Преподобный Серафим: Саров и Дивеево

Содержание

Вступление

Предисловие

Вступление

Знакомя отечественного читателя с исследованием русского католика протоиерея Всеволода Рошко, необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Работу отца Всеволода можно уподобить кропотливому труду реставратора иконы, который делает осторожные промывки, добираясь сквозь позднейшие записи до первоначального образа. Преподобный Серафим Саровский, один из величайших русских святых, почил в 1833 году. И тем не менее к моменту его канонизациии в 1903 году оказалось, что его облик затемнен всевозможными легендами. К счастью, за несколько лет до канонизации его почитатель, впоследствии епископ, мученически окончивший свою жизнь в 1937 году, гвардейский офицер Леонид Чичагов, проделав кропотливую работу над архивами Дивеевской общины, опубликовал в 1897 году труд с Летопись Серафимо-Дивеевской обители». Первое издание вышло в конце XIX века, и поэтому в своем исследовании Л. Чичагов многого не мог сказать прямо. В это время властвовал всесильный обер-прокурор Святейшего Синода, воспитатель Александра III – К. П. Победоносцев. Духовная цензура довлела над церковными историками и богословами, и невозможно было помыслить, что в житии могут быть упомянуты какие-либо внутримонастырские конфликты. Поэтому труд Л. Чичагова как в первом, так и во втором издании (1903) полон умолчаний.

В начале XX века Л. Чичагову, уже ставшему монахом ¹, удалось убедить императора Николая II в святости преп. Серафима. Велением императора канонизация была намечена на лето 1902 года. Но всесильный К. П. Победоносцев отказался выполнить требование императора и передал вопрос на рассмотрение Святейшего Синода. В течение года шла работа по сбору свидетельств, необходимых для причисления к лику святых Саровского подвижника. Именно в том, 1903 году возник нездоровый ажиотаж вокруг имени преподобного. Немало усилий проявил журналист С. А. Нилус, стремясь оттеснить Л. Чичагова, который к тому времени стал Орловским епископом Серафимом. С. А. Нилус встречался с вдовой Н. А. Мотовилова, уже весьма пожилой дамой, с монахинями, еще помнившими преподобного Серафима, собирал всевозможные воспоминания – все это вошло в его книгу «Великое в малом», первое издание которой вышло к моменту канонизации преподобного – летом 1903 года. Встает вопрос: почему так спешил С. А. Нилус? Ведь епископ Серафим (Чичагов) к тому времени выпустил свою – «Летопись» вторым изданием? Дело в том, что неудачливого журналиста С. А. Нилуса прочили в духовники императора. Казалось, что этому должна была способствовать его женитьба на фрейлине императрицы Е. Озеровой. Именно этим объясняется поспешная и неряшливая работа Нилуса, человека довольно неразборчивого и склонного к фантазиям, приведшая к значительным искажениям образа Н. А. Мотовилова. В его книге «Великое в малом» Мотовилов предстает то мечущимся дворянским интеллигентом, то почти юродивым, то святошей. На самом деле этот человек до конца нес все послушания, возложенные на него преподобным Серафимом. Его жизнь еще ждет своего биографа.

Печально, что на протяжении последующих лет были затеряны архивы Дивеевской обители, и те 20 тетрадей, которые не успел или, понимая, что цензура не пропустит их, даже и не пытался опубликовать Л. Чичагов, тоже исчезли. Вместо этого вокруг имени преподобного, уже после канонизации, продолжали наслаиваться мифы. До сегодняшнего дня мы не имеем достоверного и критически выверенного жития преподобного Серафима. Именно этим обстоятельством и продиктована работа покойного отца Всеволода Рошко. Следует признать, что порой она перерастает рамки задуманного: Саровский монастырь в первой половине XIX века воспринимается после прочтения книги как символ законничества и фарисейства, столь неугодного Богу ².

Предлагая вниманию читателей объемное исследование протоиерея Всеволода Рошко (1917 – 1984) о преподобном Серафиме Саровском, мы отдаем себе отчет, что о нем существует огромная литература³ . Казалось бы, стоит ли возвращаться вновь к его жизни, тем более что это исследование создано русским католиком? Несмотря на то что о преподобном Серафиме написано много книг, до сих пор еще не создано подлинно научного агиографического исследования. Этот пробел решил восполнить отец Всеволод. Он не успел завершить свой труд, и лишь после смерти при участии его старшего брата, протопресвитера Георгия Рошко, настоятеля Русской церкви в Париже, шесть разрозненных статей были объединены в один том и изданы в Париже на французском языке⁴. Как попытка первого научного исследования вслед за монографией В. Н. Ильина книга отца Всеволода имеет несомненную ценность, хотя, к сожалению, она создавалась в Париже и Иерусалиме, вдалеке от подлинников и российских архивов. И тем не менее она интересна не только для ученых-богословов. Исследование проливает свет на подлинные отношения, сложившиеся между преподобным Серафимом и братией Саровского монастыря, о которых даже его биограф Л. Чичагов лишь намекает. Исследование вплотную касается забот преподобного о дивеевских монахинях, а также немало рассказывает о его учениках и позднейших биографах. Благодаря исследованию отца Всеволода, становятся ясными многие предсказания преподобного Серафима, которые и поныне толкуются вкривь и вкось, в отрыве от подлинных событий и исторического фона.

Несомненно, стоит хотя бы кратко рассказать об авторе книги. Его отец, Леонид Александрович Рошко, был морским офицером и служил на Черноморском флоте. Старший брат отца, Владимир, был офицером Крымского татарского войска и в августе 1914 года служил при штабе генерала Самсонова. Жена Леонида Александровича, Мария Алексеевна Александрова, имела огромные доходы от текстильных фабрик. Это была состоятельная, глубоко культурная семья, имевшая квартиры в Петербурге и Москве, имение в Тульской губернии в Чернском уезде, дом в Одессе и замок во Франции, в Каннах. Будущий священник, Всеволод, родился 12 мая 1917 года в Москве. После революции, в конце 1917 года, родители с тремя детьми (Всеволод был младшим) уехали в Японию, где прожили несколько месяцев. Летом 1918 года семья Рошко перебралась в Калифорнию, где прожила около двух лет. В начале 20-х годов они вернулись в Европу, недолго прожили в Париже, а затем переехали в Германию. Впоследствии, в 1923 году, окончательно обосновались в Париже.

Будущий священник окончил среднюю школу в 1936 году в Париже и поступил в университет. В 1934 году его старший брат Георгий самостоятельно, без каких-либо влияний извне, принял католичество и на следующий год поступил в Духовную академию в Риме. Всеволод вслед за братом также принял католичество и решил стать священником. Сначала он поступил в доминиканский монастырь, а в конце войны в Духовную академию в Париже. После войны поехал в Рим. Там был рукоположен в 1946 году в сан священника. Старший брат, несмотря на то что во время войны был уже священником, служил во французской армии в чине майора. Когда происходила хиротония Всеволода в Риме, отец Георгий находился в Берлине. После рукоположения отец Всеволод (а он стал католиком по православному обряду) обслуживал лагерь русских беженцев в Италии. Но вскоре его направили в Аргентину, в Буэнос-Айрес, где он прослужил до 1950 года. Затем его перевели в Чили, где в течение полутора лет он служил в Сантьяго де Чили. Но поскольку там было мало русских эмигрантов и еще меньше католиков, то вскоре он вернулся в Париж.

Много раз они обсуждали с братом положение дел на Аляске, где в XIX веке проживало много православных – как русских, так и эскимосов и аулетов. Как-то отец Всеволод сказал брату: 4 Если ты считаешь, что там нужен священник, то я готов поехать туда». Вскоре он получил разрешение из Рима и отправился в США. Поселившись на Аляске, он прожил там десять лет. Его служение протекало в городке Диллингеме, где он сам выстроил небольшой деревянный храм и церковный дом ⁵. Он посещал деревни, где жили православные, поскольку православных священников не хватало и они наезжали не чаще раза или двух в год. Отец Всеволод крестил, проповедовал, венчал, отпевал. Он жил отшельником, много работал, изучал и писал. Его любили аборигены. Условия жизни были тяжелыми, и, когда старший брат навестил его по пути в Японию, он понял, что дольше отец Всеволод оставаться в Диллингеме не может – его здоровье было подорвано непосильным трудом и тяжелыми жизненными условиями.

В 1964 году в Иерусалиме по просьбе папы Павла VI при поддержке антиохийского патриарха Максима IV был открыт Дом для бедных паломников, известный ныне как «Дом Авраама». Директором Дома был назначен высококультурный священник отец Желил. По рекомендации отца Георгия Рошко его заместителем был назначен отец Всеволод, прекрасно знавший Православие. Покинув Аляску, он поселился в Иерусалиме, где прошли последние восемнадцать лет его жизни. Дважды он посещал Россию – в конце 70-х годов и начале 80-х. Сухощавый, сутулый, немногословный, казалось, что он был совершенно отрешен от обычной мирской жизни, от ее забот и суеты. Однако это было обманчивое впечатление. Он внимательно наблюдал за тем, что происходило вокруг него и всегда, когда требовалось, спешил прийти на помощь. Он неоднократно встречался с отцом Александром Менем, которого ценил как пастыря и богослова, с другими московскими священниками ⁶ . В те краткие приезды он запомнился как человек, с неподдельным интересом относящийся к жизни Русского Православия. В нем жила творческая и действенная вера. При его непосредственном содействии был издан на Западе «Детский молитвослов», который вместе с детьми был создан здесь, в Москве. Он любил пошутить и ценил хорошую шутку. Любил говаривать: «Тут, на Святой Земле, лукавому запрещено пребывать, на то она и называется Святой. Поэтому он вынужден скакать с одного плеча на другое». Сохранилась его переписка с отцом Александром Менем, к сожалению изданная только частично.

Круг его научных и богословских интересов был достаточно широк. Его перу принадлежат несколько статей, в том числе посвященных истории Православия на Аляске, протопопу Аввакуму и его мученичеству ⁷, ряду восточных святых, в том числе палестинскому юродивому Симеону Саллосу. Отец Всеволод болезненно переживал раскол между Православием и Католицизмом. Будучи католическим священником, он писал в одном из писем отцу Александру Меню: «Латинские подвижники, наверное, не хуже наших, но они пошли по очень свободному пути. После сорока лет общения их молитвенный путь остается мне чуждым. Я чувствую то же самое, что и X., которая вам писала, что во время Недели единения она нашла общий молитвенный язык только… у эфиопов! И у армян найдешь, и вообще в Восточных Церквах, но отнюдь не в Западных. Это трагедия и никто ее не признает, только кое-кто смутно ощущает…»⁸ Оставаясь в душе русским человеком, он относился к Католичеству с особой требовательностью, признавая в то же время его достоинства: «Вопреки своей репутации католический дух отличается уважением к нашему одиночеству перед Творцом. В нем есть особая мудрость, особая чуткость к дуновению Духа Святого. Духовный отец и сам верующий судят не только в свете Предания, но и прямым распознаванием путей Божиих, которые могут быть совершенно новыми. То, что повседневная жизнь полна промахов, – это другое дело. Конечно, такую мудрость найдешь и у православных, но это отдельные мудрецы, а не соборная мудрость. Тут Католическая Церковь оказывается более Соборной, чем Православная» ⁹.

Благодаря сохранившейся переписке можно проследить, как шла работа о. Всеволода над исследованием о преподобном Серафиме. Поначалу он не предполагал, что она вырастет в объемный труд. В своем предисловии к французскому изданию о. Руло подробно рассказывает, как из разрозненных статей была реконструирована эта книга. Мы же еще раз вслед за о. Всеволодом пройдем путь его поисков. Начало работы над исследованием источников следует отнести к октябрю 1979 года, когда о. Всеволод вернулся после своей первой поездки в Россию. Он начинает работу над житием Саровской юродивой Пелагеи и ищет на Западе журнал, который мог бы опубликовать его статью. В письме от 8 августа 1980 года он сообщает, что статья о юродивой Пелагее выйдет осенью и тут же добавляет: «Сейчас пишу об Аввакуме как образце русской религиозной темноты, но и стойкости в своих убеждениях»¹⁰. Вернувшись в Иерусалим после второй поездки в Россию, он пишет: «В библиотеках Франции я нашел много материала и сейчас окончил новый труд «Житие преп. Серафима и историческая критика"….Житие преп. Серафима нераздельно от судьбы Дивеевского монастыря, как Евангелия нераздельны от Деяний апостолов…»¹¹

Все глубже вовлекаясь в работу, отец Всеволод попутно изучает биографии С. А. Нилуса, которого весьма удачно определяет как «мифомана», оптинского старца Варсонофия, которого удалил из Оптиной пустыни тот же самый епископ Серафим Чичагов, добившийся незадолго до этого удаления из Оптиной самого С. А. Нилуса, проживавшего неподалеку от монастыря вместе с женой и прежней любовницей. Немало вопросов у отца Всеволода возникает в связи с публикацией Нилусом знаменитой «Беседы преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым». Он пишет: «Без сомнения, идея «Беседы» гениальная, хотя и порочная в своем изложении. Это учение св. Макария Великого. Сама церковь начинает всякий обряд тропарем «Царю Небесный». Откуда появился этот документ? Ответ – вместе с «Протоколами Сионских мудрецов». Его опубликовал человек, который обнародовал «Великую Дивеевскую тайну». Значит, источник более чем подозрительный. Его объяснение о находке рукописи – нелепая басня….В сущности «Беседа» – это богословский трактат, который написан человеком, отлично знающим учение исихастов, но забывшим православные догматы. Все строится на том, что только дуновение Духа Святого отличает человека от животного. Ужас охватывает, когда стараешься вывести следствия из подобного основания… А между тем преподобный Серафим особо чтил Учителей Православия и «на память пересказывал о них целые отделения» (Летопись, с. 198). И не Нилус, конечно, написал этот документ, как не он сочинил «Протоколы». Но в стилистике начала и конца «Беседы» чувствуется перо Нилуса – профессионального журналиста. Неплохо написано! А у Мотовилова бесцветный слог. Его выдающаяся черта – бесцветная объективность…

…О «Беседе» я начну писать только в том случае, когда окончу разбор всех доступных мне источников. Первая моя статья будет об источниках, кроме Чичагова и Нилуса. Вторая – о Чичагове и архивах. Но для этого мне нужно сделать полный разбор Чичагова… Не знаю, кто рискнет опубликовать мои разыскания? Получится целая книга, которая наверняка вызовет такой шум! Если Богу угодно, батюшка Серафим поможет! Преподобного Серафима весьма чтут католики» ¹² .

Вскоре отец Всеволод сообщает: «Я окончил критический разбор источников о преподобном Серафиме. 4-я статья плюс статья-синтез предназначена не для русских читателей, где я могу выразиться ясно, критиковать и где я не обязан что-то доказывать, плюс аналитический список имен (пока только сестер). Этот последний труд я не надеюсь опубликовать, так как он интересует только исследователей… Вышла сейчас 2-я и 3-я статьи. Как будут реагировать православные, еще неизвестно. Теперь окончен критический разбор. Если реакция будет неблагожелательной, я начну на основе моего аналитического списка, большую статью пересказывающую, как каждая из восьми главных свидетельниц видела преподобного Серафима» ¹³.

Спустя год, побывав во Франции, 13 апреля 1984 года отец Всеволод писал: «Вернулся и стал разбирать свои записки и насвежо стал писать свою 6-ю статью: «Биография преподобного Серафима – мифы и действительность». Вот сейчас только окончил. Скоро выйдет моя 5-я статья. Кажется, мои труды пользуются успехом. Православные читают с интересом. Радио Ватикана что-то регулярно передает по-русски. Просят написать статью «Преподобный Серафим Саровский» для большой Духовной энциклопедии» ¹⁴ .

Попутно отец Всеволод занимается изучением «Рассказов странника своему духовному отцу». Наряду с «Беседой» этот анонимный сборник является одним из высочайших произведений духовной литературы России XIX века. Отец Всеволод замечает: «Рассказы» пользуются большим успехом на Западе. Были изданы несколько раз по-французски, по-английски, по-итальянски, по-немецки, наверное, по-испански, даже по-арабски и пояпонски. Известно, что они были сперва опубликованы Паисием, бывшим Саровским монахом. Епископ Феофан Затворник пишет, что их поправил, дополнил (письмо 1156) и отослал для переиздания. Первоначальное издание нигде не найти. Вот я случайно нашел один лист из первоначального издания – 4 страницы и еще из самого центрального эпизода: конце первого рассказа. Из четырех страниц епископ Феофан сделал одиннадцать – прибавил подробные поучения и испортил красоту и благородство народного слога. А первоначальный текст вполне ортодоксальный, как утверждает сам епископ Феофан ¹⁵ .

В предыдущем письме я писал ему о своих впечатлениях и встречах с представителями Зарубежной Синодальной Церкви в США. Тогда у меня возникло ощущение, что «карловчане» удивительно «совпадают» с консервативным крылом Русской Православной Церкви, при том, что обвиняют поголовно епископат и священство в сотрудничестве с безбожными властями. Отец Всеволод писал: «…Мой брат говорит о вырождении карловчан. Но многие, особенно из молодых, не фанатики. С канонизацией царской семьи вышло неловко: молебен уже не смеют служить, а миряне недоумевают, почему больше не служатся панихиды по убиенным» . В последнем письме он сообщает: «Только что закончил 6-ю и последнюю статью разбора. Выходит всего 78 машинописных страниц. Слава Богу, что довел дело до конца. Сейчас, наверное, опубликована 5-я статья» ¹⁶ . В этом же письме, намереваясь продолжить исследование, просит прислать выдержки и цитаты о преподобном Серафиме из журнала «Кормчий». Но эту работу ему не суждено было завершить.

Последнее письмо я получил от отца Всеволода за три дня до его смерти – 11 декабря 1984 года. Он собирался поехать во Францию, где намеревался пройти медицинское обследование, и размышлял о смерти: «27-го поеду во Францию, где проведут исследования моих коронарных сосудов. И быть может, решатся на операцию. Если решатся на операцию, значит, она не такая опасная. Ведь и сейчас жизнь моя вполне сносна. Вообще могу сказать, что это мало меня волнует. Сколько трагедий во всем мире – а что я? Если мне суждено скоро встретиться с преподобным Серафимом, то разве это такая беда? Или он не одобрит того, что я о нем писал?..» В этом же письме он сообщает, что только что завершил шестую, последнюю статью о житии преподобного. Размышляя над подвигом преподобного Серафима, отец Всеволод пишет: «Дальше что? О многом можно писать, но едва ли мне суждено долго жить. Наблюдая за жизнью своих друзей, мне вчера пришла мысль, что самое главное, что стоит сказать, – то, что преподобный Серафим был мудр, как змея, и прост, как голубь, т. е. он в совершенстве исполнил заповедь о любви к ближнему» ¹⁷ . Это прозрение отца Всеволода не случайно – своей жизнью он так же исполнил евангельскую заповедь о любви к ближнему. Будучи бессеребреником, он постоянно помогал словом и делом всем, кто в этом нуждался. Поэтому не случайно, что его книга сегодня возвращается в Россию. Он немало трудился для России, именно поэтому безвременно погибший отец Александр Мень считал, что важно перевести его исследование о преподобном Серафиме на русский язык и ознакомить с ним русских читателей.

Сегодня мы имеем два образца православной агиографии: житие старца Силуана, созданное архимандритом Софронием (Сахаровым), и житие архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) – М. А. Поповского. В них сочетаются трезвый взгляд, литературное дарование авторов и достоверность.¹⁸ Безусловно, они должны стать образцами отечественной агиографии. Остается надеяться, что исследования протоиерея Всеволода Рошко послужит импульсом к созданию достоверного жития одного из величайших русских святых – преподобного Серафима Саровского ¹⁹. Книга выходит благодаря поддержке протопресвитера Георгия Рошко. Приносим благодарность работникам библиотеки Московской духовной академии за помощь в разыскании и выверке многочисленных цитат, а также директору издательства «Мартис» В. П. Леге за неизменную помощь.

Сергей Бычков

Предисловие

«Когда Бог создает святого, Сатана создает его биографа». Эта шутка Гюисманса содержит долю истины, как показывает случай св. Серафима Саровского. Не все жития преп. Серафима сомнительны, но многие; известно, что одним из его агиографов был не кто иной, как Сергей Нилус, печально известный благодаря публикации общепризнанной фальшивки под названием «Протоколы Сионских мудрецов». Так вот именно Нилус опубликовал и «Беседу». Поэтому никого и не удивляет, что эта подлинная жемчужина русской духовности дошла до нас в такой форме, где высказывания св. Серафима перемешаны с совершенно чуждыми ему теориями, источник коих следует искать в «Истории души» (1830) Шуберта, последователя Шеллинга, учение которого проповедовал в Киеве около 1840 года Феофан Авсенев. Следует весьма осмотрительно изучать данный текст, содержащий одновременно замечательное учение о Святом Духе и доктрину (сотворения мира и т. д.), восходящую скорее к натурфилософии, чем к традиционному учению Церкви.²⁰

Становится понятным, почему отец Всеволод Рошко счел необходимым предпринять критическое исследование имевшихся в его распоряжении источников. Оно было предварительным условием для достойного разговора о св. Серафиме. Отнюдь не сомнения в святости преп. Серафима, но, напротив, как раз убежденность в его выдающейся святости побудила автора не страшиться исторической критики; он знал, что такое сопоставление, даже мелочное и детализированное, лишь возвеличит подлинного святого.

В ходе работы отец Рошко встретился с дополнительными трудностями: со времени канонизации преп. Серафима так и не были опубликованы подлинные свидетельства, но только их обобщение. И хотя данное обобщение представляет собой объемистый том, оно все же не в состоянии заменить собой первоисточники. Оригиналы же хранятся в СССР, и слишком мало шансов, что они будут опубликованы или станут доступны. Оставалось использовать под критическим углом зрения те источники, которые до нас дошли.

И здесь автор столкнулся с неожиданным сюрпризом, но на этот раз счастливым. В свидетельствах о преп. Серафиме столь велика доля чудесного, что историк не решался приводить факты, сомневаясь в правдивости свидетелей. Однако тщательное изучение различных свидетельств, собранных перед канонизацией преп. Серафима, доказало, что свидетели превосходны и к приводимым фактам следует относиться весьма серьезно. Это убеждение все более ясно вырисовывалось перед отцом Всеволодом Рошко и вдохновляло его исследование.

В продолжение работы историку стало очевидно и другое: центр тяжести жизни преп. Серафима переместился из Сарова в Дивеево. Чтобы быть точными, заметим, что большинство существующих биографий делает упор на Саровском монастыре, монахом которого был отец Серафим, в то время как исследование о. Всеволода показывает, что основной деятельностью святого были его труды по устроению Дивеевского монастыря.

Это изменение не столько географического, сколько духовного порядка. В своем собственном монастыре преподобный столкнулся с немалыми трудностями и даже подвергся гонениям. Понятно, что это не нашло отражения в житиях, опубликованных в Сарове. В то же время сверка с заповедями блаженства – включая блаженство быть изгнанными – лучший критерий святости, дополнительная иллюстрация этого – жизнь преп. Серафима. Отец Всеволод считал своим долгом руководствоваться этой мыслью.

Таков вкратце маршрут поисков о. Всеволода Рошко. Таковы некоторые основополагающие истины, одухотворившие его поиски и по мере продвижения работы ожившие перед ним во всей неопровержимости.

Что касается объединенных здесь этюдов, то первые шесть были опубликованы с 1983 по 1985 год в журнале «Пламя», в Центре русских исследований в Медоне. Они дополнены обобщающим эссе «Святой Серафим перед лицом исторической критики», опубликованном им в журнале «Христианский Ближний Восток» (ХХХШ, 1983).

* * *

Сказав несколько слов о статьях, необходимо напомнить о главном: о духе, вдохновившем этот труд. Лучше всего предоставить слово самому о. Всеволоду. 21 ноября 1984 года – после первого приступа болезни, когда он почувствовал, что не успеет завершить свой труд о преп. Серафиме, – он писал другу: «Наконец я перешел к работе над последним критическим этюдом. Собственно агиографическая работа потребует некоторого времени для размышлений, чтобы сменить регистр…

Но неважно: Серафима так любят, что кто-нибудь другой не преминет это сделать. Я вскоре встречу преп. Серафима, и он спросит меня: «Верно ли ты говорил обо мне?» Вот в чем вопрос. Всю жизнь я боялся ложных мыслей ничуть не меньше, чем дурных поступков. В самом деле, ведь Бог – это не только Любовь, но и Истина».

Отец Всеволод Рошко скончался в Иерусалиме 13 декабря 1984 года. Шестой этюд оставался незавершенным на его рабочем столе.

Поскольку таково было его собственное желание, пожелаем и мы, чтобы этот предварительный критический труд побудил кого-нибудь из молодого поколения создать новое житие преп. Серафима, более точное и правдивое, которое поможет нам лучше узнать и полюбить того, в ком столько смирения и света.

Франсуа Руло