают, предстоятель посредством слова делает наставление и увещание подражать тем прекрасным вещам. Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитву, как я выше сказал, приносится хлеб, вино и вода; предстоятель также воссылает молитвы и благодарения, сколько он может. Народ выражает свое согласие словом аминь» (I Апология, гл. 67).

Секуляризация (обмирщение) церковного общества, принявшая уже в IV веке катастрофические размеры в результате признания христианства государственными властями и массового формального принятия христианства людьми, которые ни по духу, ни по жизни не имели с ним ничего общего, явилась главнейшим отрицательным фактором, повлиявшим на учение о царственном священстве.

Однако в то время как в богословской сфере учение о священническом служении каждого христианина постепенно исчезает, литургическая мысль продолжает его развивать, пытаясь выразить более определенно в таинствах Крещения и Миропомазания момент поставления нового члена Церкви на священническое служение.

Пострижение, руковозложение, облачение и обвождение вокруг престола лиц мужского пола и поставление пред царскими вратами лиц женского пола – таковы священнодействия, входящие в состав чинопоследования Таинств приема в Церковь – Крещения и Миропомазания. Все эти моменты имеются и в современном Православном чинопоследовании таинства Священства. Неважно, в какой исторической последовательности возникли те или иные моменты этих Таинств. Важно подчеркнуть, что литургическая мысль сознательно сближает эти моменты, а тем самым сближает и сами Таинства в их основе. Духовно рожденный в таинстве Крещения поставляется на общее служение в Церкви.

Таким образом, всеобщее священство не только составляло и составляет органическую, неотъемлемую и общепризнанную часть понятия о Церкви вообще, не только основано на однозначных свидетельствах Священного Писания, но и является живой реальностью, необходимым и исключительно важным элементом, без которого Церковь не может быть тем, что она есть, то есть Телом Христовым.

Более того, можно с уверенностью сказать, что иерархическое Священство не могло бы существовать без всеобщего священства, превратилось бы из служения в господство (срав. Мф.20:25–28), из любящего соработничества (1Кор.3:9) в эгоистическое самоутверждение.

Равенство всех членов Церкви перед Господом, ибо всем нам должно явиться пред судилище Xpucmoвo (2Кор.5:10), одинаковые для всех возможности спасения являются той почвой, на которой только и может существовать Церковь как единый организм, скрепляемый любовью его членов к Богу и друг к другу. На этой почве только и возможно существование и деятельность иерархического Священства, то есть мирян – членов Церкви, призванных и возведенных через рукоположение в особый духовный и общественный статус, именуемый духовным саном.

Установление таинства Евхаристии Самим Иисусом Христом не вызывает сомнений – Тайная Вечеря, достаточно подробно описанная в Евангелии, произнесенные при этом Иисусом Христом установительные слова в соединении с заповедью ученикам о частом повторении великого тайнодействия (Лк.22:14–20; 1Кор.11:23–25) говорят об этом с полной ясностью.

Что касается иерархического Священства, то вопрос оказывается более сложным. Нередко христианское иерархическое Священство ставится в прямую связь с ветхозаветным священством и считается как бы его продолжением. Такая концепция представляется необоснованной. Аароново священство являлось органической частью Моисеева законодательства, и нет оснований считать касающиеся его установления (Исх.28:1–3) принадлежащими к вечной, утвержденной и освященной Христом (Мф.5:17; 22:35–40) нравственной основе Закона Моисеева. Ведь бо́льшая часть «законных» установлений дана была «по жестокосердию» израильского народа (Мф.19:8); Закон в целом был только детоводителем ко Христу (Гал.3:24), и его сакраментальное значение с пришествием Христа и с совершением Им дела спасения отпало. Не принявшие Христа адепты Закона и носители установленных Законом иерархических степеней приговорили Спасителя к смерти и воздвигли гонения на Его учеников (Мк.15:1; Мф.27:1). С другой стороны, трудно себе представить апостолов (такими, какими они стали после сошествия Святого Духа) приносящими ветхозаветные жертвы, даже когда обрезание они объявили необязательным (Деян.15:19–20). Кроме того, прекращение сакраментальной обязательной ветхозаветной левитской иерархии, когда Бог воздвиг нам во Христе Иисусе Пастыря овец великого Кровию завета вечного (Евр.13:20), подробно и авторитетно раскрывается в Послании апостола Павла к Евреям, являясь одной из его основных тем.

Таким образом, взгляд на новозаветное иерархическое Священство как на прямого преемника и продолжателя священства ветхозаветного явно противоречит духу и букве Священного Писания. В Новом Завете мы находим много высказываний, позволяющих утверждать, что и Сам Иисус Христос, и Его богодухновенные ученики считали необходимым существование в Церкви наряду со всеобщим священством также Священства иерархического, то есть членов Церкви, жизнь которых посвящена делу церковного служения, руководства, учительства. При этом следует различать три иерархические степени и связанные с ними функции. Наиболее ясно слово Божие говорит о выделении особых лиц для выполнения учительной функции. Завет: Идите, научите все народы (Мф.28:19; срав. Мк.16:15) – можно, конечно, в широком смысле относить и к апостолату мирян, но, несомненно, не все могут быть учителями и наставниками (1Кор.12:29–30), а взаимодействие учителя с учеником само по себе сопряжено с неравенством положения, ибо ученик не более учителя (Мф.10:24), и, следовательно, неизбежно вводит в жизнь иерархический принцип.

Если богоустановленность Священства может быть обоснована многочисленными ссылками на Священное Писание (Деян.6:6; 8:17; 13:3; 1Тим.4:14; 5:22; 2Тим.1:6; Евр.6:2), то в отношении его сакраментальной сущности и ее проявлений можно было бы сказать (как это и утверждается в некоторых экуменических документах), что Новый Завет о ней молчит, если бы не событие Пятидесятницы. Схождение Святого Духа на апостолов нельзя рассматривать иначе, как дарование им особых благодатных способностей, причем с точки зрения Православной Церкви имеет значение тот факт, что эту великую харизму получили не все уверовавшие. Хотя ни в Деяниях, ни в Посланиях апостольских действительно нет прямых указаний, кто именно совершал в первоначальной Церкви хлебопреломление или Евхаристию (срав. Деян.2:42,46; 20:7,11; 1Кор.10:15–17; 11:20–29), однако естественнее всего предположить, что это был или один из апостолов, или кто-то из поставленных (рукоположенных) апостолами членов данной общины. Имея в виду указания Священного Писания, что харизму Пятидесятницы получили только апостолы (Деян.1:26 – 2:4) и что упоминания о Евхаристии (исключая ее установление на Тайной Вечери) появляются лишь после повествования о сошествии Святого Духа, можно заключить, что для ее совершения нужно было особое харизматическое дарование, полученное апостолами именно в этом сошествии.

Первичная связь Евхаристии со Священством доказывает недопустимость совершения Евхаристии вне рамок преемственного Рукоположения.

Свою наставническо-миссионерскую задачу апостолы стали выполнять сразу же после события Пятидесятницы. Об этом свидетельствуют речи апостола Петра, обращенные к народу; об этом же говорят и описанные в Деяниях святых апостолов случаи индивидуального возвещения Христовой истины (Филипп, разъясняющий Священное Писание эфиопскому евнуху, – Деян.8:27–40; апостол Павел, проповедующий Христа тюремщику, – Деян.16:25–34).

Перед своими учениками апостол Павел ставит совершенно четкие наставнические задачи по отношению к уже крещенным членам общины, которые им следовало выполнять наряду с направленной вовне миссионерской деятельностью. Обращаясь к коринфской общине, он пишет: Для сего я послал к вам Тимофея, моего возлюбленного и верного в Господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе, как я учу везде во всякой церкви (1Кор.4:17). Послание к братьям в Ефесе он завершает словами: А дабы и вы знали о моих обстоятельствах и делах, обо всем известит вас Тихик, возлюбленный брат и верный в Господе служитель, которого я и послал к вам для того самого, чтобы вы узнали о нас и чтобы он утешил сердца ваши (Еф.6:21–22). Об обязанностях пастырей Церкви и всех прочих членов общины апостол Павел поучает Тимофея и Тита с тем, чтобы они передали это учение народу Божиему (1Тим.3:1–13; Тит.2:1–10); сие говори, увещевай и обличай со всякою властью, чтобы никто не пренебрегал тебя (Тит.2:15).

Вся история Церкви свидетельствует о невозможности обойтись без особо выделенных лиц, на которых тем или иным образом возлагается высокое право и святая обязанность учить других членов общины истинам веры, нормам христианской нравственности, а самое главное – постоянно поддерживать в них ясное сознание данных им во Христе свободы от уз мира и принадлежности к Богу (Рим.6:16–23; 1Кор.7:23). Пастырство в этом смысле имеет общехристианский характер и не вызывает разногласий.

Высокие полномочия церковного управления пользоваться ключами Царства Небесного и посредством их связывать и разрешать, данные Христом сначала апостолу Петру (Мф.16:19), а потом и другим апостолам (Мф.18:18), особые поручения апостолу Петру – утвердить братьев (Лк.22:32) и пасти агнцев и овец Христовых (Ин.21:15–17) – легли в основу твердого руководства, осуществлявшегося апостолами и их учениками и преемниками в первоначальной Церкви. Эта власть дана ученикам Христовым навечно, с переходом даже в жизнь будущего века: вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых (Мф.19:28). Здесь мы видим и многочисленные увещания от самых мягких (Деян.15:7–11) до весьма резких: О, несмысленные Галаты! кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых перед глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый? (Гал.3:1). Мы видим и пример отлучения за тяжкий грех до последнего смертного часа (1Кор.5:1–5) с последующим воссоединением раскаявшегося грешника (2Кор.2:5–11), видим, наконец, и немедленное страшное наказание Божие, являющееся следствием совершенного греха и апостольского обличения (Деян.5:1–11).

Пастырские послания свидетельствуют об утверждении епископской власти уже в апостольскую эпоху, причем само значение слова episkopos (надзиратель, надсмотрщик) указывает на присущие епископу административные права и обязанности. Об этих же обязанностях особенно ясно говорится в 1 Послании к Тимофею, где в числе свойств, приличествующих епископу, упоминается и умение управлять своим домом, ибо, кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией? (1Тим. 3, 5).

Второй иерархической степени – пресвитеру, несомненно, свойственно было право не только учить и наставлять, но и управлять в качестве помощника епископа и под его руководством. Не говоря уже о многократных упоминаниях этой иерархической степени в Деяниях (11:30; 14:23; 15:4, 6; 16:4; 20:17), а также в некоторых апостольских посланиях (Иак.5:14; 1Тим.5:17,19; Тит.1:5), можно сослаться на святого Иоанна Златоуста, который указывает на неточность разграничения иерархических степеней в первоначальной Церкви: «пресвитеры назывались епископами и диаконами Христовыми и епископы пресвитерами... а впоследствии каждому присвоено особое имя».

Святой Игнатий Богоносец († 107) в своем Послании к Ефесянам призывает соблюдать церковную дисциплину и не противиться епископу, чтобы нам быть покорными Богу..., чтобы, повинуясь епископу и пресвитеру, вы были освящены во всем (гл. V, 11).

Что же касается соподчинения иерархических степеней, то согласно святому Игнатию, пресвитерство так согласно с епископом, как струны в цитре (там же, гл. IV). И наконец, в Послании к Магнезийцам он призывает: Ничего не делайте без епископа и пресвитеров (гл. VII).

В первохристианской общине доктринальное и административное руководство осуществлялось апостолами и их ставленниками и основывалось на авторитете апостолов как непосредственных свидетелей земной жизни Иисуса Христа, получивших свои полномочия непосредственно от своего Учителя. Наряду с этим руководством, носившим в себе зачатки иерархии, хотя и в самой примитивной форме, имела место общинная демократия, выражавшаяся в широкой практике проявления харизматических дарований, в активном, можно сказать, «соборном» участии всех членов общины в богослужебной и хозяйственно-благотворительной деятельности.

Иерархическое руководство и принцип соборной демократии легко сочетались между собой пока общины были сравнительно малочислеины и существовали практически независимо и разобщенно. Их общность выражалась тогда лишь в молитве членов общины о христианах соседних общин, а также в признании авторитета одного и того же апостола, основателя этих общин. Нередко, однако, имели место разногласия и раздоры, если в общине последовательно или одновременно трудились разные духовные руководители (1Kop.1:10–16; Гал.2:6–14; 2Пет.3:16). Апостолы и другие лица, занимавшиеся по преимуществу миссионерской деятельностью, сопровождавшейся образованием новых общин, выбывая из той или иной общины, оставляли в ней руководителя, назначаемого ими в большинстве случаев из числа членов данной общины. Этого руководителя называли по-разному: «блюстителем» или «надзирателем» (то есть епископом), либо «старейшиной» (то есть пресвитером), чем и объясняется отмеченное святым Иоанном Златоустом смешение этих наименований, не имевших еще в то время сколько-нибудь четкого иерархического разграничения. Внешним знаком такого поставления (или назначения) в должность являлось Рукоположение коллективное (Деян. 6, 6; 13, 3; 1Тим. 4, 14) или индивидуальное (Деян. 8, 19; 9, 12; 19, 6; 1Тим. 5, 22).

Очень скоро в Церквах, в разных общинах, появились узурпаторы апостольского авторитета, учение которых нередко нс только отклонялось от живого апостольского предания, но и вырождалось в прямое лжеучение или ересь (2 Пст. 3, 1617; Гал. 2, 4–5; 5, 10–12; Флп. 3, 18–19; 1Тим. 1, 19–20; 6, 3– 5; 2Тим. 3, 13; 4, 3; Откр. 2, 6, 15; 3, 9). Демократизм общинной жизни создавал для этого благоприятную почву. Именно это обстоятельство побудило апостолов, их учеников и ставленников, а также и верных им рядовых христиан, говоря современным языком – мирян, придавать особое, притом все возрастающее значение преемственности Рукоположения; доказанная, засвидетельствованная, не подлежащая сомнению апостольская преемственность служила признаком и залогом сохранения тем или иным руководителем – епископом, пресвитером или действующим под их руководством диаконом или диакониссой – здравого учения (2Тим.1:13) пребывания в том, чему научен, что... вверено, зная кем... научен (2Тим.3:14), иначе говоря, истинного апостольского предания и законно-церковного, восходящего к апостольскому авторитету, подчинения.

С течением времени, с укреплением внешнего и внутреннего положения Церкви (ослабление, а с начала IV века и полное прекращение гонений, все большее распространение христианства) многочисленные общины стали нуждаться в более четком и жестком руководстве, что, вместе со скоплением в руках руководителей общин значительных материальных средств, привело к существенному увеличению влияния и власти епископов, централизации церковного управления, то есть к объединению под руководством епископа значительного числа территориально-смежных общин, и, естественно, к четкому функциональному разграничению иерархических степеней.

Этот процесс сопровождался постепенным отмиранием общины, основанной на принципе всеобщей духовной и хозяйственной самодеятельности ее рядовых членов. Пополнение общины новообращенными, многие из которых принимали крещение отнюдь не по вере, а часто из соображений личной выгоды, моды, родственных связей и т. п., привело к тому снижению уровня духовной жизни, на которое так горько сетовали великие отцы IV и V веков. В этих условиях сократились проявления харизматических дарований (пророчества, вещания «на языках» и др.), характерные для первохристианской общины. Кроме того, епископы и пресвитеры не могли иначе, как весьма сдержанно, если не сказать – отрицательно, смотреть на подобные проявления духовной самостоятельности и самодеятельности в общинах, пестрых по духовному и нравственному характеру своих членов, тем более что проявление этих харизм всегда было связано с претензиями на авторитет их носителей и тем самым отнюдь не способствовало укреплению иерархическою авторитета. Настороженность к свободному проявлению харизматических дарований в ее зачаточном состоянии можно отчетливо усмотреть уже в 14 главе 1 Послания апостола Павла к Коринфянам. Централизация церковной жизни проходила не без трений и даже борьбы. Примером могут служить хронические нестроения и раздоры в Коринфской общине, начавшиеся еще при жизни апостола Павла (1Кор.3:3–9) и продолжавшиеся после его кончины.

Подводя итог изложению прагматического взгляда на возникновение иерархического Священства, мы видим, что его сторонники, исходя из явлений, действительно имевших место в древней Церкви, впадают в заблуждение, приписывая основное значение иерархии чисто человеческим, социально-историческим и даже экономическим факторам. Иерархия возникает, формируется и развивается якобы прежде всего потому, что она была необходима для целесообразной, упорядоченной организации и нормального протекания общинной жизни.

Иерархическая преемственность утвердилась как наилучшая гарантия церковного вероучительною и дисциплинарного единства: «Апостолы наши, – писал один из самых ранних римских епископов – святой Климент († 101), – знали чрез Господа нашего Иисуса Христа, что будет раздор о епископском достоинстве. По этой самой причине они получили совершенное предведение, поставили вышеозначенных служителей (речь шла о епископах и диаконах. – Ред.) и потом присовокупили распоряжение, чтобы, когда они почиют, другие испытанные мужи принимали на себя их служение (1 Послание к Коринфянам, 44).

В самом Рукоположении те, кто придерживается изложенной прагматической концепции, видят не столько харизматическое тайнодействие, сколько установившийся внешний, хотя и символический акт, в котором главное значение отводится присвоению определенных прав и введению в определенные должностные обязанности (инвестиция или ординация).

Не приходится удивляться ответу, дающемуся изложенной теорией и на основной вопрос, почему совершение священнодействий, в первую очередь и преимущественно таинства Евхаристии, стало прерогативой иерархии: сначала это право

с общего согласия предоставлялось старшим – апостолам, епископам, пресвитерам, то есть основателям и предстоятелям общин, а потом лица, поставленные апостолами и их преемниками, в целях поддержания и укрепления собственного авторитета стали запрещать совершение Евхаристии кем-либо, кроме получивших каноническое посвящение епископов и пресвитеров. Конечно, если стать на такую нецерковную, односторонне-предвзятую точку зрения, то запрет мирянам совершать Евхаристию может представиться чисто человеческим, произвольным и тем самым необязательным установлением.

Как следует оценить прагматическую версию возникновения Священства с православных позиций? Основной ее недостаток – игнорирование Божественного промыслительного начала и благодатного воздействия в истории Церкви вообще и в возникновении и развитии иерархического Священства в частности. Так, хотя действительно названия пресвитера и епископа в Церкви I века нередко применялись к предстоятелям общин наравне друг с другом, однако степени епископа (пресвитера) и диакона и их функциональное назначение разграничивается в Священном Писании очень четко (Деян.6:1–6; 1Тим.3:1–13). Но самое главное – это то, что Священное Писание однозначно говорит о выделении особого Священства из массового, всеобщего священства, притом так, что они не противопоставляются, а гармонируют друг с другом. Достаточно привести повеления Иисуса Христа Его ученикам, касающиеся их будущей миссионерской и пастырской деятельности: весь мир и, следовательно, миряне – жатва, апостолы – делатели, а Господь – Господин жатвы (Мф.9:37–38); апостолы – учители и крестители, призванные учить и крестить все народы (Мф.28:19–20); проповедники Евангелия снабжаются особыми дарованиями и разного рода указаниями, касающимися предстоящей им деятельности (Мф. 10).

Апостол Петр получает повеление утвердить братьев (Лк.22:32) и пасти овец Христовых (Ин.21:15–17). Таким образом, исторические условия, способствовавшие упрочению иерархической структуры, оказываются привходящими обстоятельствами, через которые осуществляется Промысл Божий.

Рукоположение, по свидетельству Священного Писания Нового Завета, есть внешний знак, но отнюдь не только назначения и определения в должность, а таинственного низведения благодати Святого Духа (Деян.8:17; 9:17–18; 2Тим.1:6–7).

Что касается таинства Евхаристии, то сама естественность и логичность совершения его «старшими» (то есть епископами и пресвитерами) делали излишними специальные указания на сей счет в письменных, может быть, и в устных обращениях апостолов к основанным ими общинам.

Богоустановленность иерархии и присущая ей особая благодатная способность совершать Таинства является общим убеждением не только святых Климента Римского и Игнатия Богоносца, на которых мы ссылались выше, но и более поздних отцов. Так, святой Григорий Богослов (ок. 329–389) писал: «Где и кем совершалось бы у нас таинственное и горе возводящее богослужение..., если бы не было Священства?» Современник Григория Богослова – святой Иоанн Златоуст убежден, что способность совершать Евхаристию дарована священникам Самим Богом. «Великое это Таинство, – писал он, – совершают люди, но люди, поставленные распоряжаться небесным; они получили власть, которой не дал Бог ни ангелам, ни архангелам... Один только священник имеет право предлагать Чашу Крови».

Сопоставляя прагматический подход к таинству Священства с православным на него воззрением, можно прийти к заключению, что в нем есть и ценный элемент: реалистический учет и обобщение исторических событий и внешних факторов, влиявших на развитие церковной жизни; но богословскую ценность и значимость прагматические выводы приобретают тогда, когда в основу их кладется основной фактор – высший прагматизм Божественного Промысла, ведущий Церковь к конечной цели – к эсхатологической реализации Спасения человечества, совершенной Господом и Спасителем Иисусом Христом. В этой эсхатологической перспективе прозревается конечное прекращение свершившего свою земную миссию иерархического Священства и вступление в полную силу всеобщего священства, когда будет Бог все во всем (1Кор.15:28).

Дух Святой действовал в Церкви не только в апостольские времена; Он действует в ней сейчас и будет действовать вовек, осуществляя непреложное обетование Сына Божия: Я умолю Oтца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек... Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину (Ин.14:16; 16:13).