№ 9. Марта 1-го

Св. Церковь установила настоящую седмицу, уже проведённую нами, для того чтобы приготовить нас к Великому посту. Скажу яснее: чтобы не тяжело нам было разом вступить в Великий строгий пост, после мясоястия, св. Церковь установила сию седмицу, как бы полупост, – а именно запретила в эту седмицу венчать, вкушать мяса, а в среду и пяток не дозволяет даже совершать обедни, и установила в эти дни ещё земные поклоны с молитвою св. Ефрема, как и в пост: Господи и Владыко живота моего! Тем более запретила всякие игры, увеселения и пьянство, говоря прямо: постов входы и преддверия да не оскверним зле невоздержанием и пиянством¹³. Несмотря на это, у нас, вопреки постановлений Церкви, ни один из самых торжественных праздников не проводится с таким шумом и разгулом, как настоящая неделя – Масленица! Как будто видишь древних язычников, неистово совершающих бесовские свои праздники. И чем ближе к посту, – тем более веселья, пьянства, буйства, срамословия и всякого бесчиния. И это зло бывает не в домах только, но распространяется и на улицах. Выйди на двор и прислушайся, что творится вокруг тебя по всем улицам, по селению, – не днём только, но и ночью... Всюду шум, крики, со всех концов улиц песни и ликования всех голосов – и мужеских, и женских, и детских и даже старческих, – и всё это сливается в один неистовый адский рёв.., И думаешь: Боже мой! Ну что, если в эту самую минуту, среди этого неистового и бесовского разгула, вдруг загремит над толпами беспечного народа страшная труба Архангела, – и эти безумные гуляки мгновенно увидят знамение Второго пришествия Сына Человеческого, грядущего на облаках со славою, для грозного последнего суда!.. Что будет тогда?.. Как эти гуляки предстанут тогда на суд пред грозного и правосудного Судию, пред Коим в святейшие ангелы предстоят со страхом и трепетом?..

А между тем и само Евангелие даёт нам основание веровать, что второе пришествие Сына Божия и последний страшный суд последуют именно в такие разгульные дни. Спаситель, изображая второе Своё пришествие, ясно говорит, что оно совершится тогда, когда люди, как и пред Всемирным потопом, беззаботно будут предаваться удовольствиям – будут есть, пить, веселиться... Вот и веселятся, вот и едят, и пьют!.. И как едят, и как пьют?! – до чрезвычайного пресыщения и безумства!..

Но кроме того, мы уверены, что многие из этих гуляк намерены в следующую первую неделю поста говеть и причащаться Св. Таин. Спрашивается, как же они, – да и не они только, но и все упившиеся ныне допьяна, – как, говорю, встанут завтра и встретят первый святой день Великого поста?.. На такой вопрос я уже предвижу дерзкий и безумный ответ: «Э! завтра первый только день, а впереди ещё тридцать девять, даже более, – успеем ещё напоститься»! Друг мой! Завтра, и другой за тем день, оба эти первые два дня св. седмицы – св. Церковь запретила даже и хлеба простого вкушать, – решительно не полагает трапезы; а ты хочешь пить даже вино, и потом, пожалуй, начнёшь говеть и придёшь причащаться Св. Таин?.. Какой же ты сын церкви, когда не хочешь исполнять святых постановлений?.. Подумай!.. Опомнись!..

Возлюбленные! Именем св. Церкви, именем Самого Бога умоляю вас, – остановитесь по крайней мере нынешний день от пьянства и вообще от всего непотребного гулянья! Не песням, а плачу и сетованию приспело уже время! И вот прекрасный ваш обычай – сегодня прощаться с живыми и умершими – употребляется совершенно кстати, – и вы не оставляйте его. Молитву и покаяние не иным чем и нужно начинать, как примирением со всеми. Но только не употребляйте этого обычая во зло. Многие ходят по домам, – я не говорю о детях, а уже о взрослых и даже престарелых, – ходят по домам, будто прощаться, а на самом деле для того, чтобы сделаться нетрезвыми. Но как это грешно и постыдно, кто из вас не понимает?

Затем прошу вас, возлюбл., всё, что вы здесь слышали, передайте тем, коих теперь нет в храме, и именем св. Церкви удержите их от пьянства и непотребного разгула в нынешний день. Это я говорю особливо вам, отцы, матери и супруги. Аминь.

Священник Григорий Соколов

Станица Петровская

Чти отца твоего и матерь твою. В чём именно должно выражаться это почитание родителей, о котором здесь говорится? Дело это так просто и ясно, что его поймёт всякий сколько-нибудь смышлёный человек. – Кого у нас называют непочтительным сыном или непочтительною дочерью? Такого сына и такую дочь, которые ни в сердце, ни на словах, ни на самом деле не имеют уважения в своему отцу или матери. Есть дети, в сердце которых нет и искорки той естественной любви, той кровной привязанности, которые обыкновенно связывают детей с родителями. Они нисколько не считают себя должниками своих родителей; они и не думают даже о тех благодеяниях, которые получили они от отца и матери. Все хлопоты, все заботы, все муки, которые положили из-за них отец и мать, и даже самый дорогой дар их – жизнь, всё это ставят они ни во что и не думают не только об уплате им такими же хлопотами и заботами о них, но даже и о простой сердечной благодарности им. Понятно, что такие дети будут неуважительны к своему отцу и матери и на самом деле. И кому не случалось видеть или слышать, как иные дети обходятся со своими родителями, как с какими-нибудь слугами или рабами своими? Иному сыну скажет отец слово, а тот ему – десять, и таким грубым голосом, каким не говорит хороший человек и с подчинёнными своими. Иной дочери мать сделает ласково, от души какой-нибудь выговор, а та, даже не вслушавшись, что говорит ей мать, наговорит ей кучу всяких непристойных слов; поднимет брань, начнёт выговаривать самой матери и проч., и проч. Выбранить своего отца или мать, даже обозвать их дурным словом, для таких детей ничего не значит. Бывают и такие дети, которые готовы при всяком случае и в глаза, и за глаза посмеяться над своими родителями, особенно, если заметили за ними какой-нибудь проступок. О послушании воле родительской у них нет и мысли. Отец или мать приказывают им одно, а они делают совсем другое; те велят делать так, а они наперекор делают по-своему. На все советы родительские, на все выговоры они отвечают нахальным смехом, а то, пожалуй, бранью. А вздумай родители заставлять их слушаться себя силою, дело может дойти и до того, о чём страшно даже и подумать – до драки. Да, разве нет таких примеров, когда дети, вместо того чтобы всеми мерами успокаивать своих стариков родителей, угощают их под час ударами, да толчками? Вот каких детей называем мы непочтительными! Вот что значит не чтить своих родителей.

Теперь стало понятно для каждого и то, каких детей следует считать почтительными к своему отцу и матери. Именно, для того чтобы исполнить как должно пятую заповедь Господню, т. е., чтоб быть почтительными к своим родителям, дети должны прежде всего любить и уважать их в сердце своём. Это главное. Кто кого искренно любит и сердечно уважает, тот с тем и живёт хорошо и советливо. Известны пословицы: «где любовь, там и Бог», «где любовь, там совет, да согласье», – а любовь без уважения не бывает. Стало быть, пятая заповедь Господня прежде всего требует от детей, чтобы они питали и поддерживали в своём сердце искреннюю любовь и уважение к своим родителям. Но скажет в своё оправдание какой-нибудь непочтительный, непокорный сын: – за что мне любить своих родителей? За что мне любить их, когда они сами меня не любят, когда они вовсе не заботятся, да и никогда хорошенько не заботились обо мне? Потом, за что я стану уважать их, продолжит этот непочтительный сын, – за что я стану уважать своего отца и мать, когда они люди недобрые? Как мне уважать людей, которые не стоят уважения? – Что сказать такому сыну? Очень может быть, что его родители в самом деле не любят его и не заботятся о нём; может статься и то, что они люди не совсем честные и хорошие; – но при всём том я должен сказать ему – этому непочтительному сыну, что и он – не добрый, не хороший сын. Добрый сын всегда видит в своём отце и матери такие качества, которые во всяком случае достойны любви и уважения детей. Он рассуждает так: «пусть мои родители не любят меня, пусть они не заботились и не заботятся обо мне, – но разве мало сделали они для меня уж и тем одним, что родили меня на белый свет? Ведь, эта жизнь, которую я так люблю, – их дар, и разве один этот дар не стоит того, чтобы я любил за него своих отца и мать? Потом, пусть люди говорят, что мои родители – люди нехорошие, – но мне ли судить их? Бог дал мне их, как отца и мать, – как же я могу не уважать их? Ведь – не уважая их, я вместе сделаюсь неуважительным и к Самому Богу, потому что этим самым пойду как бы наперекор воле Божией. Бог ведь знал, каковы будут мои родители, и уж если повелел мне родиться от них, то, значит, на то святая воля Его. А я всё же не судья своему отцу и матери, я всё-таки должен уважать и любить их, как велит пятая заповедь Господня». Вот как рассуждает добрый-то сын! Так должны рассуждать и все вообще дети! Заповедь Господня не различает, каких родителей следует почитать и каких нет; она вообще говорит: почитай отца своего и мать свою; стало быть, ты должен любить и уважать своих родителей, не принимая в расчёт того, любят они тебя самого или нет. Ты слышал, что говорится в слове-то Божием? – всем сердцем прославляй отца твоею и матерних болезней не забудь: вспомни, что ты рождён ими – и что ты воздашь им, как они тебе?..

Любя и уважая своих родителей в сердце своём, дети должны показывать эту любовь и уважение и на самом деле. Делом или словом чти отца своего и мать, сказано в слове Божием. Любовь не может оставаться только внутри человека, она непременно выйдет и наружу, даже при всём нашем желании скрыть её, она непременно проявится в чём-нибудь. То же следует сказать и об уважении. Если ты уважаешь кого-нибудь, то непременно станешь показывать ему это уважение и в своих поступках. Есть пословицы: «кого любишь, того и приголубишь, – кто уважает кого, тот и ублажает того». Пословицы эти как нельзя больше справедливы. Ведь только по делам и можно узнать, что скрывается на сердце у другого. И поэтому мало сказать, что я люблю и уважаю того или другого человека в сердце, – нет, я должен ещё доказать это самым делом, – иначе всякий вправе сказать, что я говорю неправду. Да, дети! Не в сердце только беречь должны вы свою любовь и уважение к родителям, а должны показывать их и в самых поступках своих. Словом и делом чти отца твоего имать.

Чти словом; это значит: будь почтителен к своим родителям во всякой речи своей с ними и о них. Когда ты говоришь о чём-нибудь со своим отцом или матерью, или когда тебе приходится говорить о них с кем-нибудь другим, говори всегда с почтением и уважением, не пророни ни одного слова, обидного для твоих родителей. Когда отец или мать говорят тебе о каком-нибудь деле, слушай их со вниманием и старайся хорошенько понять их речь. Если они делают тебе выговор или даже бранят тебя за какую-нибудь ошибку, или за дурное дело, – молчи и слушай с покорностью, слушай и принимай к сердцу их слова. Станут выговаривать тебе, по мнению твоему, вовсе не за дело? – Оправдывайся, но оправдывайся тихо, скромно, покорно. – Понапрасну побранят тебя? – Не обижайся и снеси терпеливо; сердиться же на них и ругаться с ними ты не должен ни под каким видом. Ещё больше не должен ты бранить их где-нибудь на стороне, не должен разглашать о них дурных вестей, поносить их пред посторонними людьми; это будет злословие самое дурное, как злословие намеренное, рассчитанное. А ты слышал уже, каким страшным наказанием грозит за злословие слово Божие? Оно грозит смертью тому, кто злословит отца своего или мать свою (Исх.21:17), оно говорит, что у такого человека погаснет светильник среди глубокой тьмы (Притч.20:20), т. е. он будет жить как будто в непроглядной темноте и не найдёт дороги ни к счастию здешнему, земному, ни к блаженству небесному. Вот к чему ведёт злословие родителей! Да, дети, злословить своего отца и мать, поносить их – в глаза ли то, или за глаза – это грех и грех страшный. Господь Бог не того хочет от вас. Он хочет от вас такого глубокого уважения к ним, чтобы и одного слова дурного или обидного не слыхали они от вас о себе. Словом чти отца твоего и мать.

Чти делом. Как именно? Во-первых, исполнением воли своих родителей, и во-вторых, – заботливостью об их спокойствии.

Исполняй родительскую волю: вот чем прежде всего можешь доказать ты на самом деле своё почтение к отцу и матери! Она, т. е. эта воля отца и матери, должна быть для тебя священною; ты должен считать её для себя законом, ты должен видеть в ней волю Самого Бога, потому что никто другой, а Сам Бог дал тебе твоих родителей. С другой стороны – рассуди вот что: Господь Бог наложил на всех родителей непременную обязанность, как следует вспоить, вскормить детей своих, научить их уму разуму, наставить их на добрые дела, одним словом, сделать их людьми, как быть. Как же твои родители выполнят эту обязанность, если ты не станешь их слушаться? Как они могут сделать из тебя хорошего человека, если ты не будешь исполнять ни желаний, ни приказаний их? – Вот почему слово Божие так настойчиво и требует от детей послушания своим родителям. Слушай, сын мой, говорится в нём, – слушай наставление отца своего и не отвергай учения матери своей, ибо это прекрасный венок для головы твоей и ожерелье для шеи твоей (Притч.1:8–9), т. е. попросту – это украсит тебя, доставит тебе честь, славу и хвалу. Да, дети, и слово Божие и простой смысл человеческий – всё говорит вам, что вы должны слушаться своих родителей, слушаться их советов, и наставлений, исполнять их желания и приказания, и притом, как исполнять? – Не так, как делается зачастую у нас. Как часто встречаются такие случаи: мать говорит сыну: «сходи вот туда-то»! А сын говорит: «после схожу, теперь не хочется», или скажет: «сейчас», а сам не с места. Мать говорит: «что же ты? ступай скорей». А сын заворчит, да и скажет: «иди! Всё ходи вам! У меня ноги болят, голова болит, живот болит»; или скажет: «у меня другое дело есть, мне некогда». А мать знает, что всё это неправда и продолжает настаивать на своём. «Ну, пойду», скажет наконец сын и действительно пойдёт, но как пойдёт! Пойдёт, как говорится, ни шатко, ни валко, ни на сторону, станет переваливаться с ноги на ногу и-то, пожалуй, только до первого переулка, пока его могут видеть из дому; а зайдёт за переулок, пожалуй, и вовсе сядет. И ведь не с маленькими только детьми бывают такие случаи, а под час тоже или, почти тоже, случается и с большими. Да, так зачастую бывает у нас, но не так поступать заповедует вам, дети, пятая заповедь Господня. По этой заповеди вы должны исполнять приказания своих родителей тотчас же, без всякого замедления и проволочки, должны исполнять с охотою, без всякого ропота и ворчания, – исполнять наконец, по совести, как бы пред лицем Самого Бога, не заботясь о том, смотрят ли за вами родители или нет. Припомните примеры слова Божия, припомните особенно пример Самого Господа Иисуса Христа и старайтесь подражать этим примерам. Я говорю всё это не одним только малолетним детям, – нет, всё равно: будь у тебя у самого куча детей, но, если ещё живы и твои родители, ты должен слушаться их также, как тебя должны слушаться твои малолетние дети. Да что я говорю? Пусть даже и умерли твои отец и мать, но, если они хоть даже при смерти заповедали тебе сделать что-нибудь, ты должен свято – в точности исполнить их волю. Ты слышал, что сказал Товия своему умирающему отцу? Отец, сказал он, я исполню всё, что ты мне заповедал. Вот так должны отвечать и все дети, какие бы приказания ни давали им их отец или мать! В двух только случаях должны отвечать дети своим родителям иначе: именно тогда – во-первых, когда родители приказывают им делать что-нибудь противное закону Божию христианскому, и во вторых тогда, когда они велят им идти в каком-нибудь деле против законов государевых или, как их называют обыкновенно, законов гражданских, – стало быть, тогда только дети должны отвечать иначе, когда воля их отца и матери не сходится с святою волею Царя Небесного и с правдивою волею царя земного. В этих случаях они должны отвечать своим родителям похоже на то, как отвечали раз св. апостолы Пётр и Иоанн неверующим иудеям. Эти неверующие иудеи вздумали запретить св. апостолам проповедовать учение Христово; а апостолы Христовы ответили им: посудите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить, что видели и слышали (Деян.4:19–20). Так и дети, когда бы родители захотели их принудить к чему-нибудь несогласному с законом Божиим или с законом государевым, должны отвечать им: «посудите сами, хорошо ли, справедливо ли пред Богом слушаться вас больше, чем Самого Бога и Его помазанника – царя-государя? Нет, мы не можем, мы не хотим идти супротив своего Творца и Владыки и супротив батюшки-государя, для того только, чтобы исполнить вашу волю. Нет, мы лучше пойдём против вашей воли, чтобы только исполнить волю Божию и волю царёву». Вот как должны отвечать дети своему отцу и матери в упомянутых двух случаях! В самом деле, если бы, например, твои родители вздумали запретить тебе ходить в церковь Божию, или бы, напр., стали посылать тебя на воровство или на другое какое нечестивое дело, – ужели ты должен их послушаться? Точно также опять, если бы, напр., твой отец или мать стали приказывать тебе не слушаться судей и других начальников, поставленных царём, или стали бы советовать тебе не платить подати, какую наложил государь, – ужели тебе следует их слушаться? – Приведу тебе пример из священной истории. Ты слыхал что-нибудь про св. Варвару великомученицу? Житие её описано в четьи-минеи. Отец её был человек неверующий, идолопоклонник или язычник, а св. Варвару Господь сподобил уверовать во Христа Иисуса и сделаться христианкой. Как и следовало ожидать, неверующему отцу её это страшно не понравилось, и он приложил всё старание, чтобы снова сделать из своей дочери идолопоклонницу. Сначала он ласками, да советами уговаривал её забыть Христа Спасителя и снова, по прежнему, кланяться бездушным, мёртвым идолам; потом – когда это не подействовало, он стал грозить ей своей родительской властью, стал пугать её разными пытками да муками; он думал, что его дочь-христианка побоится его угрозы и откажется от своего Христа, но он обманулся: св. Варвара твёрдо стояла за свою христианскую веру и советовала отцу – не трудиться уговаривать её отречься от этой спасительной веры, потому что она никогда не сделает этого. Тогда жестокий отец решился на последнее средство: он на самом деле предал её на муки, велел пытать её всякими пытками: и на огне жёг её, и когтями железными строгал её тело, и воловьими жилами сёк её. Что же ты думаешь? Послушалась его св. Варвара? Отреклась от христианской веры? Изменила Христу Спасителю? Нет, она до конца жизни своей осталась верна Ему, – она не отказалась от Него даже и тогда, когда её голову положили на плаху. – Вот как сделала св. великомученица! Она не побоялась пойти против родительской воли, когда эта воля требовала противного воле Божией. Так поступай и ты; бери пример со святой мученицы Варвары и не слушай своих родителей, когда они приказывают тебе нарушать волю Божию. В противном случае, т. е., если ты из почтения к родителям пойдёшь против воли Божией, то докажешь этим, что ты больше любишь своего земного отца и мать, чем Отца Небесного, Творца и Владыку всей твари. А ты знаешь, что сказал Господь Иисус Христос о таких людях? Он сказал, что они недостойны Его. Кто любит отца или мать больше нежели Меня (так именно сказал Он), тот недостоин Меня (Мф.10:37), т. е. недостоин того, чтобы Иисус Христос избавил его от греха, проклятия и смерти, и принял его в Своё Царство. Запомните это, дети! Запомните, что есть случаи, когда вы не должны слушаться своего отца и матери, как бы сильно вы ни любили и как бы глубоко ни почитали их. По в то же время не забывайте, что таких случаев только два, не больше. Во всех остальных случаях вы должны быть послушны своим родителям всегда и без всяких оговорок: делом чти отца твоего и матерь.

Кроме покорности воле родительской, делом почитает отца и мать, как я сказал, ещё тот, кто заботится о них. Заботиться о спокойствии родителей – это последний святой долг, который возлагает на детей пятая заповедь Господня. И чего стоит исполнить этот долг? Облегчить, где можно, труд своих родителей, заменить подчас их место на работе, исправить за них какое-нибудь дело, присмотреть, поухаживать за ними, когда они больны, вообще позаботиться, чтоб им было хорошо и покойно, когда они сами не в силах уже заботиться о себе, – разве это слишком трудно? Разве тяжело всё это? И главное – разве отец и мать не стоят такой лёгкой жертвы со стороны своих детей? Ведь подумайте дети, – было время, когда они – ваши отец и мать – делали для вас гораздо больше, чем теперь требуется от вас. От чего же вам в свою очередь не позаботиться о них? Не требует ли этого сама правда человеческая, не говорю уже о правде Божией? Когда бедняк, застигнутый нуждою, идёт к кому-нибудь занимать хлеба или денег, тогда он прежде всего даёт обещание заплатить свой долг тотчас, как скоро поправятся его дела. Не всё ли равно и там? Разве хлопоты и заботы, которые положили из-за вас отец и мать, не такой же долг по отношению к вам? Да, дети, – никогда не забывайте, что вы в долгу у своих родителей, что вы должны отплатить им такими же хлопотами и заботами о них, какие видели от них сами, – не забывайте этого особенно тогда, когда отец и мать ваши сами не в силах работать и заботиться о себе. – А это бывает с ними особенно в болезни да в старости. Болезнь! Старость! Вот когда самое удобное время для детей – показать и Богу и людям, что они добрые, хорошие дети, что они знают и честь, и совесть, что они понимают и себя, и свои обязанности к родителям! Вот когда всего легче и всего пристойнее им доказать своему отцу и матери, что они помнят их родительские заботы и одолжения, что они чувствуют свой долг и готовы заплатить его! Отец твой или мать твоя хворают; они лежат постоянно на кровати; им нельзя ни встать, ни сесть, ни повернуться с одной стороны на другую; у них нет сил ни протянуть руки, ни приподняться; у них остаётся в действии только язык один, если только и он не отнялся. Кто же, как не ты должен ухаживать за ними в это время? Кому, как не тебе – их же плоти и крови – лучше всего присмотреть за ними и помочь им, где нужно? Да, если в тебе есть хоть немного сердца и совести, если ты сколько-нибудь боишься Бога и стыдишься людей, ты не откажешься сделать это, – ты не откажешься ухаживать за больным отцом и хворой матерью со всею сыновнею любовью и терпением, не откажешься присмотреть за ними и позаботиться о их спокойствии. – А старость? Разве это – не та же болезнь? Где у старика здоровье, которое имел он, когда был молод? Где у старика силы, при помощи которых боролся он в молодых летах со всяким горем и нуждою, с которыми напролом шёл он против всяких трудов и забот? – Всего этого нет, – всё это прошло, унесено тем самым горем и нуждою, с которыми боролся он, – тем самым трудом и работами, которые перенёс он в молодости. И что же осталось у него после всего этого? Седина в волосах, боль в спине, слабость во всём теле, одним словом – дряхлость! И эта дряхлость пробивается к нему, как говорится, не по дням, а по часам; с каждым годом, с каждым месяцем, даже с каждым днём она становится в нём заметнее и заметнее. Что же? разве, когда отец и мать твои доживут до старости, когда они сделаются дряхлыми, неспособными ни на какую работу, – ты не должен смотреть на них, как на больных? И разве ты не должен заботиться о них, ухаживать за ними в это время – всё равно как за хворыми, за больными? Кто же, кроме тебя, должен заботиться о них? Нет, я опять скажу, что если в тебе есть хоть немного сердца и совести, если ты хоть сколько-нибудь боишься Бога и стыдишься людей, – ты не забудешь своего сыновнего долга, – не оставишь без призора своих стариков-родителей и не откажешься позаботиться о их довольстве и покое. Недаром говорится в слове Божием: кто боится Господа, тот почтит отца, и как господам послужит родившим его... кто послушает Господа, тот упокоит мать свою (Сир.3:6–7). И ужели в самом деле достанет у тебя духу – оставить старика-отца или старуху-мать на произвол судьбы? Ужели достанет у тебя совести или, лучше сказать, бессовестности – бросить их без всякого призора и попечения? А ведь есть же, к стыду людскому, и такие дети; ведь есть же дети, которые не только не успокаивают стариков – своих родителей, не только не ухаживают за ними и не заботятся о них, как до́лжно, но ещё смеются и ругаются над ними, – которые не задумываются при случае не только бить своих немощных, дряхлых родителей, но и совсем выгонять их из своего, а то, пожалуй, и из их же собственного дома; ведь есть же такие ужасные богопротивные дети!.. Но что я говорю? Дети ли это? Можно ли назвать их этим именем? Стоят ли они этого? – Нет, это – не дети, это изверги людского рода, это позор всех сыновей и дочерей! И что ждёт этих детей? Проклятие! Проклятие не только родительское, но и Божеское. Бесчестен оставляющий отца и проклят Господом раздражающий мать свою, говорится в слове Божием (Сир.3:16) А что дальше? – Разумеется, муки, вечные муки! Но благо, что таких извергов не много! Благо, что бо́льшая часть детей понимает свой долг по отношению к своим родителям и не забывает исполнять его. Благо, что почти все они живут со своими стариками-родителями как до́лжно, по закону Божию – христианскому. Так и требует закон Христов: если кому, то вам особенно следует заботиться о своих стариках – отце и матери, – следует стараться об их спокойствии, ухаживать за ними во время их болезни, присматривать за ними и успокаивать их на старости лет. – Послушайте, что говорит слово Божие: чадо, заступи место отца своего во время его старости и не оскорбляй его в жизни его. Если он и разумом становится плох, и прощение имей и не обесчести его всею своею силою (Сир.3:12–13). Кто разорит отца, мать выгонит, тот срамной и бесчестный сын (Притч.19:26). Пусть запомнят это каждый сын и каждая дочь.

Итак – вот что значит почитать родителей! Любить и уважать их в сердце, быть почтительными к ним на словах, охотно слушаться их воли и искренне заботиться об их спокойствии – вот всё, чего требует от детей пятая заповедь Господня!

(Продолжение впредь).

Давно уже страдают причётники. Это так всем известно. Никто не помнит, когда причётникам было, не говорю, хорошо, а хотя бы сносно. Правда, страдали не одни причётники; видели мы близко и жизнь многих священников: она также была не всегда сладка. Но с некоторых пор слышно стало, что будут преобразования, что серьёзно думают об улучшении быта духовенства, что всё духовенство хотят возвысить и обеспечить. Наконец, думали мы, недаром страдало причётническое звание; коли заговорили об улучшении, так и улучшат. И вот, в ожидании этих улучшений, из брошюры «Об улучшении быта духовенства собственными средствамиûИздан. в СПб. 1864 г. Об этой брошюре было уже говорено в «Руководстве для с. паст.» См. № 5-й., видим, что некоторые хотят сравнять причётников с крестьянством, а у детей их отнять последнее добро, которым они пользовались от церкви – воспитание в её училищах! Хорошо улучшение!

Может быть, нам причётникам было бы приличнее молчать, в ожидании, что нас защитят наши настоятели-священники, – их дело заботиться о своих и защищать тех, которые Богу и им служат, как и действительно один священник, которому мы очень были благодарны, в прошлом году замолвил о причётниках доброе слово пред публикоһРук. д. с. п. за 1863 г. № 14: «Ещё суждение о причётниках».. Но так как теперь всякое сословие подаёт за себя голос, то полагая, что и причётникам позволительно говорить за себя, считаем не неуместным сами себя защитить и предъявить наши духовные права обществу.

Уже не слухи ходят, а печатается, что причётников нужно низвести в крестьянство, а детей они пусть воспитывают, где и как хотят. Однако, так ли это будет справедливо, чтобы можно было сделать это без нарушения церковного порядка, и какую пользу можно ожидать от того для духовенства, да и для самого общества?

Одни думают причётников совсем исключить из духовного звания, другие – только приладить их к крестьянскому сословию, не лишая их права оставаться в духовном звании, а только, как предполагает упомянутая брошюра «Об улучшении быта духовенства собственными его средствами», увеличив им пропорцию пахотной земли, чтобы их сделать настоящими земледельцами. Причётник не прочь и от тяжёлого земледельческого труда, лишь бы не терпеть убожества и припасти что-либо для детей. Одно больше всего мешает ему быть земледельцем, – это недостаток времени. Крестьянину ничто не мешает работать. А причётник изо дня в день почти должен быть то при церкви и церковной службе, то при требах, то при священнике. Но в таком случае, если, то есть, хотят причётников только наделить вдвойне землёю, а прав их – оставаться в духовном сословии нарушить не думают, то к чему ж это будет лишать их детей – детей духовных – воспитания духовного? – Ведь это что-то такое, чего нельзя не назвать противоречием.

Нечего обманываться: причётников если не вдруг, то со временем думают совсем исключить из звания духовного, так чтобы и названия духовных за ними не было. Но разве в самом деле это справедливо и согласно с законами церковными?

Нам не случалось читать Кормчую книгу, в которой, говорят, изложены все церковные законы. Но у нас под руками есть большой требник, а в конце требника помещён краткий номоканон или законоправильник. Да, кроме того, можно достать «Книгу правил». Тут мы находим правила церковные, из которых видно 1), что был и должен быть, в церкви список лиц священного чина (Пр. Ап. 4, 6, 17, 18, 51, 69. 1 Вс. Соб. 6. 6 Вс. Соб. 4). Общее название этих лиц – клир, по-нашему – духовные, везде резко отличаемые от мирян. 2) Правила более или менее определённо обозначают и лица, которые входят в этот клировый или духовный список. Лица эти: епископ, пресвитер, диакон, иподиакон, причётники вообще, во главе которых стоят в частности: чтецы и писцы, затем заклинатели, дверники церковные (Лаод. Соб. 24). Последняя должность, впрочем, известная и в древности, и у нас под названием параномария, 2-м правилом 4-го Вс. Собора отнесена не столько к степеням клира, сколько к церковным должностям, наравне с должностями эконома, экдика. 3) Для чтецов и певцов ясно указана правилами необходимость производства в клир или особого посвящения (6 Bс. С. пр. 6. 7 Вс. С. пр. 11), так даже, что не имеющим этого производства, правила воспрещают восходить на амвон для церковного чтения и пения (6 Вс. С. пр. 33. 7 Be. С. пр. 14). Конечно, можно сокращать и распространять, смотря по нужде, число должностей при той или другой церкви. В сельских приходах не для чего быть иподиаконам, даже можно обойтись без диаконов, а тем более привратников. Большим соборным церквам можно иметь звонарей, особенных псаломщиков; архиерейским церквам необходимы аколуфы, свещеносцы. В сельских приходских церквах, по нужде, носят свечи и недуховные, звонят сторожа-прихожане, пожалуй, и должность псаломщика исполняет подчас первый – кто попадётся под руку – грамотный; но дело в том, что кто непосредственно посвящает себя служению церкви и, так сказать, официально берёт на себя известную церковную должность, тот должен уже принять производство и входить в список чина церковного. 4) Мало того, правила повелевают не иначе производить и в высшие церковные степени, как если будут пройдены низшие, т. е. степени чтеца и певца; это у нас исполняется пострижением и посвящением в стихарь старших воспитанников семинарии ещё до окончания их воспитания. Итак, вот что показывают каноны церковные. Так будет ли согласно с ними объявить мирянами людей, которых они называют не иначе как духовными и к клиру принадлежащими?

Говорят, что того желают некоторые светские люди. – Светские люди могут желать всего, что им угодно. Они живут иначе, учатся иначе и читают иное. Церковные каноны им могут быть совсем неизвестными. Трудно и требовать от них знания того, что относится к нашему кругу. Наше прямое отношение к духовенству. Если мирянам неизвестен список лиц, принадлежащих к клиру, то пастырям он не может быть неизвестным. Если бы миряне не захотели нас, причётников, считать духовными, то духовные не могут того сделать, не удаляясь от церковных правил. Миряне могут во всём отказать нам, но духовенству трудно от нас отказаться, потому что мы, по ясным церковным законам, духовные.

Слышно, что чтецов и певцов думают приобретать по найму, как рабочих. Никогда ещё ни Россия, ни Древняя Греция не применяла найма к служителям св. Церкви. Вероятно, что не было этого прежде и у римского папы. Но с тех пор, как вся служба римских католиков стала совершаться на латинском языке, которого никто кроме ксёндза не понимает, так что всё равно как ни совершать ему свою службу, громко или молча, вслух всех или про себя одного; с тех пор к чему бы служили там причётники? Для кого читать, для кого петь? Нужен органист; ни органов в правилах, ни органистов в числе клириков Древней Церкви не было и нет; ну – органиста и след нанимать. Нужен ещё прислужник, чтоб переносил служебную книгу с места на место: и таких людей также не видно в списке церковных лиц. Уж не заглядываются ли некоторые из светских людей на порядок римско-католический, что желают клира без клириков или с клириками наёмными? Там при службе было бы нечего делать причётникам, а у нас есть что делать, и едва ли на это будут способны вольнонаёмные.

У нас нужно читать и петь; может быть, немногим мирянам известна наука устава церковного, а она не очень простая. Говорят, что причётники наши плохо читают и поют. Трудно даже поверить тому, если вспомнить, что большая часть причётников перебывала в хоре или архиерейском, или семинарском, или в училищном. Но согласимся, что нынешние причётники, учившиеся читать и петь в церквах архиерейских, семинарских, училищных, читают и поют плохо; и звучный голос и раздельная декламация не всем даются. Воображаем, как бы зачитали и запели никогда не видавшие ни архиерейского, ни семинарского, ни училищного богослужения причётники, нет – не причётники, а прислуга церковная вольнонаёмная. Уж не рассчитывают ли в этом случае на народные и церковно-приходские училища? Училища церковно-приходские – дело очень хорошее: они дают поселянским детям грамотность; но верно грамотности мало, если не довольствуются настоящими причётниками. Что же, кроме простой грамотности, обещают причётники будущие, которых ждут от церковно-приходских школ? Есть ли хоть какое правдоподобие, чтобы они стали читать и петь лучше, чем как это делается ныне? Если не наёмные, то полудуховные, если можно так выразиться, причётники из поселян бывали и у нас в Юго-Западной России; о них и о том времени, когда они были, память ещё свежа. То было время польского владычества, а утвердившийся было обычай брать причётников из прихожан, не приготовленных к тому, едва ли не был в связи с униею, которая старалась всё делать, чтобы внести беспорядок и в иерархию православную, и в богослужение. То факт, может быть мало замеченный историею, но тем не менее многим известный здесь, что древние церковные напевы в Южной России упали и отчасти затерялись именно с тех пор, как на клиросах явились причётники из прихожан, не приготовленные к тому и не крепкие своей должности. Пусть повторятся такие причётники; наверно, чтение и пение, а след. и богослужение, то есть внешний его вид, опять в несколько раз станут хуже, чем теперь.

Хуже всего от них было бы священникам. Известно, что такое вольнонаёмная прислуга. Сегодня она здесь, а завтра – слышишь – она нашла себе другое место; потому что ей показалось оно выгоднее. Всякий домохозяин знает по опыту, что вольнонаёмная прислуга, для большого огорчения хозяина, пользуется как раз самыми важными в быту его случаями. Вот нужен работник, как говорят: до зарезу; наёмный работник чует это, и тут-то начинает свои капризы. Теперь, когда причётник знает, что он принадлежит к клиру душою и телом, он был бы разве без человеческого сознания, если бы вздумал отказываться от службы своей в то время, когда она особенно нужна: в праздники, при неотложной требе. Ну – а вольнонаёмному – вольная воля. Завтра Рождество, Пасха, а он как раз накануне или пред обеднею говорит священнику: рассчитайте. Ведь это слово и время, когда его сказывает вольнонаёмная прислуга домохозяину, должны быть очень хорошо известны всякому. Вероятно, они известны и тому духовенству, которое дозволило себе уклониться от древних церковных правил и настоящих клириков заменить вольнонаёмными. Римские католики знают и сознаются, что у них в церкви по целым месяцам не бывает органиста: счастье, что у них можно служить тихую мшу и таким образом обходиться без органиста. Впрочем люди, которым близко знакомо безобразие римско-католической вольнонаёмной церковной прислуги и те беспорядки, которые она вносит в римско-католическое богослужение, уже говорили об этом предмете. «Что сказать о церкви Западной, – спрашивает один из таких людей, – где так давно уничтожены клирики, по крайней мере, на практике? Богослужение, совершаемое на языке непонятном, прикрывает много ошибок, но всё-таки известно, что в церквах латинских существует большой беспорядок, хотя о нём и молчат. Не надобно судить, например, о французской церкви по тому, что видим в Париже, где приглашают в церковные хоры артистов всякого рода. Пусть сделают наблюдение над богослужением в малых городах и сёлах; тогда будут поражены бедностью и беспорядком, какой там встретятûКиев. Еп. Вед. 1863 г. № 12..

На настоящего причётника есть суд. Что́ суд для человека нехорошего? Но для людей, не совсем испорченных суд напоминает об обязанности. Но куда пойдёт священник с жалобою на вольнонаёмного причётника? К власти церковной? Он ей не подлежит. К власти гражданской? А ей может быть мало известно значение такого проступка, как наприм., если бы по милости причётника не состоялась служба в Рождество, в Успение или, если бы кто-либо отошёл из этой жизни без причащения или елеосвящения. Сколько от этого предвидится беспорядка и неурядицы! И всё это должно лечь бременем на священника.

Вот что причётник или лучше прислуга церковная наёмная! Что же заставляет думать тех, до кого относится это, о замене причётников – лиц клира вольнонаёмными прислужниками? Или есть к тому какие-либо очень важные побуждения, – что нужно нарушать, во-первых, правила церковные, а во-вторых, идти навстречу таким неудобствам и опасностям?

Говорят: видите, что причётники очень необразованны. Так разве причётники будут более образованны, когда будут выходить из церковно-приходских или даже и народных, министерских школ? Какое ж там образование? Грамотность, а не образование. И что ж мешает в настоящее даже время идти в причётники лицам, даже кончившим курс наук? Мы слышали, что есть в столицах причётники, кончившие курс в академиях. Во многих сёлах и у нас есть ученики семинарии низшего и среднего отделений. Пусть идут эти и подобные им люди, – мы будем рады им. А если их идёт мало, или если они идут в причётники только в столицах, то это значит только, что не много причётнических мест, которые могли бы привлечь порядочного человека. Пусть лучше обеспечат звание причётника, и оно будет образованней. Но нужно сначала обеспечить; а без того и образованный человек непременно затеряется, и его заест злая причётническая судьба, чему, как слышно, не мало примеров представляют те епархии, где кончающих курс много, а вакансий священнических мало.

Говорят и то, что причётники не благовидны. Хотя бы и думать, то трудно доискаться хорошо, в чём, собственно, состоит неблаговидность эта. Во всяком случае, это, должно быть, во-первых, бедность, а во-вторых, известного рода недостаточность нравственная.

Бедность, – да причётники наши бедны. Бедность и вообще, говорят, не порок. Но если б она и была порок, то разве это наш порок? Разве от нас зависит, чтобы мы были достаточны, и жили, как живут люди? Пусть общество будет внимательно к труду священника и причётника, пусть оно определит хоть крайнее содержание члена причта, а не довольствуется старою и неверною присказкою, что «с миру по нитке, голому рубашка»; тогда без сомнения будет у причётников меньше бедности. А при настоящих порядках и вольнонаёмные ведь также не будут богаты, и также будут отребьем в глазах того, кто так привык смотреть на бедность.

Недостаточность нравственная или порочность, конечно, хуже всего. Бедность, говорят, не порок, а часто ведёт к пороку. Не спорим, что, может быть, есть не мало причётников, которых она успела привести к пороку. Но ведь тут ясно уже само по себе, что не причётническое сословие виновато здесь, а эта безнадёжная бедность и безысходность, подобно ржавчине съедающие это действительно жалкое в настоящее время сословие. Ясно и то значит, против чего нужно принять меры, – не против причётников, а против бедности: не причётников нужно уничтожить, а нужно уничтожить бедность, которая гнетёт причётников. Останется эта – как называют – непокрытая бедность, не будут лучше, а будут хуже, и вольнонаёмные.

И то известно, что многим подаёт повод считать причётников неблаговидными их часто очень бедная одежда. Мы не хотим защищать той, кажется с примера монастырской прислуги, усвоенной некоторыми причётниками одежды, которую называют причётническим кафтаном. Почему бы покрой её ни казался для многих странным, важно то, что длиннота её затрудняет опрятность, а общество не любит прощать неопрятности и неряшества. Но всякий может в сельской церкви убедиться опытом, что не больше подходит к благолепию богослужения и свитка поселянина.

Причётников презирают, – это можно чувствовать и видеть. Но за что презирают, – также доискаться трудно. Было время, а может быть ещё оно и не совсем прошло, что презирали самых священников. Презирать человека по преимуществу независимого, пастыря, духовного отца – до того, что принимать его в передней, – как могло возникнуть у нас подобное явление, и чем объяснить его? Причётник, конечно, не то, что священник, однако и он, как член клира, пред мирянами имеет известную долю независимости. Как же это он стал и до сих пор остаётся предметом презрения? – Опять за испорченность? Но в обществе найдётся очень много людей больше испорченных, и их уважают, особенно если они богаты. Значит за бедность? У нас ещё продолжается обычай с презрением относиться к бедности, хотя бы она была самая честная. Бедного чиновника также мало уважают: но вот он обогатился, хотя бы и не совсем честно; и дело его пошло иначе. Может быть и позволительно презирать за бедность; только наша бедность – не по нашей вине. Трудящийся достоин пропитания; причётники трудятся и потому не должны бы быть бедными. Есть люди, которые готовы заподозрить самый труд наш. Что им делать, причётникам, говорят они, – это дармоеды! Упрёк этот делают, впрочем, не одним причётникам, а распространяют его на всё духовенство. Да простит Господь людям, которые способны на такие несправедливые упрёки! Дело священника довольно видно для того, чтобы заметить его всякому. Служба в церкви, требы, совершение крещения, исповеди с причащением, елеосвящения, погребения, пение панихид и молебнов, разве это у священника не дело? А учить детей прихожан, подавать во всём отчётность, – да это не только дело, а работа. Причётническая работа меньше видна при священнике. Но где ж бывает священник без причётника? Какую службу или требу он совершает без него? Даже какой прихожанин при требе обходится без услуг причётника? Каждая служба церковная и каждая треба у причётника отнимают вдвое и втрое больше времени против священника. А порученности по делам церкви? а посылки нередко изнурительные? Вот работа причётника. Стали ли бы так трудиться вольнонаёмные? Стали бы или не стали, во всяком случае трудящийся достоин пропитания, и обеспечить его не только не грех, а даже требует справедливость.

Говорят, что если причётников считать в духовенстве, то будет много духовенства и трудно его обеспечить?

Много духовенства, много причётников! Так ли в самом деле много? Много было бы, если бы были лишние. Может быть и были когда-либо, но теперь нет лишних: это можно сказать положительно. Священников и церквей по штату столько, сколько позволяют расстояния: все приходы, которые можно было соединить без вреда для религиозных потребностей прихожан, соединены. Диаконы положены только в приходах первых двух или трёх классов. Бывает, что если нужно в храмовой праздник где-либо в селе отправить поторжественнее богослужение, то едва за 100 вёрст можно найти диакона. В приходах 6 и 7 класса, при священнике положено по одному причётнику: заболел причётник, хоть не совершай службы. Где же, если так, много духовенства и причётников? Их столько, что меньше уже едва ли можно.

Если же нет лишних людей не трудящихся, то не должно быть трудности и обеспечить трудящихся, и достойных пропитания. Но нет, – наши миряне, как видно, хотят, чтобы благочестие им обходилось как можно дешевле. От чего ж в других вероисповеданиях обеспечены и священники, и органисты? Есть же прислужники и в лютеранских церквах; по одежде их можно судить, что им куда лучше живётся, чем нашим! А труда-то – чуть ли не меньше. От чего же у нас так тяжело обеспечить причётника, и настаивают на том, чтобы он обошёлся как можно дешевле? Вольнонаёмный, без сомнения, будет стоить втрое дороже. Наши работники не дёшевы, а грамотный человек, да ещё певец и уставщик, о, цена на него будет так высока, что священникам эти люди слишком обошлись бы дорого, если бы священники сами взяли на себя обязанность их находить и договаривать.

Трудно или не трудно, а обеспечить людей необходимых и трудящихся, казалось бы, необходимо нужно. Трудно, может быть, это для прихожан, которые в настоящее время вообще бедны. Помощи им в этом отношении мы ждём от правительства. Оно-то и помогает. Но 36 рублей – жалованье, получаемое причётниками – что́ они значат? Жалеют о чиновниках, что некоторые из них получают в месяц по 5, по 6 рублей. А от чего ж не жалеют о причётниках? Разве эти чиновники, получающие в месяц по 5–6 руб., по образованию выше причётников? Ничуть не выше, и разница только в названиях: один – чиновник, ну он и стоит сожаления, другой – причётник, об нём забыли и думать.

В последнее время редкому не доводилось слышать упрёки духовенству вообще и причётническому званию в частности, за то, что они наследственны и заключены в одном сословии. Мы слышали, что подобного рода наследственность не одобряется церковными правилами. Впрочем, если бы о том и не говорили церковные правила, то это ясно само по себе. Вступление в то или другое звание очевидно должно определяться призванием, т. е. характером, наклонностями, способностью. Особенно это нужно сказать о духовном звании, для которого требуется многое, что не во всяком человеке отыскать можно, и недостаток чего мог бы особенно вредно действовать на общество. Духовное лицо – всё равно, что врач. Как было бы опасно и пагубно принять на себя должность врача человеку неумелому! Незнаем, как думает об этом наше священство, и отзывается ли оно как-либо на упрёки эти. Известно одно, что духовное звание не только по правилам церковным, а и на практике не закрыто ни для кого, и вход в него открыт всем сословиям. До́лжно сознаться, правда, что духовных из других сословий относительно мало. Но кто ж тому виноват? Поселянское сословие было по своей безграмотности до сих пор совсем неспособно выделять из себя личности, годные для духовного звания; мещанское тоже или почти тоже. Купеческое звание настолько знает цену капиталу, что его не могли прельщать доходы духовные, а гражданским и военным чинам и совсем казалось тесным и невыгодным духовное звание. Вход в духовенство открыт всем, но дело в том, что званных много, а избранных мало – от того, что ни для кого не заманчиво духовное звание. По малому числу идущих из других звании в священство, догадываться можно, как не привлекательно в рассуждении житейских выгод и священство. Что ж после того должность причётника; – кого она заманит? И точно она никого не завлекает. Доступ открыт, а никто не хочет. А если никто не хочет, то уж тому виновато положение, в которое поставлена должность причётника. Трудно и поселянину заглядеться на неё. Трудов, ответственности много, а обеспечения, даже выслуги – никакой. Кантонист чрез 10 или 12 лет сдаёт лёгкий экзамен, и имеет открытое право на 14 класс. Для причётника нет ни экзамена, ни выслуги почти, потому что повышение в диаконскую степень – редкость и притом зависит от случая. Не тому удивляться нужно при нынешнем положении дел, что никто не идёт в причётники из других сословий, а тому, как дети духовных так настойчиво держатся своего звания, и наполняют ряды его, между тем как, при сколько-либо большей предприимчивости, могли бы доставать себе звание и меньше ответственное и с бо́льшим обеспечениеѻВызывают же, как слышно, из семинарий желающих в писаря в Юго-Западные губернии; эта должность поудобнее причётнической.. Повторим: причётническая должность ни для кого не закрыта; занимают её духовные потому главным образом, что нет на неё охотников из других званий. Что же значит упрёк в наследственности? Не будет ли это упрёк лишь за то, что в то время, когда всем до́роги выгоды жизни, мы одни лишь жертвуем своими детьми в пользу церкви, по большей части без надежды видеть их когда-либо счастливыми? Пусть образуются дети прихожан, изучают что́ нужно для причётника, и затем подвергаются экзамену. За свидетельством приходской общины и местного священника, верно, ни один архипастырь не будет против этого. А расформировывать сословие, далеко не имея под руками людей способных занять его место, было бы не благовременно и опасно. Во всяком случае, как скоро тот или другой прихожанин признан духовною властию способным к причётнической должности, и получил на неё благословение и посвящение, он уже не мирянин по правилам церковным, а духовный. Даже в том случае, если бы он продолжал платить подати, и власть гражданская не признала бы за ним привилегий, которые признавались за духовными вообще всеми правительствами, даже и в таком случае он тем не менее остаётся духовным, потому что самая должность его и производство церковное включают его по правилам в список лиц священного чина.

Что сказать тем, которые делают упрёк сословию причётническому, будто бы дети его поглощают большую часть сумм училищных? Не скроем, что это так; но это одно и заставляет нас держаться своего сословия и ещё благодарить Бога. Иначе было бы невыносимо. Но от кого ж упрёк этот? от мирян, от общества? Но ведь ныне, кажется, даже долг общества – желать образования всех. Ныне хлопочут о том, чтобы и крестьянские дети были обучаемы и получали воспитание. Цель всех желаний – общее всенародное образование. За что ж тут сердиться, если имеют случай получить образование дети причётников? Может быть недовольны тем духовные, сословие священнослужительское, которое могло бы одно пользоваться училищным капиталом для воспитания только своих детей? Бесспорно, что мы, причётники, и дети наши поглощаем значительную часть капитала духовного. Но разве мы не духовные? Или мы вне списка священного? Разве сами мы не дети тех же духовных – священников, диаконов; разве мы и дети наши что-либо чужое им? Разве мы, как духовные, по самым ясным церковным правилам, не имеем прав на помощь от Церкви? Разве те дети, которых мы приводим в духовные училища, не для Церкви предназначаются, и не от ней должны получать характер и направление? История показывает, что в те очень древние времена, когда Церковь ещё была под гнётом язычества, она питала и воспитывала не только детей христианских, но простирала свою благотворительность и на детей языческих. У ней, сколько известно, даже установлены были правила, чьим и каким детям предпочтительно следовало давать церковное пособие. Дети служителей веры и Церкви, мученические, исповеднические были на первом, как бы так сказать, плане. Что ж нового или такого, что было бы не в обычае Церкви, делает наше священство, когда поддерживает в воспитании детей причётников? Повторю: разве мы не духовные? Разве, когда мы предназначаем своих детей для целей Церкви, они не стоят пособия церковного? Кто ж будет стоить больше? Дети мирян? Сочинение «об улучшении быта духовенства собственными средствами духовного ведомства» желает, чтобы за отдачею пахотной земли в пользу причётников, дети их уже были исключены из права пользоваться духовно-училищными пособиями, и в духовные училища были принимаемы не иначе как с платою, наравне с детьми мирян. Желая этого, автор сочинения был бы очень несправедлив к таким же, хотя и низшим, служителям церкви, причётникам, если бы он был духовный, и чтобы доказать это, мы могли бы привести слова Апостола, который очень осуждает не промышляющих о своих, паче же о присных (1Тим.5:8).

Закончим это суждение. Причётники по всем правилам церковным – духовные и не могут считаться мирянами. Миряне могут отказывать им в чём угодно, умалить общественные права их и привилегии; но в духовных правах им едва ли может отказать духовенство, не нарушая своих церковных правил. Не способно, худо причётническое сословие; его нужно улучшить – вот всё, что нужно. Как улучшить, с какой стороны подойти к делу, – это указать поможет внимательное углубление в причины, которые послужили к унижению причётнического сословия. Как причётнический класс, так и всё духовенство вообще, могут быть не наследственными; но как скоро кто-либо из мирян сделался священником, диаконом, чтецом или певцом, – он уже духовный и имеет неотъемлемое право на особенное внимание Церкви и на участие в том, чем она пользуется от общества или государства – он и дети его.

17 Февраля 1864 г.

Псаломщик киевск. кад. корпуса П. Розмаинский.

Печатать дозволяется. Киев. 1864. Февраля 24 дня.

Цензор священник Алексей Колосов