Запрет на вопросы и ирония переводного атеизма
Содержание
Искать истину самостоятельно Переводной атеизм Мир государственного атеизма Тоталитарная природа «научного атеизма» За вами никто не гонится
Искать истину самостоятельно
Одна из постоянно возникающих претензий атеистов к религии – «Вместо того чтобы учиться отличать истину самостоятельно, вам просто говорят, во что надо верить».
Как я недавно прочитал в одном атеистическом сообществе,
«Религии ненавидят вопросы. Они их просто не выносят. Почему? Потому что вопросы – это кислота для догм. Вопросы разъедают «священную истину» так же, как здоровый скептицизм разъедает рекламные обещания.
Религия хочет, чтобы ты сидел тихо, кивал и повторял заученные фразы. Не думал, не сомневался, не искал. Потому что правда опасна. Правда в том, что недоказанное остаётся недоказанным, что вера – это не знание, а просто очень настойчивое желание верить».
Этот упрек повторяется очень часто и входит в стандартный набор любого атеистического сайта. Его стоит рассмотреть подробно.
Он интересен тем, что за ним стоит несколько подразумеваемостей. Например, «Без рассуждения следовать тому, что тебе говорят, – неправильно; ты сам несешь ответственность за свою жизнь и не должен делегировать самые важные в ней решения (такие, как выбор мировоззрения) другим; ты должен сам думать за себя».
Не стоит плыть по течению, не разобравшись с тем, куда, собственно, это течение движется и хочешь ли ты туда. И, возможно, мне стоит сразу обозначить, что этот тезис истинен. Просто дать течению уносить себя, а окружению – диктовать свои убеждения было бы трагически неверно.
Разногласия возникают дальше, когда критики религии провозглашают, что вера означает именно это. Отказ от личного поиска, личного выбора и личной ответственности. Пассивное следование за большинством. Бездумное принятие навязанных другими представлений и провозглашение лозунгов вместе со всеми остальными.
Эмоциональная привлекательность атеизма строится на романтике прометеевского бунта. Отважный юноша (или девушка) решается бросить вызов душному, лицемерному и замшелому окружению, посмеяться над страшными сказками и смело войти в просторный, залитый солнцем и продуваемый свежим ветром мир «разума и науки».
Как пела в одном из своих альбомов, вдохновленном как раз «новыми атеистами», группа Nihgtwish:
«Пронесись по небу с каждым метеоритом,
Обратись к жизни, открой свой разум,
Насмехайся над ортодоксами, упивайся жизнью!»
Именно так видят себя многие энтузиасты «научного атеизма». Однако люди моего поколения, успевшие застать СССР в сознательном возрасте, могут заметить иронию этой ситуации. Об этой иронии стоит сказать подробнее.
Переводной атеизм
В интернете есть немало энергичных и красноречивых русскоязычных авторов, нападающих на нашу веру с позиций «научного атеизма», который мне кажется более точным обозначить как «наивный сциентизм».
Но то интеллектуальное и культурное направление, к которому они принадлежат, определяется не ими – его центр находится в англоязычном мире, и его ведущие авторы говорят по-английски. В русском интернете вы легко узнаете вариации на тему публицистики Ричарда Докинза, Кристофера Хитченса, и других британских ученых (и британских же публицистов).
Это само по себе не хорошо и не плохо – истина не имеет национальности и гражданства, и иностранное происхождение какого-то интеллектуального течения никоим образом не может быть серьезным доводом против него. Да и сами эти авторы не оригинальны, следуя французским, немецким и, не в последнюю очередь, советским атеистам.
Но такой «переводной» характер нашего современного атеизма создает ситуацию, когда риторика, возникшая в совершенно другой среде и обращенная к совершенно другим людям, некритически переносится в наши снега.
Англоязычный атеист, как правило, обращается к людям, для которых христианство – это никогда не прерывавшаяся часть семейной традиции, с которой он и призывает смело порвать.
Ричард Докинз начинает свой бестселлер «Бог как иллюзия» с обращения к читателю:
«Уверен, что в мире существует огромное количество людей, воспитанных в лоне той или иной религии, и при этом они либо не чувствуют с ней гармонии, либо не верят в ее бога, либо их тревожит совершаемое во имя религии зло. В таких людях живет смутное желание отказаться от веры родителей, их тянет это сделать, но они не сознают, что отказ является реальной возможностью... Если вы чувствуете, что увязли в религии, в которой вас воспитали, стоит задать себе вопрос, как это произошло. Скорее всего, веру внушили вам в детстве. Если вы религиозны, то более чем вероятно, что ваша вера совпадает с верой родителей. Если, родившись в Арканзасе, вы считаете, что христианство – истинная религия, а ислам – ложная, и если при этом вы сознаете, что, родись вы в Афганистане, ваши убеждения были бы прямо противоположными, то вы – жертва внушения. Mutatis mutandis – если вы родились в Афганистане».
Читая эти слова, трудно не засмеяться в голос. Я, как и многие из тех, кто читает это, родились вовсе не в Арканзасе и не в Афганистане, а в СССР, и религия, которую нам вбивали в детстве, была как раз «научным атеизмом». Но для многих англоязычных, прежде всего американских, читателей эти слова вполне соответствуют их опыту. Им действительно внушали веру в детстве.
В англоязычном интернете легко найти рассказы о «деконверсии», отпадении от веры. Это очень занятный жанр, который зеркалит принятые в протестантском мире миссионерские рассказы «как я обрел веру во Христа».
Конечно, все истории разные, и каждый случай уникален, но, наверное, самый распространенный тип «деконверта» – это юноша (реже девушка) из глубоко религиозной семьи, выросший в маленьком городке, где не прийти в воскресенье в церковь просто неприлично, соседи не поймут.
Этот юноша переезжает в другой город, чтобы поступить в колледж, и тут он обнаруживает, что его преподаватели и соученики – неверующие. И ничего, черти их до сих пор не забрали. Оказывается, мир можно видеть в совершенно другой, атеистической оптике. При этом, как это бывает с юношами, только что покинувшими отчий дом, седьмая заповедь представляется ему невыносимо тягостной. И он охотно дает себя убедить, что Бога нет, и он волен следовать своим желаниям.
Такой юноша – идеальный адресат проповеди англоязычных «научных атеистов», которые стараются ободрить и поддержать его, ослабить его стыд и страх перед своей семьей и соседями.
В США до сих пор во многих местах атеизм – это некоторый вызов. Человек, громко и гордо заявляющий о своем неверии, идет против течения, нарушает общественные условности. Конформисты, которые просто не задаются мировоззренческими вопросами, «по умолчанию» христиане, а вот чтобы стать атеистом, нужна какая-то внутренняя работа, какой-то живой интерес к проблеме.
Конечно, и в США это далеко не всегда так – есть места, где, напротив, косо посмотрят на традиционных христиан. Но пафос англоязычного атеизма – это пафос юноши, который вырвался из душных объятий религиозной семьи в большой мир, где он сам решает, как ему дальше жить.
Это во многом пафос подросткового бунта – восстания против навязанного взрослыми почтения к именам и ценностям, которые входящий во взрослую жизнь человек больше не хочет считать своими.
Грубые шутки про религию, которыми полны атеистические группы в Сети, – это не попытка кого-то убедить. Это именно поведение подростка, прощупывающего границы. Желание свергнуть с себя груз религиозного воспитания.
Это напоминает анекдоты (по большей части совершенно неостроумные) про тт. Ленина, Дзержинского и Крупскую, которые рассказывали друг другу советские пионеры и комсомольцы. Смех, несколько нервный, вызывался другим. Дерзким непочтением к тому, что общество навязывало как что-то обязательное к почитанию.
Это восстание человека (обычно очень молодого) против попыток навязать ему веру, которая так и осталась ему чужой.
Возможна ли ситуация, когда человека удерживает в религии не искренняя вера, а конформизм, давление со стороны общества, страх утратить социальные связи и подвергнуться бойкоту, а то и репрессиям? Конечно, таких ситуаций сколько угодно. Во многих местах планеты так оно и есть. Где-то вы сильно испортите себе жизнь, заявив о своем атеизме. Как горько жалуется популярный автор Роберт Сапольский,
«В 52 странах мира атеизм карается смертью или тюрьмой. Большинство американцев плохо относятся к атеистам, и предубеждения против них распространены даже шире, чем предубеждения против мусульман (которые занимают второе место), афроамериканцев, гомосексуалистов, евреев или мормонов. Такое негативное отношение имеет самые серьезные последствия. Присяжные на учебных судебных процессах часто приговаривают атеистов к более длительным тюремным срокам; адвокаты повышают вероятность благоприятного судебного решения, подчеркивая религиозность своего клиента; люди перемещают имя предполагаемого атеиста вниз в гипотетической очереди на пересадку органов; родителям-атеистам отказывают в опеке над детьми. В некоторых штатах до сих пор действуют законы, запрещающие атеистам занимать государственные должности; в более просвещенных местностях атеистов реже избирают на выборные должности. В США атеисты чаще верующих страдают от клинической депрессии, и какая-то часть этого разрыва, вероятно, отражает маргинальный статус атеистов, принадлежащих к меньшинству (согласно опросам, среди американцев их около 5%)».
В этом контексте призывы «подвергать всё сомнению» могут звучать остро и свежо – «общество, соседи, учителя и папа с мамой требуют от меня верить так-то, но я буду думать своей головой!»
Вполне вероятно, что где-нибудь в городе Смитерс, штат Мичиган, это действительно смелый вызов. Я как-то говорил с одним американцем из этого городка, который рассказывал, что узнал о самом существовании безбожников на уроке истории, когда они проходили французскую революцию, и изумился чрезвычайно – в его окружении открытое неверие в Бога было чем-то неслыханным.
Вполне возможно, что в этой среде задавать трудные и неприятные вопросы о религии – значит ссориться со своим окружением и портить себе репутацию.
Вероятно, в ней призывы «задавать вопросы» и «не бояться сомнений» звучат действительно смело. Не случайно открытое объявление о своем неверии в этом контексте называется coming out – «выход из» (чулана). То же самое выражение, которое используется для гомосексуалиста, открыто объявляющего о своем образе жизни. Побить, может, и не побьют, но смотреть будут косо.
Неудивительно, что в определенных кругах англоязычного мира пользуются популярностью антиутопии вроде «Рассказа служанки», в которых власть в Америке захватывают религиозные фундаменталисты. Конечно, и в самих США это чистая фантазия, но фантазия, отражающая определенный опыт.
Но когда этот пафос повторяют атеисты в России, это выглядит не вполне к месту – как идущий по зимней Москве человек в ковбойской шляпе. Такие шляпы придуманы, чтобы защищать от палящего солнца Техаса, а не от русских холодов.
Очень мало кто из нас вырос в религиозных семьях; большинство верующих в нашей стране пришли к вере взрослыми и вполне сознательно.
У нас совсем другой опыт, и многим из нас покажется странным ассоциировать атеизм с интеллектуальной свободой и смелым вызовом своему окружению.
Мир государственного атеизма
Я родился и вырос в мире, где общество и государство четко диктовало людям, во что верить, какого мировоззрения придерживаться, кому безоглядно доверять, а кого, напротив, считать опасными обманщиками.
Официально принятое и обязательное мировоззрение транслировалось по всем государственным каналам (а других не было). Оно утверждалось в каждой книге, каждой газетной статье, каждом фильме и каждой радиопередаче.
Публичные сомнения в нём могли сильно испортить вам жизнь – и даже люди, которые относились к идеологии с полным равнодушием и цинизмом, публично произносили все требуемые лозунги.
Поиски истины еще могли существовать в области, например, естественных наук – но в том, что касалось мировоззрения, она была уже «найдена», «твердо установлена» и не подлежала никакому сомнению.
И частью этой «истины» был «научный атеизм». Безраздельно господствовавшее мировоззрение было строго материалистическим, всё сверхъестественное категорически отвергалось. Антирелигиозный пафос современных атеистов, осознанно или нет, почти буквально повторяет пропаганду той эпохи. В этом легко убедиться: книги, журналы и плакаты того времени доступны в Сети.
В годы моей юности массовые кровавые репрессии были уже далеко позади, но быть открыто верующим значило «запороть характеристику» и подвергнуться нигде формально не прописанному в законах, но весьма серьезному поражению в правах.
Всякая вера в Бога считалась вредным, пагубным, постыдным заблуждением. Книга за книгой, фильм за фильмом создавали представление о верующих как о невежественных глупцах, которыми манипулируют алчные негодяи. О Церкви – как о зловещей организации, которая сжигала ученых и железной рукой держала народ во мраке.
Но теперь мрачное средневековье закончилось, «науки ясный свет доказал, что Бога нет», так что не может быть никаких извинений тем, кто предпочитает сидеть во мраке. Формально верующий не нарушал никаких советских законов – но быть застигнутым в церкви означало выдать себя как человека идеологически ненадежного, которому партия не может доверять.
Меня самого пытались однажды отправить в «комсомольский патруль», чтобы отлавливать людей у церкви на Пасху – от чего я уклонился, не по идейным соображениям (я тогда был, как и большинство, неверующим), а из лени.
В позднем СССР были относительно бескровные способы дать понять людям, что им стоит держаться от Церкви подальше.
Я был воспитан именно в «научном атеизме», а встретить в моем родном городке верующего было не легче, чем инопланетянина. Я стал верующим уже во взрослом возрасте именно потому, что стал «учиться и искать истину самостоятельно» и отверг то мировоззрение, в котором был воспитан.
ХХ век показал, что атеизм может воспроизводить именно те черты, которые считались характерным злом религии: принудительное единомыслие, нетерпимость, подавление самостоятельного мышления, интеллектуальную закрытость. В атеистических движениях, относившихся к вере в сверхъестественное крайне враждебно, очень быстро появились «еретики», уклонявшиеся от «линии партии», и репрессии против них.
Когда принуждение прекратилось, единомыслие посыпалось, и многие (меня включая), получив свободный доступ к христианской проповеди, обратились к Богу.
Это точно не диктовалось традицией (мы были воспитаны, как и все, в «научном атеизме») или окружением (неверующим). Очень часто близкие реагировали на наше обращение даже с некоторым испугом и неодобрением, не зная, что им ждать от такого крутого поворота в убеждениях члена семьи. В любом случае это было личным выбором, а не пассивным следованием течению.
Конечно, тут многие воскликнут, что государственный атеизм СССР, Китая или Албании не был «настоящим атеизмом». Это подробно рассматривается в другой статье на «Азбуке веры»1, но пока обратим внимание, что везде, где атеистические движения обретали политическую власть, они использовали её для подавления всех инакомыслящих – и, в частности, верующих. Такова грустная историческая реальность. Зачатки крайне репрессивного общества мы находим и у современных «научных атеистов».
Тоталитарная природа «научного атеизма»
Один из самых заметных и популярных атеистических авторов в мире, британский биолог Ричард Докинз, постоянно говорит о том, что родителей надо лишить права воспитывать детей в их вере.
Например, как он заявил в интервью газете Irish Times, «Необходимо уравновесить права родителей и права детей, потому что, на мой взгляд, равновесие сместилось слишком далеко в сторону родителей. Детей нужно защищать, чтобы они могли иметь нормальное образование и не подвергались навязыванию какой бы то ни было религии со стороны своих родителей».
Другой видный атеист и соратник Докинза, Лоренс Краусс, горячо поддержал его, недвусмысленно призвав ограничить права родителей: «Это означает, что право родителей влиять на формирование расписания своих детей будет ограничено… У родителей, конечно, есть право заботиться о детях и право голоса, однако у них нет права ограждать своих детей от знания. У них нет на это права, так же как нет у них права ограждать детей от здравоохранения или медицины. А те родители, которые так поступают, часто попадают под суд и садятся в тюрьму, когда не позволяют сделать своему ребенку переливание крови или любую другую необходимую для его здоровья процедуру. А в данном случае ограничение прав родителей необходимо для психического здоровья детей».
Общество, которое до такой степени попирает права родителей, может быть только жестко тоталитарным. «Большой брат», входящий в частные дома, чтобы следить, в каком мировоззрении родители воспитывают детей, подразумевает общественное устройство, где не только у верующих родителей, но у граждан вообще нет никаких прав перед лицом идеологического государства.
Конечно, ни у Докинза, ни у Краусса, ни у их соратников нет политической власти, чтобы осуществить свои идеи – но высказывают они их вполне ясно. Обрети они власть – и СССР эпохи Брежнева показался бы довольно умеренным. И их слова не случайная оговорка.
Это неизбежно следует из их мировоззрения. Они абсолютно точно знают, что истина о мироздании известна им неким безошибочным образом, а взгляды, которые они не разделяют, могут быть только постыдным суеверием. Как сказал Докинз,
«Но на самом деле вы делаете их [детей] более счастливыми, когда разубеждаете в вере, потому что раскрываете им чудо истины. Я имею в виду, что жить в заблуждениях бронзового века, в то время, когда вы могли бы восхищаться великолепием Вселенной в понимании современной науки, – это ужасный позор. И это на самом деле безнравственно, если вы воспитываете детей, внушая им мифы бронзового века так, как будто это правда. Хотя вы можете показывать им чудеса истины».
Горделивое, фанатичное и не терпящее возражений сознание непоколебимой истины своих представлений о мире, вера в то, что те, кто их не разделяет, люди дурные, порочные, опасные и заслуживающие презрения – мы знаем, к чему это приводило в прошлом и к чему это привело бы еще раз, если бы только проповедники «научного атеизма» получили возможность устраивать общество по-своему. Репрессии против верующих тут так же неизбежны, как и в СССР.
Если религия – это такое великое и ужасное зло, как они, похоже, искренне верят, то власть просто обязана защищать от него людей. Тут уж не до соблюдения прав.
Конечно, тезис о том, что воспитание в религиозных семьях угрожает психическому здоровью детей, легко проверить. Это не вопрос веры, это вопрос исследований, которые вполне возможно провести. Более того, они проводились – о чём на «Азбуке веры» есть подробная статья2. В реальности дети из церковных семей более психически здоровы, как и верующие вообще. Но это общая хроническая проблема «научного атеизма» – упорное игнорирование научных данных.
За вами никто не гонится
Итак, вы можете столкнуться с более или менее жестким запретом задавать вопросы как в религиозной, так и в атеистической среде. Сама по себе смелость не плыть по течению и думать своей головой может понадобиться для сопротивления как религиозному, так и атеистическому диктату.
Представление, которое предлагают англоязычные атеистические публицисты – «в детстве, когда вы не могли сопротивляться, вам набили голову религиозной чушью, и теперь вы верите в нее из чистого конформизма, давайте же смело сбросим оковы и путы, и отыщем истину!» в отношении жителей бывшего СССР верно с точностью до наоборот. Если вы успели застать СССР в сознательном возрасте, вам набивали голову именно атеистической чушью, а после его падения, мировоззрение, которое можно было бы назвать преобладающим, было скорее оккультно-языческим. На поляне, выжженной десятилетиями принудительного атеизма, бурно разрослись сорняки.
Даже в наше время, когда отношения государства и Церкви складываются вполне благоприятно, обращение к вере – это чаще всего именно личный выбор. Мало кто вырос в благочестивой семье, и у нас трудно представить себе человека, которому православная вера была бы навязана его окружением.
Наши атеисты часто оказываются в положении людей, которые бегут, когда никто не гонится за ними.
* * *
Примечания
